Как же женщины слабы в своей любви к нам

С момента нашей последней встречи прошло около двух недель. Моя командировка подходила к концу, и я не надеялся больше её увидеть. Желал ли я этой встречи? Спорный вопрос. Я никогда не ложился с ней в одну постель, не касался её губ своими, пошлых мыслей не допускал, да мы с ней и виделись лишь пару раз, но всё же эта женщина что-то всколыхнула в моей груди. Задела за живое струны души. После наших с ней бесед осталось странное послевкусие, как будто мы знаем друг друга всю жизнь.
Чемоданы давно собраны и ждут своего часа, а я всё не решаюсь покинуть эту съёмную квартирку, несмотря на то, что вылет через 4 часа.
А ведь дома меня ждут – жена, дети… Казалось бы, я должен испытывать радость и облегчение, что после долгой разлуки скоро увижусь с семьёй, но… но мысль об этом угнетала ещё больше. И всё же не стоит. Не стоит придаваться пустым иллюзиям. Пора… В последний раз я обвел взглядом моё временное (и теперь уже бывшее) жильё, будто бы прощаясь, взял чемоданы и был готов шагнуть за порог. Нехотя открыл дверь и…
- Здравствуй, - произносит чуть охрипшим голосом она и опускает взгляд. От неожиданности мои пальцы разжались, послышался глухой стук. Ну, всё, руки теперь свободны.
Тишина… Я ничего не мог ответить, как и не мог понять, что меня больше удивило – её приход или же наспех накинутое пальто поверх ночной сорочки. А может эти гематомы по всему телу? Чувствую себя мальчишкой. Так хочется прикоснуться к её лицу, но мы ещё никогда не нарушали личное пространство друг друга. Я был женат, она жила с мужчиной, которого любила, но вот любил ли он её? Ему было просто комфортно с ней. Он позволял себя любить. Правда, после долгих лет совместного сожительства его всё чаще стало раздражать лицо нелюбимой женщины, которое он видел по утрам. Хотел бы уйти, но привязан. Она хотела бы уйти, но любит. А что сейчас? К чему всё это привело?
- Это не правильно, - прошептали мои губы, и я покачал головой.
Мне всё же хватило усилий посадить её в такси и отвезти в полицейский участок. Интересно, моё «неправильно» было сказано ей или же больше себе, чтобы я не вмешивался во всё это? Ещё один вопрос, который останется без ответа…
****

- Я понимаю, мисс, Вам тяжело, но подпишите. Это для Вашего же блага, - чернокожий офицер, поджав губы, попытался понимающе улыбнуться.
Сделав последнюю затяжку, она затушила сигарету, провела ладонью по своим щекам, стирая проступившую солоноватую жидкость и сдержанно, я бы даже сказал уверенно, улыбнулась в ответ. Мне хотелось вскочить со своего места, встряхнуть её за плечи, накричать… Ну сколько можно играть в этот театр, где она мнит себя сильной и независимой? Зачем скрывать всю свою боль за фальшивой улыбкой и покрывать этого поддонка? Зачем?
- Офицер?
- Да?
- Почему за физическое истязание сулит наказание, а за растерзанную душу ничего? Разве нет ничего хуже, когда тело живое, а душа мертва?
Мы с ним переглянулись. Ни я, ни он не знали, что здесь ответить. Но сердце защемило ещё больше. Я до этого момента и представить не мог, насколько эту женщину потрепала её любовь и умение прощать. Это всё оказалось острейшим кинжалом в утонченную спинку, вследствие чего в моих глазах она была смертельно-раненой волчицей. А ведь я всегда её видел улыбчивой, открытой и невозмутимой. Как же сложно ей это давалось – шагать босыми ногами по стеклам. Улыбаться, когда внутри всё надрывается…

По возвращению домой я крепко обнял жену. Она никогда не попрекала меня моей работой и частым отсутствием. Всегда поддерживала, даже когда опускались руки, и учила дочерей не отдаляться от меня, а понимать и ценить каждую минуту, проведённую вместе, ведь мы семья. Моя жена любила меня и была готова идти за мной хоть на край света. Как жены декабристов, последовавших в ссылку за своими «сердцами». Эржебет тоже любила, но её любовь не нашла взаимности, но это не помешало ей идти за своим сердцем.
Вспоминал ли я о ней? Не часто. Но именно благодаря ей я понял, как всё же женщины слабы, несмотря на своё рьяное желание доказать обратное. А особенно, как же они слабы в своей любви к нам…