Д. Фельдман -Никитинские субботники 1920-1930-е гг

Давид ФЕЛЬДМАН (Россия)

ИСТОРИЯ ПИСАТЕЛЬСКОГО ОБЪЕДИНЕНИЯ И КООПЕРАТИВНОГО ИЗДАТЕЛЬСТВА
«НИКИТИНСКИЕ СУББОТНИКИ»
В КОНТЕСТЕ ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОЦЕССА 1920–1930-х гг.


Впервые объединение «Никитинские субботники» официально регистрируется в 1921 году в Москве. Названо оно в честь основательницы и бессменной председательницы — Евдоксии Федоровны Никитиной: у нее на квартире ежесубботне проводились заседания объединения. Тогда же — в 1921 году — официально регистрируется кооперативное издательство писателей «Никитинские субботники». В 1922 году председателем правления кооператива была избрана Никитина, сохранившая пост главы объединения. На «субботниках» под ее руководством собирались писатели, критики и литературоведы; читали свои рукописи, которые затем коллективно обсуждались. И хотя в объединение входили представители враждующих группировок (например, «Перевал» и РАПП), на «субботниках» групповая вражда не проявлялась, как не проявлялась она и в работе кооператива, выпустившего за десять лет свыше двухсот наименований книг общим тиражом более миллиона экземпляров. Издавали «Никитинские субботники» и альманах «Свиток», где печатались члены объединения, причем тоже без различия группировок.
Несмотря на традиционный интерес литературоведов к писательским группам, деятельность литераторского сообщества, которым руководила Никитина, практически не исследовалась. В работе предпринята первая попытка целостного систематического описания подлинной истории «Никитинских субботников». На примере истории этой двуединой организации — объединения писателей, критиков, литературоведов и частноиздательской фирмы — прослеживаются закономерности, свойственные советскому литературному процессу в целом.
В работе использованы архивы писательского объединения, кооперативного издательства и личный архив создательницы «Никитинских субботников» — Никитиной. Эти документы, хранящиеся в Отделе рукописей Государственного литературного музея России, Российском государственном архиве литературы и искусства, Отделе рукописей Российской национальной библиотеки и других учреждениях, а также частных собраниях, впервые вводятся в научный обиход.
Кроме того, анализ деятельности «Никитинских субботников» сопряжен с изучением советской издательской модели, системы связей «писатель — издатель — читатель» в правовом аспекте.
В стабильных социумах законодательная основа издательского дела эволюционирует сравнительно медленно. Изменения, обусловленные новыми правовыми установками, малозаметны на литературно-бытовом уровне, в связи с чем исследователи обычно пренебрегают этим внебиографическим и внеэстетическим аспектами. Но в 1917–1934 годах законодательная основа трижды радикально менялась и, соответственно, менялась издательская модель, причем все новации сразу же проецировались в быт. Сообразно новым правовым установкам, ликвидировались, возрождались и вновь ликвидировались частные издательства, равным образом, частные периодические издания, формировались и распадались литераторские сообщества, менялись поведенческие модели литераторов, функции литературно-художественной критики. В итоге сложилась специфически советская издательская модель, подразумевавшая национализацию полиграфической базы, монополизацию издательского дела правительством с последующей декоммерциализацией, т.е. исключительно бюджетным финансированием, что во многом обусловило уникальность советского литературного процесса как культурного явления. При анализе деятельности «Никитинских субботников» выявляются особенности, присущие в советскую эпоху различным типам литературных сообществ — салонам, кружкам и пр. Подобного рода исследование предпринимается впервые.
Постановка проблемы определяет методы ее решения: при описании и анализе истории «Никитинских субботников» на всех ее этапах исследуются не только материалы архивов объединения, кооперативного издательства, личных архивов, мемуарные источники, эпистолярное наследие участников описываемых событий, манифесты различных литературных организаций, но и законодательные акты советского государства, принятие которых непосредственно влияло на деятельность объединения. В связи с чем используются историко-литературный и сравнительно-типологический методы, позволяющие сквозь призму научной концепции увидеть конкретные литературные факты.
При обзоре печатных источников установлено, что в массовой периодике 1920–1930 х годов крайне редки не только статьи, но и упоминания о «Никитинских субботниках» среди других творческих союзов. И даже авторы специальных работ о литературных группировках не включали в их число «Никитинские субботники». Гораздо более известен был одноименный кооператив. А вот писательское объединение «Никитинские субботники» оставалось как бы в тени, хотя в нем и состояли многие тогдашние знаменитости. Зато почти тридцать лет спустя объединение получило небывалую известность. В 1962 году  в Москве даже открылся музей «Никитинские субботники». Он был сформирован по постановлению Министерства культуры РСФСР в качестве филиала Государственного литературного музея РСФСР. Основой экспозиции стали библиотека и коллекция документов, собранные Никитиной, которые она безвозмездно передала государству в 1957 году. Хранителем этого филиала ГЛМ РСФСР была назначена Никитина, и музей работал до ее смерти в 1973 году. О «Никитинских субботниках» печатались статьи в «Литературной  газете», «Литературной России», «Неделе», «Правде», «Вечерней Москве», «Комсомольской правде», «Труде», «Московском комсомольце», «Учительской газете», «Гудке», журналах «Вопросы литературы», «В мире книг», «Москва», «Нева», «Наш современник», «Наука и жизнь», «Отчизна», «Работница», «Огонек», «Смена» и др.
Почти все статьи так или иначе были связаны с экспозицией филиала ГЛМ РСФСР и биографией Никитиной, почти все содержали один и тот же набор сведений. Согласно этим публикациям «Никитинские субботники» сложились в 1914 году, и входили туда поначалу студенты Московского университета и слушательницы Московских высших курсов, где училась Никитина. Объединение, созданное Никитиной по предложению академика Алексея Николаевича Веселовского, быстро выросло и работало почти двадцать лет. Состояли в нем более ста писателей, литературоведов, критиков, художников и актеров. Среди них — Арго, А. Белый, И.Э. Бабель, М.А. Булгаков, В.В. Вересаев, Ю.А. Веселовский, А.К. Воронский, С.М. Городецкий, М. Горький, Н.К. Гудзий, В.М. Инбер, В.И. Качалов, Л.М. Леонов, А.С. Неверов, А.С. Новиков-Прибой, М.М. Пришвин, П.Н. Сакулин, И.Л. Сельвинский, М.И. Цветаева, Е.Н. Чириков, В.Я. Шишков и др. Инициатором организации издательского кооператива был А.В. Луначарский, тоже состоявший в объединении. Писатели, критики и литературоведы дружно работали вплоть до слияния в 1931 году кооператива «Никитинские субботники» с издательством  «Федерация» и образования в 1934 году единого Союза советских писателей.
Причины возникновения уникального содружества в статьях не объяснялись, достоверность сведений документально не подтверждалась. Примечательно, что даже название и хронологические рамки деятельности объединения и кооперативного издательства не всегда одинаково указывались авторами статей. Разночтения обнаруживаются в современных справочных изданиях, да и в историко-филологических работах последних лет, где упоминаются «Никитинские субботники».
Несоответствие опубликованной истории «Никитинских субботников» современным представлениям о характере литературного процесса — предреволюционной эпохи и периода нэпа — обусловлено прежде всего тем, что история «Никитинских субботников» известна лишь в версии, созданной усилиями самой председательницы объединения — Никитиной. Версию свою она сумела популяризовать именно в 1960 е годы Ее устные рассказы, довольно часто варьировавшиеся, были многократно записаны и тиражированы журналистами в 1962–1973 годах с  учетом конкретной политической конъюнктуры.
Правда, специалисты порою обращали внимание на отдельные ошибки, исправляли их при подготовке научных публикаций по другим темам, однако исправления были локальны, поскольку задача создания подлинной истории «Никитинских субботников» не ставилась. И не только потому, что официальная история многих других — в том числе гораздо более известных литературных организаций — тоже изобиловала ошибками, причем неустранимыми по соображениям политического характера. Главная причина — отсутствие репрезентативной источниковедческой базы.
Архивные материалы, пока работал музей, выдавались по усмотрению хранителя, т.е. выборочно, постольку, поскольку не противоречили никитинской версии, а после смерти Никитиной корпус документов был перемещен в Отдел рукописей ГЛМ РСФСР, где оставался почти недоступным для большинства исследователей до завершения научного описания на рубеже 1980–1990 х годов.
В итоге можно отметить,  что если публикации 1920–1930 х годов не дают достаточной информации о работе «Никитинских субботников» и биографии Никитиной, то публикации 1960–1970-х годов содержат главным образом сведения недостоверные, опровергаемые документально. Вот почему основной материал данного исследования — архив издательства и объединения «Никитинские субботники», а также личный архив Никитиной.
При этом учитывается, что Никитина вносила произвольные изменения и в архивные документы, пытаясь приспособить их для пропаганды своей версии. Однако следы исправлений хорошо заметны, да и сопоставительный анализ документов позволяет с достаточно большой вероятностью восстанавливать первоначальный вариант текста.
«Никитинские субботники» их основательница считала главным делом  своей жизни, и с такой оценкой вполне можно согласиться. История объединения и издательства неотделимы от биографии Никитиной. Однако биография ее до 1932 года известна лишь по публикациям 1960 х годов, т.е. в качестве элемента «легенды» о «Никитинских субботниках». Потому анализ деятельности «Никитинских субботников» целесообразно начать с подлинного жизнеописания Никитиной.
Определить точно дату ее рождения не представляется возможным: даже справочные издания содержат различные сведения — в диапазоне 1893–1896 годов. Но при сопоставлении личных документов Никитиной выявляется, что родилась она не позднее 1891 года в Ростове-на-Дону. Там жила до 1907 года , училась в гимназии. Создательницу «Никитинских субботников» звали тогда не Евдоксией, а Евдокией Плотниковой.
Из Ростова-на-Дону в Москву она уехала по предложению будущего мужа — Николая Валериановича Богушевского. В 1914 году она окончила Высшие женские курсы и с 1916 года была преподавательницей словесности в Черняевском женском училище.
Документального подтверждения не нашли опубликованные сведения о существовании группы «Литературные субботники» или же «Никитинские субботники», созданной по инициативе А.Н. Веселовского в 1914 году. Но некое литературное сообщество усилиями Богушевской все же сформировалось. Составили его гимназисты в 1912–1913 годах, руководил им Н.В. Богушевский, выпускник Московского университета, преподававший в гимназии — первыми участниками собраний были его ученики. Затем кресло председателя перешло к жене, а группу пополнили ее знакомые студенты и курсистки, а также преподаватели Московского университета и МВЖК — знакомые и коллеги мужа.
К 1914 году сложились и определенные традиции — собрания проходили, как правило, по субботам, заранее готовилась программа, иногда даже велись протоколы. На субботних собраниях 1914–1916 годов читались стихи и проза участников, а также историко-литературные доклады; выступали Ю.И. Айхенвальд, Н.Л. Бродский, М.В. Португалов и др. Программы собраний, как правило, озаглавлены «Литературный вечер у Е.Ф. Богушевской», «Литературная суббота у Е.Ф. Богушевской» или просто «Суббота у Е.Ф. Богушевской».
Ни события Первой мировой войны, ни события Февральской революции никак не отразились на тематике собраний. Помимо прежних участников там выступают художник-кубист и поэт Л.Н. Голубев-Багрянородный, М.Д. Ройзман и др. Но к лету 1918 года перерывы между собраниями становятся все более длительными, а затем «литературные вечера» на квартире Богушевской и вовсе  прекращаются.
Возобновились они более чем через полгода, в несколько ином составе и не в Москве, а в Ростове-на-Дону, куда уехала председательница. К тому времени брак с Богушевским распался — она вышла замуж за Алексея Максимовича Никитина. В 1919 году участники еженедельных собраний литераторов на квартире Никитиных решили назвать свою группу «Никитинскими субботниками».
Понятно, что в Москве такого или подобного названия не было и быть не могло. Но как бы ни называлось тогдашнее объединение, характерно, что мемуаристами оно практически не было замечено, хотя в собраниях принимали участие не только начинающие, но и весьма известные литераторы. Парадокс этот объясняется чисто терминологически: участники еженедельных собраний в квартире Богушевских не воспринимались тогда как литературная группа.
Для доказательства такого предположения необходимо обратиться к критериям, применявшиеся в предреволюционные годы к  оценке литературных организаций. Критерии  эти  наиболее отчетливо сформулировали М. И. Аронсон и С. А. Рейсер, исследовавшие под непосредственным руководством Б.А. Эйхенбаума проблемы литературного быта.
На материале XIX в. они выделяют два основных типа: кружок и салон. Кружок — группа литературных единомышленников, ставящих общие литературные задачи  и совместно их решающих. Для салона общность эстетических устремлений вовсе не обязательна, это форма досуга, здесь роль объединяющего фактора играет личность хозяина или хозяйки.
Стоит отметить, что Аронсон, Рейсер и Эйхенбаум считали вполне допустимой экстраполяцию указанных критериев на материал начала XX в., поскольку занимались подготовкой теоретической базы для исследования явлений тогдашнего литературного быта.
С учетом специфики литературно-издательской ситуации данного периода можно выделить четыре типа литературных организаций.
1. Объединения, создаваемые литераторами (профессионалами ли, дебютантами) как своего рода «творческие лаборатории» — для совместного обсуждения написанного. Необходимое условие — общность эстетических воззрений или, по крайней мере, отсутствие существенных противоречий. Организации этого типа функционально соответствуют кружкам предшествующих периодов. Совместная издательская деятельность — если объединение к ней переходит — лишь одна из задач, и не обязательно главная. К таким объединениям относятся, например, «Среда», «Очаг» или Суриковский кружок.
2. «Группы взаимной поддержки», формируемые с изначальной установкой на взаиморекламу и совместную издательскую деятельность. Проблема отсутствия или сглаживания эстетических противоречий здесь важна, но не первостепенна. Подобные организации в более поздний период было принято называть группировками. Для «групп взаимной поддержки» характерным признаком можно считать выпуск намеренно эпатирующего манифеста, а вот для «творческих лабораторий» это признак факультативный. К группам «взаимной поддержки» относились, например, объединения символистов, футуристов, акмеистов и т.п.
3. Профессиональные клубы литераторов, художников и актеров. Для этих организаций терпимость к эстетическим разногласиям — основное правило. Тут в качестве примеров можно привести Московский литературно-художественный кружок (МЛХК), Московский литературный кружок и т.п.
4. Литературные или же литературно-артистические салоны. Тут вопрос об эстетическом единстве участников обычно не ставился, поскольку состав их определялся не коллегиальным решением, но личным выбором хозяина или хозяйки салона. Попытки совместной издательской деятельности для салонов не характерны.
В предреволюционную эпоху это деление вовсе не было строгим. Кружки порою трансформировались в салоны, а на основе салонов возникали кружки, что произошло, к примеру, с «Пятницами Полонского», ставшими основой Кружка Случевского. На уровне же терминологическом кружками, как правило, именовали и «творческие лаборатории», т.е. собственно кружки, и «группы взаимной поддержки», и объединения клубного типа, но не салоны.
Объединение «Литературные субботы у Е.Ф. Богушевской» формировалось по модели кружка дилетантов, затем довольно быстро переродилось в салон, один из многих московских салонов — общей литературной программы у гостей Богушевских не было. И профессиональные литераторы оказывались среди них эпизодически, за исключением давних друзей дома, вроде Бродского или Айхенвальда, которые, кстати, отнюдь не были литературными единомышленниками. Потому «литературные вечера» и обошли вниманием современники, писавшие о кружках. А чтобы запомниться в качестве салона организация, созданная Богушевской, не имела достаточной численности, да и тогдашний статус хозяйки был не высок.
Следует, правда, учесть еще одну причину. И в 1920-е, и в 1960-е годы Никитина прилагала немало усилий, дабы «Литературные субботы у Е.Ф. Богушевской» никогда не ассоциировались с «Никитинскими субботниками», она старательно избегала любых упоминаний фамилии своего первого мужа. Что вполне понятно, поскольку Богушевский, симпатизировавший, как и многие интеллигенты, партии социалистов-революционеров, большевиков считал узурпаторами, в связи с чем неоднократно подвергался арестам. Умер он в ссылке, реабилитирован не был.
Избегала Никитина и упоминаний о своем втором муже, причем по сходным мотивам: Никитин был известен многим современникам как ветеран Российской социал-демократической партии, член меньшевистского ЦК, а впоследствии — министр внутренних дел Временного правительства. Он тоже неоднократно подвергался арестам, в 1931 году был осужден, умер в ссылке, реабилитирован не был.
Причины переезда Никитиной в Ростов-на-Дону были связаны с обстоятельствами политическими. В соответствии с тогдашним законодательством и Богушевский, и Никитин подлежали заключению без суда в концентрационный лагерь в качестве «противников советской власти», что могло вызвать внесудебные репрессии и отношению к совершеннолетним членам семьи — как «потенциально опасным». Реальной перспективой для родственников был арест в качестве заложников.
В Ростове-на-Дону Никитина встретила московских знакомых, что тоже не случайно. Многие литераторы покинули территорию, контролируемую Советским правительством, не только из-за «красного террора», но потому, что не желали смириться с утратой профессиональной независимости. И не жесточайшая цензура была тому причиной. В соответствии с тогдашним законодательством кардинальным образом была изменена сама издательская модель. Большинство частных издательств и практически все негосударственные периодические издания ликвидировались, типографии, целлюлозно-бумажные фабрики и запасы бумаги были национализированы. Введение же всеобщей трудовой повинности поставило каждого литератора (и большинство интеллигентов) перед выбором: полная лояльность, государственная служба и паек, или же голод и репрессии. Однако значительная часть интеллигенции выбрала, как известно, третий путь — бегство.
Положение организации, созданной Никитиной в родном городе, было иным, нежели в Москве. Никитин как бывший министр, известный юрист и специалист по кооперации стал видной фигурой на Дону, его жена вошла в ростовский литературно-артистическую элиту, численность объединения значительно выросла, профессиональные литераторы и художники составляли там большинство. Помимо «московских знакомых» среди них — И.Я. Билибин, А.М. Дроздов, Е.Н. Чириков, Л.Н. Столица, Е.Е. Лансере и др.
Однако вскоре  Никитиным и многим участникам еженедельных собраний пришлось уехать в Новороссийск — войска Красной  армии взяли Ростов-на-Дону. В Новороссийске «субботники» продолжались до нового наступления Красной армии.
Эмигрировать Никитины не успели или не пожелали, после падения Новороссийска вернулись в Ростов-на-Дону, где у жены бывшего министра оставалась квартира в некогда собственном доме. Там «Никитинские субботники» вновь возродились, но опять ненадолго: Никитин был арестован, переведен в московскую тюрьму, а его жена обратилась к Луначарскому с просьбой помочь переехать в Москву, дабы помочь мужу — старому социалисту, ветерану революционного движения. Вскоре Никитина переехала в Москву.
Так завершилась предыстория «Никитинских субботников». Подводя итоги ее «южного» периода, следует отметить, что функционально объединение оставалось салоном, подобно «Литературным вечерам у Е.Ф. Богушевской». Еженедельные собрания для их участников относились — как и прежде — к области досуга, а не профессиональной деятельности.
Соответственно, все попытки совместного выпуска альманахов, сборников и т.п. не имели успеха. Они были важны лишь для дилетантов, профессионалы успешно справлялись с подобными задачами самостоятельно, а общих — для всех — литературных задач у гостей салона не было.
Осенью 1920 года Никитина, работая преподавателем литературы на Пречистенских рабочих курсах, приступает к воссозданию «Никитинских субботников». Почти через год она сумела добиться весьма значительных результатов: «субботники» происходят регулярно, на них выступают не только дилетанты, но и довольно известные московские литераторы, среди которых не только прежние участники, вернувшиеся в Москву, но и немало новых. В их числе — Луначарский, охотно принимавший тогда едва ли не все предложения прочитать где-либо свои стихи или пьесы.
Осенью 1921 года начинается и подготовка к совместной издательской деятельности. Она становится возможной благодаря введению нэпа — появляется законодательная база.
Суть прежней политики наиболее отчетливо выразил один из руководителей Госиздата — И.И. Скворцов-Степанов, по словам которого частные издательства надлежало полностью и окончательно ликвидировать, так как они позволяют литераторам уклоняться от сотрудничества с Советской властью, являются последним прибежищем «саботажников». Речь шла о модели управления культурой, испытанной в годы военного коммунизма. Но в итоге курс был изменен, поскольку административная модель, удобная при подавлении социума, оказалась непригодной для устранения книжного дефицита.
Издательский кооператив «Никитинские субботники» был создан исключительно силами участников одноименного объединения, причем, вопреки опубликованной версии Никитиной, никаких документальных свидетельств инициативы или помощи Луначарского не обнаружено. Подобного рода издательские фирмы возникали тогда сотнями. В создании кооператива главную роль сыграл Никитин, к тому времени уже амнистированный. Он стал первым председателем кооператива «Никитинские субботники». Объединение же по-прежнему возглавляла его жена. Именно Никитин подготовил документы для официальной регистрации объединения и кооператива, в 1921 году, добился регистрации, сумел найти запасы бумаги и заключить договор с типографией.
Однако к моменту регистрации кооператива и объединения проблема выбора издательской тактики еще не была решена. Кооператив, как  и объединение, не был организацией литературных единомышленников — каждый участник ставил и решал свои задачи, общим было лишь стремление к профессиональной независимости. Такую независимость мог предоставить коммерческий успех  изданий, что, впрочем, казалось маловероятным: большинство участников не пользовались достаточной известностью, их имена сами по себе не были рекламой. Вот почему пайщики приняли решение издавать для начала альманах, к участию в котором собрались привлечь как можно больше тогдашних знаменитостей. Все они, согласно уставу, должны были вступить и в объединение «Никитинские субботники».
По решению редколлегии альманаха на «субботники» приглашаются М.И.Цветаева, Б.А.Пильняк, В.В.Вересаев, В.М. Волькенштейн, С.Я. Парнок, А.М. Соболь, А.Ф. Насимович, В.Г. Лидин, Г.А. Шенгели и др.
В марте 1922 года вышел первый номер альманаха «Свиток», затем второй, а к ноябрю «Никитинские субботники» выпустили четыре издания, тиражом 2000 экземпляров каждое. Среди авторов второго номера альманаха — Андрей Белый и М.А. Волошин, рукописи которых были присланы в издательство.
Четыре книги за год — неплохой результат для кооператива, однако на отчетном собрании Никитин попросил освободить его от обязанностей председателя. Причины, обусловившие такой шаг, выявляются при анализе законодательных актов 1922 года. Согласно новым нормам права, Никитина как бывшего меньшевика и министра могли в любой момент вновь признать «потенциально опасным» и без суда — по указанию органов ОГПУ — выслать из Москвы, что безусловно повлекло бы закрытие издательства, которое он возглавлял. Потому должность председателя кооператива заняла его жена.
Осенью 1922 года Никитина стала полновластной хозяйкой «Никитинских субботников». По существу кооператива уже и не было: правление лишь утверждало решения председательницы, касающиеся очередности публикаций, гонорарных ставок, оплаты нанимаемых технических специалистов (корректоров, редакторов, бухгалтера и т.п.) и приема новых пайщиков.
Для приема в объединение и кооператив основными критериями были коммерческая целесообразность издания тех рукописей, что предлагал кандидат. Его политические убеждения (за исключением эпатажно антисоветских), эстетические воззрения, равным образом, принадлежность к другим литературным организациям — не учитывались. Никитина оправдывала полную неразборчивость терпимостью.
С появлением собственного издательства численность объединения растет, меняется и качественный состав — дилетантов в «Никитинских субботниках» все меньше. В 1923 году на еженедельных собраниях присутствуют и выступают П.Г. Антокольский, М.А. Булгаков, М.П. Герасимов, М.Я. Козырев, А.С. Неверов, А.С. Новиков-Прибой, П.С. Романов, И.Л. Сельвинский и др.
Таким образом, под руководством Никитиной окончательно сложилась весьма интересная структура: салон-предприятие — объединение литераторов, по форме и функциям идентичное салону и тесно связанное с ним коммерческое предприятие. Как литературный салон «Никитинские субботники» были явлением редким, но отнюдь не уникальным, издательство же и вовсе оригинальностью не отличалось. Уникальным был симбиоз салона и коммерческого предприятия. «Симбионты» идеально дополняли друг друга. Издательство постоянно использовало авторитет и неформальные связи членов объединения, объединение же неминуемо распалось бы (подобно многим другим салонам в 1920 е годы), не существуй такая основа популярности, как собственное издательство.
1923–1930 е годы — период едва ли не самый сложный в истории «Никитинских субботников».
1923 год стал рубежным для кооператива: реализация тиражей едва окупала затраты, к тому же все московские типографии оказались перегруженными, так что разместить заказы было негде. Ситуация несколько  стабилизировалась лишь в 1924 году. Но за это время Никитина сумела использовать все преимущества, которые давало ей положение хозяйки популярного салона и директора издательства. Не имея научных работ, она стала профессором 2-го МГУ, читала там курс лекций по истории новейшей литературы и вела семинарий. Лекции и семинарские занятия привлекали слушателей главным образом тем, что в них часто включались выступления известных писателей — из числа пайщиков кооператива.
В качестве преподавателя высшей школы, а затем и университетского профессора Никитина возглавила Литературно-исследовательскую ассоциацию при Центральном доме работников просвещения и сумела использовать это в работе издательства: значительная часть тиражей закупалась государственными коллекторами для библиотек школ и вузов, что значительно упрочило финансовое положение кооператива и, в свою очередь, способствовало росту объединения.
В 1924 году кооператив под руководством Никитиной выпустил двенадцать книг тиражом от двух до десяти тысяч экземпляров, на еженедельных заседаниях присутствовали и выступали, помимо прежних участников, Б.Л. Пастернак, А.К. Воронский, С.А. Клычков, П.С. Коган, Л.М. Леонов, О.Д. Форш, И.Г. Эренбург и др. Десятилетие «Никитинских субботников» торжественно отмечалось в Доме Герцена. 1925–1927 годы тоже были удачными и для объединения, состав которого вновь существенно вырос, и для кооператива — известный библиограф И.В. Владиславлев включил тогда «Никитинские субботники» в число четырнадцати наиболее крупных издательств, среди которых — Гиз, ЗиФ, «Недра», «Молодая гвардия» и др. В дальнейшем кооператив работал все более интенсивно — в 1929 году, согласно отчету, было выпушено 76 наименований книг. Росло и объединение: с 1928 года в каждом субботнике участвуют в среднем не менее пятидесяти литераторов и художников (размеры новой никитинской квартиры на улице Герцена это позволяли), а порою собирались и более ста.
Однако современники, постоянно спорившие в печати о роли и значении литературных групп, словно бы не замечали «Никитинские субботники» — все немногочисленные статьи об этой организации инспирировала сама Никитина.
Анализ материалов дискуссий тех лет, мемуаров и специализированных работ о литературных организациях, доказывает, что причина игнорирования «Никитинских субботников» была опять же чисто терминологического характера. Среди кружков объединение не числили, поскольку «кружками» в 1920 е годы принято было именовать сообщества дилетантов, а термин «литературное объединение» использовался в 1920 е годы для обозначения «групп взаимной поддержки» и по сути стал синонимом терминов «группировка», «творческий союз», но тут «Никитинским субботникам» не хватало главного признака тогдашних группировок — «общей платформы», совокупности эстетических установок, открыто заявленных в качестве руководящих. Организация, созданная Никитиной, по-прежнему оставалась салоном.
Соответственно, официальная безвестность «Никитинских субботников» как писательского объединения и неофициальная популярность этой организации в кругу московских литераторов — не парадокс, а два взаимосвязанных явления. Никитинский салон-предприятие не участвовал в распрях группировок, присутствие представителей враждующих сообществ на «субботниках», как и участие в работе кооператива, не рассматривались в качестве «фактов политического значения». Потому при обсуждении рукописей критика не была «костоломной», спорили именно о литературе, а не о литературной политике. Потому своеобразная «тихая заводь», «нейтральная территория» — при наличии собственной издательской базы — оказалась особо притягательной.
Конец 1920 х и начало 1930 х годов — период наиболее интенсивной работы объединения. На тогдашних заседаниях собираются в среднем по 60–70 литераторов и художников, решено также принимать в «Никитинские субботники» музыкантов и актеров. Но именно в 1930 году кооператив становится нерентабельным. Правительство, действуя последовательно и планомерно, вело кампанию борьбы с частными издательствами: росли налоги, тарифы на типографские и транспортные услуги, все дороже обходилась аренда производственных помещений и т.п. Большинство частных издательств не выдержали жесткого экономического давления и закрылись, уцелевшие были закрыты директивно или же, как это произошло с кооперативом «Никитинские субботники», в 1931 году «слиты» с предприятиями, вскоре «огосударствленными».
Следующим шагом к введению внеэкономической издательской модели был перевод партийно-государственных издательских фирм с хозрасчета на госбюджетное финансирование. После этого издатель более не зависел от покупателя. Естественным продолжением этой политики была директивная ликвидация всех литературных группировок в 1932 году: новая издательская модель предоставляла возможность централизованного управления литературным процессом посредством всегда единого (поскольку единственного) писательского союза.
Для «Никитинских субботников» лишение издательской автономии в 1931 году означало ликвидацию самого фундамента салона-предприятия. Начинается распад объединения. Однако председательница, оформив развод с Никитиным, осенью 1932 год выходит замуж за Бориса Евгеньевича Этингофа, высокопоставленного функционера (тоже впоследствии репрессированного), бывшего чекиста с почти тридцатилетним партийным стажем, и с его помощью пытается организовать новое издательство. Проект, названный «Литературные декадники», воодушевляет многих прежних участников еженедельных собраний. Но усилия были тщетны и осенью 1934 года салон-предприятие распался окончательно.
Можно выделить шесть основных периодов в истории «Никитинских субботников».
Первый (предыстория) — 1912–1914 годы — формирование литературного кружка учащейся молодежи.
Второй период — 1914–1918 годы — перерождение гимназического кружка в литературный салон, хозяйкой которого становится Е.Ф. Богушевская.
Третий период — 1919–1920 годы. Он завершает предысторию объединения: Богушевская покидает Москву, становится Никитиной, вновь создает объединение, затем возвращается в Москву, из-за чего объединение опять распадается. «Южный период» интересен прежде всего как пример функционирования литераторских объединений салонного типа в годы гражданской войны.
Четвертый период — 1920–1922 годы. Это время очередного возрождения салона, организации писательского кооператива и первых шагов на издательском поприще.
Пятый, самый длительный период — 1923–1930 годы — период кризиса и стабилизации.
Шестой период — новый кризис и поэтапная ликвидация никитинского салона-предприятия, обусловленная «сворачиванием нэпа» и введением новой внеэкономической издательской модели.
Подводя итоги, можно отметить, что история «Никитинских субботников» — история уникального симбиоза салона  и  коммерческого предприятия, симбиоза, гарантировавшего литераторам хотя бы относительную профессиональную независимость. Изучение этой истории дает возможность ввести в научный обиход документированные факты, устранив, таким образом, «легенды», бытовавшие почти сорок лет, проследить и поныне действующие закономерности литературного процесса, определить соотношение функций издателей и литературно-художественной критики.

1996