Скучное дело - политика, но из реальных...

Скучное  дело  –  политика, но  из  реальных…

Совсем недавно я попала в самый настоящий переплёт: по какому-то незначительному поводу зайдя в кабинет секретаря местного отделения КПРФ, вскоре была «атакована» неожиданной его (В.С.Знаменского) «пропагандой и агитацией» в пользу красных галстуков для современных школьников и т.п. В результате моего робкого тому сопротивления вклинившийся в разговор сотоварищ секретаря В.П.Кичкин (оба, замечу, бывшие офицеры советских вооруженных сил) наобум, полушутя-язвительно, спросил:  -  Здесь, позвольте,  уважаемая Валентина Георгиевна, задать Вам вопрос: а какая оценка у Вас была по предмету истории партии, политобразования?

Признаться, хотя я на тот момент не отчетливо помнила, какую на самом деле всё же историю мы изучали в вузе  –  историю страны или  компартии (что историю России  –  в подробностях, тщательно не изучали  –  это всегда знаю хорошо, я её позднее «проглатывала»  по Карамзину, частично  –  по Соловьеву; а вот историю КПСС  –  неужели всё-таки изучали?..  Еще бы! Именно теперь, пишучи всё это, и припоминаю: сколько томов Маркса-Ленина пришлось перелистать, наряду с тем предметом штудируя  еще и «марлен»  -  марксистско-ленинское учение о печати), в той беседе, вмиг вспомнив свой госэкзамен по какой-то «политчасти»  в МГУ, имела право воскликнуть:  -  Пятёрка!.. И вёл у нас этот предмет, между прочим, тот самый Нечипоренко, который  в период Карибского кризиса работал в советской дипломатической службе в США, и много рассказывал нам о том периоде…

Партийцы немного поостыли в полемическом задоре, а у меня этот наш разговор  вызвал кое-какие воспоминания, которые, возможно, будут поучительными  для юных читателей журнала, возможно, вызовут на откровенный разговор кого-то из людей старшего поколения.
Припомнились отдельные эпизоды из периода студенческой жизни.

Так, к примеру, в  71-м году, в одном из читальных залов факультета журналистики МГУ, мне довелось познакомиться с интересным молодым человеком, с которым мы оказались сокурсниками, Вадимом Истоминым (ныне  –  главный редактор оригинального столичного журнала «Моя Москва»). Оба мы и учились, и работали.  В.И. представился администратором  газеты «Московский комсомолец», и был он очень скромным молодым человеком, внешне  –  почти мальчиком. (Кстати, когда я однажды в разговоре с ним вслух высказала это поверхностное  впечатление о нём, помню, он воскликнул:  -  Это так мешает в работе! Приходишь куда-то по серьезным вопросам, а к тебе относятся, как к мальчишке!  –  Этот  ответ тогда натолкнул на мысль, что сокурсник страдает пустяковыми комплексами, но он, видимо, был прав: все-таки должность обязывала к серьезным контактам с самыми  разными столичными службами, а детская внешность, видимо, мешала в делах).

Но вспоминаю я своего студенческого товарища, конечно, совсем по другому поводу: пытаясь высказать свое нынешнее отношение к «великому» партийному прошлому страны, и о том, как это воспринималось мною (и другими людьми тоже)  в  период нашей молодости.

Так, однажды, когда я стояла в ожидании своего знакомца в просторном холле  здания редакции «Московского комсомольца»  на Чистых прудах (позвонив ему по внутреннему телефону и договорившись о встрече), в этом же помещении, с теми же целями  –  ожидая своих знакомых,  -  находились и другие люди. Один из них, мужчина солидных лет, подошел ко мне и, коротая время, стал расспрашивать кто я, что я, и т.п. Конечно, теперь я не помню подробностей всего разговора с ним, но кое-что врезалось в память на очень долгие годы, а, может быть, и навсегда. Ответив ему, что я студентка, будущая журналистка, я неожиданно услышала достаточно глубокий (для моего тогдашнего мировоззрения) вопрос:

- Ну, Вы же, наверное, понимаете, что не всегда сможете писать то, что думаете?  –  Сказал он это как-то осторожненько, почти шепотом, но зато довольно прямо. Я, видимо, не нашлась что ответить, либо пролепетала что-нибудь детское в ответ, но вопрос запомнила крепко. Только намного позже, на собственном опыте прочувствовав, что такое утонченная «партцензура», я смогла оценить всю глубину заданного мне когда-то вопроса из уст, видимо, умудренного опытом человека.

А  в те годы так хотелось стать журналисткой! Хотелось «глаголить» о том, что в душе! Так верилось, что мир вокруг тебя  –  такой открытый, прямой, простой! Ведь идеалы перед нами провозглашались такие добрые, возвышенные, красивые. Позже оказалось, что правды в них было  –  процентов двадцать, не более, остальное  –  ложь, лицемерие, формализм  и начетничество…
Эх, кабы молодость знала…  да кабы старость могла…

Подробнее о том, что конкретно не удавалось сказать из того, что хотелось, о конкретных случаях  –  напишем как-нибудь в другой раз, а пока хотелось бы рассказать еще о том, что припомнилось мне из молодости, из общения с разными интересными людьми после полемического разговора с партийцами в сентябре с.г.

Например, об упомянутом преподавателе Нечипоренко. Этот энергичный человек некоторое время вёл у нас (на третьем или четвертом курсе вечернего отделения) какой-то политический предмет (возможно, это была политэкономия социализма, теперь уже не помню точно). Я посещала занятия  наравне с москвичами и студентами-журналистами из ближнего Подмосковья. Были у нас любимые предметы и преподаватели, были и просто обязательные  с впервые узнанными лекторами. Г.Нечипоренко мне был симпатичен: говорил реальные вещи, касался «высоких сфер» политики, но иногда был не очень уверен, видимо, в доходчивости своего материала, т.к. не чувствовал отдачи зала.

Теперь я понимаю, что тогда он, видимо, только вступил на стезю преподавания из активной реальной жизни, тем более заграничной (был возраста, вероятно, пенсионного), поэтому ему была важна реакция аудитории (а занятия проходили в маленьком, компактном помещении, напоминающем школьный класс). В его манере собеседования с залом имелась  потребность обращаться к нему с вопросами. Возможно, потому, что молодые москвичи сидели, в основном, с демократично-непроницаемыми лицами, словно и не слышали лектора, а ему хотелось расшевелить их, понять, как они думают.

Я всё-таки была провинциалкой (как сама себя тогда определяла), возможно, поэтому лишь я иногда отвечала на его вопросы в моменты затянувшихся пауз, как бы не давая ему утерять нить собеседования.
Помню, однажды вопрос к залу был таким:  -  Ну, вот вы, сидите передо мною, будущие журналисты. А кто такие журналисты в современной реальности, понимаете?  –  Хотя вопрос казался мне абсолютно простым  (а, может быть, я просто угадала, что лектор хотел услышать?), зал, по обыкновению, молчал. 

Мне же казалось, что студенты должны были тут же вымолвить ответ, так он прост. Не тут-то было, опять обычная непроницаемость в лицах. Я не удержалась, с языка сорвалось то, что уже висело на его кончике. Подняв руку, на кивок  преподавателя выпалила:  -  Носители идеологии, кто же еще?  –  Лицо преподавателя обрадовано улыбнулось, он разве что только не рукоплескал мне, одобрив ответ, и продолжал лекцию.

Позже я очень долго, между делом, ломала голову: почему молчали студенты? Не знать ответа они не могли, почему же молчали? Долго еще корила себя выскочкой и провинциалкой, смутно догадываясь, что демократичные молодые москвичи, видимо, просто не хотели ощущать себя этими носителями.  Я же была наивнее… К тому моменту я еще не пришла к этому пониманию обременительности быть носителем идеологии не своей личной, индивидуально-душевной, а партийной…

Перед защитой диплома, случилось так, что госэкзамен по политпредмету принимал именно этот преподаватель. Он сразу же после моего старательного  ответа на билет поставил «отлично», а мне показалось, что он припомнил меня по тем еще занятиям и моим ему подсказкам. Экзамен дался на диво легко, в «марлене» я оказалась подкованной. А ведь, говоря о носителях идеологии, я всего-навсего констатировала то, что было в реальности, ничего не выдумывая, а всё равно после того случая какое-то время ощущала себя в глазах сокурсников  белой вороной, будто бы виноватой в чем-то…

К разговору на эту тему можно вспомнить еще, как знакомая студентка журфака  Ольга Боголюбова (из Коканда), в период, когда мы еще были абитуриентками, не раз справедливо отзывалась о факультете журналистики:  -  Самый политизированный в университете… (То же самое говорилось об одноименном журнале  -  «Журналист»).

А сокурсник из далекой Болгарии Христо Патриков (работал тогда в Московском отделении болгарского радио, одновременно издавал многотиражку где-то в Сыктывкаре для соотечественников-лесорубов), помню, обмолвился как-то о советском радиовещании:
-  Всё политика, политика, политика… Нет даже  музыкального канала…
-  А у вас?  –  тут же придралась к нему я.  –  У вас разве не так?
-  Не так,  -  ответил он.  –  У нас это куда умеренней. Есть несколько развлекательных каналов.  –  И пояснил:  -  У нас конкуренция, потому что вещают и другие западные страны, чистую политику забьют сразу…

Тут, к слову, можно заметить и другое: бедолага Христо! Сколько, по его искренним рассказам, довелось ему пережить уже, к моменту нашего знакомства, в связи с пертурбациями в его стране в период хрущевской оттепели в СССР, когда у них там шли острые  «чистки» в партии, летели карьеры  молодых партийцев, членов ЦК и т.д. А после всего этого он, человек с характером  (а, возможно, и с определенными убеждениями, об этом плохо знаю), опять упорно шел к карьере  –  через новое членство в партии; ещё  и мне, помнится, изо всех сил советовал ступить на тот же путь. Других-то путей, по его мнению, тогда не было. Могу лишь догадываться, сколько же, наверное, довелось пережить ему (и миллионам похожих на него)  после 85-го, первого перестроечного  года…

Немного уклонившись от темы, к тому же, чтобы предвзятый партийный читатель не подумал, что автор этой статьи так уж приветствует всё из современной российской реальности, расскажу ещё  об одном припомнившемся моем разговоре с болгарским коллегой. Тогда, тридцать лет назад, ввиду моей предпринимательской  неопытности, я не могла оценить того остро-проницательного наблюдения Христо, о котором в одну из встреч не без досады посетовал мне. Теперь же, занимаясь журналом, и непрестанно кочуя из одной типографии в другую с целью издания своего детища, я постоянно сталкиваюсь с тем самым, на что так сетовал мой коллега еще при советской реальности.
Он  же, в ту пору  (как я уже сказала выше), представляя из себя руководителя небольшой газеты, одновременно  -  сотрудничая на радио в качестве корреспондента, с переводчиками, издательствами в качестве автора-писателя, пытаясь издать очередную книгу и в Софии, и в Москве,  был уже хорошо знаком с нашей реальностью, сталкивался с нею довольно близко и часто, и вот тогда-то однажды высказался с недоумением: 

-  Какие у вас люди, какой подход к делу! Приходишь с предложением заключить договор, а тебе,  и, недослушав, тут же навязывают свои условия. Ты не успел и рта открыть, чтоб возразить, а они уже ударяют по рукам:  -  Ну, договорились?  Отлично!  –  Кто, с кем, о чём договорился? Еще только поставлен вопрос договора, и ни пункта из него не обсуждалось, а тебя уже обнимают, поздравляют с окончанием сделки, вовсе не посчитавшись с твоим мнением. Меня поражает это!
 
-  А у вас не так?  –  опять, помнится, переспрашивала я.
-  По любой логике у нас так не бывает!  –  убежденно говорил он. А у нас и до сих пор так, «на шкуре» главного редактора убеждаюсь  вот уже три последних года в том, и теперь прекрасно понимаю «старика Христо»  -  умного, деликатного, культурного коллегу из Софии. (Кстати, его родитель до 46-го года был фабрикантом, который в послевоенное время, в преобразованной Болгарии, добровольно позволил национализировать своё предприятие).

У нас же логика в деловом мире всегда  одна: пообещают одно, в договор впишут другое,  ну,  а сделают всегда по третьему… Наш диковатый мир бизнеса научит любого держать ушко востро…

Но это было небольшое ностальгическое лирическое отступление. А «в тему» мне хочется припомнить здесь еще одного из своих сокурсников  –  умного, мудрого, тонкого Виктора Учанова  из российской глубинки, града Ижевска. На момент нашего совместного обучения, в 26 лет он имел уже высшее педагогическое образование, окончил музыкальное училище, отучился на первых курсах театрального  (прекрасно пел, в его семье были профессиональные оперные певцы).

Так  вот, как-то в одной из дружеских бесед, помню, он словно бы спросил моего совета:  -  Наверное, буду продолжать учебу, поступлю в аспирантуру,  -  сказал он.  –  Правда, никак не выберу специализацию…  -  После паузы неожиданно добавил:  -  Наверное, историю КПСС возьму, это перспективнее…  –  Так мотивировал этот выбор.
Я же только поморщилась да пожала плечами. Промолчала, а про себя подумала:  -  Я бы  –  никогда и ни за что.

 Да и к его творчески-умудрённой натуре этот выбор совсем не шел. Он мечтал работать на телевидении, предполагал «направить стопы» в развивающийся град Тюмень… Вскоре наши жизненные дороги круто разошлись, поэтому не знаю, как удалось реализовать себя этой неординарной личности. (А почему называю его мудрым и неординарным  –   кратко поясню:  на все темы он умел высказываться афоризмами, причем, не готовыми, почерпнутыми из каких-то книг, а тут же, в беседе «генерировал» их из собственной наблюдательности, вдумчивости, проницательности.

Меткие, точные, убедительные,  -  мудрые, одним словом. Значительно позднее, в одной из небольших книжиц о китайском поэте 12 века Су Дун-по, прочту как-то упоминание о местечке Учан в Китае, и тогда догадаюсь, откуда исходит такая природная, удивительная мудрость моего сокурсника; хотя и русоволосого, но с, поистине, китайско-философской, интуитивно обогащенной обширностью познаний. Но это  -  так, к слову сказано).

…А сопоставляя все вышеизложенное с нынешним временем, невольно приходишь к выводу, что выбор политической профессии ломал судьбы даже моему поколению, хотя прожили мы большую часть жизни (молодость) в довольно спокойное время. В чересчур даже спокойное, позднее заклейменное «застоем». А вот люди, умудренные опытом еще более раннего периода отечественной истории, советовали своим детям избирать иные, понадёжнее  (или безопаснее) профессии. И тому имеется у меня такое свидетельство.

В начале 80-х годов, точнее  –  летом 82-го, мне довелось как-то познакомиться с милыми, общительными старичками, мужем и женой, москвичами, отдыхавшими в нашем городе от столичной суеты. Они много интересного рассказали о себе. Да и было что порассказать. В 17-20-х годах они участвовали в революции, гражданской войне, позднее  –  где-то учились, были партработниками. Закончили карьеру так: он  –  нерядовым сотрудником Московского  обкома партии, она  –  преподавателем философских дисциплин  в Московском педагогическом институте  и в училище  кремлевских  курсантов.

На момент нашей встречи они были уже глубокими старичками, но головы их работали еще хорошо, и они всё еще переосмысливали  прошлое, анализировали, обдумывали его.
Помню, как, почти смущаясь, В.П. говорил мне:  -  Молодые были, зеленые… Шашку наголо  –  и вперед,..  крошить, рубить…   Что мы тогда понимали?..   –  А теперь, здесь, в Протвино мы иногда встречаемся с бывшей княгиней Львовой, обсуждаем прошлое...

Рассказывали мне старички, как в первые годы советской власти обожали Кирова, как верили в него.  -  Сталин убил… -  повторяли. Позже одного из сыновей в честь Сергея Мироновича  назвали его именем.

Как очевидцы, о Троцком рассказывали:  -  Это же был очень сильный оратор. В этом он соперничал с Лениным. Но у Ленина был тактический приём  –  клеймить соперников по партии каким-либо имечком так, что оно прирастало навсегда. Как с Каменевым было, с Зиновьевым. За Троцким так имя предателя и осталось навсегда. А его вдова, между прочим, уже обращалась ни к одному партсъезду с письмами  –  пересмотреть взгляд на Троцкого, реабилитировать его имя в истории. Но получала отказ…

Услышала я и о том, что многие знакомые этих партработников были репрессированы. И сами они постоянно жили в ожидании  «черного ворона». Хотя причин того не знали, но в начале 50-х и их имена были внесены в «черный список» НКВД. Называли даже фамилию человека из ЦК, Политбюро, кто грозил им расправой. Если не ошибается моя память, с благодарностью  называли  фамилию, имя-отчество Пономаренка из Политбюро, который  брал под защиту их честные имена. Только смерть Сталина  и падение Берии сняли «Домоклов меч» над головами моих новых знакомых.   

Помню, посетив старичков в гостинице, где они проживали  (на ул. Ленина, 8),  увидела на столе у П.В. толстенную, казенного вида книгу с грифом ДСП (для служебного пользования), где в цифрах анализировались экономические достижения страны. Как я поняла, в отличие от советской прессы тех времен, здесь были приведены (но для информирования не всех!) реальные цифры из сфер народного хозяйства. Беседуя со мной, хозяин книги, перелистав ее, показывал некоторые цифры, сравнивал:

-  Какова себестоимость и какова продажная цена «Жигулей», к примеру?  –  (в цифрах себестоимость была на диво мала!).  –  Как наживается государство на собственных гражданах!  –  подчеркивал собеседник. Наверное, всех мыслей не договаривал, но вопрос напрашивался сам собой:  если государство  имело такие доходы  –  отчего живём так плоховато? Зарплаты низкие, сфера услуг вообще не развита, промышленность однобока, сплошной «дефицит» товаров везде?..  В последнее время пышным цветом чиновничья бюрократия, коррупция процветали…

Но, опять же, я вспоминаю эти беседы ни к тому, чтобы хулить прежние социальные формации,  -  о них у каждого есть свое объективно-субъективное представление (тот строй и дал нам немало, и не-додал столько же, таково мое убеждение), а чтобы воспроизвести одно интересное замечание милых старичков  -  ровесников ХХ века  -  о том, как они выбирали профессии для своих двух сыновей, как взвешивали при том возможное будущее.  Сами, нахлебавшись вдоволь от политических метаморфоз в сталинский период, они сделали осознанный выбор в пользу точных наук, физики, химии. И хотя дети поначалу слабо сопротивлялись родительской воле, однако позднее добились авторитетного признания в этих науках и теперь, наверное, не без благодарности оценивают родительскую подсказку...

Вот на такие, не бесспорные суждения, натолкнула меня полемическая горячка  в кабинете нынешних представителей КПРФ.  В.С.Знаменского весьма зацепили мои слова о том, что нынешним ребятам реально нужны не красные галстуки, а что-то иное  –  тоже объединяющее, одновременно  –  не скучное, интересное, дающее возможность адаптации в реальном будущем.
Что именно нужно нашим детям?  –  это вопрос ко всем нам. Ясно, что  –  не наркотики, не водка, не пиво, не ночные кабаки. Не духовное рабство и наёмничество, не нищета, губящая человеческое достоинство подростков.

Не знаю, что могли бы предложить здесь другие родители, молодые и взрослые читатели журнала, напишу то, что видится реальным лично мне: новые поколения может спасти от вышеперечисленного только КУЛЬТУРА.
Культура  –  быта, общения,  досуга, производства. Не псевдокультура, несомая ночными клубами* да порнографией, а культура  истинная, уважающая достоинство человека, во имя этого и занявшая такое высокое место в бытии людей всего мира.

Доброта нравов, умеренность потребления  –  реальные условия такой культуры, возвышающей и созидающей душу отдельного человека, а, значит, и общества в целом. Но вопрос культуры  –  это отдельная большая тема для обсуждения, сегодняшним разговором открытая для каждого из наших читателей, желающих высказаться.
2004 г.
Валентина Лефтерова
________________________________
*В одной из программ НТВ о популярном элитном ночном клубе в столице г.Митрофанов из ЛДПР провозгласил, к примеру, что именно здесь «формируется будущая думающая Россия»… А мы (динозавры?) как-то еще помним, что традиционно у всех народов  мира такими местами были библиотеки да учебные, отнюдь не питейные, заведения…

(Опубликовано:  «Эксперимент», №2(11) /2004, с.53  и  №3(12) /2004, с.66)
________________________________
P.S. Нужно сказать, что время бежит очень быстро, и многое меняет в этой склонной к изменчивости  жизни.  Уже несколько лет нет в живых моих бывших оппонентов по собеседованиям, но подружившихся в контексте местных событий 2004-2005 годов активистов-партийцев  В.С.Знаменского и В.П.Кичкина. Ушли из жизни некоторые другие герои этих заметок, но, как мне кажется, проблемы, которыми жили и озадачивались эти люди, всё ещё продолжают иметь какой-то резонанс в обществе.

Зачем? Почему? Ведь, в сущности, они такие нелепые. Однако за ними стоит важное:  не просто  –  кто прав?  -  а возможность обладать властью, иметь в подчинении  миллионы людей. И поэтому драки и драчки, к сожалению, так и будут продолжаться. (Как, возможно, и  в мире религий? Ведь кому какое дело  –  какому Богу поклоняюсь я, любой другой человек?  Но противоборства, тем не менее, раздирают мир). Когда-нибудь, кто-нибудь, наверное, сумеет развязать  эти  путаные  узлы  социумов…
15.01.2015.