у меня все хорошо

Как тоскливо было ощущать себя лишним человеком, этакой отколовшейся льдинкой, обреченной бесследно растаять в море окружающего равнодушия. Еще совсем недавно мир бликовал всеми цветами радуги и Севка скользил по нему с легкостью поймавшего попутный ветер, а на горизонте не было ни единой тучки.

А когда вдруг накатанная, густо смазанная житейскими радостями, лыжня растаяла далеко до финишной черты, Севка понял, что пришла беда, но упрямо скреб лыжами асфальт прежним курсом и в его загнанном движении было больше инерции, чем осмысленной реакции на происходящее.

Он передвигался по городу как обложенный красными флажками волк, все время чувствуя за спиной гнилое дыхание смерти. На заострившихся от недосыпания чертах лица, еще тлела спокойная, мужественная улыбка уверенного в своих силах человека, хотя внутри все бурлило и клокотало как любимый борщ, забытый на невыключенной плите.

"Почему все не так? Вроде, все как всегда. То же небо - опять голубое..". Но теперь все было по другому - солнце светило не так, родные улицы стали чужими, а теплый май согревал не его душу.

Севка уже не находил свое место под солнцем - водоворот последних неприятных событий безжалостно швырнул его на обочину оживленного шоссе. С тупым упорством безысходности он упрямо кидался на проносящуюся мимо жизнь, но та, безжалостная к чужой боли, отшвыривала его назад, в придорожную пыль.

Появляясь в местах общего пользования, где его еще помнили, но уже не ждали и потому встречали с некоторым удивлением, Севка то и дело раздражался от скудного пайка сочувственных взглядов. Но чаще, с холодным бешенством, ловил он широкой спиной плевки злорадных ухмылок - все, купчина, оттанцевался!

А ведь еще пару лет назад все было настолько хорошо, что страшно представить. Деньги текли рекой, Севка, который только что отпраздновал свои 25, жил разудалой жизнью удачливого бизнесмена с присущей тому атрибутикой – шикарной квартирой в престижном районе, почти новеньким «паджеро». Казино, вино, девочки – что еще казалось нужно было для счастья?

В начале девяностых Севка как-то сразу выпал из дворовой команды хулиганов после Афгана, решив завязать с пистолетами и попробовать запахать золотую жилу спекуляции, которую на западный манер стали обзывать бизнесом. Торговал бельгийскими коврами. Женился.
Бизнес шел ни шатко ни валко, по однажды все резко не изменилось. Севка с радостью подумал, что удача, которую он так долго ждал, наконец-то улыбнулась ему, да забыл, что бесплатный сыр бывает только в одном месте.

Однажды под вечер в его небольшой магазин заглянул Тризна – бывший друг детства, товарищ по дворовой шайке-лейке. Тризна всегда стремился в командиры, пытаясь подчинить остальных дворовых пацанов. Да вот с Севкой у него что-то не вытанцовывалось, бывало даже на кулаках объяснялись. Даже ухаживали за одной и той же, но когда Севка и тут одержал победу, Тризна вдруг отстал от них, ушел в сторону – хотя Севка, зная злопамятность того, понимал, что зло тот затаил и как подвернется случай вернет с процентами.

Так или иначе, мальчики выросли, Тризна сотоварищи теперь делили город на сферы влияния, используя при этом не кулаки, а весьма внушительный огнестрельный арсенал и драки теперь заканчивались не первой кровью, а появлением на месте разборок криминального трупа. Вскоре Тризна подмял под себя весь город, заставив коммерсантом платить ему. Нагибал он жестко и мочкануть какого-нибудь упрямого коммерса было для его бригады плевым делом.

Милиция его не трогала. Так, иногда выдергивала из рядовых «пехотинцев» в малиновых пиджаках какого-нибудь по мелочевке, сажали на малые сроки или отпускали по условке и все.

Люди Тризны скупали ваучеры, захватывали предприятия, в общем занимались и серьезным бизнесом. Сам он до этого вряд ли додумался, чувствовался за его спиной опытный и влиятельный режиссер.

Говорили о связях Тризны с самим губернатором. Была даже статья об этом в местной газете, но после ее выхода владельца издания так прессанули, что больше ничего подобного в СМИ не появлялось.

Севку Тризна почему-то не трогал. Так, наблюдал с усмешкой как тот колотиться, продавая ковры, которые при сегодняшней инфляции были никому не нужны. Продукты дорожали с бешеной скорость – за неделю цены могли подскочить в два раза.

Буханка хлеба стоила больше ста рублей, а зарплата в основном составлял всего несколько тысяч рублей. Рубль стремительно обесценивался, доллар к осени 1993 года стоил уже около трех тысяч рублей. Казалось еще немного и экономика страны рухнет.

Заказными убийствами уже было никого не удивить. Убивали крупных бизнесменов, мелких, убивали просто так, за случайный косой взгляд. Бригады «братков» в малиновых пиджаках и длинных кашемировых пальто, обвешанные золотыми цепями катались по стране, наводя ужас на бизнесменов средней и мелкой руки.

Милиция была фактически бессильна против вала преступности. Отчасти потому, что уже усиленно коррумпировалась криминальной средой, отчасти потому, что испытывала кадровый голод, так как лучшая часть сотрудников уходила из-за маленьких зарплат кто куда: кто в адвокаты, кто в охранные предприятия.


Увидев в дверях магазина холеное лицо Тризны в узких темных очках, Севка подумал, что пришла и его очередь.

-Ба, какие люди? – усмехнулся он, легонько хлопая продавщицу по сочной попке, - Давай, Ларчик, беги домой. Я скоро заеду.

Одернув юбку девушка грациозно проследовала мимо Тризны.

- А Ларчик просто открывался? - улыбнулся тот, провожая взглядом аппетитные формы.

- Ты не поверишь: всего 50 роз и бутылка мадам Клико – отозвался Севка, когда за Ларчиком закрылась дверь.

- Светка-то в курсе? – поинтересовался Тризна.

- Мы личную жизнь мою будем обсуждать? Или ты, надеюсь, по более насущной теме?

- Закрывай свою богодельню, я жду тебя в кафе напротив.


Себе Макс заказал стакан минералки.
- А мне полтишок «столичной» и бульон с яйцом, - Севка оглянулся с усмешкой – а где твои опричники? Или бояться уже стало некого?

- Да, ты последний остался. Пока.

Опрокинув водку, Севка закурил «магну»:
- Представляешь, Макс, Ларчик тут меня спросила про тебя, свободен ты или нет. Я ответил, что ты в законе, а законникам не положено. – он стряхнул пепел, - Так она чуть не расплакалась. Оказывается у всех ее подруг одна мечта выйти замуж за бандита.

Тризна усмехнулся:
- Подыщем ей кого-нибудь. Так вроде ты с ней шпилишься, нет?

- Надоела уже,-  отмахнулся Севка, - курица безмозглая. Я ее спрашиваю: Лариса, отчего такие предпочтения у подруг? Она говорит, а что: они при деньгах всегда, на тачках крутых ездят за границей отдыхают. Говорю: А сколько их на кладбище в граните полный рост стоит в спортивных костюмах и с брелками от «меринов» твои девочки в курсе?

- А она?

- Один раз живем говорит.

-А ты говоришь курица. Соображает.

Тризна допил минералку:

- Ладно. К делу. Бизнес твой смотрю так себе, только что с голоду не умереть. Предлагаю настоящим делом заняться, а не то с нынешней инфляцией у тебя через неделю ковры перестанут покупать. Так ведь?

Севка вздохнул  - Тризна был прав на все сто.

- С вами только свяжись – вмиг без штанов останешься. Хмыкнул он - че те лохов мало?

- Тема серьезная. Не для лохов, - голос Тризны затвердел – я долго думал к кому обратиться, потому что человек нужен честный, сообразительный и не болтливый.

- Ладно, рассказывай,- Севка полуобернулся – официант, еще пятьдесят.

- Нужно оформить несколько фирм –однодневок на подставные паспорта. В условный день обналичивать  деньги и отдавать их мне, - Тризна усмехнулся, - удержав свои три процента.

- Что ж там за суммы будут, если ты меня тремя процентами хочешь соблазнить?

- Нормальные, Сева, нормальные. От пяти тысяч не рублей. Это почти новая «самара» и больше чем зарабатывает твой ковровый магазин в месяц. С учетом инфляции. Ты же ценники раз в неделю поднимаешь на ковры. Экономисты говорят, что в 1993 году инфляция составит 900%.

- А паспорта где взять? – Тризна внутренне выдохнул, чувствуя что Севка заинтересовался.

- Нашел проблему, бросил он, - столько бомжей на улицах, они тебе за бутылку что угодно продадут. Да и вообще, я могу проблему с паспортами взять на себя. Ты будешь только фирмы открывать и деньги в кассе получать. Спокойно! – приподнял ладонь Тризна, предвосхищая вопрос, - Где оформлять и в каком окне получать скажут заранее.

А что? Чем черт не шутит? Севка призадумался. Надоело правда концы с концами  сводить. Срубить бабок по быстром у и свалить из этой гребаной страны. Краем уха он слышал про подобные комбинации  - это была из самых первых схем воровства бюджетных денег чиновниками.

Но вот исполнители. Рано или поздно они вдруг исчезают и Севка не очень верил, что скопив денег, они сваливают куда-нибудь в дальние страны с пальмами и мулатками на белом песке бесконечных пляжей..

- Знаю о чем думаешь, а что потом?- усмехнулся Тризна, внимательно следя за мыслительным процессом на Севкином лице. – Тебе решать, конечно, до завтра. Но дно скажу: убирают тех, кто много болтает и крысятничает. А суммы? Не такие уж они большие, чтобы из-за них валить. Да и знать ты будешь ровно столько, сколько будет лежать в кейсе, который будешь передавать мне. Ни имен, ни фамилий.

- Пока, думай до завтра. Я зайду.



Часом раньше Тризна сидел в кабинете с высокими потолками, разглядывая серебряный подстаканник со стаканом чая, поставленный перед ним Шурочкой – запах ее горьковатых духов еще витал меж клубов дыма, плывущих из трубки Петра Петровича, сидевшего напротив.

Петр Петрович был советником губернатора – официально. Неофициально он занимался все тем, чем нельзя было заниматься официально – брал взятки, общался с братвой, а иногда решал, быть этому человеку на этом свете или уже пора.

Тризна его не то чтобы боялся – у Петра Петровича в сейфе на него столько компромата лежало, что потянуло бы на два пожизненных – его тяготило понимание того, что однажды он станет не нужен и исчезнет из мира сего со скоростью пули какого-нибудь наемного киллера.

Нельзя сказать что он не пытался создать пути отхода, типа тайной покупки на подставное лицо домика в Испании, но первым, кто его поздравил с удачным приобретением виллы в Тенерифе был как раз Петр Петрович.
И все равно Тризна копил потихоньку бабки и надеялся в один прекрасный день раствориться в бескрайних просторах родины или сопредельных государств. А выйдет или не выйдет – как карта ляжет.


- Ты, Максим, за политикой следишь или так? – Тризна вздрогнул от обычного вопроса.

- Самую малость.

- Коммунисты опять набирают силу, а скоро выборы в Госдуму. Новоявленные демократы уже почувствовали вкус бюджетных денег и пускать коммуняк обратно к кормушке не собираются. – Петр Петрович говорил ровным голосом, но каждое слово давило Тризне на плечи покруче штанги, которой периодически баловался, - в общем, Москва требует от губернаторов денег на на выборы  - если те конечно хотят у власти остаться.

- Твоя задача найти несколько лохов, которые зарегистрируют фирмы однодневки и будут собирать с их счетов наличку. Тока чтобы проблем с воровством не было. Кинь им процентик, чтоб жизнь медом показалась, но чтобы сильно в глазах народа не росскошествовали. А через годик посмотрим. У кого язык длинным окажется сразу отрежем, а с остальными поглядим как и чего. Свою долю получишь. Иди.

- Да, у самой двери окликнул он, - и постарайся чтобы этих людей особо искать было некому. Ну, ты сам понимаешь, с случае чего. С милицией и прокуратурой договоримся, но мало ли чего.


Севка пришел на ум Тризне  еще в кабинете Петра петровича. Доверять ему можно было – с детства был честный как пионер. В деньгах нуждался. «Ну а если что», как выразился Петр Петрович, искать его будет некому. Со Светкой он скоро разойдется – Тризна втайне уже пол года как встречался с ней за спиной Севки, родителей у него нет – погибли в авиакатастрофе. Так что идеальная кандидатура. И даже мысль о том, что возможно ему, Максу, придется отправить своего бывшего друга детства на тот  свет не затронуло ничего в  том месте, где когда-то было то, что называлось душой.


- Опять выпимши, - с порога учуяла Светка запах спиртного, - что за праздник то опять? Есть будешь? Иди мой руки, я котлеты разогрею пока.

Севка водрузил на стол бутылку «Метаксы», апельсины, любимые светкины шоколадные конфеты «каракум».

- Да че за праздник то? – удивилась она, доставая стопки.

- Предложили хороший бизнес, - улыбнулся Севка, - десятку баксов буду зарабатывать.

- Да ну! – насторожилась жена, - и где это у нас такое счастье валяется ничейное, что ты подобрал?

Вдруг она поджала губы.:
- Макс предложил?

Севка кивнул, уписывая котлеты.

- Откажись, Сева, - присела рядом Светка – это же криминал. Сначала попользуют,  а потом грохнут. Ты же знаешь, Тризна такой. Он мать родную завалит не то что бывшего друга.

- Отвали, - зло зыркнул супруг, злой от того что Светка говорила то же, о чем думал он. – я уже решил. Все равно коврам крышка. Покупают по одному-два в день. Мне даже аренду нечем заплатить.

- Ну как знаешь, - Светка глотнула коньяку и ушла в комнату смотреть по телевизору вечную «Санту-Барбару».


И понеслась легкая, местами приятная жизнь. Денег вдруг стало столько, что Севка со Светкой устали придумывать, куда бы еще их потратить. Квартира, машина, меха и прочая атрибутика роскошной жизни – все имелось в достатке. И Севка вдруг стал от этого уставать. Чаще напиваться, ругаться с женой.
Он откладывал баксы в кейс, который хранил в старом отцовском гараже и дал себе слово, что как только накопить пол миллиона – свалит отсюда ко всем чертям.


Однажды он проезжал на джипе мимо детского дома, в котором ему пришлось после смерти родителей провести целый год. Было темно, но в окне директора горел свет.

- Наталья Станиславовна, здравствуйте! – Севка вихрем ворвался в кабинет, обнял пожилую женщину, припал к щеке – Сколько лет, сколько зим!

Они сидели друг напротив друга, вспоминали минувшее, рассказывали о настоящем.

- А как хорошо ты рисовал, Сева! – улыбалась Наталья Станиславовна, - твои рисунки по сих пор висят в красном уголке. А твои авиамодели? Ветераны, когда 9 мая приходят с рассказами о войне всегда просят их показать. Говорят, очень точно сделаны, до мельчайших деталей.

- Авиация была моим любимым увлечением, - кивал Севка, - жаль забросил, времени нет. Сейчас доступны такие чертежи, что раньше днем с огнем не найти было.


- Денег на сирот дают все меньше и меньше, - жаловалась Наталья Станиславовна, штопая детскую пижаму, - видишь вон чем занимаюсь. Ни на игрушки, ни постельное белье в этом году республиканский бюджет не дал ни копейки.

Севка опустил голову. Он-то знал куда уходят эти и многие другие бюджетные деньги – в те самые кейсы, что исправно передавал Тризне.

- Да, жизнь тяжкая нынче, - вздохнул он. Порылся в пальто, достал пачку долларов, перетянутых резинкой для волос, - вот , возьмите. Здесь хватит и на игрушки и на постельное и на конфеты. У меня сейчас бизнес хорошо идет… вот…

- Да ты что, Сева! Такие деньжищи! Я не могу взять

- Я же не вам даю, Наталья Станиславовна, - улыбнулся Севка, - детям….

- Спасибо, коли так, - директор стояла, прижав к груди деньги, и слезы стояли в ее глазах. – Может письмо благодарственное написать или еще что?

- Не надо ничего. Просто помните добрым словом…И лучше не говорите никому, что от меня.

- Ты всегда такой был, - обняла Севку на прощание женщина, - последнее мог отдать…Храни тебя Господь!


В этот день Севка запил. Очень сильно. Потому что понял, что совесть, которую до сей поры держал в темнице, достала его и оттуда. Он, пожалуй, впервые сложил мозаику окружающих перемен и понял в какую пропасть валится страна. Как меняются люди и что еще очень долго, если не всегда, здесь теперь будут править деньги.
И он, Севка, тоже является часть этого процесса, не имея никакой возможности на него повлиять. Он не верил тем, кто сегодня рвались наверх против действующей власти, понимая, что просто всем нужна бюджетная кормушка, которая после отстранения коммунистов от власти стала временно ничейной.

Многие, имея родственников за границей или успев хапнуть денег во время апогея дикого капитализма, уезжали из страны навсегда. Но особой радости оттуда потом не доносилось. Чужие – это было как выжженное тавро, с которым им приходилось мириться и жить.

Другие спивались. Благо парадокс нашего народа всегда заключался в том, что не имея за душой ни копейки, на выпивку находилось всегда. Но понятно было, когда спивались те, кто  и в Союзе не вылезал из ЛТП. Было тревожно, что  к этой категории присоединилась интеллигенция…

Однажды Севка зашел в ларек к своему знакомому за бутылкой – знал, что тот торгует не бадяжным пойлом. Сидели, трепались между рюмкой о том, о сем, когда к окошку подошла женщина и Севка услышал очень знакомый голос:

- Владимир, мне, будьте любезны, как всегда, одну портвейна. Только запишите в долг, я завтра рассчитаюсь.

- Конечно, Валентина Алексеевна, вот, пожалуйста.

Когда женщина отошла от ларька, Севка приоткрыл дверь и сразу узнал свою любимую учительницу русского языка и литературы. Секунду колебался – догнать, обнять, спросить чем помочь. Нет. Стыдно. Не ему. Ей будет очень стыдно.

Он закрыл дверь и с тяжелым вздохом наполнил стаканы.

- Знаешь ее? – спросил Вовка.

Севка молча кивнул и выпил залпом, дабы порвать канаты сдавившие горло.

- Интеллигентная женщина. По моему библиотекарь или учительница. Спивается. Сначала все коньяк брала, водку. С месяц как на портвейн перешла. Живет тут неподалеку.
 
Запой длился уже месяц. Жена давно уже устала от постоянных приключений мужа, бесплодных попыток забеременеть и поняв, что любовь завяла вместе с последними, подаренными тюльпанами, выгнала Севку со своей жилплощади - словно смахнула со стола хлебные крошки десятка совместно прожитых лет.

Севка не возражал. Хреново было только до первого стакана, потом мир приобретал прежнюю стройность хрестоматийных линий, а слова складывались в понятные предложения, как картина из мазков опытного художника. Страх завтрашнего дня отступал и прятался под ватой русского авось пронесет, воспоминания приятного прошлого качали и убаюкивали в ласковых руках дурмана.

- Не бросишь пить – пеняй на себя – Бросил ему как-то Тризна с угрозой в голосе. Не вовремя бросил, после хорошего опохмела уже, когда все было по колено.

- Пошел ты вместе со своими деньгами….


- Слышал один из твоих «носителей» надорвался? – спросил Петр Петровоич на одной из встреч, - грозит  в газету что-то рассказать, пьет напрапалую…Надо решать с ним и быстрее. Подставь его, заставь все заработанное отдать тебе и…справишься?

- Да.

Как только Тризна вышел из кабинета, из соседней комнаты вышел невысокий человек неприметной наружности.

- Видел его?

Тот кивнул. Петр Петрович придвинул ему листок бумаги, где было карандашом начертано: всю схему в расход.

Вошедший еще раз кивнул и вышел раньше, чем догорел в пепельнице листок бумаги.


При последней передаче денег, происходившей в джипе Тризны, тот неожиданно открыл кейс и стал перебирать пачки денег.

- Это что такое, Сева? – удивленно показал он только что опохмелившемуся Севке «куклы» - полоски газетной бумаги вместо долларов.

- Ты думаешь, я хотел тебя кинуть? – протрезвел Севка, - это же подстава чистой воды. Ах ты, сука!...

Удар сзади одного из охранников Тризны выключил Севкино сознание.
Его вывезли за город, заперли в какой-то охотничьей сторожке, держали на хлебе и воде пока не протрезвел.

На третий день в сторожку зашел Тризна. Его черный силуэт в светлом дверном проеме был зловещ, но все равно не очень страшен.

- Буду краток. За то, что хотел кинуть, заслуживаешь смерти. Но я добр. Вернешь миллион баксов – катись ко всем чертям.

- У меня нет таких бабок, ты знаешь…

- Продай все, что есть, добавь то, что накопил – а там посмотрим. Сроку даю неделю. Если через неделю не позвонишь и не принесешь бабки я тебе не завидую. Живьем закопаю. Я еще не пробовал – улыбнулся вдруг Тризна.
 

За неделю Севка продал машину, квартиру, дачу и даже отцовский гараж. Вместе с теми баксами, что он заработал, у него набиралось пол лимона баксов. Но он понимал, что эти деньги его не спасут. Он уже не жилец. Его списали, а подстава с куклой был лишь предлог.

 
Край срока отдачи откупных таял в завтрашнем дне, там же скорей всего заканчивался тяжкий земной путь Севки  Об этом знал весь город и потому заранее выражал соболезнования кто как мог - сочувственными взглядами, а чаще торжествующими ухмылками. Так или иначе, Севка за понюх свою жизнь отдавать не собирался, но и на благополучный для себя исход не надеялся - одному против своры не выстоять.

Один. Да, к сожалению - один. А может быть к радости. Хотя какая там к черту радость, даже в последний путь проводить будет некому.


Поутру, хмурый как похмелье, Севка диффилировал по улицам на отцовской «шестерке» и размышлял о своей дальнейшей судьбе. Сколько веревочке не виться - конец обязательно будет.
Конец его, Севкиной жизни, был виден невооружонным глазом с высоты ближайшей табуретки – есть деньги, нет денег, а Тризна все равно с удовольствием подселит его к жмурикам на полтора метра ниже уровня жизни.

Хотя можно огрызнуться напоследок – ТТ в масляной тряпочке давно лежит в укромном месте, а стрелять в людей ем уже приходилось – в Афгане. И не только в моджахедов.

Но как же хотелось жить! Севка уронил патлатую голову на руль, зажмурился так, что выступили слезы. А главное – некому рассказать о том, как не хочется умирать в 27.

Ладно, пора привести свои земные дела в порядок. Севка припарковался рядом с домом, где жила Светка.

Его ждали. Возле подъезда громоздился "шевроле" Тризны. "Что-то рановато, братишки."-- узнал джип Севка.

Тонированное стекло плавно провалилось. Узкое, по-восточному хищное, лицо Тризны с изящной узкостью усиков над бледными губами развернулось в сторону потенциальной добычи и изобразило небрежную улыбку, от которой у многих в этом городе начинали трястись поджилки. Темные очки скрывали серые как порох глаза, выцветшие в сырых казематах СИЗО. В глубине джипа светились фиксы опричников.

- Здорово, братан!

"Тамбовский волк тебе братан!"-- Севка затравленно оглянулся но смог выдавить как можно равнодушнее:

- Какими ветрами?

- Судьбоносными, Слава, судьбоносными!-- Тризна, сверкнув печаткой, задумчиво потрогал небритый кадык .--Еду мимо, смотрю: твой "кадилак", дай, думаю, напомню другу о своем существовании. Ты не забыл какая завтра дата?

-Как же, как же! Красный день календаря - заканчивается срок подачи налоговой декларации и месячные у бывшей жены.

- Юмор есть, а деньги?

- Еще не обналичил.

- Острит еще, мудила! - послышался из-за спины Тризны глас опричнины-- Может дать ему по башке, чтоб с пацанами так не базарил?

- Завтра! - погрозил пальцем вождь криминалитета.

- Конечно! -отозвался Севка—И знаешь где? На кладбище, у родительских могил, помнишь ведь еще где?

- Ну, у тебя фантазии, - искренне удивился Тризна.

- А что? И закопаешь где-нибудь рядом, - усмехнулся Севка, Пороха хватит одному прийти, без охранников своих?

- Тризна на секунда задумался, - а давай, посмотрим чья харизма крепче… а когда американская вездеходка лениво отъехала прочь, добавил – или умнее,

- Ты хоть броник одень Макс, - сказал один из опричников, - он заряженый стопудово придет.

- Да знаю я, - от махнулся Тризна, - у него ТТ еше с Афгана. Давай щас на кладбище, покажу место, где с эсвдэшкой сядешь. Для подстраховки.


"Это черная метка, Джим!" - вспомнил одноногого Сильвера Севка, обреченно поднимаясь по лестнице. Он понимал, что на кладбище шансов у него не будет. Но даже если он успеет завалить Тризну – жизнь будет прожита не зря. Наверное…


Дверь открыла Светка. Увядающая голубизна глаз удивленно взмахнула поредевшими крыльями как всегда перекрашенных ресниц.
Годы и водка взяли самое лучшее, оставив на закуску красоту похмельного утра - Светка всю сознательную жизнь с чем-то боролась, будь то успеваемость в институте, ревность к туалетам подруг и Севкиным походам "налево".

Правда в последние годы она, в основном безуспешно, сражалась с зеленым змием, а опухшие последствия этих баталий устраняла мочегонным, да клятвенными зареканиями не прикасаться к спиртному.

Но бросив пить, Светка, пытаясь сбежать от одиночества, опять возвращалась к бутылке и все начиналось по новой.
Севка иногда заходил к ней - она не прогоняла.

- Одна?-- он бесцеремонно втиснулся в прихожую.

- А кто тебе еще нужен?-- усмехнулась бывшая боевая подруга.

- Макс , видел, отъехал, может еще кого ждешь?

- Будешь хамить, вали отсюда.

- Да нет, Светик, извини, злой просто с утра. Я с подарком.

- Ладно уж! Проходи коли зашел! Только туфли сними, пол помыла.

- А что, сегодня день половой тряпки? В кои-то веки, - микрофонил Севка в тесной кухоньке, зыркая в окно и принюхиваясь к кастрюльным запахам.

- Наехал как всегда, да? Хотела угостить борщем, а теперь фигушки ты у меня получишь!

- Молчу, молчу! - Севка угостился сигареткой из брошенной на подоконник пачки и блаженно затянулся, слушая в пол уха как Светка возилась у газового "индезита", машинально делясь с супругом (они так официально и не развелись) последними сплетнями:

- Лариску из валютника поперли, так она в такой штопор вошла-- приходи глядеть! За неделю пропила все, что было в доме, Серый вернулся из командировки, а хата пустая, только бутылки пустые по полу катаются...-- равнодушно отмахнувшись от попытки Севки ущипнуть подрасполневший зад, она показала ему сначала фигу, потом кулак:

- Отвали, черешня!

Ключи от машины брякнулись на васильково поле кухонного стола.
- Дарю. - лаконично обронил он, прекрасно зная о голубой мечте девушки иметь собственное авто.

- Отцовскую что ль? - вроде бы равнодушно поинтересовалась Светка, но глаза уже загорелись, а голос предательски дрогнул. Она поставила перед Севкой тарелку бледненького борща, выглянула в окно - Живая еще?

- А то! - он бросил окурок в пепельницу, взялся за ложку и щедрый ломоть хлеба – Она ж в гараже хранилась, ни ржавчинки, мотор как часы.

- Земля-то слухом полнится, - знакомый и надоевший за последние дни сочувственный взгляд свербился о склонившийся над тарелкой стриженный затылок - что так Макс-то на тебя взъелся?

- Козлом обозвал,-- отбрехнулся Севка-- по пьянке.

Светка в ответ отозвалась неподдельной жалостью:
- Ты так всю жизнь в унитаз спустил. По пьянке.
- Мадам, я бы вас попросил не портить аппетит.
- Сбежал бы из города, денег-то все-равно не найдешь.
- От судьбы, милая. не убежишь. Некуда да и не зачем.

В прихожей, Севка слегка коснулся губами припухшей щеки супруги:
- Спасибо за суп. И за все вообще. И прости. За жизнь нашу, глупо прожитую ..Не поминай лихом!-- в дверях он замер, обернулся-- Все-таки хорошо, что у нас нет детей.

Забытая боль тенью скользнула по лицу и голос Светки предательски дрогнул:
- Не надо меня винить в этом.

- Я и не виню. Никого кроме себя. Чао!

- Чао-какао! - эхом откликнулась Светка, как когда-то, очень давно, провожая мужа на работу. Господи, было ли это? - Сева-а!

В ответ внизу глухо хлопнула дверь подъезда.


Севка неспешно струился по залитому ласковым маем проспекту. Вентилируя легкие жадными глотками воздуха, он держал курс на общагу "Электросилы", где за божескую цену обитался последнее время.

Попадающийся навстречу народ радовался первому теплу, газоны весело зеленели, девчата обнажив коленки спешили навстречу голодным мужским взглядам.

Севка зло пинал попадавшийся под ноги одноразовый мусор из местного макдональдса, дерзко улыбался девчонкам и ласкал взглядом нежную майскую зелень.

Свой последний день он решил провести красиво: ресторан, казино, девочки (возможно). Только не решил еще что будет делать с деньгами – Тризна с бандой наверняка перероет все места Севкиного обитания. Ладно, кое-какие мыслишки были, надо только к адвокату и в банк попасть успеть.


По длинному пустому коридору общежития, простреливаемому холодными сквозняками, каталась на трехколесном велике Катька, немая пятилетка, дочь спивающейся соседушки Лариски.
Катька лишилась речи год назад, когда на ее маленьких глазках пьяный папаша разнес из охотничьего ружья голову собутыльника на корки и семечки. С той поры она замолчала и даже плакала беззвучно, одними слезками, широко раззевая немой рот.

Убивцу дали пятнадцать лет, а Лариска, после сокращения с завода, запила горькую, подрабатывая уборщицей. Беспутный образ жизни и похмельные рассветы очень скоро разбомбили здоровье и крепкое тело, но она все еще считала себя привлекательной, не замечая, что на нее клюют такие же спившиеся неудачники.

Катька была предоставлена сама себе да редкой от безденежья заботе окружающих - в садик она не ходила, шатаясь по общаге с тоскливым любопытством в виноватых глазах.

Такие же нищие , но по-советски сердобольные соседи подкармливали ее, но Катька никогда не забывала спрятать в карман заштопанной кофточки кусок колбасы или конфету, чтобы вечером, беззвучно засветившись радостью, протянуть угощение маме.

Севка, перешагнув тридцатник, так и не обеременил жену ребенком, потому чужих старательно огибал дальней стороной - слишком остро при чьих-то детях кололо одиночество. Он долго прятал свои глаза от бесхитростного откровения Катькиного взгляда, но встретившись с ним однажды, дрогнул сердцем и навсегда поселил там жалостливую любовь к маленькому человечку.

Меж ними возникла молчаливая дружба. Катька иногда до ночи игралась в Севкиной комнате с любимым безухим зайцем, пеленая его в подаренный кумач пионерского галстука, который Светка зачем-то положила в вещи уволенного в запас мужа.

Почувствовав приятеля, Катька быстро закрутила педалями в его сторону.
- Привет, золушка!-- Севка присел на корточки, протянул девчушке "пикник"-- Держи, это тебе. Как дела?

Принимая подарок Катька два раза слегка пожала указательный палец, что на их языке означало "хорошо".

- Вот и прекрасно! - Севка улыбнулся--- Знаешь, у меня сегодня тоже неплохо...пока что.

Катька понимающе кивнула в ответ, ловко распатронила верблюжонка Кельвина, надкусила шоколад, протянула угощая.

- Спасибо, милая! не могу,зубки болят. Ешь сама.

Пригладив растрепанные вихры девчушки, Севка прошел в свою комнату.
Он включил электрочайник, скинул туфли и устало свалился в продавленную яму кровати.

Усталость смежила веки, но задремавшие было мысли досадливо встрепенулись - забыл купить хлеба. Ладно, потерпим пока голым чаем. Но дремота уже испуганно улетела на легких крыльях. Севка открыл глаза, долго не мигая подпирал негнущимся взглядом белую известь потолка, испещренную зигзагами трещин - последний ремонт здесь имел место быть при развитом социализме.
Как всегда, в тяжелую годину, мысли спрятались от реальности в "прекрасное далеко".
Обреченно затянул Шуфутинский: "Лягу в прошлое, в куст с морошкою. Лягу в давнее".
Знакомо привиделись пионерские костры, табельная успеваемость в школе и глупая, но бесценная платоническая любовь.

Раздрызганные нервы пытались настроиться в унисон гитарных аккордов песни. Самопальные блики дискотек, и самозабвение в танце, когда мир вокруг превращался в мириады огней и улыбок, а Севка стаптывал каблуки туфлей, оправдывая свое прозвище Танцор диско.

Впрочем, не пора ли присесть на грешную землю? Заглянем правде в глаза - не вышел из тебя Спиноза-танцор, еще хужее получился Спиноза-мыслитель, а черные маслины глаз той подстреленной афганской пацанки до сих пор иногда вспыхивают немым укором в пьяной тоске интернационального долга.

Не сумел ты, парень, выстоять против ветра перемен, вспыхнул мнгновением и осыпался на обочину прошлогодним снегом. Теперь вот валяешься средь окурков да фисташковой скорлупы и пытаешься подняться с колен, а жизнь грешная делает одну подсечку за другой и ты снова валишься в дорожную пыль, а на зубах песком скрипит злоба на весь мир.

Севка зажмурился, пытаясь вспомнить что-нибудь светлое, но охолонулся, увидев лишь фантики от жвачки, надкусанные яблоки, небрежный узел пионерского галстука, да багровый закат в медных снах артековского горна - прошлое тоже стало каким-то чужим, как раз и на всегда отрезанный ломоть.

Крышка танцевала над кипящим чайником, заставляя дребезжать тишину комнаты. В коридоре бубнили чьи-то голоса, а с общей кухни потянуло чем-то мясным – ааа, вчера в магазине выкинули в продажу китайскую тушенку «Великая стена», потому сегодня вся общага варила одно и тоже блюдо картошку с тушенкой.

Наполнив тоскливое одиночество желудка круто заваренной "анабелью", Севка стал нервно перебирать пожитки-нажитки, что легко умещались в объемной спортивной сумке с надписью *адедас* - у турок были явные проблемы с правописанием.
Спортивный костюм был сразу отложен по причине недостойности, свадебная "тройка" за семь последних лет успела отметиться несколькими прогрызенными молью отверстиями - непонятно что нашло в синтетике глупое насекомое.

Пришлось остаться в изрядно поседевших "вранглерах". Джинсовая рубашка после беглого взгляда на подворотничок стыдливо спряталась под темный полувер.

" Поворотись-ка , сынку!" - Севка погляделся в большой осколок зеркала и остался доволен собой. Из тайника в подоконнике извлек тяжелый "ТТ", заботливо спеленный маслянной тряпочкой. Холодно блеснув, пистолет согрел душевное одиночество-- нет, мы еще повоюем, дружок!

Дверь скрипнула, приоткрыв измазанное шоколадом лицо Катьки.

- Заходи, золушка, - пригласил Севка - Хочешь чаю?

Девчушка забралась на колченогий табурет, сложила ручки на стол а- ля первоклассница и выжидательно засмотрелась на приятеля. Не успел Севка налить чай, как на пороге возникла подвыпившая соседка.

- Вот она где! - недружелюбно тявкнула обладательница прокуренного сопрано и лилового сияния под правым глазом. Катька испуганно обернулась на прародительницу.

- Зачем кричать-то? - спокойно обронил Севка.

- Не твое дело!-- огрызнулась Лариска и строганула по дочери - Катерина, быстро домой!

Катька послушно шмыгнула в коридор, косясь на тяжелую материнскую длань.

- Грубая ты, Лариса. - Севка закурил, заметив жадный взгляд, угостил соседку - Халява, плис!

- Ты че нарядный-то такой? К бабе собрался?-- хриплое сопрано задребезжало смехом - Че далеко ходить-то? Заруливай ко мне, я нынче свободная, приласкаю!

- Мадам, неужели я так плохо выгляжу?-- засмеялся Севка-- В другой раз, девушка! Лет эдак через девяносто.

- Кстати, - посерьезнел он, - а как звали Катькиного отца?

- Петька, - удивленно ответила Лариска, - а что?

- Да так, для общего развития…

Лариска обиженно хлопнула дверью и свалившаяся тишина сдавила виски.

Севка раскрыл записную книжку и на пол лебединной песней Кувырнулась фотка сбитого семейного счастья.
Он поднял свадебное фотографию, задумчиво приласкал взглядом молодую задорную Светку, подивился давно потерянному блеску своих глаз, стрельнул ненавистью в свидетеля - бывшего в миру Максом, а ныне носившего бандитскую кличку Тризна. Взяв ножницы, Севка решительно отсек улыбающихся свидетелей, бережно согнул остаток прошлого счастья и спрятал в записную книжку.

В Сбербанке он обратился к свободному оператору:
- Девушка, я могу положить деньги на имя одной девочки, но чтобы она смогла воспользоваться им только после достижения 18 лет?

- Да, конечно.

- и еще один нюанс – она не в курсе про существование этого счета.

- в свое время ей сообщат. Пойдемте, я отведу вас в отдел, где все оформят и разъяснят.



Пустующий полумрак ресторана Севка пересек уверенным чеканным шагом завсегдатая. Когда-то у него здесь был даже собственный стол. Под развесистой пальмой.
 
Севка скромно присел за угловой столик. Тотчас из темноты возник незнакомый халдей. Услужливость позы трактирного полового никак не вязалась с настороженным взглядом красноватых глаз профессионального алкоголика.

Севка недовольно пощупал зал и при этом его короткостриженная голова медленно, словно башня танка,описала полукруг. Знакомых официантов обнаружено не было - ясно, думают что Севка без денег и будет осуществлять прием пищи в долг.

- Любезный, а что, работает ли Краснуха? - нежным голосом поинтересовался он.
- М-м,а-а,-- застонал "любезный",заметавшись взглядом.
- Ты немой что ли?
- Н-нет.
- Краснуха работает?
- Да.
- Позови его, любезный, не сочти за честь. Скажи что я сегодня при деньгах, пусть не боится.

Только Севка начал радоваться нынешнему разнообразию общепита,изучая блюда по цветным фотографиям меню, как его тонкое обояние оскорбилось ужасным запахом перегара, а тонкий музыкальный слух, обточенный рашпилем музыкальной школы, неприятно резануло утробное икание и следующее за ним нытье басовых нот:

- Сева, блин, обслужу только за деньги, блин. В долг не могу, блин.
Краснуха получил свое прозвище за красную кляксу на левой щеке и всепоглащающую страсть к красному вину. По мутным глазам халдея Севка определил, что выпито уже изрядно.
- Почему злоупотребляем на службе?

- У Ватрушки день варения, - Краснуха громко икнул, обдав клиента очередной порцией перегара.

- Гарна дивчина, - понимающе кивнул Севка, вспомнив пышные формы молодой официантки и захлопнул объемистый том списочных блюд - ну, давай, красавец, попотчуй-ка меня чем-нибудь!

- К-как?

- Накорми.- адаптировал древнерусский Севка, вспомнив незаконченное низшее халдея.- да повкуснее!

- Сева, только за бабки, блин, не могу в долг, пойми! - заскулил свое Краснуха.

- Сказал же что есть наличные, блин! - передразнил, раздражаясь Севка и сунул в потную руку халдея зеленоголового Франклина - держи вот пока. Думаю здесь хватит.

Баксы, хрустнув в ловких пальцах Краснухи, исчезли в кармане накрахмаленной рубашки, а он сам, заученно поправив бабочку и заметно повеселев, затараторил:
- Сегодня вечером мы предлагаем: закуски - "оливье", "македонская", "витаминный"....
- Стоп! - поднял руку Севка - Что за культура обслуживания?
- А что? Мы всех так...
- Я тебе кто, "все" что ли?- Севка погрозил разбитыми костяшками пальцев –
Тащи мои любимые блюда, или забыл перечень?

Краснуха вздохнул , набухая извилинами.
- Помню. Бутылка водки, стакан апельсинового сока и три соленых огурца.
- Идиот. Это когда я на мели, а сегодня давай по полной программе.
- Значит еще мясной салат, судачок под польским соусом и...
- И вазу с фруктами.- подсказал Севка- только не начинай с водки, я тебя умоляю, сначала покушать.

- Все сделаем в лучшем виде, блин. Фирма веников не вяжет!- пообещал Краснуха растворяясь в полумраке.

Мясной салат с удобством расположился в пустом желудке, а пара добрых чарок водки подогрели аппетит.
Пресытившись, Севка откинулся на спинку стула, лениво оглядываясь по сторонам.

Его взгляд равнодушно скользил над столами , машинально отмечая завсегдатаев, пока не встрепенулся у входа в зал, где у пустого стола с таблоидом "администратор" робко ежились две девчушки, сильно смахивающие на заочниц - провинциалок.

Официанты, эти акулы салфетки, хищно ныряя меж полупустых столиков, уже устремились навстречу нетрудовым доходам. Сейчас с бедных девчонок будут вымарщивать посадочную мзду. Мол, вы не обращайте внимание на пустой зал - сегодня все по заказу, просто народ еще не подтянулся. Правда, если вы очень хотите сесть поужинать, то исключительно ради ваших прекрасных глаз, но, пардон, за небольшое количество денежных знаков, можно отыскать пару свободных мест.

Выиграла заплыв акула по имени Борис, который пользовался всеобщей нелюбовью за патологическую привычку обсчитывать не только посетителей, но и своих товарищей по партии, когда те приходили отдохнуть в родное заведение. За это тезку президента неоднократно наказывали дружескими тычками кулака в лицо, но это был как раз тот горбатый, которого исправляет только могила- еще не успевали сойти с лица последствия тумаков, как он снова принимался за старое.

Борис охмурял девушек уже пять минут, но что-то у него сегодня не вытанцовывалось - то ли перегрелся на необычайно щедром майском солнышке, то ли перепил у гел по имени Ватрушка, но судя по бурной отрицательной реакции девчат, он заломил жуткую цену за койко-место.

Одна из них, блондинка, что-то возмущенно втолковывала Борису, и до Севки от жаркого спора даже долетело брызгами святое понятие "совесть", которое девушка пыталась примерить на продажную сущность официанта. Но бестыжую шею Бориса никогда не украшал пионерский галстук, а краска стыда в последний раз заливала это милое лицо в детском саду, когда его уличили в том, что он пописал в чужой горшок. Печальное лицо халдея в ответ нравоучениям выражали скорбящее соболезнование и одновременную безысходность ситуации - я старый халдей, донна Роза, но либо заплатите вы, либо заплатят другие и вам ничего не изменить .

Севка не стал дожидаться окончания спора, а приговорив очередную стопочку, решил подняться в казино и попытаться ущипнуть Фортуну за голую задницу. Легкий шелест среди напрягшихся крупье сопровождал уверенную поступь Севки по мягкому ворсу покрытия - его здесь знали и уважали как Игрока . Скучавшие было рулеточные крупье подтянулись в предчувствии клиента, но тутже сникли, как только Севка прошествовал мимо, направляясь к покерному столу.

Мило улыбнувшись девушке-крупье по кличке Противогаз, Севка оккупировал свободный бокс и обменял деньги на фишки. Свое прозвище тетка получила за отсутствие какой ни то ни было растительности на лице и весьма оригинальный взгляд имени дауна - было в нем что-то безнадежное , как спид.

Ожидая свою игру, Севка лениво рассматривал соседствующих компаньерос. Справа сидели два пьяненьких мальчика, которые едва-едва оторвались от школьной сиськи, а сегодня усиленно развращались, проигрывая папины деньги и траля похотливым взглядом шмыгающих проституток. По леву руку вальяжно развалилось лицо кавказской национальности с криминальным прошлым, судя по растатуированным пальцам, и абсолютно предсказуемым будущим, которое так точно описал господин Лермонтов еще в прошлом столетии:"сижу за решеткой в темнице сырой," вай, совсем один сижу, скучно".
С видимым неудовольствием бросив карты, кавказский парубок пожалился на судьбу:
-- Рэжэт, бэз ножа рэжэт дэвушка!

Натасканные пальцы Противогаза сноровисто раскидали карты по боксам, и, обнажив свою последнюю, вальта, замерли, выжидая.
Севка с легким волнением раскрыл карты и с тяжелым разочарованием бросил их на зеленое сукно. Щупальца крупье тут же жадно спрятали добычу. Два папенькиных сынка с нецензурной репликой сделали то же самое.
Равнодушно-круглые глаза Противогаза вонзились в свободолюбивого горца, который шевеля тонкими губами и хищным орлиным клювом, медленно раскрывал карточный веер.

Севка, как шлагбаумом, перекрыл рукой дорогу шнырявшей туда-сюда молоденькой офицантке казино с фигурой богини и лицом сильно поддающей лолобриджиды.
- Мадам, притормозите на мгновенье.
- Я - мадемуазель,- хихикнула девочка, растаяв в книксен.
- Да хоть графиня де Монсоро! - Севка подарил ей одну из неотразимых улыбок - Будьте так попендикулярны: сто водки и соленый огурчик.
Мадемуазель сильно обалдела от подобного заказа и растерянно оглянулась по сторонам.
- А огурцов-то нет.- виновато сообщила она.
- А что, неурожай? Ладно, тогда только водку.- Севка подстегнул официантку подбадривающей улыбкой и вернулся за стол, где задумчивый Мцыри все еще елозил взглядом по своим картам.
Противогаз все так же молча сверлила горца немигающим взором, хищно застыв над столом вопросительным знаком.
Наконец, убедившись в отсутствии удачи, сын гор сбросил карты и , ругаясь на родном языке, покинул карточное общество.

Севка поиграл еще с полчаса. Оставшись при своих интересах и решив , что звезды еще пока не сложились, он решил вернуться к недоеденному шницелю.

За столом его ждал сюрприз, точнее - два.
Негодник Борис решил разбавить угрюмое одиночество Севки женским обществом и подсадил к нему тех самых провинциалок, с которых давеча содрал втридорога за посадочное место.

Севка гневным взором нарушенного одиночества ощупал полумрак залы, чтобы обнаружив шкодливого Бориса, сказать ему, что он не прав. Искомой цели обнаружено не было, и , обреченно вздохнув, он отправился к столу.

Молча приземлившись в свою тарелку, Севка обвел девушек взглядом, не обремененным излишним дружелюбием. Смолкнувший при его появлении противоположный пол, поежившись от такого гостеприимства, тем не менее с вызовом, подогретым некоторым количеством выпитого спиртного, посмотрел на Севку.

Споткнувшись об открытый взгляд шатенки, он чуть смутился от кольнувшего воспоминания и, сменив гнев на милость, широко улыбнулся:
- Бонжур, мадемуазель! Волею судеб нам придется коротать этот скучный вечер вместе.

Севка уверенным движением разлил сухое вино по девичьим бокалам, плеснул себе "смирновочки" и вдохновенно продолжил, несколько удивившись своей словохотливости:

- Позвольте представиться: Всеволод, но можно просто Сева. Данным именем меня нарекли, как вы догадались, родители. В честь моего дедушки, лихого кавалерийского рубаки, сложившего свою голову за власть советов в двадцать четвертом, где-то в каракумских песках.

Севка врал самозабвенно, немного рисуясь, но чувствуя, что целиком завладел вниманием застольной аудитории. А играл он всегда только на публику. На самом деле, столь непопулярное имя Севка получил в честь директора фабрики ортопедических изделий, где покойная мать проработала всю свою недолгую жизнь.
Своего командира женский коллектив предприятия просто боготворил за гвардейскую внешность, начальственный бас и демократическую манеру общения с трудящимися, столь непопулярную в эпоху застоя. Любил Всеволод Николаевич выйти в народ, покалякать с бабами за жизнь и никогда не отказывался от приглашений подчиненных разделить с ними скромную трапезу по случаю каког-нибудь праздника.

- В данный момент я отдыхаю. Причем на широкую ногу. Присоединяйтесь. - Севка опрокинул стопочку богемского хрусталя (Краснуха постарался) и на миг закрыл глаза от удовольствия.

Затем выжидающе взглянул на девчонок. Во время непродолжительного спича шатенка, близоруко щурясь, бросала на Севку робкие взгляды. Присмотревшись повнимательней она почему-то слегка покраснела и спрятала глаза за густыми ресницами.

- Оксана - негромко представилась она и неожиданно открыто заглянула в севкины глаза. ОН замер, чувствуя, что этот взгляд пытается заставить его что то вспомнить. Что-то из далекого прошлого. На миг ему показалось, что он вспомнил эти зеленые глаза со смешинкой и жест руки, время от времени откидывающий со лба несуществующую челку. Но нет, сильно там в закромах все выгорело.

Вторая, блондинка, была хохотушкой.
- Лида, - сверкнув улыбкой представилась она.

- Ну, вот и познакомились, - подытожил Севка и, чтобы спрятаться от настойчивого и уже пугающего взгляда Оксаны, стал внимательно разглядывать бутылку сухого вина.

Этикетка уверяла, что внутри находится высококачественный продукт бургундских виноделов французской провинции Бордо. Но Севка готов был побиться об заклад, что это "бургунское", как и все остальное стоящее на столах, разливалось не в далекой Франции, а в подсобке ресторанного буфетчика, из сорокалитрового аллюминевого бидона с молдавским "ркацители".

- Хорошее винцо? - усмехнувшись поинтересовался Севка

- Официант сказал, что это лучшее. Алжирское. - не без гордости отозвалась Лида с ноткой хвастовтсва, присущей провинции: мол, и мы не лыком шиты! Можем позволить себе лучшее!

"Боря явно перепил у Ватрушки - подумал Севка - с Алжиром он конечно перегнул. А девчонки-то из явного далека. Явного, глубокого и далекого, как созвездие Кассиопеи."

Хоровод умозаключений пришлось прервать, дабы поддержать застолье очередным тостом:
- Генерал Булдаков был лаконичен до глубокого уважения. Ну, за прекрасных дам!

Опрокинув стопку Севка неожиданно встал с кресла и протянул руку Оксане:

- Разрешите вас ангажировать на танец!

Лида хохотнула, а Оксана тоже улыбнулась:

- Как можно отказать такому галантному кавалеру?

«Синий туман, похож на обмаан,» - тянули местные лабухи очень похоже на Добрынина.

А Севка, покачиваясь в такт, вдыхал легкий запах незнакомых ему духов и запах чуть подожженных плойкой волос. Он купался в этих запахах
 с каким-то неземным наслаждением, а легкие прикосновения тел дарили невидимые волны тепла и ласки, нежно убаюкивали и согревали озябшую одинокую душу. Стало вдруг так хорошо, что Севка зажмурился и поцеловал открытое плечо девушки. Оксана вздрогнула и шепнула: рано еще.

- А ты знаешь, - по детски улыбнулся Севка прямо в ей глаза – а завтра будет поздно. Поверь…

- Верю. Но у нас еще целый вечер…и ночь – смешинка  в ее глазах то манила глубинами многообещаний, то предупреждающе покалывала льдинкой чрезмерную смелость.

Они вернулись за стол.
Оксана снова откинула со лба давно остриженную челку, а Севку снова кольнуло воспоминание, что он это уже видел. Могли ли они с Оксаной встречаться раньше? Вполне возможно. Молодость прошла бурно, а мимолетные подруги забывались так же быстро, как утренние сны.

- Что-то наш кавалер загрустил, - Лида дотронулась до пустых бокалов - и совсем забыл про нас.

- Пардон, - очнулся Севка и попытался растянуть рот до размеров улябки
Маши Распутиной. Вспомнив, что зубы уж не те, он слегка сузил дружелюбие - просто у меня зуб заныл. Как всегда некстати. Расплачиваюсь за то, что в детстве был стастным поклонником ирисок-барбарисок. А так как в те приснопамятные времена не было ни тройной защиты "аквафреш", ни верных близнецов ксилита и карбамида, защищающих зубы с утра и до вечера, то мои кусачки сильно страдали от зверя по имени кариес. Впрочем, что мы все про меня? Вы вообще из далека?

Ответ оправдал самые худшие ожидания.
- Бывал я у вас,  - вдруг вспомнил Севка поля совхоза "Путь Ильича" - картошку окучивал, исполняя интернациональный долг.

- Когда, помнишь? – прищур Оксаны снова толкал его на воспоминание.

- Десять лет уж будет, - Севка даже удивился - время-то как бежит! Мне кажется, что я стал совсем старым.

- Да нет, - засмеялась Оксана, ничего еще. Она встала, взяла сумочку, незаметно подтолкнула Лиду – мы пойдем носики припудрим, ты тут не скучай!

«Лишь слабый возглас в тишине….и пелена прозрачный слов…тебе напомнит обо мне…. Когда последний час пройдет…

Точно! Это она! Севке словно гвоздь в голову засадили. «Совхоз Ильича», первый курс вуза, картошка. Дискотека в деревне и эта смешинка-льдинка в зеленых глазах.
А потом драка с местными и рессора от трактора «Беларусь» откуда то сбоку.
И лесная сторожка на берегу теплой еще ламбы, а голова на ее острых коленях и мягкие руки, вытирающие кровь из взъерошенной соломы волос.

А потом два дня какой то дикой страсти, словно каждый хотел испить другого до самого дна. И короткий сон двух измученных тел, сплетенных в единое целое и робкий голос в приоткрытую дверь: «Сева, автобус в город через час, не опоздай!»

Голос, который остудил этот океан страсти мгновенно до температуры замерзания. «Вот и все?» чуть насмешливый ее голос и руки прикрывающие наготу летним платьицем. И смешинка, ставшая печальной льдинкой.

- Оксана, - не зная что сказать, Севка просто потянулся к ней, но она отстранилась, - ты опоздаешь.

- Мне ни с кем не было так хорошо, - сказал Севка перед уходом, - честное слово! Это не просто слова… поверь…

- Мне тоже…к сожалению…

- Почему к сожалению?

- Потому что я…ладно, иди..

- я напишу. Нет приеду. Обязательно, слышишь?

- Да. Прощай.



Подтягивая колготки в туалетной комнате Лида улыбнулась:
-  Я смотрю, внук героя гражданской войны тебе понравился…

- Это отец Сережки… - пепел с Оксаниной сигареты вот-вот упадет ей на платье.

- Да ты что! – Лида тоже закурила – скажешь ему?

- Не решила еще. Да он и не узнал меня.По-моему.

- Знаешь, я пожалуй не буду вам мешать, - сказала Лида, - пойду в номер к Светке. Мало ли что. Вдруг вам захочется еще чего кроме разговоров.

Вернувшись за стол Оксана поняла, что Севка ее вспомнил. Он просто взял ее за руку и долго смотрел в глаза, пока она не отвела взгляд.

- А ведь я писал тебе. Два письма, открытка к 8 марта. Ты не ответила. Почему?

- Была веская причина.

-Вышла замуж?

- Нет.

Ресторан заполнялся, становилось шумно. Оксана встала:

- Спасибо за ужин. Я устала что-то. Пойду.

- Я провожу, ладно?


В полумраке номера они сидели за столом, пили вино, курили, рассказывали про свою жизнь. Но это было не очень интересно. Чувствовалось что оба хотели бы сказать друг другу совсем другое.

Севка – о том, что, возможно следующий рассвет будет для него последним, а он очень хочет жить. Потому что есть, он чувствовал, есть ради кого.
Оксана о том, что у Севки есть сын и он очень похож на него.

Но каждый из них не мог понять и решить, нужна ли эта информация другому.

Едва забрезжил рассвет, Оксана сладко потянулась:
- У меня поезд в 10 утра.

- Я провожу.

- Не надо. Не люблю я этих проводов-расставаний. Ты извини.

- Но для меня это важно, - в голосе Севке даже появились просящие нотки, - потому что потом….

- Что потом?

- Потом все будет по-другому. – он грустно  усмехнулся, - я уйду в другую жизнь.
- Лучшую?

- Этого никто не знает.

Оксана потянулась за сигаретой, но передумала:
- Давно я столько не курила. Приеду домой вся прокуренная, Сережка ругаться будет…

- Муж?

- Нет, сын.

- Ты замужем?

- Нет.
-
- А как же…

- А ты женат?

- Был. Развелся. Детей нет. К сожалению. – Севка выпил еще чуть чуть – а сколько сыну?

- девять. Бронхит у нас хронический, врачи советуют уехать к морю. А на что? На мою зарплату учителя?

Что-то шевельнулось в груди Севки:
- а он…

- Что? - Повернулась к нему Оксана.

- Чем увлекается?

- Странное увлечение,- Оксана улыбнулась, - мемуарами военных летчиков второй мировой войны и все что связано с авиацией. Он у меня большой дока по этой части.

- Так уж и большой? – Севка глянул на часы, быстро поднялся с кресла, - поезд в 10? Какой вагон?

- Пятый

- Я подойду к поезду. С подарком. Сережке твоему понравится, а если угадает модель, то точно дока. Ты запомни, это модель мессершмидта BF-109 G2. Лучше запиши – крикнул он уже из гостиничного коридора.


- Сказала? – спросила Лида, когда они курили на перроне возле вагона.

- Нет, - мотнула головой Оксана.

- Зря, - Лида выбросила сигарету и стала подниматься  в вагон – но по моему у тебя есть еще один шанс.

Севка подбежал, протянул Оксане коробку:
- Вот, ему понравится. Я городской конкурс с этой моделью выиграл.

Оксана неожиданно что-то почувствовала неладное, прижалась к нему, провела ладонью по щеке:
- А я ведь все еще люблю тебя….У тебя все нормально?

- Да, - но было видно, что Севка врет. В его глазах было столько печали и тоски, что Оксана даже растерялась – так он был не похож на вчерашнего уверенного в себе человека. И седина – вчера она ее не заметила.

- Пассажиры занимаем места в вагоне, - прозвенел казенный голос проводницы.

- Ксана, - прошептал Севка, запустив широкую ладонь в ее пряди, - оказывается в моей жизни были всего три счастливых дня. И один вечер. Спасибо тебе и жди от меня весточку, обязательно жди!

- Сева! – крикнула уже с подножки Оксана, - Сережа это…

- Молчи! Я все понял, отдай ему мой подарок и жди…


Прыща с винторезом Севка вычислил сразу – да тот особенно и не скрывался, покуривая за раскидистой ивой метрах в сорока от могил Севкиных родителей.
Подкрасться и вырубить его для бывшего замкомразведвзвода было делом техники.

Тризна появился почти бесшумно, за спиной Севки, сидевшего на скамейке внутри оградки.
- Принес?

- Ты же знаешь, что нет.

- Я все равно найду, но пострадают люди, у которых ты их спрятал.

- На все воля божья. Кстати, Прыща твоего я вырубил. Жить будет, но голова навсегда скособоченной останется. – заметив, что Тризна занервничал, Севка мгновенно выхватил из кармана ТТ.

- Спокойно, братишка! – Тризна показал пустые руки, - давай побазарим сперва, пострелять всегда успеем.

Он опустился напротив, внимательно следя за дулом ТТ.

- Держи бумагу, - протянул ему стоженный вдвое лист Севка.

- А ручка у меня есть, - поспешил сказать Тризна, осторожно вынимая из внутреннего кармана необычно толстое позолоченное перо, - что писать?

- Пиши расписку, что я вернул тебе миллион и что все это было подстав…

Севка не договорил. Из направленного на него пишушего пера раздался бесшумный выстрел. Пуля попала прямо в сердце.

«А где свет в конце тоннеля? – успел подумать Севка – враки все это….»

- Вот и все, - Тризна пнул упавшее меж могил тело, - а ты думал меня переиграть?


Он сел в свой тонированный мерседес и замер, почувствовав у уха холодную сталь пистолета.
- Спокойно, парень, не дури. Трогай потихоньку.

- Куда?

- Сверни налево, в лесок, - да ты не дрейфь, я ведь для подстраховки. С кладбища мог и не ты выйти.

- Да куда ему до меня… - пуля вошла Тризне в затылок, точно в ямочку, куда обычно  стреляли профессиональные убийцы.

Человек вышел с заднего сидения, подошел к волге, стоящей неподалеку.
- Всех по инструкции, машину сжечь – сказал он в открывшееся окно. Затем поднял воротник куртки и исчез в лесу.




Оксана приехала домой вечером, отпустила соседку, присматривавшую за сыном.
- Мамочка приехала, ура! – Сережка повис на шее.

- Осторожнее, шею свернешь, - улыбнулась Оксана. – а у меня для тебя подарок. Человек, который его тебе передал, сказал, что если ты точно определишь марку самолета, то он, а он победитель конкурсов и олимпиад, будет считать тебя знатоком, равным себе.

- Так-так, - Сергей осторожно извлек модель из коробки, - так себе задачка. Это мессер, мессершмидт.

- А точнее?

- А здесь все точно выполнено? – с подозрением спросил сын

- Модель победила на городских соревнованиях. Думаю, все точно до мельчайших подробностей.

- BF-109, это факт, - вертел модель Серега, - а вот Фридрих или Густав? Хвостовое колесо убирается, ага. А бронезаголовник непрозрачный. Значит, мама это мессершмидт BF-109 G2

-Молодец! – обняла Оксана сына.

- А ты меня с ним познакомишь? С этим автором?

- Надеюсь, что да, - он обещал скоро весточку прислать.
Заказная бандероль пришла через неделю. Сережка был в школе. Расписавшись в получении, Оксана присела за кухонный стол и положила увесистый сверток перед собой. Ее адрес был выведен незнакомым почерком.
Раскрыв пакет, развернула письмо:

«Ксанка, привет! У меня все хорошо.
Если эта бандероль пришла раньше меня, значит мы увидимся не скоро. Не в этой жизни.
Здесь 450 тысяч долларов. Этих денег хватит тебе, чтобы уехать с сыном к морю. Я бы советовал Черногорию. Купишь пару домов. В одном будете жить, другой сдавать туристам, в общем, не пропадете.

Сережка ведь мой сын, да? Если угадал модель самолета, то точно – мой (шучу). Я боялся спросить тебя прямо об этом, потому что боялся, что ты скажешь – нет.
А я так хотел, чтобы он был моим сыном! Потому что тогда…тогда все по другому и жизнь приобретает совсем другую цену. И еще – ее не так страшно потерять.
Хотя так хочется жить, любить и радоваться каждой весне! Но когда нам дается такая возможность мы не всегда понимает это, а когда понимаем – бывает слишком поздно.

Поцелуй за меня Сережку. Или не говори ничего обо мне. Решай сама.
Спасибо еще раз за все. И знай: у меня все хорошо»