Н. Наседкин. Мушкетёры. Портос - Кравченко

Портос был славен подвигами — совершал, благодаря своей физической мощи, невероятные поступки.
Вот и Василий Васильевич Кравченко среди тамбовских литераторов выделяется своими, в чём-то по-своему героическими, акциями и поступками. Правда, совершает он их, конечно, не с помощью грубой физической силы, а с помощью интеллекта, творческого дара, неуёмности характера. То повесть несвоевременно такую острозлободневную напишет, что даже товарищей по перу ошеломит, и те все силы приложат, дабы повесть не была опубликована; то издательство местное на пустом месте создаст; то тамбовский «Пен-клуб» организовывать возьмётся… Или взять такой факт: сейчас, когда другие тамбовские прозаики, можно сказать, в простое, новые вещи у них не рождаются или пишутся в невероятных муках и чрезвычайно медленно, В. Кравченко за невероятно короткий срок создаёт объёмистый криминальный роман о современности «Не суждено нам жить в Париже», который столичное издательство «Голос» включило в план на 1996-й год и даже выплатило автору аванс — невероятное событие для тамбовской сегодняшней литературы!
А с чего все начиналось?
Родился писатель далеко от берегов Цны, в Гомельской области (теперь это и вовсе заграница!) в 1937 страшном году. Вскоре семья переехала на Украину, под Чернигов, и здесь будущему тамбовскому прозаику довелось испытать то, что называется горьким словом «оккупация». На основе воспоминаний об этом мрачном детстве В. Кравченко напишет повесть «Хуторяне», которая войдёт в первую его книжку «Лето в Озёрках», вышедшую в Воронеже в 1973 году. Он как бы выполнил наказ матери, говорившей ему: «Вот вырастешь — не забудь про это… Какая бы хорошая жизнь ни наступила, ты всё равно помни. Можно забыть голод, перенести холод, пережить страх. Когда всё это по отдельности. А мы вот терпим всё это разом…»
Вообще у В. Кравченко собственная биография (как у А. Акулинина и в отличие от В. Герасина) — главнейший источник тем, сюжетов. В книгах его отражена биография пол-ностью: есть вещи, написанные об учительской поре его жизни, есть рассказы и повести, посвящённые партработникам, ибо сам В. Кравченко сподобился быть причисленным к сонму руководящей партэлиты районного масштаба, встречаются среди героев писателя, естественно, и литераторы…
Путь же в литературу у В. Кравченко не был лёгким и прямым, хотя, в отличие, опять же от В. Герасина, начал он писать рано. Первые публикации — заметки газетные — появи-лись за его подписью в «Мичуринской правде», когда учился он в местном пединституте. Первый рассказ В. Кравченко напечатала областная «Тамбовская правда» в 1959 году, а пер-вая книжка его вышла в Воронеже только через четырнадцать лет. Хотя несколькими годами ранее уже готовился к выходу сборник рассказов молодого автора из Тамбова (В. Кравченко к тому времени уже жил в областном центре, работал журналистом в «Комсомольском знамени»), однако ж сменился редактор в издательстве, и книга, что называется, сгорела. Как мы помним, аналогичный эпизод с первой книгой случился и в биографии А. Акулинина — не дай Бог пережить подобную встряску любому писателю!
Но В. Кравченко отчаиваться не стал, писать не бросил. И в 1972 году был вознагражден за упорство — столичный журнал «Молодая гвардия» опубликовал в 4-м номере его повесть «Братья Карандеевы». А между прочим, в те времена «Молодая гвардия» — журнал был уважаемый, популярный и авторитетный, не то, что сейчас, и между прочим рецензировал и благословил в печать повесть неизвестного тамбовского литератора автор романов «Не хлебом единым» и «Белые одежды» знаменитый В. Дудинцев. Ну и — раз пошла полоса везения — в следующем году в Центрально-Чернозёмном книжном издательстве наконец-то выходит и первый сборник В. Кравченко (не тот, который «сгорел» — совершенно новый) — «Лето в Озёрках». Кроме «Хуторян», сборник включал в себя ещё одну автобиографическую повесть «На южном берегу» о детях-инвалидах, живущих в крымском санатории, и пасторальное повествование «Лето в Озёрках» о счастливом деревенском детстве советских мальчишек и девчонок.
Следующий год у В. Кравченко, на внешний взгляд, выдался удачным в творческом плане: вышли в свет сразу две книги — сборник рассказов «Время долгих ночей» и сборник очерков «Полюшко-поле». Однако ж из сборника прозы, уже набранного, была вынута самая острая повесть, как раз и давшая название сборнику, а книжку очерков о «доблестном труде колхозного крестьянства Мучкапского района Тамбовщины» автор подписал скромно псевдонимом «В. Брагин» (он родился в посёлке Брагин) и вряд ли будет когда-нибудь переиздавать. Да и сборник «Время долгих ночей», посвящённый жизни сельских педагогов, без одноимённой главной повести вполне теряется в потоке благодушной литературы тех лет, конфликты в сюжетах если и встречаются, то лишь лучшего с хорошим.
Замечу здесь в скобках, что у В. Кравченко на протяжении всего раннего периода его творчества поражает вот это его устремление творческое — раздвоиться: писать параллельно соцреалистические тексты и крамольные, выдать из-под пера вещь конъюнктурную и следом тут же — злободневно-критическую, «оппозиционную»… Сам писатель признался как-то, что делал это исключительно в целях тактики: дескать, несколько проходных, «удобных» произведений протянут за собой в печать как бы незаметно и произведение «революционное», острое… Как видим, маневр этот автору не удавался, бдительные редакторы и цензоры стояли насмерть.
Однако уже первые эти книги В. Кравченко показали и доказали, что писатель он — профессиональный, так что его без особой нервотрёпки приняли в Союз писателей СССР.
Следующий сборник тамбовского автора «Беспокойный человек» (Воронеж, 1979) составили в основном рассказы-портреты, рассказы-биографии. Думается, именно с этой книги и начинается Кравченко-прозаик, каким знают его сегодняшние читатели: с его вниманием к отдельному человеку, к внутреннему миру личности, к судьбе простого обыкновенного смертного с его страстями, горестями, радостями, со всеми его достоинствами и недостатками.
Открывается сборник рассказом «Шелковица», которым автор отдаёт дань воспоми-наниям детства, как бы отсылает этим рассказом читателя к самой первой своей повести — «Хуторяне». В «Шелковице» автор-герой (рассказ — подчёркнуто автобиографичен), уже взрослый, отец семейства, везёт своих детей на свою малую родину, в украинский степной хутор, «запрятанный в вишнёвых садах вдали от магистральных дорог». Показав сыну и дочери (и нам, читателям) родные места, где прошло его военное детство, познакомив с земляками-украинцами, автор, уже давно обосновавшийся на серединно-российской Тамбовщине, предуведомляет: «После этой поездки мне особенно остро захотелось написать о людях, среди которых я живу сейчас». И далее в рассказах «Беспокойный человек», «Тихоня», «Макарыч», «Настасья» и других знакомит читателя с тамбовскими «деревенскими жителями». К слову, в начале своего писательского пути В. Кравченко явно тяготел к сельской тематике, был в литературе так называемым «деревенщиком». Но сейчас ясно, что главная и любимая его тема — городская, основной герой — горожанин, правда, как правило — выходец из деревни. Вот и в сборнике «Беспокойный человек» уже проскочил характерный, визиточный (от слова «визитка») рассказ «Акимыч и Баядерка», где В. Кравченко показывает жизнь-судьбу человека, страдающего от одиночества и непонимания в многолюдном городе-улье. События же происходят в областном центре Лысогорске, в котором нельзя не угадать благословенный наш и сонный град Тамбов. Впоследствии многие герои большинства произведений писателя «пропишутся» в этом Лысогорске, так что если читать все рассказы и повести подряд, то получится как бы роман-эпопея из жизни лысогорцев.
В 1983 году ЦЧКИ выпустило сборник прозы В. Кравченко «Грустная история». По прочтении его становится совершенно ясно, что В. Кравченко нашёл свою тему, идёт своей, отдельной, дорогой в тамбовской литературе. «Грустная история» — название повести, и название символичное. Мы узнаём грустную историю о грустной жизни Петра Григорьевича Клочкова, личности «ничем не выдающейся». Вообще это один из главнейших персонажей прозы В. Кравченко — заурядный несчастливый мужчина средних лет. Ну и, конечно, большую роль в повествовании играет фон — городская лысогорская (тамбовская) действительность.

«Баржа отвозила любителей природы на остров, названный каким-то шутником Эльдорадо. Когда-то пристань в Лысогорске была оживлённым местом. Среди зелени уютно гнездились павильончики, торговавшие пивом и нехитрой, но вкусной снедью…»

Старожилам Тамбова эти строки и другие аналогичные в повести напомнят о былом.
В сборнике «Грустная история» опубликована и «деревенская» повесть «Братья Карандеевы», появившаяся до этого в журнале «Молодая гвардия» — повесть о колхозе, о селе, о хлебе, о людях земли.
Следующая книга В. Кравченко вышла только через семь лет — сборник «Личное дело следователя Дудникова» (Воронеж, 1990). Откуда же такой перерыв? А это как раз тот случай был, о котором я упомянул в предисловии к очерку. Надоело В. Кравченко писать всё время с оглядкой на правила социалистического реализма и решил он написать вещь, максимально приближенную к жизни, действительности, правде. И написал вот это самое «Личное дело следователя Дудникова», а перед тем, как отослать в Воронеж (где она уже была заявлена в плане), решил «испытать» её на товарищах по писательской организации. Устроили читку-обсуждение. Была и критика, но почти все слушатели были единодушны: да, повесть очень смелая, очень правдивая, написана, что называется, кровью сердца и, короче, — это несомненное достижение Кравченко-прозаика. Ободрённый автор отсылает рукопись в Центрально-Чернозёмное книжное издательство, а там уже лежит «телега» из Тамбовской писательской организации: наш товарищ написал антисоветскую вещь — печатать не рекомендуем. Увы, такие были нравы… Впрочем, они и сейчас не лучше — подножек и грязнотцы в писательской среде хватает. Одним словом, издатели незамедлительно прореагировали на сигнал (а попробовали бы не прореагировать!), рукопись В. Кравченко вылетела из плана, а её место заняла рукопись следующего тамбовского автора — очередь стала короче.
Итак, в 1990-м, в «новые» времена повесть всё же пробилась, к счастью автора, вышла. Однако ж счастье это, конечно, относительно: если в середине 1980-х она могла произвести фурор и принести известность писателю, то на фоне нынешней разоблачительно-острой литературы она, что называется, не прозвучала. Даже оторопь берёт — что могло так напугать и коллег автора, и издателей? Повесть кажется вполне невинной.
Читатель, клюнувший на заголовок и размечтавшийся прочесть забойный детектив, конечно, разочаровался: повесть «Личное дело следователя Дудникова» сильна не криминальным сюжетом, а психологическим бытовым реализмом. Автор здесь верен себе, своему кредо, а В. Кравченко — писатель-проблемник, писатель-критик, писатель-публицист. Он заострял преднамеренно внимание на язвах нашей серой обыденности. Проза В. Кравченко вообще переполнена проблемами, недостатками, вывихами нашей шизодебильной тогда ещё советской действительности. Это — жёсткая проза.
Следователь Дудников, сохранивший в себе честное начало, пытается отстаивать истину, пробует наказать ползучее, приевшееся, повседневное зло. Но, увы, болото всеобщей поруки неодолимо. Дудниковы в нашей жизни и тогда, да и сейчас — слабые и смешные донкихоты. Однако ж важно подчеркнуть: Дудников — отнюдь не ангел во плоти. Недаром о нём сказано автором: «Если бы Дудников мог взглянуть на себя со стороны, со спокойствием философа проанализировать свои поступки, он бы увидел маленького, обозлённого диктатора. Он прятался в Дудникове далеко, под маской неприятия малейших человеческих промахов, и в других условиях мог бы развиться до чудовищных размеров». У В. Кравченко и раньше мало было положительных, идеальных героев, а в последних произведениях и вовсе нет, что явно выделяло всегда его прозу на фоне массовой литературы, зациклившейся на поисках ангелоподобных персонажей.
В сборнике «Личное дело следователя Дудникова» среди других опубликован и рассказ «Без видимых причин», который появился до этого в «Подъёме», а потом и в итоговом сборнике лучших журнальных публикаций года в российской литературе «Рассказ-86» (Москва, «Современник»). Каждому прозаику, думается, лестно появиться под одной обложкой с такими мэтрами современной русской прозы, как, допустим, В. Астафьев. А за рассказ «Недоразумение» В. Кравченко был удостоен премии журнала «Подъём» за 1989 год.
Пресловутая перестройка аукнулась в творческой судьбе В. Кравченко, как и у его собратьев по перу, двояко: с одной стороны, писать стало легче, с другой — публиковаться тяжелей. Вот тогда-то и стал В. Кравченко одним из главных инициаторов создания местного писательского издательства, а вернее будет сказать — возрождения, ибо своё областное издательство в Тамбове некогда было, но потом, в начале 1960-х, как и повсеместно по стране, было закрыто в приказном порядке.
Первоначальный капитал на «Новую жизнь» обещал дать Союз писателей РСФСР. В. Кравченко стал директором, место главного редактора, как я уже упоминал, занял В. Герасин, коммерческим директором назначили детского поэта и сатирика Г. Попова. Арендовали в Доме печати, рядом с писательской же организацией, кабинет и взялись за дело. Сейчас, когда всё позади, когда «Новая жизнь» уже стала довольно далёкой историей в литературной жизни Тамбова, ясно видны все просчёты новоявленных издателей. Они не стали для начала издавать «Анжелику» или «Библию для детей», чтобы увеличить первоначальный капитал, создать экономическую базу, а сразу, сломя голову, бросились издавать сами себя, да ещё и чрезвычайными для местного издательства тиражами — по 20 тысяч эк-земпляров. Ух и шум поднялся в широких, так сказать, писательских кругах Тамбова: давай-те и нас издавать, всех давайте издавать!.. В. Кравченко со товарищи успокаивали: подожди-те, придёт и ваша очередь!..
Увы, выпустив с десяток книг, «Новая жизнь» вынуждена была обанкротиться. (Союз писателей обещанных денег так и не дал.) Так что В. Кравченко, в отличие от А. Акулинина, не удалось в полной мере проявить себя в издательской деятельности. Но, тем не менее, благодаря «Новой жизни» читатель получил возможность увидеть последние на тот момент вещи, созданные прозаиком, — в издательстве вышли две его книги: сборники «Рассказы о любви» и «Лицедеи».
Недоброжелатели писателя (а у кого из пишущих их нет?), конечно, язвят по поводу несоответствия заглавия первого сборника и его содержания. И они правы — какая, к чёрту, любовь, если речь в рассказах идёт, в сущности, об отсутствии любви, о потере любви, о неумении любить, о смерти и гибели чистой, возвышенной, опьяняющей любви. Увы, вместо любви нынешний человек привык обходиться сексосуррогатом, половой механикой, примитивной физиологией.
Вот характерный рассказ из сборника — «Фотомодель», который до этого, к слову, был опубликован в «Рассказ-газете». Главный герой Аркадий Петрович Бондарский, прораб одной из строительных организаций города Лысогорска, 50-летний мужчина, любил с бравадой назвать себя обывателем, потому что он обывает. Его дом — его крепость. Его семья — смысл его жизни. И в семье почти всё благополучно, как у людей: вырастили с женой двух дочек, младшая рядом, в Лысогорске живёт, старшая — в Москве аж артисткой работает. Всё путём!
И вдруг Аркадий Петрович случайно видит рекламное порнофото, на котором изоб-ражена его старшая «артистка» Ирина… Да как же это возможно?! Отец срочно летит на своих «Жигулях» в Москву — разобраться, остановить, наказать!
Дочка и не думает пугаться и смущаться.

«— Так это же реклама, папа! Уже два года работаю фотомоделью. Хорошо платят.
— А театр?
— Театр… Ты проживи на сто пятьдесят рэ. Я за эту квартиру столько плачу. А жить как? Одеваться?
— Дочка! Но не торговать же своим телом?!
— А если мне больше нечем торговать? Совесть моя никому не нужна. А ведь нынче и ею торгуют.
— Это всё пустое. Мы тебя растили, воспитывали… Для чего? Чтобы кто-то пускал слюни, глядя на твои ягодицы?
— Ага… А сам ты не пускал эти слюни, когда рассматривал порнографические журналы?
— Что ты говоришь? С чего ты взяла? — краснея, запротестовал отец.
— Папа, брось. Взрослые думают, что дети ничего не замечают. А я в детстве была любопытной. И видела, как ты рассматривал журналы, а потом прятал их в стол. А когда ты уходил, то мама брала эти журналы и закрывалась в комнате. А когда и она уходила, то я доставала из стола…»

Вот такие пироги — оказывается, сами воспитали дочку-то. Правда, потом выясняется, что диалог этот Аркадию Петровичу пригрезился во сне — до Москвы он не доехал, уснул на стоянке в машине. Но в том-то и соль, что он сам подсознательно понимал всё время иллюзорность их «нормальной», «обывательской» жизни: жене не изменяет только потому, что боится её угроз в случае чего «кое-что» ему отрезать, сам он боится всерьёз поразмыслить — где его жена бывает, с кем встречается, почему охотно отпускает его надолго из дому?..
Какая уж тут любовь! Если и есть, то только — потаённая жажда любви, мечта о ней. Точно так же, как и в других вещах сборника «Рассказы о любви» — «Ностальгия», «Скрипка по вечерам», «Счастливый несчастный человек», «В сумерках»…
И ещё: тамбовский прозаик В. Кравченко, сам бывший партработник, партийный журналист, идеолог-марксист по образованию и опыту прежней работы, страстно отрекается, избавляется в последних своих произведениях от большевистской больной коросты, от дурмана фальшивых ценностей. Герои его, пережив, переборов, переосмыслив скотство компропаганды, выздоравливают душевно, хотя и осознают, что гнойные каверны дебильного прошлого исчезнут в душах не сразу и не без боли. В рассказе «Соната ля-бемоль минор» сын на поминках по матери спрашивает отца:

«Но вот ты скажи: ради чего она жила? Ты ради чего живёшь?
— А ты? — только и нашёл что ответить отец.
— Но я не пудрю мозги! Не вешаю лапшу на уши насчёт светлого будущего и благодарных потомков! А вы все вешали!
— Мы верили…
— А теперь почему разуверились?
— Потому что глаза открылись…
— Потому что разрешили думать. И то не совсем. В рамках возможного. Все вы жили под страхом и от страха умрёте…»

Знаменательно-характерный диалог.
Стоит повториться: В. Кравченко умеет создавать жёсткие, трагичные, злободневные произведения — качество весьма и весьма ценное в писателе. В своё время появился в «Тамбовской правде», а затем был опубликован в сборнике «Личное дело следователя Дудникова» рассказ В. Кравченко «Ошибка». Хулиганистый, как и многие в этом возрасте, паренёк попадает в Афганистан, сталкивается лицом к лицу со смертью, насилием. Домой он возвращается совершенно другим человеком, переродившимся. Теперь-то вот и жить, и работать, и переделывать нашу болотную гнусную действительность. Но места переродившемуся Борису Фирсову в нашей жизни пока нет. Происходит страшная ошибка, и родная мать во дворе собственного дома сжигает заживо горячо любимого сына, случайно облив его бензином.
В том же сборнике появился ещё один «тяжёлый» рассказ В. Кравченко с мучительным сюжетом «Не дай ему детей!» — о грязных похотливых поползновениях сына-лагерника к родной матери, приехавшей его навестить. А в «Рассказах о любви» поведана история о том, как молодая жена приводит в дом клиентов, за пятьдесят рублей ублажает их, дабы поддерживать сносное существование мужа, прибывшего из Афгана беспомощным калекой («Невидимый фронт»).
А наиболее критически-жёсткая тенденция в творчестве В. Кравченко проявилась в последнем пока по времени выхода в свет сборнике повестей «Лицедеи». Сразу надо сказать, что вещь, давшая название книге, представляет, кроме всего прочего, интерес и тем, что местный, тамбовский (лысогорский) колорит играет в ней весьма значимую роль. И особый интерес состоит в том, что главные герои «Лицедеев» — писатели, братья-поэты, поэтому каждый, кто интересуется местной литературой, получит дополнительное удовольствие от повести, узнавая в поэте Синичкине, прозаике Беломестно-Двойнинском, критике и молодом поэте Сергее Горюнове, журналисте Овчинникове реальных тамбовских представителей литературы и прессы.
В центре повествования — два брата-близнеца Огородниковы. Талантливый Пётр, публикующийся под псевдонимом П. Родников, на время уезжает из Москвы и уступает своё место и своё славное уже имя брату Павлу, пишущему ремесленные конъюнктурные стишки под псевдонимом П. Городников. Сам же Пётр совершенно под чужим именем обосновывается временно в провинциальном Лысогорске.
В этой повести, можно сказать, главной героиней является Литература. Талантливый Пётр Огородников и графоман-ремесленник в поэзии Павел Огородников — две ипостаси литературы, и тамбовской и вообще российской. И, понятно, поднимаются в «Лицедеях» извечные писательские, творческие проблемы. Вот завотделом поэзии журнала столичного говорит поэту:

«— А ты сам встречал очень талантливые стихи? А если и встречал, то не скажешь, потому что свои считаешь лучше всех. И правильно. Зачем же писать, если знаешь, что пишешь плохо. Все пишущие — гении. В собственном представлении. Хотя все знают, что гений рождается раз в столетие…»

Весьма едкое и точное замечание.
Ну и, конечно, зарисовки города Лысогорска и суждения о нём останавливают внимание тамбовского читателя:

«Привокзальная площадь со всех сторон затенялась высокими и густыми тополями, на которых гнездилось вороньё… За тополями виднелись пакгаузного и барачного типа здания, часть из которых были прикрыты красочными фанерными щитами с призывами: “Лысогорцы! Сделаем наш город городом высокой культуры!”, “Народ и партия едины!”, “Слава КПСС!”.
А посредине площади в миллиардах брызг сверкал многоступенчатый фонтан, внутри которого играла музыка в такт пульсирующим струям. Казалось, что какой-то нищий босяк сорвал с монарха корону и водрузил на свою лохматую, вшивую голову, настолько нелепо было явление фонтана на такой площади. “Не здесь ли Платонов писал свой «Город Градов», — подумал Пётр. — Градовцы тоже, получив от государства двести миллионов и не зная на что их употребить, стали рыть канал в Персию”…»

Мы-то, читатели, отлично знаем: здесь, именно здесь писал «Город Градов» Андрей Платонович Платонов.
Для истории тамбовской литературы необходимо также привести-зафиксировать от-рывок из «Лицедеев», где описан, так сказать, быт областной писательской организации сегодняшнего дня (повесть написана в 1988 году, но и по сию пору дальнейшее описание верно один к одному):

«— Давай зайдём в писательскую организацию, — предложил Борзов. — Это на шестом этаже (Дома печати).
— Зачем?
— Да просто так. Там любят, когда заходят, всё же создаётся видимость хоть какой-то работы.
Они поднялись по лестнице на три этажа выше и зашли в довольно просторную комнату, об-ставленную самым странным образом. Здесь стояли два книжных шкафа с литературной энциклопедией и пожелтевшими сборниками стихов местных поэтов, к стене прислонился шаткий раздвижной стол (такие столы обычно обитают в бедных квартирах), на нём лежали подшивки газет, был ещё продавленный диван оранжевого цвета и разбросаны по углам мягкие кресла аспидно-синего колера.
А по самому центру стоял письменный стол с оторванной дверцей, к столу вела пыльная про-тёртая ковровая дорожка…»

Кому доводилось бывать в штабе областной писательской организации, тот сразу согласится — описано всё с фотографической точностью. Сейчас, правда, подшивки газет со стола исчезли — не на что писателям подписываться.
Стоит, опять же, повториться: главная героиня повести «Лицедеи» — Литература. Поэтому необходимо привести ещё одно основополагающее место из повествования:

«Здесь, в Лысогорске, либо в другом подобном богоспасаемом городе можно только тупеть, положившись на то, что тобою руководят разумные начальники и они знают, куда ведут тебя, а ведут, непременно вперёд, ко всеобщему благоденствию, а ты должен суетиться, мельтешить, обвиняя их в том, что ведут они слишком медленно, надо бы быстрее и вообще с нашим братом следует покруче обращаться для пользы дела, а то ведь мы такие… Это похоже и на критику и на самокритику, и нравится начальству. Называть своих пастырей ворами и карьеристами нельзя, это грубо, невоспитанно и вообще они миром мазаны, разве они могут… Впрочем, на такое мало кто решался. Эти полуправда и полусмелость рождают полулитературу. Каждый ли мог бы решиться в своё время написать “Ювенильное море”? Авторское тщеславие в слабом характере берёт верх, и в результате пишутся вещи, в публикации которых автор уверен на все сто процентов, но которые не служат ни богу ни людям…»

Слова покаяния, которые стоило бы написать многим тамбовским литераторам предыдущих поколений.
Кроме «Лицедеев», в «новожизненный» сборник В. Кравченко вошли повести «Кол-лапсары» о трагической судьбе алкаша, «Зачатие», продолжающая тему о неумении любить и быть любимым, «Звонок» — об агонии партократии и «Лёнька Брыксин» — повесть-жизнеописание о человеке, никак не вписывающемся в колхозно-советскую действительность. Кстати, весьма интересно и познавательно прочитать подряд три вещи практически на один сюжет (обезлюдивание, умирание малых российских деревень) трёх «мушкетёров» тамбовской литературы: «Рыжий раз, рыжий два…» А. Акулинина, «Тихий Угол» В. Герасина и «Ленька Брыксин» В. Кравченко…
В самое последнее время В. Кравченко напряжённо ищет продолжение своего творческого пути, пытается активно включиться в литературный процесс сегодняшнего дня, когда главенствует коммерческая литература. Взял, например, да и написал цикл так называемых эротических рассказов и даже опубликовал их с помощью одной местной бульварной газетки в виде отдельного выпуска, но, правда, под псевдонимом. Не буду раскрывать тайну писателя, хотя, на мой взгляд, ничего зазорного в любом жанре литературном нет. Главное ведь не в том порно или боевик пишет прозаик, а — как он пишет. В конце концов «Декамерон» — это тоже эротика, а «Заветные русские сказки» и вовсе, на поверхностный взгляд, неприличность.
Здесь В. Кравченко остался верен себе, сюжеты выбрал-подобрал самые что ни на есть острые, мрачно-жизненные. В одном рассказе, к примеру, парень «снял» в баре девку, и когда выяснилось, что совокупиться им негде, он потащил её во двор ближайшего дома:

«— Не хочу я, слышишь? Не хочу! — почти кричала Аня.
Она испугалась его. Ей было не привыкать к разным переделкам. Трахали её и в лодке, и в подъезде, и даже на крыше. Но тут она испугалась. Да ещё он прижал её к стене, а на ней была новая блузка, а стена наверняка грязная.
— Да пусти же, скотина!
Всё внизу трещало: и трусы, и колготки, лучше бы она сама сняла. Он сопел ей в ухо, она попробовала оттолкнуть его, но получила по морде и почувствовала солёный вкус на губах…»

Что и говорить, описано колоритно. Мало того, насильник потом ещё и ограбил Аню, вырвал с мясом золотые серёжки из ушей… Но соль рассказа не в этих описаниях, соль в сюжетном ходе — насильник оказался родным братом Ани, с которым она не виделась двадцать лет…
Откровенно скажу, не знаю — продолжает или нет В. Кравченко разрабатывать «эротическую жилу», знаю только, что он, как уже говорилось в начале, написал остросюжетный криминальный роман, который в духе времени рассчитан на коммерческий успех. Дай-то Бог!
Но Василию Кравченко всегда мало было одного творчества, ему хочется приложить силы и, так сказать, в общественно-литературной жизни. В своё время он отвечал в областной писательской организации за сектор по работе с молодыми авторами, потом после кончины поэта С. Милосердова, попробовал вместо него вести знаменитое тогда литобъединение «Радуга», затем вот издательство пытался создать… Из последних подобных акций-деяний В. Кравченко — создание как бы местного Пен-клуба. Напомню, что это международное объединение литераторов основали в 1921 году английские писатели Дж. Голсуорси и К. Э. Даусон-Скотт. Слово «Пен» — это английская аббревиатура по первым буквам слов «поэты», «очеркисты», «романисты». По преданию, основатели Пен-клуба обговорили идею создания его в кафе. Наши расейские московско-столичные таланты и гении от литературы, задумывая русский Пен-клуб на волне перестройки, наверняка обсуждали эту назревшую проблему в Дубовом зале ресторана ЦДЛ. Традиция!
Думаю, для истории следует чуть подробнее рассказать, как зарождался Пен-клуб в Тамбове, тем более хочется надеяться, что создан он всерьёз и надолго.
Итак, В. Кравченко уже давно задумывал нечто подобное, считая, что областная писательская организация — институт формальный и даже ненужный. На первую, организационную, посиделку 18 июля 1996 года в кафе «Нива» (традиция!), по его предположению собрался весьма узкий круг — кроме него самого присутствовали Александр Акулинин и автор этих строк. За кружкой пива и жирным цнинским лещом вопрос был решён окончательно: тамбовскому Пен-клубу быть! Только называться он будет — Тамбовский литературный Премьер-клуб. «Премьер» — слово многозначное: подразумевалось, что в члены клуба войдут одни «премьеры», и что на каждом заседании кто-нибудь ещё и станет играть роль премьера, первого, то есть будет в центре внимания, как бы творчески отчитываться.
Второе и уже, так сказать, рабочее собрание Премьер-клуба состоялось в кафе «Кондитерское» на ул. Чичканова. На него было приглашено Тамбовское телевидение. В уютном подвальном зальчике с канарейками и аквариумом собрались, кроме трёх «основоположников» клуба, ещё и тамбовские пииты Аркадий Макаров и Евстахий Начас, а также молодой поэт из Никифоровки Анатолий Остроухов. Он-то и стал «премьером» этого заседания. Но сначала, так сказать, автор и президент клуба В. Кравченко коротко рассказал об идее и за-дачах нового творческого объединения. А затем много и хорошо говорили об А. Остроухове, он читал свои, безусловно, талантливые стихи…
В ходе заседания читали свои творения и другие поэты и прозаики, был сделан обзор новинок тамбовской литературы. Всё это действо сопровождалось непринуждённой беседой, и было заснято тележурналистами на плёнку. С самого начала у В. Кравченко была эта задумка — вести с заседаний Премьер-клуба телетрансляции. Потому что, кроме первой цели (дать возможность неформального дружеского общения местным литераторам) — у клуба существует и другая, не менее важная: земляки-тамбовчане должны были наконец узнать своих писателей в лицо…
И ещё не менее важная задача — открыть дорогу молодым, начинающим литераторам. Об этом неоднократно говорили и В. Кравченко, и А. Акулинин, которые, к слову сказать, не боятся конкуренции. Творческое соревнование — это непременное условие для развития литературы.
Работа Премьер-клуба только разворачивается, но уже даёт свои положительные результаты. Вышел первый номер газеты «Литературный премьер-клуб» (на базе «Рассказ-газеты», издаваемой А. Акулининым). И в этом номере, кроме произведений «маститых», нашлось место большому рассказу А. Тяпкина из Мичуринска «Цветы и люди». Это первая публикация автора, который не может пробиться в большую литературу, хотя уже состоялся как писатель. Опубликованы произведения и других молодых литераторов.
Таким образом, как видим, прозаик В. Кравченко накануне своего 60 летия находится в самом расцвете творческих и, если можно так выразиться, общественных сил.

Кравченко В. В.

1. Лето в Озёрках. Повести. Воронеж, 1973.
2. Время долгих ночей. Повесть, рассказы. Воронеж, 1974.
3. Полюшко-поле. Очерки. Воронеж, 1974.
4. Беспокойный человек. Рассказы. Воронеж, 1979.
5. Грустная история. Повести. Воронеж, 1983.
6. Личное дело следователя Дудникова. Повесть, рассказы. Воронеж, 1990.
7. Лицедеи. Повести. Тамбов, 1992.
8. Рассказы о любви. Тамбов, 1992.
9. Без видимых причин. Рассказ / Сб. Рассказ-86. М.: Современник, 1986.
10. Братья Карандеевы. Повесть // Молодая гвардия, 1972, № 4.
11. Идёт по земле человек. Очерки. Воронеж, 1973.
12. Протасовские этюды. Очерки // Подъём, 1978, № 4.
13. Отцовское горе. Рассказ // Подъём, 1979, № 7.
14. Без видимых причин. Рассказ // Подъём, 1986, № 2.
15. Древо жизни / «Тамбов на карте генеральной». Воронеж, 1986.
16. Недоразумение. Рассказ // Подъём, 1989
17. Альфа. Рассказ // Подъём, 1988, № 5.
18. Рассказы // Рассказ-газета, 1991, № 3