Поездка в Волхов

Поездка в Волхов

Летом 2005 года, так как поездка в Париж в очередной раз не предвиделась, я решила поехать в город Волхов О-ской губернии.

Знаете, у каждого есть город своей мечты. В него ты стремишься всю свою жизнь. Город этот красивый, далекий и недостижи;мый. Был бы он рядом, сел на поезд - и приехал, мечта уже осу;ществлена. А город мечты находится где-нибудь далеко-далеко, там, где все по-другому, и жизнь соответственно иная. Ну, как в песне поется: "Давай с тобой уедем в далекую страну, где радость и лю;бовь, где счастье и мечта, живут одновременно, а горя нет дав;но... Но только, где найти прекрасную страну и как туда попасть, и где купить билет? Вокзал закрыт - ремонт, не ходят поезда, а рейсовый автобус давно сменил маршрут".

Городом мечты для меня был далекий и призрачный Париж, ове;янный романтическим ореолом. Причина этого была проста: в детстве я увлекалась романами Дюма, вот и захотелось попасть в мир героев и красавиц. Но Владимир Жаров, командир Велозерского отряда, открыл мне, что в России существует много других мест, красивых и загадочных, далеких и близких. Они даже могут быть совсем рядом, только мы не подозреваем об их существовании, и поэтому они от нас так же далеки, как столица Франции.

Из года в год путешествовал Жаров с отрядом по России в по;исках самого красивого места на Земле, много за это время повида;ли они дивного, а во время этих поездок нашли свой желанный город мечты и остались там навсегда.

В этом году Владимир Жаров сказал, что отряд поедет в удиви;тельный древний город Волхов, работать в Троицком монастыре. Я решила, что Париж так и останется Парижем, а в Волхове я еще не бывала, да и с отрядом давно не ездила. С другой стороны, что де;лать в далеком Париже, было неясно. Там говорят на чужом языке, едят другую пищу, может, и одеваться там надо по-особенному. Дру;гое дело - поездки вместе с отрядом "Велозерск", со старыми зна;комыми по бескрайним просторам России. Куда-нибудь далеко, в не;известный монастырь, незнакомую усадьбу, в тихую деревню.

Бывало, сядешь на поезд, просидишь ночь в общем вагоне, вый;дешь на незнакомой станции в 6 часов утра, пойдешь в неизвестном направлении, не имея никакого представления о пункте назначения. Но Жаров всех доставит на место, завезет в какую-нибудь глухо;мань, где автобусы ходят один раз через день, и нет благ цивили;зации. Договорившись с местным начальством, Владимир всех размес;тит, обустроит и соорганизует (короче, без него никуда бы и не поехали). Там работаем до трех часов на восстановлении памятников (основная идея нашего отряда состола в помощи реставраторам), по;том развлечения: купание ночью в холодной воде, гуляние до двух часов ночи и смотрение на звезды, которых в Москве не видно, пе;ние песен и костер по традиции! А носить можно, что хочешь, хоть сарафан и платок. Где еще так поживешь!

Хобби каждого в отряде - это, конечно, фотографирование всех новых мест, красот неописуемых, златоглавых церквей, монастырей, старинных городов. А то, кто знает, может, скоро и этого ничего не будет в России, в Москве-то мало чего осталось.

Было еще одно увлечение, не знаю, как его назвать. Некото;рые, например, любуются красотой садовых цветов, восхищаются пар;ковыми ансамблями, где специально разбиты дорожки, кустики подс;трижены, деревья посажены в ряд. А кому-то нравятся с детства по;левые цветы, кашки и ромашки, цикорий и репейник, ручеек, текущий по глубокому оврагу, цветная букашка, ползающая по желтой сердце;винке какого-то необыкновенного цветка, заросли диких кустарников в лесу. Это можно назвать любованием красотой Божией. И вот, я как-то заметила, что такими любителями были все в отряде, и можно было без стеснения, проходя мимо любимого мною репейника, фотог;рафировать его.

По выходным организовывались поездки в соседние места, где, если бы не Жаров, неизвестно, когда бы побывать пришлось. Иногда поездки эти носили авантюрный характер: то пешком 25 км добирать;ся и ждать попутку, то на автобусе, а обратно кто как сумеет.

Раз поехали в Спасское-Лутовиново, а на обратном пути перед самым носом ушел последний автобус. Пришлось добираться на

двух попутках. Одну попутку тормознули, она остановилась поодаль,

а в нее уже парочка норовит влезть. Пришлось Елене Даниловне с

воплями: "Это наша машина!" брать с боем последнюю надежду на

спасение.

Но, по какой-то странной причине, все эти авантюрные поездки заканчивались счастливо. То попутку возьмем, то грузовик остано;вим, а то и автобус тормознем.

А один раз мы приехали в город Кашин, а мест в гостинице не было, так командир устроил нас за три банки сгущенки (время тогда было тяжелое) в санаторий на ночлег. Мы потом утром даже воду ми;неральную пили.

А сколько было разных приключений, которые в обычной жизни произойти не могут. Вот, например, пошла Валентина звонить маме за 9 верст на почту по лесу. Решила малинки поесть, подкрепиться. Слышит, что с другой стороны куста кто-то тоже чавкает. Вдруг прямо перед ней возникает морда медведя. Она как вскочит, как по;бежит, 9 верст за 9 минут, наверное, одолела.

Другой случай. Позвал Жаров отряд фотографировать вид пей;зажный и панорамный с железнодорожного моста (с мостов всегда ви;ды красивые открываются), а недалеко от того моста граница прохо;дила, у моста будка, в ней солдат с автоматом. Засомневались не;которые, но пошли. Только ступили на рельсы, как заорет солдат: "Стой! Стрелять буду! Сойти с рельсов!", так насилу ноги унесли, хорошо еще, что пленку не засветили.

Самый забавный случай был следующий. Поехал отряд в один мо;настырь, а тот был на острове, и так вышло, что вернуться назад можно было только в дырявой лодке с двумя в стельку пьяными ло;дочниками. С нами тогда один гражданин из Швейцарии был. Поплыли. Девушки банками воду из лодки вычерпывают, а лодочники, как мо;гут, правят рулем. Не привык швейцарец к местному колориту, давай он лодочников одергивать, сам, мол, буду управлять, а они ему не дают, мол, мы свое дело знаем. А как поняли, что он иностранец, то один, который был у руля, сказал другому, держа в руке ржавую консервную банку: "Налей-ка!" Тот налил туда водки, а первый про;тянул иностранцу с понимающим видом и сказал: "На, выпей за друж;бу!". Швейцарец от этого дара речи лишился, совсем ему плохо ста;ло. А когда причалили к берегу, вылез из лодки и побежал к забо;ру, там сел и за забор руками схватился. Пошел командир посмот;реть, что со швейцарцем-то, и видит: сидит он, держась за доски, и тихонько воет. Знать, нервы у него были не крепкими. Потом, правда, писал, что никогда так хорошо не отдыхал, как с отрядом Жарова.

Первый день

Мы купили билеты на поезд заранее, чтобы всем в одном вагоне ехать. Я прибыла на вокзал, а там меня уже ждал отря из 12 чело;век (то ли дело было раньше, по 50 человек в Велозерск ездили). Командир Владимир Жаров - мужчина приятной наружности, спортивно;го телосложения, среднего роста, со светлыми волосами и мягким голосом. Ему 53 года, но выглядит он на 43 года. Пришли уже немо;лодые Александр Петрович и Валерий Борисович Дантист, Людмила - женщина бальзаковского возраста, не худая и не толстая, с корот;кими темными волосами, молодой человек Евгений Паразюк, самый вы;сокий в нашем отряде, с большими глазами и носом с горбинкой, супружеская пара Марина (тридцатисемилетняя женщина средней пол;ноты с короткими рыжими волосами и в очках) и Сергей (невысокий полноватый мужчина с лысиной, с роскошными усами и кустиками, торчащими из-под рубашки) Гусевы с девятилетним сыном Сашей и двенадцатилетней дочерью Таней с длинной косой, а также невысокая тридцатилетняя Анна, которая уже не ездила лет 10, с трехлетней дочерью Олей и мужем-японцем (будем звать его Игорем) неопределе;ного возраста.

Мы загрузились в душный вагон в 11 часов вечера, расположи;лись. Мужчины выпили немножко, вспомнили былое, так как ездили вместе уже не первый год, а лет двадцать. Это не шутка. Валера Дантист и Петрович показали свои вкладыши в паспорт, удостоверяю;щие, что они русские, посетовали о русской культуре, которую ис;кореняют, и легли спать.

Приехали на станцию назначения в воскресенье в шесть часов утра. Вышли из вагона и оказались на вокзале, окутанном туманом. Город М-ск еще спал. Пришли на автобусную остановку, дождались транспорта и поехали. До Волхова добрались через час. До Троицко;го монастрыря, который был за городом, надо было еще идти кило;метров пять, но командир договорился с водителем, мы скинулись по 10 рублей, и нас довезли до самой монастырской слободы.

В Троицком монастыре, где нам предстояло работать, нас уже знали, так как здесь отряд работал и в прошлом году. Настоятель;ница монастыря - мать Феврония. Раньше она была учительницей и никогда о монастыре и не думала. Поехала она, когда ей уже было лет за тридцать, с компанией на байдарках в Оптину пустынь, и после этого жизнь ее круто переменилась. Бросила все, ушла в оби;тель.

Мы попили чаю на террасе, примыкающую к настоятельским кель;ям. После матушка позвала нас на службу, но пошли не все по при;чине усталости. Потом настоятельница попросила установить крест на месте прежней церкви (в монастыре уже стояло два таких крес;та), и мужская половина начала трудиться. Вырыли яму, натаскали камней. Узнав, что Игорь - католик, мать Феврония ему сказала: "Не стоит Вам крест православный устанавливать!" Но тот не послу;шался и продолжал помогать.

Часов в двенадцать все пошли по домам, а Владимир Жаров ос;тался в монастыре. Матушка попросила его осмотреть башню, в кото;рой жил местный батюшка Петр (надо сказать, что между ним и нас;тоятельницей были трения), насчет реставрационных работ. Матушка дернула дверь башни - закрыта, попробовала ключом - не открывает;ся. "Наверное, он изнутри заперся, а сам через окно вылез, - рас;суждала она вслух. - Ты, Владимир, возьми лестницу и полезай на второй этаж". Взял Жаров лестницу, подобрался к окошку, а оттуда грозный окрик слышится: "Ты куда лезешь, сатана!" Матушка подняла голову и пропищала с удивлением:" Вы, батюшка, оказывается, об;манщик!" Командир этот анекдот потом нам рассказывал, и все смея;лись.

Мужчинам выделили отдельный дом, где жили рабочие, восста;навливающие монастырь, а женщин поселили в деревянном рубленом доме, где они жили и в прошлом году. Но только в этом году здесь жила старая послушница Вера, которую за строптивый характер уже выгоняли из шести монастырей. Она жила одна, вела огород, и счи;тала, что дом и хозяйство ее собственные. Но настоятельница при;казала, делать нечего. Вера с ворчанием отдала ключи от избы.

Двор при деревянной избе, где жили женщины, был замечатель;ным. Забора у него не было, но живой изгородью служили деревья и кусты, которые делали внутренность двора недоступной для глаз прохожих. Везде росли яблони, которые создавали естественный на;вес от знойного июльского солнца. Поэтому на дворе в течение дня было прохладно, а закрытость пространства создавала впечатление изолированности от внешнего мира. На дворе была полевая печка, рядом с ней поставили столы и скамейки. Получилось уютное место, уходить не хочется.

Вначале мы решили протопить избу от сырости. Только затопили печку, такой жар пошел, что диво. Хороша русская печка!

Утомленные дорогой мы повалились на кровати и заснули. Толь;ко дети бегали на улице.

Вдруг наш сон кто-то прервал грозным окриком.

- Нельзя по огороду ходить, скажите детям, чтоб по огороду не ходили!

- Что? Куда? - спросонья никто ничего не могли понять.

Мы открылиь глаза и увидели, что в избе стоит пожилая женщи;на в черном и сердится.

- Я говорю, чтоб дети по огороду не ходили, и кто здесь спит на моей кровати? - еще больше рассердилась послушница Вера, уви;девлежащую на кровати Людмилу.

Смысл слов стал потихоньку доходить. Мы поднялись и вышли на улицу.

- Вы зачем мой пух убрали со двора? Я его сушу на подушки для сестер! - продолжала сердиться послушница.

- Так он под дождем мок, мы его в сарай и перетащили. Да и стол нам второй нужен! - оправдывались мы.

- Ишь какие баре! Вам и одного стола хватит!

- Так нас много, мы за одним столом никак не уместимся!

- И этого стола вам хватит! - не принимала никаких доводов мать Вера.

Наконец несносная послушница ушла, а маленькая Оленька спро;сила: "Это кто была, мачеха?" - "Да,- поразмыслила Людмила вслух , - устами младенца глаголит истина."

Позже настоятельница Феврония сказала нам, что разрешает пользоваться монастырским огородом, а Вере она приходить в дом запрещает, пока мы будем в нем жить. Но непослушная послушница Вера все равно приходила в свою келью каждый день, копалась в огороде, смотрела, чем занимаются люди из отряда и ругалась, если кто-то шел за морковкой. При этом говорила, что на огороде матуш;ка ей не указ.

Отдохнув, женская половина отряда обеспокоилась материальным положением. Решили, что если сейчас не пойти в город, магазины закроются в пять часов вечера, и завтра отряду грозит голодная смерть, так как припасы уже кончились.

- А как мы пойдем-то? Автобусы не ходят, а дорогу развезло на склоне, мы не пройдем! - засомневалась Людмила.

- Ничего подобного, в прошлом году ходили после дождей, и ничего! - вспомнила Марина Гусева.

В конце концов решили идти, взяв с собой Женю Паразюка, Александра Петровича для переноски тяжестей. Гусевы же пошли всей семьей.

Монастырь находился напротив Волхова, на высокой горе. Чтобы попасть в город коротким путем, а не в объезд по шоссе, надо было спуститься под монастырскую горку, повернуть направо, пройти ско;шенным лугом, за которым пряталась небольшая речка Ключарка, за;тем перейти эту речушку в том месте, где бьют родники с чистой ключевой водой, подняться на крутой холм и добратся улочками до центра, где были магазины. Они находились на центральной улице Ленина, которая была прямой и длинной, шла на север, на окраину города, там поворачивала в Ямскую слободу, от которой можно было добраться пешком до нашей деревни. А начиналась она на юге, на крутом холме под названием Красная горка, где стоял главный го;родской Успенский собор XIX века, а восточнее него - Троицкая церковь начала XVIII века. С севера от Успенского собора находи;лась центральная площадь с памятником Ленина и небольшим зданием городской Управы.

Причем до этой главной улицы Ленина от того места, где был мосток через речку Ключарку и где были родники, можно было дойти несколькими дорогами. Все они были разные, совершенно непохожие одна на другую, но выходили примерно в одно и тоже место: то к магазину "Гастроном", то к магазину "Универмаг", то к центральной площади. И, если пойти, например, одной дорогой, то совсем будет неясно, где проходит другая, по которой шли вчера.

Был еще один живописный путь до улицы Ленина, назывался он через подвесные мостики. Чтобы идти этим путем, надо было пойти не на холм, а повернуть налево. Там текла река Нухрь, в которую впадала Ключарка. Реку Нухрь надо было перейти по мостику и ока;заться на другом ее, низком берегу, а потом вернуться обратно по другому мостику и очутиться у Красной горки, где стоял собор. Причем, можно было пройти как двумя мостиками, так и тремя. И когда меня вели двумя мостиками, мне совершенно было не ясно, где же находится третий и как вообще это возможно? Если перейти на один берег реки, а потом через другой мост обратно, то окажешься опять на том берегу реки, откуда пришел. А если третий мост пе;рейти, то должен оказаться опять на другом берегу, а не на том, откуда пришел. Прямо волшебство какое-то получалось!

Путанные дороги были, возможно, от того, что река Нухрь из;вивалась, как только могла, вдоль города, а сам город раскинулся на высоком холме, прорезанном многочислеными оврагами и ручейка;ми.

Так как в Волхове были мы и в прошлом году, дорогу уже при;мерно знали. Но все-таки вначале свернули не на ту тропинку, не в тот овражек, и попали в тупик. После чего вернулись и пошли со;седним овражком.

Идем, а где мы, не понятно, потому что не видно никакого ориентира, например, городского огромного собора или других церк;вей. На улице - никого. Вот я увидела женщину. "Надо спросить до;рогу! - предложила я. - Пойди, Женя, спроси, вон бабулька у ко;лонки стоит." Паразюк подходит и вежливо спрашивает, утомленный солнцем: "Скажите, пожалуйста, правильно ли мы идем?" - "Правиль;но, правильно!" - обрадовалась старая женщина, как будто давно нас ждала и знала заранее, куда мы направляемся.

Когда отошли подальше, в голову пришла мысль, что Женя не спросил главного: как пройти до улицы Ленина.

- Жень, а Жень! - крикнула я ему. - Ты какой вопрос за;дал-то? Ты ж не сказал, куда мы идем?

- Со мной и не такие случаи бывали. - засмеялся Паразюк. - Как-то забрели мы в глухую деревню, я спрашиваю одну бабуль;ку:"Скажите, пожалуйста, как называется деревня, в которой вы жи;вете?", а она отвечает: "Деревня - не деревня, село - не село, а в той деревне один дом стоит!" - и Женя поднял вверх указательный палец правой руки.

В городе, надо думать, уже знали, кто мы. В прошлом году пошел кто-то через неделю после приезда по московской традиции в центральные магазины, чтоб чего-нибудь купить, и давай продавцам рассказывать, мы, мол, из Москвы, работаем в монастыре, а они: "Да знаем мы, что вы из Москвы и работаете в монастыре, уже весь город знает. И что вам делать в нашем городе? Здесь же нет ниче;го!"

- А нам ваш город очень даже нравится - отвечали продавцам с городостью.

И после этого случая пойдет кто-то куда-нибудь, его увидят и скажут: "Вон человек идет в кедах и с мешком, он в монастыре ра;ботает."

Это было, наверное, по той причине, что, как и другие старые русские города, Волхов похож больше на большую деревню, да и жи;вет в нем немного народа.

Вообще, волховским продавцам москвичи нравились, никто у них так много не покупал ни продуктов, ни хозтоваров (волховчане больше на рынке отоваривались). Каждый день бегали мы в город, то за мороженым, то подкупить припасов. А иногда женская половина наведывалась в отдел "Одежда", и начинала там развлекаться по полной программе. Продавцы, которым большую часть времени было делать нечего, были в восторге. Одно было неудобно: магазин рабо;тает до 7, а продавец возьмет и уйдет в 6, ведь покупателей нет. Мы придем в полседьмого и нас встретит закрытая дверь.

В Волхове вообще жизнь была в первой половине дня (работал рынок, учреждения, магазины), а вечером, когда люди из отряда на;конец-то добирались до центра, город как будто погружался в сон: на улицах никого, в магазинах тоже, на дорогах нет машин.

В магазины "Гастроном" (там были продуктовый отдел, отдел хозтоваров, а на втором этаже одежда и прочее) и "Универмаг" (там был гастроном) мы успели. Хорошо они работали до 7 часов вечера, другие уже в пять закрывались.

Закупили мы продуктов на две тысячи рублей. Погрузили Жене в рюкзак десять килограммов крупы и десять банок консервов, Сергею

- сыр, колбасу, курицу, а также плавленных сырков, сушек, хлеба и прочего. В хозяйственном отделе купили клеенку, веревку, терку, кастрюлю на 10 литров, моющих средств, щеток, мочалок и еще массу вещей. Продавцы до этого, наверное, и не знали, что можно так много всего покупать.

Сергей Гусев купил своему сыну бутылку "Пепси". Надо ска;зать, что отряд очень ревниво относился к чистоте продуктов и их полезности. Увидел "Пепси" Александр Петрович и возмутился: "Как можно поить ребенка этой гадостью, Разве ты не знаешь, что "Колу" делают из американской концентрированной мочи жидомасонов, затем разливают ее в Москве и продают, чтобы у русских последние мозги вышибло?" Гусевы, сами уже не молодые люди, стали оправдываться. Они, мол, сами эту гадость не пьют, но только иногда выпросит сын, замороченный рекламой и телевизором, где засели масоны.

Мы вышли из магазина и поплелись обратно той же самой дорогой. Спустились с холма, прошли луг, оказались у подножия монастырской

горы. Склон был крутой, а гора - высокой. Вздохнули мужчины и уве;ренно начали преодолевать земное тяготение. Через пять минут мы благополучно добрались до дома. Отныне голодная смерть отряду больше не грозила.

Кормили в отряде всегда отменно хорошо, тут уж точно не по;худеешь. Всегда в меню присутствовала на завтрак двойная порция каши, бутерброды, вареные яйца, пряники, печенье и еще чего-ни;будь. На обед первое и второе, салаты и кто что захочет. Ужин не отставал от завтрака и обеда.

Одно плохо: женской половине приходилось нести дежурство по кухне по причине неспособности к оному мужчин. Но так уж у нас в России заведено, да и как не побаловать мужскую половину разносо;лами. Уже вечером женщины с жаром обсуждали, кто чем удивит.

- Я приготовлю завтра, - сказали Людмила, - суп куриный!

- А я приготовлю, - сказала Анна, - суп рыбный, а на второе курицу нутушу с капустой.

- А я блинчиков напеку, - сказала Марина.

Однако, очень уж решили не усердствовать. Все-таки здесь не дома, условия полевые, да и нечего их, мужчин, сильно баловать.

После ужина мужская половина отряда пошла в свой дом, кото;рый находился в полукилометре от женской избы. Сережа и Игорь с грустью в сердце расстались со своими женами и вздыхали потом каждую ночь, с трудом перенося разлуку. А где-то в Москве грустил муж Людмилы. Он звонил ей каждый день по три раза и разговаривал по полчаса. Жаловался на то, что уже не ест, не пьет и даже не гладит брюки. Но Людмила была неумолима и отвечала, что не может жить без отряда.

Говорят, что он был ревнивый. Один раз, когда отряд ездил в село Годеново, а Людмила ехала в машине с Лехой Крокодиловым, ее муж, по какому-то странному стечению обстоятельств, ехал по той же дороге за 400 км от Москвы. Он позвонил на сотовый Людмиле. "Здравствуй, мой Мусик, я твой Пусик" - раздался голос в трубке. Леха, который слышал разговор, спросил: "Мусик, а где же твой Пу;сик? Я его не вижу!". Это было услышано в другой трубке. Как дог;нал муж Людмилы их машину, как вытряхнул Леху наружу, как схватил за грудки и давай трясти, приговаривая: "Никто, кроме меня, не смеет называть мою жену Мусиком!"

В мужском доме сидел один рабочий, отягощенный житейскими заботами. Он подошел к командиру и задал банальный вопрос: "Ты пьешь?" - "Нет!" - был ответ Жарова. Рабочий недоумевал. Он подо;шел к Сергею Гусеву и задал тот же самый вопрос: "Пить будешь?" - "Нет, не пью, извини." Тогда рабочий подошел к Паразюку: "А ты, пьешь?" - Нет, не пью." - застеснялся Женя. Рабочий обратился к Петровичу: "Выпьем?" - "Мы не пьем!" Рабочий обратился к Дантису: "Давай выпьем?" - "У нас сухой закон!" Рабочий обратился к Сашке Гусеву: "Ну а ты пьешь? А! Ну да...." "Не русские, что ли? - объ;яснил себе происходящее мужчина, пошел к себе в комнату, выпил с горя один бутылку водки и уснул.

Мужчины же из нашего отряда не спали. Сначала Валера попро;бовал поймать радиоволну, оказалось, что радио здесь не работает. Игорь попытался связаться с интернетом через сотовый телефон и портативный компьютер. Но это ему тоже не удалось. Тогда пришлось лежа слушать каждовечернюю лекцию Дантиста по российской статис;тике по преступности за 2004 год.

Валерий Борисович был среднего роста, на голове его густо росли седоватые волосы, он плохо видел и носил очки с толстыми стеклами. Дантис был уже 60-летним сухощавым стариком, но оста;вался искренним дамским поклонником. Он не пропускал ни одной юб;ки, не упускал возможности сделать женщине комплимент, восхитить;ся ее красотой, поволочиться за ней хотя бы одну минуту. А если не за кем было ухаживать, он начинал хвалить свою жену, какая она хорошая, как хорошо готовит, как они живут уже душа в душу 20 лет вместе и так далее.

В отряде над ним давно посмеивались, особенно после весенне;го приключения. Во время прогулки за городом, в процессе купания в речке, у него смыло вставную челюсть, и говорили, что он даже при этом потерял трусы.

Дантист не всегда работал статистом, одно время он был ка;менщиком, восстанавливал Казанский собор. Матушка Феврон к нему относилась с уважением и поручила кладку свода келейного корпуса, так как других специалистов в монастыре не оказалось.

На женской половине тоже не сразу легли спать. Сначала нем;ного поболтали. Как только последний мужчина покинул двор, все сказали с облегчением: "Ну наконец-то мужики ушли! Как без них хорошо!"

- Иди, Анна, польешь на меня! - попросила Людмила. - Ой, кто это ходит в кустах?

- Да это ежик так топает! - отвечала Марина.

- А я думала, это Валерий подсматривает. Ха-ха-ха!

В доме обсудили последние новости, кто женился, кто развел;ся, кто куда поехал летом. Самая горячая новость состояла в том, что преданная помощница Жарова по отряду Валентина ушла весной в Волховский монастырь. Этому никто верить не хотел, не вязался ее трудный характер с монашеским образом (Валентину мы видели в пер;вый день, затем матушка отослала ее в Москву по делам, думается, специально). Лежа в кроватях поболтали еще немножко.

- "Анна, а гейши в Японии есть?" -"Есть." - "Так это женщины легкого поведения?" - "Нет, гейши - это почетная специальность, их на праздники приглашают. Только их уже мало осталось, самым молодым лет по пятьдесят." - "А у тебя кимано есть?" - "Есть, штук пятнадцать." - "Откуда так много?" - "Родственники подара;ли." - "Где же ты их держишь?" - "Дома в шкафу" - отвечала уже почти засыпающая Анна. - "Ну, ладно, давайте спать, уже полперво;го ночи!" - сказала Людмила и свет погас.

Второй день

Утром следующего дня командир по станинному обычаю начал бу;дить мужскую половину в 8 часов утра. Завтрак начинался в девять часов, а работа в десять.

Дежурная же Людмила встала намного раньше, полседьмого. В семь часов проснулась Марина и видит, Людмила сидит у печки обес;покоенная. "Полчаса вожусь, а печка не разжигается!" - жаловалась она. Но Марине не хотелось возится у печки и она пошла спать дальше, подумав, что успеет еще посидеть у печки в свое дежурс;тво.

Приготовив завтрак, Людмила пошла будить женскую половину: "Вставай, Анна! Твой муж уже пришел, сидит, скучает. Вставайте, сони, командир зовет!"

По традиции сигналом к принятию пищи служил удар командирс;кого колокола. Последний был неотъемлемым атрибутом всех наших поездок. Перед тем, как ударить в него, командир обычно говорил дежурной: "Ну, как у нас дела на кухне, все готово? можно начи;нать? что сегодня? А!!! У нас молочная каша! Прекрасно!

Мы хорошенько подкрепились и пошли на первый трудовой день. Монастырь находился в конце деревни, на краю горы. Он был

почти разрушен. Уцелел только главный собор, келейный корпус и несколько башен. Все остальное пространство поросло травой и уже с трудом угадывалось, что раньше монастырь имел и другие построй;ки. Ограды не было, заходи кто хочет, бери чего хочешь.

Матушка Феврония жила в новопостроенной деревянной келье с просторной террасой, где находилась и кухня. В прошлом году она была здесь одна, в этом году у нее уже были две монахини и нес;колько послушниц, и какие-то молодые девушки. Последние жили в скиту в этой же деревне за прудом (туда матушка ходить нам не ве;лела, хотя скит был не огорожен).

В этом году на восстановление выделили деньги, и в монастыре работало несколько рабочих. Но они много пили и мало, что делали, хотя платили им 10 тысяч рублей в месяц, что по местным меркам было большими деньгами.

Матушка поручила нам откопать отмостку собора. Дело было привычное: техники никакой, нагружай строительный мусор и таскай носилки или вози тележку. Плохо было, что мало народу теперь при;езжало на восстановительные работы. То ли дело было раньше, при;бежит человек 30, глядь, а земляных холмиков уже и нет, уровень отмостки выведен, вода будет стекать под холм, минуя фундаменты собора.

Пока разбирались с инструментами, я пошла на скамеечку, что за собором, внизу, на самом краю горы.

С этого места открывалась великолепная панорама города Вол;хова. Под горою лежал пространный луг. Направо трава была скошена и дорога в город, налево - трава нескошена и дорога на речку Нухрь, которая пряталась от взоров в берегах, поросших бурной растительностью. Где-то в нее впадала маленькая речка Ключарка, которая также пряталась от взоров на противоположной от нас сто;роне луга. За этой маленькой речкой поднимался высокий холм, а на нем раскинулся привольно город. Слева от города юго-восток, а справа северо-запад. Солнце каждый день над городом медленно шествует, то слева, то справа его освещает.

Раздалась музыка в ушах, это, наверное, пели стрекозы, куз;нечики и пчелки, которые летали по крутому сколну монастырской горы, где густо росли всевозможные цветы в человеческий рост. В детстве я думала, что стрекозы, кузнечики и пчелки - это вовсе не насекомые, а сказочные прислужники, скорее всего, эльфы и феи, принцессы полянной, а полянка - это ее владения. Запели сказочные прислужники, заиграла волшебная музыка, и я заснула.

Вижу ту же самую картину: город тянется слева направо, Со;бор на горе виднеется, синее небо и белые облака - сказочная кар;тина. Вдруг - что такое? Раздался детский смех, как будто где-то дитя играет. Ручка из-за облаков протянулась - церковку еще од-

ну поставила, а потом домики разноцветные, а потом ещу одну цер;ковку, и еще другую, целых двадцать девять храмов всего стало, один краше другого. Еще пуще дитя засмеялося, игра, видно, ему понравилась. Солнышко из-за облачков лучики пустило - маковки церквей засверкали, дома забелели, тут радуга коромыслом через город перекинулась.

Волшебный сон прервался, меня позвал командир.

Отряд начал работать. В этом принимали участие даже дети: Саша Гусев и трехлетняя Оля. Они то работали, а то собирали чер;вячков, паучков, гусениц, личинок майских жуков и тритонов, ко;торых постоянно откапывали. Накопает Оля червячков, положит в ла;дошку, подойдет к командиру и к лицу поднесет. Смотри, мол, какая прелесть. А Саша откопает личинку майского жука и покажет Олиной маме: "Смотрите, какая она красивая и удивительная!" К юным био;логам стали привыкать и вместе с ними открывать прелести животно;го мира. Таня же Гусева помогала на кухне.

Работа пошла своим чередом. Женщины нагружали носилки, а мжчины их относили. Ох и слабый оказался япончик! На втором часу выдохся, бросил таскать носилки, на лопату перешел. Иногда рабо;чий процесс прерывался на разговоры по сотовым, фотографирование, а владельцы видеокамер Владимир и Гусевы смогли теперь осущест;вить свою давнюю мечту и срежиссировать целый фильм. Было замече;но также, что некоторые товарищи сменили старые провереные "Зени;ты" на цифровые- и "Кодак"-фотоаппараты с зуммером.

После работы мы пошли купаться на речку Нухрь. Спустились вниз по склону, свернули на лево, нашли удобное место. Хорошо бы;ло освежиться после жаркого друдового дня. Только вот пока обрат;но на гору взбирались, снова спарились.

Надо сказать, что купание было действием почти ритуальным в отряде. Купались все, разве кроме некоторых товарищей. В этом го;ду, например, не купался Данист по причине больной коленки. Купа;лись днем и ночью, утром и вечером, в жару и холод, в солнце и дождик. Раз в одной деревне выходит бабулька на озеро утром ран;ним в телогрейке и валенках, а перед ней возникает Жаров в плав;ках с другими любителями. У нее на губах вопрос застыл: "А что это вы здесь делаете, а?"

Людмила на обед приготовила куриный супчик, макароны с ту;шенкой. Поели с аппетитом. Трапеза наша, обычно, сопровождалась следующими словами: "Какой вкусный суп! Как я его люблю! А! Вот мои любимые макароны по флотски! Гречневая каша! А какая хорошая! Как же я люблю салат витаминнный!" Валерий Борисович Дантист свое удовлетворение выражал, обычно тем, что облизывал ложку и говорил цитату из известного мультика:"И не были мы на Таити, нас и тут нет плохо кормят!"

Главным развлечением во время обеда было обсуждение способов японского поглощения пищи. Игорь ел при помощи только палочек, и ловко так, каким-то образом умудряясь посылать себе в рот суп, кашу, салат, макароны и даже кампот. Саша Гусев попоробовал - не получилось.

Вечером отряд собрался за столом ужинать, вести душевные бе;седы, петь песни. Дантист решил сесть рядом с Таней Гусевой и сделать ее предметом своего поклонения.

- А почему занято мое место? - спросила Марина, театрально выражая удивление.

Валера надулся, пересел к Жене Паразюку и стал хвалить свою жену.

- А вдрург ты уехал, а жена тебе изменит? - начала насме;хаться над Валерой Людмила.

- Нет, жена мне никогда не изменит. - твердо отвечал тот.

- А ты уверен? - не отставала Людмила.

- Я уверен на все сто процентов.

- И не сомневаешься? - спросила Анна.

- Нисколько!

- А вот это ответ настоящего мужчины, - сказала, проникшись к нему уважением.

После ужина по традиции командир поздравил всех с первым ра;бочим днем и раздал каждому фирменнный значок с изображением мо;настыря и надписью "Отряд Велозерск. 2005 год" Поговорили о русс;кой культуре, о том, как разрушаются архитектурные памятники, а никому до этого нет дела, об ушедших товарищах. Но о грустном в этом рассказе речи не будет. Как в главе Аксакова о "добром" дне дедушки, говорилось только, какой добрый он был, так и в этом рассказе будет говориться только о счастливых днях отряда.

Принесли гитару. Владимир Жаров спел старинную песню, кото;рую он сочинил четырнадцать лет тому назад в селе Покровском, и тут же в воздухе поплыли воспоминания в виде образов, голосов и музыки:

В Покровском видели ребят,

Какой-то из Москвы отряд.

И слухи по селу летят,

Что церковь возродить хотят.

Отряд, не думая о том,

От церкви занял первый дом.

Устроились там ловко,

Там есть у них кладовка.

Чего там только у них нет,

Не ел такого Моссовет!

Проведав про сии дела,

К ним стая крысок жить пришла,

А ту, что за печуркой,

Прозвали даже Шуркой.

И по ночам она шуршит,

Отряд от этого не спит,

А кое-кто еще вопит.

Работать перестал отряд,

О крыске Шурке говорят,

Когда едят и даже спят.

Пришлось поспрашивать ребят,

Где взять кота нам на прокат,

И наконец нашли кота,

Жизнь стала просто красота!

Кот начал страшно крыс давить

И нам к столу их приносить.

За эти славные дела

Пришлось повысить нам кота.

Теперь он с командиром спит,

А крыска Шурка все шуршит.

А, впрочем, все мы здесь друзья,

И друг без друга нам нельзя!

Вспомнилась крыса, которая один раз ночью перепугала весь отряд. Тогда спали временно все человек двадцать на полу на на;дувных матресах. Женщины справа, мужчины слева. Вот раздался го;лос Тамары, женщины лет сорока: "К моему лицу кто-то притронулся лапами." Затем Марина Гусева почувствовала, что кто-то прошелся по ее спальнику, она и воскликнула: "Крыска! Крыска! Маленькая крыска!" Тут все как по команде вскочили (вероятно, в первую оче;редь женская половина) и давай орать, тряся спальниками. А крыска убежала в свою норку. На следующую ночь все думали об одном: при;дет ли снова крыска Шурка, как ее прозвали. Марина и Сережа, ко;торые тогда создавали границу между мужской и женской половиной, тихо вели разговор. "А крыска придет? - шепотом спрашивала Марина Сережу (тогда они еще были молодыми людьми и спать им не хоте;лось). - "Придет." - отвечал Сергей. - "Хвостиком махнет?" - Мах;нет." - "А вдруг она меня укусит?" - "Прекратить провокационые разговоры и всем спать!" - раздался в темноте стогий голос коман;дира - и все уснули.

Попросили спеть Александра Петровича, ветерана Афганской войны, защитника Белого дома и русского патриота. Этому поджарому с небольшими усиками и маленькими глазами мужчине было за 60 лет, жизнь его уже потрепала. Он был душою компании и мастерски умел петь песни под гитару. Особенно мне нравилась одна веселая про босоножку и сапог, там пелось: "Ах боже мой, который год, мечтаю я о лакированом штиблете!" (это босоножка говорит).

Одно было плохо, нельзя было при Петровиче произносить страшное слово "жидомасоны". Но это слово было уже произнесено, и начался рассказ о коварных масонах, об их тайной организации, ко;торая своей целью ставит уничтожение русской нации. Петровича поддержал Дантист. Остальные члены отряда были настроены не так агрессивно.

- Вот пускай русские не пьют, работают и воспитывают детей - тогда и руссская нация сохраниться! - начала возражать Людмила.

- А я родил троих детей - сказал Петрович, - а вот ты ни од;ного!

Людмиле было немало лет, детей она не имела, видно, не мог;ла, замечание было не корректным. Но она отреагировала спокойно и ответила нисколько не волнуясь:

- А я бездетна, к сожалению, а то бы с удовольствием роди;ла."

В разговор вступил Сергей Гусев, сидевший нарпотив Петрови;ча, в общем-то приятный мужчина с красивыми усами, добродушный и с мягким характером, только иногда выходивший из себя из-за раз;говоров на политические темы.

- Так что же ты, Петрович, не борешься за сохранение русской культуры, раз такой умный, какое-нибудь движение организовал бы!

- сказал он.

- А мы хотели организовать Центр русской культуры, а нам ма;соны запретили. В Москве полно центров, а русского нет! - пожало;вался Петрович.

- Это от того, что там такие болтуны собрались, которые только и умеют трепаться, а делом не занимаются!

Последние слова совершенно вывело из себя Петровича, его ма;ленькие глаза зло засверкали, он привстал и бросил Гусеву в лицо:

- Да так может говорить только жидомасонский прихвостенть!

- А кого это здесь обзывают жидомасонским прихвостенем? - встала Марина в позу. - Это кто? Мой Сережа? Да мы, в отличие от некоторых, только и делаем, что пропагандируем русскую культуру!

Игорь во время всего международного скандала невозмутимо ел своими палочками компот из яблок и черной смородины. Командир же сохранял ледяное спокойствие и вдруг сказал тоном, который подразумевал, что говорящего не могут не послушать:

- Отныне я запрещаю разговоры на политические темы, кто не согласен, тот может покинуть отряд.

Все успокоились, Гусевы помирились с Петровичем. Попробовал еще Дантист что-то там про статистику вставить, но командир его сразу оборвал, он и замолчал.

Перед сном женская половина разобрала Александра Петровича: "Знаем мы его! Три ребенка он родил! Только от разных жен! Же;ниться а потом разведется, не такая ему видите-ли. Еще ходит и придирается, то ему соль подай, то ложку сахар размешать!"

ТРЕТИЙ ДЕНЬ

На следующий день, придя на работу, я заметила, что мужчины работают без рубашек, а это безобразие матушка Феврония запреща;ла.

- А что это вы голые ходите? - спросила я командира.

- А матушка уехала в город О-л, вернется ночью, поэтому у нас свобода (она так и ездила каждый день в разные места, а позд;но ночью возвращалась, поэтому пообщаться с ней пришлось только в последние дни).

Погода была очень жаркая, от земли так и парило. Женю посла;ли в трапезную за водой. Он пришел с трехлитровой банкой и произ;нес озабоченно:

- Там сидит какая-то старая монахиня и говорит, что парит сегодня сильно, это, должно, от радиации.

- Да нет здесь никакой радиации. - сказал Жаров.

- А почему здесь раньше получали пособия, а теперь нет, а? - Женя надвинул свой высокий лоб на глаза, и от этого его нос стал казаться еще больше.

- Это потому, что произошел период полураспада выплат. - сострил Владимир.

- Так есть радиация или нет? - продолжал волноваться Пара;зюк.

- Скажи Жене, чтобы он своими разговорами мне работать не мешал! - разнервничавшись, обратилась Марина к командиру.

Пришел местный краевед Алексей, пятидесятилетний мужчина с небольшой бородой и усами. Он был в детстве крещен, но вырос ате;истом. Поэтому креста не носил, а над матушкой издевался. Раз приехал кто-то в монастырь на машине, а он матушке с удовольстви;ем говорит:

- Матушка! Смотрите, кто к вам приехал! Номер 6662...

- Ах! - только могла вымолвить испуганная настоятельница. Теперь Алексей работал в монастыре по найму. Он успокоил

Евгения, объяснив ему, что радиация не может "парить".

В этом году, в основном, нас никто не беспокоил во время ра;боты. То ли дело было в прошлом году. После приезда местного те;левидения и выхода в эфир репортажа о группе москвичей, ведущей раскопки в монастыре, город начал судачить о том, что именно ищут приезжие в монастыре. Говорили, что какое-то золото, какой-то клад или подземный ход, в котором также зарыт клад. Местные жите;ли так и спрашивали:

- А что вы там ищете? Золото?

- Нет, не золото, мы просто работаем на восстановлении па;мятников. - отвечали мы.

- А сколько вам платят? Много?

- Мы работаем бесплатно!

- Что совсем бесплатно?

- Совсем.

Этому никто верить не хотел.

Через неделю после нашего приезда пришел участковый и спро;сил, кто мы и почему живем здесь две недели без регистрации? Он обязан нас проверить, не промышляем ли мы чем.

Потом в монастырь приехал мэр города на старой "Волге" и застал расположившихся на лужайке монастырской людей в рваных ке;дах, спецовках, сидевших на траве и евших бутерброды с икрой (кто-то случайно привез триста граммов красной). Мэр представил;ся:

- Я глава администрации города Волхова, приехал узнать, не надо ли вам чего, нормально ли вы устроены и нашли ли вы то, что искали?

- А что же интересно мы ищем? - спросила его Валентина с подковыркой.

Правда, мэр был тоже не промах и ответил, что мы ведем рас;копки фундамента собора.

После окончания второго рабочего дня быстренько сбегали на речку и вернулись на двор. Анна накормила всех вкусным обедом, и народ разбрелся в разные стороны. Кто по городу погулять, кто опять купаться, кто в магазин сходить.

Тех, кто пошел в город, командир попросил купить навесных замков, и так как обед начинался в полпятого, а магазин работал до семи, и надо было еще полчаса до города добежать, то времени оставалось в обрез. И вот Гусевы, Петрович и Паразюк бегут в го;род. На главной улице - никого, только козы гуляют. Прибежали к магазину, время без двадцати семь. Марина с Паразюком прибежали первыми, но покупать замки побоялись. Вот видит Марина, что про;давщица из продуктового отдела запирает свой отдел на ключ, идет в хозяйственный отдел, а потом вместе с другой продавщицей наве;шивают замок изнутри и уходят в подсобное помещение. Приходят Петрович и Сергей. Марина в испуге докладывает им:

- Они закрыли отдел изнутри и ушли, а Володя велел купить два замка, петли и какой-то провод. Ты, Сережа, обойди здание вокруг и выйди к двери подсобного помещения, они, наверное, там курят.

Петрович был возмущен поведением местных женщин. Он ножиком поддел замок и открыл дверь. Они вошли в помещние. Через минуту появилиь продавщицы и развели руками:

- Да что же это делается, они уже и там, и здесь!

Быстро начали покупать все по списку, а Марина с испугу взя;ла какое-то ведро под названием "лукошко", мыло, шампунь и зубную щетку на всякий случай.

Из-за этого случая или нет, но позже, когда наши товарищи доходили до города, магазины эти были открыты, даже полвосьмого, как будто бы продавцы специально ждали москвичей за покупками.

Вечером опять душевно сидели, говорили. Я заметила, как что-то большое удивительное смотрит из-за деревьев на нас. Оказа;лось, это полная луна повисла низко над деревней. Жаров сказал, что приехала матушка и спрашивала, кто это у нас пьяный ходит по улице, шатается. Он ей разъяснил, что это не пьяный, это Валеру качает, у него коленка больная, коленная чашечка временами выска;кивает (бывало, возьмет Борисыч ведерко, чтобы на колонку сходить за водой, нога подвернется, чашечка с места сойдет, он по ней как даст рукой, она на место встанет). На что настоятельница посове;товала лечить его коленку пчелами из скита по формуле 1 к 12 (что это за формула, я так и не поняла). Владимир попрощался с нами в десять часов и пошел к себе в комнату, велел не шуметь, не беспо;коить местных жителей, соблюдать тишину и порядок. Но спокойно провести ночь ему не удалось. В полвторого ночи его разбудила мать Феврония и велела идти со стульями в монастырь, смотреть яв;ление, которое бывает один раз в триста лет: полная луна повиснет над куполами собора, и в ее свете заблистают кресты. Наступит это в три часа ночи. Командир посидел до двух часов и сказал, что больше не может, извинился, ушел спать. А когда на следующий день пришли на работу, то спросили его, почему стулья стоят посреди монастыря

- А это мы с матушкой на луну смотрели - с серьезным видом ответил Володя.

Так и не понял никто, шутка это, что ли? Очень мне было жал;ко, что меня не разбудили наблюдать такое удивительное явление и, конечно же, все снять на видео и фото-пленку.

Четвертый день

Среда

В среду по графику, который висел на стене в сенях женского дома, дежурила Марина Гусева. Но она не разжигала печку, как дру;гие дежурные, печку разжег ей муж. В восемь часов сорок пять ми;нут на дворе можно было наблюдать обычную картину: Женя Паразюк и Сергей ждут завтрака за столом, Игорь возится с Олей, Саша Гу;сев сидит у печки и ковыряется в огне, Владимир сидит на своем месте во главе стола и ведет бумажные дела отряда.

На входе показалась громоздкая фигура с маленькой головой с двумя черными хвостиками и большим рюкзаком. Это была Танюньчик. Она принадлежала к другому отряду, с которым, наверное, объездила уже всю Россию вдоль и поперек, но приезжала и к Жарову. Ей было тридцать пять, а в душе - семнадцать. Поэтому она натурально улы;балась улыбкой семнадцатилетней девочки и говорила детским голос;ком. На претензии мужа она отвечала, что он, как хочет, а она должна в свой отпуск обязательно съездить куда-нибудь с отрядом, посмотреть новые места, пообщаться со своими друзьями. Танюньчик для таких походов сшила себе длинную цветастую юбку, под которой носила шорты. Из-за такого наряда местные жители, почему-то при;нимали ее за цыганку.

- Вот и Танюньчик приехал! - раздались голоса.

Все развеселились, пошли приветствия, распрашивания, расска;зы и так далее.

После завтрака отряд пошел работать, а дежурная начала гото;вить обед.

Часов в двенадцать на двор прибежал Сашка и принес какое-то интересное растение, сказав, что Володя приказал его посадить и полить. Ну, так и сделали.

В этот день Марине пришлось готовить по просьбе передовых рядов отряда окрошку. Поэтому полдня ей пришлось провести с ножи;ком и доскою. Квасу закупили накануне. Валерий обнаружил, что в доме напротив их обиталища. мужик торгует чем придется. Правда, Сергей Гусев, внимательно изучив состав, выяснил, что квас этот был ненатуральным, но никому ничего не сказал, а только жене шеп;нул: "Давай скажем Петровичу, что он купил квас, сделанный из концентрированной мочи русских патриотов. Пусть знает, как приста-

вать с жидомасонами." На второе были приготовлены любимые макаро;ны с тушенкой, и еще Марина напекла стопку блинов.

Наступило время обеда. Все сели за стол. Петрович увидал ок;рошку, и глаза у него заблестели. С видом выполнения важного дела он стал накладывать мелко нарезанные яйца, картошку, заливать все квасом, посыпать чесноком и зеленью.

- Кажется, Петрович начинает наедаться. - заметила тихо Люд;мила Анне.

Марина начала жаловаться командиру:

- Все приходят, когда хотят, кто в три часа обедает, кто в четыре, а кто и в шесть. Дежурным не удобно, они отойти от кухни не могут.

Подобные жалобы были от всех дежурных, но мужская половина не хотела входить в тяжелую женскую долю, и ничего не менялось.

После обеда Жаров сказал Гусевой, видно, чувствуя угрызения совести:"Ты уж ужин не готовь вечером." "Интересно, - подумала она, - за обедом все съели, как же мне не готовить, опять ведь есть попросят!" И Марина на ужин сварила картошку все с той же тушенкой (вкусная вещь в отряде!).

Уже приготовив ужин, дежурная увидела, что командир и Дан;тист идут по дороге в сторону монастыря.

- Вы куда это? Через полчаса ужин, опаздывать нельзя, ты сам, Владимир, говорил!" - усмехнулась Марина.

- Мы идем к матушке на разговор, скоро вернемся" - был от;вет.

Ужин начался. Прошло минут сорок. Без командира чего-то не хватало. Тут Гусева вспомнила о чуде XXI века, о сотовой связи и набрала номер.

- Мы вас ждем, ужин не начинаем" - сказала она нарочно.

- Мы придем через пятнадцать минут - ответил командир.

- А песни можно орать? - крикнул в трубку Паразюк.

- Никаких песен, вы что с ума сошли! - ответил строгий голос в трубке.

Стали ужинать дальше. Вдруг на входе показались черная фигу;ра батюшки вместе с местным краеведом Алексеем. Батюшка оглядел посаженное растение и сказал: "Вы что! Это же белодона! Ядовитое растение, а у вас тут дети бегают!" Этого никто не ожидал. Прав;да, когда сажали, засомневался Сергей немножко, не это ли и есть беладонна, но потом забыл.

- Приказание батюшки - закон. - произнес важно Петрович и выкопал растение.

Батюшка похвалил его за послушание и сказал, что пришел пос;лушать, как поет Алексей, и надо, чтобы Владимир принес свою ги;тару. Но Вдадимира все не было. Гости попросили чаю.

Пока Леха не привез "Тефаль", готовить чай было одно муче;ние. Воду кипятили в простом чайнике, но при помощи кипятильника, и она вскипала минут за тридцать-сорок. Стоишь, бывало, около чайника, смотришь на кипятильник, а он шумит так задумчиво, даже пузырики пускает, а вскипать и не думает. Тут отойдешь, уже мах;ув рукой, а он и забурлит без тебя. И вот дежурная пришла в от;чаяние. В то время, когда она думала, что ее день уже благополуч;но заканчивается, пришли почетные гости, а командир велел почет;ным гостей встречать с уважением, чтоб они были довольны. А тут еще раздается утомленный голос из-за стола: "Готов ли чай?!" Ре;шила Марина кипятильником в воде поводить, может, вскипит быст;рее, и от усталости уронила его в воду. Провод замкнуло. Тут Ма;рина почувствовала, что, наверное, сейчас сойдет с ума.

- Кипятильник замкнуло! Что делать? Вода не вскипела! - об;ратилась она с последней надеждой к Людмиле, которая вошла в се;ни.

- Ну и что, что не вскипела, и так подавай, все равно вода почти дошла до кипения. - ответила бывалая Людмила.

Честь отряда была спасена, чай подан.

Не дождавшись Жарова, батюшка и Алексей ушли. Володя же и Валерий вместо обещанных 15 минут пришли через два часа. Тут уже дожчик начался. Все перешли в дом.

- Что же вы опоздали, все уже съели, - решили отомстить Во;лоде и Валере за измену женщины.

- Вы, наверное, у матушки кушали, а про нас забыли!" - ска;зала Марина.

- Какое там кушали, ничего мы не кушали. Она позвала нас на 15 минут поговорить насчет кладки, а сама попеременно отвечала на звонки по трем сотовым. И вот мы усталые, голодные и холодные. - перед Володей и Валерой появились кастрюльки с едой. - И что вы там кричали в трубку про песни? Вы что, обалдели, матушка же слы;шала! - говорил Володя, жуя.

- А между прочим, к тебе батюшка приходил, песни хотел слу;шать!" - сказала Людмила.

- Так вы бы позвонили на сотовый и сказали, что меня ждут - упрекнул Владимир.

- Так мы звонили, а ты сказал, что придешь сейчас - оправды;валась Марина.

Во время всего разговора командир и Дантист сидели в сенях и ели с аппетитом прямо из катрюльки, а все женщины суетились вок;руг них и старались как можно лучше им угодить.

Пятый день

В ночь на Казанскую икону в женской избе в темноте раздался крик.

Саша Гусев был любителем пауков, лягушек, ящериц и разной живности. Он часто рассказывал о жизни животных. Увидев в раскопе многоножку, он тут же объяснил, что это "уховертка", она залезает в ухо к спящему человеку и проникает в мозги. И вот среди ночи Анна обнаружила, что в ухе у нее кто-то шевелится, она и давай кричать: "Помогите! Спасите! Мне в ухо залезла уховертка!"

- Зачем ты зажгла свет, кричишь и всех будешь? - спросила равнодушно разбуженная Людмила.

- Она залезла в ухо и сейчас проест мои мозги, а вам все равно! - с обидой и отчаянием в голосе воскликнула бедная женщи;на.

- А может там нет никого? - спросила Людмила.

- Давайте, я с фонариком посмотрю. - предложила Марина.

Она ничего не увидела, но услышала страшное шуршание кого-то в ушной раковине.

- Я его не вижу, но зато слышу, какой ужас! - на этот раз завопила Марина. - Что же делать? Ночь, чужой город, где больница,

где всё?

- Сделайте же что-нибудь! - умоляла Анна.

- Надо ухо чем-нибудь залить таким! - вдруг осенило Марину.

- Да чем же?

- Да хоть подсолнечным маслом. - подсказал Людмила.

- Так лейте же скорее! - и Анна, не дожидаясь помощи, сама побежала в сени, схватила бутылку и опрокинула себе в ухо.

- Ну что? - спросили Анну.

- Больше не шевелится.

- Что теперь будем делать? Надо позвонить командиру, пускай он придумает! - решила Марина.

Она звонила раз десять по разным телефонам и наконец трубку взял Паразюк.

- Женя, скажи Володе, что Анне кто-то в ухо залез, а мы не знаем, что делать.

Женя разбудил зачем-то Сергея и сказал:"Тане в ухо кто-то заполз, иди скорее!"

Пришел Сергей, женская половина поприкрылась. Ему объяснили ситуацию. Он сказал, что все сделали правильно, во-первых, ухо;вертки не едят мозги, во-вторых, от масла оно задохнется, а потом вместе с маслом и выйдет. "Ничего страшного. Были уже такие слу;чаи, но оно потом вылезало."

Через десять минут перевернули голову, и из уха действитель;но что-то вылезло. Это был мотылек. С тех пор мотыльков в женской избе терпеть не могли, если увидят, прихлопнут без жалости.

- Все в порядке, Володя, - говорила Марина по телефону ниче;го не понимающему с просонья командиру, - оно вышло наружу вместе с маслом.

Сергей пошел домой, а Анна, заткнув уши себе и проснувшейся от шума дочери, легла спать. Игорь же все это время спал и ни о

чем не подозревал.

Утром Володя стал всех будить: "Вставайте, сонное царство, пора на службу. Сегодня Казанская. Матушка работать не благосло;вила."

В церкви настоятельница посетовала, что нет среди нас при;частников (в отряде поститься было практически невозможно), после литургии самолично поднесла нам просфору с вином и благословила отдыхать. После службы решили пойти в музей, тем более, что до музея ни как не могли добраться. Он закрывался в пять, а мы кон;чали работу в три, а пока умывались и обедали, наступал уже шес;той час.

Начал накрапывать дождик. Мы побрели в город в обход по шос;се и обнаружили, что в городе в первой половине дня наблюдалась все-таки жизнь. На улицах были люди, по дороге ездили машины. В музее мы заказали экскурсию.

Экскурсовод рассказал красивую легенду о происхождении наз;вания города. Легенда гласила, что в древние незапамятные времена здесь жила волшебница, которая заколдовала речку Нухрь, и та ста;ла путанной и извилистой.

Оказалось, что до революции в Волхове было 29 храмов, а те;перь осталось девять, да и то в плачевном состоянии. На вопрос, почему в вашем городе снесли так много церквей, экскурсовод отве;тил, что вероятно, взрывчатку распределяли по алфавиту, и города, которые начинаются на первые буквы алфавита, разрушены почти пол;ностью, а чем дальше идут города по алфавиту, тем лучше они сох;ранились. У меня всегда в этом случае возникал один вопрос: как можно было разрушать такой прекрасный город?

Выйдя на улицу, мы обнаружили что дождь пошел еще сильнее, и ничего не оставалось делать, как вернуться в дом. После обеда в тесной избе все легли спать, так как нормально высыпаться в отря;де не было возможности. С другой стороны, удалось отдохнуть, а

дожди с тех пор нас не беспокоили.

День шестой

В пятницу Володя сообщил, что ему на сотовый звонили Леха с Еленой Даниловной, они должны прибыть к часам шести. Они ехали из Москвы на машине, загруженной до отказа вещами, которые просила привезти Валентина из ее дома. Там были просто предметы домашнего быта и предметы, специально закупленные в Москве для монастыря.

В седьмом часу наконец показалась сквозь деревья тощая высо;кая фигура Лехи Крокодилова в очках. Ему было 43 года, он не был женат, жаловался на одиночество, судьбу и был всегда пессимисти;чески настроен и чем-то недоволен. За ним следовала блондинка с короткими волосами - Елена Даниловна. Ей только недавно исполни;лось 60 лет, но выглядела она на 50. роста она была небольшого, телосложения спортивного (когда в Никитском монастыре у входа примеряли женщины необходимую одежду, ей подошла только детская короткая юбчонка, в которщй она со спины и была похожа на девоч;ку).

У нее было двое детей, которые были в свою очередь уже роди;телями. Преподавая игру на фортепиано в музыкальной школе, Елена Даниловна успевала сидеть то с одной, то с другой внучкой, сража;ясь при этом с жизненными трудностями, невзгодами и лишениями. В то же время Елена Даниловна ездила во всевозможные поездки (она приехала в отряд, то ли с гор, то ли с моря), ходила в походы и вела активный образ жизни. В отряде она чувствовала себя как до;ма, здесь ей были все знакомы. Она руководила женским отделением, всегда улыбалась и была приветливой. Без нее отряд Жарова вроде как бы и не представлялся. Елена Даниловна любила душевно погово;рить и была хранительницей легенд и преданий отряда.

- А вот и мы! - произнесла она на входе, расставив при этом руки в стороны.

После этого началось действо. Пошли приветствия, обнимания, поцелуи, рассказы о том как доехали до места. Потом стали выгру;жать сумки с продуктами, специально ей закупленными в "Ашане".

- Вот пять килограммов макарон, их хватит до конца работы, вот пять килограммов сахара, его должно хватить, консервы, крупы, мы все купили, теперь не придется бегать по магазинам, - объясня;ла Елена Даниловна.

После распаковки рюкзака и занятия кровати началась уборка помещения и двора. Елена Даниловна одела большие желтые резиновые перчатки и стала показывать женскому отделению, как надо в доме держать чистоту.

- Ковер убрать, - говорила она в избе, - я привезла свой, как можно жить в такой пыли, еще на москвичей ругаются, что они ничего не делают. - Даниловна вышла на улицу и встала у дерева. - А это что за банка с грязью?

- Это Саша червячков накопал для рыбалки. - ответила Марина.

- Как некрасиво, убрать ее за дерево.

- А что это у вас за гадость в каком-то ведерке в сенях сто;ит? - был следующий вопрос Елены Даниловны, которая уже успела сходить в сени и вернуться обратно.

- А это вот и не гадость. Это Сашин террариум, там лежит мох, а под ним спят тритоны. - ответила важно Марина.

Елена Даниловна перешла в дом и стала наводить порядок в жи;лой комнате.

- Давайте пыль вытирать, я привезла много тряпок. Этому здесь не место, это поставить туда, этот опять сюда - переставля;ла она различные пузырьки и флаконы на столе.

Уборка продолжалась некоторое время. Был вымыт пол, разобра;ны крупы и консервы, подметен двор. Потом пошли пить чай с конфе;тами, которые она привезла. За ужином выпили вина в честь ее дня рождения и душевно побеседовали.

На этот раз Дантист оказался каким-то образом рядом с Иго;рем. Сначала он понаблюдал своими подслеповатыми глазами за тем, как едят по-японски, потом поразмышлял вслух, какую же все таки пищу не смогут есть японцы палочками: решил что кисель.

- Особенно, если в нем много крахмала, он его так - а кисель вот так: а-а-а! - Петрович показывал руками, как именно будет вести себя кисель. А дальше его совсем разобрало на душевный раз-

говор.

- А как у вас, японцев, - обратился он к Игорю, называется борьба, в которой ткнешь вот сюда - и человек умрет, а ткнешь вот сюда - и человек будет жить?

При этом он махал пальцами напротив шеи Игоря вроде детс;кой игры "коза-коза".

Японец, для которого эта поездка была отбытием какого-то наказания и который ни с кем не разговаривал, посмотрел на Валеру очки в очки и, улыбаясь, помотал головой. Гусевы от смеху чуть со скамейки не упали.

- А вот в XIX веке к берегам Японии пришел русский Фрегат "Паллада" - продолжал допрос Дантист.

- Валера, - заметил Володя ошибку, - не пришел, а даже прип;лыл.

- Ну да, прибежал. Вот ты об этом знаешь?

Японец замотал головой.

- А как у вас, - продолжал Валера, - называется пролив меж;ду островами Сахалин и Хоккайдо? У нас он называется Лаперуза.

Игорь опять ничего не понял.

- Ну смотри, вот это остров Сахалин, а это Хоккайдо, а это пролив Ла-пе-ру-за - продолжал спрашивать Дантист, поставив ладони параллельно друг к другу и водя ими над столом, - а как у вас он называется?

Игорь замотал головой и пожал плечами.

- Валер, а Валер, хочешь салатику? - попыталась отвлечь его Людмила. Но Валеру разбирало еще больше.

- А вот когда я работал в 1989 году в республике Коми, там мы проводили перепись населения, Ну знаешь, население все перепи;сывали, перепись такая. Так вот, моя жена целый месяц не могла выучить название города Сыктывкар, а ты скажи:"Сык-тыв-кар"!

- Сыктывкар. - сказал Игорь без запинки.

- Во! Обалдеть. - поднял два больших пальца вверх в восхище;нии Дантист.

- А вот я однажды отвечал по географии, - вставил тут слово сидящий рядом Женя, - и говорю: есть такие республики: Башкатарс;тан и Умрундия. Учительница плакала сквозь слезы и поставила "три", но ребята на смеялись, только один сказал, что нет такой республики Умрундия.

Пришел батюшка с Алексеем и с какой-то женщиной. Батюшка ее представил: раба Божия Лариса, тоже любит слушать песни, она поет в церковном хоре в монастыре. Алексей подошел к Валерию и сказал:

- Плотник просил передать, что занят и опалубку сделать не сможет.

- Японский бог! - развел руками каменщик, - что за люди, обещают и не делают. Бедная матушка!

Принесли гитару, Алексей стал играть, а батюшка слушать. Оказалось, что отец Петр вовсе не странный, а обыкновенный чело;век. Батюшке было лет сорок, раньше он тоже играл на гитаре, а теперь ставит опыты, как выджить в условиях экологической катаст;рофы, как печь хлеб из яснотки и другие.

Алексей играл и пел мастерски. Особенно всем понравилась пе;сенка на мотив "Все хорошо, прекрасная маркиза!" Ее сочинил один человек из Коломны. Говорилось в ней о том, что на подводной лод;ке все хорошо, только сгорела отвертка, а "в остальном, товарищ замминистра, все хорошо, все хорошо". А в конце песни оказыва;лось, что сейчас рванет реактор, до базы НАТО два шага, "а в ос;тальном товарищ зам-министр все хорошо, все хорошо".

Всем хотелось послушать песню про два монастыря, но стесня;лись батюшку (надеюсь, все знают эту притчу о том, как "женщины копали и продвигались женщины вперед").

- А можно спеть песню про два монастыря? - осторожно спросил его Алексей.

- А пойте, - ответил равнодушно священник, - в этой песне ничего такого нет.

И все с увлечением стали подпевать. ...

Разошлись уже за полночь, несмотря на то, что вставать надо было в пять часов утра (по приказанию командира), намечалась дальняя поездка. Мужчины побрели в свой дом, бывший в полкило;метре, а в женском общежитии начались ночные посиделки. Танюньчик в сенях читала молитвы, а Елена Даниловна с Людмилой обменивались новостями, вспоминали прошлое. Рассказав о своей тяжелой жизни, Елена Даниловна переключилась на хорошее, стали вспоминать смеш;ные случаи и счастливую давнюю жизнь в Покровском.

- Помнишь, как мы в Покровском ходили на остановку Александ;ра встречать, Валера трубил в горн, ты играла на стиральной дос;ке, я била в крышки кастрюль, а Сережка был тамбурмажором.

- А помнишь, как я сожгла сандалии Дантиста в Смоленском, чтобы он больше в этой обуви, которую носил десять лет на рабо;тах, отряд не позорил.

- А помнишь как мы в Покровском по ночам голыми купались, а Петрович нас сторожил, а Лариса пошла в купальнике, а его потом там и потеряла.

После таких разговоров со счастливыми улыбками они легли спать.

день седьмой и восьмой

Подъем был тяжелым. Легли в два, вставать в пять: этого мы не смогли выполнить и поднялись полшестого. Петрович по срочным делам собрался домой, Анна с семьей также поехали в Москву, Дан;тисту же пришлось остаться на работе. Остальные члены отряда отп;равились в город Велёв.

Полседьмого мы побрели по дороге к остановке. По пути фотог;рафировали цикорий, репейник и разные цветочки. Было еще прохлад;но. Подошел рейсовый автобус. По команде Жарова все погрузились во внутрь автобуса и уселись на задних рядах. Попробовали спать, но дорога была ужасной, подбрасывало так, что приходилось дер;жаться за поручни и упираться ногами. Стало даже забавно. Наконец через час ужасной езды мы приехали в Велёв на небольшой автовок;зал.

Город, так же, как и Волхов, начинался с буквы "В" и был почти полностью разрушен, только один монастырь уцелел, в который мы и направились. Был он в плохом состоянии, но хорошо, что все постройки сохранились. Мы бродили срели величественных построек, фотографировали, лазили в собор, в котором было пусто, на первом и на втором этажах росли трава и рябины. Дети кормили кур местных жителей, проживающих в монастырских кельях. Потом все любовались на прекрасный вид, открывающийся за монастырем: быстрая река те;чет из небытия по бескрайним равнинам, делает петлю к монастырю, поворачивает и опять уходит в небытие.

После осмотра достопримечательностей попробовали найти сто;ловую или кафе. Но столовая работала по рабочим дням, а кафе с - семи часов вечера. Командир попробовал договориться, чтобы нас накормили, но сонные работницы сказали: "Так это надо чайник ста;вить и чебуреки еще разогревать!" Пришлось питаться сырками, булками, йогуртами и мороженым. Поели прямо под памятником Кирову на месте древней церкви.

В краеведческом музее нам обрадовались, не каждый день к ним экскурсанты приходят из Москвы. Сотрудница провела экскурсию. Од;но плохо, ходить еще ничего, а вот стоять в полутемном помещении, слушая монотонный голос - так и засыпаешь, все мысли, где бы под;ремать тихонько. Экскурсовод это понял и предложил сидеть на стульях, слушая рассказ.

После музея, по московской традиции, прошлись по местным ма;газинам, потом пошли на берег реки с видом на монастырь, где были утром, купались и отмечали день рождения Людмилы бутылкой вина и курицами гриль.

На обратном пути сели в тот же автобус, на котором ехали ут;ром, пассажиров, кроме нас, не было. Автобус снова стало трясти, но мы все-таки заснули. Вдруг шофер затормозил: на обочине стояли две бабульки с двумя большими сумками, полными лисичек. Они за;лезли в автобус, и он тронулся. Через некоторое время снова оста;новка, на этот раз небольшая поломка. Водитель порылся под си;деньем, где сидел Саша Гусев, потом залез под переднее сиденье и стал работать инструментами.

- А что, много в этом году лисичек? - спросила общительная Елена Даниловна.

- Много. - ответила одна из бабулек.

- Это вы их собираете, чтобы сдавать? Я видела в городе пункты приема. - продолжала распросы Елена Даниловна.

- Да, лисички принимают сейчас везде.

- А вот лисички надо варить, или их можно сразу жарить?

- Мы их сначала варим, а потом жарим - отвечали бабульки.

- А вот мы вчера сразу стали на сковородке жарить. А! Навер;ное, их надо варить, чтобы вышла радиация, или радиация от кипя;чения не выходит? - засомневалась Даниловна.

- Радиацию ничем не выведешь, - пояснил Владимир Жаров.

- Нас объявили чистой территорией, - вступил в разговор шо;фер, - власти хотят сделать наш район туристическим, и поэтому теперь мы - чистая зона.

Поломка была исправлена, и автобус тронулся дальше, сажая по пути пассажиров и делая остановки, чтобы опять чего-то подкрутить.

Незаметно приехали в Волхов, вышли в Ямской слободе и пошли до нашей деревни. Вот она, наша родная печка, сейчас мы быстро чего-нибудь приготовим и будем сидеть за столом и пить чай.

Во время ужина командир предложил завтра идти пешком в селе;ние под смешным названием Макряк и встать в 6 часов утра. Тут я поняла, что завтра в 6 часов уже не поднимусь, а Леха сказал, что пока не выспится, никуда не пойдет. Другие были того же мнения. Володя уступил уговорам и постановил подъем назначить на 8 часов, а выход, как получится, все равно пешком идти, на автобус не опоздаем.

Я не знала, что это за место - Макряк, но Танюньчик нам рассказала, что там жил местный почитаемый священноисповедник, его житие она купила в Москве. Он жил в глухом нищем селении, но сумел построить церковь, каменные дома для крестьян, фабрику, открыл школу и приют для сирот.

Марина засомневалась, как это они пройдут семь километров пешком с маленькими детьми. Правда, Володя обещал, что по дороге мы поймаем попутку, но она решила поехать на машине с Лехой Кро;кодиловым.

В десять часов за женской половиной пришел командир.

- Девочки! пора выходить! - крикнул он в раскрытую дверь из;бы.

На пороге показались жизнерадостные Елена Даниловна и Людми;ла. Даниловна в голубом спортивном костюме, состоящем из шортиков и маечки, Людмила тоже в шортиках и на обоих белые шапочки.

- Мы в скит едем! - предупредил их Жаров.

- Ты не беспокойся, мы юбки с собой взяли - объяснили ему.

Вышла Марина с Таней, они были одеты по форме и в платочках.

Отряд тронулся в путь. Марина с детьми пока сидела дома. Ва;лера тоже остался по делам. Через час Жаров позвонил по телефону и сказал, что они уже прошли поворот, а двое уехали на попутке. Леха с Гусевыми тронулись в путь. Через 2 км после поворота, до которого ехали 4 км, нагнали Жарова с командой. Оказалось, что дорога была пустынной, никаких машин не ездило, а Танюньчик с Еленой Даниловной уехали с певчей Ларисой, которая по счастливой случайности тоже собралась в Макряк. Леха всех пригласил в маши;ну, и в конце концов всем удалось упаковаться. В машине оказалось семь человек. Зашел разговор, сколько вообще может поместиться в пятиместный автомобиль, Леха сказал что девять, кому-то при этом придеться лезть в багажник. Продвигаясь вперед по дороге в Макряк мы обнаружили, что путь от поворота занимает 17 км, а не 7, как обещал Жаров (Леха по спидометру подсчитал), а потом еще 2 км по грунтовке.

В Макряке нас ждали уже Танюньчик и Лариса, они позвали чи;тать акафист у могилы святого. После чтения акафиста мы пошли смотреть бывший дом священика, где теперь обитали местный жители, сохранившуюся школу. Командир повел нас тропинкой к святому ис;точнику. Там была оборудована купальня.

Сначала в купальню вошли мужчины.

- Ну как там вода? - поинтересовалась Елена Даниловна. - Не очень холодная? Сколько градусов, четыре или, может быть, восемь? Вроде молчат, наверное, не очень холодная, а то бы кричали. - рассуждала она вслух.

- Смело окунайтесь, - сказал мужчина, который жил здесь с женой и смотрел за скитом, - эта вода целебная, после нее не бу;дет даже насморка.

Мужчины вышли, вошли женщины.

- Окунайся три раза, а потом не вытирайся, не положено, - посоветовали мне знающие люди.

После купания посидели на лавочке. Саша Гусев нашел где-то в трубе лягушку и принес ее на ладошке. Восторгам не было границ.

- Да это же царевна-лягушка! Какая она красивая! Какая она необыкновенная, - воскликнула Даниловна с умилением.

Лягушка и вправду была какая-то необычная, раньше я таких не видела. Зелененькая такая, прямо изумрудная. В эту минуту мне по;казалось, что это и вправду принцесса из сказки.

Мы вернулись в Волхов на машине Крокодилова, а Володя и Еле;на Даниловна приехали попозже с Ларисой. Вышли в центре и сделали набег на магазины. На этот раз город и вправду как-будто вымер. На улицах ни одного человека, ни одной машины. Необыкновенное чувство, ходишь по пустынным улицам, заходишь в магазины, и встречаешь только людей из отряда. Да это как во сне!

Неожидано на улице нарисовался Валера Дантист.

- Банька во! Помылся прекрасно, а какая парилочка! А какую я девушку встретил на выходе. Молодая, красивая, чудо, как хороша! Сейчас все на каком-то авторалли за городом, поэтому никого здесь нет. - открыл секрет Валера. - на обратном пути я зашел в собор, любовался кладкой церкви, купил календарики с изображением горо;да, это тебе, Танечка, - сказал он, протягивая руку.

Таня взяла календарик и не сказала "спасибо".

- Ты бы хоть реверансик бы мне сделала! - обиделся Дантист.

Таня, как могла, присела.

- Реверанс, - вставила ее мама, - делается не так, а вот так, я в детстве занималась хореографией.

- Как, как? Вот так? - спрашивали остальные и принимались приседать.

В это время мимо проходили три девушки, которые возвращались с авторалли, и с интересом смотрели на москвичей. Мы их заметили и отошли в сторону. Что по поводу наших приседаний говорили на следующий день в городе, осталось невыясняным.

Дождавшись Жарова с Еленой Даниловной, мы пошли в местное кафе, где было все в три раза дешевле, чем в Москве. Там мы ели все, что нам хотелось попробовать: мороженое, пироженое, сосиски, пельмени и бифштексы. Пили кофе, чай и сок. Подкрепившись, отпра;вились домой. Спустившись с горы, все изъявили желание идти ку;паться. Вернулись в монастырскую слободу, когда было уже темно. Пили чай, разговаривали. Воскресный день удался.
начало второй недели

дни мезмятежного счастья

На второй неделе наступили золотые деньки для отряда. Про дождик мы совсем забыли. Каждый день на голубом небосклоне появ;лялось июльское солнце среди белоснежных пушистых облаков. Но его лучи не палили сильно и не изнуряли зноем, а припекали в меру, к вечеру переставая надоедать утомленным путникам, идущим за покуп;ками в город. Мало этого - ночи стали совсем южными, теплыми та;кими, ни ветерка. Сиди хоть до двух часов при свечах и пей чай.

По-прежнему мы каждый день ходили в город за мороженым и жизненными припасами, по-прежнему по нескольку раз ходили купать;ся на речку. Купанием проникся даже отец Кирилл, молодой иеромо;нах, который приехал в гости к отцу Петру. Он попросил Жарова по;казать ему дорогу и удобное место для купания.

- Мне нельзя при других, можно только в рясе и чтоб никто не видел, - пояснил он.

Саша и Таня каждый день кормили кур, петухов, приходивших на наш двор, а по дороге в город - коз и коров, мирно пасущихся на лугу и рядом с домами жителей. Один рабочий дал им удочку, и они стали ходить рыбачить на пруд, заросший ряской, который находится в двух шагах от избы, за следующим домом. За прудом был и скит. Там жили корова, ослица, куры и так далее.

Однажды в скит пошел отец Петр, увидел Гусевых на берегу и говорит: "Идите за мной, пусть мальчик покатается на ослице. У нее характер портится. Чтоб не портился, я на ней каждый день ка;таюсь."

Сел Саша на ослицу и поехал. Она стала ходить вокруг яблони, а потом пошла под ветками. Они били Сашу по лицу, и он чуть не свалился. Потом мальчик стал кормить кур и бегать за местным пе;тухоми, пытаясь его покормить хлебом.

Восторгам детей не было придела, где еще можно покататся на ослице, побегать за петухом и покормить кур?

Кушали мы по-прежнему хорошо. Каждый день на столе было что-то новое из блюд (подсчитали, что за две недели ни разу суп не повторился), почти каждый день пекли разнообразные блинчики (из пшеничной муки, из геркулесовой каши, из гречневой, с варень;ем, со сгущенкой и т.д.). Из скита нам давали молоко по средам и пятницам, яйца мы стали покупать у местного жителя, а соседка из жлма напротис три раза приносила нам таз огурцов и кабачков.

Вечера ознаменовывались праздниками: днями рождения и прово;дами товарищей. День рождение Людмилы справили еще в субботу, в понедельник отметили день рождения Сергея, а в четверг - Лехи Крокодилова. А потом пошли каждодневные проводы отъезжающих това;рищей. Все это сопровождалось бутылкой красного вина, конфетами и вафельными тортиками комбината "Коломенское".

Наступил период какого-то тихого безмятежного счастья. Даже сомнения не возникало, что придешь на ужин в садик - и будет праздник, вечер будет теплым, а ночь чудесной.

Мое настроение разделяли другие.

- А где матушка? - спросила я как-то Елену Даниловну.

- Она уехала в Москву по делам уже несколько дней назад, - сообщила Даниловна, махая лопатой, - там ее встретила Валентина. Матушка заболела, у нее давление и Валентина ее лечит.

И подумав о чем-то, Елена Даниловна добавила:

- Правильно она сделала, что ушла в монастырь. Родители у нее умерли, а теперь ей есть о ком заботиться, и ей хорошо. У ма;тушки же теперь есть помошница по строительству - и ей тоже хоро;шо. А нам хорошо, потому что матушка в Москве, и за нами никто не смотрит. Короче, всем хорошо!

Таким образом, в нашем маленьком мире воцарилась гармония.

В понедельник утром кашу варила Елена Даниловна. Полдевятого завтрак был уже готов, дежурная резала хлеб, на скамейке сидели Леха, Танюньчик, Людмила и Владимир во главе стола, подсчитывав;ший какие-то цифры на бумаге.

- Да что же это такое! - возмущалась Елена Даниловна, обра;щаясь к командиру. - Я целый час эту печку разжигала, а потом еще кашу надо успеть сварить, знаешь, как долго вода на ней вскипает?

Володя кивнул головой и продолжал что-то писал.

- Встала, - продолжала ругаться дежурная, - воды нет, вчера натаскать забыли. Валера спать пошел, только Сережа и Женя всегда

все делают, что ни попросишь. Почему дежурным не выделяют в по;мощь мужчину? Он бы хоть встал утром и печку разжег, - уже легче. Всегда должен быть порядок, каждый должен за что-нибудь отвечать. Меня вот позвали к ним в отряд (она показала на Танюньчика), а я наотрез отказалась. У них полный беспорядок, кто чего хочет, то и делает. А я так не могу, я порядок люблю.

- А вот у нас в отряде, - пробовала возразить Танюньчик, - нет никакого принуждения. Вот приходит Леша - и ему захочется разжечь печку, придет Ваня - и будет варить кашу, а придет Вадик

- и ему захочется резать салат.

Но Елена Даниловна и слушать ее не хотела, стояла на своем. Стрелка часов приблизилась к девяти, Володя ударил в коло;кол.

- А где же Гусевы? - вспомнила Елена Кирлловна. - Ушли ку;паться сорок мину назад и опоздали на завтрак. Какое неуважение к отряду!

- А что, они ушли купаться? - спросила недавно проснувшая;ся Марина, - Я тут ни при чем, я ничего не знала и вообще бы их не пустила.

- Да ты здесь ни при чем, - успокоила ее дежурная, - я сама их туда отправила, идите, говорю, пока мама спит.

Начался завтрак. Елена Даниловна скомандовала:

- Подходите все с мисками, сегодная у нас каша геркулесовая, гречневая и пшенная. Кому что давать, говорите!

День пошел своим чередом. После работы отряд пошел на речку, затем на обед, затем - кто- куда. Я пришла на двор вполовине седьиого, там меня встретили Елена Даниловна с Людмилой. Беспре;рывно смеясь, они поведали мне, что произошло в мое отсутствие.

- Решила я испечь блинчики, - начала Даниловна, - а Людмила мне говорит: "Давай сначала сковородку очистим!"

- Да, - подтвердила та, - мы так на даче делали: надо поло;жить сковородку в огонь, она обгорит и станет чистой.

- Положили мы сковородку в печку, - держась за живот, гово;рила Елена Даниловна, - она начала гореть и очищаться. Я говорю: "Не пора ли вытаскивать?" а она: "Еще пускай очиститься!" Ха-ха;ха! А сковородка взяла, ха-ха-ха! взяла, ха-ха-ха! и разломилась на две половинки!

И мне представили вещественное доказательство: две половинки действительно чистой серебристой сковородки.

- Пошла я по деревне искать, кто бы дал нам другую сковород;ку, - продолжала рассказ Даринловна, - так женщина через дом мне говорит: "Как вы мне надоели, москвичи, ходите только и попрошай;ничаете!" Пришлось мне идти в скит и просить там. Сестра Таисия дала мне другую сковородку. Она показала мне хозяйство: корову, ослицу, кур. Рассказала про свою жизнь. У нее двое взрослых жена;тых сыновей, они живут хорошо, все у них есть, а она ушла в мо;настырь, здесь она подняла хозяйство в скиту, помогает матушке, и такая жизнь ей нравится.

Затем начали обсуждать вопрос: а почему все-таки сковородка сломалась от большой температуры? Решили, потому что она была алюминиевой.

Вечером праздновали день рождения Сергея Гусева. Марина даже попробовала пирожки испечь на печке. Мужу в подарок она своими руками вышила миниатюру "монастырь". Не выполнив работу в срок, Марина заканчивала ее прямо в Волхове. Отправила своих в город, а сама провела целый день за пяльцами. Шел Володя, хотел глянуть - не тут-то было, работу спрятали. Теперь же Марина решила не та;иться больше и сама предложила показать подарок. От отряда пода;рили великолепную книгу "Волховская старина" с поздравительной надписью. Сидели, болтали. Наконец Женю Паразюка стало перепол;нять тихое счастье до края. Он сказал:

- Все! Больше не могу, сейчас я буду орать песни: "Ох, цве;тет калина в поле у ручья..."

Его поддержала Танюньчик.

- Кто так поет, - прервал их Валера, - это же не пение, а орание. (правильно, какое же это тихое счастье, это какое-то громкое веселье) Вот как надо петь: "Ох. да не вечер, да не вечер был. Мне малым мало спало-о-о-о-сь...."

Дантист пел низким тихим голосом, все подхватили песню. За этой песней пошла другая, потом третья и так далее. Сидели долго, стрелка часов подошла к отметке "12". За столом остались самые стойкие и романтичные: Валера, Женя, Марина и Танюньчик.

Тут почему-то Гусевой пришло в голову вспомнить революцион;ные песни. Она спросила Дантиста:

- Валера, ты "Марсельезу" знаешь, как она поется? Может, "Вставай, проклятьем заклейменный"?

- Нет, это гимн партии. - сказал Дантист. - А может "Смело, товарищи в ногу"? - попытался он вспомнить.

- Нет, тоже не то. - сказал Женя.

- А может "Вихри враждебные веют над нами..." - предложила Танюньчик.

- Нет, другая мелодия была. - сказал Валера.

Никто не смог вспомнить. Пришел Сергей (он укладывал Сашу спать), старый хорист.

- Во! Он знает как петь "Марсельезу", - сказала Марина, - Сережь, можешь спеть гимн Франции?

- Только два куплета. - ответил ее муж и запел по французски.

- Да нет, по-французски ты можешь не петь, ты нам мотив на;помни.

Сережа напомнил.

- А как она поется по-русски? - спросили его.

- А по-русски есть ее перевод, и есть русская песня на ту же музыку под названием "Рабочая Марсельеза":

Отречемся от старого мира,

Отряхнем его прах с наших ног...

- А-а-а-! Теперь я вспомнила. - сказала Марина. - А "Вста;вай, проклятьем заклейменнный" - это что?

- Это "Интернационал" - гимн партии.

- А "Смело, товарищи, в ногу"? - спросил Валера.

- Это просто песня. - ответил Сергей.

- А "Вихри враждебные веют над нами"? - поинтересовался Же;ня.

- Это "Варшавянка".

Наконец все вспоминли старые песни, и мужчины отправились домой. Они поплелись по темной улице. О чем они говорили - неиз;вестно, а на женской половине разгорелись нешуточные страсти.

Сразу после ухода Валеры, Жени и Сергея, на улице показались Людмила и Елена Даниловна, хранительница невероятных историй, ле;генд и преданий отряда. Разговор пошел о Валентине.

- А сколько ей лет? - спросила я.

- 43 года.

- Еще молодая... А почему она ушла в монастырь, вроде не со;биралась?

- Из-за несчастной любви. Она 20 лет за ним бегала, позовет ее - она придет, а потом забудет о ней на несколько месяцев, а потом все сначала.

- Так почему, если это длилось 20 лет и другой не было, он не женился на ней, может, он убежденный холостяк? - спросила Ма;рина, которая жуть как любила романтические истории.

- Нет, - со знающим видом сказала Елена Даниловна, - женить;ся он хотел. Только не на ней, а на другой, какой-нибудь необык;новенной. Говорят, что когда-то он был в скиту и спросил старца, придет ли к нему большая любовь, а старец ему ответил:"Жди, и к тебе придет любовь", вот с тех пор он и ждет большое чувство, а Валентина у него была как запасной вариант. А он еще тот лавелас, погулял за свою жизнь! Время шло, любовь не приходила, он не же;нился. Когда ему перевалило за 50 лет, он подумал, что, очевидно, пора что-то делать, как-то менять свою жизнь, пора что-то решать.

- Ну женился бы на ней, ведь 20 лет вместе. - сказала я.

- Он сказал, что на ней не хочет жениться. С другой стороны, если жениться на другой, получится, что предал Валентину, которая ему всю жизнь была предана. Вот он думал, думал, что же ему де;лать, а Валентина взяла и за него все решила, ушла в монастырь и оставила его свободным. И теперь он ходит грустный, уходит рано из-за стола, а по ночам пишет мемуары.

- Нет, ну это же надо так мужчине показать на дверь! - воск;ликнула Людмила, покуривая сигаретку.

Тут я вспомнила, как недавно, сидя в монастыре во время пе;рерыва, Леха Крокодилов жаловался на тяжелую мужскую долю. Как плохо быть одиноким, как тяжело мужчинам найти себе спутницу жиз;ни. При этом, даже если рядом есть какая-то женщина, но так, не для души, они мечтают поехать с какой-нибудь молоденькой девушкой (это когда им уже за сорок) куда-нибудь с палаткой, в "прекрасную страну, где радость и любовь". И стало мне ясно, почему не жени;лся на Валентине (красавицей она не была) Жаров и кого хотел вместо нее. Вспомнила я также, что когда мне было примерно лет 18-20, тридцатилетние мужчины казались мне стариками, а сороко;летние - почти дедушками. Я удивилась наивности мужчин, и было мне непонятно, как можно прожить всю жизнь и не жениться, не ро;дить детей. Но я уже знала, что все люди разные, и живут они по-разному, и что хорошо одним, то плохо для других, неприемлемо и даже катастрофа.

- Да как же это длилось 20 лет, если 15 лет тому назад Ва;лентина вышла замуж? - спросила с удивлением Марина.

Я вспомнила, что в 1991 году в Покровском все обсуждали но;вость: Валентина приехала в отряд с Жаровым, а в прошлом году все присутствовали на ее венчании с командиром параллельного отряда, которое происходило прямо во время работ в Велозерске. При этом некоторые с удивлением спрашивали: "Мне приснилось или нет, что в прошлом году мы гуляли на свадьбе Валентины?"

- Да она назло ему замуж вышла, через три месяца ушла и по;том плакалась, что любит только одного Владимира. - продолжала расскрывать тайны Елена Даниловна. А потом в каком-то поэтическом восторге, подняв руки вверх, она сделала вывод всему происходяще;му: - Да это прямо таки страсти африканские!

Всем вдруг стало понятно, что они являются свидетелями самой удивительной любовной истории, происходившей у них на глазах, а не слышанной ими от кого-нибудь, или прочитанной в книге, или посмотренной в кино.

Женщины стали сетовать на тяжелую женскую долю. Они обсужда;ли, почему, когда они любят - их не ценят, когда они старятся - их не замечают, когда они преданы - их бросают. Начали Марина, Людмила и Даниловна поочереди причитать:

- Да что же мужчины с нами делают!

- Им только молодых подавай!

- Да еще красивых!

- Им все можно!

- А нам ничего!

- С таким свяжешься, он тебе всю жизнь испортит!

- Да как можно вести такие отношения 20 лет и ничего не ме;янть!

Поостынув Людмила сказала задумчиво:

- А мне Валентину жалко.

- А мне что-то жалко Володю! - с грустью сказала Марина. -

- Конечно его жалко, - подтвердила Елена Даниловна, - он только к маме своей привязан, а к женщине привязаться не смог, а сказано в Писании: "Да покинет он отца и мать свою...."

- Может, ему жену найти? - неуверенно предложила я.

- Да он просил его с кем-нибудь познакомить, да только с кем? Где я ему жену найду?

Так стояли женщины посреди улицы глубокой ночью и обсуждали глобальные проблемы. Ничего не решив и только постановив, что в жизни бывают разные необыкновенные случаи и что чем дольше жи;вешь, тем больше узнаешь удивительного, решили пойти спать. Засы-

пая, всем троим представлялись Владимир и Валентина и вымышленные

сцены их личной драмы.

На следующий день утром Марина стряпала молочную рисовую ка;шу. Без чего-то девять было уже все готово для завтрака, все были на месте, не хватало только Елены Даниловны, она ушла купаться. "Вот сейчас опоздает она, что мы ей скажем?" - подумала дежурная, вспоминая вчерашний утренний разгон. Но Даниловна пришла за три минуты до положенного времени, а за пять минут до этого Володя Жаров произнес саркастически: " Вот сейчас придет Елена Даниловна и скажет: "Как я хорошо искупалась. А какая вода замечательная, а какое утро чудесное!""

Пришла умиротворенная любительница купания, она обратилась к присутствующим, разглаживая свои мокрые волосы:

- Как же хорошо я искупалась! Вода была изумительная! А как приятно идти босиком по росе! Трава такая мягкая, шелковистая!

- Надо попробовать походить босиком утром по траве, - поду;мала Марина и произнесла вслух: Подходите с мисками, сегодня у нас молочная рисовая каша!

- Молочная рисовая каша! - с умилением воскликнула Даниловна

- моя любимая! Положи мне, пожалуйста, полную тарелку!

После работы Елена Даниловна и Людмила быстро собрались и ушли в город. Им очень хотелось попасть на второй этаж магазина "Гастроном", где в первой половине дня были открыты отделы белья и верхней одежды. Вернулись они около шести, когда все уже поужи;нали и разошлись.

- Марина! - крикнули они стоя спиной к дверям избы, - Смот;ри, что мы купили.

И тут начался показ обновок.

- Смотри! Какой халатик Людмила купила, говорила Елена Дани;ловна, показывая на Людмилу в халате, - она его прямо в магазине и надела. - Елена Даниловна положила руки себе на грудь. - Смотри какую я замечательную блузку всего за 140 купила, в Москве такой не найдешь!

- А какие трусы и лифчик я купил, - продолжала с восторгом показывать покупки Елена Даниловна, - вот смотри! Прелесть! Мы зашли на верх в отдел, там сидят продавщицы. Никто к ним не за;ходит, а тут мы пришли. Они обрадовались, начали нам все показы;вать, доставать... - Даниловна вертела в руках белые трусы и лиф;чик, - правда, удачная покупка? Материал хороший и качество.

- Да, вещь хорошая и стоит недорого. - подтвердила Марина, сожалея о том, что ей так и не удалось попасть в местный магазин.

Вечер вторника выдался еще теплеее предыдущего. Воздух еще более завораживал, везде витало ожидание чуда. Ни ветерка, ни звука. За полночь стали провожать мужчин, вышли на улицу. И вдург Елена Даниловна воскликнула с восхищением и удивлением одновре;менно:

- Ребята посмотрите: что за чудо! Это же звезды. Посмотрите на небо, какое оно красивое!

Все посмотрели на небо, где в каком-то великолепии застыла сама вечность, и тоже начали поочередно восхищаться и открывать для себя удивительный мир звезд.

- Такое небо не увидешь в Москве, там вообще звезд не видно!

- сказал Валера.

- Я хочу видеть Большую медведицу! - воскликнул Женя и стал водить пальцем в воздухе.

- И я хочу ее найти. - сказала Марина.

- Да вот она, а вон Маленькая. - нашел на небе созвездия Же;ня.

- Смотрите! Это же Млечный путь! - восторгалась Елена Дани;ловна.

- А это туманость Андромеды. - показал пальцем Валера.

- Смотрите, падает звезда! - закричал Женя.

- А вон еще одна! Я первый раз вижу, как сгорает метеор! - с восторгом воскликнула Марина.

- А это спутник летит! - заметил Женя.

- А это что летит? Уж не НЛО ли? - засмеялся Валера.

Таким образом ходили по улице и любовались звездами час. Но этого показалось мало. Тогда решили пойти за деревню: за монас;тырь в поле. По полю шла дорога, по бокам которой росла трава вы;ше человеческого роста. И вот мы идем по дороге в неизвестность, освещая путь мощным фонариком Жени Паразюка. Но почему-то не страшно, только одно чувство в душе: что ночь эта не иначе, как волшебная, и должно произойти что-то невероятное, чудесное. Слы;шатся звуки ночи: сверчки поют, где-то лает собака. Тут в ушах у меня зазвучала песня: "Как хожу по улице - не нахажуся, О-ой не

нахажуся. Как гляжу на небо, не нагляжуся, О-ой не нагляжуся..."

Кто это группу "Иван Купала" слушает, подумала я, непонятно. Куда мы идем, ничего не видно. А где монастырь? Где Волхов? Да вот же они. Вот монастырь лежит под нами, там уже погасли огни. Так это же мы летим! Вот луг, вот река Нухрь, а вот и город спит. Страшно лететь по темноте, вернемся назад, домой. Да вот же мы идем по темной дороге в поле. Наверное, точно пора идти домой, раз уже сплю на ходу.

- Елена Даниловна, пойдемте обратно, я спать хочу. Там ниче;го не видно и трава мокрая. - предложила я.

Народ пошел по домам, а парочка решительно настроенных людей отправилась дальше, посмотреть, что в конце дороги. Она так и хо;дила еще два часа, дошла до леса, нашла дорогу в обход поля, вер;нулась назад уже глубокой ночью.

Последний день безмятежного счастья

В четверг наконец приехала матушка Феврония (Валентина оста;лась в Москве). Володя показал ей работу, она осталась довольна, дала новое задание. В монастыре жизнь заметно оживилась, настоя;тельница следила за работой, а сестры бегали туда и сюда с каки;ми-нибудь поручениями.

После обеда все разбрелись кто куда: купаться, в магазин, погулять по городу. Во дворе за столом сидели Елена Даниловна, Людмила, Марина и Женя, который уже был готов идти в город по де;лам. В лучах солнца, пробивающихся сквозь листву, светилось без;мятежное счастье.

- Как же мне нравитьтся этот садик, - сказала Людмила, потя;нувшись и положила в рот листочек салата, - как я его люблю.

- И мне никуда отсюда идти не хочется, - согласилась Мари;на, - пускай другие по жаре таскаются.

- И как же здесь хорошо, - продолжала Людмила, - здесь можно есть чеснок. - она очистила дольку и отправила ее в рот.

- Ну, если ты, Людмила, съела чеснок, - подумав, сказала Ма;рина, - я, пожалуй, съем его тоже.

- Ты в город, Женя, собрался, - обратилась Елена Даниловна к Жене, - шорты надел, молодец.

- А мне шорты на мужчинах не нравятся, у меня их и муж ни;когда не носит, - поделилась Марина.

- А я считаю, что шорты на мужчинах - это нормально. А вот была я недавно случайно на нудистском пляже в Москве, - начала рассказывать невероятные истории Елена Даниловна, - так там ка;кой-то ужас просто. Никогда не видела столько безобразных голых мужчин. Все пузатые, волосатые, да еще друг за другом из-за кус;тов подглядывают.

- Какой ужас, - сказала, давясь, Людмила.

- Просто омерзительно, - согласилась сквозь слезы Марина.

- Вот то ли дело женское тело, - рассуждала Елена Даниловна,

- раз я шла мимо нудистского пляжа на море, а там стоит девушка лет 16 - стройная, красивая, все ее фотографируют, больше некого, не пузатых же мужиков.

Женя посидел и ушел. Тут только женщины вспомнили, что вели разговор при юноше.

- Зачем мы раскрыли ему тайну, что женщины с отвращением относятся к голым мужчинам! - испугалась Марина, которая прини;мала все близко к сердцу. - Вдруг это нанесет рану его сердцу. Он будет думать, что все женщины ненавидят голых мужчин, захочет же;ниться - и испугается.

- Надо разъяснить ему, что это мы говорили про старых и страшных, а он молодой и красивый, на него приятно смотреть, - Людмила повернула голову в сторону улицы: - Жень, а Жень, это не к тебе относится! Ушел уже. - Людмила повернулась к столу и отп;равила в рот листочек салата.

- Ну раз ты, Людмила, съела еще один листочек салата, я сде;лаю то же самое, - Марина взяла два листочка салата и тоже отпра;вила их себе в рот.

- А вот у меня на работе, - продолжала Елена Даниловна расс;казывать невероятные истории и кушать зелень, - есть одна женщи;на. Так она состоит в обществе, которое выявляет всех масонов. Так вот, она говорит, что все масоны - геи, а главный среди них - Маслюков.

- Невероятно! - воскликнула Марина.

- И не подумаешь! - удивилась Людмила.

В огород прошла сестра Вера. Женщины стали говорить тише. - Смотрите! Опять баба Вера пришла. Вон в огурцы полезла, -

сообщала Марина. - теперь в огород не войдешь. Я на днях послала Сашу за морковкой, так она его не пустила.

- Ну-у-у! А я вчера ее три огурчика-то сорвала. Что теперь будет? - улыбалась Людмила. - Представляете, на, говорю, Леха, угощайся, а он взял и все три огурца съел, мне не оставил.

- Эгоист, - возмутилась Елена Даниловна, - еще жалуется, что жениться не может. Кто на таком женится? В любви главное - это самому отдавать, а не смотреть, как бы взять себе и побольше.

- Ну и правильно, что один, кто захочет за такого крокодила замуж пойти? - засмеялась Людмила.

На двор пришла доброжелательная сестра Таисия и принесла банку парного молока.

- Вам вчера вечером-то молоко приносили? - спросила монашен;ка.

- Нет, не приносили.

- Это все она, - Таисия показала на Веру, - враг народа. Я ей сказала:"Отнеси молоко", а она не отнесла. - сказала, улыба;ясь, Таисия и ушла.

- Интересно, - задумчиво произнесла Людмила, - а что будет, если есть чеснок и запивать молоком? - и налила себе стакан.

- Ты, Людмила, пьешь молоко, - на этот раз возразила Марина,

- а я что-то сомневаюсь, пить мне или не пить.

В скиту пронзительно закричала ослица.

- Ишь ты, ослица кричит, - повернула голову в сторону скита Елена Даниловна, - это, наверное, ей батюшка характер исправляет. А вот ты Марина была на службе?

- Была.

- Видела там второго батюшку?

- Видела, он на службе стоял, наверное, в гости приехал.

- И я видела, молодой такой, красивый.

- А он тоже иеромонах?

- Тоже. - ответила Елена Даниловна, налила себе стакан моло;ка и, подумав, многозначительно добавила: - знаю я этих монахов!

И тут я услышала самую невероятную историю, рассказанную Еленой Даниловной в Волхове.

- Работали мы на Валааме, - начала она, - А моя дочь ходила кататься на лодке с одним монахом. Он ее позовет, они на лодке покатаются, а потом она нам принесет сумку с едой, шпроты там, помидоры. Мы ей вечером: "Пойдешь на лодке-то кататься (есть то хочется), а она нам так важно: "Хочу пойду, хочу не пойду!" А когда уезжали, он спросил: "Скажи, как о тебе молиться", а она: "Я родить не могу десять лет, помолись, чтобы я родила". И вправ;ду, после этого она наконец-то родила.

У меня глаза на лоб полезли от удивления. Помолчав, Елена Даниловна, как бы оправдываясь, сказала:

- Правда, место там святое. С нами тогда еще три женщины ез;дили, которые тоже не могли родить, и все после Валаама родили. А как строго там. (Рассказчица снова начала воодушевляться) Кормили нас одной кашей. В три часа ночи будят: "Матушки, на службу!". Я дочери: "Иди, вставай, ты же причащаться будешь". В шесть часов будят: "Матушки, на службу!" Я дочери: "Вставай, вставай! Ты при;чащаться хотела". А когда пришло время, ее батюшка спрашивает: "Ты венчана", а она отвечает: "Нет". Он ее и не допустил. Зря она постилась.

И Елена Даниловна завершила свой рассказ звонким смехом.

В доме зазвонил телефон, и Людмила ушла на полчаса разгова;ривать с мужем о строительстве дачи. Приближался вечер. Стал пос;тепенно собираться народ. Пришли Леха и Валера. Леха поставил на стол бутылку вина и положил коробку конфет (у него был день рож;дения), Валера сел рядом с Даниловной, положил голову на руку и задумчиво произнес:

- Бродил я сегодня по городу, но так и не встретил девушку, которую видел в бане.

- Валера, - обратилась Елена Даниловна с серьезным видом, наливая себе стакан молока, - приходила Лариса, она сказала, что сегодня опять не придет к нам петь песни.

- А жаа-а-а-аль! - печально протянул Дантист, - у нее такие красивые монголоидные глаза!

- Ух! Какое все-таки вкусное парное молоко! Налей, Валера, попробуй!

Но рука Валерия Борисовича потянулась к бутылке с вином. Елена Даниловна насторожилась и потянула бутылку на себя.

- Поставь бутылку на место, это не для тебя, это у Лехи се;годня день рождения, а ты и так что-то потягиваешь из своей фля;ги.

- Отдай сейчас же мою бутылку! - завопил Валера, не отпуская последнюю.

- А я говорю, не получишь!

- Тогда я съем конфетку, - и Валера, оставив бутылку, потя;нулся к коробке конфет.

- Конфеты тоже не для тебя, - уверенно тянув коробку на се;бя, говорила Елена Даниловна.

Леха Крокодилов безучастно наблюдал всю сцену, в которой шестидесятилетние мужчина и женщина были похожи на подростков.

- Вот ты все меня обижаешь, - проскулил Валера, оставив на;конец коробку с конфетами, - а я весь изранен. - Потом он добавил уже серьезно: Посмотрите у меня, ребята, что там с пальцем на но;ге, болит ужас! Натер что ли или поранился.

Валера смотрел со взглядом, надеющимся на помощь. Так обычно смотрят на маму в детстве или на жену попозже детства.

Тут все приняли серьезный вид, и Леха стал рассматривать па;лец.

- Палец жуть. - постановил он. - Ты его на работе что ли поранил, а потом, наверное, натер и туда попала инфекция.

- Наверное, так и было, - проскулил Валера, - а теперь так уж болит, ходить не могу.

- А ты его чем мазал? - спросила Елена Даниловна.

- Да ничем. Мне хотел Володя намазать зеленкой, а я не дал. Он мне раз палец на руке как намажет, я как заору....

- Ты поранил палец и не помазал его зеленкой?! - Елена Дани;ловна встала и медленно начала двигаться на Дантиста. - Ты не по;мазал зеленкой?! А знаешь ли ты, что бывает с теми, кто не ма;жется зеленкой? Помнишь, что было с Владимиром, когда он оцара;пал ногу доской и не помазался? (этот страшный случай мы опуска;ем) - говорила Даниловна таким тоном, если бы речь шла о преступ;лении.

- Давайте сюда зеленку, пластырь и ножницы! - скомандовал Леха.

К этому времени на двор уже пришли Танюньчик, Сергей Гусев с детьми. Они принесли, что нужно.

- Только не мажте зеленкой, - продолжал ныть шестидесятилет;ний мужчина, - мне как Володя намажет, я как закричу...

- Мы тебя все равно намажем, держи его, ребята....

Саша Гусев смотрел на Валерия и думал, почему он так боится зеленки, он же взрослый.

Операцию произвели успешно.

- Теперь на ночь будешь рану открывать. чтобы дышала, а на работу ходи в пластыре. - пояснили ему Елена Даниловна и Леха. - Да у тебя и пальцы на руках все сбиты, давай мы тебе все пальцы обработаем.

- Нет средства лучше, чем зеленка, - популярно объясняла всем присутствующим Елена Даниловна преимущество бриллиантового раствора, - она убивает стафилакокковую инфекцию, а йодом мазать рану не надо.

- А вот у меня на зеленку аллергия, - вставила Танюньчик, - так мне раны обрабатывали йодом.

- Нет йодом мазать нельзя, только зеленкой.

- Если бы йод был бесполезен, его бы вообще не выпускали и им бы ничего не мазали, - привел аргумент Леха Крокодилов в защи;ту йода.

- А мне муж говорил, йод убивает всякую инфекцию, так чем все-таки мазать йодом или зеленкой? - окончательно запутавшись, беспомощно пропищала Марина Гусева.

- Зеленкой. Зеленка - лучшее лекарство - с видом знатока настаивала на своем Елена Даниловна. Тут она прочла целую лекцию, что бывает, если в рану попадет инфекция, и ее вовремя не обезв;редить, после которой Гусева поняла, что если до сих пор она не боялась только одного: царапин и ушибов у детей, то теперь она не переживет, если ее сын еще раз обдерет коленку.

Наконец наступил час ужина. а заодно и празднование дня ро;жения Лехи Крокодилова. После спасения Валеры Дантиста у всех по;явилось чувство удовлетворения от сделанного дела, а значит, на душе наступило что-то вроде покоя и умиротворения.

Танюньчик из церкви принесла Лехе, Марине и Тане подарки: красочное издание житий их святых. Володе она тоже что-то подари;ла, потом обняла его по-сестрински сзади и поцеловала. Все засме;ялись. Лицо Танюньчика выражало, что все тут ей родные, и она всех любит.

Пели песни, разговаривали, выпили бутылку красного вина на всех. Правда, Сергей Гусев пробовал что-то говорить про сухой за;кон в отряде и что он не пьет, но командир постановил, что это и не выпивка даже, а вода подкрашенная, и что все пьют, и Гусев должен. Пришлось подчиниться.

За столом сидело Тихое счастье и своим теплом поддерживало горение свечей, чтобы они не гасли, обогревали воздух, в котором в свою очередь летало веселье, не любившее холодной скуки.

Мы тихо пели:

В старом замке над рекою

Одиноко жил кудесник,

Был на ты он с сатаною -

Так поется в старой песне.

Был особой он закваски,

Не любил он запах пудры

И не ведал женской ласки,

Потому что был он мудрый.

А без женской ласки, право,

Жизнь как-будто однобока,

Все восторги, все награды

Без любви - а ну их к Богу!

И сидел он вечер каждый,

О взаимности тоскуя,

И задумал он однажды

Сделать женщину такую,

Чтоб была она душою

Наподобие кристалла,

Не бранилась, не ругалась

И не лгала, и не лгала.

Голоса поющих сливались в один где-то в центре стола и тихим торнадо улетали куда-то ввысь, в темное небо к звездам.

И, засев к своим ретортам,

Создал женщину кудесник,

Видно, был на "ты" он с чертом -

Так поется в старой песне.

И чиста, и непорочна

Из реторты в результате

Вышла женщина - ну, точно,

Светлый ангел в белом платье.

Неизменно очень мила,

Целый день она несмело

За кудесником ходила

И в глаза нму глядела,

По малейшему приказу

Все желанья исполняла,

И не крикнула ни разу,

И ни разу не солгала....

Ровно через две недели

Вышел из дому кудесник

И.....................?

Вдруг все куда-то исчезло: Тихое счастье ушло, свечи потух;ли, веселье кончилось. Голоса замолкли, и обрывок песни так и улетел в вышину со знаком вопроса, подразумевающим: что же было после?

Раздалось молитвенное пение сестер, напоминающее о тленности бытия, что все когда-то кончается, и только Бог вечен, а посему нет смысла ни в этом вечере, ни в этом тихом счастье, ни в этой песне.

Во главе сестер торжественно шествовала матушка Феврония, неся большой образ Тихвинской Божией Матери.

Я поняла, что сейчас наступит минута, мгновение, когда жизнь встречается с вечностью, когда реальность становиться иллюзией, а иллюзия вдруг обретает реальные формы. И эта минута наступила.

Матушка стала со слезами на глазах молить не забирать у них рабу Божию Валентину.

- Теперь она наша, а не ваша. Не зовите ее назад. - чудно звучал ее голос в темноте, как будто он не имел отношения к нас;тоящей реальности, к нашему вечеру, к нашему счастью. - Дарю тебе я, Владимир, образ Тихвинской Божией Матери великолепного письма. Будет она тебе заступницей и утешительницей, а Валентину нам ос;тавьте, не ваша она больше. Были мы в Оптиной пустыни, пошли в келью к старцу, а он нам с порога: "Вот вошла монахиня" и дал свое благословение, скоро будет и постриг. Прошу вас, не звать Валентину обратно, возьмите себе образ.

Все присутствовавшие застыли от торжественности момента. Вздохнул два раза Владимир (о чем - все догадались, но наверняка никто не может знать чужих мыслей) и принял образ Божией Матери.

Стало вдруг непонятно, что же реальнее: матушка с сестрами или наш вечер с песнями?

В этот момент реальность стала переходить в иллюзию, а вооб;ражение приобретать конкретные формы. Послышалось мелодичное пе;чальное пение сестер, мелодия все та же, но слова другие, не мо;литвенные. А сами сестры, какие и были старые, стали юными, чис;тыми, а какие были молодыми, стали еще красивее. Появилась Ва-

лентина, но только не реальная, а другая - молодая, красивая, с

улыбкой на устах. Вошла она в девичий хоровод, встала в середину,

а сестры все пели:

Боже, ты мой Боже,

Дай забыть любовь мою,

Без моего милого

Дня прожить я не могу.

Мне не светит солнышко,

Мне не мил весь белый свет,

Если моего любимого

Рядом в это время нет.

Полечу я птицею

Чрез широкие поля,

И найду я милого,

С ним останусь навсегда.

Боже мой, помилуй,

Моя молодость прошла,

Старость наступила,

Не забыть его мне никогда.

Прошли девушки кружок - оказалось прошло двадцать лет, коро;ток бабий век, Валентине уже сорок три года, седина в волосах. Тогда окружили ее, надели на нее черные одежды, покрыли волосы черным платком и закрылись за Валентиной монастырские ворота нав;сегда, - Владимир только носом в них уткнулся - нет дороги назад.

Ушла матушка с сестрами, все пошли задумчивые спать. Поняла я, что пока мы все здесь радовались и веселились, Владимиру было, наверное, тяжело каждый день ходить в монастырь, куда ушла Вален;тина.

Лежа с закрытыми глазами, женщинам являлись образы: образы из прошлого, не из этой жизни. Виделась им Валентина молодая и юная, Владимир - тоже молодой, оба улыбаются, смеются.

На самом деле это все было, радость и счастье? Или может и не было? Когда человек живет по-настоящему: когда он счастлив и радуется красоте окружающего мира или когда он страдает и не за;мечает, как прекрасен Божий день. Может и раньше печаль и тоска преследовали твою душу по пятам? Может не рожден человек на ра;дость и счастье, а только на страдания и боль?

Да нет, все было. И радость, и счастье, и любование красотой Божиего мира. Вспомнила Людмила себя молодой, такой веселой, без;заботной. Вся жизнь впереди, кажется, что сорок пять будет очень не скоро, и не представишь когда. Вспомнила себя Марина двадцать лет назад, она тогда еще и отряд не знала, только с ним знакоми;лась. Думала, что будет еще много в ее жизни таких встреч и расс;таваний, а больше такого и не было, думала, что жизнь теперь на;чинается новая, счастливая. Жизнь действительно начиналась новая, но вот только какая? Она тогда и представить не могла, что будет как в кино: вот все молодые и счастливые, а вот уже прошла целая жизнь, а вокруг тебя все те же люди, только все состарились и жизнь их побила. Но это не кино, это реальность. Елена Даниловна увидела образ своей первой любви, ей тогда было двенадцать лет, этот образ был отчетливым, хотя черты смыты. "При чем здесь пер;вая любовь?" - подумала она, - почему я тогда так сильно любила, такого потом я никогда не испытывала. Зачем я вспоминаю про это? Когда это было? Я уже давно бабушка, ерунда какая-то" - пришла ей в голову единственная разумная мысль, и она заснула.

Последние праздники

На следующий день был праздник - День города. По этому слу;чаю отряд кончил работу пораньше, чтобы успеть пообедать и по;мыться. Все пошли в город, даже дежурная Елена Даниловна. Не пош;ла только Марина Гусева. Она решила, что ее сын переутомился от бесконечного невысыпания, и ему надо отдохнуть. По дороге в город с отрядом случилось неожиданое происшествие. Когда они приближа;лись к родникам, над ухом Валеры кто-то зажужжал. "Пчелка, что ли?" - подумал он. - Дай ка я закурю, она и улетит." Но только он хотел закурить, пчелка больно ужалила его в шею. На остальных то;же напали. Женю укусили в руку, Танюньчика в ногу. Больше всех досталось Тане Гусевой: пчелы запутались в ее косе. Весь отряд

побежал прочь, отмахиваясь от пчел руками и куртками. Но пчелы

следовали за ними следом, пронзительно жужжа. Тут уж впору было

прыгать в воду, как обычно показывают в мультиках. Непокусанными

остались только Даниловна и Людмила: они пошли позже, и Володя

успел позвонить им и предупредить. Потом сказали, что кто-то ка;чал мед, и из-за этого половине города пришлось худо.

В аптеке купили медикаменты для лечения и пошли на праздник. Гуляние удалось на славу. Так отряд в Москве не веселился на праздниках. Слушали выступление ансамблей, играли в лотерею, по;купали изделия местных мастеров. Танюньчик и Женя играли в шахма;ты. Турнир проводила Лариса, оказалось, что она является мастером спорта. Валера, наконец, встретил предмет своего поклонения и стал по пятам ходить за ней весь праздник, приставая с ухаживани;ями. На празднике выступал О-вский духовой оркестр. Ух, и задали жару местным. Гусев с дочерью танцевали вальс, Валера отплясывал цыганочку, а Танюньчик в своей длинной цветастой юбке и в красной

панамке отплясывала с Женей кадриль. Жители смотрели на это

представление, рты разинув. А один папа сказал своей дочке: "Не

будешь слушаться, я тебя цыганке отдам!" И показал на Танюньчика.

Вернулись домой поздно, по дороге зашли на речку искупаться.

Первым пришел Леха. Он сказал, что там пошло шумное веселье, а он его не любит и поэтому идет отдыхать в свой дом. "А я вот очень люблю!" - подумала Марина. Затем показался Алексей, он ис;кал дородную женщину бальзаковского возраста по имени Галина, она приехала вчера в отряд. "А что это вы не на празднике?" - спросил он Гусеву, и, догадавшись, сам ответил: А-а-а! Вы сегодня дежур;ная!" Алексей ушел искать Галину. Марина подумала, что сидеть у печки - это что-то неизбежное, поэтому надо смириться с судьбой и быстренько нажарить блинчиков и испечь пирожок. К часам одиннад;цати стали подходить люди.

- А что это ты со сковородкой в печке делаешь? - спросил Володя. - Ты что, решила повторить подвиг Елены Даниловны?

- Нет, - Марина заглядывала в печку через крышку от ведра, закрывавшую отверстие - я эксперимент провожу, испечется ли у меня пирожок в таких полевых условиях. Вроде что-то испеклось. - сказала она иронически, отодвинула крышку, достала сковородку и положила на доску коржик. - Ну вот, это и есть ваш пирог. А еще можете блинчиков покушать.

И Марина ушла в дом, чтобы больше не видеть свое изделие.

В субботу Володя, Женя, Даниловна и Людмила поехали в из;вестную пустынь, одноименную нашему монастырю, на машине с Лехой Крокодиловым. Галина осталась, чтобы осмотреть город, Валера и Танюньчик остались, так как там уже были, а Гусевы остались, по;тому что Таня заболела от укусов пчел. Подошла к кровати Елена Даниловна утром и сказала: "Пчелы покусали? Да, тяжело даются де;ти. Ты узнаешь. Мне мои трудно дались, а внуки еще труднее". Но Марина Гусева уже знала, как тяжело даются дети, только ничего не сказала, а подумала, что ее счастливая жизнь не может длиться больше двух недель и что пора, наверное, уже собираться домой.

Днем пришла матушка, спросила, где отряд, Марина сказала, что в О-ной пустыни.

- А ты чего не поехала? А-а-а! Знаю! - матушку осенило, - Ты дежурная. - Настоятельница вспомнила о чем-то своем и сказала с сочуствием: Кухня - это самое тяжелое послушание!

Марина подумала, что место женщины, наверное, и вправду на кухне, поэтому надо сделать так, чтобы каждодневное приготовление пищи доставляло радость и приносило удовлетворение.

Наступил вечер. Гусевы сидели за столом и пили молоко. Стало скучно. Поскорей вернулись бы все! Надо им ужин приготовить.

Путешествующие вернулись с запозданием. Оказалось, что они еле-еле обратно добрались. Существует одна особенность: на грани;це между областями есть участок дороги метров 300, который ни к кому не относится, и никто его не ремонтирует. На этом участке Леха так раздолбал машину, что два ее колеса пришли в негодность. Хорошо еще, что они полетели уже в городе Волхове, где есть ре;монт.

На следующий день утром уехала Танюньчик, нагрузив огромный рюкзак разными подарками: бутылками с водой из святых источников и прочим. Оставшиеся решили вообще никуда не ездить. С утра, на;конец, пришел плотник делать опалубку и мужчинам пришлось таскать

доски. После обеда большая часть отряда собралась посмотреть го;родской собор. Да и то дело: за две недели так в нем и не побыва;ли внутри.

Собор был великолепно отреставрирован буквально в этом году. Говорят, мэр на это все деньги пустил, которые району выделили. Теперь любоваться собором можно было уже издалека, отовсюду было видно, как сверкают его купола.

Мы подождали, чтобы нам открыли двери, кроме нас других лю;дей не было. Мы переступили порог собора и оказались во внутрен;нем пространстве, оно казалось огромным, и взгляд летел высоко под самые купола. Стояла благоговейная тишина, а в ушах как-будто звучала торжественная музыка, исходившая от стен.

- Надо поклониться местному святому, его мощи покоятся здесь, - шепнул мне Владимир.

Рака стояла рядом с алтарем.

- Ты чувствуешь? - спросила меня Елена Даниловна. - Правда, исходит благоухание?

Я почувствовала, что воздух наполнен амброзией. Такого чуда я раньше не наблюдала.

Вышли на улицу. После душного дня атмосфера собора подейс;твовала благоприятно, казалось, что тебе прибавилось сил. Народ поплелся по пустынной улице Ленина до ближайшего магазина.

- А почему ты Сергея не вписала в записку? - спросила Марину Елена Даниловна.

- Разве вы не знаете? - удивилась Гусева - он же не креще;ный!

Все были поражены. Оказывается, никто из них не догадывался об этом, и все думали, что Сергей носит крест и ходит в церковь. Спрашивали о причинах отказа от крещения, но Марина только стано;вилась грустнее, ничего ответить она не могла, она сама не знала.

День накануне Ильи Пророка

Наступил самый удивительный день из всех, проведенных мною в Волхове. Рано утром, когда все спали, уехала Людмила на попутной машине. Дежурила вновь прибывшая Галина, но так как ей дежурить, наверное, не хотелось, она решила приготовить лишь завтрак, а по;том уехать. Елене Даниловне тоже не хотелось дежурить, ей хоте;лось работать.

- Ну, как дела? - спросил Марину Гусеву Владимир.

- Что-то у меня сегодня горло болит, и я себя плохо чувс;твую. - ответила хриплым голосом женщина.

- Ну тогда ты сможешь приготовить обед, - решил командир, - а помогать тебе будет Леха, у него тоже горло болит.

Гусева начала нести дежурство по кухне, Леха Крокодилов по;сидел с ней немного и ушел в дом отлеживаться. Пока Марина гото;вила обед, ей казалось, что она вся горит. Было только непонятно от чего: от горячей печки, от температуры или от жаркого солнца, которое на этот раз пробилось даже на затененный двор.

Оказалось, что температура воздуха поднялась до отметки 34 в тени. По этому случаю решили работать до двух часов, а потом идти купаться на речку. Марина Гусева подумала, что, если ей и нельзя купаться, то она хоть полежит у прохладной речки и немного пони;зит температуру своего тела. Пока семейство Гусевых собиралось, Елена Даниловна уже вернулась обратно и стала торопить их: "Иди;те, искупайтесь, хоть руки и ноги обмочите, жара страшная, прямо, как на море!"

Наконец собрались и пошли на речку. Идем. Солнце жарит, ба;бочки порхают. Дело известное - оделись по-пляжному. Спустились с горы, сняли верхи, идем, загораем. Глядь назад на гору - отец Ки;рилл тоже, наверное, купаться вздумал, по склону идет. (Елена Да;ниловна рассказывала на днях невероятную историю о том, как ба;тюшка купался в речке в рясе в окружении полуголых девиц (правда, лет семи), ужасно матерящихся. Вот странное, наверное, было зре;лище!) Неудобно стало почему-то. Вдруг он скажет, что голые ходи;ли. С другой стороны, мы же на пляж идем, вот и купальники одели. Пошли дальше. Свернули налево, пошли по дорожке, окруженой зарос;лями разнотравья в рост человека. Мы скрылись от глаз батюшки, а он - от наших. Вот и речка - мужская половина во главе с команди;ром была в воде и тщательно намыливалась. Вот сейчас мы влезем в воду и наступит минута прохладного блаженства. Вот и батюшка по;дошел. Посмотрели назад, на монастырь. Глядь - а из-за горы мо;настырской чернота надвигается. Видно, быть грозе. Вот что-то и прогремело отдаленно. Дивное происшествие, но вполне обычное.

- Что удивительного, - сказал мне командир, - завтра - Илья Пророк - а значит быть грозе с молнией. Всем известно, что это значит: Илья Пророк на людей сердится за их плохое поведение.

Прошла минута - подул легкий ветерок, прошла секунда - подул шквалистый ветер, прошло мгновение - и случилось невероятное: по;летело над лугом что - то белое, пушистое, как снег зимой, этот белоснежный поток то устремлялся ввысь, то бросался вниз, то вправо, то влево. Прямо сказочное действо. Все мгновенно сообра;зили, что, может быть, еще успеют добежать до дома. И вот Гусевы, батюшка, дети-подростки устремились сквозь заросли цветов прочь от речки, назад домой. А ветер воет, трава шумит, белый снег ле;тает. И вот слышится мне, как будто музыка чудная заиграла, ка;кие-то голоса запели (видно, этот белый пух был не семенами рас;тений, а маленькими феями и эльфами, населявшими луг):

- Как весело летать,

Вместе с вольным ветром,

Вверх и вниз сновать,

Не знают люди об этом!

Они бегут домой,

Где тихо и спокойно,

Не ведая о том,

Что в жизни нет покоя.

А есть лишь этот миг,

Счастливый и свободный,

Солнце, речка, луг

И этот ветер вольный!

А счастье тот же миг:

Умчится - не поймаешь,

Останьтесь с нами здесь,

Все вместе полетаем!

Быстро мы взлетели на горку, начал накрапывать дождик, вот и наша изба. Через некоторое время пришла мужская половина отряда в одних плавках. Дождь скоро прекратился, а гроза ушла куда-то в сторону.

Вечером Володя Жаров позвал всех в монастырь. Матушка должна была показать, куда посадить, сирень, которую нам пришлось выко;пать при работе. Я заметила, что сирени мы обрубили корни, она может не прижиться. Но Жаров сказал, что я ничего не понимаю и что в монастырях, даже в Зачатьевском в Москве, всегда все прижи;вается.

Я запоздала. Когда пришла, Володя беседовал с матушкой Фев;ронией рядом с собором. Матушка замахала на меня руками и сказа;ла, чтобы я скорее пошла в церковь, где батюшка совершал елеосвя;щение. Елену Даниловну же отец Петр не допустил к таинству. Она была в шортах, а он сказал ей: "Ты в трусах, тебе нельзя." Та очень обиделась. Из церкви вышла сестра Вера, что-то сердито го;воря. Елена Даниловна разговаривала о чем-то серьезном, судя по ее виду, с сестрой Таисией. Оказалось, что Сергея Гусева тоже позвали в церковь, а он не пошел. Тут все и догадались о причине его отказа.

Матушка же рассказывала Володе Жарову о удивительном проис;шествии, случившемся сегодня в монастыре. Оказалось, что во время ураганного ветра, сломался крест, который мы ставили в первый день нашего приезда. Настоятельница выдвинула предположение, что это произошло от того, что крест ставили неправославные (Сергей Гусев и японец Игорь), и это было неугодно Богу. Неужели и вправ;ду Илья Пророк сегодня гневался?

Далее матушка говорила с командиром о проделанной и предсто;ящей работе. Он сказал, что большая часть отряда уже уезжает, а некоторые даже заболели.

- А-а-а! - сказала матушка, - так я вам дам бутылку кагора, будете их лечить по старинному рецепту.

Затем матушка говорила с Мариной Гусевой, как сделать, чтобы ее муж покрестился. Она предлагала крестить завтра, после службы, и уговорить батюшку поехать специально в Макряк для этого. Муж Гусевой был по взглядам коммунист, не хотел креститься. При этом он ходил в церковь, молился и ставил свечки. Мать Феврония стала пугать женщину последствиями неосвященного брака, и та начала плакать от мысли, что, наверное, ее муж не покрестится никогда.

Когда мы уходили из монастыря, Марину позвал кто-то из кус;тов. Это был Сергей. Там он прятался от матушки.

- Боюсь я этих матушек, - пояснил он, - чего она тебе там наговорила?

- Сказала, что крест ставили неправославные.

- Да не ставил я крест. Она сказала, что нельзя, я и отошел. И Игорь не ставил. Было же все хорошо, а теперь узнали про меня, и начнутся разговоры.

- А, может, ты завтра поедешь с Макряк креститься? - спроси;ла его Марина с надеждой.

- Хоть ты ко мне не приставай, меня и так уже трясет.

И Марина отстала.

Пришли во двор. Там был недовольный Леха Крокодилов, сказав;ший, что он сидит здесь с температурой 38 (на самом, деле у Гусе;вой был неисправный градусник, и на нем у всех шкалило температу;ру), а нам все равно, и никто за ним не ухаживает.

Перед ужином был разговор об исповеди. Матушка просила всех подумать об отпущении грехов. Володя взял в руки брошюрку "В по;мощь кающемуся" и о чем-то задумался. Женя рассказывал, как он один раз смешно исповедовался.

- Меня батюшка спрашивает: "Пил? Говори: "Да". Курил? Гово;ри: "Да"". А ему отвечаю: "Нет". А он мне: "Что, и не пробовал? Говори: "Да"".

- А я не пойду к этому батюшке исповедоваться, - сердилась Елена Даниловна, - ни за что не пойду! Зачем он сказал, что я в трусах?

Владимир ушел за бутылкой кагора, и все стали обсуждать, ку;да примерно поедем в следующем году. Елена Даниловна сказала, что навряд ли в Волхов, сюда Володя больше не поедет.

- А может поедем в Коломну? - предложила Марина, так как Коломна была городом ее мечты.

- Нет, это недалеко от Москвы, там мы всегда побывать успеем

- пояснила Даниловна.

- А, может, в Великий Устюг? - предложил Сергей.

- А, может, в Вологду? - предложил Евгений.

- Командир найдет место, мало ли их в России? - успокоила всех Елена Даниловна.

После ужина я зашла в сени и застала там Володю с Данилов;ной. Они с каким-то загадочным видом говорили в полголоса, почти шепотом, следующее:

- Ты все принесла?

- Да, я принесла гвоздику и перец - Елена Даниловна вытащила два пакетика из кармана.

- Сначала смешивать будем, а потом подогревать, или наобо;рот?

- Сначала разведем, а потом подогреем кипятильником.

- Что-нибудь еще будем добавлять?

- Надо еще какие-то ингредиенты, но я забыла.

Сначала я подумала, что они собрались что-то солить. Но оказалось, что речь идет о приготовлении по старинному рецепту кагора для лечения. Когда лекарство было готово, все собрались за столом. Решили разделить бутылку на всех, на всякий случай, чтоб другие не заболели. Разлили по пластиковым стаканчикам, и Володя сказал с каким-то подозрительно-заботливым видом Марине:

- Ну, кто здесь у нас больной, подходи, на, пей! Лекарство было горячительным, сразу ударило в голову. Стали

обсуждать, как идет лечение, чувствуется ли прилив жара или нет.

- А кто это, интересно, кипятильник вместо чайника включил в розетку, и он почти загорелся? - весело крикнула Марина с поро;га.

- Это, кажется, я нечаянно, - раздался озадаченный голос командира.

- Ну, я пошел потеть, - объявил Леха Крокодилов.

Все стали потихоньку собираться. Где-то гремело, приближа;лась гроза. Мужская половина чуть-чуть не успела добежать до дома

- всех накрыл сильный ливень. Засверкали молнии, ударил гром. Вот и пришел Илья Пророк.

А лекарство жутковатое было, от него плохо спалось потом

Заключение

На следующий день во вторник проснулись, вроде бы, поздоро;вевшие. Пошли на службу. Батюшка благословил путешествующих, и Гусевы с Лехой отправились домой в Москву. Елена Даниловна уехала в среду, Женя Паразюк в пятницу утром, а Володя с Валерием в суб;боту. Не хотелось расставаться с Волховом, но пришлось. Я пошла в последний раз взглянуть на панораму города. Прошла мимо монасты;ря, который сестры обходили с пением, вышла к краю холма. Смотря с него на город, освещенный печальным вечерним солнцем, я подумала, что скорей всего, больше сюда никогда не вернусь. Последний луч осветил городской собор, купол засиял одно мгновение и погас. А может и не важно, подумала я, что не увижу больше города, соб;ранного из игрушечных домиков невинным младенцем, в котором живут настоящие люди и в который можно попасть после четырех часов дня, спустившись под монастырскую гору и перемахнув через луг. Может было важно, что приехали сюда со своими друзьями. Поэтому пока;зался город зачарованным, ночь - волшебной, а луг - страной фей и эльфов.

Через пять дней после того, как мы покинули Волхов, я стояла на мосту напротив Кремля со своими знакомыми. Мы любовались нашим любимым городом - Москвой, здесь мы родились, учились, здесь нам знакома каждая улица в центре.