Кабинет

Наверное, многие со мной согласятся, если я скажу, что человеку, в большинстве случаев, не дано полюбить свое рабочее место. Он может сделать его комфортным, максимально подходящим под себя...
Кассир на периферийной заправке поставит рядом с микрофоном громкоговорителя большой дырокол и будет бессмысленно и беспощадно раз за разом решетить ни в чем не повинный лист бумаги, лишь для того, чтобы занять время и создать имитацию бурной деятельности. Данные манипуляции вполне вписываются в рамки его зоны комфорта, создавая необходимую гармонию с самим собой. Но приходя каждое утро на заправку и падая пятой точкой на скрипящий стул, кассир будет долго и отчаянно материть всех и каждого ближайшие несколько часов, пока не наступит обеденный перерыв и очередной лист бумаги не превратится в белоснежный огрызок древесины. Набив желудок, кассир вновь примется за белый лист, нервно и вожделенно посматривая на часы. Бумага кончится, а вместе с ней и рабочий день. Лишь секундная стрелка достигнет нужной отметки, как дырокол прочь вылетит из рук, и до следующего утра одиноко проведет время в компании своих белоснежных жертв. 
Выпивая во дворе с друзьями, мужчина и на долю секунды не вспомнит о той вещи, что день на пролет способствовала его работоспособности и поддержанию необходимого уровня комфорта вокруг. Зачем ему помнить об этом? Разве пассажир потерпевшего кораблекрушения лайнера вспомнит ту спасательную шлюпку, что помогала ему выжить? Он вспомнит спасателей на вертолете, а в идеале вовсе постарается выбросить подобные воспоминания прочь из головы.
Так зачем же кассиру вспоминать свою лодку-дырокол, когда каждый день на работе для него - это кораблекрушение и скитание в открытом океане, а друзья и пиво - спасательный вертолет?
Мы лишь можем создать рабочую атмосферу, обставиться необходимыми предметами интерьера и все это ради того, чтобы время, проведенное нами на наших рабочих местах, не казалось таким утомительным и скучным. Ведь человек по природе своей - ленивое существо, а рабочее место подразумевает под собой, конечно же, саму работу. И человеку - лень.

Но это касается, наверное, только тех, кто не любит свою работу. Я же - Том Квиши - говорю за себя, и я всегда любил свое дело. Наверное, в этом и есть моя главная вина.
Однажды людей на планете не стало, а я очнулся тут, в своем кабинете. Не знаю, рай ли это или ад, но здесь мой старый письменный стол, мое потертое и где-то даже дырявое кожаное кресло. Четыре стены - много лет созерцавшие мои взлеты и падения, успехи и неудачи, мои истерики, мои слезы, мои потери, моих друзей, коллег и девушек - они все те же. Лишь дверь исчезла и вряд ли вернется. Зачем она, ведь идти мне все равно некуда. Меня негде не ждут. Даже кассира с бензозаправки наверняка ждала бы верная псина, друзья во дворе, чуть менее верная суженная, или, на крайний случай, старушка-мать. Да уж, а я любил свою маму. Жаль, почти не помню ее лица. Для меня вся жизнь, как я это называю, докабинетная, вспоминалась лишь с трудом - как ночной сон, - расплывчатый, нечеткий и не отпускающий. Но этот сон цеплял за живое, заставлял задуматься над увиденным... Над пережитым? Не знаю, иногда я начинаю сомневаться, что все это было со мной - такая яркая, пестрая жизнь, наполненная событиями, людьми.
Вы скажите - просидеть целую вечность в свое кабинете- скука смертная? Я с вами соглашусь, и в тоже время нет. Вы поверили, что мне некуда идти? Напрасно. Другое дело, что меня и вправду - нигде не ждут.
Красная кнопка, каким-то неясным образом возникшая в этой комнате, как и я сам, долгое время мозолила мне глаза. Ее прежде не было на столе, но ее цвет бросался в глаза и бросал мне вызов - нажми! И однажды я нажал. Стена напротив стола исчезла, испарилась, будто и не было ее никогда, а на ее месте возникла картина утреннего леса. Так мне показалось сперва. Но приглядевшись, подойдя поближе, я понял - это не картинка, не композит, - это настоящий живот лес, и я могу сделать шаг, покинуть границу трех стен и вдохнуть чистой воздух полной грудью. Сделал шаг. Но ни легкого дуновения ветра, ни запах утренней росы я не почувствовал, потому что я превратился в цифру. Взглянул на свои руки, они - прозрачная программа из матриц, бегущих по мне, как кровь по венам. Вернулся обратно в кабинет, и  я снова живой - из плоти и крови. Рай ли это, или ад, но я все равно хотел пройтись по лесу, даже если и он ненастоящий, ведь кабинет уже начинал давить на психику. Снова оказавшись оцифрованным, под ногами я обнаружил останки того, кто когда-то был хозяином на земле - человека. Скелет неподвижно сидел, опершись спиной о березу, и безмятежно разглядывал ромашку, которая росла сквозь его костлявую кисть. Одет он был в потертый и дырявый военный китель времен второй Мировой. Наверное, решил я, русский солдат, и мы сейчас где-нибудь в бескрайних лесах России или где-то в Европе. Второе - вряд ли, даже без людей каждый клочок ее земли носил память о своих бывших владельцах в виде многоэтажных зданий и фабрик. Мне об этом знать лучше, чем кому-либо (хотя никого и не осталось), ведь это я их конструировал и утверждал планы застройки. А может это всего лишь разыгравшееся воображение придумывает детали моей прошлой теоретической жизни. Я попытался сорвать ромашку, но ничего не вышло - моя оцифрованная рука проскочила мимо ее стебля. Что же, хотя бы можно просто погулять, но и в этом деле меня ждало разочарование - уже через полкилометра я уперся в прозрачную стену, почти точно такую же как и я сам - из матриц, которая не пускала меня дальше. Точно не помню, сколько провел времени в этом лесу, но с опушки леса, сидя рядышком со скелетом, я наблюдал восход солнца больше десятка раз - я не хотел возвращаться в кабинет, хоть когда-то и любил его.
Но вскоре я увидел нечто новое, когда все-таки вернулся на свое кожаное кресло, за свой рабочий стол. Ослепленный возможностью покинуть пределы комнаты, я не заметил, как компьютер сам по себе заработал, хотя все мои прежние попытки оживить его кончались неудачей. На мониторе большими буквами горело имя "Александр Васильевич Терехов", а рядом подпись - "Восточная Сибирь". Ага, все-таки Россия. Но как я тут оказался, пускай и в цифре, почему именно тут - для меня осталось загадкой.
Нажимая на красную кнопку, имен на мониторе становилось все больше, а локации за стенкой сменяли друг друга, перенося меня к тем, кто когда-то жил на этой планете - к их останкам. Так я открыл для себя множество мест, городов, где прежде даже и не мечтал побывать. Пускай зона доступная мне в одной локации ограничивалась радиусом в пятьсот метров, мне было этого достаточно. А еще, кликнув по имени в списке, я мог вновь вернуться к нему. Не знаю почему, но как бы много я не нажимал на кнопку, под вечер я все равно возвращался к русскому солдату в лес, и мы вместе любовались закатом. Я поймал себя на мысли и испугался, когда понял, что говорю с ним - стало жутковато и одиноко.
А еще я обожал возвращаться в одно место. На мониторе высвечивалось не выговариваемое имя, а наименования локации отсутствовало. Я и сейчас тут.
Лежа на теплом и рассыпчатом песке неизвестной мне планеты, я смотрю на звезды. Они не такие как на Земле - до них почти можно достать рукой, они как бабочки на лугу - они тут, над самой головой ты только встань и притронься, но ты лежишь и любовно за ними наблюдаешь, искреннее боясь спугнуть дарованную тебе с выше красоту.
По началу маленькая звезда дрогнет и воровато сорвется с места, как озорной мальчуган, желающий умыкнуть вкуснятину со стола, но боится себя выдать. Но вскоре на него приходит снисхождение, и его родители - звезды покрупнее - с понимающей улыбкой лохматят его непослушные волосы и протягивают еще больше лакомств. Я не замечаю, как в движение приходят звезды-гиганты, лениво перемещаясь с места на место, величественной, гордой поступью, но вежливо уступая дорогу гостям, прибывшим целыми созвездиями издалека на намечающийся праздник. Все, что сейчас окружает меня, весь космос - он оживает. И тогда я слышу, как музыка начинает играть в моей голове, она столь далека, будто звучит из самого детства, она столь близка, словно сам космос дирижирует симфонией галактик. Вселенная говорит со мной таким образом - я отвечаю ей улыбкой, и музыка звучит мелодичней, задорней, словно мне улыбаются в ответ. Это приятно, я не чувствую себя одиноким, я чувствую себя крупинкой бесконечности. В этот миг я вижу и ощущаю каждой клеточкой тела... Кавалеры приглашают дам, дамы приглашают кавалеров. Звезды. И вот они уже вовсю танцуют торжественный вальс, переливаясь невозможными цветами, закручивают вихрем туманности в свой неповторимый по красоте и масштабности танец, то плавно перетекая с места на место, то срываясь и динамично импульсируя в едином порыве...
А когда я возвращался на Землю, оказывался на давно заброшенной фабрике, где автоматизированные роботы без устали продолжали выполнять свои работу, перебирая, переплавляя и расфасовывая какой-то мусор. Я всегда притрагивался к глазу-циклопу, который никак не мог на мне сфокусироваться и продолжа работать руками-клешнями. Я смотрел ему в виртуальную душу своей не менее виртуальной, улыбался, и говорил: "Эй, приятель, ты когда-нибудь видел, как вальсируют звезды?" Еще пару раз он безрезультатно фокусировал на мне взгляд и, как бы пожав плечами, отворачивался. И мне становилось его жалко.
Зато я снова полюбил свой кабинет. Когда-то он приносил мне удовольствия от того, каких успехов я в нем добивался. А теперь я полюбил его так, как любит мореход-кругосветчик свой корабль. А ведь если подумать - это и вправду мой личный транспорт по тем местам, где нашли свое пристанище последние люди...
И однажды, мой транспорт привел меня туда, откуда я больше никогда не возвращался. По началу все было как обычно - кнопка- имя на экране - смена декораций за стеной. Я вышел и взглянул на труп. Он сидел в роскошном кресле, а все его тело обматывали до сих пор работающие провода и датчики, подключенные к невероятно большому механизму сродни тому, что когда-то показывали в фантастических фильмах. До точки не возврата оставались считанные мгновения, и когда мое внимание привлекло то, на что смотрит скелет - я обомлел. В небольшой капсуле с человеческий рост, наполненной зеленой жидкостью, прикрывая наготу руками, дремала... девушка. Ее волосы развивались в жидкости, как на ветру, а небольшие пузыри, выдыхаемые ею из носа свидетельствовали о том, что она все еще была жива. Богиня. Живая богиня. Первая! Первая кого я тут же полюбил в этой жизни и последняя, кого я любил в той. Я все вспомнил. И имя на мониторе "Том Квиши" лишь оказалось толчком к этому. В кресле сидел прежний я, и даже расставаясь с жизнью он не хотел лишать себя удовольствия любоваться ею - моей единственной, моей неповторимой... Тиной.
Тина. Я нашел тебя, наконец-то. Как и обещал. Построив эту машину, я поклялся, что даже лишившись рассудка и памяти - я все равно найду тебя. И я нашел. В новой жизни. Ты - последнее, что осталось от человеческого вида, ты - последнее, что осталось у меня, а я последняя разумная программа, которая вечно будет оберегать твой сон.

2014.