ч 1 гл 3-4

Глава 3

Беспокоило небо. Малиновые выпуклости, похоже, не собирались рассасываться и, каждый понимал, что еще одного натиска пристанище не выдержит.
Ал, вернувшись, огорченно махнул рукой и продолжил рассказ.
— Вспоминай, Петя, вспоминай. Потому что мир, в который мы попали... это приют для ненужных отбросов из всех закутков Вселенной — диких, жестоких и очень коварных. Сначала я имел преимущество над ними. Ведь любой, кто попадает сюда, оставляет  силу там, в прошлой жизни и продолжает существовать оболочкой, или, лучше сказать, памятью. Это в своем мире, постоянно питаемые энергией мысли, они были могущественны и всесильны. А, попав сюда, сделались призраками, но с прежними амбициями и замыслами... Представляешь, ходит жирное привидение с тремя головами и грозится тебя скушать с потрохами. И обещает не подавиться. Смешно даже. Я давно уж был призраком, а большинство из них — начинающие. Моих-то сил  хватало заковать кого-нибудь в пентаграмму неподвижности или, наоборот, танца и наблюдать. Торопиться мне, сам понимаешь, некуда. А он побесится, повоет, и в конце концов скулить начинает, верную дружбу предлагать и власть на двоих. Если бы я хотел, то был  сейчас каким-нибудь вельможей местным. Но зачем? Свалка она и есть Свалка. Представляешь, главный царь отбросов... Да-а-а... Но большинство, кто сюда был выметен, не представляли себя без власти. Здесь как?! Кто плотнее, — тот сильнее. И пошли уговоры да угрозы. Сначала объединились темные силы. У одного народа так называется, у другого этак. И вот разные  шайтаны слились с дьяволами и, естественно, уплотнились. Кто быстрее, тот и прав. Начали своих подданных вылавливать и в прямом смысле поглощать. Съел и сильнее... Съел и сильнее... Старый страх он более могуч, нежели  любовь. А много усилий  не надо, чтобы слабого поработить. Волю скомкать, унизить или наобещать, мол, вместе будем дела творить, всем обидчикам отомстим, мир покорим. И это ничего, что тебя почти не будет, в моем теле и сознании растворишься, — тебя и так почти нет. Ведь признайся,  всегда хотел стать главным? На моем месте себя представлял? Так вот возможность, не упускай свое счастье, а то ведь сам понимаешь. Добро  быстро забывается, а непокорность... Я все равно главным  буду, и если мне оболочку свою не отдашь, да волю хлипкую... О! Ты  не представляешь, что я с тобой сделаю!..
Ну и покорялись, конечно. Пока я своей призрачной свободой упивался, многие уже материальными стали, да со старыми замашками. И черные, и белые, и цветные, в полоску. Своих грызть перестали, стараются чужих заловить, чтобы самим сильнее стать и слуг сохранить.   А соперников ослабить. Тут про меня и вспомнили. Привидение с гонором, и самое главное — такие пентаграммы знает, которые очень и очень кстати. Представь, закуешь кого-нибудь в неподвижность и можно хоть сто лет ждать, пока тот волю отдаст. Вот и попал из огня да в полымя. На Земле за мной двое гонялись, а здесь все. Самые ленивые и те не стеснялись. Что греха таить, у троих или четверых отобрал все-таки волю, думал, — уплотнюсь, никто меня  не тронет, да не тут-то было. От почвы отделяться труднее, в небе почти не развернешься, а вот схватить тебя го-о-раздо легче. Несколько раз хватали. Воля им и не нужна была. Знания! Опять уговоры, угрозы, обещания. А поскольку слегка "тяжелый" был, то и пытали. Что такое физическая боль я  подзабывать стал. Напомнили. Один раз вывернулся, другой и понял, что надолго меня не хватит. Когда последний побег совершил (пришлось поглощенных обратно призраками сделать: тяжесть потерял и сквозь стену — на волю), все земное искусство по выживанию вспомнил. Слишком многим пентаграммы нужны стали. Я по старой памяти, открыл путь к Аах (это Луна здешняя), но там, естественно, немногим лучше было, и обитатели — все те же охотники за чужим добром. Что оставалось делать? Или себя изменить или мир этот. Первое я не мог морально, а второе — физически. Упустил свое время... И однажды, потеряв надежду обрести покой, я решил уйти в ЗАПРЕДЕЛЬНОСТЬ. Построив пентаграмму выхода, прошел сквозь твердые горизонты Свалки и оказался... на настоящей Свалке. Оказывается, те уроды, что боролись за власть, разделившие по привычке все владения на Тьму и Свет, даже не подозревали, что находятся всего лишь в резервации — детском садике по воспитанию вновь прибывших. Чтобы их в одно мгновение на Свалке не поглотили такие же неправдоподобные существа, согнанные сюда давным-давно из всех измерений и реальностей. Хищные, давно и крепко материализованные, беспощадные, они только и ждали момента, когда откроются горизонты, чтобы наброситься на свеженькую, ни о чем не подозревающую дичь. А потом, Петя, случилось странное. Едва осознал я весь кошмар, как сжало меня, и обратно вытолкнуло. К родным пенатам... И почудились мне слова, научившие как с горем совладать. Способ-то простой: создай пентаграмму замкнутости пространства и закройся от всего мира. Никто тебя не заметит, поскольку пентаграмма искривляет лучи света, и путник  совершит круг, думая, что движется по прямой. Но ее нельзя создать в одиночку. А я привык думать только за себя. Чтобы пристанище или, как мы его называем, Но стало полностью замкнутым, необходимо восемьдесят восемь личностей, обладающих волей.
Лунная нумерология странная вещь, которую я никогда не мог понять. Как объясняли мои учителя, восьмерка — это фигура замкнутой бесконечности. Энергетический поток, движущийся по ней, не переходит в иные формы, он постоянен и неизменен. Но одна восьмерка — это двумерное пространство — плоскость. Чтобы сделать его трехмерным, нужно наложить крестом одну фигуру на другую. Они совершенно равнозначны: не слагаются и не вычитаются, а пишутся вместе. Мы получаем две расположенные рядом восьмерки, что дает число восемьдесят восемь. В этом примерно суть той пентаграммы, которая должна была отделить меня от надоевшего до смерти мира. Дело оставалось за самым сложным — найти еще восемьдесят семь привидений, не подчиненных никаким силам. Всего восемьдесят семь! Когда и одного-то свободного найти невозможно.
Во время своих мытарств я со многими встречался, беседовал. Воля у всех есть, но, как оказывается, сильна тяга к тем, кто может командовать, принимать за тебя решения. Если вспомнить: много ли можно встретить таких, кто смотрит на сильного, как на равного, а не склоняется в три погибели? Почему мне там спрятаться сложно было? Да потому что служат все поголовно, на цырлах ходят и сдадут тебя сильному, не только с потрохами, но и с волей твоей тщедушной. Однако теперь я имел вполне конкретную цель. Ох, пришлось пометаться по Свалке! Но знаешь что, Петя, те, в ком жажда свободы сильна, почти и остались, а остальные  все на своих местах — кто на одной стороне, кто на другой. А те были пуганые, но свободные. И ведь ни одного среди них, кто великим при жизни был. Вот так получается. Первых трех я с трудом, но нашел. Да попробуй-ка, объясни им, что в пристанище все равноправными будем. Так и получалось вначале, — пентаграмму неподвижности нарисую, долго объясняю призраку, что если бы  захотел, все равно его волю поглотить не могу. На втором десятке, дело легче пошло. Они по своим каналам прошлись, я помогал... И стало нас восемьдесят восемь. Местечко подобрали неплохое, в Сумерках, возле самой стены. Ох, и заморочек было, я тебе скажу! Надо всем неподвижно стоять, концентрировать внимание на мне... А они подвоха боялись, кто трясся от страха, кто бежать брался... — Ал усмехнулся. — Попыток тридцать, совершили. Но все-таки получилось. Да-а... И неплохо получилось, я тебе скажу. Сам видишь, как... И обрели мы покой желанный. Место обетованное. Мир построили, игры придумали, все о себе друг другу рассказали. И  ровно, плавно струилась жизнь... Пока, Петенька, ты не появился. Знаешь, чувствовал я, что не может быть так хорошо слишком долго.
— Почему?
Ал покачал головой.
— Да потому что не должно тебя здесь быть. Не можешь ты здесь находиться. Восемьдесят восемь нас здесь. И восемьдесят девятый, заметь, лишний, никаким чудом или колдовством не мог появиться в Но. И вдруг ты, беспамятный, ничего о себе не знающий... Это сверх моего понимания. Долго я думал. И понял вот что: никакие две бесконечности не могут быть бесконечными. Лунатики говорили, что две восьмерки не складываются. Ну, а если... ведь семерка получается. И тут появляешься ты и замыкаешь на себе наш мир. Что-то с тобой связано, Петя...
— Понимаешь, Ал, кажется мне, есть у тебя... ключик от моей памяти. Чудится, что произнес ты заветные слова, да пропустил я их мимо ушей. Назови всех, кого помнишь на той планете, откуда пришел. На Земле.
—  Черный! — Ал произнес слово резко, ожидая услышать худшее.
Петя прислушался.
— Еще раз.
— Черный...
— Нет, не то.
— Белый?!
Молчание.
— Природный дух?
— Не-е-ет. Длинновато будет.
— Бог???
Петя, недоумевающе пожал плечами.
— Да не могу я упомнить всех, ну. Знаешь, сколько мелких, крупных, средних было. Ого-го! Вампиры ,  маги, драконы, джинны...
— Кто?!
— Драконы...
— Нет, последнее.
— Джинны. — Ал внимательно посмотрел на Петю.
С призраком, потерявшим память, творилось что-то необычное. Энергетическая оболочка,  сжалась. Сознание же, заполнив всю волю, вырвалось наружу, захлебываясь и крича.
— Джинны... Джинны... Ал, я знаю, кто я... Мне надо идти, Ал.
— Куда, Петя? — опешил создатель Но.
— Искать...
— Ну что ж. Значит, пришло время. Я же говорил, что ты не просто так здесь. Завтра мы разрушим Но. И пойдем...
— Ты хочешь со мной, Ал? — спросил Петя, все еще пораженный своим открытием.
— Разве у меня есть выбор? — Ал грустным взглядом окинул Но. — Разве у нас есть выбор, Петя?..


Глава 4

Последняя прогулка по Но подходила к концу — Ал с Петей приближались к дереву, на ветке которого любил сиживать восемьдесят девятый призрак.
— Ал, послушай, — Петя заложив руки за спину, деловито смотрел под ноги, — допустим, ты заберешь... — он намеренно избегал слова "поглотишь", — в себя всех обитателей Но... Допустим. Мы выйдем наружу,  — Петя мельком взглянул на Ала. — Я пойду на поиски, но ты ведь опять можешь создать что-то вроде нынешнего пристанища. Тебе не хватает всего шестерых свободных призраков. А я, в свою очередь, помогу тебе отыскать их, прежде чем займусь своим делом. Как ты на это смотришь?
Ал усмехнулся:
 — Отвечать на добро добром — это прекрасно. Только ты не представляешь, что за стенами Но. Может, и нет уже никаких свободных призраков, может, там, — он указал вверх, — ничего нет, кроме всеразрушающей могучей силы. Я вот что думаю... Вопрос о существование Но решен. Ребята согласятся на наше предложение. К покою привыкаешь очень быстро, особенно к покою Но. И отвыкнуть за пределами не успеешь, — съедят. Ну, а кто не согласится — вольному воля. Спасибо, за заботу, но направь ее лучше на дело...
Петя махнул рукой.
— Я предложу тебе другое, — Ал остановился.
— Когда Но разрушится я стану сильнее ровно настолько, сколько призраков будет во мне. С такой поддержкой тебе гораздо легче будет искать то... что надо искать...
— Есть кое-что, незнакомое тебе, — серьезно сказал Петя.
— Сомневаюсь. Если сила, которая возникнет в тебе после разрушения Но, то я об этом знаю.
— Откуда?..
— Опыт, батенька! — Ал усмехнулся. — Нужно быть полным идиотом, чтобы видеть такое свечение в тебе и не знать, во что это выльется.
— Хорошая перспектива. — Петя снова тронулся вперед.
— Перспективы всегда кажутся хорошими, пока вдалеке. При ближайшем рассмотрении они становятся зловещими.
— Это ты к чему?
— Так, о личном. Жил да жил, не тужил, а вот появился ты и все перевернул. Вот и думай: хорошо это или плохо. И кому это надо, чтобы я снова держал путь неизвестно куда...
— Засиделся ты, Ал, в своем Но, — Петя улыбнулся, — точно говорю.
Возле дерева толпились призраки.
— Привет, братцы, —поприветствовал их Ал.
— Привет... — отвечали призраки.
— Рассказать вам длинную историю о том, что произойдет? — спросил Ал.
— Давай, давай, — загудели призраки.
— Хорошо. — Ал немного подумал, словно подбирал нужные слова. — Не сегодня-завтра Но будет разрушено извне. По-моему, это ясно всем и обсуждать тут нечего. Вопрос в другом... Мы можем поторопить события, и сами разрушить его. Каждый из вас, безусловно, свободный призрак, способный поступать так, как ему заблагорассудится, однако у меня есть предложение... Вы входите в меня, Но рушится, и мы с ним, — он указал на Петю, — окажемся на Свалке вдвоем. Он сам по себе, а я — наполненный вами... Другой вариант — вы все или кто-то из вас выходите из Но свободными и будете предоставлены сами себе. Решайте, но не долго, — он осмотрел верх пристанища, — время не терпит.
— Это нужно тебе или кому-то еще? — задал вопрос призрак, удобно устроившийся на дереве.
— Это нужно всем нам. Но, может быть, больше — Пете.
— Ал, — выступил призрак серовато-молочного цвета, — а есть какая-нибудь надежда, что мы сможем вновь обрести свои оболочки. То есть выйти из тебя?..
— Надежда есть всегда, пока не умирает воля. Может быть, через минуту после того, как я окажусь на Свалке, меня раздерут в клочья... Не знаю...
— Что ж, во всяком случае, искренне.
— Да, — серьезно произнес Ал, — вы же знаете, я никогда не лгал вам. Мы уходим к трещине, там легче сконцентрировать волю и вскрыть Но. Кто захочет со мной — подойдет туда. Остальные... могут оставаться здесь; когда все развалиться, для них уже ничего не будет иметь значения. Пойдем. — Ал кивнул Пете.
Они присели на мох возле похороненных призраков. Кольцо воли Ала сияло и лучилось. Петя молча смотрел на него, завороженный, гадая, о чем сейчас может размышлять создатель Но.
— Волнуешься?
— Я бы не назвал это волнением. Скорее сожаление об ушедшем...
— Знакомое состояние, — перебил Петя.
— Конечно... — Ал отвернулся.
— Как ты думаешь, все придут?
— Да, все. Гораздо лучше быть во мне, чем отдаться на произвол судьбы. Они привыкли ко мне и относятся, как к отцу родному, а это уже что-то...
Постепенно к Алу с Петей подошли все призраки.
— Ты прав. Они тебе верят. Моя помощь нужна?
— Нет. Ты просто наблюдай. Такого зрелища больше не будет, а заодно посмотришь пентаграмму разрушения. Эффектная штука. — Ал поднялся в полный рост. —Если есть те, кто принял решение под давлением других — пусть скажут. Иначе мне будет трудно овладеть вашим вниманием. А это важно.
Призраки переглянулись; ложь сейчас была просто невозможна.
—Ал, все в порядке, можешь начинать.
— Тогда приступаем. — Ал подобрался, глаза сузились, и сознание до упора заполнило волевой эллипс. — Все встаете вокруг меня.
Призраки быстро образовали круг. Петя тоже решил встать, но Ал показал: сиди на месте.
— Начиная от тебя, — он кивнул на стоящего напротив призрака, — каждый десятый отходит на семь шагов назад... — подождал, пока все отойдут и развернулся, — от тебя каждый девятый на пять шагов назад, — снова подождал окончания действия, повернулся еще раз, — от тебя каждый седьмой на три шага назад... от тебя каждый третий на пять шагов вперед... А теперь последние концентрируют внимание на впереди стоящих... Ближние, — на меня. Когда увидите нити сознания, можете считать, что вас зовут Алом, — сказал он.
Это вряд ли походило на танец, но ритм движения и пластика были безупречными. Петя только успевал замечать отблески осознания Ала то здесь, то там. Казалось, он был везде. Трудно запомнить движения призрака, танцующего разрушение!
Середина купола Но стремительно провисла почти до самой земли, затем так же быстро возвратилась обратно. Вокруг Ала возникли огненные нити, но только на долю секунды, чтобы собрать всех призраков в толстый пучок и, утончаясь в диаметре, исчезнуть в груди Ала. Купол провис еще раз, по нему пробежали голубые искорки, и после вспышки небесного света вокруг наступили сумерки.
Петя, ощутивший взрыв, схватился за голову и вдруг почувствовал не ней настоящие волосы.
— Я материален!!! — воскликнул он в порыве восторга. — О, чудо!
Закрутившись в пружину, он взмыл вверх ярким столбом света, описал восьмерку, кольцо и вернулся на землю, обыкновенным джинном Петром.
— Я обрел себя, Ал! Слышишь?! Столько времени искать и наконец-то найти! Честное слово, все равно, что вернуться из бессрочного заточения!..
Ал понимающие кивнул головой.
— Все равно тебе еще понадобится время для полного восстановления... Петр.
— Слушай, что-то ты перестал быть прозрачным, старина!
— Конечно. Я теперь ощутимый и сильный... — Ал оглянулся. — О, смотри скорей...
Из мха на месте бывшего Но, поблескивая маслянистой поверхностью, выглядывал зеленый лист
— Хороший знак, — заключил Петр.
— Одно умирает, чтобы дать жизнь другому... — задумчиво произнес Ал. — Я становлюсь философом... Но пора в путь, Петр.
— А куда собственно, идти?
Ал вглядывался в сумерки. Насколько хватало взгляда, перед ними простиралась земля, поросшая мхом, кое-где проглядывали рыжеватые проплешины глины, вдалеке виднелись чахлые кустарники и маленькие искореженные деревца.
— Вперед...
Петр ухмыльнулся.
— Ты действительно становишься философом. Я-то думал, что назад, — и рассмеялся, как может рассмеяться человек, получивший свободу.
Они пошли вперед: Ал неторопливо, осторожно, а Петр весело, пружинисто. Временами навстречу попадались полупрозрачные зверьки, завидев странников, они замирали, совершенно сливаясь со мхом.
Через некоторое время, Петр, остановившись возле полусгнившего пня, хитро посмотрел на Ала.
— Старина, ты когда-нибудь пил чай?
— Пил чай? — Ал попытался восстановить в памяти хоть что-нибудь связанное с этим словосочетанием.
— Ну да, чай, — подтвердил джинн.
— Наверное, пил. Знакомое что-то.
Петр сотворил несколько пассов руками, шепча себе под нос.
— Гм... Ох-м-т... И правда восстанавливаться приходится. — И снова продолжил. — О! Вроде получается!
Пень исчез, а Петр держал в руках два граненных стакана в подстаканниках, до краев наполненных коричневой жидкостью.
— Прошу. Чай. — Петр протянул один стакан Алу.
Он понюхал, неуклюже попробовал отпить глоток.
— Фу, гадость...
Петр посмотрел на Ала, задумался, потом вытащил из балахона чайную ложку, зачерпнул белого порошка из кармана и насыпал в стакан Ала.
— Так вкуснее будет.
Ал отпил еще раз. Поднял вверх брови, зажмурился.
— Вообще-то, ничего.
— То-то, — Петр тоже отпил, — напиток что надо...
— Такие штуки здесь небезопасны, — вдруг высказался Ал.
— Почему? Ты же сам говорил, что Сумерки относительно безопасное место.
— Говорить-то говорил. Но не забудь, что здесь вполне могут быть лазутчики, реагирующие на проявления незнакомой энергии...
И словно в подтверждение его слов, метрах в четырехстах возник человек.
— Лазутчик?!
— А кто его знает. Если он один, то ничего плохого  сделать не сможет. Но  донести на нас —  запросто...
— Исчезаем?
— Пока не стоит. Присмотримся, поговорим, авось пригодится. В конце концов, не бегать же от всякого встречного-поперечного.
Человек подошел ближе, остановился, пристально осмотрел Петра и Ала и вдруг сел прямо на мох, скрестив ноги и прикрыв их подолом одежды.
— Я вас тут раньше не видел, — его голос звучал вполне миролюбиво.
— Мы тебя тоже, — спокойно ответил Ал.
Незнакомец улыбнулся, обнажив два огромных передних зуба.
— Будем знакомы. Сера, — представился он, — коренной обитатель этих мест, — он распахнул руки, показывая, видимо, каких именно.
— А я Петр, — лаконично представился джинн.
— Откуда изволите путь держать, если не секрет?
— Из места, которого нет, — ответил Ал, мрачнея.
— Из места... которого нет? — похоже, для Серы эти слова кое-что значили. — Из места, которого нет... — повторил он еще раз. — А куда?
Петр и Ал пожали плечами. Сера усмехнулся.
— Иди туда, не знаю куда, и принеси то, не знаю что. Интересно... Возьмите меня с собой.
Странники многозначительно переглянулись.
— Я могу пригодиться, — поспешил заверить Сера.
— Хорошее предложение, — Петр распылил пустой стакан.
— Можно попробовать, — в тон ему вторил Ал и... отбросил свой. — Но нам пока туда, — он указал вперед.
Сера повернулся, посмотрел, куда указывает Ал, и задумчиво произнес:
— Ну, что ж.  Тогда в путь...