Баллада о мгновениях или трактат, о невидимках

Пролог.

Вначале сотворил бумагу и перо.
Бумага же была безвидна и пуста, и тьма над бездною и дух носящийся.
И сказал: да будут буквы. И стали буквы.
И увидел, что буквы хороши и соединил буквы в слова.
И назвал буквы гласными и согласными, и был вечер, и было утро: день один.
И сказал: да будут знаки посреди слов и да отделят они слова от слов.
И создал знаки, и отделил слова от слов. И стало так.
И назвал знаки препинанием. И был вечер, и было утро: день второй.
И сказал: да соберутся слова под знаками, в одно место, и да явятся суждения. И стало так.
И назвал суждения предложениями, а собрания предложений текстами. И увидел, что это хорошо.
И сказал: да будут буквы начертаны на бумаге и да произрастят они слова, по роду их, в которых семя их. И стало так.
И начертаны были буквы на бумаге и произросли из них слова, по роду их, в которых семя их. И увидел, что это хорошо.
И был вечер, и было утро: день третий.
И сказал: да будут главы посреди текстов для разделения их. И стало так.
И создал главы для разделения текстов, что бы разделять их. И увидел, что это хорошо.
И был вечер, и было утро: день четвёртый.
И сказал: да произведут суждения содержание.
И сотворил сюжет. И увидел, что это хорошо.
И благословил его, говоря: плодись и размножайся, наполняй бумагу.
И был вечер, и было утро: день пятый.
И сказал: сотворим героев по образу нашему и подобию нашему, и да владычествуют они над сюжетом.
И сотворил героев по образу своему, сотворил его; мужчину и женщину сотворил их.
И благословил их, и сказал им: наполняйте сюжет, и обладайте им, и владычествуйте над словами и знаками на бумаге.
И сказал: вот, я дал вам всякое слово по роду его, в котором семя его; – сие вам будет в пищу.
И увидел всё, что создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой.




«Вместо горьких дум и гнетущих за*б
Едкий глум и стёб вездесущих дядей Стёп».




***

Жизнь пошла наперекосяк... не заладилась, не задалась. Так бывает, когда вы ждёте от неё слишком многого, а между тем, едва ли достойны, претендовать и на малое. Вот почему теперь я сижу в полном одиночестве на сколоченной из досок заледенелой лавке. Сижу на территории,  так называемой площадки для пикника. Это небольшая лужайка в живописном уголке парка, средь лип, дубов и сосен, рябин, колючего шиповника. В центре стоит мангал с навесом, вокруг которого столы да лавки. Площадка эта, одна из многих, разбросанных по всему широкому лесопарку, моя любимая. Часто я отдыхаю тут летом, наворотив дюжину кругов на велосипеде по лесным тропкам. И сижу тогда, с закрытыми глазами, вытянув ноги, запрокинув голову и подставив лицо своё под ласковое солнышко, слушая весёлое пение птиц.
 
Теперь зима, солнце не греет и птиц не слышно. Лесопарк этот старый, с богатой историей и ныне, находится в черте города, что удобно. Можно сказать мне повезло. Подумать только, в коем-то веке! Сейчас кроме меня здесь никого. Оно и понятно! В это время года пикники на природе не пользуются особой популярностью, в отличие от весны скажем или осени. На майские праздники здесь случаются настоящие столпотворения! Видели бы вы всех этих людей с пакетами набитыми едой. Там вам и мясо, маринованное в майонезе со специями приготовленное для жарки на огне, и свежие овощи, и бутерброды с ветчиной... что там площадки, весь парк тогда становится местом, куда будто паломники, стекаются со всего города, приверженцы неведомого культа, вершить свой обряд – жарить мясо! Прямо язычники с их капищами и кущами. На пламя многочисленных алтарей возлагают они все как один кто свинину, кто баранину и благовонный аромат смешиваясь с дыханием весны, чудным, неповторимым её букетом, наполняет воздух, доводя окружающих до состояния полного восторга. Затем все начинают поглощать сочные, хорошо прожаренные куски некогда живой плоти с азартом и аппетитом настоящих дикарей в невиданных количествах, запивая их горячительным. Тут уж кто на что горазд! Ясное дело, молодёжь предпочитает пиво, а вот кто постарше, напитки благородней и крепче. Ну а сейчас здесь никого. Пустой почерневший мангал, пустые столы по которым скачет пестрокрылая свиристель, «Тишь да гладь, Божья благодать»!
 
Вообще-то людей в лесопарке хватает, даже теперь. Выходной как ни как – суббота! Зимой в лесу хорошо, нечего сказать! Кто на лыжах катается, кто на коньках. Испокон у старой часовенки заливают крохотный ледяной каток. А кто и просто гуляет вдоль заснеженного целиком большого пруда, словно бы заботливо укрытого самой природой пушистым, белоснежным покрывалом. А я вот тут, где никого. Да, жизнь моя не задалась! Только ничего тут уже не поделать. Стало быть, судьба моя такая. Да и чего рассуждать? Только голову ерундой забивать всякой! Тут ведь вот какая штука, когда основательно замерзаешь, в голове становится как-то пусто. Точнее мысли все начинают против воли вокруг одного вертеться. И настойчиво так, что ужас прям! Хоть взять и  провалиться на месте, лишь бы не думать вовсе ни о чем. Да только так не бывает. И вот забавно, однако, здесь холодно до чёртиков, а в аду-то, поди, ровно наоборот, жарко так, что и не всякий стерпит! Не пойму я эту жизнь, хоть убейте, с её крайностями. Не задалась она у меня. Не нашёл я с ней общего языка.

Зато задался день, чудный он выдался, ой чудный, не налюбуешься! Один из тех светлых и ясных дней, в которые зима делается сказкой. Небо будто прозрачное, голубоватое и ни единого облачка на нём, одно загляденье! Жёлтое солнце ослепительным диском повисло высоко над головами. Оно не такое как летом, от того что всюду его отражает снег да лёд, свободно смотреть по сторонам решительно невозможно. Год этакой погоды, и верно глаза здесь у всех станут такими же узкими от прищура как у жителей поднебесной. Жалко оценить красоты всей этой я ну ни как не могу. Не до того мне, прямо скажем.  Толи дело другие! Эти своего шанса не упустили, счастливчики! Вон они, весело снуют скрепя снегом вдоль кромки леса, по накатанной кем-то лыжне. Кто парами, кто сам, с иными рядом преданно бегут их домашние питомцы – собаки. Разные породы встречаются среди них, бывают и дворняги. Те, как-то особенно радостно увиваются за хозяевами, прямо с улыбкой.
Да, холодно! Одет я по-зимнему, разве что без варежек и шарфа, но как тепло не одевайся, всё одно, без движения замёрзнешь. А двигаться мне давно уже было некуда. Вот я сижу, жду.

– Эй! Ты там не замёрз? – вдруг раздалось за моей спиной.

– Хм-м-м, – еле слышно, с грустной усмешкой, прокряхтел я в ответ.

Равнодушно поглядев через плечо, я увидел молодую девушку. Она была красивой, насколько я успел заметить. Правда приглядываться к ней желания у меня не было, и я тут же отвёл взгляд, как бы давая понять, что дела мне до неё нет никакого.
 
– Разве тебе не холодно? – назойливо продолжала она.

– А ты как думаешь? – грубо бросил не глядя.

– Чего тогда ты тут сидишь? – видимо обидевшись, с вызовом вопрошала девица. –  Ждёшь кого-то?

– А тебе что за дело? – зло пробурчал я. – Замерз, говоришь? Куда там! Продрог до основания. Вон видишь, зуб на зуб не попадает, – сказал, оборачиваясь к ней лицом и трясясь от холода, так, что и вправду зубы мои стучали как у пассажиров затонувшего Титаника, оказавшихся в неприветливых водах Атлантики, после чего продолжил в том же ироничном духе и с тем же явным недовольством. – Жду ли я кого? Да, жду! Иисуса Христа, слышала, когда-нибудь о таком? …Зачем? Да вот сказать ему надо кое-что, но это уж тебя не касается. Довольна ты теперь или как?

– Того о ком ты говоришь я знаю, слышала про Иисуса, – спокойно и уверенно говорила она, медленно приближаясь ко мне, – только вот сдаётся мне, не придёт Он, уж больно занят, – завершила девица как-то зловеще, задрав вдруг правую ногу свою и упёршись ею в стол, стоявший рядом со скамейкой, на которой я сидел, так, что лицо моё оказалось почти возле её коленки.

К слову, девица была одета в узкие джинсы бордового цвета, удачно облегавшие её стройные ноги. Джинсы были заправлены в светлые замшевые ботинки. Элегантное, приталенное шерстяное пальто, надёжно защищало от холода, а на голове шапка крупной вязи с озорным помпоном, из-под которой выбивались огненно-рыжие локоны. В левой руке она держала собранные беговые лыжи.
 
– Ничего, – удивлённо глядя на неё и отчего-то со злобой отвечал я. – Выкроит для меня минутку, раз такое дело. Знать и мой черёд пришёл важной персоной побыть, не всё ж другим!

А дальше девица повела себя и вовсе странно. Отложив лыжи в сторону, она встала на скамейку, затем села на стол за моей спиной, широко расставив ноги, меж которых я и оказался. Такого я не ожидал, да и кто бы ожидал? Может мой рассудок уже помутился от холода и всё это лишь бред? – задавался я вопросом. Но нет, это были не галлюцинации. Я сидел неподвижно, сжавшись от холода, а она, за моей спиной, как ни в чём не бывало:

– Эка ты хватил! Любопытно, что ж ты такого интересного сказать ему собираешься при встрече?

– Не твоего это ума дело! – сердито выпалил я, теряя самообладание. – Неужто она смеётся надо мной, – подумалось мне. И я продолжал: – Чего лезешь?! Не видишь разве, тебе не рады! Так и иди куда шла, без тебя тошно.

– Грубишь! – зло прошипела она в ответ.

И тут неожиданно я почувствовал прикосновение чего-то холодного к своей шее, это было лезвие выкидного ножа. Оторопев, я не смел шелохнуться, а между тем она говорила с чувством, будто на сцене театра:

– Это ты зря, голубчик. Ой, зря!.. Я к тебе можно сказать со всем сердцем, а ты, стало быть, задом ко мне поворачиваешься.

– Ну, к тебе-то положим можно и задом, чай не укусишь, – придя в себя, попытался я пошутить. – И потом, это ты ко мне за спину села, а не я к тебе повернулся, если быть точным.

– Шутник из тебя никакой, – надменно молвила девица. – Да и не в том ты сейчас положении. А укусить голубчик я могу, это ты напрасно! У меня характер тот ещё! Говори-ка лучше по хорошему, зачем тебе понадобился Иисус? А не то мало ли чего... холодно... у меня руки трясутся...

– Да ты совсем, поди, умом тронулась? Вот привязалась на беду, а! Ну что ты будешь делать?! Зачем да зачем, заладила. Можно подумать, других дел у тебя нет, что ли?!

– Ты мне зубы-то не заговаривай, – стиснув меня ногами, угрожающе молвила рыжая шельма. – Отвечай, а не то пожалеешь!
 
Находится между её ножек, было приятно и отчасти даже согревало, но тонкое лезвие ножа у горла как назло, не позволяло расслабиться и насладится моментом.
 
– Да ради Бога, Господи! – примиряюще вымолвил я. – Только ты не думай, что я тебя испугался. Мне ведь это всё только на руку, потому как сам-то я не решусь... больно нежный, а ты как раз, человек по всему подходящий. Оно ведь и лучше для меня, так-то... если ты меня того... ну, в общем, понимаешь. Так что я тебе скажу, но вовсе не из-за страха, ясно?

– Да поняла я, поняла! Говори, давай, сколько мямлить уже можно.

Правая рука её, в которой был нож, повисла у меня на плече так, что теперь он своим остриём был направлен мне в сердце, но это была скорее случайность, нежели нарочная угроза.

– Да, в общем-то, говорить тут особо и нечего, – начал я, тяжело вздохнув и устремив взор свой вдаль, где пробегал очередной лыжник, ритмично двигая ногами и руками. – Надоело мне всё, вот я и решил, чего тянуть? Легче ведь не станет, да и плевать всем... так чего уж там!.. А Иисуса я спросить вот о чём хочу, зачем это Он, то бишь Отец Его, с которым Он и есть одно целое... зачем значит Он нас всех, в смысле людей создал? Потому как не пойму я, хоть убей, скучно, что ли Ему стало, или как? Еже ли так, то ведь нехорошо получается, правда? Ты сама посуди. Гляжу я на нас и диву даюсь! К чему всё? Нешто так и должно быть? А коли не так, то чего ж тогда Он там, заснул что ли? Или ещё чего похуже! – добавил тревожно. – Вот собственно и всё, что меня интересует. Ну как, рада ты теперь? – сам довольный, от того, что наконец-то высказался, завершил я.

– И это всё, точно? – разочарованно переспросила любимица солнца.

– Как пить дать, всё, – поспешил я заверить.

– А раз так, значит балда ты! – с досадой заключила она, кладя ладонь левой руки мне на голову, как бы слегка ударяя ей. – Большего дурака мне ещё встречать не доводилось! Это же надо!.. как тебе вообще такое в голову могло прийти? Обкурился ты что ли?!

– Я не курю. В смысле это... только сигареты. А у тебя, кстати, закурить не найдётся?

– В машине, – сказала девица, вставая и снова беря лыжи. Нож предусмотрительно был ею убран в карман перед этим, так что, в какой, я не видел. Да и чёрт с ним, с ножом!

– Эх, жаль! – расстроился я. – А впрочем, ладно. – Картинно махнул рукой. Потом вдруг спохватился. – И что й то ты меня дураком называешь? Я может быть последний романтик на земле, поэт!.. А ты дурак. Рази ж так можно? Просто тебе не понять, ранимой моей, мечущейся души.

– Да уж, куда мне! Такой поэзией меня не проймёшь. Пустое это... старо как мир. Ты лучше вот что, – говорила она вкрадчиво, ласково глядя на меня, – вопросы свои прибереги на потом, видит Бог они от тебя никуда не денутся, а займись-ка делами поважнее, вот мой тебе совет, смекаешь?

– Это, какие такие дела? – поинтересовался я.

– А ты погляди вокруг повнимательней. Тут ведь дело-то для каждого найдётся, надо только захотеть.

– А-а-а... вот оно как! – обиделся. – И ты значит туда же, советы давать?! Какие вы все умные, прям мастера риторики! – распалялся всё больше. – Философы! А это ведь, поди, похлеще моей поэзии будет. – Многозначительно заключил, испытующе глядя гордой девице в глаза.

Её лучистое личико с правильными, изящными чертами, было белым и чистым, почти как свежевыпавший снег. Только щёчки да кончик прямого, аккуратного носика слегка раскраснелись на морозце, из под алых губ, соблазнительно выглядывали белоснежные зубки. Умными изумрудными глазами смотрела она на меня, и под взглядом этим я невольно смутился, ангел-искуситель, стоял передо мной. Стройная молодая девушка, скорее всего студентка, которой вот-вот только исполнилось восемнадцать лет приехала покататься в парк на лыжах. В самом этом нет ничего странного или предосудительного, напротив любовь к природе и здоровому образу жизни, характеризуют её как нельзя положительно. Затем, она натыкается на странного парня, ссутулившись сидящего на скамье и трясущегося от холода, натыкается на меня. И вместо того, что бы пройти поскорее мимо, как делали все, она решает завязать разговор. А потом и вовсе, такие выкидывает кренделя, что ни кто не поверил бы мне, взявшись, я о том рассказать. Более того, как выясняется, она вооружена и опасна, не только безупречной красотою своей, но и ножом.

Да, смелости и находчивости ей не занимать, это точно. И всё же, чего она хочет? Зачем затеяла спектакль? – беспорядочно проносились мысли в моей голове. – Что ж, – подытожил я, наконец – одного она добилась наверняка, интереса моего и внимания к своей персоне. И дорого же ей это встанет... ещё поглядим, кто кого!
 
Между тем, ничуть не смутившись, девица отвечала на мой язвительный монолог:

– Да брось, хватит тебе! Заладил со своей поэзией, будь она не ладна! У меня вот в машине термос с горячим чаем, пойдёшь? И сигареткой угощу, – весело улыбаясь, добавила она. – Становится холодно, а там погреемся, музыку послушаем... всё лучше, нежели тут леденеть! –  складно и резонно нежным голоском лилось из её уст.

– Ну, коли сигареткой угостишь, тогда ладно, можно, – соглашался я как бы с неохотой.

– Стало быть, ты бродяга? – спрашивала девица, ведя меня за собой.

– На вроде того.

– Значит, тебе и деньги нужны?

– Зачем ещё? – насторожился я.

– Ну как, мало ли?.. на еду хотя бы.

– Так на еду, деньги не только бродягам, пожалуй, надобны.

– И то правда, – согласилась она, засмеявшись, да так звонко и искренне, что я и сам чуть было к ней не присоединился, но вовремя сдержался, лишь скупо улыбнувшись.

Всё больше я подпадал под очарование этого прелестного создания. Вот только мой образ в её глазах тревожил меня. Я был просто кошмарен всегда, а теперь и подавно. Я походил на дворнягу, которую она милосердно решила подобрать, дабы не дать ей погибнуть. Прямо самому от этого мерзко! Да, не заладилась у меня жизнь, совсем не заладилась, так видно, такая уж горькая доля моя.
 
Меж тем, поборов обуявший её смех, девица соблазнительно глядя на меня говорила:

– Честно сказать, я хочу предложить тебе пять тысяч рублей, если ты согласишься кое-что для меня сделать.

– Вот как? – сильно удивился я. – И чего же ты от меня хочешь интересно?

В этот самый момент, мы вышли с аллеи прямо на парковку, заставленную двумя дюжинами машин. Кое-как расчищенная, она была обрамлена по краям высоченными сугробами, кроме того, лес, стоявший в снегу, надёжно скрывал её с трёх сторон, придавая ей вид тайного места или убежища. Она достала брелок и нажала на кнопку. Алый Peugeot весело отозвался ей подмигнув. Оказавшись в его салоне, меня обдало ароматом свежей морской волны. Тихо «зарычал» двигатель, заработала печка, из колонок полилась приятная негромкая музыка.

– А у тебя тут и правда, не плохо – комплементарно заметил я, отогреваясь.
 
– Мне тоже нравиться – довольно отозвалась хитрая лисичка, после чего с гордостью сообщила: – На эту машину мне пришлось копить чуть ли не пять лет.
 
– Значит, ты сама её купила? – изумился я. – Похвально! А мне, честно признаться, почему-то подумалось, что тебе её подарили родители. Наверное, это из-за твоей юной внешности. Ты ведь студентка, не так ли?

– И вовсе нет. С чего ты взял? – удивилась она.

– У тебя подходящий возраст, – объяснял несколько смущённо и неловко. – Сейчас куда ни глянь везде студенты. Когда я учился, многие из моих однокурсников уже ездили на машинах, и всем им их подарили родители, вот я и подумал...

– Ясно, значит не лестного ты обо мне мнения. Такое впечатление я произвожу? – с досадой спрашивала она, доставая из бардачка початую пачку «лёгких» сигарет и протягивая её мне.

– Ты тут не причём, просто это веяния времени, в большинстве случаев именно так и обстоят дела, я лишь предположил наиболее вероятное, – отвечал, уже доставая вожделенную сигарету с белым фильтром. Поджёг и втянул в себя вязкий дым.
– Оставь себе, – бросила она, кивая на пачку. – Вообще-то я уже как месяц не курю, а это так, из прошлого.

– Я тоже как-то пробовал завязать, – молвил сладко чадя. – Почти два года сигарет не видел, но в армии снова закурил. Честно говоря, мне нравится это, знаю что вредно, но ничего не поделать... пришлось выбирать. – Вдруг вспомнил, – так что ты там говорила о пяти тысячах? Правда, хочешь дать их мне?

– Не дать, а заплатить – поправила незнакомка.

– Заплатить? За что?

Девица нажала на кнопку, и кресло мягко опустилось, отклонившись назад, так что теперь она не сидела в нём, а полулежала, обворожительная словно кошка. Огненная головка её, освободившись от шапки, была повёрнута в мою сторону. Рыжие локоны ниспадали на плечи, алые губки застыли в полуулыбке, а зелёные мечтательные глаза смотрели проникновенно и грустно. Она тихо, почти прошептала:

– Расстегни мне ширинку.

Не сразу я понял, о чём речь, а когда сообразил, глаза мои округлились, на лице отобразилась растерянность и смущение. К подобному я совершенно не был готов. Меня застали врасплох, снова! Эта хитрая бестия ловко расставляет свои низкие ловушки. Почему она издевается надо мной? Мы впервые видим друг друга, какие у неё основания так поступать? Но что толку было задаваться всеми этими вопросами? Собравшись, наконец, с мыслями, я изрёк:

– Ещё чего! Ты что извращенка?  За этим ты заманила меня сюда? Предлагать такое первому встречному, да у тебя точно с головой не всё в порядке. Мне лучше уйти, – решительно произнёс, порываясь открыть дверь автомобиля.

– Постой, не уходи! – принялась уговаривать чертовка. – Ты что испугался? А что собственно здесь такого? Я девушка, а ты парень так ведь? Прости, если тебя обидело то, что я предлагаю за это деньги, мне всего лишь хочется помочь, понимаешь?

– Ты просто невероятна! – возмущался я. – О какой помощи может идти речь? Это самое глупое, что я, когда-либо слышал! За кого ты вообще меня принимаешь? Не стану делать ничего подобного, тем более за деньги.

– Не горячись ты так, никто тебя не принуждает, – примирительно твердила она. Просто подумай, пять тысяч - деньги хорошие, да ещё и за не Бог весть какие труды. На них вполне можно обзавестись местечком в ночлежке, и еды к ужину прикупить, там же, а ты нос воротишь, тоже мне недотрога. Ты хотя бы видел голую женщину, когда-нибудь?

– Даже если и нет, что с того?

– Что значит: «...даже если...»? – спросила девица, испытующе глядя на меня, воскликнув за тем, – Боже, да ты девственник! Сколько тебе лет? Обалдеть! А я так сразу почему-то и решила, – тараторила она без остановки, – гляжу, нюни распустил, к Создателю на диалог намылился... ну точно думаю, девственник, как есть, либо евнух. Так что на счёт первых впечатлений это ты не прав.

– Тебя это не касается, – гневно буркнул от досады. – Да, я девственник, и считаю это поводом для гордости, – произнёс, возведя указательный палец вверх и гневно потрясая им. – Шуточки свои и насмешки, а тем более жалость, попрошу, оставь при себе, сделай одолжение, ты ведь в силах, не так ли? – язвительно заключил, туша окурок в пепельнице.
 
– Разве я смеюсь? Или быть может, жалею тебя? – кротко произнесла она, мягко смотря в мои глаза. – Я просто несколько удивилась, в наше время это редкость. Ты должен простить меня. Разумеется, я согласна с тем, что это твоё личное дело и больше ни чьё. Тут ты волен поступать на своё усмотрение, ни перед кем не держа отчёта. И всё же моё предложение по-прежнему в силе. Я призываю тебя отнестись к нему без задних мыслей и хорошенько взвесив его.
 
– Ты хочешь, что бы я расстегнул твою чёртову ширинку и за это готова заплатить мне пять тысяч рублей? Окей! – сам не знаю отчего, вдруг выпалил я, и тут же протянул правую руку к молнии на её бордовых джинсах, быстрым и на удивление ловким движением я расстегнул злосчастную ширинку. В образовавшейся щели моему взору открылся край её почти прозрачного шёлкового белья. Тут же я почувствовал себя так неловко, что готов был провалиться сквозь землю. Почему я всегда иду на поводу у этой плутовки?! – с досадой спрашивал я себя.

Однако, при ближайшем рассмотрении, как правило, всё приобретает несколько иной вид. Если подумать, при всей моей целомудренности и хороших манерах, пять тысяч были бы отнюдь не лишними, я понимал это так же хорошо, как видимо и златокудрая чародейка.

– Что ж, – несколько придя в себя, еле слышно молвил я, не решаясь взглянуть на девицу, – я сделал то, о чём ты меня просила, и теперь готов получить обещанную награду.
 
– Погоди-ка дружок, мы так не договаривались! – поспешила она возразить. – Ты конечно молодец, но этого будет мало. Я хочу, что бы ты поцеловал меня прямо «там», и только тогда ты будешь вправе рассчитывать на вознаграждение с моей стороны. А иначе, ничего у нас с тобой не получится, – улыбаясь, как ни в чём не бывало, говорила бесстыдница.

– Я вот всё думаю, что на это скажет твой жених или чего хуже муж, когда узнает?
Неловкая попытка шантажа с моей стороны, увы, не произвела ни малейшего впечатления.
 
– Да нет у меня никакого жениха, а мужа и подавно. Ещё чего не хватало! Так, увивается кое-кто, ухаживает и только, – последовал циничный ответ.

Вдруг мне захотелось узнать, об этой странной особе больше. Чем она занимается, откуда берёт деньги на своё содержание, и я спросил:

– Позволь поинтересоваться, а что собственно у тебя за жизнь? Где ты работаешь, и всё такое?

– Разве это так важно?

– Важно! – настаивал я.

– Хорошо, – наконец решилась таинственная незнакомка, и хитро улыбнувшись, продолжила, – уверена, ты будешь удивлён, ведь я работаю в киноиндустрии. Возможно, ты даже видел меня в некоторых «шедеврах», просто сейчас не узнал.
 
– И в каких же фильмах ты снималась? – с неподдельным интересом вопрошал я.

– В порно фильмах, – невинно глядя на меня своими кошачьими глазками произнесла вдруг девица.

Я был сражён в который раз. Что за сюрпризы она мне преподносит?! – негодовал я в сердцах. Возмущённо спросив: – И ты хочешь, что бы я, целовал тебя «там»? – я вперил в неё взгляд полный презрения.

– Понимаю, о чём ты подумал, – спокойно начала она, – но право, твоё беспокойство абсолютно напрасно. Дело в том, что я снимаюсь исключительно в лесбийских порнофильмах. В каком-то смысле я тоже девственница, как и ты. Я никогда не спала с мужчинами, поэтому целовать меня, где бы то ни было, ты можешь смело, без каких либо опасений. – Произнеся это, она аккуратно взяла мою руку и засунула её себе в трусики, они были влажными.

Соблазнительно закусив нижнюю губу и бросив на меня чарующий взгляд полный страсти, чертовка являла собой искушение, перед которым мало кто устоял бы на свете. Не отдавая себе отчёта, будто находясь под властью неведомых чар, охваченный жаром и чуть ли не в лихорадочном возбуждении, я всецело отдался в её руки и впредь, подчинялся девице беспрекословно.
 
Будильник надрывно звенел, будто бронзовый колокольчик, призывая меня из царства сладостных сновидений в явь – тусклые, опостылевшие будни. Противится его настойчивому требованию, я не мог, как ни старался. Лесопарк, алый Peugeot, а за ними и распутная девица растаяли в дымке, словно и не было их никогда. Я просыпался...

Сны, несмотря на всю происходящую в них несуразицу иногда бывают поистине яркими.




Глава I

«Прозаика будней. Истории от первого лица.
Ересь и блудни... Я не стану отрицать.
Пятница на носу, сестра врубила Алсу.
Хиты звучат,  мама завела пылесос.
Бегом в необитаемый чат, сигнал S.O.S.»



20 декабря 12 года, день, когда моя жизнь изменилась. 20 декабря 12 года мне пришло письмо на E-mail. Само по себе это уже было событие, ведь мне никогда не приходили письма на  E-mail за исключением, разумеется, спама. Если у вас, когда-нибудь, был E-mail, то вы знаете, что сразу можно понять является ли пришедшее письмо рекламой или это нечто иное. Так, что, открыв по своему обыкновению, утром 20 декабря электронную почту, я тут же разглядел среди прочего каждодневного «хлама», «настоящее письмо», адресованное именно мне. Стоит ли пояснять, любопытство раздирало меня всего изнутри будто бы изголодавшийся лев, в саванне, наткнувшийся на усталого путника. Дело в том, что обычно мне не приходят письма на E-mail. Не то, что б у меня совсем не было друзей. Но, во-первых их действительно не много, а во-вторых мы находим иные способы для общения, так что, оно редко переходит в «сеть». Возможно это от того, что все мои друзья – мои соседи. Ну, или, почти все.
Итак, я был искренне удивлён. Тем паче, что письмо, озаглавленное на редкость однозначно и неординарно – «Это не реклама», гласило: «Лука Тимофеевич, прежде всего, это не шутка! Возле военкомата у входа в парк тебя ждёт девушка твоей мечты, она передаст тебе ключи от автомобиля твоей мечты набитого деньгами. Он и она полностью в твоём распоряжении, но что бы застать их там, ты должен успеть туда в течение получаса с того момента как прочтёшь это письмо. Поторопись!», вот собственно и всё, что в нём было написано. Вообразите же теперь себе моё удивление. Первое что мне пришло в голову, не смотря на то, что начало письма ясно гласило: «...прежде всего, это не шутка!», что это, конечно же, чей-то дурацкий розыгрыш, на вроде одного из тех, что принято устраивать первого апреля. Не беда что сегодня всего лишь, или уже, это как посмотреть,  20 декабря. Люди иногда бывают такими странными. Ну, вы знаете. Однако если исходить из того, что всё это действительно не более чем чья-то глупая шутка закономерно возникал вопрос – чья? Кто мог бы стоять за всем этим? И тут, вы неминуемо попали бы в тот же самый тупик, что и я. Ибо, надо просто знать моих немногочисленных друзей, что бы понять, они никогда не сделали бы ни чего подобного. Скажем так, такие выходки были не в их духе. И дело тут не столько в отсутствии воображения и задора в них, сколько в том, что нам уже было без малого двадцать пять лет. А это как вы сами понимаете не тот возраст когда... Постойте-ка! Или всё же дело именно в отсутствии воображения и задора? В любом случае, отчего-то я был совершенно точно убеждён, что это письмо не было делом рук ни одного из моих друзей, но всё же, кто-то его написал! Для начала, этот «кто-то», знал мой E-mail. Он или она, или, наконец, они, знали меня по имени, ведь письмо начиналось именно с него! Кроме того, очевидно, им был так же известен и адрес моего проживания, т.к. военкомат, возле парка упоминаемый в письме, несомненно, именно тот самый военкомат и тот самый парк, возле которого находится мой дом. Совпадений ведь не бывает? Сколько в этом городе военкоматов расположенных рядом с парком? Предположим, что несколько. И всё-таки, в письме не был указан конкретный адрес, из чего следовало, что отправители его, наверняка полагали, я сам догадаюсь, о каком именно военкомате идёт речь. Таким образом, получалось, что это люди весьма не плохо осведомлённые о моей скромной персоне, при том, что мне о них не было известно ровным счётом ни чего. И хотя я, ничуть не поверил, ни единому слову из так называемого письма, мои глаза невольно скосились в нижний правый угол монитора, где отображалось время.
20 декабря 12 года, 10 часов, 8 минут утра. Отправная точка, переворотный момент всей моей жизни, но тогда, разумеется, я об этом ещё ни чего не знал. Тогда я лишь, призадумался. До парка было рукой подать. Я снова перечитал письмо. Всё явно указывало на бред автора.
Это действительно чья-то глупая шутка и не так уж по большому счёту важно чья – подумалось мне. Девушка моей мечты, автомобиль набитый деньгами... Что за вздор?! Откуда кому-то знать о моих мечтах? Я и сам не знаю, какие девушки мне нравятся. Чудес не бывает! Со мной-то их точно не происходило ни когда. Во всяком случае, таких масштабов кои были означены в этом странном письме. Может это моя бывшая девушка решила подурачиться надо мной? – вдруг осенило меня!
Конечно, назвать её моей бывшей девушкой, да и вообще, моей девушкой можно было лишь с некоторой натяжкой. И, тем не менее, какое-то время мы действительно были близки. Но что-то пошло не так. Не будем сейчас вдаваться в подробности что именно, главное, расставание наше было, скажем так, не лёгким, пожалуй, даже скандальным! Не знаю, насколько это распространено среди пар и о чем это может свидетельствовать... Факт остаётся фактом, ещё некоторое время после расставания, мы строили друг другу мелкие козни, не давая забыть о себе. Так может быть, это пресловутое письмо всё из той же оперы, призвано лишь напомнить мне о ней? 
Нет, чёрт возьми! Это не возможно! Ну, причём тут она? Опять меня понесло, куда-то не туда! – говорил я себе гневно в сердцах.
На рассуждения подобного рода у меня ушло какое-то время. Несомненно, я был по-настоящему заинтригован.
Людям свойственно любопытство, – заключил я, и посмотрел на часы снова.
В моём распоряжении оставалось около 20 минут, если конечно в серьёз относиться к содержимому письма, но, честно говоря, этот вопрос, кажется, меня уже не тревожил. В том смысле, что я решил-таки отнестись к нему в серьёз, хоть и, не признавшись себе в этом до конца.   
Мне надо просто одеться и пройтись, – убеждал я себя.
Утро выдалось отличным, светлым и морозным, предвещая таким и весь день. Всюду лежал свежевыпавший за ночь снег, который серебрился в солнечных лучах, отражая их на автомобили, жилые дома и прочие постройки безжалостно ослепляя всякого отважившегося любоваться утренним пробуждением города, поросшего сосульками и увязшего в сугробах. Города-гиганта, просыпавшегося изо дня в день рано и стремительно, хотя многие утверждают, что он и вовсе никогда не спит. Спеша к метро, люди тянулись по узким улочкам дворов, на которых чуть ли не с самой зари усердно трудились дворники в оранжевых спецовках, очищая их от снега и посыпая специальными реагентами наледи. Студенты и рабочие, практиканты и мелкие служащие спешили из своих нагретых жилищ, втянув от холода головы в плечи, к остановкам городского транспорта, который прилежно, день за днём, год за годом, развозит их по рабочим и прочим местам. Иные «разогревали» свои автомобили, очищая их от снега, другие выгуливали домашних питомцев, вытаптывая узкие тропинки в снежной целине дворов.
В общем, всё как всегда, – подумал я, отходя от окна. Так почему бы мне не выйти на свежий воздух? Перевести дух, перекурить? Пройдусь в сторону парка и обратно. В самом деле, не стоять же мне на морозе! А заодно и гляну, что там за девушка моей мечты? Итак, решено! Но прежде необходимо было проверить самодельную кормушку, установленную мной недавно на нашем крохотном балкончике.
Дело в том, что с наступлением зимы на рябине растущей прямо возле дома стали появляться красногрудые снегири. Чудесные птички, уверен, вы знаете! Они резвились, весело щебеча там по утрам, частенько залетая и к нам в гости, игриво прыгая по перилам балкона. Вот я и подумал, должно быть им понадобится подкормка зимой, почему бы не смастерить для них небольшую кормушку? Помню как-то в младших классах на уроке труда, мы уже однажды делали нечто подобное. Так что можно сказать, опыт у меня имелся. Да и дело это, в общем, не хитрое. Сказано – сделано! В ход пошла пустая коробка из-под молока, мне так же понадобились ножницы и немного верёвки. Буквально через каких-то пятнадцать минут всё было готово. Кормушка для моих новых друзей висела на балконе и смотрелась там, на удивление хорошо. А сколько было радости, когда в тот же день я заметил, как красногрудые пташки стали весело кружить вокруг неё. Определённо, пшено пришлось им по вкусу. И вот теперь мне приходилось следить за тем, что бы кормушка ни пустовала. На этот раз, правда, я решил разнообразить их рацион, и вместо пшена, насыпать семечек.
К слову сказать, с балкона открывался вполне себе каноничный вид на улицу местного значения в четыре полосы, по две в каждую сторону соответственно, причём одноимённую с целым городским районом, который она собственно почти весь и пересекала. Улица как улица, ничем не примечательная и не выдающаяся, за исключением разве что своей дурной славой. Ибо каждые два-три года на ней непременно сбивали человека насмерть, да уж и это, пожалуй, совсем не исключение в лабиринте бессчётных транспортных артерий величавого Царьграда разросшегося кольцами на семи холмах. Оживлённая, в любое время суток, кроме как, глубокой ночью, когда в жёлтом свете фонарей, одинокая и безмолвная, она казалось, скрывала в себе какую-то не добрую тайну. Для полноты ощущения, не хватало лишь стелящегося понизу тумана, да леденящих сердце звуков как то бывает в фильмах ужасов. Впрочем, редко на ней случались грабежи или кражи, а убийств, так и вовсе не припомнить.
По другую сторону этой самой улицы красовалась панельная многоэтажка построенная в начале 90-х годов, серии п-46, не столько высокая, сколько широкая, приятного цвета какао, приобретавшего особенно тёплый оттенок в погожие солнечные дни. Окна её тогда, пылающие в бликах светила загорались в правом верхнем углу по утрам, и своеобразное это пламя, спускаясь всё ниже по экспоненте, оказывалось к концу дня почти в самом низу левого угла здания. Несмотря на всю простоту описываемого явления, оно было очень красиво и неизменно радовало глаз. Вот и теперь, оказавшись по случаю на балконе и взглянув в сторону того самого дома я имел удовольствие лицезреть столь привычную и дорогую сердцу картину.
Тут же захватили меня размышления, как бывало это со мной часто, и повлекли за собой. На стене дома, в чреве которого с вечера и до утра томились сотни страждущих душ, словно на холсте, вспыхивал ярко новый день. Медленно предстояло ему тлеть угасая. Отчего же я, словно инвалид, прикованный к креслу, сижу целыми днями на расшатанном стуле, глядя из окна на бегущее время? В душе щемит тоска, смотря на всё это великолепие, к которому мне ни как не прикоснуться. С трепетом созерцаю я, как светает по утрам и багровеет к вечеру небо. И чудится мне в том порой призыв... И вот, я уже порываюсь очертя голову пуститься в путь, куда глаза глядят, за горизонт! Совсем ещё юный, полный сил ускользающих в пустоту. Бурлит во мне жизнь могучим потоком и рвётся наружу, ни что не способно её удержать! Будь у меня хоть один шанс, я непременно бы пустился под парусом ходить по морям. И всё же что-то меня останавливает, так что сидя на том же самом месте, в крохотной своей коморке, я грежу лишь великими свершениями, славными походами за тридевять земель, любовью страстной да дружбой отчаянной. От того ли что век уже не тот и всё уже не то, иль я мечтатель да фантазёр без искорки, без воли?.. Мне остаётся лишь читать о том на пожелтевших страницах книг, видеть сюжеты эти в кинолентах и увлекательных видеоиграх. Только всё это не то!.. всё это так!.. Всем сердцем жажду я, всей душой, пуститься в путь пускай опасный, но сулящий славу и открытия! Полон мир сочных красок, звонкой жизни и чарующих её запахов!
Как бы там ни было, констатировал я про себя, вернувшись в реальность, провиант в кормушке пополнен, дело сделано, теперь можно и на улицу собираться.
Всего несколько минут ушло на то, что бы одеться. Резво я натянул штаны, свитер, надел ботинки, накинул куртку и шапку, даже варежки и те прихватил, на всякий случай. В общем, экипировался основательно, как на северный полюс. Разве, что шарф забыл, впрочем, да и не было у меня его никогда. 
Я выскочил в подъезд, крикнув родным, что иду развеяться. Обычно целые дни я провожу за компьютером. И это чертовски утомляет! Сплошные сетевые видео игры, кавайные мультики и порнография. Думаю тут самое время друзья, отклониться мне немного от общей темы, и поведать вам о себе. В самом деле, почему бы и нет? Вопросы-то, назрели!   



Глава II

«Путь прямой как пиратская доска...
Жарко, даже зимой... от затылка до мыска.
Страсти кипят и сдают нервы.
МСК, улицы хоронят ребят,
Всем хочется быть первым!»

Добро пожаловать в наше гетто! Место компактного проживания неудачников. Конечная остановка метро, жаль только, что жизнь здесь не такая яркая как цвета его линий. Это не Гарлем и не Бронкс, да и мы, не этническое меньшинство, но с наступлением сумерек легче от этого не становится. О нет, на этих улицах не стреляют! Во всяком случае, последние лет пятнадцать и из боевого оружия. Во всём же остальном это самое настоящее гетто с его маленькими и большими трагедиями, ощущением безнадёги витающем в воздухе. Жизнь тут идёт своим чередом как часы, так же однообразно и неумолимо. Тут не умирают от пуль, только от наркотиков и выпивки, а ещё, от множественных ножевых, полученных в бытовом скандале. На каждом углу сплошная романтика: грабежи, кражи с взломом, разбой, проституция, угоны автомобилей…
Мы – разношёрстное большинство. Люди, чьё единственное предназначение заключается в обслуживании так называемого «элитарного класса». В этом нет, чьей либо особой вины, таковы законы социума. Иерархия неизбежна. Всем нам, так или иначе, приходится сосуществовать именно на таких условиях. Кому-то везёт больше, кому-то меньше, тут как говориться, ничего личного. Стоит лишь мысленно влезть в шкуру того или иного представителя любого из классов, как вдруг, при наличии хорошего воображения, разумеется, логика каждого из них становится понятной и даже очевидной. Думаю, при всём сегодняшнем скептицизме по поводу научных работ великого Чарльза Роберта Дарвина, стоит признать, что естественный отбор это вовсе не пустопорожние домыслы, а реалии имеющие место быть. Этот термин в контексте социума приобретает несколько иное, любопытное значение, впрочем, неизменно сохраняя свою основную суть. Борьба не затихает ни на секунду! Явная и тайная, по правилам и без, бескровная или идущая, ни на жизнь, а насмерть. Борьба за место под солнцем! Возможно, вам покажется, что я излишне сгущаю краски, но оглянитесь! Если вы не видите солнца или оно не достаточно греет… весьма вероятно, эту борьбу вы уже проиграли, даже не заметив того. Каждый из нас занимает свою нишу, при этом, казалось бы, мы все такие разные, но одно всё-таки роднит нас, наша общая уязвимость и зависимость. Увы, мы ничего не решаем по сути, зато часто супротив своей воли играем роль массовки в постановочных «спектаклях», таких же корявых, как и руки господ, ставящие их. Мы ютимся в крохотных бетонных коробках и молим Бога, что бы нас ни лишили их за какую-нибудь провинность. Из наших окон открывается чудесный вид на неказистые постройки блеклых цветов отретушированных временем и малолетними вандалами вооружёнными баллончиками с краской. Семейные праздники наших соседей, изрядно сдобренные алкоголем оборачиваются скандалами с извечным мордобоем и даже убийствами в финале, зачастую становясь достоянием всего подъезда в виду плохой шумоизоляции окон и стен многоквартирного дома. Мы горим и взрываемся! Виной тому поизносившаяся электропроводка и неисправное газовое оборудование. Многие из нас ездят на собственных автомобилях, купленных в кредит, но большинство вынуждено довольствоваться общественным транспортом. Мы носим одежду и питаемся продуктами из больших торговых центров построенных специально для нас. Проводим свой досуг в кинотеатрах, где приобщаемся к пошлятине и порнографии, или в лучшем случае на катке, любезно залитом администрацией близлежащего парка. Наше будущее предопределяется с рождения. Степень удачи его, во многом зависит от связей, но не много-то их заведёшь в этих дворах с их пропойцами, хулиганами и старыми сплетницами. Если ты родился в семье со средним достатком, добиться чего-то большего тебе практически нереально. Нам не многое дают, это правда, но и не многое требуют. Здесь можно быть счастливым, если ты умеешь довольствоваться малым, если не притязателен в своих желаниях, если ты готов исправно производить и что более важно исправно потреблять, не задумываясь ни о чём. Ни что не должно тебя отвлекать, вводить в хандру. Только тогда твоя жизнь в «белом гетто» будет ровной и гладкой, без потрясений и особых хлопот.
Наше гетто не отделено от всего остального мира высоким забором с колючей проволокой. Оно слишком велико для этого. Зато, будьте уверены, их шикарные резервации с особняками, пентхаусами и ночными клубами отгорожены и заборами и вооружённой охраной.
Как и всякого нигера, обитателя, так называемого гетто, меня заботило только одно, как бы прожить на чёртово пособие по безработице, и где бы раздобыть ещё пару сотен на нехитрую развлекуху с корешами. Возможно, вас удивит слово нигер, но уверяю друзья, применительно к такому белозадому негоднику как я, оно в вышей степени подходяще. Ведь нигер, что бы вы там себе не думали, это вовсе не цвет кожи, чёрт побери! Это образ мыслей и поведенческие стереотипы. Всё же если это слово отчего-то вам не по душе, можете звать меня просто Черныш. Ибо я пёс, безродный, плешивый и облезлый! Вислоухий пёс с острой мордой и ввалившимися боками, чей хвост всегда задран крючком. Самая настоящая дворняга со свесившимся набок языком. Я стёр свои лапы в поисках годного куска в пищу. Среднего роста, тощий как молодая берёзка и такой же бледный, при желании из меня можно было бы вышибить дух одним только взглядом. Высокий лоб, острый нос, выразительные скулы, глубоко посаженные глаза зелёного цвета, отчего казалось будто бы под ними всегда синяки, маленький подбородок, тёмно-русые волосы, без особых примет на теле. Так меня описали бы в полицейском протоколе, попадись я на тех мелких кражах, коими регулярно промышлял в многочисленных супермаркетах города, таким я и сам видел себя. Я никогда не любил своего отражения в зеркале, фотографии со своим лицом и внимание публики. Хотя о коком внимании тут можно говорить? Я просто не любил публику, едва заметным пятном, которой являлся. О том, что бы пойти на работу курьером или ещё кем-то на услужение к хамоватым «боссам», не могло быть и речи.
Дело в том, что как-то мне довелось целых три месяца проработать помощником юриста в государственном учреждении. Впечатления от этого опыта оказались самые угрюмые. Не понимаю, как люди могут посвятить себя чему-то подобному? Помню, как в обеденные перерывы я ощущал какую-то невообразимую тоску, будто я находился в плену, из которого мне во что бы то ни стало необходимо бежать. И я бежал, обрекая в угоду своим ощущениям собственную мать, мать одиночку, на беспросветные труды. Изнеженное существо, ничего не скажешь!
Несмотря на то, что наша семья ни когда не могла похвастаться особым достатком, я был преступно избалован с самого детства. Всё преподносилось мне словно бы на блюдце. Вот только воспитание – та роскошь, которой у меня ни когда не было. Всему своему «воспитанию» я был обязан лишь улице и судьбе злодейке. В итоге сих жизненных обстоятельств, из меня выросло нелепое ничтожество, неспособное даже осмыслить всю свою несуразность. Дабы проиллюстрировать это, скажу лишь, что моя мама в возрасте пятидесяти лет, до сих пор одна ходит в магазины, в свои выходные, потому что другого времени на это у неё нет, и возвращается оттуда с полными сумками продуктов. Я знаю, что ей тяжело, но не спешу прийти на помощь, предпочитая проводить время за видеоиграми. У меня всегда найдётся тысяча и одна причина, по которой я не должен был бы прикладывать, ровным счётом, ни малейших усилий, к чему бы то ни было. Жалкое зрелище скажете вы, и будете правы. Только вот в одном вы все ошибаетесь.
Ибо, быть примерным семьянином, добропорядочным гражданином, частью экономики, её надёжной основой, благонамеренным заёмщиком, человеком с хорошей кредитной историей, спекулирующим коммерсантом или его услужливым секретарём... всё это ни хрена не лучше чем, если бы вы, и в самом деле, приторговывали наркотой за углом родной школы. И для того что бы понять это вовсе не обязательно просмотреть такие фильмы как «Адвокат дьявола» или «Бойцовский клуб», надо просто иметь сердце. Весьма вероятно оно так же пригодилось бы вам, что бы пережить весь тот кошмар, ниспосланный не иначе как самим Вельзевулом из глубин преисподней на бренную землю, служащую всем нам пристанищем. Оно помогло бы вам пережить эти темные времена, что словно полярные ночи северных земель угнетают и ослабляют иммунитет. В крайнем случае, вы всегда смогли бы вырвать его из своей груди подобно Данте, чтоб осветить путь любимым и дорогим, но разве мы любим кого-то по-настоящему кроме самих себя? Почему всегда виноват соседский мальчишка, а не наш собственный ребёнок? Почему вообще ребёнок должен быть непременно нашим собственным, а не просто ребёнком из соседнего детского дома? Почему мы едим мясо животных, и возмущаемся, когда животные едят нас? Почему мы вообще едим, когда в этом милом, чудном мире умирают от голода? Почему мы рассуждаем о милосердии и наказываем преступников, тайком создавая водородную бомбу, призванную уничтожать людей массово, без разбора воинских чинов и званий? Кто мы вообще такие, что бы учить кого-то, что такое хорошо, а что такое плохо? Мы многого добились, так, что теперь уже гадим в космосе, хлопайте в ладоши друзья, но, кажется другие, если б они и в правду существовали, не разделили бы с вами эту радость. Я не знаю что у вас на уме, и может, вы скажете: «Что же нам всем теперь, умереть от голода или бубонной чумы?». Возможно и так. Мы все действительно должны умереть, потому и умираем, но главное не просто умереть, главное не успеть наплодить новых страдальцев.
Я, как и любой нигер на этой проклятой земле, мечтал о роскошной белой богине, неоновой королеве моих грёз. Шутка! Это просто ерунда всё, не берите в голову. Я большой фантазёр знаете ли. Иногда меня здорово заносит, так что прошу прощения. Давайте попробуем заново?















Глава III
 «Вдыхаю, выдыхаю дым,
стою и отдыхаю,
как хорошо быть молодым!
Бездельника хают,
а он ведь мается!
Рабочий в отпуск отдыхает,
бездельник тоже старается».




А знаете ли вы, что жизнь без сахара ну или скажем без соли, а пуще того, без электричества и горячей воды, совершенно не выносима? И что всё это стоит в наш век, пускай и не больших, но всё ж таки денег? Или вот, например, что воздух – совершенный пустяк, который не замечаешь, пока он есть?
Я всегда был тихоней замкнутым в себе. Мама часто говорила: «Чего ты всё время молчишь? Книгу пишешь что ли, под названием: «Придурки вокруг меня»?  Забавно, но если бы я даже решился написать книгу тогда, у меня бы это не получилось, просто потому, что было бы не о чем. Хотя книгу с таким названием мог бы написать кто угодно. Возможно это даже очень подходящая тема для школьного сочинения, во всяком случае, куда более плодотворная, на мой взгляд, чем те, что были у нас на уроках. Всё же, писать мне было не о чем, до недавнего времени. Где-то с полгода назад со мной приключилось нечто, во что бы я, ни когда не поверил, расскажи мне об этом кто ни будь. Вот почему теперь я пишу свой рассказ. Было бы просто преступно умолчать о таком! Моя первая работа – это не сказка и не фантастика. Это что-то вроде мемуаров или автобиографии. Хотя нет, пожалуй, это  просто рассказ об одном очень важном событии однажды произошедшем со мной. Надеюсь, он окажется вполне увлекательным для вас, иначе не стоило бы и тратить на него своё время. А его ушло прилично, как и усилий. Впрочем, порой это доставляло мне своеобразное удовольствие. К тому же любой знает, если тебе ведома большая тайна, тебе одному, страсть как хочется поделиться ей со всем остальным миром! И вот моя история.
Меня зовут Лука Тимофеевич, но для всех я просто Лука. Мне 25 лет и я безработный неудачник. Хикамори – как сказали бы японцы. Вообще-то о японцах мне не много известно. Кое-что из школьной программы истории, частью из фильмов и, конечно же, анимации. Я живу с мамой и сестрой в однокомнатной квартирке на окраине большого города почти столько, сколько себя помню. Честно говоря, нам всегда приходилось нелегко, но, безусловно, тяжелее всех было нашей матери. На её долю выпали жуткие страдания и нескончаемая череда испытания. Начать хотя бы с того, что её мать – моя бабушка, умерла, куда раньше, чем это обычно бывает у людей, да ещё и от рака! А её отец – мой дедушка, не смотря ни на что, вскоре снова женился. Мачеха была как настоящая мачеха, невыносимая дрянь, т.е. пьянь. И скорее они походили не на мужа и жену, а на собутыльников. Тем не менее, им удалось завести второго ребёнка, судьба которого, хоть мне это доподлинно и не известно, вряд ли была радужной или хотя бы светлой.  А неизвестно мне это ровно по той самой причине, что моя мама фактически отказалась от родного отца. И переехав вскоре, прекратила с ним всяческие отношения. Эта ситуация с её отцом, в смысле,  моим дедушкой, продолжается и по сей день. Хотя, если смотреть правде в глаза, вероятнее всего он уже мёртв. Тем трагичнее, ведь угрызения совести, уверен, настигают её с приходом ночи, снова и снова, медленно съедая изнутри. Однако на этом неприятности моей мамы, увы, не заканчиваются.
Первый брак – неудачный и короткий. Опуская все подробности, да мне они собственно и не известны, итог его – развод! Но вот удивительно, фамилию себе она оставила от первого мужа. Нет, это не любовь. Это просто несчастная судьба. Оглядываясь теперь назад, становится ясно, что некто на небесах, по непонятным мне причинам, страстно желал растоптать мою маму. На ум приходит лишь ветхозаветная история Иова, хотя не уверен, что это сравнение вполне уместно, в любом случае, очевидно, кто-то серьёзно вознамерился лишить её всего, прежде счастья и даже фамилии, но кто и почему? Конечно же, это мне не ведомо. Можно сколько угодно не верить в мистику и проклятия, порчу и сглаз, я и сам-то тот ещё скептик, но столь незаслуженно несчастного человека, как моя мама я ещё не встречал. А далее, после первого брака последовал второй. Вот уж действительно это была её роковая ошибка. Судите сами. Наш отец, и её второй муж соответственно, оказался беспробудным пьяницей, да ещё и садистом! Находясь в алкогольном опьянении, изверг истязал плоть моей мамы, умело орудуя кухонным ножом и всё это на глазах своих малолетних детей, т.е. моих и моей младшей сестры. Каково? Помню ли я, что ни будь из тех страшных дней? О да, помню, будьте уверены. Ведь такое невозможно забыть, сколько бы лет не прошло.
– Тяжёлое детство? – спросите вы.
– Пожалуй, – отвечу я.
Детям такого точно не пожелаешь. Домашнее насилие на почве алкоголизма, увы, довольно распространённое явления в столь чудном мире. Как правило, всё это заканчивается трагедией в той или иной степени. Наша семья не исключение. Отец умер, когда мне было восемь лет. Я совершенно не помню похороны, да и его самого, но я прекрасно понимаю, что смерть отца, это должно быть меньшее из зол. Казалось бы, худшее позади и моя мать может вздохнуть спокойно, но у нас не было родственников, друзей, связей, покровителей и всего прочего. В этом жестоком мире конца 90-х моя мать оказалась совершенно одна с двумя малолетними детьми на руках. И хотя вместе взятые мы весели тогда не более 60 килограмм, это было тяжело, очень тяжело! И опять таки вся эта ситуация в нашей стране, во всяком случае в то время, не являлась исключительной. Весь мрак этого не возможно себе даже вообразить. Собственно со смерти отца мы и переехали в наш нынешний дом, однокомнатную квартирку на окраине большого города.
Жизнь в ней поначалу была скудна и неказиста. Помню, как нас с сестрой в качестве своего рода благотворительной акции забирали к бабушке с дедушкой по отцовской линии. На самом деле наша семья никогда не была по-настоящему близка с ними, несмотря на всю проявляемую ими заботу, а после смерти их сына, вену за которую они отчасти возложили на мою мать и подавно. Каждый раз, оказываясь в их просторной квартире на шестом этаже, с раздельным санузлом и кухней, не казавшейся кладовой, я чувствовал себя так уютно и спокойно, как никогда и негде. Мне казалось, даже не знаю почему, будто я находился в абсолютной безопасности, которую ни что на свете не могло поколебать. Мои воспоминания, о тех чудных днях, проведённых в гостях у моих родственников, до сих пор ярки на столько, что чудятся мне иной раз по утрам, запахи и звуки того прошлого. Я вновь ощущаю их как нечто реальное. Там было совершенно другое отношение к нам с сестрой. Там был достаток и налаженный быт, без скандалов и истерик. Завтрак, обед, полдник и ужин – по расписанию. К тому же бабушка великолепно готовила, этого у неё не отнять. Помню, каждый раз оказавшись у них, мы могли рассчитывать на подарки, игрушки, раскраски, да всё что угодно. Прогулки у реки доставляли мне особое удовольствие. А кто из вас, жителей огромного города, может похвастаться рекой во дворе? Ну и, конечно же, бесконечные диснеевские мультфильмы по телевизору на видеокассетах. Мне нравилось смотреть их сидя в мягком кресле или лёжа на узорчатом ковре. Всюду была чистота и порядок, всё лежало исключительно на своих местах, и не надо было ни о чём беспокоиться. Хорошо помню это ощущение, я выходил из ванны абсолютно чистый, ужинал, наедаясь досыта, ведь, как и все бабушки на свете, наша, любила накормить дорогих внучат сверх всякой меры. Затем, я плюхался в гигантскую мягкую перину, в которой натурально тонул, погружаясь в неё, как иные погружаются в кресло на приёме у модного и дорогостоящего психотерапевта. Стоило мне только укутаться в одеяло как следует, как тут же гас свет. И долго ещё, я лежал в темноте, думая о чём-то своём, детском, время от времени прислушиваясь к шуму близкой дороги, проникающему в комнату через открытую форточку. До сих пор обожаю этот звук мчащих машин по мокрому после дождя асфальту. А какой вид открывался из окна! Мой маленький Нью-Йорк, ну или Чикаго, да, чёрт возьми, абсолютно любой город из тех самых голливудских блокбастеров на VHS кассетах! Всё дело в том, что это был относительно новый район на севере города с передовой на то время застройкой, если можно так выразиться и развитой инфраструктурой. Это означало множество магазинов с яркой рекламой, ресторанов быстрого питания и прочих радостей глобализации. Типовые многоэтажки в моих детских глазах, высились как подобие небоскрёбов. А самое главное, с наступлением темноты, все они вспыхивали тысячами ярких огней, производя неизгладимое впечатление, по крайней менее на меня, и тогда. В общем, это была настоящая идиллия, воспоминания о которой, самые светлые и тёплые, сохранились у меня и по сей день. Но затем, всё как-то не заладилось у нас. Идиллия наша, как и всякая, оказалась не долговечной. Однажды я просто перестал приезжать к ним в гости, прекратив всякое общение, в том числе и по телефону. Поверьте, на то у меня были свои веские или не очень причины, о которых я, пожалуй, позволю себе здесь умолчать. С тех пор мы существуем, будто в разных измерениях, практически ничего друг о друге, не зная. Мне известно лишь только, что недавно бабушка умерла, а дедушка стар и немощен. Должно быть, ему одиноко как всем старикам. Хотя, благо есть, кому позаботиться о нём. Сестра нашего отца, его собственная дочь, и взрослая уже внучка, наша двоюродная сестра, даже маленький правнук в довесок. Они не бедны и сплочённы, так было всегда. А мы с сестрой и мамой, просто оказались лишними, чужеродными. Наверно, поняв это, я и ушёл тихо, по-английски, оставив всех в недоумении. Прошло время, они свыклись, перестали звонить. И для нас и для них жизнь пошла своим чередом. Хотя решение о прекращении всяческого общения и было принято мной единолично, более того, я собственно даже никому не потрудился объяснить причину его, оно распространилось не только на меня, но и на мою сестру. Она тоже более не ездила к ним в гости.
Однако вернёмся с небес на землю. Итак, мы переехали в нашу новую квартирку, предназначенную скорее для проживания убеждённого холостяка или на худой конец непритязательной влюблённой пары, ну уж ни как не семьи, пускай, и состоящей всего из трёх человек. Поначалу это было не так очевидно, но с возрастом, точнее нашим с сестрой взрослением, проблема стремительно приобретала угрожающий целостности семьи характер. Большую часть времени, мы были предоставлены сами себе, так как маме приходилось работать, причём везде, где придётся. Понятное дело, это был низко оплачиваемый, неквалифицированный труд. В основном розничная торговля на лотках всем, от «химии» до нижнего белья. Что такое лоток зимой? Фактически это тряпичная палатка, продуваемая со всех сторон, где не было, простите, элементарных удобств. Как решалась эта проблема? Поверьте, вам лучше не знать. Она так и не смогла выбраться из этого замкнутого круга, подорвав своё здоровье, которое и так было не идеальным после долгих лет совместного проживания с патологическим садистом больным алкоголизмом. Возможно в силу характера, её социальная ниша – сфера обслуживания. Так было, так остаётся и, по сей день. В любом случае, она самая идеальная мать на свете. Более самоотверженного человека мне не приходилось встречать. Буквально во всём она отказывала себе, что бы обеспечить меня с сестрой всем необходимым и прежде всего тем, чего не было у неё самой – образованием, справедливо пологая, что это поможет нам устроиться в жизни, найти достойную работу, и все вместе мы наконец-то заживём как настоящая счастливая семья. Но, как я и говорил ранее, на небесах, или скорее, напротив, под землёй, кто-то очень страстно желал, что бы ничего подобного с нами никогда не произошло. Поймите меня правильно. Я вовсе не пытаюсь свою никчёмность и лень заменить какими-то волшебными кознями неизвестного злодея. Долю своей ответственности я осознаю и признаю. Тем не менее, я не верю в совпадения. И вся эта череда ужасов в жизни моей мамы не просто ошибки, тактические просчёты и прочее.
Иными словами, её усилия были велики, а ожидания более чем справедливы, но я их не оправдал. Очередной близкий человек, из её кошмарной жизни, который предательски подвёл её.
– А сколько ещё ударов судьбы может выдержать человек? – спросите вы.
– Думаю, это зависит от ударов, – таков будет мой ответ.
Коротко говоря, в результате цепочки событий, о которой, щадя вас, не стану тут подробно повествовать, я замкнулся-таки в себе. И вот уже как несколько лет благополучно пребываю в статусе дармоеда, без каких либо перспектив и планов на будущее. Настоящий позор! Полагаю, моя мать стыдилась меня на людях. Что ж, это справедливо. Как бы там ни было, свой досуг я заполнял, как это и положено заправскому неудачнику, сетевыми видеоиграми и периодическими попойками со своими немногочисленными друзьями. Более в моей никчёмной жизни ничего не присутствовало. В довершении всего, разумеется, в силу вышеописанных обстоятельств, мы часто ссорились. Я бывал действительно жесток и не справедлив к ней.  Видит Бог, я сознавал это, но, чёрт возьми, ничего не мог поделать!
– Судьба? – спросите вы, но разве, это не вопрос без ответа?
Подумать только, в награду за жизнь, полную тягот и лишений, как у заправского солдата, в свои, страшно сказать, пятьдесят лет, ей, всё ещё, приходилось работать и терпеть оскорбления от собственного сына недотёпы. Вот так собственно обстояли дела, на момент получения мной загадочного электронного письма. Так сказать краткий экскурс в историю, или попросту – предыстория. Теперь же пришло время вернуться нам к основной сюжетной линии. Полагаю, хватит с вас уже прозы жизни.
Я писал об этом вовсе не для того, что бы заполучить вашу жалость. В конце концов, всегда есть те, кому тяжелее. К примеру, голодные дети в странах так называемого «третьего мира». Нет, всё это я написал для того только, что бы вы, мои дорогие друзья, как можно чётче уяснили себе ту самую атмосферу, которая царила в нашей семье уже многие годы. Напряжение, повисшее в воздухе, отчаяние, сгустившееся в углах. Мы ведь ни разу так и не поговорили друг с другом «по душам». Каждый из нас держал всю свою боль внутри. Вам должно быть знакомо то чувство, когда самое страшное это ночь. Потому что вы не можете уснуть. Вы смотрите в окно и видите голые ветки дерева, раскачиваемые ветром, они сулят вам не доброе. Впереди, кажется лишь буря, от которой спасения нет. Я хочу, что бы вы, вместе со мной, или вслед за мной, поняли всё волшебство того памятного письма, которое пришло мне 20 декабря 12 года.
Без перспектив, без планов, с ощущением западни... Не серьёзно конечно, но я даже подумывал время от времени о суициде. Знаете, рисовал себе такую картину в воображении, будто кино снимал. Скажу одно лишь, сам Стивен, етить его в душу мать, Спилберг позавидовал бы. А в остальном, унылая тягомотина без намёка на счастливый конец.
Мы жили на пятом этаже, в доме, в котором всего пять этажей. Поверьте мне, в этом есть свои преимущества, пускай и не столь очевидные. Дверь за мной закрыла мама, ни чего у меня даже не спросив. Оно и понятно. Мы как раз были в ссоре и не разговаривали друг с другом. Видимо она подумала, я иду на очередную попойку с друзьями.
Утро буднего дня, это нас никогда не смущало. Большинство моих, немногочисленных друзей, было под стать мне. Думаю, это не требует уточнений. А потому, такие её предположения, были вовсе не безосновательны. Обычно мы встречались с друзьями на улице и автоматически в прямом смысле этого слова шли в магазин, который называли «своим» и в котором были завсегдатаями. Основательно затарившись в оном выпивкой и табаком, если дело обстояло зимой, направлялись прямиком в подъезд, который так же считали «своим», разумеется, это было не так, и в котором соответственно так же были завсегдатаями.  В оправдание скажу лишь, что мы не были авторами этой нехитрой схемы препровождения досуга, и что она с теми или иными незначительными изменениями пользуется, как бы страшно это не звучало, крайне широкой популярностью среди городской молодёжи, к коей мы по праву себя причисляли, а потому... ну, вы поняли. В самом же подъезде ясное дело было куда теплее, чем на улице зимой. Собственно, этим и обуславливалось. Там мы благополучно распивали наше спиртное, смачно приправляя его едким дымом сигарет и нехитрыми диалогами, на фоне популярной ритмичной музыки игравшей на телефоне принадлежавшем, важное уточнение, непосредственно одному из нас. Мы не были хулиганами, не разрисовывали стены, старались особо не шуметь, но, тем не менее, жильцов это ни сколько не утешало. Всё же мы не скандалисты и потому, когда нас просили покинуть подъезд, что хотя и редко всё ж таки случалось, любезно делали это. Само собой летом, география наших посиделок резко увеличивалась. Мы могли позволить себе сгонять на велосипедах в один из, внимание, аж трёх лесопарков окружавших наш городской район, но в целом всё не так плачевно как могло бы показаться. У нас были и походы в кино, и в бильярдную за углом. Дело тут не в этом. Главное понять, каким бы не был весёлым день, всё равно за ним следовала страшная ночь. А темноты я и в правду всё ещё боюсь, особенно в незнакомых местах.
И почему мы так часто напивались? – задаюсь я вопросом, каждый раз погружаясь в воспоминания. Особого-то горя и не было, чтоб его заливать. Может просто, потому что вокруг очень много пьют? В подъездах, во дворах, в высоких кабинетах... Наверно так заведено, вот и всё.
Знаете, многие морщатся, когда слышат подобные рассказы, от которых так и веет роком или если хотите обречённостью. Они с возмущением восклицают:  «Как же так?! Ведь человек, хозяин своей судьбы! Вы можете стать кем угодно, жить, так как вам угодно», – продолжают они. – «И вы сами виноваты. Свинство – ваш личный выбор», – следует в заключении. Да, своеобразное обвинение и приговор в двух строках. И что тут скажешь, в самом деле? Разве, что подобные люди, окрылённые своим успехом, большим или маленьким, и даже самым ничтожным, взирающие на всех с гордым самодовольством, на всех тех, кто оказался позади, ослеплённые, не видят или просто не понимают ещё, какую цену им придётся заплатить за него. А заплатить придётся, в этом уж не сомневайтесь. Правда в том, что единственное, в чём людям следует соревноваться, так это в добродетелях. Оглянитесь вокруг. Как вы думаете, все эти люди хотели бы жить? Но хотеть можно сколько угодно, до посинения, а по щам получить хоть сейчас!
Я просто хочу сказать милые мои, что, в самом деле, поймите же, у жизни есть две основных точки. Начало и конец, что вполне логично. Человеку не подвластно выбирать их, думаю, с этим никто не станет спорить. И та линия, что между ними, именуемая непосредственно жизнью, так же не зависит от нас по большому счёту. Разве не говорит Иисус: «У вас же и волосы на голове все сочтены»? Согласен, иногда всё это может выглядеть по-разному. Вплоть до иллюзий. К тому же подобные мысли, о своей полной независимости и самостоятельности, ведут к гордыне, которая, позволю себе напомнить вам, является одним из семи смертных грехов. Впрочем, вы не обязаны верить в грехи. И действительно, сегодня этим никого не напугаешь, я имею в виду адовы муки и прочее... Тем более что уныние, апатия и отчасти лень, порождённые слепой верой в рок, ни чем не лучше. Это всего лишь крайности. А разве человек сам по себе не крайность? Проще говоря, хотите вы того или нет, правда в том, что в любую секунду вы можете потерять абсолютно всё что имеете, кем бы вы ни были. А потому, не стоит задирать нос, не так ли?
Ах да, чуть не забыл! Что до моей младшей сестры, а без неё картина, столь усердно мной рисуемая, как вы сами прекрасно понимаете, была бы не полной, то она, как это ни странно, во многом походила на меня. И речь тут пойдёт отнюдь не о внешних сходствах, разумеется. Подобно мне, она была тихоней. Кажется, она не разу не оказывалась втянутой в сомнительного рода истории. Думаю, вы знаете, что я имею в  виду. В этом плане, она не доставляла нам, сколь ни будь значимых неудобств. Однако, глядя, да хотя бы на самого себя, на ум неизменно приходит старая мудрая пословица: «В тихом омуте...», а дальше вы помните. Так, что, ещё не известно, где, как и собственно, что, может проявиться, но ведь может же! Примечательно так же, что подобно мне, друзей у неё, скажем прямо, с гулькин нос, а за вычетом моих, т.е. как бы наших общих, так и вовсе, буквально единицы. Впрочем, это не важно. В том смысле, что вы, конечно же, согласитесь, здесь-то уж точно, главное не количество, а качество! Было и ещё кое-что, роднившее нас, помимо собственно, общих биологических родителей. А именно то, что, оба мы, домоседы. Возможно по природе своей, но скорее всего волею обстоятельств. Так как я, несомненно, безумно люблю всякого рода путешествия. Причём для меня по большому счёту не важно, куда и как, главное с кем. И это, заметьте, не пустые слова. В архивах моей памяти, между-прочем, есть воспоминания, о паре славных экспедиций и на юг и на север нашей необъятной родины. Чего стоит только тот факт, что мне довелось-таки побывать от родного дома без малого, за более чем тысячу километров! А многие ли из вас уважаемые могут похвастаться подобным? Шучу! Уверен, многие. Не велика заслуга. Да и не в километрах дело вовсе, как я уже и говорил. А в компании, которая так сказать скрашивает времяпрепровождение. С этим-то у меня, всегда был полный порядок. Душевненько знаете ли! Но постойте! Кажется, меня снова понесло. Я же о младшей сестре хотел вам рассказать, а не о своих достопамятных путешествиях.
Итак, большую часть времени, во всяком случае, именно такое складывалось впечатление, она проводила на кухне за своим стареньким, перенёсшим кучу невзгод от меня лично, в силу чего, буквально, дышащим на ладан, лэптопом. Я бы сравнил его с динозавром. Однако, плюсы очевидны! Это, прежде всего, его невероятная живучесть. Он и падал и обливался кипятком и вообще... несмотря на солидные годы, динозаврик вполне себе справлялся с поставленными некогда перед ним разработчиками задачами. Помимо него, там, на кухне, в распоряжении моей сестры был средних размеров стол и два табурета.
– Почему на кухне? – спросите вы, – ведь неудобно же!
И будете, несомненно, правы.
– Но, – отвечу я вам, – это и есть те самые прелести совместного проживания в крохотуличной однокомнатной квартирке, своего рода наш ответ забугорному «Tiny House». Точнее «Tiny House» их ответ нам, если вдаваться в хронологию событий.
Говоря по-простому, места для всех в оных апартаментах, не хватало. Стоит ли упоминать, что скандалы, родившиеся во множестве, на так называемой «бытовой почве», занимали безоговорочно лидирующие позиции из всех других возможных? Они были, буквально, каждодневными! Впрочем, сейчас не об этом. Позволю себе ещё пару ремарок о моей «ненаглядной» младшей сестрёнке, необходимых вам, на мой взгляд, к сведению. То, что могло бы верно её охарактеризовать. Взять хотя бы посуду. Приготовив себе блюдо и съев его, она, ничтоже сумняшеся, складывала образовавшуюся в результате этого гору грязной кухонной утвари в раковину, где та, благополучно и простаивала целый день. Да что там день, она запросто простояла бы там и всю жизнь! Требовалось чуть ли не физическое принуждение для того лишь, что бы она наконец-таки соблаговолила вымыть её. Или, например чайник, который сестра никогда не удосуживала себя долить. Кипятка в итоге там всегда было только на донышке, так, что хватало лишь ей одной. Ну, что тут сказать? Не думала она о других. Или вот ещё, заварка в заварочном чайнике! Ровным счётом та же история. Чай-то она пить любила, а вот заваривать его, нет! Аналогично и с сахаром в сахарнице, никогда не досыпала. И с обувью, которую чистила прямо в ванной, не утруждая себя, разумеется, после этого вымыть её. В общем, перечислять в подобном духе можно было бы до бесконечности. Коротко говоря, неряха и грязнуля, думаю это именно те самые определения, которые в  полной мере характеризуют мою сестру. Прибавьте к этому увлечение так горячо ненавистными мне глянцевыми журналами мод и какой-то донельзя странный, уродливый взгляд на мир и природу вещей в нём в целом, видимо основанный-таки на статьях из упомянутых выше «кошерных» источниках. Впрочем, справедливости ради, не могу не заметить, её явных положительных сторон. Как то: полное равнодушие к алкоголю и табакокурению. Не в пример мне, как вы верно подметили, дорогие мои друзья. 
– Вы скажете, – ну  это же всё мелочи!
– И вовсе нет! – отвечу я.
Поверьте моему опыту, при совместном многолетнем проживании на жутко ограниченном пространстве, они, эти так называемые «мелочи», первое, что замечаешь, и что приобретает, куда большее значение, чем это можно себе вообразить. Естественно, подобный список претензий и недовольств можно было бы с лёгкостью накатать на любого из нас, а особенно на меня, но, в конце концов, это же не чей ни будь, а именно мой рассказ, потому и «список» в нём мой, уж не обессудьте. И вот теперь-то, наконец, смею тешить себя надеждой, предстала во всей своей красе, полная картина со всеми действующими лицами под названием – «Я и моя семья – неудачники»! А дальше...






Глава IV

Дальше я сбежал по лестнице вниз, почти так же быстро, как в детстве, когда на улице меня уже ждали друзья, с которыми я беззаботно резвился и играл во дворе днями напролёт. В салки, прятки, мяч или же просто упражняясь в лазании по деревьям. И да, мама частенько звала нас, домой, крича прямо из окна как в старых фильмах. Давно это было, ох как давно! Чудное время, время открытий. Я был тогда другим, это точно. И другим себя видел, не таким, какой я сейчас, но это уже в прошлом. В прошлом, в котором можно существовать, но не жить.
Стремительно пролетев без малого, пять лестничных проёмов, через считанные секунды я оказался внизу. Входная железная дверь подъезда тихо захлопнулась за мной. От обилия солнечного света отражаемого отовсюду, с непривычки, на какое то мгновение я чуть не ослеп. В лицо мне ударил свежий морозец.
Как же это прекрасно, – подумал я, – вдохнуть  в себя зиму и выпустить с паром изо рта как бы всю тяжесть, накопленную внутри, избавиться от неё раз и навсегда.
Оказавшись вне стен своего дома, ещё лишь только, в маленьком дворике, я, тем не менее, сразу ощутил пульс жизни. Машины, мчащие по прилегающей неподалёку улице, люди, спешащие по своим делам, мамы, ведущие ненаглядных своих чад в детский сад... Когда-то и меня, вот так, под руку вела мама. Каким тогда волшебным казался мне этот мир. Подумать только, я совсем ничего не знал о нём.
Мир суеты и движения, как бы заново открытый мной теперь, породил столько ярких воспоминаний, побудил на эмоции, о которых я давно позабыл. Всё смешалось в моей голове, так, что я не мог ни на чём сосредоточиться, и лишь чудом не свалился в снег, лишившись чувств. Казалось, я не понимал происходящего вокруг, лишь ощущал, что это прекрасно. По правде говоря, последнее время, он, этот самый живой, густонаселённый, мир, был чужд мне. Хотя когда-то я являлся его частью. Возможно, он даже возлагал на меня некоторые надежды, но всё это мне пришлось не по вкусу. И вот теперь, я снова столкнулся с ним лицом к лицу. Странно, однако, на этот раз, я был рад видеть его. И как он только терпел меня всё это время? Ведь мы были врагами, настолько непримиримыми, что право существовать из нас, казалось, мог иметь только один. Проблема заключалась в том, что люди не существуют без мира, а вот мир без людей вполне. Пребывая в размышлениях подобного рода, я шёл почти машинально в сторону парка. Недавно выпавший, и от того, всё ещё белоснежный снег, скрипел у меня под ногами. Пар, вылетавший изо рта, навёл меня на мысль, что неплохо было бы закурить. Тем более что сигареты всегда действовали на меня успокаивающе.
Как раз, то, что мне сейчас необходимо, – подумал я, – и сунул руку в карман куртки, где как предполагал, должна была лежать заветная пачка.
Сначала в правый – пусто, потом в левый – снова пусто...
Чёрт, я забыл их дома! – пронеслось у меня в голове. – О боже, они ведь сейчас так необходимы мне! – буквально простонал я про себя.
Не стану скрывать от вас друзья, нахождение в людных местах, почти всегда было для меня своеобразной пыткой. Думаю, в этом я не одинок. Как бы там ни было, до места предполагаемой встречи оставалось без малого, чуть более дюжины шагов. Я даже уже видел его сквозь голый в зимнюю пору кустарник шиповника и сирени, сквозь чёрно-белые стволы, посаженных в ряд берёз.
Этот своеобразный пятачок, окружённый с одной стороны районным военкоматом, с другой парой магазинов и ресторанчиком итальянской кухни, располагавшимися, хоть и раздельно, под одной крышей, а с третьей, упиравшийся в кованные железные ворота, представлявшие собой вход в общественный городской парк культуры и отдыха, являлся проходным местом, кишащим людьми почти в любое время дня и ночи. Впрочем, ночью я там не бывал. Вот и теперь, все эти мужчины и женщины, с детьми и без, хохочущее и погружённые в себя, сновали там, в разные стороны как туристы по Бродвею. Но среди всей этой движущейся людской массы я сразу заметил её!
Какого лешего здесь происходит?! – чуть было вслух не воскликнул я.
Ещё бы! От увиденного мной тогда, и в этом я убеждён совершенно дорогие мои друзья, любой из вас смутился  бы точно таким же образом, тем самым мне и уподобившись. Вообразите только, абсолютно неожиданно, пред моим взором предстала она – прекрасная и восхитительная, пленительно обаятельная, блистательно очаровательная и несравненная, начинающая, но уже очень популярная среди молодёжи голливудская актриса!
Да этого же просто не может быть, – тут же сказал я сам себе, – освободившись от чар изумления, сковавших меня, было в первые мгновения. – Что она, американская кинозвезда, делает здесь? Совпадение ли это?  Может быть, это и не она вовсе, а просто очень похожая на неё, другая, вполне себе обычная девочка? – вихрем проносилось у меня в голове.
Я всё ещё стоял на месте не решаясь сделать ни единого шага, причём в какую бы то  ни было сторону.
Ну и ну! – продолжал свои размышления, – а ведь она действительно мне очень нравится. И вполне подходит, да нет, она просто идеально подходит на роль девушки моей мечты!
Ни о ком кроме неё в последнее время я и думать не мог. Она сопровождала мои фантазии, все до единой, скрашивая бессонные ночи. И я в прямом смысле этого слова был страстным её поклонником, настоящим помешанным, сошедшим сума фанатом.
Вот только знать-то об этом ни кто не мог! – зловеще вспыхнуло в моей голове.
Я никогда ни с кем подобным не делился и ни чем не выдавал себя. В том смысле, что стена над моей кроватью не была увешена постерами с её изображениями, да и на рабочем столе в компьютере у меня стояла картинка с Харухой, будь она не ладна, Судзумией, во всей её красе! Так, что факт моего поклонения этой так называемой селебрити, обворожительной старлетке одной из самых могучих киноиндустрий мира, не был ведом ровным счётом ни кому кроме меня самого.
Таким образом, всё происходящее оставалось по-прежнему необъяснимо загадочным. Тем временем... Да, именно! – спохватился я, – времени-то у меня должно быть как раз, совсем и не осталось. Как ни странно, часы подтвердили мою догадку полностью.
Что же делать? – возбуждённо спрашивал я себя. – Подойти к ней и заговорить? Но как? О чём?! Если она действительно, именно та, за кого я её принял, то, во-первых я не знаю английского языка, а во-вторых, что я скажу ей: «Доброе утро! Не ты ли прислала мне странное письмо на E-mail»?
П-ф-ф-ф... Более глупо мне себя ещё никогда не приходилось чувствовать. Даже на торжественном вручении дипломов выпускникам колледжа, в котором я получал образование. 
Ну, а если она, ни какая не актриса, а всего лишь только похожая на неё девочка? – отважился продолжить я свои рассуждения, – то от этого легче не становиться ничуть, – тут же вынужден был заключить.
И уж наверняка, я простоял бы там ещё очень долго, прежде чем смог бы принять хоть какое ни будь, разумное с моей точки зрения решение, само собой, естественно, исчерпав при этом всё отведённое мне в письме время, если б не случилось то, чего я, и представить себе не мог, иначе кроме как во сне.
Мои бесплодные попытки сообразить хоть что-то относительно происходящего внезапно были бесцеремонно прерваны. Пребывая в состоянии своеобразного катарсиса, я, вдруг, ощутил, как кто-то слегка одёрнул меня за плечо. Обернувшись, прямо перед собой я увидел её, Ревекку Эткинсон воплоти – ту самую, актрису из Голливуда! Она была так близко ко мне, что пар от её дыхания почти касался моего лица. Хотя я и не терпел насилия, к сожалению меня, совершенно некому было ущипнуть. Да к тому же ещё и язык, словно на зло, предательски отказывался мне подчиняться, в горле, как водится, пересохло, голову охватил жар, а ноги, ослабли на столько, что едва не подкосились. Несомненно, это было самое настоящее предобморочное состояние. Я не мог вымолвить ни единого слова и должно быть чертовски смешно выглядел со стороны. Всё что мне оставалось это ждать, ждать дальнейшего развития событий, абстрагировавшись от каких бы то ни было предположений. Ведь после того, что уже произошло, стало понятно, дальше может случиться совершенно всё что угодно, а потому нет ни какого смысла гадать на кофейной гуще. Необходимо просто позволить событиям развиваться самостоятельно, получить, таким образом, как можно больше информации и далее действовать по обстоятельствам. Примерно в таком ключе и протекали со скоростью молнии мои мысли.
Неожиданно, тишину пронзил её прекрасный как звон колокольчика голосок, и первое, что я для себя отметил, говорила она на абсолютно чистом русском языке, без всякого акцента. А потому, тут же был вынужден, не без некоторого, к слову сказать, разочарования, заключить, что это ни какая не Ревекка, а лишь её, невероятно правдоподобная копия.
– Ну чего ты тут стоишь как дурак, холодно же?! – с негодованием произнесла она, – при этом так просто и естественно, будто мы старые приятели.
– Э-э-э... Я-я-я... Э-э-это ты прислала мне письмо? – выпалил я, наконец, заикаясь, самое первое, что пришло мне в голову.
– Ну, конечно же, я, глупенький. Кто же ещё? Разве не я девушка твоей мечты? – с неподдельным удивлением спросила она, глядя на меня так выразительно, что я не мог не восхититься про себя прелестью её личика.
– Что? Девушка моей мечты? – задумчиво повторил я. – Но кто ты? Разве мы знакомы? – обрушился на неё град моих вопросов. – Как тебя зовут? И откуда ты знаешь адрес моей электронной почты? – настойчиво продолжал я.
– Вообще то, формально мы не знакомы Лука, но ты можешь не беспокоиться, я знаю о тебе всё. Да и ты обо мне кое-что. В любом случае, лучше нам сразу покончить с официальными церемониями, – категорично заявила она. – Так что, позволь представиться, я Ревекка Илаиза Эткинсон, пятнадцатилетняя уроженка Атланты, штат Джорджия, США. Увлекаюсь актёрским мастерством и снимаюсь в фильмах.
Бодро протараторив это, и что примечательно вполне серьёзно, новоявленная мисс Илаиза Эткинсон, как-то уж чрезмерно артистично, протянула мне свою руку.
Я могу не беспокоиться? Она знает обо мне всё? Уроженка Атланты? Снимается в фильмах!? Да, да... Каша из вопросов в моей голове. Полный сумбур. Признаться, тогда я подумал, что нахожусь в бреду и всё это просто, не более чем, галлюцинации, которые, однако, на этом не заканчивались. Моё сердце билось всё учащённей. Кровь в артериях пульсировала со скоростью могучего патока стремительной горной реки и приливала в мозг, заставляя его работать как никогда интенсивно.
Так и не найдясь, что ответить, стоя молча от изумления, я пожал её крохотную, нежную ручку. И сделал это так вяло, будто был бестелесным призраком, а не человеком из крови и плоти.
– Интересно, что я могу знать о тебе? – наконец изумлённо спросил. – Я вижу тебя в первый раз.
– По крайне мере из письма, при условии, конечно, что ты его внимательно читал, тебе должно было стать известным, то, что я полностью подчиняюсь тебе, а это, согласись не малая информация. К тому же, ты посетил за последнее время столько тематических форумов и фан-сайтов посвящённых мне, что, сомневаться в твоём знании, моей биографии, мне ни сколько не приходится.
– Погоди, то есть ты действительно утверждаешь, что ты Ревекка? В смысле, Ревекка Илаиза Эткинсон, а не какая ни будь там другая Ревекка, стоишь сейчас здесь, как ни в чём не бывало и разговариваешь со мной на моём родном языке, так виртуозно, как будто бы изучала его с самого детства? И ты хочешь, что бы я в это поверил, правильно? – риторично, насколько только мог, заключил я свою тираду, сплошь состоящую из вопросов.
– Сейчас неважно во что ты веришь, важно, что ты видишь, – хладнокровно, чем повергла меня в не малую степень изумления, ответила она, и тут  же продолжила, – строго говоря, Лука Тимофеевич, ты прав. Я не есть та самая Ревекка Эткинсон. Я всего лишь её трансцендентная, если угодно, копия, точная до микрона. Внешность, характер, привычки, интонация, манера поведения, и даже строение внутренних органов, всё во мне, идентично исходному образцу, с некоторыми лишь, незначительными, правками. Так, например, ты совершенно верно отметил, что я говорю не на английском, как мне настоящей, полагалось бы, а на русском языке. Впрочем, – деловито добавила она, – я знаю все языки мира и могу с лёгкостью говорить с тобой на любом из них, вот только диалога в таком случае, боюсь, у нас не получится, – мило улыбнувшись, завершила чудачка.
Казалось, услышанное должно было бы повергнуть меня в окончательный шок и лишить всяких чувств, но я давно уже перестал удивляться чему либо, позволив событиям развиваться самостоятельно, так, как и решил ранее.
– Значит ты что-то вроде леприкона из фильма «Бегущий по лезвию»? – решив подыграть ей, наивно спросил я.
– Да, пожалуй, именно так. Это очень верное сравнение, – согласилась Ревекка, утвердительно закивав головой и дивясь моей находчивости.
– Погоди, – продолжал, выдыхая пар на мороз, – то есть ты не человек, правильно я тебя понял?
– Не обольщайся, – с надменной ухмылкой сказала она. – В том смысле, что люди ведь существа программируемые. Вы обладаете некоторыми уникальными возможностями, это правда, но редко пользуетесь ими. В каком-то смысле вы, ты, не многим лучше бездушных машин.
Затем вдруг юная оригиналка протянула мне какой-то необычной формы ключ с брелоком, так, что я сразу и не сообразил для чего он.
– Что это?
– Ключ от автомобиля. Здесь становиться холодно. Ты замерзаешь. Нам лучше сесть в машину, и там продолжить наш разговор, – не спеша пояснила затейница.
Ага, размечталась! Странная девочка, ни в какой автомобиль я с тобой садиться не буду, нашла дурака. Кто знает, что у тебя на уме? – зловеще промелькнуло в моей голове.
Да, действительно, чего уж там таить, я был сбит с толку происходящим и правда, начинал замерзать, но всё это повлияло на меня далеко не на столько,  что бы лишить осторожности, порождаемой инстинктом самосохранения, доставшимся нам в свою очередь, как известно, ещё от наших животных предков.
Однако её видимо ни что на свете не могло смутить. Наивно с моей стороны было бы предполагать, что эта загадочная особа, и впрямь, ждала от меня положительного, да и вообще, какого либо ответа. Совершенно естественным образом, так, как будто делала это всегда, она взяла меня за руку и повела за собой. К стыду своему, друзья, вынужден признаться, что не часто столь прелестные и даже чуть менее прелестные создания брали меня, или я их за руку. А по правде говоря, на память не приходит ни единого случая. Потому, от соприкосновения наших рук, я испытал, и это вполне простительно мне, такое душевное волнение и трепет, что не обнаружил в себе, никаких сил к сопротивлению. Попросту же говоря, покорно поплёлся за ней, не проронив ни слова.
Всего через пару шагов мы очутились у большого белоснежного, под стать лежавшему вокруг снегу, автомобиля. Поверьте, я совсем не разбираюсь в марках и моделях мировой автопромышленности. Разумеется, в детстве я, как и многие мальчишки любил играть с машинками на пульте управления и прочими другими, но, ни во что большее это не переросло. Будучи подростком я не читал авто журналов, да и прав, в отличие от большинства своих сверстников, у меня до сих пор не было. Тем не менее, узнать этот автомобиль, мне не составило никакого труда. Как вы уже сами могли догадаться, это был автомобиль моей мечты.
Cadillac Escalade 12-ого года выпуска! Впервые я увидел его в одном из недавних блокбастеров преступно скаченных мною с торрент трекера, и не смог остаться равнодушным. Автомобиль настолько поразил меня, что я даже скопировал себе его рекламный видео ролик, который пересматривал бесконечное множество раз, воображая, как нахожусь за его рулём, отправляясь в дальнюю поездку с друзьями. Ну что тут ещё сказать? Понятное дело, Cadillac Escalade не нуждается в моих представлениях. Достаточно лишь будет напомнить вам, что это детище крупнейшей и старейшей американской автомобильной корпорации General Motors, и всё сразу станет понятно даже не посвящённым. Гигантский, по автомобильным меркам, кузов этого «зверя», в сочетании с люксовой отделкой салона и продвинутой электро-системой,  делал его ультра комфортным и по-настоящему эффектным на трассе. Так что, думаю, вам будет понятно, почему увидев перед собой, объект своих долгих и бесперспективных мечтаний, я не поверил своим глазам.
Содержание того странного письма, прочитанного мною не многим более получаса назад и показавшееся мне откровенной чепухой обретало зловещий смысл и воплощалось наяву. Девушка моей мечты, как и автомобиль, оказались действительно таковыми. Но как всё это возможно? – тревожно вопрошал я себя.
Понемногу сознавая реальность происходящего, мне становилось как-то не по себе. Меня охватил, самый что ни на есть лихорадочный страх, тот самый, у которого глаза велики. Ведь кто-то же должен за всем этим стоять, – назойливо пульсировала гнетущая мысль в моей голове. – Но кто?!
– Бери, – сказала Ревекка, – вновь протягивая мне ключ от машины.
Не знаю почему, я всё же подчинился и взял. Наверное, мне страсть как хотелось узнать, что же будет дальше. Да и опасаться пока нечего, – успокаивал я себя. Ведь мы находимся в людном месте, а Ревекка всего на всего симпатичная пятнадцатилетняя девочка, которая при всём своём желании не может напугать.
– Нажми на правую кнопку, это разблокирует двери, – тем временем поясняла она.
И действительно, как только я коснулся означенной кнопки на брелоке, прозвучал характерный сигнал, а за ним и звук сработавшего механизма разблокировки замка. Машина была очень чистой снаружи, возможно даже отполированной, будто только что из автосалона. Я ни как не решался прикоснуться к ней, но проворная озорница, как всегда пришла мне на помощь. Она открыла водительскую дверь и произнесла тоном, не терпящим возражений: «садись».
И снова последовало лишь моё безропотное повиновение. Я сел за руль, а Ревекка, услужливо закрыв за мной дверь, обошла машину сзади и присоединилась ко мне, удобно устроившись рядом, на пассажирском месте. Вот так вдвоём, мы оказались в роскошном бежевом салоне люксового американского внедорожника.
Невозможно, милые мои друзья, описать те ощущения, которые испытываешь, сидя за рулём подобного автомобиля. Этот характерный запах, будто только что сошедшего с конвейера изделия, приятные на ощупь высококачественные материалы отделки, удобная посадка в мягком кожаном кресле... И хотя, мы всё ещё находились на территории невзрачной окраины большого города, должен признаться вам, из-за стекла Эскалэйда окружающий мир выглядел совершенно по-другому, иначе, куда более приятно и радужно. На этот раз, нарушить воцарившееся молчание выпало мне.
– И что дальше? – с любопытством спросил я, разглядывая, сидящую напротив Ревекку.
Она – миниатюрная девочка подросток, с лицом ребёнка. Что-то неотразимое было в ней, притягивающее, манящее обнять её, как можно сильнее прижать к себе, просто прикасаться к ней, к её светлым волосам, ниспадающим на плечи. Во всяком случае, именно этого мне хотелось тогда, но я не мог позволить себе ни чего подобного иначе кроме как в мыслях. У меня никогда не было «настоящей» девушки и близости с девушкой. Я был совершенно не опытен в ласках и как следствие жутко застенчив. Типичный задрот неудачник, сидящий на шее у матери, с головой погружённый в виртуальные миры сетевых видеоигр. Не хватало лишь викадина для полного счастья или чего ни будь на вроде того. Да и к тому же, мысль о том, что мне уже, как ни как целых двадцать пять лет, а этой девочке еще, только пятнадцать, действовала сродни холодному душу, и с успехом помогала держать себя в руках.
В эту студёную, зимнюю пору, она, хоть и с непокрытой головой, была одета подобающим образом. Вещи, подобранные со вкусом и выдержанные в стиле casual, впрочем, я далеко не специалист по стилям, действительно шли Ревекке к лицу и смотрелись на ней гармонично.
– Для начала, – тут же откликнулась она, – вставь ключ в замок зажигания и нажми на кнопку пуска двигателя, которая находится возле него. После этого можно будет включить систему обогрева, уйдёт не больше пары минут и тут станет тепло, всё просто, – не без некоторого самодовольства завершила загадочная сумасбродка свой инструктаж.
Я даже не заметил, как в её руках оказалась яркая жестяная баночка. Не обращая на меня никакого внимания, она открыла ее, приятный запах апельсинов растёкся по салону. Затем Ревекка достала из баночки драже жёлтого цвета и положила себе в рот.
– Это ещё что? – поинтересовался я, – конфеты?
– Да, – как-то замявшись, не сразу ответила она, – что-то вроде конфет.
– Угостишь? – сказал, протянув ладонь.
– Извини, – взволнованно залепетала Ревекка, – это мои любимые конфеты, у меня больше таких не осталось.  Они очень редкие, понимаешь?
– Как скажешь, – легко согласился я. – Не знал что ты такая сластёна.
– Не о конфетах сейчас думай, – резко последовало с её стороны. – Запускай двигатель, холодно.
– Что ж, окей! – буднично ответствовал я, при этом нажав на обнаруженную мной без труда ту самую кнопку «пуска». Тут же автомобиль, едва заметно содрогнувшись приятно заурчал. Заработал его мощный двигатель под капотом, вынужденное пояснение для тех, кто с детства передвигался лишь пешим. 
– Готово! – с вызовом доложил я и так очевидное. – Что теперь?
Поправив волосы, сбившиеся на лицо и застлавшие ей глаза, Ревекка ответила, загадочно улыбнувшись, – это решать только тебе, но учитывая ту большую коробку с деньгами в багажнике, полагаю, ты захочешь отправиться за покупками.
Даже не пытайтесь представить  себе, уважаемые дамы и господа, то выражение, которое приобрело моё лицо, после услышанного. Уверен, если бы в это самое время я ел или пил, то совершенно трагичным образом поперхнувшись или захлебнувшись, неминуемо бы изгадил  столь чудный салон автомобиля. К счастью ничего подобного не произошло, и я отделался всего на всего испугом, на фоне которого, однако, у меня развился нервный тик глаз.
О, несчастный я! Сколько испытаний выпало на долю моей и без того незавидной психики за последний час и сколько ещё предстоит?! Поверьте, тогда мне было больно даже думать об этом. И всё же, я кое-как нашёл в себе силы собраться с мыслями. Да, это было не просто, но по большому счёту выбора не оставалось. Не мог же я, в самом деле, после всего услышанного, сидеть там, как ни в чём не бывало, без каких либо попыток что-то предпринять. Это грозило мне серьёзными осложнениями в будущем. Ситуация, как ни когда, требовала немедленного разбирательства и осмысления. Итак, набравшись терпения и спокойно, как только мог, я, спустя без малого минуту, наконец, произнёс, – что значит, учитывая коробку с деньгами в багажнике?
– Послушай, Лука, ты не перестаёшь меня удивлять! Ну как же можно, в самом деле, быть таким конченным слоупоком? – абсолютно беззлобно вопрошала она. – Ведь ты читал письмо, сегодня утром, а не сто лет назад. Неужели ты забыл о деньгах? А ведь, там чёрным по белому, было написано о девушке, автомобиле и деньгах! И вот теперь мы сидим тут с тобой, ты да я, в этой распрекрасной машине, и деньги, они тоже здесь. Там, сзади, в коробке. Давай-ка вот как поступим: выйдем сейчас с тобой вместе, подойдём к багажнику, откроем его, и ты сам всё увидишь, – добродушно предложила мне Ревекка.
И это я-то тебя удивляю? Да ты просто душка! – подумал я про себя. Сама услужливость. Выйдем, откроем, посмотрим…, а по мне, так и смотреть нечего! Всё это попахивает неприятностями. Либо я в передаче «скрытая камера», либо это какая-то хитроумная афера-ловушка. В любом случае мне это не нравится. И я вовсе не обязан принимать во всём этом участие. Интуиция ещё никогда не подводила меня.
Так я размышлял минуту или две. Но отчего-то на деле поступил совсем не так как хотел. Вместо того, что бы просто взять и уйти, ну или уйти, предварительно высказав несколько своих нелестных предположений прямо в лицо этой так называемой «трансцендентной копии», я, совершенно предательски по отношению к самому себе заявил:
 – Что ж, пойдем, посмотрим, раз ты так этого хочешь.
Мы вышли из машины, и подошли к двери багажника почти синхронно. Надо сказать, что очутившись, после пускай и не продолжительного пребывания в тёплом салоне автомобиля на улице вновь, я почувствовал, как холодный ветер пронизывает мои джинсы и мурашки бегут у меня по ногам, отметив при этом – нет, это всё же не сон. Слишком реальны ощущения.
– Нажми на левую кнопку, –  привычно указала мне Ревекка.
В свою очередь, так же, не изменяя уже успевшим сложиться в наших отношениях традициям, я лишь покорно повиновался. Буквально тут же автомобиль издал протяжный сигнал, и дверца багажника автоматически отворилась. Что и говорить, пространство его было впечатляющим. Помимо пресловутой коробки, в глаза мне бросился ещё и какой-то металлический ящик.
– А это что? – полюбопытствовал, собственно я, указывая на него.
– Это автомобильный холодильник. В нём находятся кое-какие напитки и холодные закуски, на случай если ты голоден, – пояснила Ревекка любезно. Кроме того в бардачке салона лежит пачка сигарет и зажигалка, а так же короткоствольный шести зарядный револьвер под патрон 500-ого калибра Смит и Вессон Магнум, модели Смит и Вессон и боеприпасы к нему.
– Что?! Револьвер?! – воскликнул я.
– Да, именно, револьвер. Он тебе понравится, вот увидишь, – поразительно невозмутимо, впрочем, как и всегда, подтвердила своё предыдущее сенсационное откровение «трансцендентная копия».
Возможно даже, что ей только так и полагалось. Иначе, трудно себе представить, как пятнадцатилетняя девочка могла исполнять такое. Это просто не укладывалось у меня в голове.
– Кто ты, чёрт тебя возьми такая? Я спрашиваю в последний раз, отвечай или проваливай, в смысле я ухожу, ясно?!
– Ты уже знаешь, кто я, и ничего нового, уж прости, добавить к этому не имею. И чего ты только так взволновался? Всё это теперь твоё, без всякого подвоха.
Ну, уж нет! Снова я на это не куплюсь! – решительно пронеслось у меня в голове.
И всё-таки, любопытство странная вещь, я захотел проверить лежат ли на самом деле деньги в коробке, а потому открыл её. При этом тут же разинув рот, застыл от изумления. Ибо, коробка эта, солидных размеров была почти до краёв наполнена новенькими купюрами, будто только что отпечатанными специально для меня номиналом пять тысяч рублей каждая. Какова же была сумма «всего», лежавшая там, я не решался и предположить.
Это всего лишь жалкая подделка! – мысль, первым делом посетившая меня.
Но вытащив одну из купюр и как следует, рассмотрев её, я был вынужден констатировать, что либо подделка не такая уж и жалкая, либо, что я и вправду имею дело с целым, не виданным мной доселе, состоянием. Пускай это не миллионы долларов и даже не миллионы рублей, всё же о подобной наличности на руках я и мечтать не мог, даже в самых смелых своих фантазиях. Корысть, демон, сидящий в каждом из нас, и демон невероятно могучий. Именно он, заставил меня тогда повременить с эффектным отбытием восвояси. Конечно, существовала вероятность, и не малая, того, что всё это не более чем хитроумный и сложно выстроенный развод, «кидалово на деньги», но я решил рискнуть. В конце концов, столь невероятная история так походила на мои любимые сетевые видеоигры, что я просто не мог отказать себе в удовольствии пройти все уровни и сразиться с главным боссом или хотя бы лицезреть его краем глаза. Из всей моей скучной жизни это был едва ли не единственный стоящий день, а так как терять мне, в общем-то, было нечего, я захотел, что вполне естественно, продлить его как можно дольше, чем и озаботился.
Стремительно сунув купюру, бывшую у  меня в руках в карман и закрыв автоматизированную дверцу багажника, так же как и открывал её давеча, сиречь нажав на кнопку, я предложил Ревекке вернуться в тёплый салон автомобиля. Как и ожидалось, возражений не последовало.
– Так как ты оказалась здесь? – начал я свою разведку боем, как только мы уселись внутри.
– А как, по-твоему, глупенький? – округлив свои глазки, игриво прощебетала она. – Я приехала сюда на этой машине, – последовало за тем короткое объяснение.
– Ты приехала? То есть ты хотела сказать, тебя привезли, не так ли? – переспросил я.
– Вовсе нет. Я сама приехала, одна.
– Но как?! У тебя ведь нет прав? – возмутился я.
– У меня нет прав, но я умею водить. Тем более что эта машина с автоматической коробкой передач и электроусилителем руля, – в свою очередь поясняла она.
– Ах вот оно, что! – насмешливо последовало с моей стороны. – Ну, хорошо, предположим, ты умеешь водить и даже, то, что ни один инспектор ДПС не придал должного значения очевидному факту управления транспортным средством ребёнком. Допустим всё это, – настойчиво продолжал я. – Но скажи ради Бога, откуда у тебя такая машина, ты что, угнала её?
На личике Ревекки, с детской непосредственностью, появилась очаровательная гримаска досады.
– А вот и нет! Это моя машина! Она всегда была моей! – Разгорячённо поясняла мне самопровозглашённая мисс Илаиза. При этом так невинно смотря на меня своими небесного цвета глазками, что я невольно подумал про себя, – а ведь из неё действительно могла бы получиться превосходная актриса.
Однако подобные ответы с её стороны ничуть меня не удовлетворяли, и я безжалостно продолжал свой допрос, давая тем самым понять ей, что ни сколько, ни в чём не убеждён приведёнными мне только что доводами.
– Позволь, ты говоришь, что это машина твоя, но пятнадцатилетним девочкам не продают машины, и уж тем более не дарят родители, какими бы щедрыми они не были, если конечно только окончательно не выжили из ума. Ровно на столько, что безопасность собственной дочери перестала для них, что-либо значить. И вообще, как на счёт твоих родителей? Кто они? – резонно поинтересовался я.
– Да нет у меня никаких родителей! – закатив глаза и изображая мнимую усталость, отвечала она. – Я сама по себе, разве ты ещё не понял этого? Я не обычная девочка и тебе совсем не обязательно искать глупые объяснения всему, что ты увидишь, прибывая со мной, просто доверься мне. Вместе нам будет хорошо. Обещаю, скоро ты сам сможешь убедиться в этом, – вещала, гипнотически глядя на меня таинственная самозванка.
Она вдруг показалась мне какой-то одержимой. За её простотой явно скрывалось что-то тревожное, что-то сильное, очень сильное и опасное. Неожиданно, вся эта картина предстала для меня совершенно в другом свете, она как будто окрасилась в зловещие тона и покрылась тенями. Отчего-то на ум мне неизменно приходило слово – мистика. Сущая чертовщина, не иначе! Эта странная мысль, засевшая в моей голове, ни как не давала покоя, но я предпочёл умолчать о своих ощущениях, ибо они пугали меня. Пытаясь их отогнать, я произнес, как мог шутливей:
 – У тебя нет родителей, но дом-то должен быть? Ты ведь не живёшь в этой машине?
– Да, ты прав, проницательный Лука, у меня действительно есть дом. И честно говоря, я очень рассчитывала на то, что мы сможем поехать туда вместе. Тебе ведь было бы интересно посмотреть, где и как я живу? – вкрадчиво поинтересовалась моя новообретённая знакомая.
Несомненно, мне было любопытно, к тому же возможность не возвращаться к себе, была столь соблазнительной для меня. Дело в том, что с недавних пор я возненавидел своё жилище, которое в известной степени даже не было моим и которое мне приходилось делить с мамой и сестрой. Мелочные скандалы, царящие там, как я уже и говорил ранее, превратили нас из любящих друг друга родственников в настоящих врагов. Я не выносил их, они меня. У всех у нас на то были свои веские причины. Садится же за стол переговоров, бесполезное и не благодарное занятие. Перемирие длилось недолго, и в целом не было способно решить проблему как таковую. Страшно признаться, но одни только их голоса поутру, которыми я так часто бывал, разбужен, приводили меня в дикую ярость. Все эти прелести совместного жития в однокомнатной квартире ручаюсь, способны были бы загубить любую чистую и кроткую душу. Причём на это потребовалось бы вовсе не так уж и много времени, как кажется. К тому же накладывались мои многочисленные комплексы, особенности характера и отсутствие должного воспитания. В общем, возвращаться домой я не любил, но всегда был вынужден, и эта вынужденность, как говорится, лишь подливала масла в огонь. С радостью я согласился бы уехать, улететь, убежать куда угодно только бы не одному, а с надёжным человеком. Один я бы верно пропал, превратившись в жалкого бродягу, коих немало на просторах нашей родины. Участь их незавидна. Собственно она, эта самая участь и отпугивала меня. Я хотел жить самостоятельно, но средств к этому у меня не было. Становиться же рабом, спекулянтов и прочих предприимчивых негодяев, для того лишь только, что бы сводить концы с концами  мне претило. Я не желал довольствоваться малым, возможно, это и была самая главная моя проблема. Мне не посчастливилось родиться принцем или сыном мультимиллиардера. Мир не крутился вокруг меня, и это сводило сума. Другой давно бы пошёл на преступление, погубив тем самым себя окончательно, но не таков ваш покорный слуга. Преступники дерзкие и кровожадные хищники. Я же, кроткий агнец, трусливый ко всему прочему, мог позволить себе только жаловаться на судьбу окружающим, да негодовать в сердцах на их недостаточно пылкие заверения в сочувствии мне.
И вот теперь, обезумев от всего произошедшего со мной за одно лишь только утро, я не в силах был отказаться от возможности уехать на роскошном автомобиле с красавицей, сидящей по правую руку от меня и коробкой денег в багажнике, хоть к чёрту на рога! Плюнуть на всех этих моих домочадцев с их мелочами и глупостями. Пускай варятся в своей желчи, жалкие и ничтожные! – думалось мне. Наконец-то я смогу вырваться из этого гадюшника! Всё остальное не важно. Будь что будет.
С видом полным решимости я достал из бардачка пачку сигарет, в которых так нуждался последний час. Никотиновое голодание определённо не шло мне на пользу. Закурив с таким наслаждением, будто только что, избежал чудесным образом смерти, я жадно и глубоко втягивал дым, выдыхал его не спеша, смотря сквозь лобовое стекло на суетный мир. Спокойствие текло по моим венам, вместе с токсинами, попавшими в кровь. У меня были деньги, машина, и огромный мир в придачу.
– Думаю, пришло время проверить, насколько хорошо ты водишь, – наконец произнёс я, стряхивая пепел, – но для начала поменяемся местами.
С этими словами я вышел из машины, что бы обойти её и сесть на место Ревекки, в то время как она просто перелезла на водительское, не выходя из салона. За рулём эта субтильная девочка подросток смотрелась несколько комично, но вела себя вполне уверенно.
– Куда ты хочешь поехать? – Полюбопытствовала она.
– А знаешь, – задумчиво начал я, – давай просто отправимся, в какую ни будь живописную провинцию. Так, чтоб не очень далеко. Скажем, не более полусотни километров от города. Пусть это будет село или деревня с полями и лесами… Зимой на природе так красиво, как-то по-особенному, правда, ведь?   
– Думаю, природа везде и всегда хороша, и зимой и летом, в этом её прелесть. Если хочешь, мы можем выехать на ближайшую трассу и, отъехав от города свернуть в любой населённый пункт по твоему выбору, что скажешь на это? – спросила Ревекка.
Что ж это вполне подходило мне. Неважно куда. Отчего-то хотелось просто вырваться из опостылевшего мегаполиса, на простор, туда, где и свежо и тише. Я дал добро, машина мягко тронулась с места. Замелькали безликие панельные многоэтажки, небольшие магазинчики и вечно переполненные людьми супермаркеты, бензоколонки, школы, детские сады... Двигаясь, не превышая разрешённой скорости, мы юрко лавировали между городским общественным транспортом, самосвалами, везущими снег на плавильные станции, рабочими, ремонтировавшими очередной участок дороги, и прочими, совершенно разнообразными автомобилями, часто останавливаясь на светофорах. Незаметно пейзаж переменился и вот мы уже мчим в стремительном потоке по федеральной трассе прочь из города, пролетая синие и зелёные дорожные знаки с указаниями на повороты, ведущие к далёким и не очень городам.
Я пребывал в странном состоянии. Мысли покинули меня. Тревоги исчезли. Тихо работало радио. Удобно расположившись в кресле, благодаря отменной подвеске автомобиля, я плавно покачивался, будто плывя на лодке по озеру в погожий летний денёк, изредка поглядывая на Ревекку, к которой, кажется, уже начинал привыкать. Её руки уверенно лежали на руле, взгляд был сосредоточен на дороге. Водить она и вправду умела, причём виртуозно. Не скрою, поначалу я волновался, как бы нам не угодить в аварию, но очень скоро успокоился и, созерцая мир, почти бесшумно проносившийся за стеклом, погрузился в медитативное состояние. По правую и левую стороны от автострады вдруг раскинулись поля покрытые снегом, а вдалеке обозначилась кромка леса, всё утопало в ярком солнечном свете, столь редком для зимы и от того столь желанном. Отражаемый от снега он резал глаза, но не смотреть на него было не возможно. Я с радостью впитывал в себя атмосферу загородных пейзажей. То тут, то там мелькали покосившиеся от старости избы с почерневшими крышами и вполне себе респектабельные коттеджи по соседству. Повсюду было столько простора, столько чистоты и света, что от созерцания всего этого моё настроение вмиг изменилось, я повеселел. Внутри меня переполняло чувство восторга и любви к прекрасному миру, созданному Богом. Казалось, пространство вокруг было наполнено какой-то особенной аурой дарящей не столько умиротворение, сколько бодрость, побуждающей снова и снова в себе восклицать: « Я люблю Землю и всех на Земле»!
Невозможно было поверить, что в это же самое время где-то люди убивают друг друга с усердием и жестокостью невообразимыми и отвратными. Немыслимо, что где-то царит беспробудная боль и страдания, голод и нищета, что где-то нет света, нет надежды. В этой тишине, нарушаемой лишь мягким шуршанием шин автомобиля движущегося по асфальту не было ни надрывных рыданий ни призывов о помощи, но странное чувство, что беззаботная радость, это давно уже непозволительная роскошь, с того самого времени как закончилось детство, сидело во мне червоточиной, не давая полностью раствориться в окружающей гармонии. И наверно я размышлял бы об этом ещё долго и невесть куда привели бы меня эти думы, если бы машина вдруг не замедлила хода, а затем и вовсе свернула с трассы.
– Нам не мешало бы заправиться, – промолвила Ревекка, переводя при этом свой взгляд с панели приборов на меня. – Я сама всё сделаю тут, а ты сходи к кассе и оплати до полного бака, ну и прикупи там себе, если захочешь чего ни будь.
– А, ага! А тебе, что ни будь взять? – рассеянно спросил я, будто только что пробудившись ото сна.
– Да! – спохватилась, было, она, и задумчиво прищурив правый глаз, продолжила, – я буду ванильную кока-колу, киндер делис и-и-и… – протянула она, – скитлс! Обожаю всякие сладости в ярких обёртках. Ну, я же всё-таки девочка, – с трогательным выражением лица, поясняя, добавила плутовка в конце.
– Хорошо, – сказал я, – и, сделав, уже было первый шаг в сторону минимаркета при автозаправке, вдруг спохватился. – Постой! – воскликнул я. – У меня же нет денег!
– Как нет глупенький, ты ведь сам видел коробку в багажнике, помнишь? Все деньги в ней твои.
– Ах, да! – растерянно произнёс я, сунув руку в карман, где лежала новенькая пятитысячная банкнота, – вспомнил! – После чего смело направился в сторону минимаркета.
Зайдя в крохотный магазинчик ничем не отличающийся ни по виду своему, ни по содержанию от тысяч других, таких же, усеявших вместе с автозаправками различных брэндов всю нашу необъятную страну вдоль её бесконечных магистралей и трасс, я оглянулся. Взору моему предстали немногочисленные стеллажи, полки которых были усеяны всевозможными товарами, очевидно, по мнению здешнего маркетолога могущими пригодится путникам в дороге. Среди них были средства личной гигиены, нехитрый инструмент, дорожные карты, развлекательные журналы, да кое какой провиант представленный чипсами, сухариками, шоколадками… была тут и свежая выпечка и кондитерские изделия, а помимо всего прочего, в углу стоял большой холодильник с раздвижными стеклянными дверцами наполненный напитками. У выхода примостился кофе автомат, и естественно сигаретами в ассортименте здесь тоже торговали, впрочем, как и жвачкой, презервативами, мятными конфетами и прочей ерундой. В общем, всё это я оглядел привычным взглядом, так как ранее, и это наверняка помнит читатель, мне уже доводилось бывать в автодорожных путешествиях, как и в подобных минимаркетах соответственно.
За прилавком, где располагалась касса, стояла молодая девушка с непримечательной, но всё ж таки и не отталкивающей внешностью. Наверняка местная жительница столь же крохотного, как и сам магазинчик населённого пункта раскинувшегося неподалёку, – предположил я в уме. – Уверен, эта работа, во-первых одна из немногих доступных в этих краях, а во-вторых одна из самых завидных для тутошней публики, – промелькнуло у меня следом.
Как бы там ни было, со скучающим видом и карамельной конфетой на палочке во рту, особа эта, смотрела маленький телевизор, задрав свою голову вверх, ибо тот был подвешен к потолку на специальных креплениях. Однако когда я подошёл к ней ближе, она любезно перевела свой всё ещё скучающий взгляд на меня и дежурно промямлила:
 – Добрый день, слушаю вас!
Не перегружая вслед за ней свою речь эмоциями, я сделал заказ. И спустя всего лишь несколько минут оказался на свободе покинув магазин.
По трассе пролетали легковушки и гигантские фуры с прицепами. Куда и что они везли? Где-то ведь их ждут, не дождутся. Для кого-то это рутинная работа, а для кого-то приключения и открытия. Трасса, по которой нескончаемым потоком тянулись караваны – линия жизни. Она давала работу многим. Вдоль неё мостились кафе и закусочные, ночлежки, автомастерские, заправки те же и ещё много чего всякого полулегального и совершенно преступного. Здесь живут по своим законам, это вам не город или село. Здесь свои шерифы и свои бандиты. Но обо всём этом мне не хотелось тогда думать. Напротив, приятно было полагать, что это просто длинная дорога, ведущая к живописным местам, и сулящая незабываемые, полные радости воспоминания жаждущим приключений странникам.
К этому времени Ревекка уже заправила бензобак автомобиля горючим и отъехала чуть поодаль от колонки, дабы понапрасну не занимать место и не мешать прочим желающим, воспользоваться услугами добрых торговцев топливом. Желающих, которых, к слову сказать, не наблюдалось. Оказавшись в автомобиле на своём привычном месте штурмана, я начал распределять приобретённую мной только что снедь, согласно нашим заказам. С детской непосредственностью и игривостью, что было вполне ожидаемо, Ревекка тут же распаковала свой скитлс и, высыпав с дюжину разноцветных конфет на крохотную свою ладошку, разом заглотила их все, при этом вид она приобрела довольный, картинно жуя и гримасничая.
– Что, аппетит разыгрался не на шутку? – дивясь увиденному спросил я.
– Угу! – пробухтела она в ответ, делая при этом огромный глоток ванильной кока-колы, и добавила, – обожаю сладости!
Глядя на неё и мне захотелось подкрепиться, к тому же  причин откладывать не было, с азартом я принялся за свои эклеры и кофе. Так мы и сидели вместе, молча поглощая всякие вкусности, уютненько расположившись на территории автозаправки, как вдруг Ревекка выпалила:
 – Возьми-ка револьвер, заряжать не обязательно.
– Зачем ещё? – Чуть не поперхнувшись, спросил я.
– Дело есть.
– Какое такое дело?
– Скажи, сейчас ты был в минимаркете, много ли там посетителей? – подозрительно поинтересовалась она.
– Посетителей? – призадумался я. – Да ни одного! Только кассирша, да и та словно сонная муха в телевизор пялится.
– Отлично! – обрадовалась моя юная спутница.
– А что отличного-то? – Всё ещё непонимающе вопрошал я.
– Ну как ты не смекаешь?! Обстановка явно благоприятная. Сейчас мы пойдём и ограбим этот магазин, – буднично произнесла Ревекка, словно это было для неё делом обыкновенным.
– Я не преступник, – категорично заявил закуривая.
– А кто ты?
Слова изрыгались из моего рта вперемежку с едким дымом:
– Вообще-то  это большая роскошь знать кто ты. Уверен многие из тех, кто утверждают, что знают, на самом деле лишь думают, что знают, но это совсем не так. Я не знаю, кто я, но я знаю, кем бы я хотел быть.
– И кем же?
– Христианином, – спокойно раздалось в ответ.
А между тем в голове моей вспыхнуло – так вот откуда эта коробка с деньгами! Неужели же она… нет, этого решительно не может быть, – гнал я от себя зловещие догадки. Разве способна эта пятнадцатилетняя девочка промышлять разбоями и грабежами, угонами автомобилей? Или она делает это не сама, а при помощи таких вот дураков как я? Вешает лапшу им на уши, добивается симпатий и доверия, подбивая затем на совершение преступления. И, в конце концов, избавляется от сообщника, страшно даже представить себе каким образом.
Такая вот жуткая картина буквально, за какие-то секунды нарисовалась в моём воображении. Говорят беды приходят, когда их не ждут, а значит сейчас самое время. Я был разбит и повержен. Ещё бы! То, что недавно казалось волшебной и интригующей сказкой, на деле оборачивалось заурядным обманом, хитроумной, или не очень, преступной комбинацией. Оставался, однако, открытым главный вопрос, одна ли она спланировала всё это безумие или за ней стоит ещё кто-то? И как мне теперь вернее всего выкрутится из сложившейся щекотливой ситуации.
Что ж, – решил я, – делать нечего, придётся призвать на помощь всё своё актёрское мастерство, если оно конечно вообще у меня есть.
– Ты сума сошла! Зачем бы нам это делать? У нас же куча денег в багажнике, – удивлённо произнёс я, согласно своей роли.
– Так-то оно так, да ведь грабить мы будем не ради денег, – ничуть не смутившись, парировала неугомонная затейница.
– Ах вот как! А для чего же тогда?
– Просто, чтоб повеселиться.
– Да? Ну, это уж без меня, – теряя самообладание, заявил я. – Дудки! Я в этом не участвую. Сомнительное веселье подобного рода меня не прельщает.
– Не уж-то испугался, Лука Тимофеевич? – с улыбкой подначивала Ревекка.
– Вот именно! – искренне признался я. – Нет охоты за решёткой оказаться, знаешь ли!
– А с чего ты вдруг взял, что нам это грозит?
– Да тут камеры видеонаблюдения повсюду, и кнопка тревожная наверняка у кассирши под рукой, – пояснил я вкратце свои опасения.
– Ну ещё бы! Двадцать первый век на дворе, как ни как! – торжественно заключила она, и продолжила, уже заговорщицки, – только вот камеры все эти, как и кнопка тревожная, совсем не работают и толку от них не больше чем от того картонного полицейского на обочине трассы, что давеча мы проезжали, помнишь?
– Откуда тебе знать, что не работают? – удивился я.
– Доверься мне, Лука Тимофеевич, просто знаю и всё! Считай это магией.
– Э-э-э нет, так не пойдёт! Видишь ли, в чудеса я с детства не верю, так что, уж будь так любезна, потрудится придумать другое объяснение.
– О-о-о! – досадно протянула она в ответ. – Ну, какой же ты нудный! Где твой дух авантюризма, где жажда острых ощущений? Впрочем, если тебе действительно так интересно, откуда я знаю про камеры, то считай, что, скажем так, я могу контролировать любую электронику дистанционно.
Услышав такое, глаза мои буквально полезли на лоб.
– Дистанционно? – повторил я, вопросительно глядя в ясные очи Ревекки. – И это, по-твоему, объяснение? А знаешь, я ведь ни черта не понял. 
– Да и не надо тебе ничего понимать. Лишнее это, – без стыда заявила чудная девчонка.
– Ну уж нет! – Возмутился я. – Позволь мне самому решать. К тому же, я никогда не был преступником и сейчас совсем не хочу начинать.
– Да брось! – тоном знающего истину воскликнула хрупкая девочка. – Не был, потому что случая верного не представлялось доселе. Ты попробуй только и сам всё поймёшь. Первый раз, он самый запоминающийся!
Казалось, наглости её нет предела. Так открыто призывать к совершению преступления, обнажая свои вероломные намерения, это уже переходило всякие границы! Тут и я решил пойти ва-банк, намекнув ей, что не такой уж и простофиля, а заодно и произвести разведку боем как говорится. Уставившись на неё проницательным своим взглядом спокойно произнёс:
– Судя по твоей осведомлённости, можно подумать ты уже участвовала в чём-то подобном.
– У меня богатый жизненный опыт, несмотря на юный возраст, ручаюсь, ты даже не представляешь себе насколько богатый! – с лёгкостью приняв мой вызов, ответствовала она, не дрогнув при этом и мускулом на своём детском личике.
И тогда мне подумалось, а вдруг для неё это просто игра? С чего я взял, что всё это серьёзно, по-настоящему? Ещё раз, пристально посмотрев на её лицо, будто пытаясь понять, отгадать, не очередной ли это розыгрыш загадочной девочки по имени Ревекка, о которой, в сущности, мне ничего не было известно, с деланным безразличием продолжил:
– Так значит, ты любишь удивлять людей?
– Пожалуй, – утвердительно кивнув головой, подтвердила она.
– О, всё это  презабавно конечно, но видишь ли сегодня на мою долю и без того достаточно поводов для удивления выпало, согласись, не так ли?
Моя наивная попытка перевести весь наш разговор в шутку, к сожалению, не увенчалась успехом. Ибо в ответ на неё, Ревекка, явно теряя терпение и сердясь, раздражённо заявила:
– Послушай! Да нечего тут разглагольствовать сидеть! Если не хочешь веселиться, оставайся, я сама справлюсь, не впервой. Много времени это не займёт.
Слова её, произнесённые столь категорично более не оставляли места ни для каких надежд и развенчивали всякие иллюзии относительно истинности намерении. В очередной раз я был повержен в шок. Теперь стало ясно – нет, это не шутка и не игра.
– Вот сейчас она выйдет и совершит преступление, – тревожно повторял я в уме.
Необходимо было непременно, что-то предпринять. Нельзя молчать, надо удержать ее, во что бы то ни стало, продолжив разговор, – решил я второпях и негодующе промолвил:
– Неужели? Хочешь, что бы я тут сидел значит и ждал тебя? А ведь это называется соучастием! Известно ли тебе, что в таком случае, я стану твоим подельником?
– Да уж ничего не поделать, такова судьба видимо.
– Ну щас прям! И ни чего не судьба! Просто у тебя крыша поехала вот и всё! – Не в силах долее сдерживать переполнявшие меня эмоции, выпалил я.
– Ладно, – отрезала она решительно. – Я пойду, а ты жди. – И прихватив с этими словами незаряженный револьвер, вышла из машины. Да так стремительно и неожиданно, что растерявшись, я буквально выскочил вслед за ней. У меня внутри всё так и упало. Контроль над ситуацией потерян окончательно и теперь уж наверняка я влип по самое не могу.
– Постой! – прошипел я с пересохшим от волнения горлом. – Ты не можешь так поступить! Это сущее безумие!
– Ещё как могу!  – не без издёвки ответила Ревекка, обернувшись в мою сторону. – Тут ума большого не надо. Знай себе, револьвер держи покрепче да покрикивай.
В эту самую секунду что-то произошло со мной. Не знаю от чего, но я оглянулся по сторонам, как из предосторожности оглядывается человек готовящийся совершить нечто предосудительное. Видимо уговоры Ревекки не остались безрезультатными для меня. Да и что я мог поделать? Лишь уповать на то, что всё пройдёт быстро и гладко, в противном случае так или иначе, мне пришлось бы отвечать перед законом. А для того, что бы всё прошло непременно, таким образом, и не как иначе, на мой непрофессиональный взгляд требовалось оказывать всяческое содействие своей новоявленной знакомой с замашками криминального лидера, в рамках разумного естественно. Что я и решил в конечном итоге предпринять.
Оружие было не заряжено, а сама Ревекка всего на всего пятнадцатилетняя девочка, в каком-то смысле это внушало оптимизм. Во всяком случае, должно обойтись без кровопролития. Хотя, после всего пережитого мной за столь короткое время, проведённое вместе с этой непредсказуемой особой, я начал понимать всю зыбкость любых предположений и утверждений в отношении дальнейшего развития событий, соучастником которых являлся. Возможно, я находился под гипнозом или если угодно чарами. Ибо в своём поведении уже давно перестал походить на себя. С некоторым облегчением, однако, я убедился в том, что автозаправка всё ещё пуста, на её территории нет ни единого посетителя за исключением нас. Вероятно, сейчас это была самая пустынная автозаправка на всём свете – настоящее искушение для грабителей.
– Ты уверена, что эти чёртовы камеры, не работают? – произнёс я тоном заправского гангстера.
– Абсолютно! – заверила она.
– Ладно, шут с тобой! Я тоже иду. Сделаем это вместе. Дай мне сюда револьвер, – неожиданно твёрдо потребовал я, протянув руку в её сторону.
Возражений не последовало. Напротив, тут же обрадованно она передала мне оружие, не проронив при этом ни слова. Лишь довольная улыбка засияла на её лице, да заблестели глаза в хитром прищуре, видимо предвкушая потеху. Вместе мы направились в сторону минимаркета, как какие-то герои «Тарантиновского» боевика. Не хватало только, соответствующего музыкального сопровождения и нас смело можно было бы считать классиками «киношных» налётчиков, этакими Бонни и Клайдом, решившими поживиться, чем ни будь на заправке. Смело сжимая деревянную рукоять тяжёлого револьвера в правой руке, даже не пытаясь спрятать его до времени, я, верно, походил с виду на карикатурного разбойника из старых голливудских вестернов. Сколько раз я видел это по телевизору и в кино! Вооружённое ограбление! Кого я обманываю? Тысячу раз представлялось мне что-то подобное. И так далеко иной раз я заходил в ярких своих фантазиях, что вполне можно было бы снять по мотивам их оскароносную криминальную драму. Но одно дело фантазии и совершенно другое явь.
Вопреки всем своим ожиданиям я не дрожал, напротив, был спокоен и сосредоточен, будто окаменевший. Всё вокруг себя я ощущал как-то иначе, ярче, насыщенней, а впереди ждала неизвестность, которая и придавала остроту ощущениям. В голове у меня проносились цитаты из сцен ограблений в излюбленных, и не единожды пересмотренных кинолентах. Я пытался хоть как-то просчитать ситуацию, продумать, что и как буду говорить. Времени подготовиться было не много, можно сказать предстоял своеобразный экспромт. Поочерёдно в памяти всплывали народные мудрствования, как то: «первый блин комом», и «новичкам везёт». А дальше… всё произошло настолько стремительно и складно, можно сказать само собой, что я даже не успел растеряться и уж тем более испугаться чего либо.   
Не спеша мы проследовали по небольшому торговому залу к кассе. Всё та же скучающая особа за прилавком, одарила нас всё тем же скучающим взглядом, нехотя оторвав его от своего любимого и, по всей видимости, единственного развлечения. Кажется, она ничуть не удивилась, увидев меня снова. Должно быть, уже успела позабыть. И не мудрено! Настолько мимолётна была наша первая встреча, насколько она была рассеяна и безразлична к привычному для неё унылому окружающему миру. Но, то, что ждало её на это раз, было, несомненно, чем-то из ряда вон выходящим, тем, что запомниться ей буквально на всю жизнь. Не успела она, и вымолвить свою дежурную фразу, как чёрное дуло револьвера упёрлось в её перекошенное испугом лицо. Тут же несчастная кассирша слегка отстранилась машинально назад и застыла как вкопанная, не сводя с меня своих полных ужаса глаз. Воцарившуюся пронзительную тишину нарушал лишь идущий в это время по телевизору, причудливо подвешенному к потолку выпуск новостей, из разряда специального, срочного и т.д. Очередная трагедия, о которой как под копирку трубят по всем телеканалам. Жертвенная кровь, излюбленная пища для журналистов, впрочем, как и морализаторство, и ещё куча всякой чепухи… главное произвести взброс и наслаждаться бурлением. Ничего не напоминает, а? Ах да, им за это ещё и приплачивают, те другие, проныры. А вся это возня с идеалами не более чем фон для их рекламы. Но тогда, по понятным причинам, я не обратил ни малейшего внимания на этот выпуск новостей, он тоже был фоном, отчасти, но для другого, чего то более существенного, для меня во всяком случае.
– Деньги! – лаконично произнёс я, сурово уставившись на обомлевшею от испуга девушку.
К счастью, более ничего не потребовалось. Ни угроз, ни насилия. Оказавшись один на один с вооружённым человеком, державшим её на прицеле это недалёкое и неказистое существо, не ведавшее насилия иного, кроме как родительской тирании, не рискнула оказать ни малейшего сопротивления. По всей видимости, резонно рассудив, что ни деньги, лежащие в кассе оператором которой она являлась, ни товары, разложенные ею же на полках немногочисленных стеллажей магазина, не стоят её, пускай и не выразительной для кого-то жизни.
– Не убивайте! – растерянно вымолвила бедняжка в ответ, бледнея от страха на глазах. – Я сделаю все, что вы скажите. Вот! – продолжала она, открыв кассовый аппарат и вынув из него приличную кипу купюр совершенно различного наминала, скопившуюся там видимо ещё со вчерашнего дня.
С силой я выхватил их из её дрожащих, протянутых ко мне рук. В это же самое время Ревекка, дав себе волю развлекалась, как могла. Схватив прежде вместительный полиэтиленовый пакет с прилавка, теперь, она набивала его всем, что попадалось ей на глаза, будто озверевший, обезумивший от обилия ярких обёрток дикарь, впервые оказавшийся в магазине. Как бы там ни было, на всё про всё у нас ушло не более трёх минут, и первое ограбление в моей жизни было с успехом окончено. Поспешно ретировавшись, мы прыгнули в машину, стоявшую всё это время так сказать под парами, сиречь с заведённым двигателем, не слишком-то осмотрительно для матёрых грабителей, хотя с другой стороны разбойники это люд такой, фартовый… и молча укатили прочь.
Правда, молчать получилось не долго. Ибо возбуждение достигло придела неимоверного, эмоции переполняли и захлёстывали. В попытке описать их, хочется выдать пошловатую фразочку типа первое дело – это как первая любовь, но на самом деле всё куда глубже и сложнее. Думаю это как то связано с вырывавшейся наружу животной сущностью человека, которую он уже много веков и не безуспешно пытается как можно глубже зарыть в себе. Цивилизация – бич самоистязания, навязанный личностями, не отягощающими себя высокими принципами. Если ты автор чего-то или тебе хотя бы так кажется, значит, ты можешь быть над этим, в не этого, выше созданного тобой, ведь ты же творец, в конце концов. Так что опасайтесь всех этих умников с концепциями, они для вас, но не для них.
Трепетный восторг и мистическое наслаждение от совершённого преступления. Абсолютно иное самоощущение. Дьявольская свобода, позволяющая тебе отныне быть дерзким и претендовать снова и снова! Хотя это уже изучено вдоль и поперек, и сама суть явления давно не загадка, всё ж таки оно манит, искусно залавливая в сети свои из века в век. Это как наркотик, прежде чем умереть ты всегда получаешь свой кайф. Кто сильнее, тот и прав, – говорят они. – Иначе, почему господь такой всемогущий?




Глава V

Отъехав километров десять от автозаправки, где только что совершили преступление, мы свернули по моей просьбе с трассы, судя по указателю в сторону посёлка имени Воровского. Оригинально, правда? И о чём они только думали? В любом случае, полсотни километров тогда нам так и не покорились, да это было и не важно. Заявленные в начале нашего пути они являлись не более чем условностью.  Недалеко от посёлка находился город с говорящим названием Электромазут. Сам же «Воровской», как я в шутку называл его, нашему взору предстал своеобразным лабиринтом из узких улочек местами покрытых испещрённым колдобинами и выбоинами асфальтом, а большей частью грунтовых, по левую и правую сторону от которых ютились милые дачные домики. Аккуратные, хотя и не новые, бережно передаваемые по наследству, служащие непременным предметом споров и вражды людей разной степени родства, они являли собой причудливую архитектуру неизвестных мастеров.
Изрядно поплутав и вдоволь насмотревшись сельских пейзажей, с сугробами и покосившимися заборами, мы неожиданно для самих себя очутились вдруг возле дивного озерца, почти полностью покрытого снегом. Берег его окаймляли березки, тянувшие в светлое небо свои тонкие белые стволы и чёрные ветви, на которых местами гнездилось вороньё. Снежные шапки свисали по краям берега, норовя обвалиться, сквозь толщу их местами пробивалась иссохшая за осень высокая трава да голый кустарник смородины. Именно то, чего я хотел. Безлюдно, тихо и просторно. Казалось невероятным, что где то неподалёку лежат города, целые железобетонные кое-где облицованные кирпичом джунгли, переполненные людьми, большей частью страдающими или пребывающими в неге неведения. Наполненные уродливыми звуками механизмов и их запахами, запахами еды приготовленной без любви, на скорую руку. Невероятным, потому что этот «Пушкинский» день был в самом разгаре. Зимнее солнце, подобное Богу во всём своём великолепии, светило так нещадно, что ни кто не осмеливался гордо взирать на него. И в этих ярких лучах славы нисходящих с небес снег и наледь, словно обращённые в россыпь драгоценных камней: алмазов, жемчуга и хрусталя, причудливо переливались, порождая восхитительный сияющий блеск. На гладком льду, покрывавшем озеро, кое-где, как в зеркале, отражалось яркое синее небо с крохотными белыми облачками. Лес, волшебный, будто из сказки, торжественный и нарядный, весь в белых мехах и серебре, приглашал к себе в гости. Его жители, пернатые синицы, свирели, чижи, дятлы, кукушки, пушистые белки и зайцы со своим причудливым укладом будоражили воображение. Стоило только прислушаться, как он, на первый взгляд, казавшийся молчаливым и необитаемым, вдруг оживал и наполнялся звуками жизнедеятельности своих полноправных хозяев. То одинокая кукушка начнёт важно отсчитывать чьи-то года, то трудолюбивый дятел забарабанит по осине или примется добывать семена из сосновых шишек, а тут, вторя им, и желтогрудая синичка весело зачирикает, перелетая от кустика к кустику. Вдоль заснеженной опушки вприпрыжку, низко пригибаясь, заспешит по своим делам заяц. А чуть повыше, с ветки на ветку, шустро вертя головой, проскочит белочка с пушистым хвостом. Как это чудно, совсем не похоже на город! И как всего это не хватает! Такого простого, нелепо забытого. Но каким бы не был человек современным, далёким до поэзии и сантиментов, его неизменно будет влечь невидимая сила в лес, назад к корням и истокам, вот только не всегда он сможет распознать в себе это и понять, отсюда и трагедии.   
Пройдясь молчаливо вдоль озера, немного, насколько это позволяли глубокие сугробы, мы с Ревеккой вернулись в машину. Система обогрева в ней работала просто превосходно, впрочем, как и всё остальное. Нам было тепло, и мы были счастливы. Тревога покинула меня. Более я совершенно не беспокоился о том, что недавно произошло на автозаправке. Конечно, это наивно, но так как всё обошлось без жертв и кровопролития, даже без криков и борьбы, совершённое нами злодеяние, казалось мне не таким уж и злодейским. Неотвратимая ответственность вопреки моим же ожиданиям так же ничуть не волновала меня. Должно быть, то оказывало влияние невозмутимое спокойствие пятнадцатилетней девочки находящейся рядом со мной. Когда я в очередной раз потянулся к уже початой пачке сигарет, что бы закурить, она, испытующе взглянув на меня, спросила:
– Зачем ты всё время куришь?
– Не знаю, – пожав плечами и выпятив нижнюю губу, задумчиво вымолвил я. – Это просто доставляет мне удовольствие. А что?
– Ты ведь знаешь, что это может убить тебя!
– Да, но не сразу. В смысле, это же процесс, растянутый во времени, а потому не столь пугающий. К тому же известно, что многие курящие чуть ли не с пелёнок люди, благополучно доживали до седой старости.
– И ты тоже тешешь себя этой надеждой?
– Ха-ха-ха! – не выдержав её детской прямоты, рассмеялся я. – Строго говоря, нет. Дело в том, что я боюсь смерти в любом её виде. По этой самой причине, я предпочитаю вовсе не думать о ней. Жить так, как будто её не существует, а когда она, наконец, придёт за мной, я собираюсь искренне удивиться, развести руками и сказать: «Ну, по крайней мере, мне было не плохо». А всё-таки знаешь, – переходя на более серьёзный тон, продолжал я, – вообще то я не так уж и много курю. Только когда нахожусь вне дома, что происходит со мной действительно редко, не считая сегодняшнего дня, разумеется. Более того, запах табака в стенах дома мне просто не выносим. Это одна из самых распространённых причин для скандалов в нашей семье между мной и моей мамой. Она-то курит постоянно, и дома и за его пределами. Кстати! – вдруг осенило меня. – Возможно это тоже одна из причин моего пристрастия к табаку. Наверное, оно генетически передалось мне от мамы, ведь она забавляется этим чуть ли не с самой юности.
– И всё-таки мне кажется это странным. Делать то, что вредно с таким наслаждением, – не унималась Ревекка. 
– Да, конечно, это кажется глупым, но в этом всё же есть своя прелесть. Часто наслаждение связано с грехом, и за это приходится расплачиваться. Жизнь – высокая цена, угодная Богу. Ну, или на вроде того.
– Забавно, что ты упомянул Бога, – весело глядя на меня и улыбаясь, вдруг произнесла мисс Эткинсон. – Так значит, ты веришь в него?
– Мне хотелось бы верить, – ответил я, тяжело вздохнув, – но вера такая зыбкая, такая переменчивая. Вера это не знание. Она постоянно колеблется. Она как мираж в пустыне, способна свести сума.
– Если ты веришь в Бога, стало быть, ты веришь и в дьявола? – продолжала Ревекка, явно к чему-то ведя.
Здесь сразу стоит сказать, что при упоминании любого из многочисленных имён князя тьмы меня неизменно охватывал суеверный страх. Так уж был я устроен. Толи бесконечный просмотр столь любимых мною с детства фильмов ужасов, толи неоднократное прочтение Библии сказывались, как бы там ни было, я верил в то, что со злом во всех его воплощениях шутки плохи. Вот и теперь, при упоминании ею о дьяволе я как-то вздрогнул в сердцах, лёгкий холодок пробежал у меня по спине. Должно быть, выражение моего лица в эту минуту на славу позабавило её, ибо она поспешила отреагировать.
– Что с тобой? Ты вдруг изменился в лице.
– Просто я не люблю разговаривать на эту тему. Не хочу привлекать к себе внимание зла, упоминая его имя.
– Ты это серьёзно? – обнажив свои белоснежные зубки в широкой улыбке, спросила она.
– Да, абсолютно. А что тут такого? – недовольно спросил. – По-моему это вполне естественно, если веришь, но давай лучше сменим тему, – поспешно предложил я.
– Как скажешь, – тут же согласилась моя мучительница.
– Я поинтересовался, – у нас ведь есть патроны к револьверу?
– Есть, – отозвалась Ревекка.
– Мне вдруг захотелось пострелять, – сообщил. – Это возможно? Я никогда не стрелял, но мне понравилось держать в руке револьвер. Тут безлюдно, да и пара выстрелов никого не вспугнёт, подумают детишки хлопушками забавляются.
– Стреляй сколько угодно, уверена тут ни кто тебе не помешает, – одобрительно махнув рукой, ответствовала Ревека.
Ну что ж, дело оставалось за малым. Зарядив револьвер и прихватив его с собой, я вышел из машины. Затем достал из автомобильного холодильника алюминиевую банку с пивом и примостил её на ближайшее дерево аккурат у  раздвоения его могучего ствола. Заняв позицию напротив, примерно в двадцати шагах, я, взведя курок начал прицеливаться. Вообразив перед собой вместо банки некоего врага, прошептал:
– В чём дело сынок? Тяжёлый день? Хочешь, он сейчас закончится?
Из шести произведённых мной выстрелов лишь один был успешным. Попав-таки в цель, я испытал восторг неописуемый. Алюминиевая банка вдруг вздрогнула, из образовавшегося в ней отверстия зашипев, потекло пенное пиво. Стрельба позабавила меня. Этот маленький револьвер, находясь в моей руке, заставлял ощущать себя сильнее. С наслаждением я испытывал всю его мощь при отдаче от выстрелов, приятная дрожь проходила по моему телу, гром, вырывавшийся из его короткого дула заполнял мой слух и уходил в самое сердце, запах горелого пороха, смешиваясь с зимним, морозным воздухом, проникал в мои раздувавшиеся от возбуждения ноздри. Казалось, время замедлилось, или вовсе остановилось. Ни что не существовало в целом мире кроме меня и цели, которую я должен поразить. И хотя целью этой была всего на всего бездушная банка с пивом, думаю, во мне проснулся настоящий инстинкт охотника. То был азарт, щекотавший нервы. Чудилось, будто я разрядил не только барабан револьвера, но и самого себя. Такое невероятное облегчение, куда большее чем то, что испытываешь после посещения бани и занятия сексом вместе взятых, хотя откуда мне знать? Прожив столько лет в роли чахлого растения, я вдруг вмиг, совершенно волшебным образом перевоплотился, словно бы в дрессировщика на арене цирка умело управляющего при помощи кнута дикими львами. Своей правой рукой я мог направлять саму смерть, куда мне то заблагорассудится.  С удовольствием я выпустил бы ещё шесть пуль, и делал бы это снова и снова, но продолжительная серия выстрелов неминуемо привлекла бы интерес местных жителей. Нас могли бы заметить и даже поймать. К тому же, сразу после того как я опустошил барабан револьвера, на моём телефоне раздался звонок, который и вывел меня из того состояния своеобразной эйфории в которое я погружался словно Алиса в стране чудес, проваливаясь в кроличью нору. Нору, не имеющую дна, и готовую уже было меня заглотить.
Конечно же, это была мама! Кто ещё мог звонить мне? Кому я был нужен? День клонился к закату, зимой рано темнеет, и она, беспокоясь за меня, словно я всё ещё ребёнок, звонила проведать всё ли у меня в порядке и когда я собираюсь возвращаться домой. На самом деле вопросом, когда я собираюсь домой, она как бы ни двусмысленно намекала, что уже пора. Учитывая то, как «сильно» я любил наш дом, подобные звонки меня жутко раздражали. Мама с её навязчивой заботой которая должна была бы умилять и трогать, производила отчего-то эффект совершенно противоположный. Впрочем, за ответом на все эти вопросы вам стоило бы обратиться к психологии, науке преуспевшей в трактовках мотиваций поведения. Я же, лишь раб своих чувств и эмоций. Но эмоции эти благо мне удавалось иногда контролировать, особенно по телефону. Посему голосом человека чрезвычайно всем  довольного я ответил, что у меня всё в порядке, что я гуляю с друзьями и скоро буду дома. На этом непродолжительный наш разговор был окончен.
После звонка из «другого измерения», мы ещё какое-то время сидели с Ревеккой в машине, ведя отвлечённые беседы о любимых нами кинофильмах и музыке. В машине нам было хорошо, тепло и уютно. Между делом я опорожнил пару бутылочек пива всё из того же автохолодильника закусывая их стружкой сушёного кальмара в пакетиках осмотрительно прихваченных юной горе преступницей в азарте при налёте на минимаркет у бензозаправки, и скурил добрую дюжину сигарет. Она увлечённо рассказывала мне о российском фильме начала 90-х годов, названия которого я не запомнил, о неких странных форзи, якобы духах строящих козни своим живым ещё родственникам. А я ей, в свою очередь, с не меньшим пылом повествовал о своём любимом Северо Американским рэп исполнителе Emineme. Во время беседы Хлоя много смеялась, игриво жестикулируя своими крохотными ручками, время от времени прикасаясь ими ко мне совершенно не принуждённо, по-дружески. Смотря на её живое, аккуратное личико, светящие энергией юности глаза я вдруг осознал, насколько сильно очарован и покорён ею. В салоне тихо играло радио с приятной для слуха музыкой, выступая как бы фоном. Между тем уже начинало смеркаться. Долее оставаться здесь не имело никакого смысла, ведь лес ночью, это уже совершенно иное, не из детских сказок о лисичках и медвежатах.   
Когда я попросил Ревекку отвезти меня домой, выражение её лица свидетельствовало о явном недовольстве. Она предлагала мне поехать к ней. Говорила, что у неё замечательный домик недалеко загородом, что я просто обязан увидеть его, что вместе нам весело и мне незачем возвращаться домой, где меня ничего не ждёт кроме молчаливых упрёков и унизительного снисхождения. Она предлагала мне перезвонить матери и сообщить, что друзья пригласили меня в гости, и я заночую у них. К слову сказать, такое уже бывало не раз, так что прозвучало бы вполне правдоподобно, но я решил, что не стоит торопиться. Безусловно, сегодняшний день был самым невероятным и насыщенным в моей жизни. Я испытал ощущения, которых мне так не хватало. Проводить время с Ревеккой было несравненно приятнее, чем проводить его с самим собой, но от стремительного этого вихря событий, у меня закружило голову. Мне просто необходимо было перевести дух, иначе я рухнул бы без сознания в тот же миг. К тому же я всегда был человеком осмотрительным и аккуратным. Я понимал, что требуется осмыслить произошедшее, а для этого мне требовалось побыть одному в привычной для себя обстановке. Об этом я не сказал ей, хотя кажется, она догадалась, однако не подала виду, и тут же настроение её переменилось. Ещё минуту назад расстроенная новостью о необходимости нам расстаться, теперь она снова была весела и улыбалась, рассказывая, как здорово мы завтра вместе проведём время.
По дороге домой было решено, что моя новообретённая подружка, с которой я уже успел связать себя преступлением, заедет за мной, но не слишком рано, предварительно позвонив, и отвезёт к себе в гости. Я не возражал, так как это было лучшим, о чём я только мог мечтать. Смотря на неё: красивую, жизнерадостную, я всё ещё не верил в своё счастье и реальность происходящего. Невозможно было, не влюбится в эту девочку с лицом ангела и искрящимися весельем глазами. Тем более что мне столькими невыносимо одинокими вечерами довелось, любовался фотографиями «настоящей» Ревекки, а сходство их было так поразительно, что я давно был влюблён в неё заочно. Мы въезжали в город уже горящий ночными огнями, полный яркой рекламы, спешащих с работы людей, шума и гомона. Город, который встречал нас пробками на дорогах и мокрым снегом.



Глава VI

Дверь мне открыла мама. Она была в фартуке, накинутом поверх обыкновенного домашнего своего наряда, в её правой руке был большой кухонный нож. Ничего особенного, просто она как всегда стряпала ужин. Женщина невысокого роста, полная, с усталым лицом, тёмными кругами под глазами, в которых тоска и суровость человека много страдавшего. Широкий лоб, широкие скулы, широкий шрам на щеке, оставленный на память любящим мужем, ушедшим в иной мир, так и не сумев протрезветь. Когда-то давно она была красивой. Я знаю это, потому что видел чёрно белую фотокарточку с ней, где ей едва было за двадцать. А теперь она старела, каждый месяц появлялись на её лице новые морщинки, всё больше и больше отвисали щёки, образовался двойной подбородок  и прочие характерные  для этого возраста изменения, увы, не обошли её стороной. Тяжело смотреть на себя в зеркало, когда тебе за пятьдесят, особенно тяжело это женщинам.
И как всегда меня встретил её прямой взгляд в мои глаза, по которым она определяла, пьян я или нет. Чуть наклонившись ко мне и принюхавшись, она тут же брезгливо отстранилась произнеся с презрением:
– Фу! Опять винищем несёт! Алкаш! Если так и дальше будет продолжаться, ты кончишь как твой отец. Вот попомнишь ещё мои  слова!
Господи, как я ненавидел эти сравнения, зловещие пророчества, её страхи, вылезающие наружу! Одного этого было достаточно, что бы привести меня в ярость. Но только не сегодня. После такого замечательного дня, полного приключений, я обнаружил в себе мягкость и устойчивость к провокациям, вопреки обыкновению. К тому же, мысль о грядущем, завтрашнем дне, который был отделён от меня лишь ночью и  который мне вновь предстояло провести в компании милой сердцу Ревекки, вдали от этого ненавистного дома со всеми его обитателями, захватила почти всё моё воображение, так что мне совершенно не было  никакого дела до всего остального, происходящего вокруг. Слегка опьянённый от выпитого алкоголя, я был расслаблен и отстранён. Но чёрт меня дёрнул всё ж таки ответить: 
– Нешто мне уже и выпить, в компании старых друзей не дозволено? Я неделями из дому не выхожу, света белого не вижу! И рази ж это выпивка, пару банок пива? Тебе лишь бы попричитать, да посетовать о никудышном сыне. И вот никак я в толк не возьму, что за наслаждение тебе в том, а? Чай, не твои-то деньги пропиваю! Вот и не лезь! Кой чёрт мне сдались твои тревоги да страхи? При себе их лучше держи, хорошо?
Мама моя, привычная к подобным тирадам с моей стороны, ничуть не была смущена. Вообще же, иной раз казалось, что мы репетируем с ней одну и ту же сцену, снова и снова повторяя заученные диалоги. Одни и те же реплики, позы, та же мимика и жестикуляция. Каждый раз всё начиналось со старого и заканчивалось тем же. Неизменно, с необъяснимым упорством мы изводили друг друга бранью. Должно быть, то в нас брали верх, неудовлетворённость и обоюдные претензии.
Согласно своей роли, в которой давно преуспела, и была весьма искусна, мама язвительно воскликнула, поначалу обращаясь словно бы не ко мне:
– Э-э-эх! Шляется всё, шляется, с дружками своими. Влипнет, а мне потом как всегда выручай его, паршивец! – сказала она, тут уж, несомненно, обращаясь именно ко мне. – Ещё бы ты у матери деньги на пьянки свои клянчил! Хватает того, что я тебя дармоеда кормлю и одеваю до сих пор. Совести совсем не осталось. Парню двадцать пять лет, а он всё сидит на шее у старухи и ещё чем-то недоволен! Мог бы хотя бы попытаться устроиться охранником, где-нибудь.
– Прости, я не вижу себя в охранной индустрии – наигранно проговорил я, сощурив глаза.
– А ты вообще себя нигде не видишь!
– У тебя кажется истерика. Пожалуйста, избавь меня от сцен.
– Не волнуйся, скоро ты будешь от многого избавлен! Когда я умру, и более некому будет тебя обеспечивать, наконец-то ты будешь вполне доволен, я полагаю, – пророчески вещала она. – Другие вон, работают, карьеру делают, родителям помогают, о семье заботятся. Люди как люди, а ты?
– Другие, другие… потому то они и другие! И как хорошо, что есть другие, – подумалось мне. – Хорошо для нас всех.
Подобные риторические вопросы и уязвляющие логические цепочки были её излюбленным методом. Своеобразной тяжёлой артиллерией в наших битвах. Но и я был парень не промах, за словом в карман не лез. Ответ мой, последовал незамедлительно:
– Какая ещё карьера? Да пропади она пропадом эта карьера! – махнув рукой, крикнул я. –  Пресмыкаться перед ничтожествами за блага не мой удел. И вообще, я всего этого не просил! Тоже мне семья. Эта так называемая семья твой проект, причём неудачный. И я не имею к нему ровным счётом никакого отношения, являясь исключительно лишь невольным заложником сложившейся ситуации, а стало быть, и ответственности за него ни какой не несу. Тебе пора бы научиться признавать свои ошибки и расплачиваться за них.
– Ах ты, наглец! – возмущённо воскликнула она, и с негодованием продолжила, – Семья тебя не устраивает?! Так проваливай! Ни кто тебя здесь не держит. Катись на все четыре стороны, скатертью дорожка. На кой чёрт ты мне тут сдался?!
– И укатился бы, – обидевшись, с вызовом произнёс я, – если б было  куда! Ты что думаешь, мне в этом балагане приятно находиться? К тому же на улице зима как ни как. Это как-то не по-христиански выкидывать человека, кем бы он ни был на мороз. Тебе не кажется?
– А тебе не кажется, что родную мать ни во что не ставить это тоже далеко не по-христиански? – резонно парировала она.
– Между прочим, крест тут весит только на одном из нас двоих. – Тут же последовал новый выпад с моей стороны. – К тому же разве каждый из христиан не должен закончить свои дни подобно лучшему из них? – Злорадно вопрошал я. – Так что считай, тебе ещё повезло. Так сказать легко отделалась. Ты когда кота или собаку там с улицы берёшь домой, чтоб приютить её, кормить, поить, холить и лелеять, ведь не требуешь от неё ничего взамен? Лишь бы не кусалась да не гадила, где попало. А человек чем же хуже собаки? Я ведь не кусаюсь вовсе, а так только, брешу временами. Ясное дело у тебя другие были ожидания от всей этой затеей с семьёй, но вышло-то именно так, а не иначе! И что теперь? Думаешь, я должен быть тебе благодарен за жизнь? Эко дар великий, тоже мне! Да я если хочешь знать, сыт по горло уже этим грёбанным миром! Куда не глянь всюду дрянь, несправедливость и жестокость, но не беда, ведь все всем довольны. Всё всех устраивает. Сквозь боль, сквозь страдания… жить ни кто не отказывается. А я отказываюсь! Я этого всего не понимаю и не принимаю! Пусть всё катится к чёрту! Никчёмные безумцы, всё плодите страдальцев и ждёте чуда. А они мрут как мухи у вас на руках, и вы рыдаете, вырывая клоки волос у себя на голове, пуская сопли пузырями, ропщите на Бога. Вот где ваша хвалёная вера!
– Мерзавец! Ах, мерзавец! – зло прошипела она, глаза её при этом гневно заблестели. – И у тебя ещё язык поворачивается такое говорить? Отказываешься принимать жизнь? Вон! – гневно выкрикнула она, жестом указуя в сторону телевизора. – Сегодня весь день в новостях только и разговоров, что о двух школьницах, которые тоже решили отказаться от жизни и сиганули вместе вниз с шестнадцатого этажа! Вот твои герои, да?
– И что? Ну и сиганули! – до крайности возмутился я. – Всяко лучше, чем жить в поганом мире. Каждый день здесь ты соучастник его беззаконий. Или скажешь, ты ни о чём не знаешь? Даже не догадываешься? Ты! Исправный винтик этого механизма, каждый день любуешься плодами трудов его по своему идиотскому телевизору. И всё возмущаешься. Ой, какой ужас! Там война, сям война! А ведь их развязывают на твои налоги и на прибыль компаний, чьи товары ты покупаешь! Всё с твоего трусливого, молчаливого согласия. Но не это тебя беспокоит. Вовсе нет! Скарба мало дома, шмотья не хватает, жрать нечего... А как тебе вообще кусок в горло лезет?! И что тут поделать? Ты можешь либо быть частью всего этого либо нет. Эти девочки сделали свой выбор и пристыдили нас всех. А ты когда-нибудь, стояла над пропастью настоящей, а не своих жалких душевных терзаний? Нам всем есть чему поучиться у них, не так ли?
Так! – побагровев и явно теряя терпение, нервно произнесла мама. – Всё, хватит! Замолчи! Я даже не хочу слушать эту чушь! Бред! Ты просто болен! – тыча в меня пальцем, всё яростней продолжала она. – Совсем уже свихнулся с этими своими играми и фильмами! Целый день за компьютером в стрелялки дебильные играешь да по улице шляешься с собутыльниками, такими же, как и ты идиотами. А сам полный ноль, дурак дураком. В жизни ничего не добился, а всё туда же, в философию! Оправдания себе ищешь. Не хочу я этого слушать! Не буду!
– И не надо! – примирительно соглашался я. – Только ради Бога, сама не преставай ко мне со своими допросами! И сделай одолжение, избавь меня, пожалуйста, от гениальных умозаключений столь часто посещающих тебя!
Мои последние слова летели ей уже в след, в спину. Честно говоря, я всегда старался, что бы последнее слово оставалось за мной. Однако не так уж и часто мне это удавалось. Как бы там ни было, на этом спектакль двух актёров заканчивался и все с чувством выполненного долга возвращались к повседневным своим делам и заботам. На первый взгляд эта весьма жестокая словестная перепалка, походившая со стороны на дуэль двух вооружённых острыми клинками непримиримых врагов, на самом деле носила характер этакой разрядки или терапии как это принято называть в психологии. Всё, то негативное, что скапливалось в нас от неудовлетворённости, не до самореализации находило свой выход в подобных словестных баталиях, выливаясь в пошлые скандалы. А по-другому и быть не могло. Разве у кого-то по-другому?
Мама заперлась в туалете, что бы перекурить, прийти немного в себя, успокоить свои нервы и прочее. Туалет, единственное место, отведённое ей нами с сестрой, после многочисленных кровопролитных боёв, для курения. Только там, за плотно закрытой дверью она могла предаться своему пагубному пристрастию. А я в это время, окончательно избавившись от  верхней одежды, проследовал в свой уютный закуток – «прибежище поэта», отгороженный от их части комнаты небольшим сервантом, где хранился семейный хрусталь да фарфор и секретером с бумагами, большей частью документами да прочей мелочёвой ерундой. К подобному способу отгородиться и разделиться прибегали ещё с незапамятных времён наши предки, у которых мы собственно и переняли его, зачастую ютившиеся волей судьбы в коммунальных квартирах и иных общежитиях. Как говорится, этот мир хотя бы тем уже хорош, что в нём не надо изобретать велосипеда. Мои шикарные апартаменты, размером не больше тюремной камеры три с половиной метра на два с выходом на балкон были меблированы дёшево и совершенно без вкуса, но зато вполне функционально. Вместительный шкаф, письменный стол, расшатанный временем стул и кресло-кровать, составляли всё их существо. А впрочем, тюремная камера страшна ведь не размерами своими и убогостью обстановки, а решётками на окнах. Мы же, позволю себе напомнить, жили на пятом этаже и потому решёток на окна не ставили.  Однако главным украшением и достоянием моих палат был, разумеется, компьютер, купленный мною, давно и по случаю.
Широкоформатное, двадцати трёх дюймовое окно в мир, от производителя с мировым именем, любезно подаренное мне любящей мамочкой, было моей самой что ни на есть настоящей гордостью и отрадой. Периферию же я собрал по друзьям задарма, благо этого барахла у всех навалом.
Нет, мама действительно любила меня, ни смотря, ни на что и после всего. Впрочем, я принимал это как нечто само собой разумеющееся. С другой стороны я чувствовал в этом укор. Любовь ко мне, в которой она приносила себя в жертву, была невыносима. Чем я мог ей за неё отплатить? Чувство вины, вот всё, что эта любовь смогла во мне породить. А вина, уж поверьте мне на слово, может сделать с вами по-настоящему страшные вещи. Это тот крест, на котором распинают христиан. И горе вам, маловерам! Беда вам, ежели не раскаетесь, а тем паче отречётесь! Но сейчас не об этом.
Итак, моё окно в мир: яркий, полный насилия, похоти и прочих удовольствий, при этом как бы абсолютно безопасный. Ведь всё понарошку, а главное анонимно. Игры – говорят, в них ребёнок познаёт мир. Но мир наш, круглый и зелёный, подобен яблоку в Эдеме, вкушая которое, вместе с добром мы познаём и зло. Оно отравляет нас не спеша, пленит и порабощает.  Игры с разумом, вестимо, до добра не доводят, так ведь без них-то тоска с одиночеством. И что мы можем супротив своей природы? Сдаётся – либо принять её, либо отказаться. Благо в том, что у нас всегда есть выбор. Мы люди не животные, мы хозяева самим себе, но быть хозяином большой труд. Куда проще перепоручить его ну хотя бы той же самой индустрии развлечений. Она всё ещё правит миром, поставляя нам зрелища. Часто мы бываем, возмущены древними, но ни что неизменно в сути, меняется лишь форма, с веками становясь более изощрённой. И вот оказавшись в своём уютном мирке, на пятом этаже, со светом и водой, я поспешил к своему «окну», что бы ни видеть.
Между тем, прямиком за моей спиной чуть более чем постоянно работал огромный, современный и совершенный в своих формах жидкокристаллический телевизор. Так что, даже находясь за компьютером, я имел возможность, если меня вдруг что-то заинтересовывало, послушать о том краем уха. Когда же это было чем-то совсем уж из ряда вон выходящим, не грех было и обернуться, почтив своим вниманием. Однако сейчас меня ждали мои любимые игры, без всякого зазрения совести украденные мною при помощи не хитрых программ находящихся в свободном доступе и пользующихся невиданной популярностью у так называемого «пиратского» сообщества. Впрочем, от политики я был далёк. Мною двигал исключительно меркантильный интерес. Основными моими увлечениями, как и у легиона, других, подобных мне, были такие шедевры мировой видеоигровой индустрии как: непреходящий Counter-Strike, красивейший Far Cry и небезызвестный Sleeping Dogs. Да, действительно я провожу в них целые дни напролёт. Стоит только попробовать, как вдруг ты становишься частью всего этого. Без преувеличения сотни людей с превосходным образованием годами работают над созданием подобных игр, осваивая грандиозные бюджеты, выделенные на это боссами их корпораций. И уж будьте уверены, все эти профессионалы, мастера своего дела, смогут создать то, что возьмёт вас за яйца крепко, и уже не отпустит ни когда. Я мог бы заниматься спортом на общественных турниках в нашем парке. Мог бы увлекаться бегом или ездой на велосипеде. Играть в бадминтон, читать книги… Я мог бы всё это так же как могут и другие, если бы не был самим собой. Если бы надомной хорошенько не поработали в самом начале моей жизни, которая по заверению некоторых, всё ещё является бесценным даром, чудесным и удивительным, хотя признаться, глядя на неё со стороны, подобные эпитеты кажутся мне неуместными и даже издевательскими. Я мог бы, если б не знал того, что знаю. Так уж вышло, что вместо всего этого, я подношу палец к кнопке и предаюсь иным весельям с азартом не меньшим. Игры завораживают меня и увлекают подобно сладким видениям прибывающего в дурмане, но обо всём по порядку! Начнём с классики.
Counter-Strike – старый и всё ещё популярный в массах многопользовательский тактический шутер от первого лица. Где живые люди, разделённые на две противоборствующие команды, к услугам которых разнообразное оружие и территории, яростно уничтожают друг друга за отведённое время. Они делают это снова и снова, доводя навык убийства до автоматизма. Прибавьте к этому возможность голосового общения в реальном времени неизменно добавляющего уйму несказанного веселья к и без того весьма забавной вещице и вы получите шедевр на все времена. Игра, в которой пересекаются и взрослые и дети. Причём, нередко взрослые уже настолько взрослые, что и сами имеют малолетних детей. Вообще говоря, это не просто игра, а некая своеобразная виртуальная площадка, где люди из разных городов и даже стран, общаются, дружат, ссорятся и мирятся, наконец, влюбляются! Зачастую обмениваясь контактами, и при возможности перенося знакомство в реальность.
Far Cry – игра, в которой можно жить смело! Игра, в которой нужно быть смелым? Добро пожаловать на великолепный тропический остров! Наслаждайтесь закатами и восходами. Любуйтесь приливами на песчаных пляжах. Охотьтесь в непролазных джунглях кишащих свирепыми хищниками и ядовитыми змеями. Погружайтесь во тьму пещер, постигая их тайны. Убивайте десятки людей всеми возможными видами оружия исключительно своим излюбленным методом. Прибрежная ловля зубастых акул так же к вашим услугам.
P.S. По прохождении этой великолепной игры, в финале её, вам гарантирован чудный секс с тамошней сисястой жрицей эксцентричных аборигенов на алтаре древних руин неизвестного племени. Работорговля, наркотики, грибы, фееричные галлюцинации, массовые убийства, расчленёнка, бредовые диалоги и многое, многое другое! Полный комплект всего того, что поможет вам спустить вашу психику, в унитаз. Ура! 
Справедливости ради стоит сказать, что эта впечатляющая игра, как и все подобные ей, поступила в продажу с ограничением по возрасту +18, но я уверяю тебя дорогой читатель со всей ответственностью, что она-таки попала в руки очень многих школяров! 
И наконец, Sleeping Dogs! В полном смысле этого слова тёмная лошадка. Игра, которая разрабатывалась много лет и даже успела в этом процессе поменять создателя. Изначально она имела название True Crime: Hong Kong и, по сути, являлась прямым продолжением игры 2004 года True Crime, однако впоследствии была осмотрительно переименована в Sleeping Dogs! Разработчиками вам предлагается побывать в шкуре полицейского под прикрытием, внедрённого в одну из гонконгских мафий. По ходу дела вам предстоит пройти нелёгкий путь от рядового члена преступной группировки до её полноправного босса, само собой разумеется, пролив при этом столько крови, что в какой-то момент она готова будет,  буквально засочится из монитора. Реальность городских пейзажей Гонконга и происходящих событий просто поражают воображение. А ещё там настоящий зелёный чай, лапша и препараты. Одной из несомненных ценностей сего экшена, является приобретение по прохождению весьма полезных в быту навыков  бесшумного убийства и сокрытия следов преступления.  Caution!  Любопытно до безумия!  В смысле, безумно любопытно! Ну, в общем, вы поняли.
Однако в моём случае, обнаружился и ещё один интересный «эффект» от знакомства с этой игрой. Я вдруг заинтересовался Азией, в частности Гонконгом и почему-то Сеулом. Прочитал статьи в электронной энциклопедии об этих городах и странах, к которым они принадлежат. Посмотрел десятки видеороликов сделанных сердобольными туристами, многочисленные фотографии, карты... Даже послушал китайский рэп! Кое-что мне неожиданно понравилось. Да и некоторые Южно Корейские фильмы оказались весьма не дурны.  Не скажу, что в итоге я стал знатоком Азиатской культуры, но кое в чём свои познания, несомненно, обогатил. Например, мне стало известно, что  в Азии очень развит культ предков и в целом почтение к старшим. Что Гонконг аж до 1997 года был колонией Великобритании, отчего там, в отличие от Китая, левостороннее движение на дорогах. Что в пищу Азиаты употребляют осьминогов и очень любят рис, почти так же сильно, как и школьниц в коротких юбках. Я с удовольствием посетил бы Дальневосточную Азию, выпади мне такой шанс, но шансы – это, как известно, удел баловней судьбы, к коим я явно не отношусь, во всяком случае, не относился, до сего дня.
Сейчас по-прежнему 20 декабря 2012 года, восемь часов, двенадцать минут вечера. Только что я принял душ, отчего теперь чист и свеж. На ужин меня ждут: жареная картошка с рыбой и лёгкий овощной салат, а так же чашка зелёного чая с печеньем «Курабье» на десерт. Это не мои любимые блюда и лакомства, но я голоден и потому съем их с удовольствием. Есть же, я собираюсь не за большим обеденным столом в кругу семьи как это принято в некоторых домах, а полулёжа, в кресло-кровати, на манер древних римлян с их извечными пирами, аккурат напротив телевизора, таким образом, вознамерившись сочетать приём пищи с просмотром оного.  Во-первых, потому что означенного выше стола у нас в доме нет, и отродясь не бывало, а во-вторых, потому что в нашей семье никогда не жаловали нелепых церемоний, изменяя своим привычкам лишь в Новый Год, при этом используя вместо обеденного стола раскладной. Ну и, в конце концов, телевизор куда приятнее неловкого молчания или мещанских бесед. А впрочем, всё одно!
Прежде всего, меня интересовали выпуски новостей, в частности их криминальные сводки. Я терзался вопросом, попало ли в них наше с Ревеккой сегодняшнее предприятие. Если да, то возможно мне удастся выяснить что уже известно следствию, и какие шаги оно намерено предпринять в первую очередь.  Конечно, это было наивно, но  я не мог не попытаться. Да и потом, говорят, преступники любят внимание прессы и телевидения. Буд то бы это доставляет им несказанное удовольствие. Возможно, отчасти и это теперь двигало мной. От начала и до конца я посмотрел выпуски новостей аж на трёх центральных телеканалах, но так и не увидел ничего о нас и нами содеянном. В каком-то смысле меня это даже успокоило. Преступление не бывает без наказания, это я знал ещё из школьной программы по литературе. Как и то, что расследование по разбойному нападению на бензозаправку наверняка уже началось. Однако я тешил себя мыслью, что если более мы не будем совершать ничего подобного, то следствие за неимением улик зайдёт в тупик, а дело через какое-то время будет списано в архив не раскрытым. Нам с Ревеккой удастся сохранить себе свободу, а наказание… оно придёт конечно, потом… и будет другим.
О нас в новостях не говорили, это так, зато говорили о двух школьницах самоубийцах. Все были потрясены произошедшим, на всех телеканалах только и разговоров что о них. Специалисты, эксперты и просто люди сведущие во всём, наперебой твердили кто о чём. И порой до того доходили в своих умозрениях, что окончательно обращались в комедиантов. От этой вакханалии становилось как-то не по себе. Как ни крути, страшное горе это оставалось исключительно горем их близких. Ни кто не спешил разделить его с ними. Да и возможно ли это? А если и да, то нужно ли? Сам поступок, разумеется, все осуждали, нарекая его не иначе как слабым и недостойным. В предсмертной записке их было ясно сказано: «… Просим ни кого не винить». Случаи подобные этому, если приобретают огласку, тут же становятся сенсациями. Между тем, посмотрев статистику, легко убеждаешься, что это явление совершенно повсеместное, давно приобретшее масштабы пандемии. Помимо нелепых инсинуаций касательно сего, существуют и вполне себе серьёзные исследования, но ими я никогда не интересовался. Социализация и прочая чепуха! Право, проще нализаться и уйти в видения. К тому же привидения всегда пугали меня. Такая короткая жизнь, стоит ли тратить столько времени на разговоры о смерти пускай и во имя? Касательно морально-этической стороны их поступка, то я никогда не осуждал самоубийство. Напротив я преуспел в осуждении жизни. Жизнь – вот гадкая вещь, полная пошлостей! Не сама по себе конечно, а в нашем, человеческом варианте. О, я люблю несказанно поля и озёра, леса и горы, небо утром и ночью, но люди!.. Оглядываясь на нашу историю иной раз, у меня дыбом встают волосы. Невольно вспоминаются все эти кроткие Боголюбы спешащие стать отшельниками. Кто их осудит? Только нынче уж некуда бежать, от ропщущих и вопиющих нигде не скрыться. Что снится нам, покой? Касанье смерти её холодною рукой! Ещё я слышал, что правительство планирует ввести некий налог на холостяков и холостячек и, что родившим двоих чад, будто бы платят. Это ли не сенсация!? Вот где пёс зарыт! Им плоть подавай! Что они все такое есть, в конце концов, со своим богатством, без нашей-то плоти? Помню, на уроках истории нам как-то рассказывали о некоем Карле Марксе. И вот же шь прелюбопытные вещи он писал господа. Проводя аналогии между собой и всем человечеством в целом, должен признаться, друзья, без сомнения я считаю его экспериментом в высшей степени неудачным, и самое главное совершенно не нужным. Не вижу просто ни одной причины, по которой мы непременно должны бы быть. Так повелось, что каждый из нас появляется на свет не по своей воле, а по воле людей самонадеянных, наречённых нам в отцы и матери. Иногда они оказываются действительно не плохими ребятами, но чаще иначе. Нас постепенно ставят перед фактом, что живя, мы обязаны соблюдать бесконечный перечень правил. Честно говоря, поначалу он был не таким уж и бесконечным. Однако вскоре стало ясно, что требуются многочисленные уточнения и разъяснения, но откуда эти обязательства? Разве я успел взять их на себя? Не помню, что бы я заключал какой либо договор с кем бы то ни было. А самое главное, что за несоблюдение этих пускай и резонных на первый взгляд правил, меня ждёт участь весьма не завидная. Право отказаться у меня и у всех нас вроде бы есть. Точнее не право, а возможность. Ведь нам постоянно твердят и навязывают, что отказываться не достойно и зазорно. Да что там зазорно! Что за это нас ждут, не много не мало, вечные муки в аду! На мой взгляд, право создавать жизнь и впоследствии принуждать её к чему либо, а тем более обрекать на страдания нет ни у кого. Ни кто не имеет на это право! И если бы в моих силах было сделать всех людей на земле бесплодными, я поступил бы так, не задумываясь. Я не терплю насилия и потому иные средства отвергаю. Впрочем, и это в своём роде насилие, но как говорится, приходится выбирать меньшее из зол. О, это было бы жутко несправедливо! Как кто-то один, да ещё и такой как я, может решать судьбу всего человечества? Всё этот так, но никто не упрекнул бы меня в том, ведь ни кто из нас не справедлив до конца. Мир без людей, пожалуй, потерял бы в своей привлекательности, но вот что я вам скажу: «к чёрту ту привлекательность, за которую приходится платить такую цену»! Всё это становится столь уродливым, что нет сил снести. Как жаль что все люди на земле как один, не способны прийти к пониманию этого и сделать сознательный шаг, отказавшись, наконец, плодить страдальцев. Этакое самоубийство человечества. Разве не поэтично? Это мог бы быть наш ответ Богу. Ведь размножение – не вменённая нам обязанность, а лишь наше право, которым мы можем пренебречь. Хотя, что я могу знать о высшем смысле и прочих возвышенных субстанциях? Нет, нет. Это лишь скромное суждение изделия о самом себе, как ни парадоксально.  Мы были созданы свободными, но не равными. Возможно даже, мы были созданы, дабы выступить в роли своеобразного инструмента, для каких либо целей. Казалось бы, почетно, а всё же согласитесь, звучит несколько оскорбительно. Впрочем, уверен всё это не так, а как, я, и все вы, узнаем только лишь в мире ином. Часто я чувствую в себе много противоречивых начал. Какие из них от Господа, а какие от лукавого порой тяжело бывает разобрать. И вообще, что такое есть Я, как самостоятельная единица? И есть ли в принципе?
От мыслей этих, однако, у меня разболелась голова, и я поспешил к своим играм, которые непременно выручали меня в подобные минуты. Просидев за компьютером до глубокой ночи, измотанный и душевно и физически, я лёг спать в предвкушении утра. В современном городе никогда не темнеет вполне и потому, чуть только погас монитор, по комнате расползлись причудливые тени. Некоторое время я лежал, смотря в потолок, силясь развить в себе какую-нибудь мысль, но после дюжины попыток, убедившись в их тщетности, благополучно отошёл ко сну. Мне снилось странное,.. события бессвязные,.. и ещё Ревекка.   
Я лёг поздно и верно встал бы не рано, если бы меня не разбудил телефонный звонок. То была она, королева моих дум и сновидений, покорившая меня с первого взгляда. Девочка ребенок, с которой я познакомился вчера или год назад, теперь уже трудно было сказать наверняка, однако, бесспорно, при весьма странных обстоятельствах и с которой провёл весь день, самый странный день в моей жизни, но, что теперь более существенно, с которой мне предстояло провести ещё один день и быть может все оставшиеся мои дни. Так что каждый последующий из них мог бы оказаться страннее предыдущего. О, что касается меня, то я с удовольствием согласился бы на это.
Ещё сонный, пытаясь собраться с мыслями, и потирая правой рукой правый же глаз, а левой соответственно держа телефон, я произнёс короткое:
– На связи!
На что последовало вполне ожидаемое, голосом нежным и мягким, несомненно, принадлежащим именно ей:
– Да будет фортуна тебе солнцем! Доброе утро, соня! Я так и знала, что ты ляжешь поздно и проспишь по своему обыкновению до середины дня, если тебя не разбудить. А ведь у нас уговор, помнишь?
– Помню, конечно! – негодуя, сказал я. – Как будто такое можно было забыть? – подумал про себя и спросил, – Ты уже здесь? А который час?
– Полдень, – незамедлительно последовало в ответ. – Я только что заехала во двор, выгляни в окно и увидишь.
 – Хорошо, дай мне пятнадцать минут. Я быстро умоюсь, оденусь и тут же спущусь к тебе, договорились? – увещевал сквозь зевоту.
– Обещаю, что буду ждать. Можешь не торопиться, мне тут тепло и играет приятная музыка. – Она захихикала, повесила трубку, раздались гудки.
Резво вскочив с постели и тут же освободившись от чар морфея, я бодро проследовал в ванную комнату, где стремительно совершил все необходимые процедуры утренней гигиены.
– Чего ты засуетился? – спросила мама удивлённо глядя на меня, – Сашка, что ль звонил?
– И вовсе нет! С чего ты взяла? Что, кроме Сашки и некому больше? – интригующе последовало в ответ.
– А кто ж тогда? – молвил неугомонный мой родитель.
– Э-нет! Этого я пока тебе не могу сказать, – не сдавался я, радостно улыбаясь. – Тайна за семью печатями, – завершил, сопроводив гримасой как бы говорящей: «Увы».
– Господи! Какие ещё тайны от родной матери могут быть? – шутливо возмутилась она, при этом поливая бегонии с фуксиями в белых горшках на окне.
– Ну, знаешь… ни какие это не тайны, а просто сюрприз. Всему своё время, – пояснял я, уже одеваясь.
– И что, вот так уйдёшь, не позавтракав?
– Некогда. Куплю себе чего ни будь перекусить по дороге.
– А деньги откуда?
– В лотерею выиграл! Всё, закрывай! – крикнул я, сбегая по лестнице вниз навстречу своей судьбе.
Затворяя за мной железную дверь, обтянутую искусственной кожей, она, как всегда перекрестила меня на дорогу по старому обычаю. Моя мама человек в высшей степени суеверный и обременённый привычками. Она знает немало оберегающих молитв, которые к слову скорее походят на заклинания язычников, с причудливо вплетёнными в них христианскими символами. Слишком уж они многословны. Да и к чему, если известно как сам Иисус, сын Господа, заповедал нам молиться? С другой стороны, коли это от чистого сердца и с благими намерениями, то, что в том плохого? Вот только разве что, «благие намерения»… Ох уж эти мне благие намерения!
– И что й то с ним? Подумать только, опять, небось, пьяным вернётся! – с досадой произнесла мама, обращаясь к моей сестре.
Сестра с тёмно-русыми волосами, забранными в хвост, одетая в разноцветную пижаму сидела за столом на кухне. Оторвавшись от чтения «модного» журнала, который она «употребляла в пищу» на завтрак наряду с кофе и творогом ответила тоном язвительным, тем самым как бы укоряя её за излишнюю мягкость по отношению ко мне:
– А чего ты ожидала после всех своих прощений? Если хочешь мой совет, то вот он: прекрати оплачивать его интернет и вообще нянчится с ним. Не хочет зарабатывать, пускай сидит без всего, нечего его баловать молоком да пирожками. Посмотрим, как ему это понравится! Вот увидишь, долго он не стерпит и сам возьмётся за ум.
– Ах, если бы так! Только мне кажется, станет лишь хуже. Он окончательно замкнётся в себе, обозлится на нас, будет делать всё наперекор, на зло. И Бог знает, чем это кончится.
– За то я точно знаю, к чему приведёт твоя доброта! Для него это медвежья услуга с твоей стороны, неужели ты не понимаешь? Ему двадцать пять лет, а он совершенно ни на что не годен! Честно говоря, в том и твоей вины изрядно.
– Думаешь, я этого не знаю? И ладно, будь что будет! Я уже устала от всего. Не хочет он за ум браться, пускай. Пока жива, буду помогать, а помру, так уж вы сами, как-нибудь…
Тяжкий вздох вдруг при этом вырвавшийся у неё из груди, не прервал её слов, он был их трагичным завершением.
Хотя я и не слышал сего, я догадывался, что подобные разговоры между ними не только имеют место быть, но и происходят часто. Только в них и могла несчастная наша мама найти утешение. И кому ещё, как не родной своей дочери ей изливать тяжкие тревоги? Друзей у нее, кажется, никогда не было, лишь знакомые по работе, но разве им доверишь себя? Только что в минуты слабости. Моя мама сильный человек. Лишь сильному человеку Господь милосердный уготавливает подобную судьбу. Природу этих тревог и переживаний я, конечно же, понимал и допускал их. По мне так они вполне справедливы, но, не смотря ни на что, я просто не мог найти в себе силы измениться и всё изменить. Каким бы был мир, если б события в нём зависели единственно от наших желаний? Мир с миллионами богов. Страшный мир.


Глава  VII

21 декабря 2012 года. Ещё вчера было так морозно и ясно, так свежо и легко, а сегодня, как это часто бывает с переменчивой погодой, серое небо, унылое и безрадостное повисло над людьми, пленёнными бытом и обстоятельствами. Потеплело, снег на асфальте всюду обратился в грязную слякоть, совсем не похожую на вчерашние посеребрённые сугробы. Пар теперь не вылетал изо рта, студёный воздух не красил щёк и носов. Стало сыро и промозгло, колючий ветер задувал под пальто и шубы. Именно в такую погоду легче всего заболеть, простудится или подхватить ангину. В такую погоду и настроение соответствующее. Впрочем, казалось, ни какая погода на свете не способна повлиять на моё настроение. Я бодр и весел, вопреки всему, как влюблённый юноша живущий мечтами. Выйдя из подъезда, быстрыми шагами, перепрыгивая лужицы, вмиг очутился у знакомой машины и сел на привычное место, спереди. Ревекка, как и давеча, была сказочно мила. Улыбка будто не сходила с её лица ни на минуту, очаровательная и так идущая ей улыбка. Всё её лицо буквально светилось жизнью. Я не мог налюбоваться ею, какое же это удовольствие быть счастливым просто так! Лишь видом своим она заставляла забыть обо всём и ликовать, словно пришла весна. На ней был тот же наряд что и вчера, только шарф и шапка лежали теперь за ненадобностью на заднем сидении. Зазвучал, залился её нежный голосок:
– Привет Лука! А ты и вправду быстро управился. Я думала пятнадцать минут это лишь условность.
– Здравствуй милая Ревекка! – радостно приветствовал я в ответ, затворяя за собой дверь автомобиля. – Да много ли надо что б умыться и одеться? Правда, пришлось ещё с мамой объясниться. Не могла же она меня отпустить не полюбопытствовав.
Обворожительно взглянув на меня, застенчиво, даже робко, чего раньше с ней никогда не случалось, Ревекка вдруг выдала:
– И что же ты ей о нас сказал? Что мы любовники?
– П-ф-ф... нет, что ты! – смущённо залепетал я. – Мне даже не пришлось ни чего выдумывать. Я просто отшутился, сказал, дескать, это секрет и всё такое... а что?
Интерес мой был не праздным. Ещё вчера я обратил внимание на то, как странно она ведёт себя по отношению ко мне, будто флиртует со мной и обольщает. Тогда я решил это вздор, мне просто чудится! Иной раз её взгляды полные чувств, волнительные прикосновения ко мне, бросали меня в жар, заставляя чуть ли не краснеть. Такую нежную, такую крохотную фигурку я не мог представить в объятиях своих, что за кощунство! Точнее представить то я мог и даже в глубине отчаянно того хотел, но верно, не нашлось бы ни одного человека на Земле, который бы это одобрил. Не считаться с таким положением вещей, я не смел. Однако если мои чувства были для меня более и менее понятны, то чего хотела она, по-прежнему оставалось загадкой. Ситуацию эту я и решил прояснить непременно сейчас же! Вот только усилия мои поначалу не имели никакого результата.
– Просто любопытно, – задумчиво ответила она. – Так ты полагаешь, твоя мама не посмотрела в окно, когда ты вышел из подъезда?
– Уверен, что посмотрела, ну и что с того? Подумаешь! Мало ли кто из моих друзей купил машину, – с досадой от того что разговор идёт не в нужном мне направлении отвечал я. – Да и вообще, я бы рассказал ей о тебе сразу, просто времени не было. Ты представляешь, сколько вопросов у неё появилось бы? Вечером расскажу. Ну не все, правда. О том, что тебе пятнадцать лет я, пожалуй, умолчу, как и о том, что у тебя нет прав и прочее. Согласись, думаю, она не поймёт. Незачем ей лишние переживания.
– Тогда тебе придётся многое выдумать, если ты решил скрыть правду. Фантазии то хватит? – улыбнувшись, спросила Ревекка.
– Об этом не беспокойся, мне не впервой. Уж что-что, а на выдумки я горазд.
– Возможно, но когда-нибудь она узнает правду. Или ты собрался вечно скрывать меня?
«… скрывать ее», эти слова эхом проносились у меня в голове, сердце забилось в груди учащённей. Да, я хотел бы скрывать её, как непристойную тайну, ведь связь наша порочна.
– С чего бы мне скрывать тебя как непристойную тайну, ведь наша связь не порочна? – вместо этого лукаво выпалил я. – Послушай, я думал об этом ещё вчера, я хотел поговорить с тобой, скажи правду, зачем тебе всё это? По-настоящему… кто ты и чего хочешь от меня?
Ответ последовал поразительный, в духе Ревекки и всего того, что происходило со мной последнее время.
– Что ж, твоё любопытство справедливо, – ничуть не растерявшись, говорила пятнадцатилетняя девочка, – и я обещаю удовлетворить его,  только время пока не пришло. Потерпи ещё немного, справишься?
– А куда мне деваться!? – с чувством досадовал я. –  Ты нравишься мне, хотя и говоришь постоянно загадками. Ты непредсказуема, часто, находится рядом с тобой просто опасно. За ангельским личиком и детской натурой скрывается взбалмошная девчонка, настоящая малолетняя преступница!
– Разве тебе это не по душе? Разве ты хотел бы, что бы я была обычной девочкой, как все?
– Я просто хочу, что бы ни кто не пострадал и прежде всего ты сама. Вчерашняя выходка… ты застала меня врасплох, и я поддался твоим уговором став соучастником, но ты должна знать, больше этого не повторится! И мне странны все эти твои намёки. Ты относишься ко мне как к кому? – решив вывести проказницу на чистую воду, наивно спрашивал я. – Как к своему возлюбленному? Должен предупредить тебя совершенно серьёзно, что не собираюсь иметь романтических отношений с ребёнком. Мы просто друзья.
– Ха-ха-ха! – преспокойно рассмеялась она. – Просто друзья? Ты сума сошёл?! Тогда что ты тут делаешь? Нянчишься со мной из милосердия или любопытства? У нас разница в десять лет, мы не можем быть друзьями. Между нами ни чего общего. Ведь ты влюблён в меня. Тебя влечёт ко мне, вот почему ты здесь. Ты ждешь, когда я позволю тебе прикоснуться к себе. Если хочешь, можешь поцеловать меня прямо сейчас.
Подобных откровений с её стороны я не мог себе и вообразить. Она застала меня врасплох, перед этим ребёнком я совершенно растерялся как мальчишка, каковым собственно и являлся, не смотря, ни на что.
– Не собираюсь я тебя целовать! Что за вздор! Я влюблён в тебя? Ну вот ещё! Да если хочешь знать, в тебе нет ничего, что могло бы прельстить меня как мужчину, милая твоя мордашка в счёт не идёт.
– Любопытно, тогда от чего ты хранишь в своём компьютере сотни фотографий со мной? – Пытливо вопрошала она, явно взявшись разоблачить меня, и быть может пристыдить.
– И вовсе не сотни! И не с тобой даже! – парировал я, как мог, уже почти не дивясь поразительной её осведомлённости. – Это фотографии Ревекки Илаизы Эткинсон. Вообрази, я восхищаюсь её актёрским мастерством и только! Они находятся в открытом доступе и сделаны специально для фанатов.
– А знаешь что?! – прервала она меня, – ты просто смешон, если полагаешь, что я настолько наивна, что бы поверить во все эти глупые россказни про фанатов. Тоже мне фанаты… сама невинность! Подумать только! – язвила Ревекка, ни как не унимаясь. – Мы оба знаем, что на самом деле за всем этим скрывается, но тебе совершенно не о чем беспокоится, я ни кому о нас не расскажу. И ты тоже не обязан этого делать. Мне всё равно, есть только ты и я! К чёрту мир с его условностями и правилами! Ромео и Джульетте тоже было пятнадцать или около того… и вообще, я проголодалась, да и ты не завтракал, насколько мне известно, тогда чего же мы тут сидим и разглагольствуем о всякой ерунде? На голодный-то желудок до хорошего не договоришься, а посему, не заехать ли нам перекусить? Я знаю тут одно местечко, где подают недурный кофе и бургеры!
Переключив правой рукой рычаг селектора передач находящийся под рулём в режим «Drive» Ревекка плавно надавила на педаль газа. Машина мягко покатилась вперёд по двору, оставляя позади яркую пластиковую конструкцию, с подтаявшим снегом вокруг, громоздившуюся в центре двора и служащую детской площадкой. Затем, ловким движением она нажала на кнопку музыкального проигрывателя – «воспроизвести» и плотный бит далёкого Комптона затерянного где-то в солнечной Калифорнии зазвучал в салоне, раскачивая наши тела. Это была песня Dr. Dre – «Nuthin' But A G Thang». Подобную музыку не назовёшь изысканной, но, как и всякая вещь, идущая от сердца, она находила отклик и поднимала настроение. Мы ехали по той самой, главной улице нашего района. Она брала своё начало от железнодорожной станции и проходила прямой линией сквозь него, подобно притоку реки вливаясь на конце в более крупную транспортную артерию. Куда не падал взор, всюду неизменно представал пред вами индустриальный городской пейзаж. Витрины с рекламой, панельные «высотки» и поблёклые «пятиэтажки», перекрёстки со светофорами, пар подземного теплопровода, вырывающийся наружу из под чугунных люков... Во всём этом определенно, что то было. Бог создал прекрасный мир, и мы, быть может, подражая ему, создаём города, свои собственные миры из бетона и стали. Зачастую они неказисты, небрежны, и всё же в них виден человек, совершенное творение Божие. Бары и банки, школы, заброшенный химзавод, давно превратившийся в страшные руины красного кирпича, а вот и мост, нависший над железнодорожными путями по которым сновали пригородные электрички.
Едва стихли звуки забористого американского рэпа, как мы подъехали к окну заказов одного из миллионов ресторанов быстрого питания, являвшегося частью мировой сети. Привет глобализации! В каком бы уголке мира вы не находились к вашим услугам нехитрое меню, которое за весьма умеренную плату не позволит вам умереть от голода. Кем бы вы ни были, азиатом, африканцем, европейцем, свежая булка с сочным куском жареного мяса приправленного специями по рецепту Питтсбургского дядюшки Джима Деллигатти уже готова для вас в любых количествах. Это ли не благо?! В нагрузку к тому, хрустящий цыплёнок в панировочных сухариках, овощной салатик и большой стакан газировки составили весь мой завтрак хмурым утром 21 декабря 2012 года. Сытный и вкусный завтрак, который я возжелал завершить блаженным воскурением. Сие сакраментальное действо происходило прямёхонько на парковке оного, с позволения сказать, ресторана, без конца кишащего людьми. Что поделать, такова плата за популярность.
– Итак, какие же у нас планы на сегодня – важно пробурчала Ревекка, с аппетитом пережёвывая добрый кусок бургера.
– Помниться ты приглашала к себе в гости – мечтательно отвечал я, с наслаждением выдыхая сизый смог изо рта.
Дым, причудливо клубясь меж нами, ненадолго зависал в углах, после чего выходил через люк в крыше автомобиля, окончательно растворяясь в богатом оттенками запахов городском воздухе.
– Так-то оно так… – задумчиво подтвердила она, – и от слов своих, поверь, я вовсе не отказываюсь, но вместе с тем у меня есть ещё одна задумка.
– Это какая же? – насторожился я.
– Прилюбопытнейшая! – осторожно отпив горячего кофе, весело воскликнула Ревекка. – На выезде из города стоит огромный торговый цент... ты ведь знаешь? – мимолётом спросила она, и, не дожидаясь моего ответа, живо продолжала, – так вот, что если нам заехать туда? Там столько прелестных вещиц, а учитывая имеющуюся у нас коробку с деньгами… уверена это будет забавно, – радостно улыбаясь в предвосхищении, заключила она, добавив, – тем более что нам по пути.
– Ну что ж, еже ли по пути, тогда решено! – торжественно согласился я, аккуратно туша окурок в пепельнице.
С завтраком было покончено. Избавившись от мусора, образом самым что ни на есть цивилизованным, сиречь поместив его в бак для отходов, мы тронулись в путь по запланированному маршруту. Путь, который пролегал вдоль широкого шоссе, уводящего нас из промозглого города в сторону дач. По-прежнему играла музыка, ласково обдувала тёплыми струйками воздуха печка, сытые и довольные мы ехали навстречу развлечениям, наслаждаясь обществом друг друга, коротая время в премилых беседах меж собой.
Спустя четверть часа Ревекка уже парковала белый внедорожник на стоянке торгового центра, которая, к слову сказать, как и всегда по выходным была полна автомобилей трудяг спешащих потратить свои кровно заработанные. А потратить здесь и впрямь было на что. Трёхэтажная, гигантская торговая площадка всецело оправдывала своё название – «Город». Это действительно не иначе как целый город в городе, способный запросто принять в себя более тысячи посетителей одномоментно. В нём к вашим услугам сотни павильонов предлагающих как разнообразные продукты питания, так и одежду всевозможных стилей от мировых брендов. И всё это помимо таких радостей жизни как: детские игрушки, спортивные товары, ювелирные изделия и бижутерия, многочисленные сувениры и безделицы, наконец, книги, аудио и видео продукция на любой вкус и предпочтения, иначе говоря, здесь вы легко можете найти все, что душе вашей угодно и телу. Это есть настоящая «Мекка» современного человека, потребителя, рай для счастливцев, обладающих деньгами. Толпа здешняя пестра и состоит совершенно из разных людей, хотя с точки зрения морально-качественных характеристик, едва ли они имели сколь-нибудь значительные отличия друг от друга. Тем не менее, тут встречались бизнесмены средней руки, учителя, деятели культуры, служащие, мелкие чиновники, спортсмены, хулиганы, домохозяйки с мужьями, люди состоятельные и не очень. Последние всё чаще приходили не за тем, что бы приобрести какой либо товар, а так... лишь поглазеть, как говориться, приобщиться к миру роскоши. Дабы воспринять и впитать, главное, ощутить себя, если не владельцем всего соблазнительно глядящего с витрин, так уж непременно частью. Сама атмосфера действовала на них умиротворяюще, обращая их как бы в сопричастных миру полному благ. Иные же, не обременённые пустотой кошелька или и вовсе его отсутствием, приходят сюда не за хлебом и квасом, хотя и они тут имеются, или скажем: не за наручными часами, кольцом с бриллиантом, редкой музыкальной пластинкой, а затем только, что бы покататься на коньках, посмотреть в просторном кинозале «свежий» блокбастер или просто посидеть с друзьями в кафе-ресторане. Ибо, «Город» сей, вмещал в себя уйму способов провести досуг, чем собственно и привлекал нескончаемые толпы приверженцев свободы совести и прочих всех свобод.
Вавилон наших дней, блистательный и благоухающий, достаточно просторный и безопасный, построенный на заграничный капитал приезжими для всех страждущих «to be hip», он являл собой и своеобразный «Ноев» ковчег, полный тварей. «Иные», находясь за его бортом, обрекались на неминуемую погибель в пучине вышедших из берегов морей, так как, по заведённой издревле традиции, в новом мире для них места не было. Правда, к нам с Ревеккой по счастью это совершенно не относилось. Молодые и здоровые, с карманами набитыми деньгами, без каких либо хлопот, готовые воскликнуть: «К нашим услугам весь заботливо сотворённый Господом мир!», мы путешествовали по лабиринту города грехов преисполненные иллюзий и благостного неведения. Позабыв обо всём на свете, любуясь собой и возжелав всеобщего любования публики, мы тратили неизвестно чьи деньги с азартом детей оказавшихся в детском мире. Всё, что пленило наш взгляд, все, на чём он останавливался или хотя бы слегка задерживался, тут же, по нашему требованию, услужливо упаковывалось продавцами. Франтоватыми гусями мы бродили по сияющему чистотой полу, выложенному разноцветной плиткой, перемещаясь по неторопливым эскалаторам с этажа на этаж. Плоть от плоти бурлящей толпы текущей волнами в поисках счастья за деньги.  Я заметил, что отчего-то люди тут не смотрели друг другу в глаза, взор каждого блуждал лишь по прилавкам, пожирая бессчётные плоды трудов человеческих, выискивая в них подходящее и нужное. Бесконечные распродажи и сезоны скидок, приуроченные Бог весть к чему, неизменно счастливые покупатели, уже удовлетворившие свою потребность, или находящиеся ещё в этом дарящем наслаждение процессе, в купе с тихо играющей ненавязчивой музыкой, служащей фоном всеобщему гомону возбуждённой толпы, создавали атмосферу, если не праздника, так уж верно предпраздничной суеты. Серое, пасмурное небо, здесь заменяли высоченные потолки, по которым тянулись ряды люминесцентных ламп и коммуникации: воздухопровод, электрокабель, система пожаротушения, камеры видеонаблюдения и прочее. Холод и сырость оставались за стенами. Вместо них, комфортная температура и влажность, обеспечиваемые системой климатического контроля подобной тем, что установлены в современных автомобилях. Статные молодцы, атлетического телосложения, одетые в одинаковые чёрные костюмы поверх белых рубашек и держащие маленькие рации в могучих руках, создавали ощущение безопасности и покоя. Быть гражданином такого «Города» безусловно, почётно и выгодно, ведь к этому стремятся чуть ли не все ныне живущие на земле, а коль скоро у нас с Ревеккой было все для того необходимое, мы не замедлили присоединиться. Наши руки обрастали сумками, а те в свою очередь вещами, с наших лиц не сходили улыбки, возбуждённый радостный смех наш ублажал истерзанный тем, другим, городом слух. Кроме современных, жутко стильных кроссовок, одного спортивного костюма, дюжины ярких маек и трёх толстовок из той же серии излюбленной мной фирмы abibas, в сувенирной лавке по соседству я прикупил себе бутафорскую пиратскую саблю, пару кремневых пистолетов XVIII века, подзорную трубу и компас, искусно сработанный под старину.
– Ты только погляди на эту прелесть! – восторженно произнесла Ревекка, держа в руках предмет, напоминавший мне медный заварочный чайник.
– Что это? – с неподдельным интересом спросил я.
– Как что? Это же волшебная лампа Аладдина! – с укором поясняла мисс Эткинсон. – Разве ты не слышал, что в подобных лампах обитают джинны способные исполнять любые желания своих хозяев?
И о чём только она думает? – размышлял я про себя, задумчиво глядя на девочку с лампой в руках. Какой же она ещё ребёнок... И правда! – спохватился вдруг я. – Она ребёнок! Сердечко её нежное, без сомнения грезит романтикой и верно приключениями полными отваги, мужества и любви – светлой и искренней какой только и может быть настоящая любовь. Стало быть, мы похожи! – Как отрадно мне было это осознать!
– О чём ты задумался? – удивлённо глядя на меня, спросила Ревекка.
– Я подумал, должно быть, любой джинн на свете обрадовался бы такой хозяйке как ты.
– Вот как? – усмехнувшись, произнесла она. – А что если я сама джинн?
– Тогда полагаю, в этой лампе тебе будет тесно, – подтрунивал я. – Такому неугомонному и влюблённому в жизнь джинну как ты и целого мира мало, не так ли?
– А вдруг есть тот, кого я люблю больше жизни, – произнесла она неожиданно и так нежно, ласково при этом, посмотрев на меня, что я чуть не обомлел от восторга.
– Что ж, в таком случае я завидую этому счастливчику, – последовал мой сдержанный ответ, что  стоило мне, уж поверьте, огромных усилий.
После чего я поспешил сменить тему, ибо развитие её откровений могло зайти так далеко, что непоправимо обратило бы меня в мерзавца и негодяя.
Позволю себе ещё немного о покупках. Никогда не подозревал в себе человека с симптомами ониомании. Однако сегодня они проявились у меня вполне определённо. Не сказать, что бы это меня сильно расстраивало. Хотя признаться, доселе я, мягко говоря, с некоторым презрением относился к людям одержимым жаждой потреблять. Тем не менее, наверное, это всё же не вопрос нравов, а скорее содержимого вашего кошелька. Ибо, как только он оказался у меня полон, я тут же пустился во все тяжкие без зазрения совести. Эта же участь постигла и мою обожаемую спутницу. Судите сами, в дополнение ко всему прочему, Ревекка приобрела себе прелестные шёлковые чулки, духи с чудным ароматом жасмина, складной веер и ещё кучу всяких женских безделиц. Я же стал счастливым обладателем Японских наручных часов Casio G-Shock GW-M5610-1E и MP3 диска Kendricka Lamarа, новоявленного RAP короля Западного побережья США – «good kid, m.A.A.d. city». Сам не могу представить, зачем мне всё это нужно. Как бы там ни было, что имеет начало, имеет и конец, во всяком случае, на Земле. А посему, завершили мы свой потребительский поход, как и подобает с помпой, в одном из многочисленных кафе «Города», где на радостях за чаем с кремовыми пирожными отметили удачные покупки. Спустя без малого пол часа застолья, загрузив багажник белого «монстра», преданно ожидавшего нас на парковке торгового центра, яркими сумками и пакетами, довольные премного и весьма, мы тронулись дальше в путь. На выезде из города, скучающим взглядом нас проводил сотрудник дорожной постовой службы. Очевидно, его день не столь прекрасен, как наш с Ревеккой, хорошо, что надежда умирает последней, – подумал я, поднося весело пляшущий язык пламени, словно по волшебству вырвавшийся из маленькой зажигалки к сигарете. Пуская дым колечками с наслаждением погрузился в музыку того самого Kendricka, который по его собственному утверждению, в детстве видел легендарного 2PACa. Разве не причудлив этот  мир? – спрашивал я сам себя. – Интересно, что уготовил он мне?
Свинцовые тучи низко стелились над трассой в четыре полосы, пролегающей вдоль заснеженных полей да голых, неприветливых перелесков, за которыми кое-где, то тут, то там, виднелись тёмные крыши дачных домов с узкими печными трубами, торчащими как-то по-сиротски. Из некоторых тянуло серой дымкой, свидетельство того, что в них живут, однако таких было не много. Остальные стояли в зиму нетопленные, дожидаясь весны, когда хозяева их, прибыв на шумной электричке из города с тележкой полной молодой рассады, начнут готовить огороды к посевной. Или же студент, в шумной компании однокурсников заявится отмечать начало сессии. Они будут пить дешёвое вино, и жарить ароматный шашлык, надрывно голося под гитару что-то из шлягеров на все времена. Заполыхает тогда в сумерках приветливый костерок, соберутся вокруг него друзья и юные влюбленные, чтоб улыбаться друг другу, поверять тайны сердечные и засыпать в объятьях сладких грёз.
Ревекка вела машину виртуозно, то и дело, идя на обгон груженых фургонов, из-под колес которых вырывались капли липкой грязи. На дороге она вела себя так же уверенно, как и вообще везде и всегда. Очень скоро я поймал себя на мысли, что меня это в ней восхищает, впрочем, как и всё остальное. Её лёгкость, естественность, жизнерадостность, свежесть, способны были очаровать абсолютно любого, то был лишь не более чем вопрос времени. Всю дорогу Ревекка радостно комментировала виды из окна, рассказывала забавные истории о пиратах, которых, как оказалось, любила, и просто дурачилась, доводя меня до такого неуёмного смеха, что в животе начинались колики. Внезапно пошёл мелкий, мокрый снег... перемещаясь из стороны в сторону, мерно заработали щётки стеклоочистителя. И без того примерзкая погода ухудшалась на глазах. В довершении всего, по радио в выпуске новостей передали о страшной трагедии. В парке, что неподалёку от моего дома, у входа в который мы собственно и повстречались с Ревеккой вчера, нашли тело мёртвой школьницы. Она была задушена, при этом следов сексуального насилия на трупе не обнаружили. Сообщалось, что полиция подозревает кого-то из её окружения. Накануне бедняжка, в компании своих друзей отмечала наступление так называемого «конца света», по календарю Майя.
– И как тебе это нравится? – изумлённо произнёс я. – Бедняжка! Понесло её ночью в парк!.. такая молодая... вот тебе и конец света, в персональном так сказать варианте.
– Тысяча чертей, разрази меня гром! О конце света лучше не думать, – вкрадчиво поучала Ревекка. – А смерть, так от неё ни кто не застрахован. Этого добра, сплошь и рядом навалом, тут уж ничего не поделать. Надо быть, конечно, осмотрительней, по ночам, где попало не бродить, оно и понятно, да только ведь и это вовсе не панацея, – грустно констатировала она.
– Да, ты права, трудно с тобой не согласиться. В наше время при свете дня людей умирает уж всяко больше чем во тьме ночи. И всё же... в голове не укладывается... Такая юная девочка, подумать только, твоя ровесница, мертва! – с содроганием сердца вымолвил я, грустно глядя на Ревекку. – Как много в нашем мире жестокости, уму непостижимо.
– «То, что мы знаем, — ограничено, а что не знаем — бесконечно», – загадочно проговорила она и тоном, не терпящим возражений продолжила, – однако не будем о плохом! Всё это у меня уже в печёнках сидит. Ещё немного грусти и клянусь, я впаду в хандру, а там уж и в лапы самого Жёлтого Джека недолго угодить. В самом деле, не хочешь же ты этого?
И, хотя я не имел ни малейшего представления о том, кто же такой этот зловещий Жёлтый Джек, и, что собственно бывает с несчастными, угодившими к нему в лапы, я поспешил заверить свою дорогую спутницу, что совершенно того не желаю, и что с её стороны даже предполагать такое, весьма обидно для меня. На что она, звонко рассмеявшись, шутливо погладила меня крохотной своей ладошкой по голове, при этом трогательно пролепетав:
 – Прости друг! Я знаю, что ты меня любишь и на подобное коварство не способен. 
От слов этих, а пуще от нежного её прикосновения, я оторопел до невозможности. Да, это была сущая правда. Я любил ее, и она сама открыла мне на это глаза. Вот  так чудеса! – подумал я, едва унимая трепетное волнение. – Какое это сладостное наслаждение, соприкасаться с ангелом воплоти. 
На 24 километре мы, наконец, свернули с трассы в сторону садового товарищества «Тихие Холмы». Местность там и вправду была слегка холмистая, что впрочем, добавляло ей живописности. Окружали «Тихие Холмы»: луга, болота да топи, а вдали виднелся лес, который, по словам Ревекки каждое лето горел из-за высокого скопления там торфа. Тогда, всегда почти, ветер приносил оттуда клубы едкого дыма, доставлявшего уйму неудобств, а вот огонь не доходил, благодаря тем самым болотам и топям, от которых одна напасть – это комары и прочая мошкара. Однако теперь стояла зима и ни что из того нам с Ревеккой не угрожало. Смеркалось. Снег прекратил, и небо чуть прояснилось, поредели тучи, иные, порывистым ветром стремительно уносило вдаль. На пониженной передаче мы осторожно пробирались по заснеженным тропам, ибо улиц в привычном нашем понимании тут не водилось испокон. Не лёгкий наш путь пролегал средь огороженных кое-как дачных участков, на которых стояли невпопад древние хибары с резными ставнями на окнах, вросшие казалось в землю и пустившие в неё корни, зарывшиеся в снег вагончики и прочие совсем уж самопальные сооружения. Некоторые здесь только-только обживались, другие давно оставили всякие надежды, наконец, находились и те, у которых в городе полно было хлопот, и, стало быть, им совсем не до хозяйства. Как оказалась здесь Ревекка, я ещё не знал, но памятуя об её скрытности, намеревался выяснить это, позже, как бы между делом, улучив удобный момент. А пока мы искусно лавировали по ледяным кромкам объезжая осевшие, но всё ещё неприступные сугробы. То вправо, то влево она выворачивала руль почти до упора с азартом прирождённого автогонщика.
Уже светили тускло редкие фонари, когда мы, наконец, подъехали к стальной сетчатой калитке красного цвета, местами проржавевшей и в облупившейся краске. В полумраке угадывался небольшой участок прямоугольной формы и совсем маленький домик скорее похожий на сказочный теремок. Он был почти на курьих ножках, вернее на колёсах, всего их было шесть, по три с каждой стороны. Странный симбиоз традиционного деревянного дома уменьшенного правда в своих размерах чуть ли не до игрушечного и прицепа-дачи, столь популярных за границей. Однако его игрушечность казалась лишь на первый взгляд. То было полноценное, всесезонное, мобильное жильё, настоящий коттедж, имеющий длину в десять метров, а ширину почти в четыре, целиком собранный на фабрике, включая мебель и стандартную бытовую технику. Идеальное решение по цене и качеству для людей любящих переезжать с места на место.  При его изготовлении применяются экологически чистые, современные материалы, отвечающие всем требованиям противопожарной безопасности. Важно и то, что подобное жильё, не является недвижимостью, а значит, не облагается налогами. Оно доставляется производителем в любое, указанное покупателем место и монтируется к подведённым коммуникациям, вся процедура занимает несколько часов. В общем, это весьма удобно, хоть и диковинно для наших мест. Однако именно этот коттедж, а точнее самый настоящий теремок, во многом был уникален, видно было, что над ним работали и после, что его украшали. Ажурная, накладная резьба причудливо обрамляла окна, и фронтоны крыши дома, предавая ему воздушность и сказочность. Геометрические и зооморфные орнаменты языческой Руси служили мистическим оберегом этому жилью. Тут встречались изображения коньков, солнца, волнистых струй, ромбов, кругов и полукругов. Глядя на это чудо невозможно было, не умилится. Между тем Ревекка включила наружное освещение. Кружевная резьба бросила тени, нарисовав на голубом снегу древние символы сулящие защиту от зла. «Золотым» ключиком она открыла входную деревянную дверь красного цвета со стеклянными вставками, мы очутились внутри.
Дом был обогрет, так что нам оставалось лишь всюду зажечь лампы. Я разделся вслед за Ревеккой, после чего она устроила мне маленькую экскурсию. «Терем» состоял из трёх комнат: спальни, туалета и гостиной совмещённой с кухней, объединены они были небольшим тамбуром – прихожей. Вся мебель, техника и отделка внутри без особых изысков, функционально и надёжно. Под потолком люстры с вентилятором, бра на стенах, плитка в туалете, прихожей и кухонной зоне, мягкий ковролин тёплого бежевого цвета в спальне и гостиной, белые жалюзи на окнах, велюровые диван и кресло однотонного, кораллового цвета и прочее. Всюду была чистота и приятный запах «нового».
– Прости за беспорядок, – сказала Ревекка, имея в виду стоящие во множестве коробки.  – Я недавно въехала и ещё не успела со всем разобраться.
Чего тут только не было! Большой жидкокристаллический телевизор, ноутбук, планшетник, игровая приставка, видеокамера, диски с музыкой, фильмами, играми... в купе с привезённым нами из «Города» барахлом, это сулило огромную работу. Мы принялись за неё с радостью, увлечённо извлекая из коробок чудеса индустрии развлечений. Ни что так не поднимает настроение как распаковка и изучение покупок. Тем более что проделывали мы это, потягивая из больших хрустальных бокалов красное вино с дивным букетом. Бутерброды с ветчиной и солёным лососем, послужили нам великолепным ужином. Ревекка умеет удивить, тут не поспоришь, – подметил я про себя. Тепло медленно разливалось у меня в груди и вскоре, я почувствовал приятную лёгкость. Общими усилиями нам удалось, наконец, подключить телевизор и как оказалось вовремя. Ибо, по шестому каналу, началась трансляция одного из моих любимейших фильмов – «Двенадцать негритят». Для остроты ощущения я погасил свет и уселся в кресло, между тем заметив, как Ревекка снова достала свою коробочку с конфетами и, извлёкши из неё одно драже, положила его себе в рот. Это показалась мне странным. Отчего-то она ни как не хотела делиться со мной загадочными конфетами. Но не мог же я, в самом деле, просто взять и отнять их у неё? Оставив глупые мысли, я погрузился в фильм, который знал наизусть, и сморённый вином очень скоро уснул.
Не знаю, сколько мне довелось проспать, в кресле было невероятно удобно, только разбудил меня характерный шум. Шестой телеканал, как и большинство остальных, закончил своё вещание, экран заволокла серая, мерцающая рябь. Гостиная наполнилась тенями, за окном чернела ночь. Ревекка лежала на диване как дитё, свернувшись калачиком и подложив под голову ладошки. Аккуратно, как можно тише, я встал из кресла и подошёл к ней, поначалу предполагая взять маленькую девочку на руки и отнести её в спальню, но потом решил ограничиться тем, что бы укрыть её шерстяным одеялом. Через минуту я вернулся, держа его в руках. Склонившись над Ревеккой, я прислушался к её ровному дыханию и невольно заворожённый неземной красотой открывшейся мне, принялся разглядывать спящего ангела. Мягкие светлые локоны сбившись, прикрывали часть её личика. Решив поправить их, прикоснувшись к нежной щеке, я почувствовал тепло, приятная дрожь пробежала по моему телу. Мне захотелось обнять её, поцеловать в приоткрытые губы, и лишь невероятным усилием воли которую я в себе никогда не предполагал, я от того удержался. Она лежала, не пошелохнувшись, прибывая в царстве глубокого сна. Вдруг мне вспомнилась коробочка с конфетами. Осторожно я достал её из кармана Ревекки, просто, что бы посмотреть. Круглая, жестяная коробочка, на крышке которой был нарисован апельсин и карамель. Ещё что-то написано языком, которым я не только не владел, но который, как не пытался, даже не смог распознать. Любопытство охватило меня. Медленно, что бы ни шуметь, я открыл коробочку. В ней лежали конфеты, много маленьких леденцов жёлтого цвета, от них приятно пахло апельсинами.
– Что будет, если я стяну у неё одну конфету? – подумал я про себя.
– Она даже не заметит, – ответил мне кто-то.
– Решено! – сказал я, и положил драже в рот.
Приятным, всё тем же апельсиновым вкусом конфета таяла у меня на языке. Дождавшись, когда она совершенно исчезла, я положил коробочку обратно в карман Ревекки и укрыл спящего ангела одеялом. После чего отправился в спальню, где меня ждала широкая кровать и мягкие подушки. Кресло было удобным, но честное слово, так хотелось вытянуться во всю длину, распластаться вширь. Я лёг в темноте и, глядя в потолок, под которым повис бездвижный вентилятор, подумал, как прекрасна жизнь, когда рядом есть тот, кому с тобой интересно. 21 декабря 2012 года, очередной день моей новой жизни подходил к концу. Впереди неизвестность конечно, но всё же я засыпал в предвкушении чуда.

Глава  VIII

«Марксисты, толстовство, эпикурейство,
декабристы наших дней...
Столпотворение фраз,
революций пожарища - всё баловство!
Всё лицедейство!
Жизнь в нас, а мы в ней,
будьте умней товарищи!»




– Ну что тут у нас, Яков Витальевич? – спросил поджарый мужчина в синем пиджаке.
– А-а-а, это вы, Николай Константинович! – отозвался в свою очередь низенький старичок, судмедэксперт, оборачиваясь и приветливо глядя серыми своими, пронзающими глазами, из-под очков на молодого следователя районного следственного комитета. – Да собственно, самоубийство! – разводя раками и кивая в сторону трупа, пояснял он, при этом добавив, – очевидно, совершенно не криминальный случай.
– Ну, это вы напрасно, Яков Витальевич, торопитесь! А вдруг – доведение или ещё чего, мало ли как бывает... уж вы-то с вашим опытом всякого, поди, нагляделись. А меня, – вздохнув, продолжал следователь, – инструкция обязывает отработать, как говорится, все версии, даже самые невероятные.
– Ваша, правда, Николай Константинович. Вот вы и отрабатывайте, а моё дело маленькое... и бумагу с подробным отчётом я вам, если не сегодня вечером, так уж завтра к утру точно на стол положу, можете, не беспокоится.
– Бумагу это хорошо… это очень хорошо… – как бы мысля вслух, задумчиво повторял следователь глядя на труп. – Ну а пока, так вот... на первый взгляд, не поделитесь своими соображениями?
– Отчего же не поделиться, дорогой мой, Николай Константинович? – весело отвечал судмедэксперт и, взявши следователя за руку выше локтя, подвёл его к трупу.
Молодой парень лежал на кресло-кровати со страшно приоткрытым ртом, откуда возможно и воспарил его дух из плена бренной плоти в вечный мир. Бледный, местами посиневший и пожелтевший, он являл картину отвратную. Мёртвое тело, безжизненное, бездушное... ему не место среди людей, оно должно быть предано земле. Это уже не человек, не часть мира живых, что-то чужеродное лежит здесь, источая смрад. Даже в самом некрасивом из людей, можно отыскать нечто благородное и привлекательное, ведь в нём теплица жизнь, целая вселенная, яркая и удивительная, он – совершенное творение Бога, а этот мертвец, никому не нужная теперь оболочка, которая непременно должна сгнить и от которой не останется и следа. Так думал молодой, перспективный, подающий большие надежды следователь, оказавшийся здесь по долгу службы и отчасти волею случая, ведь именно ему, а не какому-то другому, как могло бы быть, поручили это дело. В безрадостных своих размышлениях он был прерван судмедэкспертом, который говорил:
– Предварительно могу сказать, что смерть наступила около шести, семи часов назад, ночью значит, – пояснял он, глядя на наручные часы с кожаным ремешком, – от передозировки снотворного. Вот и баночка пустая из-под него имеется. Вообразите, он сжимал её в руке. Никаких следов насилия на теле не обнаружено, предсмертной записки тоже, однако я рекомендовал бы вам изъять его компьютер, возможно, удастся найти нечто любопытное.
– Да, его мать рассказала, что покойник проводил за ним очень много времени, – кивая, соглашался Николай Константинович.
– Вот видите! Убеждён, его содержимое на многое прольёт свет, а так, что-то определённое трудно сказать в этом плане. Семья вроде нормальная, парень не наркоман, хотя проверять всё надо. Это же дело такое! – многозначительно заключил седой стречок в очках. – Может безответная любовь, может ещё что...  – добавил он, глядя на следователя.
– Нет, нет! – спешно отозвался Николай Константинович, отходя к окну. В этот дивный, зимний, солнечный день, дом напротив сиял в блеске, будто улыбаясь. – Его мать утверждает, что девушки у него не было, причём никогда.
– Ну... ещё не известно, так ли хорошо она знала своего сына. Тут не мешало бы допросить его друзей. В любом случае, парень долгое время не мог трудоустроиться, бездельничал, маялся... сами знаете, до добра это не доводит. Думаю обстановка в доме всё таки была напряжённой. Может соседи подскажут чего?
– Само собой, Яков Витальевич! Я уже распорядился, участковый опросит соседей, вечером, когда они вернуться с работы и доложит. А друзьям его я повестки выпишу, побеседуем, обязательно побеседуем! – осматривая комнату и вновь, погружаясь в размышления, говорил следователь.
– Тогда Николай Константинович, если вы не возражаете, я скажу ребятам, чтоб увозили тело в морг. Там поработаю с ним, а завтра отчёт, договорились?
– Разумеется, Яков Витальевич, воля ваша, – работайте! Однако, – продолжал рассуждать он в слух, – подумать только, позавчера ночью я был на выезде, вы, наверное, слышали, о девочке, задушенной в парке, тут неподалёку, а сегодня вот, это... – растерянно глядя, произнёс он.
– Да, – согласился эксперт, закрывая кожаный саквояж с уже убранными в него профессиональными принадлежностями, – когда умирают молодые это особенно страшно, а когда они сами убивают себя это уж совсем не понятно. Иной раз, глядя на такое, прямо сердце леденеет – откровенно признался Яков Витальевич. – С другой стороны, подобное положение вещей меня ничуть не удивляет. Я давно уже приготовился к худшему.
– Что вы имеете в виду? – поинтересовался следователь.
– Как же, помилуйте Николай! Вы что не читали Библию? – неожиданно спросил старичок с саквояжем в руках, лукаво улыбаясь.
– Вы знаете, к сожалению, не довелось, – отрицательно качая головой, непонимающе отвечал тот.
– Что ж молодой человек, я объясню. Дело в том, что в Святом Евангелие от Матфея, в 24 главе, Иисус открывает нам картину будущего, будущего большей частью безрадостного для человечества. Я убеждён, уже сегодня оно проявляется, и уверяю вас, к сожалению дальше будет только хуже, крепитесь, друг мой, – завершил он, хлопая работника следственного комитета по плечу.
– Наверно вы правы Яков Витальевич, дальше будет хуже – рассеянно пробормотал он.
На этом они распрощались, крепко пожав друг другу руки. Через минуту санитары в белых халатах аккуратно положили мёртвое тело на носилки и понесли его прочь сопровождаемые надрывными стонами и безудержными слезами несчастной матери. Вскоре ей стало плохо, и дежурившие врачи тут же сделав укол успокоительного, увезли и её, в городскую больницу. В квартире стало пусто, не считая постовых на входе, ибо сестра покойного, пожелала поехать с матерью, дабы поддержать её в этот скорбный час. Следователь, принялся на месте оформлять необходимые бумаги, после чего опечатав и описав компьютер умершего, уехал, прихватив его с собой. Форточку в квартире оставили открытой, ключи участковый обязался вернуть вечером, когда придёт навестить соседей, а за одно и их вот, он тоже обязался проведать.
Позже, в отделе следственного комитета на большой Славянской, в рабочем кабинете, который Николай Константинович делил с таким же, как и сам молодым следователем, кабинете, заставленным служебными сейфами, стеллажами, заваленными бумагами и толстенными делами, находящимися в производстве, он, сидя за большим казённым столом у окна, внимательно изучал содержимое изъятого из квартиры компьютера. Ничего существенного, ему так и не удалось тогда обнаружить. Только многочисленные видеоигры, картинки с изображением автомобилей, среди которых чаще всего попадался жемчужно-белый Cadillac Escalade, а ещё фотографии молодой голливудской кинозвезды Ревекки Эткинсон, поклонником которой погибший очевидно являлся. Там так же хранились видео файлы с рекламными роликами мобильных домов и ещё, много, не имеющей отношения к делу ерунды.
– И всё-таки, Яков Витальевич был прав – закуривая, подумал про себя следователь. – Остаётся дождаться его заключения, и закрывать дело. Оно и к лучшему, хлопот меньше – заключил он глядя на сложенные с краю стола в ряд папки с неотложными материалами и выключил компьютер. 
22 декабря 2012 года. Из высоких заводских труб на лазурное небо вытекал густой сизый смог. Город спешил, не опаздывая, кипя в привычной для себя суете. Пробки и заторы на дорогах, мелкие аварии, грязный снег на обочинах, новые серии «The Simpsons» и «South Park», холодное пиво из магазина напротив, голуби на проводах... По некоторым подсчётам каждый день в мире по разным причинам погибает более 160 000 человек, думается, всё вышеперечисленное, уже не их удел. Исчезли ли они или стали частью чего-то большего? Каждый из вас узнает в своё время, а пока: «Быть или не быть…», словно солнце, вопрос, встающий день за днём, терзает измученные души бедолаг, оставленных один на один с миром.


***
 
– Иметь или быть?
– Умереть и забыть.




Подобно незваному гостю смерть, входящая без стука вдруг оказывается за нашей спиной. Встреча, которой мы как нам кажется, избегаем старательно, но, которая, однако, предопределена каждому из нас с рождения. Она будто чугунное ядро, привязанное к нашим ногам, не позволяет взлететь, отягощая. Тень её во всех наших поступках и помыслах. Мы проявляем мнимые чудеса изобретательности в противостоянии с ней, а она лишь хохочет глядя в наше лицо полное страхов, но власть её над нами, постигает крах в то самое мгновение, как она прикасается к нам и душа наша бессмертная отлетает от бренного тела. Только оно – безжизненное и ненужное и достаётся ей. А мы, ускользаем, с облегчением и радостью к вечности. Быть может сама того не зная, смерть освобождает нас и ядро – отягощающее, не она вовсе, а плоть? Нет смысла разбираться в сути вещей, когда требуется лишь принять их как должное, но в этом-то и вся трудность.
Наверно я был плохим человеком. Мне совсем не хочется так думать, но видимо всё указывает на то. Помогать пожилой матери... с этим конечно не поспоришь, как и с тем, что у медали две стороны, всегда. Я просто хочу сказать, возможно, это прозвучит странно, но поступать, так как все от тебя ждут, на мой взгляд, легче всего. Я не говорю что это неправильно, но что если взять и поступить неожиданно даже для самого себя? Например, в середине дня вдруг уйти в какой-нибудь лес, в самые его дебри, просто, без причины, и когда окажешься там, один, может что-то случится? Ведь всегда что-то случается там, где нас нет. Что если появится в таком месте неожиданно для всех? Вдруг что-то откроется и мир, который ты знаешь, к которому привык, окажется совсем другим. В общем-то, он и должен быть другим! Как можно мириться с тем, что есть нечто не имеющее начала и конца и при этом совершать всё то, что обычно люди совершают каждый день? Разве это не ерунда? Мы просто хотим выжить, и это движет всеми нами. Всё же условия, из которых мы исходим, данные с которыми имеем дело, разве они не надуманны? Разве это не декорации? Что если просто остановиться и замереть?



Не помеха воспрять
Злодеяния паствы.
Злодейская рать,
Говорю тебе: Здравствуй!
Папироска с киселём,
Коробка конфет початая.
Облачённый королём,
На белом листе я печатаю:
Под подушкой Фет,
Дед в рамке,
На полке ФЭД запылённый,
Чадо под юбкой у мамки.
Окрылённый жизнью,
В ряду её почитателей!
Изведав от блюд,
Я устал от изобретателей велосипедов.
Нескромный люд плюёт под пяту.
Коту Вискаса,
Чаппи собаке
Хипстеры и яппи в бараке - умора!
Искоса глядя,
зло сядет
на скамью подсудимых.
Садом и Гоморра!
Все, что было необходимо,
Остановится и замереть.
Почему провидцы предпочитают умереть?












ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ.

Дорогая редакция, пишу вам под аккомпанемент игривой, долгожданной капели, преисполненный надежды быть услышанным и понятым. В ту пору, когда всё вокруг ещё было скованно крепкими, прозрачными льдами, вознамерившись приобщиться к столь любимому мной миру литературы, приступил я к написанию первого в своей жизни рассказа. К слову – слово  поначалу не поддавалось мне, но вознамерившись обуздать его, я ретиво принялся за дело, иной раз, понуждая себя через нежелание писать хотя бы по странице в день, что давалось мне с превеликим трудом и далеко не всегда. Однако постепенно я приноровился и скоро уже находил в письме притягательное удовольствие, неизменно прибегая к нему всякий раз, когда подступала нужда. В трудах своих, не имея последовательности, изящества и намерений высоких, я всё больше склонялся к тому, что бы просто живописать действительность во всей её простоте и во всём чудачестве её. На что, уповаю всецело, Господь и сподобил меня по великой своей милости и разумению.
Теперь же покончив с нехитрым своим повествованием и поставив, наконец, в нём точку, тешу себя мыслью, что сие будет интересно не только мне, но и прочим, найдя отклик в неизменно пылких сердцах читателей вечной Юности.
С любовью и уважением к вам, ваш Лука Тимофеевич!


Баллада о мгновениях или трактат, о невидимках.




Пролог.

Вначале сотворил бумагу и перо.
Бумага же была безвидна и пуста, и тьма над бездною и дух носящийся.
И сказал: да будут буквы. И стали буквы.
И увидел, что буквы хороши и соединил буквы в слова.
И назвал буквы гласными и согласными, и был вечер, и было утро: день один.
И сказал: да будут знаки посреди слов и да отделят они слова от слов.
И создал знаки, и отделил слова от слов. И стало так.
И назвал знаки препинанием. И был вечер, и было утро: день второй.
И сказал: да соберутся слова под знаками, в одно место, и да явятся суждения. И стало так.
И назвал суждения предложениями, а собрания предложений текстами. И увидел, что это хорошо.
И сказал: да будут буквы начертаны на бумаге и да произрастят они слова, по роду их, в которых семя их. И стало так.
И начертаны были буквы на бумаге и произросли из них слова, по роду их, в которых семя их. И увидел, что это хорошо.
И был вечер, и было утро: день третий.
И сказал: да будут главы посреди текстов для разделения их. И стало так.
И создал главы для разделения текстов, что бы разделять их. И увидел, что это хорошо.
И был вечер, и было утро: день четвёртый.
И сказал: да произведут суждения содержание.
И сотворил сюжет. И увидел, что это хорошо.
И благословил его, говоря: плодись и размножайся, наполняй бумагу.
И был вечер, и было утро: день пятый.
И сказал: сотворим героев по образу нашему и подобию нашему, и да владычествуют они над сюжетом.
И сотворил героев по образу своему, сотворил его; мужчину и женщину сотворил их.
И благословил их, и сказал им: наполняйте сюжет, и обладайте им, и владычествуйте над словами и знаками на бумаге.
И сказал: вот, я дал вам всякое слово по роду его, в котором семя его; – сие вам будет в пищу.
И увидел всё, что создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой.




«Вместо горьких дум и гнетущих заёб
Едкий глум и стёб вездесущих дядей Стёп».




***

Жизнь пошла наперекосяк... не заладилась, не задалась. Так бывает, когда вы ждёте от неё слишком многого, а между тем, едва ли достойны, претендовать и на малое. Вот почему теперь я сижу в полном одиночестве на сколоченной из досок заледенелой лавке. Сижу на территории,  так называемой площадки для пикника. Это небольшая лужайка в живописном уголке парка, средь лип, дубов и сосен, рябин, колючего шиповника. В центре стоит мангал с навесом, вокруг которого столы да лавки. Площадка эта, одна из многих, разбросанных по всему широкому лесопарку, моя любимая. Часто я отдыхаю тут летом, наворотив дюжину кругов на велосипеде по лесным тропкам. И сижу тогда, с закрытыми глазами, вытянув ноги, запрокинув голову и подставив лицо своё под ласковое солнышко, слушая весёлое пение птиц.
Теперь зима, солнце не греет и птиц не слышно. Лесопарк этот старый, с богатой историей и ныне, находится в черте города, что удобно. Можно сказать мне повезло. Подумать только, в коем-то веке! Сейчас кроме меня здесь никого. Оно и понятно! В это время года пикники на природе не пользуются особой популярностью, в отличие от весны скажем или осени. На майские праздники здесь случаются настоящие столпотворения! Видели бы вы всех этих людей с пакетами набитыми едой. Там вам и мясо, маринованное в майонезе со специями приготовленное для жарки на огне, и свежие овощи, и бутерброды с ветчиной... что там площадки, весь парк тогда становится местом, куда будто паломники, стекаются со всего города, приверженцы неведомого культа, вершить свой обряд – жарить мясо! Прямо язычники с их капищами и кущами. На пламя многочисленных алтарей возлагают они все как один кто свинину, кто баранину и благовонный аромат смешиваясь с дыханием весны, чудным, неповторимым её букетом, наполняет воздух, доводя окружающих до состояния полного восторга. Затем все начинают поглощать сочные, хорошо прожаренные куски некогда живой плоти с азартом и аппетитом настоящих дикарей в невиданных количествах, запивая их горячительным. Тут уж кто на что горазд! Ясное дело, молодёжь предпочитает пиво, а вот кто постарше, напитки благородней и крепче. Ну а сейчас здесь никого. Пустой почерневший мангал, пустые столы по которым скачет пестрокрылая свиристель, «Тишь да гладь, Божья благодать»!
Вообще-то людей в лесопарке хватает, даже теперь. Выходной как ни как – суббота! Зимой в лесу хорошо, нечего сказать! Кто на лыжах катается, кто на коньках. Испокон у старой часовенки заливают крохотный ледяной каток. А кто и просто гуляет вдоль заснеженного целиком большого пруда, словно бы заботливо укрытого самой природой пушистым, белоснежным покрывалом. А я вот тут, где никого. Да, жизнь моя не задалась! Только ничего тут уже не поделать. Стало быть, судьба моя такая. Да и чего рассуждать? Только голову ерундой забивать всякой! Тут ведь вот какая штука, когда основательно замерзаешь, в голове становится как-то пусто. Точнее мысли все начинают против воли вокруг одного вертеться. И настойчиво так, что ужас прям! Хоть взять и  провалиться на месте, лишь бы не думать вовсе ни о чем. Да только так не бывает. И вот забавно, однако, здесь холодно до чёртиков, а в аду-то, поди, ровно наоборот, жарко так, что и не всякий стерпит! Не пойму я эту жизнь, хоть убейте, с её крайностями. Не задалась она у меня. Не нашёл я с ней общего языка.
Зато задался день, чудный он выдался, ой чудный, не налюбуешься! Один из тех светлых и ясных дней, в которые зима делается сказкой. Небо будто прозрачное, голубоватое и ни единого облачка на нём, одно загляденье! Жёлтое солнце ослепительным диском повисло высоко над головами. Оно не такое как летом, от того что всюду его отражает снег да лёд, свободно смотреть по сторонам решительно невозможно. Год этакой погоды, и верно глаза здесь у всех станут такими же узкими от прищура как у жителей поднебесной. Жалко оценить красоты всей этой я ну ни как не могу. Не до того мне, прямо скажем.  Толи дело другие! Эти своего шанса не упустили, счастливчики! Вон они, весело снуют скрепя снегом вдоль кромки леса, по накатанной кем-то лыжне. Кто парами, кто сам, с иными рядом преданно бегут их домашние питомцы – собаки. Разные породы встречаются среди них, бывают и дворняги. Те, как-то особенно радостно увиваются за хозяевами, прямо с улыбкой.
Да, холодно! Одет я по-зимнему, разве что без варежек и шарфа, но как тепло не одевайся, всё одно, без движения замёрзнешь. А двигаться мне давно уже было некуда. Вот я сижу, жду.
– Эй! Ты там не замёрз? – вдруг раздалось за моей спиной.
– Хм-м-м, – еле слышно, с грустной усмешкой, прокряхтел я в ответ.
Равнодушно поглядев через плечо, я увидел молодую девушку. Она была красивой, насколько я успел заметить. Правда приглядываться к ней желания у меня не было, и я тут же отвёл взгляд, как бы давая понять, что дела мне до неё нет никакого.
– Разве тебе не холодно? – назойливо продолжала она.
– А ты как думаешь? – грубо бросил не глядя.
– Чего тогда ты тут сидишь? – видимо обидевшись, с вызовом вопрошала девица. –  Ждёшь кого-то?
– А тебе что за дело? – зло пробурчал я. – Замерз, говоришь? Куда там! Продрог до основания. Вон видишь, зуб на зуб не попадает, – сказал, оборачиваясь к ней лицом и трясясь от холода, так, что и вправду зубы мои стучали как у пассажиров затонувшего Титаника, оказавшихся в неприветливых водах Атлантики, после чего продолжил в том же ироничном духе и с тем же явным недовольством. – Жду ли я кого? Да, жду! Иисуса Христа, слышала, когда-нибудь о таком? …Зачем? Да вот сказать ему надо кое-что, но это уж тебя не касается. Довольна ты теперь или как?
– Того о ком ты говоришь я знаю, слышала про Иисуса, – спокойно и уверенно говорила она, медленно приближаясь ко мне, – только вот сдаётся мне, не придёт Он, уж больно занят, – завершила девица как-то зловеще, задрав вдруг правую ногу свою и упёршись ею в стол, стоявший рядом со скамейкой, на которой я сидел, так, что лицо моё оказалось почти возле её коленки.
К слову, она была одета в узкие джинсы бордового цвета, удачно облегавшие её стройные ноги. Джинсы были заправлены в светлые замшевые ботинки. Элегантное, приталенное шерстяное пальто, надёжно защищало от холода, а на голове шапка крупной вязи с озорным помпоном, из-под которой выбивались огненно-рыжие локоны. В левой руке она держала собранные беговые лыжи.
– Ничего, – удивлённо глядя на неё и отчего-то со злобой отвечал я. – Выкроит для меня минутку, раз такое дело. Знать и мой черёд пришёл важной персоной побыть, не всё ж другим!
А дальше девица повела себя и вовсе странно. Отложив лыжи в сторону, она встала на скамейку, затем села на стол за моей спиной, широко расставив ноги, меж которых я и оказался. Такого я не ожидал, да и кто бы ожидал? Может мой рассудок уже помутился от холода и всё это лишь бред? – задавался я вопросом. Но нет, это были не галлюцинации. Я сидел неподвижно, сжавшись от холода, а она, за моей спиной, как ни в чём не бывало:
– Эка ты хватил! Любопытно, что ж ты такого интересного сказать ему собираешься при встрече?
– Не твоего это ума дело! – сердито выпалил я, теряя самообладание. – Неужто она смеётся надо мной, – подумалось мне. И я продолжал: – Чего лезешь?! Не видишь разве, тебе не рады! Так и иди куда шла, без тебя тошно.
– Грубишь! – зло прошипела она в ответ.
И тут неожиданно я почувствовал прикосновение чего-то холодного к своей шее, это было лезвие выкидного ножа. Оторопев, я не смел шелохнуться, а между тем она говорила с чувством, будто на сцене театра:
– Это ты зря, голубчик. Ой, зря!.. Я к тебе можно сказать со всем сердцем, а ты, стало быть, задом ко мне поворачиваешься.
– Ну, к тебе-то положим можно и задом, чай не укусишь, – придя в себя, попытался я пошутить. – И потом, это ты ко мне за спину села, а не я к тебе повернулся, если быть точным.
– Шутник из тебя никакой, – надменно молвила девица. – Да и не в том ты сейчас положении. А укусить голубчик я могу, это ты напрасно! У меня характер тот ещё! Говори-ка лучше по хорошему, зачем тебе понадобился Иисус? А не то мало ли чего... холодно... у меня руки трясутся...
– Да ты совсем, поди, умом тронулась? Вот привязалась на беду, а! Ну что ты будешь делать?! Зачем да зачем, заладила. Можно подумать, других дел у тебя нет, что ли?!
– Ты мне зубы-то не заговаривай, – стиснув меня ногами, угрожающе молвила рыжая шельма. – Отвечай, а не то пожалеешь!
Находится между её ножек, было приятно и отчасти даже согревало, но тонкое лезвие ножа у горла как назло, не позволяло расслабиться и насладится моментом.
– Да ради Бога, Господи! – примиряюще вымолвил я. – Только ты не думай, что я тебя испугался. Мне ведь это всё только на руку, потому как сам-то я не решусь... больно нежный, а ты как раз, человек по всему подходящий. Оно ведь и лучше для меня, так-то... если ты меня того... ну, в общем, понимаешь. Так что я тебе скажу, но вовсе не из-за страха, ясно?
– Да поняла я, поняла! Говори, давай, сколько мямлить уже можно.
Правая рука её, в которой был нож, повисла у меня на плече так, что теперь он своим остриём был направлен мне в сердце, но это была скорее случайность, нежели нарочная угроза.
– Да, в общем-то, говорить тут особо и нечего, – начал я, тяжело вздохнув и устремив взор свой вдаль, где пробегал очередной лыжник, ритмично двигая ногами и руками. – Надоело мне всё, вот я и решил, чего тянуть? Легче ведь не станет, да и плевать всем... так чего уж там!.. А Иисуса я спросить вот о чём хочу, зачем это Он, то бишь Отец Его, с которым Он и есть одно целое... зачем значит Он нас всех, в смысле людей создал? Потому как не пойму я, хоть убей, скучно, что ли Ему стало, или как? Еже ли так, то ведь нехорошо получается, правда? Ты сама посуди. Гляжу я на нас и диву даюсь! К чему всё? Нешто так и должно быть? А коли не так, то чего ж тогда Он там, заснул что ли? Или ещё чего похуже! – добавил тревожно. – Вот собственно и всё, что меня интересует. Ну как, рада ты теперь? – сам довольный, от того, что наконец-то высказался, завершил я.
– И это всё, точно? – разочарованно переспросила любимица солнца.
– Как пить дать, всё, – поспешил я заверить.
– А раз так, значит балда ты! – с досадой заключила она, кладя ладонь левой руки мне на голову, как бы слегка ударяя ей. – Большего дурака мне ещё встречать не доводилось! Это же надо!.. как тебе вообще такое в голову могло прийти? Обкурился ты что ли?!
– Я не курю. В смысле это... только сигареты. А у тебя, кстати, закурить не найдётся?
– В машине, – сказала девица, вставая и снова беря лыжи. Нож предусмотрительно был ею убран в карман перед этим, так что, в какой, я не видел. Да и чёрт с ним, с ножом!
– Эх, жаль! – расстроился я. – А впрочем, ладно. – Картинно махнул рукой. Потом вдруг спохватился. – И что й то ты меня дураком называешь? Я может быть последний романтик на земле, поэт!.. А ты дурак. Рази ж так можно? Просто тебе не понять, ранимой моей, мечущейся души.
– Да уж, куда мне! Такой поэзией меня не проймёшь. Пустое это... старо как мир. Ты лучше вот что, – говорила она вкрадчиво, ласково глядя на меня, – вопросы свои прибереги на потом, видит Бог они от тебя никуда не денутся, а займись-ка делами поважнее, вот мой тебе совет, смекаешь?
– Это, какие такие дела? – поинтересовался я.
– А ты погляди вокруг повнимательней. Тут ведь дело-то для каждого найдётся, надо только захотеть.
– А-а-а... вот оно как! – обиделся. – И ты значит туда же, советы давать?! Какие вы все умные, прям мастера риторики! – распалялся всё больше. – Философы! А это ведь, поди, похлеще моей поэзии будет. – Многозначительно заключил, испытующе глядя гордой девице в глаза.
Её лучистое личико с правильными, изящными чертами, было белым и чистым, почти как свежевыпавший снег. Только щёчки да кончик прямого, аккуратного носика слегка раскраснелись на морозце, из под алых губ, соблазнительно выглядывали белоснежные зубки. Умными изумрудными глазами смотрела она на меня, и под взглядом этим я невольно смутился, ангел-искуситель, стоял передо мной. Стройная молодая девушка, скорее всего студентка, которой вот-вот только исполнилось восемнадцать лет приехала покататься в парк на лыжах. В самом этом нет ничего странного или предосудительного, напротив любовь к природе и здоровому образу жизни, характеризуют её как нельзя положительно. Затем, она натыкается на странного парня, ссутулившись сидящего на скамье и трясущегося от холода, натыкается на меня. И вместо того, что бы пройти поскорее мимо, как делали все, она решает завязать разговор. А потом и вовсе, такие выкидывает кренделя, что ни кто не поверил бы мне, взявшись, я о том рассказать. Более того, как выясняется, она вооружена и опасна, не только безупречной красотою своей, но и ножом.
Да, смелости и находчивости ей не занимать, это точно. И всё же, чего она хочет? Зачем затеяла спектакль? – беспорядочно проносились мысли в моей голове. – Что ж, – подытожил я, наконец – одного она добилась наверняка, интереса моего и внимания к своей персоне. И дорого же ей это встанет... ещё поглядим, кто кого!
Между тем, ничуть не смутившись, девица отвечала на мой язвительный монолог:
– Да брось, хватит тебе! Заладил со своей поэзией, будь она не ладна! У меня вот в машине термос с горячим чаем, пойдёшь? И сигареткой угощу, – весело улыбаясь, добавила она. – Становится холодно, а там погреемся, музыку послушаем... всё лучше, нежели тут леденеть! –  складно и резонно нежным голоском лилось из её уст.
– Ну, коли сигареткой угостишь, тогда ладно, можно, – соглашался я как бы с неохотой.
– Стало быть, ты бродяга? – спрашивала девица, ведя меня за собой.
– На вроде того.
– Значит, тебе и деньги нужны?
– Зачем ещё? – насторожился я.
– Ну как, мало ли?.. на еду хотя бы.
– Так на еду, деньги не только бродягам, пожалуй, надобны.
– И то правда, – согласилась она, засмеявшись, да так звонко и искренне, что я и сам чуть было к ней не присоединился, но вовремя сдержался, лишь скупо улыбнувшись.
Всё больше я подпадал под очарование этого прелестного создания. Вот только мой образ в её глазах тревожил меня. Я был просто кошмарен всегда, а теперь и подавно. Я походил на дворнягу, которую она милосердно решила подобрать, дабы не дать ей погибнуть. Прямо самому от этого мерзко! Да, не заладилась у меня жизнь, совсем не заладилась, так видно, такая уж горькая доля моя.
Меж тем, поборов обуявший её смех, девица соблазнительно глядя на меня говорила:
– Честно сказать, я хочу предложить тебе пять тысяч рублей, если ты согласишься кое-что для меня сделать.
– Вот как? – сильно удивился я. – И чего же ты от меня хочешь интересно?
В этот самый момент, мы вышли с аллеи прямо на парковку, заставленную двумя дюжинами машин. Кое-как расчищенная, она была обрамлена по краям высоченными сугробами, кроме того, лес, стоявший в снегу, надёжно скрывал её с трёх сторон, придавая ей вид тайного места или убежища. Она достала брелок и нажала на кнопку. Алый Peugeot весело отозвался ей подмигнув. Оказавшись в его салоне, меня обдало ароматом свежей морской волны. Тихо «зарычал» двигатель, заработала печка, из колонок полилась приятная негромкая музыка.
– А у тебя тут и правда, не плохо – комплементарно заметил я, отогреваясь.
– Мне тоже нравиться – довольно отозвалась хитрая лисичка, после чего с гордостью сообщила: – На эту машину мне пришлось копить чуть ли не пять лет.
– Значит, ты сама её купила? – изумился я. – Похвально! А мне, честно признаться, почему-то подумалось, что тебе её подарили родители. Наверное, это из-за твоей юной внешности. Ты ведь студентка, не так ли?
– И вовсе нет. С чего ты взял? – удивилась она.
– У тебя подходящий возраст, – объяснял несколько смущённо и неловко. – Сейчас куда ни глянь везде студенты. Когда я учился, многие из моих однокурсников уже ездили на машинах, и всем им их подарили родители, вот я и подумал...
– Ясно, значит не лестного ты обо мне мнения. Такое впечатление я произвожу? – с досадой спрашивала она, доставая из бардачка початую пачку «лёгких» сигарет и протягивая её мне.
– Ты тут не причём, просто это веяния времени, в большинстве случаев именно так и обстоят дела, я лишь предположил наиболее вероятное, – отвечал, уже доставая вожделенную сигарету с белым фильтром. Поджёг и втянул в себя вязкий дым.
– Оставь себе, – бросила она, кивая на пачку. – Вообще-то я уже как месяц не курю, а это так, из прошлого.
– Я тоже как-то пробовал завязать, – молвил сладко чадя. – Почти два года сигарет не видел, но в армии снова закурил. Честно говоря, мне нравится это, знаю что вредно, но ничего не поделать... пришлось выбирать. – Вдруг вспомнил, – так что ты там говорила о пяти тысячах? Правда, хочешь дать их мне?
– Не дать, а заплатить – поправила незнакомка.
– Заплатить? За что?
Девица нажала на кнопку, и кресло мягко опустилось, отклонившись назад, так что теперь она не сидела в нём, а полулежала, обворожительная словно кошка. Огненная головка её, освободившись от шапки, была повёрнута в мою сторону. Рыжие локоны ниспадали на плечи, алые губки застыли в полуулыбке, а зелёные мечтательные глаза смотрели проникновенно и грустно. Она тихо, почти прошептала:
– Расстегни мне ширинку.
Не сразу я понял, о чём речь, а когда сообразил, глаза мои округлились, на лице отобразилась растерянность и смущение. К подобному я совершенно не был готов. Меня застали врасплох, снова! Эта хитрая бестия ловко расставляет свои низкие ловушки. Почему она издевается надо мной? Мы впервые видим друг друга, какие у неё основания так поступать? Но что толку было задаваться всеми этими вопросами? Собравшись, наконец, с мыслями, я изрёк:
– Ещё чего! Ты что извращенка?  За этим ты заманила меня сюда? Предлагать такое первому встречному, да у тебя точно с головой не всё в порядке. Мне лучше уйти, – решительно произнёс, порываясь открыть дверь автомобиля.
– Постой, не уходи! – принялась уговаривать чертовка. – Ты что испугался? А что собственно здесь такого? Я девушка, а ты парень так ведь? Прости, если тебя обидело то, что я предлагаю за это деньги, мне всего лишь хочется помочь, понимаешь?
– Ты просто невероятна! – возмущался я. – О какой помощи может идти речь? Это самое глупое, что я, когда-либо слышал! За кого ты вообще меня принимаешь? Не стану делать ничего подобного, тем более за деньги.
– Не горячись ты так, никто тебя не принуждает, – примирительно твердила она. Просто подумай, пять тысяч - деньги хорошие, да ещё и за не Бог весть какие труды. На них вполне можно обзавестись местечком в ночлежке, и еды к ужину прикупить, там же, а ты нос воротишь, тоже мне недотрога. Ты хотя бы видел голую женщину, когда-нибудь?
– Даже если и нет, что с того?
– Что значит: «...даже если...»? – спросила девица, испытующе глядя на меня, воскликнув за тем, – Боже, да ты девственник! Сколько тебе лет? Обалдеть! А я так сразу почему-то и решила, – тараторила она без остановки, – гляжу, нюни распустил, к Создателю на диалог намылился... ну точно думаю, девственник, как есть, либо евнух. Так что на счёт первых впечатлений это ты не прав.
– Тебя это не касается, – гневно буркнул от досады. – Да, я девственник, и считаю это поводом для гордости, – произнёс, возведя указательный палец вверх и гневно потрясая им. – Шуточки свои и насмешки, а тем более жалость, попрошу, оставь при себе, сделай одолжение, ты ведь в силах, не так ли? – язвительно заключил, туша окурок в пепельнице.
– Разве я смеюсь? Или быть может, жалею тебя? – кротко произнесла она, мягко смотря в мои глаза. – Я просто несколько удивилась, в наше время это редкость. Ты должен простить меня. Разумеется, я согласна с тем, что это твоё личное дело и больше ни чьё. Тут ты волен поступать на своё усмотрение, ни перед кем не держа отчёта. И всё же моё предложение по-прежнему в силе. Я призываю тебя отнестись к нему без задних мыслей и хорошенько взвесив его.
– Ты хочешь, что бы я расстегнул твою чёртову ширинку и за это готова заплатить мне пять тысяч рублей? Окей! – сам не знаю отчего, вдруг выпалил я, и тут же протянул правую руку к молнии на её бордовых джинсах, быстрым и на удивление ловким движением я расстегнул злосчастную ширинку. В образовавшейся щели моему взору открылся край её почти прозрачного шёлкового белья. Тут же я почувствовал себя так неловко, что готов был провалиться сквозь землю. Почему я всегда иду на поводу у этой плутовки?! – с досадой спрашивал я себя.
Однако, при ближайшем рассмотрении, как правило, всё приобретает несколько иной вид. Если подумать, при всей моей целомудренности и хороших манерах, пять тысяч были бы отнюдь не лишними, я понимал это так же хорошо, как видимо и златокудрая чародейка.
– Что ж, – несколько придя в себя, еле слышно молвил я, не решаясь взглянуть на девицу, – я сделал то, о чём ты меня просила, и теперь готов получить обещанную награду.
– Погоди-ка дружок, мы так не договаривались! – поспешила она возразить. – Ты конечно молодец, но этого будет мало. Я хочу, что бы ты поцеловал меня прямо «там», и только тогда ты будешь вправе рассчитывать на вознаграждение с моей стороны. А иначе, ничего у нас с тобой не получится, – улыбаясь, как ни в чём не бывало, говорила бесстыдница.
– Я вот всё думаю, что на это скажет твой жених или чего хуже муж, когда узнает?
Неловкая попытка шантажа с моей стороны, увы, не произвела ни малейшего впечатления.
– Да нет у меня никакого жениха, а мужа и подавно. Ещё чего не хватало! Так, увивается кое-кто, ухаживает и только, – последовал циничный ответ.
Вдруг мне захотелось узнать, об этой странной особе больше. Чем она занимается, откуда берёт деньги на своё содержание, и я спросил:
– Позволь поинтересоваться, а что собственно у тебя за жизнь? Где ты работаешь, и всё такое?
– Разве это так важно?
– Важно! – настаивал я.
– Хорошо, – наконец решилась таинственная незнакомка, и хитро улыбнувшись, продолжила, – уверена, ты будешь удивлён, ведь я работаю в киноиндустрии. Возможно, ты даже видел меня в некоторых «шедеврах», просто сейчас не узнал.
– И в каких же фильмах ты снималась? – с неподдельным интересом вопрошал я.
– В порно фильмах, – невинно глядя на меня своими кошачьими глазками произнесла вдруг девица.
Я был сражён в который раз. Что за сюрпризы она мне преподносит?! – негодовал я в сердцах. Возмущённо спросив: – И ты хочешь, что бы я, целовал тебя «там»? – я вперил в неё взгляд полный презрения.
– Понимаю, о чём ты подумал, – спокойно начала она, – но право, твоё беспокойство абсолютно напрасно. Дело в том, что я снимаюсь исключительно в лесбийских порнофильмах. В каком-то смысле я тоже девственница, как и ты. Я никогда не спала с мужчинами, поэтому целовать меня, где бы то ни было, ты можешь смело, без каких либо опасений. – Произнеся это, она аккуратно взяла мою руку и засунула её себе в трусики, они были влажными.
Соблазнительно закусив нижнюю губу и бросив на меня чарующий взгляд полный страсти, чертовка являла собой искушение, перед которым мало кто устоял бы на свете. Не отдавая себе отчёта, будто находясь под властью неведомых чар, охваченный жаром и чуть ли не в лихорадочном возбуждении, я всецело отдался в её руки и впредь, подчинялся девице беспрекословно.
Будильник надрывно звенел, будто бронзовый колокольчик, призывая меня из царства сладостных сновидений в явь – тусклые, опостылевшие будни. Противится его настойчивому требованию, я не мог, как ни старался. Лесопарк, алый Peugeot, а за ними и распутная девица растаяли в дымке, словно и не было их никогда. Я просыпался...
Сны, несмотря на всю происходящую в них несуразицу иногда бывают поистине яркими.




Глава I

«Прозаика будней. Истории от первого лица.
Ересь и блудни... Я не стану отрицать.
Пятница на носу, сестра врубила Алсу.
Хиты звучат,  мама завела пылесос.
Бегом в необитаемый чат, сигнал S.O.S.»



20 декабря 12 года, день, когда моя жизнь изменилась. 20 декабря 12 года мне пришло письмо на E-mail. Само по себе это уже было событие, ведь мне никогда не приходили письма на  E-mail за исключением, разумеется, спама. Если у вас, когда-нибудь, был E-mail, то вы знаете, что сразу можно понять является ли пришедшее письмо рекламой или это нечто иное. Так, что, открыв по своему обыкновению, утром 20 декабря электронную почту, я тут же разглядел среди прочего каждодневного «хлама», «настоящее письмо», адресованное именно мне. Стоит ли пояснять, любопытство раздирало меня всего изнутри будто бы изголодавшийся лев, в саванне, наткнувшийся на усталого путника. Дело в том, что обычно мне не приходят письма на E-mail. Не то, что б у меня совсем не было друзей. Но, во-первых их действительно не много, а во-вторых мы находим иные способы для общения, так что, оно редко переходит в «сеть». Возможно это от того, что все мои друзья – мои соседи. Ну, или, почти все.
Итак, я был искренне удивлён. Тем паче, что письмо, озаглавленное на редкость однозначно и неординарно – «Это не реклама», гласило: «Лука Тимофеевич, прежде всего, это не шутка! Возле военкомата у входа в парк тебя ждёт девушка твоей мечты, она передаст тебе ключи от автомобиля твоей мечты набитого деньгами. Он и она полностью в твоём распоряжении, но что бы застать их там, ты должен успеть туда в течение получаса с того момента как прочтёшь это письмо. Поторопись!», вот собственно и всё, что в нём было написано. Вообразите же теперь себе моё удивление. Первое что мне пришло в голову, не смотря на то, что начало письма ясно гласило: «...прежде всего, это не шутка!», что это, конечно же, чей-то дурацкий розыгрыш, на вроде одного из тех, что принято устраивать первого апреля. Не беда что сегодня всего лишь, или уже, это как посмотреть,  20 декабря. Люди иногда бывают такими странными. Ну, вы знаете. Однако если исходить из того, что всё это действительно не более чем чья-то глупая шутка закономерно возникал вопрос – чья? Кто мог бы стоять за всем этим? И тут, вы неминуемо попали бы в тот же самый тупик, что и я. Ибо, надо просто знать моих немногочисленных друзей, что бы понять, они никогда не сделали бы ни чего подобного. Скажем так, такие выходки были не в их духе. И дело тут не столько в отсутствии воображения и задора в них, сколько в том, что нам уже было без малого двадцать пять лет. А это как вы сами понимаете не тот возраст когда... Постойте-ка! Или всё же дело именно в отсутствии воображения и задора? В любом случае, отчего-то я был совершенно точно убеждён, что это письмо не было делом рук ни одного из моих друзей, но всё же, кто-то его написал! Для начала, этот «кто-то», знал мой E-mail. Он или она, или, наконец, они, знали меня по имени, ведь письмо начиналось именно с него! Кроме того, очевидно, им был так же известен и адрес моего проживания, т.к. военкомат, возле парка упоминаемый в письме, несомненно, именно тот самый военкомат и тот самый парк, возле которого находится мой дом. Совпадений ведь не бывает? Сколько в этом городе военкоматов расположенных рядом с парком? Предположим, что несколько. И всё-таки, в письме не был указан конкретный адрес, из чего следовало, что отправители его, наверняка полагали, я сам догадаюсь, о каком именно военкомате идёт речь. Таким образом, получалось, что это люди весьма не плохо осведомлённые о моей скромной персоне, при том, что мне о них не было известно ровным счётом ни чего. И хотя я, ничуть не поверил, ни единому слову из так называемого письма, мои глаза невольно скосились в нижний правый угол монитора, где отображалось время.
20 декабря 12 года, 10 часов, 8 минут утра. Отправная точка, переворотный момент всей моей жизни, но тогда, разумеется, я об этом ещё ни чего не знал. Тогда я лишь, призадумался. До парка было рукой подать. Я снова перечитал письмо. Всё явно указывало на бред автора.
Это действительно чья-то глупая шутка и не так уж по большому счёту важно чья – подумалось мне. Девушка моей мечты, автомобиль набитый деньгами... Что за вздор?! Откуда кому-то знать о моих мечтах? Я и сам не знаю, какие девушки мне нравятся. Чудес не бывает! Со мной-то их точно не происходило ни когда. Во всяком случае, таких масштабов кои были означены в этом странном письме. Может это моя бывшая девушка решила подурачиться надо мной? – вдруг осенило меня!
Конечно, назвать её моей бывшей девушкой, да и вообще, моей девушкой можно было лишь с некоторой натяжкой. И, тем не менее, какое-то время мы действительно были близки. Но что-то пошло не так. Не будем сейчас вдаваться в подробности что именно, главное, расставание наше было, скажем так, не лёгким, пожалуй, даже скандальным! Не знаю, насколько это распространено среди пар и о чем это может свидетельствовать... Факт остаётся фактом, ещё некоторое время после расставания, мы строили друг другу мелкие козни, не давая забыть о себе. Так может быть, это пресловутое письмо всё из той же оперы, призвано лишь напомнить мне о ней? 
Нет, чёрт возьми! Это не возможно! Ну, причём тут она? Опять меня понесло, куда-то не туда! – говорил я себе гневно в сердцах.
На рассуждения подобного рода у меня ушло какое-то время. Несомненно, я был по-настоящему заинтригован.
Людям свойственно любопытство, – заключил я, и посмотрел на часы снова.
В моём распоряжении оставалось около 20 минут, если конечно в серьёз относиться к содержимому письма, но, честно говоря, этот вопрос, кажется, меня уже не тревожил. В том смысле, что я решил-таки отнестись к нему в серьёз, хоть и, не признавшись себе в этом до конца.   
Мне надо просто одеться и пройтись, – убеждал я себя.
Утро выдалось отличным, светлым и морозным, предвещая таким и весь день. Всюду лежал свежевыпавший за ночь снег, который серебрился в солнечных лучах, отражая их на автомобили, жилые дома и прочие постройки безжалостно ослепляя всякого отважившегося любоваться утренним пробуждением города, поросшего сосульками и увязшего в сугробах. Города-гиганта, просыпавшегося изо дня в день рано и стремительно, хотя многие утверждают, что он и вовсе никогда не спит. Спеша к метро, люди тянулись по узким улочкам дворов, на которых чуть ли не с самой зари усердно трудились дворники в оранжевых спецовках, очищая их от снега и посыпая специальными реагентами наледи. Студенты и рабочие, практиканты и мелкие служащие спешили из своих нагретых жилищ, втянув от холода головы в плечи, к остановкам городского транспорта, который прилежно, день за днём, год за годом, развозит их по рабочим и прочим местам. Иные «разогревали» свои автомобили, очищая их от снега, другие выгуливали домашних питомцев, вытаптывая узкие тропинки в снежной целине дворов.
В общем, всё как всегда, – подумал я, отходя от окна. Так почему бы мне не выйти на свежий воздух? Перевести дух, перекурить? Пройдусь в сторону парка и обратно. В самом деле, не стоять же мне на морозе! А заодно и гляну, что там за девушка моей мечты? Итак, решено! Но прежде необходимо было проверить самодельную кормушку, установленную мной недавно на нашем крохотном балкончике.
Дело в том, что с наступлением зимы на рябине растущей прямо возле дома стали появляться красногрудые снегири. Чудесные птички, уверен, вы знаете! Они резвились, весело щебеча там по утрам, частенько залетая и к нам в гости, игриво прыгая по перилам балкона. Вот я и подумал, должно быть им понадобится подкормка зимой, почему бы не смастерить для них небольшую кормушку? Помню как-то в младших классах на уроке труда, мы уже однажды делали нечто подобное. Так что можно сказать, опыт у меня имелся. Да и дело это, в общем, не хитрое. Сказано – сделано! В ход пошла пустая коробка из-под молока, мне так же понадобились ножницы и немного верёвки. Буквально через каких-то пятнадцать минут всё было готово. Кормушка для моих новых друзей висела на балконе и смотрелась там, на удивление хорошо. А сколько было радости, когда в тот же день я заметил, как красногрудые пташки стали весело кружить вокруг неё. Определённо, пшено пришлось им по вкусу. И вот теперь мне приходилось следить за тем, что бы кормушка ни пустовала. На этот раз, правда, я решил разнообразить их рацион, и вместо пшена, насыпать семечек.
К слову сказать, с балкона открывался вполне себе каноничный вид на улицу местного значения в четыре полосы, по две в каждую сторону соответственно, причём одноимённую с целым городским районом, который она собственно почти весь и пересекала. Улица как улица, ничем не примечательная и не выдающаяся, за исключением разве что своей дурной славой. Ибо каждые два-три года на ней непременно сбивали человека насмерть, да уж и это, пожалуй, совсем не исключение в лабиринте бессчётных транспортных артерий величавого Царьграда разросшегося кольцами на семи холмах. Оживлённая, в любое время суток, кроме как, глубокой ночью, когда в жёлтом свете фонарей, одинокая и безмолвная, она казалось, скрывала в себе какую-то не добрую тайну. Для полноты ощущения, не хватало лишь стелящегося понизу тумана, да леденящих сердце звуков как то бывает в фильмах ужасов. Впрочем, редко на ней случались грабежи или кражи, а убийств, так и вовсе не припомнить.
По другую сторону этой самой улицы красовалась панельная многоэтажка построенная в начале 90-х годов, серии п-46, не столько высокая, сколько широкая, приятного цвета какао, приобретавшего особенно тёплый оттенок в погожие солнечные дни. Окна её тогда, пылающие в бликах светила загорались в правом верхнем углу по утрам, и своеобразное это пламя, спускаясь всё ниже по экспоненте, оказывалось к концу дня почти в самом низу левого угла здания. Несмотря на всю простоту описываемого явления, оно было очень красиво и неизменно радовало глаз. Вот и теперь, оказавшись по случаю на балконе и взглянув в сторону того самого дома я имел удовольствие лицезреть столь привычную и дорогую сердцу картину.
Тут же захватили меня размышления, как бывало это со мной часто, и повлекли за собой. На стене дома, в чреве которого с вечера и до утра томились сотни страждущих душ, словно на холсте, вспыхивал ярко новый день. Медленно предстояло ему тлеть угасая. Отчего же я, словно инвалид, прикованный к креслу, сижу целыми днями на расшатанном стуле, глядя из окна на бегущее время? В душе щемит тоска, смотря на всё это великолепие, к которому мне ни как не прикоснуться. С трепетом созерцаю я, как светает по утрам и багровеет к вечеру небо. И чудится мне в том порой призыв... И вот, я уже порываюсь очертя голову пуститься в путь, куда глаза глядят, за горизонт! Совсем ещё юный, полный сил ускользающих в пустоту. Бурлит во мне жизнь могучим потоком и рвётся наружу, ни что не способно её удержать! Будь у меня хоть один шанс, я непременно бы пустился под парусом ходить по морям. И всё же что-то меня останавливает, так что сидя на том же самом месте, в крохотной своей коморке, я грежу лишь великими свершениями, славными походами за тридевять земель, любовью страстной да дружбой отчаянной. От того ли что век уже не тот и всё уже не то, иль я мечтатель да фантазёр без искорки, без воли?.. Мне остаётся лишь читать о том на пожелтевших страницах книг, видеть сюжеты эти в кинолентах и увлекательных видеоиграх. Только всё это не то!.. всё это так!.. Всем сердцем жажду я, всей душой, пуститься в путь пускай опасный, но сулящий славу и открытия! Полон мир сочных красок, звонкой жизни и чарующих её запахов!
Как бы там ни было, констатировал я про себя, вернувшись в реальность, провиант в кормушке пополнен, дело сделано, теперь можно и на улицу собираться.
Всего несколько минут ушло на то, что бы одеться. Резво я натянул штаны, свитер, надел ботинки, накинул куртку и шапку, даже варежки и те прихватил, на всякий случай. В общем, экипировался основательно, как на северный полюс. Разве, что шарф забыл, впрочем, да и не было у меня его никогда. 
Я выскочил в подъезд, крикнув родным, что иду развеяться. Обычно целые дни я провожу за компьютером. И это чертовски утомляет! Сплошные сетевые видео игры, кавайные мультики и порнография. Думаю тут самое время друзья, отклониться мне немного от общей темы, и поведать вам о себе. В самом деле, почему бы и нет? Вопросы-то, назрели!   



Глава II

«Путь прямой как пиратская доска...
Жарко, даже зимой... от затылка до мыска.
Страсти кипят и сдают нервы.
МСК, улицы хоронят ребят,
Всем хочется быть первым!»

Добро пожаловать в наше гетто! Место компактного проживания неудачников. Конечная остановка метро, жаль только, что жизнь здесь не такая яркая как цвета его линий. Это не Гарлем и не Бронкс, да и мы, не этническое меньшинство, но с наступлением сумерек легче от этого не становится. О нет, на этих улицах не стреляют! Во всяком случае, последние лет пятнадцать и из боевого оружия. Во всём же остальном это самое настоящее гетто с его маленькими и большими трагедиями, ощущением безнадёги витающем в воздухе. Жизнь тут идёт своим чередом как часы, так же однообразно и неумолимо. Тут не умирают от пуль, только от наркотиков и выпивки, а ещё, от множественных ножевых, полученных в бытовом скандале. На каждом углу сплошная романтика: грабежи, кражи с взломом, разбой, проституция, угоны автомобилей…
Мы – разношёрстное большинство. Люди, чьё единственное предназначение заключается в обслуживании так называемого «элитарного класса». В этом нет, чьей либо особой вины, таковы законы социума. Иерархия неизбежна. Всем нам, так или иначе, приходится сосуществовать именно на таких условиях. Кому-то везёт больше, кому-то меньше, тут как говориться, ничего личного. Стоит лишь мысленно влезть в шкуру того или иного представителя любого из классов, как вдруг, при наличии хорошего воображения, разумеется, логика каждого из них становится понятной и даже очевидной. Думаю, при всём сегодняшнем скептицизме по поводу научных работ великого Чарльза Роберта Дарвина, стоит признать, что естественный отбор это вовсе не пустопорожние домыслы, а реалии имеющие место быть. Этот термин в контексте социума приобретает несколько иное, любопытное значение, впрочем, неизменно сохраняя свою основную суть. Борьба не затихает ни на секунду! Явная и тайная, по правилам и без, бескровная или идущая, ни на жизнь, а насмерть. Борьба за место под солнцем! Возможно, вам покажется, что я излишне сгущаю краски, но оглянитесь! Если вы не видите солнца или оно не достаточно греет… весьма вероятно, эту борьбу вы уже проиграли, даже не заметив того. Каждый из нас занимает свою нишу, при этом, казалось бы, мы все такие разные, но одно всё-таки роднит нас, наша общая уязвимость и зависимость. Увы, мы ничего не решаем по сути, зато часто супротив своей воли играем роль массовки в постановочных «спектаклях», таких же корявых, как и руки господ, ставящие их. Мы ютимся в крохотных бетонных коробках и молим Бога, что бы нас ни лишили их за какую-нибудь провинность. Из наших окон открывается чудесный вид на неказистые постройки блеклых цветов отретушированных временем и малолетними вандалами вооружёнными баллончиками с краской. Семейные праздники наших соседей, изрядно сдобренные алкоголем оборачиваются скандалами с извечным мордобоем и даже убийствами в финале, зачастую становясь достоянием всего подъезда в виду плохой шумоизоляции окон и стен многоквартирного дома. Мы горим и взрываемся! Виной тому поизносившаяся электропроводка и неисправное газовое оборудование. Многие из нас ездят на собственных автомобилях, купленных в кредит, но большинство вынуждено довольствоваться общественным транспортом. Мы носим одежду и питаемся продуктами из больших торговых центров построенных специально для нас. Проводим свой досуг в кинотеатрах, где приобщаемся к пошлятине и порнографии, или в лучшем случае на катке, любезно залитом администрацией близлежащего парка. Наше будущее предопределяется с рождения. Степень удачи его, во многом зависит от связей, но не много-то их заведёшь в этих дворах с их пропойцами, хулиганами и старыми сплетницами. Если ты родился в семье со средним достатком, добиться чего-то большего тебе практически нереально. Нам не многое дают, это правда, но и не многое требуют. Здесь можно быть счастливым, если ты умеешь довольствоваться малым, если не притязателен в своих желаниях, если ты готов исправно производить и что более важно исправно потреблять, не задумываясь ни о чём. Ни что не должно тебя отвлекать, вводить в хандру. Только тогда твоя жизнь в «белом гетто» будет ровной и гладкой, без потрясений и особых хлопот.
Наше гетто не отделено от всего остального мира высоким забором с колючей проволокой. Оно слишком велико для этого. Зато, будьте уверены, их шикарные резервации с особняками, пентхаусами и ночными клубами отгорожены и заборами и вооружённой охраной.
Как и всякого нигера, обитателя, так называемого гетто, меня заботило только одно, как бы прожить на чёртово пособие по безработице, и где бы раздобыть ещё пару сотен на нехитрую развлекуху с корешами. Возможно, вас удивит слово нигер, но уверяю друзья, применительно к такому белозадому негоднику как я, оно в вышей степени подходяще. Ведь нигер, что бы вы там себе не думали, это вовсе не цвет кожи, чёрт побери! Это образ мыслей и поведенческие стереотипы. Всё же если это слово отчего-то вам не по душе, можете звать меня просто Черныш. Ибо я пёс, безродный, плешивый и облезлый! Вислоухий пёс с острой мордой и ввалившимися боками, чей хвост всегда задран крючком. Самая настоящая дворняга со свесившимся набок языком. Я стёр свои лапы в поисках годного куска в пищу. Среднего роста, тощий как молодая берёзка и такой же бледный, при желании из меня можно было бы вышибить дух одним только взглядом. Высокий лоб, острый нос, выразительные скулы, глубоко посаженные глаза зелёного цвета, отчего казалось будто бы под ними всегда синяки, маленький подбородок, тёмно-русые волосы, без особых примет на теле. Так меня описали бы в полицейском протоколе, попадись я на тех мелких кражах, коими регулярно промышлял в многочисленных супермаркетах города, таким я и сам видел себя. Я никогда не любил своего отражения в зеркале, фотографии со своим лицом и внимание публики. Хотя о коком внимании тут можно говорить? Я просто не любил публику, едва заметным пятном, которой являлся. О том, что бы пойти на работу курьером или ещё кем-то на услужение к хамоватым «боссам», не могло быть и речи.
Дело в том, что как-то мне довелось целых три месяца проработать помощником юриста в государственном учреждении. Впечатления от этого опыта оказались самые угрюмые. Не понимаю, как люди могут посвятить себя чему-то подобному? Помню, как в обеденные перерывы я ощущал какую-то невообразимую тоску, будто я находился в плену, из которого мне во что бы то ни стало необходимо бежать. И я бежал, обрекая в угоду своим ощущениям собственную мать, мать одиночку, на беспросветные труды. Изнеженное существо, ничего не скажешь!
Несмотря на то, что наша семья ни когда не могла похвастаться особым достатком, я был преступно избалован с самого детства. Всё преподносилось мне словно бы на блюдце. Вот только воспитание – та роскошь, которой у меня ни когда не было. Всему своему «воспитанию» я был обязан лишь улице и судьбе злодейке. В итоге сих жизненных обстоятельств, из меня выросло нелепое ничтожество, неспособное даже осмыслить всю свою несуразность. Дабы проиллюстрировать это, скажу лишь, что моя мама в возрасте пятидесяти лет, до сих пор одна ходит в магазины, в свои выходные, потому что другого времени на это у неё нет, и возвращается оттуда с полными сумками продуктов. Я знаю, что ей тяжело, но не спешу прийти на помощь, предпочитая проводить время за видеоиграми. У меня всегда найдётся тысяча и одна причина, по которой я не должен был бы прикладывать, ровным счётом, ни малейших усилий, к чему бы то ни было. Жалкое зрелище скажете вы, и будете правы. Только вот в одном вы все ошибаетесь.
Ибо, быть примерным семьянином, добропорядочным гражданином, частью экономики, её надёжной основой, благонамеренным заёмщиком, человеком с хорошей кредитной историей, спекулирующим коммерсантом или его услужливым секретарём... всё это ни хрена не лучше чем, если бы вы, и в самом деле, приторговывали наркотой за углом родной школы. И для того что бы понять это вовсе не обязательно просмотреть такие фильмы как «Адвокат дьявола» или «Бойцовский клуб», надо просто иметь сердце. Весьма вероятно оно так же пригодилось бы вам, что бы пережить весь тот кошмар, ниспосланный не иначе как самим Вельзевулом из глубин преисподней на бренную землю, служащую всем нам пристанищем. Оно помогло бы вам пережить эти темные времена, что словно полярные ночи северных земель угнетают и ослабляют иммунитет. В крайнем случае, вы всегда смогли бы вырвать его из своей груди подобно Данте, чтоб осветить путь любимым и дорогим, но разве мы любим кого-то по-настоящему кроме самих себя? Почему всегда виноват соседский мальчишка, а не наш собственный ребёнок? Почему вообще ребёнок должен быть непременно нашим собственным, а не просто ребёнком из соседнего детского дома? Почему мы едим мясо животных, и возмущаемся, когда животные едят нас? Почему мы вообще едим, когда в этом милом, чудном мире умирают от голода? Почему мы рассуждаем о милосердии и наказываем преступников, тайком создавая водородную бомбу, призванную уничтожать людей массово, без разбора воинских чинов и званий? Кто мы вообще такие, что бы учить кого-то, что такое хорошо, а что такое плохо? Мы многого добились, так, что теперь уже гадим в космосе, хлопайте в ладоши друзья, но, кажется другие, если б они и в правду существовали, не разделили бы с вами эту радость. Я не знаю что у вас на уме, и может, вы скажете: «Что же нам всем теперь, умереть от голода или бубонной чумы?». Возможно и так. Мы все действительно должны умереть, потому и умираем, но главное не просто умереть, главное не успеть наплодить новых страдальцев.
Я, как и любой нигер на этой проклятой земле, мечтал о роскошной белой богине, неоновой королеве моих грёз. Шутка! Это просто ерунда всё, не берите в голову. Я большой фантазёр знаете ли. Иногда меня здорово заносит, так что прошу прощения. Давайте попробуем заново?















Глава III
 «Вдыхаю, выдыхаю дым,
стою и отдыхаю,
как хорошо быть молодым!
Бездельника хают,
а он ведь мается!
Рабочий в отпуск отдыхает,
бездельник тоже старается».




А знаете ли вы, что жизнь без сахара ну или скажем без соли, а пуще того, без электричества и горячей воды, совершенно не выносима? И что всё это стоит в наш век, пускай и не больших, но всё ж таки денег? Или вот, например, что воздух – совершенный пустяк, который не замечаешь, пока он есть?
Я всегда был тихоней замкнутым в себе. Мама часто говорила: «Чего ты всё время молчишь? Книгу пишешь что ли, под названием: «Придурки вокруг меня»?  Забавно, но если бы я даже решился написать книгу тогда, у меня бы это не получилось, просто потому, что было бы не о чем. Хотя книгу с таким названием мог бы написать кто угодно. Возможно это даже очень подходящая тема для школьного сочинения, во всяком случае, куда более плодотворная, на мой взгляд, чем те, что были у нас на уроках. Всё же, писать мне было не о чем, до недавнего времени. Где-то с полгода назад со мной приключилось нечто, во что бы я, ни когда не поверил, расскажи мне об этом кто ни будь. Вот почему теперь я пишу свой рассказ. Было бы просто преступно умолчать о таком! Моя первая работа – это не сказка и не фантастика. Это что-то вроде мемуаров или автобиографии. Хотя нет, пожалуй, это  просто рассказ об одном очень важном событии однажды произошедшем со мной. Надеюсь, он окажется вполне увлекательным для вас, иначе не стоило бы и тратить на него своё время. А его ушло прилично, как и усилий. Впрочем, порой это доставляло мне своеобразное удовольствие. К тому же любой знает, если тебе ведома большая тайна, тебе одному, страсть как хочется поделиться ей со всем остальным миром! И вот моя история.
Меня зовут Лука Тимофеевич, но для всех я просто Лука. Мне 25 лет и я безработный неудачник. Хикамори – как сказали бы японцы. Вообще-то о японцах мне не много известно. Кое-что из школьной программы истории, частью из фильмов и, конечно же, анимации. Я живу с мамой и сестрой в однокомнатной квартирке на окраине большого города почти столько, сколько себя помню. Честно говоря, нам всегда приходилось нелегко, но, безусловно, тяжелее всех было нашей матери. На её долю выпали жуткие страдания и нескончаемая череда испытания. Начать хотя бы с того, что её мать – моя бабушка, умерла, куда раньше, чем это обычно бывает у людей, да ещё и от рака! А её отец – мой дедушка, не смотря ни на что, вскоре снова женился. Мачеха была как настоящая мачеха, невыносимая дрянь, т.е. пьянь. И скорее они походили не на мужа и жену, а на собутыльников. Тем не менее, им удалось завести второго ребёнка, судьба которого, хоть мне это доподлинно и не известно, вряд ли была радужной или хотя бы светлой.  А неизвестно мне это ровно по той самой причине, что моя мама фактически отказалась от родного отца. И переехав вскоре, прекратила с ним всяческие отношения. Эта ситуация с её отцом, в смысле,  моим дедушкой, продолжается и по сей день. Хотя, если смотреть правде в глаза, вероятнее всего он уже мёртв. Тем трагичнее, ведь угрызения совести, уверен, настигают её с приходом ночи, снова и снова, медленно съедая изнутри. Однако на этом неприятности моей мамы, увы, не заканчиваются.
Первый брак – неудачный и короткий. Опуская все подробности, да мне они собственно и не известны, итог его – развод! Но вот удивительно, фамилию себе она оставила от первого мужа. Нет, это не любовь. Это просто несчастная судьба. Оглядываясь теперь назад, становится ясно, что некто на небесах, по непонятным мне причинам, страстно желал растоптать мою маму. На ум приходит лишь ветхозаветная история Иова, хотя не уверен, что это сравнение вполне уместно, в любом случае, очевидно, кто-то серьёзно вознамерился лишить её всего, прежде счастья и даже фамилии, но кто и почему? Конечно же, это мне не ведомо. Можно сколько угодно не верить в мистику и проклятия, порчу и сглаз, я и сам-то тот ещё скептик, но столь незаслуженно несчастного человека, как моя мама я ещё не встречал. А далее, после первого брака последовал второй. Вот уж действительно это была её роковая ошибка. Судите сами. Наш отец, и её второй муж соответственно, оказался беспробудным пьяницей, да ещё и садистом! Находясь в алкогольном опьянении, изверг истязал плоть моей мамы, умело орудуя кухонным ножом и всё это на глазах своих малолетних детей, т.е. моих и моей младшей сестры. Каково? Помню ли я, что ни будь из тех страшных дней? О да, помню, будьте уверены. Ведь такое невозможно забыть, сколько бы лет не прошло.
– Тяжёлое детство? – спросите вы.
– Пожалуй, – отвечу я.
Детям такого точно не пожелаешь. Домашнее насилие на почве алкоголизма, увы, довольно распространённое явления в столь чудном мире. Как правило, всё это заканчивается трагедией в той или иной степени. Наша семья не исключение. Отец умер, когда мне было восемь лет. Я совершенно не помню похороны, да и его самого, но я прекрасно понимаю, что смерть отца, это должно быть меньшее из зол. Казалось бы, худшее позади и моя мать может вздохнуть спокойно, но у нас не было родственников, друзей, связей, покровителей и всего прочего. В этом жестоком мире конца 90-х моя мать оказалась совершенно одна с двумя малолетними детьми на руках. И хотя вместе взятые мы весели тогда не более 60 килограмм, это было тяжело, очень тяжело! И опять таки вся эта ситуация в нашей стране, во всяком случае в то время, не являлась исключительной. Весь мрак этого не возможно себе даже вообразить. Собственно со смерти отца мы и переехали в наш нынешний дом, однокомнатную квартирку на окраине большого города.
Жизнь в ней поначалу была скудна и неказиста. Помню, как нас с сестрой в качестве своего рода благотворительной акции забирали к бабушке с дедушкой по отцовской линии. На самом деле наша семья никогда не была по-настоящему близка с ними, несмотря на всю проявляемую ими заботу, а после смерти их сына, вену за которую они отчасти возложили на мою мать и подавно. Каждый раз, оказываясь в их просторной квартире на шестом этаже, с раздельным санузлом и кухней, не казавшейся кладовой, я чувствовал себя так уютно и спокойно, как никогда и негде. Мне казалось, даже не знаю почему, будто я находился в абсолютной безопасности, которую ни что на свете не могло поколебать. Мои воспоминания, о тех чудных днях, проведённых в гостях у моих родственников, до сих пор ярки на столько, что чудятся мне иной раз по утрам, запахи и звуки того прошлого. Я вновь ощущаю их как нечто реальное. Там было совершенно другое отношение к нам с сестрой. Там был достаток и налаженный быт, без скандалов и истерик. Завтрак, обед, полдник и ужин – по расписанию. К тому же бабушка великолепно готовила, этого у неё не отнять. Помню, каждый раз оказавшись у них, мы могли рассчитывать на подарки, игрушки, раскраски, да всё что угодно. Прогулки у реки доставляли мне особое удовольствие. А кто из вас, жителей огромного города, может похвастаться рекой во дворе? Ну и, конечно же, бесконечные диснеевские мультфильмы по телевизору на видеокассетах. Мне нравилось смотреть их сидя в мягком кресле или лёжа на узорчатом ковре. Всюду была чистота и порядок, всё лежало исключительно на своих местах, и не надо было ни о чём беспокоиться. Хорошо помню это ощущение, я выходил из ванны абсолютно чистый, ужинал, наедаясь досыта, ведь, как и все бабушки на свете, наша, любила накормить дорогих внучат сверх всякой меры. Затем, я плюхался в гигантскую мягкую перину, в которой натурально тонул, погружаясь в неё, как иные погружаются в кресло на приёме у модного и дорогостоящего психотерапевта. Стоило мне только укутаться в одеяло как следует, как тут же гас свет. И долго ещё, я лежал в темноте, думая о чём-то своём, детском, время от времени прислушиваясь к шуму близкой дороги, проникающему в комнату через открытую форточку. До сих пор обожаю этот звук мчащих машин по мокрому после дождя асфальту. А какой вид открывался из окна! Мой маленький Нью-Йорк, ну или Чикаго, да, чёрт возьми, абсолютно любой город из тех самых голливудских блокбастеров на VHS кассетах! Всё дело в том, что это был относительно новый район на севере города с передовой на то время застройкой, если можно так выразиться и развитой инфраструктурой. Это означало множество магазинов с яркой рекламой, ресторанов быстрого питания и прочих радостей глобализации. Типовые многоэтажки в моих детских глазах, высились как подобие небоскрёбов. А самое главное, с наступлением темноты, все они вспыхивали тысячами ярких огней, производя неизгладимое впечатление, по крайней менее на меня, и тогда. В общем, это была настоящая идиллия, воспоминания о которой, самые светлые и тёплые, сохранились у меня и по сей день. Но затем, всё как-то не заладилось у нас. Идиллия наша, как и всякая, оказалась не долговечной. Однажды я просто перестал приезжать к ним в гости, прекратив всякое общение, в том числе и по телефону. Поверьте, на то у меня были свои веские или не очень причины, о которых я, пожалуй, позволю себе здесь умолчать. С тех пор мы существуем, будто в разных измерениях, практически ничего друг о друге, не зная. Мне известно лишь только, что недавно бабушка умерла, а дедушка стар и немощен. Должно быть, ему одиноко как всем старикам. Хотя, благо есть, кому позаботиться о нём. Сестра нашего отца, его собственная дочь, и взрослая уже внучка, наша двоюродная сестра, даже маленький правнук в довесок. Они не бедны и сплочённы, так было всегда. А мы с сестрой и мамой, просто оказались лишними, чужеродными. Наверно, поняв это, я и ушёл тихо, по-английски, оставив всех в недоумении. Прошло время, они свыклись, перестали звонить. И для нас и для них жизнь пошла своим чередом. Хотя решение о прекращении всяческого общения и было принято мной единолично, более того, я собственно даже никому не потрудился объяснить причину его, оно распространилось не только на меня, но и на мою сестру. Она тоже более не ездила к ним в гости.
Однако вернёмся с небес на землю. Итак, мы переехали в нашу новую квартирку, предназначенную скорее для проживания убеждённого холостяка или на худой конец непритязательной влюблённой пары, ну уж ни как не семьи, пускай, и состоящей всего из трёх человек. Поначалу это было не так очевидно, но с возрастом, точнее нашим с сестрой взрослением, проблема стремительно приобретала угрожающий целостности семьи характер. Большую часть времени, мы были предоставлены сами себе, так как маме приходилось работать, причём везде, где придётся. Понятное дело, это был низко оплачиваемый, неквалифицированный труд. В основном розничная торговля на лотках всем, от «химии» до нижнего белья. Что такое лоток зимой? Фактически это тряпичная палатка, продуваемая со всех сторон, где не было, простите, элементарных удобств. Как решалась эта проблема? Поверьте, вам лучше не знать. Она так и не смогла выбраться из этого замкнутого круга, подорвав своё здоровье, которое и так было не идеальным после долгих лет совместного проживания с патологическим садистом больным алкоголизмом. Возможно в силу характера, её социальная ниша – сфера обслуживания. Так было, так остаётся и, по сей день. В любом случае, она самая идеальная мать на свете. Более самоотверженного человека мне не приходилось встречать. Буквально во всём она отказывала себе, что бы обеспечить меня с сестрой всем необходимым и прежде всего тем, чего не было у неё самой – образованием, справедливо пологая, что это поможет нам устроиться в жизни, найти достойную работу, и все вместе мы наконец-то заживём как настоящая счастливая семья. Но, как я и говорил ранее, на небесах, или скорее, напротив, под землёй, кто-то очень страстно желал, что бы ничего подобного с нами никогда не произошло. Поймите меня правильно. Я вовсе не пытаюсь свою никчёмность и лень заменить какими-то волшебными кознями неизвестного злодея. Долю своей ответственности я осознаю и признаю. Тем не менее, я не верю в совпадения. И вся эта череда ужасов в жизни моей мамы не просто ошибки, тактические просчёты и прочее.
Иными словами, её усилия были велики, а ожидания более чем справедливы, но я их не оправдал. Очередной близкий человек, из её кошмарной жизни, который предательски подвёл её.
– А сколько ещё ударов судьбы может выдержать человек? – спросите вы.
– Думаю, это зависит от ударов, – таков будет мой ответ.
Коротко говоря, в результате цепочки событий, о которой, щадя вас, не стану тут подробно повествовать, я замкнулся-таки в себе. И вот уже как несколько лет благополучно пребываю в статусе дармоеда, без каких либо перспектив и планов на будущее. Настоящий позор! Полагаю, моя мать стыдилась меня на людях. Что ж, это справедливо. Как бы там ни было, свой досуг я заполнял, как это и положено заправскому неудачнику, сетевыми видеоиграми и периодическими попойками со своими немногочисленными друзьями. Более в моей никчёмной жизни ничего не присутствовало. В довершении всего, разумеется, в силу вышеописанных обстоятельств, мы часто ссорились. Я бывал действительно жесток и не справедлив к ней.  Видит Бог, я сознавал это, но, чёрт возьми, ничего не мог поделать!
– Судьба? – спросите вы, но разве, это не вопрос без ответа?
Подумать только, в награду за жизнь, полную тягот и лишений, как у заправского солдата, в свои, страшно сказать, пятьдесят лет, ей, всё ещё, приходилось работать и терпеть оскорбления от собственного сына недотёпы. Вот так собственно обстояли дела, на момент получения мной загадочного электронного письма. Так сказать краткий экскурс в историю, или попросту – предыстория. Теперь же пришло время вернуться нам к основной сюжетной линии. Полагаю, хватит с вас уже прозы жизни.
Я писал об этом вовсе не для того, что бы заполучить вашу жалость. В конце концов, всегда есть те, кому тяжелее. К примеру, голодные дети в странах так называемого «третьего мира». Нет, всё это я написал для того только, что бы вы, мои дорогие друзья, как можно чётче уяснили себе ту самую атмосферу, которая царила в нашей семье уже многие годы. Напряжение, повисшее в воздухе, отчаяние, сгустившееся в углах. Мы ведь ни разу так и не поговорили друг с другом «по душам». Каждый из нас держал всю свою боль внутри. Вам должно быть знакомо то чувство, когда самое страшное это ночь. Потому что вы не можете уснуть. Вы смотрите в окно и видите голые ветки дерева, раскачиваемые ветром, они сулят вам не доброе. Впереди, кажется лишь буря, от которой спасения нет. Я хочу, что бы вы, вместе со мной, или вслед за мной, поняли всё волшебство того памятного письма, которое пришло мне 20 декабря 12 года.
Без перспектив, без планов, с ощущением западни... Не серьёзно конечно, но я даже подумывал время от времени о суициде. Знаете, рисовал себе такую картину в воображении, будто кино снимал. Скажу одно лишь, сам Стивен, етить его в душу мать, Спилберг позавидовал бы. А в остальном, унылая тягомотина без намёка на счастливый конец.
Мы жили на пятом этаже, в доме, в котором всего пять этажей. Поверьте мне, в этом есть свои преимущества, пускай и не столь очевидные. Дверь за мной закрыла мама, ни чего у меня даже не спросив. Оно и понятно. Мы как раз были в ссоре и не разговаривали друг с другом. Видимо она подумала, я иду на очередную попойку с друзьями.
Утро буднего дня, это нас никогда не смущало. Большинство моих, немногочисленных друзей, было под стать мне. Думаю, это не требует уточнений. А потому, такие её предположения, были вовсе не безосновательны. Обычно мы встречались с друзьями на улице и автоматически в прямом смысле этого слова шли в магазин, который называли «своим» и в котором были завсегдатаями. Основательно затарившись в оном выпивкой и табаком, если дело обстояло зимой, направлялись прямиком в подъезд, который так же считали «своим», разумеется, это было не так, и в котором соответственно так же были завсегдатаями.  В оправдание скажу лишь, что мы не были авторами этой нехитрой схемы препровождения досуга, и что она с теми или иными незначительными изменениями пользуется, как бы страшно это не звучало, крайне широкой популярностью среди городской молодёжи, к коей мы по праву себя причисляли, а потому... ну, вы поняли. В самом же подъезде ясное дело было куда теплее, чем на улице зимой. Собственно, этим и обуславливалось. Там мы благополучно распивали наше спиртное, смачно приправляя его едким дымом сигарет и нехитрыми диалогами, на фоне популярной ритмичной музыки игравшей на телефоне принадлежавшем, важное уточнение, непосредственно одному из нас. Мы не были хулиганами, не разрисовывали стены, старались особо не шуметь, но, тем не менее, жильцов это ни сколько не утешало. Всё же мы не скандалисты и потому, когда нас просили покинуть подъезд, что хотя и редко всё ж таки случалось, любезно делали это. Само собой летом, география наших посиделок резко увеличивалась. Мы могли позволить себе сгонять на велосипедах в один из, внимание, аж трёх лесопарков окружавших наш городской район, но в целом всё не так плачевно как могло бы показаться. У нас были и походы в кино, и в бильярдную за углом. Дело тут не в этом. Главное понять, каким бы не был весёлым день, всё равно за ним следовала страшная ночь. А темноты я и в правду всё ещё боюсь, особенно в незнакомых местах.
И почему мы так часто напивались? – задаюсь я вопросом, каждый раз погружаясь в воспоминания. Особого-то горя и не было, чтоб его заливать. Может просто, потому что вокруг очень много пьют? В подъездах, во дворах, в высоких кабинетах... Наверно так заведено, вот и всё.
Знаете, многие морщатся, когда слышат подобные рассказы, от которых так и веет роком или если хотите обречённостью. Они с возмущением восклицают:  «Как же так?! Ведь человек, хозяин своей судьбы! Вы можете стать кем угодно, жить, так как вам угодно», – продолжают они. – «И вы сами виноваты. Свинство – ваш личный выбор», – следует в заключении. Да, своеобразное обвинение и приговор в двух строках. И что тут скажешь, в самом деле? Разве, что подобные люди, окрылённые своим успехом, большим или маленьким, и даже самым ничтожным, взирающие на всех с гордым самодовольством, на всех тех, кто оказался позади, ослеплённые, не видят или просто не понимают ещё, какую цену им придётся заплатить за него. А заплатить придётся, в этом уж не сомневайтесь. Правда в том, что единственное, в чём людям следует соревноваться, так это в добродетелях. Оглянитесь вокруг. Как вы думаете, все эти люди хотели бы жить? Но хотеть можно сколько угодно, до посинения, а по щам получить хоть сейчас!
Я просто хочу сказать милые мои, что, в самом деле, поймите же, у жизни есть две основных точки. Начало и конец, что вполне логично. Человеку не подвластно выбирать их, думаю, с этим никто не станет спорить. И та линия, что между ними, именуемая непосредственно жизнью, так же не зависит от нас по большому счёту. Разве не говорит Иисус: «У вас же и волосы на голове все сочтены»? Согласен, иногда всё это может выглядеть по-разному. Вплоть до иллюзий. К тому же подобные мысли, о своей полной независимости и самостоятельности, ведут к гордыне, которая, позволю себе напомнить вам, является одним из семи смертных грехов. Впрочем, вы не обязаны верить в грехи. И действительно, сегодня этим никого не напугаешь, я имею в виду адовы муки и прочее... Тем более что уныние, апатия и отчасти лень, порождённые слепой верой в рок, ни чем не лучше. Это всего лишь крайности. А разве человек сам по себе не крайность? Проще говоря, хотите вы того или нет, правда в том, что в любую секунду вы можете потерять абсолютно всё что имеете, кем бы вы ни были. А потому, не стоит задирать нос, не так ли?
Ах да, чуть не забыл! Что до моей младшей сестры, а без неё картина, столь усердно мной рисуемая, как вы сами прекрасно понимаете, была бы не полной, то она, как это ни странно, во многом походила на меня. И речь тут пойдёт отнюдь не о внешних сходствах, разумеется. Подобно мне, она была тихоней. Кажется, она не разу не оказывалась втянутой в сомнительного рода истории. Думаю, вы знаете, что я имею в  виду. В этом плане, она не доставляла нам, сколь ни будь значимых неудобств. Однако, глядя, да хотя бы на самого себя, на ум неизменно приходит старая мудрая пословица: «В тихом омуте...», а дальше вы помните. Так, что, ещё не известно, где, как и собственно, что, может проявиться, но ведь может же! Примечательно так же, что подобно мне, друзей у неё, скажем прямо, с гулькин нос, а за вычетом моих, т.е. как бы наших общих, так и вовсе, буквально единицы. Впрочем, это не важно. В том смысле, что вы, конечно же, согласитесь, здесь-то уж точно, главное не количество, а качество! Было и ещё кое-что, роднившее нас, помимо собственно, общих биологических родителей. А именно то, что, оба мы, домоседы. Возможно по природе своей, но скорее всего волею обстоятельств. Так как я, несомненно, безумно люблю всякого рода путешествия. Причём для меня по большому счёту не важно, куда и как, главное с кем. И это, заметьте, не пустые слова. В архивах моей памяти, между-прочем, есть воспоминания, о паре славных экспедиций и на юг и на север нашей необъятной родины. Чего стоит только тот факт, что мне довелось-таки побывать от родного дома без малого, за более чем тысячу километров! А многие ли из вас уважаемые могут похвастаться подобным? Шучу! Уверен, многие. Не велика заслуга. Да и не в километрах дело вовсе, как я уже и говорил. А в компании, которая так сказать скрашивает времяпрепровождение. С этим-то у меня, всегда был полный порядок. Душевненько знаете ли! Но постойте! Кажется, меня снова понесло. Я же о младшей сестре хотел вам рассказать, а не о своих достопамятных путешествиях.
Итак, большую часть времени, во всяком случае, именно такое складывалось впечатление, она проводила на кухне за своим стареньким, перенёсшим кучу невзгод от меня лично, в силу чего, буквально, дышащим на ладан, лэптопом. Я бы сравнил его с динозавром. Однако, плюсы очевидны! Это, прежде всего, его невероятная живучесть. Он и падал и обливался кипятком и вообще... несмотря на солидные годы, динозаврик вполне себе справлялся с поставленными некогда перед ним разработчиками задачами. Помимо него, там, на кухне, в распоряжении моей сестры был средних размеров стол и два табурета.
– Почему на кухне? – спросите вы, – ведь неудобно же!
И будете, несомненно, правы.
– Но, – отвечу я вам, – это и есть те самые прелести совместного проживания в крохотуличной однокомнатной квартирке, своего рода наш ответ забугорному «Tiny House». Точнее «Tiny House» их ответ нам, если вдаваться в хронологию событий.
Говоря по-простому, места для всех в оных апартаментах, не хватало. Стоит ли упоминать, что скандалы, родившиеся во множестве, на так называемой «бытовой почве», занимали безоговорочно лидирующие позиции из всех других возможных? Они были, буквально, каждодневными! Впрочем, сейчас не об этом. Позволю себе ещё пару ремарок о моей «ненаглядной» младшей сестрёнке, необходимых вам, на мой взгляд, к сведению. То, что могло бы верно её охарактеризовать. Взять хотя бы посуду. Приготовив себе блюдо и съев его, она, ничтоже сумняшеся, складывала образовавшуюся в результате этого гору грязной кухонной утвари в раковину, где та, благополучно и простаивала целый день. Да что там день, она запросто простояла бы там и всю жизнь! Требовалось чуть ли не физическое принуждение для того лишь, что бы она наконец-таки соблаговолила вымыть её. Или, например чайник, который сестра никогда не удосуживала себя долить. Кипятка в итоге там всегда было только на донышке, так, что хватало лишь ей одной. Ну, что тут сказать? Не думала она о других. Или вот ещё, заварка в заварочном чайнике! Ровным счётом та же история. Чай-то она пить любила, а вот заваривать его, нет! Аналогично и с сахаром в сахарнице, никогда не досыпала. И с обувью, которую чистила прямо в ванной, не утруждая себя, разумеется, после этого вымыть её. В общем, перечислять в подобном духе можно было бы до бесконечности. Коротко говоря, неряха и грязнуля, думаю это именно те самые определения, которые в  полной мере характеризуют мою сестру. Прибавьте к этому увлечение так горячо ненавистными мне глянцевыми журналами мод и какой-то донельзя странный, уродливый взгляд на мир и природу вещей в нём в целом, видимо основанный-таки на статьях из упомянутых выше «кошерных» источниках. Впрочем, справедливости ради, не могу не заметить, её явных положительных сторон. Как то: полное равнодушие к алкоголю и табакокурению. Не в пример мне, как вы верно подметили, дорогие мои друзья. 
– Вы скажете, – ну  это же всё мелочи!
– И вовсе нет! – отвечу я.
Поверьте моему опыту, при совместном многолетнем проживании на жутко ограниченном пространстве, они, эти так называемые «мелочи», первое, что замечаешь, и что приобретает, куда большее значение, чем это можно себе вообразить. Естественно, подобный список претензий и недовольств можно было бы с лёгкостью накатать на любого из нас, а особенно на меня, но, в конце концов, это же не чей ни будь, а именно мой рассказ, потому и «список» в нём мой, уж не обессудьте. И вот теперь-то, наконец, смею тешить себя надеждой, предстала во всей своей красе, полная картина со всеми действующими лицами под названием – «Я и моя семья – неудачники»! А дальше...






Глава IV

Дальше я сбежал по лестнице вниз, почти так же быстро, как в детстве, когда на улице меня уже ждали друзья, с которыми я беззаботно резвился и играл во дворе днями напролёт. В салки, прятки, мяч или же просто упражняясь в лазании по деревьям. И да, мама частенько звала нас, домой, крича прямо из окна как в старых фильмах. Давно это было, ох как давно! Чудное время, время открытий. Я был тогда другим, это точно. И другим себя видел, не таким, какой я сейчас, но это уже в прошлом. В прошлом, в котором можно существовать, но не жить.
Стремительно пролетев без малого, пять лестничных проёмов, через считанные секунды я оказался внизу. Входная железная дверь подъезда тихо захлопнулась за мной. От обилия солнечного света отражаемого отовсюду, с непривычки, на какое то мгновение я чуть не ослеп. В лицо мне ударил свежий морозец.
Как же это прекрасно, – подумал я, – вдохнуть  в себя зиму и выпустить с паром изо рта как бы всю тяжесть, накопленную внутри, избавиться от неё раз и навсегда.
Оказавшись вне стен своего дома, ещё лишь только, в маленьком дворике, я, тем не менее, сразу ощутил пульс жизни. Машины, мчащие по прилегающей неподалёку улице, люди, спешащие по своим делам, мамы, ведущие ненаглядных своих чад в детский сад... Когда-то и меня, вот так, под руку вела мама. Каким тогда волшебным казался мне этот мир. Подумать только, я совсем ничего не знал о нём.
Мир суеты и движения, как бы заново открытый мной теперь, породил столько ярких воспоминаний, побудил на эмоции, о которых я давно позабыл. Всё смешалось в моей голове, так, что я не мог ни на чём сосредоточиться, и лишь чудом не свалился в снег, лишившись чувств. Казалось, я не понимал происходящего вокруг, лишь ощущал, что это прекрасно. По правде говоря, последнее время, он, этот самый живой, густонаселённый, мир, был чужд мне. Хотя когда-то я являлся его частью. Возможно, он даже возлагал на меня некоторые надежды, но всё это мне пришлось не по вкусу. И вот теперь, я снова столкнулся с ним лицом к лицу. Странно, однако, на этот раз, я был рад видеть его. И как он только терпел меня всё это время? Ведь мы были врагами, настолько непримиримыми, что право существовать из нас, казалось, мог иметь только один. Проблема заключалась в том, что люди не существуют без мира, а вот мир без людей вполне. Пребывая в размышлениях подобного рода, я шёл почти машинально в сторону парка. Недавно выпавший, и от того, всё ещё белоснежный снег, скрипел у меня под ногами. Пар, вылетавший изо рта, навёл меня на мысль, что неплохо было бы закурить. Тем более что сигареты всегда действовали на меня успокаивающе.
Как раз, то, что мне сейчас необходимо, – подумал я, – и сунул руку в карман куртки, где как предполагал, должна была лежать заветная пачка.
Сначала в правый – пусто, потом в левый – снова пусто...
Чёрт, я забыл их дома! – пронеслось у меня в голове. – О боже, они ведь сейчас так необходимы мне! – буквально простонал я про себя.
Не стану скрывать от вас друзья, нахождение в людных местах, почти всегда было для меня своеобразной пыткой. Думаю, в этом я не одинок. Как бы там ни было, до места предполагаемой встречи оставалось без малого, чуть более дюжины шагов. Я даже уже видел его сквозь голый в зимнюю пору кустарник шиповника и сирени, сквозь чёрно-белые стволы, посаженных в ряд берёз.
Этот своеобразный пятачок, окружённый с одной стороны районным военкоматом, с другой парой магазинов и ресторанчиком итальянской кухни, располагавшимися, хоть и раздельно, под одной крышей, а с третьей, упиравшийся в кованные железные ворота, представлявшие собой вход в общественный городской парк культуры и отдыха, являлся проходным местом, кишащим людьми почти в любое время дня и ночи. Впрочем, ночью я там не бывал. Вот и теперь, все эти мужчины и женщины, с детьми и без, хохочущее и погружённые в себя, сновали там, в разные стороны как туристы по Бродвею. Но среди всей этой движущейся людской массы я сразу заметил её!
Какого лешего здесь происходит?! – чуть было вслух не воскликнул я.
Ещё бы! От увиденного мной тогда, и в этом я убеждён совершенно дорогие мои друзья, любой из вас смутился  бы точно таким же образом, тем самым мне и уподобившись. Вообразите только, абсолютно неожиданно, пред моим взором предстала она – прекрасная и восхитительная, пленительно обаятельная, блистательно очаровательная и несравненная, начинающая, но уже очень популярная среди молодёжи голливудская актриса!
Да этого же просто не может быть, – тут же сказал я сам себе, – освободившись от чар изумления, сковавших меня, было в первые мгновения. – Что она, американская кинозвезда, делает здесь? Совпадение ли это?  Может быть, это и не она вовсе, а просто очень похожая на неё, другая, вполне себе обычная девочка? – вихрем проносилось у меня в голове.
Я всё ещё стоял на месте не решаясь сделать ни единого шага, причём в какую бы то  ни было сторону.
Ну и ну! – продолжал свои размышления, – а ведь она действительно мне очень нравится. И вполне подходит, да нет, она просто идеально подходит на роль девушки моей мечты!
Ни о ком кроме неё в последнее время я и думать не мог. Она сопровождала мои фантазии, все до единой, скрашивая бессонные ночи. И я в прямом смысле этого слова был страстным её поклонником, настоящим помешанным, сошедшим сума фанатом.
Вот только знать-то об этом ни кто не мог! – зловеще вспыхнуло в моей голове.
Я никогда ни с кем подобным не делился и ни чем не выдавал себя. В том смысле, что стена над моей кроватью не была увешена постерами с её изображениями, да и на рабочем столе в компьютере у меня стояла картинка с Харухой, будь она не ладна, Судзумией, во всей её красе! Так, что факт моего поклонения этой так называемой селебрити, обворожительной старлетке одной из самых могучих киноиндустрий мира, не был ведом ровным счётом ни кому кроме меня самого.
Таким образом, всё происходящее оставалось по-прежнему необъяснимо загадочным. Тем временем... Да, именно! – спохватился я, – времени-то у меня должно быть как раз, совсем и не осталось. Как ни странно, часы подтвердили мою догадку полностью.
Что же делать? – возбуждённо спрашивал я себя. – Подойти к ней и заговорить? Но как? О чём?! Если она действительно, именно та, за кого я её принял, то, во-первых я не знаю английского языка, а во-вторых, что я скажу ей: «Доброе утро! Не ты ли прислала мне странное письмо на E-mail»?
П-ф-ф-ф... Более глупо мне себя ещё никогда не приходилось чувствовать. Даже на торжественном вручении дипломов выпускникам колледжа, в котором я получал образование. 
Ну, а если она, ни какая не актриса, а всего лишь только похожая на неё девочка? – отважился продолжить я свои рассуждения, – то от этого легче не становиться ничуть, – тут же вынужден был заключить.
И уж наверняка, я простоял бы там ещё очень долго, прежде чем смог бы принять хоть какое ни будь, разумное с моей точки зрения решение, само собой, естественно, исчерпав при этом всё отведённое мне в письме время, если б не случилось то, чего я, и представить себе не мог, иначе кроме как во сне.
Мои бесплодные попытки сообразить хоть что-то относительно происходящего внезапно были бесцеремонно прерваны. Пребывая в состоянии своеобразного катарсиса, я, вдруг, ощутил, как кто-то слегка одёрнул меня за плечо. Обернувшись, прямо перед собой я увидел её, Ревекку Эткинсон воплоти – ту самую, актрису из Голливуда! Она была так близко ко мне, что пар от её дыхания почти касался моего лица. Хотя я и не терпел насилия, к сожалению меня, совершенно некому было ущипнуть. Да к тому же ещё и язык, словно на зло, предательски отказывался мне подчиняться, в горле, как водится, пересохло, голову охватил жар, а ноги, ослабли на столько, что едва не подкосились. Несомненно, это было самое настоящее предобморочное состояние. Я не мог вымолвить ни единого слова и должно быть чертовски смешно выглядел со стороны. Всё что мне оставалось это ждать, ждать дальнейшего развития событий, абстрагировавшись от каких бы то ни было предположений. Ведь после того, что уже произошло, стало понятно, дальше может случиться совершенно всё что угодно, а потому нет ни какого смысла гадать на кофейной гуще. Необходимо просто позволить событиям развиваться самостоятельно, получить, таким образом, как можно больше информации и далее действовать по обстоятельствам. Примерно в таком ключе и протекали со скоростью молнии мои мысли.
Неожиданно, тишину пронзил её прекрасный как звон колокольчика голосок, и первое, что я для себя отметил, говорила она на абсолютно чистом русском языке, без всякого акцента. А потому, тут же был вынужден, не без некоторого, к слову сказать, разочарования, заключить, что это ни какая не Ревекка, а лишь её, невероятно правдоподобная копия.
– Ну чего ты тут стоишь как дурак, холодно же?! – с негодованием произнесла она, – при этом так просто и естественно, будто мы старые приятели.
– Э-э-э... Я-я-я... Э-э-это ты прислала мне письмо? – выпалил я, наконец, заикаясь, самое первое, что пришло мне в голову.
– Ну, конечно же, я, глупенький. Кто же ещё? Разве не я девушка твоей мечты? – с неподдельным удивлением спросила она, глядя на меня так выразительно, что я не мог не восхититься про себя прелестью её личика.
– Что? Девушка моей мечты? – задумчиво повторил я. – Но кто ты? Разве мы знакомы? – обрушился на неё град моих вопросов. – Как тебя зовут? И откуда ты знаешь адрес моей электронной почты? – настойчиво продолжал я.
– Вообще то, формально мы не знакомы Лука, но ты можешь не беспокоиться, я знаю о тебе всё. Да и ты обо мне кое-что. В любом случае, лучше нам сразу покончить с официальными церемониями, – категорично заявила она. – Так что, позволь представиться, я Ревекка Илаиза Эткинсон, пятнадцатилетняя уроженка Атланты, штат Джорджия, США. Увлекаюсь актёрским мастерством и снимаюсь в фильмах.
Бодро протараторив это, и что примечательно вполне серьёзно, новоявленная мисс Илаиза Эткинсон, как-то уж чрезмерно артистично, протянула мне свою руку.
Я могу не беспокоиться? Она знает обо мне всё? Уроженка Атланты? Снимается в фильмах!? Да, да... Каша из вопросов в моей голове. Полный сумбур. Признаться, тогда я подумал, что нахожусь в бреду и всё это просто, не более чем, галлюцинации, которые, однако, на этом не заканчивались. Моё сердце билось всё учащённей. Кровь в артериях пульсировала со скоростью могучего патока стремительной горной реки и приливала в мозг, заставляя его работать как никогда интенсивно.
Так и не найдясь, что ответить, стоя молча от изумления, я пожал её крохотную, нежную ручку. И сделал это так вяло, будто был бестелесным призраком, а не человеком из крови и плоти.
– Интересно, что я могу знать о тебе? – наконец изумлённо спросил. – Я вижу тебя в первый раз.
– По крайне мере из письма, при условии, конечно, что ты его внимательно читал, тебе должно было стать известным, то, что я полностью подчиняюсь тебе, а это, согласись не малая информация. К тому же, ты посетил за последнее время столько тематических форумов и фан-сайтов посвящённых мне, что, сомневаться в твоём знании, моей биографии, мне ни сколько не приходится.
– Погоди, то есть ты действительно утверждаешь, что ты Ревекка? В смысле, Ревекка Илаиза Эткинсон, а не какая ни будь там другая Ревекка, стоишь сейчас здесь, как ни в чём не бывало и разговариваешь со мной на моём родном языке, так виртуозно, как будто бы изучала его с самого детства? И ты хочешь, что бы я в это поверил, правильно? – риторично, насколько только мог, заключил я свою тираду, сплошь состоящую из вопросов.
– Сейчас неважно во что ты веришь, важно, что ты видишь, – хладнокровно, чем повергла меня в не малую степень изумления, ответила она, и тут  же продолжила, – строго говоря, Лука Тимофеевич, ты прав. Я не есть та самая Ревекка Эткинсон. Я всего лишь её трансцендентная, если угодно, копия, точная до микрона. Внешность, характер, привычки, интонация, манера поведения, и даже строение внутренних органов, всё во мне, идентично исходному образцу, с некоторыми лишь, незначительными, правками. Так, например, ты совершенно верно отметил, что я говорю не на английском, как мне настоящей, полагалось бы, а на русском языке. Впрочем, – деловито добавила она, – я знаю все языки мира и могу с лёгкостью говорить с тобой на любом из них, вот только диалога в таком случае, боюсь, у нас не получится, – мило улыбнувшись, завершила чудачка.
Казалось, услышанное должно было бы повергнуть меня в окончательный шок и лишить всяких чувств, но я давно уже перестал удивляться чему либо, позволив событиям развиваться самостоятельно, так, как и решил ранее.
– Значит ты что-то вроде леприкона из фильма «Бегущий по лезвию»? – решив подыграть ей, наивно спросил я.
– Да, пожалуй, именно так. Это очень верное сравнение, – согласилась Ревекка, утвердительно закивав головой и дивясь моей находчивости.
– Погоди, – продолжал, выдыхая пар на мороз, – то есть ты не человек, правильно я тебя понял?
– Не обольщайся, – с надменной ухмылкой сказала она. – В том смысле, что люди ведь существа программируемые. Вы обладаете некоторыми уникальными возможностями, это правда, но редко пользуетесь ими. В каком-то смысле вы, ты, не многим лучше бездушных машин.
Затем вдруг юная оригиналка протянула мне какой-то необычной формы ключ с брелоком, так, что я сразу и не сообразил для чего он.
– Что это?
– Ключ от автомобиля. Здесь становиться холодно. Ты замерзаешь. Нам лучше сесть в машину, и там продолжить наш разговор, – не спеша пояснила затейница.
Ага, размечталась! Странная девочка, ни в какой автомобиль я с тобой садиться не буду, нашла дурака. Кто знает, что у тебя на уме? – зловеще промелькнуло в моей голове.
Да, действительно, чего уж там таить, я был сбит с толку происходящим и правда, начинал замерзать, но всё это повлияло на меня далеко не на столько,  что бы лишить осторожности, порождаемой инстинктом самосохранения, доставшимся нам в свою очередь, как известно, ещё от наших животных предков.
Однако её видимо ни что на свете не могло смутить. Наивно с моей стороны было бы предполагать, что эта загадочная особа, и впрямь, ждала от меня положительного, да и вообще, какого либо ответа. Совершенно естественным образом, так, как будто делала это всегда, она взяла меня за руку и повела за собой. К стыду своему, друзья, вынужден признаться, что не часто столь прелестные и даже чуть менее прелестные создания брали меня, или я их за руку. А по правде говоря, на память не приходит ни единого случая. Потому, от соприкосновения наших рук, я испытал, и это вполне простительно мне, такое душевное волнение и трепет, что не обнаружил в себе, никаких сил к сопротивлению. Попросту же говоря, покорно поплёлся за ней, не проронив ни слова.
Всего через пару шагов мы очутились у большого белоснежного, под стать лежавшему вокруг снегу, автомобиля. Поверьте, я совсем не разбираюсь в марках и моделях мировой автопромышленности. Разумеется, в детстве я, как и многие мальчишки любил играть с машинками на пульте управления и прочими другими, но, ни во что большее это не переросло. Будучи подростком я не читал авто журналов, да и прав, в отличие от большинства своих сверстников, у меня до сих пор не было. Тем не менее, узнать этот автомобиль, мне не составило никакого труда. Как вы уже сами могли догадаться, это был автомобиль моей мечты.
Cadillac Escalade 12-ого года выпуска! Впервые я увидел его в одном из недавних блокбастеров преступно скаченных мною с торрент трекера, и не смог остаться равнодушным. Автомобиль настолько поразил меня, что я даже скопировал себе его рекламный видео ролик, который пересматривал бесконечное множество раз, воображая, как нахожусь за его рулём, отправляясь в дальнюю поездку с друзьями. Ну что тут ещё сказать? Понятное дело, Cadillac Escalade не нуждается в моих представлениях. Достаточно лишь будет напомнить вам, что это детище крупнейшей и старейшей американской автомобильной корпорации General Motors, и всё сразу станет понятно даже не посвящённым. Гигантский, по автомобильным меркам, кузов этого «зверя», в сочетании с люксовой отделкой салона и продвинутой электро-системой,  делал его ультра комфортным и по-настоящему эффектным на трассе. Так что, думаю, вам будет понятно, почему увидев перед собой, объект своих долгих и бесперспективных мечтаний, я не поверил своим глазам.
Содержание того странного письма, прочитанного мною не многим более получаса назад и показавшееся мне откровенной чепухой обретало зловещий смысл и воплощалось наяву. Девушка моей мечты, как и автомобиль, оказались действительно таковыми. Но как всё это возможно? – тревожно вопрошал я себя.
Понемногу сознавая реальность происходящего, мне становилось как-то не по себе. Меня охватил, самый что ни на есть лихорадочный страх, тот самый, у которого глаза велики. Ведь кто-то же должен за всем этим стоять, – назойливо пульсировала гнетущая мысль в моей голове. – Но кто?!
– Бери, – сказала Ревекка, – вновь протягивая мне ключ от машины.
Не знаю почему, я всё же подчинился и взял. Наверное, мне страсть как хотелось узнать, что же будет дальше. Да и опасаться пока нечего, – успокаивал я себя. Ведь мы находимся в людном месте, а Ревекка всего на всего симпатичная пятнадцатилетняя девочка, которая при всём своём желании не может напугать.
– Нажми на правую кнопку, это разблокирует двери, – тем временем поясняла она.
И действительно, как только я коснулся означенной кнопки на брелоке, прозвучал характерный сигнал, а за ним и звук сработавшего механизма разблокировки замка. Машина была очень чистой снаружи, возможно даже отполированной, будто только что из автосалона. Я ни как не решался прикоснуться к ней, но проворная озорница, как всегда пришла мне на помощь. Она открыла водительскую дверь и произнесла тоном, не терпящим возражений: «садись».
И снова последовало лишь моё безропотное повиновение. Я сел за руль, а Ревекка, услужливо закрыв за мной дверь, обошла машину сзади и присоединилась ко мне, удобно устроившись рядом, на пассажирском месте. Вот так вдвоём, мы оказались в роскошном бежевом салоне люксового американского внедорожника.
Невозможно, милые мои друзья, описать те ощущения, которые испытываешь, сидя за рулём подобного автомобиля. Этот характерный запах, будто только что сошедшего с конвейера изделия, приятные на ощупь высококачественные материалы отделки, удобная посадка в мягком кожаном кресле... И хотя, мы всё ещё находились на территории невзрачной окраины большого города, должен признаться вам, из-за стекла Эскалэйда окружающий мир выглядел совершенно по-другому, иначе, куда более приятно и радужно. На этот раз, нарушить воцарившееся молчание выпало мне.
– И что дальше? – с любопытством спросил я, разглядывая, сидящую напротив Ревекку.
Она – миниатюрная девочка подросток, с лицом ребёнка. Что-то неотразимое было в ней, притягивающее, манящее обнять её, как можно сильнее прижать к себе, просто прикасаться к ней, к её светлым волосам, ниспадающим на плечи. Во всяком случае, именно этого мне хотелось тогда, но я не мог позволить себе ни чего подобного иначе кроме как в мыслях. У меня никогда не было «настоящей» девушки и близости с девушкой. Я был совершенно не опытен в ласках и как следствие жутко застенчив. Типичный задрот неудачник, сидящий на шее у матери, с головой погружённый в виртуальные миры сетевых видеоигр. Не хватало лишь викадина для полного счастья или чего ни будь на вроде того. Да и к тому же, мысль о том, что мне уже, как ни как целых двадцать пять лет, а этой девочке еще, только пятнадцать, действовала сродни холодному душу, и с успехом помогала держать себя в руках.
В эту студёную, зимнюю пору, она, хоть и с непокрытой головой, была одета подобающим образом. Вещи, подобранные со вкусом и выдержанные в стиле casual, впрочем, я далеко не специалист по стилям, действительно шли Ревекке к лицу и смотрелись на ней гармонично.
– Для начала, – тут же откликнулась она, – вставь ключ в замок зажигания и нажми на кнопку пуска двигателя, которая находится возле него. После этого можно будет включить систему обогрева, уйдёт не больше пары минут и тут станет тепло, всё просто, – не без некоторого самодовольства завершила загадочная сумасбродка свой инструктаж.
Я даже не заметил, как в её руках оказалась яркая жестяная баночка. Не обращая на меня никакого внимания, она открыла ее, приятный запах апельсинов растёкся по салону. Затем Ревекка достала из баночки драже жёлтого цвета и положила себе в рот.
– Это ещё что? – поинтересовался я, – конфеты?
– Да, – как-то замявшись, не сразу ответила она, – что-то вроде конфет.
– Угостишь? – сказал, протянув ладонь.
– Извини, – взволнованно залепетала Ревекка, – это мои любимые конфеты, у меня больше таких не осталось.  Они очень редкие, понимаешь?
– Как скажешь, – легко согласился я. – Не знал что ты такая сластёна.
– Не о конфетах сейчас думай, – резко последовало с её стороны. – Запускай двигатель, холодно.
– Что ж, окей! – буднично ответствовал я, при этом нажав на обнаруженную мной без труда ту самую кнопку «пуска». Тут же автомобиль, едва заметно содрогнувшись приятно заурчал. Заработал его мощный двигатель под капотом, вынужденное пояснение для тех, кто с детства передвигался лишь пешим. 
– Готово! – с вызовом доложил я и так очевидное. – Что теперь?
Поправив волосы, сбившиеся на лицо и застлавшие ей глаза, Ревекка ответила, загадочно улыбнувшись, – это решать только тебе, но учитывая ту большую коробку с деньгами в багажнике, полагаю, ты захочешь отправиться за покупками.
Даже не пытайтесь представить  себе, уважаемые дамы и господа, то выражение, которое приобрело моё лицо, после услышанного. Уверен, если бы в это самое время я ел или пил, то совершенно трагичным образом поперхнувшись или захлебнувшись, неминуемо бы изгадил  столь чудный салон автомобиля. К счастью ничего подобного не произошло, и я отделался всего на всего испугом, на фоне которого, однако, у меня развился нервный тик глаз.
О, несчастный я! Сколько испытаний выпало на долю моей и без того незавидной психики за последний час и сколько ещё предстоит?! Поверьте, тогда мне было больно даже думать об этом. И всё же, я кое-как нашёл в себе силы собраться с мыслями. Да, это было не просто, но по большому счёту выбора не оставалось. Не мог же я, в самом деле, после всего услышанного, сидеть там, как ни в чём не бывало, без каких либо попыток что-то предпринять. Это грозило мне серьёзными осложнениями в будущем. Ситуация, как ни когда, требовала немедленного разбирательства и осмысления. Итак, набравшись терпения и спокойно, как только мог, я, спустя без малого минуту, наконец, произнёс, – что значит, учитывая коробку с деньгами в багажнике?
– Послушай, Лука, ты не перестаёшь меня удивлять! Ну как же можно, в самом деле, быть таким конченным слоупоком? – абсолютно беззлобно вопрошала она. – Ведь ты читал письмо, сегодня утром, а не сто лет назад. Неужели ты забыл о деньгах? А ведь, там чёрным по белому, было написано о девушке, автомобиле и деньгах! И вот теперь мы сидим тут с тобой, ты да я, в этой распрекрасной машине, и деньги, они тоже здесь. Там, сзади, в коробке. Давай-ка вот как поступим: выйдем сейчас с тобой вместе, подойдём к багажнику, откроем его, и ты сам всё увидишь, – добродушно предложила мне Ревекка.
И это я-то тебя удивляю? Да ты просто душка! – подумал я про себя. Сама услужливость. Выйдем, откроем, посмотрим…, а по мне, так и смотреть нечего! Всё это попахивает неприятностями. Либо я в передаче «скрытая камера», либо это какая-то хитроумная афера-ловушка. В любом случае мне это не нравится. И я вовсе не обязан принимать во всём этом участие. Интуиция ещё никогда не подводила меня.
Так я размышлял минуту или две. Но отчего-то на деле поступил совсем не так как хотел. Вместо того, что бы просто взять и уйти, ну или уйти, предварительно высказав несколько своих нелестных предположений прямо в лицо этой так называемой «трансцендентной копии», я, совершенно предательски по отношению к самому себе заявил:
 – Что ж, пойдем, посмотрим, раз ты так этого хочешь.
Мы вышли из машины, и подошли к двери багажника почти синхронно. Надо сказать, что очутившись, после пускай и не продолжительного пребывания в тёплом салоне автомобиля на улице вновь, я почувствовал, как холодный ветер пронизывает мои джинсы и мурашки бегут у меня по ногам, отметив при этом – нет, это всё же не сон. Слишком реальны ощущения.
– Нажми на левую кнопку, –  привычно указала мне Ревекка.
В свою очередь, так же, не изменяя уже успевшим сложиться в наших отношениях традициям, я лишь покорно повиновался. Буквально тут же автомобиль издал протяжный сигнал, и дверца багажника автоматически отворилась. Что и говорить, пространство его было впечатляющим. Помимо пресловутой коробки, в глаза мне бросился ещё и какой-то металлический ящик.
– А это что? – полюбопытствовал, собственно я, указывая на него.
– Это автомобильный холодильник. В нём находятся кое-какие напитки и холодные закуски, на случай если ты голоден, – пояснила Ревекка любезно. Кроме того в бардачке салона лежит пачка сигарет и зажигалка, а так же короткоствольный шести зарядный револьвер под патрон 500-ого калибра Смит и Вессон Магнум, модели Смит и Вессон и боеприпасы к нему.
– Что?! Револьвер?! – воскликнул я.
– Да, именно, револьвер. Он тебе понравится, вот увидишь, – поразительно невозмутимо, впрочем, как и всегда, подтвердила своё предыдущее сенсационное откровение «трансцендентная копия».
Возможно даже, что ей только так и полагалось. Иначе, трудно себе представить, как пятнадцатилетняя девочка могла исполнять такое. Это просто не укладывалось у меня в голове.
– Кто ты, чёрт тебя возьми такая? Я спрашиваю в последний раз, отвечай или проваливай, в смысле я ухожу, ясно?!
– Ты уже знаешь, кто я, и ничего нового, уж прости, добавить к этому не имею. И чего ты только так взволновался? Всё это теперь твоё, без всякого подвоха.
Ну, уж нет! Снова я на это не куплюсь! – решительно пронеслось у меня в голове.
И всё-таки, любопытство странная вещь, я захотел проверить лежат ли на самом деле деньги в коробке, а потому открыл её. При этом тут же разинув рот, застыл от изумления. Ибо, коробка эта, солидных размеров была почти до краёв наполнена новенькими купюрами, будто только что отпечатанными специально для меня номиналом пять тысяч рублей каждая. Какова же была сумма «всего», лежавшая там, я не решался и предположить.
Это всего лишь жалкая подделка! – мысль, первым делом посетившая меня.
Но вытащив одну из купюр и как следует, рассмотрев её, я был вынужден констатировать, что либо подделка не такая уж и жалкая, либо, что я и вправду имею дело с целым, не виданным мной доселе, состоянием. Пускай это не миллионы долларов и даже не миллионы рублей, всё же о подобной наличности на руках я и мечтать не мог, даже в самых смелых своих фантазиях. Корысть, демон, сидящий в каждом из нас, и демон невероятно могучий. Именно он, заставил меня тогда повременить с эффектным отбытием восвояси. Конечно, существовала вероятность, и не малая, того, что всё это не более чем хитроумный и сложно выстроенный развод, «кидалово на деньги», но я решил рискнуть. В конце концов, столь невероятная история так походила на мои любимые сетевые видеоигры, что я просто не мог отказать себе в удовольствии пройти все уровни и сразиться с главным боссом или хотя бы лицезреть его краем глаза. Из всей моей скучной жизни это был едва ли не единственный стоящий день, а так как терять мне, в общем-то, было нечего, я захотел, что вполне естественно, продлить его как можно дольше, чем и озаботился.
Стремительно сунув купюру, бывшую у  меня в руках в карман и закрыв автоматизированную дверцу багажника, так же как и открывал её давеча, сиречь нажав на кнопку, я предложил Ревекке вернуться в тёплый салон автомобиля. Как и ожидалось, возражений не последовало.
– Так как ты оказалась здесь? – начал я свою разведку боем, как только мы уселись внутри.
– А как, по-твоему, глупенький? – округлив свои глазки, игриво прощебетала она. – Я приехала сюда на этой машине, – последовало за тем короткое объяснение.
– Ты приехала? То есть ты хотела сказать, тебя привезли, не так ли? – переспросил я.
– Вовсе нет. Я сама приехала, одна.
– Но как?! У тебя ведь нет прав? – возмутился я.
– У меня нет прав, но я умею водить. Тем более что эта машина с автоматической коробкой передач и электроусилителем руля, – в свою очередь поясняла она.
– Ах вот оно, что! – насмешливо последовало с моей стороны. – Ну, хорошо, предположим, ты умеешь водить и даже, то, что ни один инспектор ДПС не придал должного значения очевидному факту управления транспортным средством ребёнком. Допустим всё это, – настойчиво продолжал я. – Но скажи ради Бога, откуда у тебя такая машина, ты что, угнала её?
На личике Ревекки, с детской непосредственностью, появилась очаровательная гримаска досады.
– А вот и нет! Это моя машина! Она всегда была моей! – Разгорячённо поясняла мне самопровозглашённая мисс Илаиза. При этом так невинно смотря на меня своими небесного цвета глазками, что я невольно подумал про себя, – а ведь из неё действительно могла бы получиться превосходная актриса.
Однако подобные ответы с её стороны ничуть меня не удовлетворяли, и я безжалостно продолжал свой допрос, давая тем самым понять ей, что ни сколько, ни в чём не убеждён приведёнными мне только что доводами.
– Позволь, ты говоришь, что это машина твоя, но пятнадцатилетним девочкам не продают машины, и уж тем более не дарят родители, какими бы щедрыми они не были, если конечно только окончательно не выжили из ума. Ровно на столько, что безопасность собственной дочери перестала для них, что-либо значить. И вообще, как на счёт твоих родителей? Кто они? – резонно поинтересовался я.
– Да нет у меня никаких родителей! – закатив глаза и изображая мнимую усталость, отвечала она. – Я сама по себе, разве ты ещё не понял этого? Я не обычная девочка и тебе совсем не обязательно искать глупые объяснения всему, что ты увидишь, прибывая со мной, просто доверься мне. Вместе нам будет хорошо. Обещаю, скоро ты сам сможешь убедиться в этом, – вещала, гипнотически глядя на меня таинственная самозванка.
Она вдруг показалась мне какой-то одержимой. За её простотой явно скрывалось что-то тревожное, что-то сильное, очень сильное и опасное. Неожиданно, вся эта картина предстала для меня совершенно в другом свете, она как будто окрасилась в зловещие тона и покрылась тенями. Отчего-то на ум мне неизменно приходило слово – мистика. Сущая чертовщина, не иначе! Эта странная мысль, засевшая в моей голове, ни как не давала покоя, но я предпочёл умолчать о своих ощущениях, ибо они пугали меня. Пытаясь их отогнать, я произнес, как мог шутливей:
 – У тебя нет родителей, но дом-то должен быть? Ты ведь не живёшь в этой машине?
– Да, ты прав, проницательный Лука, у меня действительно есть дом. И честно говоря, я очень рассчитывала на то, что мы сможем поехать туда вместе. Тебе ведь было бы интересно посмотреть, где и как я живу? – вкрадчиво поинтересовалась моя новообретённая знакомая.
Несомненно, мне было любопытно, к тому же возможность не возвращаться к себе, была столь соблазнительной для меня. Дело в том, что с недавних пор я возненавидел своё жилище, которое в известной степени даже не было моим и которое мне приходилось делить с мамой и сестрой. Мелочные скандалы, царящие там, как я уже и говорил ранее, превратили нас из любящих друг друга родственников в настоящих врагов. Я не выносил их, они меня. У всех у нас на то были свои веские причины. Садится же за стол переговоров, бесполезное и не благодарное занятие. Перемирие длилось недолго, и в целом не было способно решить проблему как таковую. Страшно признаться, но одни только их голоса поутру, которыми я так часто бывал, разбужен, приводили меня в дикую ярость. Все эти прелести совместного жития в однокомнатной квартире ручаюсь, способны были бы загубить любую чистую и кроткую душу. Причём на это потребовалось бы вовсе не так уж и много времени, как кажется. К тому же накладывались мои многочисленные комплексы, особенности характера и отсутствие должного воспитания. В общем, возвращаться домой я не любил, но всегда был вынужден, и эта вынужденность, как говорится, лишь подливала масла в огонь. С радостью я согласился бы уехать, улететь, убежать куда угодно только бы не одному, а с надёжным человеком. Один я бы верно пропал, превратившись в жалкого бродягу, коих немало на просторах нашей родины. Участь их незавидна. Собственно она, эта самая участь и отпугивала меня. Я хотел жить самостоятельно, но средств к этому у меня не было. Становиться же рабом, спекулянтов и прочих предприимчивых негодяев, для того лишь только, что бы сводить концы с концами  мне претило. Я не желал довольствоваться малым, возможно, это и была самая главная моя проблема. Мне не посчастливилось родиться принцем или сыном мультимиллиардера. Мир не крутился вокруг меня, и это сводило сума. Другой давно бы пошёл на преступление, погубив тем самым себя окончательно, но не таков ваш покорный слуга. Преступники дерзкие и кровожадные хищники. Я же, кроткий агнец, трусливый ко всему прочему, мог позволить себе только жаловаться на судьбу окружающим, да негодовать в сердцах на их недостаточно пылкие заверения в сочувствии мне.
И вот теперь, обезумев от всего произошедшего со мной за одно лишь только утро, я не в силах был отказаться от возможности уехать на роскошном автомобиле с красавицей, сидящей по правую руку от меня и коробкой денег в багажнике, хоть к чёрту на рога! Плюнуть на всех этих моих домочадцев с их мелочами и глупостями. Пускай варятся в своей желчи, жалкие и ничтожные! – думалось мне. Наконец-то я смогу вырваться из этого гадюшника! Всё остальное не важно. Будь что будет.
С видом полным решимости я достал из бардачка пачку сигарет, в которых так нуждался последний час. Никотиновое голодание определённо не шло мне на пользу. Закурив с таким наслаждением, будто только что, избежал чудесным образом смерти, я жадно и глубоко втягивал дым, выдыхал его не спеша, смотря сквозь лобовое стекло на суетный мир. Спокойствие текло по моим венам, вместе с токсинами, попавшими в кровь. У меня были деньги, машина, и огромный мир в придачу.
– Думаю, пришло время проверить, насколько хорошо ты водишь, – наконец произнёс я, стряхивая пепел, – но для начала поменяемся местами.
С этими словами я вышел из машины, что бы обойти её и сесть на место Ревекки, в то время как она просто перелезла на водительское, не выходя из салона. За рулём эта субтильная девочка подросток смотрелась несколько комично, но вела себя вполне уверенно.
– Куда ты хочешь поехать? – Полюбопытствовала она.
– А знаешь, – задумчиво начал я, – давай просто отправимся, в какую ни будь живописную провинцию. Так, чтоб не очень далеко. Скажем, не более полусотни километров от города. Пусть это будет село или деревня с полями и лесами… Зимой на природе так красиво, как-то по-особенному, правда, ведь?   
– Думаю, природа везде и всегда хороша, и зимой и летом, в этом её прелесть. Если хочешь, мы можем выехать на ближайшую трассу и, отъехав от города свернуть в любой населённый пункт по твоему выбору, что скажешь на это? – спросила Ревекка.
Что ж это вполне подходило мне. Неважно куда. Отчего-то хотелось просто вырваться из опостылевшего мегаполиса, на простор, туда, где и свежо и тише. Я дал добро, машина мягко тронулась с места. Замелькали безликие панельные многоэтажки, небольшие магазинчики и вечно переполненные людьми супермаркеты, бензоколонки, школы, детские сады... Двигаясь, не превышая разрешённой скорости, мы юрко лавировали между городским общественным транспортом, самосвалами, везущими снег на плавильные станции, рабочими, ремонтировавшими очередной участок дороги, и прочими, совершенно разнообразными автомобилями, часто останавливаясь на светофорах. Незаметно пейзаж переменился и вот мы уже мчим в стремительном потоке по федеральной трассе прочь из города, пролетая синие и зелёные дорожные знаки с указаниями на повороты, ведущие к далёким и не очень городам.
Я пребывал в странном состоянии. Мысли покинули меня. Тревоги исчезли. Тихо работало радио. Удобно расположившись в кресле, благодаря отменной подвеске автомобиля, я плавно покачивался, будто плывя на лодке по озеру в погожий летний денёк, изредка поглядывая на Ревекку, к которой, кажется, уже начинал привыкать. Её руки уверенно лежали на руле, взгляд был сосредоточен на дороге. Водить она и вправду умела, причём виртуозно. Не скрою, поначалу я волновался, как бы нам не угодить в аварию, но очень скоро успокоился и, созерцая мир, почти бесшумно проносившийся за стеклом, погрузился в медитативное состояние. По правую и левую стороны от автострады вдруг раскинулись поля покрытые снегом, а вдалеке обозначилась кромка леса, всё утопало в ярком солнечном свете, столь редком для зимы и от того столь желанном. Отражаемый от снега он резал глаза, но не смотреть на него было не возможно. Я с радостью впитывал в себя атмосферу загородных пейзажей. То тут, то там мелькали покосившиеся от старости избы с почерневшими крышами и вполне себе респектабельные коттеджи по соседству. Повсюду было столько простора, столько чистоты и света, что от созерцания всего этого моё настроение вмиг изменилось, я повеселел. Внутри меня переполняло чувство восторга и любви к прекрасному миру, созданному Богом. Казалось, пространство вокруг было наполнено какой-то особенной аурой дарящей не столько умиротворение, сколько бодрость, побуждающей снова и снова в себе восклицать: « Я люблю Землю и всех на Земле»!
Невозможно было поверить, что в это же самое время где-то люди убивают друг друга с усердием и жестокостью невообразимыми и отвратными. Немыслимо, что где-то царит беспробудная боль и страдания, голод и нищета, что где-то нет света, нет надежды. В этой тишине, нарушаемой лишь мягким шуршанием шин автомобиля движущегося по асфальту не было ни надрывных рыданий ни призывов о помощи, но странное чувство, что беззаботная радость, это давно уже непозволительная роскошь, с того самого времени как закончилось детство, сидело во мне червоточиной, не давая полностью раствориться в окружающей гармонии. И наверно я размышлял бы об этом ещё долго и невесть куда привели бы меня эти думы, если бы машина вдруг не замедлила хода, а затем и вовсе свернула с трассы.
– Нам не мешало бы заправиться, – промолвила Ревекка, переводя при этом свой взгляд с панели приборов на меня. – Я сама всё сделаю тут, а ты сходи к кассе и оплати до полного бака, ну и прикупи там себе, если захочешь чего ни будь.
– А, ага! А тебе, что ни будь взять? – рассеянно спросил я, будто только что пробудившись ото сна.
– Да! – спохватилась, было, она, и задумчиво прищурив правый глаз, продолжила, – я буду ванильную кока-колу, киндер делис и-и-и… – протянула она, – скитлс! Обожаю всякие сладости в ярких обёртках. Ну, я же всё-таки девочка, – с трогательным выражением лица, поясняя, добавила плутовка в конце.
– Хорошо, – сказал я, – и, сделав, уже было первый шаг в сторону минимаркета при автозаправке, вдруг спохватился. – Постой! – воскликнул я. – У меня же нет денег!
– Как нет глупенький, ты ведь сам видел коробку в багажнике, помнишь? Все деньги в ней твои.
– Ах, да! – растерянно произнёс я, сунув руку в карман, где лежала новенькая пятитысячная банкнота, – вспомнил! – После чего смело направился в сторону минимаркета.
Зайдя в крохотный магазинчик ничем не отличающийся ни по виду своему, ни по содержанию от тысяч других, таких же, усеявших вместе с автозаправками различных брэндов всю нашу необъятную страну вдоль её бесконечных магистралей и трасс, я оглянулся. Взору моему предстали немногочисленные стеллажи, полки которых были усеяны всевозможными товарами, очевидно, по мнению здешнего маркетолога могущими пригодится путникам в дороге. Среди них были средства личной гигиены, нехитрый инструмент, дорожные карты, развлекательные журналы, да кое какой провиант представленный чипсами, сухариками, шоколадками… была тут и свежая выпечка и кондитерские изделия, а помимо всего прочего, в углу стоял большой холодильник с раздвижными стеклянными дверцами наполненный напитками. У выхода примостился кофе автомат, и естественно сигаретами в ассортименте здесь тоже торговали, впрочем, как и жвачкой, презервативами, мятными конфетами и прочей ерундой. В общем, всё это я оглядел привычным взглядом, так как ранее, и это наверняка помнит читатель, мне уже доводилось бывать в автодорожных путешествиях, как и в подобных минимаркетах соответственно.
За прилавком, где располагалась касса, стояла молодая девушка с непримечательной, но всё ж таки и не отталкивающей внешностью. Наверняка местная жительница столь же крохотного, как и сам магазинчик населённого пункта раскинувшегося неподалёку, – предположил я в уме. – Уверен, эта работа, во-первых одна из немногих доступных в этих краях, а во-вторых одна из самых завидных для тутошней публики, – промелькнуло у меня следом.
Как бы там ни было, со скучающим видом и карамельной конфетой на палочке во рту, особа эта, смотрела маленький телевизор, задрав свою голову вверх, ибо тот был подвешен к потолку на специальных креплениях. Однако когда я подошёл к ней ближе, она любезно перевела свой всё ещё скучающий взгляд на меня и дежурно промямлила:
 – Добрый день, слушаю вас!
Не перегружая вслед за ней свою речь эмоциями, я сделал заказ. И спустя всего лишь несколько минут оказался на свободе покинув магазин.
По трассе пролетали легковушки и гигантские фуры с прицепами. Куда и что они везли? Где-то ведь их ждут, не дождутся. Для кого-то это рутинная работа, а для кого-то приключения и открытия. Трасса, по которой нескончаемым потоком тянулись караваны – линия жизни. Она давала работу многим. Вдоль неё мостились кафе и закусочные, ночлежки, автомастерские, заправки те же и ещё много чего всякого полулегального и совершенно преступного. Здесь живут по своим законам, это вам не город или село. Здесь свои шерифы и свои бандиты. Но обо всём этом мне не хотелось тогда думать. Напротив, приятно было полагать, что это просто длинная дорога, ведущая к живописным местам, и сулящая незабываемые, полные радости воспоминания жаждущим приключений странникам.
К этому времени Ревекка уже заправила бензобак автомобиля горючим и отъехала чуть поодаль от колонки, дабы понапрасну не занимать место и не мешать прочим желающим, воспользоваться услугами добрых торговцев топливом. Желающих, которых, к слову сказать, не наблюдалось. Оказавшись в автомобиле на своём привычном месте штурмана, я начал распределять приобретённую мной только что снедь, согласно нашим заказам. С детской непосредственностью и игривостью, что было вполне ожидаемо, Ревекка тут же распаковала свой скитлс и, высыпав с дюжину разноцветных конфет на крохотную свою ладошку, разом заглотила их все, при этом вид она приобрела довольный, картинно жуя и гримасничая.
– Что, аппетит разыгрался не на шутку? – дивясь увиденному спросил я.
– Угу! – пробухтела она в ответ, делая при этом огромный глоток ванильной кока-колы, и добавила, – обожаю сладости!
Глядя на неё и мне захотелось подкрепиться, к тому же  причин откладывать не было, с азартом я принялся за свои эклеры и кофе. Так мы и сидели вместе, молча поглощая всякие вкусности, уютненько расположившись на территории автозаправки, как вдруг Ревекка выпалила:
 – Возьми-ка револьвер, заряжать не обязательно.
– Зачем ещё? – Чуть не поперхнувшись, спросил я.
– Дело есть.
– Какое такое дело?
– Скажи, сейчас ты был в минимаркете, много ли там посетителей? – подозрительно поинтересовалась она.
– Посетителей? – призадумался я. – Да ни одного! Только кассирша, да и та словно сонная муха в телевизор пялится.
– Отлично! – обрадовалась моя юная спутница.
– А что отличного-то? – Всё ещё непонимающе вопрошал я.
– Ну как ты не смекаешь?! Обстановка явно благоприятная. Сейчас мы пойдём и ограбим этот магазин, – буднично произнесла Ревекка, словно это было для неё делом обыкновенным.
– Я не преступник, – категорично заявил закуривая.
– А кто ты?
Слова изрыгались из моего рта вперемежку с едким дымом:
– Вообще-то  это большая роскошь знать кто ты. Уверен многие из тех, кто утверждают, что знают, на самом деле лишь думают, что знают, но это совсем не так. Я не знаю, кто я, но я знаю, кем бы я хотел быть.
– И кем же?
– Христианином, – спокойно раздалось в ответ.
А между тем в голове моей вспыхнуло – так вот откуда эта коробка с деньгами! Неужели же она… нет, этого решительно не может быть, – гнал я от себя зловещие догадки. Разве способна эта пятнадцатилетняя девочка промышлять разбоями и грабежами, угонами автомобилей? Или она делает это не сама, а при помощи таких вот дураков как я? Вешает лапшу им на уши, добивается симпатий и доверия, подбивая затем на совершение преступления. И, в конце концов, избавляется от сообщника, страшно даже представить себе каким образом.
Такая вот жуткая картина буквально, за какие-то секунды нарисовалась в моём воображении. Говорят беды приходят, когда их не ждут, а значит сейчас самое время. Я был разбит и повержен. Ещё бы! То, что недавно казалось волшебной и интригующей сказкой, на деле оборачивалось заурядным обманом, хитроумной, или не очень, преступной комбинацией. Оставался, однако, открытым главный вопрос, одна ли она спланировала всё это безумие или за ней стоит ещё кто-то? И как мне теперь вернее всего выкрутится из сложившейся щекотливой ситуации.
Что ж, – решил я, – делать нечего, придётся призвать на помощь всё своё актёрское мастерство, если оно конечно вообще у меня есть.
– Ты сума сошла! Зачем бы нам это делать? У нас же куча денег в багажнике, – удивлённо произнёс я, согласно своей роли.
– Так-то оно так, да ведь грабить мы будем не ради денег, – ничуть не смутившись, парировала неугомонная затейница.
– Ах вот как! А для чего же тогда?
– Просто, чтоб повеселиться.
– Да? Ну, это уж без меня, – теряя самообладание, заявил я. – Дудки! Я в этом не участвую. Сомнительное веселье подобного рода меня не прельщает.
– Не уж-то испугался, Лука Тимофеевич? – с улыбкой подначивала Ревекка.
– Вот именно! – искренне признался я. – Нет охоты за решёткой оказаться, знаешь ли!
– А с чего ты вдруг взял, что нам это грозит?
– Да тут камеры видеонаблюдения повсюду, и кнопка тревожная наверняка у кассирши под рукой, – пояснил я вкратце свои опасения.
– Ну ещё бы! Двадцать первый век на дворе, как ни как! – торжественно заключила она, и продолжила, уже заговорщицки, – только вот камеры все эти, как и кнопка тревожная, совсем не работают и толку от них не больше чем от того картонного полицейского на обочине трассы, что давеча мы проезжали, помнишь?
– Откуда тебе знать, что не работают? – удивился я.
– Доверься мне, Лука Тимофеевич, просто знаю и всё! Считай это магией.
– Э-э-э нет, так не пойдёт! Видишь ли, в чудеса я с детства не верю, так что, уж будь так любезна, потрудится придумать другое объяснение.
– О-о-о! – досадно протянула она в ответ. – Ну, какой же ты нудный! Где твой дух авантюризма, где жажда острых ощущений? Впрочем, если тебе действительно так интересно, откуда я знаю про камеры, то считай, что, скажем так, я могу контролировать любую электронику дистанционно.
Услышав такое, глаза мои буквально полезли на лоб.
– Дистанционно? – повторил я, вопросительно глядя в ясные очи Ревекки. – И это, по-твоему, объяснение? А знаешь, я ведь ни черта не понял. 
– Да и не надо тебе ничего понимать. Лишнее это, – без стыда заявила чудная девчонка.
– Ну уж нет! – Возмутился я. – Позволь мне самому решать. К тому же, я никогда не был преступником и сейчас совсем не хочу начинать.
– Да брось! – тоном знающего истину воскликнула хрупкая девочка. – Не был, потому что случая верного не представлялось доселе. Ты попробуй только и сам всё поймёшь. Первый раз, он самый запоминающийся!
Казалось, наглости её нет предела. Так открыто призывать к совершению преступления, обнажая свои вероломные намерения, это уже переходило всякие границы! Тут и я решил пойти ва-банк, намекнув ей, что не такой уж и простофиля, а заодно и произвести разведку боем как говорится. Уставившись на неё проницательным своим взглядом спокойно произнёс:
– Судя по твоей осведомлённости, можно подумать ты уже участвовала в чём-то подобном.
– У меня богатый жизненный опыт, несмотря на юный возраст, ручаюсь, ты даже не представляешь себе насколько богатый! – с лёгкостью приняв мой вызов, ответствовала она, не дрогнув при этом и мускулом на своём детском личике.
И тогда мне подумалось, а вдруг для неё это просто игра? С чего я взял, что всё это серьёзно, по-настоящему? Ещё раз, пристально посмотрев на её лицо, будто пытаясь понять, отгадать, не очередной ли это розыгрыш загадочной девочки по имени Ревекка, о которой, в сущности, мне ничего не было известно, с деланным безразличием продолжил:
– Так значит, ты любишь удивлять людей?
– Пожалуй, – утвердительно кивнув головой, подтвердила она.
– О, всё это  презабавно конечно, но видишь ли сегодня на мою долю и без того достаточно поводов для удивления выпало, согласись, не так ли?
Моя наивная попытка перевести весь наш разговор в шутку, к сожалению, не увенчалась успехом. Ибо в ответ на неё, Ревекка, явно теряя терпение и сердясь, раздражённо заявила:
– Послушай! Да нечего тут разглагольствовать сидеть! Если не хочешь веселиться, оставайся, я сама справлюсь, не впервой. Много времени это не займёт.
Слова её, произнесённые столь категорично более не оставляли места ни для каких надежд и развенчивали всякие иллюзии относительно истинности намерении. В очередной раз я был повержен в шок. Теперь стало ясно – нет, это не шутка и не игра.
– Вот сейчас она выйдет и совершит преступление, – тревожно повторял я в уме.
Необходимо было непременно, что-то предпринять. Нельзя молчать, надо удержать ее, во что бы то ни стало, продолжив разговор, – решил я второпях и негодующе промолвил:
– Неужели? Хочешь, что бы я тут сидел значит и ждал тебя? А ведь это называется соучастием! Известно ли тебе, что в таком случае, я стану твоим подельником?
– Да уж ничего не поделать, такова судьба видимо.
– Ну щас прям! И ни чего не судьба! Просто у тебя крыша поехала вот и всё! – Не в силах долее сдерживать переполнявшие меня эмоции, выпалил я.
– Ладно, – отрезала она решительно. – Я пойду, а ты жди. – И прихватив с этими словами незаряженный револьвер, вышла из машины. Да так стремительно и неожиданно, что растерявшись, я буквально выскочил вслед за ней. У меня внутри всё так и упало. Контроль над ситуацией потерян окончательно и теперь уж наверняка я влип по самое не могу.
– Постой! – прошипел я с пересохшим от волнения горлом. – Ты не можешь так поступить! Это сущее безумие!
– Ещё как могу!  – не без издёвки ответила Ревекка, обернувшись в мою сторону. – Тут ума большого не надо. Знай себе, револьвер держи покрепче да покрикивай.
В эту самую секунду что-то произошло со мной. Не знаю от чего, но я оглянулся по сторонам, как из предосторожности оглядывается человек готовящийся совершить нечто предосудительное. Видимо уговоры Ревекки не остались безрезультатными для меня. Да и что я мог поделать? Лишь уповать на то, что всё пройдёт быстро и гладко, в противном случае так или иначе, мне пришлось бы отвечать перед законом. А для того, что бы всё прошло непременно, таким образом, и не как иначе, на мой непрофессиональный взгляд требовалось оказывать всяческое содействие своей новоявленной знакомой с замашками криминального лидера, в рамках разумного естественно. Что я и решил в конечном итоге предпринять.
Оружие было не заряжено, а сама Ревекка всего на всего пятнадцатилетняя девочка, в каком-то смысле это внушало оптимизм. Во всяком случае, должно обойтись без кровопролития. Хотя, после всего пережитого мной за столь короткое время, проведённое вместе с этой непредсказуемой особой, я начал понимать всю зыбкость любых предположений и утверждений в отношении дальнейшего развития событий, соучастником которых являлся. Возможно, я находился под гипнозом или если угодно чарами. Ибо в своём поведении уже давно перестал походить на себя. С некоторым облегчением, однако, я убедился в том, что автозаправка всё ещё пуста, на её территории нет ни единого посетителя за исключением нас. Вероятно, сейчас это была самая пустынная автозаправка на всём свете – настоящее искушение для грабителей.
– Ты уверена, что эти чёртовы камеры, не работают? – произнёс я тоном заправского гангстера.
– Абсолютно! – заверила она.
– Ладно, шут с тобой! Я тоже иду. Сделаем это вместе. Дай мне сюда револьвер, – неожиданно твёрдо потребовал я, протянув руку в её сторону.
Возражений не последовало. Напротив, тут же обрадованно она передала мне оружие, не проронив при этом ни слова. Лишь довольная улыбка засияла на её лице, да заблестели глаза в хитром прищуре, видимо предвкушая потеху. Вместе мы направились в сторону минимаркета, как какие-то герои «Тарантиновского» боевика. Не хватало только, соответствующего музыкального сопровождения и нас смело можно было бы считать классиками «киношных» налётчиков, этакими Бонни и Клайдом, решившими поживиться, чем ни будь на заправке. Смело сжимая деревянную рукоять тяжёлого револьвера в правой руке, даже не пытаясь спрятать его до времени, я, верно, походил с виду на карикатурного разбойника из старых голливудских вестернов. Сколько раз я видел это по телевизору и в кино! Вооружённое ограбление! Кого я обманываю? Тысячу раз представлялось мне что-то подобное. И так далеко иной раз я заходил в ярких своих фантазиях, что вполне можно было бы снять по мотивам их оскароносную криминальную драму. Но одно дело фантазии и совершенно другое явь.
Вопреки всем своим ожиданиям я не дрожал, напротив, был спокоен и сосредоточен, будто окаменевший. Всё вокруг себя я ощущал как-то иначе, ярче, насыщенней, а впереди ждала неизвестность, которая и придавала остроту ощущениям. В голове у меня проносились цитаты из сцен ограблений в излюбленных, и не единожды пересмотренных кинолентах. Я пытался хоть как-то просчитать ситуацию, продумать, что и как буду говорить. Времени подготовиться было не много, можно сказать предстоял своеобразный экспромт. Поочерёдно в памяти всплывали народные мудрствования, как то: «первый блин комом», и «новичкам везёт». А дальше… всё произошло настолько стремительно и складно, можно сказать само собой, что я даже не успел растеряться и уж тем более испугаться чего либо.   
Не спеша мы проследовали по небольшому торговому залу к кассе. Всё та же скучающая особа за прилавком, одарила нас всё тем же скучающим взглядом, нехотя оторвав его от своего любимого и, по всей видимости, единственного развлечения. Кажется, она ничуть не удивилась, увидев меня снова. Должно быть, уже успела позабыть. И не мудрено! Настолько мимолётна была наша первая встреча, насколько она была рассеяна и безразлична к привычному для неё унылому окружающему миру. Но, то, что ждало её на это раз, было, несомненно, чем-то из ряда вон выходящим, тем, что запомниться ей буквально на всю жизнь. Не успела она, и вымолвить свою дежурную фразу, как чёрное дуло револьвера упёрлось в её перекошенное испугом лицо. Тут же несчастная кассирша слегка отстранилась машинально назад и застыла как вкопанная, не сводя с меня своих полных ужаса глаз. Воцарившуюся пронзительную тишину нарушал лишь идущий в это время по телевизору, причудливо подвешенному к потолку выпуск новостей, из разряда специального, срочного и т.д. Очередная трагедия, о которой как под копирку трубят по всем телеканалам. Жертвенная кровь, излюбленная пища для журналистов, впрочем, как и морализаторство, и ещё куча всякой чепухи… главное произвести взброс и наслаждаться бурлением. Ничего не напоминает, а? Ах да, им за это ещё и приплачивают, те другие, проныры. А вся это возня с идеалами не более чем фон для их рекламы. Но тогда, по понятным причинам, я не обратил ни малейшего внимания на этот выпуск новостей, он тоже был фоном, отчасти, но для другого, чего то более существенного, для меня во всяком случае.
– Деньги! – лаконично произнёс я, сурово уставившись на обомлевшею от испуга девушку.
К счастью, более ничего не потребовалось. Ни угроз, ни насилия. Оказавшись один на один с вооружённым человеком, державшим её на прицеле это недалёкое и неказистое существо, не ведавшее насилия иного, кроме как родительской тирании, не рискнула оказать ни малейшего сопротивления. По всей видимости, резонно рассудив, что ни деньги, лежащие в кассе оператором которой она являлась, ни товары, разложенные ею же на полках немногочисленных стеллажей магазина, не стоят её, пускай и не выразительной для кого-то жизни.
– Не убивайте! – растерянно вымолвила бедняжка в ответ, бледнея от страха на глазах. – Я сделаю все, что вы скажите. Вот! – продолжала она, открыв кассовый аппарат и вынув из него приличную кипу купюр совершенно различного наминала, скопившуюся там видимо ещё со вчерашнего дня.
С силой я выхватил их из её дрожащих, протянутых ко мне рук. В это же самое время Ревекка, дав себе волю развлекалась, как могла. Схватив прежде вместительный полиэтиленовый пакет с прилавка, теперь, она набивала его всем, что попадалось ей на глаза, будто озверевший, обезумивший от обилия ярких обёрток дикарь, впервые оказавшийся в магазине. Как бы там ни было, на всё про всё у нас ушло не более трёх минут, и первое ограбление в моей жизни было с успехом окончено. Поспешно ретировавшись, мы прыгнули в машину, стоявшую всё это время так сказать под парами, сиречь с заведённым двигателем, не слишком-то осмотрительно для матёрых грабителей, хотя с другой стороны разбойники это люд такой, фартовый… и молча укатили прочь.
Правда, молчать получилось не долго. Ибо возбуждение достигло придела неимоверного, эмоции переполняли и захлёстывали. В попытке описать их, хочется выдать пошловатую фразочку типа первое дело – это как первая любовь, но на самом деле всё куда глубже и сложнее. Думаю это как то связано с вырывавшейся наружу животной сущностью человека, которую он уже много веков и не безуспешно пытается как можно глубже зарыть в себе. Цивилизация – бич самоистязания, навязанный личностями, не отягощающими себя высокими принципами. Если ты автор чего-то или тебе хотя бы так кажется, значит, ты можешь быть над этим, в не этого, выше созданного тобой, ведь ты же творец, в конце концов. Так что опасайтесь всех этих умников с концепциями, они для вас, но не для них.
Трепетный восторг и мистическое наслаждение от совершённого преступления. Абсолютно иное самоощущение. Дьявольская свобода, позволяющая тебе отныне быть дерзким и претендовать снова и снова! Хотя это уже изучено вдоль и поперек, и сама суть явления давно не загадка, всё ж таки оно манит, искусно залавливая в сети свои из века в век. Это как наркотик, прежде чем умереть ты всегда получаешь свой кайф. Кто сильнее, тот и прав, – говорят они. – Иначе, почему господь такой всемогущий?




Глава V

Отъехав километров десять от автозаправки, где только что совершили преступление, мы свернули по моей просьбе с трассы, судя по указателю в сторону посёлка имени Воровского. Оригинально, правда? И о чём они только думали? В любом случае, полсотни километров тогда нам так и не покорились, да это было и не важно. Заявленные в начале нашего пути они являлись не более чем условностью.  Недалеко от посёлка находился город с говорящим названием Электромазут. Сам же «Воровской», как я в шутку называл его, нашему взору предстал своеобразным лабиринтом из узких улочек местами покрытых испещрённым колдобинами и выбоинами асфальтом, а большей частью грунтовых, по левую и правую сторону от которых ютились милые дачные домики. Аккуратные, хотя и не новые, бережно передаваемые по наследству, служащие непременным предметом споров и вражды людей разной степени родства, они являли собой причудливую архитектуру неизвестных мастеров.
Изрядно поплутав и вдоволь насмотревшись сельских пейзажей, с сугробами и покосившимися заборами, мы неожиданно для самих себя очутились вдруг возле дивного озерца, почти полностью покрытого снегом. Берег его окаймляли березки, тянувшие в светлое небо свои тонкие белые стволы и чёрные ветви, на которых местами гнездилось вороньё. Снежные шапки свисали по краям берега, норовя обвалиться, сквозь толщу их местами пробивалась иссохшая за осень высокая трава да голый кустарник смородины. Именно то, чего я хотел. Безлюдно, тихо и просторно. Казалось невероятным, что где то неподалёку лежат города, целые железобетонные кое-где облицованные кирпичом джунгли, переполненные людьми, большей частью страдающими или пребывающими в неге неведения. Наполненные уродливыми звуками механизмов и их запахами, запахами еды приготовленной без любви, на скорую руку. Невероятным, потому что этот «Пушкинский» день был в самом разгаре. Зимнее солнце, подобное Богу во всём своём великолепии, светило так нещадно, что ни кто не осмеливался гордо взирать на него. И в этих ярких лучах славы нисходящих с небес снег и наледь, словно обращённые в россыпь драгоценных камней: алмазов, жемчуга и хрусталя, причудливо переливались, порождая восхитительный сияющий блеск. На гладком льду, покрывавшем озеро, кое-где, как в зеркале, отражалось яркое синее небо с крохотными белыми облачками. Лес, волшебный, будто из сказки, торжественный и нарядный, весь в белых мехах и серебре, приглашал к себе в гости. Его жители, пернатые синицы, свирели, чижи, дятлы, кукушки, пушистые белки и зайцы со своим причудливым укладом будоражили воображение. Стоило только прислушаться, как он, на первый взгляд, казавшийся молчаливым и необитаемым, вдруг оживал и наполнялся звуками жизнедеятельности своих полноправных хозяев. То одинокая кукушка начнёт важно отсчитывать чьи-то года, то трудолюбивый дятел забарабанит по осине или примется добывать семена из сосновых шишек, а тут, вторя им, и желтогрудая синичка весело зачирикает, перелетая от кустика к кустику. Вдоль заснеженной опушки вприпрыжку, низко пригибаясь, заспешит по своим делам заяц. А чуть повыше, с ветки на ветку, шустро вертя головой, проскочит белочка с пушистым хвостом. Как это чудно, совсем не похоже на город! И как всего это не хватает! Такого простого, нелепо забытого. Но каким бы не был человек современным, далёким до поэзии и сантиментов, его неизменно будет влечь невидимая сила в лес, назад к корням и истокам, вот только не всегда он сможет распознать в себе это и понять, отсюда и трагедии.   
Пройдясь молчаливо вдоль озера, немного, насколько это позволяли глубокие сугробы, мы с Ревеккой вернулись в машину. Система обогрева в ней работала просто превосходно, впрочем, как и всё остальное. Нам было тепло, и мы были счастливы. Тревога покинула меня. Более я совершенно не беспокоился о том, что недавно произошло на автозаправке. Конечно, это наивно, но так как всё обошлось без жертв и кровопролития, даже без криков и борьбы, совершённое нами злодеяние, казалось мне не таким уж и злодейским. Неотвратимая ответственность вопреки моим же ожиданиям так же ничуть не волновала меня. Должно быть, то оказывало влияние невозмутимое спокойствие пятнадцатилетней девочки находящейся рядом со мной. Когда я в очередной раз потянулся к уже початой пачке сигарет, что бы закурить, она, испытующе взглянув на меня, спросила:
– Зачем ты всё время куришь?
– Не знаю, – пожав плечами и выпятив нижнюю губу, задумчиво вымолвил я. – Это просто доставляет мне удовольствие. А что?
– Ты ведь знаешь, что это может убить тебя!
– Да, но не сразу. В смысле, это же процесс, растянутый во времени, а потому не столь пугающий. К тому же известно, что многие курящие чуть ли не с пелёнок люди, благополучно доживали до седой старости.
– И ты тоже тешешь себя этой надеждой?
– Ха-ха-ха! – не выдержав её детской прямоты, рассмеялся я. – Строго говоря, нет. Дело в том, что я боюсь смерти в любом её виде. По этой самой причине, я предпочитаю вовсе не думать о ней. Жить так, как будто её не существует, а когда она, наконец, придёт за мной, я собираюсь искренне удивиться, развести руками и сказать: «Ну, по крайней мере, мне было не плохо». А всё-таки знаешь, – переходя на более серьёзный тон, продолжал я, – вообще то я не так уж и много курю. Только когда нахожусь вне дома, что происходит со мной действительно редко, не считая сегодняшнего дня, разумеется. Более того, запах табака в стенах дома мне просто не выносим. Это одна из самых распространённых причин для скандалов в нашей семье между мной и моей мамой. Она-то курит постоянно, и дома и за его пределами. Кстати! – вдруг осенило меня. – Возможно это тоже одна из причин моего пристрастия к табаку. Наверное, оно генетически передалось мне от мамы, ведь она забавляется этим чуть ли не с самой юности.
– И всё-таки мне кажется это странным. Делать то, что вредно с таким наслаждением, – не унималась Ревекка. 
– Да, конечно, это кажется глупым, но в этом всё же есть своя прелесть. Часто наслаждение связано с грехом, и за это приходится расплачиваться. Жизнь – высокая цена, угодная Богу. Ну, или на вроде того.
– Забавно, что ты упомянул Бога, – весело глядя на меня и улыбаясь, вдруг произнесла мисс Эткинсон. – Так значит, ты веришь в него?
– Мне хотелось бы верить, – ответил я, тяжело вздохнув, – но вера такая зыбкая, такая переменчивая. Вера это не знание. Она постоянно колеблется. Она как мираж в пустыне, способна свести сума.
– Если ты веришь в Бога, стало быть, ты веришь и в дьявола? – продолжала Ревекка, явно к чему-то ведя.
Здесь сразу стоит сказать, что при упоминании любого из многочисленных имён князя тьмы меня неизменно охватывал суеверный страх. Так уж был я устроен. Толи бесконечный просмотр столь любимых мною с детства фильмов ужасов, толи неоднократное прочтение Библии сказывались, как бы там ни было, я верил в то, что со злом во всех его воплощениях шутки плохи. Вот и теперь, при упоминании ею о дьяволе я как-то вздрогнул в сердцах, лёгкий холодок пробежал у меня по спине. Должно быть, выражение моего лица в эту минуту на славу позабавило её, ибо она поспешила отреагировать.
– Что с тобой? Ты вдруг изменился в лице.
– Просто я не люблю разговаривать на эту тему. Не хочу привлекать к себе внимание зла, упоминая его имя.
– Ты это серьёзно? – обнажив свои белоснежные зубки в широкой улыбке, спросила она.
– Да, абсолютно. А что тут такого? – недовольно спросил. – По-моему это вполне естественно, если веришь, но давай лучше сменим тему, – поспешно предложил я.
– Как скажешь, – тут же согласилась моя мучительница.
– Я поинтересовался, – у нас ведь есть патроны к револьверу?
– Есть, – отозвалась Ревекка.
– Мне вдруг захотелось пострелять, – сообщил. – Это возможно? Я никогда не стрелял, но мне понравилось держать в руке револьвер. Тут безлюдно, да и пара выстрелов никого не вспугнёт, подумают детишки хлопушками забавляются.
– Стреляй сколько угодно, уверена тут ни кто тебе не помешает, – одобрительно махнув рукой, ответствовала Ревека.
Ну что ж, дело оставалось за малым. Зарядив револьвер и прихватив его с собой, я вышел из машины. Затем достал из автомобильного холодильника алюминиевую банку с пивом и примостил её на ближайшее дерево аккурат у  раздвоения его могучего ствола. Заняв позицию напротив, примерно в двадцати шагах, я, взведя курок начал прицеливаться. Вообразив перед собой вместо банки некоего врага, прошептал:
– В чём дело сынок? Тяжёлый день? Хочешь, он сейчас закончится?
Из шести произведённых мной выстрелов лишь один был успешным. Попав-таки в цель, я испытал восторг неописуемый. Алюминиевая банка вдруг вздрогнула, из образовавшегося в ней отверстия зашипев, потекло пенное пиво. Стрельба позабавила меня. Этот маленький револьвер, находясь в моей руке, заставлял ощущать себя сильнее. С наслаждением я испытывал всю его мощь при отдаче от выстрелов, приятная дрожь проходила по моему телу, гром, вырывавшийся из его короткого дула заполнял мой слух и уходил в самое сердце, запах горелого пороха, смешиваясь с зимним, морозным воздухом, проникал в мои раздувавшиеся от возбуждения ноздри. Казалось, время замедлилось, или вовсе остановилось. Ни что не существовало в целом мире кроме меня и цели, которую я должен поразить. И хотя целью этой была всего на всего бездушная банка с пивом, думаю, во мне проснулся настоящий инстинкт охотника. То был азарт, щекотавший нервы. Чудилось, будто я разрядил не только барабан револьвера, но и самого себя. Такое невероятное облегчение, куда большее чем то, что испытываешь после посещения бани и занятия сексом вместе взятых, хотя откуда мне знать? Прожив столько лет в роли чахлого растения, я вдруг вмиг, совершенно волшебным образом перевоплотился, словно бы в дрессировщика на арене цирка умело управляющего при помощи кнута дикими львами. Своей правой рукой я мог направлять саму смерть, куда мне то заблагорассудится.  С удовольствием я выпустил бы ещё шесть пуль, и делал бы это снова и снова, но продолжительная серия выстрелов неминуемо привлекла бы интерес местных жителей. Нас могли бы заметить и даже поймать. К тому же, сразу после того как я опустошил барабан револьвера, на моём телефоне раздался звонок, который и вывел меня из того состояния своеобразной эйфории в которое я погружался словно Алиса в стране чудес, проваливаясь в кроличью нору. Нору, не имеющую дна, и готовую уже было меня заглотить.
Конечно же, это была мама! Кто ещё мог звонить мне? Кому я был нужен? День клонился к закату, зимой рано темнеет, и она, беспокоясь за меня, словно я всё ещё ребёнок, звонила проведать всё ли у меня в порядке и когда я собираюсь возвращаться домой. На самом деле вопросом, когда я собираюсь домой, она как бы ни двусмысленно намекала, что уже пора. Учитывая то, как «сильно» я любил наш дом, подобные звонки меня жутко раздражали. Мама с её навязчивой заботой которая должна была бы умилять и трогать, производила отчего-то эффект совершенно противоположный. Впрочем, за ответом на все эти вопросы вам стоило бы обратиться к психологии, науке преуспевшей в трактовках мотиваций поведения. Я же, лишь раб своих чувств и эмоций. Но эмоции эти благо мне удавалось иногда контролировать, особенно по телефону. Посему голосом человека чрезвычайно всем  довольного я ответил, что у меня всё в порядке, что я гуляю с друзьями и скоро буду дома. На этом непродолжительный наш разговор был окончен.
После звонка из «другого измерения», мы ещё какое-то время сидели с Ревеккой в машине, ведя отвлечённые беседы о любимых нами кинофильмах и музыке. В машине нам было хорошо, тепло и уютно. Между делом я опорожнил пару бутылочек пива всё из того же автохолодильника закусывая их стружкой сушёного кальмара в пакетиках осмотрительно прихваченных юной горе преступницей в азарте при налёте на минимаркет у бензозаправки, и скурил добрую дюжину сигарет. Она увлечённо рассказывала мне о российском фильме начала 90-х годов, названия которого я не запомнил, о неких странных форзи, якобы духах строящих козни своим живым ещё родственникам. А я ей, в свою очередь, с не меньшим пылом повествовал о своём любимом Северо Американским рэп исполнителе Emineme. Во время беседы Хлоя много смеялась, игриво жестикулируя своими крохотными ручками, время от времени прикасаясь ими ко мне совершенно не принуждённо, по-дружески. Смотря на её живое, аккуратное личико, светящие энергией юности глаза я вдруг осознал, насколько сильно очарован и покорён ею. В салоне тихо играло радио с приятной для слуха музыкой, выступая как бы фоном. Между тем уже начинало смеркаться. Долее оставаться здесь не имело никакого смысла, ведь лес ночью, это уже совершенно иное, не из детских сказок о лисичках и медвежатах.   
Когда я попросил Ревекку отвезти меня домой, выражение её лица свидетельствовало о явном недовольстве. Она предлагала мне поехать к ней. Говорила, что у неё замечательный домик недалеко загородом, что я просто обязан увидеть его, что вместе нам весело и мне незачем возвращаться домой, где меня ничего не ждёт кроме молчаливых упрёков и унизительного снисхождения. Она предлагала мне перезвонить матери и сообщить, что друзья пригласили меня в гости, и я заночую у них. К слову сказать, такое уже бывало не раз, так что прозвучало бы вполне правдоподобно, но я решил, что не стоит торопиться. Безусловно, сегодняшний день был самым невероятным и насыщенным в моей жизни. Я испытал ощущения, которых мне так не хватало. Проводить время с Ревеккой было несравненно приятнее, чем проводить его с самим собой, но от стремительного этого вихря событий, у меня закружило голову. Мне просто необходимо было перевести дух, иначе я рухнул бы без сознания в тот же миг. К тому же я всегда был человеком осмотрительным и аккуратным. Я понимал, что требуется осмыслить произошедшее, а для этого мне требовалось побыть одному в привычной для себя обстановке. Об этом я не сказал ей, хотя кажется, она догадалась, однако не подала виду, и тут же настроение её переменилось. Ещё минуту назад расстроенная новостью о необходимости нам расстаться, теперь она снова была весела и улыбалась, рассказывая, как здорово мы завтра вместе проведём время.
По дороге домой было решено, что моя новообретённая подружка, с которой я уже успел связать себя преступлением, заедет за мной, но не слишком рано, предварительно позвонив, и отвезёт к себе в гости. Я не возражал, так как это было лучшим, о чём я только мог мечтать. Смотря на неё: красивую, жизнерадостную, я всё ещё не верил в своё счастье и реальность происходящего. Невозможно было, не влюбится в эту девочку с лицом ангела и искрящимися весельем глазами. Тем более что мне столькими невыносимо одинокими вечерами довелось, любовался фотографиями «настоящей» Ревекки, а сходство их было так поразительно, что я давно был влюблён в неё заочно. Мы въезжали в город уже горящий ночными огнями, полный яркой рекламы, спешащих с работы людей, шума и гомона. Город, который встречал нас пробками на дорогах и мокрым снегом.



Глава VI

Дверь мне открыла мама. Она была в фартуке, накинутом поверх обыкновенного домашнего своего наряда, в её правой руке был большой кухонный нож. Ничего особенного, просто она как всегда стряпала ужин. Женщина невысокого роста, полная, с усталым лицом, тёмными кругами под глазами, в которых тоска и суровость человека много страдавшего. Широкий лоб, широкие скулы, широкий шрам на щеке, оставленный на память любящим мужем, ушедшим в иной мир, так и не сумев протрезветь. Когда-то давно она была красивой. Я знаю это, потому что видел чёрно белую фотокарточку с ней, где ей едва было за двадцать. А теперь она старела, каждый месяц появлялись на её лице новые морщинки, всё больше и больше отвисали щёки, образовался двойной подбородок  и прочие характерные  для этого возраста изменения, увы, не обошли её стороной. Тяжело смотреть на себя в зеркало, когда тебе за пятьдесят, особенно тяжело это женщинам.
И как всегда меня встретил её прямой взгляд в мои глаза, по которым она определяла, пьян я или нет. Чуть наклонившись ко мне и принюхавшись, она тут же брезгливо отстранилась произнеся с презрением:
– Фу! Опять винищем несёт! Алкаш! Если так и дальше будет продолжаться, ты кончишь как твой отец. Вот попомнишь ещё мои  слова!
Господи, как я ненавидел эти сравнения, зловещие пророчества, её страхи, вылезающие наружу! Одного этого было достаточно, что бы привести меня в ярость. Но только не сегодня. После такого замечательного дня, полного приключений, я обнаружил в себе мягкость и устойчивость к провокациям, вопреки обыкновению. К тому же, мысль о грядущем, завтрашнем дне, который был отделён от меня лишь ночью и  который мне вновь предстояло провести в компании милой сердцу Ревекки, вдали от этого ненавистного дома со всеми его обитателями, захватила почти всё моё воображение, так что мне совершенно не было  никакого дела до всего остального, происходящего вокруг. Слегка опьянённый от выпитого алкоголя, я был расслаблен и отстранён. Но чёрт меня дёрнул всё ж таки ответить: 
– Нешто мне уже и выпить, в компании старых друзей не дозволено? Я неделями из дому не выхожу, света белого не вижу! И рази ж это выпивка, пару банок пива? Тебе лишь бы попричитать, да посетовать о никудышном сыне. И вот никак я в толк не возьму, что за наслаждение тебе в том, а? Чай, не твои-то деньги пропиваю! Вот и не лезь! Кой чёрт мне сдались твои тревоги да страхи? При себе их лучше держи, хорошо?
Мама моя, привычная к подобным тирадам с моей стороны, ничуть не была смущена. Вообще же, иной раз казалось, что мы репетируем с ней одну и ту же сцену, снова и снова повторяя заученные диалоги. Одни и те же реплики, позы, та же мимика и жестикуляция. Каждый раз всё начиналось со старого и заканчивалось тем же. Неизменно, с необъяснимым упорством мы изводили друг друга бранью. Должно быть, то в нас брали верх, неудовлетворённость и обоюдные претензии.
Согласно своей роли, в которой давно преуспела, и была весьма искусна, мама язвительно воскликнула, поначалу обращаясь словно бы не ко мне:
– Э-э-эх! Шляется всё, шляется, с дружками своими. Влипнет, а мне потом как всегда выручай его, паршивец! – сказала она, тут уж, несомненно, обращаясь именно ко мне. – Ещё бы ты у матери деньги на пьянки свои клянчил! Хватает того, что я тебя дармоеда кормлю и одеваю до сих пор. Совести совсем не осталось. Парню двадцать пять лет, а он всё сидит на шее у старухи и ещё чем-то недоволен! Мог бы хотя бы попытаться устроиться охранником, где-нибудь.
– Прости, я не вижу себя в охранной индустрии – наигранно проговорил я, сощурив глаза.
– А ты вообще себя нигде не видишь!
– У тебя кажется истерика. Пожалуйста, избавь меня от сцен.
– Не волнуйся, скоро ты будешь от многого избавлен! Когда я умру, и более некому будет тебя обеспечивать, наконец-то ты будешь вполне доволен, я полагаю, – пророчески вещала она. – Другие вон, работают, карьеру делают, родителям помогают, о семье заботятся. Люди как люди, а ты?
– Другие, другие… потому то они и другие! И как хорошо, что есть другие, – подумалось мне. – Хорошо для нас всех.
Подобные риторические вопросы и уязвляющие логические цепочки были её излюбленным методом. Своеобразной тяжёлой артиллерией в наших битвах. Но и я был парень не промах, за словом в карман не лез. Ответ мой, последовал незамедлительно:
– Какая ещё карьера? Да пропади она пропадом эта карьера! – махнув рукой, крикнул я. –  Пресмыкаться перед ничтожествами за блага не мой удел. И вообще, я всего этого не просил! Тоже мне семья. Эта так называемая семья твой проект, причём неудачный. И я не имею к нему ровным счётом никакого отношения, являясь исключительно лишь невольным заложником сложившейся ситуации, а стало быть, и ответственности за него ни какой не несу. Тебе пора бы научиться признавать свои ошибки и расплачиваться за них.
– Ах ты, наглец! – возмущённо воскликнула она, и с негодованием продолжила, – Семья тебя не устраивает?! Так проваливай! Ни кто тебя здесь не держит. Катись на все четыре стороны, скатертью дорожка. На кой чёрт ты мне тут сдался?!
– И укатился бы, – обидевшись, с вызовом произнёс я, – если б было  куда! Ты что думаешь, мне в этом балагане приятно находиться? К тому же на улице зима как ни как. Это как-то не по-христиански выкидывать человека, кем бы он ни был на мороз. Тебе не кажется?
– А тебе не кажется, что родную мать ни во что не ставить это тоже далеко не по-христиански? – резонно парировала она.
– Между прочим, крест тут весит только на одном из нас двоих. – Тут же последовал новый выпад с моей стороны. – К тому же разве каждый из христиан не должен закончить свои дни подобно лучшему из них? – Злорадно вопрошал я. – Так что считай, тебе ещё повезло. Так сказать легко отделалась. Ты когда кота или собаку там с улицы берёшь домой, чтоб приютить её, кормить, поить, холить и лелеять, ведь не требуешь от неё ничего взамен? Лишь бы не кусалась да не гадила, где попало. А человек чем же хуже собаки? Я ведь не кусаюсь вовсе, а так только, брешу временами. Ясное дело у тебя другие были ожидания от всей этой затеей с семьёй, но вышло-то именно так, а не иначе! И что теперь? Думаешь, я должен быть тебе благодарен за жизнь? Эко дар великий, тоже мне! Да я если хочешь знать, сыт по горло уже этим грёбанным миром! Куда не глянь всюду дрянь, несправедливость и жестокость, но не беда, ведь все всем довольны. Всё всех устраивает. Сквозь боль, сквозь страдания… жить ни кто не отказывается. А я отказываюсь! Я этого всего не понимаю и не принимаю! Пусть всё катится к чёрту! Никчёмные безумцы, всё плодите страдальцев и ждёте чуда. А они мрут как мухи у вас на руках, и вы рыдаете, вырывая клоки волос у себя на голове, пуская сопли пузырями, ропщите на Бога. Вот где ваша хвалёная вера!
– Мерзавец! Ах, мерзавец! – зло прошипела она, глаза её при этом гневно заблестели. – И у тебя ещё язык поворачивается такое говорить? Отказываешься принимать жизнь? Вон! – гневно выкрикнула она, жестом указуя в сторону телевизора. – Сегодня весь день в новостях только и разговоров, что о двух школьницах, которые тоже решили отказаться от жизни и сиганули вместе вниз с шестнадцатого этажа! Вот твои герои, да?
– И что? Ну и сиганули! – до крайности возмутился я. – Всяко лучше, чем жить в поганом мире. Каждый день здесь ты соучастник его беззаконий. Или скажешь, ты ни о чём не знаешь? Даже не догадываешься? Ты! Исправный винтик этого механизма, каждый день любуешься плодами трудов его по своему идиотскому телевизору. И всё возмущаешься. Ой, какой ужас! Там война, сям война! А ведь их развязывают на твои налоги и на прибыль компаний, чьи товары ты покупаешь! Всё с твоего трусливого, молчаливого согласия. Но не это тебя беспокоит. Вовсе нет! Скарба мало дома, шмотья не хватает, жрать нечего... А как тебе вообще кусок в горло лезет?! И что тут поделать? Ты можешь либо быть частью всего этого либо нет. Эти девочки сделали свой выбор и пристыдили нас всех. А ты когда-нибудь, стояла над пропастью настоящей, а не своих жалких душевных терзаний? Нам всем есть чему поучиться у них, не так ли?
Так! – побагровев и явно теряя терпение, нервно произнесла мама. – Всё, хватит! Замолчи! Я даже не хочу слушать эту чушь! Бред! Ты просто болен! – тыча в меня пальцем, всё яростней продолжала она. – Совсем уже свихнулся с этими своими играми и фильмами! Целый день за компьютером в стрелялки дебильные играешь да по улице шляешься с собутыльниками, такими же, как и ты идиотами. А сам полный ноль, дурак дураком. В жизни ничего не добился, а всё туда же, в философию! Оправдания себе ищешь. Не хочу я этого слушать! Не буду!
– И не надо! – примирительно соглашался я. – Только ради Бога, сама не преставай ко мне со своими допросами! И сделай одолжение, избавь меня, пожалуйста, от гениальных умозаключений столь часто посещающих тебя!
Мои последние слова летели ей уже в след, в спину. Честно говоря, я всегда старался, что бы последнее слово оставалось за мной. Однако не так уж и часто мне это удавалось. Как бы там ни было, на этом спектакль двух актёров заканчивался и все с чувством выполненного долга возвращались к повседневным своим делам и заботам. На первый взгляд эта весьма жестокая словестная перепалка, походившая со стороны на дуэль двух вооружённых острыми клинками непримиримых врагов, на самом деле носила характер этакой разрядки или терапии как это принято называть в психологии. Всё, то негативное, что скапливалось в нас от неудовлетворённости, не до самореализации находило свой выход в подобных словестных баталиях, выливаясь в пошлые скандалы. А по-другому и быть не могло. Разве у кого-то по-другому?
Мама заперлась в туалете, что бы перекурить, прийти немного в себя, успокоить свои нервы и прочее. Туалет, единственное место, отведённое ей нами с сестрой, после многочисленных кровопролитных боёв, для курения. Только там, за плотно закрытой дверью она могла предаться своему пагубному пристрастию. А я в это время, окончательно избавившись от  верхней одежды, проследовал в свой уютный закуток – «прибежище поэта», отгороженный от их части комнаты небольшим сервантом, где хранился семейный хрусталь да фарфор и секретером с бумагами, большей частью документами да прочей мелочёвой ерундой. К подобному способу отгородиться и разделиться прибегали ещё с незапамятных времён наши предки, у которых мы собственно и переняли его, зачастую ютившиеся волей судьбы в коммунальных квартирах и иных общежитиях. Как говорится, этот мир хотя бы тем уже хорош, что в нём не надо изобретать велосипеда. Мои шикарные апартаменты, размером не больше тюремной камеры три с половиной метра на два с выходом на балкон были меблированы дёшево и совершенно без вкуса, но зато вполне функционально. Вместительный шкаф, письменный стол, расшатанный временем стул и кресло-кровать, составляли всё их существо. А впрочем, тюремная камера страшна ведь не размерами своими и убогостью обстановки, а решётками на окнах. Мы же, позволю себе напомнить, жили на пятом этаже и потому решёток на окна не ставили.  Однако главным украшением и достоянием моих палат был, разумеется, компьютер, купленный мною, давно и по случаю.
Широкоформатное, двадцати трёх дюймовое окно в мир, от производителя с мировым именем, любезно подаренное мне любящей мамочкой, было моей самой что ни на есть настоящей гордостью и отрадой. Периферию же я собрал по друзьям задарма, благо этого барахла у всех навалом.
Нет, мама действительно любила меня, ни смотря, ни на что и после всего. Впрочем, я принимал это как нечто само собой разумеющееся. С другой стороны я чувствовал в этом укор. Любовь ко мне, в которой она приносила себя в жертву, была невыносима. Чем я мог ей за неё отплатить? Чувство вины, вот всё, что эта любовь смогла во мне породить. А вина, уж поверьте мне на слово, может сделать с вами по-настоящему страшные вещи. Это тот крест, на котором распинают христиан. И горе вам, маловерам! Беда вам, ежели не раскаетесь, а тем паче отречётесь! Но сейчас не об этом.
Итак, моё окно в мир: яркий, полный насилия, похоти и прочих удовольствий, при этом как бы абсолютно безопасный. Ведь всё понарошку, а главное анонимно. Игры – говорят, в них ребёнок познаёт мир. Но мир наш, круглый и зелёный, подобен яблоку в Эдеме, вкушая которое, вместе с добром мы познаём и зло. Оно отравляет нас не спеша, пленит и порабощает.  Игры с разумом, вестимо, до добра не доводят, так ведь без них-то тоска с одиночеством. И что мы можем супротив своей природы? Сдаётся – либо принять её, либо отказаться. Благо в том, что у нас всегда есть выбор. Мы люди не животные, мы хозяева самим себе, но быть хозяином большой труд. Куда проще перепоручить его ну хотя бы той же самой индустрии развлечений. Она всё ещё правит миром, поставляя нам зрелища. Часто мы бываем, возмущены древними, но ни что неизменно в сути, меняется лишь форма, с веками становясь более изощрённой. И вот оказавшись в своём уютном мирке, на пятом этаже, со светом и водой, я поспешил к своему «окну», что бы ни видеть.
Между тем, прямиком за моей спиной чуть более чем постоянно работал огромный, современный и совершенный в своих формах жидкокристаллический телевизор. Так что, даже находясь за компьютером, я имел возможность, если меня вдруг что-то заинтересовывало, послушать о том краем уха. Когда же это было чем-то совсем уж из ряда вон выходящим, не грех было и обернуться, почтив своим вниманием. Однако сейчас меня ждали мои любимые игры, без всякого зазрения совести украденные мною при помощи не хитрых программ находящихся в свободном доступе и пользующихся невиданной популярностью у так называемого «пиратского» сообщества. Впрочем, от политики я был далёк. Мною двигал исключительно меркантильный интерес. Основными моими увлечениями, как и у легиона, других, подобных мне, были такие шедевры мировой видеоигровой индустрии как: непреходящий Counter-Strike, красивейший Far Cry и небезызвестный Sleeping Dogs. Да, действительно я провожу в них целые дни напролёт. Стоит только попробовать, как вдруг ты становишься частью всего этого. Без преувеличения сотни людей с превосходным образованием годами работают над созданием подобных игр, осваивая грандиозные бюджеты, выделенные на это боссами их корпораций. И уж будьте уверены, все эти профессионалы, мастера своего дела, смогут создать то, что возьмёт вас за яйца крепко, и уже не отпустит ни когда. Я мог бы заниматься спортом на общественных турниках в нашем парке. Мог бы увлекаться бегом или ездой на велосипеде. Играть в бадминтон, читать книги… Я мог бы всё это так же как могут и другие, если бы не был самим собой. Если бы надомной хорошенько не поработали в самом начале моей жизни, которая по заверению некоторых, всё ещё является бесценным даром, чудесным и удивительным, хотя признаться, глядя на неё со стороны, подобные эпитеты кажутся мне неуместными и даже издевательскими. Я мог бы, если б не знал того, что знаю. Так уж вышло, что вместо всего этого, я подношу палец к кнопке и предаюсь иным весельям с азартом не меньшим. Игры завораживают меня и увлекают подобно сладким видениям прибывающего в дурмане, но обо всём по порядку! Начнём с классики.
Counter-Strike – старый и всё ещё популярный в массах многопользовательский тактический шутер от первого лица. Где живые люди, разделённые на две противоборствующие команды, к услугам которых разнообразное оружие и территории, яростно уничтожают друг друга за отведённое время. Они делают это снова и снова, доводя навык убийства до автоматизма. Прибавьте к этому возможность голосового общения в реальном времени неизменно добавляющего уйму несказанного веселья к и без того весьма забавной вещице и вы получите шедевр на все времена. Игра, в которой пересекаются и взрослые и дети. Причём, нередко взрослые уже настолько взрослые, что и сами имеют малолетних детей. Вообще говоря, это не просто игра, а некая своеобразная виртуальная площадка, где люди из разных городов и даже стран, общаются, дружат, ссорятся и мирятся, наконец, влюбляются! Зачастую обмениваясь контактами, и при возможности перенося знакомство в реальность.
Far Cry – игра, в которой можно жить смело! Игра, в которой нужно быть смелым? Добро пожаловать на великолепный тропический остров! Наслаждайтесь закатами и восходами. Любуйтесь приливами на песчаных пляжах. Охотьтесь в непролазных джунглях кишащих свирепыми хищниками и ядовитыми змеями. Погружайтесь во тьму пещер, постигая их тайны. Убивайте десятки людей всеми возможными видами оружия исключительно своим излюбленным методом. Прибрежная ловля зубастых акул так же к вашим услугам.
P.S. По прохождении этой великолепной игры, в финале её, вам гарантирован чудный секс с тамошней сисястой жрицей эксцентричных аборигенов на алтаре древних руин неизвестного племени. Работорговля, наркотики, грибы, фееричные галлюцинации, массовые убийства, расчленёнка, бредовые диалоги и многое, многое другое! Полный комплект всего того, что поможет вам спустить вашу психику, в унитаз. Ура! 
Справедливости ради стоит сказать, что эта впечатляющая игра, как и все подобные ей, поступила в продажу с ограничением по возрасту +18, но я уверяю тебя дорогой читатель со всей ответственностью, что она-таки попала в руки очень многих школяров! 
И наконец, Sleeping Dogs! В полном смысле этого слова тёмная лошадка. Игра, которая разрабатывалась много лет и даже успела в этом процессе поменять создателя. Изначально она имела название True Crime: Hong Kong и, по сути, являлась прямым продолжением игры 2004 года True Crime, однако впоследствии была осмотрительно переименована в Sleeping Dogs! Разработчиками вам предлагается побывать в шкуре полицейского под прикрытием, внедрённого в одну из гонконгских мафий. По ходу дела вам предстоит пройти нелёгкий путь от рядового члена преступной группировки до её полноправного босса, само собой разумеется, пролив при этом столько крови, что в какой-то момент она готова будет,  буквально засочится из монитора. Реальность городских пейзажей Гонконга и происходящих событий просто поражают воображение. А ещё там настоящий зелёный чай, лапша и препараты. Одной из несомненных ценностей сего экшена, является приобретение по прохождению весьма полезных в быту навыков  бесшумного убийства и сокрытия следов преступления.  Caution!  Любопытно до безумия!  В смысле, безумно любопытно! Ну, в общем, вы поняли.
Однако в моём случае, обнаружился и ещё один интересный «эффект» от знакомства с этой игрой. Я вдруг заинтересовался Азией, в частности Гонконгом и почему-то Сеулом. Прочитал статьи в электронной энциклопедии об этих городах и странах, к которым они принадлежат. Посмотрел десятки видеороликов сделанных сердобольными туристами, многочисленные фотографии, карты... Даже послушал китайский рэп! Кое-что мне неожиданно понравилось. Да и некоторые Южно Корейские фильмы оказались весьма не дурны.  Не скажу, что в итоге я стал знатоком Азиатской культуры, но кое в чём свои познания, несомненно, обогатил. Например, мне стало известно, что  в Азии очень развит культ предков и в целом почтение к старшим. Что Гонконг аж до 1997 года был колонией Великобритании, отчего там, в отличие от Китая, левостороннее движение на дорогах. Что в пищу Азиаты употребляют осьминогов и очень любят рис, почти так же сильно, как и школьниц в коротких юбках. Я с удовольствием посетил бы Дальневосточную Азию, выпади мне такой шанс, но шансы – это, как известно, удел баловней судьбы, к коим я явно не отношусь, во всяком случае, не относился, до сего дня.
Сейчас по-прежнему 20 декабря 2012 года, восемь часов, двенадцать минут вечера. Только что я принял душ, отчего теперь чист и свеж. На ужин меня ждут: жареная картошка с рыбой и лёгкий овощной салат, а так же чашка зелёного чая с печеньем «Курабье» на десерт. Это не мои любимые блюда и лакомства, но я голоден и потому съем их с удовольствием. Есть же, я собираюсь не за большим обеденным столом в кругу семьи как это принято в некоторых домах, а полулёжа, в кресло-кровати, на манер древних римлян с их извечными пирами, аккурат напротив телевизора, таким образом, вознамерившись сочетать приём пищи с просмотром оного.  Во-первых, потому что означенного выше стола у нас в доме нет, и отродясь не бывало, а во-вторых, потому что в нашей семье никогда не жаловали нелепых церемоний, изменяя своим привычкам лишь в Новый Год, при этом используя вместо обеденного стола раскладной. Ну и, в конце концов, телевизор куда приятнее неловкого молчания или мещанских бесед. А впрочем, всё одно!
Прежде всего, меня интересовали выпуски новостей, в частности их криминальные сводки. Я терзался вопросом, попало ли в них наше с Ревеккой сегодняшнее предприятие. Если да, то возможно мне удастся выяснить что уже известно следствию, и какие шаги оно намерено предпринять в первую очередь.  Конечно, это было наивно, но  я не мог не попытаться. Да и потом, говорят, преступники любят внимание прессы и телевидения. Буд то бы это доставляет им несказанное удовольствие. Возможно, отчасти и это теперь двигало мной. От начала и до конца я посмотрел выпуски новостей аж на трёх центральных телеканалах, но так и не увидел ничего о нас и нами содеянном. В каком-то смысле меня это даже успокоило. Преступление не бывает без наказания, это я знал ещё из школьной программы по литературе. Как и то, что расследование по разбойному нападению на бензозаправку наверняка уже началось. Однако я тешил себя мыслью, что если более мы не будем совершать ничего подобного, то следствие за неимением улик зайдёт в тупик, а дело через какое-то время будет списано в архив не раскрытым. Нам с Ревеккой удастся сохранить себе свободу, а наказание… оно придёт конечно, потом… и будет другим.
О нас в новостях не говорили, это так, зато говорили о двух школьницах самоубийцах. Все были потрясены произошедшим, на всех телеканалах только и разговоров что о них. Специалисты, эксперты и просто люди сведущие во всём, наперебой твердили кто о чём. И порой до того доходили в своих умозрениях, что окончательно обращались в комедиантов. От этой вакханалии становилось как-то не по себе. Как ни крути, страшное горе это оставалось исключительно горем их близких. Ни кто не спешил разделить его с ними. Да и возможно ли это? А если и да, то нужно ли? Сам поступок, разумеется, все осуждали, нарекая его не иначе как слабым и недостойным. В предсмертной записке их было ясно сказано: «… Просим ни кого не винить». Случаи подобные этому, если приобретают огласку, тут же становятся сенсациями. Между тем, посмотрев статистику, легко убеждаешься, что это явление совершенно повсеместное, давно приобретшее масштабы пандемии. Помимо нелепых инсинуаций касательно сего, существуют и вполне себе серьёзные исследования, но ими я никогда не интересовался. Социализация и прочая чепуха! Право, проще нализаться и уйти в видения. К тому же привидения всегда пугали меня. Такая короткая жизнь, стоит ли тратить столько времени на разговоры о смерти пускай и во имя? Касательно морально-этической стороны их поступка, то я никогда не осуждал самоубийство. Напротив я преуспел в осуждении жизни. Жизнь – вот гадкая вещь, полная пошлостей! Не сама по себе конечно, а в нашем, человеческом варианте. О, я люблю несказанно поля и озёра, леса и горы, небо утром и ночью, но люди!.. Оглядываясь на нашу историю иной раз, у меня дыбом встают волосы. Невольно вспоминаются все эти кроткие Боголюбы спешащие стать отшельниками. Кто их осудит? Только нынче уж некуда бежать, от ропщущих и вопиющих нигде не скрыться. Что снится нам, покой? Касанье смерти её холодною рукой! Ещё я слышал, что правительство планирует ввести некий налог на холостяков и холостячек и, что родившим двоих чад, будто бы платят. Это ли не сенсация!? Вот где пёс зарыт! Им плоть подавай! Что они все такое есть, в конце концов, со своим богатством, без нашей-то плоти? Помню, на уроках истории нам как-то рассказывали о некоем Карле Марксе. И вот же шь прелюбопытные вещи он писал господа. Проводя аналогии между собой и всем человечеством в целом, должен признаться, друзья, без сомнения я считаю его экспериментом в высшей степени неудачным, и самое главное совершенно не нужным. Не вижу просто ни одной причины, по которой мы непременно должны бы быть. Так повелось, что каждый из нас появляется на свет не по своей воле, а по воле людей самонадеянных, наречённых нам в отцы и матери. Иногда они оказываются действительно не плохими ребятами, но чаще иначе. Нас постепенно ставят перед фактом, что живя, мы обязаны соблюдать бесконечный перечень правил. Честно говоря, поначалу он был не таким уж и бесконечным. Однако вскоре стало ясно, что требуются многочисленные уточнения и разъяснения, но откуда эти обязательства? Разве я успел взять их на себя? Не помню, что бы я заключал какой либо договор с кем бы то ни было. А самое главное, что за несоблюдение этих пускай и резонных на первый взгляд правил, меня ждёт участь весьма не завидная. Право отказаться у меня и у всех нас вроде бы есть. Точнее не право, а возможность. Ведь нам постоянно твердят и навязывают, что отказываться не достойно и зазорно. Да что там зазорно! Что за это нас ждут, не много не мало, вечные муки в аду! На мой взгляд, право создавать жизнь и впоследствии принуждать её к чему либо, а тем более обрекать на страдания нет ни у кого. Ни кто не имеет на это право! И если бы в моих силах было сделать всех людей на земле бесплодными, я поступил бы так, не задумываясь. Я не терплю насилия и потому иные средства отвергаю. Впрочем, и это в своём роде насилие, но как говорится, приходится выбирать меньшее из зол. О, это было бы жутко несправедливо! Как кто-то один, да ещё и такой как я, может решать судьбу всего человечества? Всё этот так, но никто не упрекнул бы меня в том, ведь ни кто из нас не справедлив до конца. Мир без людей, пожалуй, потерял бы в своей привлекательности, но вот что я вам скажу: «к чёрту ту привлекательность, за которую приходится платить такую цену»! Всё это становится столь уродливым, что нет сил снести. Как жаль что все люди на земле как один, не способны прийти к пониманию этого и сделать сознательный шаг, отказавшись, наконец, плодить страдальцев. Этакое самоубийство человечества. Разве не поэтично? Это мог бы быть наш ответ Богу. Ведь размножение – не вменённая нам обязанность, а лишь наше право, которым мы можем пренебречь. Хотя, что я могу знать о высшем смысле и прочих возвышенных субстанциях? Нет, нет. Это лишь скромное суждение изделия о самом себе, как ни парадоксально.  Мы были созданы свободными, но не равными. Возможно даже, мы были созданы, дабы выступить в роли своеобразного инструмента, для каких либо целей. Казалось бы, почетно, а всё же согласитесь, звучит несколько оскорбительно. Впрочем, уверен всё это не так, а как, я, и все вы, узнаем только лишь в мире ином. Часто я чувствую в себе много противоречивых начал. Какие из них от Господа, а какие от лукавого порой тяжело бывает разобрать. И вообще, что такое есть Я, как самостоятельная единица? И есть ли в принципе?
От мыслей этих, однако, у меня разболелась голова, и я поспешил к своим играм, которые непременно выручали меня в подобные минуты. Просидев за компьютером до глубокой ночи, измотанный и душевно и физически, я лёг спать в предвкушении утра. В современном городе никогда не темнеет вполне и потому, чуть только погас монитор, по комнате расползлись причудливые тени. Некоторое время я лежал, смотря в потолок, силясь развить в себе какую-нибудь мысль, но после дюжины попыток, убедившись в их тщетности, благополучно отошёл ко сну. Мне снилось странное,.. события бессвязные,.. и ещё Ревекка.   
Я лёг поздно и верно встал бы не рано, если бы меня не разбудил телефонный звонок. То была она, королева моих дум и сновидений, покорившая меня с первого взгляда. Девочка ребенок, с которой я познакомился вчера или год назад, теперь уже трудно было сказать наверняка, однако, бесспорно, при весьма странных обстоятельствах и с которой провёл весь день, самый странный день в моей жизни, но, что теперь более существенно, с которой мне предстояло провести ещё один день и быть может все оставшиеся мои дни. Так что каждый последующий из них мог бы оказаться страннее предыдущего. О, что касается меня, то я с удовольствием согласился бы на это.
Ещё сонный, пытаясь собраться с мыслями, и потирая правой рукой правый же глаз, а левой соответственно держа телефон, я произнёс короткое:
– На связи!
На что последовало вполне ожидаемое, голосом нежным и мягким, несомненно, принадлежащим именно ей:
– Да будет фортуна тебе солнцем! Доброе утро, соня! Я так и знала, что ты ляжешь поздно и проспишь по своему обыкновению до середины дня, если тебя не разбудить. А ведь у нас уговор, помнишь?
– Помню, конечно! – негодуя, сказал я. – Как будто такое можно было забыть? – подумал про себя и спросил, – Ты уже здесь? А который час?
– Полдень, – незамедлительно последовало в ответ. – Я только что заехала во двор, выгляни в окно и увидишь.
 – Хорошо, дай мне пятнадцать минут. Я быстро умоюсь, оденусь и тут же спущусь к тебе, договорились? – увещевал сквозь зевоту.
– Обещаю, что буду ждать. Можешь не торопиться, мне тут тепло и играет приятная музыка. – Она захихикала, повесила трубку, раздались гудки.
Резво вскочив с постели и тут же освободившись от чар морфея, я бодро проследовал в ванную комнату, где стремительно совершил все необходимые процедуры утренней гигиены.
– Чего ты засуетился? – спросила мама удивлённо глядя на меня, – Сашка, что ль звонил?
– И вовсе нет! С чего ты взяла? Что, кроме Сашки и некому больше? – интригующе последовало в ответ.
– А кто ж тогда? – молвил неугомонный мой родитель.
– Э-нет! Этого я пока тебе не могу сказать, – не сдавался я, радостно улыбаясь. – Тайна за семью печатями, – завершил, сопроводив гримасой как бы говорящей: «Увы».
– Господи! Какие ещё тайны от родной матери могут быть? – шутливо возмутилась она, при этом поливая бегонии с фуксиями в белых горшках на окне.
– Ну, знаешь… ни какие это не тайны, а просто сюрприз. Всему своё время, – пояснял я, уже одеваясь.
– И что, вот так уйдёшь, не позавтракав?
– Некогда. Куплю себе чего ни будь перекусить по дороге.
– А деньги откуда?
– В лотерею выиграл! Всё, закрывай! – крикнул я, сбегая по лестнице вниз навстречу своей судьбе.
Затворяя за мной железную дверь, обтянутую искусственной кожей, она, как всегда перекрестила меня на дорогу по старому обычаю. Моя мама человек в высшей степени суеверный и обременённый привычками. Она знает немало оберегающих молитв, которые к слову скорее походят на заклинания язычников, с причудливо вплетёнными в них христианскими символами. Слишком уж они многословны. Да и к чему, если известно как сам Иисус, сын Господа, заповедал нам молиться? С другой стороны, коли это от чистого сердца и с благими намерениями, то, что в том плохого? Вот только разве что, «благие намерения»… Ох уж эти мне благие намерения!
– И что й то с ним? Подумать только, опять, небось, пьяным вернётся! – с досадой произнесла мама, обращаясь к моей сестре.
Сестра с тёмно-русыми волосами, забранными в хвост, одетая в разноцветную пижаму сидела за столом на кухне. Оторвавшись от чтения «модного» журнала, который она «употребляла в пищу» на завтрак наряду с кофе и творогом ответила тоном язвительным, тем самым как бы укоряя её за излишнюю мягкость по отношению ко мне:
– А чего ты ожидала после всех своих прощений? Если хочешь мой совет, то вот он: прекрати оплачивать его интернет и вообще нянчится с ним. Не хочет зарабатывать, пускай сидит без всего, нечего его баловать молоком да пирожками. Посмотрим, как ему это понравится! Вот увидишь, долго он не стерпит и сам возьмётся за ум.
– Ах, если бы так! Только мне кажется, станет лишь хуже. Он окончательно замкнётся в себе, обозлится на нас, будет делать всё наперекор, на зло. И Бог знает, чем это кончится.
– За то я точно знаю, к чему приведёт твоя доброта! Для него это медвежья услуга с твоей стороны, неужели ты не понимаешь? Ему двадцать пять лет, а он совершенно ни на что не годен! Честно говоря, в том и твоей вины изрядно.
– Думаешь, я этого не знаю? И ладно, будь что будет! Я уже устала от всего. Не хочет он за ум браться, пускай. Пока жива, буду помогать, а помру, так уж вы сами, как-нибудь…
Тяжкий вздох вдруг при этом вырвавшийся у неё из груди, не прервал её слов, он был их трагичным завершением.
Хотя я и не слышал сего, я догадывался, что подобные разговоры между ними не только имеют место быть, но и происходят часто. Только в них и могла несчастная наша мама найти утешение. И кому ещё, как не родной своей дочери ей изливать тяжкие тревоги? Друзей у нее, кажется, никогда не было, лишь знакомые по работе, но разве им доверишь себя? Только что в минуты слабости. Моя мама сильный человек. Лишь сильному человеку Господь милосердный уготавливает подобную судьбу. Природу этих тревог и переживаний я, конечно же, понимал и допускал их. По мне так они вполне справедливы, но, не смотря ни на что, я просто не мог найти в себе силы измениться и всё изменить. Каким бы был мир, если б события в нём зависели единственно от наших желаний? Мир с миллионами богов. Страшный мир.


Глава  VII

21 декабря 2012 года. Ещё вчера было так морозно и ясно, так свежо и легко, а сегодня, как это часто бывает с переменчивой погодой, серое небо, унылое и безрадостное повисло над людьми, пленёнными бытом и обстоятельствами. Потеплело, снег на асфальте всюду обратился в грязную слякоть, совсем не похожую на вчерашние посеребрённые сугробы. Пар теперь не вылетал изо рта, студёный воздух не красил щёк и носов. Стало сыро и промозгло, колючий ветер задувал под пальто и шубы. Именно в такую погоду легче всего заболеть, простудится или подхватить ангину. В такую погоду и настроение соответствующее. Впрочем, казалось, ни какая погода на свете не способна повлиять на моё настроение. Я бодр и весел, вопреки всему, как влюблённый юноша живущий мечтами. Выйдя из подъезда, быстрыми шагами, перепрыгивая лужицы, вмиг очутился у знакомой машины и сел на привычное место, спереди. Ревекка, как и давеча, была сказочно мила. Улыбка будто не сходила с её лица ни на минуту, очаровательная и так идущая ей улыбка. Всё её лицо буквально светилось жизнью. Я не мог налюбоваться ею, какое же это удовольствие быть счастливым просто так! Лишь видом своим она заставляла забыть обо всём и ликовать, словно пришла весна. На ней был тот же наряд что и вчера, только шарф и шапка лежали теперь за ненадобностью на заднем сидении. Зазвучал, залился её нежный голосок:
– Привет Лука! А ты и вправду быстро управился. Я думала пятнадцать минут это лишь условность.
– Здравствуй милая Ревекка! – радостно приветствовал я в ответ, затворяя за собой дверь автомобиля. – Да много ли надо что б умыться и одеться? Правда, пришлось ещё с мамой объясниться. Не могла же она меня отпустить не полюбопытствовав.
Обворожительно взглянув на меня, застенчиво, даже робко, чего раньше с ней никогда не случалось, Ревекка вдруг выдала:
– И что же ты ей о нас сказал? Что мы любовники?
– П-ф-ф... нет, что ты! – смущённо залепетал я. – Мне даже не пришлось ни чего выдумывать. Я просто отшутился, сказал, дескать, это секрет и всё такое... а что?
Интерес мой был не праздным. Ещё вчера я обратил внимание на то, как странно она ведёт себя по отношению ко мне, будто флиртует со мной и обольщает. Тогда я решил это вздор, мне просто чудится! Иной раз её взгляды полные чувств, волнительные прикосновения ко мне, бросали меня в жар, заставляя чуть ли не краснеть. Такую нежную, такую крохотную фигурку я не мог представить в объятиях своих, что за кощунство! Точнее представить то я мог и даже в глубине отчаянно того хотел, но верно, не нашлось бы ни одного человека на Земле, который бы это одобрил. Не считаться с таким положением вещей, я не смел. Однако если мои чувства были для меня более и менее понятны, то чего хотела она, по-прежнему оставалось загадкой. Ситуацию эту я и решил прояснить непременно сейчас же! Вот только усилия мои поначалу не имели никакого результата.
– Просто любопытно, – задумчиво ответила она. – Так ты полагаешь, твоя мама не посмотрела в окно, когда ты вышел из подъезда?
– Уверен, что посмотрела, ну и что с того? Подумаешь! Мало ли кто из моих друзей купил машину, – с досадой от того что разговор идёт не в нужном мне направлении отвечал я. – Да и вообще, я бы рассказал ей о тебе сразу, просто времени не было. Ты представляешь, сколько вопросов у неё появилось бы? Вечером расскажу. Ну не все, правда. О том, что тебе пятнадцать лет я, пожалуй, умолчу, как и о том, что у тебя нет прав и прочее. Согласись, думаю, она не поймёт. Незачем ей лишние переживания.
– Тогда тебе придётся многое выдумать, если ты решил скрыть правду. Фантазии то хватит? – улыбнувшись, спросила Ревекка.
– Об этом не беспокойся, мне не впервой. Уж что-что, а на выдумки я горазд.
– Возможно, но когда-нибудь она узнает правду. Или ты собрался вечно скрывать меня?
«… скрывать ее», эти слова эхом проносились у меня в голове, сердце забилось в груди учащённей. Да, я хотел бы скрывать её, как непристойную тайну, ведь связь наша порочна.
– С чего бы мне скрывать тебя как непристойную тайну, ведь наша связь не порочна? – вместо этого лукаво выпалил я. – Послушай, я думал об этом ещё вчера, я хотел поговорить с тобой, скажи правду, зачем тебе всё это? По-настоящему… кто ты и чего хочешь от меня?
Ответ последовал поразительный, в духе Ревекки и всего того, что происходило со мной последнее время.
– Что ж, твоё любопытство справедливо, – ничуть не растерявшись, говорила пятнадцатилетняя девочка, – и я обещаю удовлетворить его,  только время пока не пришло. Потерпи ещё немного, справишься?
– А куда мне деваться!? – с чувством досадовал я. –  Ты нравишься мне, хотя и говоришь постоянно загадками. Ты непредсказуема, часто, находится рядом с тобой просто опасно. За ангельским личиком и детской натурой скрывается взбалмошная девчонка, настоящая малолетняя преступница!
– Разве тебе это не по душе? Разве ты хотел бы, что бы я была обычной девочкой, как все?
– Я просто хочу, что бы ни кто не пострадал и прежде всего ты сама. Вчерашняя выходка… ты застала меня врасплох, и я поддался твоим уговором став соучастником, но ты должна знать, больше этого не повторится! И мне странны все эти твои намёки. Ты относишься ко мне как к кому? – решив вывести проказницу на чистую воду, наивно спрашивал я. – Как к своему возлюбленному? Должен предупредить тебя совершенно серьёзно, что не собираюсь иметь романтических отношений с ребёнком. Мы просто друзья.
– Ха-ха-ха! – преспокойно рассмеялась она. – Просто друзья? Ты сума сошёл?! Тогда что ты тут делаешь? Нянчишься со мной из милосердия или любопытства? У нас разница в десять лет, мы не можем быть друзьями. Между нами ни чего общего. Ведь ты влюблён в меня. Тебя влечёт ко мне, вот почему ты здесь. Ты ждешь, когда я позволю тебе прикоснуться к себе. Если хочешь, можешь поцеловать меня прямо сейчас.
Подобных откровений с её стороны я не мог себе и вообразить. Она застала меня врасплох, перед этим ребёнком я совершенно растерялся как мальчишка, каковым собственно и являлся, не смотря, ни на что.
– Не собираюсь я тебя целовать! Что за вздор! Я влюблён в тебя? Ну вот ещё! Да если хочешь знать, в тебе нет ничего, что могло бы прельстить меня как мужчину, милая твоя мордашка в счёт не идёт.
– Любопытно, тогда от чего ты хранишь в своём компьютере сотни фотографий со мной? – Пытливо вопрошала она, явно взявшись разоблачить меня, и быть может пристыдить.
– И вовсе не сотни! И не с тобой даже! – парировал я, как мог, уже почти не дивясь поразительной её осведомлённости. – Это фотографии Ревекки Илаизы Эткинсон. Вообрази, я восхищаюсь её актёрским мастерством и только! Они находятся в открытом доступе и сделаны специально для фанатов.
– А знаешь что?! – прервала она меня, – ты просто смешон, если полагаешь, что я настолько наивна, что бы поверить во все эти глупые россказни про фанатов. Тоже мне фанаты… сама невинность! Подумать только! – язвила Ревекка, ни как не унимаясь. – Мы оба знаем, что на самом деле за всем этим скрывается, но тебе совершенно не о чем беспокоится, я ни кому о нас не расскажу. И ты тоже не обязан этого делать. Мне всё равно, есть только ты и я! К чёрту мир с его условностями и правилами! Ромео и Джульетте тоже было пятнадцать или около того… и вообще, я проголодалась, да и ты не завтракал, насколько мне известно, тогда чего же мы тут сидим и разглагольствуем о всякой ерунде? На голодный-то желудок до хорошего не договоришься, а посему, не заехать ли нам перекусить? Я знаю тут одно местечко, где подают недурный кофе и бургеры!
Переключив правой рукой рычаг селектора передач находящийся под рулём в режим «Drive» Ревекка плавно надавила на педаль газа. Машина мягко покатилась вперёд по двору, оставляя позади яркую пластиковую конструкцию, с подтаявшим снегом вокруг, громоздившуюся в центре двора и служащую детской площадкой. Затем, ловким движением она нажала на кнопку музыкального проигрывателя – «воспроизвести» и плотный бит далёкого Комптона затерянного где-то в солнечной Калифорнии зазвучал в салоне, раскачивая наши тела. Это была песня Dr. Dre – «Nuthin' But A G Thang». Подобную музыку не назовёшь изысканной, но, как и всякая вещь, идущая от сердца, она находила отклик и поднимала настроение. Мы ехали по той самой, главной улице нашего района. Она брала своё начало от железнодорожной станции и проходила прямой линией сквозь него, подобно притоку реки вливаясь на конце в более крупную транспортную артерию. Куда не падал взор, всюду неизменно представал пред вами индустриальный городской пейзаж. Витрины с рекламой, панельные «высотки» и поблёклые «пятиэтажки», перекрёстки со светофорами, пар подземного теплопровода, вырывающийся наружу из под чугунных люков... Во всём этом определенно, что то было. Бог создал прекрасный мир, и мы, быть может, подражая ему, создаём города, свои собственные миры из бетона и стали. Зачастую они неказисты, небрежны, и всё же в них виден человек, совершенное творение Божие. Бары и банки, школы, заброшенный химзавод, давно превратившийся в страшные руины красного кирпича, а вот и мост, нависший над железнодорожными путями по которым сновали пригородные электрички.
Едва стихли звуки забористого американского рэпа, как мы подъехали к окну заказов одного из миллионов ресторанов быстрого питания, являвшегося частью мировой сети. Привет глобализации! В каком бы уголке мира вы не находились к вашим услугам нехитрое меню, которое за весьма умеренную плату не позволит вам умереть от голода. Кем бы вы ни были, азиатом, африканцем, европейцем, свежая булка с сочным куском жареного мяса приправленного специями по рецепту Питтсбургского дядюшки Джима Деллигатти уже готова для вас в любых количествах. Это ли не благо?! В нагрузку к тому, хрустящий цыплёнок в панировочных сухариках, овощной салатик и большой стакан газировки составили весь мой завтрак хмурым утром 21 декабря 2012 года. Сытный и вкусный завтрак, который я возжелал завершить блаженным воскурением. Сие сакраментальное действо происходило прямёхонько на парковке оного, с позволения сказать, ресторана, без конца кишащего людьми. Что поделать, такова плата за популярность.
– Итак, какие же у нас планы на сегодня – важно пробурчала Ревекка, с аппетитом пережёвывая добрый кусок бургера.
– Помниться ты приглашала к себе в гости – мечтательно отвечал я, с наслаждением выдыхая сизый смог изо рта.
Дым, причудливо клубясь меж нами, ненадолго зависал в углах, после чего выходил через люк в крыше автомобиля, окончательно растворяясь в богатом оттенками запахов городском воздухе.
– Так-то оно так… – задумчиво подтвердила она, – и от слов своих, поверь, я вовсе не отказываюсь, но вместе с тем у меня есть ещё одна задумка.
– Это какая же? – насторожился я.
– Прилюбопытнейшая! – осторожно отпив горячего кофе, весело воскликнула Ревекка. – На выезде из города стоит огромный торговый цент... ты ведь знаешь? – мимолётом спросила она, и, не дожидаясь моего ответа, живо продолжала, – так вот, что если нам заехать туда? Там столько прелестных вещиц, а учитывая имеющуюся у нас коробку с деньгами… уверена это будет забавно, – радостно улыбаясь в предвосхищении, заключила она, добавив, – тем более что нам по пути.
– Ну что ж, еже ли по пути, тогда решено! – торжественно согласился я, аккуратно туша окурок в пепельнице.
С завтраком было покончено. Избавившись от мусора, образом самым что ни на есть цивилизованным, сиречь поместив его в бак для отходов, мы тронулись в путь по запланированному маршруту. Путь, который пролегал вдоль широкого шоссе, уводящего нас из промозглого города в сторону дач. По-прежнему играла музыка, ласково обдувала тёплыми струйками воздуха печка, сытые и довольные мы ехали навстречу развлечениям, наслаждаясь обществом друг друга, коротая время в премилых беседах меж собой.
Спустя четверть часа Ревекка уже парковала белый внедорожник на стоянке торгового центра, которая, к слову сказать, как и всегда по выходным была полна автомобилей трудяг спешащих потратить свои кровно заработанные. А потратить здесь и впрямь было на что. Трёхэтажная, гигантская торговая площадка всецело оправдывала своё название – «Город». Это действительно не иначе как целый город в городе, способный запросто принять в себя более тысячи посетителей одномоментно. В нём к вашим услугам сотни павильонов предлагающих как разнообразные продукты питания, так и одежду всевозможных стилей от мировых брендов. И всё это помимо таких радостей жизни как: детские игрушки, спортивные товары, ювелирные изделия и бижутерия, многочисленные сувениры и безделицы, наконец, книги, аудио и видео продукция на любой вкус и предпочтения, иначе говоря, здесь вы легко можете найти все, что душе вашей угодно и телу. Это есть настоящая «Мекка» современного человека, потребителя, рай для счастливцев, обладающих деньгами. Толпа здешняя пестра и состоит совершенно из разных людей, хотя с точки зрения морально-качественных характеристик, едва ли они имели сколь-нибудь значительные отличия друг от друга. Тем не менее, тут встречались бизнесмены средней руки, учителя, деятели культуры, служащие, мелкие чиновники, спортсмены, хулиганы, домохозяйки с мужьями, люди состоятельные и не очень. Последние всё чаще приходили не за тем, что бы приобрести какой либо товар, а так... лишь поглазеть, как говориться, приобщиться к миру роскоши. Дабы воспринять и впитать, главное, ощутить себя, если не владельцем всего соблазнительно глядящего с витрин, так уж непременно частью. Сама атмосфера действовала на них умиротворяюще, обращая их как бы в сопричастных миру полному благ. Иные же, не обременённые пустотой кошелька или и вовсе его отсутствием, приходят сюда не за хлебом и квасом, хотя и они тут имеются, или скажем: не за наручными часами, кольцом с бриллиантом, редкой музыкальной пластинкой, а затем только, что бы покататься на коньках, посмотреть в просторном кинозале «свежий» блокбастер или просто посидеть с друзьями в кафе-ресторане. Ибо, «Город» сей, вмещал в себя уйму способов провести досуг, чем собственно и привлекал нескончаемые толпы приверженцев свободы совести и прочих всех свобод.
Вавилон наших дней, блистательный и благоухающий, достаточно просторный и безопасный, построенный на заграничный капитал приезжими для всех страждущих «to be hip», он являл собой и своеобразный «Ноев» ковчег, полный тварей. «Иные», находясь за его бортом, обрекались на неминуемую погибель в пучине вышедших из берегов морей, так как, по заведённой издревле традиции, в новом мире для них места не было. Правда, к нам с Ревеккой по счастью это совершенно не относилось. Молодые и здоровые, с карманами набитыми деньгами, без каких либо хлопот, готовые воскликнуть: «К нашим услугам весь заботливо сотворённый Господом мир!», мы путешествовали по лабиринту города грехов преисполненные иллюзий и благостного неведения. Позабыв обо всём на свете, любуясь собой и возжелав всеобщего любования публики, мы тратили неизвестно чьи деньги с азартом детей оказавшихся в детском мире. Всё, что пленило наш взгляд, все, на чём он останавливался или хотя бы слегка задерживался, тут же, по нашему требованию, услужливо упаковывалось продавцами. Франтоватыми гусями мы бродили по сияющему чистотой полу, выложенному разноцветной плиткой, перемещаясь по неторопливым эскалаторам с этажа на этаж. Плоть от плоти бурлящей толпы текущей волнами в поисках счастья за деньги.  Я заметил, что отчего-то люди тут не смотрели друг другу в глаза, взор каждого блуждал лишь по прилавкам, пожирая бессчётные плоды трудов человеческих, выискивая в них подходящее и нужное. Бесконечные распродажи и сезоны скидок, приуроченные Бог весть к чему, неизменно счастливые покупатели, уже удовлетворившие свою потребность, или находящиеся ещё в этом дарящем наслаждение процессе, в купе с тихо играющей ненавязчивой музыкой, служащей фоном всеобщему гомону возбуждённой толпы, создавали атмосферу, если не праздника, так уж верно предпраздничной суеты. Серое, пасмурное небо, здесь заменяли высоченные потолки, по которым тянулись ряды люминесцентных ламп и коммуникации: воздухопровод, электрокабель, система пожаротушения, камеры видеонаблюдения и прочее. Холод и сырость оставались за стенами. Вместо них, комфортная температура и влажность, обеспечиваемые системой климатического контроля подобной тем, что установлены в современных автомобилях. Статные молодцы, атлетического телосложения, одетые в одинаковые чёрные костюмы поверх белых рубашек и держащие маленькие рации в могучих руках, создавали ощущение безопасности и покоя. Быть гражданином такого «Города» безусловно, почётно и выгодно, ведь к этому стремятся чуть ли не все ныне живущие на земле, а коль скоро у нас с Ревеккой было все для того необходимое, мы не замедлили присоединиться. Наши руки обрастали сумками, а те в свою очередь вещами, с наших лиц не сходили улыбки, возбуждённый радостный смех наш ублажал истерзанный тем, другим, городом слух. Кроме современных, жутко стильных кроссовок, одного спортивного костюма, дюжины ярких маек и трёх толстовок из той же серии излюбленной мной фирмы abibas, в сувенирной лавке по соседству я прикупил себе бутафорскую пиратскую саблю, пару кремневых пистолетов XVIII века, подзорную трубу и компас, искусно сработанный под старину.
– Ты только погляди на эту прелесть! – восторженно произнесла Ревекка, держа в руках предмет, напоминавший мне медный заварочный чайник.
– Что это? – с неподдельным интересом спросил я.
– Как что? Это же волшебная лампа Аладдина! – с укором поясняла мисс Эткинсон. – Разве ты не слышал, что в подобных лампах обитают джинны способные исполнять любые желания своих хозяев?
И о чём только она думает? – размышлял я про себя, задумчиво глядя на девочку с лампой в руках. Какой же она ещё ребёнок... И правда! – спохватился вдруг я. – Она ребёнок! Сердечко её нежное, без сомнения грезит романтикой и верно приключениями полными отваги, мужества и любви – светлой и искренней какой только и может быть настоящая любовь. Стало быть, мы похожи! – Как отрадно мне было это осознать!
– О чём ты задумался? – удивлённо глядя на меня, спросила Ревекка.
– Я подумал, должно быть, любой джинн на свете обрадовался бы такой хозяйке как ты.
– Вот как? – усмехнувшись, произнесла она. – А что если я сама джинн?
– Тогда полагаю, в этой лампе тебе будет тесно, – подтрунивал я. – Такому неугомонному и влюблённому в жизнь джинну как ты и целого мира мало, не так ли?
– А вдруг есть тот, кого я люблю больше жизни, – произнесла она неожиданно и так нежно, ласково при этом, посмотрев на меня, что я чуть не обомлел от восторга.
– Что ж, в таком случае я завидую этому счастливчику, – последовал мой сдержанный ответ, что  стоило мне, уж поверьте, огромных усилий.
После чего я поспешил сменить тему, ибо развитие её откровений могло зайти так далеко, что непоправимо обратило бы меня в мерзавца и негодяя.
Позволю себе ещё немного о покупках. Никогда не подозревал в себе человека с симптомами ониомании. Однако сегодня они проявились у меня вполне определённо. Не сказать, что бы это меня сильно расстраивало. Хотя признаться, доселе я, мягко говоря, с некоторым презрением относился к людям одержимым жаждой потреблять. Тем не менее, наверное, это всё же не вопрос нравов, а скорее содержимого вашего кошелька. Ибо, как только он оказался у меня полон, я тут же пустился во все тяжкие без зазрения совести. Эта же участь постигла и мою обожаемую спутницу. Судите сами, в дополнение ко всему прочему, Ревекка приобрела себе прелестные шёлковые чулки, духи с чудным ароматом жасмина, складной веер и ещё кучу всяких женских безделиц. Я же стал счастливым обладателем Японских наручных часов Casio G-Shock GW-M5610-1E и MP3 диска Kendricka Lamarа, новоявленного RAP короля Западного побережья США – «good kid, m.A.A.d. city». Сам не могу представить, зачем мне всё это нужно. Как бы там ни было, что имеет начало, имеет и конец, во всяком случае, на Земле. А посему, завершили мы свой потребительский поход, как и подобает с помпой, в одном из многочисленных кафе «Города», где на радостях за чаем с кремовыми пирожными отметили удачные покупки. Спустя без малого пол часа застолья, загрузив багажник белого «монстра», преданно ожидавшего нас на парковке торгового центра, яркими сумками и пакетами, довольные премного и весьма, мы тронулись дальше в путь. На выезде из города, скучающим взглядом нас проводил сотрудник дорожной постовой службы. Очевидно, его день не столь прекрасен, как наш с Ревеккой, хорошо, что надежда умирает последней, – подумал я, поднося весело пляшущий язык пламени, словно по волшебству вырвавшийся из маленькой зажигалки к сигарете. Пуская дым колечками с наслаждением погрузился в музыку того самого Kendricka, который по его собственному утверждению, в детстве видел легендарного 2PACa. Разве не причудлив этот  мир? – спрашивал я сам себя. – Интересно, что уготовил он мне?
Свинцовые тучи низко стелились над трассой в четыре полосы, пролегающей вдоль заснеженных полей да голых, неприветливых перелесков, за которыми кое-где, то тут, то там, виднелись тёмные крыши дачных домов с узкими печными трубами, торчащими как-то по-сиротски. Из некоторых тянуло серой дымкой, свидетельство того, что в них живут, однако таких было не много. Остальные стояли в зиму нетопленные, дожидаясь весны, когда хозяева их, прибыв на шумной электричке из города с тележкой полной молодой рассады, начнут готовить огороды к посевной. Или же студент, в шумной компании однокурсников заявится отмечать начало сессии. Они будут пить дешёвое вино, и жарить ароматный шашлык, надрывно голося под гитару что-то из шлягеров на все времена. Заполыхает тогда в сумерках приветливый костерок, соберутся вокруг него друзья и юные влюбленные, чтоб улыбаться друг другу, поверять тайны сердечные и засыпать в объятьях сладких грёз.
Ревекка вела машину виртуозно, то и дело, идя на обгон груженых фургонов, из-под колес которых вырывались капли липкой грязи. На дороге она вела себя так же уверенно, как и вообще везде и всегда. Очень скоро я поймал себя на мысли, что меня это в ней восхищает, впрочем, как и всё остальное. Её лёгкость, естественность, жизнерадостность, свежесть, способны были очаровать абсолютно любого, то был лишь не более чем вопрос времени. Всю дорогу Ревекка радостно комментировала виды из окна, рассказывала забавные истории о пиратах, которых, как оказалось, любила, и просто дурачилась, доводя меня до такого неуёмного смеха, что в животе начинались колики. Внезапно пошёл мелкий, мокрый снег... перемещаясь из стороны в сторону, мерно заработали щётки стеклоочистителя. И без того примерзкая погода ухудшалась на глазах. В довершении всего, по радио в выпуске новостей передали о страшной трагедии. В парке, что неподалёку от моего дома, у входа в который мы собственно и повстречались с Ревеккой вчера, нашли тело мёртвой школьницы. Она была задушена, при этом следов сексуального насилия на трупе не обнаружили. Сообщалось, что полиция подозревает кого-то из её окружения. Накануне бедняжка, в компании своих друзей отмечала наступление так называемого «конца света», по календарю Майя.
– И как тебе это нравится? – изумлённо произнёс я. – Бедняжка! Понесло её ночью в парк!.. такая молодая... вот тебе и конец света, в персональном так сказать варианте.
– Тысяча чертей, разрази меня гром! О конце света лучше не думать, – вкрадчиво поучала Ревекка. – А смерть, так от неё ни кто не застрахован. Этого добра, сплошь и рядом навалом, тут уж ничего не поделать. Надо быть, конечно, осмотрительней, по ночам, где попало не бродить, оно и понятно, да только ведь и это вовсе не панацея, – грустно констатировала она.
– Да, ты права, трудно с тобой не согласиться. В наше время при свете дня людей умирает уж всяко больше чем во тьме ночи. И всё же... в голове не укладывается... Такая юная девочка, подумать только, твоя ровесница, мертва! – с содроганием сердца вымолвил я, грустно глядя на Ревекку. – Как много в нашем мире жестокости, уму непостижимо.
– «То, что мы знаем, — ограничено, а что не знаем — бесконечно», – загадочно проговорила она и тоном, не терпящим возражений продолжила, – однако не будем о плохом! Всё это у меня уже в печёнках сидит. Ещё немного грусти и клянусь, я впаду в хандру, а там уж и в лапы самого Жёлтого Джека недолго угодить. В самом деле, не хочешь же ты этого?
И, хотя я не имел ни малейшего представления о том, кто же такой этот зловещий Жёлтый Джек, и, что собственно бывает с несчастными, угодившими к нему в лапы, я поспешил заверить свою дорогую спутницу, что совершенно того не желаю, и что с её стороны даже предполагать такое, весьма обидно для меня. На что она, звонко рассмеявшись, шутливо погладила меня крохотной своей ладошкой по голове, при этом трогательно пролепетав:
 – Прости друг! Я знаю, что ты меня любишь и на подобное коварство не способен. 
От слов этих, а пуще от нежного её прикосновения, я оторопел до невозможности. Да, это была сущая правда. Я любил ее, и она сама открыла мне на это глаза. Вот  так чудеса! – подумал я, едва унимая трепетное волнение. – Какое это сладостное наслаждение, соприкасаться с ангелом воплоти. 
На 24 километре мы, наконец, свернули с трассы в сторону садового товарищества «Тихие Холмы». Местность там и вправду была слегка холмистая, что впрочем, добавляло ей живописности. Окружали «Тихие Холмы»: луга, болота да топи, а вдали виднелся лес, который, по словам Ревекки каждое лето горел из-за высокого скопления там торфа. Тогда, всегда почти, ветер приносил оттуда клубы едкого дыма, доставлявшего уйму неудобств, а вот огонь не доходил, благодаря тем самым болотам и топям, от которых одна напасть – это комары и прочая мошкара. Однако теперь стояла зима и ни что из того нам с Ревеккой не угрожало. Смеркалось. Снег прекратил, и небо чуть прояснилось, поредели тучи, иные, порывистым ветром стремительно уносило вдаль. На пониженной передаче мы осторожно пробирались по заснеженным тропам, ибо улиц в привычном нашем понимании тут не водилось испокон. Не лёгкий наш путь пролегал средь огороженных кое-как дачных участков, на которых стояли невпопад древние хибары с резными ставнями на окнах, вросшие казалось в землю и пустившие в неё корни, зарывшиеся в снег вагончики и прочие совсем уж самопальные сооружения. Некоторые здесь только-только обживались, другие давно оставили всякие надежды, наконец, находились и те, у которых в городе полно было хлопот, и, стало быть, им совсем не до хозяйства. Как оказалась здесь Ревекка, я ещё не знал, но памятуя об её скрытности, намеревался выяснить это, позже, как бы между делом, улучив удобный момент. А пока мы искусно лавировали по ледяным кромкам объезжая осевшие, но всё ещё неприступные сугробы. То вправо, то влево она выворачивала руль почти до упора с азартом прирождённого автогонщика.
Уже светили тускло редкие фонари, когда мы, наконец, подъехали к стальной сетчатой калитке красного цвета, местами проржавевшей и в облупившейся краске. В полумраке угадывался небольшой участок прямоугольной формы и совсем маленький домик скорее похожий на сказочный теремок. Он был почти на курьих ножках, вернее на колёсах, всего их было шесть, по три с каждой стороны. Странный симбиоз традиционного деревянного дома уменьшенного правда в своих размерах чуть ли не до игрушечного и прицепа-дачи, столь популярных за границей. Однако его игрушечность казалась лишь на первый взгляд. То было полноценное, всесезонное, мобильное жильё, настоящий коттедж, имеющий длину в десять метров, а ширину почти в четыре, целиком собранный на фабрике, включая мебель и стандартную бытовую технику. Идеальное решение по цене и качеству для людей любящих переезжать с места на место.  При его изготовлении применяются экологически чистые, современные материалы, отвечающие всем требованиям противопожарной безопасности. Важно и то, что подобное жильё, не является недвижимостью, а значит, не облагается налогами. Оно доставляется производителем в любое, указанное покупателем место и монтируется к подведённым коммуникациям, вся процедура занимает несколько часов. В общем, это весьма удобно, хоть и диковинно для наших мест. Однако именно этот коттедж, а точнее самый настоящий теремок, во многом был уникален, видно было, что над ним работали и после, что его украшали. Ажурная, накладная резьба причудливо обрамляла окна, и фронтоны крыши дома, предавая ему воздушность и сказочность. Геометрические и зооморфные орнаменты языческой Руси служили мистическим оберегом этому жилью. Тут встречались изображения коньков, солнца, волнистых струй, ромбов, кругов и полукругов. Глядя на это чудо невозможно было, не умилится. Между тем Ревекка включила наружное освещение. Кружевная резьба бросила тени, нарисовав на голубом снегу древние символы сулящие защиту от зла. «Золотым» ключиком она открыла входную деревянную дверь красного цвета со стеклянными вставками, мы очутились внутри.
Дом был обогрет, так что нам оставалось лишь всюду зажечь лампы. Я разделся вслед за Ревеккой, после чего она устроила мне маленькую экскурсию. «Терем» состоял из трёх комнат: спальни, туалета и гостиной совмещённой с кухней, объединены они были небольшим тамбуром – прихожей. Вся мебель, техника и отделка внутри без особых изысков, функционально и надёжно. Под потолком люстры с вентилятором, бра на стенах, плитка в туалете, прихожей и кухонной зоне, мягкий ковролин тёплого бежевого цвета в спальне и гостиной, белые жалюзи на окнах, велюровые диван и кресло однотонного, кораллового цвета и прочее. Всюду была чистота и приятный запах «нового».
– Прости за беспорядок, – сказала Ревекка, имея в виду стоящие во множестве коробки.  – Я недавно въехала и ещё не успела со всем разобраться.
Чего тут только не было! Большой жидкокристаллический телевизор, ноутбук, планшетник, игровая приставка, видеокамера, диски с музыкой, фильмами, играми... в купе с привезённым нами из «Города» барахлом, это сулило огромную работу. Мы принялись за неё с радостью, увлечённо извлекая из коробок чудеса индустрии развлечений. Ни что так не поднимает настроение как распаковка и изучение покупок. Тем более что проделывали мы это, потягивая из больших хрустальных бокалов красное вино с дивным букетом. Бутерброды с ветчиной и солёным лососем, послужили нам великолепным ужином. Ревекка умеет удивить, тут не поспоришь, – подметил я про себя. Тепло медленно разливалось у меня в груди и вскоре, я почувствовал приятную лёгкость. Общими усилиями нам удалось, наконец, подключить телевизор и как оказалось вовремя. Ибо, по шестому каналу, началась трансляция одного из моих любимейших фильмов – «Двенадцать негритят». Для остроты ощущения я погасил свет и уселся в кресло, между тем заметив, как Ревекка снова достала свою коробочку с конфетами и, извлёкши из неё одно драже, положила его себе в рот. Это показалась мне странным. Отчего-то она ни как не хотела делиться со мной загадочными конфетами. Но не мог же я, в самом деле, просто взять и отнять их у неё? Оставив глупые мысли, я погрузился в фильм, который знал наизусть, и сморённый вином очень скоро уснул.
Не знаю, сколько мне довелось проспать, в кресле было невероятно удобно, только разбудил меня характерный шум. Шестой телеканал, как и большинство остальных, закончил своё вещание, экран заволокла серая, мерцающая рябь. Гостиная наполнилась тенями, за окном чернела ночь. Ревекка лежала на диване как дитё, свернувшись калачиком и подложив под голову ладошки. Аккуратно, как можно тише, я встал из кресла и подошёл к ней, поначалу предполагая взять маленькую девочку на руки и отнести её в спальню, но потом решил ограничиться тем, что бы укрыть её шерстяным одеялом. Через минуту я вернулся, держа его в руках. Склонившись над Ревеккой, я прислушался к её ровному дыханию и невольно заворожённый неземной красотой открывшейся мне, принялся разглядывать спящего ангела. Мягкие светлые локоны сбившись, прикрывали часть её личика. Решив поправить их, прикоснувшись к нежной щеке, я почувствовал тепло, приятная дрожь пробежала по моему телу. Мне захотелось обнять её, поцеловать в приоткрытые губы, и лишь невероятным усилием воли которую я в себе никогда не предполагал, я от того удержался. Она лежала, не пошелохнувшись, прибывая в царстве глубокого сна. Вдруг мне вспомнилась коробочка с конфетами. Осторожно я достал её из кармана Ревекки, просто, что бы посмотреть. Круглая, жестяная коробочка, на крышке которой был нарисован апельсин и карамель. Ещё что-то написано языком, которым я не только не владел, но который, как не пытался, даже не смог распознать. Любопытство охватило меня. Медленно, что бы ни шуметь, я открыл коробочку. В ней лежали конфеты, много маленьких леденцов жёлтого цвета, от них приятно пахло апельсинами.
– Что будет, если я стяну у неё одну конфету? – подумал я про себя.
– Она даже не заметит, – ответил мне кто-то.
– Решено! – сказал я, и положил драже в рот.
Приятным, всё тем же апельсиновым вкусом конфета таяла у меня на языке. Дождавшись, когда она совершенно исчезла, я положил коробочку обратно в карман Ревекки и укрыл спящего ангела одеялом. После чего отправился в спальню, где меня ждала широкая кровать и мягкие подушки. Кресло было удобным, но честное слово, так хотелось вытянуться во всю длину, распластаться вширь. Я лёг в темноте и, глядя в потолок, под которым повис бездвижный вентилятор, подумал, как прекрасна жизнь, когда рядом есть тот, кому с тобой интересно. 21 декабря 2012 года, очередной день моей новой жизни подходил к концу. Впереди неизвестность конечно, но всё же я засыпал в предвкушении чуда.

Глава  VIII

«Марксисты, толстовство, эпикурейство,
декабристы наших дней...
Столпотворение фраз,
революций пожарища - всё баловство!
Всё лицедейство!
Жизнь в нас, а мы в ней,
будьте умней товарищи!»




– Ну что тут у нас, Яков Витальевич? – спросил поджарый мужчина в синем пиджаке.
– А-а-а, это вы, Николай Константинович! – отозвался в свою очередь низенький старичок, судмедэксперт, оборачиваясь и приветливо глядя серыми своими, пронзающими глазами, из-под очков на молодого следователя районного следственного комитета. – Да собственно, самоубийство! – разводя раками и кивая в сторону трупа, пояснял он, при этом добавив, – очевидно, совершенно не криминальный случай.
– Ну, это вы напрасно, Яков Витальевич, торопитесь! А вдруг – доведение или ещё чего, мало ли как бывает... уж вы-то с вашим опытом всякого, поди, нагляделись. А меня, – вздохнув, продолжал следователь, – инструкция обязывает отработать, как говорится, все версии, даже самые невероятные.
– Ваша, правда, Николай Константинович. Вот вы и отрабатывайте, а моё дело маленькое... и бумагу с подробным отчётом я вам, если не сегодня вечером, так уж завтра к утру точно на стол положу, можете, не беспокоится.
– Бумагу это хорошо… это очень хорошо… – как бы мысля вслух, задумчиво повторял следователь глядя на труп. – Ну а пока, так вот... на первый взгляд, не поделитесь своими соображениями?
– Отчего же не поделиться, дорогой мой, Николай Константинович? – весело отвечал судмедэксперт и, взявши следователя за руку выше локтя, подвёл его к трупу.
Молодой парень лежал на кресло-кровати со страшно приоткрытым ртом, откуда возможно и воспарил его дух из плена бренной плоти в вечный мир. Бледный, местами посиневший и пожелтевший, он являл картину отвратную. Мёртвое тело, безжизненное, бездушное... ему не место среди людей, оно должно быть предано земле. Это уже не человек, не часть мира живых, что-то чужеродное лежит здесь, источая смрад. Даже в самом некрасивом из людей, можно отыскать нечто благородное и привлекательное, ведь в нём теплица жизнь, целая вселенная, яркая и удивительная, он – совершенное творение Бога, а этот мертвец, никому не нужная теперь оболочка, которая непременно должна сгнить и от которой не останется и следа. Так думал молодой, перспективный, подающий большие надежды следователь, оказавшийся здесь по долгу службы и отчасти волею случая, ведь именно ему, а не какому-то другому, как могло бы быть, поручили это дело. В безрадостных своих размышлениях он был прерван судмедэкспертом, который говорил:
– Предварительно могу сказать, что смерть наступила около шести, семи часов назад, ночью значит, – пояснял он, глядя на наручные часы с кожаным ремешком, – от передозировки снотворного. Вот и баночка пустая из-под него имеется. Вообразите, он сжимал её в руке. Никаких следов насилия на теле не обнаружено, предсмертной записки тоже, однако я рекомендовал бы вам изъять его компьютер, возможно, удастся найти нечто любопытное.
– Да, его мать рассказала, что покойник проводил за ним очень много времени, – кивая, соглашался Николай Константинович.
– Вот видите! Убеждён, его содержимое на многое прольёт свет, а так, что-то определённое трудно сказать в этом плане. Семья вроде нормальная, парень не наркоман, хотя проверять всё надо. Это же дело такое! – многозначительно заключил седой стречок в очках. – Может безответная любовь, может ещё что...  – добавил он, глядя на следователя.
– Нет, нет! – спешно отозвался Николай Константинович, отходя к окну. В этот дивный, зимний, солнечный день, дом напротив сиял в блеске, будто улыбаясь. – Его мать утверждает, что девушки у него не было, причём никогда.
– Ну... ещё не известно, так ли хорошо она знала своего сына. Тут не мешало бы допросить его друзей. В любом случае, парень долгое время не мог трудоустроиться, бездельничал, маялся... сами знаете, до добра это не доводит. Думаю обстановка в доме всё таки была напряжённой. Может соседи подскажут чего?
– Само собой, Яков Витальевич! Я уже распорядился, участковый опросит соседей, вечером, когда они вернуться с работы и доложит. А друзьям его я повестки выпишу, побеседуем, обязательно побеседуем! – осматривая комнату и вновь, погружаясь в размышления, говорил следователь.
– Тогда Николай Константинович, если вы не возражаете, я скажу ребятам, чтоб увозили тело в морг. Там поработаю с ним, а завтра отчёт, договорились?
– Разумеется, Яков Витальевич, воля ваша, – работайте! Однако, – продолжал рассуждать он в слух, – подумать только, позавчера ночью я был на выезде, вы, наверное, слышали, о девочке, задушенной в парке, тут неподалёку, а сегодня вот, это... – растерянно глядя, произнёс он.
– Да, – согласился эксперт, закрывая кожаный саквояж с уже убранными в него профессиональными принадлежностями, – когда умирают молодые это особенно страшно, а когда они сами убивают себя это уж совсем не понятно. Иной раз, глядя на такое, прямо сердце леденеет – откровенно признался Яков Витальевич. – С другой стороны, подобное положение вещей меня ничуть не удивляет. Я давно уже приготовился к худшему.
– Что вы имеете в виду? – поинтересовался следователь.
– Как же, помилуйте Николай! Вы что не читали Библию? – неожиданно спросил старичок с саквояжем в руках, лукаво улыбаясь.
– Вы знаете, к сожалению, не довелось, – отрицательно качая головой, непонимающе отвечал тот.
– Что ж молодой человек, я объясню. Дело в том, что в Святом Евангелие от Матфея, в 24 главе, Иисус открывает нам картину будущего, будущего большей частью безрадостного для человечества. Я убеждён, уже сегодня оно проявляется, и уверяю вас, к сожалению дальше будет только хуже, крепитесь, друг мой, – завершил он, хлопая работника следственного комитета по плечу.
– Наверно вы правы Яков Витальевич, дальше будет хуже – рассеянно пробормотал он.
На этом они распрощались, крепко пожав друг другу руки. Через минуту санитары в белых халатах аккуратно положили мёртвое тело на носилки и понесли его прочь сопровождаемые надрывными стонами и безудержными слезами несчастной матери. Вскоре ей стало плохо, и дежурившие врачи тут же сделав укол успокоительного, увезли и её, в городскую больницу. В квартире стало пусто, не считая постовых на входе, ибо сестра покойного, пожелала поехать с матерью, дабы поддержать её в этот скорбный час. Следователь, принялся на месте оформлять необходимые бумаги, после чего опечатав и описав компьютер умершего, уехал, прихватив его с собой. Форточку в квартире оставили открытой, ключи участковый обязался вернуть вечером, когда придёт навестить соседей, а за одно и их вот, он тоже обязался проведать.
Позже, в отделе следственного комитета на большой Славянской, в рабочем кабинете, который Николай Константинович делил с таким же, как и сам молодым следователем, кабинете, заставленным служебными сейфами, стеллажами, заваленными бумагами и толстенными делами, находящимися в производстве, он, сидя за большим казённым столом у окна, внимательно изучал содержимое изъятого из квартиры компьютера. Ничего существенного, ему так и не удалось тогда обнаружить. Только многочисленные видеоигры, картинки с изображением автомобилей, среди которых чаще всего попадался жемчужно-белый Cadillac Escalade, а ещё фотографии молодой голливудской кинозвезды Ревекки Эткинсон, поклонником которой погибший очевидно являлся. Там так же хранились видео файлы с рекламными роликами мобильных домов и ещё, много, не имеющей отношения к делу ерунды.
– И всё-таки, Яков Витальевич был прав – закуривая, подумал про себя следователь. – Остаётся дождаться его заключения, и закрывать дело. Оно и к лучшему, хлопот меньше – заключил он глядя на сложенные с краю стола в ряд папки с неотложными материалами и выключил компьютер. 
22 декабря 2012 года. Из высоких заводских труб на лазурное небо вытекал густой сизый смог. Город спешил, не опаздывая, кипя в привычной для себя суете. Пробки и заторы на дорогах, мелкие аварии, грязный снег на обочинах, новые серии «The Simpsons» и «South Park», холодное пиво из магазина напротив, голуби на проводах... По некоторым подсчётам каждый день в мире по разным причинам погибает более 160 000 человек, думается, всё вышеперечисленное, уже не их удел. Исчезли ли они или стали частью чего-то большего? Каждый из вас узнает в своё время, а пока: «Быть или не быть…», словно солнце, вопрос, встающий день за днём, терзает измученные души бедолаг, оставленных один на один с миром.


***
 
– Иметь или быть?
– Умереть и забыть.




Подобно незваному гостю смерть, входящая без стука вдруг оказывается за нашей спиной. Встреча, которой мы как нам кажется, избегаем старательно, но, которая, однако, предопределена каждому из нас с рождения. Она будто чугунное ядро, привязанное к нашим ногам, не позволяет взлететь, отягощая. Тень её во всех наших поступках и помыслах. Мы проявляем мнимые чудеса изобретательности в противостоянии с ней, а она лишь хохочет глядя в наше лицо полное страхов, но власть её над нами, постигает крах в то самое мгновение, как она прикасается к нам и душа наша бессмертная отлетает от бренного тела. Только оно – безжизненное и ненужное и достаётся ей. А мы, ускользаем, с облегчением и радостью к вечности. Быть может сама того не зная, смерть освобождает нас и ядро – отягощающее, не она вовсе, а плоть? Нет смысла разбираться в сути вещей, когда требуется лишь принять их как должное, но в этом-то и вся трудность.
Наверно я был плохим человеком. Мне совсем не хочется так думать, но видимо всё указывает на то. Помогать пожилой матери... с этим конечно не поспоришь, как и с тем, что у медали две стороны, всегда. Я просто хочу сказать, возможно, это прозвучит странно, но поступать, так как все от тебя ждут, на мой взгляд, легче всего. Я не говорю что это неправильно, но что если взять и поступить неожиданно даже для самого себя? Например, в середине дня вдруг уйти в какой-нибудь лес, в самые его дебри, просто, без причины, и когда окажешься там, один, может что-то случится? Ведь всегда что-то случается там, где нас нет. Что если появится в таком месте неожиданно для всех? Вдруг что-то откроется и мир, который ты знаешь, к которому привык, окажется совсем другим. В общем-то, он и должен быть другим! Как можно мириться с тем, что есть нечто не имеющее начала и конца и при этом совершать всё то, что обычно люди совершают каждый день? Разве это не ерунда? Мы просто хотим выжить, и это движет всеми нами. Всё же условия, из которых мы исходим, данные с которыми имеем дело, разве они не надуманны? Разве это не декорации? Что если просто остановиться и замереть?



Не помеха воспрять
Злодеяния паствы.
Злодейская рать,
Говорю тебе: Здравствуй!
Папироска с киселём,
Коробка конфет початая.
Облачённый королём,
На белом листе я печатаю:
Под подушкой Фет,
Дед в рамке,
На полке ФЭД запылённый,
Чадо под юбкой у мамки.
Окрылённый жизнью,
В ряду её почитателей!
Изведав от блюд,
Я устал от изобретателей велосипедов.
Нескромный люд плюёт под пяту.
Коту Вискаса,
Чаппи собаке
Хипстеры и яппи в бараке - умора!
Искоса глядя,
зло сядет
на скамью подсудимых.
Садом и Гоморра!
Все, что было необходимо,
Остановится и замереть.
Почему провидцы предпочитают умереть?