ч 2 гл1-3

Часть II. Тьма

И некому вытереть слезы мои, скользящие по сумрачным сводам неба, некому согреть безгрешное тело мое, сжигаемое холодом изнутри, поскольку создано оно из чужих грехов, а сам я — чистый первозданный грех, призванный для искупления. Ибо, что может быть порочнее Зла, ожидающего Добра и Добро в себя зовущее. Приди. Окропи благостью одежды мои, промой водой Любви очи мои, и все, что есть в этом мире, будет твоим. Так, как я буду твоим. А я и есть этот бренный мир.
Но не приходи ко мне с жаждой власти, похотливыми лапами не прикасайся к ладоням моим, стремясь скрепить их в рукопожатии. Омойся сам в Любви и нежности, напои душу свою Болью и Печалью, за страждущих, пролей искренние слезы по невинно страдающим и обратись ко мне с сердцем открытым и чистым.
И узришь меня во всей полноте моей, и я войду в тебя силой, тебе неведомой...

Глава 1

Шаги глухо звучали в тишине, сливаясь с черным ликом небосвода и одиноким желтым оком на нем. Тьма жаждала навечно заключить непрошеных гостей в свои ледяные объятья. Разговор сам собой утих, и три путника, настороженно озираясь по сторонам, шли по единственной едва различимой дороге таинственно пролегающей среди темно-зеленой растительности (роса никогда не касалась ее стеблей, а небесная влага в этих краях была так редка, что только чудо поддерживало жизнь растений).
Шорохи да редкие огоньки зрачков доказывали, что Тьма обитаема и внимательно следит за ними. Но никто не выходил навстречу, кроме перепончатых летучих тварей, мелькавших перед их лицами. Запах Тьмы жил своей насыщенной и одному ему понятной жизнью, наполняя мир реальностью. Ни Ал, ни Петр не были готовы к такому разнообразию пахнущего, воняющего и смердящего и, едва пройдя несколько десятков метров по Тьме, остановились, заткнув носы. Сера пристально посмотрел на них и, убедившись, что отвращение на их лицах неподдельное, удовлетворенно усмехнулся.
— Да-а... Вы действительно не из Тьмы. Не волнуйтесь, не пройдет и часа, как  привыкните к вони, а потом обнаружите, что из нее можно извлекать пользу.
— Какую? — Петр несколько раз вдохнул ртом, закрыл глаза и опустил руки. — В этой темноте и при таком смраде, если вляпаешься в говно дракона, подумаешь, что купаешься в халве, да?!
— Драконье не спутаешь даже с собственным, Петр. Кстати, откуда ты знаешь о драконах?
— Из прошлой жизни. А ты близко с ними знаком?
— Приходилось э-э-э... встречаться. А здесь — чем больше в существе зла, тем он пахнет тоньше и... холоднее. Так что радуйтесь, что здесь вонь, и тебя не пробирает озноб.
— И давно так стало? — Ал убрал руки от сморщенного носа.
— С тех пор как Тьмой правит Чень-Юнь, точнее, его Бешенство Двуединый Владыка всего сущего Чень-Юнь тонко смердящий и холодно членный, не приведи Рок нам с ним встретиться. Вы что не помните об указе оглашенном сразу после сражения между ним и Сатаной за власть и собственную сущность, где говорится: "...каждый должен источать запах в соответствии с его рангом и общественным положением, за исключением особо оговоренных лиц"
— Послушай, Сера, мы ничего этого не помним. Я даже человеческих богов и божков не знаю, хотя совсем недавно, видел голубую воду и высокие горы Земли.
— Когда же ты прибыл оттуда? — Сера с усмешкой посмотрел на Петра, и что-то недоброе промелькнуло в его глазах.
— Точно не скажу. Самое большое — это с земное столетие, самое малое — года три.
— Ты лжешь! — молния сверкнула в очах Серы, губы плотно сомкнулись, и огромные ладони сжались в смертоносные кулаки. — Зачем так нагло врешь, глупое существо, от которого ничем не пахнет? Почему оба вы, не источая ни тепла, ни запаха, делаете вид, что ничего не знаете и пытаетесь обмануть меня? Мы уже во Тьме, может пришло время объясниться?!
— Почему ты решил, что я говорю неправду? — Петр подобрался, но внешне оставался спокойным. — Почему ты вообще думаешь, что имеешь право поднимать на нас голос?! Не ведешь ли ты нас в заранее подготовленную ловушку, а, тонкосмердящий?
— От меня пахнет потом. А врешь ты потому, что я сам принимал участие в Великой Битве и дрался не на жизнь, а на смерть! Немало полегло врагов от моей руки, как не мало было убито до этого. И потому, что помню я: после битвы ничего не осталось на Земле. И не мог там сохраниться человек или бог. Поэтому врешь ты. А зачем — это я сейчас выясню...
— Подожди. За кого бился ты, Сера?
— Это никого не касается!
— Это касается меня! Знал ли ты Винга?
— Кого?! — глаза Серы широко раскрылись в неподдельном изумлении.
— Винга, джинна.
— Победоносного? — Сера перешел на шепот. — Всадника с луком? Кто же не знал предвестника Битвы. Но при чем здесь это?
— А при том. Он мой учитель. Я ищу его.
— Винг здесь... Винг... Ты джинн... —  Сера замолчал, переводя взгляд с Петра на Ала. — Ты хоть понимаешь, что сказал сейчас? Ведь если на мгновение допустить, что Винг может оказаться здесь, на Свалке, среди давно ненужных человеческих мыслеформ, или что ты обладаешь Знанием и могуществом недоступным людскому воображению и, соответственно, здесь неизвестному, то... Это невозможно! Джинны вечны и... не могут оказаться здесь, тем более Винг.
— Могут, Сера. На Земле, после вашего ухода, когда я, и не только я, был спрятан Вингом, прошли тысячелетия, и зародилась новая жизнь. И у нас, у джиннов, была своя Великая битва. Мы отстояли Землю, но наши враги — из иной Вселенной, покидая планету, забрали сначала Винга, а потом меня. И попутно забросили сюда. Я долго страдал амнезией, но совсем недавно, благодаря Алу и кое-каким происшествиям, вспомнил: кто я и зачем здесь. А до конца осмыслил это только сейчас, когда ты сказал про Великую Битву. Я джинн и должен найти Винга. Ты можешь помочь?
— Не знаю, но нам лучше идти — стоя на одном месте мы ничего не найдем. То, что ты сказал, слова, не более. А здесь все умеют говорить. Но если в них есть хоть немного правды, то я, прекращу свои поиски и займусь твоими.
— А чего ты ищешь, Сера? — Ал молча наблюдавший за ними, решил напомнить о себе.
— Одно маленькое существо, прелестное и многознающее.
— Кого именно?
— Эльфа.
— Зачем он тебе?
— А вот этого я вам не скажу, не сердитесь. Потому что если знает один — это один, а если двое, то считай вся Тьма.
— Ты хочешь сказать, что про Винга теперь знает вся Тьма?!
— Может быть. Но ему это повредить не может, а мне вполне... Здесь, как сами понимаете, каждый за себя. Мы идем или будем стоять, привлекая внимание? Лохматых ушей и длинных языков здесь хватает.
— Прости, Сера, но пока вы спорили между собой, ничего не замечая вокруг, — Ал, снова нарушил их диалог, — я предпринял меры предосторожности.
— Какие еще меры? — Сера снова стал подозрительным.
— Просто ни один звук не выходил за пределы моей пентаграммы. — Ал, несколько раз взмахнул руками и облегченно вздохнул. — Хорошо осознавать, что ты кое-что можешь делать. — Он рассмеялся.
— Ал... А не тот ли ты призрак...
— Не тот, Сера, не тот. Здесь каждый думает за себя, понимаешь?
Сера, нагнул голову и понимающе кивнул.
— Ну, конечно, не тот...
Они погруженные в свои мысли пошли по лунной дорожке. Петр ругал себя за опрометчивость, с которой  открылся перед Серой, а о нем ничего не узнал. Скрытность попутчика вызывала подозрение, но с другой стороны, возможно, что это характерная черта мира, где все стараются сожрать друг друга. Могущество достигается поглощением ближнего своего. И если он найдет Винга (а он его обязательно отыщет), то перед уходом наведет  порядок на этой свалке. И Ала можно взять с собой, нечего ему здесь делать. Пусть на Земле распускает свою призрачную команду, джинны наполнят каждого и будут новые обитатели планеты учиться древнему искусству а-Джи. Если захотят, конечно.
Ал ни о чем не думал. Он разговаривал сам с собой. Точнее, со всеми, кто находился в нем: они вспоминали о беззаботности и легкости прошедших дней, о постройке милого и уютного Но. Ал рассказывал им о новом товарище и спрашивал: не был ли он кому-нибудь знаком. Но никто не мог вспомнить, только обрывки мимолетности, фейерверк из кусочков прошедшего. Ал благодарил их за то, что может ступать плотными ногами по прохладной земле. Иногда он позволял им ненадолго почувствовать то же самое. Ему было и хорошо и грустно. И чуть-чуть страшно, ибо он не имел цели, что само по себе было непривычным. Поэтому Ал выдумывал себе цель.
Сера вообще не любил думать, когда можно было просто идти, привычно оглядываться по сторонам, высматривать врага, готовясь к его нападению. Он первым заметил, что зловоние пошло на убыль, Тьма поредела, стало прохладнее. Приметы указывали: они приближаются к месту, где обитают разумные и, может быть, опасные подданные его "Бешенства двуединого"... Он обернулся к попутчикам, поднял руку, предлагая остановиться, и нырнул в темноту. Сера отсутствовал минут десять, появившись также неожиданно. Он помолчал, что-то обдумывая, а потом произнес:
— Впереди кладбище. Полным-полно всякого сброда. У них какой-то праздник . Что будем делать?
— Пойдем и посмотрим.
— Опасно. Могут съесть.
— Подавятся и выплюнут, — Петр протянул руку в сторону Аах, и ладонь засветилась лунным светом, разбрасывая маленькие шаровые молнии. — Мы несъедобны, но на всякий случай, Ал, подумайте о защите.
— Не учи ученого, — Ал осторожно указал на несколько мерцающих вкраплений вдоль тела.
— Я смогу за себя постоять. — Сера сжал рукоятку меча. — Идем?
И они пошли...


ИЗ ИСТОРИИ СВАЛКИ

История, как утверждали  многие достойные мужи, наиболее интересная и значимая наука, позволяющая на основе определенных фактов, имеющих место в прошлом, сделать выводы о настоящем и, иногда, о будущем. Сами по себе факты мало, что могут прояснить, даже в таком незначительном вопросе, как: откуда на Свалке, взялись отбросы человеческого воображения?
Может быть, здесь читателю поможет некоторый анатомический анализ, поскольку мыслеформы, населявшие Тьму к этому моменту повествования, со своими мышечными, скелетными и кровеносными системами вполне подходили. И, совсем никуда не деться от анализа психологического.
Все начинается с истории, если не брать во внимание то, что история начинается с намерения что-либо узнать. Другое дело, как преподается эта наука. Но здесь ничего не поделаешь, потому что единственный источник, из которого читатель может узнать о Свалке —эти строки, и никаких иных  мы (человечество) не имеем, да и, скорее всего, иметь не будем. И поэтому (если только у нас есть намерение узнать что-либо) мы закончим вступление и перейдем к самой истории.
Зачем создаются Свалки, вопрос, скорее, риторический и особого напряжения ума не требует. Свалки создаются, для того, чтобы туда складывали мусор. Почему возникает сам мусор — вопрос другой и к  повествованию отношения не имеет. Раз он есть, значит, должно быть  место, куда его отправляют. И вот, представьте себе, все, что осталось после Великой Битвы, оказалось ненужным в   т о м мире.
Масса бестелесных существ, обладающая  волей и самосознанием, в мгновение ока, была выметена в некое замкнутое пространство. Вопли, крики, заламывание рук. Но жить-то надо. Хоть как-нибудь. И вот, несколько придя в себя, масса начала рассредоточиваться, кучковаться со своими, и отделяться от чужих. Не все, кто попал сюда, были сторонниками темных сил. Старые добрые, но забытые (иногда заслуженно) боги тоже без человечества оказались ненужными, и попали в разряд "мусора". Вместе с подчиненными. Они не смогли мирно ужиться рядом с бывшими врагами, постоянно выслушивая оскорбления. Поэтому те, кто олицетворял Зло отделились от творивших, хоть какое-то  Добро. Первые, по мере освоения, так сказать, сферы жизненных интересов, заполнили Тьму, а вторые... Об этом нам еще предстоит узнать несколько позже.
Если ты, всю сознательную жизнь, был слабым и беззащитным существом, пугался любого шороха, и это положение вещей  тебя устраивало, приспособиться к тому, что на Свалке останешься таким же, не сложно. Но если в прошлом все дрожали при виде ТЕБЯ... Нет! Смерть в битве, — это блаженство по сравнению с "а не пошел бы ты?.." И в  призрачной злобе, сильные, набрасывались на бывших соратников, пытаясь, вернуть утраченое. И с удивлением  замечали, что их сознание оказывалось в чужой оболочке, а ее бывший хозяин со смехом улепетывал в их "теле".
Это наталкивало на некоторые размышления.
Бывшие главари темных сил принялись искать угнетенных и разочарованных, и предлагать им объединиться. Находились те, кто хотел власти, или не желал жизни, особенно такой. По мере укрепления воли уплотнялось тело. Плотному легче победить. Разумеется, и сила пошла в ход и угрозы. Свалка стала приобретать новые контуры. Забурлила кровь в жилах, кое-где послышался хруст костей, и первые вампиры настигали аппетитную жертву.
Поначалу много было охотников, но дичи больше. Ведь одних чертей выбросили на Свалку 6666 легионов, а в каждом легионе такое же количество воинов. А детеныши законные и не законные... А колдуны, чернокнижники, самоубийцы!..
Но уплотнялись тела, и уменьшалось население Тьмы. Вот уж где количество переходило в качество. Осваивались новые профессии, но иерархия оставалась прежней: правит сильнейший. Все становилось на свои места и приобретало законченность. А каждый знает, что если ты правишь — должен издавать указы и следить за их исполнением. За неповиновение же наказывать.
Как только нынешний Князь Тьмы взошел на трон, то сразу издал несколько указов. Об одном мы уже знаем, а другой (объясняющий, по сути, откуда на Свалке появились кладбища) гласил: "без ведома и позволения специальной службы никто не может поглотить волю призрака, если сам призраком уже не является". Официальная его версия сводилась, к заботе о подданных. Не официальная, подразумевала, что лучше иметь миллион слабых, чем сотню сильных. Конечно же, как и каждый указ, он нарушался. Для чего же еще пишутся указы. Тем более поговаривали, что сам Властелин не садился за обеденный столик без того, чтобы не скушать пару-тройку специально отловленных призраков. Но уже не в том массовом количестве, а так, исподволь, в укромном местечке, чтобы (не дай-то нечистый!), не увидел какой-нибудь любитель поговорить. Все кто не прочь поохотиться, отведать деликатесов и выпить бокальчик свежей зеленой или бурой крови, собирались в тихом закутке, « а ля харчевня», или кабак. Непригодных в пищу, тут же и закапывали. Такое место по старинке, именовали кладбищем, что без всякой иронии соответствовало истине.

Вот куда попали три путника, только недавно вошедшие в темный, воняющий мир.


Глава 2

Территория погоста оправдывала свое название, за исключением, того, что могил, здесь не существовало. Были какие-то холмики с сухими ветками, рвы, наполненные жижей, ямы с останками костей. Голые почерневшие осины, щербатыми рядами возвышались над смердящим кладбищем. Черные дятлы лениво перелетали с ветки на ветку, дико косясь на незваных гостей.
— Ну и местечко, — сказал Петр, стараясь не наступить во тьме на что-нибудь мерзкое.
— Это не самое мрачное, — сверкнул глазами Сера. — Бывает и страшнее.
Почти в самом центре кладбища, на пригорке, стоял деревянный домище в двадцать венцов высотой с остроконечной крышей. Два фосфоресцирующих мосла на фронтоне освещали вывеску, на которой размашистыми иероглифами было начертано: "Харчевня. Здесь пьют и закусывают". Из-за приоткрытой двери доносились хлюпающие, булькающие и прочие звуки.
— Зайдем? — поинтересовался Сера.
— Почему бы и нет, — согласился Петр.
Дверь харчевни открылась, и на пришельцев уставилось одноглазое существо с рогами, копытами и синим двухметровым хвостом с кисточкой на кончике. Туловище его прокрывала дырявая, мешковина, а пальцы, с загнутыми грязными когтями щелкали по подгнившей, окованной железом двери.
— Гости? — рыкнул он вопросительно, переводя мутный взгляд с одного на другого.
Получив в ответ молчание, он посторонился, пропуская в задымленное помещение посетителей, и захлопнул дверь,  Потом встал к ней спиной, сложив руки на груди.
Внутри харчевни в беспорядке стояли дубовые столы со скамейками, где, согласно вывеске, насыщались представители Тьмы. За высокой стойкой леший с седой бородой — бармен — орудовал медной кружкой, смешивая коктейльчик. С правой стороны на второй этаж вела крутая лестница без перил. В большом камине горели кизяки, а над ними, на вертеле, томились куски мяса. Из широкого лаза, соединяющего харчевню с подвалом, то и дело появлялись ловкие самоубийцы-утопленники, таскающие бутылки с красной жидкостью, куски мяса, зелень, больших насекомых на блюдцах...
Весь этот бедлам освещала шестиугольная люстра. Она свисала с потолка, который удерживали четыре балки с вбитыми в них крючьями. По левую сторону, почти до самого потолка стояла кованая клетка. Из-за прутьев несколько существ печально глядели на пирующих.
Одного из них — маленького сморщенного гномика — вытаскивал рогатый синюшник, двойник того, что стоял возле двери. Гномик упирался, но сил были не равны, и вскоре он исчез в подвале, а удовлетворенный рогач, отряхивая руки, сел за стойку и что-то заказал.
На странников никто не обращал внимания, лишь местный вышибала, пощелкивая хвостом, что-то пробубнил, обращаясь к ним.
— Кто жертва-то, спрашиваю? — донеслось до их ушей.
— Что? — переспросил Петр.
— Ты что ли?
— Ну, я, — как бы нехотя ответил джинн.
— Иди в клетку... Эй, Пупсик, проводи господина жертву к собратьям!
Петр изобразил испуг.
— Эй, ты не очень-то бойся! — прикрикнул вышибала на Петра. — А то и мне стало страшно! — и он заржал, гримасничая и обнажая крупные зубы.
Петр кивнул спутникам, и, направляясь к клетке, прошел между столов, заложив руки за спину.
— А вы, господа, проходите, располагайтесь, где вам будет удобно.
Ал и Сера заняли дальний столик, около камина.
— Хоть бы одно окошко сделали, нечисти, — сухо сказал Ал, смахивая со скатерти какие-то ошметки.
— А зачем? — Сера придвинулся ближе к Алу. — Все равно ничего не увидишь, кроме кладбища. Зрелище малоприятное.
— Это точно. — Ал мельком взглянул на Петра.— Зато дышать легче.
Джинн сидел, скрестив ноги, и опустив подбородок.
— Я, смутно представляю, чем это закончится... — продолжил мысль Ал.
Сера поднял глаза.
— Это скучно, Ал. Если б все знали наперед, то какой интерес жить?
— Ты, я смотрю, любитель приключений.
—  Твой джинн, похоже, тоже, — не без сарказма парировал Сера.
— Он не мой...
— Ах да! Конечно...
Дружеский диалог оборвал официант - висельник с обрывком стального троса на шее и раздувшимся лицом. Через рукав его щеголеватого фрака было переброшено забрызганное темно-зелеными пятнами вафельное полотенце.
— Господа вегетарианцы или как?
— А что есть? — спросил Сера.
Официант оживился, подобострастно склонился и вильнул задом.
— Есть человеческая четырех-с групп, резус отрицательный в наличии, а вот положительного, только первая и вторая. Извините-с, перебойчики-с с поставками, да-с. Есть ведьминская зеленая, кикиморская буро-желтая двух групп, квазимодина черная-с...
— Достаточно, — перебил Сера. — А, из вегетарианского?
Официант пошевелил пепельно-серыми губами.
— Можем предложить скорпиончиков а-ля натурель с трюфелями, мухоморчики-с тьминские с беленой болотной, салатик из крапивки с капустницами...
— Последнее, — сказал Сера. — В двух экземплярах.
— Коктейльчик? — еще ниже склонился официант.
— Не надо, — поспешил отказаться Ал, еле подавив гримасу отвращения.
Висельник удалился выполнять заказ.
Ал, устроившись на скамейке поудобнее, в ожидании действий Петра (а то, что они будут, он ни на йоту не сомневался), стал рассматривать пирующих посетителей харчевни.
За двумя дальними от них столами, сдвинутыми вместе, компания разномастных упырей, вурдалаков и вампиров во главе с полусгнившем Дракулой, пили кровь из огромных кружек. Между жадными глотками они скалились, задирая вверх клыкастые морды, и грызлись между собой, словно свора голодных собак. Эти, похоже, чувствовали себя здесь превосходно.
Ближе к входу сидели лесные и болотные ведьмы, выставляя напоказ тронутые плесенью прелести. На них пялились козлобородые сатиры, они тихо тренькали на своих инструментах. Бросали на "девушек" жадные взгляды и молодые лешаки, и оборотни с обезьяньими лицами и крючконосые колдуны с пергаментной кожей. Даже отщепенцы-домовые, пытавшиеся в хмельном угаре летать на метлах, и те нет-нет да бросали косой взгляд на аппетитных дамочек.
А вот молчаливые и холодные демоны, лениво отламывающие куски от чего-то шевелящегося на их столах, не теряли время даром: кто-нибудь подзывал одну из дьявольских обольстительниц и тут же, среди еды и выпивки овладевал ею, изрыгая съеденное вперемешку с бранными словами. А те, кто хотел уединиться, поднимались по лестнице наверх. Люстра и потолочные балки харчевни почти все время подрагивали.
Всю середину залы занимала публика более-менее чистая и благопристойная — инкубы и суккубы. Попадались удивительные создания. Один из них, смахивающий на шута из придворной челяди князя Тьмы, атаковал другого, более мрачного инкуба стихотворными нападками, да так громко, что скрипучий голос звенел во всех углах хижины.

Наст. Хруст.
Лось. Куст.
Плачь сов.
Плеск снов.
Свет сник.
Ночь. Крик.
Волк. Вой.
Смерть. Стой!
Крест. Прах.
Звезд страх.
Призрак. Гной.
Сердца зной.
"Друг... Друг..."
Цепкость рук.
Стон костей.
Зов гостей.
Труп. Вампир.
Пир... Пир... Пир...

А те, кто внимал этим рифмованным звукам, танцевали, похотливыми жестами и образами выписывая содомские пейзажи и, умудряясь создавать, чисто дьявольскую пантомиму.
Ал, недовольно фыркнул.
— О, понимаю, твое недовольство. Ты ешь, ешь, — Сера понизил голос до шепота, — а то заметят, и отправят туда... — он красноречиво показал на клетку.
Ал нехотя взял пищу, понюхал и осторожно попробовал.
— Отвратительно.
— Согласен, но есть надо.
— Ноги отсюда уносить надо, вот что.
— Сейчас поедим и пойдем. Вы кого-то ищите, поэтому стоило проверить здесь. — Сера закинул капустницу под стол.
— Петра вызволить надо, — поглощая крапиву, заметил Ал.
— Зачем? — искренне удивился Сера. — Он же джинн! Мы встанем и выйдем, а Петр догонит...
Ал отрицательно покачал головой.
— Так не пойдет.
— Ну, хорошо, — легко согласился Сера.
А остальные гости харчевни упивались новыми строчками, произносимыми мрачным инкубом.

                Небо осыпано вспышками звезд.
                Воздуха мяготь – полетом мышей.
                Тишина прошита уханьем сов.
                Ветра прилетели спать на погост,
                Не тревожа перепонки ушей
                Звоном шпор. Желаю спокойных снов
                Всем, кого встречу в тот час,
                Когда гроб парит над крестом,
                Копией призрачному кораблю.   
Лишь гноем глазниц увидев вас,
Я, улыбнувшись, приглашаю в дом.
Не отказывайтесь, я вас люблю.
Не стесняйтесь. Это не страшно... уже.
Осторожно. Справа куча костей.
Не пугайтесь. Будьте отважны.
Угощайтесь. В вазе лежит драже
Из сушеных голов моих гостей.
Они мертвы, что совсем не важно.
Надеюсь, вы меня не осудите.
Здесь тусклый свет и темные стены.
Я люблю... когда вы не дышите.
Про свою грусть — печаль забудете
Сейчас, лишь вскрою сладкие вены
Жаль, что вы меня уже не слышите.

Оборотни затеяли драку с вампирами, а самые старые и немощные гости харчевни, в ужасе отползали в сторону, где их раздирали в клочья какие-то вонючие морды с розовыми пастями. Один из рогатых, находившийся ближе к клетке с жертвами, опьянев от запаха крови, распахнул дверцу и стал кидать несчастных пирующим.
Ал спокойно наблюдал за разгулом, однако, его отвлек Сера: он взглядом показал на маленького сморщенного старичка с бородой до колен в съехавшем на глаз синем бархатном берете. К бородатому уже тянулись когтистые лапы громадного, обросшего коричневой шерстью, рогача.
— Пожалуй, ты прав, — сказал Сера непонятно к чему, и в его жилистых и смуглых руках возник короткий римский меч, острый и закаленный.
Перепрыгнув через стол, мелькая среди озверевшей толпы, Сера прокладывал дорогу к клетке.
Петр понял, что медлить уже нельзя, раздвинул прутья клетки, словно те были из гибкой лозы, и вылез наружу. После чего сразу же раздвоился.
— Измена! — воскликнул кто-то пьяно-веселым голосом.
Щелканье зубов, частое хриплое дыханье, звуки ударов, крики боли и отчаянья, стоны варварского наслаждения, бульканье — все смешалось.
Сера отмахивался от упырей. Его ноги обвил чей-то хвост и потянул назад, пытаясь повалить на спину. Один из Петров ловко перехватил хвостатого драчуна за ногу, дернул на себя и упыря не стало. Вместо него по полу покатилась пустая бутылка из зеленого стекла, в которой, злобно размахивая крохотными ручками, что-то пищала крохотная букашка. Сера продолжал упорно продвигаться к длиннобородому эльфу.
Ал вытанцовывал пентаграмму. Окружившая его со всех сторон нечисть, с визгом натыкалась на прозрачную стену.
Со второго этажа, по лестнице, вместе со шляпой скатилась чья-то голова. Подпрыгнув на последней ступеньке, она ударилась, о пустую бочку и, злобно ругаясь, задела газовый фонарь. Огонь поджег волосы и шляпу головы: огненный шар упал за стойку, разбрызгивая сноп искр. Густой черный дым начал быстро заполнять пространство харчевни.
— Горим! Горим! — воскликнул в ужасе привратник, увидев пламя.
Он проворно открыл дверь, впустил внутрь слабый поток ветра: огонь вспыхнул с новой силой.
Кое-кто бросился к дверям, хватая объедки со столов, и вскоре около выхода образовалась давка. Еще мгновение и паника охватила всех посетителей злосчастного заведения. Сера с эльфом под мышкой  метался по кругу, пытаясь вырваться на свободу. Петр, взмахнув рукой, выбил два бревна из стены. Выскочил наружу, а за ним  Сера с Алом. Только они успели окунуться в вонь кладбища, как посетители харчевни заметили новый выход, кинулись в погоню за беглецами.
Огибая кладбище — на окраине земля была более твердая, ям и захоронений почти не попадалось — странники оторвались от преследователей. Ал пытался торопливо вычертить какие-то линии, но Сера подгонял, мол, теперь все бесполезно. Кто не должен знать о нас, уже в курсе: здесь слухи быстро распространяются. Нужно быстрее убраться отсюда. Тьма делится на сектора, и нарушать их границы без надобности не решаются. Ал возразил, что такая необходимость как раз и возникла: трое подозрительных существ устраивают грандиозный беспорядок на кладбище и, поджигают его.
Петр заметил, что пожар возник не по их вине, и само кладбище место не совсем законное даже во Тьме, да и вообще, хватит  рассуждать, — надо уносить ноги.
Через некоторое время эльф, которого Сера спас, начал приходить в сознание. Для начала он со всей силы лягнул Серу в бок.
— Отпусти меня сейчас же! — воскликнул гномик недовольным голосом и лягнулся еще раз.
Все остановились. Сера спрятал меч и осторожно опустил эльфа. Тот отскочил, гневно топнул ногой и закричал:
— По какому праву, ты, потный, держишь меня в таком положении?!!
— Извини, милейший, — неожиданно скромно ответил Сера, — тебе грозила смерть, и я посчитал своим долгом помочь...
— Извини, извини... — проворчал эльф. — Это, благородный поступок, но подмышкой у тебя не уютно... Я прощаю тебя.
Петр улыбнулся. Сера виновато смотрел на эльфа.
— Погоня продолжается, господа, — напомнил Ал.
— Хочу эля, — заявил эльф.
— Чего??
— Эля.
— Слушай ты... чудак, —Петр начал сердиться, — не капризничай. Прыгай к Сере на шею и поспи, а то, ведь догонят — мигом разорвут на куски.
Эльф вздрогнул, и злобно поглядел на странников.
— Чего он на меня кричит? Скажи ему, чтоб не кричал, — обратился он к своему защитнику. — А то останусь здесь и, плевать, на всякие там погони.
Крякнув, Сера, отозвал в сторону Ала и джинна.
— Его надо уговорить пойти с нами. Он не только мне нужен, но и тебе, Петр.
— Интересно, зачем?
— Это эльф, который все знает.
— Все знает?
— Ты мог и не слышать о нем, а вот Ал подтвердит.
— Всезнайка исчез очень давно. Все решили, что его наняли на службу.
Петр посмотрел на эльфа.
— Ты хочешь сказать, что этот старичок нам поможет?
— Все зависит от него.
— Хорошая новость. А что такое эль?
— Светло-желтая, пахучая жидкость с небольшим градусом. Они в своих общинах,  его готовят.
— Попробуем. — Петр сосредоточился, концентрируя энергию, сложил руки лодочкой, затаил дыхание...
Эльф шумно глотал из фарфоровой кружки, причмокивал и, в конце концов, одобрительно кивнул головой.
— Неплохо приготовлено. Где научился?
Петр пожал плечами.
— Тайна?
— Так получилось.
Эльф отпил еще пару глотков.
— Мне с вами по пути. Куда идем?
Сера присел, указывая себе на плечи.
— Вперед, и как можно быстрее.
Эльф проворно взобрался, и процессия двинулась прочь от кладбища, стараясь не сбиться с лунной тропинки. Мелькали древние, как сама Свалка, захоронения, развалившиеся каменные склепы с выветренными до белизны стенами, а базальтовые статуи и идолы охраняли их покой. Ветер, холодный, колючий, выдувал гудящую однотонную симфонию.
— По-моему, там, за холмами, верхушки деревьев виднеются, — всматриваясь в темноту, произнес Сера. — Там легче будет уйти от погони.
— Мы и так неплохо дернули. Со страху, наверное.
— Там точно лес. Старый и могучий, — подал голос эльф.
Они свернули к холмам и, ступая по крупной щебенке, исчезли в темноте.


Глава 3

Лес скрыл беглецов от визжащих преследователей. Несколько перепончатых пронеслись над самой опушкой, но никто не посмел пересечь границу чужих владений. Сера шел впереди, прорубая мечом тропинку через опутавший деревья хмель, от аромата которого кружилась голова. Эльф невозмутимо сидел на плечах Серы, изредка поглядывая на Ала. Джинн прикрывал отряд с тыла.
— Я устал, — капризно произнес эльф.
— Подожди немного, Флюи, на первой поляне разведем костер, отогреемся, — уговаривал  Сера.
— Я не сказал, что замерз! Костров я не переношу, ты знаешь. Я должен встать, размять ноги и расправить крылья. Мне надоел твой загривок!
—  Сам ты здесь не пройдешь...
— Тогда двигайся быстрее!
— Вот скотина, — Ал вслушивался в их диалог, — небитый на битом едет, да еще подпрыгивать заставляет.
Сера укоризненно поглядел на бывшего призрака, сжал губы. Он молча прокладывал путь, только меч чаще сверкал в его руке.
— Сера, —снова пискнул эльф, — тебе не кажется, что мы топчемся на одном месте?
— Давай еще чуть-чуть пройдем. Здесь нельзя останавливаться — ты поранишь крылья.
— Чуть-чуть, чуть-чуть! — передразнил его старичок. — Я не хочу больше никуда идти, хватит! —  он стал сползать с плеч.
Петр поджал губы. Огляделся и, раскинув руки, засиял холодным огнем, взмывая над кронами деревьев. Заметив продолговатую поляну, джинн опустился к спутникам, сгреб их в охапку и переместился на мягкую траву, усыпанную бледно-зелеными светлячками.
Ал охнул, Сера нахмурился, а эльф, посмотрев на собственные крылья, пробурчал:
— Мог бы и раньше додуматься.
— По-моему, он неисправим, — джинн улегся на травке.
Сера с Флюи присели в сторонке, а Ал соорудил пентаграмму живого огня и смотрел на его легкое колыхание.
Петр прислушивался к шуму ветра, доносившего обрывки разговора своих спутников. Ал, почему-то постоянно менялся в лице. Петр, встревожился.
— Ал, что с тобой?
— Подожди... А-у-у... Сейчас, о-о-а-а... Я забыл о-о-о! Как...как... Ой-е-ей!..
— Что Ал? Ты ранен? — Петр уже был рядом, стараясь оторвать руки товарища от живота.
— Как... как... ать.  О-о-о!
— Что??!
— Подожди, сейчас... Ой! Ой!! —  Ал,  вприпрыжку побежал к деревьям. Петр обернулся, и с ужасом увидел, что Сера и эльф тоже катаются по земле, держась за животы. Они умирали от смеха. Заметив вытянутое лицо джинна, смешливая парочка вновь рухнула на траву, до икоты заходясь в хохоте.
Эльф первым прекратил смех , встал на ноги, и совершенно серьезным голосом изрек:
— Он обделался.
— Как это? — Петр не успел задать вопрос, как Сера, вставший на одно колено, снова упал.
— Видно, давно не кушал, вот и пробрало, — эльф сочувственно смотрел в сторону Ала, — бедненький...
И тут рассмеялся джинн. Дубовые ветви затрещали и, ломаясь, валились на землю, одна из которых, едва не придавила, сидящего в позе орла, мученика.
— Ты бы все-таки полегче, а? — Ал, еще держал руки на  животе. — Хорошо, что ты редко смеешься.
— Прости, я сначала испугался за тебя, а потом... — джинн снова раскрыл рот, но Ал предусмотрительно, сунул в него кулак.
Эльф степенно подошел к ним, дернул призрака за рукав и, заглядывая в глаза, спросил:
— Вытереть не забыл?
— Кого?
— Не кого, а что.
— А!.. Забыл. — Ал бросился обратно.
Раздались стоны, треск сучьев и на опушку вывалилась толпа здоровенных волосатых мужиков с дубинами в лапах. Чей-то хриплый голос резко произнес:
— Связать. Всех взять живыми. И чтоб, елы-палы, без выкрутасов там...
Петр, опустошенный выплеснувшимися эмоциями, не сопротивляясь позволил закрутить себе руки за спину двум гоблинам. Ими руководил детина, поглядывающий на полянку из-за верхушек дубов-колдунов (огромный глаз промеж ветвей, не оставлял сомнений, что стоит детинушка на земле и,  даже немного пригнулся).
Сера принял боевую стойку, и троим нападавшим, успел сломать ребра. Но пропустил лопоухого воина, ростом, от горшка два вершка — сантиметров тридцать. Тот исхитрился и вцепился зубами в пятку. Отвлекшись, Сера получил удар дубиной по голове. Раздался треск, и дубина переломилась пополам. Сера потерял сознание, а когда открыл глаза, то увидел клыкастую слюнявую пасть. Глаза снова закрылись. Сами.
— Тихо, тихо, лизун, — подоспевшие мужики удерживали хищника за толстый поводок. — Лешак сказал — всех живыми. Подожди чуток. За то, что ерепенится мы его сами потом приведем, натешишься ищщо... Ишь, дубину башкой сломал, стервец. Такую теперь три года сушить надо.
— С трещиной, небось, была.
— Не-е. На сучке обломилась. Жа-а-лко. — Хозяин дубины, чуть не плача, пнул связанного Серу ногой. — Придем на хутор, я те покажу, как брыкаться, хмырь облезлый...
— А ножичек у него ниче, — черный даже на фоне Тьмы мужик, держал в руке короткий меч поверженного.
— Отдай, я им дубину строгать буду!
— Я первый нашел.
— А мне он зуб выбил, я пострадавший, — вмешался в спор третий.
Уже десяток лесных жителей тянули руки к отобранному мечу, и вот-вот должна была вспыхнуть потасовка, но резкий вихрь, повалил старое дерево. Все разом умолкли.
— Пленников на плечо и на хутор. Ножик мне принесите. Костер потушить, головешки закидать дерном — издалека. И без брани. Быстро! — раздался откуда-то сверху голос.
— Лешак сердится... Давай, давай, мужики...
Взвалив четырех горе-путников на плечи здоровым громилам, основной отряд короткими перебежками отправился за предводителем.
Просека по которой они двигались, была натоптанная и гладкая, , и не прошло получаса, как хутор лесных жителей предстал во всей своей незатейливой красе. Предводитель незаметно уменьшился до нормальных размеров, а коротышки, скачущие на полуволке-полудемоне лизуне, увеличились, о теперь переругивались. Очевидно, кому первому прыгать со спины хищника и шагать своим ходом. Лизун решил спор просто — сбросил всех. Домовые, кобольды и лютены, взвыли, а лешаки и гоблины, идущие следом, загоготали. Таким отряд предстал перед светлыми очами дражайших леших, лешачих и самой Ягой — женой главаря , главной особой на хуторе.
В отличие от дородных лешачих, чьи груди были обмотаны вокруг шеи — для удобства при ходьбе, — Яга, несмотря на преклонный возраст, была стройна и даже красива. А в глазах плясали искорки, которые могли вырасти в бушующий пожар или в ласкающие лепестки.
Все мужики присмирели и, положив ношу, остановились, не доходя до встречающих.
— Что за падаль? — «нежный звон колокольчиков» нарушил молчание. — Мы за чем вас посылали, олухи безмозглые, ушастики волосатые? Хмеля набрать. Где хмель, а, пьяни беспросветные?!
— Ягочка, Ягодка, — предводитель, как нашкодивший мальчишка, бочком продвигался к супруге, — будет хмелек, будет, не волнуйся. А эти, понимаешь, нагло так на нашей поляне, помнишь, где цветочки рвали, кострище развели, обгадили все кругом, аж ступить негде. Ну, я и думаю: надо к нам пригласить, побеседовать, пожурить если что...
— Отдали бы лизуну на месте и делов-то. На хрен было сюда волочь? Мне хмель нужен. Праздник завтра. Водяной со своими кикиморами обещал прийти, дурень ты стоеросовый. Чем угощать будем? Марш за хмелем!
— Мы оставили лешачков там, лапочка. Все сделают, все принесут. Поднатужатся и принесут.
— И, вообще, не мужицкое дело хмель собирать — наше дело воевать и охотиться, — расхрабрился, потерявший дубину, видно, от огорчения.
— Чо-о-о?!! — взвился вверх десяток женских голосов.
Предводитель схватился за голову и, присев на корточки, стал медленно уходить в сторону. Место вокруг храбреца опустело и тут же заполнилось обитательницами хутора.
— Это кто здесь мужик?!
— Это ты, шибздик, хмель собирать не хочешь? Пиво лакать — мужицкое, а хмель собирать, так пусть бабы, — накинулись на лешака обитательницы хутора. Тот в страхе, быстрее зайца, кинулся обратно в лес.
— Эх, легко отделался, — прошептал кто-то из мужиков.
Бабы дружно обернулись, но тут раздался писклявый голосок:
— Ядвига, черти бы тебя побрали, может, ты скажешь своим олухам, чтобы нас развязали!
— Это еще что такое? — Яга повернулась к пленникам. — Кто там назвал меня...
— Да я, я, стерва ты рыжая!
— Не может быть! — Яга всплеснула руками. — Флюшка, мать честная! Ты как здесь оказался?!
— Может, развяжешь сначала?
— Ах да, да. Ну-ка, живо, — она кивнула двум мужикам.
Через мгновение все оказались на свободе, кроме одного — эльф попал в еще более прочные путы — объятия Бабы-Яги.
— Флюшка, давай рассказывай! Как я рада тебя видеть, ты не представляешь!
— Пусти, крылья помнешь. Все расскажу, напои, накорми только. И с глазу на глаз, хорошо?
— А ты что, своих стесняешься? Кто это с тобой? Если что мы их быстро к лизуну...
— Да нет, не надо. Это Сера, мой старый знакомый. Это так, призрак бывший...
— И не съели еще?
— Он материализовался вовремя... А это джинн.
— Кто?
— Джинн.
— Что за тарабарщина такая? Не слыхала никогда.
— Как тебе сказать... В общем, очень-очень сильный мужик. Друга ищет.
Среди лешачих пробежал ропоток. Слова "сильный мужик" они восприняли по-своему. Петр почувствовал недоброе. Кажется, и эльф понял, что сказал лишнее и, подойдя к джинну, шепнул:
— Петр, ты извини, я ляпнул, не подумав, но если что — не подведи. Мне Ядвига верит, хорошо? — и даже что-то похожее на просьбу мелькнуло в его глазах.
— Посмотрим, — задумчиво изрек Петр.
А бабы уже горячо обсуждали пленников. Из их гомона вырывалось: "Да я тоже", "ты помолчи...", "а сама в прошлом месяце...", "Анфисе надо", "а может?.." "надо, надо". И, на чем-то сговорившись, лешачихи, поправляя на ходу груди, направились к путникам.
— Что, гости дорогие, давайте и вас на постой определим.
Сера хмыкнул и согласно кивнул головой. Ал неожиданно для всех отбежал на несколько шагов.  Там, огородившись пентаграммой, стал что-то выкрикивать о здоровье, о свежем воздухе. А Петра повели на край хутора, к вдове Анфисе-Анастасии с тремя дочками на выданье.
Через сутки, провожаемые всеми женщинами хутора, четверо путников стояли на опушке. Подрагивающий Сера и славно отдохнувший Ал поддерживали под руку бледного Петра, а приятно покушавший и ухоженный эльф обнимался с Ядвигой.
— ...Да, здесь небольшой перелесок пройдете и горы увидите... Привет ему передавай. Скажи, что помним и... любим. И, осторожнее в горах-то. Прощай, друг крылатый, увидимся еще. И ты прощай, мужик, — обернулась она к Петру. — Может, останетесь еще погостить? Сегодня праздник у нас, а?
— Нет, нет, — Петр потянул сотоварищей за руки, — идти надо, дела.
—  Нет, значит нет. Заходите, если что.
— Обязательно, — путники медленно пошли вперед.
Отойдя на приличное расстояние, Петр бухнулся на траву.
— Мне нужна энергия. Я дальше не пойду.
— Эх ты, а еще джинн, — эльф сморщил губы.
— Да ты понимаешь, дурья башка, что  несколько дней назад я был привидением!!! Нужно время. Я слабый. О, духи, какой я слабый... — Петр закрыл глаза, повернулся к эльфу. — Куда мы идем?
— К Кощею Бессмертному.
— Зачем?
— Надо.
— А-а... А какую услугу ты ей оказал?
— Какую бабе оказывают?
— Что — сам?! — Петр открыл один глаз.
— Нет, конечно. Свел.
— С кем?
— С Костеном.
— А... сводник, значит, ну-ну, — и джинн самозабвенно, с осознанием выполненного долга уснул.


Рецензии