Гений. Часть 2. I

Приехав в Италию, Кадилов не изменил свою жизнь кардинально. Многое здесь напоминало ему о Петербурге, начиная от архитектуры, которая хоть и сильно отличалась от домашней, выдержанной в ином стиле, но будто разделяла передаваемый ей таинственный дух старины; и заканчивая самой атмосферой, царящей в этом, богатом историей, тосканском городе.

При всей необщительности, Александр Филиппович довольно скоро стал участником культурной жизни Флоренции, вернее, был вынужден. Как и обещал Рассолов, везде (и в Италии в частности) имевший множество полезных знакомств, произведения молодого художника стали постоянно появляться на разного рода выставках: сначала на городских, а чуть позже и вовсе – в масштабах всей страны.

Александр пользовался всеобщим уважением, стал в скором времени узнаваем, и без конца получал роскошно оформленные открытки с приглашениями на балы и просьбами о визитах от известных и имевших почёт фамилий, но согласием на них отвечал куда реже, нежели отказом. Приняв пару раз, из собственного любопытства, подобные инвитации, он безнадёжно разочаровался и пожалел о своём решении, поскольку ничего не мог поделать с тем, что держался довольно замкнуто, разговоры вёл натужно и вообще чувствовал себя, будто на каторжных работах, сколь удобное кресло ему бы ни предложили. За всё это не раз слышал он от Рассолова, мечтавшего слепить из никому не нужного мальчишки объекта всеобщего обожания, слова недовольства. Звучало это примерно следующим образом:

- Александр Филиппович, миленький, о нас забудут так, коли не будете визитами господ здешних ублажать!, - сокрушался Рассолов всякий раз, когда Кадилов, вместо того, чтобы появиться на приёме у какой-либо знатной особы, проводил вечер, уединившись у себя дома. - Нет, ну работать – это дело тоже верное, нужное, - разнервничавшийся, развивал он мысль, обращаясь к стоявшему у мольберта художнику, - но и о светских делах забывать не стоит!, - повысив голос, но не намного, чтобы не приведи Господь, не потревожить мастера, заканчивал наставительную речь Степан Антонович.

Бывало, возмущение Рассолова перерастало в спор, а затем и вовсе в ссору между ним и Кадиловым. Тогда Степан Антонович, возмущённый, бормоча под нос ругательства (негрубые, впрочем, но досадные, вызванные приливами эмоций) убегал от Александра Филипповича и шёл куда-нибудь в парк, где бродил в тяжёлых раздумьях.  Ссоры их, впрочем, конец имели всегда одинаковый: Степан Антонович, не умевший хранить гордое молчание, первым приходил мириться. Кадилов же был безразличен. Безразличен вообще к тому, как складывались их с Рассоловым взаимоотношения.

- Да, да, Степан Антонович, да, да, - не отрываясь от дел, отвечал Александр на оправдания Рассолова. Казалось, не заходи он каждый раз после очередной размолвки к Кадилову, сгинул бы юноша на чужбине, тихонько сидя в своей комнатке – так он был не приспособлен к окружавшему его миру.

Кстати будет теперь описать вкратце, где поселился Кадилов по приезде во Флоренцию. В вопросе его размещения опять же активное содействие оказал Рассолов. Можно даже сказать, он один всё и устроил. А устроил он так, что Александр заселился в комнату, расположенную удачно, то есть неподалёку от центра города и некоторых интересующих Кадилова достопримечательностей (архитектурных, как правило). Обставлена она была также недурно – не в пример тому укромному уголку, что предоставляла Кадилову Василиса Ивановна. У окна стоял изысканно отделанный письменный стол, напротив него красовался диванчик с подушками багряного цвета, а рядом с ним – такое же кресло. На полу лежал ковёр, подходивший по своей расцветке мебели, и добавлявший помещению ощущение домашнего уюта. Из окна открывался вид, способный вдохновить кого угодно – от признанного мастера до обывателя. Что, к слову, не раз доказывал Степан Антонович, у которого появлялся совершенно не поддававшийся управлению прилив красноречия, буквально рвавшийся из него наружу, точно необузданный конь, когда он, Рассолов, подходил полюбоваться средневековым итальянским пейзажем. Взору представал собор Санта-Мария-дель-Фьоре, одно из известнейших сооружений Флоренции, источающее дыхание эпохи рыцарей и крестовых походов. Вокруг него – домишки с рыжей черепичной крышей (в похожем поселился и сам Кадилов), часто встречающиеся на юге Европы. Чуть поодаль начинался густой насыщенно-зелёный лес, издалека казавшийся однородной массой непомерно разросшегося мха. Здесь работал, отдыхал и, в общем, проводил большую часть времени Александр Филиппович Кадилов.