Находка в системе безнадёги

Пояснение автора:
      В мирах Кира Булычёва существует так называемый «принцип Наблюдателей». Смысл его в следующем. Некая (любая) Цивилизация, развившись до уровня межпланетных космических перелётов, в своих исследовательских космических экспедициях обнаруживает неизвестную планету. Если эта планета не населена разумными существами, то Союз Галактики превращает её в свою «международную» экономическую колонию. Если же на планете есть разумные формы жизни, тогда эта планета попадает под «патронаж» представителей той Цивилизации, которая её открыла. Эти представители – группы учёных, тайно живущих на вновь открытой планете и наблюдающих за развитием цивилизации аборигенов. Им запрещено вмешиваться в жизнь местного населения, но были прецеденты, когда они выдавали себя за богов. Таких инопланетных учёных-наблюдателей называют Судьями. Их тайное наблюдение продолжается до того момента, как сама местная подшефная им Цивилизация не выйдет в Космос. Тогда, в зависимости от уровня культуры и морально-этического состояния этой «этнической» Цивилизации, Судьи должны выйти с ней на контакт. Если с «моралью» Цивилизации, по их наблюдениям, всё хорошо, то они предлагают этой Цивилизации вступить в Союз Галактики. Иными словами – получить доступ к благам прогрессивных технологий и т.д.
      Судьями Земли были учёные планеты Крины. Из-за техногенной глобальной катастрофы на родной планете, следящие за Землёй криняне оказались «отрезанными от внешнего мира». Они потеряли связь и с Криной, и с другими Цивилизациями Союза, и не могли покинуть Землю – некому было послать за ними звездолёт. Случилось это в середине XIX века по земному летоисчислению. Оставшиеся Судьи, фактически превратившиеся в пленников исследуемой планеты, продолжали следить за землянами. Они видели, как те покоряют Космос, но выйти с ними на контакт, как посредники Союза, уже не могли – в их коллективе случился конфликт на почве принципиального неразглашения своего присутствия. Обо всём этом рассказывают повести Кира Булычёва «Конец Атлантиды» и «Город без памяти». Там же говорится, что земляне в конце концов узнали о Судьях и помогли им вернуться на родную Крину, но уже будучи принятыми в Союз Галактики без их посредничества.
      Этот рассказ – вариация на тему того, какие события способствовали поступлению в Галактический Центр заявления на рассмотрение новой кандидатуры в члены Союза Галактики.


      О, Великий Илфист, наши идиоты учёные давно доказали, что тебя не существует. Но какого феньяра ты мстишь за это не им, а мне?
      Ненавижу выходить из анабиоза! Ощущение такое, будто меня использовали вместо волокуши на строительстве пирамиды Вестериана… тьфу, забыл, какого по счёту. И ещё этот визгучий треск в ушах постоянно. Криоген воняет хуже мочи паталипутренского камышового бапилевса, а сил на душ никаких нет.
      Зевая и разминая спину, хрустя на весь корабль затёкшими суставами, я поднялся на свой эшафот, то есть к пульту управления на капитанском мостике.
      На мониторах внешнего обзора наглым праздничным фейерверком светилась звезда, совсем не похожая на Леспу Фикса. На приборной панели радостно перемигивались огоньки и бегали таблитчатые характеристики.
      Ну, отлично, драть тебя через перегидий!
      – Клайм! Клайм, феньяр тебя сожри!
      Что, этот обалдуй не понимает, как тяжело кричать после криогенной ванны?
      Припоминая отмороженным мозгом все самые красочные проклятья, каким меня научил дедуля, я пялился в бойко скачущие перед глазами колонки данных внешних анализаторов корабля.
      Восьмой сектор? Неужели это я задавал такие координаты автопилоту? Нет, положительно нужно сокращать дозу эфока. Нужно вообще от него отказаться!
      – Клайм!
      Тяжело вздохнув и откашлявшись от влетевшего при вздохе в рот поганого запаха криогена, я наговорил в бортжурнал координаты нашего местоположения.
      В девяносто восьми парсеках от Вестера! Будь я проклят! Нет, будь проклят этот…
      – Клайм!
      – Капитан.
      От подтянутого бодрого вида юного штурмана мне стало ещё хуже.
      Как он смеет так хорошо выглядеть в моём присутствии? Что это за наглость не полениться принять душ? Какое право на такое пижонство имеет этот сопляк, когда его патрон стоит весь в вонючем криогене, а искру жизни в нём поддерживает лишь желание кого-нибудь придушить?
      С торжественным величием старого, но не сокрушенного годами и болезнями льва, я принимаю из рук штурмана стакан эфока и пару пилюль.
      Молодец, молокосос. Смышлёный.
      И эфок, как я люблю – чуть тёплый. Его можно выпить залпом. Что я и проделываю.
      Справа в груди больно ёкает.
      Феньяр тебя разрази! Нужно заканчивать потреблять эфок. Вот вернусь на Вестер и брошу. Сразу. Если вернусь… Восьмой драть-его-через-перегидий сектор! Это же больше трёх лет домой добираться!
      – Капитан?
      Штурман заметил моё раздражение и разочарование жизнью.
      Как ему объяснить, что значит сорок лет работать на галактическом утилизаторе космоэкологической охраны малого класса «Пи». Проще говоря, мусоровозом рулить.
      Вот они, последствия низкой успеваемости. Но я же капитан, а не тварь дрожащая! Подчинённые не должны знать первопричины моей принуждённой любви к этому помойному корыту. Поэтому пусть Клайм думает, что меня списали на эту зу’моору за то, что я набил морду адмиралу рейнджеров. А может, он догадывается об истинных причинах моей службы на «помойнике»? Уж очень у него вид довольный.
      – Штурман, перестаньте зубоскалить и скажите мне, что за дрянь вы видите на мониторах?
      – Система Безнадёги, капитан!
      Ну, зачем так громко? Зачем так радостно, паразит этакий?
      – А какого феньяра мы здесь делаем, Клайм?
      О, Великий Илфист! Этот юнец взялся читать по памяти кодекс и предписания нашей работы. Нашего геморроя, потому что работой эту каторгу назвать нельзя!
      Небрежным жестом я ставлю плотину потоку его речей. Какое, драть тебя, счастье иметь на это право!
      Хорошо быть молодым, всего год назад закончившим кадетскую академию наивным салажонком и помнить весь сор, что сыпали в головы будущим пилотам космической бездны увешанные медалями инвалиды. Да уж… теперь те, кто бережно собирал этот сор под своей черепной коробкой, капитаны разведки или межпланетных лайнеров. А кто (не будем переходить на личности) считал это «мусором», собирает по Галактике настоящий мусор.
      Доблестно сдерживая истерику, я обратился к штурману, вопреки всем приличиям и законам субординации сияющему рекламным оскалом улыбки:
      – Мы должны были проскочить этот сектор без остановок. Вот запись в журнале. Какого… Вы изменили курс?
      – Капитан, это автоматика. Локатор засёк объект неприродного происхождения.
      Так вот откуда этот звон в ушах! А я уж испугался, что к сердечной недостаточности мне ещё гипертонии не хватало. Рано, рано себя хоронить!
      Я приказал штурману отключить сирену, а сам вывел на монитор пространственного сканографа засечённый радио-щупом объект, молясь, чтобы им оказался просто железный астероид.
      Фига с петиаровым маслом! Какой-то металлолом. Из-за которого теперь придётся тратить драгоценные десять часов на утилизацию, разгон корабля, снова погружение в треклятый криоген и прочая-прочая треволока.
      – Активируйте десконектор, штурман. И повысьте магнитную отражаемость корабля до максимума.
      – Капитан?
      – Вы впервые слышите эту команду?
      – Капитан, вы не проверите, что это за объект?
      Вы не представляете, как я сожалею, что память моя стёрла то яркое вдохновение, которое я вложил в свою последующую за вопросом штурмана речь. Это был дар свыше! Такое не задерживается ни в сердце, ни в мозгах. Не успел изложить на бумаге, считай – пропало. А в тот момент о написании мемуаров я не думал, хоть сам от своей витиевато изысканной тирады обалдел.
      Штурмана, однако, не смутил мой гнев. И он даже не проникся изощренной поэтичностью информации, в которую посредством языка и жестов я облёк последний. Далеко пойдёт, салажонок! Ой, как далеко!
      – Капитан, в соответствии с правилами…
      – Засуньте их… (здесь я снова вынужден сослаться на свой склероз).
      – Капитан, перед нами объект неизвестной Цивилизации. Мы не имеем права уничтожать его без обязательной проверки.
      – А где написано, что мы обязаны рисковать жизнью, проверяя всякую дрейфующую в космосе хрень? Вдруг она радиоактивная? Или там чума? Или пираты?
      – Капитан, мы обязаны узнать, что это за объект.
      – Узнайте, Клайм! Я, ваш опытный капитан, говорю, что это просто мусор, на обращение с которым у нас только одно предписание инструкцией – деатомизация.
      – Этот «мусор» принадлежит неизвестной Союзу Цивилизации. И в данном контексте мы не имеем права характеризовать его, как отходы жизнедеятельности этой Цивилизации.
      Нет, он у меня напросится. Как пить дать напросится! Плевать, что он чемпион последнего курса Академии Космических Пилотов по борьбе брю-прю. Я ведь тоже тридцать лет назад ломал кирпичи, как буханку хлеба.
      – Неужели вам совсем не интересно? – продолжал канючить штурман.
      Он смотрел на меня молящими щенячьими глазами. У меня даже возникла мысль обследовать его на наличие хвоста.
      Я махнул рукой. Всё равно настроение пропало – теперь часов двадцать не заснёшь. Да ещё проклятый эфок теперь плюхается в моём брюхе… Я хотел сказать «животе».
      – Идите на сближение, штурман.
      – Есть, капитан! Спасибо, капитан!
      «Чтоб тебе пусто было!» – проворчал я про себя на буйный азарт юноши.
      Ох, уж эти мне романтики! Дай только нос в Космос высунуть – напрочь голову теряют. Носятся за чем попало с азартом дворовых псов. В каждом встречном метеорите ждут гонца страны Приключляндии. А мне таскаться за ними нянькой?
      Ну, ничего! Я ему отомщу. Я ему такую отметку за практику поставлю! Будет потом, как я, сорок лет на таком же «помойнике» ишачить.
      Я отвлёкся от грандиозных планов мщения штурману, заметя, что пацан собирается убиться сам и меня заодно укокошить.
      – Куда тебя… вас несёт, Клайм? Градус меняйте! Не забывайте про возможность резкого манёвра.
      – Конечно, капитан! Простите, капитан!
      Илфист простит. Он добрый. А я не Илфист.
      Наш утилизатор тюкнулся о борт объекта. Мы уставились на мониторы. Я со смесью негодования и скуки. Штурман – с каким-то идиотским выражением праздника на лице. Наверно, он не вестерианин. Не бывает у вестериан таких глупых физиономий.
      – Ну, вот! Что и требовалось доказать. Это помойное ведро с Красной Планеты. У тамошних папуасов снова не получилось выйти в Космос.
      – Капитан, позвольте не согласиться.
      Что? Ничего себе, птенчик жаворонком запел! Перед кем он пытается выслужиться?
      А Клайм, не замечая, что выбран объектом членовредительства с летальным исходом, продолжал рассуждать:
      – Конструкция не напоминает технику Красной Планеты. Анализатор Информатория не может определить тип корабля…
      Штурман с одухотворением биолога, нашедшего миллион третью разновидность какого-нибудь гельмита внимал льющемуся с экрана каскаду букв и цифр.
      – Судя по иероглифам на борту, это аппарат с планеты Ёрш.* За ней криняне следят.
      – Отлично! Прозевали запуск разведчика, олухи. Давай, штурман, деатамизируем объект и летим к Фиксу. У нас и так дел невпроворот. А потом брякнем в комитет по надзору за Судьями. Пусть ротозеи криняне сами потом разбираются, кто прав, кто виноват.
      – Капитан, на нас, как нашедших объект, автоматически накладывается функция посредников.
      – Вы рехнулись, Клайм? Что за дикие фантазии? Почему? Есть криняне, есть планета Ёрш, поставленная их веденью. Вот и пускай расхлёбывают! Посредники! Очуметь!
      – Капитан, от Крины нет никаких сведений больше ста пятидесяти лет.
      – Их проблемы. Отлетаем, даём залп, улетаем. Я всё сказал.
      – Но капитан! Корабль рабочий. Степень облучения обшивки говорит о том, что он меньше двадцати лет в Космосе. Радиомаяк включен на приём. И посмотрите, какое забавное название…
      – К феньяру в зад ваше «название».
      Но паршивец, игнорируя меня, продолжал увлечённо следить за аналитической информацией всплывающей на мониторе. Я заглянул ему через плечо. В космолингвистической транскрипции на панели светилось странное слово.
      – А. Ли. Са, – прочёл я по слогам.
      – Справочник говорит, что иероглифы принадлежат одному из языков планеты Ёрш. Интересно-интересно… Слово не имеет аналогов в космолингве. Скорее всего, это какое-то имя. И скорее всего, женское. Надо же так «разведчика» назвать! А, капитан? Эти… Подождите-ка, посмотрю… А! Са-пи-ен-сы – забавный народ! Наши бы исследователи Космоса придумали какое-нибудь «Странник» или «Пионер». А эти – «Алиса». Красивое слово, да? Наверно, у них так какую-нибудь королеву или богиню зовут.
      Я не спорил со штурманом. Странное слово мне тоже понравилось, но я не хотел делиться этим впечатлением с Клаймом. Я же капитан? Я должен быть хладнокровен!
      А-ли-са. Приятно произносится и тянется. Нужно запомнить! Вернусь домой, скажу жене, что так называют высшую форму любви. Если вернусь…
      – Клайм, калечить вас через эклиптику! Что вы удумали? Он может быть заминирован.
      Но нерадивый штурман уже обследовал обшивку инопланетного корабля манипуляторами.
      Ну, что с такими идиотами делать?
      – Не волнуйтесь, капитан, – отозвался штурман, не отрывая горящих глаз от монитора и ловко орудуя рычагами манипуляторов. – Это мирный автоматический робот. И я не верю, чтобы что-то, называемое таким красивым словом, несло угрозу.
      Не верит он. А в возможность травмы лица, несовместимой с жизнью он тоже не верит? Совсем сошёл с ума со своей «Алисой». Ну, слово как слово. Лучше многих, но не фонтан. Вот на Вестере тоже есть красивые слова: «уклеейм», «юсфа», там, или «кулюблюка». А тут «Алиса». И что с того, что произносится само собой? И что с того, что я про себя его уже проговорил сотню раз? Всего лишь слово…
      Однако не буду врать жене. И потом, когда я последний раз про любовь-то говорил? Просто скажу: «Вот красивое слово услышал на работе»…
      Слово, которое внушает надежду вернуться домой…
      Странные мысли в голову лезут с этим словом! Может это какой-нибудь зловредный код, гипнотизирующий на расстоянии? Нужно его забыть!
      А ну, забывай «Алису»! Забывай! Забывай! Забывай!
      Всё! Отлично! Ай да я! Настоящий космический волк! Вот приказал забыть себе слово «Алиса» и забыл…
      Феньяр тебя… (забыл, как дальше)

      После трёх (!) часов обшаривания обшивки «Алисы» манипуляторы втянулись в отсек «проб и ошибок», притащив с собой подозрительную капсулу. О чём мне, сияя, как ядро Галактики, сообщил взмокший от мельтешения рычагами штурман. Он теперь, видите ли, абсолютно уверен, что перед нами не просто исследовательский агрегат, а предмет контактного характера третьей степени. Подлец, умеет же сказать так, что у меня зубная боль начинается!
      Негодяй принялся уговаривать меня пройти в отсек и вскрыть капсулу. Ну, не сукин ли сын? И почему у меня нет силы воли, чтобы отказаться от эфока или от того, чтобы напяливать неудобный скафандр, озонировать отсек и вскрывать какую-то инопланетную коробку, в которой… Бу-га-га! Правильно – бомба!
      Всё от того что пока мои сокурсники-кадеты укрепляли силу воли на занятиях, ты занимался лишением воли сердечек девчонок с параллельного курса. И теперь они бла-бла-бла... А ты теперь бла-бла-бла… И феньяр тебе и друг, и брат, и сват, и твое долбанное «второе я».
      Бомбы в контейнере, тем не менее, не оказалось. Я даже разочаровался. Там были пробирки с почвой, жидкостью, газом, какие-то блестящие кругляши и маленькие параллелепипеды с металлическими шпеньками.
      – Носители информации, – проницательно заметил штурман.
      Ох, он за это ответит!
      Я смотрел на эту кучу хлама, и мне было невыносимо горько от того, что потеряно пять (!) часов не пойми на что. Я попытался вернуть к реальности вошедшего в эйфорический ступор штурмана, грозным окриком:
      – Это мусор, Клайм. Это просто мусор.
      – Но капитан…
      – Наша техника не приспособлена к воспроизведению таких примитивных «носителей информации». Вы сами сказали, что за планетой следят криняне. Остальное не наше дело. Контейнер за борт! Концы в воду!
      – Но инструкция…
      Илфист свидетель, я терпел долго! Но теперь я рассвирепел.
      – У нас одна инструкция: чистить этот загаженный всякими вот такими «Алисами» Космос! Протрите глаза! Эти ваши, как их там… Ну, короче, ерши, они даже в исследовательском корабле умудрились намусорить. Представляю, что у них на планете творится! На кой в Союзе такие свиньи?
      – Намусорить?
      – Да, феньяр Вас раздери! Вот бумажка!
      – Где?
      – Да вот же!
      Я поднял со дна капсулы прямоугольную плотную лакированную картонку.
      Сердце ёкнуло.
      Проклятый эфок!
      Но прилипчивый напиток был ни при чём.
      На кусочке бумаги было изображено человеческое существо, похожее на вестерианскую девочку-подростка. Только глаза необычного цвета – серо-голубые. Да такие большие и глубокие, широко и восторженно распахнутые, будто девчушка хотела увидеть сразу всю Галактику, а то и Вселенную. И она смотрела мне прямо в душу с таким чувством, которое я забыл… забыл, когда я его успел забыть. Давно. А может, и не было его по-настоящему в моём сердце до этого момента.
      И ещё была улыбка… Улыбка не человека другой расы, инопланетянина, из нашей Галактики. А улыбка не из нашего мира. Мира и внешнего вокруг нас, и того, что разными эмоциями наполняет каждого из нас. Я тогда подумал какую-то глупость, что на Ерше живут богини.
      – Она волшебна! – шёпотом выдохнул поражённый штурман.
      Румянец сошёл с его лица, и впалость бледных щёк напоминала отпечаток доисторического ледника на равнине Безмятежности, что на моём родном Вестере. Штурман с подобострастием смотрел на дрожащую в моей руке картинку. Того и гляди он бы бросился в открытый Космос к планете Ёрш, чтобы вживую увидеть подобную… Благодать!
      – Кто она?
      – Откуда мне-то знать! Может, какая-нибудь ихняя принцесса или кинозвезда, – огрызнулся я, злясь на то, что штурман отвлекает меня от созерцания удивительной чарующей улыбки юной богини.
      – Здесь иероглифы! Дайте мне её! Я отсканирую фразу в переводчик, – возбуждённо дрожал Клайм.
      – Я сам, – отрезал я, не желая выпускать из пальцев это чудо.
      Лазер сканера лизнул фразу, и на мониторе высветился перевод: «Привет, прекрасное Далёко!»
      – Это выход на контакт! Я с самого начала был уверен! – возликовал штурман.
      – Делайте манёвр, Клайм. Готовимся к деатомизации объекта.
      – Что? Капитан, я вынужден не согласиться!
      Вынужден? Не согласиться? И это он говорит своему начальнику, который в этот самый момент составляет алгоритм из убийства кретина штурмана, утилизации этого проклятого автомата-разведчика и уничтожения этой картинки? Картинки, от лица на которой у меня сердце дрожит, как от лошадиной дозы эфока, и пробуждается стыд непонятно за что, непонятно почему.
      – Это выход на контакт, – твёрдо отчеканил штурман. – В соответствии с инструкцией 517 пункт «С», параграф 14/900, нам надлежит доложить о находке и находиться рядом с объектом, пока не поступит дальнейших распоряжений из Центра.
      – Да вы в своём уме, чтоб мне задницей к нейронной звезде прилипнуть? Нам до дому три года добираться! А вы предлагаете торчать здесь. Сколько? Ещё три года, пока Центр не решит отправить сюда комиссию? И когда она сюда доберётся? Идите Вы… Проклятье!
      – Капитан, эти люди с планеты Ёрш надеялись на встречу корабля с подобными нам. Вот у вас в руках воплощение их надежд. Они настроены дружелюбно. Разве не видно? Вы понимаете, что от нас сейчас зависит судьба целой Цивилизации! Судьба быть может вот этой… этой… Этого Чуда! Мы не простим себе, если оттолкнём сейчас протянутую к нам руку дружбы таких прекрасных людей.
      Что мелет этот щенок? Что он понимает в жизни? Мне распоряжаться чужой судьбой? Да плевал я из далёкого созвездия Беркута на чужие судьбы! Что мне до них? Я не желаю ради них оставаться в этом поганом космосе ни одной лишней минуты, ни в анабиозе, ни, тем более, бодрствуя. Какое мне дело до дружелюбных ершей? Им хочется в «прекрасное Далёко»? О! Я мог бы написать тысячу книг, насколько оно ужасно. Насколько отвратительны эти тьма и холод вокруг, эти бесконечные перелёты, эта треклятая работа: подбирать выкидыши чужих экспериментов! Я бы мог… мог…
      Мой взгляд упал на улыбку голубоглазой счастливой девочки.
      Я взял себя в руки. Капитан я или не капитан, феньяра мне в глотку?
      – Клайм, приготовьте мне эфок покрепче, – стальным голосом приказал я.
      – Капитан?
      – А потом берите эту рухлядь на буксир, – устало продолжил я. – Я свяжусь с Центральным Бюро Межпланетных Контактов.
      – Вы не пожалеете, капитан! Вот увидите, вы не пожалеете! – засуетился мальчишка.
      Я не пожалею? Я – Мур Гай, капитан долбаного десятого класса, седьмого разряда, низшей категории! Я, пять лет безвылазно сидящий в этой консервной банке! Я, несчастный, которому светит ещё три года пути домой и, феньяр знает, сколько лет ждать здесь, в Безнадёге, патруль! Я не пожалею?
      И я сделал то, что не делал последние тридцать лет. Я улыбнулся девочке на картинке.

      16.01.2014


*Планета Ёрш – искажённое английское Earth – Земля.