Глава четвертая

Сегодня репетиция в театре. Я четко услышал свои мысли сквозь сон, даже подскочил, схватив с тумбочки часы. Нет, я не опоздал, но встать все равно придется. Добрался до ванной, в зеркале отражалось отвратительное лицо, с небритыми щеками и темными кругами под глазами. Я все смотрел на себя, подумав, что и мой внешний вид теперь выглядит потрепанно и дико в свете ночных приключений на чердаке и еще более странного сна на мокром песке. Я умываюсь, соскребаю трехдневную щетину, чтобы стать похожим на человека, хотя эти манипуляции не помогают уже. Когда же я в последний раз ощущал себя человеком? Уж явно не вчера вечером, и не в остальные годы, пока болтался по городам и дорогам, ища иллюзорные причины, чтобы остановиться. Вот именно иллюзии сделали меня тем, кем я являюсь. Пожалуй, я не люблю себя, и все, что меня окружает, тем более, когда дурные мысли не дают покоя. Я был зол на себя за глупое малодушие ночью, за то, что не мог успокоить Бадро, а ему явно хотелось моей поддержки и общения, как будто я в силах изменить ход событий. Еще минута у зеркала, и я разобью его кулаком!Противно смотреть на впалые щеки. как по ним катятся капли воды. Ухожу на кухню. Кофе крепкий. Бадро всегда варит крепкий кофе. Я пью его, обжигая глотку, чтобы хоть какая-то привычная четкость существовала в моей жизни. Есть не хочется вообще. Лишь чашка кофе, позже вторая. Выхожу на террасу, сразу ощутив кожей едкий холодок. Тихая Арвиеда слишком чопорна и горделива. Мне всегда нравилась ее высокомерная тишина улиц и слишком положительные жители. Сплошь адвокаты, офисные боссы и комиссары полиции, вроде Бадро. Я не вписываюсь в ее круг доверия.
 На траве лежит роса, такая свежая пленка, что кажется земля покрыта тончайшей паутиной, неземной субстанцией. И дорожка мокрая. Вот проезжает машина, и снова воцаряется тишина и покой. Не скрипнет дверь или ставни, не пробежит ребенок за мячом. Такие привычные сознанию звуки и ощущения, как запах барбекю
на заднем дворе и лай собаки, детский смех и стайка велосипедов на подъездной
дорожке не прижились на Арвиеде, они умерли где-то за однообразной четкостью
домов и их обитателей. Я пью остывший кофе, сидя в кресле, размышляя о том,
что предместье города будет, пожалуй, последним в списке на влияние
апокалипсиса. Здесь не может возникать шальная мысль о пресловутом конце
света, потому что жители сами незаметные тени, неслышно скользящие по своим
домам. Апокалипсис давно настиг Арвиеду, только украдкой, словно во сне,
превратив ее в часть иного мира. Мне хочется походить по росе, интересно,
смогу ли я пробить ее паутину или она будет лишь прогибаться под моими шагами.
Плевать на всех, я снимаю ботинки и иду по газону босиком. Такое необычное
ощущение, в животе начинает щекотать, когда на коже остается мокрый след
росы, а трава будто резиновая, но мягкая и приятная. Роса действительно не
исчезает, а вибрирует под шагом. Влажная пружина. Я понимаю, хочется еще и
еще ощущать прохладу земли под босыми ногами, а может всем телом, так что
я сам не знаю как оказываюсь на траве, и небо, как в детстве опрокидывается
сверху, льет в глаза поток света. даже глаза щиплет. Слезы от яркого
свечения... наверное. Солнечные нити с неба, несущие какие-то голубоватые
нотки в себе.
 Лежал долго, пока не понял, спина давно промокла насквозь. И сосед вышел
за газетой, кутаясь в халат, скривил лицо, косо поглядывая в мою сторону.
Видно подумал, что я опять пьян или под кайфом.
 - Эй, сосед, а ты видишь как меняется мир? Скоро нас поджарят на гигантских
вертелах, как куропаток. Такой вселенский День Благодарения, за то, что мы за
миллиарды лет испоганили земной шарик. Ты веришь мне, сосед?- Я испугал
его своим криком. Он только сильнее запахнул полы халата, ежась на свежем
ветерке, чуть заметно покачал головой. Схватил газету и кинулся в дом.
Дверь защелкнулась на замок, как и все на Арвиеде. Я засмеялся, впервые за
последнее время, до колик в животе, так стало смешно от своей глупой выходки.