Шаньга. Чумаход

Чумаход

Меж  привальных буёв из заморских краёв, вдоль по главному руслу, шурует на всех парах да на еловых дровах чёрна копоть – дикой грохот ржава баржа-чумаход.  На флаге у ей светит дыра, на баке дымит матёра труба, на юте стоит сарай с дровами,  а над сараем сигнальны огни мигают.

По барже бродит огромна железна корова, одним рогом стальным колет дрОва, другим – кривым – в котлах угли шурудит. У той коровы обе задни ноги обуты в кирзовы сапоги, а в передни лапы вставлены чугунны ухваты. Сапогами корова грязь по палубе давит да ухватами ржавой баржей правит: правым табанит, а левым загребат...

Выползал надысь из-за дальних бескрайних трясин бледной пузырь, проел нехотя плешь на небе,  и стало видать как текут в блеклом свете по-над мутными льдами стеариновы реки скрозь керамзитовы берега. Затоковал не ко времени в заброшенной силосной яме чёрный мыш-покряхтун. Шевельнула сизым пером, запричитала матерно спросонок шкворень-рыба в студёной вязкой няше под бетоннной застругой, и пахнуло в сером простуженном воздухе кислыми штями на отработке.

И така тишь окрест растянулась, што слыхать как скрипят занавески!
Пора, бат, вставать...

Слезали сонно причитая с остывшей печи Стыч Шумной да Гукся Опорок. Тщетно порхались в потемни на шолныши у опечья, сопя пыльной ноздрёй, трясясь от холоду и разгибая задеревенелые свои пакши. Шерсть колом сдыбилась за ушами, зуб на зуб никак не попадат!

Обуркались кое-как. Сунули лапы в заскорузлы от креазоту катанцы, протиснулись боком промеж порожних ушатов да коробов в передню избу и, зацепив походя солидолу со дна бидона мутовкой, застыли там – у божниц под акриловыми образами. Долго шшурились сослепу на потускнелу лампадку. Пошептали по привычке «Отче наш» нараспев в два голоса, прочли наизусть первой стих из «Покалипсиса» и замазали густо святы лики вязким солидолом, штоб никакой ядовитой сыростью их не разъело. Сгоношили, опосля всех заклинаний, жухлой чаги на шнифелях, натёрли гудроном сухарей моделых, наспех перекусили и поплелись обречённо в даль-дорогу собирацца.

В хмурых окнах уже шевелился вялой рассвет и слыхать было, как завывал, восставая над чёрной гарью, свирепой заяц-шатун. Вздохнули протяжно Стыч да Гукся, согребли, поспешая да поминая о назначенном сроке, жидкие свои пожитки чохом в чулан и заперли его на кованый засов. Слили торопливо в подпол антифриз из системы, задули свечи на генераторе, сковырнули, поразмыслив недолго, магнето со стартёра да подпёрли изнутри ржавы ворота гнутым коленвалом. Покуда эдак-от по избе сновали – вроде немного согрелись...

Понасдёвывали на себя впопыхах всё лопотьё, што даве на полатях нашарили: на исподне – вшивники своешиты, на вшивники – ватники из стеклоткани, ноги обмотали скотчем, поверх напялили гачи стёганы на помочах. Укрыли головы полиэтиленом, подтянули подпруги на мотне сутугой, поправили на глазах зашшитны стёкла и вышли экима во двор – обряжацца.

Выстали молчком на взвозе, по привычке – дружно опружились, проклиная злую нужду, и поспешили в сарай за снастями. Забили наглухо все продухи, штоб ни одна камень-вша в подклеть не пролезла. Заварили аргоном все шшели в ставнях, дабы не почуяли лёгкой поживы мародеры - овёртыши. Скидали затем в пестерь заплечной заветно магнето, рашпиль, молью кислотной траченный да стару паяльну ланпу. Вывернули напоследок пробки в счетчике на передызьи и выпихались, сподобившись, огородами в чисто поле.

Долго брели запорошенныма пожнями вдоль труб и проводов, оставляя за собой неровной мерцаюшший след, покудова совсем не рассвело. Выбрались, наконец, из жёлтого липкого туману на проезжу дорогу. Посидели молча у обочины, поджидая - как лопнет на трухлявом столбе первой заиндевелой фонарь. Токмо созвенели осколки - вызнялась ярким снопом в поднебесьи, заискрилась синим светом бешенна слега-перевертыш и пошла чадить кругами над цементным отвалом!

Вздрогнули ходоки вдруг – буде очнулись, закоптили покрепче паяльной ланпой  прихваченну даве мутовку и начертали свежей головнёй тайный мистический знак под ногами. Оглянулись в последной раз на невидимы брошенны избы, перекрестились истово рашпилем на погнуту телевышку, выдохнули тяжко, выпустив пар из-под жабер, обнялись крепко на прошшанье...

Ударились разом об асфальт и обернулись тут же: которой-то в ошкуй-трубу, а которой, дак, в птицу выпь-сковородень!