ч 3 гл 1-3

ЧАСТЬ III. Свет

… Но не мни, в глубине души своей измученной, что сила от меня полученная принесет тебе радость и успокоение. Не витай в иллюзорности надежд, порхающих в однодневности, что навечно избавишься от проблем, тебя преследующих и врагов, тебе досаждающих. Ибо сила твоя будет и союзником и противником одновременно. И узнаешь ты бессилие всемогущества, и почувствуешь его боль, и чувства твои наполнятся тьмой светлою и мрака сиянием. И не сможешь ты более отделить одно от другого, и в муках своих сольешься с добром, и зло исполнит тебя.
Каждое слово, произнесенное тобой, станет истиной для жаждущих услышать его, но сам ты никогда не найдешь своей Истины. И проклятия твоего возбоятся многие, но никто не сможет отпустить твои грехи, кроме собственной совести. Ибо, помысленное тобой, тотчас свершится, и гнев твой отзовется гибелью невинных, и не смоешь алую кровь с ладоней своих, от нечаянного прикосновения которых погаснут светила, жизнь дающие. И потому не приду я до срока, к  меня зовущим, пока не увижу, что Тьма холодная не привлекает их, и Свет извращенный их отталкивает. А, узрев это, вслушаюсь в голос внутренний, который неслышим ими, и если не будет в нем не страха, ни зависти, ни гордости, то наполню его сутью своей и возрадуюсь...


Глава 1

Они стояли, зажмурившись от нестерпимо яркого солнца.
Скитаясь по Тьме, устав от ее пакостей и ловушек, так приятно видеть зеленые холмы, голубые речки, деревья, кусты и просто знойную дымку. О, как сладостен и неповторим миг прозрения и ощущения Света! Неужели подобное можно испытать на Свалке?! Может, иллюзия или очередные козни властителей не отпускают из своего плена? Но нет же! Реален Свет,  и да будет он!!
Арес, выйдя из оцепенения, распростер руки к бездонному, голубому небу и воскликнул:
— Это мой дом, господа! Прошу любить и жаловать!..
Ал по привычке оглянулся назад. Выход из стены, оказавшейся ржаво-кирпичного цвета, быстро сворачивался внутрь, восстанавливая нерушимость границы.
Петр открыл глаза и оценил Свет.
Его ноги, выше, чем по щиколотку, утопали в сочных,  цветущих одуванчиках вперемежку с клевером. Где-то вдалеке, в перелеске, щебетали птички. Легкий ветер, почти не тревожил гладь широкой реки, несущей воды вдоль стены.
— Здесь неплохо, — Ал одобрительно кивнул. — Ты знаешь дорогу к Року? — обратился он к Аресу.
— Что? — Арес стоял рядом с молодым эвкалиптом и натирал себе руки листьями. — В смысле, к Фемиде? Не-а...
— Но ты же  рассчитываешь как-то узнать. — Петр сел. — Тебе здесь дом родной, значит и флаг в руки. Или мне самому заняться?
Арес стряхнул остатки листьев и подошел.
— Не флаг, а штандарт. У нас так говорят. И потом, дайте хоть немного порадоваться возвращению...
— Время, — холодно сказал Ал. — У Петра мало времени.
Арес с благодушным выражением на лице обонял свои руки.
— Я все прекрасно понимаю. Но не думаю, что эта задержка будет помехой в наших поисках.
— Кто знает... — Ал лег на теплый белый камень.
— Хорошее слово "наших", — отметил джинн. — Радует.
— Угу, — согласился Арес и тоже прилег, в истоме вытянув ноги. — Недалеко отсюда,  час быстрого хода, должен быть город...
— Почему должен быть? — джинн открыл один глаз.
— Потому что я здесь не был сто лет.
— Это точно?
— Образно говоря. Короче, давно, и не помню... но место похожее. Так вот, должен быть город, где живет брат...
—  Родной? — Петр открыл второй глаз.
— Вроде того. Он, должен знать. Это касается не только Фемиды, но и Винга. Тут все-таки Свет и на помощь,  во всяком случае, некоторую можно рассчитывать.
— Тогда собирайтесь в кучу, мигом донесу. — Петр стал приподниматься.
— Э... ты знаешь, давай хотя бы до города дойдем на своих двоих.
— Почему?
— Все-таки граница рядом и вихри-смерчи могут принять за провокации Тьмы. Потом, когда узнают, что ты такой... сильный, думаю, никаких проблем не будет. Не хотелось бы, нечаянно погибнуть ...
— А что у вас случаются и убийства? — удивился Петр.
— Просто так — никогда. Но Свет умеет себя защищать. — Арес гордо поднял голову.
Петр пожал плечами, пригладил волосы на голове.
— Пешком так пешком, но в темпе. Веди...
Через час они достигли свежевспаханных полей, за которыми шли участки земли, засаженные пшеницей, рожью, овсом и кукурузой. На прилегающих к городским стенам пастбищах паслось два табуна разномастных лошадей. Арес, привычный к таким явлениям, проскочил мимо дремавшего стража у городских ворот, и все трое оказались в черте города. Петляя по узким улицам и тротуарам, дошли до невысокого дома с колоннами и фонтаном среди обильной зелени сада.
— Эй! Есть, кто дома?! — крикнул Арес, жестом приглашая спутников следовать за ним.
Навстречу выбежали две лохматые собаки и громко зарычали.
— Кто там? — из-за двери, покрытой затейливым орнаментом, показался бородатый мужик в белой набедренной повязке. — Кира, Минда, на место!
Собаки, поскуливая, отошли в тень дома, к конуре.
— Облысеть мне на месте, кого я вижу! — бородатый вскинул руки. — Аста, смотри, кто к нам пришел!..
Пока братья церемонно обнимались и целовались, из дома вышла жена хозяина — высокая, стройная шатенка. С ней Арес коротко раскланялся.
— Знакомьтесь, — он обратил внимание Осириса на сотоварищей. — Петр, джинн, и Ал... просто Ал.
Осирис кивнул и пригласил всех в дом. Проходя мимо супруги, что-то быстро шепнул ей, и она негромко позвала слуг.
Пока Осирис слушал последние новости, Аста послала нарочного созывать гостей. Все остальные, ставили в тени платана столы, накрывали их льняными скатертями, несли вино, холодные закуски, овощи, пряности и приправы.
Затем омыли гостям ноги в медных тазиках, позволили умыться самим и проводили к столам, усадив на самое почетное место. Петр оказался между Аресом и Алом.
— Ради чего все это? — спросил он, наблюдая, как рассаживаются вновь прибывшие.
— Традиции, обычаи. Так было всегда. — Арес словно извинялся.
— Я уважаю ваши традиции, но меня это тормозит. Движение и поиск, вот что мне нужно!..
— Джинн, я прекрасно тебя понимаю, но отказаться и уйти, означало бы обидеть брата. А по мере распространения слухов, все отразится на тебе. Кто будет помогать, не отвечающему на гостеприимство страннику?..
— Я  внимания не буду обращать. Сил у меня хватит. — Петр положил руки на стол.
— Не кипятись. Соберутся все, скажут пару тостов, выпьют, вот тогда и потеребим Осириса. И на будущее имей в виду, — здесь сначала о делах не говорят.
Петр демонстративно налил медового напитка, звучно крякнул и с достоинством выпил.
Вскоре подошли самые медлительные и, как предсказал Арес, собравшиеся выразили почтение хозяевам, столь щедро и добротно принимающим гостей, потом визитерам, слагая стихотворные экспромты, а по мере убывания вина на столе, друг другу. После того как появилась потребность в музыке, Арес сказал, что сейчас можно говорить об интересующих путников вопросах.
Осирис, незаметно поглаживая под столом чью-то оголенную ногу, выслушал брата.
— Что тебе приспичило заниматься такой ерундой, — он нехотя вынул, из-под стола руку и почесал затылок. — Честно говоря, у меня вообще нет желания тащиться через весь город к этому... как его там... Фирсу и спрашивать о какой-то Фемиде. Может, завтра, братуха? — Осирис плотоядно улыбнулся, предвкушая наслаждения.
— Брат, этот джинн не один раз помогал мне в таких дерьмовых переделках, которые тебе не снились в самых жутких кошмарах, и я не буду самим собой, если не отплачу ему сполна, — голос Ареса твердел с каждым словом.
— Во! — воскликнул Осирис. — Ты ему и помогай, а я займусь своим делом, — рука вновь скользнула вниз.
—  Слушай сюда! — Арес достаточно резко опустил свою руку на плечо брата. — Ты, наверное, оружие смазываешь менструацией, а не кровью! Где твой боевой дух?!
Осирис разом забыл про все женские ноги и прочие прелести.
— Да я... Да я... — он встал. — Пошли. Пропади оно пропадом...
Арес благодушно улыбнулся, вспоминая настроение брата, с которым он в былые времена совершал дерзкие прогулки по окраинам Света и Сумерек.
— ...Но учти, я тебе помогаю, а не всяким там джиннам-фигам!..
— Ладно, ладно, веди.
Знаменитый на весь Свет Фирс был личностью с особой памятью, накопавшись в анналах которой, можно было извлечь достоверные сведения о вещах, предметах и существах, обитающих на этой стороне Свалки. Именно на него делал ставку Арес, полагая, что Фирс детально сможет нарисовать дорогу к Фемиде и Року.
 Петр предлагал перенестись к дому историка по воздуху, но Осирис категорически отказался, и снарядил повозку с двумя быками в упряжке. Спустя два часа тряски они подъехали к башне Фирса. На шум колес вышел полупрозрачный мужик.
— Фирс, дело к тебе, — спускаясь на землю, сказал Осирис. — Мое почтение и здравие.
— Тем самым по тому же месту. С чем пожаловали?
Осирис подошел и зашептал что-то в ухо, показывая рукой на Петра и Ала. Фирс деловито кивал, причмокивал губами, а под конец удивленно поднял брови .
— Заходите, —  позвал он в дом.
Внутри все оказалось очень просто: самые необходимые предметы быта и масса всевозможного хлама.
— Ты, говорят, всемогущего Винга ищешь? — вопрос с лукавой усмешкой адресовался джинну.
— Да.
— А зачем он тебе?
— Не знаю.
— Ясно. — Фирс хотел пополнить запас своих знаний, но, глядя на Петра,  разочаровался, однако тут же нашел выгодный ход. — Кто будет платить за информацию?
Арес многозначительно кивнул на брата.
— Он будет, — и обратился непосредственно к родственнику, — я с тобой потом рассчитаюсь наличными. Мне за мой проход кое-что причитается.
Осирис кивнул, по-деловому крякнул и вопросительно согнул бровь.
— Золотыми тельцами или как?..
— Все зависит от того, насколько многоуважаемые господа глубоко и досконально хотят знать...
— Сколько? — нетерпеливо перебил Осирис.
— Два быка, три овцы и одалиску на раз, — быстро ответил Фирс.
— Получишь через восемь делений шкалы. — Осирис предполагал большую плату и облегченно вздохнул.
— Значит так, — предсказатель потер руки, — на самом деле все не так сложно, как кажется. Фемида, упоенная гордостью избранности общения с Роком, решила полностью изолировать его от посторонних посягательств. Это просто для информации, достопочтеннейшие. Честно говоря, я не понимаю, зачем вам это нужно, по той простой причине, что Рок говорил только один раз. После этого все попытки  не увенчались успехом. Но это не мое дело. Далее, предупреждаю сразу, старушка со своим... — он выразительно покрутил пальцем у виска, — вы же понимаете. Имейте в виду. Злословить, а тем более торопить не стоит. И вообще, чем больше вы будете делать все, как скажут, тем лучше. Это я простецкий, а во всем Свете общение требует напыщенности и обходительности... Теперь основное. Ходу туда на шесть с половиной делений, не очень далеко, в общем-то, но есть маленькая деталь. Сама дорога никак не помечена. Без подсказки ее найти практически невозможно, если бы не одно но...
Ал, вздрогнул, вспомнив все, связанное с этим звуком.
— В чем дело? — обеспокоился Фирс.
— Покороче,  любезный, — спокойно сказал Арес. — Они торопятся.
Фирс сморщил нос.
— Как тут покороче, если я и так рассказываю коротко...
Петр демонстративно сел на табуретку и приготовился внимательно слушать.
— Значит, покороче? Ладно, господа хорошие, запоминайте. За городской чертой, там, — он указал, где, — начинается загон для овец, но очень длинный. Идите по нему, пока не упретесь в разваленную стену из красного кирпича. От нее сделаете тысячу сто шагов влево, развернетесь на девяносто градусов и прямо, прямо до самого сада. Возьмете ориентир на баобаб, он там один такой высокий будет. Вот около него и ищите вход. Это все, что я могу сказать. К слову, остальные и этого не знают. Фемида — ортодоксальная личность, ничего не поделаешь. Еще вопросы, уточнения, уважаемые?
Арес перекинулся взглядом с джинном и Алом. Петр покачал головой.
Они коротко попрощались и вышли, оставив Осириса произносить необходимую тираду благодарности, восхваления и поощрения за оказанную услугу.
— Здесь принято так общаться? — спросил Ал, когда присели в повозку в ожидании Осириса.
— Я же тебе говорил, — подтвердил Арес, — ничего необычного в этом нет. Вот подожди, я попривыкну немного к дому и тоже войду в обычную колею. К Тьме приходилось приспосабливаться, а здесь можно и по -нормальному разговаривать.
— А мы что, ненормально общаемся? — удивился Петр.
— Нет, конечно. Все уж слишком просто.
Петр хотел что-то возразить, но появился Осирис в не очень-то хорошем расположении духа.
— Вечно ты возвращаешься с какими-то проблемами. Больше всех тебе надо, что ли? Давным-давно пора оставить эти шпионские затеи и заняться настоящим делом... — ворчал он.
— Ладно, — похлопал его Арес, — уважь в последний раз, одолжи лошаденок.
— Вот уж нет, — Осирис забрался на облучок. — Довезу до городской черты, а там разбирайтесь, как хотите. Ваши дела — ваши проблемы.
— И на том спасибо. — Арес убрал руку.
Быки тронулись, проезжая мимо больших глиняных кувшинов с отходами. Петр, как всегда, в свободные минуты, отключился. Арес по привычке чистил оружие, а вот Ал, почему-то недовольно хмурился, с не свойственной ему раздражительностью.


ИЗ ИСТОРИИ СВАЛКИ

Чтобы представить (в объеме необходимом для полного формирования умственно-зрительного восприятия), что же такое Свалка, нужно взять три надутых воздушных шарика и сложить их так, чтоб, они соприкасались боками. Пустое пространство между ними как раз и будет тем, что мы описываем.
Можно, конечно, продолжить аллегорию и взять в руки иголку разумности, поднести ее к шарикам... Но, осмотревшись вокруг, будучи человеком, на маленькой беззащитной Земле и, представив себе это во Вселенских масштабах... Нет! Пусть лучше Свалка будет такой, какая она есть. Без аллегорий.
С другой стороны, если нарисовать много-много шариков-Вселенных,  можно увидеть, что каждый  имеет несколько  вогнутых треугольников рядом с собой. Честно говоря, мы просто не знаем, существует ли много-много Вселенных. Да это и неважно.
Свалка разделена на несколько маленьких копий самой себя, отгороженных друг от друга и отличающихся только вогнутостью или выпуклостью собственных границ. В каждой "резервации" проживают существа созданные страхом или надеждами носителями тяжелых уплотненных энергий для оправдания того, чего они не понимают. А когда эти самые носители, все так же ничего не понимая, подходят к концу своего пути, то все созданные  существа, привыкшие к поклонению или проклятию, отправляются сюда. Ибо те, кто их создал, по разным причинам в них уже не нуждаются.
Мы ясно излагаем?
И вот, оказавшись в непривычных для себя условиях, эти существа, будь они черные или белые, коричневые или малиновые в полоску, начинают ПРИСПОСАБЛИВАТЬСЯ К СУЩЕСТВОВАНИЮ. Старой цели нет. Новых задач впереди не наблюдается. Надо просто жить. И, естественно, сначала выжить. Пока самые разношерстные божества, управляющие, (как  мнилось многим) мирозданием, раздумывали о том, какой можно было бы построить красивый и равноправный мир, основанный на "дружбе и добрососедстве, темные силы решили объединяться (как мы уже знаем). И подчинять себе бывших врагов-угнетателей. В их рогатых, лохматых, бритых и одновременно призрачных головах роились планы, о том, как слегка уплотненные Кришны и Зевесы самыми кончиками своих языков будут стирать легкий налет пыли с их копыт и благодарить за оказанную милость. И не исключено, что эти гнусные замыслы могли осуществиться. Все к тому и шло, ибо темные силы, отделившись , были готовы начать атаку на "светлых".
И надо было случиться,  — паря над каким-то холмиком практически в самом центре "светлой" выпуклости, старушка Фемида  ощутила силу, знакомую ей по прошлой, божественной, жизни. Дни и ночи проводила она на этом холме не в состоянии покинуть то, что сама до конца не понимала.
Она мучилась, металась, терзалась загадками, плакала и смеялась одновременно так, что призрак Асклепия поставил диагноз призрачного помешательства. Но совершенно неожиданно, спустя несколько недель, легла на вершину и заснула. Холмик засветился изнутри, не очень ярко, но заметно, и Фемида, наполняясь материальностью, завещала. Она глаголила, что если Свет не хочет быть поглощенным Тьмой, то все распри и развлечения должны быть забыты, на то время, пока не установится порядок в среде живых плотных богов и богинь. Она гласила, что когда боги, герои, и все остальные, собранные здесь, построят настоящий город вокруг  холма, осторожно  разрыв его, обнаружат внутри то, что в трудную минуту придет к ним на помощь.
Это был Рок в прямом и, естественно, переносном смысле, ибо только полный невежда и олух не прислушается к его указаниям. Боги тут же созвали собрание, обсудили повестку дня. Вначале сумбурно и неорганизованно, ибо каждый глава многочисленного пантеона желал председательствовать. В результате чего первое время ушло на взаимные оскорбления, выяснения морального облика и аморального поведения в земной жизни.  Пока, на место председателя не выдвинули кандидатуру идола доисторических эпох с заброшенных маленьких островов, некогда соединенных с таким же забытым материком, и поэтому практически никому неизвестного и ни на что не претендующего. Идол, почувствовав власть, быстренько восстановил порядок и витиевато начал объяснять возложенную на него задачу так, как он ее понимал. Его одернули, объяснив, что хотя он и председатель, но мнения его не спрашивают, и главное, что он должен делать — это следить, чтобы спор не переходил на личности и частности. Что он, несколько обидевшись, и сделал. После этого некоторое время было посвящено обсуждению коварных планов темных сил, где многие припомнили, что непонятно куда стали пропадать знакомые и приятели, а кое-кто видел, как уже материализованные исконные враги и соперники бродили вдоль территории, занятой Светом. Конечно, это настораживало. Поэтому решили вынести резолюцию и призвать всех сторонников:

а) материализовываться;
б) материализовываться за счет уплотнения;
в) материализовываться за счет уплотнения кого-то с кем-то.

Исчерпав в таком духе все известные им буквы и иероглифы, они только-только собрались перейти к цифрам, как проснулась Фемида. Почему-то она так и осталась плотной и материальной.
Невидящим взором, окинув притихшее собрание, она сказала, что времени у светлых призраков осталось совсем ничего и материализацию надо начинать немедленно, поэтому тот, кто хочет остаться собой пусть отойдет налево, тот, кто сомневается — направо, а тот, кто хочет стать кем-то другим пусть выбирает и уплотняет избранника. Несколько часов призраки осмысливали, а потом, в мгновение ока, бросились врассыпную. Правда, почти все налево. Каждый старался оказаться там первым, будто это давало преимущества. Полетав в кругу великих и известных, многие переосмыслили свои взгляды и сместились вправо. Увидев, что не все хотят остаться прежними, к ним присоединились еще некоторые. Кто-то решил не торопиться, и полетел к далеким деревьям, - рассказать обо всем тем, кто на собрании не присутствовал.
Стоявшие слева начали бросать косые взгляды друг на друга. Греческие и римские боги, не долго размышляя, объединились в кружок и, разыграли между собой "кто есть ху". Юпитер, войдя в Зевса, остался сам собой, но зваться стал, греческим именем. Марс проиграл Аресу себя, не сумев ответить на вопрос, что такое сумма катетов.
 В таком деле главное — начать. Вскоре, ступающие по Земле, величественные и исполненные чувства собственной важности,  боги и богини, герои и музы уже отбивались от тех, кто хотел с ними воссоединиться. Процесс, как говорится, пошел. Кто-то, почувствовав в руках былую силу, хватался за камни, чтобы возводить город, кто-то начинал привычно давать указания и гневно сверкать очами. А некоторые уже мечтали о виноградниках и мягких перинах. Возникали отряды обороны и гвардии нападения. Выясняли вопросы подчинения одних другими. Совершались первые браки и измены. Но темной тучкой на светлом небе (образно говоря) маячила война со старыми соперниками с другого конца Свалки. И когда Свет осознал полную силу. Когда в боевых учениях герои, под руководством опытных богов, доказывали свою готовность сокрушить противника, а разведка докладывала, что те же самые действия происходят и в стане врага. Когда  должен был прозвучать горн, возвещающий о начале похода, и боевые барабаны содрогались в ожидании, как прямо между Тьмой и Светом появился отряд молчаливых пустых одежд. Разбившись на несколько взводов, он строго и ритмично патрулировал ровную полоску границы.
Вначале на это не обратили особого внимания, но после того как с территории врага не вернулся ни один разведчик, главнокомандующие забеспокоились. А когда посланные к границе отряды на глазах испарились от одного соприкосновения с пустыми одеждами, то организованных попыток штурма больше не предпринималось. Изредка находились горячие головы, которым море по колено, считающие себя сильнее и храбрее остальных. О них потом старались не вспоминать. Конечно, можно было  начать боевые операции где-нибудь в Сумерках, но почему-то именно там у всех пропадал боевой пыл, да и обстановочка, с всякими всадниками и прочими непонятными объектами, не располагала к решительности. И даже, видавшие виды демоны сходили с ума.
Так и получилось, что грандиозная битва отодвинулась на второй план, потом третий, а потом и вовсе забылась. Но не все, конечно, зарыли топоры и перековали мечи на орала, кое-кто жил в ее ожидании, но возникало много других проблем, кои нужно было решать незамедлительно. Первое — это благоустройство воздвигаемых городов, второе — расширение хозяйства, отработка техники развлечений. Короче, как обычно —«хлеба и зрелищ». Некоторые, правда, ставили перед собой иные задачи. Об одной из них  необходимо упомянуть более подробно, так как она объясняет, каким образом Свет стал по-настоящему Светом, а Тьма — Тьмой.
Дело в том, что пространственные координаты в этой треугольной резервации отличались от земных. "Верх" и "низ" обозначали, удаление от центра, где только одно небольшое светило, по старой памяти именуемое Луной. И оно не давало никакого света. Это вполне устраивало обитателей Тьмы, но угнетало их соперников, живущих на другой стороне треугольника и, соответственно, смотрящих на другую сторону темной Аах. Пока все были призраками, это не замечалось, ибо призраки неплохо приспособлены к ночи. Но, став плотными, боги почувствовали дискомфорт. И вот, Ра, объединившись с Гелиосом, Шамашем и Даждь -богом,  решили исправить ошибку и, почувствовав былую мощь, вознеслись на Луну. Построили личную пентаграмму, и зажгли Свет. Пути Господни неисповедимы, и только устроители Света знают, как это получилось, но воля и стремление могут творить чудеса. Одним из таких чудес было то, что Луна светила только со стороны, обращенной к Свету, а с обратной  отражала его.
Так Свет стал Светом, а Тьма осталась Тьмой. Сумерки, естественно, стали Сумерками, хотя, они ими и были.
На этом, конечно же, история Света не заканчивалась, но нас это уже не касается, ибо мы и так отвлеклись и стали подзабывать о главных героях повествования.


Глава 2

— Все будет хорошо, Петр! Все будет, как надо. Потерпи еще... — Арес, в клочьях благоухающей мыльной пены, сидел в большой ванне, украшенной витиеватой росписью, и умоляюще глядел на Петра. Тот, своими длинными ногами  отмерял расстояние от запертой двери до такой же ванны, из которой вылез, пять минут назад.
Пушистые пенные хлопья,  ниспадали с него на пол, распространяя аромат, и таяли, оставляя следы ступней. Петр подошел к двери, подумал, смачно выругался и повернулся к ванне. Постояв около нее, он снова подумал и, сказав несколько слов на непонятном Аресу языке, залез в воду.
— Да я в десять раз чище любой из этих... этих... в общем, священослужительниц! Неужели они не понимают, что Чень-Юнь в первую очередь опасен вам, во вторую тоже вам, и только в десятую — мне, и то косвенно!.. Плюнуть бы на все и, вместе с Алом, соорудить в Сумерках Но. И пропади вы пропадом!.. Но мне нужен Винг. А вот вам, извини, конечно... сам понимаешь. Я и так два дня потерял. А если этот шар ничего не скажет, тогда что? Рушить всю Свалку в бреющем полете?! Слаб я для этого. В дерьме увязну...
— Ты в Свете, Петр. — Арес расслабленно растягивал слова и, трудно было представить, что перед двумя путниками, не имеющими ни крова, ни уголка земли в этом мире, который они могли бы назвать своим, находился их боевой товарищ Сера.
— Ну и что? — джинн опять чуть не выскочил из воды.
— Изволь выражаться изысканно.
— Да я... я... я сейчас так  выражусь!.. — Петр ударил ладонью по воде, и она, получив заряд неконтролируемой энергии, забурлила.
Это почему-то его успокоило.
— Когда же, милостивые и добродетельные Роковые девы, соблаговолят облачить нас в шелковые одеяния, в коих мы сможем предстать перед Светом, исходящим от шара Всетворящего и Непознаваемого, дабы получить ответ на интересующий нас вопрос, недостойный его внимания, и удалиться полными э... э... благоговения и святости? — Спросил он.
Ал высунулся из ванны и присвистнул. Арес строго посмотрел на него и изрек:
— Когда будет на то воля Фемиды, наипервейший из материализованных и, соответственно, сотворенных, главной жрицей великого храма.
— Ну, братишки, и галиматью вы несете, — Ал даже рассмеялся, — но слушать приятно.
Арес хотел возразить, но в этот момент открылась дверь, и девять дев в строгих сиреневых кимоно вошли в помывочную залу. Три из них несли полотенца, еще три — мягкие тапочки, а последние, — шелковые одеяния. Двери закрылись.
— Я при них вылезать не буду. — Ал спрятался в пену по самый подбородок.
— Прекрати, и следи за своим организмом! — Арес уже вытирался, стоя на полу. — Не дай нам Рок увидеть, хотя бы в одной из них, женщину.
— А что будет? — Петр уже вытирался.
— Не пустят.
—  Ал, не стесняйся. Тебе это не грозит.
— Дурак ты, джинн.
— Давай, вылезай, и не ломай комедию. У нас дело.
— Дело, дело... — Ал, нехотя вылез. — Хоть немножечко, бы собой побыть. И чего я за тобой увязался?..
— Значит, надо было. — Петр оделся и примерял тапочки. Они слегка жали. Пришлось увеличить.
Ал странно посмотрел на него. Но ничего не сказал.
Окруженные молчаливым эскортом Роковых дев самых различных национальностей,  объединенных печатью отчужденности, три товарища, чистые и причесанные, медленно следовали по коридору, извивающемуся внутри холма Рока.
Это был, конечно, уже не тот земляной холм около которого "светлые" призраки проводили свое первое, но далеко не единственное собрание. В поисках Рока настоящий холм срыли до основания и даже углубили на четверть высоты. И когда Фемида указала одному из героев на темный камень, по которому хотели звездануть киркой, то объявила, что это и есть Рок. Столпившись кругом, рыцари Труда и Духа, добровольно исполняющие обязательную трудовую повинность, занесенную на предыдущем собрании материализованных руководителей, решили, что старушка либо над ними потешается, так сказать, в пылу новых ощущений, либо сама не ведает, что творит и, соответственно... Но глубоко идущие выводы, потеряли правильность своих очертаний, когда мускулистые титаны еле вытащили на поверхность, гладко отполированный, шар с пульсирующей искоркой в центре. Фемида преклонила колени первой. За ней, сначала неохотно, указывая на слабость в суставах от непривычного труда, но потихоньку заражаясь энтузиазмом, все охотнее рухнули богатыри, отложив орудия труда в сторону.
Желающие задать вопрос Року восходили по зеркальной лестнице до самой вершины, входя внутрь Храма, и, опускаясь по спиралеобразному коридору, оказывались там, куда девы вели трех страждущих получить ответ на вопрос, мучивший одного.
Они вошли в холл, напоминающий площадь. В центре стоял постамент, на коем, в углублении покоилось  единственное запредельное божество в данном божественном месте. Сумрачные стены по бокам создавали иллюзию отдаленности, в то время, как центр был освещен более, чем достаточно. Где-то в полумраке с "восточной" стороны холма, угадывалось скромное ложе Фемиды, находящейся возле своего господина постоянно, чтобы не дай-то Рок, не упустить момент, когда он изречет ценное указание.
Сама хозяйка в плотно облегающем полукомбинезоне, с обручем на голове, уже ждала посетителей у входа. Девы привычно остановились, едва ступив на холодный пол холла, и Фемида, так же молча, дала знак следовать за ней. Шла она медленно и степенно, с чувством достоинства, что несколько раздражало Петра. Арес, ничему здесь не удивлялся, словно а Ал смотрел по сторонам с видом первопроходца.
Процессия подошла к темно-голубому постаменту и остановилась. Фемида повернулась, и уставилась на Петра.
— Что я должен делать? — джинн поймал во взгляде жрицы мимолетное удивление.
— Мне сказали, что твой вопрос жизненно важен. Как для тебя, так и для всего Света, чужеземец. Подумай, прежде чем произнести его. И точно подбери слова — это главное. Я думала, что тебе все объяснили...
— А если он не ответит?..
— Он еще никому не отвечал. — Фемида поправила обруч. — Не мучайся понапрасну. Спрашивай и уходи.
Петр задумался. Он поразмыслил о том, что бы такое сломать, дабы как-то заглушить ощущение собственной глупости. Почему-то он внезапно почувствовал себя слабым и беспокойным, и это оказалось настолько неожиданным, что переполнившись печалью, джинн сел перед Роком и заплакал. Слезы стекали по щекам, и Петр, не в силах поднять руки, не пытался их вытереть. Он не обращал внимания на Ареса и Ала, окликающих его. Он не слышал повелительных возгласов Фемиды, приказывающей встать и удалиться, чтобы не навлечь гнев Рока. И поэтому не сразу понял, что все разом замолчали.
В момент, когда джинн почувствовал себя опустошенным, все увидели, что шар пылает ярко-желтым протуберанцем. Петр даже не удивился, а просто наслаждался потоками бликов в которых угадывалось не поддающееся обычному зрению. Джинн попробовал поставить барьер защиты и выйти через лоб, чтобы рассмотреть шар изнутри, войти в прямой контакт с этим «нечто», но не смог сделать ни первого, ни второго. Это неприятно поразило Петра.
— Спрашивай вслух, — прозвучало в голове.
Тут джинн по-настоящему испугался. Как бы не был он слаб, но войти без спроса в его голову могло только очень сильное существо. Примерно настолько, что не позволяло пользоваться защитой. Ни о каком Роке, способном оказать конкуренцию джиннам, на Земле Петр не слышал. Это испугало и вопрос, готовый слететь с кончика языка застрял между тыльной стороной мозга и горлом.
Рок ждал.
Петр собрался с духом и выпалил:
— Кто ты?
"Это не существенно, ты же знаешь. Есть вопрос, который интересует нас обоих. Говори."
— Но ты сам знаешь, о чем я хочу спросить!
"Не теряй времени."
— Я  уже потерял предостаточно. Скажи мне, где Соломоново кольцо, где Винг и где Чень-Юнь?
"Соломоново кольцо — не важно. Винг около него. Чень-Юнь ищет кольцо и уже рядом."
— Но где же они все, черт тебя побери?!
"Ты эмоционален. И ты и бывший призрак знаете, где это. Место, которого нет, — давно уже есть. Вы догадывались о нем, но я хотел, чтобы вы пришли сюда... Теперь слушай главное. Используйте снаряд, находящийся в Свете. Я помогу ему распылиться над вашим бывшим Но. Не торопясь, пешком, вы пройдете сквозь Свет и Сумерки, и, когда придете туда, мы, возможно, встретимся. Все зависит от вас. А чтобы ты не делал глупостей, я заберу половину твоей силы и половину от того, что у тебя останется. Остальным, можешь пользоваться тогда, когда опасность будет угрожать твоему существованию. Ты не пустой, но и не полный. Все зависит только от вас..."
Шар стал медленно гаснуть.
Петр, ничего не понимая, огляделся. Фемида была в обмороке, и лежала на полу, раскинув руки. Арес, прикрывая голову, сидел на корточках, а Ал, с отрешенным видом, вглядывался в шар и тоже находился в трансе.
Холл, погрузившись в привычный полумрак, безмолвствовал.
Когда сила, исходившая из шара, заставившая девушек-помощниц вжаться в стены, рассыпалась на невидимые осколки и исчезла в Роке, Фемида очнулась и, став на подгибающиеся ноги, прошептала о том, что она должна немедленно известить Ярчайших о долгожданном, свершившемся чуде.
Поддерживаемая девами, она вышла из холла. Странники последовали за ними.
Петр, сутулившись и тяжело передвигая ноги, осмысливал странный диалог, половину из которого никто из окружающих не слышал, вспоминая, значение чего он не мог уловить. Это состояние что-то напоминало ему. То ли, начало ученичества, когда Вингу приходилось применять хитрости для разрушения обычного восприятия мира, без чего ни один джинн не смог бы менять свою форму и перемещаться в пространстве. Тогда его понимание видимого мира постоянно ломалось, и Петр то и дело испытывал шок, позволявший ему, стать тем, кем он был.
БЫЛ! Вот в чем загадка. Петр чувствовал, что он стал тяжелее, словно возвратился в НЕИЗМЕНЯЕМОЕ человеческое тело скотника-кочегара, и в его сознание проникли забытые и ненужные сомнения и тревоги. Он чувствовал усталость и почти физическую боль. Словно сердце совершенно по-настоящему гонит по жилам кровь, от потери которой он может навсегда уйти из мира, не сумев восполнить ее энергией, вырабатываемой Светилом, Дающим Жизнь. Он терял неразрывную связь с миром, с которым уже давно чувствовал свое единство. Даже будучи  призраком.
Заметив курьера, быстро убегающего к дворцу Ярчайших, Петр попросил Ареса проводить его туда, где никто не будет мешать. Собрав крупицы, еле шевелящейся в нем энергии, он приступил к проверке возможностей. Петр обнаружил, что его тело обладало способностью распадаться и перемещаться (правда, на небольшие расстояния, по сравнению с обычными возможностями джиннов), но это потребовало невероятной концентрации и максимальных затрат энергии. С высвобождением чистой энергии из материальных предметов дело обстояло еще хуже. Валун в два человеческих роста просто раскололся, а должен был исчезнуть желтоватым газообразным облачком, едва-едва заметным простому глазу. Полностью обессиленный, Петр рухнул у ног товарищей. Последнее, что он заметил уже не зрением, а колыхающимся сознанием — пестро разодетую толпу, бежавшую к ним. Потом, провалившись в темную бездну, он интуитивно искал тусклый одинокий лучик энергии, и, найдя этот маленький кусочек жизни, жадно прильнул к нему.


Глава 3

Первое, что он увидел, когда очнулся, это белый потолок и натянутые между стен канаты, по которым бесшумно скользили метровые змеи омерзительного вида. Преследуя исключительно свои цели, они ползали от одной стены к другой, исчезая и снова появляясь из круглых отверстий. Изредка слышались глухие шлепки — это какая-нибудь гадина падала на пол и продолжала движение внизу. Внутри Петра шевельнулось, словно кишечник тоже захотел погулять. На руках была чужеродная влага, а левая пятка ужасно чесалась. Живот сводило от холода. Петр поднял руку и, положив на грудь, стал опускать вниз, к пупку, чтобы привести органы в порядок — совершенно обычная и естественная процедура, но наткнулся на толстую, переползающую через него кобру. Джинн очнулся окончательно. Он вскочил на ноги, откинул кобру к дальней стене, почувствовав при этом прилив неконтролируемой ярости, и вышиб дверь.
За ней, на стуле сидел Ал и что-то читал. Светильник перед ним рассеивал полумрак длинного коридора.
— А, Петя, — почему-то шепотом произнес он, подняв глаза, — выздоровел наконец-то. А я тут книжечки нашел. На старославянском, представляешь!
— А о чем книжечка-то?—  угрожающе спросил джинн.
— Не знаю... — Ал задумался. — Я, честно говоря, читать разучился. Но приятно, — и он вновь перевернул страницу.—  Как самочувствие?
— Очень плохо. Но если сейчас кого-нибудь придушу, — станет лучше. Какой... то есть, кто меня положил в комнату с этими... ползающими?!
— Да это Асклепий, здешний главврач. У них тут лечат анакондами и слюной собачьей. Я чуть того... когда увидел, как тебя облизывают... Но, говорят, здорово помогает.
Петр понял, что за влага была на его ладонях.
— Я этому лекарю сейчас морду набью, — спокойно и решительно изрек джинн.
— Не надо, Петя. Если бы ты видел, как он обрадовался, когда тебя принесли. У него же пациентов совсем нет, во всей больнице. Сейчас мода на энергетическое лечение — воздействие биополем. А когда ты из десяти местных экстрасенсов всю энергию высосал, так, что они просто попадали, то тебя решили по старинке лечить. И помогло, как видишь.
— Алик, у меня к тебе большая просьба. Если я еще когда-нибудь заболею, будь добр, не давай меня никому лечить. Со всеми трудностями я справлюсь сам. Сон — лучший лекарь.
Ал рассмеялся.
— Ты чего? — подозрительно спросил Петр.
— Не обращай внимания. Просто ты мне напомнил кое-что. Несколько дней назад...
— Что?!! Ты хочешь сказать, что я провалялся здесь несколько дней???
— Пять, Петя. Уже шестой пошел.
Джинн опустился на пол.
— Ну, все... Конец. Чень-Юнь уже нашел кольцо... Какого же беса теперь делать, а, Алик?
— Подожди ты, дослушай, что я хотел тебе рассказать. Ты не помнишь, случаем, предшествие Апокалипсису на Земле?
— Нет, конечно. Я тогда был заточен Вингом. А потом не спрашивал. Как-то не принято...
— Так вот. Сатана тогда придумал хитрую штуку, дабы набрать силу. Он разыскал Крона,  несколько обиженного на то, что потерял прежнее уважение среди людей, и совместил его с несколькими старыми божками сна. Поэтому из тысячелетия, предшествующего Великой битве, получилось одно сонное мгновение. Неприметное, и неосязаемое. А когда Винг разрушил временной кокон, и битва закончилась, то, оказавшись здесь и уже материализовавшись, боги обнаружили странный снаряд, к которому невозможно было подойти. Никто не знал, что это такое. И только после того как Рок сказал мне и Аресу, что...
— Подожди, — Петр перебил Ала, — Рок разговаривал только со мной!
— Не будь наивным, джинн, — Ал посмотрел на него, словно на пацана, — Рок разговаривал со всеми нами. Даже с Фемидой. И как только тебя положили в этой, — Ал показал на выбитую дверь, — комнате, Арес сразу побежал к снаряду. Там уже колдовала Фемида со своими девами... Каким-то образом ни Крон, ни сонные божки во время переноса на Свалку не отделились друг от друга, даже крепче объединились, так, что оторвать одного от других просто невозможно. Арес привел кузнецов и мастеровых, и они за двадцать четыре деления, руководя гигантами и титанами, собрали здоровенную катапульту. Рок сказал Аресу, что ее задача — подбросить снаряд выше самого большого здания в столице. То ли Рок приложил к этому свою "руку", то ли колдовство Фемиды подействовало, но снаряд снял свою защиту, и двое титанов смогли затащить его, на стартовую площадку. Я сам не видел, но Арес забегал и рассказывал, что снаряд взвился в воздух, словно шарик, а потом сам повернулся на девяносто градусов и полетел прямым ходом к границе. Там видели какие-то вспышки, наверно, задели пограничники, но все обошлось: из обсерватории наблюдали за полетом и заметили, что снаряд, пролетев над Тьмой, сделав поворот вокруг Луны - Аах, прямиком бухнулся на наше с тобой Но. Бывшее... — в голосе Ала послышались нотки сожаления. — В общем, там снаряд разорвало атомным грибом, и больше ничего видно не стало. Вот так-то. Их астрономы говорят, что такой видимости никогда не было, словно знамение какое-то произошло... И даже если Чень-Юнь что-нибудь нашел, он не сможет произнести ни слова, потому что на это уйдут годы. Ну, а когда мы потихоньку туда доберемся, будет так, как захочет Рок...
— Да кто он такой?! Ал, я ничего не понимаю.
— Ты знаешь, я тоже. У кого ни спрошу, все, как заведенные твердят: Рок сильнее богов. А кто, что — не ведают. Одно точно — боятся его. Говорят, что если Рок появится, то будет конец Света.
— Что — опять?
— Что "опять"?
— Знаешь, мне надоели эти концы света. Я уже наглотался ими досыта. И я хочу одного — найти Винга и вернуться на Землю. Ну, еще, конечно, вернуть свою силу. Полностью. Давай-ка, Ал, пошли к Аресу.
— Не торопись, Петя, — Ал отложил книгу, которую все еще держал в руках, — нам нельзя торопиться. Рок ведь и со мной разговаривал, и приказал, понимаешь, ПРИКАЗАЛ не спешить... Я после этого как будто смысл, в своем существовании обрел. Впервые чужому приказу обрадовался. Кстати, в честь нас тут праздник учинили Ярчайшие, — Ал резко сменил тему, —культурная программа уже составлена. Все ждали только твоего выздоровления. Не будем их обижать, ни к чему ссориться со Светом. Мало ли как жизнь обернется, а, джинн? Может, конечно, мы и не вернемся сюда никогда...
Джинн не предчувствовал. Он точно знал, что Свет уйдет из их жизни навсегда, как только они перейдут границу Сумерек.
"И действительно, чего спешить. Куда? Ведь самое удивительное, что я — никто! Сгусток энергии, волей какого-то чудака наделенный самостоятельным мышлением. И все тороплюсь чего-то исправить, что-то переделать... Кому это надо в нереальности всего существующего и такого же логичного, как я сам? Мне не надо..."
Петр впал в апатию, и только робкая мыслишка, слабо запульсировала, и,  обрела  значение.
— Петр! Петр!...
Джинн поднял глаза и увидел встревоженного Ала.
— Что с тобой, Петя?! Ты, похоже, распадаешься?..
— Я сейчас посмотрел... в лицо своей смерти... Оказывается, это так просто, — джинн оглядел свои светящиеся руки и ноги.
— Ты еще не выздоровел. Поспи здесь, в кресле, а я подежурю. Завтра праздник, развеешься... Поспишь, хорошо?
— Хорошо, Алик, — и Петр уснул.
Его разбудил тихий говор и шелест одежды. Кто-то приглушенным баритоном доказывал доктору, что праздник вот-вот начнется, и Ярчайшие не одобрят опоздания. Доктор, пытаясь говорить тихо, убеждал, что необходима еще одна, последняя процедура. Не открывая глаз, джинн увидел бородатого мужчину в черном плаще, чуть запачканном кровью. При слове "процедура", Петр  вскочил с кресла, и скинул с себя плед.
— Я здоров, — бодро сказал он.
В коридоре воцарилась тишина.
— Замечательно! Славненько! — с преувеличенной радостью воскликнул обладатель баритона. — Одежда готова, ванны тоже, может быть, мы сможем успеть к началу.
— А Ал и Арес?
— Аресик здесь, ждет у входа, а уважаемого Алика увели на стадион. Только вас ждем-с.
— Как увели?
— Под ручки, вежливо, со всеми почестями. Он без вас не хотел идти, но, сами понимаете, хотя бы один из почетных гостей должен присутствовать на церемонии открытия. Мы его заверили, что, как только вы... в общем, мы сразу вас... так сказать, к нему и...
— Хватит мямлить, — Петр помассировал шею, — давайте одежду.
— Но сначала ванночку, так сказать, чтобы запах источать, благоухать, беречь обоняние уважаемых свободных граждан великолепного Света и поддержать престиж столицы, дабы никто из низкостоящих, не мог допустить перессудов...
Он бы еще долго развивал тему, но Петру надоел этот вкрадчивый и доверительный голосок. Он сконцентрировался, напрягся и с потолка неожиданно обрушились потоки мыльной воды, а следом и прохладный душ — чтобы смыть остатки пены. Запахло розами.
— Давайте одежду, — довольный Петр смотрел на стекающую с лиц посланников пудру. — Был бы я в полной силе...
В коридоре послышалась солдатская ругань и хлюпанье шагов по воде. Важного вида вояка в сопровождении десяти темнокожих бойцов, вооруженных бумерангами и копьями, появились из-за угла и остановились перед намокшим народом. Подошедший был чем-то недоволен.
— Слушай, Асклепий, еще раз узрею такой беспорядок в твоем гадюшнике, — науськаю санэпидемстанцию, и прикрою, на фиг, понял?
— Я не виноват, Ашур, честное слово! Это все он, — целитель указал, кто, — ванны так принимает...
— Меня это не касается. Ораоши, — Ашур наклонил голову и перья на шлеме закачались, — верховная триада будет на стадионе через две четверти деления, а вы должны быть на месте почетных гостей несколько раньше. Опоздаете, — жди неприятностей. Больших.
— Мы уже собираемся, — засуетился Ораоши, — только одеться осталось, как подобает уважающему себя и, естественно, других почетных граждан столицы, дабы...
— Уже много прошло, несчастный. — Ашур зыркнул устрашающе, развернулся и прошел мимо обнаженного Петра.
— Ну, ладно, вы тут поболтайте между собой, — джинн потянулся, — а я, пожалуй, пойду. — И щелкнув пальцами, он в следующее мгновение оказался около Ала, одетый во все белое.
Ал вздрогнул.
— Ты когда-нибудь предупреждать будешь? Так ведь инфаркт заработать можно.
— А у тебя и сердце есть?
Бывший призрак задумался.
— Не знаю... Иногда что-то похожее...
Петр осмотрел Ала изнутри, но ничего не сказал.
— Ты, выздоровел?
— Здоров, как бык.
— Это не самое лучшее сравнение сейчас. Только что коррида закончилась, хорошо, что не довелось тебе увидеть. Жестоко.
—  Когда придут Ярчайшие? — Петр осмотрелся.
— Скоро. Будут сидеть прямо над нами, в ложе. Отсюда не увидишь, но, говорят, нас пригласят на аудиенцию.
Петр только сейчас заметил отсутствие Ареса.
— А воин где?
— Он же за тобой отправился. — Ал покачал головой.
— А... забыл, — он с большим трудом сконцентрировался и переместил боевого товарища к себе.
Арес тяжело дышал.
— Петя... ты, конечно, сам можешь исчезать, появляться и делать что угодно, но я предпочитаю передвигаться своим ходом. Прошу на будущее...
— Не рычи, Сера. Лучше расскажи, что будет. А то, может, вздремнуть?
— Я бы так и сделал, — Арес уселся поудобнее, — да народу, видишь, сколько. Все орать будут.
— Это не проблема, ты же знаешь...
Внезапно весь стадион, словно единое существо, всколыхнулся и соединился в приветственном крике.
— Чего это с ними? — Ал пригнул голову.
— Ярчайшие пожаловали, — зевнул Арес, — вы как хотите, а я вздремну, — и облокотившись о колонну, он закрыл глаза.
— Может, смоемся? — спросил Петр.
— Давай, посмотрим немного, а то ради нас праздник, неудобно...
— Ради нас, так ради нас, хотя в этом сомневаюсь. Смахивает на Колизей в Золотом городе.
— Где такой?
— На Земле, браток, на Земле...
По собственному опыту Петр знал, что если возникают похожие ситуации, то из них нужно извлекать какие-то сведения. И сейчас, он ждал знака, чтобы действовать в соответствии с ним. Но знака не было.
— ...Но ты его никогда не видел, — Петр разочарованно осматривался. К счастью... О, смотри, — джинн указал на беговую дорожку, окольцовывающую поле, — старый знакомый.
"Неужели это знак?! — подумал Петр. — Что-то или кто-то хочет мне указать на старого знакомого?!" Он посмотрел на Ала. Но бывший призрак следил за событиями на стадионе.
Степенно, как подобает Ярчайшему, хотя и одному из самых младших, Ораоши вышел на середину поля. Окруженный со всех сторон размахивающими факелами полуобнаженными мальчиками - огненосцами он остановился у рупора, который держали двое растолстевших титанов, и стал восхвалять мудрость и величие Рока. Говорить о своевременном появлении в Свете таинственных чужестранцев, оказавших посильную помощь разведчику, принесшему важную информацию, являющуюся государственной тайной. Но здесь все свои, и он, Ораоши, может кратко рассказать, что благодаря своим способностям смог разузнать и, естественно, с разрешения наимудрейших и наисветлейших, у которых немедленно просит их снисходительного позволения осведомить почетных и свободных граждан единственного демократического государства во всей необозримой Вселенной, ограниченной их свободным и самым верным пониманием. Из чего следует, что данный праздник, посвященный почетным и очень важным гостям, которые, гостями не являются, а,  скорее всего, есть посланники Силы очень могущественной. Если не самого Рока, который снизошел и указал, именно на этих, граждан неизвестной страны, рассказывающих небылицы вместе со своим товарищем, — бывшим, скорее всего, разведчиком, о будто бы имеющих место фактах небывалого могущества старого, и заклятого врага Света, так называемого...
В этом месте Ораоши прервал странный предмет, попавший прямо в лицо. На краю ложи Ярчайших стоял Амур, размахивая пращей, а в другой его руке краснел перезрелый помидор. Он многозначительно показал его Ораоши и отошел вглубь.
Оратор тут же быстро вытерся и провозгласил, что по велению Ярчайших спортивный праздник в честь гостей начинается.
Трибуны взревели. Оказывается, свободные граждане давно ждали этого момента и основательно к нему подготовились, ибо Ораоши с мальчиками пришлось убегать зигзагами, чтобы не попасть под перекрестный огонь со всех концов трибуны и не быть разукрашенными гнилыми фруктами, овощами и тухлыми яйцами. Но к их великому сожалению не все предметы пролетали мимо. Эта сцена развеселила даже Ала.
— Видишь, Петя, я же говорил, давай останемся. Интересное начало.
— Да ничего я не вижу. — Петр сосредоточенно осматривался. — Надо же было зайти к этому трижды абстрактному Року. Я как слепой...
— Ты о чем?
— Так, о своем. Все о том же...
На поле, вечно молодые титаны и герои, играя мускулами, показывали красоту тела. Плавно, переходя из одной фигуры в другую, силачи демонстрировали отдельные части тела то напрягаясь, то расслабляясь. При наиболее удачных показах, со всех сторон стадиона раздавались женские восклицания. Мужчины, не принимающие участия в состязаниях, с усмешкой поглядывали на своих спутниц, если таковые имелись. На что, последние отвечали тем же. Петр так заинтересовался, что упустил момент, когда поклонники культа тела сменились сторонниками культа силы. Здоровенные дяди с огромными животными и без таковых, напряжением брюшных мышц крушили бруски и ударами кулака разбивали камни. Потом вышли девушки и ловко обработали друг друга руками и ногами. А под конец первого отделения появилась пара прославленных бойцов — Тирский Ваал и Геркулес.
К этому моменту Арес проснулся и добровольно взял на себя обязанности комментатора.
— Сейчас они немного разомнутся, психологически настроят друг друга, а после будет очень интересная борьба. У нас на соревнованиях не допускается никаких убийств или умышленного нанесения увечий, но этим двоим разрешено все. Они постоянно выступают на самых торжественных праздниках...
Пока он говорил, бойцы, более похожие на коричневые глянцевые камни, перевернутые широкой частью вверх, подошли к клеткам со львами и, разминая руки, решительно вошли. Там они пробыли недолго, —сколько требуется времени для увеличения улыбки дикой кошки.
— Жалко зверюшек, — грустно сказал Ал.
— Их специально для праздников выращивают. А такая разминка настраивает боевой дух соперников и напоминает о героическом прошлом.
— А что же, настоящее не такое славное?
— Да какая там слава! Работают вышибалами в трактирах и кабаках... Вон, смотрите, психологические атаки.
Тирский Ваал выставил одну ногу вперед, подбоченился, а потом плюнул на траву, после чего раздавил плевок, указывая на Геркулеса.
Этот улыбнулся, поставил кулаки один на другой и сделал несколько вращательных движений, а затем провел прямой ладонью по сжатому.
Ваал согнул руку в локте, сжал пальцы, а другую ловко положил поперек первой. На что его соперник выставил правую руку вперед с оттопыренным вверх безымянным пальцем. Ваал вскинул две руки с подобной фигурой, на что Геркулес ответил выпрямлением всех пальцев. На этом психологическая атака закончилась.
Петр начал откровенно скучать, пока Арес подробно и точно расшифровывал смысл комбинаций. Сама борьба была еще скучнее, правда, не для зрителей. Они свистом подбадривали своих любимцев, пока те елозили по траве и дубасили друг друга. Как и следовало ожидать, спустя полчаса все закончилось ничьей, и под аплодисменты бойцы ушли.
— Обмывать пошли, — констатировал Арес, глядя им вслед.
— А что, неплохая идея, — Ал встрепенулся, — давно мы не сидели в кабачке, а? Расслабимся, отдохнем... Давай-ка, Петя, смоемся в какую-нибудь харчевню, пока нас не затащили ,еще куда-нибудь.
— Мне все равно, лишь бы отсюда. — И джинн, закольцевав энергетическое поле вокруг всех троих, полетел к ближайшему трактиру.
Возле входа, вокруг ровной дорожки, начинающейся от ступенек крыльца (кстати, трактир называется "Три ступеньки", что, служило напоминанием посетителям о наиболее опасном участке), до массивных вековых дубов, рядами алели маки и гордые розы. Петр, изможденный потерей огромного количества энергии, присел на последнюю ступеньку и погрузился в безмолвие, впитывая флюиды цветочных посадок. Ал и Арес, возжелавшие было, донести джинна на руках до ближайшего столика, получили молчаливый отказ и удалились прояснять ситуацию.
За стойкой бара вечно пьяный и веселый Вакх рассказывал забавный анекдот миловидной официантке, ласково теребя ее плечико. Заметив посетителей, он отвлекся от занятия и, услужливо подойдя к вошедшим на своих заросших густой шерстью ногах,**(копыта и волосатые ноги Вакх получил во время слияния с Паном. Ими удобнее выгонять подгулявшихся из трактира.) ** правда, расчесанной и наодеколоненной, осведомился, чего господа желают отведать и за каким столиком.
Арес указал на затемненный столик и велел принести меню.
— Ну что вы, благороднейшие, — цокая вокруг единственных посетителей наманикюренными копытами возмутился бармен, — у нас не забегаловка какая-нибудь. Мы никому не навязываем своего мнения и вкуса. Что захотите, то и подадим. Как возжелаете, так и приготовим. И никаких меню!
— Тогда чего-нибудь выпить и поесть. На троих, — сказал Арес, усаживаясь за стол.
Ал примостился рядышком.
— Кто-нибудь за двоих изволит откушать, или друга ждем?
— Ждем.
— Ага. Чего больше желаете?
— Не понял?
— Откушать поплотнее, али выпить побольше?
Арес вопросительно посмотрел на Ала. Тот пожал плечами.
— Выпить.
— Покрепче, повкуснее или поблагороднее?
— А что лучше?
— Это зависит от цели вашего посещения нашего заведения, — Вакх, похоже оседлал любимого скакуна. — Если неприятности какие, огорчения или высказаться надо, чтобы забыть, советую комбинацию из напитков разного свойства. Скажем, двести грамм хмельного пива, смешанного с наикрепчайшим спиртом, где в течение месяца настаивались три головки молодого мака, с добавлением трех ложек медовухи. Пропорции первого и второго компонентов — два к одному. Еда здесь неважна качеством, но отменна количеством и плотностью. Если беседа приятная, но внутри вас есть недовольство какое-нибудь собеседниками, и вы желаете его высказать мягко, жалея, — эль двухгодичной выдержки с изысканными деликатесами будет в самый раз. Если же просто время провести и с ясной головой уйти, но с облегченным кошельком, то нектар божественный, да еда вегетарианская. Но такого у меня еще никто не заказывал. Есть еще множество других вариаций, ибо кто-кто, а я, — Вакх стукнул себя пальцем в лохматую грудь, — можно сказать, прирожденный специалист в деле изготовления и употребления данных напитков. Так что скажите о ваших проблемах, и мы решим, что же надо...
Дверь открылась и трактир вошел Петр, слегка покачиваясь. Он странно и блаженно улыбался.
— Нам надо силы восстановить, — глядя на него, сказал Арес, — для начала.
— Нет ничего проще, — развел руками Вакх. — Милочка, — позвал он официантку, — сбегай к Музе и скажи: три больших бокала огуречного лосьона и сковородку хорошо поджаренной картошечки с лучком. Не забудь о красном перце, петрушке, бобах недожаренных и вазочке орешков: мужчинам надо силы восстанавливать. В храм Афродиты собираетесь, или возвращаетесь? — подмигнул он.
Воин медленно встал, сжал кулаки и, выйдя из-за стола, подошел к Вакху. Схватив за рог, шепнул:
— Еще раз упомянешь храм, — отбивную сделаю. Я — Арес.
— Ну что вы, в самом деле, так бы сразу и сказали. — Вакх освободился и отскочил. — Все понял... Милочка, еще три килограмма сметаны в широких чашках, — и он убежал за стойку, чему-то улыбаясь.
— Издевается, — процедил Арес сквозь зубы, усаживаясь между Петром и Аликом.
— О каком храме это вы, Серко? — Смотрел на него Ал. — Чем он тебя обидел?
— Да это так, мужики, личное...
— А давайте бахнем, — изрек вдруг джинн, заприметив официантку, — без закуски!
— Ха-а-арошая идея! Ты, Петя, кажется, и впрямь очеловечиваешься, — улыбнулся Ал, поглядывая на Ареса.
Воин рассмеялся.
— Да не обращайте вы на меня внимания. Просто я вернулся домой, вот и все.
— Что — все? — Петр попытался прозондировать его мысли, но ничего не получалось, чего и следовало ожидать.
— Потом расскажу. Может быть. — Арес осушил свой бокал, не чокаясь.
Вакх одобрительно хмыкнул.
Бывший джинн и более чем бывший призрак медленно цедили свой напиток, а когда Арес послал за пятым бокалом быстроногую Милочку, в трактир ввалился огромный широкоплечий мужик с бородой и в кольчуге. В руке он держал палицу.
— Хозяин! — с входа гаркнул он. — Бадью пива, две бутылки спиртеца и горбуху хлеба. Жажда замучила, — пояснил он, и плюхнулся за стол.
Арес поперхнулся.
Вошедший осмотрел трактир из-под нависших над глазами бровей и, узрев посетителей, уставился на воина. Губы его растянулись в недоброй улыбке.
— А, братишка. Драться будешь?
Арес опустил голову.
— Ну и славно. Мне тоже не хочется. Хозяин!!! — Взревел он, — долго я ждать буду?! Сейчас разнесу твой свинарник к ядрене фене!..
— Уже несу. — Вакх показался из кухни, держа в руках черпак, а за ним два титанчика тащили сорокалитровую бадью пива. — Еще понадобится, — крикните.
— Что я, по-твоему, напиться сюда пришел?! У меня еще дела в вашем глупом городишке. Бутылку от меня этим, — он указал на путников, — в знак уважения. И пусть только не примут!
— Как скажете. — Вакх тут же отдал распоряжение и подошел к столу товарищей. — Славяне сегодня гуляют. Сами понимаете...
— Кто это? — Петр показал пальцем на грубияна.
— Перун. Купец из поселения. — Арес мотнул головой, словно отгоняя какие-то мысли, и налил из поданной пятилитровки в свой бокал.
— А тебя он откуда знает? — Петр разглядывал бородатого, оценивая его силу. — Может, ему морду набить, а?
Перун, услышав, оторвался от черпака, посмотрел на Петю и, витиевато выразившись, спокойно продолжил утолять жажду.
— Да брось ты, — Арес махнул рукой, — нормальный мужик... Давайте напьемся, а? — он вдруг почти умоляюще посмотрел на них.
— А почему бы и нет, — Ал икнул и протянул свою посуду, — наливай. Только закусочки бы побольше.
— Сейчас сделаем. — Арес щелкнул пальцами.
Спустя какое-то время, которое зафиксировалось в памяти Петра, как обрывки, и совершенно не отложившееся в разуме Ареса и Ала, джинн обнаружил себя лежащим между дубов, уткнувшимся в родниковый ключ. Голый Ал лежал в воде, а Арес спал, облокотившись о ствол дерева и во сне всхлипывал. Петр отметил про себя образы всех троих и провалился в темноту.
Разбудил его яркий свет, бивший прямо в глаза. Одетый Ал грелся возле костра, а воин задумчиво смотрел на воду.
— Ты не помнишь, что мы вчера делали? — спросил Ал.
— Смутно, — Петр заставил соединиться сознание с волей и немного восстановил картину происшедшего. — По-моему, мы слегка похулиганили.
— Голова трещит. — Ал подошел к ручью и наклонился над ним. — Кажется, меня вчера рвало.
— Трактир-то хоть цел? — Арес вгляделся в даль, что-то высматривая за полем цветов с кривыми полосками — следами их передвижения.
— Изнутри не совсем. Алик чего-то стал выяснять с этим... твоим знакомым... А мы вроде как помогли...
— Я?! — удивился Ал.
— Ага, — кивнул джинн.
— Ну и как?
— Если б не мы, было бы плохо.
— А кто кого? — проявил интерес Арес.
— А вот этого не помню. Столы летали... Порхающий трактирщик... По-моему, все-таки мы, но тот здоров... Непонятно, откуда ты с ним знаком?..
Арес задумался, потом крякнул и поведал свою историю.
— Вот как вы думаете, почему я один из самых лучших лазутчиков? Храбрости во мне больше, чем в других, или силы? Нетушки. Когда по Сумеркам пойдете, увидите, что ни того ни другого там не надо. Боли во мне больше, вот чего. Страдания... Раньше, еще на Земле, все кричали — Арес злобный, Арес кровожадный! Ерунда все это. Просто единственное, что мне помогало забыться — это война. Люблю я ее, стерву, безумно... — две слезинки покатились по щекам прославленного воина.
— Войну?? — Петр удивился.
— При чем здесь война, — отмахнулся воин, — жену свою... Афродиту. Ведь ни разу ей не изменил. Почти... — подумав, добавил он. — А эта... курва, чтобы в день десяток на себя не положить, не может. Уж и бил я ее, и молил, и одаривал.  Придушить грозился, и самому повесится, — ничего не помогает... Сюда попал, думал — все, глаза мои ее не увидят. Увидели — бац! Снова влюбился. А она — и Аресик, и Аресюшка и подлижется, и подразнит, но снова за старое. Ну, думаю, с ней не совладать, а с мужиками-то смогу. Сначала морды бил, даже Ярчайшим некоторым, а уж про этого полудурка Ораоши и говорить нечего. В общем, стали ходить тайком. Но этой твари, видно, надоело тайком, так стала тех, кто посильнее к себе приглашать. Я ему ребро сломаю, ей фонарь поставлю, так тот поправится, а у нее все "украшения" за полчаса проходят — знает, как сводить, и без следов... Злой я тогда ходил, со мной даже здороваться боялись. Я ведь в шестом десятке Ярчайших был, не из последних. До того дело дошло, что из Ярчайших поперли, а ей запретили в городе б..., сами понимаете. А она к славянам подалась и с этим Перуном мне рога укрепила. Подловил я его у нас, когда тот с товаром приехал, хотел всю злобу вложить... А он мне так бока намял, что я два месяца в гадюшнике Асклепия провалялся. А эта прошмандовка с цветами и яблоками каждый день приходила. Придет, поцелует и упорхнет. А под конец лечения говорит, мол, Ярчайшие постановили построить храм любви, а ее определили главной жрицей... Ну все, пропал, думаю. Со злости повязки с себя сорвал и во дворец, в разведку. Принимай, говорю, начальнику — злости во мне много, напрасно тратить не хочу. Пусть польза будет... Тот обрадовался — я ему тоже морду бил, и в отместку сразу же поручение дал... А вот про Сумерки пока помолчу, Рок не велел рассказывать. Одно добавлю, — многие туда сначала рвались, да редко возвращались. А я вот он, живой...
— Чего ты ее не бросишь-то? — Ал словно впервые увидел Серу. — Так мучиться из-за прос... — он не договорил.
— А ты бы бросил, если б любил? — Арес горько усмехнулся. — Любовь, брат, дело хитрое. А Афродита по ней главная, — не без гордости заявил он.
— Не знаю, не видел. — Но Ал точно знал, что бросил бы.
— Нет проблем, — Арес встал, — пошли. Это не далеко.
— Куда?
— Как — куда? К ней, к Афродите.
Ал посмотрел на Петра.
— Мне все равно, — равнодушно ответил джинн.