О духе противоречия...

О духе противоречия
Рассказ

Мы с Ленчиком учимся в одном классе. И вот уже семь лет подряд сидим за одной партой. Ленчик – всеобщий любимец. Не знаю, почему, но его любят все: и Татьяна Ивановна, наша добрая, умная классная, и красавица Инка, и ее близкая подружка – эта хвастливая Людка, и даже мальчишки. Они, наверное, уважают его, или нет – обожают, и это становится их мальчишеской привязанностью к нему.

Только я не люблю этого Ленчика. Но как его любить, если ему всегда легко? Всё легко? И на физкультуре от него учителя просто счастливы, и все девчонки ему записочки пишут, свидания назначают, и ребятам с ним весело, интересно! И даже тройки по физике его не щекочут… И за это, всё вместе взятое, я его не люблю. Подумаешь, задавала. Хотя… на самом деле … он … очень даже… хороший малый! Простой и добрый, внимательный. А меня, кстати, всегда, называет не иначе, как Наташенькой. Я это воспринимаю как дань нашему постоянному соседству по парте, но, тем не менее, частенько сержусь на его нежности:    -  Слушай, никакая я тебе не Наташенька! – говорю я тогда громко, чтобы все в классе слышали, - а назовёшь ещё раз, пересяду к Насте…

          Настя – это моя подруга, а с ней сидит Федька. Философ, как называют его все в классе, за то, что носит он огромные очки и напрочь не любит историю, литературу, словом, всю гуманитарию.             

         Конечно, мне совсем не хочется пересаживаться к Насте, хоть она и моя подружка. С Ленчиком хорошо, он всегда защищает меня от глупых приставаний мальчишек, а его нежное “Наташенька” мне очень даже нравится. Гордячку Инку, например, он и называет не иначе, как Инка, её подруженьку величает Людкой, ну, а я всё-таки – Наташенька…    Но правы и Настя, и мама  – у меня несноснейший характер, и я совсем  не такой ребёнок, как все. Дух противоречия всегда выпирал из меня, как пар из утюга, пронизывая каждую мою клеточку. Так же случилось и в этот раз.

         - Конечно, Татьяна Ивановна, в поход! – кричал Ленчик, когда “классная” привела к нам новую отрядную вожатую  –  “белокурую Жизель” из 10А, которая и изъявила желание, для лучшего знакомства, отправиться с нами в поход. Тем более, что на дворе стояла прекрасная погода затянувшегося бабьего лета …
         
          - В похо-о-д! – горланили и остальные, поддерживая Ленчика. Ох, и люблю же я эти походы! Тем более, что меня вечно выбирали капитаном походного экипажа – и на этом тоже почему-то всегда настаивают он, Ленчик, хотя, естественно, мальчишки ратовали за него самого. – Ну и что, что Наташенька маленькая, зато она волевая и справедливая, -  парировал он, и  остальные нехотя соглашались с ним: - Ладно уж, пускай Натаха…

Только Серёжка, лучший дружок Ленчика, держался обычно до конца: - Ленчика, Ленчика, - мычал он, но Ленчик делал ему какие-то свои “глазки”, и  тот  умолкал.  И  мне  приходилось  соглашаться. Ещё  и  потому,  что я боялась, что без  меня   что-то  сделают  не  так,  позабудут, выберут  какой-нибудь  не  тот  маршрут… Наверное,  я  просто  любила  командовать,  а  Ленчик  великодушно  поддерживал  эту  мою  потребность… 

          А  с  походами  мы  вообще-то  были  дружны.  У  нас  даже  были  свои  традиции -  мною  и  учителем  пения  была  придумана  походная  песня,  с  мальчишками  была  продумана  система  спортивных  соревнований  и  игр.  Всякий  раз  находились  интересные  викторины, которые  состояли  из  вопросов  каждого  из  нас  на  какую-то  заранее  заданную  тему.  На  любую! Так  мы  всегда  узнавали  что-нибудь  новое  о неизвестном  нам:  о  пуританах, космополитах, сивиллах, мироносицах… 
         
          Это  Татьяна  Ивановна  всякий  раз  подбрасывала нам  новенькую  темку, а мы  потом  рылись  в библиотечных  книгах, отыскивая  крупицы  знаний  об  этих  самых  штуках. Кто  интереснее  и полнее  умел  преподнести  вычитанное  в ученых  книжках, тот  непременно  награждался  эмблемой ” Короля  знаний”.  Словом,  в наших  походах  всегда было  интересно.  А  Татьяна  Ивановна,  к тому  же,  рассказывала  нам  некоторые  свои  истории  из  студенческой, взрослой  жизни, и нам  это  нравилось особенно…

         Но  сегодня!
- Поход, поход! Как будто нет ничего интереснее! -  прокричала-проворчала  вдруг  я,  и  со  злостью  посмотрела  сначала  на  осевшего  Лёнчика, затем  на  растерянную  пионервожатую. -  Опять  в  поход! -  повторила  я, сама,  удивляясь  своему  глупому  упрямству.  Казалось  бы  закономерным,  что  в  этот  прекрасный  сентябрь  мы  должны  по  традиции  собраться  в  привычный  вояж…   И  вдруг  на  тебе!  На  меня  что-то  нашло,  как  говаривала  иногда  Настя.  Вот  и  сейчас   –    даже   она     выпучила    на    меня  глаза,  и  только   Татьяна  Ивановна  нарочито  спокойно  спросила: -  Наташа, а что ты предлагаешь? 

          Что  я  могла  предложить? Культпоход в кино?  Экскурсию  на  завод? Бр-р, скучно, и давно надоело. Конечно, поход – это  здорово. Но если честно, мне совсем не  понравилась  наша новая отрядная  вожатая - с перекрашенными, взбитыми, как яичный белок, волосами, с носиком- пуговкой,  точь-в-точь  как  у  плюшевых медвежат…  Она была так уверена в себе  –  в нарядном  черном  фартучке с многочисленными рюшечками, в туфельках-лодочках на тоненьких  каблучках… Да и очень уж скоро проникся  доверием к ней  этот Ленчик, по праву – мой преданный друг (так втайне всё же думала я). Рассердило это меня… Отсюда и пробудившийся дух… противоречия…

Догадался  ли  об этом Ленчик, не знаю, но вот Татьяна Ивановна, наверняка, всё сообразила. Вот потому-то и обратила всё внимание на меня, и так ласково уговаривала не противиться… Знала, конечно, что мне по силам весь их поход расстроить, если захочу. Разве без меня пойдет с ними он, Ленчик? А без него какой поход? Да без него все не пойдут, ясное дело. Смекнула это «классная», и давай со мной в чем-то советоваться… Словом, подкупила меня этим. И оказалось – не вожатая, а я была в центре всех наших приготовлений и выдумок. Что ж, это было  по мне. А Ленчик, как всегда, голосовал за избрание меня «капитаном экипажа», хотя вожатая и пыталась сказать что-то вопреки. Я, видно, не внушила ей доверия. Но кто ее слушал? У нас были свои традиции, и нарушать их  по воле случайной залетной птахи из 10А никто не собирался…
   
          И поход, конечно, как всегда, был интересным. Мы прошли четыре десятка  километров вдоль местной речки, ночевали в палатках, а кое-кто и в какой-то хибаре (или сарае?) – развалюхе, стоявшей на берегу у места нашего привала. Здесь воняло плесенью, затхлостью, и того и гляди можно было стать жертвой какого-нибудь паука-скорпиона. Но кто об этом думал? Главное, была крыша над головой…  Да и спать-то пришлось не более четырех часов. Потому что вечером всех притянул к себе костер с картошкой, гитарой и смехом, а утром было задумано встречать восход солнца.
 
          Да и в эти четыре часа не обошлось без ЧП: мальчишки, отыскав где-то заброшенную лодку без весел, при свете луны и звезд решили наловить рыбы, чтобы утром порадовать нас ухой. Да умудрились где-то на середине небольшой этой речушки опрокинуть лодку и искупаться… После чего опять сушились у костра, да наблюдали, как плескалась в воде распуганная рыбешка, как сигали в воду из своих полуночных укрытий местные жители – лягушки…
 
          Как бы там ни было, поход остался памятен всем. А Ленчик, Ленчик вообще  удивил меня. Не стесняясь, все свое джентльменское внимание уделял мне, явно давая понять всем, что Наташенька – его симпатия, его птичка, которую он держит под крылышком. Странное дело, но в этот раз мне впервые не хотелось противиться и спорить. Наверное, потому, что его крыло казалось таким сильным, надежным и преданным; так приятно и спокойно было рядом с ним, а отказываться от его внимания было бы просто-напросто противоестественным…
 
          А он вообще был таков – галантен, вежлив, обходителен. С девочками – особенно. Это украшало его. А нам всем, пожалуй, этого-то частенько и не хватало во взаимоотношениях: некоторой тонкости, ничуть не меньшей заботы о других, чем о себе самих…. Хотя мнения его и отношения к окружающим были подчас чересчур стабильны. Как Инка или Людка (по всему видать – влюбленные в Ленчика) не пытались расположить его к себе, их место во всех взаимоотношениях было всегда одно и тоже: он шутил с ними, галантничал, улыбался, но дальше ”Приветик!” при встрече их отношения не углублялись, и они так и оставались для него, как будто вовсе не девчонками, а ”своими парнями” – Инкой, Людкой…

          Я никогда не могла понять этого его равнодушия к первой красавице класса, ее самоуверенной подружке (которые,   кстати сказать,  не пытались  скрывать своего полного восторга перед ним). Вот уж, поистине, прав поэт, сказавший: “Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей… “ Истина! Хотя в нашем случае это имело отношение к мальчишке. Но какая разница? Человеческая психология выражена гениально точно, не так ли?

Да, Ленчик… О нем многое можно было бы рассказать, настолько он многогранен и интересен, как личность. Но при всём том он еще и прост, и  прочитай он  всё написанное здесь,  наверняка, во-первых, удивился бы (Наташенька - и сантименты?), а во-вторых, посмеялся б: - Наташенька! Всё глупости! Ты преувеличила: я такой же, как  все. Как Колька Пендик, и Жорик Никол, и Витька Сердяй… Да, такой же, такой… Не выдумывай!..  –  Но это была бы его нарочитая скромность, и, мне кажется, он и сам знал бы это. Потому что быть таким, каков он есть – везде первым, лучшим, великодушным и мужественным,   –ему нравится, и он приучил себя к этому, и без этого уже бы не смог. Уж не был бы собою…  Это стало его привычкой, то есть, нет – характером.

Ну, ко всем этим отрицаниям он, пожалуй, мог бы добавить и еще нечто. Например: - Просто, я люблю тебя, Наташенька… - Как это уже однажды было, когда  он бухнул эти  сказочные слова при всём классе,  да еще при физичке, строгой-престрогой Элине Ивановне. У которой  тогда  чуть очки не упали с носа от неожиданности: как ни как, а   Ленчик в это самое время повествовал о законе Ома у доски. И вдруг, отвлекшись  на мою какую-то подсказку или реплику – отреагировал весьма своеобразно. Но слов у Элины Ивановны не нашлось, чтобы одернуть его (почему-то она сделала вид, что ничего не произошло, а она просто ослышалась), а Ленчик, как ни в чем не бывало, продолжал отвечать урок…
Правда, по классу все же пробежало некоторое оживление, особенно забеспокоились девчонки, учуяв подтверждение их давних догадок и предположений… Уловив  момент сцены, кто-то повизгивал от смеха, другие, будто проснувшись, спрашивали - что и как? - а третьи, в основном  мальчишки, вообще занимались своими делами, не придав значения «любовному диалогу» (как будто они случались в нашем классе на каждом уроке или каждый день!)

Я же, восприняв затею Ленчика, как шутку, парировала:  - Благодарю, великий рыцарь…  - Но не знаю, расслышал ли Ленчик мою реплику, он преспокойно завершал свой ответ Элине Ивановне, абсолютно не реагируя на шумок в классе.

         Удивительно, но в этот раз тот самый Ленчик, который почти никогда не получал четвёрок по физике, умудрился заработать у Элины «отлично». Ещё и похвалу, и надежду на возможные перспективы в области физики. Конечно, “если захочешь”, - тут же было добавлено учительницей. И всё-таки это был блеск! Да, Ленчик умел удивлять! И спокойно приняв и похвалу, и продолжавшееся оживление среди девочек от его “люблю тебя”, он, как ни в чём не бывало, уселся на своё место и стал заглядывать в мою тетрадь, желая знать, что я успела там записать, пока он торчал у доски?..

От него всё можно ожидать. Может быть, именно поэтому с ним интересно и все тянутся к нему? Не знаю. Только, когда я слышу, как о ком-то говорят, что в нём «души не чают», я всегда почему-то вижу перед собой его, Ленчика, с которым столько лет сижу за одной партой, и который всегда представляется мне не менее, чем современным рыцарем. Честное слово! Несмотря на то, что во мне продолжает жить неусыпный дух противоречия, который толкает на самые разные споры и несогласия с ним, школьным товарищем. Но не будь этого духа  –разве было бы нам интересно вместе?..
1969 г.
Валентина Лефтерова

(«Эксперимент», №1/2001, с. 5)