Дед Анфим

Крепкий был мужик! В Петровской Гвардии служил. Не знаю, была ли тогда эта Гвардия, но Преображенский полк был. В подробности залезать не буду, потому что много чего листать придётся. Дед Анфим жил в деревне Нива. Нива стояла почти рядом с речкой Сивой. Тут уже получается какое-то поэтическое слияние двух названий.
Как сейчас помню, лес весь вышерстили ещё до моего рождения. Так что, поля - кругом! На фоне чернозёма - единственная улица с приземистыми домами. Дома от того и приземистые, что брёвна были дорогущими, так как привозить их надо было издалека.
А вблизи росли двухсотлетние кряжи примерно так же, как у плешивого мужика два десятка волос поблизости лба. На эти-то кряжи никто и не зарился. Вот, дед Анфим, тогда ещё - молодец, каких поискать, и пригласил в сотоварищи отца Касьяна, славившегося непомерной силищей. Вдвоём да с парой откормленных жеребцов и сладили с последним островком леса. Сам-то Касьян, сын отца-богатыря, был тогда ещё не в силе. Потом уже тоже удивлял народ силищей-то.

Построили две избы под одной крышей. Избы, как бы, отдельные для себя и для сына. Шесть катышей и хватило, чтобы около двух метров в избах тех получилось.
Рубили, конечно, всё лето эти многовековые брёвна. Да заволакивали одно на другое чуть не до первого снега. Полы да потолки сначала в одной избе постлали.
Ну, да что об этом!
Сын-то у Анфимыча не в его кость пошёл. Только и был способен на обучение наукам. Оно как-то и пригодилось. Особенно в Гражданскую войну. Всё при штабе да при штабе. Имеется в виду Отечественная война.
Дед Анфим хоть и крепок был, а всё кашлял. Что там внутри его першило, не ведомо.
Только я уже застал его не в том возрасте, когда можно на коня сесть или так рявкнуть, что сердце в пятки проскочит, у кого надо. Я приехал в Ниву не как работник, а как самый дорогой гость. Дочь деда Анфима Фрося на стол поставила крынку молока, чашку творога, манную кашу на молоке, хлеб домашней выпечки.
Фрося предупредила меня, что молоко пятипроцентное, творог с неснятой сметаной, а каша манная тоже на молоке и без воды.

И говорить нечего, что от такой пищи у меня загорелись глаза на творчество.
-Дедушка, давай, я тебя нарисую?
Дед Анфим подскочил на месте, как ужаленный!
-Что ты, что ты! Никак нельзя! Я умру, если ты с меня портрет снимешь!
Я с сожалением посмотрел на его колоритные формы, да делать нечего. Нельзя так нельзя.
Ездил я так в деревню Ниву на велосипеде. Километраж, конечно, не малый, но был я сухожильный, в дороге нисколько не уставал. Сам Леонид Анфимыч тогда жил с нами, был мне за отца, так что я ездил на правах близкого родственника.
Покушать каши на таком молоке было одно удовольствие, а о твороге и говорить нечего! Чудо, а не творог!
Я, конечно, там что-то ещё вкушал, но память сохранила только это молоко, этот творог, кашу и ещё хлеб домашний!
Ни дать, ни взять - курорт да и только! В Сиве купание, писание этюдов, дружба с девчонками, что ещё надо?
Помню, меня тогда поразил мост через реку. Полностью сварен из металла, стоит на бетонных сваях, только на берег рельсы не протянуты, пошалить нельзя.

Так мне тогда никто и не объяснил это головотяпство. И никто не дал объяснений, почему посадили кукурузу. Поле практически лишилось в тот год вообще какого-нибудь урожая.
Время не то, чтобы ползло потихоньку вперёд, а как-то быстро менялось. Старились не только дома, машины и Государства. Старились люди. Фрося устала ухаживать за коровой. Исчезло молоко. Потом приехал дед Анфим в Ижевск. Леонид Анфимыч привёл его в наш дом.
-Рисуй меня! - пристал ко мне старик. - Хочу умереть!
Было ему тогда восемьдесят шесть лет.

Кому бы говорил! С азартом взялся за дело. Нарисовал почти во весь рост. Ноги только не поместились на лист бумаги полностью. Хотелось покрупнее лицо изобразить. Я, конечно, не рисовал деда Анфима с мыслью, чтобы он скорее помер.
Он, ведь, мне плохого ничего не сделал. Но, получалось, что я его каждым своим штрихом кисточки в землю закапывал. Я тогда этого не понимал, рисовал с упоением и хорошими мыслями. Но, у деда Анфима это самое в уме сидело!

Ну, стал он ждать скорой смерти. Год ждал, снова приехал.
-Рисуй меня! В тот раз, наверно, мало времени рисовал!
Что говорить, если в тот раз я писал портрет акварелью, то в этот раз на масляные краски перешёл. Ясно, что написал портрет ещё лучше.
Бедный дедушка Анфим! Почему ему так хотелось умереть? Думаю, что не мог он помочь дочери в хозяйстве, вот и страдал душевно.

Пришлось мне организовывать его смерть ещё следующие три года. Но греха на своей душе не ощущаю!

январь