Двадцатые

"Времена были еще вегетарианские"
Анна Ахматова

1

ДОКЛАД
14 июня по личному приказу дежурного по Комиссии тов. Коваленко, я, комиссар МЧК опер. части Жолнеровская, прибыла в парк Революции и застала там большую крайне возбужденную публику, собравшуюся возле яблони. На дереве сидел член Союза писателей Николай Никулин и дразнил граждан тем, что на спор готов был из яблока вырезать голову Ленина. Из опроса я установила следующее: Никулин вместе со своим другом тов. Турянским М. с утра посетили литературное кафе «Лабиринт Минотавра», после чего в нетрезвом состоянии направились в парк «показывать фокусы». Среди «фокусов» - кощунственная карикатура на вождя революции Владимира Ленина.

ЗАЯВЛЕНИЕ В ВЧК
14 июня, когда я, Дмитрий Алексеев, шел с очередного собрания Клуба Ленивых Писателей, проходившего в кафе рядом с парком Революции, то совершенно случайно увидел следующее: на большом дереве сидел писатель Николай Никулин и размашисто декламировал матерные частушки. Затем он сорвал яблоко и начал из него вырезать нечто похожее на гриб. Судя по всему, он был нетрезв. С Никулиным я знаком давно и знаю его кредо: «Пью мало, но много». Эта нелепая, на первый взгляд, фраза означает — пью редко, но когда выпью, то уносите меня, ребята.

«КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА»
Читатели в неистовстве. Писатель Николай Никулин залез на дерево в неприличном виде, чем опорочил свою честь, а также честь многих писателей. Что бы сказали Пушкин, Достоевский и Толстой?

ДОПРОС
Вопрос: В каком часу вы посетили кафе «Лабиринт Минотавра»?
Ответ: Не помню.
Вопрос: Товарищ Алексеев, член Клуба Ленивых Писателей, сказал...
Ответ: Кому-кому, а вот ленивому писателю я бы никогда доверять не стал. Вообще не понимаю, чем они там у себя в клубе занимаются. Кажется, всем непристойным, так как лень не допускает серьезных дел.
Вопрос: Это вас не касается. Товарищ Алексеев сказал, что вы из яблока вырезали гриб.
Ответ: Да Ленина я вырезал. У меня хорошо получается.
Вопрос: Значит, вы хотите сказать, что Ленин похож на гриб?
Ответ: Это сказал товарищ Алексеев, ленивый писатель, которому лень купить себе очки.
Вопрос: Так, по-вашему, Ленин похож на гриб?

2

На гриб, конечно, Ленин не похож, но иногда из чувства злости хочется ответить положительно. Впрочем, мне в тот день необычайно повезло — на помощь пришел мой друг Андрей Царев, известный своим неповторимым острословием.
- Никулин ничего не вырезал, так как не умеет этого делать. Люди собрались послушать его частушки, как в цирке. Люди любят цирк? Вот. Они пришли и на частушки. Никулин залез на дерево, потому что оттуда лучше видно публику. А выпил он для храбрости. Ленин — великий вождь революции, отец трудящихся масс. Маркс и Энгельс воодушевляют наши сердца. Ну, мы пошли? Спасибо.
Царев работал в издательстве «Мать», которое выпускало переводную литературу. На самом деле, чем занимался там Царев — мне неизвестно. Он много бегал, лихо разглагольствовал, засматривался на девушек, хамил незнакомым и сидел на диете, так как силился похудеть килограмм на тридцать. Впрочем, лишний вес совсем не мешал ему быстро ходить. Засеменил он до издательства будь здоров.
- Что на этот раз отмочили в кафе? - спросил Царев.
- Да решили с Михой Турянским по пивку выпить. У меня работа новая появилась. Для театра надо пьесу написать. Вот и отметили.
- Да уж. Революционный театр нуждается в революционных пьесах. Кто, как не пьяный Никулин, сможет их написать?
Издательство «Мать» находилось в подвале. Советскому читателю особенно не из чего было выбирать. На дворе гулял голод и безденежье, все на всем экономили. Бумага была дешевая, перевод зарубежных писателей на поверку - тоже. Поэтому покупали любые книги.
Главный редактор Елизавета Черная — пожалуй, единственный человек, за которого можно было не краснеть. Она исполнительно подходила ко всем своим обязанностям и обходительно отвечала разгневанным читателям.
- Почему у вас «бог» пишется с маленькой буквы?
- Потому что Октябрьская Революция понизила его в звании.
В издательстве непрестанно курили. С легкой руки Царева всегда находилась какая-нибудь дурь.
Переводом с французского занимался Виталий Лазарев, позабывший о личной гигиене и всецело отдавшийся творческому процессу.
- Привет, Виталь, что в этот раз переводишь? - спрашиваю я.
- Эмиля Золя.
- Опять о проститутках?
- Куртизанках. Ну, в общем, да — проститутках.
- Читателю это нравится.
- И не говори. На той неделе выпустили серию рассказов братьев Гонкуров. Так там, представь, одна проститутка заставляет своего клиента бегать на четвереньках, просить пощады, унижаться... А потом и вообще спрыгнуть из окна.
- Как это?
- Да вот так. Оказывается, он был ее отцом. Бросил когда-то ее с матерью, вот она и мстит.
- Ох уж эти французы.

3

Скандалы были обычным делом в издательстве. Крик и вопли — накипь творческого процесса. Царев, впрочем, мог прийти в замешательство на пустом месте.
- Ну вот кто, кто пригласил эту шлюху в Москву?
Андрей подошел к столу, за которым сидели мы с Виталиком, и бросил нам под нос «Комсомольскую правду».
«На неделе произошло торжественное открытие памятника Иуды в Самаре. Праздничное мероприятие посетил председатель реввоенсовета Лев Давидович Троцкий и сразу же отбыл в Москву».
- Я про другое! Ниже читайте! - запальчиво отмахнулся Царев.
«Всемирно известная актриса Елизавета Антонова, автор «танца Заратустры» (другое название — танец Сверхчеловека), приезжает в Москву. Режиссер ТНВ (театра нового времени) Арсений Дежуров ставит революционную постановку с ее участием».
- И что? - изумился Лазарев.
- Она же шлюха!
- Почему сразу шлюха?
- В Париже она спала с Анатолем Франсом, крутала роман с артистами Большой Оперы, появлялась на публике с цирковыми карликами и даже целовалась с русским магом Иваном Трыкиным!
- В самом деле, шлюха.
Царев, конечно, за словом в карман никогда не лез, но в лицемерии его нельзя было упрекнуть. Он говорил всегда то, что думает.
В комнату вошла Лиза Черная, деловито вытирая свои очки.
- Друзья, хватит лаяться, я пришла с хорошей новостью. Наркомат просвещения выделил нам дополнительных денег.
Царев немедленно оживился.
- Вот было бы хорошо, если бы у нас была газета... Такая, чтобы вот правду говорила. Если шлюха — то шлюха. Представляете, если бы на первой полосе было написано: «В Москву приезжает парижская шлюха Елизавета Антонова». Все бы купили.
Черная в задумчивости насупила брови.

4

Вечером по обыкновению я вернулся в свою холодную квартиру. Мы ее снимали с Мишей Турянским, моим близким другом. Наши общие пьянки частенько приводили к нежелательным результатам. Так, например, однажды мы выпили бутылку водки на морозе без какой-либо закуски, и я начал рассказывать Мише о немецкой классической философии во всех красках. Потом с утра болела голова — то ли от водки, то ли от немецкой философии.
- Как ты выбрался? - поинтересовался он.
- Царев вытащил. Сказал, что Ленина люблю. Что, в общем-то, правда. Но я бы никогда так вслух о своей ориентации не заявил.
Спали мы с Мишей в одной постели, поскольку другой не было. Зимой мы приглашали толстую бабу для разогрева кровати (она несколько часов ляжала на ней). Затем мы ее прогоняли и ложились в согретую. Впрочем, вскоре баба оставила свои полномочия — видимо, ее желания простирались дальше обыкновенной заботы о мужчинах. Летом, право слово, было попроще. В тесноте, да не в обиде.
- Читал последнюю «Комсомолку»? - спросил я.
- Про Троцкого?
- Нет, про Антонову.
- Да-да! Великая актриса! Много о ней слышал. Дескать, она была знакома с Анатолем Франсом! Он говорил про нее: «Больше, чем танцовщица».
- Да, талантливая женщина.
- А при чем тут она?
- Помнишь, в «Лабиринте Минотавра» мы обмывали мою новую работу? Антонова будет играть в моей новой пьесе.
- Да ты что?
- Дежуров обратился ко мне за текстом. Теперь думаю — что бы такого написать.

5

Кафе «Лабиринт Минотавра» - наше любимое место. Здесь мы проводим много времени: читаем стихи, соревнуемся в остротах, встречаем близких друзей. Поэтические чтения тут проходят едва ли не каждый день. Сегодня выступает Светлана Савенкова, поэтому собралось не очень-то много людей. В предыдущий раз, когда она выступала в Политехническом, ее заставили закрыть рот.
- Хватит уже этой духовности! Засуньте духовность себе в задницу! - кричали пьяные матросы.
- Я стараюсь раскрыть внутренний мир человека сквозь призму потерянного времени, - меланхолично простонала Савенкова.
Тогда ее закидали помидорами. Пролетариат не чтит напыщенной духовности. Ему Есенина подавай.
Сегодня же в кафе публика терпимая — выступать могут все. Савенкова читает декаданские сонеты о тлене. Она из другого времени — из отжившего серебряного века. Встречалась с самим Блоком и даже вместе с ним что-то сочиняла. Но это не сохранилось. Хотя, быть может, она сочинила, что сочиняла. Кто ее знает?
За столиками сидит разношерстная публика: футуристы, акмеисты, имажинисты, революционеры, нигилисты, идеалисты. Ко мне подсаживается Антон Трубкин, директор ТНВ (театра нового времени).
- Ты уже слышал? - спрашивает он.
- Да, Антонова. Что ж, прийдется включить воображение.
- Учти, что я на тебя полагаюсь. Только ты справишься с работой. На спектакль придет сам Луначарский. Скорее всего возьмет Александра Шишова — он сейчас главный «критик» от власти. Если не усмотрит марксистскую нотку, будет худо.
- Дежуров справиться.
- Это да, никто не спорит. Но важна канва. Важен сюжет. Придумай что-нибудь эдакое. Революционное. Про рабочий класс не забудь.
- Разве про него забудешь...
- У меня вот случай был. Для одного спектакля Дежурова потребовался петух, поющий «Интернационал». Представляешь? Я искал по всей стране петуха, поющего «Интернационал» и нашел! Где-то в Ташкенте. Один дальновидный дед придумал способ разбогатеть — давал концерты петуха. Так мы его конфисковали. И что ты думаешь? Не одобрили! Петух, мол, слишком маленький. Им большого подавай! Большого! Мы им поющего «Интернационал» петуха нашли, а они...
- Обещаю тебе, Антон, в моей пьесе петухов не будет...
- После премьеры нашего спектакля я еду в Ленинград. Уже купил два билета. Если все будет хорошо, мне там дадут денег.
Антон был дельцом по натуре. Я не антисемит, но еврей в нем говорил на чисто русском идише. Деньги он умел зарабатывать. Да и время было такое — что за слово «жид» можно было получить по морде так же, как за оскорбление большевистской власти. Наверное, другого такого благополучного времени для евреев не было. Это еще Есенин подметил. Тонко.
- А что это за девушка? - показал я пальцем в дальний угол кафе.
- Какая?
- Вот та. Рыжая. Видишь? Сидит и как-то одобрительно смотрит на Савенкову. Разве могут нравиться ее стихи?
- Это Маруся. Она феминистка. Ей все девушки нравятся. В этом смысле она подлинная революционерка.
Савенкова закончила читать декадентские сонеты и одарила публику учтивым поклоном. Жиденькие аплодисменты встретили ее.
Раздались мужские хриплые голоса:
- Слабенько как-то! Допотопно!
Трубкин прильнул к моему уху:
- Они мертвецы.
- Почему?
- Маруся умеет ставить на место зазнавшихся мужиков. Она не будет кричать о равноправии, доказывать им непристойность их поведения. Она просто сдаст их милиции, причем напишет такую докладную, что любой мужик преклониться перед ее аргументами.
- Вот так сразу? Докладную?
- А почему мужики могут, а она нет? Она что, должна в обморок падать, как в девятнадцатом веке?
Грех сказать, но Маруся заинтересовала меня. Не просто как девушка, но и как личность. Посмотрите, сколько в ней индивидуальных черт — взгляд, поза, жесты. Раньше девушки интересовали меня одноразово. Да и советская власть вроде бы отменила частную собственность. Но тут другое. Смотришь на нее и думаешь: может, в жены взять? Хотя нет, - она же красивая и рыжая. Хорошо, но потом точно в жены.
- Привет, я слышал, что вам нравятся девушки?
- Да...
- И мне нравятся...

6

...И жили они в мире и согласии... Какая пошлость. Писать пьесу об отношениях мужчины и женщины, с одной стороны, прием безотказный, но, с другой, попробуй убеди советскую власть, что во времена революции было еще что-то важное, кроме любви к народу. «Гриша, может, поженимся?» - «Не время сейчас жениться, Аксинья, но тебе — женщине — этого не понять. Маркс и Энгельс завещали нам сражаться за диалектический материализм. А Ленин подкрепил теорию практикой!»
Помнится, вышла у меня книга под названием «Рассвет». Казалось бы, и сюжет революционный, и символизм напыщенный, и высокопарные диалоги... Знатный революционер Володя влюбляется в проститутку Марию. Решил, так сказать, перед судьбоносным боем зайти в бордель, — а вдруг это последний день в его жизни? И тут такое: разговор о смысле жизни, о будущем обществе, о месте женщины в истории. И на глазах происходит преображение Володи!
Комиссар из наркомата просвещения Александр Шишов — знатный марксист — все прочитал мимо строк.
- Во-первых, от ваших аллюзий веет мелкобуржуазной отрыжкой. Почему революционер носит имя Володя? Намек на Ленина? Почему проститутка — Мария? Магдалина, что ли.
Во-вторых, как может проститутка изменить жизнь революционера? Наша власть не поддерживает проституцию. Они — угнетенная часть общества, прогнувшаяся под властью капитала. А что у вас? Вместо того, чтобы помочь ей справиться с положением, она — святая! Мученица за правду.
И, наконец, в-третьих, Николай, вы же талантливый писатель. Почему вы всякий раз пишете на такие незначительные темы? Революция за окном, посмотрите! Нам нужен масштаб. Анализ социальных проблем. Просвещение читателя. Не хотите незаметно — делайте нарочито: мол, так было сказано у Маркса. Вы же можете, вы же умеете писать.
После публичного унижения на меня наложили запрет. Романы перестали печатать. И если бы не Трубкин, предложивший пьесу, не знаю, чем бы все закончилось.
- Как твоя пьеса поживает? - спросил Турянский.
Я пребывал в апатии. Мне хотелось опять напиться.
- Думал про отношения написать, а потом вспомнил — на премьере будет Шишов. Тот самый, который раскритиковал мой «Рассвет».
- Кстати, об отношениях, - встрепенулся Миша, - я тут книгу читаю. Называется «Пол и характер. Написал философ Отто Вейнингер. Написал в 23 года и застрелился.
- Досадно.
- Книга очень популярна. Так вот, там доказывается, что женщины не способны к рациональному мышлению в силу своей природной составляющей.
- Думаю, Маруся бы поспорила в этими тезисами.
Миша привстал.
- А кто такая Маруся?
- Познакомился в «Лабиринте Минотавра». Феминистка. Интересная девушка. Загадочная такая.
- Влюбился, стало быть.
- Что?
- Ну раз загадочная. Как только разлюбишь — сразу разгадаешь. А пока пребывай в своем неведении.
- Я, кстати, в кино ее позвал. Сниматься.

7

Мой знакомый кинорежиссер Юра Шаров жил в коммунальной квартире. Корней Чуковский как-то сказал: «В Москве теснота ужасная: в квартирах установился особый московский запах — от скопления человеческих тел». Правда, Шарову повезло больше — его «определили» в музей. В связи с «квартирным вопросом» сразу после революции под жилье начали сдавать любые помещения — начиная с дворянских особняков и заканчивая музеями. Шаров попал в музей античности и жил вместе с профессором биологии Евгением Пулешковым, молодой актрисой Дианой Туневой, кокаинеткой Татьяной Атроповой и священником Николаем Ухабовым-Богославским. Юра сейчас снимал прогрессивный фильм «Любовь вдесятером» о свободном коммунистическом браке одной девушки и девяти мужчин. Главную роль играла как раз Диана Тунева, жившая в соседней комнате (времен эллинизма). В фильме она один раз встречается с подругой, чтобы поделиться с ней впечатлениями. Коротенькая роль. И почему бы ее не сыграть Марусе?
- Да пусть приходит, конечно, - ударил меня по плечу Шаров. - Кино нуждается в открытиях.
- Какое открытие? Я просто хочу сделать ей приятно. Снять профессионально.
- Видишь бюст Софокла рядом с умывальником? - показал пальцем Шаров. - Вот он не боялся открытий и ввел на на греческой сцене третьего актера. А все ему говорили: «Что ты делаешь? Как так можно?» А он сделал и вошел в историю. Думаю, кино как раз нуждается в переоценке. Театральные актеры непригодны для будущего, нужны люди из народа!
Зажигательный спич Шарова прервался внезапным появлением Дианы. Она мышкой проскользнула к нам в комнату и запаниковала:
- Пулешков мертв. Его убили. Боже мой!
- Бога законодательно запретили, - сказал я невозмутимо. Но Диана продолжала запальчиво бегать из угла в угол.
Профессор Пулешков и в самом деле оказался мертв. Его тело нашли рядом со столом, на котором лежал дохлый кот. А в самом углу стояла статуя решительного спартанца, грозно смотрящего на мертвеца. Удивительное совпадение.
- Бог карает грешников! Он все видит. Дьявольские занятия не прошли даром, - закипел священник Ухабов-Богославский, давая показания следователю Дудорову. - Вызывал тут духов, чертей, оживлял статуи. Нечестивец, я предупреждал его!
Следователь Александр Дудоров был из числа тех, кто умеет отделять мнения от фактов. В этом смысле он был безукоризнен. Факты, только факты и железная логика. От нее он никогда не отступал.
- Чем занимался профессор Пулешков? - обратился Дудоров к Атроповой, явно находившейся в неадекватном состоянии.
- Он вызывал духов, - отшутилась она.
Шаров ответил вне очереди.
- Он занимался наукой. Если мне не изменяет память, он хотел научиться оживлять людей.
Ухабов-Богославский моментально завертелся.
- Говорил же, говорил же, занимался не своим делом! Хотел поставить себя на место Творца. Чем он думал, нерадивый?
От этой жутковатой картины хотелось немедленно спрятаться. Хотя и советская власть предложила церкви превратить в отхожие места, религия прочно сидела в наших сердцах. Мне стало страшно. Накатили кошмары. Будто сижу я в театре, смотрю как на сцене убивает Дантес Пушкина, а тут рядом со мной профессор Пулешков кидает реплику:
- Ничего, оживим!
А сам он — мертвый, словно из землы вылез. Без глаз, без одной руки, с опавшими волосами. Нечисть!

8

ДОКЛАД
Рядом с телом убитого Пулешкова Е. была найдена кровь кошки. Свидетелей нет. Допрос показал, что до смерти в комнату Пулешкова приходили его друзья — философ Роман Михайлов и музыкант Матвей Матвеев.

«КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА»
Профессор биологии Евгений Пулешков вчера был найден мертвым в своем кабинете. По словам следователя Александра Дудорова, произошло убийство».

«МАТЬ-ПЕРЕМАТЬ»
При свете солнечного дня, ядрена мать, для нас обычная фигня кого-то уе..ать.

- Царев? Это ваши проделки? - пришел я в замешательство.
- Первый номер газеты «Мать-Перемать»! Вот — вот — настоящая революция. Самая честная газета. Мы не боимся мата. Мы говорим правду.
- Твоя идея все-таки победила? Не волнуешься, что возникнут проблемы?
- А на что у нас Лиза Черная? Она умеет деликатно всех отшивать. Люблю эту женщину.
Мы сидели в «Лабиринте Минотавра» и пили пиво. Моральное истощение коробило меня — идеи не приходили в голову, а сдавать пьесу нужно было в сроки.
На сцене появился пианист Матвей Матвеев. Он славился виртуозным исполнением классиков и виртуозным русским матом. Нрав у него был капризный. Но играл он как божественный Орфей.
- Царев, не хочешь его к себе в газету? Такого наворотит.
За столик подсела Ксюша Шилова — владелец этого заведения. У меня с ней частенько бывали проблемы из-за пьянства. Но настроена она была, кажется, миролюбиво.
- Когда играет Орфей, появляется Эвридика. А тут передо мной Шилова. Досадный обман судьбы. Превратность фортуны! - выкрикнул я.
- Как смешно, Никулин. Скажи «спасибо», что в последний раз не вышвырнула тебя отсюда за драку.
«Последний раз» - это когда я подрался с двумя евреями. Вернее, это была не драка, и избиение. Но я устоял. И если бы не антисемитизм Шиловой, не бывать мне больше в ее кафе. Однако, воспользовавшись случаем, она выгнала их.
- Знаешь Трубкина? - обратилась она ко мне.
- Этого жида? - встрял Царев. - Кто ж его не знает?
- Я хочу раздавить его как червяка.
- Чем же он провинился? - вежливо спросил я.
- Он мне просто не нравится. Я хочу, чтобы его театр закрыли. Чтобы о нем забыла вся Москва.
Понятное дело — конкурент. Кто еще собирает публику? Кафе Шиловой. А тут все зеваки побегут в ТНВ (театр нового времени). Поэтому она и хочет его раздавить. Полностью уничтожить. За эпатаж, светскость. И за то, что он еврей.
- А теперь, когда я закончил, - сказал пианист Матвеев, - вы все можете идти на х..й.
- Твой клиент, Царев. Бери его в газету.
Шилова важно встала, махнула хвостом и ушла восвояси.
Она любила ходить во всем кожаном и носить фуражку немецкого офицера. Страсть к германской культуре породила это кафе — похожее на берлинское кабаре.

9

Лично я не люблю эту западную культуру вслед за Достоевским. Она - словно блюдо с гнильцой. Бегство за деньгами сделало из человека пресмыкающееся. Раньше у меня были иллюзии о строительстве мировой империи слова. Даже предлагал ввести титул председателя империи! И мне, и моим друзьям казалось, что наши теории можно распространять во всем мире, становиться писателями всего человечества, но затем мы протрезвели.
Три года назад нас с Царевым отправили в Нью-Йорк читать лекции — его по табачному делу, а меня по «выявлению литературной идеи». Долгое время нас не хотели пускать: мол, большевики. Затем пограничники раздели нас до гола и заставили поклясться на Библии, что мы не будем петь «Интернационал» на улице и призывать к революции в США. Читать лекцию мне предстояло в одном из театров — стало боязно. Был аншлаг. Обыкновенно с робостью я борюсь с помощью алкоголя, но в Америке - «сухой закон». Тогда я поставил ультиматум: либо алкоголь, либо не читаю лекцию. В результате Царев нашел какой-то коньяк, который мы распили за кулисами. Естественно, я забыл про клятву на Библии — да и в нашей атеистической душе эта клятва за клятву-то не считалась, - и со сцены начал петь «Интернационал» и упрекать мещанскую Америку в бездуховности. «Вы хотите идею? Идея! И-де-я-нахожусь? В стране буржуев!» Толпа начала закидывать сцену помидорами. Тогда хитроумный Царев додумался камнем нацарапать на полу надпись: «Идея, б..дь, - это я, б..дь». Разразился скандал, и нас выслали из страны. Мещане, чтоб они померли!
- Может быть, ты хочешь их оживить? - сказал вдруг профессор Пулешков.
Наваждение. Избавиться бы от него.
- Вы знаете, что делал Пулешков с кошками? - расспрашивал актрису Диану Туневу следователь Дудоров.
Мы находились в лесу, где снимали короткую сцену с Марусей. Оператор Оганнес Экносян с армянской точностью выбирал точку съемки, а режиссер Юрий Шаров ловил настроение. Дудоров приехал некстати, но ему нужно было собирать сведения об убийстве. Диана отвечала:
- Он проводил опыты на кошках, чтобы потом опробовать на человеке. Сначала он выкачивал всю кровь из тела, очищал ее и переливал. Так, по его мнению, можно было их оживить.
- Интересно-интересно, - записал Дудоров. - Накануне к Пулешкову приходили философ Михайлов и музыкант Матвеев. Знаете их?
- Нет, - ответила Диана.
- Матвеев — пианист. Скверный парень, - добавил я. - От таких чего угодно можно ожидать.
Шаров с Экносяном даже не повернулись — они были увлечены процессом съемки Маруси. Юра думал о том, как бы отразить техническими средствами хитрую «лисью» душу героини, которую должна была сыграть обаятельная феминистка. Мне нравилась она. Я не люблю выражения «С первого взгляда» или «Они созданы друг для друга» - тем паче, что говорят эти фразы в оправдание своих чувств. Случилось все так, как случилось: Маруся охотно согласилась попозировать, а я нашел возможность провести с ней время.
- Можешь сместиться левее? - вежливо попросил Экносян Марусю. Он был щепетилен в мелочах.
- Нам нужно отобразить конфликт, - рассуждал Шаров, - Главная героиня выступает за настоящее коммунистическое будущее, без собственнических отношений. Поэтому она готовы жить с девятью мужчинами! А ты — дескать, девушка старой формации. Должна попробовать ее переубедить.
- Что значит старой формации? - Маруся насупилась.
- Старых нравов. Девушкам это свойственно — держаться за семейственность, за дом, за уют.
- Что за престранные стереотипы? Им так же это свойственно, как мужчинам — охотиться на мамонтов. Вы охотитесь на мамонтов?
- Нет.
- Ну вот и женщины не все готовят борщ.
Шаров не стал вступать в дискуссию, а принялся обдумывать способы воплощения своей идеи. Но Маруся была великолепна — она не давала себя обидеть. С виду скромная, но знающая себе цену. Думаю, что Шаров будет доволен: как-никак прогрессивное кино не может делаться без прогрессивных людей. Например, феминисток.
- Пожалуйста, Маруся, можешь сместиться левее? - настаивал Экносян.
Между тем, Дудоров, удовлетворившись допросом, покинул нашу компанию. Диана тотчас же прыгнула в омут творческого процесса и начала подготовку к своей сцене.
- А она юркая особа, - улыбнулся я. - Правда, тяжеловато передвигается, на мой вкус.
- Попробовал бы ты иначе передвигаться, живя с девятью мужиками... - пошутил Шаров.

10

На улице мне вручили книгу «Онанизм. Причины, явления, лечение болезни». Не знаю, почему я ее взял. Из интереса, видимо. Чего только на улицах не увидишь.
- Причина онанизма в том, что женщина не той породы пошла, - сказал Миша Турянский, лежа на кровати. Мы смотрели в потолок и мечтательно обменивались мнениями.
- Я вот нашел «той породы». Сегодня организовал съемки у Шарова. Маруся была великолепна.
- «Бойтесь данайцев, дары приносящих». Она свалилась на тебя внезапно. Будь начеку. Сейчас ты помогаешь ей в съемках, а завтра начнешь пол подметать.
- Брось ты, Миша. Мы живем в другое время. Это в европах сохранились прежние отношения. Человек человеку волк. А у нас — товарищ. Кстати, она участвовала в революции!
- Да ты что?
- Рядом с самим Троцким стояла. Отчаянный борец за права обездоленных! Мне даже кто-то сказал, что она блоковскую поэму «Двенадцать» первая приметила и сделала все, чтобы ее опубликовали.
- Любит Блока?
- Да...
- Но это же старо.
- Не говори глупостей. Блок — поэт революции. Стихии, бури, перемен.
- А также печали, тоски, отчаяния и апатии.
- Одно без другого не бывает. Это диалектика, Миша, диалектика...
Нахлынувшие чувства иной раз — подлый враг творчества. Думаешь, как хорошо найти себе музу, а потом выходит так, что всеми мыслями ты прикован к этой музе, а остальное уходит на второй план. Мне ведь нужно писать пьесу. А в голову не приходит ни одна удачная мысль. Да — революция. Да — рабочий класс. Да — светлое будущее. А дальше что? Где конфликт?
Я достал со стола книгу об онанизме и подумал: одиночество. А что, если одиночество — вовсе не болезнь, которая требует лечения? Говорят, что революция делается массами. Но как же быть без одиночек? Без тех, кто непрестанно сражается в тени?
- Ты хочешь написать об онанистах в революции? - закричал Царев.
Мы сидели в подвале издательства, где готовился новый номер газеты «Мать-Перемать».
- При чем здесь это?
- Ты сам сказал, что посмотрел на книгу «Онанизм...»
- Да, но это лишь навело меня на мысль. Я напишу пьесу про одиночку, который сражался за революцию незаметно. Его никто не наградил, но если бы не он...
Царев переключил внимание на газету, которую ему принесли. Она набирала популярность. Честность сегодня продается, как ни странно. Заголовки внушали оптимизм: «Правительство окончательно охерело» (автор — Сергей Шклюдов), «Наша экономика в полной жопе» (автор — Андрей Царев), «На днях наше дипломатическое ведомство обосралось» (автор — Матвей Матвеев).
- Матвеев? Ты все-таки его взял?
- Да, он неплохо пишет. И цинизма у него ровно столько, сколько надо. А вот и он.
Матвей Матвеев, с ниточки одетый в самые модные одежды, приблизился к нам, звучно стуча по полу своими сапогами. Он вызывал у меня противоречивые чувства. Мастер, но каков злодей. Не удивлюсь, если он замешан в деле об убийстве Пулешкова.
- Здравствуй, Женя Пулешков.
- Матвей, вот и ты! Проходи. Только что ушел Михайлов. Философствовал, как всегда. Говорил, что тело вторично по отношению к душе. Поэтому первично дождаться воскрешения души, а потом уж тела.
В белом халате, короткостриженый, с лукавой усмешкой, Пулешков вызывал ассоциации с безумным ученым, хотя таким не являлся.
- Я докажу тебе, Матвей, что человека оживить возможно.
- Я пришел к тебе как раз по этому поводу. Я не позволю тебе это сделать.
- Что?
- Не позволю тебе изменить человеческий код. Ты — идиот. Ты понимаешь, что делаешь? Я должен тебе помешать.
Впрочем, мое воображение разыгралось не на шутку. Оставим вымысел в стороне. Матвеев, конечно, способен на все. Потому я и «подложил» его Цареву. Проще будет выведать важные детали.

11

«КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА»
Знаменитая актриса Елизавета Антонова прибыла в Москву и поселилась в гостинице «Красная звезда». Со дня на день начнутся репетиции новой постановки Арсения Дежурова в Театре Нового Времени. Автор пьесы — Николай Никулин.

«МАТЬ-ПЕРЕМАТЬ»
В столицу прилетела известная на весь мир шлюха Елизавета Антонова. Она сыграет в новой пьесе пи..того драматурга Николая Никулина. У культуры есть, б..дь, будущее!

Я сидел в театре и наблюдал за тем, что происходит на сцене. Антонова была неподражаема. Несмотря на особое отношение к ней Царева, она подлинно была человеком искусства. Ей принадлежали статьи «Перенесем правительство в театр», «Раздадим театральные маски дояркам и кухаркам». Она мечтала превратить церкви в театральные подмостки, а также станцевать на крыше самого большого здания в мире, которое обещало построить советское государство. Революционные идеи пользовались спросом — особенно в нашей стране.
Я приготовил для нее роль той самой одиночки, которая делает революцию. Женщина. Уйма грязных матросов и тьма немытой солдатни врываются в Зимний дворец, берут власть. Но ничего бы не произошло, если бы ночью одна хрупкая девушка не соблазнила нужных людей, после чего крейсер «Аврора» встал на сторону революции. Марусе бы понравилось.
- Надеюсь, пьеса выдержана в необходимом духе? - директор театра Антон Трубкин волновался. - Нам нужны деньги. Хорошие деньги.
Он сидел рядом со мной в пустом зале. На сцене Антонова вытворяла неподражаемое. Дежуров упражнялся в наставлении. Семен Румянцев — он играл революционного матроса, влюбившегося в Антонову — носил актрису на руках, кружась в безудержном танце.
- Пойми, - продолжал Трубкин, - на премьере будет Шишов, и едва ли он ограничиться сухими замечаниями. Если ему что-то не понравится, то театр закроют.
- Ты уже говорил об этом, Антон. Я старался, как мог. Дальнейшее не зависит от меня.
- Шилова хочет меня утопить. Я слышал, что она сделает все, чтобы постановка провалилась.
- А что она может сделать?
- У нее есть выход на Шишова. Он время от времени приходит в ее кафе, где становится «главным гостем». Это означает, что перед ним открываются двери в те комнаты, а которые рядовому гражданину доступ закрыт.
- Боюсь предположить, что же там.
- Немецкий массаж под чтение стихов Гете.
- Самого Гете?
- «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой». С пламенным энтузиазмом читают эти стихи жрицы любви.
- Завидую Шишову.
- Да туда ходит вся партийная верхушка!
- Революция победила в человеке мещанина, но страсть к античным наслаждениям победить никому не суждено...

12

СЕМЕН РУМЯНЦЕВ. Я люблю тебя, но во имя чего мы должны свергнуть власть?
ЕЛИЗАВЕТА АНТОНОВА. Разве ты не видишь, как живет страна? Разруха в армии и экономике, народные волнения, царская власть отжила свое время.
СЕМЕН РУМЯНЦЕВ. Как скажешь, любимая. Но подумай в последний раз — ты уверена?
ЕЛИЗАВЕТА АНТОНОВА. Я уверена? А разве может быть иначе? Разве могут быть сомнения, когда гибнет человек? Человек — вот главное достояние страны. Человек — творец будущего. Человек — это звучит планетарно!
СЕНЕМ РУМЯНЦЕВ. Ради человека?
ЕЛИЗАВЕТА АНТОНОВА. Ради человека. И всего человечества!

- Какой бред! - махнул рукой Турянский.
- Думаешь? - огорчился я.
Михаил был не готов продолжать слушать чтение моей пьесы.
- Нагромождение патетических сентенций. Какая пошлость.
- Миша, почему сразу пошлость?
- Пахнет заказом. Причем, пахнет смрадно.
- Заказ заказом, но всегда можно сохранить свою индивидуальность.
И тут я вспомнил о своем знакомом, поэте Сергее Шклюдове, работающем сейчас в газете Царева «Мать-Перемать». Год назад он рассказал мне занимательную историю: нарком просвещения Луначарский собрал в своем кабинете ведущих поэтов страны Советов — Маяковского, Есенина, Пастернака и Шклюдова. Поскольку все старое отринули как ненужное, необходимо было создать свою новую литературу. «Мы хотим своего Гомера, свою «Илиаду» и «Одиссею» - напишите же!» - приказал Луначарский.
Маяковский написал поэму про славянскую дружину, Есенин — про леших и домовых, Пастернак — о славянских странствиях в поисках своей родной земли, а Шклюдов — о боге. Правда, непростом. Звали его Х..й. Он был языческим богом ветра, что угадывается в его легком рокочущем имени. Гимн Х..ю стал гимном против христианства, которое, придя на Русь, немедленно запретило это слово и сделало его цензурным. Церковь, тем самым, боролась с языческими пережитками — а, между тем, Х..й был самым жизнелюбивым, свободным, вольным богом. «Пей же вино и в сторону плюй, вместе с тобою небесный наш Х..й».
Написано на заказ. Но сердце поэта нашло лазейку для выражения!
- Но твоя пьеса — это совсем даже не Х..й, а полная х..ня.
Турянский был резок в своих оценках, но чертовски прав.
- У меня было мало времени, чтобы сочинить.
- Не оправдывайся.
- Хорошо. Согласен. А что делать? Подведу Трубкина?
Турянский похлопал меня по плечу и достал письмо.
- Это тебе.
- Письмо? Мне?
- Да.
Я лихорадочно вскрыл его. Это была Маруся.
«Я боялась кого-либо полюбить, потому что ни раз нарывалась на предательство. Но тебе я верю. Твоя Маруся».
- Моя...

13

Следователю Дудорову удалось собрать факты о происшествии в коммунальном музее, где жил кинорежиссер Юра Шаров, и он спешно искал встречи со всеми свидетелями. Дело Пулешкова нужно было закрывать. Мы собрались в комнате убитого и внимательно слушали Дудорова. Он ходил кругами, огибая античные амфоры и горшки.
- Матвей Матвеев рассказал мне интересную историю. Когда философ Михайлов гостил у профессора, сам Матвеев пил чай у соседки Татьяны Атроповой.
Атропова побледнела.
Дудоров холодно продолжал.
- То, чем они занимались, меня нисколько не волнует, но есть любопытная деталь: в каком-то сумасшедшем состоянии Атропова демонстрировала Матвееву пистолет, грозясь совершить самоубийство.
Анторова встала:
- И что с того? Я очень нервная.
Детектив не знал, что она кокаинетка, да и не сильно интересовался. Ему нужны были факты.
- Так или иначе, у вас был пистолет. И он пропал, так ведь? У вас нет пистолета.
- Я не знаю.
Дудоров дьявольски прищурился и потер руки.
- Наш криминалист Алексей Рунов установил, что Пулешков скончался от пули. От пули вашего пистолета.
- Откуда вы знаете? - заволновалась Атропова.
- Да не переживайте вы так, - успокаивал бледнолицую девушку следователь. - Вы вне подозрений. Экспертиза установила, что это самоубийство.
Замешательство робко пробежало по комнате.
- Вот только пистолет было трудно найти. Его намеренно спрятали.
Священник Ухабов-Богославский перекрестился три раза и пробурчал:
- Лукавый водит нас за нос. Все это знамения перед грядущим Апокалипсисом. Услышьте меня.
- Я вас слышу, спасибо. Садитесь. - Дудоров сделал паузу и продолжил. - Нашли мы этот пистолет в комнате актрисы Дианы Туневой.
- Что? - Тунева была явно в недоумении.
- Мы обыскали весь музей и нашли пистолет в вашей комнате.
Все это было похоже на фарс, но весьма увлекательный. Не то что моя пьеса.
- Можно было бы, конечно, предположить, что это всего лишь самоубийство, но тогда бы пистолет остался возле мертвого тела. Но почему-то он был обнаружен в вашей комнате с вашими отпечатками пальцев. Судя по всему, вы сами этот пистолет перенесли к себе. Но я долго думал: какой мотив? Зачем вам нужно было это делать? И на съемочной площадке сразу подметил. Вы передвигались достаточно грузно. Нам — ловким следователям с большим опытом — не трудно определить, беременна девушка или нет.
Диана понуро повесила голову.
- От него? - спросил Дудоров.
- От него.
- Я так и думал. И скорее всего он не хотел этого ребенка?
- Ему была дороже эта чертова наука! - вспылила Тунева.
- Да. Ему не нужен был ребенок. Словом, ваше положение не из приятных.
- Я не хотела его убивать.
- Конечно, не хотели. Иначе бы не взяли пистолет в свою комнату. После его смерти вы хотели застрелиться, но не смогли. Не хватило силы воли. А дальше — расскажите всем остальным, только честно, как все было.
- Он... Не любил меня. Занимался своими опытами по оживлению человека. Меня это так выводило из себя. И я хотела с ним расправиться. Взяла пистолет у Тани и... не решилась. Оставила его на столе. Мне было страшно.
- Какая нерешительная, - подметил Шаров.
- И тогда со злости я взяла таз, в котором была кровь кошки, и опрокинула его.
- Как я и думал, - подхватил Дудоров. - Он делал опыт на кошке. Очищал кровь. И мы заметили ее возле мертвого тела.
- Да...
- А дальше ситуация обстояла следующим образом: Пулешков, отдавший свою жизнь науке, не мог смириться с тем, что к его работе несерьезно относятся. Заготовленную кровь вот так вот выливают! А ведь он хотел оживить кошку... И увидел пистолет, лежавший на столе.
- Но я не... Я неумышленно, - плакала Диана.
- Дело закрыто. Спасибо за внимание.

14

«ЛЮБОВЬ ВДЕСЯТЕРОМ».
«Картину иллюстрирует оркестр. Цена билета от 40 копеек. Членам профсоюза — скидка 20 процентов».

- А ее героиня еще хотела жить с девятью мужчинами. Не потянула бы нервная система, - сказал Турянский, глядя на афишу фильма.
- Важно в таких случаях не влюбляться. Потом дети нежеланные... Эх, а ведь папу среди девяти искать проблематично.
- Смотри, что по этому поводу написала твоя «Мать-Перемать»!
«Кино — говно. Но приятно лицезреть, как девять мужчин по очереди домогаются преступницы».
- Ее карьере конец.
- Зато кино Юры Шарова теперь обсуждают во всех частях Москвы!
Близилась театральная премьера. Я не мог уснуть. Все думал о том, чем это кончится. На самые лучшие места я, разумеется, позвал Марусю. Она должна быть со мной в этот день. Ее мнение — самое значимое для меня. Что мне Шишов, погрязший в марксистско-ленинских догмах? У искусства другой бог. Женщины обыкновенно чувствуют его лучше. Интуитивно.
Так я и не сомкнул глаз до утра. Роковой день настал.
Трубкин переживал не меньше меня. Ходил из стороны в сторону, с кем-то разговаривал, пытаясь тем самым побороть страх. Пришел Царев со своими журналистами — им только подавай событие, они сразу напишут пакость. Мы с Марусей сидели в партере.
- Какие важные люди здесь, - показала пальцем она на Максима Горького. - Смотри, а рядом и Шишов.
Комиссар просвещения пришел в черном кожаном плаще и шляпе.
- Наверное, сегодня он побывал у девочек Шиловой, - заметил я. - Настроен он боевито.
Тут был и Шаров, не пропускавший ни одного культурного события страны.
Антонова поскакала в революционный пляс. Сцена сотрясалась. Зрители притихли.

СЕМЕН РУМЯНЦЕВ. Не время сейчас думать о переменах.
ЕЛИЗАВЕТА АНТОНОВА. О переменах нужно думать всегда. История — это постоянные изменения. Прогресс. Развитие. От обезьяны к человеку. От палки к оружию.
СЕМЕН РУМЯНЦЕВ. Но зачем торопиться?
ЕЛИЗАВЕТА АНТОНОВА. Мы не можем так просто ждать, пойми!

В этот момент кулисы разъехались и на сцене появился огромный крейсер «Аврора», который приказал туда затащить режиссер Дежуров. Это было эпохально. На крейсере появились матросы и запели революционную песню.
«Мы наш, мы новый мир построим, - Кто был ничем, тот станет всем».
И «Аврора» выстрелила залпом, пробив дыру в крыше театра!
Зал рукоплескал.
Встал даже Шишов.
- Ну как тебе? - я обратился к Марусе.
- Концовочка ничего.
Вот теперь я понял, что ее люблю. И расцеловал.

15

ДОКЛАД
Это грандиозно. Ода самоотверженности. Революционная песнь песней. А. Шишов

«КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА»
Постановка Арсения Дежурова очаровала всех. Никто из зала не ушел неудовлетворенным.

«МАТЬ-ПЕРЕМАТЬ»
Какая-то фигня. Хотя Никулин — пиз..тый драматург.

Через неделю газету «Мать-Перемать» закрыли. Елизавета Черная писала в «Комсомольской правде»: «Мы всего лишь говорили то, что не позволяли себе другие. Мы не противники революционного строя, мы продолжатели идей Ленина. Для нас главное — правда, в любых формах и проявлениях. В нашей газете мы не столько критиковали существующее положение вещей, сколько отдельные моменты. Мы видели, что гоголевские персонажи по-прежнему живут среди нас. Они не изменились. И чтобы помочь нашей революции распознать мещанский элемент, мы выпускали нашу газету. Досадно, что ничего из этого не вышло. Но мы верим в будущее». На следующий день Черную расстреляли, как и всех членов газеты. Царев, впрочем, успел повеситься до вынесения приговора. В своей предсмертной записке он оставил послание потомкам: «Идите все в жопу».
Диалектика не проходит даже мимо подвигов. Крейсер «Аврора» конечно же всех потряс, кроме самого верховного начальства. Да — масштабно. Да — мощно. Но как же материальные затраты? И как вообще можно было на сцену затащить «Аврору»? Ведь сцена претерпела ущерб. Одним словом, творческий коллектив похвалили, а директора театра уволили. Трубкин проиграл, Шилова свою задачу выполнила. А мы с Марусей...
- Слушай, у меня есть два билета в Ленинград, - сказал я своей ненаглядной.
- Откуда у тебя?
- Один человек туда очень рвался, но у него не получилось. Работу новую надо искать.
- Поехали!
Пожалуй, я был самым счастливым человеков в стране. Отдых в Ленинграде с любимой девушкой, хвалебные статьи в прессе. Жизнь налаживалась.
- Перед премьерой я ночь не спал.
- Понимаю. Волнение... - Маруся обняла меня.
- Не только это. Я писал стихотворение. Оно посвящено тебе.


Из-под пера Амура (стихи Н.Никулина)

В прологе жизни безрассудно
Две силы бьются вновь и вновь.
Смерть манит похотью подспудно,
Толкает к небесам любовь.
Две силы Фауста пленили,
Пари злосчастно заключили.
И Троя стала жертвой тех,
Кто на Олимпе ждал утех.
Законы жизни суть обычны:
Один толкает нас вперед,
Иной назад к себе зовет.
А мы колеблемся привычно.
И сколько б не молились ей,
Фортуну надо счесть своей.

Любовь вторгается внезапно.
Она соседствует с судьбой.
И — видит Бог — уж безвозвратно!
Пускается владеть тобой.
Замыслил в голове художник -
И тотчас стал себе заложник, -
Немыслимый картинный план, -
Аж одолел его дурман.
Любовь отобразить в сюжете:
Конечно же, не без людей,
Цветов, контрастов и идей,
И как в шекспировском сонете
Шокировать хитросплетением душ,
Да так — что изумишься уж!

Сюжетом мастер взял легенду
Про виртуозного певца,
Что покорял одним сонетом
И доводил дев до венца.
В деревне той жила Маруся,
Корившая мужей в безвкусье,
Весь пол и всех до одного -
«По сути, нет в них ничего»...
Певец Никола взялся мудро
Девичью прихоть обуздать.
И благородно доказать,
Что полюбить мужчин не трудно.
Однако ж сделать это так -
Способен не любой мастак.

Как Данте, муж достопочтенный,
Воспел святую Беатриче,
Поэт пал ниц пред ней смиренно
Сравняв любовь с сакральной притчей.
Как Дульсинею из Тобосса,
Известный рыцарь Дон Кихот,
Никола также, словно розу,
Лишил Марусю всех забот.
Прильнув с Стендалю осенённо,
Он рассказал ей о любви.
И продолжал так до зари,
Сближаясь с каждым словом кровно.
И удалось тогда-то в ночь -
Все суеверья превозмочь.

С небес архангелы взирали,
Святые слали благодать!
А серафимы помогали
Влюбленным мир в душе держать.
Художник краскою плескался,
Запечатленным любовался.
И в исступленьи закричал:
«Смотри — начало всех начал».
Прильнув главой к плечу мужчины,
Маруся неге отдалась,
С Николой душами слилась.
И в этом был исход картины.
Смотря на холст - и вновь, и вновь,
Художник понял: вот любовь!