Чердак

Твой мир не безграничен. Ты – не бессмертен.
Все твои мысли - мысли других людей: принятые, изжеванные, переваренные и вышедшие в окружающую тебя среду. Лишь так и ни как иначе может быть.
Я смотрел на картину и говорил себе: «Это то, что нужно, то, что подчеркнёт мою индивидуальность». Какие же пустые слова. Зачем что-то подчёркивать и пытаться доказать, когда ты, лишь маленькая чёрная точка на стене рядом с портретом социума. В него ты просто не попал. И не надо винить в этом художника. Ты, возможно, единственный, который мог изменить его творение, движимое пятно, прямо как раковые клетки поражают и перестраивают под себя ткани органа, ты мог вторгнуться на просторы полотна и окрасить всё совершенно в другие цвета или же вовсе перестроить изображение. Но, кто ты такой? Ты тот, кому надобна лишь пустота. Вот и получай, жалкая капля, впитавшаяся в пожелтевшие обои.

История начинается. Занавес поднимается. Ожидаете увидеть режиссёра, который представит вам свою интерпретацию? Не дождётесь! Весь технический персонал объявил забастовку и ушёл в безвременный отпуск. Бедняге пришлось повеситься на длинном тросе перед выступлением, чтобы матовая ткань взмыла вверх, открыв зрителям все тайны новоиспечённого представления одарённого драматурга.
Искусство требует жертв, верно и обратное утверждение.
Страдающие ожирением светские львы со своими красивыми, но в тоже время бестолковыми и пустыми, женщинами поднимают руки и начинают хлопать в ладоши. Полный мужчина в бабочке и тёмном двубортном пиджаке, сидящий у первого столика рядом со сценой, чувствует что-то не ладное. Аплодисменты ужасно затянулись по его мнению. Занавес поднят, а на сцене – пусто. Это не очень-то ему нравится, где же эти актёры? Но вот, решает он, начался первый акт, так как на сцену откуда-то слева выбегает женщина. Отлично. Он берёт в руки бокал с вином и подносит его к губам. Главная героиня, думает он, а та в слезах начинает истерично вопить о том, что гений скончался:
- Вызовите кто-нибудь врача!
С правой стороны возникает главный герой (по-крайней мере так думает джентльмен в пиджаке и бабочке),  и говорит, подходя к ней:
- Я не думаю, что понадобиться врач, - он обнимает её за плечи, - я видел тело. Язык словно голова змеи свесился из его рта, а все шейные позвонки растянулись и хрустнули, я слышал этот звук.
Она плачет, тушь, разбавленная солёными каплями, течёт на его белый костюм, оставляя после себя пятна, похожие на абстрактную мазню, какого-нибудь вшивого бродяги, который возомнил себя одарённым.
- Пойдём отсюда, - он уводит её за кулисы.
Занавес резко отпускается.
Включается освещение.
Джентльмен резко поднимается и хлопает в ладоши, за ним спешит и вся остальная публика. Это успех, весь зал тонет в аплодисментах.
- Гениально, какая игра. Определённо это то, что я ожидал увидеть, - мужчина на секунду прерывается, чтобы смахнуть со щеки слезу радости, и внезапно обрушивается на свой стул с сердечным приступом и тихо шепчет, поднеся руку к левой стороне груди, - все мои надежды оправданы.
Тонкая белая струя свисает с уголка его рта. Последняя судорога и стеклянный взгляд, зрачки расширяются, тело сваливается вместе со стулом на пол. Официант, с подносом, на котором стоит бутылка дорогого вина и два бокала, проносится мимо и наступает трупу на руку. Никто ничего не замечает, все рады представлению и продолжают пить, есть, курить дорогие сигары, хотеть друг друга и оставлять после себя кучи мусора. Вот они сливки высшего общества. Жертвы, своих пагубных привычек, которые требуют искусства.

Парень с рукой, перетянутой жгутом, сидит у заляпанного пальцами окна и смотрит вниз на маленьких прохожих, которые всё время куда-то спешат. По его клетчатой рубахе ползёт маленький паучок, спустившийся со своей сети на потолке. Микки, так зовут парня, думает про тот случай в театре, о котором он прочитал из газеты. Справа от него на диване, нагревая ложку огнём от зажигалки, сидит неопрятно одетый старый торчок. Микки думает задать пару вопросов товарищу:
- Джон?
- А?
- Ты в театре был когда-нибудь?
- Нет, какой театр? Ты о чём?
- Да так, - взгляд, сканирующий улицы уже было зацепился за какую-то деталь, но нет, он продолжает искать.
Все людские чувства для этих жиреющих на глазах «сливок» стали синтетическими ни тебе любви, ни горя, ни надежды, зачем тебе всё это, когда у тебя есть деньги? Всё покупается в этой потребительской пахнущей мёртвыми тушками крыс рытвине. Любое представление за ваш счёт! Хотите увидеть, как выскребают младенца из влагалища во время родов? Пожалуйста. А может, как сын убивает собственную мать из-за того, что та не дала ему денег в долг? Заплатите ещё половину. Как террорист смертник вбегает в набитый детьми школьный автобус и подрывает себя? Хотите посмотреть на то, во что превратилась ваша собственная жизнь? Оденьтесь в нестираные лохмотья, съешьте гнилой помидор и с бутылкой пива придите в театр. Вы станете всего лишь частью спектакля, может быть даже, что главным героем. Как же все они любят смеяться, всмотритесь в их лица. Попробуйте различить эмоции на этих напудренных холстах, если вы не забыли, как это делается и тогда, непременно, вы узнаете самого себя.
Струна входит в тело, на секунду внутри градуированного цилиндра можно увидеть, как распускаются маковые поля. Через секунду ничего не останется. Тот же самый сосуд вновь наполняется, Джон подходит к Микки и произносит несколько слов:
- Сейчас мы с моим другом попадём в твой дом.
- Хорошо, - парень у окна перестаёт следить за пешеходами и закрывает глаза с улыбкой на лице.

Чувство, что всё это уже когда-то случалось. Огромные зрачки, покрасневшие склеры, кажется, что радужная оболочка совершенно отсутствует. Обе коньюктивы воспалены, капиллярное кровотечение. Сосед хочет украсть яйца. Ели он это и вправду надумает сделать, то ты распорешь ему горло, подвесишь в ванной за сушилку его тело кверху ногами и приступишь к разделке. Да, вот чего ты хочешь. Ты снимешь всю кожу с его черепа. Внутренности попадают в эмалированную бездну. Тебе нужно найти подходящий нож, для такого дела. И прочный тонкий трос.
Пыль – убивает. Табачный дым – губит. Ваши дети родятся уродами, если вы будете есть пищу в Макдональдсах.  Вы, не пережевывая, закидываете в себя гамбургер и запиваете его колой? Ортофосфорная кислота сделает ваш скелет хрупким, из-за повышенной кислотности у вас выпадут зубы (возможно вместе с дёснами), повышенная калорийность сделает из вас тучное животное, готовое к убою. Что это? Разве жизнь, это не трасса с конечным пунктом «Смерть», каждый должен решить сам с какой скоростью ему двигаться на этом пути.
Твоя проблема не в том, что ты употребляешь наркотики. Она совершенно другого характера, ты слишком мало строишь и многое разрушаешь. Ты - никому не нужен, но рядом с тобой всегда есть несколько человек, которые укажут на то, что ты якобы что-то не так делаешь. Да это вы всё время делаете что-либо не так, вы не можете быть правильными, потому что ваша реальность вымышлена. Весь мир крутится вокруг тебя. Он вместе с тобой накренился над пропастью. Байты информации выходят из тебя через глотку. Диафрагма сужается при вдохе. Ты судорожно глотаешь воздух и форматируешь свою кишку. Перед тобой стоит унитаз, в нём смесь из желудочного сока, крови и гноя, которая саваном покрывает вонючую колбаску. Она начинает своё движение, глумится над тобой. Переваливается с бока на бок.
В грязной комнате среди безобразной вселенной мусора, на старом выцветшем карповом диване лежит Джон. Гран за граном. Каждый день – как один большой повторяющийся фокус, с кроликом в шляпе. Ты суёшь в неё свою руку и понимаешь, что никакого кролика нет. Есть лишь жидкая субстанция, ввергающая тебя в повседневный анабиоз.
Микки не хочет ничего менять.
Пекарь, взявшийся за приготовление торта в человеческий рост для праздных мальчишек, разъезжающих на шикарных иномарках. Он впрыскивает, из найденного в луже у хлеб завода, шприца во взбитые сливки содержимое ампул, с клетками различных инфекционных и онкологических заболеваний, но остаётся в смертельном уколе ещё достаточно смерти для каждого. Пекарь заканчивает торт и готовит тесто, для хлеба, который завтра будет на столе перед каждым жителем города.
- Джон?
- А?
- Будешь бутерброды?
- А как же театр?
- К чёрту театр, пойду нарежу булочек.