Волчий плач

                (Отрывок из романа «Там, где спит солнце »)



    Сильный, окрепший, но ужасно голодный стоял у развилки дорог трехлетний белый волк. Не похожий ни на одного из своих собратьев, своей шкурой он сливался с пушистым  снегом. Он был голоден до такой степени, что, бредя по лесу, жевал веточки карликовой березы уже начинающей оживать под первыми весенними лучами солнца и пускающей по своим жилкам сладковато вяжущий сок. Жевал он их долго, как будто обманывал себя, пережевывая якобы сочный шмат мяса. Вокруг все будто вымерло. Был бы он со стаей, с семьей, то и охотиться, было бы легче. Даже быстрый и сильный изюбр не может уйти от стаи, если уйдет на скалу, где легче ему будет отбиваться от волков, так как спереди и боков уступ по которому ни кому не взобраться, а на остальное рога и копыта, то волчья стая с умом, молча без лишних движений и рыканья полукругом ложится по уступу и ждет когда начнет изюбр замерзать, и либо он без движения упадет на месте, либо попытается уйти по крутому спуску, где сорвется вниз. В любом случае пища для стаи на неделю есть. Так же интересна охота за лосями и изюбрами на реке зимой, на льду, главное не дать им  уйти на берег, и волчья стая окружает их и затем справится с лосем на льду легче всего, у него при любом движение разъезжаются ноги, и чем больше он бегает по кругу, тем чище становится лед, и стая без труда справляется с этим сильным зверем. А охота на зайцев это так – игра, зарядка для мышц. Побегать за ним среди кустов, бегает заяц, быстро явно обходя все преграды, но не обдумывает свои ходы, вот как набегается  просто затаись у очередного куста и жди он затуманенным взором и прилетит прямо тебе в лапы. Но сейчас один и голоднющий до дрожи, он был бы рад и зайцу, но зайцев не было.
Всем телом он чувствовал, что подошел слишком близко к человеческому жилью. К запретной линии между двумя мирами звериным и людским. По законам жизни нельзя ходить зверям за пределы этой черты, и он как все бродил, не преступая ее не потому что  страх останавливал его на границах этой зоны. Эта граница была не на земле а где то внутри любого зверя на наконечнике чувств, и он не хотел переступать ее.
Издали в тайге он много раз видел человека, но желания подойти по ближе даже из чувства любопытства он не испытывал. Он всегда отступал там где не понимал, не мог оценить обстановку и предположить исход  встречи. Белый был, смел и смекалист. Первая зима без семьи была тяжелой, но многому научила. И человек для него был чем-то неведомым и потому страшным. Особенно когда он увидел стаю людей, бродячих в поиске ягоды и грибов, и недоумевал, почему они, выйдя на охоту в тайгу так шумно себя ведут и каждый сам по себе, что найдет не всей стаи достается, а себе забирает. И еще интересно  собирают они грибы, как олени перед долгой суровой зимой но сразу не едят а уносят с собой. А очень ценные травы затаптывают своими лапами. И запах после человека такой странный, не один определенный, а бесчисленное множество, интересно, как у них самки определяют из общей стаи своего самца, трудно видно им среди такого обилия запахав найти один определенный.
Он давно разделил людей на две группы. Те люди, что живут возле своих олений в тайге они по проще. У них нет такой злости в отношение лесного зверя, нет алчности, добывают столько, сколько нужно для пропитания. А те, что живут вне тайги будут бить все что увидят, затем протухшие туши укладывают в реку. Никогда не пойдут за раненым зверем, из-за своей лени пройдя 100 - 200 метров возвращаются назад, а подранки погибают, отбежав недалеко от реки. И как санитары волки и медведи очищают лес от этой падали. А те же самые люди, загрязняющие и уничтожающие все вокруг ненавидят и презирают их за это.
Легкий шорох насторожил его, напряженно сгруппировались мышцы тела, в голове мелькнуло «надо было раньше уйти от этой соединяющей два человеческих пристанища дороги». Шум быстро приближался, и он понял, избежать встречи с человеком неудасться. Куст мелкого кустарника, за которым стоял он, одиноко грустил на большом просторе болотистой мари, покрытой клюквой и редкими кустиками морошки. Белый решил не спасаться бегством. Сил у него еще много, а голод только прибавлял злости.
Он застыл в ожидании понимая по звуку шагов, что его еще не заметили и передвигаются смело, не осторожничают. Они встретились глазами. Одновременно перед ним с круглыми от страха глазами стояло двое человеческих детенышей. Как выглядит приспособление убивающее зверей, он уж знал, однажды брошенный на лето охотничьей палатке он старательно обнюхивал долгое время оставленное человеком ружье, даже чуть-чуть покусывал деревяшку на которой она крепилась. Ничего страшного не произошло никакого вреда оно ему не причинило. И понял он тогда что это человек заставляет эту железку убивать таежное зверье, а само по себе оно безвредно. В лапах детенышей ружья не было. Они были совсем маленькие ростом, чуть выше его и беззащитность и страх отражали их глаза. Они стояли на месте издавая какие-то гортанные звуки и видно было, что хозяином положения был он. И смотрел он на них как на добычу, оценивающе.
Решение было принято. Сначала того что побольше, это вроде самочка и по виду и по запаху, а потом  того что поменьше. Придушить, закинуть на плечи и в тайгу подальше от рычащих на дороге машин и человеческого жилья.
Внезапно один из детенышей тот, что больше подняв с дороги ветку, подошел к нему.  Белый оцепенел от недоумения. Может он ошибся, и они сильней его, для пущей краски он, оскалившись, зарычал, детеныш человека остановился второй подошел и спрятался, ему за спину. В глазах у подошедшей самочки уже не было страха, а он умел читать по глазам, она вновь пошла на него с веткой в руке, она была между ним и малышом, чтобы схватить малыша ему надо было сбить ее с ног, а он не знал, сможет ли он это сделать. Не из-за физической немощи, а из-за внутренних переживаний не было у него желания убивать их. От ее смелости, настигло Белого какое-то притупление чувства голода. И уже удерживало его возле них простое любопытство, что же они будут делать, это как иногда с зайцем, когда ты сытый играешь с ними догоняя, придавливаешь лапой и отпускаешь живым.
Чтобы показать малышам, что он не причинит им вреда, он немного отступил назад прилег на живот, вытянув передние лапы. Дети немного успокоились, он был рад, что его поняли. От умиления, что он справился с собой поборов голод ему весело хотелось порезвиться побегать как детстве, в семье рядом с мамой у логова. Ты еще хвостиком повиляй подумал он, как эти предатели собаки, живущие среди людей и лижущие им руки. Надо же так перевоплотиться думал он о них, как волки рыщут по тайге в поисках лосей для хозяина, находят и гонят его к реке, где человек лениво ждет с ружьем. И во что превращаются они, когда лось добыт, подойти к туше им нельзя, оторвать и съесть хороший сочный кусочек мяса нельзя, им разрешают только пожевать внутренности отдающее пометом, да потаскать шкуру, снятую с лося. Ну, потрепят их за ухо в знак благодарности, а в основном пенки, злость, крики. Как можно так жить, и тогда в них снова просыпается волк и такая тоска слышиться в их вое, жутко слушать их вой обездоленный и униженный. И тогда он готов был даже простить им их предательство.
Дети тихо пошли от него в ту сторону, откуда пришли, к человеческому жилью, они не бежали, шли тихо и даже теперь наблюдая за ними со спины у него не появилось желание преследования. День клонился к концу, и он мелкой рысью удалялся от дороги.
В это же день произошла другая жизненно-важная для него встреча. Уже в сумерках он набрел на волчье логово. Перекусив по дороге брошенными охотниками ободранными тушками соболя, до чего же противное и не съедобное животное были эти соболя.  Но все же теперь  он был в благодушном настроении, и когда из-за бугра, под которым находилось логово с оскалом выскочил серый с рыжиной матерый сородич, желание броситься и разорвать его в схватке у Белого не  появилось. Он, как и при встрече с детьми немного отступил и лег. Видя, что Белый настроен не агрессивно, хозяин логова, успокоившись, отошел.
За время скитаний понял Белый, силой ничего не добьешься, а оставаться одному уже не хотелось. Появилось желание быть в стае, быть кому-то нужным. И забыв о своей силе, он покорно решил занять второе место, пристроиться где-то около чьей-то семьи и быть хотя бы рядом, если он не нужен среди них. Утром едва рассвело, из норы показались острые ушки малышей. Рыжий волк насторожился и в любой момент готов был кинуться на защиту своих волчат. Но Белый вел себя покорно, не проявляя агрессии, сделав вид, что волчата ему безразличны. Их было четверо уже немного подросшие, они, почему-то не выглядели счастливыми и веселыми. Не было игривости в их движениях, а только настороженное подглядывание по сторонам и повизгивание.
Белый ждал, когда появится волчица, но она не выходила. Волчата сначала пугливо с фырканьем подбегая отпрянули от него, но затем влезли на спину, тыкались носами в живот, он вскочил на ноги и отошел от них, но они вновь прижались к нему сбившись кучкой. Смирившись с такой ситуацией, он лег, и они разомлевшие на утреннем солнышке уснули, уткнувшись ему в бок. Рыжий волк, зорко наблюдавший всю эту картину, успокоился и куда-то ушел. Воспользовавшись отсутствием хозяина Белый решил войти в нору. Внутри было сухо и прохладно, но волчицы и в норе не было. Он понял, что произошло что-то с ней, и если она оставила волчат значит, ее просто нет в живых, иначе ничего не смогло бы ее заставить бросить потомство.
Теперь он смотрел на волчат по-другому, чувство жалости переполняло его. Маленькие неизвестно как выжившие они еле держались на ногах, их тщедушные тельца только за счет лохматой чистой шерстке казались круглыми. В глазах читалось безразличие, покорность злой судьбе, оставившей их без матери.
Уже смеркалось, когда вернулся Рыжий. Он принес зайца и, отрывая куски с шерстью, делил его между волчатами, периодически порыкивая в сторону Белого, но тот ни при каких обстоятельствах не прикоснулся бы к еде предназначенной волчатам. Теперь, когда они немного утолили голод и были не одни, он мог уйти на охоту,  или уйти совсем. Интересно были эти волчата детенышами Рыжего или он также как и Белый просто набрел на логово погибшей где-то волчицы и остался со щенками не дав им погибнуть. Ни каких планов не было, нужно было только наполнить пустой желудок.
Три козы стояло в кустарнике жимолости. Выбрав ту что была по меньше он молниеносно настиг ее и придушив закинул на свою крепкую спину вынес на полянку среди сосен. Медленно отрывая кусочек мясо за кусочком он насыщался, чувства меры не было. Передняя часть козы была съедена, а остальное он решил унести волчатам. Когда он с добычей приближался к логову Рыжий уже не рычал на него, он положил остатки козы к ногам Рыжего и тот, разрывая ее на куски начал кормить волчат. Наблюдая за ним, Белый заметил, что сам он не ест остатки мяса, он зарыл за логовом и все затихли. Волчата спрятались в нору, а взрослые волки ушли каждый на свое место. Как и прежде Белый решил безмятежно уснуть, главная поставленная перед ним задача, найти еду и утолить голод была решена, а других забот у него не было.
Но сон не приходил, чувство тревоги не оставляло его. Вокруг было тихо и тепло что же мешало ему успокоится, и Белый понял не за себя он боялся, за малышей, за их  начинающуюся жизнь и только когда он, переместившись, лег у логова закрыв собой, вход он уснул спокойным безмятежным сном.
И снился ему сон, что он в семье, он нужен. Да это так и было. Сон снился с явью, и его мечта быть, для кого-то нужным осуществилась. Забот добавилось, но исчезла пустота существования, его радостно встречали уже поправившиеся волчата, и Рыжий не так часто показывал ему кто здесь хозяин. Уже уходил он на несколько дней оставляя волчат на его попечение. И самым важным событием переполняющем его радостью было время когда возвращался он с охоты неся волчатам еду и всегда останавливался на тропе между лесом и марью, смотрел на холмик спрятавший логово и предвкушал как с восторгом кинутся к нему сейчас волчата. И гордость брала за то, как он им нужен.
Местно волчица выбрала идеальное. Холмик, заросший молоденькими, тоненькими лиственницами возвышался среди болотистой мари, но так как марь была расположена на сопке, в норе было всегда сухо. Корма для зверья на мари не было, тропы лосиные проходили по подножью возвышенности. И человека эта местность ни чем не привлекала. Тишина и покой. Природой все четко создано для совместного проживания на земле и зверей и людей. Но люди нарушают законы природы, и внедряются на территорию проживания зверей, загадив, уничтожив те места, где они должны были жить. Ни кому в голову не прейдет отравить ядом или убить из ружья врача, который, оперируя больного человека, умертвил его тем, что вскрыл для операции. И все без исключения презирают и преследуют волков за то, что они истребляют больных оленей, косуль, лосей и других копытных. И только когда человек, железнодорожным полотном или газопроводом перекрывает тропы мигрирующих стад копытных, только тогда стая волков может напасть на здорового лося, не имея возможности кочевать за стадом , подбирая больных и старых. Да во время вскармливания потомства когда кочевка из-за щенят остановлена и приходится охотится вблизи логова.
Почему ни одному волку не придет в голову шальная  мысль прогуляться по улицам города, волк не из страха, а, чисто не переступая границ законов природы, и близко не подходит к человеческому жилью. Волк не может, не дано ему Богом выращивать овец, коров, лошадей, а человеку для этого представлено все и луга заливные, и корма и руки. Пожалуйста, выращивай, забивай и ешь, так нет же идет туда где вырастила природа не для человека, а для тех у кого  нет рук. Идет и убивает, и портит, и никогда не останавливается перед маточкой с теленком. Так кто получается страшнее, человек или волк? Так и гонит волна деятельности человека, все лесное зверье дальше и дальше на Север, и скоро не будет им места вырыть нору и вывести потомство. Повсеместно перегорожены плотинами реки, и самый незначительный затяжной дождь вызывает подъем воды и уносит поток все утиные и другие расположенные по берегам гнезда с яйцами, птенцами и кричат надрывно оставшиеся без потомства птицы.
Рыжий теперь уходил чаще и надолго, приходил, еле волоча ноги и без добычи. Ничего ни ел, видно было что все ему дается с трудом. Единственное что заставляло его вставать и идти имитируя поход на охоту, это чувство собственного достоинства, он не хотел быть обузой для стаи, быть нахлебником и потому почти не прикасался к пище которую приносил Белый, да и вид и запах пищи уже не вызывал у него радости, и жадности насыщения. Старость сковала не только тело, но и чувства. И единственное, почему еще был жив это долг перед найденными им щенятами. Но они уже были пристроены, Белый он хоть и не совсем волк, шкура не та, но душа у него добрая, не бросит он волчат, с надеждой думал Рыжий.
Пришло время уходить, решил старый волк, не надо омрачать жизнь своим сородичам жалким присутствием. Он во время бесцельной ходьбы по лесу давно приглядел себе нишу в овраге, земля там дождями подмыло, и берег вот-вот обвалится, там он и решил закончить свою жизнь.
А она была у него длинная и размеренная, его не стреляли, не травили ядом, не довелось ему испробовать силу жесткой железной хватки капкана. Но и сам он старался держаться подальше от сумасшедшей людской пляски, которую они называют жизнь, и чаще всего прятался от всего этого в заповеднике. Сам тоже не зверствовал, волчица, с которой он жил почти 10 лет утонула в паводок прошлого лета. Потомства не было уже много лет, не было и стаи. Так, и жили они с ней вдвоем, не было и беды. Большая вода забрала родное существо, и он ушел из заповедника, где все напоминало о ней. Так и бродил бесцельно пока не наткнулся на оставленных, обездоленных волчат, и остался, будто зацепился сердцем уже стоя на краю пропасти. Вроде как завис между жизнью и смертью. Видно послала судьба последнее испытание, хотела проверить. Найдет ли он силы, находить и нести еду кому-то, когда сам себя уже не может заставить передвигаться. И он выполнил это последнее жизненное задание, с честью. И теперь он свободен и его здесь ничего не держит. Рано утром, когда стая еще не проснулась, он тихо ушел к оврагу.
Белый понимал состояние старого волка и не смел, унизить его подачкой, слишком гордо старался выглядеть в глазах молодых волчат рыжий волк, и у него это получалось. Зачастую Белый  поджидал с добычей старика и, идя следом за ним, приносил еду к логову вместе с ним, будто все что он принес, они добыли вместе. Когда через два дня Рыжий не вернулся, он понял, что теперь забота о щенках на нем. И это не только добыча пищи, но и воспитание волчат, обучение их охоте и правилам жизни.
Уже повзрослевшие, в клочках отлинявшей шерсти три самца и самочка, на глазах превращались во взрослых волков. После исчезновения старого волка, анархии не наступило. Самцы во время потасовок поглядывали в сторону Белого опасаясь получить взбучку за дебош, как при правлении Рыжего, но, однажды выбрав себе роль стороннего наблюдателя, Белый и сейчас не воспользовался ситуацией и не возглавил стаю. Он дал возможность им самим определить себе вожака, который поведет их за собой. Или сказалось бремя скитаний от одной стаи к другой, где все его принимали за чужака из за белой шерсти и гнали, или он здесь чужой, но менять свой статус он не хотел. Не смотря на то, что все зависело от него, от его смекалки и силы он был просто опорой и мозговым центром, а роль лидера он готов был предоставить любому из его подопечных. И часами наблюдая за поведением волчат то одного, то другого определял на это место. Кто-то был смелее, кто-то хитрее, и во время импровизированных драк поджимал, поскуливая якобы покалеченную лапу, кто-то с интересом обследовал близлежащею тайгу и по 2-3 дня не возвращался.
Но не было среди них жадных и вороватых. И если самочка превратившаяся уже в красивую молодую волчицу, играя пыталась отнять у кого-нибудь из самцов кусок мяса то они отходили от него отдавая ей и больше к нему не прикасались, а она, недоумевая носом подталкивала ими брошенные куски, как бы извиняясь за свое поведение и при этом приседала и повизгивала всем своим видом показывая что она играет. Но стоило ей, куда то отлучится все трое самцы, начинали бе6спокоено ее искать и не возвращались к логову пока ее не находили.
Она имела право на все и даже когда играя прикусывала своими молодыми острыми зубками кому-нибудь из них очень больно ушко, кинуться на нее с оскалом как это они делали между собой, самцы не смели. Она бежала за зайцами, они шли следом, она гоняла молодых едва ставших на крыло глухарят, они во всю прыть помогали ей, а если она, набегавшись, принимала  решение не покидать границ логова, они также ни куда не шли. Так незаметно принимая ее условия как игру все беспрекословно начали подчинятся молодой волчице. Мясо которое добывал и приносил Белый он теперь ложил к ее ногам, но она не рвала его как Рыжий старый волк для них маленьких щенков, а просто насытившись отходила предоставляя им возможность налететь на тушу и разорвать ее на части всем вмести. Ни каких ухаживаний не принимала, и только прижавшись боком к Белому разомлев на солнышке, позволяла ему вылизать ей шерстку и без того чисто ею прочесанную, ушки и глаза, только он имел на это право как кормилиц, как старший.
Молодые волки уже бродили сами по себе, особенно их привлекала река струящиеся перекатами у подножья сопки. В жаркие летние дни они переплывали ее туда и обратно, остужая нагревшуюся на солнце шкуру, и отряхнувшись, лежали на берегу вылизывая с нее остатки воды.
Лето выдалось урожайное теплое, выводки глухарей и уток насчитывали небывалое количество птенцов. Еды хватало. Перекочевка не требовалась, по всему было видно при таком урожае грибов и ягоды, будет много и белок, зайцев и глухорей, а значит зима не будет голодной и не придется в поисках пищи идти к оленьим стадам выискивая больных и тщедушных, а следовательно не будут они подвержены опасности попасть в капкан или быть убитыми. Не придется выходить на протоптанную человеком тропу чтобы украсть у него из капкана пойманного им соболя.
Зима наступила неожиданно, слишком теплой и долгой была осень. Снег шел валом, вокруг стояла сплошная белая пелена. Сытые и от того ленивые волки лежали у логова под набухшими от снега ветками деревьев. Земля была еще теплая к тому же согретая их телами снег, укутав их сверху приятно холодил шкуру. Было тепло, и они не стряхивали с себя снег еще немного и из сплошного снежного покрывала только иногда мелькали бусинки открывающихся глаз.
После снега морозы покрепчали, но предчувствие лютой зимы не было, тепло сквозило в морозной тиши. Белый был уверен стая благополучно перезимует, а следующим летом их красавица волчица найдет себе пару и самцы выберут себе подруг, появятся маленькие волчата и будет у него, у Белого большая стая – его семья. А он строго будет соблюдать законы стаи, никогда не нарушит ее устои, и всегда будет рад подчинится тому, кто будет во главе, вожаком. Ему было достаточно того, что разрешают ему воспитывать и выращивать чужих волчат. Лишь бы только не быть одному, а быть нужным в дружной большой семье.
Однажды уже в середине зимы шум приближающей техники нарушил тишину таежного края. Волки обеспокоено заметались. В воздухе запахло бедой. Волчица и другие волки, всегда веселые теперь в страхе жались к Белому, как бы прося его защитить их от надвигающегося шума. Трактора тащили вагончики, в сопровождение тяжелых машин  расчищали снег. Еще была надежда что весь этот караван проследует дальше, но когда они с речки свернули на марь угасла и она и волки бросив свое жилье ушли в глубь тайги. Первым же бульдозером люди сравняли холмик с их логовом подготовив площадку под складирование леса на заготовку которого они приехали. Отойдя к кромке леса волки с надеждой  ждали когда  уйдут эти непрошенные гости, но на следующий день падающие с шумом спиленные деревья оповестили о том, что люди здесь надолго и волкам надо уходить  на Север, зимой от родных мест где знаком запах каждой веточки, где спрятаны запасы еды на черный день. Туда где ничего неизвестно, нет теплого вырытого логова, нет ничего. Где возможно их ждет голодная смерть.
Медленно, будто они были привязаны, волки удалялись от своего жилья. Вышли к реке, идти в глубоком снегу было тяжело, и когда волчица мелкой рысью пошла по очищенной от снега дороге на замершей реке все побежали за ней. Белый был последним. Он как бы замыкал  собой стаю, прикрывая ее со стороны возможной опасности. Они бежали бесцельно в пустоту, не было ни начала их  пути, ни конца. Вдруг из-за поворота реки им на встречу вылетел небольшой автомобиль, по чистой гладкой дороге он приближался к ним очень быстро. Из окна машины высунули ружье и послышались выстрелы. Белый мгновенно оценил  обстановку. Крутые берега далеко и круто, чтобы добежать до них. Стая будет  медленно бежать по шею в снегу четко вырисовываясь на белом фоне реки. Развернувшись, он пошел первым вверх по дороге туда, откуда они пришли, молодые волки пошли за ним. Прислушиваясь к свисту пуль, он понял, что главным объектом внимания людей был он, пули летели в его сторону. Видно привлекла людей необычная его белая шкура, но изредка они стреляли и в серых волков. Он понял, что если они разделятся и пойдут в разные стороны, то внимание их преследователей рассеется, и они будут вынуждены кого-то из них оставить. А так как его шкура приглянулась им он был уверен, что они пойдут за ним.
Слева берег был положе и он, оглянувшись, зарычал на волчицу бежавшую рядом с ним. Она даже приостановилась, не понимая чего он от нее хочет и тогда он повел их влево к пологим берегам, стая поняла его замысел, и шла быстро, как только это было возможно в глубоком рыхлом снегу. Понемногу отставая Белый уже бежал сзади, стая удалялась, но волчица вновь остановилась поджидая его, на что он вновь злобно зарычал и она пошла к береговым кустарникам. Белый был уверен, теперь люди не смогут причинить вред его маленьким, самым родным волчатам и во избежание преследования стаи он решил уйти к другому берегу, уводя погоню за собой.
Не было страха, все враз исчезло он, он за себя не боялся, а молодые волки остались целы невредимы. Значит все о чем он мечтал сбудется, будет стая и волчата, и найдется им воспитатель. Значит, будет все, и не зря они с Рыжим спасали от голода этих волчат, жизнь продолжается. Берег уже рядом, машина также как и он с трудом идет по рыхлому снегу, но все ближе подбирается к нему, выстрелы стали реже, но пули ложились рядом с его лапами. Значит расчет правильный его белая шкура интересовала их больше чем серые шкуры волчат. Собрав последние силы он прыгнул на берег. Сразу две пули вонзились в его тело, и он погиб в полете едва зацепившись за край снежного берега, его тело упало безвольно в снег.
Подбежавшие люди сначала с опаской, а потом смело подошли и стали пинать Белого  ногами проверяя жив он или нет, держа наготове заряженные карабины. А он уже ничего ни чувствовал, ему было все равно. Молодая волчица, недоумевая стояла в кустах черемушника и смотрела на своего верного друга, который почему то остановился среди этих страшных злых существ и не бежит к ним. Почему он там остался? Зацепив на трос труп белого волка люди уехали волоча его за собой, чтобы выпотрошив внутренности, выделать его шкуру и потом положив на пол многие годы хвастаясь, вытирать об нее свои грязные ноги. Когда гул машины стих волчица подбежала к тому месту, где  лежал белый волк, и поняла, что он не мог убежать. Запах его крови окропившей снег говорил ей о том, что смерть настигла ее спасителя и друга и уже ни когда она не сможет прижаться к его крепким белым лапам. Она осталась одна без логова и помощи. Теперь нужно бежать и бежать подальше на Север где нет этих  не понятных, но очень грозных существ. И страшный,  прощальный, дикий вой боли  заполнил морозный воздух тайги.