Голова 41. Проблемы с головой

Прокатившись в Эмск в надежде получить ответы на свои вопросы, домой я возвратился еще более озагаденным, пускай кое-какие ответы все же получились. Не вызывало более никаких сомнений, что Афина и Моника были заодно, сообща мороча мне голову и устраивая успешные головокрушения. Таким образом, их лучшие чувства ко мне, очевидно, оказались лишь декорациями в постановке театра имени св. Сатаны. Пожалуй, обескураживало даже не это, поскольку в Эмск я ездил затем, чтобы узнать ответ на самый простой и в то же время главный вопрос – ЗАЧЕМ?!? А вот это-то по-прежнему оставалось совершенно неясным: неужели того только ради, чтобы учинить какой-то заурядный обыск в РЦСЧОДН? Как-то это казалось мелко – стоило ли по такому поводу выписывать аж двух сатанисток из Эмска? Теперь, правда, я знал еще и об их связях с моей бабушкой, Ниной Иоанновной, вполне понимая уже, что ключ к разгадке, судя по всему, у нее на руках. Однако и она, бабушка, словно бы пряталась в тени этого емкого ЗАЧЕМ?!?, не показываясь пока на свет. Ведь и ей-то, спрашивается, ЗАЧЕМ?!? организовывать такую замысловатую спецоперацию, держа меня в неведении, не говоря уже о том, для чего в принципе делать из меня пешку в какой-то коварной игре?

Не в силах больше игнорировать эти факты, я решил в ближайшие же дни навестить свою бабулю, во всяком случае – позвонить, дабы задать соответствующие вопросы, догадываясь, разумеется, что беседа будет не из приятных. Ну а пока, прикатив ранним поездом, я отправился к себе на квартиру, дабы принять что-нибудь на завтрак, а затем уж посетить работу, где, кстати, в последнее время все наконец-то утряслось: бунты сгинули в прошлое, вылазки в «Kresty» сделались редкими и непродолжительными, а потому лично мне работалось значительно приятнее и безмятежнее, что ли. При этом ни на минуту я не забывал, что пристроила меня в «Расчетный центр» именно бабушка, да и особому расположению Козыря я обязан только ей. И хотя раскрытие ее нетрадиционной религиозной ориентации немного ошеломляло, все же я подбадривал себя той мыслью, что бабушка, пожалуй, даже молодец: верует еще хоть во что-то, и это в эпоху, в которой люди давно уже не верят ни во что, разве что в волшебство шелеста купюр валют мира.

Подходя в тот день к красному забору и проходной, я как будто уловил в воздухе какую-то грозу, хотя на улице уже устойчиво утвердился ноябрь и повсюду беспорядочно раскисла влажная грязь. Условную грозу я объяснял обострением своих давнишних проблем с головой, которая крепко и со вкусом, с приливами и отливами, трещала и раскалывалась изнутри – то ли от последних событий и непрерывных размышлений об этом, то ли от общего фона невыспанности и дорожных обстоятельств минувших выходных. Неладное подтверждалось уже на проходной, где охранники-мордовороты, обращавшиеся ко мне после назначения в руководящие исключительно «на вы», вдруг снова стали мне «тыкать», что, хотя и не прошло мимо моего внимания, все же совсем даже не задело моих вечно смешанных чувств – никогда я не был таким уж поклонником этих «выканий».

Поднявшись на второй этаж, я направился прямиком к кабинету «Mobile razvodko», где меня встречали уже холодные взгляды подчиненных коллег, сказавшие, что что-то изменилось. Опять. Стоило лишь войти в свой личный кабинет, как мне тотчас бросился в глаза Козырь Гарик Валентиныч, рассевшийся в моем кресле. Я сразу как-то смекнул, что не к добру это, поскольку прежде никогда его здесь не заставал. К тому же все люди, сидевшие в том же кресле до него, пытались меня либо уволить, либо запугать; не стал исключением и Козырь.
 
Тот, лениво подняв на меня глаза, сухо уведомил, что я уволен, причем по какой-то статье, так что зарплату за последний месяц не получаю, кроме того, не полагаются мне ни отступные, ни отпускные деньги. Говорил он это все, кстати, несоответствующим духу ситуации мягким и бархатным голосом. Как-то мне даже сообщалось его добренькое настроение, поэтому я вопросил, а что же это за статья-то такая? Козырь в ответ протянул мою потрепанную трудовую книжку, где «Расчетный центр» обозначился как некое ЗАО «Экспериментальные кренделя», на той же странице обнаружилось и «неполное служебное соответствие». Тогда я поинтересовался у Козыря, а как там насчет «неразглашения информации», предположив, что о «непротивлении злу» говорить уже не приходится; на это Гарик Валентиныч велел мне заглянуть к Молодому, уполномоченному «все разъяснить». Стоило мне собрать свои вещи, а это, собственно, была только лишь моя любимая кружка цвета морской волны, Козырь, привстав с кресла, со своей голливудской улыбкой протянул руку. Я пожимал ее, невольно улыбнувшись и ему, и всей этой абсурдной ситуации одновременно. Надо сказать, расставались мы с Козырем на удивление беззлобно и непротиворечиво, будто бы говоря друг другу, что не мы такие, а конечно, это жизнь такая, и в то же время с полным пониманием того, что и жизнь-то такая только оттого, что мы… такие.

– Передавай там Нине Иоанновне, что больше я ей ничего не должен, – бросил он мне в спину, когда я в последний раз выходил из своего отдельного от остальных кабинета.

В ту минуту мне предстояло пройти сквозь весь офис, пожать густой лес рук, так как в РЦСЧОДН это являлось словно бы универсальным жестом на все случаи жизни. Поэтому, уходя, я пожал целую толпу рук – равнодушных, вялых, безразличных: всяких. В глазах коллег я видел лишь сочувствие к самим себе, потому как каждый уже подумывал о том, что именно кто-то из них вскоре займет мое незавидное руководящее положение, что, естественно, не сулило ничего хорошего, предвещая окончание легкой и беспечной жизни «разводящего манагера».

Покинув кабинет, я отправился к Молодому разоформляться с работы. Подписав несколько бумаг о «пролонгации неразглашения», я засобирался уже на выход, так и не услышав никаких объяснений от старика Молодого. И только когда я практически уже вышел вон, Молодой неожиданно заговорил:

– Никита Парамонович… вы… если и будете информацию-то разглашать, не делайте этого публично – через СМИ, в этих ваших интернетах… не надо, – внушающим, вкрадчивым голосом сообщил он мне. – Хотя… если и станете, кто же вам все равно поверит? – добавил он, после чего ехидно расхохотался.
Я шутейно поклонился и вышел.

Вернувшись домой досрочно, я вспомнил заглянуть в почтовый ящик, живой, туда, куда обычно подкидывают квитанции на квартплату. Квитанции, кстати, там и впрямь лежали, и вместе с ними – сразу две повестки в суд.
;