Сережка

Пусто. Пусто на душе. В городе нет никого, безлюдные улочки делят его на тысячи необитаемых островов. Зашел в храм - много образов, да мало свечей.
-  Где вы, люди?
 Никто не отозвался на этот крик, только тишина подала знак лживым эхом. А может это какая-то странная болезнь, и я потерял дар видеть человека? Или как раз человека, подлинного, с чистой душой,  мне суждено увидеть?
 Одиночество, как старая безродная собака, обыскав все дворы, завыло на луну. Сбежал в деревню. Здесь я вырос, здесь живут мои родители, здесь окружает меня все то, что есть "я", все то, что день за днем, словно из кусочка глины, лепило меня, стараясь придать хоть какую-то форму.
Пошел прогуляться в лес. Зимнее бесснежье обнажило многовековой труд природы во всей его красе. Сколько идеального просматривалось в этой наготе, одному Богу известно.
Отдохнуло сердце, набралось сил и стало оно легкое, как перышко, не камнем, каким было раньше.
Иду через луг к старому дому, вспоминаю, как пасли коров, играли в догонялки, в футбол. Что-то замаячило вдали. Неужели я хоть кого-то увижу? Это был Сережка.
Простенькая шапка, выглядывающие из-под нее светлые волосы, напоминали неаккуратно сложенный скирд соломы, голубые глаза. Внешностью он напоминал свою маму. Тетя Надя - женщина необычайно доброй души, любившая посмеяться и пошутить. Они были подружками с моей мамой. Заливался смехом, словно первыми лучами солнца, весь дом, когда они собирались вместе. Здоровье дало слабину и страшная, неизлечимая болезнь закрутила ее в свою воронку. Ростом он был высокий, и огромная сила  хранились в его теле. Этим он был в отца, но и отца не стало. Дядя Саша пошел за теленком и, поскользнувшись, упал на вилы, рана была не смертельной, и он самостоятельно добрался до больницы. Глупая случайность, невнимательность врачей, и сейчас муж и жена снова вместе и надеюсь, что они счастливы. В его походке проглядывалось что-то неестественно-солдатское, словно его научили ходить так, как "правильно",  и внутренний страх не давал права на ошибку. Наделив силой, природа забрала ум, хотя именно с этим ему может быть и повезло.
Осознавал ли он то, что с ним произошло? Я не знаю, знаю лишь то, что он шел не по обочине, а прямо по лужам, в насквозь мокрых, как кофейная гуща, ботинках и глядел за отходившими от них волнами.
Нет, не то чтобы я жалуюсь на жизнь или мне грустно и я скучаю по тем, кого не вернуть, кто не родится на свет вновь, просто есть вещи, которые выворачивают душу наизнанку. Я хотел крикнуть ему, чтобы он не ходил по лужам, но сказать ничего не мог, и только слезы наворачивались на глазах.
***
Пришел домой. Мама приготовила, как всегда, столько еды, сколько не в силах съесть даже две семьи, папа смотрел биатлон по телевизору. Зашел сосед в гости, давно его не видел. И вроде бы все хорошо, но один вопрос не давал мне покоя: "Осознает ли?".
 Могу ли я теперь говорить про свое одиночество, имею ли права что-то сказать в упрек своей жизни? Наверное,  на одну свечу в храме станет больше, наверное, зрение вернулось ко мне, наверное...