Всё о моей матери 1999

Todo sobre mi madre

Сюжет:

(17-летний Эстебан, мечтающий стать писателем, погибает в аварии на глазах у своей матери Мануэлы, пытаясь догнать автомобиль с Дымкой — исполнительницей роли Бланш в мадридской постановке пьесы «Трамвай „Желание“».

Вне себя от горя, Мануэла листает его дневник, озаглавленный «Всё о моей матери» (отсылка к любимому фильму Эстебана, «Всё о Еве»). Из него следует, что больше всего на свете подросток хотел узнать, кто его отец.

Мануэла принимает решение начать новую жизнь. Она отправляется в Барселону, чтобы разыскать «блудного» отца по имени Лола (она не видела его почти 18 лет) и поведать ему о том, что у него был ребёнок.

Там её пути пересекаются с сестрой Розой, молодой монахиней, которая недавно общалась с Лолой. Сняв квартиру и поселив в одной из комнат Розу, Мануэла поступает на работу к Дымке, когда та возвращается в Барселону, и даже с успехом выходит на сцену в роли Стеллы, подменяя основную актрису.

Очередной сюжетный вираж даёт понять, что Лола — трансвестит с искусственной женской грудью, который зарабатывает на жизнь проституцией, и что сестра Роза ждёт от него ребёнка. Во время родов она умирает, Лола также неизлечимо болен СПИДом, инфекция передаётся и младенцу.

После смерти родителей неунывающая Мануэла берётся воспитывать их ребёнка, названного Эстебаном в честь её покойного сына. Вместе с ним она возвращается в Мадрид. И происходит чудо — болезнь отступает…)


Распаковка фильма: -
Глубинный поиск самоидентичности
Фильм действительно о женском мире — с разворотом в мир страхов быть воистину женщиной. Главная героиня вытесняла и подавляла в себе настолько женственность, и была просто матерью.

Это дало накопление в её сыне потребностей и импульсов в испытывании настоящих чувств и возможности их выражать что он прекрасно справлялся до его 18 летия, и сублимировал в писательских изысканиях. Он по-своему создавал себя и был готов идти дальше.

Но зависть к пенису у его матери, глубоко в душе дала трещину намного раньше. Что и привело к трагедии именно тогда, когда у сына прорвались импульсы к женщине, которая не стеснялась выражать себя на сцене.

И которая в нем открыла сильные и чистые импульсы — но табу матери оказалось сильнее. Лучше пусть умрет, чем станет выше меня в раскрытии себя.

 Её путешествие — это путь в её подсознание и прошлое, — которое, она хотела всячески завершить. И это ей, удается. Она встречается с тем что она создала в Лоле, и не дает своё творение поселить ещё раз в себя.

Она останавливает именно тогда, когда призрак смерти Лола в очередной раз хотела сегментировать и семантизировать данную реальность и всех кто собрался на проводах девушки. Имя Эстебан есть не что иное, как единственная мужская реальность, которая в подсознании этих женщин вынашивалась, но не реализовалась.

Здесь необходимо более тщательно исследовать феномен Лолы:

Лола – загадка. Вокруг появления этого персонажа, в общем-то, и выстроен весь сюжет. Хотя он появляется на экране только в конце фильма, дух его, словно призрак, витает на всем его протяжении.

Вот как сам режиссер описывает сцену появления Лолы: “Лола, торжественно и трагически спускающаяся по каменной лестнице, производит почти фантасмагорическое впечатление. И без того высокая, эта Вдова Скорбящая, в черном платье и черной мантилье, в туфлях на высоченных каблуках, кажется изваянием из черного гранита более чем двухметровой высоты”.

Образ Лолы ассоциируется со смертью. Но необходимо помнить и о том, что Лола – это на самом деле Эстебан, отец двух других Эстебанов – погибшего и новорожденного.

Лола – персонификация Зла в истории, которой посвящен фильм. Мы слышим о нем только плохое. Даже в глазах такой маргинальной личности, как Аградо, Лола – человек без правил и границ. Он способен на воровство, предательство, любую подлость… Украл у Радости (Аградо) все самое ценное, даже статуэтку Девы Марии.

Радость (Аградо) говорит: “На черта она ей сдалась, она же ни во что не верит. Разве что подалась в сатанисты, и фигурка ей нужна для каких-то обрядов!”. Наверное, важно заметить, что Лола украл фигурку Девы Марии, которую Радости подарила мать.

От Мануэлы мы узнаем историю Лолы, которую она заключает словами: “Лола взяла все самое худшее от мужчин и от женщин”. При встрече с Лолой Мануэла говорит: “Лола, ты не человек, ты – чума”.

Мы можем сказать, что Лола – человек, который не смог идентифицироваться с человечностью.

Для того, чтобы понять психологию Лолы, необходимо затронуть целый ряд весьма важных проблем, совокупность которых, однако, охватывается одним общим диагнозом. Я имею в виду синдром злокачественного нарциссизма, описанного Отто Кернбергом.

Как известно, данный синдром определяется сочетанием:
1. нарциссического расстройства личности;
2. антисоциального поведения;
3. эго-синтонной агрессии или садизма;
4. сильной параноидной ориентацией.

Кернберг также замечает, что у большинства людей с этим синдромом обнаружена полиморфная перверсия и бисексуальная ориентация, которые являются эго-синтонной частью их патологически грандиозного Я.

По мнению Кернберга, психическая структура этих людей претерпела болезненную трансформацию. Они полностью идентифицируют себя со своим грандиозным Я и руководствуются фантазиями о собственном всемогуществе. Они живут так, как если бы стыда и вовсе не существовало.

Однако их бесстыдство носит защитный характер, потому что они чрезвычайно уязвимы. Они не делают секрета из собственной извращенности. Наоборот, с гордостью выставляют ее напоказ, возводя извращение в идеал сексуальной свободы. Происходит реверсия.

На самом деле, их сексуально-агрессивный эпатаж является, скорее, признаком слабости Эго. Они просто не могут справиться с угрожающим натиском сексуальных импульсов полиморфно-первертной природы и используют сексуальность как последний рубеж, охраняющий их Я от страха аннигиляции.

В процессе человеческого развития происходит постепенная, но всегда болезненная денарциссизация индивида, необходимая для формирования устойчивой привязанности к объекту, способствующая укреплению и расширению чувства собственного Я.

Дж.МакДугалл пишет о трех универсальных нарциссических травмах, через которые проходит любой человек (МакДугалл, 2000):

1. осознание существования Другого и принятие собственной отдельности от Другого (по сути, это осознание того, что наши желания и чувства совпадают лишь иногда, а также того, что Другой, – являющийся нам изначально как наше собственное отражение или даже как отражение наших собственных желаний, – находится за пределами власти нашего Я);
2. принятие собственной однополости;
3. принятие собственной конечности, смертности.

Диффузия идентичности, наличие которой мы можем предположить у Лолы, обычно является результатом очень ранних нарушений в отношениях мать-дитя.

О.Кернберг замечает, что такое грубое нарушение половой идентичности, как транссексуализм, возникает у мальчиков в том случае, если их матери сами имеют ярко выраженные бисексуальные черты, а отцы либо отсутствовали, либо были пассивными. Но Лола не совсем транссексуал.

Как и Радость (Аградо), он идентифицирует себя с нарциссической фантазией о божественном андрогине, но, в отличие от него, Лола имеет более выраженную бисексуальную ориентацию, позволяющую ему выражать свою ненависть женщинам и защищающую его от страха перед мужчинами.

“Во всем я всегда была “слишком”. Слишком высокая, слишком красивая, слишком мужчина, слишком женщина. Никогда ни в чем не знала меры, и я устала от всего этого…”, – признается Лола. Он говорит о себе как о женщине, но мы знаем, что Лола мечтал о сыне.

Интересно, кем же он мог бы быть для сына – еще одной матерью или отцом? Нарциссическое нарушение, от которого страдает Лола, не дает ему возможности быть ни тем, ни другим. Он просто не может быть с кем-либо, у него нет чувства привязанности, и он не в состоянии заботиться о ком бы то ни было.

Дефицит материнской заботы в доэдипов период развития мальчика заставляет его чрезмерно идентифицироваться с матерью. Это частично защищает от архаичной тревоги распада.

Многие современные исследования, предмет которых – нарушения половой идентичности, перверсии и грубые нарциссические расстройства, выявили сходство психического функционирования людей, страдающих данными расстройствами и психозами.

Возможно, Лола – путешественница, некогда бывшая Эстебаном, – убегала от безумия. Мужественность несла угрозу распада личности, и эта угроза изначально исходила от матери.

“Перверсивность – это не только вынужденный удел; это первейшая защитная территория, которую субъект занимает, противопоставляя ее Смерти, когда она укореняется в почве самой жизни: в матери” .

Очень часто матери таких мужчин сами страдали от депрессии и использовали сыновей как успокаивающее средство. Они видят в младенцах продолжение самих себя, и поэтому нарастающее развитие мужественности обычно не радует их, т.к. подрывает у них ощущение симбиотического единства с ребенком.

Отец, как я уже говорил, отсутствует, он не может помочь мальчику отделиться от матери и почувствовать гордость и удовольствие от развивающейся мужественности. (Возможно, история семьи Ковальских, разыгрываемая в течении всего фильма на параллельной, или, лучше сказать, Другой сцене, является хорошей иллюстрацией такой ситуации).

В эдиповой фазе идентификация с матерью начинает выполнять другую, дополнительную функцию: она становится защитой от страха кастрации со стороны воображаемого или реально угрожающего отца и поддерживает отрицание. Идентифицируясь с матерью, мальчик пытается также вызвать сексуальный интерес отца.

Для более глубокого понимания проблемы перверсии стоит обратиться к работе Ж.Шасге-Смиржель “Перверсия и Вселенский Закон” (1983). “Я не собираюсь осуждать извращения, но также не собираюсь, и восхвалять их. Я просто хочу представить их в более простом контексте, чем они обычно видятся: в виде попытки избежать своего состояния. Извращенный человек пытается освободить себя от отцовского мира и Закона”.

В этой работе она исследует единый, с ее точки зрения, принцип, лежащий в основе этики и концепции реальности. Она пишет: “В реальности понятие границ создается на основе различия между полами и поколениями: неизбежный разрыв во времени разделяет мальчика с его матерью (для которой он является неадекватным партнером) и с его отцом (чьим половым органом он не обладает)… Осознание различий между полами, таким образом, приводит к осознанию различий между поколениями”.

При тяжелых расстройствах мы имеем дело с устойчивым расщеплением разума. На сознательном уровне у индивида есть знание об анатомической разнице полов, а на бессознательном – данный факт отрицается. Отрицание, помогая справиться с тревогой кастрации, стирает границы между полами и привносит сильные искажения в восприятие реальности.

Ребенок не может разобраться, чем “мужское” отличается от “женского”, тогда как эта дифференциация закладывает основу для восприятия реальности.
Ж.Лакан, развивая идеи Фрейда о комплексе кастрации, считал, что бессознательное структурируется как язык, т.е. очеловечивание психики происходит благодаря тому, что Символический порядок вписывается в самую суть наших влечений.

По его мнению, существует Универсальный символ, универсальное означающее всех желаний – фаллос. Ребенок узнает о его существовании благодаря желаниям матери, направленным на отца, т.е., как писал Ж.Лакан, благодаря Отцовской метафоре, которую он обозначил понятием “Имя Отца”.

Он считал, что психоз возникает в том случае, если Имя Отца отсутствует в бессознательном (т.е. происходит отвержение – “выбрасывание” самого факта существования третьего). И здесь речь идет не только о реальном наличии или отсутствии отца, а о желаниях матери, обращенных в пустоту.

Он писал: “Если мы хотим настаивать на чем-то всерьез, то прежде всего на том, что заниматься нужно не только тем, как мать уживается с отцом по-человечески, но и тем, какое значение она придает его речи, или – осмелимся на это слово – его авторитету, т.е. месту, которое она отводит Имени Отца в осуществлении закона” (Лакан, 1997).

Лакан считал, что через отцовскую метафору ребенок может быть включен в Символический порядок, который как раз и позволяет ему ощутить координаты реальности.

Базовыми координатами здесь являются символы мужского и женского, детского и взрослого (родительского). Оси этих координат прочерчиваются той силой, которая обычно зовется Законом (системой табу), носителем которого является Отец.

Давайте еще раз вспомним момент появления Лолы в кадре. Лола появляется на похоронах, и весь его облик ассоциируется со смертью. Имя отца тоже ассоциируется со смертью.

Отец – это тот, кто своей чарующей, фаллической силой разлучает ребенка и его мать. Отец – это тот, кто вводит запрет на удовлетворение желаний и вызывает агрессию. Это тот, кто должен умереть. Лакан подчеркивал, что “логика рассуждений Фрейда заставила его связать означающее отца со смертью” (собственно смертью отца).

Лола, как читатель уже трижды успел понять, – не настоящее имя этого человека. Настоящее имя – Эстебан.

Интересно, что и Мануэла, и Росса дают своим сыновьям имя отца. Возможно, для того чтобы в отсутствие реального отца создать эффект его присутствия, сохранить память об отце, оставить метку секрета на канве жизни.

В фильме есть один, на мой взгляд, очень сильный момент, когда Росса перед родами просит Мануэлу рассказать ее сыну правду, всю правду о ней и о его отце. Это момент, когда возрождается хоть какая-то надежда на то, что границы могут быть восстановлены.

Способность опознавать границы, как уже неоднократно упоминалось выше, развивается у ребенка под воздействием комплекса кастрации. Подчеркнем, что это метафора, отражающая чувство неполноценности ребенка, – факт, который он вынужден постепенно признать.

Условно говоря, кастрация возникает всякий раз, когда ребенок сталкивается с тем, что его возможности ограничены. Признание этой ограниченности необходимо для развития чувства реальности.

Реальности не только как чего-то внешнего, но, в первую очередь, своей психической реальности. Ведь, по сути, это означает признание того факта, что ты – всего лишь человеческий ребенок.

И у тебя есть право им быть.
При массивной травматизации это оказывается невозможным, ибо травматизация лишает реальной силы: ребенок не может доверять тем, на кого он только и мог рассчитывать.

Это, в свою очередь, затормаживает работу горя, приковывая человека к собственному нарциссизму – универсальному убежищу, которое может оказаться могилой для души.

Расставание с иллюзией собственного всемогущества позволяет ребенку идентифицироваться с человечностью.

Что это означает – быть всего лишь человеком? В первую очередь, это означает признание того факта, что у других существует независимая душевная жизнь. Признание и того, что эти другие, так же как и ты сам, бывают беспомощными и ранимыми, грезят о всемогуществе и вынуждены претерпевать нужду и нехватку.

Это значит также принять тот факт, что у тебя есть тело, мужское или женское, и ты можешь быть мужчиной или женщиной (и то, и другое в целом неплохо). У тебя есть тело, которое может быть источником реальной силы, удовольствия и боли.

А удовлетворение ты можешь получать лишь тогда, когда ты можешь доверять Другому, завися от него. Признание Другого и осознание собственной однополости помогает также признать и то, что быть человеком означает быть смертным.

Эта грустная мысль открывает человеку его одиночество, но, с другой стороны, именно эта грусть дает возможность делать свою жизнь более ценной и целостной.

Лола-Эстебан идентифицируется с человечностью в тот момент, когда он вынужден признать существование границ. Это происходит через осознание собственной смертности.

Именно в этот момент мы можем сопереживать Лоле-Эстебану. Мы можем идентифицироваться с ним, не испытывая ненависти, презрения и стыда, потому что видим, что “нечеловечность” Лолы – слишком детская, слишком человеческая. Взрослеть всегда немного больно.

В конце фильма Лола-Эстебан держит на руках своего младшего сына, и его переполняет нежность и ощущение виновности – вполне отцовские чувства, а сам он занимает то место, которое, отчаянно избегая этого, все же вынужден был занять.

Перверсия – это трансгрессия, обусловленная смешением границ между полами и поколениями. Однако, перверсия не является актом своеволия. Перверсия – это лишь означающее трансгрессивной природы человека. Сама траектория перверсии, сметающая границы между полами и поколениями, прочерчивается, подчиняясь закону.

Ж.Шасге-Смиржель пишет об этом: “Человек всегда старается выйти за узкие пределы своего состояния. Я считаю, что перверсия – один из неотъемлемых путей и способов, к которым прибегает человек, чтобы раздвинуть границы дозволенного, и нарушить реальность.

Я вижу в перверсии не только нарушение нормальной сексуальной природы, затрагивающее сравнительно небольшое количество людей (чья роль и важность в социо-культурной сфере никогда не может быть слишком высокой).

Но – и это один из тезисов, который я хочу отстоять, – я рассматриваю ее как черту, свойственную человеческой натуре как таковой, как искушение разума, присущее всем нам.

Мои исследования и клинические эксперименты привели меня к выводу, что существует “центр перверсии”, скрытый в каждом из нас, который способен активизироваться под воздействием определенных обстоятельств”
Любая перверсия связана с нарушением запрета.

Существует сложное диалектическое отношение между Запретом (системой табу) и Законом.

В истории семьи Ковальских, представленной в фильме на Другой сцене, мы видим ситуацию, которая отражает ту первичную ситуацию, где могла бы начинаться история любого из героев фильма П.Альмодовера.

Ковальский отчаянно пытается разорвать связь своей жены Стеллы с ее старшей сестрой Бланш, представительницей родительской семьи, олицетворяющей глубокую первичную привязанность к матери.

Бланш приезжает погостить в дом этой супружеской пары в тот период, когда там должен появиться ребенок. Супружеская пара готовится к преобразованию в пару родительскую и к формированию семейного треугольника.

Однако еще до появления ребенка мы видим вторжение третьего – процесс преждевременной искаженной триангуляции.

Ковальский, как я уже сказал, пытается вырвать Стеллу из удушающих объятий ее сестры и установить границы собственной семьи.

Однако введение Закона в силу, само образование Отцовской метафоры осуществляется таким уничижительным и травматичным способом, что это становится актом беззакония.

Лола-Эстебан в молодости играл Ковальского. По замыслу Альмодовера, образы Лолы и Ковальского комплементарны относительно друг друга, иллюстрируя отцовскую несостоятельность, которая приводит к отвержению отцовского мира (Имени Отца).

Ребенок, оставленный отцом один на один с отчаянием его матери, используется как контейнер для опасных импульсов. Предел в данном случае уже перемещен, он задает слишком узкие рамки для развития, и последующая трансгрессия является попыткой восстановления границ и самоисцеления.

Трансгрессия становится истинно психопатологичной (перверсивной) в том случае, если субъект относится к собственной извращенности как к акту своеволия, или, еще хуже, как к высшему проявлению человеческой свободы, возводя ее в ранг идеала.

Между тем, субъект скорее обречен на трансгрессию. И всякий раз, обнаруживая перверсию, мы можем видеть в ней не только (своеволие, нарушение Запрета), но в большей степени – знак жесточайшей нехватки, рассматривая ее как “заплатку”, закрывающую с помощью сексуального эпатажа глубокую рану, разрыв, не вписывающийся ни в какие пределы.

Но последний малыш имеет все шансы, на успех. В случае если новоиспеченная мать, всё же выучит урок.

 Это прекрасный фильм для анализа и самоанализа. Особенно полезен он тем, кто ещё не самоидентифицировался в плане поло ролевых моделей и отношений, и самоидентификации на уровне половой само рефлексии.

-

Для детального исследования темы в области опасностей женского пути: (Основной инстинкт 1992 http://www.proza.ru/2014/03/23/104).
-
---
Данные фильмы необходимо разбирать в группе, чтобы деструктивные программы заложенные в фильме, не проникали в подсознание и не становились частью жизни Человека. Будет убедительно показано, на уровне механизмов "как кино соучаствует в деформации и извращении сознания". Согласно доказательствам, художественное произведение, является проекцией комплексов, болезней художника, общества в целом и порождает ещё большую болезнь: "Фильм предстает как откровенная и точная демонстрация реальности механической манипуляции человеком".  Пример такой работы, в форме клуба: Аналитическая Синемалогия http://www.proza.ru/2014/04/02/1030
-