Пион

               
    В голубой дымке сна наступал рассвет. Луньков,  нереальный, приснившийся и, кажется, раздетый, стоял возле окна. Во всяком случае, спящая ясно видела его обнажённое бедро. Почти белое, незагорелое.  Не просто фрагмент  человеческого тела. Манящее, светящееся какой-то удивительной энергией, бедро равно принадлежало и себе и Богу. Словно спутник необычной формы плыло по туманному, дремотному небосводу, дивясь и радуясь  всему, что происходит. Так в весеннем ручье селится солнечный свет, играет с водой, так ребёнок, одаривает улыбкой весь мир. Это было бедро того, которого она ждала.  И который не приехал вчерашним вечером. 
  Лера подошла к фантомному Лунькову. Тот поцеловал, вместе со слабой сигаретной дымцой неся в  девичьи губы горний  дух. Дух- ветер, веющий туманы с далёких, придуманных ею,  гор, на которые можно только смотреть, но не ступать по ним.
   Влюблённая проснулась. Котенок - чувство, долго дремавшее в норке души, открыло невинные глазки и посмотрело вокруг. «Безусловно, в моём сне ощущается нечто высшее, какая-то неземная тайна»- подумала девушка, подошла к зеркалу и улыбнулась отражению. А что если, после этого сновидения она станет другой, не такой скованной, и всё, что происходит на земле, будет отражаться, звучать, петь не только в её душе, но и в теле? И так хочется верить: эта музыка будет прекрасной, может, даже, классической.
     Открыла глаза, села на кровати. За окном - шарканье суеты. Всё ближе, ближе. Только что, свободная в грёзах, готовая вобрать в себя, разместить внутри всё сущее, девушка, забеременела натужной, будничной размеренностью.  Шлёпанцы суеты…Уши, привыкшие к их шороху…Всё так обыденно- пресно: цепь дел, повисшая гирляндой на каждом дне…Нет, надо настроиться иначе, романтичней, тогда суета неожиданно, словно шубкой, обрастёт смыслом!
     Если он не приехал вчера, то обязательно появится сегодня. И, чтобы время не тянулось тоскливо, надо что-то делать до его прихода. Помыть тарелки, подмести пол… А салютная энергия сыплет искрами, гаснущими и возрождающимися, словно феникс. Как трудно дождаться, когда он войдёт после долгой разлуки, скажет: «соскучился»! Лера вышла на улицу к маленькому базарчику и купила за пятнадцать рублей  у бабки, не до конца распустившийся, малиновый пион.
     Случилось, как думалось, верилось. Они долго стояли, обнявшись, в прихожей. И романтика- предательница, казалось, могла бы доползти до постели, нырнуть под одеяло. Белым флагом- простынёй облагородить  всё низменное, что может придти в голову гомосапиенсам, произошедшим от обезьяны, но… Полгода назад, когда Луньков гостил здесь, девушка, целомудренно удалялась в зал, оставляя мгновенного уснувшего с дороги, кавалера одного в спальне. На этот раз, уйти было некуда, в зале прыгал, тявкал и справлял, прямо на полу, естественные потребности найденный бездомыш - щенок. Малыша еле удалось вовремя втащить с открытого балкона в комнату. Ураган с грозой и градом повалил дворовую черёмуху,  и, хлеща по балконным щекам, плескал оплеухами в лицо, залил юбку и кофту, которые должны были понравиться приезжему другу. Пришлось переодеться в старенький, тёплый халат и обвязать простуженную голову шерстяным платком.
   Так «заморский» гость и застал её, измученную, замёрзшую. Затащил  в кровать, стал гладить. Его тело оказалось смуглее, загорелей, чем она  представляла во сне. Костистый полунегр, в жаре и в поту извивавшийся рядом, виделся мельче, меньше того Лунькова, которого она рисовала в своём воображении совсем иначе…  И вот, наедине, перед ликом равнодушной вселенной, остались только два тела, словно два тлеющих угля, вынутые из пламенного сердца печки. Всё ещё помнящие печное содружество и потому имеющие запал тянуться друг к другу. Неужели то ценное,  что она копила в душе так долго, по каплям, незаметно ускользнёт прочь? С каждым распутным жестом, движением, мыслью… Луньков напоминал соломенную крышу, мечтающую поскорее накрыть отверстый небу дом. Шлёпался внахлёст на голое девичье тело,  спешил, страшась не достигнуть какой-то странной цели, раздирая обои комнат… Но дом дышал небом. И когда крыша соскользнула вниз, превратилась в мужчину,  начала мирно храпеть, Лера заметила на  руках  спящего кучу, похожих на маленькие планеты, родинок.  Длинным, загнутым носом, любовник вдруг напомнил образ Кощея бессмертного.
   Лера с молчаливым раздражением выбралась из-под одеяла и вышла на кухню. Как же так? Она знала, что в этот его приезд готова принять в  душу нечто важное, может быть, способное изменить всю её жизнь. И ради этого  готова была отбросить христианские принципы, раскладывающие грехи по блюдечкам. Где оно это важное? Течёт меж пальцев песком, сквозит сквозь каменную неотёсанность слов, несётся кометой за поцелуем?  А  любовь, которая безусловно есть, никуда не исчезла, не пропала, несётся вслед за своей хозяйкой… Как Ахилл не может догнать черепаху, но, вопреки расчётам и правилам, всё-таки, догоняет, так и любовь, измученная гонениями и запретами, скромно селится рядом, отражаясь, как в зеркалах,  в предметах. Но, если любовь никуда не убежала, не исчезла, а прячется у неё внутри, почему же на душе так неспокойно?
Лера надела сарафан. Не боясь прохлады, вышла во двор. Одиннадцать утра… На траве ещё роса. Слева от подъезда, побеждённым великаном, сломленная, пострадавшая от ветра, черёмуха.  Вдобавок, порубленная, смирённая человеками. Но солнечное, золотое, парное молоко, царит всюду, насыщая предметы, людей удивительным, не зависящем ни от чего, счастьем…И нет большего блаженства, чем вдыхать запах трав. Знакомиться с улыбающимся, неунывающим, не помнящим о вчерашней буре, майским утром, вбирать его в себя, становиться им, превращаясь во всё, что есть на земле… Каждая травинка, каждая кошка - часть двора… И трудно сказать, где личная влюблённость, а где сияющая, растворенная  в воздухе,  теплота мира. Всё вокруг смешалось в этот удивительный час, всё полно глубокого, радостного значения…
   Там, наверху, на третьем этаже, маленький, смешной, длинноносый  Луньков, наверное, проснулся, встал, заметил, что её нет. Наткнулся взглядом на, пышущий  у оконного стекла, пион.  И восторженно застыл, наедине с этим чудом . Гостю скоро уезжать. Умная головка цветка покачивается из стороны в сторону, вовсе не сожалея о его предстоящем  отъезде. А просто, желая быть живой, движущейся, чувствующей, участвующей во всём, что происходит в мире. И, конечно, любящей.
Лера прислушалась к дворовым звукам. Суматошные крики грачей над упавшим в траву птенцом, мирное громыхание машины, приехавшей опустошить мусорный контейнер…В этих звуках, словно в музыкальном сочинении, можно было отыскать единый ритм. Всё хотело быть цельным и, в тоже время, проявить себя отдельно, как можно ярче, своеобразней. И, конечно, всё вокруг жаждало любить, любить, во что бы то ни стало. Не конкретно кого-то или что-то. Окружающая природа, словно воздух в жару, дрожала, вибрировала любовью. И от понимания, созерцания такого явления, по всему телу теплым озером разливалось чудное спокойствие. Да, она, просто созерцательница - тоже часть дворовой гармонии. Что ж, пусть  реальность показалась ей негнущейся, железной, совсем не похожей на то, что она себе представляла.  Но внутри души ничего не потеряно. И любовь, независимо от обстоятельств и странностей жизни, рядом. Так смело, сквозь асфальт пробивается одуванчик.
     Лера, вернулась назад, в душную сеть комнаты. Словно луговой колокольчик, приютилась на коленях Лунькова. И зазвенела, засмеялась, поцеловав в щёку, поросшую колосками мятлика: «Мы- цветы! Ведь правда? Мы- цветы! И всё у нас будет замечательно, чисто, не так, как у других! Ведь, правда, правда?»
   Пион, словно крылья, с силой расправил лепестки.
2013г.