Первые жизненные впечатления впечатления о войне

Детство каждого отдельного человека по сути  не так уж важно для истории. Но повествование о детстве часто отражает эпоху, её быт, характер, дыхание времени. Моё детство можно назвать военным. Хотя город Вологда, где я родилась и жила, находился в стороне от боевых действий, но он был важным стратегическим объектом для немцев. Через него проходили единственные железные дороги от Москвы на север, от Ленинграда на восток. И по ним день и ночь шли военные грузы.
Первое впечатление войны. Мне 5 лет. Я сижу на подоконнике. Внизу по булыжной мостовой нашей улицы движутся серые, молчаливые колонны солдат в новеньком обмундировании, со скатками шинелей и винтовками на плечах. Солдаты идут непрерывным потоком, идут день и ночь, идут на войну, но где война, и куда идут солдаты, непонятно. На самом деле колонны направлялись к железнодорожной станции в конце улицы, грузились в теплушки, уезжали на фронт. Мне было жалко солдат: «Бедные солдатики! И накипевочки не поедят!» (Накипевка – это нехитрая семейная похлёбка тех лет: кипяток, хлеб, лук, растительное масло и соль). Помню, взрослые хмуро усмехались.
Ничего страшного ещё не случилось, но мы, беспечная детвора, почувствовали беду, словно разлитую в самом воздухе города. Нас охватило щемящее чувство непоправимой потери, не только  потери обычных детских радостей, а чего-то большего. Как-то сразу исчезли из магазинов белый хлеб, сливочное масло, сладкие пончики, исчезли на долгие годы войны и послевоенной разрухи. Исчезли детские праздники, подарки, игрушки. Изменился весь образ жизни.
Первые новости о военных действиях мы узнавали из сводок по радио. Но были и живые свидетели войны. В июле – августе в городе появились воинские части, побывавшие в боях, поредевшие и заново переформировывающиеся в Вологде. Солдат и офицеров на некоторое время распределяли по частным квартирам, где они ночевали, столовались, а потом снова уходили на фронт. В нашем большом многоквартирном доме стояли военные, вышедшие из окружения под Смоленском. Запомнился этот факт, так как настроение бойцов было подавленное, разговоры велись тихо, почти шепотом. Помню один такой разговор о том, как немцы зарывали полуживых солдат в землю, и она шевелилась. Помню, что один офицер брал меня к себе на колени, гладил по голове, вздыхал, рассказывал, что у него такая же дочка.
Город наш изменился и внешне, и изнутри. Введено было общее затемнение. На окнах появились бумажные крестообразные полоски, чтоб стёкла не разлетались от разрывов. Улицы погрузились в темноту. Ночью не светилось ни одно окно, царила непроглядная тьма. Начались ночные бомбардировки города. Бомбили немцы вокзал, железнодорожную станцию, но не очень успешно, вокзал функционировал всю войну. Но помню, какой ужас наводили на всех нас объявления по радио: «Граждане! Воздушная тревога! Граждане! Воздушная тревога!». По чёрному небу шарили лучи прожекторов, искали вражеские самолёты, слышались зенитные разрывы. Мы одевались и прятались в бомбоубежище – маленький окопчик возле дома.
Помню, в первые дни войны было много слухов о шпионах, которые якобы подавали немцам сигналы с земли с помощью фонариков, сигналы вражеским самолётам, этим самым наводя их на цель. Иногда с улицы слышались возбуждённые крики: «На Клара Цеткин (улица) поймали шпиона!», поднималась паника, ребятня бросалась в центр событий. А события не были игрой. В небе над Вологдой сбивали немецкие самолёты, а потом один из них был выставлен на обозрение на площади как результат нашей победы. Кресты на крыльях и фигура лётчика в шлеме (манекен) вызывали в нас жгучую ненависть и злорадство.
Привлекали немецких бомбардировщиков не только вокзал и железнодорожная станция, а также большой паровозо-вагонно-ремонтный завод, который находился недалеко от нашей улицы, он жил и трудился всю войну, работал буквально в прямом смысле на войну: ремонтировал покорёженные, разбитые в бомбёжках паровозы и вагоны. Каждое утро гудок созывал людей на работу, вдохновлял их на трудовой день. Да и жителей радовал надеждами на победу. Завод давал людям работу и прибавку к хлебной карточке. Других больших предприятий в Вологде не было. Завод «Северный коммунар» за рекой работал на лесную промышленность края. Вологодская область поставляла на фронт лес, брёвна, доски, оружейную болванку и прочее.
Перед самой войной к нам приехала из деревни мать отца – бабушка Фаина. Говорили, что я была на неё очень похожа. На сохранившейся фотографии у неё строгое, слегка высокомерное лицо женщины, знавшей себе цену. До революции их семья содержала кружевную артель, дед Алексей торговал кружевами, выезжал даже на Украину. В годы коллективизации всё их хозяйство было порушено. Остались от былого благополучия и сохранились в нашей квартире мебель (горка, комод), фарфоровая посуда, старинные часы. Отец наш, Василий Алексеевич, переехал с семьёй в Вологду. Время было непростое, по какому-то делу он даже сидел некоторое время в тюрьме. Долгое время этот факт скрывался. Что пережила наша семья в эти годы, я почти ничего не знаю, не помню. Кроме нас с Лузой в семье были ещё дети – брат и сестра, родившиеся перед войной и рано умершие. Бабушка Фаина, приехавшая помогать, уже сама была больна, долго не прожила. Помню её слова, обращённые к маленькой больной внучке: «Помирать нам надо, Светланка, никому мы не нужны». Умерла она в 1940 году, а сестрёнка в 1941 году. Да, в войну никому не нужны были лишние рты, это мы поняли в первые же месяцы. Голод подстерегал город, всю нашу страну. И что такое голод, мы узнали очень скоро.