Лето в деревне

Кроме книг, ещё одним счастливым виденьем детства, виденьем, в котором не было войны, является воспоминание о поездке в деревню Карманиху. Там я гостила некоторое время у тёти Веры, сестры отца. Военная деревня испытывала, наверное, немало трудностей, связанных с войной, но они как-то прошли мимо моего детского сознания, запомнилось самое светлое.
Карманиха – крохотная деревня, утонувшая в зелени черёмух, была вытянута в одну улицу и заканчивалась выгоном. Через дорогу за оградой тянулись сенокосные луга. По утрам солнце сквозь дымку тумана освещало эти высокие травы, будило и нас. Пастух собирал стадо, звуки утра  начинались с густого мычанья коров, дребезжащего блеяния овец, нежного звона колокольчиков и хлёстких выстрелов пастушьего кнута. В избе тётя Вера управлялась с печкой. В протопленную русскую печь ставились чугуны с картошкой, щами, глиняные кринки с кашей, молоком. Еда готовилась сразу на весь день и на всю семью. А семья состояла из тёти Веры, дяди Вани, инвалида войны, и детей. Старшие дети весь день трудились в колхозе, а я оставалась с босоногой 4-летней Нинкой, лицо которой было густо усыпано веснушками. Бродили мы с ней по лугам, барахтались в мелководной речке, валялись на чистом речном песке, щипали в огороде сладкие стручки гороха и наслаждались топлёным молоком. Деревенская пища казалась мне необычайно вкусной. И хотя рацион был небогат, своя коровка спасала семью от лишений. Я не знаю, насколько большие налоги платили колхозники государству, это было за чертой моей городской жизни. Деревня мне казалась райским уголком, уголком тихой радости без печали и тревог. Помню только, что деревня выглядела безлюдной, одни дети. Взрослые либо воевали, либо работали с утра до вечера в колхозе.
Дом тёти Веры и дяди Вани стоял на краю деревни, был удлинённой формы, с высоко поднятыми над землёй окнами. Внизу находились подклеть и мастерские дяди Вани. Заднюю часть дома занимали хлев, сеновал, где висели сухие веники, хранился огородно-полевой инвентарь. Что интересно, туалета не было, и нужду справляли с навеса прямо в хлев. Так устраивалась северная изба, и был в этом здравый смысл, ведь вся изба покрывалась общей крышей. Под одной крышей жили и люди и скот.
Помню ещё один удивительный сюжет деревенского уклада – банный день. Но в том-то и дело, что бани у дяди Вани не было, а мылись в печи. В субботний день русская печь хорошо протапливалась, нагревали много воды, щёлоку (вода с золой прекрасно мылила волосы). Прометали печь от углей, настилали соломы, ставили тазы с водой, залезали в печь и даже закрывались заслонкой. Там же и парились, хлестались вениками. Управлялись ловко, привычно. Даже маленькая Нинка лихо залезала в печь, звала меня. Мне было страшно, но уговорам поддалась, полезла. Когда оказалась в горячей темноте и тесноте, заорала и, вымазавшись в саже, не помытая, выкатилась из печи, с трудом переводя дыхание. Потом меня отмывали от сажи в корыте.
Запомнилось мне возвращение домой, дорога из Карманихи в Устье. Семь километров мы шли вдвоём с мамой через лески, луга, торфяники. Шли по дороге то мягкой от пыли, то бугристой от твёрдых комков торфа на болотах, то и вовсе заболоченной. Останавливались в деревушках, отдыхали. Запомнилась высокая синь неба, избы на его фоне, лёгкий ветерок, шевеливший косы берёз, и нега в воздухе. Такой яркий день и мама рядом, это тоже счастливое виденье из детства.

О, сельские виды! О, дивное счастье родиться
В лугах, словно ангел, под куполом синих небес!
Николай Рубцов