Воскресшая

 
               
                В О С К Р Е С Ш А Я.

            Вечер уже распростер свои крылья, хотя сумрака и без него хватало.С утра шел нудный летний, теплый, мелкий дождь. В  двухкомнатной квартире  у старого телевизора с большим экраном, выпущенном еще в давнее советское время, сидела старушка и старалась рассмотреть, что-то там на экране, где мелькали тени и силуэты, и одним хриплым голосом говорили все герои. Видимо,Ф старушка имела достаточный навык и, судя по проявляемому ей вниманию, передачу смотрела  с интересом. Внимание ее было нарушено скрипом входной двери. Она встрепенулась и, поднявшись со стула, направилась в коридор, ругая себя мысленно за то, что не заперла дверь. А из коридора послышался голос: «Можно?»
    В коридоре было темно, но вошедшая зажгла свет, и перед старушкой предстала женщина с лицом, на котором господствовало выражение усталости, казалось, что она только что закончила трудную работу.
  - Баба Маша, можно? – еще раз спросила женщина.
    Баба Маша смотрела на женщину, и все говорило, что она не узнает вошедшую. Она даже сняла очки.
    - Входи, коли пришла,- растерянно сказала баба Маша.
    - А чего дверь у тебя отперта?- спросила вошедшая.
    - Да забыла запереть, я ее часто не запираю, у меня воровать нечего, боюсь, что помру, и буду гнить в постели. Чего хотела-то?
    - Здравствуй, баба Маша, не узнала ты меня, я ведь Клава, Клавдия  Григорьевна Рассолова.
  Бабушка смотрела на вошедшую так, словно она ее не видела. Потом спросила без особого волнения:
    - Откуда ты взялась, озорница такая, али напугать меня вздумала? Так я покойников не боюсь, в войну, каких только не видела, и не один не встал. С чего бы ты стала Клавкой представляться? У меня своего ничего нет, если что надо – бери..
  - Бабушка, а ты посмотри получше, ведь вправду я Клавка.- Женщина вошла в комнату, включила лампочку, висевшую под потолком - в комнате стало посветлее. Бабушка надела очки и стала смотреть на женщину. Долго смотрела, потом сказала:
    - А глаза-то у тебя Клавкины, цыганские, ишь, как сверкают.
    - Бабушка, я это,- уверяла женщина. – Ты посмотри сюда.-Женщина подошла к старому комоду, над которым на стене висели насколько фотографий в рамках.- Вот это папка с мамкой, они снимались, как папка  с войны приехал.- Женщина вдруг замолкла, вытерла рукой выкатившуюся из глаз слезинку.- Баба Маша, а мама-то когда умерла? – спросила она дрожащим голосом.
  - Два года не прошло, как  письмо получила о том, что Клавка умерла…Долго болела. Ухаживать- то некому, так я и приехала из деревни. Избу-то да хозяйство Женьке отдала.
    - Вот она на фотографии,- встрепенулась женщина.- Красивая девченка, вон какая..
    - Красота-то ее и смутила. Замуж выскочила прямо из пеленок, детей-то у нее четверо, скоро правнуки пойдут: две девченки - обе в нее, дома не сидится, учиться в школе не захотели в СПТУ пошли, замуж повыскочили. В совхозе работали, а теперь ни совхоза, ни работы, мыкают. Мужья, где что украдут, где заработают - так и живут.
    Обе замолчали. Старушка еще раз с особым вниманием посмотрела на женщину и спросила с тоскливым выражением на лице.
    - И  для чего же это ты Клавку-то изображаешь? С меня ничего не возьмешь, квартиру я на тебя не запишу, потому что  Шурке обещала, младшему сыну, на милиционера учится во Владивостоке.
    -  Бабушка, Клава я. Послушай меня. Как меня посадили - плохо мне было, по дому скучала так, что повеситься собралась, но девченки выручили. И мамку было жалко, видела, знала я, как она переживает, и она в письмах писала, и ты. Тут мне дурная мысль в голову и пришла. Дурная я, ты, небось, помнишь, какая дурная была я в девченках. Беды я хлебнула, а дурь не вышла. Так пришло мне  в голову попросить подружку написать письмо маме о том, что я простудилась и умерла. Я подумала, что мама перестрадает и успокоится, чем переживать целых десять лет, а я всеравно, пропащая, кому я нужна, и проживу ли я эти десять лет?
  Из глаз женщины полились слезы. Она вытирала их ладонью, потом полезла в сумку и достала носовой платок. В комнате воцарилось молчание. Бабушка с каменным лицом смотрела на плачущую, женщину, не знавшая о том, что ее там, в лагере никто не видел плачущей даже в самое трудное время, лишь в лихую минуту холодным блеском наливались ее черные цыганские глаза. И вот теперь, на воле полились они, эти слезы, не выплаканные за все десять лет.
    - Ой, Клавка, Клавка,- вдруг промолвила старушка и тоже заплакала, а Клава бросилась к ней на шею. Так они плакали долго, а старый престарый телевизор дребезжал веселой музыкой, и в сером полумраке экрана мельтешили пляшущие силуэты.
    Наконец бабушка спохватилась:
    - Чего же это я разревелась? С дроги ты. Уж потерпи, сейчас картошки поджарю, да чаю согрею, поешь.
    Баба Маша пошла на кухню, а Клава осталась возле комода вместе с фотографиями, висевшими на стене в скромных рамках. Немного их, но каждая- кусочек  жизни. Жизни, оставшейся там, в  непомерно далеком прошлом, и теперь, каждая из этих карточек, в большинстве сделанных не очень умелыми фотографами, беспощадно ранили душу. Клава уронила голову на руки, сложенные на комоде и снова заплакала.  А теперь, впервые за все минувшие десять лет, вдруг стало обидно за свою исковерканную жизнь. Вот она на пороге новой жизни. Что ждет ее?
    Жареная картошка бабушки была необыкновенно вкусна. Поев, Клава прошла в комнату, где бабушка продолжала смотреть фильм, который было прочти не видно. Почуяв, что внучка рядом, она пригласила ее сесть и сказала:
    - Ну понимаю, что жить ты пока будешь здесь, так? Комната свободна, хорошо, что я ее студентам не сдала. Только вот, как мы за квартиру платить будем? Дорого так, считай, что моей пенсии только хватает. Специальность-то какая у тебя есть?
  - Портниха я, могу и закройщицей, у нас была хорошая мастерская, так научилась.
    - Ладно, это хорошо. Вот только я так и не пойму, почему ты сообщила, что умерла?
    - В отчаянии я была, посчитала, что жизнь погублена, перспективы никакой нет и, чтобы мать долго не мучалась, решила сообщить, что умерла. Переживет один раз и успокоится.  Меня она всеравно не увидит, ведь десять лет казались бесконечностью.
    - Дурная ты девка, ой дурная, ведь и тогда тебе говорили: « Клавка, веди себя по-хорошему». А ты плевала - вот и доплевалась. Ну, да ладно, как говорят, были бы кости целы, а мясо нарастим. Калекой не стала?
    - Да нет, нормальная я, у нас лагерь был хороший, уголовников мало, а мы, кто попал по дурости своей, держались дружно. И начальство было хорошее.
    -  Небось, устала с дороги-то, пойдем, я тебе постелю, ложись отдыхай, завтра  будет завтра, а утро вечера мудренее.
    Во второй комнате стояла металлическая кровать с сеткой, та самая, которую купили мать с отцом незадолго до его кончины,  а потом на ней спала мать. После ее смерти бабушка в комнате спать не захотела и сдавала ее студентам,  брала одну девушку, которая и спала на  этой кровати.
  Почти всю ночь не спала Клавдия. То мучали думы о том, как удастся устроиться, то вдруг начинала плакать от тоски и отчаяния, от того, что осталась одна. Старшая ее сестра красавица, похожая на нерусскую: и на грузинку, и на армянку, и на еврейку, вышла замуж за еврея, который оказался деловым парнем, его родители еще в восьмидесятые годы уехали в Израиль, хорошо там устроились, позвали сына,   и, он ,забрав жену с дочкой,  уехал к ним. Бабка сказала , что она ей не пишет, даже на похороны матери и копейки не прислала, хотя ей давали телеграмму. Немножко утешала мысль, что не без угла, бабка ее пропишет, а значит, на работу будет не трудно устроиться. И еще мучало ее сознание  сложности своего характера. С детства она привыкла быть впереди, от нее выпало немало неприятностей  учителям в школе.  Ее со школьных лет звали Клавка-Цыганка за ее черные глаза, вьющиеся черные волосы, смуглое лицо и бурный, ершистый характер. И там, в лагере, она  старалась прорваться вперед, и вместе с тем, с трудом избавлялась от того, что прибавляло к ее имени не просто прозвище, а качество, которое друзья  и враги именовали Цыганкой.
    Но пришел день, положивший начало ее новой жизни. Отдохнуть несколько  дней, как предлагала бабушка, она отказалась, и сразу же  принялась за оформление своего положения. 
 
  Сергей Миронович Куцевол мужчина очень видный. Светлый шатен, усики ему очень идут, нос с маленькой горбинкой красит его овальное лицо, привлекательны и   голубые с легкой поволокой, веселые с хитринкой глаза. В небольшом городе его не очень знают, может потому. что он не любит высовываться. И причина тут одна – его должность ему не нравится. Он хозяин заведения под вывеской - « Светлячок». Под таким названием бывало существовали детские сады или комбинаты, а «Светлячок» Сергея Мироновича это то, что раньше называлось КБО, или комбинат бытового обслуживания. Он называет себя директором комбината «Светлячок», а на самом деле он его хозяин, и в учетных документах соответственного отдела в администрации города этот комбинат числится как ЧП, что значит частное предприятие, С.М. Куцевола.
    Как Куцевол из советского директора КБО без художственного названия стал владельцем ЧП «Светлячок»  рассказывать не стоит. Это комбинация  довольно сложная, в которой главным действующим лицом являлся его тесть, заместитель председателя райисполкома, в чьем ведении находились коммунальные учреждения.   В тяжелое время он оказался выселенным из удобного кабинета     вождем некоей резвой компании, державшей в условиях нового порядка в повиновении многие органы власти. Этот вождь стал по воле, не очень дорого купленного, председателя районной избирательной комиссии главой района. По его воле Сергей Мионович получил КБО.
    По своему составу « Светлячок» остался таким, как и КБО.     Клавдия, покончив оформление своего положения, отравилась прямо туда, его она приметила во время странствий по нужным учреждениям. Встретила ее Нина Ивановна, жена хозяина, к которой он направил ее. Они долго смотрели друг на друга, как смотрят на давно и безнадежно утраченную вещь. Наконец Нина Ивановна произнесла не очень уверенно:
    - Так ведь ты Клава Рассолова…
    - Да, я Клава Рассолова,- ответила Клава, с облегчением,- та самая Клава,- добавила она.- Я тоже тебя вспомнила, ведь соседями были..
  - На эти слова Нина Ивановна не прореагировала и сказала с некоторым пренебрежением:
    - Но говорили, что ты где-то пропала, даже умерла…
    Клава не стала кривить душой и сказала напрямик:
    - Нигде я не пропадала, а отсидела свою десятку, теперь освободилась по чистой.
    - Так что же ты умеешь, на какую работу тебя оформлять?
    - Да я портниха, все десять лет работала. Могу и женское и мужское, особенно работала по пошиву брюк, обшивала начальство со всей округи.
    - Это хорошо. Нам брючница нужна. Когда выйдешь?
  - Да хоть завтра.
    - Ну и хорошо.- Клавдия встала с  места, а Нина Ивановна спросила:
  - Живешь то ты где?
    - В маминой квартире, там сейчас бабушка живет.
    - И тебя прописали?
    - С этим  все в порядке.
    - Ну и ладно, - с явным облегчением произнесла Нина Ивановна.

  На следующий день  Клава вышла на работу. Ее сразу же загрузили на полный ход. Она скоро вошла в ритм работы мастерской, и ее авторитет  хорошей мастерицы рос быстро. Они с помощницей едва успевали управляться. Тем временем пришла осень. И появилась большая забота -   болезнь бабушки. Вроде и болезни врачи не могли найти, а старушка недомогала все больше и больше. Хорошо, что ей, участнице войны, большинство лекарств было бесплатным. Одна из ее подруг добилась, чтобы ее положили в больницу, но она пробыла там недолго, запросилась домой,  говоря , что ей помирать скоро, и она хочет помереть у себя дома. Пришлось привезти ее домой. Дома ей стало вроде лучше. Клава купила в комиссионном магазине неплохой телевизор, и бабушка с удовольствием  смотрела передачи, хотя на долгое сидение сил не хватало.
  Как-то вечером после ужина они сидели у телевизора, и бабушка сказала вроде бы невзначай:
    - Я смотрю, Клавдия, что ты после лагерей оклемалась, вон цыганские глаза как горят. И откуда они у тебя?
    Бабушка была права. Та скованность, что-то вроде боязни, охватившая ее по выходе на волю и долго мучавшая ее, пропала. На работе она сошлась с женщинами, которые, конечно, узнали о ее беде, но молчали и считали ее равноправной подругой. Болезнь бабушки отвлекала ее от многих житейских
благ, некогда было подумать о чем-то ином, кроме работы и заботы по дому.
    Бабушка умерла тихо, ночью во время сна. Нужно было ее хоронить. Она заблаговременно показала внучке, где лежат деньги на похороны. Хотя их оказалось не так много, но ей, как ветерану войны, были сделаны кое-какие скидки, немного добавили денег, чтобы сделать поминальный обед. И все получилось хорошо.
  Теперь наступило одиночество нудное, томительное, как вялотекущая болезнь. На работе большинство женщин были семейные. Молодые кучковались отдельно. К ним приходили иногда парни, и они курили вместе с ними в черном коридоре, разговаривали не своем жаргоне, без стеснения пересыпая некоторые фразы  нецензурными словами.  Не нравилась ей и квартира из-за ее запущенности, но сразу отремонтировать ее нечего было и думать. Деньги все ушли на похороны, а ремонт – дело дорогое. и она начала откладывать с получки  на ремонт, надеясь, что к весне нужная сумма наберется.
    Так и жила Клавдия всю зиму, зная лишь работу да телевизор, который стал вроде запоя и которому отдавались вечера порой до поздней ночи.

    И вдруг вместе с весной в жизнь Клавдии  ворвалось нечто новое,  неожиданное и, вместе с тем, долгожданное. В середине рабочего дня в мастерскую зашли двое мужчин. Один  лет тридцати, другой помоложе, одетые в кожаные куртки, Клава оценила их как весьма дорогие. Она в это время сдавала работу заказчику, этакому пузатику весьма привередливому. Когда  заказчик ушел, а Клава собиралась возвратиться на свое рабочее место,  мужчина, что постарше сказал:
    -Привет, Клава…
    Клавдия, не привыкшая к тому, что ее называют по имени кто-то кроме сотрудниц да некоторых соседей по квартире, удивилась.
    - Не узнала? – спросил мужчина.
  Клавдии не пришлось долго рассматривать мужчину, она сразу же узнала в нем  соседа по дому, Петьку Чижикова,  с которым учились в одном классе  все восемь лет, а потом она поступила в ГПТУ при швейной  фабрике, а он то исчезал, то появлялся, со школьными друзьями не имел дела.
    - Петя?
    - Ну конечно он. Рад тебя видеть. Надо встретиться, Но сейчас некогда. Ты понимаешь, вот этому фрайеру надо срочно пошить штаны, у него дело важное, а его делать, не прибарахлившись, нельзя. Ты можешь, чтобы они были готовы послезавтра? За срочность особая плата,- шепнул он.
  Клава, уже после того, как был оформлен заказ, и мужчины ушли, удивилась, что без всяких рассуждений согласилась сочно пошить брюки парню.
    Вечером у телевизора она не раз вспоминала Петьку. Он ей сразу понравился: этакая стать, чувствовался настоящий мужчина, а внешность говорила о его состоятельности. Следующий день она работала и ловила себя на мысли  о том, что ей доставляет удовольствие шить эти брюки. Когда они пришли за заказом, то оказалось, что брюки пошиты очень хорошо, Петр, что-то незаметно положил в кармашек ее фартука. Расставаясь, он спросил, нет ли у нее телефона, и, узнав об отсутствии такового, пообещал найти ее в ближайшее время, чтобы вспомнить о детстве. Проводив заказчиков, Клава поспешила в туалет и там подсчитала деньги, положенные ей в карман. Их оказалось очень много, почти столько, сколько стоят сами брюки. Это удивило ее, она даже почему-то испугалась.
    Ждать Петра долго не пришлось. На следующей неделе она, выйдя из мастерской, увидела напротив входа в мастерскую довольно красивый автомобиль, отличавшийся от « японцев», бегущих по дороге и тут же услышала свое имя. Сначала она не поняла, откуда ее зовут, и лишь после второго окрика посмотрела на автомобиль и увидела Петра, сидящего в нем .
- Привет, Клава, садись, покатаемся.
-Да мне некогда, надо зайти в магазин и купить кое-что, у меня продовольствие закончилось.
    - А может и не надо продовольствия. Что мы не найдем где подкрепиться?
    Клава почти против своей воли подошла  к автомобилю, Петр открыл дверцу салона автомобиля.
  - Ну и машина у тебя,- сказала она,- видно не бедно живешь.
    - Да Бог посылает, кое-что на нашу бедность. Поедем, поужинаем да поговорим о прошлом, ведь восемь лет вместе учились.
    Они ужинали не в ресторане, а в небольшом кафе почти на окраине города, но, к удивлению Клавы, очень чистом и уютном. Подошедшей официантке Петр сказал, чтобы она прислала Дениса. Официантка сделала недовольное лицо, но пошла за Денисом, им оказался парень, которому Клава шила брюки.  Петр  что-то негромко  сказал ему, парень сразу же ушел, и скоро официантка подошла с подносом,  на котором возвышалась бутылка вина, и теснились тарелки с закуской.
    - Давай сначала, малость, подкрепимся,- сказал Петр, разливая вино по бокалам,- а потом и поговорим.
   Вино оказалось необыкновенно вкусным. Клава после выхода на свободу
впервые пила спиртное на похоронах  бабушки. Но тогда ей было не до наслаждения. В лагере вином ее угощал один офицер, у которого она была любовницей,  причем их случайная связь переросла в любовь. Недавно Клава получила от него очень хорошее письмо, он поздравил ее с Новым годом. И вот, теперь прекрасное кафе, вино, закуски, которых она и не пробовала раньше. Потом стали вспоминать прежних друзей, причем, весело смеялись, Клава давно так не смеялась. Время летело быстро. Посетители, сидевшие в кафе, помаленьку расходились. Спохватилась и Клава. Петр расплатился с официанткой,  и они вышли на улицу, где в воздухе кружился легкий снежок..
    По дороге Клава спросила Петра, где он работает?
    - Скажу только тебе, смотри больше ни кому. Я агент частного сыскного агентства.
    - А разве такие есть? – удивилась она.
    - Ну, если я там работаю - значит есть. Ты одна живешь? Я к тебе, как нибудь, заеду. Сегодня мне некогда: рано по заданию выезжаю.
  - Да  не заходи пока: у меня уж больно страшно. Ремонт в квартире я не знаю когда и делали. Подремонтирую - и придешь.
    - Это все ерунда. Главное не квартира, а кто в ней живет. Нравишься ты мне.
Клава ничего не сказал, только на душе стало необыкновенно тепло, как было после объяснения в любви ее друга, милицейского офицера.  Ответив на вопрос Петра о номере ее квартиры, она  поблагодарила его, и они расстались. Снег на улице уже шел крупными. тяжелыми хлопьями, это был, наверное, весенний снег, ведь уже был март. Дома она разделась и села на диван, на котором спала бабка. Не хотелось двигаться. Она впервые изменила своей страсти – телевизору. В памяти вставали картинки прошедшего вечера, и главным в этих воспоминаниях был Петр, хотя  она старалась запретить себе думать о нем. И в постели ей слышалась его речь -  четкая, мужественная. Он давал решительные оценки людям и событиям так, что у нее не возникало и возражений. То  и дело она запрещала себе надеяться на что-то, считая Петра человеком из особого, недоступного для нее мира, но полностью искоренить эту надежду ей так и не удалось.  Утром, измученная бессоницей, она мысленно поругал себя за необоснованные мечты, но и это не помогло. Петр, ушедший на задание, был  в ее душе. Следующие дни Клава все свободное время посвящала уборке своей квартиры, которую она, надеясь на  скорый ремонт, почти не убирала. Теперь порядка и чистоты прибавилось. Вечерами она не включала телевизор на большую громкость, боясь, что не услышит звонка Петра. А в том, что он придет, Клавдия не сомневалась.
  И он пришел. Стояло самое настоящее весеннее воскресенье. В субботу она постирала белье на старой стиральной машинке, доставшейся ей от бабушки. Солнце приближалось к ее окну, чтобы залить комнату своим светом. Клава принялась гладить выстиранное белье, и внезапно прозвенел дверной звонок. Она решила, что это кто-то из соседок, открыла дверь, не спросив, кто. Перед ней стоял Петр такой желанный и вместе с тем неожиданный.
    - Здравствуй, к тебе можно?
    Клава до того растерялась, что в первые секунды не знала, что делать. Но быстро нашлась. Поздоровалась, распахнула дверь широко, чтобы пропустить желанного человека. Она и сама не поняла, как ей удалось так быстро справиться с волнением.
    - Ой, Петя, ты уж не рассматривай сою квартиру – грязища кругом…
    А Петр наоборот внимательно осмотрел гостиную, прошел в спальню, в кухню, потом сел на диван и сказал:
    - Ну, это ерунда. Из твоей квартиры можно сделать конфетку. Не так уж и дорого.
    - Что ты, дай Бог набрать на косметический ремонт, грязь, малость, забелить.  Ведь после мамы бабушка ремонта не делала.
    -Ладно, об этом потом. Возьми-ка в коридоре сумку, что я принес, да  стол накрой.
    За столом они вели разговоры о разном. Клава к своему удивлению и радости чувствовала себя с этим человеком свободно, так словно уже давно была знакома с ним. Она не ломалась, когда Петр предложил выпить, только
попросила наливать поменьше, потому, что к водке еще не привыкла. И когда выпили и закусили, Петр сказал:
    - Ты скажи, Клава, как ты попала в зону, если, конечно это не секрет.
    - Да какой секрет?  Дурость одна, за нее и расплачивалась. После второго курса, я в швейном ГПТУ  училась, нас пригласили в Шумиловский свхоз на помощь. Нас повез Славка на пазике. Мне он понравился, и я с ним стала заигрывать. Как-то я увидела его, когда он что-то делал в своем автобусе, поболтала с ним и  попросила показать, как запускается мотор и что нужно сделать, чтобы поехать. Славка охотно объяснил. Потом как-то после работы он пригласил меня съездить на речку искупаться. Я согласилась. По дороге,  когда мы ехали через покосные луга, я попросила его дать мне попробовать поуправлять машиной. И он согласился. Для меня все оказалось нетрудно, и к речке я ехала, сидя за рулем. Славка удивился, что я так быстро освоилась за рулем. Как-то вечером, я пошла ко двору, где Славка  ставил автобус, и увидела, что он стоит на улице, больше  того, ключ зажигания на месте. И меня дернул черт попробовать прокатиться,  правда, признаться, перед ужином ребята раздобыли  бутылку самогона - досталось и мне, видимо это и было тем самым чертом. Я села за руль, легко запустила мотор, включила скорость и поехала вдоль деревенской улицы. Недалеко от околицы я решила развернуться и ехать обратно. Но тут и случилась беда. Я толком до сих пор не понимаю, как это случилось, но автобус задом при развороте, врезался в  ворота одной хаты. Ворота упали - поднялся крик. Сбежались люди, хотели вытащить меня из автобуса, но я закрылась. Скоро из отдельных выкриков я поняла, что за воротами была четырехлетняя девочка, которую тяжелые ворота задавили насмерть. Ну, вот и все- десятка. Скажу тебе, Петя, в лагере мне везло. Я сразу поняла, что с моим самовольством я могу пропасть, поэтому взяла себя в  руки, как это не  было  трудно. Стала учиться ремеслу, честно скажу, был у меня всего один любовник, а скорее любимый человек - один из заместителей начальника тюрьмы, он и скрашивал тяготы моей жизни, не забуду его никогда, и он меня помнит. Так и прошли десять лет от звонка  до звонка.
    Выслушав исповедь Клавы, Петр ничего не сказал, лишь взял ее руку, лежавшую на столе, и нежно так, ласково пожал, налил водки в стопки и также молча поднял свою, приглашая выпить. Покинул он гостеприимную квартиру лишь поздним вечером.
  С той поры Петр несколько раз приходил к Клаве, и каждый раз его встречали жаркие объятия женщины, переполненной страстной любовью. Она ни разу не спросила Петра женат он или холост, это для нее  не представляло никакого интереса, главное -  был Петр, самый любимый на земле. А однажды в воскресенье, он зашел к ней с  парнем, Петр представил его как мастера, который будет делать ремонт.
    - Что ты Петя, у меня денег еще совсем мало,  я не смогу рассчитаться.
    - У тебя мало – у меня много,- засмеялся он,- не робей, Клавочка, мы из этой квартиры дворец сделаем, и заживем дай Бог каждому.
    А когда парень, с которым Петр разговаривал на непонятном для Клавы языке, ушел, и они остались вдвоем, Клавдия впервые услышала столь желанные речи любимого, о том, что несмотря на сложность его работы, которая заставляет его порой отлучаться  из города надолго, он хочет, чтобы они были вместе, как можно чаще и дольше, поэтому он и решил отремонтировать квартиру ,денег у него хватит.
  -Ты  только вот, что сделай. Собери самые нужные тебе вещички, я поселю тебя на время ремонта у  родственницы, недельки три поживешь у нее.
  Женщина пенсионного возраста, встретившая их с деланной улыбкой, велела  называть себя  Ольгой Федотовной, показала Клаве комнату, где она будет жить, провела на кухню, сказав, что  квартирантка может пользоваться всем чем угодно. После этого она ни разу не вступила в разговор с Клавой, лишь перебрасывалась отдельными фразами. И лишь однажды спросила, не родня ли  она Петьке? Клава ответила, что родня. За все время проживания Клавы на квартире, Петр зашел всего один раз, и лишь почти через месяц зашел утром. Потребовал, чтобы она собирала свои вещи, он ее ждет. В автомобиле он дал ей ключ и сказал, что он от ее квартиры. Такого ключа  раньше у нее  не было, был другой ключ, а это какой-то замысловатый, большой. И действительно, подойдя к своей квартире, она удивилась – там была металлическая, причем очень красива дверь. А войдя в коридор,  замерла от удивления. Раскошное зеркало, вешалка и, самое главное – паркетный пол. Ей стало страшновато заходить в комнаты. Но надо, и там ее изумлению не было конца. Новая мебель, в спальне большущая кровать, на которой можно спать, как она  прикинула,  и вдоль и поперек. Петр стоял молча, и лишь когда удивление Клавы малость  схлынуло, он спросил:
    - Нравится?
    - Ой, Петя, ну сколько же все это стоит? – произнесла она.
  - В деньгах ли счастье? Счастье в тебе, а для тебя мне ничего не жалко. Знаешь, я еще ничего не ел, приготовь что- нибудь.
    - Но надо сбегать купить что-то…
  - Посмотри в холодильник, там может что найдется..
    В холодильнике, высотой чуть ли не до потолка, нашлось все, что нужно для завтрака и даже больше. В кухне все было новое, даже посуда.
    С той поры Петр приходил в квартиру, как свой человек, и Клава считала его мужем. Правда,  бывало, что  он исчезал куда-то то на несколько дней, то на неделю и больше.
    Лето было в разгаре, когда Петр, исчезавший две недели, приехал уставший, но в хорошем настроении. После горячих объятий они поужинали и, прежде чем лечь спать Петр завел разговор.
    - Вот что, Клава, хватит тебе портняжить, на этой неделе ты рассчитайся,  я тебе нашел другую работу, может не такую спокойную, но заработать можно хорошо. Ведь, сколько можно ютиться в твоей халупе? Ты достойна лучшего жилья, а для этого нужны деньги, и их можно заработать.
    - Но что же это за работа? – не очень обрадовалась Клава предложению, - я не очень грамотная и кроме, как портняжить ничего не умею.
  - Ладно, скажу. Ты будешь работать в том же сыскном агентстве, что и я, моим помощником. Оклад сорок тысяч в месяц. Единственная трудность– придется, кое-куда съездить. Как правило, со мной, а это значит - реже расставаться будем.
    - Ой, Петя, боюсь я, ведь деньги большие и спрос большой…
  - Ты будешь моим помощником , и спрашивать будут с меня. Тебе лишь спокойно делать порученное дело.
  - Но ведь сыскное агентство выслеживает преступников, а с ними шутки плохи.
    -  Тебя опасную работу никто и не пошлет. Мы выслеживаем не только преступников, очень часто приходится выслеживать неверных мужей по заказу жен, и неверных жен по заказу мужей. И такое нередко. Так что не бойся трудностей. А в тебя я верю. Рассчитывайся, и тебе уже готово первое задание.
  - Боюсь я, Петенька, оставь меня в портновской…
    - Не бойся, ты моя жена, а это значит, мы должны быть вместе. Все будет хорошо.
Скоро Клава получила первое задание. В портновской мастерской ей позавидовали, как же - не нужно гнуть спину за машинкой, лебезить перед заказчиками. Теперь ей предстояло наблюдение за самым большим супермаркетом. Нужно было всего-навсего заходить туда, смотреть, много ли посетителей, в каком  отделе больше всех, в какое время, также наблюдать много ли машин подходит, и где они становятся. Каждый вечер она докладывала Петру о виденном, и он был доволен, говорил, что она работает как настоящий агент.
    Однажды он принес целую пачку денег и сказал, что это ее заработок. Клаве никогда не приходилось видеть столько денег, она даже испугалась. Большую часть она  отдала Петру, сказав, что он хозяин, пусть и распоряжается  такими деньгами. Петр предложил  пойти в магазин и купить разной одежды, поскольку агенту приходится порой переодеваться по нескольку раз в день. И это было к стати. Петр в тот день пришел рано и  велел собираться в дорогу, завтра рано утром придется  ехать далеко.
    Ездить по краю Клаве не приходилось. И в пути ее интересовало все. Особенно восхитили, ее перевалы, на которые с трудом карабкались тяжелогруженые автомобили, а их машина легко обгоняла их. На самом большом перевале Петр остановил машину. Подойдя к краю, Клава удивилась: стоящие внизу деревья казались игрушечными.
  В небольшом городе, построенном, судя по всему, в советское время, они поселились в разных комнатах. Петр велел ей вести себя с ним, как с незнакомым, а если он к ней подойдет, то показывать свое нежелание  познакомится с ним. Утром к ней в номер пришел молодой человек, который сказал, что он по поручению Петра и велел идти с ним. Возле большого дома он показал ей скамейку у детской площадки, велел отойти в сторону и наблюдать за подъездом, следить за выходящими людьми, нужного человека он укажет ей тем, что закурит сигарету. Наблюдать за отдельными людьми ей приходилось, оказалось, что у ней  прекрасная зрительная память. И на этот раз она заметила солидного мужчину, вышедшего из подъезда, именно его отметил спутник. Спросив, запомнила ли она его, парень разрешил ей идти в гостиницу и придти сюда  часа в четыре и засечь, когда придет  мужчина. Но не стоять на одном месте, а  перемещаться.
  Приходивший к ней ночью Петр сказал, что это растратчик, который скрывается от милиции. Нужно выследить, когда он уходит и приходит, чтобы дать знать милиции. Эти задания не тяготили Клаву, она  понимала, что это для ее Петра, ради которого она способна не на такие свершения. К тому же ей и самой нравилось  следить за людьми,  у нее оказалась цепкая память на лица, она хорошо запоминала время, место. И Петр ее хвалил, говорил, что скоро ее можно будет пускать на самостоятельные задания.
    Серьезной проверкой была поездка во Владивосток. Они, хотя поехали вместе с Петром, но встречались лишь поздно ночью. На это раз она должна из автомобиля следить за одним мужчиной, засекать, когда и куда он поедет.
За рулем сидел молодой человек, а Клава оделась солидной женщиной, и этот паренек  несколько раз назвал ее мамашей. Было трудно, поскольку приходилось одновременно изучать город. Но  все получилось хорошо. Отслеживаемый, видимо, не подозревал о слежке и вел себя обыденно. Петр оказался очень доволен. Но после этой поездки он пришел и сказал, что вынужден уехать надолго, в столицу, будет работать с тамошними коллегами.
    - Я хотел и тебя взять с собой, но начальство не согласилось, поскольку задание очень важное и серьезное, к тому же, его исполнение должно произойти с  привлечением минимального количества сил. Клава осталась одна. Первое время она не знала чем заняться. Телевизор уже не привлекал, и тут вспомнилось, что она в лагере любила читать книги, но в их квартире не было не одной. Тогда она нашла книжный магазин и купила несколько книг. Фантастику она отвергла сразу же, а вот детективы и женские романы ей нравились. В книжном магазине она и разговорилась с незнакомым человеком, . Это был высокий стройный мужчина, очень интеллигентного вида. За стеклами очков посверкивали холодные глаза, посмотрев в которые, Клава немножко испугалась, поскольку  ей показалось, что взгляд их проникает и вовнутрь, такие глаза были у некоторых милицейских и тюремных  начальников, Он спросил ее мнение о некоторых книгах, заспорил по поводу одной из них. Из магазина они пошли вместе.  Вдруг он предложил ей пойти в кафе и выпить кофе, поскольку погода была скверная: дул холодный ветер, предвещая скорый приход зимы. Клава, соскучившаяся  по общению с людьми, согласилась. Там, усевшись в уютном уголке, они разговаривали о прочитанных книгах. Мужчина вдруг спохватился и сказал, что его зовут Сергей  Ильич, а  лучше просто Сергей.
    - Ну, а вас я знаю, вы  Клава, живете в  гражданском браке с неким Петром, являетесь его помощницей.
    Клава с удивлением посмотрела на мужчину.
    - Не удивляйтесь, ведь не только вы следите за нужными Петру людьми. За  вами тоже следят. Вы очень наивный человек, и не только многого, а скорее всего, вообще ничего не знаете и не понимаете.
    - А что я должна понимать?
    - Не понимаете, что ваша наивность очень нужна Петру. Он живет в кругу таких же, как он… Я не буду пока называть каких, но вы для него, как струя свежего воздуха для задыхающегося  от жары в пустыне.
  - Да,  мы с Петей любим друг друга, я не сомневаюсь в его любви.
  - Да этого я и не хочу отрицать. Только скажите, где ваш любимый?
    - Об этом я не имею права говорить…
  - Я знаю, а вот вы не знаете.
    - Не нужно ловить меня, вы всеравно ничего не добьетесь.
    - А я и не хочу добиваться. Я хорошо знаю, что Петр Чижиков по прозвищу Пыжик находится с группой туристов на Канарах. Вы знаете, что такое Канары?
    - Да, Петя говорил, что это теплые края, где не бывает зимы, где можно купаться круглый год. Но он не мог не сказать мне, о поездке туда.
    - Мог, Клава, мог, он очень многого не говорит вам. Его друзья знают, что там он ходит по самым экзотическим проституткам, не гнушаясь вертепами чернокожих.
  - Послушайте, Сергей Ильич, зачем вы говорите это? Зачем вы позорите человека, который вам ничего не сделал.
    - Ох святая простота! Как вы наивны, Клава! Вы это можете проверить. Он уже скоро вернется. И вам нужно будет залезти в один из карманов пиджака, где еще будет храниться путевка и проездные документы.
    - Глупости все это,- весьма резко произнесла Клава.- Я не знаю, чем мы с Петром провинились перед вами? Извините, я не хочу больше с вами разговаривать…
  Клава встала со своего стула, намереваясь уйти, но ее остановил Сергей Ильич.
    - Не сердитесь, Клава, я хотел бы спасти вас. Я, как и Петр, тоже не святой. Но мне очень симпатизирует ваша наивность, и мне будет очень жаль вас, когда внезапно, как от взрыва, откроются ваши глаза. Ведь вы живете в хрупком мире, созданным вашей любовью, живете одиноко, полные наивными надеждами. Хотите, я скажу, что вас ожидает по возвращению вашего Петра? Вы переедете в очень шикарную квартиру, а та, в которой вы живете, останется Петру.
  - Откуда вам все известно?
  - Пока не  скажу. Но будет так. Не сердитесь на меня. Я давно наблюдаю за вами, вы  очень нравитесь мне именно своей невиновностью, наивностью,  и так не хочется, чтобы вам пришлось расплачиваться  за них, а расплата будет очень горькая. Не сердитесь на меня, я ваш друг, и как хотелось бы сделать больше, но понимаю, что это пока невозможно.
    Разговор с Сергеем смутил покой Клавдии. Она стала вспоминать эти почти три года, прожитые с Петром. Она горячо, без оглядки любила его, считала очень хорошим человеком, не способным обманывать ее, и вот, оказывается, что он уехал не в столицу, а куда - то в теплые края. Сообщение о том, что Петр ходит по самым экзотическим проституткам, Клава пропустила между ушей, посчитала, что этот человек просто имеет зло на Петра  и пытается отомстить ему, хоть чем –то. После пристрастного анализирования отношений с Петром Клава пришла к выводу , что Сергей Ильич злой человек и почему- то хочет разбить ее счастье с мужем.  Петр возвратился почти через месяц. Клава, как всегда, с радостью встретила его. Но вечером, кода ложились спать, ее удивил плотный загар на коже Петра.
    - Петя, где же ты так загорел?
  - В наше время это не трудно. В любой приличной сауне есть такое приспособление – походил по комнате, где светят специальные лампы – и, пожалуйста. Достаточно пяти сеансов..
    Этот ответ удовлетворит Клаву. Скоро ее удивило еще одно событие, предсказанное Сергеем. Действительно, однажды Петр пришел и сказал, что они переезжают в новую квартиру. Клаву это сообщение смутило.
  - Петя, а как с моей квартирой? Ведь выходит, что ее я лишаюсь..
  - Не волнуйся, мы будем сдавать ее квартирантам, уже есть желающие снять ее, она твоей и остается. Если хочешь, я тебя пропишу в новой квартире.
  И действительно, квартира оказалась в первом  элитном доме, построенном в их городе. Зайдя в нее, Клава удивилась:
    - Петя, что мы будем здесь делать в  четырех комнатах?
  - В просторе  не  в обиде,  перефразировал известную пословицу Петр.
  Мебелированы были лишь спальня, кухня и гостиная. Одна из комнат была заперта на ключ, и Петр сказал, что это будет его кабинет, а комнату, остающуюся свободной, он обещал сделать ее комнатой, где она будет хозяйкой и они будут отдыхать там в уединении. Тут же у Клавы зародился еще вопрос:
  - Петя, но ведь все это очень дорого стоит…
  - Конечно. А я рискую своей жизнью каждый день задаром? Нет, по дешевке свою жизнь я не продаю. Ну, конечно, пришлось малость подзанять.
Дело не в деньгах, самое главное у меня есть ты, а у нас, то о чем я мечтал. Ты знаешь о чем я думаю? Может нам ребенка завести.?
  Ребенок был тайной мечтой Клавы. Но она, не будучи законной женой Петра, боялась говорить об этом. И вот такое предложение.
    - Конечно. Я еще не старая, в таком возрасте как у меня женщины рожают.
  - Ну и отлично. Вот устроимся на новом месте и займемся этим делом. А пока тебе новое задание.- и Петр поручил Клаве слежку еще за одним человеком.
  Жизнь в новой квартире стала оживленнее. К Петру то и дело стали заходить неизвестные Клаве люди, некоторые  одеты в милицейскую форму, и это успокаивало ее. А ей здесь было неуютно. Там, на старой квартире к ней  заходили соседи. После ремонта у нее побывали женщины почти со всего подъезда, а здесь все жили каждый по себе, даже не смотрели друг на друга, встретившись в подъезде. Приходившие к Петру, уединялись в комнате, которую Петр назвал своим кабинетом. Обычно он просил Клаву приготовить какую-нибудь холодную закуску. В холодильнике всегда были продукты, и это не составляло  труда. В такие дни Клава уходила в свою комнату, и садилась за чтение очередной книги.  Но однажды она вышла  в коридор, куда выходила дверь комнаты Петра, она оказалась приоткрытой, хорошо слышны были голоса, находившихся там. Хорошо был слышно, что говорившие были возбуждены. Шел разговор о том, что кто-то кого-то должен взять, а если  он будет сопротивляться то замочить. Что значит «замочить» она знала – слышала в тюрьме. И услышав это страшное слово - испугалась. Разговор продолжался в крепких тонах. Наконец послышался глосс Петра, который обругал одного их споривших, упрекнул в стремлении получить  побольше, не рискуя ничем, припомнил его какие-то провинности.
    - Клава дала хорошие данные об этом человеке,- продолжал Петр,- сомневаться не приходится, наблюдение она вела целую неделю, у нее ошибок раньше не было. Действуем так как решили, собираемся во Владике у Мосла. Как вести себя в случае провала вы знаете. Все, Егор, наливай.
    Клава поспешила убраться в свою комнату, а в ее ушах звучали слова споривших и заключение Петра, Ясно было, что разговор шел о готовящемся преступлении. Да, она целую неделю жила в Уссурийске, следила за семейной парой, пенсионерами, судя по всему людьми интеллигентными. Они ей даже  понравились, такие добрые, постоянно заботящиеся друг о друге, даже на улице. Когда Петр проводил гостей, Клава спросила, кто такие эти  люди?
  - Да наши хлопцы, задание мы получили сложное, вот и поговорили.
    Клава ничего не сказала, а Петр на следующий день уехал, не сказав куда, лишь перед уходом предупредил, что вернется через пяток дней.
    У Клавы не хватило решимости сказать что-либо относительно «мочения» кого-то, но это слово, услышанное ей от одного их участников сбора друзей Петра, насторожили ее. Почему- то вспомнился разговор с Сергеем Ильичем. Она больше не встречала его нигде.
  Петр вернулся через неделю веселый энергичный как всегда. А некоторое время спустя он завел с ней разговор.
    - Тебе, Клавочка, предстоит новая работа. Я передаю тебе поручение руководства нашего агентства. Оно хорошо оценило твою работу следящего агента. Теперь тебе предстоит работа в ресторане. Официанткой ты работать, конечно, не можешь, там нужны молодушки, но есть должность помощника дежурного администратора. Что он должен делать я  точно не знаю, Раз согласились тебя принять – значит считают, что ты справишься, ну, а для нас
ты будешь проводить прежнюю работу – следить за теми . кого тебе укажут. Тебе предстоит завтра пойти в ресторан « Уссури». Встретиться с этим человеком,- Петр передал Клаве бумажку с фамилией мужчины, и он тебе расскажет, что и как нужно делать, чтобы устроиться к ним.
    Клава ничего не имела против того, чтобы устроиться на работу, ей надоело ходить возле домов, магазинов и по другим местам и выслеживать неизвестных ей людей. Но ее обидело то, что Петр не спросил ее желания перейти на новую работу.
    В ресторане ее встретил вылощенный мужчина среднего возраста. Он внимательно осмотрел ее и видимо остался доволен. Прежде всего, он спросил ее о том – есть ли у нее санитарной книжки, и узнав, что таковой у нее нет, стал разъяснять, что нужно делать, чтобы получить ее. Прежде чем отпустить ее, сказал, что ей придется платить за анализы, а это составит солидную сумму и спросил найдутся ли у нее деньги для этого. Клава ответила, что деньги у нее есть.
    Следующие дни она ходила по поликлиникам сдавала анализы. Последний анализ она пошла получать через неделю. Это был анализ на СПИД. Девушка, к которой она обратилась, как-то подозрительно посмотрела на нее и велела зайти в такой-то кабинет. Там находилась женщина. Клава сказала, что она пришла за анализом. Женщина пригласила ее сесть и стала задавать вопросы: не употребляет ли она наркотики, не проходила ли  лечения в клинике или больнице или дома, при котором производились инъекции, наконец, спросила с кем она живет, имели ли связи с другими мужчинами. Клава не без обиды сказала, что хоть с Петром они живут в гражданском браке, но за все время она ни разу не изменила ему. Задав еще кое- какие вопросы, женщина сказала, что у нее обнаружены признаки ВИЧ инфекции. Эти слова ударили в голову и сердце Клавы. Что это такое – она знала. Она сказала, что чувствует себя нормально и анализ неправильный. Женщина позвала какую- то девицу и велела ей выписать Клаве направление на повторный анализ.
    Уходя их комнаты женщины, Клава спросила:
    - Выходит, что меня заразил мой муж?
    - Если вы не имели контакта с другими мужчинами, то выходит, что от него. Если подтвердится  ваш анализ, мы вынуждены будем заняться и с ним, пока подождите не волнуйтесь.
    Дома Клава не находила себе места. Петр  уходил рано утром и  приходил поздно вечером. Он ни разу не спросил ее об устройстве на работу и вообще не замечал ее, видно было, что его волновали какие-то другие дела. Все эти ночи  она спала на диване в своей комнате.
    Но наступил день, когда нужно было идти за анализом. И он подтвердился. Женщина  стала  успокаивать ее, говоря, что  сейчас есть предпосылки к тому, что эта болезни будет излечимой и лечить ее начнут буквально со следующей недели. Клаве пришлось подождать, пока женщина выпишет ей бумажку, с которой  нужно будет обратиться в клинику, где будет проходить лечение. Домой она шла, не помня себя. В голове крутилась одна мысль:  «Петр, ее любимый Петр заразил ее неизлечимой болезнью, Как это могло получиться?» И тут ей вспомнились слова Сергея Ильича о том. Что Петр,  находясь в теплых краях, любил ходить по экзотическим проституткам. « Так вот откуда зараза, она привезена из далеких краев». Едва она вошла в квартиру, как позвонил по телефону Петр и сказал, что срочно убывает в командировку и не  сказал по обычаю, когда вернется. Клава почему-то обрадовалась этому, наверное, потому, что ее страшило объяснение с Петром. Она обдумывала этот разговор и, привыкшая повиноваться без рассуждения, не могла придумать, как она будет разговаривать с ним.
  Однако, бывая на процедурах, она слышала от присутствовавших там, что никто не знает, когда инфекция превратится в болезнь, и ей становилось страшно, еще страшнее, чем тогда, когда ей зачитали приговор о тюремном заключении на десять лет. Помирать не хотелось, в душе, там, далеко,  в самой глубине, таилась мысль о том, что все пройдет, она вылечится, уйдет от Петра в  швейную мастерскую и никто ей не нужен.
    Тем временем Петр не появлялся, ей опять вспомнились слова Сергея Ильича о том, что Петр иногда уезжает в теплые края поразвлекаться. Денег у него было много. Как то ночью она проснулась и ей пришла в голову мысль о том, что если он заразил ее, то заражает и проституток, с которыми ему приходится иметь дело.
    Кончалась третья неделя, как отсутствует Петр. Клава почувствовала недомогание, сказала врачу, и он обещал направить ее во Владивосток в больницу на обследование и лечение. Она пришла домой, наплакалась и заснула. Ей снился какой-то тяжелый страшный сон. Проснулась она от непонятного шума:  показалось, что в квартире кто-то есть. Она испугалась и вышла в коридор - оказалось, что в комнате Петра люди, больше того, слышен чей-то незнакомый властный голос. Клава прислушалась. Говорил  мужчина строгим тоном. Ей захотелось подслушать о чем же идет разговор  появившегося сожителя с друзьями , и она подошла к самой двери, а мужчина говорил очень строго:
    - Вот ты, Пыжик, делаешь глупость за глупостью. Это какую такую бабу ты привлекаешь к слежке?
  - Это моя жена…- не очень уверенно произнес голос Петра
    - Кто тебе разрешил? Ты понимаешь или нет, что такое баба? Стоит ей попасть в руки ментов, как она  расколется  - тебе двадцатка. Не буду читать тебе мораль, но бабу убери, она много знает. Родственники у нее есть? Нет? Так в чем дело? Отвези за город, замочи и дело  с концом. Понял или помощь нужна?
    - Управлюсь, я сам понимаю, что пора, - ответил Петр спокойным голосом.
    Эти слова ужаснули Клаву. Так вот оно в чем дело. Значит, прав был Сергей Ильич, говоря, что ее Петр страшный человек. Значит, ему ничего не будет стоить убить ее. Она бросилась в свою комнату, упала на диван, мозг сверлила одна мысль: « Что делать?  Бежать? Куда? Ей некуда приклонить голову. Правда, в деревне живут ее родственники, но куда она пойдет к ним заразная.. А Петр, коли получил приказание убить ее, – убьет. Не раздумывая»
И вдруг она нашла выход из сложившейся обстановки. Петр  отверг ее любовь,  теперь готов уничтожить ее. Она не допустит этого. Если она погибнет то не одна. И тут в ней воскресла,  казалось бы, уже оставшаяся за многими годам, многими бедами, не расплавленная столь желанным счастьем, прежняя Клавка – Цыганка, которая никогда и никому не прощала обид, не любила, чтобы делалось не по ее. Перед ней встал во весь рост те ложь, обман Петра, на которые он был щедр. Она, до сегодняшнего дня, не сомневавшаяся в его честности, наконец, поняла,  что столько лет  любила, служила бандиту, собирающемуся сейчас убить ее. Такого Клавка-Цыганка не простит никогда и никому. Любовь любовью, а честь честью, и за нее она  постоит.
    Ей вспомнилась одна история, происшедшая минувшей зимой. За кухонным столом стоял ящик. Клава не интересовалась им, правда, однажды она спросила Петра, нужен ли ему этот ящик? Он ответил достаточно грубо, сказав, что если он стоит, значит нужен. И как-то она внезапно вошла в кухню и застала Петра, вытащившего ящик из-за стола и готовящегося что-то положить туда. Она посмотрела и увидела, что это были три гранаты, о том, что это гранаты она знала по фильмам, которые смотрела в период одиночества.
  - Петя, откуда они?- с тревогой спросила она.
  - У одного типа забрали, пойдет как вещдок.
    - Но они взорвутся..
  - Ну нет. Туда надо ввернуть вот эту штучку, - Петр достал из коробочки какую-то штучку, ввернуть ее в эту дырочку, дернуть вот это колечко, чтобы отпала вот эта пластиночка – тогда взорвется. Не бойся, это не надолго. Закончим следствие, и я их сдам.
  Вот про эти гранаты Клава и вспомнила. Она потихоньку прошла на кухню. Ящик стоял на месте, они выдвинула его, осмотрела. Это был простой ящик без замка и открывался очень просто. К ее удивлению там лежал короткоствольный автомат, какой бывает у милиционеров, и еще, что-то. На самом дне лежали те самые гранаты, и она испугалась. Но навалившееся не нее зло, стремление мстить за себя, за свою  беззаветную любовь возобладало. Она  с отчаянием подумала, что погибнет, но появилась оправдывающая мысль:  «Всеравно погибать, я обречена, так лучше погибнуть, отомстив за самое дорогое человеку, который обманывал ее и хочет ее убить» Вот граната, вот коробочка со штучками, которые надо ввернуть, все очень просто. Теперь туда, пока они не ушли.
  Увидев появившуюся в дверях Клаву, с рукой вытянутой вперед, в которой была граната, Петр успел крикнуть: « Ты зачем…».  И еще успел увидеть  сверкавшие  яростью цыганские глаза Клавы, и тут же – огненную вспышку.
   
  Пожарники приехали довольно быстро, не опоздали и милиционеры. Пожар на четвертом этаже элитного дома, вспыхнувший в результате взрыва,  был потушен быстро. Милиционеры приступили к опознанию трупов. Двое из шестерых были еще живы и скончались по пути в больницу. Милиционеры  довольно быстро определили, что перед ними почти вся преступная банда, слежка за которой заканчивалась,  и ее участники не сегодня - завтра должны быть взяты. Здесь они перед ними  все вместе с самим вожаком  по кличке Мистер, и с самым отчаянным преступником Петром Чижиковым по кличке Пыжик, на счету у которого не только грабежи, но и многие убийства. Но почему граната взорвалась в руке у женщины? Это для них была загадка, которую они не разгадают.
  Их, двоих, остальных разобрали родные,  хоронили из морга. У Петра оказался родствнник, он и организовал похороны. Последний раз они были рядом.  Народу набралось много. Местные журналисты, падкие на сенсации, широко раззвонили о происшедшем ЧП, а среди обывателей всегда найдутся желающие позевать на чужую беду, пришла и уголовная шушера,  - всех набралось порядком. Ходили разные слухи, один одного нелепее. До того, как катафалк двинется на кладбище, к гробам подошел высокий человек в очках, он посмотрел на них - гробы были закрыты, спросил о чем-то распорядителя, и, подойдя  к указанному ему гробу, положил не него четыре алые розы,  и удалился, внимательно рассматриваемый ушлыми зеваками. Это был Сергей Ильич.