Учения

Рота!!! Подъём!!! Тревога! Зычный голос дневального

разорвал предутреннюю тишину казармы. Всё загромыхало,

затопало, засуетилось. Кто – то, не открывая глаз, столкнулся со

столбом, кто – то не мог попасть ногой в сапог. Портянки не хотели

наматываться на ноги, но всё же через минуту рота стояла посреди

казармы “повзводно” в две шеренги. По команде: “Оправиться!

Построение во дворе через пять минут с вещмешками и скатками!

Разойдись!” – всё опять пришло в шумное движение. Одни

прилаживают скатки к вещмешку, другие уже в бушлатах и шапках    

бегут вниз – по лестнице на ходу пытаются надеть громоздкий

вьюк на плечи. У кого – то при этом слетает с головы шапка и пока

он её ищет стрелки отсчитывают бешеные секунды. Самые ловкие

уже строятся во дворе. И вот звучит команда капитана: - “Рота

становись! Ровняйсь! Отставить! Ровняйсь! Смирно! Объявляю

приказ: Выступить в лыжный поход. Пункт назначения –

Бобочинский танковый полигон. Первый привал через 1 час, на 20

минут, а дальше- через каждые 2 часа на 30 минут. Обед в 14 -00,

1час. Командир роты после того как отдал все приказания

командирам взводов, распорядился, чтобы старшина выдал всем

лыжи.

И вот рота курсантов – танкистов под покровом раннего

зимнего утра отправилась в нелёгкий восьмидесятикилометровый

путь. Ещё не все лыжники стряхнули с себя остатки утреннего сна;

им некогда оглянуться вокруг. Они, преодолевая первую усталость

и туман в голове, кое – как следят за лыжнёй и за тем, кто идёт

впереди, чтобы не наехать на его лыжи. А вот двужильные

сержанты и молодые лейтенанты прут, как лошади впереди своих

взводов.

А кругом первозданный хвойный лес, укутанный глубокими

снегами. В ушах скрип дерева о снег, да какие – то загадочные

шорохи и звоны и мягкие шлепки падающих с веток пушистых

комьев.  

Автобус сопровождения, обогнав колонну, набрал скорость,

чтобы встретить её через несколько километров.

В автобусе подремывали ротный писарь и медбрат Иван.

Писарю Брыкину вменялось в обязанности быть при сейфе с

документацией роты. Сейф – вот он рядом, а куда он денется?

У Ивана работа начиналась на первом же привале. Двое

курсантов стёрли ноги в кровь (плохо намотали портянки).

Пришлось бедолагам ноги забинтовать, но больше

никаких поблажек. Вновь ноги в сапоги и в путь. Тем временем

старшина подвёз перловую кашу и чай. Проглотив всё это, рота в

полном составе пошла дальше.

Стало светать. День занимался ясный и морозный.

        Рота шла вдоль дороги по краю заснеженного леса. Сквозь

мохнатые ели словно стрелы пробивались первые оранжевые лучи

солнца, разрезая голубые сугробы. Длинная цепочка курсантов 

серо – зелёной змеёй  то исчезала за деревьями, то выползала на

притихшие у дороги снежные волны. Тишину будило лишь

скрипучее шуршание лыж да редкие команды сержантов:

“Подтянись! Не отставать!”

Сашка шёл где – то в середине колонны, в составе третьего

взвода. Лыжи хорошо скользили и усталости он почти не

чувствовал. На каждом привале старшина успевал

 со своей кухней. Повар поил всех горячим чаем с куском

хлеба, после чего курсанты, кряхтя поднимались, надевали

вещмешки со скатками, пристёгивали лыжи и нехотя отправлялись

дальше. Через минут пять затёкшие на привале мышцы опять

втягивались в работу и идти по лёгкому морозцу было радостно.

Молодые тела ощущали прилив силы и готовность преодолеть

любые расстояния.

        Всякие походы таят в себе сюрпризы. Первые обмороженные

оказались в автобусе сопровождения после очередного привала. На

привале первым делом любой солдат переобуется, перемотает

портянки, смотрит, не стёр ли ноги. Сержанты контролируют эти

процедуры.  Вот у троих обнаружили признаки обморожения

ступней. А причиной - было крепление, которое туго

перетянуло ступню и как следствие плохая циркуляция крови. У

медбрата работы прибавилось. Нужно было сделать массаж,

наложить мазь и бинт. А автобус, как сказочный теремок, стал

наполняться больными.

        К двум часам, т.е. к обеду рота прошла наверное километров

сорок. Днём немножко потеплело. Солнце, которое уже

поворачивало на весну стало пригревать. Когда на пути вдруг

встали нагромождения бетонных глыб, циклопических размеров,

был объявлен большой привал. Как здорово стряхнуть с себя этот

вьюк (вещмешок со скаткой), сбросить лыжи, на минуту закрыть
глаза, подтянуться и вдруг почувствовать такую лёгкость, что

кажется взмахни руками и полетишь.

А первые шаги без лыж – это нереальное ощущение,

даже начинаешь спотыкаться. Но как же здорово! Хруст снега под

ногами как музыка. Солдаты быстро организовали огромный

костёр. Устроившись поудобнее у костра, хлебали из

котелков щи, ели кашу и сушили промокшие от пота и снега

портянки, от которых исходил то ли пар, то ли дым. Костёр грел

босые ноги, а солнышко через бушлат уставшую спину.

Основательно подкрепившись и чуть–чуть отдохнув, пошли

обследовать бетонные глыбы. Откуда они здесь? Что за сооружения

были на этом месте? Оказывается это знаменитая линия

Маннергейма. Сашка вскарабкался на самую огромную глыбину

метра в четыре, а может и пять, и осмотрелся вокруг. Сколько

жизней здесь было положено,чтобы взять эту крепость,что лежит

 теперь в руинах, известно одному лишь Богу.



        После обеда несколько километров дались особенно тяжело.

Автобус стал наполняться быстрее. Один умудрился отморозить

уши, ещё двое подморозили ноги, а некоторых стали покидать

силы. И тогда было решено подбирать всех обессиленных и

больных и, прибавив скорости, доставлять к пункту назначения.

Усталость. Что за предательская штука? Сашка шёл уже

километров шестьдесят, а может и больше и ничего себе. Всё было

нормально. Сказать, что легко было, конечно, нельзя, но терпимо.

И как – то, вдруг, навалилась такая тяжесть, будто мешок с песком

взвалили на плечи. Почему – то сразу стала подавляться воля. Нет

сил сопротивляться. Упасть, как некоторые, и закрыть глаза?

Подберут, наверное, посадят в автобус и довезут, куда остальные

дойдут сами. Сашка встряхнулся. Часть усталости будто слетела.

“А как же другие?”- подумал он, - “Им же тоже, наверное, тяжело?

А ведь идут.” Сашка был, неплохо натренирован. У него разряды

по классической борьбе и по штанге. Правда, лыжи он не очень

уважал. Видимо, быть накаченным и выносливым – это разные

вещи. Вон Мухин Володька, вроде и мал ростом и не атлет, скорее

даже хиляга, а прёт себе хоть бы что – чемпион полка по лыжам,

хотя ему, может, тоже не легко. Надо держаться.

        Толи от мыслей таких, а может по какой – то другой причине,

усталость стала отступать и вскоре Сашка вновь легко вздохнул и

стыдно ему стало от недавнего желания упасть у всех друзей на

глазах. Вот так бывает в борьбе. Поставит противник тебя на мост,

нечем дышать, лучше сдаться и будет легко. Будет легко всего

несколько секунд, а потом стыд и тяжесть за слабость свою.

        Сашка шёл и радовался, что не сдался, что идёт в общем строю

с теми, кто слабость свою преодолевает. И хотя таких большинство,

есть и те, кто не выдержал трудного похода. Теперь автобус

курсировал туда – сюда, и всех ослабевших отвозил на место

будущего лагеря. И пока остальная часть роты добиралась своим

ходом, прибывшие на автобусе, получив первую помощь,

расчищали площадку от снега для ночлега, рубили лапник и

собирали ветки для нескольких костров. Командовал всеми делами

старшина Дороган: Кухня с макаронами по – флотски уже ждала

измученных и голодных клиентов. И когда он успевал всё

организовать? Вот что значит старый служака.

        Уже в глубокой темноте, при свете лишь пылающих костров,

да серебристой луны, на расчищенной от снега поляне,

подъехавшие на газике командир роты с проверяющим

организовали всеобщее построение. Проверяющий (полковник

штаба дивизии) объявил благодарность за достойный поход и

передал бразды правления ротному. Когда назначили дежурного и

дневальных по роте из тех курсантов, кто мог ещё держаться на

ногах, объявили ужин и после подготовки места для сна, отбой.

        Полные животы и наваливавшаяся усталость валила курсантов

с ног. Хотелось упасть на снег и уснуть. Армейский порядок и

приказы заставляют людей работать, когда уже нет никаких сил.

Человеческие возможности всё – таки безграничны.

        Загасив несколько костров, на их месте сделали хорошую

подстилку из елового лапника. Всё это застелили танковым

брезентом (опять же постарался старшина), рядом развели тройку

новых костров и устроившись поудобнее со скатками под

головами, накрылись другим брезентом и отрубились до утра. Всё

вокруг окунулось в первозданную тишь: и угрюмый лес, и чистый

снег под хрустальным небосводом. Лишь шум вековых сосен, да

потрескивание костров чуть – чуть добавляли жизни в эту картину

вечности. Да дневальный (им был Сашка) как ему и положено

стоял со штык – ножом у одинокой сосны. До смены ещё целый

час.