продолжение

О свободе и независимости

В вагоне было холодно. Роман держал в руках книгу, и его пальцы почти мерзли.
Книга была толстая: двести страниц. Её надо было довезти до работы и положить на стол. Для вида. Жирная тетка вскочила с места и подалась к дверям, наступив Роману на начищенный утром, а потому блестящий носок ботинка. Носок перестал блестеть.
Роман упал на освободившееся место и грустно взглянул на полумертвый носок.
- Гадина. Чтоб ей..чтоб её...чтоб она...чтоб она...
Вагон мчался, ветер дул, пальцы мерзли, Роман ёжился от дискомфорта, но , невероятным усилием воли почти заставил себя задремать.
- Осторожно, двери закрываются..
Роман вскочил, дернув разными ботинками, наступил своим полумертвым на чужой чищеный и выбежал вон.
Книга поехала дальше без хозяина, свободная и независимая.

Тупицы

На эскалаторе было чрезвычайно оживленно. Роман убористо стоял справа, как и положено, но при этом, очень ревниво пропускал мимо себя идущих по левой стороне вниз.
Конечно, было бы интересней, если бы они шли вверх, а он бы их пропускал, разглядывая снизу, но что толку рассуждать о том, чего нет?
Некоторым проходящим хотелось дать пинка, некоторым - плюнуть на голову, а к некоторым хотелось пристроиться сзади и спускаться, спускаться, дыша в затылок...
Но Роман давил в себе сентиментальные позывы, направляя энергию на жевание мятной резинки.
И вообще ему было не понятно: зачем идти, если эскалатор и так едет?
- Тупицы, - вяло подумал Роман, выплюнув резинку и попав точно между ступеньками, - таким прогресс не нужен.

Эффект кручения, или как хорошо быть инвалидом.

В вагоне была теснота. Роман ненавидел толстых теток и вонючих мужиков, когда они приближались к нему ближе, чем на шаг. А сейчас все они притиснулись к Роману и создавали ему невыносимый дискомфорт. Роман перестал себя контролировать, и у него начали дергаться колени, двигаться уши и сжиматься кулаки. Публика немного расступилась, но не кардинально.
Роман печально согнул колени и повис, держась обеими руками за верхнюю перекладину.
А когда вагон остановился в туннеле, и воздух прелым липким покрывалом укутал Романа, его левый близорукий глаз начал совершать самопроизвольное кручение вокруг своей оси.
Эффект кручения произвел впечатление и Роману уступили-таки место.
Дальше он ехал в комфорте, радуясь, что инвалидов у нас хоть и не уважают, но боятся.

Ноги.

Роман быстро забежал, быстро сел, расслабился, и хотел с удовольствием заснуть, но не успел:
перед его глазами появились НОГИ. Длинные. Гладкие. Идеальной формы.
Ноги опирались на высоченные изящные каблуки и были перетянуты тонкими перекрещивающимися на мраморных щиколотках ремешками.
При этом ноги еще сексуально менялись позами : то левая коленку выгнет в сторону Романа, то правая... При виде приближающихся и удаляющихся коленок, на Романа напал Жар.
Подмышки заполнились едкой жидкостью из оживших где-то в глубинах его тела соленых источников. Пот начал стекать по лбу и гнездиться в бровях. А когда огромная капля повисла на кончике носа, Роман неловко кашлянул, смахнул каплю рукавом, и стремглав выбежал из вагона, проклиная себя за неумение вовремя заснуть.
Ноги с удовольствием заняли освободившееся место.

Лучше меньше, да хуже.

Сегодня Роман ехал на работу сидя, и, конечно, расслабился, задремал.
Спать помешал нищий инвалид. Он крутил колеса своего кресла, ехал по проходу между сиденьями и нудно просил помочь. Роман поджал губы, руки, ноги, живот и закрыл правый глаз.
Однако, левым близоруким глазом, прикрытым до узенькой щелочки, он продолжил наблюдения за нищим. Глаз почти ничего не видел, и это успокаивало.
- Не пойду к врачу. Лучше видеть меньше и хуже, чем больше и лучше, - решил Роман.
День начался хорошо.

Анфас

Сегодня на работе ожидалась вечеринка. Поэтому Роман ехал выбритый, напомаженный, с обработанными дезодорантом подмышками. В темном стекле отражался чудесный мужчина, который до умопомрачения нравился самому себе. Он с умилением разглядывал виды любимого волевого лица, поворачивая голову вправо и влево и скашивая глаза. Профиль был труднодоступен для обзора. Зато анфас - великолепен. Вдобавок к лицу, из загадочной темноты близорукий левый глаз Романа ухватывал бицепсы и трицепсы тела, рельефный, “квадратиками” живот, мощные, накачанные ноги... В общем, за стеклом вагона мчался в красивую жизнь мужчина чьей-то мечты.
Выйдя на своей станции, Роман искренне пожалел о том, что на вечеринку придет не тот, из тёмного застеколья, а этот, из светлой реальности.

Дух творчества

Сегодня Роман был в восторге. Ему посчастливилось встретить в метро Писателя.
Писатель сидел рядом и торопливо писал мелкими буквами в толстенной тетради.
Изредка он отрывался от рукописи, озирался по сторонам, проверяя, не смотрит ли кто в его тетрадь, и прикрывал рукой исписанный лист.
Из глубины коротких рукавов рубашки Писателя доносился едкий запах пота и вдохновения.
Несколько раз Писатель разочарованно замирал, шмыгал носом и начинал укладывать рукопись в портфель. Но, пронзенный внезапной мыслью, останавливался, раскрывал тетрадь на чистой странице и торопливо продолжал творить.
Роман восторженно замер,практически перестав дышать и боясь спугнуть прелесть минуты сопричастности к великому моменту рождения шедевра. Важность момента немного портил все усиливающийся запах, исходивший от производителя шедевра.
Когда Писатель, наконец, покинул вагон, все облегченно вздохнули.
А Роману еще долго чудился въевшийся в него дух творчества.

Мандариновый цунами.

Мандарины катились по рельсам оранжевыми недоразумениями.
Они вываливались волнами из тоннеля. Каждая новая волна была в два раза больше предыдущей. Последняя, самая огромная, подняла мандариновый уровень до краев и обрушилась на перрон. Именно такую волну однажды уже видел Роман в кадрах хроники про цунами.
Мандарины сверкали яркими боками, раскатываясь в разные стороны, мягко лопались под ногами, разливаясь липкой пахучей жидкостью по мраморным плитам.
Люди в панике бежали к эскалаторам, но мандариновый вал настигал их, сминал, закатывался под ноги, не давая сделать больше ни шагу.
Из тоннеля к станции пробивался электропоезд, огромным поршнем сжимая мандариновую массу.
Сок начал прибывать, подтапливая скамьи...Роман неловко поскользнулся, упал и холодный мандариновый отжим хлынул в нос, уши, рот...Роман замахал руками, закашлялся и проснулся.
Щеку прожигала капля сока. Сидевшая рядом тетка толстыми пальцами отделяла одну мандариновую дольку от другой, и отправляла в рот, методично работая челюстями.
Роман покосился на соседку левым близоруким глазом. Глаз уловил абрис мощного волоса, высунувшегося из ближайшей к Роману ноздри. Волос имел закругление правильной овальной формы и пружинил при каждом движении.
Рвотные массы вырвались из тяжелого похмельного нутра Романа, не спросив разрешения.
В это мгновение в вагоне образовалось так называемое духовое равновесие. Едкий аромат цитруса был полностью покрыт рвотным духом и сник.
Повторный позыв совпал с открытием дверей и вынес Романа прочь.

Забыв, куда ехал, Роман надолго застрял на лавке станции «Полянка», пытаясь унять последствия цунами.Однако, претензии по нанесению имущественного вреда предъявлять было некому.

Помилование.

Первый день весны заканчивался безрезультатно, но Роман все еще верил в него.
Сидя на диване в новеньком вагоне метро, наш герой сквозь прикрытые веки внимательно изучал женщин, разместившихся напротив. Левый близорукий глаз создавал ореолы вокруг лиц и подавал надежды.
Правый все отрицал, так как видел намного четче.
Той, которую Роман столько лет безуспешно искал, и близко не сидело. Впрочем, её не сидело и далеко.
Отчаявшись, Роман перестал себя контролировать и палец правой руки сам по себе начал ковырять сначала в правом ухе, а потом и в правой ноздре. Как и следовало ожидать, недра уха и носа оказались пусты, так как утром Роман, конечно же, принял душ.
Не мог же он быть грязным в такой день!
А вот день, судя по всему, собирался Романа подвести. Роман так расстроился, что даже начал тихонько подвывать в такт колесам.
На диване, вдруг, стало просторно, народ потеснился так хорошо, что Роман даже мог прилечь, если бы пожелал. И он уже пожелал было, но не успел, так как в этот момент в вагон вошла Она, именно та, что надо, с челкой, голубыми глазами и немыслимыми свежими персиковыми щеками.
Роман сначала перестал дышать, потому, что забыл, а потом задохнулся, закашлялся и окостенел, так как Его девушка села рядом с ним.
- Ссдрассьте, - прошептал он одними губами, с трудом их разлепив.
Девушка ничего не ответила, так как шепот его был похож на шепот ветра, дувшего из приоткрытых форточек.
От девушки веяло апельсиновой свежестью, весной, солнцем и, разумеется, тайной. Именно тайной пахнет от всех девушек с персиковыми щеками. Но, Роман этого не знал. Поэтому от него, вдруг, резко и категорически запахло потом.
Он занервничал, ерзая на сиденье, задергал локтями и засопел, прикинувшись спящим.
Больше всего он боялся, что Она посмотрит на него и поймет, что этот ужасный запах пота - именно его, Романа, производное.
- Сейчас я встану и выйду, - вынес себе смертный приговор Роман.
Но девушка тоже встала, двинулась к выходу, и Роман "вытек" из вагона, нежно уткнувшись зрячим правым глазом ей в затылок.
Смертный приговор превратился в помилование.

По кому звонит телефон

- Холодно-холодно-холодно, - ёжась и кутаясь в хлипкую курточку на рыбьем меху, Роман бежал по эскалатору, перепрыгивая через две ступеньки.
Он торопился в родное теплое метро-подземелье. Но бег был мучительно медленным, ноги точно увязали в ступенях. Внезапно резко подпрыгнув, Роман не рассчитал силу толчка, и его выбросило высоко над поручнями. Роман, было, собрался рухнуть обратно, но руки непроизвольно стали совершать махательные движения, и он с удивлением понял, что летит!
Роман поднялся к потолку и, стараясь не задевать светильники, плавно стал перемещаться вдоль эскалаторов, стыдливо поджимая ноги.
Он был похож на огромного комара, тыкавшегося головой в потолок и дергавшего висящими конечностями. Долетев до конца тоннеля, Роман решил подшутить над дежурной, сидевшей в стеклянной будке. Роман усиленно замахал руками, стараясь увеличить скорость и полетел прямо на дежурную, делая вид, что потерял управление и сейчас врежется в будку.
Дежурная вытаращила глаза на летящего прямо на неё человека-комара, открыла рот и ...запела: "Процент сумасшедших в нашей квартире увеличится, если ты не придешь...".
Роман открыл глаза, но звук женского голоса не прекратился. Стоящая над ним девушка достала из кармана орущий телефон и слушала музыку, не отвечая на вызов.
Окружающие её пассажиры тоже слушали, но никто не проронил ни слова.
Вагон мчался сквозь темноту, гремя Ночными снайперами. Выходя из метро, Роман понял, что телефон звонил не так просто. Телефон звонил по нему.

О воскресенье, нищете и сколиозе

Почему-то в метро сегодня было очень мало народу.
Роман нервничал, одиноко сидя на диване. Подкралась мысль о неправильности действий, но он выгнал её из своей головы, как газета - муху.
Заснуть не удалось, потому, что не хватало обычного антуража в виде толчеи и духоты.
Вдруг, в вагон зашла молодая нищенка, согнутая пополам.
Видимо, сколиоз. Или травма. Или ...Внезапно, Роман представил, как он страстно, умопомрачительно и самоотверженно любит эту бедняжку.
Как он ухаживает за ней днем и вечером. Как он работает, чтобы покупать лекарства. А по воскресеньям он возит её в Зоопарк, угощая мороженым.
Роман так расчувствовался, что даже привстал с сиденья и сделал маленький шажок вслед за девушкой.
Но, в это мгновение он понял, что сегодня воскресенье. И что он напрасно едет на работу.
Стукнув себя по лбу, он выбежал из вагона. А выбежав, мгновенно забыл о том, что хотел о ком-то заботиться.
Да здравствует воскресенье и отсутствие сколиоза!