Монах и Ангел глава 1

Шапка:

Аннотация: Ангел Сарра посылается к отцу Амбросио как сосуд гнева, исполняет возложенную на неё миссию.

персонажи: отец Амбросио, Сарра [авторский персонаж из "МЕЧТА, или ТЫСЯЧА И ОДИН ДЕНЬ" ангел Сиера Болоус, заменяет Матильду в произведении Льюиса]

PG-16 [дети до шестнадцати..., впрочем ограничение в зависимости от региона, в разных странах срок разный]

AU [есть расхождения с оригинальными историями, своя история]

Сrossover к ФИОЛЕТОВАЯ ПЛАНЕТА [часть проекта "МЕЧТА, или ТЫСЯЧА И ОДИН ДЕНЬ"] и МОНАХ Мэтью Грегори Льюис
.
МОНАХ И АНГЕЛ
.
Гость

 Сарра вкусно ужинала после удачной дневной охоты, как с неба прямо к входу в пещеру спустилась яркая звезда. Сарре было всё равно до гостя, лишь бы тот пищу у неё не отобрал. Соблюдая правила приличия, гость не стал без спроса (и приветствия) входить в пещеру, а сказал:
 — Приятного аппетита!
 — Спасибо! — ответила Сарра, и бросила гостю полуобглоданную берцовую кость, — присоединяйся, а то мне одной не осилить!
 — Закоптишь, останется на голодное время!
 — И то верно! — ответила Сарра, но вдруг начала давиться, синела, зеленела, и переливалась всеми цветами радуги, как гость предложил:
 — Может, тебе по спинке постучать?
 Сарра не способна была и слова вымолвить, а только махнула своим хвостом по направлению к спине. Влетев в пещеру, гость вынул из ножен огромный булатный меч, и пару раз ударил плашмя по спине Сарры. Из её пасти сразу же вылетели кости и череп, составив на земле геральдический символ "Весёлый Роджер". И Сарра смогла дышать как прежде. Гость же, показав мечом на Весёлого Роджера, сказал:
 — Теперь, ты обязана мне своей жизнью!
 — Я в долгу не останусь, поцелую тебя!
 Гость начал отнекиваться, сваливая на обет... и всякое такое. Тогда Сарра спросила сама:
 — Есть работа?
 — Да! Но не в таком диком виде, нужен светлый образ!
 Через минуту Сарра вышла из боковой части пещеры. Эта была стройная и симпатичная девушка, покрытая астинными крылышками.
 — Сарра, ты прекрасна как всегда! — воскликнул посланец, продолжив дальше, — итак, ты знаешь, Господин ненавидит напускную праведность, гордыню, любострастье, себялюбие...
 — Я поняла, как скал один мудрый: "Глубокая пропасть - уста блудниц: на кого прогневается Господь, тот упадет туда" {Прит.22:14 | RST1}*, и "и нашел я, что горче смерти женщина, потому что она - сеть, и сердце ее - силки, руки ее - оковы; добрый пред Богом спасется от нее, а грешник уловлен будет ею" {Еккл.7:26 | RST1}*
 — Ты правильно поняла, Сарра!
 — Говори дальше! — сказала Сарра, и села на камень (вместо стула), скрыв свои белые крылья.
 Ведь она понимала, для такой работы крылья аиста не годятся (хотя, кто его знает). А что остаётся? Она сама!
 — Ну, что же, если ты всё понимаешь, это облегчает мне работу, — сказал посланец, и провёл в воздухе мечом.
 Посланца с Саррой покрыла тьма. Вдали мерцали звёзды. А перед ними встало некое подобие круглого стола, которое Сарра давным-давно видела в Солнечном городе. На столе, подобно голограмме, окружённый лесом, с озерцом в центре, стоял старинный замок. Большинство частей замка имели, только, контуры. Совсем небольшая часть имела форму зданий.
 — Что это? — спросила Сарра.
 — То, что имеет контуры — разрушено войнами и временем. Но ты запомни весь план замка. В местах проходов, для тебя остались двери. Пользуйся ими аккуратно, чтобы тебя не видели. Если заметят, тебя ждёт инквизиция!
 — Я умирать не собираюсь!
 — Вот и прекрасно! — сказал посланец, продолжая рассказывать назначение зданий, комнат... и различных камуникаций, — сестринский корпус... братский корпус... часовня. Об озере, у местных жителей, ходит дурная слава, но для сестёр ордена оно является "спасением".
 — Аборты?
 — Верно, культ Молоха под маской христианского ордена!
 — Людскую плоть не переделать. Но можно лишить Молоха пищи, тогда он умрёт!
 — Это возможно, но на счёт этого команды не было. Это твоё решение, и твой выбор! Настоятельница сестринской части — мать Агата. Настоятель мужской же части (и всего ордена) — преподобный отец Амбросио.
  — Моя жертва?
 Посланец улыбнулся, и коснулся здания часовни... двери... пола. Сразу же они оказались внутри часовни. Но Сарра его не отпускала. Тогда он спросил:
 — Что-нибудь ещё?
 — Что с побочным продуктом делать?
 Но до посланца слова Сарры не дошли, он, даже, не понял, о чём она говорила. Поэтому и сказал:
 — Оставь себе!
 — Будет исполнено, Господин!
 
 Исповедь
 
 Вечерня кончилась. Как только за последним братом закрылась дверь, часовня открылась для сестёр ордена. Аббат выслушивал исповедь каждой монахини, и все шло заведённым порядком, пока одной монахине, отличающейся благородством облика и грациозностью фигуры, вдруг не стало плохо. Сестра не свалилась на пол потому, что вовремя подоспел сам настоятель. Сразу же в глаза Аббата бросились идеальные черты лица сестры, её гранатовые губки, и пышные прелести, которые невозможно было скрыть, даже, под покровом монашеской мантии, что внутри аббата вызывало только одно: огонь в чреслах. Но он был аббат, а потому хранил себя для Бога (или для кого-то другого).
 — Вам помочь, сестра? — спросил он.
 — Выведите меня на воздух, пожалуйста! — сказала она.
 — Мы сами ей поможем, отец, — сказала матушка Агата, и, взяв сестру под руку, помогла ей покинуть часовню.
— Иди, — сказал посланец Сарре, — твой час настал!
 
 Когда аббат пришёл в себя, и хотел было покинуть часовню, в исповедальню, как показалось аббату, опустился сам ангел света. Сначала, он не мог смотреть на ангела, насколько славным он был. Но присмотревшись, он заметил, что свет исходил от прекрасного создания, наделённого женскими чертами лица, и соответствующими контурами тела. И чем больше он всматривался в свет, тем больше тот свет проникал в него и пленял всю его сущность. Это был тот же свет, что и от его возлюбленной, его ангела, прекрасной мадонны, портрет которой висел в его келье. Казалось, что она ради него сошла с небес. И только, удержав свой взгляд на прекрасном создании, аббат его разглядел лучше. Это было само совершенство в самом расцвете сил и красоты, покрытое волнистыми ниспадающими до пояса золотистыми локонами, двумя наливными прелестями... Впрочем, то, что было под её волосами (и крыльями), было для аббата недоступно.
 — Боже мой! — воскликнул аббат.
 — Нет, моё имя — Сиера Болоус!
 — Сеньорита Сиера Болоус, вот я смотрю на вас, и вижу свет, вижу ангела!
 — Дорогой мой аббат, ваши глаза могут вас обмануть, и сыграть с вами злую шутку. Потому не смотрите на меня, но исповедуйте!
 — Хорошо, сеньорита. Только мне не верится, что в таком прекрасном создании как вы, найдётся хоть какой-нибудь грех!
 — Мой грех, святой отец, это верность к человеку!
 — Но верность — не грех!
 — А быть рядом — грех, дарить человеку свет и радость, мир и покой, любовь?
 — Это не грех!
 — А что — грех?
 — Оставить любовь для себя!
 — Значит, праведность, это подарить любовь возлюбленному?
 — Да, есть одно "НО"...
 Но казалось, она не слушала.
 — Тогда, если мой возлюбленный отвергнет мою любовь, я явлюсь другому, третьему, четвёртому... И буду это делать до тех пор, пока не растрачу свою любовь на проходящих мимо... а потом, растеряв свою любовь, приду к вам. Примите ли вы, тогда, меня, или отвергните? Скажите, пожалуйста! Смогу ли я тогда слушать ваше слово, наслаждаться вашими речами, и смотреть на вас, хотя бы во время литургии?
 — Я не знаю, что вам посоветовать, — откровенно сказал аббат, — но делить любовь с каждым встречным, вторым, третьим, это не выход! Но принять вас... свыше моих сил!
 Если до этого аббат, только, слушал её, то сейчас он обратил на неё внимание, потому, что девушка опустилась на свои колени, и зарыдала. А аббат, слышав всхлипы, видел трепет крыльев. В трепете крыльев она приподняла свою голову на аббата, испуская собою свет... "Неужели тот человек, о котором говорила ангел, это я. Я, готовый допустить, чтобы ангел растратил свою любовь...", — думал аббат. Тогда он решил спросить прямо о том человеке, и подал девушке руку, и она встала.
 — Ради кого? — спросил он.
 А она ответила, смотря на него искренним взором, и обмахивая его своими крыльями:
 — Мой аббат, я спустилась с небес, чтобы открыть вам тайну любви, а не растратить её на других! Но если вы скажите "нет", я пойду в таверну, и... там встречу свою любовь, но она не будет такой высокой, и пылкой как с вами. Потому, что я буду смотреть на него, а вспоминать вас!
 Аббат молчал. Её близость к нему, чистота, искренность, и откровенность просто, пленяли его.
 — Что вы молчите? Вы меня боитесь?
 — Нет!
 — Тогда что?
 Неожиданно для обоих в часовне послышались шаги, и голос:
 — Брат Амбросио, вы здесь?
 Аббат был готов положительно ответить, но потерять своего ангела он был снова не в силах. Наклонившись к уху ангела, он тихо сказал:
 — В келью, пожалуйста!
 Расправив свои крылья, ангел покрыл ими его, и себя. Когда же брат зашёл в часовню, то увидел, только, вспыхнувший свет. Мгновенно монах упал ниц. Когда спустя время он открыл свои глаза, прямо на полу перед его носом были тающие на глазах капельки, отдающие елеем, и несколько перьев, а в часовне никого не было. "Вероятно, это был ангел!" — подумал он. Брат бережно промокнул капли белым носовым платком, в другой платок он собрал перья. Сам же ангел перенёс аббата в его келью.
 
 В келье
 
 — Вы говорили о тайне, — сказал аббат ангелу, — которую хотели открыть мне!
 — Для меня ЭТО не является тайной, но для вас! Вы сделайте первый шаг, откройте дверь, и войдите в тайну!
 — Вы под тайной подразумеваете себя?
 — Да!
 — Простите, я не смею... я боюсь вам сделать больно...
 — Мне было бы больно, если бы вы меня поймали в саду монастыря с каким-нибудь вашим братом, и отдали бы на суд инквизиции!
 — Тогда... я хочу иметь такое же желание, как и у вас!
 — Говори "тебя", а не "вас"!
 — Ты... красивая, чистая. Я хочу стать, как ты!
 — Это невозможно! Это я могу придти к тебе как возлюбленная... или продающая себя за гроши падшая женщина!
 — Но ты такая светлая, такая прекрасная, ты не можешь быть падшей!
 — А если... я бы всё-таки пришла к тебе не как ангел, а как падшая женщина, продающая себя за хлеб для своих малолетних детей, вошёл ли бы ты ко мне за плату, согрел бы меня, или выгнал бы вон из часовни? Кто, кроме меня, тогда, прокормил бы моих детей? Или стал бы меня учить, когда мои дети умирают с голода?
 И Амбросио вспомнил, что много раз, руководясь праведностью закона, вместо того, чтобы накормить, и дать хлеба, называл таких женщин потаскушками, и выгонял вон из часовни вместе с детьми. Он вспомнил, сколько раз он отказывал нищенствующим мужчинам стать братьями, только потому, что у них не было "необходимого залога" для вступления в братию. Он вспомнил, что возвышаясь над другими своими высокими речами, на деле и вовсе и не был святым. А эта женщина... ради него...
 — Тебе мои волосы нравятся? — спросила она, выводя аббата из размышления.
 — Они такие пушистые, мягкие, и такие же, какие у мадонны на картине!
 — А мои перья?
 — От них веет теплом!
 — А от меня самой веет теплом, или я холодна, как лёд?
 — О, ты не лёд, твоя любовь меня обжигает!
 — Тогда позволь мне подарить тебе своё тепло!
 — О, мой ангел! — воскликнул аббат, и погрузил в её волосы свои руки.
 А она пошла ещё дальше: взяв его руку, поднесла её к своему сердцу. И его рука, действительно, ощутила его биение, и тепло. А она сказала:
 — Моё сердце бьётся для тебя, возьми его, оно твоё!
 — Забрать твоё сердце? Но тогда ты умрёшь!
 — Я не умру, просто вместо сердца останется чёрная пустота, а следом потускнеет и свет, и я стану ангелом тьмы! А моё сердце, отдав тебе свой свет, и тепло, превратиться в драгоценную жемчужину в виде сердечка. А ты будишь держать в руках прекрасную жемчужину, и вспоминать моё сердце, дарящее тебе тепло.
 — Да не будет этого! Я хочу держать в руках живую красоту, а не мёртвую жемчужну, и, наконец, живое тепло!
 — Я не могу не ответить тебе взаимностью! — сказала она, и, открыв пред аббатом дверь, провела его новым путём, которым он ещё не ходил.
 В этот момент стёрлись грани между его фантазиями, и реальностью. Его фантазии настолько его захватили... он был и проросшим семенем, и набухающим стеблем прекрасного цветка, выросшего прямо посреди часовни, фантастически быстро стремящегося к её потолку, сквозь который пробивался свет. Наконец, цветок набрал такую силу, что пробил купол часовни, и, открыв лепестки, выделил из себя нектар, а затем опал. Аббат открыл свои глаза, и не поверил своим глазам: она всё ещё была с ним, а он в ней. Но она ещё держалась за своё сердце.
 — У тебя болит сердце?
 — Мне, уже, хорошо! Просто такое бывает, когда две клетки соединяются в одну!
 — О чём ты?
 — Ты не знаешь?
 — Нет!
 — В своё время узнаешь. Прощай! — сказала женщина, и, встав, скрыла себя и своё лицо под... плащом, в прошлом белого цвета, а теперь чёрным на красной подкладке (с фиолетовым пятном на ней). Но она по-прежнему была женщиной, его женщиной.
 — Я люблю тебя! — сказал он ей.
 — О, если бы ты согласился оставить священство, и отправиться со мной...
 Поцеловав свою жертву на прощание, женщина расправила... огромные крылья летучей мыши, поднялась в воздух, и скрылась в тёмной части комнаты.
 
 Явление
 
 В этот день аббат, сославшись на здоровье, не выходил из своей кельи, и не принимал пищу, по той причине службы провели другие братья. А он провёл целый день в молитве, и размышлении над содеянным. Но молитва не шла, а в его мозгах была такая дребедень... Он взял святое писание, открыл произвольно страницу, и начал читать вслух:
 — Когда мудрость войдет в сердце твое, и знание будет приятно душе твоей, тогда рассудительность будет оберегать тебя, разум будет охранять тебя, <...> дабы спасти тебя от жены другого, от чужой, которая умягчает речи свои, которая оставила руководителя юности своей и забыла завет Бога своего. Дом ее ведет к смерти, и стези ее - к мертвецам; никто из вошедших к ней не возвращается и не вступает на путь жизни. {Прит.2:10-11,16-19 | RST1}*, — также и, — Множеством ласковых слов она увлекла его, мягкостью уст своих овладела им. Тотчас он пошел за нею, как вол идет на убой, [и как пес - на цепь,] и как олень - на выстрел, <...> Да не уклоняется сердце твое на пути ее, не блуждай по стезям ее, потому что многих повергла она ранеными, и много сильных убиты ею {Прит.7:21-22,25-26 | RST1}*
 Святое Слово повалило аббата на пол. Еле шевеля губами, он взмолился, но слова не были многословны:
 — За что, Господи?
 И услышал ответ. Голос был как бы приближающимся, и был слышен всё отчётливее:
 — Ты правильно поставил вопрос: "За что?" Обычно люди умаляют избавить их от подобного греха, но не понимают причину постигшей их такой кары. Так ты хочешь знать, за что?
 — Хочу!
 — Это одна из причин, что ты не знаешь, что ХОЧЕШЬ! Когда ты стоял пред народом, ты молился, возвышал пред всеми огненные проповеди. Но твоя любовь была направлена к себе. Чьи эти слова: "Кто, кто кроме меня прошел через испытания юности и ничем не запятнал свою совесть? Кто еще смирил разгул бурных страстей и неистовство нрава, чтобы на светлой заре жизни добровольно затвориться от мира? Тщетно ищу я такого человека. Ни у кого, кроме себя, не вижу подобной решимости. Церковь не может похвастать другим Амбросио! Как поразила моя проповедь мирян! Как они толпились вокруг меня, вопия, что я — единственный Столп Церкви, не тронутый порчей? Что же еще остается мне сделать? Ничего — и только с тем же строгим тщанием следить за поведением монастырской братии, как я следил за своим собственным. Но погоди! Что, если соблазн сведет меня с путей, коим до сих пор я следовал неукоснительно? Или я не человек, чья природа слаба и склонна к заблуждениям? Ведь мне придется теперь покинуть свой уединенный приют. Красивейшие и благороднейшие дамы Мадрида что ни день приезжают в аббатство и желают исповедоваться только у меня. Я должен приучить свои взоры к соблазнам и подвергнуть себя искушению роскошью и желанием. Что, если я встречу прекрасную женщину... прекрасную, как ты, Мадонна..."? По этой причине к тебе и был послан искуситель, а твой разум и чувства были отданы в прелестные руки крылатой обольстительницы. Итак, что это? Это гордыня, себялюбие... Но ты осуждаешь себя не за совершённый грех, а за потерянную репутацию!
 — Вы о моих отношениях с картиной?
 — Именно о них! Вспомни...
 Тут аббат почувствовал на голове руку, и его захлестнули воспоминания о его "молитвах", фантазиях, снах: "Встав с постели, он опускался на колени перед красавицей Мадонной и умолял ее помочь ему избавиться от столь грешных чувств, но воображение являло ему лишь самые сладострастные предметы. Перед ним стояла Мадонна, и его глаза, руки пожирали ее обнаженные прелести. Она повторяла свои заверения в вечной любви, обвивала руками его шею и осыпала поцелуями, а он отвечал на них, пылко прижимая ее к своему сердцу. Иногда ему чудилось, будто он стоит перед Мадонной на коленях и произносит обеты, а глаза картины словно излучают невыразимую нежность. Он прижимал губы к нарисованным губам, и они оказывались теплыми. Ожившая фигура сходила с холста, с любовью открывала ему объятия, а он буйно наслаждался радостями, дотоле ему неведомыми".
 — Не это ли самые, что ни на есть прекрасные и божественные отношения, заложенные Создателем для мужа и жены?
 — Прости, я думал, довольствуясь своим воображением, сохраню свою невинность... Я заблуждался. Ты видел всё по-другому!
 — Ты правильно мыслишь!
 — Значит, Бог сделал явными мои тайные отношения с моей возлюбленной?
 — Как и слово, однажды сказание пророком Нафаном царю Давиду: "...ты сделал тайно, а Я сделаю это пред всем Израилем и пред солнцем". {2Цар.12:12 | RST1}*
 Это не всё, о чём неведомый взору посланник говорил с аббатом. И на этом можно было поставить точку, если бы не слово, сказанное посланником в конце:
 — Но это не всё, зачем, я пришёл, а предупредить тебя, что то, что произошло между вами, только, начало, также должны быть исполнены справедливые проклятья, сказанные в твой адрес Агнес: "Слушай! Слушай, человек с каменным сердцем. Слушай, надменный, беспощадный и жестокий! Ты мог бы спасти меня, ты мог бы возвратить меня счастью и добродетели, но не пожелал! Ты погубитель моей души, ты мой убийца, и на тебя падет проклятие моей смерти и смерти моего нарожденного ребенка! Исполненный гордыни, ты, в своей незапятнанной добродетели, остался глух к мольбам кающейся. Но Господь явит милосердие, в котором ты мне отказал. А в чем достоинство твоей хваленой добродетели? Какие искушения ты преодолел? Трус! Ты бежал от соблазнов, а не противостоял им! Но день испытания наступит! О! И вот тогда, когда ты уступишь необоримым страстям, когда ты почувствуешь, что человек слаб и рожден заблуждаться, когда, содрогаясь, ты оглянешься на свои преступления, и в ужасе будешь просить Бога о милосердии, о, в ту грозную минуту вспомни обо мне! Вспомни о своей жестокости! Вспомни Агнес и отчайся получить прощение!" О, если бы ты уступил просьбе Агнес, и отдал то письмо ей в руки, а не в руки настоятельницы, избежал бы дальнейших испытаний, а теперь нет! Теперь, молись своей Мадонне. Избавит ли она тебя от соблазнов, или способствует твоему падению? Сможет ли твой ангел защитить тебя?
 Голос замолк, мир, наполнявший аббата во время разговора, покинул его, а желания, вскипели в нём с ещё большей силой. Ему уже было мало просто наслаждаться картиной, но мечтать о встречи... Он хотел, чтобы она вернулась к нему. Ему не хватало её ласк, объятий... И когда он снова оставался один в келье, он молил своего бога вернуться к нему, молил её о близости... и однажды был услышан.
 
 Аббат молился в келье, когда до него дошёл запах ладана. Повернувшись на запах, аббат у самого окошка увидал грузного господина, повёрнутого к нему спиной, одетого в ту же одежду, что и была его возлюбленная, когда покидала его. Повернувшись, тот кинул на стол визитку.
 — Здесь адрес, где твоя подружка снимает комнату. Дальше сам найдёшь.
 — Спаси...
 — Умаляю, — перебил его гость, — никаких благодарностей! И ещё: она залетела от тебя, так, что ты — отец моей племянницы, и мой близкий родственник!
 У аббата всё упало: руки... сердце... Гость же продолжал:
 — Будет не разумно с твоей стороны, если ты не позаботишься о своей семье! Ну да ладно, найдёшь мою сестру, передай ей привет, родственничек!
 — От ко-ко-ко-го?
 — От её брата Диа Болоуса!
 Оставив аббата в шоке, гость исчез точно так же, как и появился. Когда же до аббата дошло значение его имени:
 — Диа Болоус... Диаболоус... Диаболус... О, Господи, помилуй меня, сначала прекрасный ангел, потом эта весть, а потом и...
 — А что ты ожидал, — был ему спокойный голос, который и говорил с ним до появления этого Диа Болоуса, — переспал с женщиной, и хочешь слинять от неё? Хотя этот Диа прав, дочери нужен будет отец. Но ты подумай, кого ты хочешь слушать, своего нового родственника, или голос с Неба?
 
 Аббат снова остался один. Он хотел реально поговорить с ней, чтобы решить вопрос: с одной стороны он нёс ответственность за братию, с другой стороны он нёс ответственность за семью (хотя официально, он её не имел). И единственная возможность добраться до неё, это была визитка, данная ему господином Болоусом. Когда его рука протянулась к визитке, на его своей рукой он почувствовал другую, возложившуюся сверху, и голос его возлюбленной:
 — Не бери визитку, но брось её в огонь!
 — Почему? Я хочу с тобой встретиться, и поговорить!
 — Говори!
 — Не так, любимая, я хотел не только поговорить, а я хочу... тебя!
 — Амбросио, мы с тобой согрешили, и я имею от тебя подарок, это факт! Но если ты хочешь близость со мной, напиши письмо кардиналу о том, что ты хочешь оставить священство. Они отпустят тебя, мы заключим брачный контракт, и у нас будет семья. Тогда я твоя двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. Подумай над этим, ибо я не смогу долго оставаться в городе, и скоро должна буду покинуть город навсегда!
 Когда она это сказала, то нежно прикоснулась к его губам...
 — Моя нежный ангел, я люблю тебя!
 — Амбросио, я всегда буду с тобой! Но не домогайся, больше, физической близости, прошу тебя! Ибо я всё-таки женщина, и могу по своей слабости уступить. А это чревато последствиями для тебя, а не для меня. Потому, что мне падать не куда, я на земле, а ты на небесах, хотя и в запачканных одеждах.
 — Так ты — падший...
 — Нет, меня, однажды, по чистой случайности, оставили на земле. С тех пор я живу своей жизнью.
 — А вернуться в Небесную Обитель?
 — Без приказа это невозможно! Но время от времени мне дают работу. Нареканий на мою работу не было. Тем и живу. Так, что меня не забыли! И ты можешь ко мне присоединиться!
  — Об этом нужно подумать.
  — У тебя нет времени на раздумье. Да, или нет?
  — Я не знаю!
  — Тогда спи дальше!
 Так, с рукой ангела на своей руке он и уснул. Сон его был тихим, и спокойным. В добром настроении духа брат Амбросио начал новый день. Казалось, что всё восстановилось: молитва, литургия, воскресная проповедь. В тяжёлые для себя минуты он имел общение со своим ангелом. А один раз она явилась лично, это было через полтора месяца, после их одной единственной встречи.
 — Наша дочь, — сказала она, положив его руку на небольшую припухлость на животе, — и ей нужен отец. Но если ты не хочешь идти с нами, я возвращусь домой, ибо мне нужно устроить дом для моей малышки. Какое дать ей имя?
 — Дать имя, и ты уйдёшь?
 С одной стороны он не хотел её отпускать, всё-таки близкий "человек". С другой стороны он знал: её не удержишь в городе. В третьих он думал разобраться со своим прошлым, кто он, и откуда.
 — Пожалуйста! — взмолилась она.
 Тогда, прислонившись губами к припухлости, он сказал:
 — Назовём её Матильдой!
 — Хорошо, пусть будет Матильда, — сказала она. А через паузу добавила, — в данный момент для того, чтобы уйти со мной, тебе не нужны письма к кардиналу, а просто всё брось, и иди!
 — Я не могу, извини!
 — Смотри сам. Только, смотри, не было бы поздно!
 Она уже собиралась исчезнуть навсегда, но вдруг, по какой-то причине передумала. Скинув с головы свой чёрный капюшон, она обнажила свои золотистые волосы. Её глаза осветили келью мягким фиолетовым сиянием, а следом и ее плащ разлетелся в воздухе на тысячи разноцветных конфетти, парящих в воздухе. Её уста расплылись в обворожительной улыбке, наполняя келью заразительным смехом. Она стала танцевать, отбивая руками и ногами чёткий ритм. Она кружилась, и извивалась вокруг аббата как змея, привлекая к себе внимание. Следом и он последовал её примеру. Наконец, он снова был готов войти ней (как в день знакомства), как его члены, налившись огнём, ослабли. А он стоял, никого не видя вокруг, кроме играющих в глазах зайчиков. Потом всё прошло, и встала она, облизывая язычком свои обворожительные губки. Только, когда она его поцеловала, он понял, что она "натворила".
 "А что я сделала!" — говорили её милые глазки, но сама сказала:
 — Прощай! — и распалась в воздухе на тысячи фиолетовых искр, которые вскоре потухли.
 
 Домой
 
 Из ворот аббатства вышла дама в чёрном наряде, как к воротам замка подъехала карета, запряжённая тройкой лошадей. Дама вошла внутрь кареты, и села. Внутри кареты был грузный господин (её брат Диа):
 — Как прошла прощальная встреча?
 — Он глупышка, доверился обольстительнице.
 — И?
 — Я оставила ему свой плащ.
 Услышав последнее, брат громко расхохотался. Сестра же его как будто бы и не отреагировала на смех, а спокойно продолжила:
 — Если научится летать, приземлится мягко.
 — Он разобьется!
 — Это зависит от него!
 — Что ещё было?
 В  ответ сестра обольстительно облизнулась, а брат, расхохотавшись, сказал:
 — Он попал!
 Сестра же, положив свою голову на колени брата, закрыла свои глаза, и полусонным голосом сказала:
 — Дай поспать! — и уснула.
 Он же, дождавшись, пока сестра уснёт, сказал тихо:
 — Ох, женщины, когда вы поймёте простое правило: "Не класть голову на колени мужчины, когда вам хочется спать!"
 — Куда её везти, господин? — сказал возничий.
 — Конечно же, домой!
 — А точнее?
 — К матушке Серафиме!
 — К драконьей горе {упоминание о драконьей горе есть в 38 дне}*?
 — Да!
 
 Что же стало с аббатом?
 
 Аббату же ничего не оставалось, как надеть плащ своей возлюбленной. Тут же он ощутил в своём теле волшебную лёгкость, как будто он состоял из микрочастиц воздуха, а не из человеческой плоти. Усилило эффект внезапно открывшееся окно кельи. Ветер, налетев на аббата, поднял его в воздух, как осиновый лист, и вынес за пределы замка. Когда ветер поднял его до облаков (из которых били молнии, и где гремел гром), аббат услышал в облаке голос, говорящий к нему:
 — Амбросио, ты взвешен на весах и найден очень легким {Дан.5:27 | RST1}*!
 — Господи, это Ты?
 — Это Я — Сущий {Бог ответил Моисею: "Я - Сущий. По-древнееврейски эти слова звучат, как имя "Иегова", что значит "Господь". Когда пойдёшь к израильскому народу, скажи им: "Сущий послал меня к вам"".(Исх.3:16 | WBTC)}*! Почему ты одел на себя колдовскую мантию?
 Аббат был в страхе, и в ужасе, но Господь его спрашивал, и он не мог не ответить:
 — Это плащ моей возлюбленной!
 — Ты же дал Мне обещание, и сам же не исполнил его. Могу ли Я, теперь, доверять тебе?
 — Господи, прости меня!
 — И Я прощаю тебе этот грех! Теперь следующее: ты вступил в сожительство с ангелом!
 — Я признаю этот грех. Но она была женщиной! А как женщина может быть ангелом?
 — Кто в каком виде {И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду ее. И увидел Бог, что это хорошо.
<...> И создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их. И увидел Бог, что это хорошо. (Быт.1:21,25 | RST1)}* судить ни тебе!
 — Да, Господи!
 — И что Мне теперь делать, поступить с твоей малышкой так, как Я поступил с Нефилимами?
 — Господи, прошу Тебя, не губи ещё не рождённое дитя за грехи её родителей, а прими её как Свою дочь, и Сам возьми её на воспитание, пожалуйста!
 — Ладно, и с этим разобрались. Теперь, последнее: Я даю тебе последний шанс, — сказал Он, и подал Амбросио из облака Свою руку, — пошли домой!
 — Ты это серьёзно?
 — Серьёзно! Ты во всём покаялся, а теперь готов перейти в вечность. Пока есть шанс, Амбросио! Не отказывайся!
 Если сначала Амбросио медлил, то с последним словом к нему пришла уверенность, что Голос его не обманывает.