2. Постэкология

Становится понятно, что человечество, пусть по незнанию, но добровольно выбрало путь, по которому мы сейчас идем. Это не что-то, навязанное извне, не диктат внешних обстоятельств, не историческая обусловленность. Скорее – это горе от ума, когда человеческие абстрактные идеи заслонили внутреннее содержание и корневые смыслы наличия окружавших человека вещей. И вот теперь уже глобальную экологическую катастрофу, вызванную симметричной реакцией окружающей среды на запредельные антропогенные возмущения, можно рассматривать как вполне закономерное следствие давней роковой ошибки. Для осознания этого факта наряду с принятием философских выводов Мартина Хайдеггера необходимо произвести т.н. парадигмальную апперцепцию. Это связано с тем, что процесс смены парадигм, который переживает в настоящее время человечество, в экологическом контексте  практически не рассматривается. В то же время его роль в развитии экологической и цивилизационной катастрофы трудно преуменьшить.

Всю историю человеческой мысли можно разделить на три фундаментальные эпохи: традиционное общество (премодерн), общество Нового времени (модерн) и постиндустриальное общество (постмодерн). Эти эпохи А.Дугин называет "парадигмами", чтобы подчеркнуть необходимость их синхронического анализа. Мы имеем дело не с постепенным совершенствованием несовершенного (от премодерна к постмодерну через модерн), а с тремя равнозначными структурами, последовательная смена которых не предрешена, а является волевым, сознательным выбором человечества, общественных групп, отдельных личностей. С концом второго тысячелетия и XX века окончился фундаментальный этап человеческой истории. Хотя и не повсеместно, но достаточно явно и неуклонно начался переход к постмодерну. С особой силой этот процесс проявляется в США и странах Западной Европы. В полной мере это явление коснулось и нашей страны.

Для инженерных проблем экологии наибольшее значение имеет система "человек – окружающая среда". Приходящая парадигма (постмодерн) оказывает существенное влияние на эту систему. Во-первых, изменяется сам человек. Новая антропологическая перспектива проявляет черты другого человека, приходящего на смену человеку модерна. Это постчеловек, в котором размываются черты индивидуума, набирает силу физиологическая и психологическая фрагментарность, все труднее идентифицировать конкретную особь. Привычные параметры, такие как пол, возраст, физиологические константы, теряют свою определенность. Социально значимой единицей становится т.н. дивидуум. Поэтому в постэкологии следует рассматривать другую систему – "постчеловек – окружающая среда", в которой формируются модифицированные либо принципиально новые связи. Для понимания природы социальных процессов и явлений на современном этапе в контексте экологических проблем, необходимо попытаться проранжировать все эти связи по значимости и устойчивости. Такой анализ позволит построить непротиворечивую феноменологическую модель как зародыш смысловой структуры глобальной экологической катастрофы, как методологическую основу для выработки экстренных мер по снижению крутизны фатального тренда. Это фундаментальная задача, предполагающая ресурс, несопоставимый с имеющимся в наличии. Ограничимся набросками общего сюжетного полотна.

За основу можно взять четыре известных афоризма экологии Барри Коммонера, преломив их содержание через призму взаимоотношений человека и природной среды.

АФОРИЗМ ПЕРВЫЙ - Все связано со всем.
Этот афоризм свидетельствует о чрезвычайной сложности структуры экосистем в окружающей природной среде, о наличии огромной сети связей в биосфере между живыми организмами и природным окружением. Афоризм постулирует единство Мира, он говорит нам о необходимости искать и изучать  природные истоки событий и явлений, возникновение связующих их цепочек, устойчивость и изменчивость этих связей, появление в них разрывов и новых звеньев, стимулирует учиться эти разрывы залечивать, а также предсказывать ход событий. По большому счету это краткое словосочетание содержит в себе серьезное предостережение от любых волюнтаристических действий человека по отношению к окружающей природной среде. Сложность и жесткая взаимосвязанность структурных элементов экосистемы делает невозможным адекватный прогноз последствий любого неравновесного антропогенного возмущения. 

АФОРИЗМ ВТОРОЙ - Все должно куда-то деваться.
Популяризированная трактовка закона сохранения материи в экологическом ключе. Ничто не исчезает бесследно, то или иное вещество просто перемещается с места на место, переходит из одной молекулярной формы в другую. Такие перемещения и переходы влияют на жизнедеятельность всей биоты, являются формообразующими факторами абиотического компонента экосистем. Пренебрежение смыслом этого афоризма в значительной степени обусловливает кризис взаимоотношений человека с окружающей средой. Природа отказывается убирать за нами окурки и пластиковую тару, утилизировать содержимое зловонных отвалов, обезвреживать ядовитые сбросы и удушающие выбросы. Это высказывание можно считать емкой памяткой, регламентирующей наше поведение в зонах рекреации, наш образ мыслей в процессе хозяйственной деятельности любого уровня.   

АФОРИЗМ ТРЕТИЙ - Ничто не дается даром.
Все, что получено от природы, необходимо постараться возместить. Но при этом надо понимать, что лучше, чем было изначально, в нерукотворном варианте, уже все равно не будет. Надо также помнить и отдавать себе отчет в том, что абсолютно все т.н. блага цивилизации мы получаем за счет необратимого уничтожения природной среды. Это уничтожение может происходить не у нас за окном и не на соседней улице, а в промышленной зоне, в другом государстве, на другом континенте. Но потребности человечества возросли до таких размеров, что глобальная экологическая катастрофа стала реальной перспективой развития цивилизации. Последствия необузданного потребительства будут принимать самый неожиданный и грозный характер. Ничто не дается даром.
 
АФОРИЗМ ЧЕТВЕРТЫЙ - Природа знает лучше.
Этот вывод опирается на факт филигранной выверенности всех связей в слаженном природном ансамбле, который квазистатично создавался в длительном процессе эволюции.  Так, ни одно органическое вещество не будет синтезировано в природе, если оно не способно разлагаться естественным путем. На этом основан весь механизм цикличности. Этот вывод – предупреждение о необходимости бережного и тщательно продуманного взаимодействия с природными системами, основанного на пошаговом, итерационном принципе преобразований с жесткой обратной связью. В любых мелочах надо советоваться с природой, учиться у нее, а не тешить свою гордыню ложным величием глобальных преобразований. Каждое крупное вмешательство человека в природные системы (мелиорация, ирригация, переброска стока рек, строительство плотин, и т.п.) чревато непредсказуемыми последствиями, наносит окружающей среде непоправимый вред, приближает кризисные и катастрофические явления планетарного масштаба.

Все эти афоризмы – классический продукт Нового времени, и следствия, вытекающие из них, не выходят за рамки традиций модерна. Мы все еще пребываем под гипнозом этой парадигмы, и для нас естественна структура логических построений на базе субъект – объектной топики, поэтому в принципе содержание и смысл емких умозаключений Барри Коммонера не вызывает вопросов. Что же мешает следовать этим вполне логичным правилам, не имеющим казалось бы разумной альтернативы? Можно назвать несколько причин. В их числе, во-первых, недостаточный уровень экологического воспитания, да и вообще, - воспитанности у значительной массы населения. Это, кстати, свойственно не только экономически отсталым, но самым передовым странам. Культ потребления стимулирует развитие производств, загрязняющих окружающую среду в странах третьего мира. Во-вторых, ряд особенностей национального характера с его упованием на авось, со скептическим и даже  протестным отношением к регламентированию принципов поведения, в-третьих, социально-политическая апатия и невротизм, в-четвертых, низкий уровень технологической дисциплины, в-пятых, пролиферация порочной научно-технической тенденции, состоящей в создании и эксплуатации новых материалов в отсутствие технологии их утилизации.
 
 Но наряду со  всем этим имеет место не настолько очевидная, но весьма фундаментальная причина, вызванная сменой парадигмы мировосприятия. Дело в том, что на смену эпохе модерна приходит постмодерн. Этот процесс неуклонный и поступательный. Чем дальше в постмодерн, тем труднее  постичь изначальный смысл сказанного Барри Коммонером. Фундаментальные постулаты и предостережения станут восприниматься как абстрактные и даже бессмысленные мантры, приобретут пародийный налет, вызовут ощущение абсурда. При этом о побудительном импульсе к неотложной экологической ревизии всей системы хозяйствования не может быть и речи.
 
В то же время необходимо попытаться продуктивно использовать текущий момент. Пока продолжается межпарадигмальный переходный период, мы еще способны осознать, что с нами происходит, еще способны осуществить акт апперцепции. Когда же парадигма постмодерна станет безраздельно определять строй наших мыслей, все, что кажется сейчас диким и недопустимым, легитимизируется и получит статус единственно возможного. И наоборот, наши теперешние здравые и логически непротиворечивые доводы будут вынесены за скобки и со временем (если таковое останется) преданы забвению за ненадобностью.    Исходя из тенденций и трендов социокультурного развития общества, можно провести экстраполяцию на поле  экологической проблематики, попытаться осознать вызовы и угрозы, сопутствующие закату такой привычной для нас парадигмы модерна. Такое осознание оставляет шанс эффективного противодействия надвигающейся катастрофе, приобретает глобальное сотериологическое звучание. В этом состоит глубинный смысл и определяющая роль парадигмальной апперцепции.   

В эпоху постмодерна проблема познания природы очень быстро теряет свою актуальность и, более того, смысл. На пути полной дезонтологизации Нового времени  неокантианская философия инициировала осмысление структуры сознания как чего-то единственного, что обладает признаками бытия. Далее, двигаясь по этому же пути, основатель структурной лингвистики Фердинанд де Соссюр отождествил структуры мышления со структурой языка. Таким образом, онтология слилась с гносеологией, редуцируясь в сугубо лингвистическую проблематику. Вопрос о бытии стал формулироваться как вопрос о бытии языка. Проблематика отношения бытия к сущему трансформировалась в проблему отношения языка к дискурсу или тексту. Постгносеология (то же, что и постонтология) стала восприниматься как семиотика. Реальность модерна стала постреальностью, т.е. реальностью виртуальной. Виртуальная реальность – это реальность семиотическая, текстовая, состоящая из знаков. Эти знаки одновременно и то, что познает, и то, что познается, и то, что есть, и то, что воспринимается. Знак – это единственное, что остается в постбытии.

        Термин "виртуальность" имеет практически тот же смысл, что и термин "субсистентность". Окружающюю природную среду в парадигме постмодерна можно представить как некоторое множество субсистирующих природных объектов, связи между которыми имеют также субсистентную природу. Термин "субсистентность" предложил  австрийский философ Алексиус Мэйнонг для обозначения вероятностной реальности, которая на данный момент может не подтверждаться эмпирически. Структурные элементы субсистирующего идеального концепта вполне реальны, но не обязательно имеют аналог в мире объектов. Следует заметить, что все научные и технические открытия и изобретения имеют субсистентную природу. В парадигме постмодерна субсистирование не требует актуализации, перевода в разряд эмпирически доказуемого.

       В этой парадигме субсистирующие объекты не только получают право на онтологическую самостоятельность, они замещают собой реальность, которая для ироничного и легковесного постмодерна скучна и громоздка. В пределе статус действительного приобретает все то, что имеет нулевую вероятность быть зафиксированным эмпирически. Попутно стоит заметить, что понятие "все" претерпевает фундаментальную мутацию.  Сейчас мы пока еще не задумываясь интуитивно понимаем, что он обозначает, не учитывая важность и принципиальное значение этого концепта для самоидентификации.

       Если в эпоху модерна слово "все" использовалось для обозначения чего-то целого, цельного, представляющего собой какую-либо структуру или структурный комплекс, высшую истину, то в постмодерне в силу тотальной фрагментированности для этого слова не находится места, и на его смену приходит некое "поствсе". В наступающую эпоху нам уже нет дела до существования высших истин, неких зародышей мироздания, вокруг которых структурируется окружающий нас мир. Это попросту скучно и неинтересно. Лень размышлять о целом, глубоком, существенном. Намного занимательнее различные фрагменты, кусочки, которые нас увлекают, развлекают, бодрят. Пусть ненадолго. В этом нет проблемы. Можно в любой момент перейти к другому фрагменту. И абсолютно неважно, чему целому этот фрагмент принадлежит, откуда мы его изъяли. Да и есть ли вообще это целое "что-то"? Для постмодерна этот  вопрос абсолютно излишний и даже бессмысленный. Исчезает сама идея "всего". На его место приходит экстравагантный ансамбль частей без целого, поствсе.

       В этих условиях взаимоотношения человека с природой переходят во взаимоотношения постчеловека с текстом о природе. Если рассматривать экологическую проблематику постмодерна максимально широко, то необходимо актуализировать систему "постчеловек – поствсе". В постмодерне единственная реальность – поверхность экрана, только она формирует пространственность и темпоральность. Со временем, как не без антиутопической иронии замечает А.Дугин, отключенность будет самым страшным наказанием для дивидуума, "будет рассматриваться наравне с использованием пыток для дознания, а ломки у неподключенных будут посерьезнее последствий тяжелой наркомании". А пока непосредственный контакт постчеловека с окружающей природной средой становится явлением все более уникальным.

        Должно произойти что-то экстраординарное, чтобы внимание юзера переключилось с плоскости монитора, например, на небо или на озерную гладь. Таким экстраординарным может быть разве что одновременный выход из строя персонального компьютера и системы мобильной связи. При этом встречи постчеловека с природой не сулят ничего хорошего, прежде всего для природы. Несоответствия моделей реальным объектам могут вызвать у постчеловека либо страх, либо любопытство. И то, и другое – дополнительные факторы риска для окружающей среды. Поскольку единственной реальностью в системе координат постмодерна является текст, устранение несоответствий может идти только по линии корректирующих преобразований вовне. Поствсе должно быть просто и со вкусом. Должно непрерывно меняться и развлекать. Как картинки на погасшем дисплее. Возможностей для такой деятельности у дивидуума предостаточно. От усовершенствованных телесных органов до различных гаджетов и другой машинерии. Например, очень весело проехать на квадроцикле по цветущему лугу, очень симпатичный остается след-колея. Необходимо пояснить, что в эпоху постмодерна на смену индивидууму приходит т.н. дивидуум. По сути, это синоним к слову "постчеловек".
 
       Создается впечатление, что армия прикованных к мониторам юзеров, если не подводит техника, сама по себе, а окружающая среда сама по себе. Но это далеко не так. Перманентное усложнение и совершенствование компьютерной и бытовой техники, культ моды, доходящий до уровня френезии, требуют расширения производства, создания новых материалов, разработки многоступенчатых технологий. Все это влечет за собой все более интенсивную эксплуатацию природных ресурсов, расширение ассортимента и объема побочных продуктов производства, вышедшей из употребления готовой техники. Геополитические и экономические предпосылки обусловливают формирование промышленных регионов и регионов непосредственного отчуждения окружающей среды, которая рассматривается как свалка твердых или коллектор жидких отходов. Рай потребления и ад производства все в большей степени поляризуются. При этом природа разрушает социально обусловленные границы, и кольцо рая неминуемо сожмется. Пока этого не произошло, есть ли надежда услышать экологические афоризмы Коммонера, есть ли для них место в смысловом поле эпохи постмодерна?

Все связано со всем.
При мировосприятии в рамках новой парадигмы постичь этот афоризм весьма проблематично, если вообще возможно. У любой части целого в этой парадигме нет своего места, определяемого структурой более высокого порядка. Если объекты живой природы какого-либо биотопа не более чем бессмысленное нагромождение постструктурных элементов, таких как дерево, куст, птица, гриб, лягушка, полевой цветок, болотце, муравейник и т. д., то каждый элемент можно не задумываясь переместить, изъять либо уничтожить. Ничего страшного не произойдет. У природы всего этого вон сколько! Тем более, что право на онтологический статус имеет только синтагматически организованный текст – система знаков, имеющая определенный (на данный момент) лингвистически обусловленный порядок. Свобода и спонтанность предпочтительнее жестких связей.


Все должно куда-то деваться.
Прежде всего, постмодерн считает жалким анахронизмом само понятие "все". На  место "всего" приходит экстравагантный ансамбль частей неизвестно чего, или частей без целого. К тому же в рамках новой парадигмы очень трудно понять, почему это "все" должно куда-то деваться. Зачем убирать из леса пластиковую тару, если проще в следующий раз выбрать для отдыха другую поляну? Картинки должны постоянно обновляться. Зачем обезвреживать сбросы промышленных предприятий, если в реке концентрация снизится до ПДК за счет разбавления? А твердые промышленные отходы удобно закопать. Как и не было. В чем проблема? (Описать особенность русского дазайна). Да и вообще, нереально скучно и утомительно убирать за собой ненужное. Реально – нажать на клавишу "delete". Это – лучшее решение проблемы отходов.

Ничто не дается даром
Отсутствие представления о "едином" и о взаимной связи частей целого в природе создает иллюзию того, что материальные ресурсы неисчерпаемы. Постприрода как причудливый ансамбль занятных и фантастически резистентных объектов. Копьютерно-виртуальное мышление не дает почувствовать хрупкую грань, отделяющую обратимые процессы от необратимых. Дигитальные дисплейные объекты можно так же легко воссоздать, как и разрушить. Такое восприятие переносится и на живую природу, которая рассматривается как резервуар с безграничным объемом. Итак, берем, сколько надо, – у природы не убудет. 

Природа знает лучше
Невозможно познать природу во всей ее полноте, во всем многообразии действующих связей. Так звучит эхо модерна. Но оно необратимо рассеивается  в гносеологическом вакууме приходящей эпохи. Что можно знать в принципе, если любая эпистема, любой смысловой кластер  подобно короткоживущему изотопу должен развалиться на фрагменты в разреженной атмосфере смыслов постмодерна? Императив сиюминутно актуального текста возводит непреодолимый барьер иронии и абсурда на пути знания о любых устойчивых структурах и связях в окружающей среде.

Нелепый нарратив о природе лучше любой попытки разумного прогноза.
На примере четырех афоризмов Барри Коммонера показано конституирование экологического мышления в парадигме постмодерна. Очевидно, это мышление хаотично и деструктивно в нашем теперешнем понимании, которое нас не покидает, пока модерн окончательно не сдал свои позиции. С позиций здравого смысла для человека Нового времени это клинические девиации. И хотя, в принципе, любые попытки противостоять естественноисторическому процессу парадигмального перехода бесперспективны, человечество стремится замедлить сползание к биосферной катастрофе. На уровне государств и межгосударственных институтов принимаются экстренные меры (политические, социальные, культурные, экономические), создаются специальные структурные подразделения, призванные регулировать хозяйственную деятельность в направлении минимизации ущерба окружающей среде. .