Н. Наседкин. Мушкетёры. Арамис - В. Кудрин

Так кто у нас там остался из мушкетёров — Арамис? Вот он-то как раз и вспоминает-ся в первую очередь при разговоре о Валерии Анатольевиче Кудрине.
Этот писатель, как и его литературный французский «собрат», самый молодой и са-мый загадочный из четвёрки. Всё время держится как бы особняком, мало что о себе расска-зывает, стремится к уединению. И как Арамису всё никак не удавалось бросить свою про-фессию мушкетёра и уйти, как он мечтал, в священники, так и В. Кудрину не удаётся до сих пор порвать с рутинной каторгой газетчика и полностью посвятить жизнь тому, ради чего он и рождён на свет — Литературе. Если бы он в своё время, как А. Акулинин, решился бросить работу и засел за стол всерьёз, плюнув на сиюминутные, преходящие хлопоты и за-боты, мы имели бы сегодня писателя уровня Валентина Распутина или Евгения Носова. Это я с полной ответственностью утверждаю, ибо читал практически всё, что опубликовано В. Кудриным.
А в активе 56-летнего прозаика из Знаменки В. Кудрина на сегодня, увы, всего две небольших книжечки и несколько публикаций в коллективных сборниках и периодике.
Начинал же он в литературе хотя и поздно, но блистательно. Родился он в 1940-м году в Тамбове, окончил пединститут, работал сельским учителем, в райкоме партии, корреспондентом районки. Надо думать, журналистом он был не из последних, но, как водится, рамки газетных жанров стали ему тесны и — появились первые рассказы. Но и эти отдельные пробы пера ни о чём особенном не говорили — многие газетчики грешат беллетристикой. И даже первые публикации В. Кудрина в коллективных сборниках прозы тоже прошли незамеченными.
И вот в 1983-м в Центрально-Чернозёмном книжном издательстве выходит сборник его рассказов «Отпуск в октябре», и сразу стало ясно: В. Кудрин — писатель. Более того, уже в следующем году столичное издательство «Современник» выпускает книгу тамбовско-го прозаика «Перед свиданием». Сборник этот вышел в серии «Первая книга в столице» и включил в себя четырнадцать рассказов и небольшую повесть. К слову, во многом москов-ский сборник повторил по содержанию сборник воронежский. С тех пор за двенадцать лет В. Кудрин опубликовал повесть «Проверка» в сборнике «Молодая проза Черноземья» (Воро-неж, 1988), два рассказа в акулининской «Рассказ-газете» (1991), небольшую новеллу в сборнике «Сентябрьские страницы» (Тамбов, 1995), может, ещё рассказа два-три где-нибудь в газетах.
Ну почему, почему так мало пишет и издаёт замечательный прозаик В. Кудрин! В письме к автору этих строк в 1988-м году он немножко приоткрыл завесу над своей творче-ской лабораторией: «Сейчас я занят новой повестью. Идёт с трудом, ведь этот жанр требует более полного и длительного погружения, чем рассказ, а меня суровая действительность то и дело вздёргивает на поверхность. Так что пишу урывками, по утрам (или по ночам?) часов с четырёх-пяти до семи, иногда испытываю удовлетворение, если кусочек вышел, а чаще — досаду и раздражение, что только зря просидел, накурился и потерял время. Но это, навер-ное, тоже так называемые муки творчества и уж тут ничего не поделаешь — никто не сажает, никто не велит…»
Есть у него и слегка шутливый, но с серьёзным подтекстом автобиографический рас-сказ тоже о «муках творчества», который так и называется — «Рассказ о ненаписанном рас-сказе». Там герой-писатель, засевший в субботу (наконец-то — выходной!) с утра за пись-менный стол, «положил перед собою стопку чистой бумаги и задумался». И сюжет есть, и мыслей полно, казалось бы, — пиши. Ан нет, сынишка, которому позволил отец не ходить в садик в этот день, как ни старается по обещанию не шуметь, всё же… Рассказ так и не был написан. И не столько Димка-сын мешал отцу сосредоточиться, сколько отец никак не мог перейти от первой фразы к следующей, только мучился зря.
Да, одни писатели способны творить хоть в людном ресторане, хоть в переполненном вагоне поезда и выдавать по двадцать машинописных страниц в день, другие одну страницу пишут месяц, оттачивая, выверяя каждое слово. В. Кудрин — из вторых. Как же и о чём он пишет? Думаю, на сегодняшний день его визитная карточка, его «избранное» — московский сборник «Перед свиданием». Вот давайте и раскроем его.
Уже первый рассказ «Дорогому сыночку» задаёт тон всей книге и как бы устанавли-вает творческую планку на определённую и значительную высоту. А сюжет? Сюжет прост и обыден донельзя. У В. Кудрина вообще нет таких остросюжетных и публицистически заост-рённых вещей, как, скажем, у В. Кравченко или В. Герасина. У знаменского писателя проза, что называется, «тихая», лирическая. Итак, молодой инструктор райисполкома Горячев вы-шел ранним майским утром из дома в приподнятом настроении. Ещё бы: «День предстоял необычный. В райцентре открывали памятник погибшим воинам-землякам…» И тут, уже у оградки райисполкома, к нему обратилась сухонькая старушка в чёрном платке: мол, я вот к дочке из Саратова приехала, а у вас тут памятник ставят…

«— Сын у меня на войне пропал… Володенька. А у вас, слышала, список погибших составля-ют, чтоб в памятнике замуровать. Так я к тому, чтоб и моего Володеньку в список внести…»

Естественно, Горячев ей терпеливо объяснил: список уже утвердили, заложили в кап-сулу, да и вообще — там фамилии только местных фронтовиков, при чём же тут Саратов?.. И вот церемония открытия началась, всё красиво и по плану, Горячев с гордостью думает, что правильным было его предложение собрать всех пришедших с цветами в три колонны. И вдруг молодой чиновник видит давешнюю старушку:

«А в руках у неё был простенький жестяной венок. “Ну зачем это? — с досадой подумал Горя-чев. — Всё дело испортит!.. Говорили же — никаких венков! Только живые цветы. Не могила ведь, памятник. Так нет!”
Он уже был недалеко от старой женщины, чтобы успеть задержать её — не положено же, что-бы венки, но она всё шла, не обращая на него никакого внимания, глядя вверх, в суровое лицо гра-нитного солдата, и впалые губы её шептали что-то, и Горячев, подойдя совсем близко, на расстояние вытянутой руки, когда уже можно было остановить старушку, вдруг заметил на венке маленькую чёр-ную ленту с неровно написанными буквами и скорее догадался, чем прочитал надпись: “Дорогому сыночку…”
Он прочитал эти два слова и замер, будто на преграду какую наткнулся, и остался на месте.
А старая женщина уже поднялась по ступенькам, у памятника помедлила чуть, а потом опу-стилась на колени и стала совсем маленькой. И всё вокруг замерло вдруг, умолкло, застыло.
Колебалось в воздухе сдержанное дыхание сотен людей, стоящих на площади, подрагивала согнутая спина старой солдатской матери, и Горячев неожиданно почувствовал, как у него перехва-тило горло…»

Ох понимаю, как проигрывает в пересказе и кратком цитировании проза В. Кудрина. Пропадает та поэтическая атмосфера, которая то и дело вызывает слёзы или улыбку у чита-теля, бледнеет впечатление от тонкого психологизма кудринской прозы.
Впрочем, цитаты способны хоть в какой-то мере передать атмосферу прозы этого пи-сателя. Вот в рассказе «Серафима» заглавная героиня, воспитательница детсада, когда-то отпугнула холодностью притворной влюблённого в неё водителя Николая: мол, так надо держать себя добропорядочной девушке. Тот женился на другой, подружке Серафимы, у них уже сын. И вот однажды ей пришлось вести этого сына домой — родители что-то задержа-лись. Дверь открыл Николай — он только, вернувшись из рейса, собирался бежать в детсад. И вот такая, наполненная тонким психологизмом, сцена:

«…Она говорила сбивчиво, будто была виновата в чём, и старалась теперь оправдаться, по-чему оказалась здесь, а Николай стоял неподвижно, смотрел на неё внимательно, и Серафиме каза-лось, что меж ними словно мосток образуется, когда уж и говорить ничего не надо, и сердце у неё замирало от того, что должно, неминуемо должно было произойти сейчас, и она хотела было повер-нуться и уйти, но ноги не слушались её, и она не могла двинуться с места.
Николай сказал ещё раз «спасибо» и протянул ей руку.
Она машинально пожала твёрдую ладонь, пробормотала потерянно:
— Ничего, ничего, не стоит.
И пошла к калитке.
Она шла и спиной, затылком, каждой клеточкой своей чувствовала, как Николай смотрит ей вслед, и всё ждала испуганно и тревожно, что сейчас, вот-вот он догонит её, ждала и боялась этого. Всё в ней было напряжено, и когда за спиной что-то хлопнуло, она вздрогнула, резко обернулась, подняла руки, чтобы защититься, оттолкнуть…
Но сзади никого не было. Никого. Она растерянно посмотрела на дом и увидела, что дверь была закрыта, и сразу поняла, что это Николай ушёл. Просто ушёл и закрыл дверь, а вовсе не смот-рел ей вслед и уж совсем не собирался бежать за нею.
Она поняла это, и ей вдруг стало грустно и обидно…»

При чтении кудринских рассказов чувствуется, что кумиром и в какой-то мере учите-лем его в литературе является Антон Павлович Чехов. А иные рассказы даже написаны, я бы сказал, «под Чехова». Например, «Перед свиданием»: «Вечереет. Фельдшер Марголин, худощавый молодой человек с тонкими чертами красивого лица, стоит у окна в своём кабинете и рассеянно смотрит на природу…» Согласитесь, весьма в духе Антона Павловича. И если вспомнить опять же чеховское «краткость — сестра таланта», то и этой формулировке «учителя» следует В. Кудрин. Большинство его рассказов не больше 5-6 машинописных страничек, а некоторые и вовсе умещаются на полторы странички. Таков, к примеру, один из лучших рассказов сборника — «Нянька».

«Утром бабка Лиза, кряхтя, выбирается на порог, крестит зевающий рот, прикрывает рукой глаза. Но, как ни зевай, как ни прикрывайся, а июльское солнце светит вовсю и выгоняет последние остатки сна.
Бабка Лиза потягивается, садится на верхнюю ступеньку, начинает причёсываться. Серые и редкие волосы она сплетает в жиденькую косицу, которую прячет под белый платок.
Закончив утренний туалет, бабка сидит ещё немного. Она пригрелась на солнышке, вставать не хочется, лень и умиротворение расслабляют её старое тело. Но нужно идти, и бабка начинает разжигать себя:
— И чего взялась, старая, дите нянчить? Сама еле ходит, не знай как до лета дотянула, а туда же — в няньки…
Ругань эта для неё вроде зарядки, бодрость придаёт. И вот бабка Лиза уже поднимается, бе-рёт из сенец свою дубовую палку и, тяжело шаркая ею по траве, отправляется к Фёдоровым…»

А через полстраницы выясняется, что Фёдоровы эти — молодая пара учителей — уже отработали свои три года и уехали из деревни, а старая уже в который раз приходят, «запа-мятовав», нянчить их дитё…
Удивительное качество души роднит многих героев В. Кудрина — доброта. Это и су-пруги Фёдор Петрович и Клавдия Сергеевна из рассказа «Подарок» с их трогательными от-ношениями: поехали в город мужу в кои веки костюм покупать, а вместо этого купили но-вое пальто жене (перехитрил-таки Фёдор Петрович свою супружницу!). Добр и молодой шофёр райтопа Димка Сланский, герой рассказа «За дровами», который сваливает машину отборных дубовых дров не во дворе начальства, как было велено, а рядом с домами трёх одиноких старух. До смешного добр и доверчив другой водитель — из сентиментальной повести «Развесёлая игра» Пётр…
Впрочем, повторяю, такие герои — типичные герои В. Кудрина. Но встречаются и «отрицательные», вроде наглого самодурствующего жлоба бригадира Фёдора Гудкова («Хо-зяин») или скряги и зануды Ивана Степановича из рассказа «Ошибка»… Встречаются в сборнике «Перед свиданием» изредка и критические нотки, как, например, в той же «Ошиб-ке»:

«Центр заасфальтировали, а тут как хочешь. Начальники… Только о себе и думают… Им, ко-нечно, что: от дома на службу — по твёрденькому да чистенькому. В ботиночках щеголяют…»

Однако ж в целом критика, как таковая, не свойственна прозе В. Кудрина, хотя он как подлинный реалист пишет жизнь своих героев такой, какова она есть — тут и бедность, и убожество нашей тогдашней советско-колхозной действительности, и деление людей на «начальство» и «простой народ»…
А вот в повести «Проверка» из коллективки «Молодая проза Черноземья» критиче-ское начало уже более явно выражено. Написанное в присущей В. Кудрину лиричной, чуть грустной тональности, это произведение поднимало весьма острые проблемы тогдашней действительности. Оно для меня особенно интересно тем, что главный герой здесь — мой коллега по первой специальности (и коллега самого автора) — журналист. Мне тоже когда-то довелось начинать в районке, вблизи наблюдать всё то, что видит корреспондент Корей-ский В. Кудрина. Суть конфликта заключается в том, что районному начальству хочется, упрощённо говоря, наказать, поставить на место неугодного строптивого инспектора роно и поощрить угодного директора школы, и получается так, что исполнителем «вердикта» дол-жен стать, поначалу не подозревая об этом, новый и ещё малоопытный сотрудник местной газеты Корейский… И вот молодой журналист решает непростую для себя задачу: сделать «чего изволите?» или сохранить своё достоинство, потеряв, может быть, желанную работу…
Кто-нибудь может удивиться: что же, В. Кудрин пишет идеально, у него нет недо-статков в прозе, огрехов? Да есть, конечно, есть к чему придраться и в сборниках его расска-зов, и в повести «Проверка», только у меня не было ни малейшего желания этого делать. Все его огрехи и просчёты тогдашние — мелочь по сравнению с главным: он пишет настоящую, «штучную» прозу, и опубликовано им ещё так мало, что рано пока судить об общем и целом.
А вот два рассказа «поздних» из «Рассказ-газеты» меня, откровенно сказать, разоча-ровали и насторожили. Нет, и в «Банальной истории», и в «Обиде» есть фрагментами «фир-менный» лиризм и психологизм В. Кудрина, но рассказы эти необычайно для прозаика из Знаменки растянуты, многословны и скучновато-морализаторские. Очень не хочется думать, что В. Кудрин идёт по такому пути!
Сейчас он, по слухам, давно уже работает над объёмным произведением — большой повестью или даже романом. Что ж, поживём — увидим: остался ли В. Кудрин автором двух отличных сборников короткой прозы или он всё же не сказал ещё своего главного, основного слова в литературе.




Вместо послесловия

Надеюсь, что братья-писатели не обидятся на меня за вполне невинную шутку — сравнение их с мушкетёрами. Это не более, чем литературный приём.
А вот на мой серьёзный упрёк в творческой ленности — пусть обижаются. Все они, разве что кроме В. Кравченко, работают за письменным писательским столом в последнее время явно не в полную силу. Понятно, что надо кормиться, а в наше время писательство — профессия нищая. Именно поэтому А. Акулинин стал издателем и книгопродавцем, В. Кудрин продолжает редакторствовать в Знаменской районке, а В. Герасин и вовсе совер-шил невиданный шаг: из писателей ушел в газетчики (обычно бывает наоборот)…
Все так, но писать надо. Напомню слова нашего великого земляка Евгения Абрамовича Баратынского: «Дарование есть поручение, и его должно исполнить, несмотря ни на какие препятствия».
Золотые слова!



Библиография



Кудрин В. А.

1. Отпуск в октябре. Рассказы. Воронеж, 1983.
2. Перед свиданием. Рассказы, повесть. М.: Современник, 1984.
3. День рождения. Рассказ / Сб. «Горизонты». Воронеж, 1978.
4. Глоток воды. Рассказ / Сб. «Зарницы». Воронеж, 1980.
5. Квартиранты. Рассказ / Сб. «Рассказы». Воронеж, 1982.
6. Квартиранты. Рассказ // Подъём, 1980, № 6.
7. Проверка. Повесть / Сб. «Молодая проза Черноземья». Воронеж, 1987.
8. Рассказы // «Рассказ-газета». Тамбов, 1991.

(Тамбов: «Книжная лавка писателя», 1996)