Портфель кроссвордиста IV. Дети, бегущие от войны

         У Зайкина стояла дата написания рассказа - 1982 год.

ДЕТИ, БЕГУЩИЕ ОТ ВОЙНЫ
               



    Что-то странное происходило сегодня с диктором Натальей Летогреевой. Программу передач она читала с большими паузами, будто внушала что-то телезрителям. А едва оператор Коля послал на экраны сигнал „Не забудьте выключить”,  Наталья Евгеньевна вскочила с кресла и выбежала из студии. Встревоженный Коля отжал на пульте зелёную кнопку и тоже вышел в фойе. Ему показалось, что Наталья Евгеньевна плачет. Летогреева стояла у окна, лицом почти в самое стекло. Коля замер у противоположной стены, не зная, что
сделать, что сказать. Он перебирал в уме фразы, то участливые, то нейтральные, но ни одну не выбрал. Когда мимо прошёл усталый, ни на что не реагирующий ассистент и Наталья Евгеньевна обернулась, чтобы кивнуть, Коля увидел, что слёз нет на её лице. Но всё равно, исходило от неё беспокойство, напряжение   какое-то.   Коля  ощущал  это  и  досадовал,  что  не  умеет  читать
мысли. Ведь так  трудно  решиться  на  простую  фразу:  „Что  с  вами,  Наталья
Евгеньевна?”
А Наталье Евгеньевне очень-очень не хватало этого вопроса. Ей нужно было рассказать какому-то умному, доброму, понимающему, о том, что случилось с ней сегодня утром в квартире любимой подруги Вари.




… Наташа   выскочила   из   дому,   не   посмотрев  на  термометр,  сильно
замёрзла, пока бежала через парк и в дверь Варюхиной  квартиры  звонила нетерпеливо.
- Клубникой пахнет, - удивилась она,  когда дверь распахнулась. - Или это кажется, потому что тепло, как летом на полянке?
Последние слова ей пришлось пробормотать себе под нос, потому что отвечать было некому. Наташа повесила плащ, поймала в зеркало свой лукавый радостный взгляд и пошла вглубь крохотной квартирки.  Чтобы добраться до кухни, нужно было протиснуться между парусами ; не настоящими, конечно, а фланелевыми. Не задев ни единого паруса, Наташа проскользнула на кухню. Здесь было жаркое лето. Огромная корзина с клубникой царила на столе, а Володя одной рукой вытирал лоб, а другой быстро листал большую кулинарную книгу.
- Не принимают в роддом свежую ягоду, - пожаловался он,  а Тенгиз прилетел на соревнования, и видишь, сколько… - он беспомощно уставился на корзину.
- Ладно, ты беги на соревнования, а мы с Настюшкой похозяйничаем.
- Настя не хочет умываться и ревёт в ванной, - доложил Володя.
- Она что, в темнице? - ахнула Наташа.
- Да нет, в светлице, - успокоил Володя.
Свет в ванной, действительно, горел, и дверь была отворена, но Настя бросилась к Наташе, словно к избавительнице.
- Тётя Наташа, тётя Наташа, - повторяла она, мигом взлетев к Наташе  на
руки и обхватив её за шею, - почему ты долго не шла?  Меня  папа  уже  третий
раз умываться заставляет.
- Но ты же вся в клубнике, - увещевала упрямицу Наташа и чувствовала, что в сладком ягодном сиропе теперь уже они обе.
Когда были сварены обед и варенье, а паруса поглажены и уложены в стопочки, когда Наташа, поглядывая на часы, раздумывала, как бы поделикатнее предложить Насте помыть руки перед обедом, девчушка, не донеся до шкафа последнюю стопочку белья, вдруг остановилась и подняла к Наташе округлившиеся глазёнки:
- Про сказку забыли!
Наташа кинулась к телевизору. Но поздно. Шли позывные „Международного обозрения”.
Со дна двух ярко синих озёр всплыли алмазы. Вот-вот они могли покатиться вниз и, возможно, сделали бы скромную семью обладательницей самой большой в мире коллекции бриллиантов, но Наташе очень хотелось Настю утешить.
Сейчас книжку почитаем, Настенька!
Один бриллиантик шлёпнулся на пол и разбился. Настя вытерла глаза и заявила: „Только я сама выберу!” Она указала на тяжёлый, с выцветшей обложкой, альбом репродукций. Чтобы достать его с верхней полки, Наташе пришлось встать на табуретку. Забрались с ногами на диван и открыли желанную книгу. Наташа произносила название картин. Настя переворачивала страницы. Они были уже на середине книги, когда девочка выпалила:
- А эту картину я знаю. „Дети, бегущие от войны”. Да?
У Наташи вырвался не смешок, нет. Восклицание вырвалось:
- Не от войны, глупенькая, а от грозы! От дождя!



Оговорку-то Настину она исправила, а вот в груди не исправлялось, не выпрямлялась какая-то скрутившаяся вмиг пружина. Наташа уже и волосёнки взлохматила Насте, и снова разгладила их. Но нет, не разглаживалась  пружина,
не исчезала, словно выросла и колется по данному ей кем-то праву.

Наташа не могла спокойно досматривать альбом и, в каком-то тумане пошла на кухню. Подошла к плите, дотронулась до кастрюльки и рассердилась, что кисель долго не стынет. Вспомнила про своё двухлетней давности изобретение и стала готовить молочную речку с кисельными берегами. Это блюдо Наташа придумала, когда Настя очень медленно выздоравливала после воспаления лёгких. Речка эта больше походила на озеро, так как разливалась в тарелке, но всё равно была Насте по вкусу. Девочка надувала щёчки и зажмуривалась, припадая к берегу речки, а когда открывала глаза, тарелка была пуста и, значит, Алёнушка могла бежать к своему Иванушке.
Наташа поставила кисельную речку на стол и безвольно опустилась на табурет. Она всё полнее, всё глубже ощущала своё новое состояние. Выходило, что не на картинку в книге, а на неё, Наталью Евгеньевну Летогрееву обрушился детский пальчик и столкнул привычную жизнь с налаженной и приятной колеи.

        На телевидение Наташа пришла в десятом классе. Её взяли по конкурсу объявлять сказку. В трамваях, в метро, в магазине, дети узнавали её, а, узнав, замирали восторженно, так что Наташе становилось неудобно: ведь она только объявляла! Сейчас Наталья Евгеньевна была серьёзным „взрослым” диктором, у неё даже стажировалась один раз ученица с Урала. Поговаривали, что именно ей, Наталье Летогреевой  предложат скоро переход в информационную программу. И вот дожила Наташа до минуты, когда НИЧЕГО НЕ ХОЧЕТСЯ. Хочется только, чтобы всё прокрутилось назад, и Настя не говорила бы с таким радостным выражением в голосе эту страшную фразу: „Дети, бегущие от войны”. 

Пушистый ласковый клубочек ткнулся ей в колени:
- У тебя что-то заболело, тётя Наташа?
- Нет-нет. Иди мой руки, - грустно сказала Наташа.
Настя с готовностью закивала.
Наташа включила в ванной свет и пошла доставать из буфета салфетки.
Скользнула взглядом по телевизору, и радостно стало, что экран сер, а не светится. А может быть, не в оговорке Настюшки дело? Может, эта пружина уже была в Наташе, а Настя только задела её тихонечко пальчиком, и пружина раскрутилась?

Когда Наташа вышла на улицу, она поразилась тому, как по-новому, иначе, чем несколько часов назад, она видит мир. Утром, подбегая к подъезду, она с удовольствием смотрела на проклюнувшиеся  листики тополя, а сейчас …
Листики качались на ветках, как дети на качелях. Их ещё надо беречь, кутать, а они уже разбираются в ветрах.

Наташа вспомнила веснушчатого мальчика, с которым познакомилась прошлым летом в доме отдыха. Тогда он позабавил её, а сейчас при воспоминании о нём зябло в груди, и было за кого-то  очень стыдно. Мальчонка звал отца от телевизора к пруду. „Подожди, ; отмахивался мужчина, не отрывая взгляд от экрана, ; вот закончатся гонки”. И мальчонка, сразу посерьёзнев, спросил: „Вооружений, что ли”?

… Дерево укоряющих воспоминаний разрасталось, и страшно было, что через его крону вообще не пробьётся солнце. Особенно темно стало, когда Наташа вошла в лифт, чтобы подняться на шестой этаж телестудии. Она вспомнила, как подрабатывала в „Пионерской зорьке”. Всегда безошибочно читая с листа, однажды она несколько раз сбивалась на четвертинке  странички.

 В тексте шла речь о том, сколько взрывчатки накоплено  на  земле  на  каждого
живущего. В передаче, адресованной детям!

Проходя по коридору, Наташа раскланялась с дикторшей информационной программы ; той самой, что уходила с телевидения по возрасту, представила себя на её месте и вдруг даже приостановилась в испуге ; время-то, время-то, совпадает! Как раз когда идёт информационная программа, Варя и миллионы  других матерей укладывают детей спать. И все эти   сообщения   о   взрывах,   размещениях   и   угрозах  сыплются  на  детские
головёнки прямо поверх сказок!

Любимое воскресное дежурство моментально стало мучением. Наташа три с половиной часа просидела в кресле у экрана, страдая оттого, что минуты бегут, а она никак не наберёт положительные эмоции, необходимые для выполнения того, что она задумала. Наташа вспоминала любимые стихи, вспоминала письма и радиограммы, присланные любимым мужем Валерием в первый год их знакомства, - ничего не помогало! Почти в отчаянии, сознавая, что начинает суетиться, - верный предвестник провала!  подошла к окну. Из форточки пахнуло вешним воздухом, талой водой, ещё чем-то неуловимо родным, и этот запах вдруг помог Наташе. Она смотрела на окна многоэтажного дома и думала: повсюду ли включены телевизоры, я не знаю. Но зато во всех квартирах из форточек пахнет талой водой, - это совершенно точно. Одно общее чувство на всех, - это так просто! Прощаясь с телезрителями, Наташа произносила последние слова как обещание счастливого дня завтра. А потом помчалась в фойе, откуда хорошо были видны два высотных дома. Она вглядывалась в окна, желая увидеть, как гаснут голубые огоньки телевизоров, но не видела. То ли плотные шторы были виной, то ли телевизоры выключили раньше, и никому оказалась не нужна её  улыбка.

В середине ночи Наташу вдруг что-то как бы толкнуло. Она села на постели, включила торшер и с изумлением ещё раз перепроверила себя. Удивительное дело, но, не вспоминая буквально о беседах с Юрием Борисовичем Левитаном, она перед вечерним своим выходом в эфир приняла именно такое решение, какое мог бы подсказать он.

       Однажды Наташа пришла навестить  прихворнувшего Юрия Борисовича и принесла с собой букетик красных гвоздик. Это было накануне 9 Мая. Юрий Борисович вежливо поблагодарил, поставил цветы в прозрачную вазочку и погрустнел. „Если бы вы знали, Наташенька, какую неловкость я  испытываю,  когда  в  День  Победы
мне   дарят   цветы.   Особенно,   если   их    дарят    фронтовики”.    Наташа    не спрашивала,  почему.  Она  поняла.  Уж  если  ей  неудобно  становилось,  когда малыши на неё благоговейно уставлялись…

И всё-таки фронтовики правы в том, что не воевавшему Юрию Борисовичу дарили цветы в День Победы. Ведь это его голос, его чувство вселяли непросто надежду, а уверенность в победе. Вселяли уверенность даже в самые тяжёлые периоды войны! Значит, и она, Наташа, правильно делала, что искала вчера именно такие интонации для вечернего прощания?

Крепко заснуть ей так и не удалось. Из головы никак не шёл мальчонка, звавший отца на рыбалку. А вдруг он часто остаётся дома один? Так и смотрит телевизор до самого конца? А потом сжимается в комочек под одеялом? Наташе так хотелось, чтобы поскорее рассвело. Она припоминала школьный урок географии: сутки - это полный оборот Земли вокруг собственной оси. Как же она медленно движется, родная планета! Спокойна. Постоянна. Можно проверять по ней часы. Или сердцебиение.

   На этом рукопись Зайкина обрывалась.