Странные люди

    Странные люди эти художники. Вот есть у меня товарищ, художник Петров. Я с ним познакомился лет двадцать назад в селе, где мы купили хату. Утром выходим с женой на огород картошку сажать, видим на соседнем участке какой-то дядя с лопатой, в берете, шейном платке, замшевом пиджаке, туфлях «Саламандра», с лопатой в руках и корзиной картошки, занимается тем же. Мы с ним познакомились, а когда встретились днем, он посмотрел на меня внимательно и спросил:
    – Мы, кажется, где-то встречались?
    Когда Петровы вечером пришли к нам на чай, он меня спросил о том же. И каждый раз, когда мы встречались на даче, в городе, или приходили в гости друг к другу, Петров внимательно смотрел на нас и спрашивал:
    – Мы, кажется, где-то встречались?
    И это продолжается вот уже двадцать лет. Я долго не мог понять, забывает ли он или шутит, но только недавно нашёл объяснение этому феномену. Петров, как истинный художник, каждый раз, встречаясь с тем же самым явлением, видит его новые качества, которые не замечал ранее и это явление ему кажется новым, незнакомым. Нашему дачному соседу непонятно, почему при встрече я к нему отношусь по-свойски, как к старому знакомому, могу обнять, сунуть кулаком под ребро, а он, чтобы уточнить наши отношения, естественно задает вопрос:
    – Мы, кажется, где-то встречались?
    У большого таланта и поведение особое.
Был у Петрова юбилей. Мы с женой пришли первыми,
а когда гости стали собираться, художники, друзья Петрова, здороваясь, спрашивали друг друга:
    – Мы, кажется, где-то встречались?
    При этом они улыбались, похлопывали друг друга по плечу, толкали в грудь кулаком. Художники были усатые и бородатые мужчины, когда-то учились на одном курсе в Академии художеств. Сев за стол, дружно наполняли рюмки, говорили короткие тосты:
    – Будь здоров! Держись! – и выпивали до дна.
    Скоро в зале стало шумно и весело. График Агапов показывал юбиляру как носом пить коньяк, а скульптор Шумейко делал из паштета слонов и ставил рядом с тарелкой. Когда стадо слонов было сформировано пол¬ностью и впереди поставлен самый крупный слон, по-видимому, вожак, Шумейко наполнил до краёв фужер водкой, встал и сказал юбиляру:
    – Смотри! – залпом выпил, а слонов одного за другим отправил в рот. Вожак был самым последним и пережевывался с трудом. Художники были восхищены поступком скульптора, а он, проглотив вожака, победоносно взирая на них, громко сказал:
    – Вот так-то, – и сел.
    И тогда я произнес тост:
    – Друзья, обратите внимание – у всех вас, обильные шевелюры, имеются бороды и усы, а у обычных людей растительности на лице нет, – я показал рукой на себя и хирурга Афанасьева, – может быть, это связано с профессиональной деятельностью? И уместно ли поставить вопрос – если художника побрить, будет ли он рисовать, не потеряет ли божественный дар? И другой вопрос – если обычный человек отрастит бороду и усы, то сможет ли он рисовать? А может быть, дело не в бороде, а совсем в другом. Наверное, чтобы рисовать, у Мастера должна быть Муза, которая его вдохновляет. И у Петрова такая Муза есть. Это Мила, его жена. Она всегда рядом с Мастером, всегда помогает, оберегает, вдохновляет. Предлагаю выпить за Мастера и его Музу, за этих замечательных людей. Будьте здоровы, счастливы, успешны и пусть вас никогда не покидает чувство перспективного оптимизма!
    Художники уловили связь между наличием волосяного покрова и умением рисовать и, поглаживая свои бороды и усы, стали вспоминать известных художников, общих знакомых, и решили, что нынешний президент Академии художеств хороший художник и борода у него хорошая, а предыдущий рисовать не умел, был конформист и ходил без бороды.
    Потом пошли на перекур, потом сели за стол, но оживление спало и хирург Афанасьев решил поздравить юбиляра:
    – Друзья, все мы любим прекрасное и являемся его потребителями. Только избранных бог наградил талантом это прекрасное создавать. Когда человек рождается, он не умеет рисовать. Это искусство не приходит к нему с молоком матери. В древнем Китае считалось, что художниками становятся  самые талантливые. Конфуций говорил: «Тот, кто умеет рисовать, тот сумеет сделать всё», а Мао Дзэ Дун через столетия добавил: «…и всех». Талант, как коньяк, с годами становится только лучше. Я предлагаю выпить за золотые руки Мастера, за то, что он радует нас своим искусством, делает нашу жизнь счастливее и интереснее. Хочу пожелать ему здоровья, счастья и удачи.
Выпили...
    Скульптор Шумейко начал делать из котлет носорогов, а искусствовед Сеня Розен**** неуверенно встал и, слегка заплетающимся языком, попросил слова:
    – Я знаю именинника давно и являюсь почитателем его таланта. От нашей секции и от себя я хочу его поздравить. Стихотворение, которое называется «Художник» посвящается юбиляру. И он начал декламировать:

Я кисть в руке держу как фаллос...
Без контуров, лишь на глазок,
На холст, отбросив к черту жалость,
Мазок кладу, ещё мазок...

Себя Ван Гогом ощущаю –
Я колорита господин,
И на палитре растворяю
Белила и ультрамарин...

На холст, на холст, с моей сноровкой,
Я много краски положил,
И филигранной лессировкой
Труд эпохальный завершил.

Со стороны творец, быть может,
И непригляден и смешон...
Творю. Меня сомненья гложут...
Я кончил... Я опустошен.

Устал... Упал... Уснул... Проснулся.
Я спал, не чувствуя гвоздей,
Я крепко спал – не шелохнулся –
И сны не снились про ****ей.

    При этих словах  Мила, жена юбиляра вздрогнула, посмотрела на мужа, тот пожал плечами, а Розен****, пошатываясь, поспешил успокоить её:
    – Нет-нет, ни в коем случае, ничего подобного, даже не думай, это всего лишь поэтический формат, так сказать, образ, эмоциональная среда, миф. Да-с. Ни в коем случае! И никогда! – И он продолжил:

         Я крепок, бодр, хотя не молод,
         Что в этой жизни мне осталось? 
         Познал я все – и жар, и холод,
         И вновь я кисть беру как фаллос...

    – Крепко сказано. Фаллос как прообраз животворящей кисти. Это же надо, как точно подмечено, – живо разносились по залу суждения подвыпившей художественной братии.
    Много говорили о юбиляре: «Куда там Сезанну...  Поленов отдыхает... Петров во всех жанрах бог... А какие портреты пишет... А вы видели его крымские этюды?»
    Расходились поздно, и, когда одевались, оказыва¬лось, что художники надевали не свои пальто и шапки, повязывали не свои шарфы, а потом долго и шумно  выясняли, кто чье надел, говорили, что без горилки не разберешься, возвращались в зал, и после дополнительной порции горячительного, наконец-то, узнавали свою одежду.
    Прощаясь и пожимая руки гостям, Петров внима¬тельно смотрел им в глаза и настойчиво спрашивал:
    – Мы, кажется, где-то встречались?
    Странные люди эти художники...