Марш четырёх дней. Часть вторая

                1-й день марша

         начался ещё ночью с чьих-то радостных воплей на языке Александра Дюма и Милен Фармер. Наши соседи за перегородкой громко чему-то радовались, хотя ещё пару часов вполне можно было поспать. «Вот уроды!» - подумал я, пытаясь спрятаться от этих звуков под капюшоном спальника. Однако, вспомнив о нежелательности международного конфликта, тут же забрал свои мысли назад. «Достали таки качественной травы!» - вместо этого толерантно порадовался я за них. Но сон, всё равно никак не хотел возвращаться, и я лениво побрёл к умывальнику. Как ни крути, а здесь мы – лицо страны! И показывать это лицо небритым мы не могли себе позволить.

         В шесть утра по местному времени мы, полностью готовые к предстоящему походу, стояли на старте и ждали сигнала к выступлению. С трибуны какая-то тётенька торжественно что-то говорила в микрофон о марше, командах-участницах  и прочей, обычной в таких случаях, лабуде. Стоявшая перед нами американская команда тоже весело о чём-то галдела. А мы, наконец, начали понимать, что прогулка лёгкой не будет. Посмотрев на наши кислые физиономии, Геннадий Анатольевич решил нас взбодрить и начал инструктировать. Впрочем, длилась его речь недолго. Инструктаж был прерван вопросом вещавшей с трибуны тётки:       
         - Кэнэда, а ю рэдиииии?!!
         - Йеееееееэээээссс! - завопила в ответ добрая сотня глоток канадской команды, длинной колбасой расположившейся на дороге.
         - Йес, йес… ОБХС! - не растерялась женщина у микрофона и, выдержав небольшую паузу, крикнула – Гоуууу!

         Загрохотали барабаны, загудели трубы! Марш начался! Отдав воинское приветствие стоявшим на трибуне голландским военнослужащим, мы торжественно миновали ворота. Сразу было принято решение не рвать что есть мочи, а идти средним темпом и наблюдать за своими ощущениями, другими командами и местными девушками. Так как для ощущений было ещё рановато, а местных девушек нигде не было видно, большинство из нас стало наблюдать за остальными участниками. Довольно скоро мы увидели первых остановившихся на привал участников. «Слабаки!» - хором решили мы про себя. Шедшие впереди нас американцы всё также весело галдели, а их командир умудрялся ещё и пританцовывать вокруг строя. Ну-ну… танцуй, пока молодой! Примерно через пару километров нас обогнали какие-то люди в военной форме. Приглядевшись мы узнали отдыхавших и невольно ускорили шаг. Эти «слабаки» оказались не так просты…

         Через некоторое время мы вошли в город. Несмотря на ранний час, многие местные жители уже вышли приветствовать участников марша. Мы перестали обращать внимание на других участников и переключились на местные досто- и простопримечательности. Небольшие красивые дома, украшенные всем, чем можно - флагами, гирляндами, воздушными шариками, торчащими из окон радостными голландцами. Ккакие-то непонятные скульптуры, церкви, стоянки для велосипедов. Дети, державшие руку для приветственного хлопка. Дети, раздающие всякие вкусняшки. Дети, клянчившие сувениры. Всё это представляло для нас интерес. Мы вертели головами во все стороны словно ребёнок в "Детском мире". Весь инструктаж о том, что нужно соблюдать питьевой режим и обращать внимание на то, как чувствуют себя наши ноги, начисто вылетел из головы. Кто-нибудь из нас то и дело отставал от группы, останавливаясь чтобы сфотографировать очередную местную примечательность. Чаще всего этим кем-нибудем оказывался я, потому что фотоаппарат больше никто с собой не взял.
         На выходе из города маршрут пролегал по мосту через реку Ваал и после него сворачивал на берег. Вот тут нам впервые предоставилась возможность оценить размах этого мероприятия. Состоявшая из пешеходов длинная упитанная змея, видимая часть которой была никак не меньше километра, весьма впечатляла! А между тем, солнышко уже встало и желание остановиться на привал становилось всё сильнее. Тем более что начали появляться первые мозоли. Наконец, выбрав место в тени, мы поскидывали рюкзаки и обувь и стали любовно рассматривать свои ноги. Сделав все необходимые процедуры, я с блаженством растянулся на травке. Трава была мягкая и ароматная. На цветке, рядом с которым лежал мой рюкзак, трудолюбивая пчела старательно собирала нектар. Время от времени она высовывала свой хоботок из цветка, вставала на задние лапки и подавала какие-то знаки другим пчёлам. Те в ответ махали ей своими усиками и летели дальше. Наконец пчела улетела. Я проводил её взглядом и пожелал хорошего дня. День в жизни пчелы - весьма значительный срок. Я снова посмотрел на цветок. На его лепестках уже сидел эльф с прозрачными крыльями за спиной. Выглядел он совсем потерянным. По всему было видно, что и в его волшебной жизни случаются неприятности.
         - Не грусти. Выпей пару бутылочек нектара, сходи в баньку... ну или к другу в гости слетай. Короче, не думай о плохом! - сказал я эльфу, желая как-нибудь его приободрить.
         Он поднял на меня свои грустные глаза, помолчал немного, словно вспоминая человеческий язык, и тихо произнёс:
         - Подъё-ё-ём!

         Добрый у нас начальник, хоть и справедливый. По нашим прикидкам на следующем привале можно было раздобыть халявного бульона. И, по всей видимости, Геннадий Анатольевич решил без промедления отвести нас туда! Вперёд! К бульону! Мы бодро зашагали, вовсю горланя строевые песни.
         - Смело-о-о мы в бой пойдём! За су-у-уп с картошкой!
         Репертуар мы подготовили и отрепетировали ещё дома. Не то, что большинство проходивших мимо других команд. У них один человек по бумажке пропевал строчку, а остальные хором просто повторяли за ним.
         - Ejo Captain Jack! - старательно выводил запевала.
         - Ejo Captain Jack! - тут же вторили ему товарищи.
         - Bring me back to the railroad track! - вновь, косясь в шпаргалку, пел он вторую строчку.
         - Bring me back to the railroad track - нисколько ни смущаясь, что эта строчка гораздо длиннее первой, подпевала толпа.

         Ну и так далее. Получалось прикольно, хоть и несколько однообразно. Да и вообще эти иностранцы с выбором репертуара не парились. Взять хотя бы вот это: «Я пью утром, я пью днём, я пью вечером! Я – пьянь!». Кто это пел, разобрать я не успел, так как начал сомневаться в правильности своего перевода. Но Марат сразу же авторитетно развеял мои сомнения на этот счёт. А на самую содержательную песню обратил внимание Антон, который хоть и учил всю жизнь немецкий, но ни одного слова в этой композиции не упустил. Пели её какие-то кадеты. Американские, скорее всего. Привожу дословно небольшой отрывок:  «Чак Но-о-о-орис! Чак Но-о-о-орис! Чак Норис Ча-а-ак! Чак Норис Ча-а-ак! Чак, Чак Норис! Чак, Чак Норис!»  К сожалению, другие сочетания этих двух слов я запомнить не успел, а подходить к этим сектантам с просьбой дать мне текст их хита не решился.

         Так мы и шли. Под песни свои и чужие, танцы народов мира и приветствия встречавшихся нам людей. Чем дольше мы шли, тем  больший размах приобретало веселье в населённых пунктах и тем неудобнее становилась обувь.  Всё чаще со сцены пели свои весёлые песни артисты, всё больше народу было на улице и всё чаще нам встречались девушки с табличкой «Free hugs», что в переводе на русский означает что-то вроде: «Привет, Андрей! Привет, Андрей! Ну где ты был? Ну обними меня скорей!» Ну мы и обнимали. Хотя мало кто из нас мог с чистой совестью назвать себя Андреем. Увлёкшись происходящим вокруг, мы лихо проскочили мимо бульона... и тут же остановились на привал. В сотый раз, переклеив пластыри и перешнуровав ботинки, мы стали прикидывать, сколько же нам осталось топать. И тут Костя решил взглянуть на карту маршрута.
         - Осталось - фигня! Перейдём мост, а там до Неймегена рукой подать! - уверенно сказал он.

         От его слов все заметно приободрились, хотя ещё минуту назад многие из нас дорого дали бы за то, чтобы остаться загорать под ласковым голландским солнцем. Полные надежд на скорый финиш, мы двинулись в путь. В ближайшем населённом пункте на первом же столбе висела табличка: «Nijmegen – 6 km.»  Ура! Ещё каких-то полтора-два часа – и мы дома! Как-то сразу солнышко стало ласковее, проходившие мимо люди – симпатичнее, а угощения – вкуснее! Однако радость наша оказалась преждевременной. Примерно через пару километров точно такая же табличка сияла точно такими же буквами на точно таком же столбе. «Nijmegen – 6 km.»   Полтергейст какой-то! В лёгком недоумении мы стали всматриваться вперёд в надежде наконец-то увидеть мост. И действительно! Он вскоре появился на горизонте! Я даже начал прикидывать, сколько примерно нам осталось до него идти.  Но чем ближе мы подходили к заветному Рубикону, тем подозрительнее он становился. И только подойдя к нему, мы поняли, в чём дело. Это был не тот мост!!! Через него никто не переходил! Вся процессия также продолжала обречённо идти куда-то вдаль. Разочарованно выдохнув в воздух что-то матерное, мы пошли туда же… И тут самый глазастый из нас крикнул:
         - Смотрите! Вон – наш мост!
 
         До «нашего моста» нужно было пихать ещё километра три. Н-да, вот тебе и полтора-два часа. Впрочем, ясность всё-таки вскоре наступила. За очередным поворотом мы увидели табло, любезно выставленное организаторами, с указанием количества оставшихся километров. Всем участникам оставалось идти 3,7 км., и только нам почему-то 8,5.
        - Хуфеел-хуфеел??? - завозмущались мы на чистейшем нидерландском языке.
        Однако цифры на табло были неумолимы. Делать было нечего. «Возьмите себя в руки, может быть вам понравится» - как любит говаривать мой начальник. Что ж, по крайней мере теперь мы вышли из аномальной зоны с повторяющимися табличками и мостами и точно знали, сколько километров осталось у нас впереди.

        По прибытии в ставший родным барак мне первым делом захотелось лечь на кровать и умереть. А перед смертью скинуть с себя рюкзак, ботинки и немного поспать. Но не тут-то было! Юра вспомнил, что он наш главный тренер и выгнал нас на заминку. Не смея с ним спорить, я с тоской глянул на кровать и поплёлся к выходу. После того как я пробежал метров 100-150 со всякими извращениями типа захлёста и высокого подъёма бедра и сделал вид что поделал растяжку, Юрий Григорич великодушно меня отпустил. Приняв душ и пообедав я передумал умирать и прилёг на кровать с мыслями о завтрашнем дне. Но, пока я устраивался поудобнее, мысли разбрелись по закоулкам моих извилин и Морфей утащил меня в своё царство…

        Не смотря на то, что поспал я какие-то три-четыре часа, проснулся я бодрым и готовым к новым подвигам. Юра всё-таки знал, что делал. Чтобы как-то развеяться, мы с ним и Антоном пошли осматривать территорию лагеря. Всё нам осмотреть не удалось, так как мы сразу же застряли в кафе, которое обнаружили у выхода. За пластмассовые фишки, наверняка вытащенные из какой-нибудь детской настольной игры, там можно было купить пива и пиццу. Зачем это было сделано мы так и не поняли. Потому что сами фишки тоже нужно было покупать рядом с кафе. На пиццу у нас фишек не хватило, поэтому мы заканчивали вечер, ставшим традиционным, бесплатным кофе. И сигарами…

                На 2-й день марша

         мы вышли с таким видом, будто у нас за плечами не один 40-километровый переход, а, как минимум, десять. Ну а что нам? Если вчера не сдохли, значит, сегодня тоже не помрём. Свои мозоли мы уже натёрли, поэтому бояться уже было нечего. Стартовали также рано, как и накануне, но менее торжественно. Впереди опять шли американцы, только на этот раз их командир почему-то не пританцовывал. О причинах такой смены в его настроении оставалось только догадываться. Хотя, по-чесноку, нам не было дела до его настроения.

         Идти было хорошо. Солнышко ещё не поднялось, мозоли притоптались, а где-то рядом, то и дело, пели свои прикольные речёвки англоамериканцы. Я опять вертел головой во все стороны и через некоторое время заметил, что очень много народу обязательно было одето во что-нибудь розовое. Однако не придавал этому особого значения до тех пор, пока очередная проходившая рядом тётенька, вместе с обычным «Hello! Where are you from?», не спросила нас почему мы не в розовом. Ответить нам было нечего. После её вопроса я начал внимательнее разглядывать окружающих, и всё чаще замечал какие-нибудь розовые штучки на них. Причём военные не были исключением. Они тоже не стеснялись нацепить на себя какой-нибудь розовый венок или помпон. В конце концов, кто-то из зрителей подарил мне розовую панаму. Но надеть её я так и не решился. Так она и валяется у меня дома. Никому не нужно? Бесплатно подарю!

         Где-то в середине пути мы, как по команде, пооткрывали рты и выпучили глаза. И вовсе не потому, что мы наконец-то решили отведать бульона или вокруг стояли обнажённые девушки. Бульон мы проскочили так же бодро, как накануне, а на обнажённых девушек рассчитывать не приходилось, так как маршрут по улице «красных фонарей» не пролегал. Причиной изменения выражения наших лиц стал проходивший мимо старичок лет семидесяти на вид. Его фигура почему-то напомнила мне скрюченный гвоздь, хотя он всего-навсего лишь энергично махал широко расправленными руками, которые, казалось, растут у него прямо из шеи. Наклонив голову дедок сосредоточенно смотрел себе под ноги, будто перед ними катился волшебный клубок, указывающий дорогу. На ста метрах этот скороход умудрился нас догнать, перегнать и скрыться из виду, успевая при этом ещё и лавировать между такими же тихоплетущимися как мы. Всё это он сделал так лихо, что я даже сфотографировать его не успел. Только шёл и удивлялся, стараясь при этом прикинуть за сколько этот старикан пройдёт весь маршрут.

         А вот что нас совсем не удивило, так это участвующие в марше инвалиды-колясочники. Не скажу, что их было много, но они были. И очень даже бодро крутили колёса своих колясок.   Ни малейшего намёка на подвиг на их лицах не было. Создавалось впечатление, что эти люди сели в коляску не потому что у них отказали ноги или их нет вовсе, а просто потому что натёрли сильную мозоль, но очень хотят добраться до финиша. Хотя если потребуется, то, конечно же, они в любой момент встанут и пойдут. Окружающие тоже внимания на них обращали не больше, чем на всех остальных. Так что выглядели они в общем потоке совершенно естественно.

         А между тем, веселье в каждом новом городке, в который мы заходили, становилось всё масштабнее. Как будто люди весь год готовились именно к этим четырём дням. Люди пели, танцевали, хлопали в ладоши, угощали нас сосисками и конфетами и брызгали холодной водой. Девушек, жаждущих обняться, тоже стало больше. Такого количества беспорядочных объятий я себе никогда раньше не позволял. И, похоже, не только я. Юра, возглавив молодёжь, во всю широту своей души крепко обнимал хрупких голландских девушек. Некоторые из них после этого даже падали в обморок, но на такие мелочи внимания никто не обращал. А иногда встречались и такие, которые кроме стандартных объятий, предлагали, стыдно сказать, даже поцелуи! Во всей этой вакханалии, я оправдывал себя мыслью: «Ну, мы же в Голландии. Здесь так принято». Так  я и шёл, с рюкзаком за спиной, губной помадой на щеках и совершеннейшим хаосом в голове.

         И всё же царившая вокруг нас атмосфера - музыка, радостные лица, холодная вода и халявные огурцы очень здорово помогали идти. И когда мы подошли к табло и увидели оставшееся нам расстояние, то вначале не поверили своим глазам.
         - Хуфеел-хуфеел???? - на этот раз радостно завопили мы.
         - Всего лишь восемь с половиной километров - ласково отвечало нам табло, приветливо светясь зелёными циферками.

         Войдя в город, с радостью глядя на уже знакомые места, мы предвкушали скорый обед и отдых. Настроение было бодрое и мне захотелось «хоть раз, хоть сегодня, хоть сейчас, сделать что-нибудь прекрасное». И тут я увидел её. Маленькую, беззащитную, потерявшуюся американскую девочку в военной форме с тяжёлым рюкзаком за плечами. Сердце моё не выдержало, и я ласково гаркнул:
         - Эй, мисс! Кам тугеза!
         Девушка с радостью согласилась и пошагала вместе с нами. По дороге она рассказала, что её зовут Камилла, она отбилась от группы и даже не представляет, что ей делать: то ли догонять, то ли ждать. И что если бы не мы, то она бы запросто сгинула тут всеми покинутая. Мы, в свою очередь,  наперебой стали её заверять в том, что с нами она может чувствовать себя в полной безопасности, потому что дорогу домой мы знаем как свои пять пальцев. Уж что-что, а указатели, после аномальной зоны с повторяющимися табличками, мы читать научились. Весело болтая, мы проскочили ещё пару-тройку километров, пока Камилла не увидела своих земляков. Пожелав друг другу удачи, мы расстались.
         - Будешь в России – заходи в гости! - крикнул ей вслед кто-то из наших. Но счастливая американка этого уже не слышала…

         Местом заключительного на тот день привала мы выбрали красивое дерево с широкой кроной, под которым уже отдыхали несколько команд. Какой-то дружелюбный немец прямо на дороге угощал всех водой в бумажных пакетах. То ли он был такой щедрый от природы, то ли ему лень было тащить всю эту воду обратно на базу, но он сунул по литровому пакету каждому из нас. А некоторым и по два! Сбросив рюкзак, я со смаком отхлебнул из пакета немецкой водички, лёг на траву и лениво закрыл глаза, наслаждаясь отдыхом. Когда я их открыл, то увидел, что на ветках приютившего нас дерева растут… кеды. Парами! Разных размеров и расцветок!
         - Ну всё! Приехали! - заговорил кто-то во мне. – Что там было, в этой воде?
         Я взял пакет с водой и начал искать на нём состав продукта. По-немецки я знал только «хенде хох» и «Гитлер капут»,  поэтому неудивительно, что, прочитав весь пакет вдоль и поперёк, ничего подозрительного я там так не нашёл. Да уж… это тебе не «Либефраумилч»…
         - А может быть вам, батенька, к врачу обратиться? - снова заговорил со мной внутренний голос.
         Подойдя к доктору, я увидел, что он тоже внимательно читает состав на пакете.
         - Ну что скажешь? - спросил я его.
         - Фигня! Наш регидрон лучше! - ответил Лёха.
         - Я не об этом, док. Ты тоже их видишь? - ткнул я пальцем на висевшие кеды.
         Лёха посмотрел наверх, потом на меня, снова наверх, снова на меня и, наконец, кивнул. Остальные наши товарищи тоже подтвердили, что они видят то же самое что и мы. Стало быть, галлюцинация была массовой. Было решено в срочном порядке покинуть это загадочное место. Это был первый и единственный раз, когда место привала мы покидали безо всякого сожаления.

         До самого лагеря мы шли, не останавливаясь и почти не разговаривая. Лишь по дороге внимательно глядели вокруг. Особенно на деревья. Однако всё вокруг выглядело вполне нормальным.  Окончательно стало ясно, что  с нашей психикой всё в порядке, когда, проходя через ворота лагеря, вместо орков и гоблинов мы увидели там тех самых часовых, что стояли в день нашего приезда. От избытка чувств мы запели «Катюшу». Да что там запели! Грянули! Так, что у суровых голландских солдат и офицеров одна за другой стали попадать соринки в глаза! Мужчины тёрли свои веки, женщины махали нам вслед платками, а мы так и шли с песней до самого нашего жилища, гордо размахивая флагами. И только зайдя в кубрик, мы позволили себе немного расслабиться.

         Без лишних напоминаний со стороны главного тренера мы замялись и приняли душ. И тут выяснилось, что на обед идти ещё рано. Вот те на! Поторопились, однако. Как ни странно, но усталости было меньше, чем накануне. Чтобы занять время оставшееся до обеда, мы принялись обсуждать пройденный маршрут. Вспомнили день с самого начала: танцора-американца, которому сегодня что-то мешало; кадетов из Манчестера с розовыми венками на шеях, один из которых постоянно курил трубку (куда только семья и школа смотрят?); бульон, который наверняка был очень вкусным, но мы этого, видимо, уже не узнаем; ну и всякие прочие кеды.

         Привлечённые нашей оживлённой беседой, и тем, что мы были единственной русской командой за долгие годы, к нам начали заходить гости. В основном это были эмигранты из России или республик бывшего СССР. Причем эмигрировали они все в Германию. Чем ближе было время обеда, тем беседа приобретала всё более оживлённый характер. Особенно когда начинал говорить кто-нибудь из гостей по-русски ни фига не понимавший.
         - Чейндж! Чейндж! - обычно говорил такой собеседник, что по-нашему означает: «ты – мне, я – тебе».
         Меняли всё, что можно – значки, шевроны и прочие малонужные вещи на такую же малонужную хрень. Интересен был сам процесс. Во всей этой неразберихе мне запомнился один француз по имени Винсент, сильно отличавшийся от остальных. Не знаю, кто его обучал манерам, но свой хлеб этот человек ел не зря. Винсент вёл себя так, будто он пришёл не в соседний кубрик со своим барахлом подмышкой, а в посольство с официальным коммюнике. Вежливо постучавшись, он вошёл и, вместо того чтобы заорать: «Чейндж! Чейндж!», скромно обратился к тому, кто был к нему ближе всех,с вопросом на каком языке нам удобно с ним общаться. Так как этот полиглот ни русского, ни украинского, ни даже казахского  не знал, решили говорить на английском. Выяснилось что хочет он того же, чего и большинство гостей – меняться. Обмениваться у нас настроения уже не было, и мы назначали ему встречу на другой день. Уходя, он вытянулся как струна и резким кивком головы изобразил поклон. Мне даже показалось, что при этом он сказал:
        - Честь имею, господа!
        Для полной картины не хватало только заключительного щелчка каблуками.

        Вечером мы снова решили обследовать лагерь, но опять застряли в кафе. Всё что нам удалось обнаружить – это дискотека, находившаяся рядом с кафе. Чинно потягивая из стаканов вкусный пенный напиток, так как на пиццу фишек нам опять почему-то не хватило, мы наблюдали за танцующими людьми в форме Вооружённых сил Её Величества королевы Елизаветы II. Было их немного, зато отплясывали они так, будто это была не дискотека, а кастинг в танцевальное шоу. Причём пришли они на него сразу с маршрута, принеся в жертву обед, сон и прочие радости в виде душа и чистой одежды. Не решившись к ним присоединиться, мы ушли. Тем более что уже наступало время вечернего кофе…

                На 3-й день марша

        мы вышли в приподнятом настроении. Ещё бы! Ведь с первым шагом за ворота мы переваливали за экватор своего четырёхдневного пути! По слухам, маршрут в этот день предстоял самый сложный и, видимо поэтому, старт был назначен на час раньше. У шедших за нами американцев демократия одержала окончательную победу, и шли они...

Продолжение следует.