Хаозар

   Татьяна Шуран


   Хаозар
   
   
   Вечная жизнь. Оказывается, вампиры тоже мечтают о ней. Красота, богатство, сверхъестественная сила и власть над людскими душами... достаточно ли этого, чтобы обрести бессмертие?
   
   
   Оглавление
   
   
   I. Первые сны
   II. Белая роза
   III. Океан
   IV. Страж
   V. Око будущего мира
   VI. Солнечная кровь
   VII. Тайные балы
   VIII. Библиотека жизней
   IX. Пульс
   X. Первый луч летней зари
   XI. Во время молнии
   XII. Последний сон
   
   
   I. Первые сны
   
   
   1.
   "Я иногда задумываюсь: что такое память? Всё, что мы помним, - настоящее или нет? Возможно, те, кто ничего не помнит, как раз и живут по-настоящему? А нас воспоминания только путают. Ведь если душа, допустим, вечна, то и вспоминать, наверное, не о чем? Всё происходит прямо сейчас. А стало быть, можно вмешаться в собственные воспоминания и поменять их... И получится как бы новая жизнь... Или она тоже уже будет чьим-то забытым воспоминанием?
   Интересно, можно ли начать абсолютно новую жизнь? Наверное, для этого нужно поймать момент между воспоминаниями. И что тогда? Там будет место без памяти? Абсолютное творчество? Или абсолютная пустота? Да и бывает ли что-нибудь абсолютным? Может быть, память сложнее, чем кажется? Что, если это не просто цепочка нанизанных друг за другом событий? Может быть, где-то в глубине памяти скрывается источник всего нового - память о том, чего не было... и память ни о чём".
   - Жанна! - раздался вопль матери. - Сколько можно сидеть со своими бреднями? Тебя все ждут, мы выезжаем на охоту.
   Жанна торопливо бросила диктофон - у людвы для таких целей, конечно, использовались гусиные перья, но здесь, в Чейте, представители высшей расы хоть и притворялись для забавы людьми, всё же не стесняли себя в плане комфорта и не отказывались от техники, работавшей на неизвестной человечеству энергии альрома. Правда, чтобы использовать такую технику, нужно было сначала подкрепить силы кровью людей, но этот нюанс никого не смущал, даже наоборот: обитатели Чейте научились превращать добычу люмэ в весёлое развлечение.
   Замок Чейте был главной резиденцией кэлюме - или, по выражению людвы, вампиров - на земле. Как считалось - всех вампиров, хотя Жанна помнила, что были и другие - те, кто не захотел покинуть Пульс... но со временем вспоминать их становилось всё труднее. Память о ранних годах постепенно угасала... и сейчас Жанна едва могла представить себя ребёнком, хотя это было... всего каких-то сто лет назад. А ведь раньше жизнь воспринималась так ярко... Там, рядом с Пульсом, она пребывала словно в другом, бессмертном мире. Жанна запомнила Пульс как гигантский, сверкающий белым светом цветок. Его лепестки напоминали прозрачные волны с пеной из жгучего серебра... А теперь Жанна даже не смогла бы ответить себе с уверенностью, что такое Пульс. Цветок был приветливым, добрым, только постоянно чем-то встревоженным, и часто о чём-то мысленно переговаривался с заботливыми воспитателями, на которых Жанну обычно оставляли родители, а сами отправлялись гулять в лес. Жанна любовалась исполинскими фигурами своих старших друзей - они казались потоками радужных лучей, льющимися с неба, - но почти ничего не понимала в их таинственной мысленной речи, озарённой вспышками обрывочных видений. Жанна знала только несколько случайных фраз на этом наречии - альде - потому что родители не хотели, чтобы она училась родному языку, хотя сами между собой тоже не всегда разговаривали по-человечески... Теперь альде, похоже, превращался в мёртвый язык. Новое поколение вампиров - пробуждённые души, бывшие люди - в нём не нуждалось.
   Первая рождённая кэлюме на земле, наследница непобедимой империи бессмертных, воспитанная в убеждении, что в этом мире можно всё, - Жанна могла бы ни в чём себе не отказывать. Но под "всем" подразумевались, по существу, грабежи, распутство, убийства и беспробудное пьянство. Если эта бессмысленная и, с точки зрения Жанны, прескучная гнусность была "всем" - тогда Жанне не хотелось "ничего". По счастью, с самого начала она видела мир как бы сквозь двойную перспективу, в преломлении. Земные тени долетали до неё неясно, неправдоподобно. С ранних лет перед её внутренним взором раскрывались совершенно другие картины: безымянный мир из прозрачного света и ясного пламени. Сперва она по наивности рассказывала о них всем и каждому, спрашивая, что за чудесные воздушные города и небесные реки она видит, но, заметив, в какое мрачное настроение её рассказы приводят отца, затихла. Она не понимала, на что тут сердиться. Огненные видения были её единственной отрадой в сыром и грязном мире людей. Но Жанна ещё не понимала, что родители, занятые в основном собой, - не надёжная опора в жизни, и слушалась каждого взгляда.
   Видения становились всё отчётливее, и Жанна, как смогла, сама объяснила их себе, втайне считая свои мечты своим истинным домом. Светлые небеса, в которые погружалась её душа, когда она оставалась одна, дарили ей чувство абсолютного покоя и бесконечной силы, проницавшей всё её существо, как лучи исполинского далёкого светила, и она словно бы сама растворялась в его блеске и плыла где-то высоко, высоко над землёй, созерцая всю вселенную, похожую на бездонный вихрь многих душ, многих жизней... Это чувство никак нельзя было сравнить с тем, что могла дать власть над безликими людьми в тусклом мире.
   Жанна никогда даже не задумывалась о том, что к земной жизни можно относиться серьёзно, хоть сколько-нибудь ею дорожить. Она и не подозревала, что среди кровожадных кэлюме, охочих до жертв и экстравагантных развлечений, слывёт особой замкнутой и неприступной. Она знала только, что родители ею не слишком довольны - они рассчитывали, что она станет менее "рассеянной" после того, как её увезли от Пульса, и старалась быль послушной, хотя с годами накапливались вопросы. Что значили эти споры изначальных кэлюме вокруг Пульса, свидетельницей которых ей пришлось стать в детстве? Почему родители уехали? И, главное, как они собираются жить дальше?.. (Мысль о том, чтобы удовольствоваться псевдолюдским прозябанием, ей и в голову не приходила).
   В кровавых охотах, которые любила мать, Жанна участвовала только для вида; просто выезжала вместе со всеми и, скрывшись от глаз сородичей, неспешно прогуливалась верхом по горному лесу, занятая своими мыслями. В играх с людвой она не находила ровным счётом ничего волнующего и, в частном порядке, придерживалась аскетического принципа: невозмутимо вводила жертву в транс и выпивала один-другой стакан крови, не более, - без душераздирающих сцен, без убийств, - хотя привычно наблюдала за хищными увеселениями других обитателей вампирского замка. Мать, которую раздражали её сдержанность и "бесчувственность", дразнила Жанну "мечтательницей" и уверяла, что эта особенность перешла к девушке от отца, от чего тот, впрочем, всегда решительно открещивался и был, в общем-то, прав: Жанна росла совершенно не похожей на родителей, и вообще ни на кого из сородичей. Её единственным другом и собеседником был Пульс - и хотя он не отвечал ей, она чувствовала отсвет его серебряных лепестков где-то там, глубоко под землёй - Жанна всегда обращалась к нему, уверенная, что он слышит, и надеясь, что он однажды он заговорит.
   Она не винила своего мистического друга за молчание. Исполинский разумный цветок альрома питал жизненной энергией всех кэлюме, но родители Жанны сами предпочли отдалиться от него и перестали помогать стражам, пытавшимся общаться с Пульсом. Как Жанне объяснили, некоторые изначальные верили, что альрома можно поднять в небо. Жанна поняла только, что с Пульсом было связано нечто прекрасное, но с ним случилось что-то непоправимое, а потом родители забрали её от Пульса и его ревнителей и перевезли сюда, в Чейте. Они считали, что среди людей жить лучше, хотя Жанна в глубине души с этим не соглашалась.
   Отъехав от замка на приличное расстояние, она остановилась на берегу илистого, серебрившегося в свете луны озера и вспомнила о цветке.
   "Доброе утро", - только и сказала она.
   
   
   1.
   Полновластной хозяйкой вампирского замка была мать Жанны - Рада, герцогиня Островичи. Именно ей пришло в голову присвоить людской дворянский титул и приобрести земли в собственность. Она же ввела традицию устраивать "охоту": днём выпускать узников, томившихся в застенках замка, а после захода солнца отправляться за ними в погоню через лес. Жанна подозревала, что жертвы были для матери лишь предлогом, а основная прелесть мероприятия состояла в том, чтобы мчаться сквозь лес всю ночь, пока не падёт лошадь. Рада любила скорость, опасность и страсть. Жажда крови, запахи леса, грязь из-под лошадиных копыт и биение Пульса где-то под землёй сливались для неё в один безумный круговорот, и единственный, кто наблюдал за этим спокойно, с нежной улыбкой на мертвенно-бледных губах, был отец Жанны, Дьёрдь. Рада как-то сказала ему, беззаботно расточая винно-красные отсветы дерзких взглядов: "Мне кажется, я бы даже хотела выехать на солнце. Бросить вызов. Вот с кем интересно было бы потягаться. И хотя бы я сгорела, всё равно".
   Неудивительно, что даже преданные сторонники, те, кто последовал за Радой, оставив Пульс и других изначальных, чтобы жить среди людей, всё же считали свою повелительницу бешеной, безумной. "Отчаянная храбрость - это, может быть, и неплохо, - заметил как-то один из её многочисленных любовников, - но ведь она вообще не различает нормальную жизнь и опасность. Трудно назвать смелой душу, которая в принципе не понимает, что такое страх".
   Муж Рады, Дьёрдь, был далёк от того, чтобы формулировать оценки, - он обожал её. Слушая вдохновенный план какой-нибудь очередной авантюры, он только покорно улыбался и почтительно целовал ей руку, хотя на лице его часто отражалось тайное страдание. Он мучительно боялся её потерять, и ещё больше - что она будет несчастна. Порой с башни замка он наблюдал за стремительно и бесцельно мечущейся по полям всадницей в багряном раздувающемся платье, и его ласковые глаза лучились никому не понятной радостью и тревогой. Рада часто уезжала на всю ночь в лес и возвращалась только на рассвете, когда стремительно бегущие по краю неба сизые облака уже озарялись отсветом приближающегося светила.
   - Я боюсь смотреть в её будущее, - как-то сказал он Жанне. - Я чувствую, что она будет очень одинока.
   - Почему? - спросила Жанна. Отец пожал плечами. Потом мельком взглянул в небо - но Жанна заметила серебристый отсвет, появлявшийся в его глазах в минуты пророческого вдохновения. Он добавил отчуждённым тоном, словно думал в это время о чём-то другом:
   - Мы все исчезнем. Мы ведь можем превратиться в людву.
   - Правда?.. - изумилась Жанна.
   - Да... Не сразу, конечно. Но постепенно память уйдёт. Мы просто забудем, кто мы. И даже не заметим этого.
   Коварная перспектива смутила Жанну. Возможно ли, чтобы кэлюме, свет земли, стали настолько чуждыми сами себе?..
   - А ты?.. - неуверенно возразила она. - Разве вы не вместе?
   - У меня нет больше сил, - Дьёрдь грустно покачал головой, серебро его глаз угасло, и он устало прикрыл тяжёлые матовые веки. - Я ничего не хочу.
   
   
   1.
   Именно тогда у Жанны зародилось стремление взять на себя ту ношу, о которой говорил отец, - разделить судьбу всей расы, спасти всех... Ведь не случайно же они, Островичи, считаются повелителями вампиров. На первый взгляд получалось, что Рада объявила себя госпожой над земными кэлюме из тщеславия, прельстившись роскошью и чувственными удовольствиями, но не намекнул ли отец, что её не так-то легко понять?.. Может быть, за всем происходящим есть какой-то скрытый смысл, своя, глубинная мудрость?
   Жанна попыталась обратиться к прошлому, разобраться, кто она на самом деле... и первое, что вспоминалось, - раздражённый голос отца, который, проявляя в общем-то несвойственную ему требовательность и злобу, уводил её от непостижимых огненноликих исполинов со словами: "Не забивайте ей голову. Она этого никогда не увидит".
   Но он ошибался. Жанна многое видела из того, о чём говорили изначальные, и знала, что всё это - правда. Её нынешняя жизнь казалась ей лишь мгновением, как пауза между двумя вздохами, и вот-вот она откроет глаза - и увидит море света, бесконечно глубокое, бездонное. Жанна чувствовала, что все кэлюме прибыли оттуда и все обязательно туда вернутся. Ссоры родственников поначалу казались совершенно беспредметными. Как можно говорить о каком-то падении? Ведь твоя небесная родина - у тебя внутри. И, что бы ни происходило вокруг тебя, достаточно обратиться к своей душе, - и ты снова вернёшься в царство высшей любви и неземного покоя.
   Однако постепенно Жанна с прискорбием поняла, что никто её убеждений не разделяет. Она заметила, какое действие оказывает на изначальных кровь тину и, главное, сам факт необходимости пить эту кровь. Их благородные души преисполнились презрения и отвращения к самим себе. Попытки Жанны объяснить, что самобичевание - отнюдь не признак смирения, что только с радостью принимая испытание, можно его преодолеть, успеха не имели. Может быть, именно в этом разгадка? Может быть, мама ушла от изначальных именно поэтому?
   В доме хранилось несколько портретов Рады. Их все создал Дьёрдь - запечатлённые в камне кровью и альрома, очерченные неземными тенями фрески. С них мама смотрела такой, какой была внутренне, по существу: россыпью рдяных лучей, матовых, прозрачных, ярких, ясных... и всегда беспечных, всегда радостных. Она была похожа на зарю. Рассвет.
   Но сквозь потоки алого света проступали и настораживающие черты. Жанна пристальнее всматривалась в блуждающую на пунцовых губах жадную, бездумную улыбку, в источающие дразнящий пламень властные тёмные глаза. Пышные распущенные кудри раздувались над недвижными алебастровыми плечами, как ночной шторм. Всё просто: такой женщине хочется отдать жизнь. Дьёрдь запечатлел на своих картинах образ самой страсти и чувственности: стихийная сила, которая соблазняет и пугает, и разрушает, и остаётся всегда одинокой, и нет того, кто разделил бы это одиночество, кто научился бы любить ту, кого невозможно не желать.
   А что, в таком случае, любовь? В чём смысл любви? Возможно, любить - значит чувствовать высшее предназначение души, скрытое даже от неё самой. Это и есть высшее чувство.
   Жанна поняла, что запуталась. Всё это красиво звучало, но... Честно говоря, трудно было любить маму. Да она, такое впечатление, и не нуждалась в любви (хотя отец утверждал обратное). Она была такой взбалмошной, жестокой, эгоистичной... порой просто вульгарной. Иногда она казалась Жанне сборищем всех пороков под одной обольстительной оболочкой. Во всём, что Рада вытворяла, не просматривалось ни крупицы смысла.
   
   
   1.
   Не далее как вчера она заявила такое, что даже Дьёрдь ей возразил, и у них чуть не вышла размолвка. Дождавшись, пока приближённые основательно напьются - Дьёрдь не пил - Рада (не настолько пьяная, как хотела казаться) ляпнула мимоходом: почему бы, дескать, не уничтожить Пульс? Он только "фонит". Раз он всё равно почти погас, пусть уходит в развоплощение, кэлюме и без него прекрасно справятся. Это он, а не Рада, вызывает брожение умов. Если бы не возня вокруг Пульса, все давно бы присоединились к Островичи и жили без забот.
   Дьёрдь, услышав такое соображение, даже отшатнулся - возможно, оттого, что ему подобная мысль тоже приходила в голову. Он никогда не скрывал, что веяние альрома для него мучительно.
   - А... самому... Чалэ, ты показывала... эти свои... планы... - спросил он, опустив глаза.
   Рада принуждённо улыбнулась.
   - Нет, Дьёрке. Я давно уже ни с кем не делюсь своими мыслями просто так, - она помолчала. - Я научилась ставить телепатический заслон. Он и сейчас стоит. Здесь. - Дьёрдь опустил голову. - Я хотела сначала с тобой посоветоваться.
   Дьёрдь вздохнул, потом отошёл к окну; Рада настороженно наблюдала за ним. Он неохотно поглядел в небо и покачал головой.
   - Я вижу в твоём будущем страшные испытания, - без улыбки сообщил он, хотя Рада обычно посмеивалась над его предостережениями, называя их "сентиментальностью". - А в своём... - он запнулся, - ничего. Это значит: без тебя.
   Рада рассмеялась.
   - Дьёрке, ну ты уж определись, буду я или нет.
   Он неопределённо посмотрел на неё, словно не видел.
   - Ты станешь другой. Забудешь меня. Впрочем... - он вздохнул и отвернулся, - бессмысленно пытаться помешать тому, что предрешено. Такова твоя судьба. Ты не остановишься. И, может быть... так лучше.
   
   
   1.
   Так было принято решение уничтожить последнюю нить, связывавшую кэлюме с миром света. Жанна не смогла ни понять этого, ни простить, но о ней и не вспоминали.
   Дальнейшие события развивались с абсурдной неумолимостью, словно сами собой. Рада ввязалась в войну против других изначальных. Дьёрдь сделал вид, что его всё устраивает, и как будто чего-то ждал. Жанне просто не верилось, что всё это всерьёз. Да и потом, она надеялась, что гордые стражи светлого цветка, огненноликие ангелы, памятные ей с детства, сумеют за себя постоять и как-нибудь оградят Пульс от ребяческого, бессмысленного, самоубийственного, в сущности, изуверства... Под началом Рады служили в основном пробуждённые, неопытные души. Жанна стыдилась возражать, когда Рада с легкомысленным смехом хвасталась, что ей удалось "кое-кого там убить", но однажды мама дошла до того, что привезла в Чейте взятого в плен раненого изначального, чтобы наглядно продемонстрировать подчинённым "ещё какую смертность" стражей. Она созвала во двор всё население замка и подробно разъяснила сомневающимся в успехе кампании, что всего-то и надо - покрошить светимость серебром, вбить в сердце кол и отрезать голову. Дьёрдь наблюдал за триумфом возлюбленной, зажав себе руками рот. Приговорённый озирался на столпившихся вокруг любопытных, испуганных, беспощадно-молчаливых сородичей, как будто не узнавал.
   Видимо, впечатление от бесчинств Рады отозвалось далеко за пределами крепостных стен. После очередной стычки в Чейте вернулась роковая новость: изначальные заманили Раду в ловушку и убили. До сих пор они поступали со своими врагами рыцарски, лишь отбивая их атаки, к потерям в Чейте не привыкли, нахально объясняя свою безнаказанность превосходством в силе, а не ущербностью во всём остальном. Однако, осуждая мать, Жанна ни на мгновение не задумывалась, каким кошмаром станет жизнь изгнанников, отрёкшихся от Пульса, без неё, без её беспечного, самоуверенного смеха, словно обещавшего, что всё закончится хорошо, что они просто играют...
   Дьёрдь узнал о смерти Рады прежде других и, видимо, ещё до того, как она погибла. Он долго не выходил из своих покоев, и никто не осмеливался его тревожить. А когда вышел, это был уже совершенно другой человек. Жанна предполагала, что смириться с утратой ему будет нелегко, но когда увидела его, поняла, что потеряла не только мать, но и отца, и лучше бы он умер. От его прежней личности не осталось ничего, но самое главное - он стал похож на Раду, словно все её пороки перешли к нему. У него появились похожие жесты, похожие интонации в разговоре. А в те моменты, когда переставал быть "Радой", Дьёрдь превращался в тёмного двойника себя самого.
   Он стал вспыльчивым, хитрым, мстительным, капризным и неправдоподобно жестоким. Новый повелитель Чейте быстро показал, что способен собственноручно убить любого из сородичей, кто как-то неправильно на него посмотрел, или сказал что-то не то, или вспомнил о чём-то лишнем, а лучшее применение для людвы - это готовить из них ванны и купаться в их крови. Выяснилось, что Дьёрдь отлично знает - словно специально следил - все тайные связи, все слабости, все секреты подчинённых - даже будущие - и не замедлит пустить это знание в ход, если будет в плохом настроении - а в плохом настроении он бывал теперь часто. Атмосфера всеобщего страха и недоверия, воцарившаяся в замке в считаные дни после смерти Рады, не шла ни в какое сравнение с прежним легкомысленным и беспечным существованием.
   В то же время с головокружительной скоростью выросла мощь вампирского клана. Извращённое сознание Дьёрдя без остановки извергало теперь одну дьявольскую интригу за другой, как кошмарные сны, и в несколько лет вампиры проникли в людские тайные общества, аристократические дворы, церковь; на окружающих Чейте землях началась полная анархия, а от изначальных не осталось почти никого. Пульс отгородился непроницаемым покровом и исчез.
   До сих пор путь развития, избранный расой, казался Жанне каким-то недоразумением. Она привыкла оставаться в стороне, скромная роль чудаковатой дочери всесильных повелителей её устраивала. Теперь Жанна поняла, что придётся действовать против отца. После смерти Рады самой страшной угрозой расе оказался не кто-нибудь, а именно он. Жанна попыталась нащупать Пульс, но он был закрыт и не отвечал. В глубине души она почему-то верила, что где-то здесь, рядом, идёт другая, настоящая жизнь, просто её не видно. А между тем небытие подбиралось ближе и уже грозило поглотить, одного за другим, всех кэлюме, и Жанну с её несбывшимися мечтами... Пора было признать правду: безрадостные будни, сбитые гвоздями корыстных забот, вражды и непонятных Жанне страстей, всё равно коснутся её, как бы они ни скрывалась. Жанна поняла, что земной мир нужно перехитрить. Притвориться, что ты в нём есть, а на самом деле тебя нет.
   
   
   1.
   Жанна попыталась возродить хоть что-нибудь из мудрости изначальных. Она знала, что в древности кэлюме обладали огромными знаниями, но за последний век деградация расы достигла карикатурных форм: некоторые кэлюме опустились по своим духовным запросам ниже людей. Нередко встречались вампиры, которые даже не слышали об изначальных и нимало не интересовались ни происхождением расы, ни своим предназначением на земле. "Естественным" теперь считалось убеждение, что жизнь даётся душе для того, чтобы украсть как можно больше вещей, как можно больше помыкать людьми и как можно больше заниматься сексом. Жанна не удивилась бы, если бы обронённый мимоходом каприз Рады однажды осуществился и кэлюме настолько сравнялись бы с людьми телом и духом, что солнечные лучи перестали бы им вредить.
   Жанна знала, что когда-то, ещё до её рождения, Дьёрдь занимался вопросами трансмутации земного вещества, но сейчас к нему нечего было и пытаться подступиться с разговорами на эту тему. Зато достойные внимания личности попадались среди смертных. Жанна едва поверила в свою удачу, случайно разыскав нужную информацию у людвы. Порывшись в близлежащем человечестве, она обнаружила и лабораторные опыты, и специальные трактаты. Тину называли это "алхимией".
   Жанна заинтересовалась и тоже начала опыты. В одном из подвалов замка она оборудовала лабораторию, где никто не нарушал её уединения - сородичи были слишком заняты увеселениями, не прекращавшимися круглые сутки. Жанна же почувствовала, что нашла, где не ожидала, то, что отчаялась извлечь из куда-то спрятавшегося Пульса и окончательно свихнувшегося отца. Причудливые метафоры и рисунки в алхимических книгах не составляли тайны для интуиции высокоразвитого существа; они напоминали гармоничную речь растерянных, печальных ангелов, оставшихся в далёком детстве, на угасающем дне воспоминаний... Именно так изначальные говорили о полёте альрома, о нежгучем серебре, о высшей любви - эспальдо, что значит "истинная близость", перетекание одних энергий в другие... Где они сейчас - её прекрасные призрачные учителя?.. Впрочем, Жанна твёрдо отдавала себе отчёт: изначальные, даже если кому-то из них удалось выжить, вряд ли стали бы надёжными помощниками. Они сами себе не смогли помочь. А вот люди - более закалённый материал. И, похоже, своими силами достигли кое-каких ценных знаний. По-видимому, истинная мудрость всё же не исчезает бесследно, даже если кто-то её временно забыл.
   Насколько Жанна поняла, суть того, что предлагалось в "алхимии", состояла в трансмутации души. Как происходит превращение вещества - так же должно происходить и превращение личности. Например, вода: если непрерывно нагревать глыбу льда, она растает, закипит и испарится. Точно так же и душа, если охвачена непрерывным горением - стремлением к высшей цели - из холодной и застывшей превратится в текучую, изменчивую, бурную, а потом станет легче воздуха, поднимется ввысь, воспарит... И, возможно, вернётся вновь на землю, чтобы повторить весь круг сначала?
   Аналогичные трансформы происходили со всеми веществами в недрах земли, вопрос заключался только во времени: за миллионы лет уголь превращался в алмаз, и не потому ли драгоценные минералы ценились так высоко, что в их душе хранилась память тысячелетий?
   В "алхимии" работа души уподоблялась "превращению свинца в золото". А "философский камень", дарующий бесконечное изобилие и вечную молодость, был ничем иным, как бессмертной частью личности, истинным "Я".
   Изучение "алхимии" позволило Жанне понять ошибку, совершённую отцом, да и другими изначальными. Они искали спасительную духовную субстанцию где-то извне. Например, Дьёрдь пытался получить люмэ из минералов. Остроумная затея, но для преображения требовалось кое-что посерьёзнее. "Алхимики" связывали процессы синтеза новых химических элементов с использованием внутренней творческой энергии личности, с эволюцией сознания. Именно поэтому они называли свои опыты "Великим деланием".
   Наблюдая за самоотверженными монахами-учёными, Жанна прониклась симпатией к людям. Некоторых "коллег" она даже навещала в открытую. "Алхимики" искренне считали призрачное видение своей "мистической сестрой", ведущей их по пути духовного посвящения, хотя в действительности Жанна понимала не больше их, да и перспектива неожиданно вляпаться где-нибудь в серебро немного нервировала. Одно Жанна поняла определённо: всё, что касалось земных минеральных веществ, для кэлюме не подходило, учитывая разницу в восприятии стихий - к примеру, земной "огонь" вампиры не чувствовали, а земное "серебро" действовало как "огонь"... Предстояло изобретать новую, предназначенную для другой расы "алхимию", подключив неизвестный людям, но жизненно важный для кэлюме фактор - альрома. Однако Жанна уловила самую суть метода и решила, что если ей суждено когда-нибудь собрать вокруг себя сторонников, то она организует сородичей в такой же, как у "алхимиков", закрытый орден посвящённых - специалистов по превращению собственной души.
   
   
   1.
   Благодаря в принципе более развитым, чем у людей, духовным силам и природным способностям Жанна быстро достигла значительных успехов и, в частности, действительно научилась не только изменять химический состав любого вещества, но и просто материализовывать вещи из воздуха. Увлёкшись изысканиями, она не учла, что её манипуляции вряд ли ускользнут от Дьёрдя, и забыла, какую опасность представляет отец. Он вроде бы не интересовался её жизнью, дни и ночи проводя в беспробудном пьянстве в гигантском подземном зале, где даже со стен лилось вино. Однако Жанне пришлось пожалеть о своей неосмотрительности, когда однажды за ужином ей любезно подали расчленённый труп одного из её невольных, но старательных сотрудников, талантливого учёного-францисканца. Жанна в замешательстве подняла глаза - отец смотрел на неё и издевательской улыбкой.
   - Попробуй, - насмешливо посоветовал он. - У людвы душа находится в крови. Так ты даже лучше с ним сработаешься.
   Жанна поднялась и, хотя обычно веля себя очень сдержанно, даже холодно, в этот раз в бешенстве сказала первое, что пришло в голову:
   - Берегись, отец. Как бы тебе самому не занять его место. Я тоже умею резать на куски.
   Дьёрдь смотрел на неё с неопределённым выражением, но без раскаяния: скорее, он был похож на человека, которому предложили новую, занимательную игру, и вот он пытается понять правила. Потом его мраморно-бледные губы снова сложились в характерную для него злую, вызывающую улыбку.
   - Буду только рад, - обронил он.
   Жанна поразмыслила и с высоко поднятой головой царственно опустилась на место.
   - Отнесите это в мои покои, - повелительно сказала она слугам, указав на "блюдо". Для знакомого смертного она решила сделать исключение и предать бренные останки земле, как полагается у людей. Дьёрдь уловил эту её мысль и взглянул на неё с любопытством. "Повернись ко мне всем своим сердцем и не отталкивай меня из-за моей черноты, потому что солнце изменило мой цвет, а вода покрыла моё лицо и земля загрязнилась от трудов моих", - мысленно процитировала она ему один из алхимических трактатов, непринуждённо попивая люмэ из кубка; Дьёрдь, кажется, ни слова не понял и отвернулся.
   
   
   1.
   Пикировка закончилась настороженным нейтралитетом. Жанна подумывала о том, чтобы устроить небольшое показательное выступление - посбивать, например, с пленников цепи, а на обитателей замка наслать временный паралич и посмотреть, как палачам и жертвам понравится обмен ролями - тоже в своём роде круговорот вещества - но решила выждать. Дьёрдь, со своей стороны, видимо, прошёл через похожее искушение и остановился на аналогичном выборе. Обоим ясно было, что история их разногласий всё равно получит неприятное продолжение.
   Жанна перешла к экспериментам с альрома. Здесь ей пригодились и отцовские разработки по кристаллам; в глубине души она восхищалась изобретательностью его гения, глубокого, пусть и безвозвратно померкшего, и сожалела о том, что такой блестящий ум оказался недостоин себя самого. "Алхимия альрома" раскрывала новые горизонты в плане владения сознанием вообще. Опыты подвели Жанну к революционному предположению: отпечатки альрома в кристаллах - это и есть фрагменты чужой памяти. Коллективная память расы существует вовне. И она многомерна во времени. Если её потоки подвергнуть целенаправленному воздействию, они станут превращаться, как свинец - в золото. Власть прошлого начнёт ослабевать, и откроется будущее. Жанна пришла к убеждению, что подняться над духовной нищетой их нынешнего существования можно только через очищение общей памяти.
   Она принялась экспериментировать, пытаясь уловить в окружающих потоках альрома отблески чужих сознаний, всматриваться в них; порой возникало ощущение, что её личность исчезает, что она может не вернуться. От глубоких погружений в совершенно чуждые здешним условиям энергии у неё так изменялась температура тела, что по возвращении в физический мир ей случалось превратиться в нечто наподобие ледяной статуи или, наоборот, найти всю комнату обгоревшей; иногда после опытов она лежала в бреду или чувствовала себя совершенно разбитой... Потоки альрома подвергали равновесие сознания серьёзному испытанию - как горный водопад, обрушившийся на голову - но Жанна добивалась контроля над движениями своей души, опираясь на свойства минералов. То фокусируя, то рассеивая внимание в кристалле, как луч, она училась замедлять и ускорять ход времени и однажды увидела странный сон.
   
   
   0.
   Я спускался по узкой тёмной лестнице, сдавленной между сырых стен. Рассеянный свет дотягивался откуда-то сверху, но туда нельзя было вернуться. Наконец лестница вышла в пустой больничный коридор с выбеленными стенами, будничной скамейкой и рядами одинаковых дверей. Это был нижний этаж больницы, на котором держали только тех, кто никогда отсюда не выйдет. И я знал, что Рада заражена, и вылечить её невозможно, поэтому нужно убить, чтобы другие не заразились, а иначе она всё равно умрёт, и вообще она уже не та, что прежде. И я пришёл, только чтобы с ней попрощаться, но когда увидел её в палате, понял, что она совершенно здорова. Мне сказали, что она ничего не понимает и что ей не будет больно, но она сидела на кровати и смотрела по сторонам совершенно ясным, спокойным взглядом, и улыбнулась мне такой приветливой, беспечной улыбкой. Я просто глазам поверить не мог и неуверенно подошёл к ней, упрямо ища на её лице следы безумия, но их не было.
   - Послушай, ты что, здорова? - с ужасом спросил я. Она ласково поглядела на меня и ничего не ответила.
   - Но ведь они же тебя убьют, - через силу проговорил я, подумав, что, может, она ещё не знает, но по её лицу было понятно, что она отлично знает и всё, что я хочу сказать, и всё, что они собираются сделать, и ещё больше. Но я всё равно не мог понять, как она может быть такой спокойной и зачем вообще нужен этот абсурд, и почему она оставляет меня одного.
   Тут в комнату вошли врачи, уложили её на каталку, пристегнули зачем-то эластичными ремнями, хотя очевидно было, что она вовсе не сопротивляется, и куда-то повезли. Я просто не мог поверить, что всё так и будет продолжаться.
   - Да скажи ты им, что ты нормальна! - взмолился я, вцепившись в каталку с краю, но она молчала и словно бы думала о чём-то своём. У меня было такое чувство, как будто меня здесь вообще нет. Ну, допустим, она почему-то не против умереть, но как они могут волочь на смерть совершенно невинного человека? Откуда у них такая уверенность, что это нужно сделать?.. Я беспомощно оглянулся на врачей и понял, что их не остановить, они вообще ничего не слышат, а Рада слышит, но не отвечает. И, наверное, лучше было дать им уйти, заставить себя принять всё это, но я начал орать, как ненормальный, цепляться за каталку, за стены, за врачей, пытаясь заставить их не то что остановиться, но хоть взглянуть на меня. В жизни никогда так не кричал и никого ни о чём так не просил, но никто даже не оглянулся. Они все ушли от меня один за другим, и она ушла вместе с ними.
   
   
   1.
   Жанна пришла в себя с таким ужасным чувством, словно действительно кричала без остановки. Горло распухло, ресницы слиплись от слёз, мышцы ныли, как будто она в самом деле пыталась остановить бесконечно идущую мимо толпу. Но, как говорится: "ora et labora". Тяпнув стаканчик люмэ для поддержания сил и умывшись, Жанна принялась размышлять.
   Она почти не сомневалась, что видела смерть матери глазами отца. И что эта сцена существует сама, независимо от того, участвует в ней в данный момент кто-то или нет. Она могла прокручиваться раз за разом, нимало не изменяясь, как испорченная пластинка. Таково свойство альрома. Возможно, Дьёрдь даже не видел этот сон и никогда не увидит. Неизвестно, что именно он видел перед тем, как сошёл с ума. Но чтобы освободиться от этих энергий, нужно прожить каждое воспоминание, с ними связанное.
   И Жанна снова принялась за поиски. Смотреть кошмары не хотелось, но она найдёт способ с ними справиться.
   
   
   0.
   Я сидел возле постели Рады в комнате, которая, наверное, считалась уютной, но мне казалась душной: без окон, с золочёными стенами, лепниной на потолке и пушистым ковром на полу. Вокруг тяжёлой дубовой кровати с тёмным пологом стояло множество оплывших белый свечей, особенно у изголовья, как вокруг покойницы, Рада была одета в белый погребальный наряд, но только она была жива. Лицо её казалось усталым и растерянным, и вообще она побледнела и похудела, хотя по-прежнему выглядела спокойной. Когда я вошёл, она посмотрела на меня как будто с вопросом, словно ожидала, что я ей объясню, что происходит. Я без сил опустился в кресло возле кровати, хотел что-то сказать и так и зарыдал, опустив голову на руки. Мне казалось, у меня больше нет никого на всём свете. А потом я вдруг понял, что это просто невозможно, чтобы мы расстались. Что я верну её хоть из-под земли. Неважно, что такое на самом деле смерть, для меня её больше не было. Я просто почувствовал это в своей душе. Для меня она никогда не умрёт. Мы вечно будем вместе.
   - Я не отпущу тебя. Ты никуда не уйдёшь, - сказал я. Она посмотрела на меня с робкой улыбкой и протянула руку, болезненно-прозрачную, казавшуюся невесомой.
   - Я буду приходить к тебе, - сказала она словно издалека. - Прощай, - она страдальчески улыбнулась, и вдруг красный свет потёк по комнате, как кровавая река, и её образ растворился, растаял, а красная тьма стала сворачиваться, сгущаться и...
   
   
   1.
   ...у Жанны возникло странное чувство, которого она не знала прежде. У рождённых кэлюме в принципе отсутствовало обоняние, они не знали запахов. Первый и единственный раз в жизни Жанна ощутила вязкую, удушливую волну - густой запах крови.
   
   
   1.
   Пересекая на следующий день многолюдный общий зал, Жанна предпочла бы твёрже стоять на ногах. Впрочем, нельзя же вечно отсиживаться в подвале. Плюхнувшись на своё место, она с опозданием заметила, какой у Дьёрдя измученный вид - словно его всю ночь резали на куски, и по его злобному взгляду Жанна поняла, что ей предстоит неприятный разговор, который не заставил себя ждать.
   - Какого чёрта ты лазаешь по альрома? - без предисловий рявкнул отец, едва войдя в её комнату, куда Жанна поднялась после завтрака, нимало не сомневаясь, что Дьёрдь последует за ней. Очевидно, её духовные успехи от него не укрылись; всё-таки он был изначальным.
   Жанна устало откинулась на жёсткую спинку неудобного кресла.
   - А какого чёрта ты этого не делаешь? - со скукой поинтересовалась она. Жанна отдавала себе отчёт в том, что опыт и силы отца были огромны, и в глубине души жалела, что он оказался не в состоянии продолжать борьбу. С ним работа пошла бы лучше. Дьёрдь понял её ответ в том смысле, что она рассчитывает на успех в деле, с которым он сам не справился, и злобно усмехнулся.
   - Много о себе понимаешь, - возразил он. Жанна прикрыла глаза.
   - Будем считать это моей маленькой слабостью, - ровным голосом предложила она. - Кто-то пьёт сутки напролёт, кто-то занимается сексом со всеми своими слугами, кто-то завёл себе гарем - очевидно, от бессмертной тоски по безвременно почившей жене - ну а кто-то, от нечего делать, лазает по альрома.
   Даже с закрытыми глазами Жанна чувствовала, как Дьёрдь в бессильной ненависти жжёт её взглядом, сжимая и разжимая кулаки. Грустно, в глубине души она понимала его, но его вечно недовольный, наглый тон просто не оставлял места для сочувствия. Быть снисходительной с ним никак не получалось. Жанна вспомнила мать - жадную до впечатлений, беспечную. Та тоже никого кругом себя не замечала. Да, они были достойны друг друга. Будь Рада жива, с ней тоже пришлось бы разговаривать, как с глухонемой.
   - Я... запрещаю тебе... - выплюнул наконец Дьёрдь, словно ядом подавился, - так говорить со мной, и... тем более... лезть мне в душу...
   Жанна открыла глаза и холодно посмотрела на него. Потом поднялась - он отступил, словно ожидал, что она сейчас бросится на него.
   - Отец, твоё притворство - безрассудство, - терпеливо пояснила она. - Раны, нанесённые общему сознанию, должны быть залечены, иначе дальше будет ещё хуже. Я подозреваю, что раса имеет коллективную душу. Я младше тебя, и то успела заметить, как мы деградируем. Какое-то происходит... я не знаю... дробление, измельчание... - увлекшись, Жанна прошлась по комнате. - Каждое следующее поколение слабее предыдущего. Ты же знаешь, мы такими не были. Мне кажется, что этот мир чужой для нас, что мы здесь случайно... - Жанна умоляюще обернулась к отцу, который смотрел на неё, как на привидение. - Расскажи мне, что тебе известно об альрома? О чём вы тогда спорили... насчёт Пульса?..
   При её последних неуверенных словах его лицо побледнело так, что казалось, дальше уже невозможно, и окончательно превратилось в бездушную маску.
   - Ничего подобного не было, - провозгласил он с такой торжественностью, словно играл на сцене, и поднял к небу абсолютно безумный взгляд. - Кэлюме всегда жили на этой земле. Никто ничего не знает. Пульс, изначальные - это глупые побасенки, на которые не стоит тратить время. Что касается тебя, дочка, - он перевёл на неё ненавидящий взгляд, - ты с детства страдала галлюцинациями.
   На мгновение Жанна засомневалась; он говорил так убедительно. Но потом она почувствовала, что он сочиняет всё это из страха и отчаяния.
   - Это неправда, отец, - тихо сказала она. Дьёрдь надменно усмехнулся.
   - Это не та правда, которая устраивает тебя, - возразил он. - Ты ведь у нас умненькая, ты уже поняла, что в нашей вероятностной вселенной всё относительно?
   Про себя Жанна выразила противнику почтение. Всё-таки Дьёрдь - мастер психологической игры, хоть и кажется порой опустившимся до последнего скотства. А может - мелькнула новая мысль - он только притворяется сумасшедшим?
   - То есть тебя текущий вариант устраивает? - вздохнула она и обвела комнату рукой.
   - Я уверен, что ничего изменить нельзя, - заявил Дьёрдь с таким самодовольством, словно речь шла о его личной заслуге.
   - Тогда не лезь, - прозаически предложила Жанна. Дьёрдь посмотрел на неё, как на безнадёжно больную, и направился к выходу.
   - Пульс надо было уничтожить с самого начала, - неопределённым тоном заметил он уже за дверью, и Жанна поняла его ответ в том смысле, что близка к успеху.
   
   
   2.
   Я шёл по улице глядя в пятачок асфальта под ногами и раздумывал не лучше ли снять номер в мотеле чем возвращаться домой, правда мысли немного путались потому что я был малость под кайфом. Да и денег кажется не было, во всяком случае недостаточно. Я решил пойти домой потому что вдруг мне позвонил бы Нил, хотя мне казалось что если я ещё раз увижу родителей я кого-нибудь убью. Строго говоря они жалеют что взяли меня я им не родной сын, но раз это такая проблема тогда нечего было и брать. А я вообще не помню своего детства, вроде родители у меня сгорели или что-то в этом роде. Так говорят а я сам не знаю. Мы живём в Бухаресте в старинном доме, в котором от былого величия осталась просторная мраморная лестница почти стоптанная простолюдинами вроде нас, а залы поделены на соты маленьких клетушек, в которых обитает всяческое отребье в том числе мы. Я позвонил в дверь и мне даже открыли, мачеха была заплаканная и сразу ушла. Честно говоря плохо помню, когда я в последний раз был дома. Отчим наверно пьяный спал, потому что меня так никто и не ударил, но тут зазвонил телефон и я ушёл к себе.
   Не знаю, может если бы я был не под кайфом и мог несколько более связно выразить свою мысль, Нил не сказал бы, что уезжает. В общем-то я знал что он приехал сюда только на время школьных каникул, просто мне казалось что у нас бессмертная любовь. Конечно характер у меня не сахар, и я бывает могу поломать что-нибудь из вещей, но это потому что мне не хватает слов. Сейчас я понял что всё это время скорее идеализировал Нила он был как бы из другого мира, наверное потому что вырос в более благополучной семье, то есть в некоей семье по крайней мере. Конечно, глупо было надеяться, что он заберёт меня куда-то я честно говоря не знаю где он жил, но мне представлялось что-то светлое, хотя я конечно никогда не обсуждал это с ним. Короче в итоге так получилось, что я молча повесил трубку.
   Свет в комнате я не включал и почти ничего не видел. За окном в облаке электрического света горели: сначала верёвки с постельным бельём, потом плавный изгиб крыши, а дальше - высокое ночное небо, совсем прозрачное в сравнении с тем, что близко. И будь я проклят, если на верёвках не висели две простыни: красная и белая. Они раздувались на ветру, и по ним скользили влажные блики уличных фонарей, яркие и одновременно нежные. Я лёг на кушетку под окном, стряхнув с неё какой-то хлам, и кажется что-то разбилось. Вообще я думаю, что окно это скорее угол, хотя как посмотреть.
   
   
   0.
   Ему снилось, что посреди долины течёт глубокая, светлая река. А на дне реки стоит неподъёмная железная ржавая ванна. И поэтому нельзя нырять. Но даже если плывёшь осторожно, всё равно скорее всего ударишься о покатую железную стенку, или заденешь громоздкий чугунный кран с фигурными вентилями, или порежешься образком почерневшей водопроводной трубы. Почти никто не мог переплыть реку, не поранившись об ванну. Он сопротивлялся быстрым волнам, стараясь держаться подальше от ванны, и самым странным ему казалось, что все делали вид, будто так и должно быть. Ему не хватало простора и глубины.
   
   
   1.
   Жанна открыла глаза и не сразу сообразила, где находится. Потом она всё же поняла, что представшее ей видение хоть и было пережито ею, как настоящее, осталось, по-видимому, в какой-то другой эпохе и цивилизации. Некоторое время она размышляла над причудливым внутренним состоянием молодого человека, чей поток сознания удалось уловить. Она задавалась вопросом: не было ли всё это каким-то символом? Могла ли полученная информация пригодиться в дальнейших исследованиях? Так, например, юноша определённо находился под действием наркотических веществ. Не было ли именно это причиной контакта? Жанна предполагала, что на сознание расы можно выйти с помощью альрома, но так и не поняла, был ли обнаруженный ею молодой человек кэлюме... похоже, что не был. Получается, она проводит опыты наугад? Что, если альрома тут вообще ни при чём?..
   Жанна с сомнением перевела взгляд на кристаллы, разбросанные по столу, и решила с целью получения новой информации повторить ровно тот же самый опыт, что и в первый раз, и проверить, изменится ли что-нибудь и что.
   
   
   0.
   Мне снилось, что я в большой круглой башне, и скоро меня должны казнить, это уже решено. Впрочем я давно ждала в этой башне приговора и знала, что казнь - лишь вопрос времени. В башне была только одна комната, на самом верху, и в ней только одно окно, очень маленькое и узкое. Из него я видела начало дороги, спускавшейся куда-то под гору, и цветущие деревья.
   Перед казнью мне разрешили погулять возле башни. Я спустилась по винтовой лестнице вниз и увидела небольшой двор, а во дворе ждал могучий чёрный конь, мышцы которого бугрились, как стальные, под мягкой бархатной кожей, отливавшей серебром. И я подумала, что раз меня в любом случае убьют, то не всё ли равно, если я немножко сбегу напоследок. Хотя я знала, что мне обязательно помешают уехать, я прыгнула на коня, и мы полетели вниз по извилистой горной тропе. Честно говоря, не знаю, как мне удавалось уклоняться от низко нависших ветвей, а коню - поворачивать на крутых склонах; помню только, что несущаяся мне навстречу тёмная зелень и каменистая дорога доставляли мне огромную радость, ведь я наконец-то дышала полной грудью. Тут перед нами открылась влажная цветущая долина, а в ней - шумная река, и мы с разбегу въехали в воду, подняв тучу брызг. В жизни так не смеялась, не чувствовала себя так легко. Я поняла, как мне ужасно не хватало движения и света.
   
   
   2.
   Проснувшись, Лили уже не помнила свой сон; осталось только ощущение свежести и полёта. Впрочем, ей некогда было сентиментальничать: весь день загружен до отказа. Просмотреть светскую хронику и журналы мод; обзвонить подруг; не меньше четырёх часов придётся провести в салоне красоты, а там уже и до ночи недалеко, учитывая, что сейчас полдень. Выложив себе на тарелку в качестве завтрака пару консервированных персиков (больше ничего в холодильнике не нашлось), Лили глубоко задумалась над тем, какую из лондонских дискотек имеет смысл посетить сегодня. Брайен наверняка снова потащит её в "Атмосферу", и публика там правда собиралась любопытная, но для зрелищности заливали танцпол пеной, и вся одежда пропитывалась жутким синтетическим запахом - в последний раз после свидания с Брайеном платье пришлось просто выбросить, тем более что оно было ещё к тому же порвано. Существовала ещё Саманта, которая давно предлагала собраться большой компанией и просто покататься по ночным улицам... попробовать один спецнапиток в винном баре, другой - в пабе... Саманта - отличная девчонка, наследница одной из богатейших семей Пятой республики, они с Лили вместе учились в колледже. Совсем не зануда, вот если бы только её мобильный телефон умолкал хоть иногда. Да и среди друзей у неё попадались довольно странные личности: как-то раз Лили угораздило оказаться за одним столом с нежнейшей, как цветок, девушкой, которая весь вечер в подробностях рассказывала про свой аборт...
   
   
   2.
   ...не знаю, как меня не вырвало прямо в тарелку с шоколадным фондю. Кстати говоря, мои родители скептически воспринимают моё увлечение активной клубной жизнью и считают, что неплохо бы мне получить какую-нибудь профессию. Иногда я с ними даже соглашаюсь, особенно наутро, после бурной вечеринки. Но если, например, известно, что в том или ином заведении видели принцессу Элис, для меня это очень весомый повод выйти в свет. Леди Элис для меня - икона стиля, я могу часами обсуждать, во что она одета, её причёску и макияж, и уж тем более её нового мужа - молодой грек, ослепительный зеленоглазый красавец - они недавно вернулись из свадебного путешествия, но вместе я их ещё нигде не видела... что показывает, как я порой бываю далека от светской жизни! Честно говоря, всем лондонским дискотекам я предпочитаю вечеринки в пальмовых рощах Гоа!
   Родители у меня - довольно продвинутые люди, совсем не зануды. Хотя на самом деле я приёмная дочь. Но своих у них нет, так что они не скупятся и терпят все мои капризы почти безропотно. Считается, что у меня травмирована психика, так как мои настоящие родители погибли при довольно странных обстоятельствах. Я считаю, что это дело прошлое, но миф о "личной трагедии" развенчивать не тороплюсь, ведь он позволяет мне получать от приёмных предков всё, что я захочу. Кстати говоря, вчера...
   
   
   2.
   ...она видела ту самую красную сумку из кожи питона с розой ручной работы на лицевой стороне, о которой читала в "Вог", и так и не поняла, чем кроме цвета и металлического планшета эта "лимитированная серия" отличается от сумок из весенней коллекции. Обсудив новость по телефону с подругами, Лили так и не пришла к окончательному решению: имеет ли смысл покупать сумку? - и безнадёжно опоздала на сеанс талассотерапии, как вдруг позвонил Брайен и пригласил её в "Атмосферу" - Лили просто...
   
   
   2.
   ...поверить не могла, что его туда пустят! Этот клуб, кажется, был самым модным местом Лондона, туда вечно стояло три очереди. Одна для тех, кто точно не попадёт, другая для тех, кто по спискам, и третья - для знаменитостей и звёзд первой величины... Оказалось, Брайен как-то исхитрился получить членство, и я согласилась, потому что...
   
   
   2.
   ...Джессика уже обзавелась ухудшенной версией белоснежного норкового манто, в котором я блистала на вечеринке в субботу - все только на меня и смотрели. Танцевать в шубке, правда, было жарковато, так что пришлось её снять, и я осталась в облегающем пурпуровом платье с вырезом сзади до талии - в сочетании с гладкой высокой причёской и диадемой Chopard это выглядело потрясающе! Джесс вечно пытается мне подражать и покупает такие же вещи, как у меня, - вот только внешние данные у нас настолько разные, что мой стиль ей совершенно не идёт. Я выгляжу, как настоящая английская аристократка: высокий рост, худощавая фигура, светлые волосы и гладкая розовая кожа, - хотя я родилась в Венгрии. Но с моими настоящими родителями мы жили где-то в глуши, чуть ли не посреди леса, и я толком ничего не помню об этой стране, кроме...
   
   
   2.
   ...глубокая ночь. Когда отце вернулся, то стал уговаривать маму переехать, но она была не в себе. Они снова заспорили, а Лили с братом закрылись в детской и стали обсуждать, есть на их семье проклятие или нет. Десятилетним близнецам такие вещи казались ужасно захватывающими, и хотелось, чтобы проклятие было. Мама говорила что-то интригующее во время припадков, но отец запрещал им слушать её. Так или иначе, родители никогда не выходили на улицу до наступления темноты, а днём закрывались в подвале. Мама часто плакала и говорила, что "из-за этого" погибли её родители, и если проклятие не остановить, то оно перекинется на детей. Но она к тому же рассказывала о каких-то голосах, видениях из других жизней и вообще вела себя странно, так что близнецы порой склонны были согласиться с отцом в том, что она просто повредилась умом, особенно после того, как пришлось провести несколько дней с ней наедине, потому что...
   
   
   2.
   ...поверить не могу! Леди Элис в пятый раз вышла замуж! Я так и бросилась к газетному ларьку, совсем забыв, что мне срочно нужно купить ещё одни туфли. Да, точно... Свадьба состоялась на родине жениха, в Греции... Я принялась жадно листать страницы журнала, на обложке которого красовалась фотография принцессы... Туфли Louboutin, украшения Tiffany Feathers, часы Chanel J12, костюмы Lacroix, Valentino, Chanel... похоже, там был весь цвет общества! Жених хорошо смотрелся в светлом костюме, красиво оттенявшем его смуглую кожу - принцессе этот мужчина определённо идёт... то есть подходит... что, в общем-то, одно и то же. Зажав журнал в руке, я торопливо зашагала по Оксфорд-стрит, почти не глядя на витрины. Боже, надо срочно позвонить Саманте - вдруг она...
   
   
   2.
   ...так и не поняла, ни что отец убит, ни кто в кого стрелял. Просто в доме вдруг оказалось сразу очень много людей. Куда делся брат, Лили не заметила, а её саму схватили и потащили...
   
   
   2.
   ...не говоря уже об этой великолепной норке. Едва взглянув на витрину, я уже знала, что манто идеально подойдёт к тому пурпурному платью с вырезом на спине, которое я заказала Elie Saab. Интересно сочетать вещи, сделанные знакомыми дизайнерами специально для тебя, с вещами, которые подвернулись под руку. Ведь модные журналы нужны не для того, чтобы покупать вещи буквально по рекомендации, а для того, чтобы прочитать, забыть и делать шопинг, находясь под общим впечатлением, оставшимся в подсознании. Вообще, одеваться - это как медитировать: правильную вещь покупаешь, когда сами собой складываются опыт, накопленный со времён школьных воротничков, особенности фигуры и тенденции сезона. Только бы норка прошла по длине, ведь она почти...
   
   
   2.
   ...мать. Стоя посреди комнаты, она держала над собой зажжённую керосиновую лампу, которая, как показалось Лили, буквально взорвалась в её руках, и огненный плащ мгновенно покрыл всю фигуру. Горящие волосы развевались у неё над головой, а мама, вытянув вперёд руки, шагнула к двери, а потом выбежала в коридор. Кто-то закричал:
   - Стреляй! Она не сгорит! - и ещё женский голос из другой части дома:
   - Ты сказала, что они под контролем!
   Мужчина, державший Лили, дёрнул её за руку, намереваясь увести, мама пробежала ещё несколько шагов по коридору и буквально испарилась - осталось пустое место.
   
   
   1.
   Лили вздрогнула и проснулась. В последнее время этот кошмар повторялся чаще. Странно, в бодрствующем состоянии она, казалось, совсем не думала о смерти родителей. Как ни крути, они были довольно странными людьми, а мать и вовсе душевнобольной, да и отец, по-видимому, не лучше, раз подолгу оставлял двух малолетних детей с очевидно неуравновешенной особой, которая в итоге покончила с собой - а ведь могла поджечь весь дом. В том, что ей просто показалось, якобы мать испарилась, Лили была совершенно уверена: она тогда, кажется, вообще отвернулась, потому что мужчина, который её держал, потянул её к двери. Люди, которые забрали её из дома, нашли замечательную приёмную семью; Лили спрашивала о брате - ей ответили, что он убежал в лес, но его обязательно найдут и позаботятся о нём. Однако больше она никогда не видела этих людей, а приёмные родители ничего не знали о Тео. Потом она перестала спрашивать. Ей не хотелось вспоминать.
   Зазвонил телефон. Лили взяла трубку, свободной рукой перебирая бутылки в баре. Обычно по утрам она предпочитала холодный коктейль с шампанским, бодрящий и лёгкий, но сейчас хотелось чего-нибудь покрепче.
   - Дочка, ты уже проснулась? - полился из трубки тёплый голос приёмной матери.
   - Да, - просипела Лили и, откашлявшись, повторила: - Да, недавно.
   - Милая, почему бы тебе не заехать к нам с папой сегодня вечером? Нам нужно обсудить с тобой важную новость. Видишь ли, кто-то хочет купить тот дом в Венгрии. Ну, тот, который достался тебе после...
   
   
   0.
   ...снилось, что я - вода на дне глубокого океана. Я смотрела на солнце сквозь воду. Тела не было, только текучие волны, переливающиеся одна сквозь другую. Я чувствовала слои воды, бесконечные прозрачные пласты, составляющие океан. Слои ближе к поверхности были тёплыми, с растворёнными в них золотыми лучами, пронизанные светом. Это была вода, открытая солнцу. Но в глубоких расщелинах и ямах на дне океана таилась другая вода - та, которую ничто не тревожило, которой не достигало даже солнце. Я чувствовала, что быть этой водой значит всегда быть собой.
   
   
   1.
   Жанна медленно открыла глаза. Знакомая лаборатория выглядела непривычно, словно она смотрела на свои вещи чужими глазами. Интересно, сколько времени прошло? Казалось, она отсутствовала целую жизнь. С усилием разжав онемевшие пальцы, Жанна отложила камень, который держала в руке, размяла затёкшие мышцы - тело едва слушалось, словно какое-то время в нём отсутствовала жизнь. Когда Жанна сверилась со счётчиком, измерявшим положение Земли относительно Солнца с точностью, о которой и не мечтали составители людских календарей, оказалось, что с момента, когда она начала повторный эксперимент, прошло всего несколько секунд.
   
   
   II. Белая роза
   
   
   0.
   Перед ней лежал не совсем настоящий город. Он скорее напоминал селение вообще, а не какое-то конкретное место. У него не было ни центра, ни плана. Только узенькие, извилистые улочки и нагромождённые один вплотную к другому невысокие дома с кокетливыми коваными крылечками, глубоко посаженными окнами и нахохленными островерхими крышами. Жанна смотрела на город издалека, с вершины горы. Чёрные и блестящие, словно целиком отлитые из обсидиана здания и улицы овевал прозрачно-голубой звёздный сумрак. Но главной достопримечательностью был серебристый монорельс. Изгибаясь в ночном воздухе плавной дугой, он спускался с неизмеримой высоты, с горы, минуя поросшие хвойным лесом каменистые склоны, окунался в чернильную темноту молчаливых улиц, легко следовал изгибам причудливой городской архитектуры, а в тех местах, когда вид казался ему неинтересным, нырял под землю - потом снова выныривал и вёл точную линию дальше. Где он кончался, оставалось под вопросом, но Жанна почувствовала, что нужно поближе взглянуть на город. Тут у неё над головой заскрипели железные петли, и подъехал вагончик наподобие того, какие бывают в поездах. Она осторожно залезла внутрь, и вагончик поехал вниз.
   Из долины поднимался туман, колёса влажно скрипели. Жанне не терпелось разглядеть дома вблизи. Было темно, и она видела всё как бы урывками. Кроме обсидиана, улицы покрывало ещё много чугуна. Вычищенные до блеска чугунные решётки заслоняли почти каждое окно, над дверями висели тяжёлые кованые фонари, но ни один из них не горел. В рассеянном свете звёзд поблёскивали выпуклые булыжники мостовой и угольно-чёрные черепичные крыши. Зато горячий, огненно-рыжий свет лился из длинных, узких стрельчатых окон, и все внутренние помещения домов были ярко освещены. Но ни внутри, ни снаружи здесь не было ни души.
   Это казалось особенно странным, учитывая, что в комнатах царил жуткий беспорядок. Такое впечатление, что там не убирались в принципе. Некоторые комнаты сошли бы даже за антикварную барахолку. Кое-где попадались старинные часы с кукушкой или напольные часы с маятником, конечно, давно и безнадёжно остановившиеся. На кроватях громоздились ворохи самого разнообразного тряпья, как в полузаброшенных дачах, где вещи, не пригодившиеся дома, дружно доживают свой век и общими усилиями обогревают хозяев в период межсезонных холодов: лоскутные одеяла вперемешку с пожелтевшими от старости крахмальными кружевами, пёстрые цыганские платки поверх побитых молью шерстяных пледов. На стенах, заклеенных выцветшими обоями в цветочек, висели в деревянных рамках потускневшие чёрно-белые фотографии. Покрытые ржавыми пятнами зеркала, казалось, предназначались специально для того, чтобы заткнуть за них записки, открытки, маскарадные маски, новогоднюю мишуру и высохшие полевые цветы. На столах царил форменный бедлам: там теснились сахарницы, маслёнки, нарезанный и обкусанный хлеб, раскрытые коробки шоколадных конфет, чашки с недопитым чаем; взгляд вылавливал стайки ажурных серебристых подстаканников, горы блюдец, тускло-зелёный графин с отколотым куском фигурной пробки в узком горлышке, смятые, пожелтевшие от старости салфетки, ворохи газет, почерневшие ножки цветов в тусклой от пыли стеклянной вазе...
   Тут вагончик нырнул в подземелье, и больше Жанна ничего не видела. Она почувствовала сырость; где-то в глубине звенела капель. Вагончик двигался к воде.
   
   
   1.
   Жанна открыла глаза. Новое видение, хоть и не походило на эпизоды из чужой жизни или чьи-то сны, отчего-то показалось ей небессмысленным; по ощущению, она таки нащупала что-то важное, что-то, имеющее отношение к духовной реальности всей расы, но перевести эти образы на язык обычного мира казалось невозможным. Вроде бы что за сложность: сидеть в полудрёме и размышлять, но Жанна чувствовала усталость, словно все силы её организма испытывали предельную нагрузку. Она проверила кристаллы: по счастью, всё записывалось, движение альрома оставляло след, по которому впоследствии можно будет вернуться... но сейчас хотелось отдохнуть. Выйти на природу, прогуляться по крепостным стенам или в садах возле замка, на которые Жанна привыкла не обращать внимания, слишком занятая своими исследованиями... Ей впервые пришло на ум, что земной мир не так уж бесполезен.
   
   
   1.
   Иногда она жалела, что лишена дневного светила. С детства у неё сохранилось ощущение, что когда-то и она, и другие, ей подобные, жили в мире, полном света, гораздо более изобильного, чем здесь. В мыслях людей, работавших на природе, днём, когда сияло солнце, Жанна видела густой летний зной, бледные соцветия дикого винограда, наполнявшие воздух тяжёлым ароматом, и чувствовала, что когда-то и у неё было родина, более лучезарная, более цветущая, которой теперь лишены все, вынужденные скрываться во мгле, в заточении людских предрассудков. Она давно оставила попытки поговорить об этом с отцом или ещё с кем-то из ныне живущих кэлюме, но мысль о временности и какой-то искусственности настоящего положения вещей была Жанне привычна - что по здравому размышлению трудно было бы объяснить.
   Она редко показывалась на шумных празднествах, в последнее время вообще избегала сородичей, но ей не удалось бы смешаться с толпой, даже если бы она пыталась. Виной ли тому её происхождение или, как (по крайней мере вслух) считал отец, вредный характер, Жанна отличалась от других кэлюме даже внешне. Если она не применяла гипноз, чтобы ввести свой облик в традиционные человекоподобные рамки, то её светимость цвета тёмного серебра напоминала разлитые в воздухе густые потёки блестящей краски, а тело, наоборот, казалось полупрозрачным и бесплотным. Своеобразия добавляли и непропорционально длинные руки и ноги, и огромные бесцветные глаза в глубоких, как колодцы, глазницах. Вдобавок Жанне было удобнее не ходить, а плавать над землёй или неподвижно висеть в воздухе, причём она не превращалась в туман и летала именно в телесной форме, что на кэлюме - которые сами служили для людей неисчерпаемым источником суеверного ужаса - производило довольно устрашающее впечатление. Впрочем, завсегдатаи вампирской резиденции к ней привыкли - Дьёрдь во всеуслышание объяснял особенности дочери тем, что у неё не всё в порядке с головой, а поскольку других объяснений не поступало, обитатели Чейте удовлетворились этим и при случайной встрече, отвесив беглый традиционный поклон, спешили по своим делам - лицам, занимавшим официальные посты, кланялись куда почтительнее, а ей - так, из-за семейного положения. Однако Жанна знала, что любой неожиданный поступок с её стороны воздвигнет между ней и сородичами новую стену настороженности и отчуждения; несмотря на невзрачную роль юродивой, все неосознанно улавливали её внутреннюю отрешённость, возвышавшую её над другими без специальных усилий с её стороны. Жанну отличала природная, естественная царственность и такая мощь, глубина и цельность духа, что жизнь остальных представителей расы рядом с ней превращалась в пену на поверхности океанских волн.
   Всё же отсутствие родственной души тяготило Жанну; она чувствовала себя одинокой, ненужной. В действительности она предпочла бы общение на равных "пугающему эффекту" своего присутствия, но в какую именно форму должны были облечься эти особые отношения, которые устроили бы её, она не знала. Жизнь в этом вопросе не предлагала разнообразия примеров, а Жанне хотелось какой-то возвышенной, совершенной дружбы, в которой раскрылись бы лучшие силы её души, чего-то вроде мистерии - ни много ни мало. Окидывая мысленным взглядом своё окружение, Жанна пренебрежительно усмехалась своим мечтам.
   
   
   1.
   Углубившись под сень чёрной листвы по узкой дорожке сада, она услышала меланхоличные звуки - кто-то играл на простенькой народной разновидности цитры. Созвучия были однообразные, но вздохи струн - глубокие, приятные; Жанне понравилось, как ноты нежно тают в воздухе, и она потихоньку направилась на звук. Собственно, мелодии как таковой не было: похоже, кто-то просто пробовал инструмент, время от времени задумчиво замолкая или роняя в ночную тишину вопросительные аккорды; тогда ноты ссыпались со струн, как горсть капель. Жанна поплавала в переливах ночного ветра, наблюдая; как все рождённые кэлюме, она отлично видела в темноте. Играла богато одетая статная дама, в одиночестве сидевшая на скамейке в саду. Светлый ореол покрывал её фигуру, как мягкие лепестки, озарял жёсткие складки атласного платья цвета белого воска, алебастровую кожу, гладко зачёсанные и убранные под жемчужную повязку блестящие платиновые волосы. Жанна подобралась поближе и, когда струны смолкли, прошелестела из темноты:
   - Неплохо. В своём роде, - в устах Жанны это был редкостный комплимент. Дама не удивилась и не оглянулась, а вместо этого смерила оценивающим взглядом инструмент.
   - Да. Не арфа, - задумчиво согласилась она, и обе рассмеялись.
   
   
   1.
   Жанна, из вежливости, спустилась на землю и некоторое время прогуливалась под руку с новоявленной компаньонкой, с интересом прислушиваясь к стуку её туфель по камням и шелесту крахмальных кружев.
   - Вы ведь Мария Надашди, верно? - Жанна смутно припомнила одну из участниц коллективного выборного органа - Совета Королев, основной административной силы в Чейте и вампирском сообществе в целом. Обычно вампиры жили рассеянно, беспорядочно, и всё же порой искали общества себе подобных, а в силу исторических причин именно Чейте считался вотчиной кэлюме. Сначала центром притяжения служила Рада Островичи, привившая сородичам вкус к роскоши, легкомысленным развлечениям и всякого рода излишествам; потом поднялась волна вакханалий и казней, связанных с желанием Дьёрдя отомстить за её смерть; наконец, наметились зачатки самоорганизации, и некоторые наиболее ответственные ромеи объединились, чтобы взять в свои руки управление хозяйством и гарнизоном, служившим в основном для урегулирования проблем с местными жителями. Конфликты возникали не столько из-за нападений вампиров на людей, сколько из-за политической обстановки в стране, где феодалы-католики воевали против соседей-протестантов, и все вместе - против вторгшихся с востока турок-мусульман, а крестьяне надрывались на работе подобно тягловому скоту. Кэлюме органично вписались в кровавую картину всеобщего зверства, невежества и бесправия и плавно переходили к образу жизни типичных европейских землевладельцев.
   - Я родилась в Венгрии, - мягко сказала Мария со своей сияющей улыбкой; она походила на белого лебедя, бесшумно и плавно скользящего по тёмным волнам. - Вышла замуж, не зная, что он кэлюме, и переехала сюда. Постепенно и мне открылся истинный свет. А в прошлой жизни у меня остались дети от первого брака - сейчас они уже старенькие, - Мария рассмеялась. Историю можно было назвать необычной: как правила, переезды в Чейте заканчивались для смертных быстро и не в их пользу. Интересно, о чём думал тот, кто её сюда привёз? Хотел просто позабавиться, или правда любил?
   - А ваш нынешний муж? - спросила Жанна.
   - Гуляет где-то, - неопределённо махнула рукой дама. - Сейчас я уделяю гораздо больше внимания политике, чем семье. Заинтересовалась, знаете ли, историей. У нас, открытых свету, для этого больше возможностей. Писать и читать меня, правда, научил ещё первый муж, а вы знаете, что образование для женщины в наши времена - редкость, но книги, которые можно достать на венгерском языке, - это сплошь проповеди да описания сражений против турок, - Мария снова засмеялась. Жанне вспомнились неподъёмные тома, испещрённые причудливыми рисунками, которые отец после смерти матери куда-то увёз, а также и собственные штудии над передававшимися из рук в руки в недрах монашеских орденов алхимическими трактатами, и в душе согласилась с мнением Марии, но вслух осторожно сказала:
   - Огромную мудрость можно почерпнуть из альрома. Возможно, высшее знание существует само по себе, а то, что написано в книгах, - лишь малая часть.
   - Да, ведь должен существовать источник всего этого? - живо откликнулась Мария, обведя рукой окрестности и подразумевая то ли Чейте, то ли весь мир. - Наших превращений, например... Как вы думаете, отчего это происходит? Вы верите в Пульс? - неожиданно спросила она. Жанна смутно припомнила своё детство - эти картины были словно из другого мира.
   - Вы имеете в виду легенду, - медленно проговорила она, - что на самом деле альрома - это цветок...
   - Который сначала рос на поверхности, но потом, под тяжестью наших грехов, опустился под землю, - подхватила Мария, улыбаясь; для неё этот слух явно был не более чем красивой версией: вот уже около двух столетий прошло с тех пор, как раса переняла традиции и привычки смертных, предав забвению всё, что не способствовало укреплению земного благополучия.
   - Но, в таком случае, - неуверенно заметила Жанна, - получается, что этот Пульс можно найти.
   - Что ж, цель достойная, - рассмеялась Мария. - Всяко лучше, чем пьянствовать без перерыва только потому, что подагра нам не грозит...
   Жанна тоже улыбнулась.
   - Пробуждённые души должны лучше чувствовать источник альрома, - предположила она. - Мне трудно судить, я - рождённая.
   - Да, я слышала эту историю... - машинально отозвалась Мария и деликатно умолкла. Жанна удивилась.
   - Какую именно? - поинтересовалась она. Мария замялась.
   - Ну, что, вроде как... были там какие-то существа, более могущественные... от которых и произошли кэлюме... и что вроде они прокляли... или что-то наподобие... ээ... ромеи Раду... за то, что она отказалась им подчиняться, - неловко закончила она, очевидно заметив, что по отношению к своим реальным прототипам легенда не очень-то тактична.
   - Любопытная версия, - озадаченно протянула Жанна; похоже, "проклятием, в результате которого родился ребёнок-мутант", местный фольклор был обязан остроумию её отца.
   - Но ведь вы, Жанна, ведёте такой замкнутый образ жизни, - виновато возразила Мария, опустив голову, чтобы скрыть румянец. - Если бы вы участвовали в делах замка, слухов было бы меньше... Посудите сами, какой... хм... из вашего отца правитель... я извиняюсь...
   - С моей точки зрения, какие подданные, такой и правитель, - сдержанно возразила Жанна, отчего-то вспомнив убийство Рады и впервые в жизни ощутив при этом нечто вроде горечи - или, вернее, отвращение, которое она втайне всегда испытывала ко всему вампирскому двору. Мария отстранилась.
   - Вы ошибаетесь... Есть и... ну, так сказать... нереализованные силы, которые... ждут... их надо просто направить... Я, признаться, давно хотела поговорить с вами, но случая не представлялось, - вдруг заявила Мария, твёрдо взглянув на неё. - А чем вы, собственно, занимаетесь?
   
   
   1.
   Жанна стала заглядывать в гости к нечаянной собеседнице. Марии в Чейте принадлежали уютные, удобно обставленные апартаменты, залитые тёплым светом многочисленных изящных ламп из венецианского стекла, устеленные мягкими восточными коврами, узоры на которых горели и переливались, как расплавленное золото. Жанна обычно листала собранные Марией книги, валяясь прямо на ковре, а Мария перебирала струны арфы, сочиняя что-нибудь своё, хотя любила и произведения людских композиторов.
   - Воля твоя, но есть в арфе какая-то несуразность, - разглагольствовала Жанна, вертя иллюстрированный том "Сказок 1001 ночи" то боком, то вверх ногами. - Такой громоздкий инструмент - арфой не то что оглушить, а и убить можно, если как следует размахнуться - но при умелом обращении позволяет извлекать самые нежные звуки из всех, которые я когда-либо слышала.
   - Да, в цыганский оркестр с этим не возьмут, - согласилась Мария, листая ноты произведения, написанного специально для неё композитором Монтеверди, с которым она была лично знакома. - Довольно трудно танцевать, подыгрывая себе на арфе.
   Жанна оценивающе посмотрела на свою полупрозрачную руку.
   - Дрынь-дрынь-дрынь... ум-ца-ца, - неизвестно к чему провозгласила она и вернулась к пролистыванию книги, которую снова повернула ногами вниз, а головой - вверх. - Что слышно в Совете?
   - На мой взгляд, гораздо важнее: что слышно за его пределами, - возразила Мария, рассеянно перебирая струны одной рукой.
   - И что?
   - Я считаю, просвещённым кэлюме пора объединиться. И сделать это надо не за счёт каких-то административных мер, а с помощью идеологии. Нужна принципиально новая система взглядов, которая отличала бы нас от людей, мотивировала бы... к чему-то высшему. Пока что я вижу обратный процесс: кэлюме заимствуют всё у смертных. Нам нужен - я не знаю - какой-то символ, точка отсчёта, с которой мы могли бы начать свой, уникальный путь.
   Жанна задумчиво промолчала. Она ещё не посвятила Марию в свои алхимические изыскания, но многое, подмеченное этой изящной придворной дамой, удивительным образом совпадало с её собственными целями. Общаясь с Марией, Жанна убеждалась, что красота и благородство свойственны королеве не только внешне, но и - что было редкостью среди вампиров - внутренне. Жанна украдкой бросила на собеседницу изучающий взгляд. Сейчас, при надёжном, ровном свете роскошных внутренних покоев дворца, отгороженных от тревожного мира ночи крепкими стенами и обитыми железом прочными ставнями, была особенно заметна какая-то по-домашнему нежная, лучистая красота Марии: полное, стройное тело, холёные руки с хрупкими пухлыми пальчиками и прозрачными розовыми ногтями, глубокие золотисто-карие глаза, которые вместе с мягкими бархатно-чёрными бровями составляли светлым, почти пепельным волосам оригинальный контраст - но не броский, кричащий, а тоже какой-то на удивление утончённый и гармоничный. Мария умела одеваться элегантно и со вкусом, и осыпанные жемчугом светлые шелка окутывали её фигуру, как пышные лепестки.
   - Ты похожа на белую розу, - сказала Жанна.
   
   
   1.
   Как-то незаметно Мария привлекла к работе помощников, и Жанна с лёгким недоверием обнаружила, что среди кэлюме всё-таки попадались личности, помимо фатального успеха в кругу людвы заинтересованные судьбой расы. Нет, Мария не плела паутину тщательно законспирированного заговора, всё выглядело как собирающиеся по случаю то там, то сям кружки рядовых обитателей замка, беседы о текущих делах - некоторые специалисты потом занимали созданные королевой под их же собственные инициативы посты, и Жанна видела, как естественно, словно сама собой появляется политическая структура, которой отданы все силы, всё вдохновение. Благодаря Марии в обществе устанавливалось какое-то молчаливое согласие, единый порыв к действию, к творчеству. Глядя на неё, Жанна с изумлением понимала, что нетерпимые, себялюбивые лидеры, так популярные среди людвы, показались бы беспомощными в сравнении с этой королевой, с её обаянием и тактом. Мария излучала понимание и доброту. Тонкими, незаметными штрихами она умела выявить лучшие качества чужой души, гармоничное влияние и сдержанное, изящное руководство Её Величества украшали подданных. Рядом с ней каждому хотелось стать лучше.
   Порой Мария казалась Жанне в чём-то антиподом Дьёрдя, который - тоже не прилагая специальных усилий - исхитрялся обрушиваться в чужое сознание, как шторм, и выворачивать наизнанку даже то, что казалось уже испорченным. К удовлетворению Жанны, в поведении Марии она ни разу не заметила никаких следов влияния Дьёрдя: вампирский повелитель для неё ничего не значил, хотя рядовых обитателей Чейте одно только упоминание его имени выводило из равновесия, - причём реакции были самые разные и труднообъяснимые: от болезненной неприязни до болезненного преклонения и даже страхов, напрямую к Дьёрдю не относившихся: например, человек вдруг вспоминал, что боится пожаров.
   - Я думаю, он сумасшедший, - спокойно говорила Мария, полуприкрыв матовые веки. - В буквальном смысле.
   Жанна про себя удивлялась; её смущала категоричность формулировки. Она, хоть и знала отца всю жизнь, сама себе не смогла бы ответить с уверенностью: действительно ли Дьёрдь не в себе или притворяется. Однако цельность характера и ровное, изысканное обращение Марии, которая как будто всегда была во всех уверена и всему радовалась, внушали Жанне доверие, со временем переросшее в истинное, глубокое уважение - чувство, которого Жанна больше не испытывала ни к кому и никогда. Жанна знала, что самой ей случалось - невольно - и напугать, и оскорбить, и вообще она производила на окружающих отталкивающее впечатление, особенно если не старалась специально понравиться. Если бы не Мария, ей никогда бы не удалось поладить ни с кем, а изящная подруга смягчала своей спокойной улыбкой и ласковым, обволакивающим светом жгучую серебряную тень Жанны, чью незваную мудрость иначе никто не смог бы принять. Жанна понимала, что все её непрактичные искания, обретавшиеся где-то в закоулке жизни расы в виде неясных утопических проектов, благодаря Марии обретут жизнь.
   
   
   1.
   Постепенно Жанна посвятила Марию в свои опыты по сгущению альрома внутри кристаллов. Мария не рисковала перемещать собственное сознание таким способом, только просмотрела несколько записей и долго молча о чём-то размышляла, после чего подвела итог духовным трудам подруги фразой:
   - Я бы на твоём месте устроила где-нибудь подальше от Чейте надёжно законспирированную запасную базу. - Пока Жанна неуверенно всматривалась в перспективу переезда, Мария пробежалась мыслью в означенном направлении чуть дальше и деловито добавила: - А также уделила некоторое внимание изучению основ фортификации и... и работы с агентурной сетью. Потом у тебя уже не будет на это времени. Я познакомлю тебя с одним опытным человеком, он какое-то время был господарем Валахии и поможет нам устроить надёжно защищённую лабораторию. Впрочем, сначала я поговорю с ним сама... Кстати, ты брала уроки фехтования?
   
   
   1.
   Лаборатории Жанны мало подходили для приёма гостей, но Мария мужественно делала вид, что не замечает неудобных деревянных кресел с прямыми, как линейка, спинками и бесхитростно-голых каменных стен, молча давая себе обещание развить как-нибудь на досуге у подруги какой-никакой вкус. Жанна изучала не только кристаллы, но свойства энергетических полей вообще; не рискуя вмешиваться в опыты, Мария обходилась подсобной работой, добросовестно вникала во всё, что удавалось понять, оформляла, систематизировала, подсказывала, как получалось, - в основном наобум, но Жанну это порой наводило на свежие решения. В принципе, Жанна могла бы работать и одна, но Мария обеспечивала ей нечто большее, чем исполнение мелких канцелярских поручений, - уважение и сочувствие, без которых легко было уходить в странствие за горизонты сознания, но трудно возвращаться. Если бы Жанну не удерживал ровный свет чьего-то внимания и веры, всё, что бы она ни нашла, осталось бы при ней и ушло вместе с ней, - в этом Мария не сомневалась. Душа, принадлежащая к иному миру, отмеченная даром провидения, необыкновенной силой памяти об истинной природе вещей, не стала бы ничего навязывать, рекламировать свой талант, как билет на цирковое представление. А между тем раскрытие новых способностей сознания могло произвести радикальный переворот в жизни всей расы... так, по крайней мере, повторяла Жанне Мария, тщательно сохраняя невозмутимое выражение лица. Однако опыты Жанны, льющиеся из ниоткуда вереницы причудливых видений, скользящие по застывшему с плотно сомкнутыми веками лицу и прячущиеся в зажатом в бесчувственных пальцах кристалле, где теперь будет вечно идти, вечно повторяться чья-то жизнь - кто ещё на такое способен?.. Сколько на это нужно сил? И, главное, зачем?.. Что, если эта дорога тоже никуда не ведёт?..
   
   
   1.
   Жанна заинтересовалась добытым Марией отрывком рукописи, в которой кроме надписей на неизвестном никому даже из вампиров языке содержалось большое количество рисунков, изображавших неизвестные никому даже из вампиров и определённо не встречавшиеся на окрестных землях растения, а также довольно странные фигурки, как бы совмещённые с растительным узором. Иногда соотношение масштабов просто поражало: получалось, что люди в огромных количествах текут внутри какого-то стебля и живут в зёрнах исполинских плодов; иногда какая-то фигурка вдруг как бы прорастала веточками и лепесточками, в общем, творилось нечто либо крайне аллегорическое, либо очень инопланетное, и будь растения не лишены тщеславия, книга бы им, наверное, польстила. К сожалению, прежний хозяин рукописи - а скорее всего, просто гонец, не знавший, что перевозит - погиб при невыясненных обстоятельствах, похожих на нападение разбойников, а рукопись Мария нашла случайно, заглянув в брошенную карету: непонятные рисунки грабителей, видимо, не привлекли, а потому частично разлетелись по ветру, а частично дождались новую владелицу в распоротой ножом сумке. Жанна дала неразгаданному произведению условное название "Люди как растения", с увлечением вертела картинки то боком, то вверх ногами и даже ползала по полу, стенам и потолку, вживаясь в образ: ещё ни одна книга не удостаивалась такого энтузиазма, - а потом села на мягкий турецкий диван, задумчиво откинулась на бархатные подушки и протянула:
   - Знаешь, а ведь Пульс был растением, как ни крути. И очень крупным...
   - Так ты всё-таки веришь в Пульс? - встрепенулась Мария, листавшая в это время свежее сочинение очередного парижского теолога. Жанна слегка сузила ярко-серебряные глаза, так смущавшие неискушённых сородичей, и пожевала полупрозрачными бесцветными губами.
   - Я в нём жила, - неопределённым тоном призналась она.
   
   
   1.
   - Я вот думаю, - серьёзно заметила Мария, созерцая волны воздушных серебристых кудрей Жанны длиной до пола, - если сделать тебе высокую причёску, обмотав волосы вокруг головы, какого размера получится пучок?
   - Я чувствую, твоя интеллектуальная жизнь на пике активности, - уважительно кивнула Жанна. Она разглядывала семечко гиацинта в микроскоп, пытаясь заметить хоть самые слабые токи альрома.
   - Глядя на тебя, я начинаю понимать, что на самом деле означает выражение "волосяной покров", - продолжила Мария размышления в избранном направлении, и Жанна фыркнула, что в переводе на шкалу эмоций среднеарифметического кэлюме означало смех.
   - Отдохни немного, - в третий раз активизировалась Мария. - Хватить лупиться в окуляр.
   Жанна, приняв к сведению практическую часть прозвучавшего, отодвинула наконец прибор и откинулась на спинку жёсткого неудобного кресла, но некоторое время продолжала сидеть, задумчиво глядя перед собой, а потом почесала серебристую бровь.
   - Земные цветы слишком маленькие, - подытожила она.
   
   
   1.
   - Я в детстве была уверена, что города света, ну то есть высший мир, находятся в грозовых облаках, но существуют только во время молнии. И можно их увидеть, если в нужный момент оказаться там, внутри.
   - Ты, наверное, все облака излазила?
   - Я так играла. Мне казалось, что нужно только поймать момент, когда увидишь молнию рядом. Я, честно говоря, и до сих пор верю, что там что-то такое есть, хотя и знаю теперь, что нет никаких доказательств. Но, если и существует какой-то народ, который живёт только в грозовом облаке, и только во время вспышки, это, должно быть, счастливые души.
   Хлестал дождь, и платья насквозь промокли. Мария и Жанна бродили по пояс в чёрной, пенящейся реке, и быстрые волны крутились вокруг них бурунами. Над каменистым обрывом монотонно гудел высокий еловый лес. Противоположный берег лишь изредка проступал из проливной ночи собственным лунно-бледным отпечатком, когда его озарял отблеск грозы. Низко над наэлектризованной землёй клубились дымные тучи. Порыв ветра выбросил в реку такой шквал брызг, что казалось, по тугим волнам застучала густая оружейная дробь.
   "В купании под дождём не хватает интриги, - мысленно передала Мария, чтобы не перекрикивать ветер, тем более что Жанна зашла в глубь, привольно разлеглась в волнах и куда-то отправилась вниз по течению. - Брызгаться нельзя".
   Поразмыслив над этим обстоятельством, Мария погрузилась в реку и тоже поплыла. Дождь и волны заливали глаза, но всё равно вверху ничего не было видно, так что в бурном беге чёрных вод присутствовала своя гармония, скорее осязаемая, чем видимая. Бушующая свежесть омывала тело, крутя набрякшие водой складки платья, мимо проплывали бесформенные берега, едва заметные на бледно-лиловом фоне мерцающих туч.
   "Грамотное отношение к электрификации и водоснабжению спасёт мир!" - внезапно отозвалась Жанна сквозь толщу воды, причём, судя по слышимости, её уже отнесло довольно далеко.
   
   
   III. Океан
   
   
   0.
   Жанне снилось, что она летит над городом с необычной архитектурой. Там были небоскрёбы цилиндрической формы и приземистые параллелограммы подсобных построек - всё покрыто гладкими плитами из тёмно-серого, с металлическим отливом камня, похожего на магнит. По многоярусным трассам, крест-накрест пересекавшим ночное небо над городом, носились взад-вперёд рои жужжащих, с пылающими красно-рыжими фарами машин - обтекаемых легковушек и нахохленных фур. Но главной частью города были искусственные реки. В гуще трасс и дорог на разной высоте величественно располагались вместительные каменные русла, заполненные прозрачно-бирюзовой водой, которая светилась изнутри. По каждому из таких каналов мог бы свободно проплыть круизный лайнер, но на воде не было видно ни одного средства передвижения: для транспорта использовались бегущие тут же рядом, параллельно, дороги. Реки изящно и свободно лежали в каменных ложах, как ожерелья в тёмном бархатном футляре, и светили вверх холодным, чистым серебристо-зелёным светом; волшебный блеск их волн проникал прямо в душу. Жанна поняла, что именно в этих, словно наэлектризованных, водах и сосредоточена истинная жизнь города, тайное движение его лучших сил...
   
   
   0.
   ...и ей смутно припомнилась железная ванна на дне глубокого, плавно изогнутого русла...
   
   
   0.
   ...и конь, бросающийся в реку, - она почувствовала холодную волну...
   
   
   0.
   ...и стала погружаться на глубину, на дно великого океана.
   
   
   4.
   Здесь шла совсем другая жизнь. Некоторое время Жанна совсем ничего не видела и двигалась наугад; в принципе, она спускалась вниз, но теперь чувствовалось, что у океана нет дна, а есть только поверхность.
   Постепенно толща воды начала светлеть. Серебряными искрами проносились мимо мелкие рыбки. Из глубины поднялись прозрачные зелёные лучи и запереливались вокруг, словно приглашая войти. Жанна последовала за ними.
   Из тёмно-синей мглы поднимались исполинские волнистые водоросли - целый подводный лес; потом открылась долина, вся словно вырезанная из переливчатого розового коралла, а в ней - огромный храм в виде ступенчатой пирамиды, как будто подсвеченный изнутри тёплым золотистым огнём. Приближаясь к храму, Жанна всё больше убеждалась, что размеры его невероятны; когда она наконец оказалась перед вырезанным в камне прямоугольным входом, грандиозная громада храма заслонила собой всё, да и коридор явно был рассчитан не на человеческий рост: в нём свободно разместился бы замок Чейте вместе со всей горной грядой, на которой располагался. У входа вилось несколько длинных рыб с гибким змеевидным телом, пышными радужными плавниками и тонкими, как антенны, усами над жемчужно-матовыми вывернутыми губами. Размером рыбы соответствовали своему обиталищу, а чешуя сверкала таким ярким золотым светом, как будто под водой полыхал пожар. Внимательно поглядывая на Жанну, рыбы двинулись в глубь храма, как бы призывая следовать за ними, и немного позже Жанна догадалась, что морские чудовища всего лишь служили при храме чем-то вроде естественного освещения.
   Коридор вёл по диагонали вниз. Жанна плыла за рыбами. Через некоторое время она оказалась в циклопическом зале причудливой трапециевидной формы, пустом, а затем в следующем, который поначалу тоже показался ей пустым; однако по центру, в полу Жанна скорее почувствовала, чем увидела круглую, ведущую отвесно вниз шахту и догадалась, что там кто-то есть. Рыбы остались в предыдущем помещении, почтительно крутясь у входа и тем самым укрепив Жанну в предположении, что её проводили в какое-то особое место. Жанна как раз гадала, что ей следует делать: ждать? плавать кругами под потолком? лезть в шахту? - как из глубины колодца послышалось мысленное:
   "О! Гости!"
   "Да", - осторожно созналась Жанна.
   Из шахты на мгновение вылезло щупальце, каждая присоска на котором соперничала по размеру с кратером вулкана, и - хотя Жанна не поручилась бы в темноте - кажется, выглянул мутный любопытный глаз.
   "Хм! Ты маленькая, но глубоко забралась!" - констатировали со дна.
   "Ээ... Я люблю воду", - обтекаемо сформулировала Жанна, которая чувствовала себя немного глупо, зависнув среди волн и разговаривая с колодцем.
   "Правда? Я тоже её очень люблю! - обрадовались в шахте. - Похоже, у нас много общего: целый мировой океан!"
   "А ты кто?" - осмелела Жанна.
   "Я - Великий Спрут! - гордо ответили снизу. - Вот, сижу".
   "Почему бы тебе не подняться? А то я тебя плохо вижу", - предложила Жанна.
   "Понимаешь, если я вылезу целиком, нам вдвоём станет немного тесно, - виновато пояснили из глубины. - Вряд ли ты лучше меня рассмотришь, зажатая где-нибудь в уголку моим боком".
   Жанна окинула взглядом зал, стены которого таяли в тёмно-синей водной дали, и приняла обстоятельства к сведению.
   "А, - сказала она. - Ну, тогда сиди в яме дальше. Кстати, что ты тут делаешь?.."
   "Я веду напряжённую интеллектуальную жизнь", - пояснили из шахты.
   "Да? - рассеянно уточнила она, думая о своём. - Ну и как?"
   "Нормально", - заверили её. Жанна собралась с мыслями и решила перейти к делу.
   "Слушай, у меня тут проблемка. Вообще-то я кое-кого ищу, а сюда попала случайно..."
   "Да? - расстроились в шахте. - А я думал, посидим вместе, посплетничаем!"
   "Это можно, - заверила Жанна. - Кстати, как тебя зовут?"
   "Ло".
   "А я Жанна".
   "Привет!.."
   "Ага. Ну так вот, у меня пропал друг. Альрома Чалэ, или Пульс. Ты ничего о нём не слышал?"
   "Хм, - в шахте крепко задумались и даже выпустили в воду облачко лиловых чернил, которое начало медленно расплываться по залу в качестве дополнительного знака внимания. - А какое у него водоизмещение?"
   "Видишь ли, - Жанна замялась, - он потерялся не здесь, а на поверхности".
   "На поверхности? - удивились в шахте. - Ну, в таком случае, ты нашла, у кого спросить!"
   "Да, но он тоже умел разговаривать мысленно, - торопливо добавила Жанна. - Как мы с тобой сейчас. В своё время у него был очень мощный сигнал, который проходил в любые миры! - для пользы дела Жанна слегка преувеличила: на её памяти голос Пульса силой не отличался. - Вот я и подумала, может, ты что-нибудь слышал. А если не ты, то твои знакомые".
   "Хм, - повторил Великий Спрут своё любимое междометие, а потом неспешно пустился в рассуждения вслух. - Мой самый близкий знакомый - это мировой океан. В свою очередь, его самая близкая знакомая - это земля, Рея. Мы можем спросить у неё через него".
   "Давай спросим, а?" - поспешно подхватила Жанна.
   "Но ведь для того, чтобы поговорить с Океаном или Реей, нужно как следует настроиться, - осторожно напомнил спрут. - У нас, головоногих, для таких случаев предусмотрены специальные священнодействия. По особым дням. Ты думаешь, я просто так здесь сижу, шахту протираю? Я медитирую!.."
   "Ну, давай и я медитну вместе с тобой!" - с готовностью согласилась Жанна.
   "Медитнём вместе?" - неуверенно уточнил спрут.
   "Ага!"
   "Меня тревожит, что у тебя может оказаться недостаточное водоизмещение".
   Жанна возмутилась.
   "Ты не смотри, что я маленькая! Водоизмещение у меня хоть куда!" - уверенно возразила она, и Великий Спрут, поразмыслив, начал вылезать.
   "В таком случае, приступим!" - объявил он.
   
   
   5.
   В следующий момент Жанна услышала оглушительный шум воды, словно попала прямо в центр гигантского водопада; всё вокруг превратилось в сплошное течение, которое подхватило Жанну и куда-то понесло, барабаня по сознанию шквальным градом непрекращающихся брызг. Поначалу мысли Жанны вообще смешались; потом она подумала (барахтаясь в каком-то водовороте), что в ходе эксперимента что-то пошло не так; и наконец сообразила, что, вероятно, в настоящий момент как раз и происходит диалог с мировым океаном, в котором она собралась участвовать. Честно говоря, даже изо всех сил прислушавшись (её крутило и болтало), она всё равно не разобрала ничего, кроме шипения, бурления и рёва воды, которая куда-то низвергалась, где-то неслась, а также испарялась, проливалась дождём, леденела и таяла. "Интересно, если меня впечатает в льдину, я убьюсь или проскочу насквозь?" - меланхолично подумала Жанна, пузырясь и ухая вместе с водой, и по здравому размышлению отстранённо предположила, что, скорее всего, всё-таки последнее. Конца купанию не предвиделось, но и скучать не приходилось: неподъёмные волны и неизмеримые водяные столбы раскачивали, казалось, весь мир, и Жанна почувствовала, что её мысли тоже разлетаются брызгами и потом уже никогда, никогда не соберутся... "Тебя же предупреждали насчёт водоизмещения, - хладнокровно упрекнула она себя. - Терпи теперь..." Жанна попыталась "мысленно собраться" в болтанке и барахтаться как-то более упорядоченно, но впервые в жизни поняла, что значит - не по силам: обрушивающиеся в сознание водяные стены были монолитны, неумолимы, непреодолимы, и оставалось только надеяться, что у неё не всё оторвётся прежде, чем это закончится.
   Между делом, в водяном грохоте - Жанна осознала это значительно позже - ей всё-таки удалось различить кое-какую информацию. Так, например, она узнала - вернее, ощутила физически - что спруты считают себя как бы частью единого организма океана. Мысли у них были общие, только Океан мыслил всё сразу, а спруты - всё по отдельности, но одна часть мыслей текла сквозь другую. Чем больше был размер спрута, тем больше тонн воды океанских мыслей он думал, - задним числом Жанна сообразила, что именно это Великий Спрут подразумевал, говоря о водоизмещении. Осадки, цунами, таяние ледников - всё это было для спрутов (и Океана) событиями внутренней жизни. Себя (заодно с Океаном) спруты не без оснований считали полноправными гражданами всея планеты, а остальных, кем бы те ни были, - мелкотравчатыми пришельцами. Жанна уловила даже тень какого-то совершенно необъятного спрута, который слышал весь океан - где-то на дне - и всемирную систему подводных храмов в виде коралловых пирамид, со спрутами поменьше - и вдруг её, как пушинку, подняла в воздух высокая волна и выбросила на берег.
   
   
   5.
   Прокатившись несколько шагов, Жанна приподнялась и замерла, чтобы привыкнуть к тишине: шум воды наконец-то прекратился, а потом огляделась вокруг - и раскрыла рот. Вдоль кромки лазурных волн тянулись, томно покачивая веерообразными листьями, тонконогие пальмы, кружева пенных волн с мягким шелестом накатывали на белый песок, а в ясном небе, как ни в чём не бывало, приветливо светило солнышко - прямо Жанне на макушку. Жанна сразу поняла, что оказалась где-то в не совсем привычной версии земного мира, ещё до того, как увидела прогуливающихся рядом, бок о бок, изящную лань и пятнистого чёрно-рыжего леопарда. Животные вели неспешную мысленную беседу, как два уважающих друг друга оппонента на теологическом диспуте. Жанна поднялась с песка, отряхнула руки и задумчиво побрела под сень деревьев (не обратно же в воду было лезть?), причём высокая трава услужливо расступалась, и прямо под ногами предупредительно стелилась удобная тропинка, по которой игриво бегали солнечные зайчики.
   - Привет! Я - Рея, - вдруг раздался откуда-то с высоты приятный женский голос. - Ты что-то хочешь спросить?..
   Жанна на всякий случай огляделась, но - как и следовало ожидать - никого не увидела. Не иначе как попала на приём к всея планете Земля? Радовало, что она всё-таки не утонула в Океане, но беспокоило: как возвращаться назад? (Хорошо бы другим путём!) Впрочем, раз уж пришла, следовало спросить, и Жанна, как попугай, повторила историю о пропавшем друге.
   - Альрома Чалэ, - пояснила она, понятия не имея, скажут ли Рее что-нибудь эти слова. - Он похож на цветок.
   - Мало ли кто на что похож, - философски заметил голос. - Как именно он взаимодействует лично со мной?
   Жанна вздохнула; преодолевать языковой барьер оказалось нелегко.
   - Скорее всего, никак не взаимодействует, - предположила она. - Но с Чалэ связаны мы - вот я, например - кэлюме или, как нас ещё называют в этом мире, - Жанна снова вздохнула, - вампиры, - похоже, сейчас придётся признаться, что раса характеризуется убийствами людей... а вдруг Земля обидится и откажется помогать? - Мы... взаимодействуем с людьми в том смысле, что... питаемся их кровью. Но мы очень хотим покинуть этот мир, - поспешно добавила Жанна и запоздало сообразила, что последняя фраза тоже прозвучала двусмысленно. Впрочем, Рея, казалось, пребывала в параллельных мыслительных потоках.
   - Люди? - рассеянно протянула она. - Но люди - совсем не мой вопрос.
   - Как не твой? - обалдела Жанна. - Разве они не твои жители?
   - Планета Земля изначально предназначалась для эволюции животного царства, - мелодично просветил Жанну голос. - Те, кого ты называешь людьми, - побочный эффект, результат стороннего вмешательства.
   Жанна разинула рот. Ситуация осложнялась.
   - Я покажу тебе, - милостиво решил голос.
   
   
   5.
   Лес исчез, и Жанна увидела карамельно-густое небо, кипящие со всех сторон облака, на которых лежал прозрачный золотой отблеск, а потом, в этой воздушно-матовой бездне, - огромного зверя, подобных которому она не встречала нигде - разве что на картинках, изображавших египетского сфинкса (кое-кто из кэлюме увлекался древней историей, хотя сама она в Египте не была). Его львиное тело было покрыто гладкой белой шерстью, переливавшейся тысячью искр, как первый снег, а лицо было человеческим, и во лбу горело солнце, заливая ослепительными лучами всё вокруг.
   - Это - Царь Природы, - пояснил голос Реи. - Его пока ещё нет, он только будет.
   Блистательный зверь прошёл прямо по воздуху, как по подиуму, и растворился, а вслед за ним рассеялись и облака, и Жанна увидела внизу нечто вроде тёмного мха, который стал приближаться, и оказался кишащей живностью зеленью непроходимых тропических джунглей. В то же время Жанна осознала, что к земле с невероятной скоростью летит нечто, похожее на метеорит, - сияющий камень обрушился в лес с оглушительным взрывом.
   - Это произошло на континенте, который сейчас подо льдом, - безмятежно пояснил голос, - много миллионов лет назад. Люди - изобретение моего гостя, камня, который называет себя Эрнауэре. Они произошли в результате подмешивания жидкого минерала в геном обезьян.
   - А почему ты согласилась на это? - не взяла в толк Жанна; похоже, кэлюме были не единственным зигзагом местной истории.
   - Ну так ведь интересно, - снисходительно пояснила Рея.
   - И что потом?
   - Да ничего, - благодушно отозвалась Рея. - Ничего нового. Пришельцы начали плодиться и размножаться; Эрнауэре лежит в землях Антарктиды, под слоем льда, и руководит их эволюцией. Сам он - представитель неорганической природы, минерал, не встречающийся на Земле, как бы разумный камень, и готовит гуманоидную форму как роботизированный проводник своей воли. В настоящий момент земная природа борется в людях с кристаллической, но со временем человечество окончательно окаменеет. Что касается подлинных землян, это - животные. Если тот, кого ты ищешь, взаимодействует с людьми, тебе лучше поговорить с Эрнауэре.
   Жанна вздохнула; ей начало надоедать, что все ей куда-то посылают, хотя экскурсия, правда, получилась познавательной.
   - Я надеюсь, к нему не придётся плыть через Океан?.. - вяло возразила она.
   - К Эрнауэре?.. Что ты! Он... Минуточку. Соединяю. Он терпеть не может воду, - последние слова Реи растворились в каком-то потрескивающем шуме, и перед глазами у Жанны заплясали цветные точки, как на сумасшедшей дискотеке без звука, но с иллюминацией, - лучше вообще не упоминай о ней!.. - и Жанна оказалась в абсолютной темноте.
   
   
   5.
   Она таращилась во все стороны, но ровно ничего не видела и не чувствовала. Потом наконец тьма забрезжила, и прямо навстречу Жанне выплыл большой бесформенный камень, похожий на каплю (будь они неладны!) жидкой лавы. Он переливался огнём и жаром. Размером он был значительно больше Жанны, но, кажется, поменьше Ло - где-то с земную гору.
   - Эрнауэре? - с готовностью предположила Жанна.
   - А я тебя знаю, ты - Жанна Островичи, - немедленно отозвался камень-проныра.
   - Да, - удивилась Жанна.
   - Что это вы, кровососущие, егозите, всё никак не успокоитесь? Один в ваннах из человеческой крови купается, другая лазает по гуманоидному геному! - осудил камень, но голос у него был скорее весёлый, чем строгий. Жанна решила не давать спуску нахальному представителю неорганики.
   - Так мы думали, что людям нравится, когда на них нападают! - бойко сымпровизировала она. - Что надо их расшевелить!
   - Правильно! - с энтузиазмом подхватил прародитель человечества. - Страх и боль - вот основа прогресса! Вот безотказный стимул духовного роста. Я очень люблю страх и боль. Если бы люди не отвлекались на всякую земную чепуху типа радости жизни, давно бы уже привыкли к страху и боли и стали неуязвимыми!..
   - То есть ты не против того, чтобы мы питались людьми? - удивилась Жанна.
   - Молодцы, коллеги! - грохнул бескомпромиссный камень. - Вы ведь тоже пришельцы?.. Ужасные легенды, которые бродят о вас среди нас, делают вам честь! Свирепость - это добродетель, но постоянная жажда крови - это истинный аристократизм духа, до которого нам, увы, ещё далеко, - Жанна почувствовала, что, будь её волосы покороче, они давно бы уже встали дыбом. - Общение с вами очень бодрит тех, кто остаётся в живых, а что касается погибших, - учитывая общую численность моих будущих носителей, ваше вмешательство вовсе не так фатально, как того опасается, идя на поводу у не совсем понятных мне предрассудков, Чалэ, ведь статистически...
   Если бы Жанна не висела в пустоте, она бы подпрыгнула.
   - Чалэ?! Ты его знаешь?!
   - Конечно, - удивился осведомлённый камень. - Мы часто с ним болтаем. Он - почему-то - недоволен своими подопечными, а я - своими, так что... Кстати, о чём ты хотела спросить?..
   - Где он?! - заорала Жанна, не веря своему счастью.
   - Да вот, собственно... И зачем так кричать? Он находится на... А откуда ты говоришь? Погоди... Тут с тобой ещё кое-кто хочет встретиться.
   И прежде, чем Жанна успела возразить, она снова услышала потрескивающий шум, похожий на испорченное радио, и провалилась в сон.
   
   
   0.
   Жанна увидела небольшой курортный пригород; вокруг толпились покатые холмы, в выгоревшей на солнце траве надрывались цикады, а в ложбинке между холмов змеились рельсы. Где-то неподалёку было большое, светлое озеро, Жанна не видела его, но знала о нём; все приезжали на его берег отдыхать, но дойти самостоятельно туда было нельзя. К озеру возил специальный поезд, и вот сейчас он как раз отправлялся; туда уже набились пассажиры, и ждали только Жанну. Но войти в поезд разрешалось только тем, кто переодет в купальник; специально для туристов посреди нагретой солнцем степи стоял деревянный барак для переодевания. Жанна, глотая пыль, торопливо стаскивала с себя одежду, безнадёжно отыскивая взглядом свободное местечко среди куч и россыпей чужого тряпья, не оглядываясь на зеркало, чтобы не тратить время, и чувствовала, что не успевает.
   Внезапно в барак зашла женщина - она явно была не из туристов, не только потому, что снаружи уже давно никого не было, но и потому, что она совсем не торопилась, - Жанна поняла, что эта женщина пришла к ней, чтобы утешить, потому что Жанна ужасно торопится, и обязательно опоздает, и ненавидит это бессмысленное тряпьё, эту жаркую степь и равнодушный, лязгающий поезд, но всё это совершенно неважно и не имеет над ней ровным счётом никакой власти... От женщины исходило ясное, спокойное сияние уверенности и силы; всё рядом с ней бледнело и исчезало, и оставалось только забвение и радость в сердце... Женщина подошла и обняла Жанну мягкими, светлыми руками.
   Потом она вдруг куда-то исчезла, Жанна наконец выбралась из полутёмного, душного барака и, естественно, как и боялась, под прощальный гудок увидела отходящий поезд. Усталость навалилась на неё с непобедимой силой, Жанна знала, что другого поезда не будет, и теперь ей придётся ждать тех, кто уехал, до вечера, пропадая в бесцветной, скучной степи, пока все нормальные люди купаются в озере, ради которого только и стоит жить. От безысходности и обиды Жанна почувствовала почти физическую боль и бессилие. Ей казалось, что надо куда-то идти, что-то делать, но она смогла только переползти через железнодорожные пути - в ужасе ожидая, что попадётся между подвижными частями рельсов, если сейчас передвинется стрелка - и без сил рухнула в ломкую, горячую траву.
   И вдруг она увидела издалека, со стороны и себя, и степь, и железную дорогу. Оказалось, что поезд зачем-то петлял среди холмов, делая ненужный крюк, а на самом деле озеро было близко, практически там же, где начинались рельсы, и Жанна могла бы ещё до полудня добраться до него пешком. Но потом она снова сменила угол зрения, она смотрела теперь не на степь и не на озеро, а в небо над головой, и оно, это небо, сияло знакомым ровным, нежным, женственным светом... Жанна поняла, что женщина, которая приходила к ней, - это её небесная мать. И что сейчас, если вместо того, чтобы куда-то идти, она просто заснёт, её душа поднимется на небо.
   
   
   0.
   Жанна проснулась и открыла глаза. Всё тело отяжелело, будто свинцом налилось; она чувствовала, что устала, потому что видела слишком много снов. Она лежала в зале, где жили такие же, как она, сновидцы; зал был круглый, под куполом в форме бутона, с множеством стен, похожих на спускающиеся сверху изогнутые лепестки, с одной стороны - каменные, выложенные золотистой и зелёной мозаикой, с другой - стеклянные, прозрачные. Стеклянная часть выходила в сад, который никогда не было видно, потому что вокруг всегда царила непроглядная ночь. Возле каждой каменной стены стояла кровать. Пол тоже был мозаичный, и узор на нём представлял собой карту, которую никто не понимал. В центре зала стояла сложная металлическая конструкция: подвешенные к тонким перекладинам изящные половники и черпаки с тягучим перезвоном покачивались над сверкающими соусниками и кастрюлями, в которых кипело что-то, похожее на густой расплавленный шоколад, и серебрилось что-то, похожее на прозрачный сладкий ликёр.
   За стеклянными стенами вдруг метнулся и пропал длинный луч света; в этот момент все обитатели зала вдруг повскакивали с кроватей и столпились вокруг агрегата с угощениями. Жанне было тяжело вставать, уши словно ватой заложило, веки опускались, как каменные, но она тоже пошла к агрегату, потому что такое больше нигде не попробуешь.
   
   
   0.
   Она была ветром, который летел над кромкой моря. Из моря тучами выбирались плотоядные серые крабы, состоявшие в основном из цепких, как пилы, клешней и стебельчатых глаз, высматривающих добычу. Крабы рвали на части отдыхавших на берегу людей, берег тонул в их волнах, они спешили в глубь суши, чтобы разорвать ещё кого-нибудь, разорвать всех, но до Жанны они не могли добраться, она была слишком высоко. Она летела вперёд, и постепенно не стало ни крабов, ни людей, а впереди показались отвесные скалы, такой высокой и ровной стеной обрамлявшие море, что мир словно разделился на две равновеликие плоскости: просторы каменные и просторы морские. Жанна устремилась вверх, вдоль каменной глади, и вскоре бьющиеся у подножия волны превратились в крошечный пенно-белый узор по краю гранитного монолита. Она поднялась на вершину скалы и увидела там небольшую пещеру, вернее, выемку - уже над обрывом, но чуть ниже уровня земли...
   Здесь в произвольном порядке стояли золотые колонны, которым нечего было поддерживать, и стилизованные статуи людей, похожих на перевёрнутые цветы. Жанна вдруг ясно поняла, что может остаться здесь навсегда. И всегда сможет сюда вернуться. Она будет вечно жить на высоте, над бесконечностью моря, глядя в бездну, не сравнимую ни с чем по красоте, в центре мира, в месте абсолютного покоя.
   Жанна почувствовала, что её издёрганная мелочными заботами душа исчезает, а вместе с ней остаётся позади вся никчёмная, тягостная земная жизнь.
   
   
   0.
   Потом она увидела гигантскую воронку света. Это была вся вселенная. Звёзды медленно плыли в общем потоке. Жанна узнала свою звезду. Она вспомнила встречу с небесной матерью и поняла, что это была Аура, то есть звезда Бетельгейзе, от которой происходят Сущие - Высшие Я расы кэлюме, и она и есть одна из таких Сущих, и где бы она ни была, её душа всегда пребывает здесь.
   Затем перед ней явилось белое небо, а в нём - множество огненных цветов, и она знала, что это - аэропорт, а цветы - космические корабли, то есть альрома. Ей открылись линии полёта этих цветов, мириады дорог, пронизывающих всю вселенную... Она готова была со скукой отвернуться от привычного зрелища, как вдруг в одном из цветков на конце далёкого, почти исчезающего пути ей почудилось что-то знакомое. Она вспомнила, что знала его в детстве; над её головой раскрывались его кипящие серебром лепестки, с ним спорили на непонятном лучистом языке те затерянные души...
   "Чалэ", - мелькнуло воспоминание, и Жанна, не успев подумать, закричала во весь голос:
   - Чалэ! - и ринулась вслед за кораблём.
   
   
   1.
   Вздрогнув, Жанна открыла глаза - она сидела в лаборатории в подвале Чейте, и часть приборов у неё на столе была расплавлена электрическими зарядами, а часть кристаллизовалась и рассыпалась, но Жанна не обратила на это внимания, потому что её мысль побежала вдруг вперёд, вперёд и вдаль над поверхностью земли, и она увидела наконец, где собираются потоки альрома, и странно было, как ей удавалось раньше этого не замечать: вот же, в глубине континента, в пещере под землёй...
   И тогда она увидела Пульс. Он сидел там, в защитной телепатической капсуле, свернувшийся в бутон, насупленный, и только с одного бока ещё оттопыривался один любопытный лепесток.
   "Чалэ!" - крикнула Жанна, машинально вскочив на ноги, - не вслух, мысленно, но так громко, что услышали, наверное, все в замке - хоть и не поняли, что значит этот зов, - она сама почувствовала, как эхо её голоса прокатилось над землёй и достигло Пульса. Он недовольно насторожился. "Чалэ!" - снова крикнула Жанна.
   "Я. Кто говорит?"
   "Да ведь это я! Ты что, не помнишь? Я, Жанна".
   "Жанна?.. - неуверенно переспросил цветок. - Дочь Сорвахра и Аллат?"
   "Ну да!"
   Пульс удивлённо оттопырил ещё один лепесток.
   "Вот уж кого не ожидал услышать", - искренне поразился он.
   
   
   1.
   Мария, спустившись в лабораторию, застала Жанну торопливо собирающей кристаллы и приборы в специальный, с бархатными ячейками внутри, чемодан.
   - Ты чего тут орала? - поинтересовалась она, с удивлением наблюдая за непривычно взбудораженной подругой. Жанна на мгновение остановилась и задумалась.
   - Так. Сон приснился.
   Она стряхнула со стола мусор, захлопнула чемодан и накрепко защёлкнула застёжки.
   - Собралась куда-то?
   Жанна молча присела, словно только сейчас заметила, что куда-то собралась.
   - Хочу поехать в одно место, - неопределённым тоном медленно проговорила она. - На некоторое время.
   - Ты, как всегда, предельно точна в своих выражениях, - одобрительно заметила Мария. Жанна всплеснула руками:
   - Марика, тебе что, всё надо объяснять?.. Говорю же человеческим языком: я отправляюсь искать Пульс!
   
   
   IV. Страж
   
   
   1.
   Павел всю жизнь провёл в грандиозном подземном святилище древних, строго по расписанию выходя на телепатическое дежурство, и был этим очень доволен. Происходившее на поверхности земли его нимало не занимало, и вампиров, живших среди людей, он искренне считал мутантами, повредившимися умом. Павел происходил из семьи потомственных стражей Пульса, его родители даже носили неземные имена, хотя не были изначальными. Правда, сам он освоить альде так и не сподобился: громоздкий, отмирающий язык, большинству понятий из которого не было в окружающей реальности ровно никаких соответствий, - все эти многоэтажные метафоры казались чьей-то пафосной, но совершенно бесполезной выдумкой. Так же бездумно он относился и к исполнению своих "духовных обязанностей": требовалось в соответствии с графиком, составленным исходя из расположения светил, или по особому сигналу Пульса появляться в одном из наблюдательных пунктов - лабораторий, уставленных сундуками с кристаллами, - и принимать картины, поступающие с поверхности, - в основном крайне неприглядные и порой категорически не поддающиеся дешифровке эпизоды, по-видимому, из жизни одичавших сородичей. Впрочем, вникать в бушующие страсти не требовалось, наоборот, работа считалась эффективной до тех пор, пока удавалось сохранять позицию наблюдателя, но всё равно из-за нагрузки на психику у стражей развивалась высокая профессиональная утомляемость, так что телепаты всё чаще покидали подземный храм, чтобы начать обычную жизнь, с одним условием: скрывать от непосвящённых правду о своём прошлом и о местонахождении Пульса. Некоторые кэлюме, оставив службу, отправлялись путешествовать; другие занимались научными изысканиями, пытаясь разгадать тайны древних. Что касается действующих телепатов, многие жили как в полудрёме, регулярно наведываясь внутрь Пульса, чтобы выловить в волнах альрома какую-нибудь экзотическую грёзу: официально эта процедура предназначалась для реабилитации после дежурства, но фактически "изменение сознания" обрело популярность и превратилось в едва ли не смысл существования подземного храма. Кэлюме, волею судеб, традиции и родословной оказавшиеся в привилегированном положении хранителей альрома, не отказывали себе в удовольствии окунуться в мир фантасмагорических видений, кипевших внутри цветка. Стражи объясняли причудливый эффект наличия у Пульса "как бы сознания" понятиями изначальных о декоративной отделке техники, а сам Пульс считали чем-то вроде особо прочного топливного бака.
   Павел принципиально держался в стороне от любых загадок и разгадок. Ни во что не вмешиваться и вообще как можно меньше делать, а в свободное время отдыхать внутри Пульса - вот был его жизненный принцип. В мире грёз он чувствовал себя в безопасности. Поговаривали, что в альрома попадаются и мрачные картины, однако Павел на собственном опыте убедился: настоящий кошмар - это внешний мир с мелочными заботами и глупыми амбициями, а непорочная духовная реальность - единственный надёжный приют для утончённой, разборчивой души. Вот и сейчас он, с чувством выполненного долга сдав смену, втянулся в лепестки альрома и задремал.
   
   
   3.
   ...и чёрный лес гудел от молний, но это была не гроза. Я слышал мысли стражей, возводивших защитный экран вокруг Пульса. После того, как цветок уйдёт под землю, его невозможно станет ни найти, ни уничтожить, однако сейчас до успеха, похоже, было далеко. Зато, как кровавая стена, приближались "вампиры" Аллат, их беснующиеся души вспыхивали то там, то сям, норовя прорвать оцепление, - по счастью, Пульс успевал вовремя подавать сигналы опасности, и мы блокировали пробуждённых, они плохо видели нас и стреляли больше наугад.
   В какой-то момент я заметил её силуэт между деревьев. Она вроде бы и шла на нас, а вроде бы и стояла на месте, - трудно было судить, она напоминала смерч. Насчёт ситуации, если кто-то из нас заметит её, существовали чёткие инструкции. Мы долго колебались, долго искали другие пути, но было принято решение её убить, потому что она сама уже убила многих из нас, и было ясно, что она не остановится. Я обернулся к своему напарнику - для удобства мы работали всегда по двое, кто-то фокусировал внимание на физических действиях, а кто-то контролировал альрома. Он тоже заметил её и застыл в нерешительности, неловко держа арбалет - такими штуками пользовались против нас смертные, а мы раньше даже представить не могли ничего подобного.
   - Стреляй! - крикнул я.
   Он поднял оружие с выражением ужаса на лице, а потом опустил.
   - Не могу, - с отвращением проговорил он.
   В этот момент она взглянула на меня своими винно-красными глазами, и меня словно окатило огнём, в котором была эта её обычная гамма - легкомыслие, и угроза, и призыв, и власть. Я понял, что из-за перепалки отвлёкся, и теперь мне казалось, что она движется на меня, словно бежит по воздуху... Не давая себе времени передумать, я выхватил из рук напарника арбалет и выстрелил, не глядя, и серебряная стрела поразила её прямо в сердце. Я сам буквально всем телом почувствовал, как остриё со свистом пронзило тугую человеческую плоть, как закипели вокруг багряные тучи. Заставляя себя ни о чём не думать, я бросился вперёд и успел увидеть алебастровую фигуру в упругих волнах распущенных тёмных кудрей, тяжёлые покатые плечи - по человеческим меркам её тело было, наверное, роскошным. Она стояла, вцепившись окровавленными руками в конец вонзившейся ей под грудь стрелы, на её змеившихся губах пенилась кровь, и на лице не было ничего, кроме насмешки над нелепой судьбой и бешенства, как будто она вообще не чувствовала боли и жалела только о том, что по чисто техническим причинам придётся остановиться. Снова волна жутких переживаний этой души захлестнула меня, жадность до земных страстей, многие из которых мне были даже не понятны, я столкнул её в траву, в последнем разумном порыве сорвал с её пояса мягкую шёлковую шаль и закрыл её лицо, чтобы она на меня больше не смотрела, с силой отвернул её голову, вдавив в землю, выхватил нож и - по милости божьей, это удалось сделать одним ударом - отсёк ей голову.
   Только после этого до меня дошёл весь ужас произошедшего, всё злодеяние, хотя мы вроде и сделали то, что хотели. Я никогда и не думал, что именно мне суждено стать убийцей, тем более что за мной предполагались обязанности телепата, когда мы обсуждали всё это. А теперь, стало быть, ничего уже не вернёшь. Я с запозданием понял, что багряные волны отхлынули куда-то, утекли, превращаясь в серебряные. Неужели нельзя было никак без этого обойтись? Не брать на себя убийство? А что, если такое не прощается? Вообще никогда? Может, лучше было самим умереть?.. Может, мы сделали это из трусости? Я сделал.
   Я теперь уже не удивился бы, если мои собственные сородичи отвернулись от меня. Всё-таки одно дело - обсуждать, и другое - правда убить. Я сам чувствовал себя изгоем. Мне вспомнилась эта дурацкая поездка на корабле, как всё начиналось. Кто бы мог подумать, что всё закончится таким кошмаром?.. Я толком и не знал Аллат, но сейчас вдруг как наяву услышал её беспечный звонкий смех - единственное, что хорошо запомнил. Когда принимали решение повернуть к Земле, меня даже рядом не было, я даже не смотрел, куда мы летим. Заметил только, когда корабль начал падать.
   Я бросил нож и сам без сил лёг в траву. Поляну уже обступили робкие силуэты других вампиров. Они с испугом смотрели на куски её тела, словно до них только сейчас, без неё, дошло, что им тоже придётся отвечать за всё, что они натворили, и то, что она внушала им как игру, на самом деле не было таковой. Некоторые из них уже беспокоились о том, как будут возвращаться, и почти все думали одно и то же: "Сорвахр с ума сойдёт".
   Мне впервые в жизни захотелось плакать, хотя я не знал, как это делается, и часто удивлялся, глядя на плачущих людей. Мы ведь не были такими. Как мы могли так низко пасть?.. Неужели для этого достаточно было неудачно приземлиться на незнакомой планете? И как незаметно всё произошло!
   Кольцо фигур уплотнялось, кто-то подошёл ко мне и неуверенно обнял, глядя на труп.
   "Ничего, - услышал я безжизненную, словно оглушённую мысль. - Может быть, теперь будет лучше".
   В этот момент я почувствовал движение альрома. Пульс опускался под землю. Эксперимент с возведением защитной капсулы завершился. Мы могли возвращаться на базу.
   
   
   3.
   Тело "Рады" после недолгих дебатов передали нам. В отсутствие своей неуправляемой вдохновительницы наши бывшие противники заметно присмирели.
   - Мы боимся это везти, - призналась от лица коллектива какая-то женщина, подразумевая труп.
   - Сорвахр сойдёт с ума, когда узнает, - безнадёжно озвучил кто-то из мужчин.
   - А он и так уже знает, - неопределённым тоном отозвалась какая-то из женщин. - Рада говорила мне... что он предупреждал её... что так случится.
   Все снова растерянно уставились на труп.
   - Что - "так"? - недоверчиво уточнил кто-то из наших. - Что она погибнет?..
   - Ну... Рада так поняла... что вроде да.
   Все испуганно покосились друг на друга и на труп. А вдруг она следит за нами откуда-то с небес и отомстит? Или восстанет из мёртвых в виде какого-нибудь монстра? Я поспешно наклонился, завернул тело в плащ, который ради такого случая одолжил кто-то из наших бывших врагов, - никто из стражей не нуждался в человеческой одежде, - и прибрал к рукам, стараясь ни о чём не думать. Уж лучше растворить это на солнце. Дома, на Бетельгейзе, не было никакой смерти, мы даже не задумывались об этих проблемах, но кто знает, во что здесь превращается душа после такой уродливой агонии оболочки?..
   Но когда мы на следующее утро сжигали тело Рады в солнечных лучах, я вдруг подумал, что она, возможно, здесь самая счастливая. Она и те, кто погиб ещё раньше. А больше всех повезло тем, кто испарился на солнце с самого начала. Нас, оставшихся, окружала тьма. Я понял, что нормальной жизни уже никогда не будет.
   Да, мы укрыли Пульс, но что с того? Дальше-то что?.. С тех пор мне часто снился один и тот же сон. Я видел женщину, которая мчалась верхом на коне через тёмное поле. Её раздувающееся платье отливало багряным огнём, а сумеречное небо за спиной окрашивал блеск зари. Я долго не мог разобрать значение этих снов, пока не понял, что всадница - это Аллат. И она явилась не затем, чтобы отомстить мне, вовсе нет. Она просто говорила: солнце, хоть и чужой, но тоже свет. Лучше сгореть, чем истлеть. И я как-то раз, в бесшабашном настроении, зачем-то аккуратно оседлал коня, обмотал руки покрепче поводьями, словно боялся свалиться, стегнул животное как следует по шее и выехал на полной скорости на солнце. И не так уж оказалось и страшно. Огненный ветер хлестнул меня в грудь и вынул душу. А тело, кажется, развалилось и сгорело, и было, правда, больно, но недолго.
   
   
   1.
   Павел проснулся и долго не мог понять, кто он (это было странное ощущение, но он чувствовал себя как бы тем существом из сна, и словно бы сон продолжался). Потом он наконец сообразил, что сидит, как всегда, в подземелье. После причудливого кошмара у него остался привкус гари во рту, словно он действительно сгорел на солнце, хотя в реальности он солнца ни разу даже не видел. Было у него какое-то предубеждение против выхода на поверхность в опасное время. Зачем рисковать?.. Он чувствовал приближение ночи с точностью до секунды. Вот через час-другой после того, как угас последний луч, можно спокойно подняться, запастись люмэ и вернуться назад, в родное убежище. На глубину около ста километров под землёй солнце вряд ли проникнет даже в случае сильного землетрясения. Да и условия тут гораздо комфортнее. Техника, испокон веков доступная стражам Пульса, не шла ни в какое сравнение с "цивилизацией" на поверхности. Павел не особо интересовался людвой. Какое могло быть дело нормальному кэлюме до их жалких лачуг (в его представлении дворцы смертных не слишком отличались от трущоб, всё было сделано словно из мишуры) и бессмысленной суеты, которую они почему-то называли "общением" (хотя она почти полностью состояла из мыслей о том, с кем бы переспать и у кого бы украсть денег), когда здесь, рядом с Пульсом, любую страждущую душу ждали величественные своды овеянных легендами храмов, прохладные просторы блистательных пещер и неограниченное количество альрома, в чьих ослепительных потоках водилось столько заманчивых видений?..
   Интересно, куда пропали изначальные, от которых остались эти многочисленные подземные города циклопических размеров, возведённые с варварской роскошью и геометрической строгостью?.. Считалось, что первые кэлюме были - выражаясь языком человеческих суеверий - богами... В принципе, немаловажный вопрос, но при мысли об изначальных Павел почему-то всегда впадал в неясное раздражение, словно ему не хотелось что-то вспоминать. Хотя жалеть ему было не о чем, он отлично помнил каждый день своей жизни, которая прошла размеренно и однообразно, чем он весьма гордился. Павел придерживался убеждения, что если ни во что не вмешиваться, проживёшь идеально. Жить надо так, как будто тебя вообще нет. Павел знал, что родители в своё время ещё копались в каких-то архивах, и даже сам честно пытался заглянуть в историю каких-то экспериментов со светимостью Пульса, но у него сразу же разболелась голова, как у человека, который перегрелся на солнце. Павел искренне считал, что Пульс - это машина для поддержания жизнедеятельности кэлюме, оставшаяся с древних времён, такая же необъяснимая, как и сами изначальные. Что там было в ней улучшать, он не понимал, она и так функционировала нормально.
   Правда, в эту ночь... Странно, ему действительно и раньше снилась всадница в тёмно-красном платье, и он ещё понять не мог, откуда такой настойчивый образ, а теперь она ему привиделась как бы внутри другого сна, и там это тоже был чей-то повторяющийся сон... При воспоминании о самосожжении на солнце Павла передёрнуло. Впрочем, кошмар привиделся ему в первый и, вероятно, в последний раз. Он понадеялся, что дальше пойдут более приятные сны, глотнул воды - люмэ что-то не хотелось, да не так уж он и любил человеческую кровь, хотя никуда от неё было не деться, - и вернулся в альрома.
   
   
   3.
   Я вдруг проснулся на дне какого-то, как мне показалось, океана. Сквозь толщу голубых волн виднелись странные перевёрнутые города, а за спиной у меня была холодная чёрная глубина. И мне хотелось уйти, раствориться в ней, но я плыл и плыл, пока не увидел солнце и не вспомнил, что я почему-то попал в верхние слои атмосферы той планеты. И вот я как будто чего-то жду, но спускаться не хочется, а уйти нельзя.
   Так я плыл и плыл, пока не услышал где-то в отдалении голос, который повторял: "Креон. Креон..." - и я долго не обращал на это внимания, пока не сообразил, что ведь это моё имя и, стало быть, зовут меня.
   "Чего?" - квакнул я, неожиданно для себя, довольно сварливо, хотя обычно стараюсь быть вежливым.
   "Ничего, - передразнил голос. - Долго ты собираешься здесь висеть?"
   "А что? - я слегка поёрзал в атмосфере. - Места вроде хватает".
   "Да кому оно нужно, твоё место? - пренебрежительно отозвался голос и перешёл на деловой тон. - Давай-ка спускайся".
   "Зачем?" - тоскливо возразил я. Мои худшие опасения подтвердились. Вот и ещё кто-то, кроме меня, считает, что я должен спуститься.
   "Есть идея, как отремонтировать Пульс", - строго заметил голос. Я что-то такое припомнил и безнадёжно махнул мыслью.
   "Уже всё перепробовали. Не полетит".
   "Если бы ты разул глаза, - резонно возразил голос, - то заметил бы, что он изменился. Так что, не хочу тебя расстраивать, но с самоубийством ты поторопился. Впрочем, остальные держались не лучше. Сорвахр оказался сильнее вас всех. Он, по крайней мере, несёт свой крест в полной памяти".
   От этих загадочных, на первый взгляд, заявлений передо мной сами собой потекли непрошеные картины, от которых мысли вставали дыбом. Я вспомнил, как мы упали на эту планету, как потом сражались за Пульс... как я убил Раду и потом покончил с собой. А Сорвахр, значит, всё ещё там?.. О, господи, я думал, это никогда не вернётся... Сколько можно переживать один и тот же кошмар?!
   "Ты кто?!" - спросил я насколько мог свирепо, хотя опасался, что вот сейчас мне и предъявят долгожданный счёт, по которому я не буду знать, чем заплатить.
   "Я - новая душа, пришедшая с нашей истинной родины специально, чтобы помочь. Наша небесная мать знает, что случилось. Вас не оставят. Я соберу души, которые потерялись здесь, и мы вернёмся".
   "А если не получится?" - подозрительно спросил я.
   "Получится. Я же сказала, вас не оставят. Здесь уже много новых душ. И будут пребывать ещё. Если понадобится, мы поднимем всю эту планету до уровня нашей небесной родины, а потом опустим обратно. Но пока таких кардинальных мер не требуется, - мне показалось, что голос улыбнулся. - Мы просто должны поддержать Пульс. Мы поднимемся в своём сознании над всем, что пришлось совершить на этой земле. Кэлюме и альрома связаны. Когда светимость расы восстановится, Пульс освободится".
   Я сомневался. Всё это красиво звучало, но... не лучше ли вообще ничего не делать?..
   "Ты не можешь простить себе убийство Аллат, - грустно сказал голос. - Я понимаю. Но ты можешь отдать свой долг. Я - её дочь".
   Я так и замер с разинутыми мыслями. Мне смутно припомнилось какое-то причудливое существо, не то кэлюме, не то человек, которое нередко оставляли поиграть возле Пульса безалаберные родители. Мы не обращали на девочку особенного внимания, да и родители, по-моему, тоже.
   "Так это ты - та самая зверушка, что родилась у Сорвахра и Аллат?" - вне себя от удивления ляпнул я.
   "Сам ты зверушка, - фыркнул голос. - А я - первая рождённая кэлюме на земле. Поэтому я сильнее вас, изначальных. У меня иммунитет, а вы давно на куски развалились. И если я вас не соберу - рассыплетесь в пыль", - многозначительно добавила она.
   Тут я заметил, что воздух передо мной стал как бы сгущаться, переливаясь серебром. Из сверкающего марева проступили тонкие руки, вьющиеся волосы, потом и весь хрупкий силуэт... - да, по здравому размышлению, Жанну трудно было назвать зверушкой, её огромный, почти непрозрачный ореол напомнил мне океан серебра в недрах Бетельгейзе... Внезапно яркие глаза полыхнули на меня, как звёздные лучи, и меня как будто что-то сдёрнуло на землю.
   
   
   1.
   Креон проснулся и долго не мог понять, кто он. Это было странное ощущение, но он чувствовал себя как бы тем существом из сна, а потом понял, что так оно и есть. Он смутно припомнил свою земную жизнь в качестве стража, а потом и предыдущую, когда был изначальным... Боже, как давно это прошло!.. А потом он, выходит, сам перестал верить в собственное существование!
   Из темноты перед ним выступил серебристый силуэт. Теперь он лучше разглядел Жанну. Высокая стройная девица с пепельными кудрями чуть ли не до пола и чопорно поджатыми бледными губами деловито подбоченилась.
   - Короче, - глуховатым бесцветным голосом сообщила она. - Хватит распускать нюни.
   
   
   1.
   - Территория святилища строго охраняется от чужаков! - встревожено бубнил Павел, опасливо провожая бесцеремонную гостью окольными путями в необитаемую часть подземных пещер, окружающих Пульс. - Сюда не допускают непосвящённых!
   - Сам ты непосвящённый, - усмехнулась Жанна, вольготно плывя вслед за ним по воздуху, как волны серебряного света. - Мы с Чалэ договорились о встрече.
   В принципе, сил Павла, даже если не считать новых, не вполне освоенных энергий, пробудившихся в результате злополучного откровения - он всё ещё с трудом увязывал своё привычное мышление со шквальными видениями откуда-то из верхних слоёв атмосферы - хватало на то, чтобы замаскировать несанкционированные перемещения непонятно кого по святилищу, но Жанна, по его мнению, могла бы помочь, или по крайней мере держаться менее беспечно; складывалось впечатление, что ситуация её забавляла.
   - Как ты вообще сюда попала?
   - Секрет фирмы, - усмехнулась Жанна из-под потолка. - Ты так не сможешь.
   Павел тяжело вздохнул. Жанна оживилась - место показалось ей подходящим - и по таком случаю даже осела на пол.
   - Ты хочешь сказать, что знаешь о Пульсе нечто... что Пульс - не совсем то, что мы о нём думаем?..
   - Разберёмся, - деловито кивнула Жанна, осматривая пещеру.
   - Что ты собираешься делать?
   - Я буду говорить с Пульсом, - глубоко посаженные глаза цвета тёмного серебра скользнули по его лицу. - А ты будешь делать то, что я скажу. В частности, сейчас ты проследишь, чтобы мне никто не мешал, - в складках скромного дорожного платья обнаружился роскошный многозарядный пистолет. Жанна вручила его Павлу рассеянным жестом человека, мысленно уже переключившегося с текущих мелочей на предстоящую серьёзную работу, и поплыла по воздуху в глубь каменного лабиринта.
   - И долго ты собираешься там сидеть? - крикнул ей вдогонку Павел.
   - Сколько потребуется, - буднично отозвался голос, и Павел даже удивился, как ему самому не пришёл в голову такой простой ответ.
   
   
   1.
   Жанна почувствовала Пульс ещё издалека, и почти не обращала внимания на бубнёж своего занудного проводника. Мысленно она уже листала огромные пласты энергий и памяти, приближавшиеся к ней, как длинная вереница сверкающих жизней, как распускающиеся лепестки мистического цветка.
   
   
   0.
   Потом она оказалась в комнате, которую окружал лес. В камине горел огонь, на полу лежал пушистый коврик, старинное глубокое кресло стояло возле низкого узорчатого столика, на котором ждала бутылка красного вина и до половины полный бокал, но Жанна чувствовала, как под полом скребутся узловатые ветви. Эта комната существовала отдельно, без дома, прямо среди деревьев, и её качало, как на волнах; лес шумел, какие-то особенно настойчивые ветви полезли в окно, разбили стекло, и осколки с хрустом посыпались на пол. Жанна не стала даже подходить к столику, вместо этого она распахнула дверь, и комната сразу исчезла.
   
   
   0.
   Её потянуло куда-то вперёд и вверх, Жанна плыла среди деревьев и чувствовала, что её руки превращаются в ветви. Она зазмеилась чёрным плющом вокруг какой-то затерянной в лесу мраморной статуи, потом зашелестела по корням деревьев мхом и низкими кустами диких ягод, а потом вросла в землю.
   Жанна стала пускать корни, она превратилась в стебель и начала давать побеги, и почувствовала бег сока, и созревание семян, и цветок... И в какой-то момент она ощутила всю планету, в которой прошлое, настоящее и будущее, и смешение народов и эпох, и распад цивилизаций, и созревание новых, и леса, и океаны, и рост и кипение идей было ни чем иным, как превращением вещества.
   
   
   6.
   "Привет, Жанна".
   "Чалэ?"
   "Да. Как добралась?"
   "А я добралась?"
   "Естественно".
   "Хм... Нормально".
   Пульс помялся, потом вздохнул. Жанна слегка удивилась.
   "Какие новости?"
   "Ты мне скажи".
   "Какого лешего ты спрятался в подземелье? Что вообще происходит?"
   Пульс снова вздохнул.
   "Ты в принципе кто?" - насела Жанна.
   "Наверное... надо начать с начала", - осторожно предположил Пульс.
   "Ну уж начни откуда-нибудь, - буркнула Жанна. - А то меня там ещё этот остолоп ждёт. Ну, из тех, которые тебя охраняют".
   Пульс вздохнул.
   "Не волнуйся. Я придержу стражей".
   "Так кто ты всё-таки такой?"
   И Пульс начал длинное, запутанное объяснение. Он - цветок альрома, проводник света. Для него весь космос - всё равно что земля, в которой он растёт, ему доступны любые уровни реальности, какие только могут быть. Но вот беда - действовать он совершенно не способен, только воспринимать и записывать информацию. Он - хранитель памяти, но для того, чтобы собрать данные, пережить опыт, он вынужден обращаться к другим существам - тем, кто способен ограничивать своё сознание, фрагментироваться, воплощаться, выступать на разных уровнях реальности в разных своих проявлениях...
   "Понятно?" - уточнил Пульс.
   "Пока не очень", - честно призналась Жанна.
   Короче, ему захотелось пожить на планете Земля, посмотреть, как там и что. Для этого он обратился к расе кэлюме, звёздным жителям, которые часто использовали альрома для космических путешествий. Он договорился с Высшими Я своего будущего экипажа - Сущими, что они на нём полетят. План состоял в том, что изначальные частично смешаются с местным населением, попривыкнут к земным реалиям, а потом Пульс поможет им восстановить целостное, чистое сознание, и они все вместе благополучно отбудут восвояси.
   Однако опыт оказался травмирующим, и теперь вырисовывается вероятность, что все участники эксперимента, кроме самого Пульса - тут Пульс ещё раз душераздирающе вздохнул - погибнут на этой планете.
   "То есть Сущие, разумеется, останутся в целости и сохранности, - поспешно прибавил он. - Они наблюдают за ходом эксперимента так же, как и я. Но их души, созданные специально под этот полёт..." - тут Пульс окончательно пригорюнился и умолк.
   "Отлично, а я кто - душа или Сущее, как ты там сказал?" - внесла провокационный вопрос Жанна, усиленно шевеля мозгами. Пульс слегка оживился.
   "Ты - душа, которая практически полностью восстановила связь со своим Высшим Я, - обрадовал он её. - Ты способна выходить на уровень коллективного сознания расы, а через него - на планетарный и космический уровень. Ты даже говорила с самой Бетельгейзе", - уважительно добавил он.
   "Да?" - Жанна наморщила лоб.
   "Небесная мать", - напомнил Пульс.
   "Ты слышал?.." - удивилась Жанна.
   "Конечно. Я же говорю: я всё записываю. Для меня нет ничего недоступного. Твой прорыв уникален. Мы гордимся тобой".
   "Кто это мы?"
   "Ну, остальные участники экспедиции".
   "Погоди-ка... Разве на нашем языке эта звезда тоже называется "Бетельгейзе"?.."
   "Космический путеводитель - единый для всех, - снисходительно отвлёкся на постороннюю тему Пульс. - Иначе география увязла бы в местных диалектах. Поверь, слово "Земля" тоже не земляне придумали..."
   "Но она назвалась Реей", - вспомнила Жанна.
   "Правильно, - терпеливо пояснил Пульс. - У каждой души есть своё, личное имя. Познакомиться с планетой или звездой - великая честь. А путеводитель - стандартный".
   "О'кей, вернёмся к основной теме, - запуталась Жанна. - Мы говорили о других участниках... А как у них с прорывами?"
   Пульс снова вздохнул.
   "Глухо, - признался он. - В настоящий момент мы валим эксперимент вчистую... Почти все души ушли в перерождение и так раздробились, что стали хуже местных... По счастью, коллективное сознание человечества пока поддерживает это противостояние "людей" и "вампиров"... Ты говорила с Эрнауэре..."
   "Какой-то неорганический маньяк, - при воспоминании о кровожадном камне Жанна вздрогнула, - даже не думала, что такие бывают..."
   "Он состоит из магмы, Жанна, - примирительно пояснил Пульс. - В его родном мире практически невозможно умереть - ни естественно, ни насильственно. Травма, особенно смертельная, считается там пикантным удовольствием. Если кому-то удаётся причинить себе или другому вред - такой удаче завидуют".
   "О, боже, - Жанна закатила глаза, - нам бы его проблемы".
   "Поверь, он то же самое думает о нас, - рассмеялся Пульс. - Короче говоря, он всячески приветствует конфликты, войны и, по возможности, смерть, сопряжённую с нанесением разнообразных травм. Но вот для кэлюме это совершенно неподходящий опыт... Сознание расы распадается с такой катастрофической скоростью, что, боюсь, через некоторое время потерявшиеся души даже не смогут удержаться на Земле: их разнесёт по всей Солнечной системе, и как потом собирать - непонятно. Впрочем, мы пока пытаемся этого избежать. Но как восстановить в душах память об их истинной природе, как снова поднять их к звёздам?.."
   "Постой, но ведь для того, чтобы подняться к звёздам, мы должны починить тебя", - возразила Жанна.
   "Видишь ли, тут вот какая штука... - Пульс немного замялся. - Я - лично я, альрома Чалэ - могу улететь с этой планеты в любой момент. Не развоплотиться - это и так понятно - а именно улететь, по воздуху. Авария была инсценирована мной по договору с Высшими Я экипажа, Сущими, которые сами приняли решение исследовать планету в таком вот экстремальном режиме. Понимаешь, на каком-то определённом уровне это - игра. Которая на некотором другом уровне игрой быть перестаёт..." - Пульс примолк, встревоженный молчанием Жанны.
   "То есть ты что, хочешь сказать, что никакой аварии не было? - с усилием включилась в обсуждение новостей Жанна. - И мы, все мы, можем улететь отсюда в любой момент?"
   Пульс виновато вздохнул.
   "В том-то и дело, что нет. Я же сказал: я - могу. В данный момент ты - тоже можешь. В самые первые века, во времена изначальных, улететь могли все, но я сделал вид, что это невозможно. Они должны были раствориться среди людей, это было условие игры, понимаешь? Ожидалось, конечно, что их сознание нарушится, но на то я здесь и присутствую, на то и веду запись. Мы - то есть я и Сущие - планировали, что некоторое время спустя я вмешаюсь и начну давать информацию, пробуждать воспоминания, в общем - возвращать к свету. И все мы, с новыми силами, со знаниями об этом необычном, недоступном ранее мире покинем эту планету".
   "Но?" - подсказала Жанна голосом, который помимо её воли получился недовольным.
   "В принципе, похожий вариант и сейчас возможен, - мягко ушёл от прямого ответа Пульс. - То есть сейчас, глядя на тебя, я начинаю думать, что он возможен, - признался он, - потому что ты делаешь именно то, чем, по плану, должны были заниматься изначальные... Никто не ожидал, что связь с Высшим Я нарушится вплоть до полной потери памяти, до расщепления душ, до смерти и перерождений. Но в какой-то момент просто лавина какая-то пошла, души посыпались, как карточные домики, и буквально в несколько десятилетий, вскоре после смерти твоей матери, связь с истинной реальностью оборвалась практически у всех, причём очень грубо. Ты видела Креона, вот яркий пример: эта душа покончила с собой, после чего впала в прострацию на века. Сущему с трудом удалось вернуть в земной мир лишь небольшую часть души, ту самую, что сейчас караулит мой физический корпус, а основная часть зависла на орбите в полном бездействии. Остальные - не лучше. Большинство перерождаются, но... ты сама их видела".
   "А мой отец? - вдруг вспомнила Жанна. - Он - последний изначальный. Значит, он может улететь с тобой?"
   "Может, - поколебавшись, сдержанно признал Пульс. - Но его отбытие станет приговором для всех остальных".
   "Почему?" - изумилась Жанна.
   "Сорвахр - последний, кто несёт в себе полный, изначальный геном расы кэлюме на Земле. Из-за этого его сознание работает с ужасными искажениями, но для распадающихся душ, для Сущих, для меня, именно Сорвахр - лучший и, возможно, единственный шанс, что ход эксперимента ещё удастся исправить. Угаснет эта, последняя память - и, скорее всего, начнётся необратимое переваривание расы земным миром, растворение кэлюме среди людей - вплоть до полного слияния. Ты знаешь по себе, насколько быстро идёт мутация. Посмотри, как выглядишь ты, рождённая от изначальных, и как выглядят остальные - внешне их уже не отличить от людей, ну, правда, они чуток посимпатичнее. Ты ещё помнишь времена, когда в Чейте было полно техники, - где она сейчас? Ты сама порой пишешь при свечах гусиным пером! Срок жизни кэлюме сокращается, сознание деградирует, каждое новое поколение ближе к людям, чем предыдущее. В таких условиях Сорвахр несёт на себе колоссальную нагрузку. То, что для других кэлюме уже стало "нормально", для него по-прежнему ужасно, ты не можешь представить себе, насколько, ведь он-то помнит совсем другую жизнь. Странно, что так получилось... Понимаешь, когда составляли план - я имею в виду Сущих - предполагалось, что он вообще ничего не будет делать, Сорвахра брали как наблюдателя. Его имя на альде означает "око будущего мира", он был провидцем на Бетельгейзе. Никто не рассчитывал, что придётся забивать скрипкой гвозди... Но, как теперь уже - задним числом - приходится констатировать, видимо, именно его сильная связь с духовным миром Ауры и стала причиной, по которой он - единственный, кто ещё помнит о своей истинной природе.
   Как это ни прискорбно и вместе с тем ни удивительно, он сохраняет память отнюдь не из каких-то высших побуждений типа спасения расы, в которое - в своём нынешнем состоянии - ни на секунду не верит. Просто земной мир остался для него чужим. Абсолютно неприемлемым, невыносимым. Он бы давно выбрал смерть, как это сделали - в той или иной форме - другие изначальные, но утрата памяти для него хуже, чем жизнь в отчаянии, без малейшей надежды. Его интуиция провидца подсказывает ему истинное положение вещей. Он догадывается, что его нынешние сородичи - это и есть бывшие изначальные, что смерь - не выход. Субъективно он чувствует себя в вечной ловушке, в кошмарном сне, от которого не будет избавления никогда. Духовная вселенная представляется ему одним сплошным предательством, обманом. Поэтому он - на непосвящённый взгляд - ведёт себя несколько неадекватно", - дипломатично намекнул Пульс.
   "Да уж", - вздохнула Жанна. Она вспомнила, что нередко ловила себя на самом настоящем отвращении к отцу; он отличался таким бессмысленным изуверством, что его просто невозможно было не обвинять. Теперь ситуация рисовалась Жанне в несколько непривычном свете.
   "Всё, что он делает, происходит по договору с коллективным сознанием кэлюме и людей, а также Реей, - сочувственно, но твёрдо продолжил Пульс неприятную для Жанны тему. - Именно в этом состоит уникальность его миссии. Никакого прямого контакта с Высшим Я у него, конечно, давно нет. Но остался - это как раз и есть самое поразительное - неосознанный, интуитивный. Даже когда его поступки не соответствуют никакой видимой целесообразности, на самом деле он действует в гармонии с высшим планом развития расы и всей планеты, хотя сам этого не знает. Он - единственный из всех кэлюме - никогда, ни на кого не нападает без причины, без глубинной на то необходимости, продиктованной не его личными предпочтениями, а запросом той, другой души. Поскольку он сохранил изначальную память всей расы, он интуитивно понимает программу и задачи всех кэлюме, хотя они сами об этом забыли - вот в чём ценность его пребывания на Земле, как бы неприглядно это ни выглядело со стороны. Специально он, конечно, об этом не думает, по крайней мере в бодрствующем сознании. Но, Жанна, твои способности к сновидению - дар тебе от этой души, - Пульс улыбнулся впервые с тех пор, как заговорил о Сорвахре. - Тебя создавали специально под эту миссию, хотя, признаться, никто особо не верил, что удачно получится... Это была идея Аллат - родить кого-нибудь, кто нёс бы в себе и земное, и звёздное сознание, и, помню, - Пульс снова улыбнулся, - по тем временам это сочли чуть ли не кощунством..."
   "Я им покажу кощунство! - возмутилась Жанна. - Кэлюме недоделанные".
   Пульс рассмеялся.
   "Да, ты молодец, - признал он. - Ну так вот, насчёт отбытия с планеты... Пока к уровню развития, который позволил бы вернуться ко мне на борт и выйти в космос, подошла только ты. Ты объединила в себе память о земной жизни и высшее знание, ты даже разговаривала с самой Аурой отсюда, с Земли, - и всё же вернулась, за что я тебе премного благодарен, потому что в тот момент у тебя действительно была возможность покинуть эту планету навсегда и забыть всё, что здесь происходило... Однако сейчас вопрос состоит в том, сможет ли кто-нибудь из перерождённых повторить твой подвиг?.. Эту тему нужно отдельно обсуждать с душами расы и составлять под такое дело новый план".
   "То есть нам нужно подняться к этим самым Сущим?"
   "Да..."
   "Как-то ты не очень уверенно говоришь".
   "Если хочешь, можешь остаться здесь. Я сам встречусь с ними и потом передам тебе решение..."
   "Почему это? Если я поднялась до Ауры один раз, то и второй поднимусь".
   Пульс вздохнул.
   "Я боюсь, тебе будет трудно не подняться, я спуститься потом обратно, - признался он. - Подумай, ты встретишь там тех, кого знала с детства. Тех, о ком сохранила только неясное, но светлое воспоминание... Ты встретишь своих родителей, и они будут не теми чёрствыми эгоистами, какими ты знала их при жизни, а совершенными, бесконечно любящими существами. Я легко пойму, если ты не захочешь возвращаться ко всей этой грязи..."
   "Другими словами, ты опасаешься, что я тебя тут брошу? И не только тебя, но и всех, о ком ты там говорил: родителей, изначальных и так далее. Вернее, их души?"
   Пульс поколебался.
   "Жанна, для таких случаев существует одна хитрость, - осторожно предложил он. - Ты должна поклясться, что вернёшься в земной мир. Дело не в том, что я тебе не доверяю, твою свободную волю всё равно ничто не ограничит, просто обещание станет чем-то вроде маяка, и тебе будет проще переключиться. Ещё: будь готова к тому, что сфера Высшего Я - очень высокая. У тебя сохранится только самое схематичное воспоминание о ней".
   "Клянусь, что вернусь на Землю", - скучающим тоном подытожила Жанна его кудахтанье. Пульс снова вздохнул, на этот раз немного укоризненно и немного довольно.
   "Ты неисправима, - констатировал он, после чего встрепенулся. - Ну что ж, приступим".
   
   
   7.
   Кэлюме (бурная радость).
   Ио (слегка обалдев):
   - Привет.
   Кэлюме (бурная радость):
   - Жанна, ты молодец! Мы за тобой наблюдаем!
   Ио:
   - Ага. Спасибки.
   (Пауза).
   Ио (неуверенно):
   - Ну, чего будем делать?
   Латану (деловито):
   - Ладно, давай я тебе сразу объясню, как устроен мир. Тем более что первый, кого ты видела в общерасовом геноме, был я.
   Ио (с сомнением):
   - Разве?
   Латану:
   -Да, но об этом позже. Сначала о геноме. Ты знаешь, что это такое?
   Ио (честно):
   - Нет.
   Латану:
   - И не надо. Важно, что память - это, на определённом уровне, и есть реальность. Так вот эта память-реальность и работает как геном. Понятно излагаю?
   Ио (поразмыслив):
   - Не понимаю, как это можно операционализировать.
   Латану (ласково):
   - Операционализировать - это как раз и есть самое сложное. Дело в том, что геном характеризуется бесконечной мерностью. В нём можно жить и умереть сколько угодно раз. Вот после того, как у тебя это получилось, считай, что операционализация состоялась.
   Ио (подозрительно):
   - А у вас с этим как?
   Латану (снисходительно):
   - Нормально. Давай поясню на примерах.
   Ио (с облегчением):
   - Хотелось бы.
   Латану:
   - Возьмём твои эксперименты. Тебе случалось проживать эпизоды чужих жизней.
   Ио (сосредоточенно):
   - Было дело.
   Латану:
   - Это уровень генома расы. На самом деле, довольно поверхностные слои - так называемые перерождённые души. Хотя тебе приходилось встречать и более глубокие потоки - где всё виделось таким расплывчатым, сияющим?
   Ио:
   - Да, мне всегда казалось, что это что-то особенно близкое...
   Латану:
   - Это память изначальных, ещё не фрагментированных душ. Отсюда ощущение цельности и полноты бытия, которое возникает на этом уровне.
   Ио (грустно):
   - Понятно.
   Латану (мягко):
   - Целостность душ можно будет восстановить. Далее... Ты видела духовную реальность других рас, Великих Спрутов, например. Да и людей... Это чужой геном. Потом, существует ещё уровень планет и светил... всё это, в каком-то смысле, заключено одно в другом, похоже на матрёшку. К примеру, Великий Спрут - это коллективное сознание головоногих, а Океан - это уже планетарный уровень, хотя они отчасти одно и то же, - примерно понятно?
   Ио:
   - Смутно...
   Латану (со вздохом):
   - С практической точки зрения, ключевая особенность генома состоит в том, что часть его - вполне определённа, а часть при этом - уходит в бесконечность. Это как точка, которая с виду - проще некуда, а на самом деле - пустота. Представь, вот рисунок, состоящий из множества точек, и он выглядит, как некая сплошная, вполне осмысленная, красочная картина, как нечто единое. Это и есть ткань реальности. Картина мира. А теперь представь, что каждая из этих точек, в другом измерении, живёт своей невидимой, отдельной жизнью. И если развернуть все скрытые уровни, то вместо маленькой картины у нас получится большой взрыв. Это и есть геном всего сущего. Память, вполне определённая, но уходящая в бесконечность.
   Ио (осторожно):
   - И?..
   Латану (пожав плечами):
   - И это означает, что с уровня истинной реальности можно сделать всё, что угодно.
   Ио (уважительно):
   - Солидно звучит. Но?..
   Латану (со вздохом):
   - Но этот уровень трудно запомнить.
   
   
   1.
   Павел сидел в подземелье, то бездумно заглядывая в дуло пистолета, то шаря мыслями по окрестностям. Если сейчас кто-то появится - что он скажет? А не было ли ошибкой с самого начала привести к Пульсу неизвестно кого, неизвестно зачем? - вдруг обомлел он. До него только сейчас начало доходить, что всё произошло словно в каком-то наваждении. Что он видел?.. И почему? Неужели правда, что он и есть изначальный, какое-то неземное существо, которое дожидалось на орбите неизвестно чего, потому что...
   
   
   3.
   ...убил Аллат. А где сейчас остальные изначальные? Неужели Пульс ещё можно поднять?.. Что вообще происходит? Он припомнил свои - то есть своей подсобной души - наблюдения за поверхностью земли... Господи, прошло, наверное, уже несколько веков. Да, "вампиры" всё те же... Пульс закрыт, отгорожен намертво. Что же он, просидел всё это время в подземелье, без всякой связи с...
   
   
   1.
   ...Наверху промелькнула исполинская тень - вдалеке, на краю восприятия, но Креон сначала инстинктивно отшатнулся, потом машинально убрал свои мысли с поверхности, и только потом, преодолев дрожь ужаса и тщательно, глубоко запрятанной вины, задумался. Он узнал этот жуткий образ, хотя, казалось, узнать было невозможно. Значит, Сорвахр ещё жив. А больше никого?.. Лучше не рисковать с розысками без Жанны. Она вернётся и расскажет... Кстати, что она задумала? Креон поудобнее перехватил пистолет, проверил - всё правильно, серебряные пули... Его задача - взять под контроль подземелье, и никто сюда не пройдёт прежде, чем Жанна завершит встречу с Пульсом. Как изначальный, он напугает апатичных и безынициативных стражей одним своим видом, если появится в естественной форме... Креон почувствовал, словно куда-то поднимается, и рассеянно взглянул на свободную руку - очертания тела менялись, растекались, тонули в широких синих и серебряных лучах, потолок пещеры, который прежде терялся где-то в высоте, сейчас казался низким, а темнота, где только что отчётливо виднелся каждый камешек, закачалась и загудела. Креон вспомнил о пистолете, осторожно засунул его в какую-то щель и тут же о нём забыл. Ему стали слышны голоса: Жанны и ещё чьи-то.
   
   
   7.
   Латану:
   - Чалэ уже сказал тебе, что прямая связь с Высшим Я прервалась почти у всех, то есть наши души отделены от нас, от своих, так сказать, создателей. Ситуация прискорбная, но мы пытаемся извлечь из неё пользу. В частности, мы изучаем различные, условно говоря, жизненные сценарии, энергетические возможности перерождённых душ, потому что никогда не знаешь, что пригодится. Дискретность пространства-времени и всё такое... Ты сама, наверное, знаешь, что твоё рождение не приветствовалось.
   Ио:
   - Ну?..
   Латану:
   - Ну и чудим, кто во что горазд. Я, например, - "проклятие Варна".
   Ио:
   - В смысле?
   Латану:
   - Хочешь детективчик? Проследи за историей моих трагических жизней и безвременных кончин. Мои души рождались в одной и той же семье, из поколение в поколение. Все они были пробуждёнными. По достижении некоего достаточно зрелого возраста один мужчина и одна женщина в роду, независимо друг от друга, превращались в кэлюме. У бедолаг это стало известно как "проклятие рода Варна". У меня тут целое генеалогическое древо моего "проклятия" с ветвями, уходящими в самые разные отсеки памяти уважаемой планеты Земля. Некоторые истории дотянулись до эпохи, когда материки оказались полностью покрыты льдом, а люди переселились на искусственный спутник - Вторую Луну... Представляешь, какую сенсацию произвело появление вампира среди немногочисленных выживших на космической станции! Знатная паника поднялась. Хотя мы, Сущие, стараемся избегать крайностей, а то недолго и вообще с планеты вылететь... Обычно мы держимся самых густонаселённых уровней реальности и работаем, по возможности, в рамках своей расы, мы ведь всё-таки в гостях. Убиваем преимущественно альтернативные версии самих себя, хотя всякое, конечно, случается, но у нас есть договорённость с коллективным сознанием человечества.
   Ио:
   - С Эрнауэре?
   Латану:
   - Да. Кстати, твой головоногий друг, пользуясь случаем, передаёт привет. Он сидит сейчас в Океане и глубоко недоволен тем, что ты куда-то смылась, а ведь обещала посидеть и посплетничать.
   Ио (виновато):
   - Передайте Ло, что я ещё обязательно к нему сплаваю.
   Латану:
   - О'кей... В общем, если мне не изменяет память, тебе встречались кое-какие мои души. Сейчас, тут где-то у Чалэ были записи...
   Ио (радостно):
   - А! Малахольный наркоман и гламурное кисо!
   Латану (обиженно):
   - Всё как у людей...
   Ио (неуверенно):
   - Кстати, они, по-моему, и были людьми.
   Латану (наставительно):
   - Правильно, они ещё не прошли перерождение. Их предки - ты видела родителей в их воспоминаниях - это были муж и жена, пробуждённые кэлюме... Женщина, к сожалению, повредилась умом: это она опрокинула на себя керосиновую лампу. Её мужа застрелили охотники, а детей - брата и сестру близнецов - раздали в разные семьи... Ты видела их уже по отдельности. Они не общаются, а брат к тому же страдает частичной потерей памяти, он забыл детство... Короче, пока не знаю, как дальше пойдёт. Звёзд с неба мои души не хватают, но они не для того и нужны. Фокус в другом: я открыл механизм перераспределения информации между душами! Допустим, если какая-то из моих душ - к примеру, вот эта Лили - знает светский этикет, это знание на интуитивном уровне присутствует и у всех остальных! И если мы, допустим, сейчас вынем Тео - это её брат - из притона и приведём на приём к английской королеве, он в одну минуту разберётся, какой бокал или какую вилку брать!
   Ио (уважительно):
   - Хм...
   Латану (торжествующе):
   - Вот именно! Подсознательная база опыта и знаний - общая для всех душ Высшего Я. Более того: сейчас мы работаем над базой, общей для всех Сущих - участников экспедиции на Землю. В принципе, мы и сейчас делимся информацией, можно просмотреть любую из прожитых кем-то из нас жизней, но планируется практически мгновенная передача нужных решений в нужную точку - ты понимаешь, чтобы души не топтались на одних и тех же граблях по нескольку раз... Тогда вся раса сможет действовать, как единое целое!
   Ио (растерянно):
   - Неплохо...
   Латану (непринуждённо):
   - Ещё бы! Думаешь, почему твоя Эва запросто ведёт политику двора? У неё в фоновом режиме один король Польши, три короля Трансильвании, по очереди свергнувшие друг друга, несколько Габсбургов в разных поколениях и турецкий военачальник!
   Ио:
   - Эва?..
   Латану:
   - О, боже!.. Ну, Мария Надашди.
   Ио (потрясённо):
   - Марика! И ты здесь?..
   Эва (скромно):
   - Да, это я...
   Ио и Эва (бурная радость).
   Латану:
   - В общем, это был пример. Я сейчас занимаюсь исследованием пробуждённого сознания, есть и другие варианты... Но в целом перерождённые души ограничивает принцип перераспределения энергии: условно говоря, приходится негативные свойства сбрасывать по одним направлениям, а позитивные взращивать по другим. Равновесия в замкнутой системе. Выглядит это как чудовищная несправедливость: среди моря, условно говоря, посредственностей, а то и полных отморозков, без видимой причины вдруг возникает проблеск, что называется - алмаз в мусорной куче. На самом деле всё это - единая духовная система, порой даже один и тот же Сущий: и жертвы, и палачи, и быдло, и стукачи, и борцы за добро и правду, - короче, вся вапмука. Что там моя фамильная эпопея, у нас некоторые умудряются целые деревни самих себя сжигать армиями самих себя. Сколько народу у нас в борьбе против самих себя за свободу от самих себя безжалостно осуждено на казнь самими собой!.. Мы иногда забываем, кем уже были, а кем ещё нет - по счастью, всё записывается, но, честно говоря, всё чаще возникает ощущение, что где-то я это кино уже видел. Ты, насколько я понял, знакома с Эрнауэре, так вот, именно у него мы и позаимствовали метод, который, насколько я понимаю, он в свою очередь позаимствовал у животного царства Земли. На Бетельгейзе так не принято, ни о каких "противоречиях" и тем более "насилии" там не слыхали...
   Множественность душ позволяет нам получить разнообразный опыт, собрать данные о планете - правда, сейчас пока непонятно, что мы с этими данными будем делать. Как интегрироваться обратно - вот в чём вопрос?.. Эрнауэре хорошо - он строит своё царство света в одном отдельно взятом подвиде обезьян, а мы гоняем собственные фрагментированные души - понимаешь, чем мы рискуем?..
   Ио (осторожно):
   - И какие перспективы?
   Латану (со вздохом):
   - Да безрадостные... В настоящий момент - Чалэ, кажется, уже упоминал - осталась только одна душа, способная послужить эталоном многомерного сознания, она в практически нерабочем состоянии, но цела - это Сорвахр. Если не появится других вариантов, то... вырисовывается ситуация, при которой эту душу придётся разобрать на составные элементы чисто технически. Пульс обратится к Рее, и с нарушением так называемых законов природы физического мира произойдёт следующее: душа будет извлечена из тела и передана другим кэлюме, которые к тому моменту образуют вокруг Пульса нечто вроде научной лаборатории, но действующей вивисекторскими методами, в том числе и в духовной сфере. Используя структуру захваченной души, кэлюме сумеют интегрироваться за её счёт. Но такой метод нежелателен. Потому что, восстановив чистое сознание технически, в ходе эксперимента, смысл которого сами не будут до конца понимать, - ими будет руководить Пульс - они поймут, что натворили, но исправить ничего будет нельзя.
   Ио:
   - А куда денется извлечённая, как ты сказал, душа?..
   Латану:
   - Теоретически, её можно попытаться спасти... но практически - уже сейчас понятно, что травма будет слишком сильной. Если бы речь шла о каком-то здоровом, полностью осознающем ситуацию кэлюме - таком, как обитатели Бетельгейзе в своей естественной среде - можно было бы произвести операцию на добровольных началах и потом восстановить душу, послужившую донором, - нормальный кэлюме справился бы даже с такой нагрузкой, но не Сорвахр и не на Земле. У него и так повреждены почти все связи в организме. Он не переживёт. Не то что физически не переживёт - это и так понятно, но его сознание будет разорвано в клочья. Это событие войдёт в легенды. В том виде, что его как бы заживо растерзали ангелы возмездия.
   Ио (мрачно):
   - Легендарная жизнь - легендарная смерть... Слушай, а сам-то он - я имею в виду его душу - знает о такой перспективе?
   Латану:
   - Естественно, всё это будет возможно только с его согласия. Другой вопрос, что если вариантов не останется, ему придётся согласиться, так как не болтаться же нам, и ему в том числе, на этой планете вечно.
   Ио:
   - То есть он знает?..
   Латану:
   - Ну конечно. Ты что думаешь, он нас сейчас не слышит?
   Ио:
   - А он слышит?..
   Латану:
   - Разумеется.
   Ио:
   - А почему молчит?..
   Латану:
   - Не знаю... Сорвахр, ты почему молчишь?
   Сорвахр (неприязненно):
   - А что сказать? Что вы все - идиоты и скоты, попусту теряющие время, пока я жилы рву?
   Ио (оживлённо):
   - О, узнаю папу... Привет, па! Рада тебя слышать.
   Сорвахр (вяло):
   - Взаимообратно...
   Ио (осторожно):
   - А маму можно позвать к телефону?
   Аллат (радостно):
   - Ах, Жанусик, ну конечно, я тебя отлично слышу и вижу!.. Ты у нас умничка! Вот только одеваешься что-то совсем не модно! Ты бы хоть кружавчиков добавила!..
   Сорвахр (хихикает).
   Латану (вздыхает).
   Ио (озадаченно):
   - Да, я вижу, не у всех всё так плохо, как кажется...
   Аллат (светски):
   - Ну конечно, Жанусик! Я вообще не вижу никакой трагедии в том, чтобы умереть! Ну, умер и умер, с кем не бывает! Правда, Хору, лапушка?..
   Сорвахр (неуверенно):
   - Да, может быть и так...
   Аллат (бойко):
   - Жанусик, я уверена, ты что-нибудь придумаешь!.. Но, главное: сделай уже себе какую-нибудь причёску!
   Ио (слегка обалдев):
   - Ага... Непременно. А ещё есть какие-нибудь варианты?.. То есть, я имею в виду, не насчёт моей причёски, а в плане пробуждения, так сказать... воссоединения... всеобщего обращения к свету?
   Чалэ (деловито):
   - Именно это мы и хотели бы обсудить с тобой. Понимаешь, варианты всегда есть, вот только желающих реализовать их не найдёшь. Что называется: подавать надежды проще, чем их оправдывать. Я упомянул об этом с самого начала. Я - альрома - способен находиться на всех уровнях реальности одновременно. Я знал всё, что ты услышала сегодня, ещё до того, как мы все вообще попали на Землю. А толку? Вести запись - совсем не то же самое, что действовать, творить... Если бы хоть один кэлюме мог постичь то, что доступно альрома... ну, в общем - мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Короче: всё зависит от тебя, Ио! Реальность перерождённых душ сейчас - как та законченная, монолитная картина, о которой говорил Латану. Души не видят выхода. Твоя задача - раскрыть эти точки реальности, разомкнуть их. Тогда из бесконечности вселенной придут и силы, и знания. Лично ты способна подняться очень высоко. Если кэлюме, которые живут сейчас на Земле, смогут хоть на мгновение возвыситься до твоего уровня, - все спасутся.
   
   
   1.
   Жанна, увидев Креона, замахала руками.
   - О, боже, соберись, соберись обратно в кучу!.. Незачем пугать сограждан.
   Креон, помявшись от неожиданности, попытался вернуться в человекообразную форму. Жанна уже плыла к выходу. Креон поспешил за ней, на ходу втягивая непослушные разливающиеся лучи.
   - Пистолет забери, - бросила Жанна через плечо. - Высокая духовность - это святое, но пуля в башку как последний аргумент тоже хорошо действует.
   Креон вздохнул, подумав про себя, что в Ио всё-таки отчётливо чувствуется смешанное происхождение, но спорить не стал.
   - Какое оно у меня смешанное? - не оборачиваясь, насмешливо возразила на его мысль Жанна. - Мои родители - изначальные.
   - Я имел в виду влияние Реи, - вздохнул Креон вслух.
   - Так ты слышал? - если Жанна была удивлена или довольна, то её бесцветный голос не отразил этих чувств.
   - Да...
   - Верно, здесь клювом щёлкать не приходится... И это отличный повод действовать быстро и эффективно, а не болтаться веками на орбите...
   - Да что ты меня, через слово теперь будешь этим попрекать? - обиделся Креон и, поколебавшись, сунул пистолет за пояс.
   
   
   1.
   - Решено провести смотр сил. Мониторинг, - бойко заявила Жанна, отбывая из убежища стражей в неизвестном направлении. Из её дальнейших распоряжений Креон понял, что она, по-видимому, намерена привезти на следующий контакт с Пульсом какую-то свою подругу, а возможно, и "ещё кое-кого". Креон должен был оставаться в подземном храме под видом Павла - своей "текущей земной души" - и проследить за тем, "чтоб к нашему приезду всё было в порядке", а "в случае чего" советоваться с Пульсом. Слегка оглушённый впечатлениями, Креон засел размышлять.
   Он помнил теперь, что по договору Сущих с Чалэ именно ему предназначалась руководящая роль, во всяком случае, он должен был сформировать своего рода ось самосознания расы на Земле, оставаться рядом с Пульсом и, когда придёт время, собрать на корабле остальных, обеспечить единство изначальных. На Бетельгейзе он руководил огромной сетью храмов, его имя на альде означало "твёрдый в вере". Креон привык быть духовным правителем и вождём, и ему казалось, ничто не сможет поколебать его веру и нравственные убеждения. Парадоксальным образом, он выполнял сценарий и сейчас, но... складывалось всё совершенно по-другому!..
   Сначала многое шло, как и было задумано, падение Пульса не слишком напугало или шокировало его. Но вот к чему он оказался не готов - это к реакции остальных, к тому, что далеко не все предпочтут жить в смирении и духе так, словно ничего не случилось и они на Бетельгейзе. Ужас Сорвахра перед этой землёй, гнев, в который он впал, когда корабль, вопреки его просьбе, отказался повернуть назад... всё это было настолько нетипично для кэлюме, которые жили на Бетельгейзе в глубокой гармонии, без тени тревог... что показалось Креону чем-то абсурдным, даже постыдным. Он попросту не обращал на Сорвахра внимание, а теперь получается, что именно провидец - последний изначальный, благодаря которому кое-как перебивающиеся души кэлюме ещё сохранили надежду...
   Остальные изначальные вели себя немногим лучше. Кто-то впал в уныние, кто-то часами предавался бесплодным сожалениям и вспоминал Бетельгейзе. Но особенно возмутительным Креону казалось легкомысленное любопытство Аллат. Она как будто в минуту забыла, кто она и откуда. Пить кровь? Что ж, это весело и даже интересно! Давненько я ничего не пила! - И потом убийства, как лавина...
   Наверное, если бы не Аллат, они никогда не достигли главной, хоть и тайной цели "запланированного падения" - ведь Чалэ хотелось узнать земную жизнь... И вначале, не зная никакой другой жизни, кроме вечной, они поддержали его... Но как теперь выбраться из этой ямы?.. Стоит ли какая-то там "память" таких жертв? Зачем вообще нужна такая память? На кой ляд нужен опыт ныряния в дерьмо?..
   Признаться, сородичи его чудовищно разочаровали. Наверное, поэтому он и покончил с собой, а не от чувства вины. Его скорее поразило, что кто-то может дойти до такого состояния, когда его хочется убить. Нужно убить. Когда нет другого выхода. Ему не хотелось жить рядом с теми, кого можно захотеть убить.
   На каких таких "уровнях реальности" можно спастись от самого себя?.. Зачем преодолевать в себе это отвращение, эту горечь - абсолютно справедливые!..
   "Стоит, - возразила какая-то часть его души почему-то голосом Аллат. - Потому что всё зло уйдёт, исчезнет в небытии. А всё прекрасное, что мы сотворим, будет жить вечно".
   Креон не был уверен в правильности такой позиции, но от этого голоса ему стало легче.
   
   
   1.
   Креон ожидал от соседей-стражей определённого, пусть неосознанного, противодействия: заметят же они рано или поздно, что он изменился, да и к повторному визиту Жанны следовало, вероятно, провести какую-никакую "идеологическую подготовку" - правда, не совсем понятно, в чём она должна заключаться: обещать всем царствие небесное? призывать задуматься о своей жизни? пропагандировать погружение в скрытую реальность? - но обитатели подземного храма, казалось, сами слегка изменились. Вероятно, тайная активность Пульса не прошла даром: общество, в последние десятилетия совсем сонное, незаметно оживилось. Стражи без видимой причины вспомнили, что такое беседы и споры, совместные прогулки под самоцветными сводами храмов и работа в архиве, вспомнили даже, что "вампиры" с поверхности земли - вообще-то их родственники. Возобновились дискуссии на тему "что делать?" (раньше все соглашались на том, что для счастья вполне достаточно не делать ничего). Креон со дня на день ждал возвращения Жанны - однако никто так и не объявился.
   Поначалу Креон был этому даже рад: он по-прежнему считал, что в бездействии, как ни крути, есть свои несомненные плюсы. Потом он счёл, что подземное общество уже вполне достаточно мобилизовалось, чтобы воспринять новые веяния, откуда бы те ни поступили. Наконец, мелькнула мысль спросить о Жанне у Пульса, но Креон во время "откровения высших миров", помимо собственной прошлой (настоящей? параллельной?) жизни на Бетельгейзе вспомнил и ещё кое-что: альрома были невероятно хитры и замкнуты. Именно поэтому расе кэлюме, обитавшей бок о бок с альрома на протяжении тысячелетий, так и не удалось толком узнать о мистических цветах ничего кроме того, что они готовы служить в качестве транспортного средства.
   Таким образом, оставалось только ждать событий, и Пульс, вероятно, сам того не желая, полностью подтвердил мнение Креона об альрома: он ни с того ни с сего вдруг распустился.
   Такого не бывало со времён изначальных; во всяком случае, для стражей неожиданное преображение "топливного бака" оказалось самым ярким событием текущей жизни, в которую тут же, впрочем, хлынули прошлые, соседние, высшие и новые; картина мира рассыпалась на множество фрагментов, чтобы сложиться вновь, обрести немыслимый доселе объём и окраситься в устрашающий, но волнующий цвет. В одно незаметное мгновение, когда обитатели подземного храма рассеянно сидели мыслями среди далёких снов, а "вампиры" наверху вообще ни о чём не думали, цветок памяти раскрылся - и все души захватила багряная симфония крови, боли и страха, и страсти к жизни, и света.
   
   
   7.
   Ио (мрачно):
   - По-моему, итоги проверки неутешительные. Пробные прогоны действующих на данный момент душ показали, что интегрироваться со своим Высшим Я смогли только двое: Эва и Креон.
   (заглядывая в записи Пульса)
   При определённых усилиях смогут, полностью или почти полностью, собраться ещё несколько душ... трое - из числа стражей и четверо - из числа новых Сущих, рождённых уже на Земле... это не считая меня.
   Чалэ (деликатно):
   - Таким образом, новые души спасутся все.
   Ио (рассеянно):
   - А толку? Наша задача - поднять изначальных, то есть полноценно завершить эксперимент...
   Чалэ (со вздохом):
   - Сейчас приходится признать, что для этого просто не хватает производственных мощностей.
   Ио (строго):
   - Варианты?
   Чалэ (виновато):
   - Либо продолжать запрашивать новые души с Бетельгейзе. Пока они не перевесят тех, кто завяз. Но такой путь, признаться, чреват недоразумениями с Реей. До каких пределов придётся расползтись вампирской популяции?.. Планета ведь не резиновая. Удельный вес наших душ должен оставаться в разумных пределах.
   Ио:
   - Другие варианты?
   Чалэ (более уверенно):
   - Можно попробовать уравновесить ситуацию из другой ветки реальности.
   Ио (с любопытством):
   - Это как?
   Чалэ (с готовностью):
   - Сначала отыграть как получится. А потом вернуться и переиграть.
   Ио (задумчиво):
   - Это возможно?
   Чалэ (скромно):
   - Это такой ход конём. Прошлое и будущее - весьма относительная штука.
   Ио:
   - То есть можно, грубо говоря, умереть, а потом вернуться...
   Чалэ:
   - ...и жить дальше.
   Ио:
   - И что конкретно мы предпримем?
   Эва:
   - Предлагаю, во-первых, немного поработать в подземном храме и поднять на уровень Сущих те души, которые в принципе к этому способны.
   Чалэ:
   - Резонно. Поддерживаю.
   Эва:
   - Получится, скажем так, запас высокой духовности, который лишним не будет. Создадим небольшую общину продвинутых кэлюме. Впоследствии, если с первого раза вознестись не получится, подземный храм можно будет расширить.
   Ио:
   - Согласна.
   Эва:
   - А потом... Я так понимаю, прогнозы по остальным душам совсем глухие?
   Кэлюме:
   - Да. Безнадёжно.
   Эва (пожав плечами):
   - Тогда попытаемся поднять с Земли хотя бы некоторых.
   Чалэ (задумчиво):
   - В принципе, у нас пока чисто технически нет другого выхода... Но тогда остающиеся в земном мире Сущие должны дать согласие на перспективу полного растворения в человеческой расе. Потому что Сорвахра я заберу с собой.
   Ио (удивлённо):
   - Но каким образом он уйдёт? Он же неспособен восстановиться!
   Чалэ (твёрдо):
   - Таково моё решение. Даже если мне придётся улетать вообще пустым, я подниму его с планеты при любых условиях. Даже если сам он, лично, не пробудится ни на секунду. Ему пришлось страдать больше всех. Остальные переродились и, значит, в той или иной мере приняли земной мир, а он - нет. Тем самым Сущие, я считаю, в достаточной степени определились в отношении перспективы покинуть этот мир без какого-либо результата: для Сорвахра важнее - в принципе уйти, для других - нет. Я уже говорил об этом с Реей. Если понадобится, произойдёт нарушение так называемых законов природы. Для непосвящённых всё будет выглядеть так, словно он - хе-хе! - провалился под землю. То-то шума будет!
   (Чалэ на мгновение развеселился, но потом взял себя в руки)
   На самом деле ни в какой ад он, конечно, не попадёт, а просто перейдёт в ядро Земли, где Рея раскроет ему правду об эволюции животного царства, вмешательстве Эрнауэре и прочем - то, что ты уже слышала. Это избавит его от чувства вины, которое, собственно, и держит его в этом мире. И после он просто перейдёт ко мне на борт.
   Ио (неуверенно):
   - А... мама?
   Чалэ (со вздохом):
   - Аллат?.. Тут, к сожалению, ни о каком осознанном пробуждении не может быть и речи... И по совершенно другим, нежели у Сорвахра, причинам... Видишь ли, земная жизнь её полностью устраивала - как, впрочем, и любая другая жизнь в любом другом мире... Но тут, я думаю, возможен вот какой вариант. Я пока не говорил об этом с Аллат, но, думаю, именно она ни в малейшей степени не затруднится покинуть душу, которая держит её на Земле, и отбыть без неё. Если для большинства кэлюме такой выход означает что-то вроде неудачи, признания своего поражения, то Аллат начисто лишена сожалений о чём бы то ни было. Боюсь, Сорвахр, когда узнает, будет больше переживать из-за того, что ей пришлось так поступить, чем она сама. Впрочем, она его быстро утешит...
   (Чалэ улыбнулся)
   Он её очень любит и примет, я думаю, любой, даже если душу придётся полностью поменять.
   Ио (со вздохом):
   - Да, звучит жутковато... А ещё какие-нибудь варианты есть?..
   Чалэ (поколебавшись, решительно):
   - Я предлагаю Сорвахра убить.
   Ио (сбившись):
   - В смысле?
   Чалэ:
   - В реале. Вы с Марией вернётесь в Чейте и разыграете ему красочную, драматичную смерть со всеми спецэффектами, приличествующими феодальной Европе. Что-нибудь такое в шекспировском духе. Заклание безумного тирана на осквернённом вопиющими преступлениями ложе.
   Ио (смущённо):
   - Зачем так пафосно?
   Чалэ (непринуждённо):
   - А всё по тому же закону отрицания отрицания, который он с успехом применяет к окружающим.... Пусть подумает, в процессе предсмертной агонии, действительно ли он хочет умереть. Тут как раз и я подключусь.
   (слегка виновато)
   Этот сценарий - наиболее надёжная гарантия того, что душа не самоуничтожится сразу после распада физической оболочки, и я успею перетянуть его на борт, связав с Высшим Я.
   (помявшись)
   Правда, должен признать, этот сценарий - ещё и самый трудоёмкий, то есть для самого Сорвахра. В его случае гораздо легче просто исчезнуть, чем проходить интеграцию от нынешнего состояния к изначальному. Собственная генетическая память грозит устроить душе натуральный Страшный Суд.
   Ио (рассудительно):
   - В таком случае, основной вопрос: согласен ли сам Сорвахр на этот вариант? Как Высшее Я оценивает готовность души к испытанию?
   Сорвахр (неуверенно):
   - Я согласен попробовать. Убивайте.
   
   
   V. Око будущего мира
   
   
   5.
   Я приехала в аэропорт поздно и, главное, непонятно зачем. Вообще-то я не люблю аэропорты, потому что тут никто ни на кого не обращает внимания. А уж аэропорты на Бетельгейзе - отдельная история. У нашего народа какое-то особое пристрастие к летательным аппаратам - наверное, потому, что наземный транспорт у нас всё время ломается. Не успеваешь провести монорельс, глядь - он уже уплыл, вместе с остальным континентом, на другое небо, а то и вовсе исчез - пространство у нас капризное, короче, аэропорт возле Инфанты - континента, где я родилась - это определённо крик души. Гигантская воронка альрома занимает все небеса, до которых может дотянуться, вот уж поистине - транспортный узел. Даже просто толкаться на прилегающей территории, среди кипящих облаков - сплошной стресс для психики, а уж о том, чтобы зайти внутрь, я и думать не хочу. Не люблю путешествовать. К чему, когда всё под рукой.
   В общем, не знаю, зачем я тогда пришла. Мне всего-то надо было проводить подругу, даже не подругу, так, случайную знакомую, и я частично держалась рядом с ней, а в остальном бессмысленно скиталась от платформы к платформе. У меня было такое ощущение, словно я кого-то ищу. Знаете, так бывает, делаешь что-то, а потом только понимаешь, зачем ты это сделала. Когда моя подруга уехала, я окончательно поняла, что должно случиться что-то важное, собралась и решительно пошла прямиком к монорельсу, потому что ни с того ни с сего решила, что мне надо немедленно уезжать, и вот тут-то дорогу мне преградил шумный поток пассажиров из только что прибывшего альрома. Я остановилась и от нечего делать стала разглядывать толпу.
   Тот, кто мне был нужен, вышел последним. Я его сразу узнала, хотя и не сообразила сначала, что это он, да и вообще я раньше его никогда не видела. Но он был похож на потерявшегося ангела, и пересечение лучей в его светимости напоминало склонённые крылья - два, четыре... шесть. Они то появлялись, то исчезали, эти гигантские протуберанцы. Когда он взглянул на меня, у меня возникло странное впечатление, что лоб у него горит звёздным светом - говорят, такой ореол бывает у провидцев и сновидящих, хотя никакого третьего глаза в буквальном смысле у них, конечно, нет, это всё предрассудки... Я невольно пошла ему навстречу. Он брёл с рассеянным видом, разглядывая паутину платформ и монорельсов, а в руке у него был такой огромный чемодан, каких мне ещё не приходилось видеть, прямоугольный, с железными застёжками на винтах и в общем похожий на гроб. Тут между нами как раз завис вагон монорельса, я залезла в него со своей стороны и спросила, свесившись в другую дверь:
   - У вас там что, зимний гардероб?
   На его лице появилась ласковая улыбка, по которой, впрочем, трудно было понять, относилась она к кому-то или чему-то вовне или к его собственным мыслям, потому что он молча запихнул странный чемодан в вагон, потом поднялся сам и только после этого обратил на меня свой взор.
   - Это краски, - сказал он с улыбкой, на этот раз определённо предназначавшейся мне. - Попрошу на этот ящик не покушаться и вообще не дышать...
   Я, конечно, знала, что краски у художников летучие и частично взрывоопасные, но не представляла, что их перевозят в таких вот громоздких агрегатах. Мне немедленно захотелось заглянуть под крышку и перерыть все отсеки, футляры и донышки. Наверное, именно от таких, как я, там и вбиты железные скобы. От любопытства я даже засунула палец в рот - дурацкая привычка - и сказала:
   - Я никогда раньше не видела настоящих художников!..
   Он взглянул на меня своими пронизывающими глазами - словно две серебряные реки потекли мне прямо в душу - и сказал:
   - Я тоже вас никогда не видел.
   Я вынула палец изо рта и стала придумывать, что бы ещё спросить.
   - А куда вы едете? - сказала я после паузы.
   Он обратил свой ослепительный взгляд за окно и ответил:
   - В Юну, - причём чувствовалось, что это название ему ровно ни о чём не говорит. Я оживилась: как раз Юну-то я знала неплохо. На Бетельгейзе города то появлялись, то исчезали, как впрочем и континенты, - очень нестабильная атмосфера, но кое-какие уровни реальности держались относительно надёжно, и Юна ещё пока существовала.
   - Я знаю этот город! - радостно сообщила я.
   - А я не знаю, - равнодушно отозвался мой собеседник и опять смолк.
   "А чего ж вы туда едете", - подумала я, но решила больше не донимать его расспросами. У нас многие ездили неизвестно куда, неизвестно зачем. Просто обитатели звезды иногда слышали что-то вроде зова - где они должны быть - потому что атмосфера сама привлекала души туда, где они могли пригодиться, а потом отпускала. Если души куда-то перемещались, значит, что-то собиралось произойти, ну а у нас всё время что-нибудь происходило: то ураган, то потоп - каждый раз ужасно интересно. На самом деле, однообразных метеорологических явлений у нас не наблюдалось - при нашем-то обилии стихий, так что метеорологическая служба не дремала, а вместе с ней постоянно бодрствовало и министерство транспорта. Требовалось с удовлетворительной вероятностью предсказать очередную погодную аномалию, а потом ликвидировать последствия. Иногда приходилось вручную восстанавливать чуть ли не целые континенты, так что народу на этих работах занято немерено. Я и сама, случалось, на стройке работала. Это ужасно забавно, потому что всё время приходится придумывать что-нибудь новенькое. Наверное, если бы кто-нибудь составил полную карту географии наших реальностей, разрушенных, исчезнувших и отреставрированных, этим свитком можно было бы обмотать всю звезду, как плотным коконом. Что касается транспортной сети, наши монорельсы имеют дурную привычку куда-то частично исчезать даже в хорошую погоду, вместе с поездами (и пассажирами), и потом их совершенно невозможно отыскать, либо они сами возвращаются, когда их уже никто не ждёт. Поэтому, отправляясь куда-то, никогда не знаешь наверняка, куда попадёшь. Это было бы очень неудобно, если бы мы не могли находиться в нескольких местах одновременно. А так можно быть уверенной, что уж какая-нибудь часть тебя добралась туда, куда планировала, а остальные по мере возможности к ней подтянутся, если только не найдут для себя что-нибудь более подходящее.
   Занятая такими мыслями, я выглянула в окно и убедилась, что мы пока находимся в более-менее известной мне части неба, где-то шестого или пятого, и снова взглянула на незнакомца, а он сидел, опустив глаза, и, кажется, рассматривал свой драгоценный ящик, а может, думал о чём-то своём. В нём была какая-то исключительность, и держался он замкнуто, и мне сразу понравился, потому что я люблю всё особенное, всё, чего я не понимаю, и поэтому хочу заполучить. Я поёрзала на сидении, не зная, как к нему подступиться. И вдруг он поднял глаза и улыбнулся мне так ласково. У меня сразу потеплело на сердце, что я ему не надоедаю. И я стала строить планы, как бы мне повернуть дело. Я вообще-то легко схожусь с людьми, и все всегда делают то, что я хочу. Наверное, это мой дар, хотя я особо не задумывалась над тем, есть ли у меня какой-нибудь дар. По большому счёту, я бесталанная, но все всегда как-то мне подчиняются. И я стала думать, чего я хочу. И поняла, что ничего. Это был какой-то особый момент. Хотя мы не знали друг друга, я вдруг почувствовала к нему вечную любовь, и поняла, что она всегда была в моём сердце. Я как будто увидела себя со стороны.
   
   
   5.
   Она была такой красивой, как алый водопад, и мы заметили, что остались одни, только когда поезд остановился. Тогда мы поняли, что вагон давно опустел, а мы заехали так далеко, что поезд дальше не идёт. Тогда мы вышли там, где пришлось, хотя она, наверное, тоже проехала свою остановку, а я и понятия не имел, где вообще эта Юна. Платформа была безлюдна, а поезд, естественно, исчез, как только вышли последние пассажиры.
   - А что вы делали в аэропорту? - спросил я, немного смутившись, так как чувствовал себя виноватым, что она попала вместе со мной непонятно куда. Вообще-то у меня было свойство затягивать чужое сознание, и наверное поэтому я старался поменьше общаться, так как чьё-то присутствие рядом было мне вовсе ни к чему. Я уже догадывался, что город, в который мы приехали, совершенно пустой, а вот ей, похоже, такое было в диковинку.
   - Я?.. Ах, я провожала подругу... на... корабль... - рассеянно отозвалась она, озираясь по сторонам. Мы сошли с платформы на небольшую площадь. - Вы не волнуйтесь, я вовсе не собиралась непременно возвращаться домой, - добавила она, словно прочитав мои мысли, - но... я никогда здесь не была!..
   - Здесь никто ещё не был, - вздохнул я. - Это пустой город.
   - Правда? - она вскинула на меня горячий винно-красный взгляд и пробежала немного вперёд по ближайшей улице. - Вы уверены?..
   - Мне часто такие попадаются.
   На Бетельгейзе с уровнями реальности был швах, и меня почему-то постоянно заносило в какие-то совершенно не тронутые цивилизацией глубины. Нередко мне доводилось бывать на небесах значительно ниже нуля, что для большинства кэлюме скорее исключение, чем правило, а моя теперешняя спутница и вовсе была похожа на столичную барышню - что она тут же и подтвердила, охнув:
   - Я никогда ещё не видела пустых городов! Только слышала, что такие бывают!..
   Города на Бетельгейзе росли, как грибы, и хотя обитатели обжитой части об этом не подозревали, большинство из них пустовало. Географические карты метеоцентра, хоть и обновлялись почти непрерывно, всё же учитывали меньше половины поверхности звезды, хотя какое кому, в сущности, дело до небес, на которых нет никого или почти никого. Моя спутница подбежала к одному из домов и заглянула в пустую комнату через окно. На крыльце возле двери стояла бутылка свежего молока. Я знал по опыту, что все вещи настоящие, такие, как будто здесь правда кто-то есть. Возможно, звезда создавала пустые города для будущих детей, или детей, о которых мечтала.
   - Ужасно интересно! - воскликнула моя спутница, пощупав резную, нагретую солнцем раму. Я вздохнул. Мой интерес в настоящий момент сводился к тому, чтобы поставить куда-нибудь чемодан, а самому лечь спать.
   - Мы можем переночевать в каком-нибудь из этих домов, - сообщил я, машинально двигаясь за ней вдоль улицы, пока она разглядывала каждый дом, как музейный экспонат. Она оглянулась на меня, опалив багряными глазами, - похоже, такое будничное предложение в отношении первозданных окраинных пространств поразило её воображение.
   - А потом?.. - неуверенно спросила она. Я пожал плечами.
   - Потом появится, наверное, какой-нибудь монорельс. Надо же нам будет как-то отсюда выбираться. - Звезда обычно следила за тем, чтобы транспортная сеть была доступна всем желающим.
   - Так вот куда они пропадают!.. - она зачарованно обвела глазами небесный свод, словно ожидая, что прямо сейчас, просто потому, что мы об этом заговорили, оттуда вынырнет какой-нибудь комфортабельный поезд. Как бы не так.
   - Вы, наверное, из Ситы?
   - Да, а как вы догадались?.. - простодушно удивилась она, снова оглянувшись на меня через плечо. Я вздохнул.
   Между тем дома вдруг расступились, и улица оборвалась - похоже, материковая часть подошла к концу. Перед нами открылось небо - глубокое, безбрежное, оно восходило, слой за слоем, от густо-фиолетовых тонов на самом дне, до мягких синих, и лёгких сиреневых, и молочно-голубых, и почти прозрачных - всё выше и выше. Далеко внизу под нашим летающим островом, в почти неразличимой тьме слышался шум серебряных волн. Как я и думал, мы оказались довольно близко к ядру звезды. Моя спутница, казалось, не почувствовала близость океана - она застыла, поражённая открывшейся панорамой атмосферы.
   Я молча поставил чемодан на обочину, понимая, что у неподготовленного зрителя созерцание небесных красот непременно займёт приличное время. Впрочем, вид с обрыва неизменно волновал и меня, особенно если открывался так, вдруг, разбивая скучную путаницу улиц и улочек... В такие мгновения понимаешь, что лучшая часть души каждого из нас всё же остаётся там, на дне, в океане...
   Только я об этом подумал, мельком глянув вниз, как буквально не поверил своим глазам. Океан поднимался к нам. Только что был слышен лишь отдалённый шум его брызг, а теперь он разливался бесшумными, сверкающими волнами прямо под островом, приближаясь, как вторая земля от горизонта до горизонта. Такого ещё не видел даже я. Моя спутница продолжала смотреть в небо, я тронул её за рукав, чтобы привлечь внимание, она опустила взгляд и тоже увидела. Она отступила на шаг от края, коснувшись меня плечом, и я невольно обнял её. Волны поднимались прямо к нам, потом вдруг остановились. Тёмное серебро монолитом простиралось во все стороны. А потом вдруг океан начал проседать, словно бы раскрываться. Серебряные стены обрушились в неведомую глубь, и я почувствовал, что наш остров тоже затягивает в разверстую пропасть, что он летит всё быстрее и кружится, кружится...
   Земля дрожала от шума волн. Вокруг носились тучи брызг. Потом пенные потоки расступились, и океан стал опадать, разливаться, а из бурлящих волн поднялся новый континент - не исполинский, но больше среднего, со свежей, юной атмосферой, в зелёных кудрях пронизанных светом лесов, почти без построек, в паутине облаков, слегка подкрашенных розовым заревом.
   Сейчас, когда океан схлынул, можно было оценить расстояние, и новая земля находилась, конечно, очень далеко от нас, и всё же была достаточно хорошо видна. Шипение волн растаяло где-то в фиолетовой дымке. Остров, занесённый штормом на более глубокий уровень, чем прежде, занял, похоже, место на орбите вокруг нового континента и теперь начал плавное движение по дуге. Небо просветлело.
   Мы наконец заметили, что всё ещё держим друг друга в объятиях, и разжали руки. Она отошла на несколько шагов и села на камень с краю обрыва.
   - О, боже, это было так... чудесно... - в волнении проговорила она, снова всматриваясь вдаль. - Я никогда в жизни не видела ничего прекраснее!..
   - Я тоже, - сказал я больше из вежливости. Вообще-то, мне даже трудно было говорить. Мы помолчали. Она сцепила руки и подтянула колени к груди.
   - У нас на Инфанте... говорят... что те, кто видел рождение континента, муж и жена перед звездой... их души навечно вместе... - она произнесла это словно в забытьи, всё ещё очарованная величественным зрелищем, и как будто вовсе не применяла этого давнего поверья - известного, конечно, и мне - к настоящей ситуации. Однако мне, кажется, впервые пришли на ум некоторые невысказанные вопросы.
   - Я не верю, что мне суждено быть с кем-то, - неуверенно сказал я. - Я всегда один.
   - Ну, это ведь только примета, - насытившись впечатлениями, она, похоже, пришла в своё обычное деловитое расположение духа и, сбежав с края обрыва на улицу, окинула наконец трезвым взглядом дома. - Экзотика экзотикой, а где мы будем ночевать?..
   
   
   0.
   Я ехала в поезде и заснула, а когда проснулась, оказалось, что проехала свою остановку. Я чувствовала, что скоро конечная, все вокруг вставали и шли к дверям. Я выглянула в окно и увидела большой указатель, на котором было написано: "Край".
   Мимо прошёл проводник, и я спросила:
   - Как, уже край?
   - Да!
   - И мне теперь придётся возвращаться?
   - Да...
   - А дальше поезд куда идёт?
   - Мы сейчас меняем колёса и отправляемся на Рею!
   Я не знала, что такое Рея, но тут как-то сразу поняла, что это на удивление светлая и красивая страна; когда я думала о ней, то видела нечто просторное. Не знаю почему, но мне тогда и в голову не пришло, что я могу отправиться туда; я поспешно собралась и вышла из вагона.
   Возле кассы вокзала собралось довольно много людей, так же, как я, попавших на край случайно. Я подошла поближе к толпе и услышала, что все возмущаются дороговизной обратного билета. Мне тоже захотелось поскандалить, но я поняла, что сама виновата.
   Потом вдруг стемнело, и я оказалась уже на улице. Вернуться можно было только по океану. Здание вокзала стояло на краю суши. Я шла вместе с остальными пассажирами по влажной земле, сжимая в руках билет, и глядела вокруг. С одной стороны бархатно-синее небо стелилось почти вровень с прохладным тёмным морем, а вдалеке, на противоположном берегу, теснились дымчатые силуэты гор. С другой стороны сплошной стеной поднимался монолит серебра, и у него не было краёв. По нему проходили исполинские, от земли до неба, тени волн. Мы смотрели на него как бы издалека и сверху, потому что он располагался в другом измерении относительно всего. И оттуда к нам плыл корабль.
   
   
   5.
   Я не сразу сообразила, где я и что со мной. Потом я почувствовала, что обнимаю моего вчерашнего незнакомца; его грудь горела светом, как серебряный щит, мои руки обвивали его узкую талию, и всю меня пронизывали его ищущие лучи. Я вспомнила о нашей встрече перед рождением континента... Вообще-то в пустом доме над обрывом, где мы в итоге временно поселились, хватало свободного места, но, похоже, я как-то незаметно для себя залезла к нему в постель.
   - Мне снился такой необычный сон... - пролепетала я, чуть приподнявшись на локте, чтобы немного прийти в себя, - его близость действовала на меня немного оглушающее, прикосновение его кожи так и гудело в пальцах. Мой нечаянный спутник не отвечал и вообще не открывал глаз, но я отлично чувствовала, что он меня слышит. - Но это была не совсем я!.. Я никогда ничего подобного не видела... Это был твой сон!..
   Его тяжёлые матовые веки чуть дрогнули, и он наконец медленно, словно неохотно поднял длинные серебристые ресницы, хотя я была уверена, что он уже давно не спит.
   - Сновидение может быть совместным, - буднично проговорил он, как справочник. Я пошевелила мозгами, всё ещё переживая восхитительное ощущение чужих фантазий. Самой мне если что и снилось, то почти всё то же самое, что и наяву.
   - Ты, должно быть, очень сильный сновидящий, - мечтательно заметила я. Он неуверенно отвёл глаза, но потом всё же решил ответить.
   - Слишком сильный, чтобы это афишировать... - На Бетельгейзе не принято было хвалиться успехами: чем выше личная сила, тем тщательнее душа оберегала свой труд от ненужного внимания. - Я работаю почти исключительно со звездой. То есть непосредственно с ядром и больше ни с кем.
   - Некоторые сновидящие сотрудничают с правительством, - задумчиво заметила я. Он равнодушно усмехнулся, и на его лице появилось выражение вроде: "А что ещё с них взять?"
   Тут я осознала, что держу редкостное сокровище буквально в руках, а стало быть, просто обязана этим воспользоваться.
   - Значит, мне повезло, что мы встретились, - деловито подытожила я, - и теперь я не выпущу тебя.
   Я почувствовала, что он улыбается.
   - Сначала сама выберись отсюда, а потом меня не выпускай, - провокационно предложил он.
   - Ах, не о том речь, - возразила я, решительно взмахнув кудрями, чтобы откинуть их с лица, - тебе придётся остаться в зоне моего влияния!..
   Он озарил меня своим бездонным взглядом, поразмыслил и сказал:
   - Ужасно мило.
   
   
   0.
   И, надо сказать, корабль назывался очень странно: "Аура". Я почему-то думала, что Аура - это страна. Но, как мне объяснили, именно в честь страны корабль и назван, и вообще всё тут - Аура: и живописные берега с какими-то удивительно просторными и нарядными городами, которые мы проплывали, и бездонные гранитные русла, по которым разливался разбитый на отдельные потоки океан, и наш замок, вместе со скалой, на которой когда-то стоял, отколовшийся от суши и теперь плававший под видом корабля.
   Мы ныряли с крепостных стен, любовались открывающимися пейзажами, а вот внутрь заходить никто не решался. Мне сказали, что существует легенда о хозяйке этого замка - тоже Ауре. Как будто она когда-то пропала там, внутри, и если встретишь её - она сделает тебе опасный подарок, который лучше оставить там же, в замке. Ну, я тут же поняла, что это-то и есть самое интересное, и отправилась её искать.
   Я долго ходила по замку, и в нём не было ни души, зато было много удивительных предметов. Наконец я встретила женщину, чьи волосы цвета белого вина светились в темноте, и сразу поняла, что это Аура.
   Она взяла меня за руку и дала мягкий горячий камень опалового цвета. С одной стороны он горел, а с другой тёк. Аура сказала, что это - огонь души, и из него можно лепить интересные сувениры.
   Я стала лепить, стараясь распределять жар так, чтобы камень светился изнутри и застывал снаружи. У меня получилось что-то вроде распятия из женской фигурки. Ноги у неё были огненные, с яркой кровавой нотой, середина - как остывающая лава, а верхняя часть - как нежная молочная река. Аура сказала, что это преображение. Я подарила статуэтку ей, она повесила светящееся распятие на тёмную стену, и получилось очень красиво.
   
   
   5.
   Я снова проснулась - надо же, не заметила, как заснула! Или это был не сон, а что-то вроде видения?.. Или продолжение предыдущего сна? Я взглянула на своего спутника - он улыбался как-то немного лукаво... похоже, для него это всё шутки!..
   - Я вас попрошу вылезти из моей души! - официальным тоном заявила я, слегка отстранившись; он рассмеялся, и я вдруг сразу почувствовала, что на самом деле мне никогда не было так хорошо, как с ним сейчас. Наши души были созданы друг для друга, его холодные лучи, как прозрачный туман, и мои, как горячее красное вино, соединяясь, они кипели, и это было так восхитительно... Я снова обняла его.
   - Меня раньше никто не брал в сновидение... - мечтательно вздохнула я. - Правда, я раньше никого об этом и не просила...
   - Ты и меня не просила, - тихо возразил он.
   - Ах, но как-то же ведь я оказалась в твоей постели, - пояснила я.
   - Если честно, я сам тебя позвал, - пряча улыбку, признался он.
   - Что?.. Ах ты, хитрюга! - я поискала поблизости какое-нибудь подходящее оружие и хлопнула его подушкой. - А я-то мысленно упрекаю себя в нескромности!.. - я бросила подушку и снова обвила его руками. - А почему ты меня позвал?..
   - Не знаю, - он улыбнулся мне своей обычной ласковой улыбкой, которая так странно сочеталась с мягким серебром его печальных глаз. - Мне никогда не было так хорошо, как с тобой сейчас. Ты как горячее крепкое вино.
   Я рассмеялась; признаться, мне не в первый раз приходилось слышать нечто подобное.
   - Ах, ты мне тоже сразу ужасно понравился!.. - заверила его я.
   
   
   5.
   Кажется, я снова задремала, а когда проснулась и выглянула в окно, обнаружила, что наш дом бессовестно откололся от острова и теперь как ни в чём не бывало летает где-то в небе сам по себе. Мой спутник сказал, что ничего, раз уж дом куда-то полетел, то, скорее всего, рано или поздно куда-нибудь да прилетит, и тогда нам не придётся самим искать выход отсюда. Я согласилась (ничего другого-то не оставалось) и вышла на веранду пить люмэ.
   С веранды открывался потрясающий вид на обширное небо, внизу безоблачное, а вверху залитое гладкими волнистыми облаками. Нижний край терялся в густой фиолетовой дымке, как и вчера (пока оттуда не поднялся океан). Вспомнив рождение континента, я в очередной раз мысленно изумилась: сколько приключений на мою голову всего за два дня! Везёт же некоторым, кто часто такое видит!.. Тут я украдкой покосилась на моего спутника и заметила, что всё это время он смотрел на меня.
   - Ах, - упрекнула я, - что ты меня разглядываешь?.. Такая красота кругом!..
   Он рассмеялся и ничего не ответил, а я глотнула люмэ и стала смотреть на проплывающий мимо континент. В некоторых местах на нём как будто виднелись полуразрушенные постройки, что было необычно: на обитаемых землях города быстро восстанавливали, а в незаселённых местах нечему было и ломаться, так как там не строили коммуникационных сетей.
   - Странно! - воскликнула я, подойдя с чашкой к балюстраде, окаймлявшей веранду. - Выглядит так, как будто оттуда одновременно исчезли все жители!..
   - Эта земля была раньше обитаема, - поколебавшись, ответил он. - Но её путь уже закончен, и скоро она вернётся в океан. Мы последние, кто её видит.
   - Потрясающе, - прошептала я и даже свесилась с балкона, чтобы как можно больше приблизиться к этому эксклюзивному зрелищу. Он засмеялся.
   - Смотри не свались, - предупредил он. - Удар об землю, какой бы эксклюзивной она ни была, не самый безболезненный, а сила притяжения здесь знаешь, какая?
   Я покраснела и поспешно отошла от перил. Излишне было признаваться ему, но летала я, действительно, не очень хорошо. То есть я, конечно, умела кое-как держаться в воздухе, но только в самых, самых высоких слоях атмосферы.
   - А ты хорошо умеешь летать? - полюбопытствовала я, вернувшись за стол.
   - На нижних небесах никогда не пробовал, - признался он.
   - Почему?
   - Не знаю... - он, в свою очередь, поднялся и задумчиво прошёл до края балкона и обратно. - Мне кажется, меня может затянуть в океан. Тут только начни спускаться - уже не остановишься.
   Я примолкла. Я о таком и не думала; в самом деле, неужели возможно вот так запросто спуститься в океан?..
   - Я думаю, к океану невозможно настолько приблизиться, - неуверенно произнесла я.
   - Я не проверял, - неохотно ответил он и больше ничего не добавил. Я взглянула на него с беспокойством; мне отчего-то показалось, что он не раз думал о возвращении в океан, о развоплощении - вместо того, чтобы покинуть звезду тем, кто он есть, но я не стала об этом говорить. Большинство рождённых на Бетельгейзе продолжали жизненный путь где-то на просторах мерцающего мириадами других звёзд космоса, и лишь очень немногие возвращались в океан по причинам, которые обычно никто не мог толком понять. Возможно, в случае с моим спутником дело было отчасти в том, что его, провидца, соединяла со звездой особенно глубокая связь, не знакомая нам, рядовым жителям, топчущим облака, ни о чём не задумываясь. Но у меня сжалось сердце при мысли о том, что он, может быть, однажды покинет небо, и меня заодно, таким странным способом. Поэтому я тихонько подобралась к нему поближе и покрепче обняла. Он, казалось, удивился, а я сказала, может быть и не очень в тему:
   - Я согрею тебя. Тебе будет хорошо со мной.
   
   
   5.
   Когда я вспомнила о своих снах, оказалось, что он видел совсем не то же, что и я.
   - Я всего лишь взял тебя в сновидение, - мягко пояснил он, - но сны, которые ты видишь, - только твои.
   Я застопорилась; признаться, я-то рассчитывала, что он объяснит мне, что это я такое увидела.
   - Расскажи, - с ласковой улыбкой предложил он, и я, размахивая руками от недостатка слов, сообщила о крае и о корабле. Он слушал, задумчиво устремив на меня безмолвный взор; я сперва даже решила, что он в затруднении, но оказалось, затруднение у него вызвала моя непонятливость.
   - Если честно, символы довольно прозрачные, - с лёгким удивлением пояснил он. - "Край" значит, что некий период твоей жизни подошёл к концу. Распятие значит испытание.
   - Испытание?! - обрадовалась я. - Поскорее бы! Это, наверное, ужасно интересно!
   - Обычно те, кому приходится проходить испытание, мечтают только о том, чтобы оно побыстрее закончилось, - улыбнулся он.
   - Вот чудаки! - я всплеснула руками. - Так ты, значит, провидишь будущее?..
   - Реальность многомерна. События могут располагаться так, что будущее становится прошлым и наоборот... Предсказание может сбыться, но при этом остаться тайной.
   - Как сложно, - протянула я, с усилием вникая в его объяснения... возможно, потому, что по большей части следила за движением его красиво очерченных губ и мечтала, как он снова обнимет меня. - А я... как-то... работала на стройке... потом ещё диспетчером на монорельсе, чуть-чуть... - Мне стыдно было признаться, что и там, и там я проработала всего несколько дней: в первом случае согласилась помочь приятелю, а во втором это вообще была обязательная практика по окончании общеобразовательного курса... Только сейчас я с ужасом поняла, что, похоже, совершенно ничего не умею!.. Всю жизнь я только и кочевала с вечеринки на вечеринку. - Кажется, у меня талант к ничегонеделанью... - растерянно признала я.
   - Это самый полезный талант из всех, что я знаю, - серьёзно заметил он, и я сразу почувствовала себя незаменимой.
   
   
   5.
   Вернувшись в его спальню, я чуть не споткнулась о неподъёмный ящик с красками; странно, прошлой ночью мне удалось как-то безболезненно его миновать, но уж теперь я вцепилась в него намертво. Перво-наперво я покрутила винты, потом подёргала скобы. И только после того, как ни одна из моих манипуляций не увенчалась успехом, я выглянула в окно и елейным голосом сообщила:
   - У меня что-то не открывается твой ящик с красками.
   - А зачем ты хочешь его открыть?.. - елейным голосом возразил он, уклонившись от прямого ответа не менее виртуозно, чем я уклонилась от прямого вопроса.
   - Я хочу посмотреть на краски, - призналась я.
   - Они находятся в герметичных вакуумных колбах под замками, код от которых известен только мне.
   - А зачем ты тогда запираешь ещё и сундук? - поразилась я. В жизни не видела столько запертого сразу в одном месте!
   - Чтобы сэкономить время любопытствующих, - пояснил он. - То бы ты зубами каждую колбу в отдельности грызла, а то остановилась на крышке сундука.
   Я насупилась.
   - Ты всё знаешь заранее, - грустно подытожила я, вернулась несолоно хлебавши вниз и хотела было запить досаду люмэ, а то и чем-нибудь покрепче, но он поймал меня и усадил к себе на колени. Я хотела немножко рассердиться, но он поцеловал меня в лоб и сказал:
   - Чтобы открыть краски, нужно соблюдать технику безопасности. Существуют специальные формулы. Если хочешь, я как-нибудь научу тебя.
   - Конечно, хочу! - оживилась я. - Это, наверное, ужасно интересно!
   - Да, - сказал он и поцеловал меня в ухо. Я вздохнула и поёрзала. Мне хотелось непременно всё о нём разузнать и всем завладеть.
   - Боже мой, у тебя сразу две опасных профессии!.. - мечтательно простонала я.
   - Дар сновидения - это не профессия, - мягко возразил он.
   - Всё равно... А что ты рисуешь?..
   Он, как обычно, поколебался прежде, чем отвечать.
   - Да в основном то, что вижу, вернее, предвижу... - неуверенно сказал он. - Здесь, на Бетельгейзе, очень много стихий. Очень много уровней реальности. И далеко не все из них открываются... ну... для общего доступа. Это потому, что звезда сама точно не знает, хочет она, чтобы кто-нибудь там жил, или нет. Когда я рисую что-нибудь, она обдумывает то, что видит... видит в будущем... или прошлом... и решает, скрыть это или нет. Поэтому большинство своих картин я, честно говоря, прячу. Хотя всё равно многое, что на них изображено, сбывается. Они не для просмотра. Они просто для размышления... реальности... о самой себе. Я, наверное, неубедительно объясняю?
   - Не знаю... - растерялась я. Мне казалось, нет ничего лучше, чем быть художником. Публика! Выставки! Успех!.. А он, выходит, свои картины прячет?.. Зачем же тогда рисовать?
   - Я думаю, что картины нужны обществу, - неуверенно протянула я, - а уж предсказания - тем более...
   - Когда я пишу, я разговариваю со звездой, - терпеливо попытался объяснить он. - А через неё - со всеми душами. Они всё равно увидят то, что я нарисовал. В реальности.
   Я поёжилась. Всё это казалось ужасно грандиозным. Я-то, наоборот, думала, что картины - это как раз способ отвлечься от реальности...
   - Послушай, а что, если... если бы ты увидел... или нарисовал... что-то, что тебе не понравилось бы? - смутилась я. - Получается, ты бы всё равно знал, что это случится? Ты не смог бы... отказаться? Или бросить?..
   Мой вопрос, похоже, привёл его в мрачное настроение, он нахмурился и прикусил губу, словно и сам боялся чего-то подобного; хотя, по правде сказать, только я могла сморозить такую глупость. Ну где и когда может случиться что-нибудь страшное?.. Смешно даже думать об этом.
   - Тогда, наверное, пришлось бы переделывать уже в реале, - через силу ответил он и умолк.
   
   
   5.
   К вечеру на горизонте собралось ржаво-багровое марево, подозрительно похожее на отсвет извержения какого-то пожелавшего остаться неизвестным вулкана.
   - И ни одного телефона, чтобы позвонить в метеорологическую службу! - я шутливо закатила глаза. Средства связи и транспорта никогда не появлялись в пустых городах; их приходилось настраивать своими силами, если, конечно, знаешь, как. Одна моя подруга как-то пыталась научить меня проводить интернет, но я ничего не запомнила - возможно, потому, что связь у меня ещё ни разу не пропадала.
   - На уровнях ниже минус четвёртого сигнал не проходит, - машинально возразил он.
   - Ты на нижних уровнях как дома, что ли?.. - только и всплеснула руками я. Он смутился.
   - Да, часто приходится бывать, - признался он.
   - Ну надо же, а, - слегка позавидовала я. Большинству кэлюме не приходится и мечтать, чтобы звезда вот так запросто посвящала их в тайны чуть ли не ядра. Так, клубимся где-то на поверхности. Но потом я подумала: а что бы я сделала, если бы увидела нечто особенное, попала в грозу, например? Побежала бы звонить подружкам?.. (Как только восстановилась бы связь, разумеется). Сейчас я поняла, что для звезды это было чем-то очень личным. Наверное, и для моего возлюбленного это было чем-то личным. Так они и помалкивали друг о друге. Я тоже решила молчать.
   
   
   5.
   И только решила, как облака в небе неподалёку прорезал гигантский лавовый гейзер. Он вырвался откуда-то из-за ближайшего континента и хлынул вверх. Воздух так и задрожал, а по густому белому мареву над головой разлились яркие алые отсветы. Я невольно вздрогнула и прижалась к своему спутнику; не знаю, почему, но он и сам как-то незаметно стал ассоциироваться у меня с неведомыми стихиями, хотя, наверное, это было глупо, - ведь он, в конце концов, такой же кэлюме, как я. Он тоже смотрел на огонь, хотя я чувствовала, что он-то, в отличие от меня, и раньше видел гейзер не только в учебнике по природоведению... Воздух стал накаляться, светлеть, а облака над головой, клубясь, таяли и расступались - слой за слоем, открывая небо всё выше... Мне казалось, я смотрю в какой-то волшебный перевёрнутый колодец.
   - Я никогда ничего подобного не видела! - вырвалось у меня, хотя я, наверное, уже успела утомить его этой фразой.
   "Я никогда ничего подобного не чувствовал", - подумал он, и я услышала эту мысль. Я взглянула на него, и тут в небе возникла ещё одна вспышка - появился новый столб лавы, далеко, за горизонтом. Я обернулась.
   - Теперь... это значит, где-то сейчас происходит землетрясение, да?.. - сказала я, собрав в кучку все свои скудные знания по метеорологии.
   - Да, - глухо сказал он. И, помедлив, прояснил картину: - Сейчас раскололся континент Рута. По линии 4, 5, 6. На две самостоятельные тектонические плиты и архипелаг островов... - у меня на Руте жили дальние родственники. То-то они, должно быть, обрадуются: такое событие! Столько новых энергий!.. Вот им и повод превратить свою аграрную провинцию во "вторую Инфанту", как они всё давно обещают. - И... ещё... раскололось несколько других областей пространства, - скомканно заключил он, по-видимому, решив не нагружать мою бесталанную голову своими неизмеримыми знаниями из сновидческих глубин.
   - Ты всё это видишь прямо сейчас?.. - наивно удивилась я.
   - Нет... я видел это раньше... - Тут гигантский лавовый поток с рёвом ударил в небо прямо возле нас - наш дом плавно обогнул столб, и огненная стена вспыхнула сразу за лёгкой полукруглой балюстрадой. У меня прямо дух захватило, да, признаться, в раскалённом добела воздухе уже и трудно было дышать. Я подбежала к краю веранды и краем глаза заметила, что мой спутник тоже протянул руку к огню. Потоки пурпурово-красных туч клубились над головой, расходясь. Я обернулась к нему.
   - А меня ты тоже видел в своих снах? - смеясь, спросила я. Он медленно покачал головой. - Почему? Я не настолько важная персона? - пошутила я.
   - Просто... Провидец не может предсказывать своё будущее... зачем, если это всё равно произойдёт... - неосторожно обронил он и тут же добавил: - Я, кажется, глупости говорю. Я хотел сказать: я же вижу не всё на свете.
   - Ну уж нет! - перебила я, возмущённая его покушением на такую заманчивую перспективу. - Ты сказал: я твоё будущее, я прекрасно слышала!..
   Он вздохнул.
   - Да это с самого начала было понятно, - признался он. Я подбежала и схватила его за руки - возможно, слишком крепко, так что он даже отшатнулся: ничего, он ещё привыкнет мне принадлежать.
   - Но это же чудесно, - сказала я, не в силах сдержать улыбку: ужасно люблю, когда мне достаётся что-нибудь особенное!.. Дом, медленно кружась, отплывал от огненного столба, и воздух темнел; дышать стало легче, только я, кажется, разрумянилась от жары.
   - Ой, я чуть не задохнулась, - засмеялась я, приложив к щеке тыльную сторону руки.
   - Я тоже, - сказал он.
   
   
   5.
   - Скажи мне твоё имя, - попросила я.
   - Сорвахр, - ответил он.
   Вообще-то у нас не принято спрашивать имя у каждого встречного-поперечного. Тот, к кому ты обращаешься, и так поймёт, потому что ясно же, куда направлены мысли. А имя содержало в себе уникальный код, оно произносилось не так, как другие слова. По имени можно было понять предназначение, то, какой видела душу сама звезда, породившая всех нас, ведь это от неё мы получали имена. Изначально, при рождении, имя знали только сама душа и предвечный океан. Некоторые кэлюме всю жизнь проводили, так никому и не назвав своего имени.
   - "Око будущего мира", - вслушавшись, медленно разобрала я. - Как интересно, должно быть, жить с таким именем!..
   - Думаю, примерно так же, как и с любым другим, - неуверенно возразил он.
   - А я - Аллат!.. Ну, что это?.. Совершенно несерьёзно!..
   Моё имя означало "первый луч летней зари", и, хоть убейте, я не представляла, о какой такой особой миссии в жизни оно могло говорить. По-моему, выходило, что моя душа на удивление бесполезна. Надо же мне было родиться с таким обыкновенным именем! А ведь в числе моих родителей был, если мне не изменяет память, даже кто-то из рудокопов, не говоря о нескольких министрах, - люди, можно сказать, самых творческих профессий... Правда, ни с одним провидцем я и близко в родстве не состою. Поэтому я думала, что мой спутник будет разочарован моим скучным именем, но он смотрел на меня со своей ласковой улыбкой, в которой - как мне в последнее время казалось - порой мелькала необъяснимая боль, а потом сказал:
   - Может быть, это и не очень серьёзно, зато так тепло...
   - О, некоторым со мной бывает не то что тепло, а и ужасно горячо!.. - не подумав, брякнула я, и он рассмеялся.
   
   
   5.
   Как-то раз, проснувшись без причины среди ночи, я заметила в окно, что дом медленно плывёт среди прозрачных золотистых облаков, поднимаясь куда-то вверх. Я почувствовала, что пустые земли остались позади. Мы возвращались в обитаемую часть. Мой спутник, вопреки обыкновению, спал крепко и, казалось, без сновидений, и я тоже погрузилась в дрёму, обняв его. Когда я проснулась в следующий раз, дом уже стоял на шумной, оживлённой улице, а мой спутник опять притворялся спящим, в действительности просто лёжа с закрытыми глазами. Мне показалось, что ему не хочется никуда уходить; похоже, в пустых городах он чувствовал себя лучше. Мне тоже не хотелось, чтобы он куда-нибудь ушёл от меня, так что наши интересы совпадали, и я покрепче обвила его руками.
   - Это Юна, - сказала я шёпотом, чтобы не нарушать очарование наших воспоминаний. - Я чувствую землю, особенно если уже была там... Я училась на "отлично" по географии! - я рассмеялась, вспомнив, как на общеобразовательных курсах, на которые я зачем-то записалась, из меня безуспешно пытались сделать вдумчивую особу. Мой спутник улыбнулся, но глаз так и не открыл, и, кажется, рассеять его тревожное настроение мне не удалось. Тогда я решила попробовать другую тему и сказала:
   - Мне кажется, я люблю тебя. То есть я хочу, чтобы мы всегда были вместе.
   Это сообщение вызвало более живой отклик, он раскрыл глаза и посмотрел на меня с надеждой, что я приняла за "да", и тут спохватилась:
   - А зачем ты, собственно, сюда ехал? - напомнила я ему.
   - Я всю жизнь искал только тебя, - ответил он. Тут я окончательно успокоилась: значит, мне не придётся ему разъяснять, что мы созданы друг для друга. Я умиротворённо опустила голову ему на грудь.
   - В таком случае... где мы будем жить?.. - элегическим тоном продолжила я, как мне казалось, ту же самую тему, однако у него практический вопрос, похоже, вызвал затруднение. - Может, здесь и останемся?.. - подсказала я, так и не дождавшись предложений. Он кинул за окно опасливый взгляд и молча кивнул. Похоже, он взял себе за правило во всём, что ему не интересно, соглашаться со мной. Это меня устраивало, поскольку я уже успела заметить, что его не интересовало практически ничего. - Мне нравится этот дом, только он тесноват. Я его слегка перестрою, - осмелела я, и он снова молча согласился.
   
   
   5.
   Рассеянно кивнув в ответ на предложение Аллат перестроить дом, я и не подозревал, какие это будет иметь последствия. Улице пришлось изрядно потесниться. Дом быстро разросся ввысь, вширь и даже вглубь, поскольку под полом обнаружилось большое месторождение полудрагоценных камней, так что Аллат присвоила и шахту заодно, а первым гостям было предложено поработать старателями, а потом и дизайнерами. Ещё некоторое время и количество фантазии ушло на строительство многоярусной системы искусственных водопадов. Блуждая по дому, можно было обнаружить несколько пиршественных и бальных залов, чтобы те, кому нечем заняться, могли что-нибудь выпить и заодно познакомиться друг с другом, а также отягощённые пышными садами обширные ступенчатые террасы, с которых открывался прекрасный вид на оставшийся далеко внизу континент. Несколько недель спустя после начала косметического ремонта можно было уже с уверенностью сказать, что это не дом стоит на краю улицы, а улица идёт где-то с краю дома. Когда Аллат вызвала меня из спальни посмотреть на нововведения, я суть в обморок не упал и задал, как я теперь понимаю, самый риторический вопрос на свете:
   - Зачем тебе столько места?
   Аллат даже руками развела и пояснила:
   - Да ведь надо ж как следует гульнуть!..
   Если бы я лучше знал её, то, конечно, ничему бы не удивился. Впрочем, удивлялся я недолго. Аллат позвала на новоселье своих друзей, знакомых и знакомых их знакомых, и вскоре в доме яблоку негде было упасть. На всех этажах, кроме верхнего - моего - всё гудело, галдело и всячески получало удовольствие от жизни. Если такие, как Аллат, и населяют Ситу, понятно, почему этот город стал бессменной столицей развлечений всея Бетельгейзе. Как-то я раньше об этом не задумывался. Когда Аллат наконец поднялась ко мне после интенсивной вечеринки, длившейся несколько месяцев, растрёпанная, раскрасневшаяся и довольная, и я с ужасом спросил её, нормально ли она себя чувствует, она искренне распахнула свои глаза цвета тёмного вина и горячо заверила меня:
   - Что ты, Хору! Я в жизни не выпивала скромнее!..
   
   
   5.
   Признаться, поначалу я не спешил влиться в беспечную толпу многочисленных отдыхающих в нашем доме, поскольку опасался, что меня затопчут, но в принципе законы гравитации на Бетельгейзе таковы, что кэлюме затоптать физически невозможно, даже такого неискушённого, как я. Таким образом, моё уединение постепенно нарушилось, а кстати и выяснилось, что моё имя здесь уже окутано легендами, потому что один из гостей, посмотрев на меня с опаской, сказал:
   - Так это ты - тот самоубийца, который согласился жить с Аллат?
   Мне показалось странным, что он так говорит о своей же знакомой, - сам-то он, можно подумать, был при смерти? - и я рассеянно сказал:
   - Она ужасно милая, - а он обрадовался, словно услышал правильный ответ, и согласился:
   - Точно, она предупреждала, что ты немного сумасшедший.
   Я любил наблюдать за гостями, а особенно за самой Аллат. Ей всё было интересно, она так живо расспрашивала других, а о себе почти не говорила. Мне кажется, рядом с ней каждый чувствовал себя значительнее, талантливее, сильнее, чем на самом деле, но я-то отлично видел, что именно от неё исходило это головокружительное желание жить, творить, радоваться свету. Это она была источником вдохновения и любви, правда, дерзкой и дикой, не знающей удержу, которая при других условиях могла бы, наверное, и смутить, и напугать... Впрочем, нет таких условий. Это всё моя фантазия художника.
   В массовых оргиях я участия не принимал - достаточно того, что я не мешал Аллат их устраивать - зато, когда она, подустав от веселья, сама поднималась ко мне, то принадлежала мне одному, и я всегда наслаждался её пьянящим, горячим светом, как в первый раз. Она, хихикая в подушку, рассказывала заплетающимся языком всякие забавные истории. Она казалась осенней розой, источающей самый крепкий и пряный аромат в последние дни, навстречу сумеркам и прохладе. Я, конечно, понял, да и с самого начала догадывался, что её легкомыслие было показным. На самом деле она чувствовала одиночество оттого, что не знала, к чему применить свою странную силу, хаотическую, не признававшую оков, планов, целей. Думаю, она любила меня потому, что я лучше других понимал её.
   
   
   5.
   Иногда, пока её не было, я брался за свой "ящик с секретом", как она говорила. Вообще-то никакого секрета не было, просто Аллат я до всего этого хозяйства так и не допустил. Чтобы открыть краски, требовалось знание специальных формул, которые переключали сознание между уровнями реальности; взявшись за картину, надо было соблюдать дисциплину - как раз то, чего Аллат совершенно не умела - и внимательно следить за всеми оттенками сразу, иначе они могли разлететься по атмосфере, выпасть где не надо в виде радиоактивных осадков или устроить пожар.
   Если получалось как следует сосредоточиться, и освещение ложилось удачно, то в результате определённой духовной работы краски сгущались в кристаллы, многослойные, живые и наполненные светом пойманных лучей - зрелище, которое Аллат находила завораживающим. Она была убеждена, что если бы я выставлял свои картины, публика бы просиживала бы в моих галереях веками. Надо признать, в этом я с ней соглашался и как раз поэтому старался убрать свои произведения сразу после их создания, хоть и знал, что Аллат считала мою привычку прятать картины немного странной.
   Большинство художников на Бетельгейзе - по совместительству галеристы. В картинных галереях всегда толпится народ, хотя смотреть на картину - трудная работа. У нас даже есть специальные практики концентрации, рассчитанные на то, чтобы удалиться с картиной в медиторий и там её созерцать - меньше, чем на неделю, картину никто не берёт, поэтому на посещение выставки, а тем более музея, записываются заранее, иногда за несколько лет. Впрочем, абонемент в некоторые галереи входит в общеобразовательную программу. Но, честно скажу, всё это всегда было мне чуждо, потому что есть знания, которые существуют сами по себе, которым даже лучше без постороннего внимания. В общем, я свои картины обычно замуровываю в пол или стены. Поскольку раньше я жил в пустых городах, вряд ли кому попадались мои произведения, и даже если пустой город позже становился населённым, с какой стати новым жильцам ломать дом? Поэтому я надеюсь, что мои картины достаточно надёжно спрятаны, и только Аллат считает, что это напрасно, тайком извлекает их и смотрит. Но, мне кажется, для неё можно сделать исключение.
   
   
   5.
   Как-то раз во время создания картины - получалось несколько фигур, сидящих вокруг небольшого круглого стола - я без особой причины выглянул в окно и увидел на веранде точь-в-точь то же самое зрелище. Не знаю, что меня подтолкнуло, наверное, это совпадение, но я зачем-то спустился вниз и прислушался к их разговору, хотя вообще-то редко выходил к гостям. Аллат была с ними, тоже навеселе, но трезвее остальных. Речь шла об альрома.
   - Почему бы нам не прогуляться? Давайте куда-нибудь слетаем.
   - Только не по стандартным экскурсионным маршрутам. От соседних звёзд у меня уже зубы сводит.
   - Тогда надо брать небольшую туристическую лодку.
   - На ней особо не разгонишься.
   - А зачем выезжать на трассу? Отплывём подальше от цивилизации.
   - Придётся спуститься как минимум до планетарного уровня.
   - На некоторые планеты невозможно приземлиться.
   - Есть мнение, что альрома на самом деле способны спускаться и подниматься куда угодно, только это скрывают.
   - Где ты это читал? В жёлтых газетах?
   - Нет такого понятия "невозможно"!
   - У меня родственница работала в обсерватории, пыталась наблюдать альрома. Так вот, до сих пор никто не знает, откуда они растут. Они ужасно хитрые.
   - А по-моему, все эти разговоры о какой-то там собственной воле альрома - сплошная провокация! Совершенно антинаучно! Это придумывают технократы, пытающиеся пересадить доверчивое население Бетельгейзе на неповоротливые космические корабли из ртути.
   - Покажите мне альрома, который будет за мной наблюдать!..
   После этого гениального предложения разговор надолго выпал из конструктивного русла, потому что гости пустились фантазировать на заданную тему, а потом ещё и изображать свои озарения в лицах, так что на и без того тесной веранде образовалось нечто вроде небольшого светомузыкального бедствия, и я вернулся к себе. Я странным образом никогда не думал об альрома. И почему мне пришло в голову нарисовать эту бестолковую компанию именно сейчас? Обычно сюжеты моих картин приходили из будущего - наша звезда пыталась таким образом что-то решить. Я поймал картину, летавшую по комнате, и попытался вглядеться в неё с помощью фильтров. Но чем больше линз я выставлял, тем более странным становилось изображение. Фигур становилось больше, а краски становились темнее. Мне показалось, что так, в принципе, можно довести до ровного чёрного фона, и я бросил это бесполезное занятие.
   Гости частью разошлись, частью завалились отдыхать от радостей жизни в складках местности. Поднялась Аллат и сказала, что они - то есть те, кто был на картине, хотя сейчас их уже трудно было узнать, - договорились покататься на лодке, и она дала согласие за нас обоих. Это напомнило мне об альрома - я попытался представить наш будущий корабль, и по картине разлился цвет красной тени - никогда таких не видел. Я поспешно припрятал все последствия творчества под пол и не хотел ничего говорить, но как-то само собой вырвалось:
   - Я видел... что-то, чего не понял, но по-моему это относилось не к Бетельгейзе. Мы должны быть осторожнее в этом путешествии, - я неуверенно взглянул на Аллат, по привычке ожидая от неё слов утешения и поддержки; она рассеянно улыбнулась.
   - Ну что ж... мы будем осторожнее... хотя что может быть опасного в космосе, я даже не представляю?.. - она рассмеялась и обняла меня, игриво склонив голову к моему плечу. - Хору, ты слишком многого боишься. Иногда мне кажется, что ты боишься несуществующих вещей. Что бы ни случилось, нужно просто быть собой. Гармония, она в душе, а не снаружи.
   - Что значит быть собой, - возразил я, невольно вздрогнув, словно речь шла о чём-то неприятном.
   - Значит радоваться жизни, - сказала она.
   
   
   1.
   Диана была для него богиней, вообще всем, что в его мечтах составляло образ "идеальной женщины". Возможно, Люк думал так потому, что ему едва исполнилось семнадцать лет. Наверное, на самом деле так не бывает, но Диана как будто читала его мысли и предугадывала желания. Они познакомились, когда Люк, любивший одинокие прогулки, в очередной раз отправился в горный лес и, немного заплутав, вышел на шоссе ближе к полуночи - тут к обволакивающей темноте прибавился ещё и обильный, буйный дождь. По счастью, погода стояла тёплая, и Люк апатично побрёл вдоль шоссе сквозь серебрящиеся прохладные струи, сильно сомневаясь, что даже если мимо пронесется какая-нибудь припозднившаяся машина, водитель заметит голосующего на обочине туриста. Он периодически оглядывался в надежде увидеть свет фар, но замысловатое спортивное купе вырвалось из мглы и водной пыли молниеносно и практически бесшумно, и затормозило возле юноши, не успел он и подумать. Ему даже неловко было поместить свою мокрую насквозь персону в объятия роскошного кожаного сиденья, но эффектная дама за рулём так непринуждённо хохотала, что, среди прочего, стало ясно: дорогие спортивные машины - привычная маленькая безделушка в её жизни, не более.
   Сама Диана выглядела, наверное, лет на двадцать семь - двадцать восемь и вся казалась роскошной, блестящей, шелковистой и в общем вышедшей из другого, сияющего и благополучного мира. Люк никогда в жизни не встречал таких женщин, и дело было не в красоте, а в какой-то необъяснимой, великолепной беспечности, с какой Диана держалась, причём естественно, без малейших усилий - казалось, так могут вести себя только особы королевской крови. Люку доводилось встречать миловидных и обеспеченных женщин, державшихся, как ненужное приложение к собственным претензиям на "красивую" жизнь, ещё одним предметом чужого интерьера; в общем-то, на всех женщинах, с которыми Люк был сколько-нибудь знаком, независимо от их социального и семейного положения, возраста, привычек, внешних данных, лежала печать суетливости, униженности, обиды - даже на тех, кто пытался спрятать свою неуверенность в будущем за фальшивой бравадой. Диана была не такой; она не смотрела дорогой игрушкой, она была хозяйкой - себя самое и всего, что её нравилось. И хотелось нравиться ей.
   Люк не удивился, что она стала с ним флиртовать: одного взгляда на Диану было достаточно, чтобы понять - она выше мещанских предрассудков и стереотипов, движения её души непостижимы. Она выбирает не из соображений престижа, не из страха перед мнением знакомых, не из желания себе что-то доказать. Она явилась в его жизни кометой и сожгла всё мелкое, второстепенное. Они вместе катались на её невероятной машине по ночным дорогам - Люк никогда в жизни не видел такого вождения на такой скорости. Смеясь, Диана призналась, что даже участвовала пару раз в профессиональных гонках. Она была дочерью одного из австрийских аристократов, любила путешествовать, сменила несколько университетов, но так и не нашла себе занятие по вкусу, вследствие чего пришла к выводу, что жить надо просто для собственного удовольствия.
   - Знаешь, почему-то принято считать, что у человека в жизни должна быть цель, - беспечно усмехалась она, изящно вписываясь в повороты горной дороги на гудящей и воющей скорости, не включая фар. - Вроде как меня самой в этом мире недостаточно. Нужно ещё что-нибудь сделать, чтобы оправдать факт моего появления на свет - как будто меня спрашивали перед тем, как зачать! - она залилась мелодичным смехом - если бы Люка попросили назвать в личности Дианы что-либо искусственное, то это был бы её смех: звонкий, он всё-таки таил в себе жёсткие, жестяные нотки; впрочем, безупречная женщина просто обязана иметь какой-нибудь маленький недостаток, ведь это означало бы, что у неё действительно есть абсолютно всё. - Ты - это то, что ты делаешь... По-моему, если думаешь так, то тебя как будто нет. И вот я решила, что мой особый талант - это искусство быть, - она снова рассмеялась. Люк улыбнулся. Что ж, с этим её выводом трудно было спорить. - Кстати, ты не против, если мы заскочим ненадолго к одному моему знакомому? - в разговоре Диана обычно поворачивала так же круто, как на серпантине.
   - Он что, живёт в горах? - удивился Люк.
   - Родовое поместье, - подтвердила Диана и прибавила скорости.
   Люк рассеянно смотрел на проплывавшие мимо тёмные массивы леса, на поднимавшиеся к смутно-серебристому небу неожиданно-близкие горные вершины. Он думал о том, что раньше он, в сущности, уже несколько раз был уверен, что влюблён. На самом деле, ему было лет девять, когда он восхищался соседской девочкой лет восьми - чьей-то дальней родственницей, приехавшей на лето погостить, - и в некотором смысле действительно глубоко любил, хотя они так и не сказали друг другу ни слова - она, кажется, даже и не смотрела на него. Странно, именно это полузабытое, тайное впечатление детства теперь в чём-то напоминало ему его отношения с Дианой. Потом, конечно, были интрижки, флирт, всё, как полагается у подростков, и секс был, но... это вспоминалось сейчас как нечто постороннее, не имеющее отношения к истинной любви, какой она открылась ему с Дианой - безмолвной, всеобъемлющей, которая просто есть. Хотя он знал, что между ним и Дианой никогда не будет сказано об этом ни слова. Просто он понял, что любовь может быть первой не по счёту, а по глубине. Диана была его первой любовью, а всё остальное рядом с ней казалось ничем.
   Тут он заметил, что машина въезжает в подземный гараж - это была настоящая автостоянка в несколько этажей; Люк смутился и предложил:
   - Может, я подожду в машине?
   - Ты с ума сошёл! - всплеснула руками Диана, доставая с заднего сиденья свою похожую на кожаное ювелирное изделие сумочку. - А вдруг тебя кто-нибудь украдёт? - Она расхохоталась. - Здесь просто. Хозяин любит большое общество.
   - Заметно, - неуверенно согласился Люк, ловя краем глаза блики ламп на обтекаемых формах роскошных автомобилей, выстроившихся длинными рядами. Диана поспешила к выходу.
   Спускаясь за ней куда-то по коридорам обширного, судя по всему, особняка, Люк заметил ещё одну странность: женщины здесь, похоже, не слишком обременяли себя одеждой, во всяком случае, возле лифта им попалась потрясающей красоты молодая дама в весьма причудливом полупрозрачном наряде, с самым невозмутимым видом разговаривавшая по мобильному телефону.
   - Не обращай внимания, - шепнула ему Диана, войдя в лифт, на приборной панели которого, к удивлению Люка, значилось "минус сто восемьдесят девять" этажей. - Здесь сегодня вечеринка.
   К тому моменту, как они приехали на последний этаж, Люк понял, что хозяин поместья, должно быть, большой оригинал.
   - Это что, все жилые? - потрясённо уточнил он.
   - Чейте - это небоскрёб наоборот! - засмеялась Диана.
   Наконец они куда-то пришли - именно куда-то, потому что на этаже и в комнате было абсолютно темно; о присутствии хозяина Люк догадался только по алевшему где-то чуть дальше и выше огоньку сигареты, и ещё удивлял странный запах - сладковатый, невероятно тяжёлый; казалось невозможным долго находиться в такой духоте. Впрочем, Диану как будто ничего не смущало; судя по звукам, она обо что-то споткнулась и воскликнула:
   - Господи, Дьёрке, ну и бардак у тебя! - зашелестела, нащупывая кресло, и упала в него. Люк, опасаясь сделать неловкое движение, остался стоять неподвижно. Дверь закрылась. Диана блаженно вздохнула где-то в стороне, потом зазвенела какими-то стаканами.
   - Ужас, как я намаялась с этим Вейерштрассом! - сообщила она куда-то в темноту. - Ты знаешь, они ни под каким видом не хотят отдавать нам часть аэропорта. Придётся туда внедрять кого-то из наших.
   Огонёк сигареты невозмутимо промолчал, но Диану это, похоже, не удивило. Люк чувствовал себя дураком. Или здесь так принято?!
   - Эрика предлагает выкупить этот аэропорт однажды и навсегда, но это же такой геморрой! - невидимая Диана возмущённо зашевелилась; её чрезвычайно молчаливый, а может, и не слушавший вовсе собеседник никак не отреагировал, если не считать ответом затушенную сигарету. Люк, переминаясь с ноги на ногу, оглянулся на невидимую дверь.
   - Мрак! Вот так скучаешь целый вечер на каком-нибудь приёме, уламываешь без результата какого-нибудь самовлюблённого придурка, да ещё синоптики обещают дождливую неделю, и после этого страшно хочется кого-нибудь убить, - пожаловалась Диана; молчание в ответ затягивалось.
   - Я думал, тебе нравится дождь, - негромко возразил Люк просто для того, чтобы что-нибудь сказать, или хотя бы обозначить своё присутствие. Со стороны Дианы, кажется, задумались.
   - Нет, - наконец честно призналась она, и в этот момент чья-то невидимая рука схватила его за горло.
   Он совершенно не ожидал такого поворота событий и потому не сразу начал сопротивляться, а когда начал, то быстро понял, что это бесполезно: противник был выше, явно сильнее и действовал чётко, как по отлаженной схеме. Пока он волок Люка через всю комнату, то успел его порядком придушить, так что когда Люк упал на что-то мягкое, по-видимому на кровать, и железные пальцы на мгновение отпустили горло, он первым делом закашлялся; перед глазами плыли цветные круги, да и куда было бежать? Не видно же ничего! Зато Люк заорал как резаный, когда незнакомец начал стаскивать с него штаны, но тут горло ему снова что-то сдавило - на этот раз, похоже, железная проволока с шипами. Он снова закашлялся и больше не смог выдавить ни звука. Он просто поверить не мог, что такое бывает. Он читал в криминальной хронике о глупых мальчиках, которые вот так попадают в притоны, но Диана...
   От удушья в голове у него мутилось, и вообще он не чувствовал ничего, кроме боли, и даже не сразу сообразил, когда именно незнакомец его отпустил, - казалось, мучение продолжалось бесконечно. Правда, удавка на шее так и осталась, но насильник куда-то отбыл, а потом всю комнату залил яркий свет. Люк не нашёл в себе сил повернуть голову и так и лежал, уткнувшись лицом в смятую простыню, зато услышал укоризненный голос Дианы:
   - Здесь что, неделю не убирались?..
   Её собеседник с завидным спокойствием хранил молчание, зато тонкие женские пальцы обхватили запястье Люка, и в следующее мгновение он почувствовал укус - такой болезненный, что, не будь удавки на шее, снова заорал бы во всё горло; затем он, кажется, на короткое время потерял сознание.
   Когда он медленно и с перебоями вернулся в реальность - всё виделось словно сквозь толщу воды - то понял, что висит вверх ногами, а кровь капает вниз с пальцев рук. Перед глазами покачивалась очень большая и светлая комната и, приглядевшись, Люк понял, что ему не показалось: вдоль стены были свалены мёртвые тела, а через пол тянулись кровавые разводы. Диана и хозяин как ни в чём не бывало сидели посреди этой живодёрни в креслах, причём Диана расслабленно сняла туфли и поставила их рядом с собой на стол, а хозяин положил на стол голову и, казалось, дремал. Даже после всего происшедшего зрелище произвело на Люка впечатление, хотя ему всё равно почему-то не верилось, что его вот так убьют.
   - А ты что думаешь по поводу этого аэропорта? - озабоченно поинтересовалась Диана. - Может, забить на него вообще?
   - Мне похер, - наконец подал голос незнакомец, не поднимая головы, и Диана, удовлетворённо вздохнув, встала, словно получила обнадёживающий ответ.
   - Ладно, я тогда переговорю об этом с Арманом... Если найдутся желающие там работать... Посмотрим, как пойдёт, - она сняла свои туфли со столешницы и, не надевая их, направилась к двери; на пороге обернулась и окинула задумчивым взглядом комнату. - Хочешь, пришлю тебе уборщиков?
   Мужчина так долго думал, что Диана, не дождавшись ответа, вышла; через некоторое время после того, как за ней закрылась дверь, незнакомец откинулся в кресле и как ни в чём не бывало сказал:
   - Нет.
   Потом рассеянными движениями вытряхнул сигарету из пачки, закурил и подошёл к Люку, который пытался всмотреться в своего, судя по всему, убийцу, но запомнил только тёмный силуэт - сознание расползалось и ускользало.
   - Знаешь, что меня больше всего смущает в классическом психоанализе? - вдруг поинтересовался незнакомец, в котором, как видно, проснулось желание поговорить. - Считается, что сын, в тайниках своей так сказать души, не предусмотренных патриархатом, непременно хочет убить отца и изнасиловать мать. И никто странным образом не обращает внимания на другую, не менее блестящую возможность, но я, честно признаться, не вижу причин, почему бы сыну не хотеть убить мать, чтобы изнасиловать отца? - мужчина сделал глубокомысленную паузу. - А ты, будь у тебя сын, что бы предпочёл? - поскольку Люк, естественно, не ответил, незнакомец продолжил рассуждать сам с собой. - Знаешь, у меня дочь, и я даже подумать боюсь, что бы предпочла она, - признался он, - особенно если учесть, что моя жена уже несколько веков как умерла и, выходит, за обоих родителей остался я один. Трудно представить, какие бы опасности мне грозили, если бы моя дочь не умерла тоже... - мужчина задумчиво затянулся сигаретой. - Можно, конечно, искать утешение в мысли, что всё это: фигура отца, фигура матери - чисто символические понятия, абстракции, архетипы, - он недоверчиво покачал головой, явно сомневаясь в такой прекраснодушной трактовке. - Но всё же... Кто их знает, эти цветы жизни. Не исключено, что дети всё воспринимают всерьёз! - мужчина затушил сигарету, улёгся в кровать и, зевая, подытожил: - У самого меня был, дай бог памяти, восемьдесят один родитель, и я, честно говоря, ни разу в жизни не задумался о том, кого из них убить, а кого изнасиловать. Но, будь я человеком, сказал бы, что Фрейд без причины поскромничал.
   
   
   3.
   Потом яркий свет ламп, и тёмные лохмотья мёртвых тел, и бурые пятна завертелись и смешались, он увидел куб комнаты глубоко под землёй, и твердь породы, и синюю атмосферу вокруг - и не сразу понял, что видит это уже в окне, а не в мыслях. Корабль приближался к планете. Сорвахр отвернулся от окна и хотел сказать, что эта поездка ему не нравится, но не решился. К чему, если остальные считают, что всё в порядке?..
   - Тебе что-то не нравится? - мягко спросила Аллат, очевидно, верно истолковав выражение его лица. Сорвахр поколебался.
   - Я... вижу... - он запнулся, не испытывая особого желания переводись в слова картины, которые не хотел понимать, - тьму...
   - Но что это значит? - ласково спросила Аллат, глядя на него со своим обычным заинтересованным, воодушевлённым выражением. Сорвахр отвернулся.
   - Это значит, что надо немедленно убираться отсюда, - хмуро пояснил он. - Передай всем, что лучше не приближаться к этой планете и вообще выйти из Солнечной системы.
   Аллат недоверчиво покачала головой, хотя простодушно озвучила его совет. Вообще-то Сорвахр мог бы и сам говорить с остальными в пространстве общего сознания, но он предпочитал отделять свои мысли от чужих и приближать к себе только тех, кому особенно доверял. Привычка общаться через Аллат образовалась ещё на Бетельгейзе, но сейчас у него были особые причины избегать мысленной связи.
   - Но всё-таки, что ты видишь? - деликатно подступилась к нему Аллат. - Скажи хотя бы мне.
   Сорвахр поморщился.
   - Н-нет... У нас и слов таких нет. - Он снова встревожено выглянул в ночь. Местная звезда сияла жёлто-красными огнями. Может быть, он преувеличивает опасность? - Они сочтут, что я их разыгрываю, - вслух добавил он, и в этот момент голубая планета вспыхнула и снова расплылась...
   
   
   1.
   Вообще-то в нашем баре и раньше случались заварушки - район неблагополучный. Хорошо ещё, что сама забегаловка небольшая, так что для массового побоища просто не наберётся народу. Я на всякий случай держал при себе пистолет - не настоящий, просто чтобы припугнуть, если потребуется, но он так ни разу и не понадобился - наверное, я слишком привык полагаться на кулаки, всё-таки вырос на этих улицах. Но в тот вечер я почувствовал, что такое настоящая беспомощность и роковая встреча.
   Ещё когда на улице раздались выстрелы, меня как будто паралич хватил. Я сразу понял, что это к нам. Потом дверь распахнулась, и я увидел мужчину - в полумраке трудно было разглядеть лицо, я заметил только, что он был в тёмной спортивной куртке и с длинными чёрными волосами, падавшими на плечи. Он сразу молча принялся методично расстреливать всех, кто находился в баре - где-то человек пятнадцать или чуть больше. Он двигался так буднично, самоуверенно, что сразу было ясно: здесь можно не суетиться понапрасну. Многие, конечно, попрятались под столы, но фактически все те, кого он не застрелил сразу, просто ждали своей очереди. А я так и вообще застыл на месте, как будто сон смотрю. Достаточно сказать, что когда у него кончились патроны, в живых оставались ещё три человека, а он спокойно перезарядил пистолет и добил их, и выбежать никто не пытался. Кажется, некоторых он не убил, а только тяжело ранил, потому что как раз тогда, в наступившей по техническим причинам паузе, я расслышал стоны и какую-то возню в отдалении - он не обратил внимания, да и стрелял особо не целясь, просто трудно было не попасть с такого расстояния. Когда он вышел на свет, под лампу, я лучше разглядел его, впрочем к первому впечатлению почти ничего не прибавилось - он так и остался для меня тёмным силуэтом, потому что у него было на удивление правильное, какое-то нечеловечески красивое лицо. Он деловито застрелил оставшихся, прошёл к стойке походкой мечтателя на прогулке, сел на высокий табурет и дружелюбно посмотрел на меня.
   - Слушай... плесни-ка мне чего-нибудь, а?.. - он неопределённо помахал пистолетом.
   - Чего? - спросил я, хотя самое тупое в этой ситуации было поддерживать разговор. Гость скосил глаза на прейскурант.
   - Маргариту с клубникой, - сказал он серьёзным тоном, хотя глаза его смеялись. Я полез за проклятой текилой, чувствуя, что он предоставляет мне время, которое мне совершенно некуда девать. О чём полагается думать перед смертью? Можно ли, в принципе, умереть достойно, когда тебя просто давят, как крысу в подвале? Лучше бы застрелил сразу, как всех.
   - Люблю клубничку, - светским тоном пояснил он, наблюдая за тем, как в шейкере измельчаются ягоды. Я не ответил. Мне лично казалось, что в голове у меня не осталось ни одной мысли, но он вдруг заговорил, и фразы его, похоже, были ответом как раз на то, что я успел подумать.
   - Знаешь, эта твоя Илона... Она давно уже спит с Янку - ты не знал?.. А они между прочим поженятся в следующем месяце, и у них родится самый тупой ребёнок во всём Бухаресте... Нет, на математический ты бы в жизни не поступил, и вообще, мне кажется, программирование - это не твоё. Зачем мы живём на этом свете?.. Что ж, интересный вопрос! И сдаётся мне, ты узнаешь ответ значительно раньше, чем я... Почему я это делаю? - тут он внимательно рассмотрел ногти на свободной от пистолета руке и признался: - Хочу выпить. - С этими словами он взял давно стоявший перед ним бокал и сделал глоток, но сразу же подавился, прижал к губам пистолет и помотал головой.
   - Гадость, - выдавил он сквозь зубы, потом поразмыслил и с размаху швырнул бокал в зеркальную стену за моей спиной. Зазвенели, осыпаясь, осколки. На его лице, до сих пор совершенно безмятежном, проступило выражение отвращения, быстро перешедшее в бешенство, а затем в полное безумие. Он встал, быстрым шагом обошёл стойку и посмотрел на меня, словно впервые увидел.
   - Знаешь... ты извини, но... меня... просто не устраивает такое обслуживание, - сказал он и бросил пистолет. Дальше я запомнил только сильную боль в шее.
   Потом я услышал удаляющиеся шаги. Я всё никак не мог понять, почему перед глазами у меня - какой-то пыльный угол. Сознание медленно прояснялось. Я попытался пошевелиться и услышал хруст осколков. В этот момент нетвёрдые шаги замерли где-то на пороге. Открылась дверь, и послышался шум далёкой дороги.
   - Чрезмерное употребление всякой дряни, - неопределённым тоном сообщил гость, - вредно для здоровья.
   
   
   3.
   Сорвахр резко отвернулся от окна.
   - Я прошу не приближаться к Земле, - озвучил он на этот раз по общей связи. - Пожалуйста.
   Аллат с беспокойством поднялась. В этот момент все почувствовали его боль - чёрную волну, не знакомую детям звёзд. Почувствовали и засомневались. Какое-то долгое мгновение Пульс парил в высоте, а потом его лепестки вспыхнули - и оказались на границе синей атмосферы. Никто так и не понял, кто именно отдал приказ. Теперь Земля плыла прямо за окном - огромный светящийся шар. Аллат перевела дыхание. Если честно, планета ей понравилась.
   - Вот видишь, ничего не...
   По стенам снова пробежал огонь. Все почувствовали тяжесть - необычную силу, которой не могло быть при нормальном полёте. Корабль рассёк небо, как метеор, за одно неслышное мгновение, а удар об землю, казалось, расколол корпус надвое.
   
   
   1.
   Он проснулся с болезненным стоном, хотя всего только на несколько мгновений задремал. В такие минуты Дьёрдь просто пугал меня. Я спрашивала себя: какие чудовищные преступления должны быть на совести этого человека, чьё самодурство зачастую переходило буквально в безумие?.. Его немыслимое богатство, гипнотическая власть над окружающими, таинственное прошлое - я почему-то была уверена, что и людям повлиятельнее меня ничего о нём неизвестно, хотя сама я принадлежала к семье не из последних... И эти вспышки ненависти, злобы на весь мир. Но всё же я чувствовала себя не в силах оборвать эту связь... Вот и сейчас мы мчались, как молния, в роскошном, как маленький дворец на колёсах, лимузине в ночь, неизвестно куда, неизвестно зачем... Я сделала вид, что ничего не замечаю - расспрашивать Дьёрдя о его кошмарах было делом небезопасным. Он провёл по лбу дрожащей рукой.
   - Твою мать... - процедил он сквозь зубы и покосился на бар, но, как видно, решил, что алкоголь не поможет, и переключил внимание на девушку-водителя (насколько я успела заметить, и водителями, и телохранителями у него работали только женщины, что казалось немного странным - впрочем, Дьёрдь вообще отличался необычными привычками).
   - Что ты гонишь, как ненормальная! - проорал он таким стервозным голосом, какой, как я думала раньше, бывает только у наиболее истеричных женщин.
   Девушка, не говоря ни слова, послушно сбросила скорость, и огни набережной за окном из сплошной прямой превратились в наплывающие и отступающие волны света. Я поёрзала.
   - А куда мы едем? - задал риторический вопрос Дьёрдь, обращаясь, по-видимому, к девушке, потому что мне на эту тему он ничего не сообщал. - Я забыл.
   Водитель ответила что-то на незнакомом мне языке.
   - А. Никуда? - констатировал Дьёрдь и прикрыл глаза; его ресницы были такими длинными, что отбрасывали тени на щёки. Я невольно залюбовалась. - На сколько хватит топлива?
   Девушка снова что-то пояснила на другом языке; сначала я удивлялась: что за странный способ общения? - потом привыкла.
   - Хорошо, - сказал ей Дьёрдь и вдруг взглянул на меня - я не подберу другого слова - плотоядно, в буквальном смысле. Мне стало не по себе. Он схватил меня за плечи и вжал в кожаную спинку сиденья; даже сквозь ткань платья я чувствовала пронизывающий холод его рук - от его прикосновения всегда оставалось ощущение лёгкого покалывания, как брызги шампанского... По-видимому, он решил перейти к следующей фазе наших отношений и, не откладывая в долгий ящик, лишить меня девственности прямо в машине, - признаться, я ждала от него чего-то подобного и заранее велела себе не сопротивляться, чтобы обошлось без тяжких телесных повреждений, - и в то же время, цепенея под его бесчувственными ласками, я к собственному удивлению ощутила какое-то неестественное, пугающее возбуждение... Моё тело наслаждалось как бы отдельно от меня; внутри у меня всё замирало, и я подумала, что страх перед мужской жестокостью и нерассуждающая беспомощность и покорность - это, наверное, и есть женственность.
   
   
   3.
   Сорвахр после падения Пульса не произнёс ни слова. Как только в корабле началось какое-то движение мысли, он лёг на пол лицом вниз и больше не шевелился. Если бы кэлюме умели осуждать, их, наверное, возмутило бы такое поведение, но Сорвахра и раньше считали довольно капризным. Только Аллат, знавшая его лучше других, понимала, что его недовольство может быть вызвано только очень серьёзными - пусть и не очевидными для других - причинами - хотя она и не разделяла его беспокойства, - и ей ужасно хотелось его утешить, но любопытство было всё-таки сильнее, и она выбежала посмотреть на разлом в корпусе корабля, а заодно и на Землю вблизи. Вокруг Пульса темнел лес, а в нём сновали какие-то светящиеся существа.
   
   
   1.
   - Короче, после того, как она посмотрела этот дурацкий балет, ей ни с того ни с сего заронилась в душу идея: разводить лебедей. К несчастью, она реализовала свою мечту прежде, чем я успел уехать.
   - Почему к несчастью? - улыбнулась я. Мы бродили по безлюдному ночному парку развлечений; Дьёрдь оказался самым ярым приверженцем ночного образа жизни, которого я когда-либо знала: все мои попытки вытащить его куда-нибудь днём заканчивались неудачей.
   - Ну, понимаешь, раньше я считал, что лебедь - зашибись какая изысканная птица... Вот, типа, они плывут, изогнув шею буквой зю, глядят в зеркало вод и являют собой образец гармонии с природой. А тут пришлось познакомиться с ними поближе, и... о, боже! - в общем, они нормальные, только когда в воде. В нежных объятиях, так сказать, стихии. Но стоит лебедю по каким-то причинам выйти на берег - и перед тобой возникает натуральный гусь, с которым они, кстати, ближайшие родственники. Жадный, злобный, щиплется адски. Одним словом, самое лучшее - созерцать этих птиц только в балете Чайковского.
   Я засмеялась. Никогда бы не поверила, что так бывает, но после того жуткого свидания, когда мы всю ночь занимались сексом в машине, наши отношения с Дьёрдем стали как будто мягче, человечнее. Я, кстати, вскоре поняла, что на самом деле секс был ему не так уж и нужен - он, похоже, вообще не придавал особого значения этой стороне жизни. Возможно, если бы втайне я не ждала от него грубых домогательств, наши отношения с самого начала сложились бы по-другому... Впрочем, гадать о его мотивах было бесполезно, Дьёрдь во всём подчинялся минутным капризам. Вот и сейчас он вдруг сообщил, что хочет покататься на колесе обозрения.
   - Только не говори, что знаешь, как его включить, - только и сказала я.
   - Хорошо, я ничего не скажу, - засмеялся он.
   Уже на подмостках я снова попыталась возразить:
   - Оно же не двигается!
   - Садись, - повторил он. И в самом деле, как только мы вошли в качающуюся железную кабину, колесо поехало; у меня просто глаза полезли на лоб.
   - Ты меня разыгрываешь? Ты что, сторожа подкупил?.. - я свесилась вниз, стараясь разглядеть в будке невидимого машиниста, хотя всю дорогу была почему-то совершенно уверена, что мы в парке одни.
   - Да какая разница?.. - он тоже подошёл к перилам и стал смотреть в небо; тёмная масса деревьев всё удалялась, кабина монотонно поскрипывала на ветру, и я наконец села. Я уже готова была поверить, что Дьёрдь умеет включать колесо обозрения силой мысли, как вдруг - точно в тот момент, когда мы поднялись на самый верх - машина остановилась. Я растерялась. Вот ещё новости!
   - Ох ты боже мой, батарейка у колеса кончилась!.. - картинно удивился Дьёрдь, обращаясь к звёздам. - Теперь нам придётся спрыгнуть вниз, или по крайней мере ждать до утра.
   Я промолчала; что-то подсказывало мне, что колесо остановилось потому, что Дьёрдь находит пребывание на высоте полёта романтичным, и надо признать, в душе я была с ним согласна; по счастью, ночь выдалась тёплая и почти безветренная. Дьёрдь обернулся ко мне; в его глазах, чёрных и вместе с тем светлых, отражалось море разлитых под нами дрожащих огней.
   - Я научу тебя летать, - тихо сказал он и легонько поцеловал меня в уголок рта, а потом в шею.
   
   
   3.
   - Может, ты всё-таки объяснишь нам, в чём состоит социальное устройство местных? Долго мы будем гадать? Я ведь прав, что это в некотором смысле разумные организмы?
   Сорвахр, по обыкновению, сидел неподвижно, закрыв глаза рукой, и молчал. Эти "попытки разговора" странно действовали на Креона: он чувствовал нетерпение и злость, словно время уходило в никуда, а Сорвахр изводил всех своим упрямством. С остальными было проще, они, по крайней мере, не сидели молча, а действовали.
   - Ничего ты не поймёшь, - сказал вдруг Сорвахр, когда Креон уже потерял надежду на ответ.
   - Откуда ты знаешь?
   - Ну вот, например. Человечество делится на "баб" и "мужиков". Это деление по физиологическому признаку. "Бабы" и "мужики" "ебутся". Это считается у них высшим наслаждением. Но это сугубо физиологический процесс, который принято обменивать на такие же материальные вещи. У них принято "платить" за "секс". Понятно?
   - Нет... не совсем...
   - У них принято друг друга использовать. Все поделены на высших и низших в зависимости от того, кто кого может изнасиловать.
   - Что сделать?
   - Ну, это значит, использовать для секса.
   - Но ты сказал, что это "платно"?
   - Это "платно", когда для "удовольствия", и "насильно", когда касается "престижа". Более высокий "статус" в "иерархии" как раз и позволяет перейти из разряда тех, кто "платит" за "секс", в разряд тех, кто просто "всех имеет".
   Креон, как и предсказывал Сорвахр, испытывал явные трудности с переводом, особенно выражения "всех иметь".
   - А зачем балаган?.. Это же в принципе невозможно!
   - Они полные ничтожества. Их жизнь подчинена поиску пропитания.
   - Жить, чтобы питаться?.. - с сомнением возразил Креон. - Ты прав, я не понимаю...
   - Поймёшь, - с досадой бросил Сорвахр и снова отвернулся.
   
   
   1.
   Самое странное, что я так и не запомнила, как мы спустились вниз; но, должно быть, на колесе меня всё-таки продуло, потому что потом я ещё пару недель чувствовала себя плохо. Дьёрдь не появлялся и даже не звонил, а родители заставили меня сидеть дома; раньше они не очень-то интересовались моей жизнью и не пытались меня контролировать, но на этот раз проявили какую-то несвойственную им настойчивость. Из случайно услышанного разговора я поняла, что вернулась в ту ночь в каком-то очень странном виде и они подозревают, что я подсела на наркотики. Но я-то была уверена, что всего лишь немного простудилась.
   Странно, после непредвиденного расставания с Дьёрдем я почувствовала себя одинокой. Конечно, у меня были приятели и подружки, и большая семья, многочисленные кузены и кузины, с которыми мы, бывало, весело проводили время на Лазурном берегу, в казино и на пляжах... Но сейчас я вдруг поняла, что, в сущности, мне нечего с ними делить, кроме этих пустых развлечений. И сейчас, когда я оказалась запертой дома, чувствуя ломоту во всём теле и непонятную слабость - хотя раньше просто не знала, что такое болезнь - я отделалась лёгким испугом, даже когда провалилась под лёд, катаясь на коньках - мне было тринадцать лет, мы собрались на реке... Сейчас я не могла даже вспомнить их лиц - никого, кроме Дьёрдя. Мне хотелось, чтобы он пришёл, чтобы обнял меня, успокоил... Наверное, поэтому я так ужасно обрадовалась, когда он позвонил, что даже забыла спросить, где он пропадал.
   - Как дела? - неопределённым тоном поинтересовался он.
   - Так... - я прокашлялась, - приболела немного.
   - Что-то серьёзное? - он, казалось, не удивился.
   - Да нет, ерунда.
   Он помолчал.
   - Знаешь, если хочешь... Приезжай ко мне сегодня ночью. В Вену.
   Я так удивилась, что даже приподнялась на локте.
   - Но, Дьёрдь, я правда пока не очень хорошо себя чувствую.
   - Приезжай, - повторил он и повесил трубку, а я ещё некоторое время тупо слушала гудки.
   Даже моего семнадцатилетнего жизненного опыта хватило, чтобы понять: это ультиматум. И заодно проверка. Готова ли я бросить всё, отказаться от чувства собственного достоинства, чтобы сохранить эти отношения? В продолжение одного короткого разговора мне стало совершенно ясно: он ждёт, что я полюблю его именно за то, что я ему безразлична, и он мне об этом сказал. От Ниццы до Вены... Господи, неужели я действительно собралась ехать?! Если не решиться сейчас, не прекратить поддаваться на его абсурдные требования, это никогда не кончится, он так и будет...
   ..."пить мою кровь", - вдруг пришла отчётливая мысль.
   В тот же вечер я собралась, оставила записку родителям, уехавшим в театр, и села на самолёт до Сиэтла. Я никогда больше не возвращалась домой и никогда не видела Дьёрдя.
   
   
   3.
   - Надо перебазироваться под землю. Не знаю, возможно, есть смысл построить какое-то временное убежище. Дома на этой планете не растут, ну, это уже все поняли.
   - Стройте, - лениво подал голос Сорвахр. - Но с таким расчётом, что мы здесь останемся надолго.
   - На сколько? - насторожился Креон: он никогда не упускал случая выудить из Сорвахра конкретные сведения.
   - Навсегда, - холодно отрезал Сорвахр, и все опять подумали, что он преувеличивает, и не стали спорить. - Я могу начертить архитектурный план. И проверить свойства местной породы, - Сорвахр слегка оживился: мысль о том, чтобы поселиться подальше от людей, ему понравилась. Креон поколебался.
   - Хорошо, займись, - кивнул он. - Что касается люмэ... Пока я не вижу особой проблемы в том, чтобы брать понемногу у местных. Они восстанавливаются, мы проверили.
   - Да хоть бы и не восстанавливались, - снова подал голос Сорвахр, копаясь в ящике с красками. - Они же всё равно не используют свою кровь по назначению.
   - Ну да... - растерялся Креон. - Короче, схема такая: надо ввести сущность в состояние глубокого гипноза, и тогда она не будет ничего помнить...
   - Надо продемонстрировать сущности жестокость и причинить боль, - предложил свой вариант Сорвахр, которому Земля навеяла специфическое чувство юмора. - И тогда она будет преклоняться перед тобой и приносить тебе в жертву своих сородичей.
   - Думаю, мы обойдёмся без таких крайностей, - дипломатично возразил Креон.
   - Ну, обойдитесь, - покладисто согласился Сорвахр, не поднимая головы от чертежа.
   - А почему, собственно? - вдруг оживилась Аллат, которой уже успели надоесть всеобщие мрачные деловые разговоры, и с беззаботной улыбкой пояснила в ответ на удивлённые взгляды: - Ну, если они всё равно друг друга убивают... Давайте тоже попробуем?.. Ведь интересно!..
   
   
   1.
   Я видел герцога Островичи всего только несколько раз мельком до того момента, пока он не пригласил меня лично к себе в кабинет. Честно говоря, я сильно подозревал, что вышло это случайно; мне говорили, что есть у его светлости такая слабость: не зная, с кем бы разделить компанию, он просто набирал по внутреннему телефону несколько случайных цифр. Я работал в финансовом отделе Чейте бухгалтером (одним из двадцати), и предположить, что у герцога действительно мог возникнуть интерес именно к моей скромной персоне, было трудно; впрочем, наша секретарь заверила меня, что герцог срочно хочет услышать отчёт о прибылях и убытках за последний квартал и прибавила, что голос у его светлости, как ей показалось по телефону, вполне трезвый - что само по себе удивительно. Таким образом, оставалось только гадать, чем закончится для меня этот визит, и я отправился к начальству, стараясь не строить предположений.
   Начальство сидело в абсолютной темноте - только серебристый силуэт высокого, в два этажа, окна встретил меня с противоположной стороны комнаты, а затем под окном пошевелилось большое офисное кресло и, кажется, развернулось в мою сторону.
   - Ну? Излагай, - разрешил голос. Я вздохнул, веля себе успокоиться и ничему не удивляться.
   - Ваша светлость, нельзя ли включить свет?
   - Зачем? - удивились из кресла.
   - Я не могу читать в темноте.
   - А зачем тебе читать? - удивились из кресла повторно. - Расскажи так, - и кресло снова зашевелилось, очевидно, готовясь выслушать нечто чрезвычайно занимательное, требующее большой фантазии.
   - Я не помню цифры наизусть, - вздохнул я, начиная уставать. Последовала недовольная пауза, после которой обитатель кресла, похоже, положил руки на стол, а голову на руки.
   - Блин, - задумчиво заметил он.
   Последовала ещё одна пауза, после чего на столе сама собой засветилась лампа - сначала едва заметно, потом всё ярче. Круг света выхватил черноволосую голову, склонённую на две беломраморные руки, письменный стол, огромный и тяжёлый, как древняя гробница, и почти совершенно пустой, и кресло для посетителей сбоку. Поскольку дальнейших распоряжений не последовало, я, поколебавшись, прошёл вперёд, сел в кресло, объявил, как в театре:
   - Финансовые результаты с начала года до отчётной даты, - и, листая страницу за страницей, стал перечислять цифры, от которых у меня скоро зарябило в глазах. Я старался, чтобы мой голос звучал не слишком монотонно, но, кажется, не преуспел, однако на герцога моё чтение, по-видимому, произвело бодрящее действие.
   Сначала он поднял голову и снова откинулся в кресле - я это заметил краем глаза, тщательно избегая отрываться от страниц, чтобы не встретиться с ним взглядом. Затем финансы, по-видимому, так заинтересовали Дьёрдя, что он залез на стол, подобрался ко мне и заглянул в бумаги. Я упорно не поднимал головы и продолжал бубнить. Герцог умиротворённо разлёгся на столе, по-видимому, с наслаждением внимая звуку моего голоса, потом полез в ящик стола, достал оттуда бутылку и задумчиво к ней приложился, глядя в потолок. Отчёт всё не кончался. Дьёрдь отставил бутылку и снова расположился в непосредственной близости от меня, на этот раз прямо уставившись мне в лицо - я чувствовал это, и мне уже тяжело стало не смеяться. Впрочем, мне стало не до смеха, когда его светлость уже без всяких церемоний сунул руку мне под рубашку - тут я невольно отстранился.
   - Ваша светлость, вы слушаете, или позвали меня для чего-то другого? - сказал я, кажется, даже резче, чем подумал, с перепугу; но продолжать делать вид, что я ничего не замечаю, было уже глупо, а подыгрывать ему я был не в состоянии.
   Дьёрдь откинулся на спину и искренне расхохотался. Я без всякого энтузиазма ожидал, когда у него пройдёт приступ веселья. Дьёрдь постучал рукой по моим бумагам.
   - Слушай, я ни слова не понял из того, что ты тут читал, - отсмеявшись, сообщил он и добавил вкрадчивым голосом: - Как ты думаешь: кто в этом виноват? - при этом провокационном вопросе у меня окончательно иссякло терпение. Я бросил отчёт на стол.
   - Да нормально у нас всё с финансами, - подытожил я "своими словами", - не волнуйтесь.
   Дьёрдь, развалившись на столе, как на кровати, с усмешкой подпёр голову рукой и окинул меня ещё одним любопытным взглядом, а потом снова постучал по отчёту.
   - И не надоедает тебе заниматься этой фигнёй? - проникновенно поинтересовался он. Я угрюмо пожал плечами. Врать не имело смысла, но, в действительности, всё было не так уж страшно.
   - Терпимо, - сквозь зубы пояснил я. - К тому же ведь я не всю жизнь, ну, не без перерыва веду эти счета.
   Дьёрдь смотрел на меня с улыбкой, словно ждал продолжения, но добавить мне было нечего, и он снова расхохотался. Повисла пауза.
   - Знаешь, тут жила одна цыганка, - задумчиво сообщил он, глядя в потолок. - Ну, то есть она жила тут в XVI веке - тебя, наверное, тогда ещё на свете не было?
   - Не было, - подтвердил я, про себя ужаснувшись, что можно хранить память о таких далёких временах.
   - Да, так вот... она гадать умела, на специальных картах, и меня научила... хочешь, я тебе погадаю? - он с улыбкой глянул на меня и, не дожидаясь ответа, снова полез в стол. В его руках оказалась колода больших карт с рисунками - Таро, насколько я понял. Дьёрдь вернулся в кресло.
   - Я, честно говоря, не уверен, что они подходят для нашей расы - по-моему, здесь маловато картинок... Но, я надеюсь, у тебя не слишком богатый внутренний мир? - он строго нахмурился.
   - Не могу судить, ваша светлость, но думаю, что не слишком, - вздохнул я.
   - Бизнес-класс? - предположил Дьёрдь.
   - Эконом, - устало предположил я. Он снова расхохотался и протянул мне колоду:
   - Сними...
   Я подвинул стопку, и Дьёрдь принялся театральными жестами раскладывать карты на столе.
   - Знаешь, как переводится с латыни слово "люкс"? - с улыбкой поинтересовался он. Я пожал плечами: вот уж о чём не думал.
   - "Роскошь"? - предположил я. Дьёрдь взглянул на меня умоляюще.
   - "Свет", деревня... - наведя таким образом порядок в моём образовании, он сосредоточился на картах и следующие полчаса не произносил ни слова, что не мешало ему азартно раскрывать карты одну за другой и время от времени превесело хохотать - причём я так и не понял, относился его смех к картам, чему-либо ранее сказанному или вообще к его собственным, совершенно не связанным с ситуацией мыслям. Наконец, посидев в задумчивости над гаданием, он решительным жестом смешал карты, взглянул на меня так, словно я самим фактом своего существования подарил ему несколько минут неизъяснимого блаженства, и задушевно сообщил:
   - Ну и пройдоха же был твой прадед по материнской линии!..
   - И это всё, что вы увидели?.. - я невольно рассмеялся не столько выводу, сколько многотрудной работе, ему предшествовавшей.
   - Нет, - он поднялся и обошёл стол; я хотел было встать тоже - неприятно было смотреть на него снизу вверх, его присутствие и так действовало на меня угнетающе, - но он сам опустился на пол возле моего кресал. - Я вижу, что... если я прикажу, - он подчеркнул это слово, - тебе остаться, ты подчинишься, но если я прикажу тебе уйти, ты будешь только рад... - Он как бы невзначай провёл пальцем вдоль пуговиц моей рубашки. - А вот чего я не вижу, это... что ты будешь делать, если я... попрошу... тебя?.. - о чём именно, он уточнять не стал, но я уже окончательно убедился, что мои, и не только мои, подозрения относительно того, зачем он вообще меня позвал, оправдались на сто процентов. При последних тихих словах он поднял на меня такой глубокий и пронизывающий взгляд, что мне стало не по себе. Сознаюсь, если до того пребывание в его обществе было для меня дискомфортно, то после стало по-настоящему мучительно. Этот настойчивый, гипнотический взгляд, источающий жгучий чёрный огонь и холодную тоску, на безупречно прекрасном, как будто неземном лице производил незабываемое впечатление, - мне показалось, что передо мной сидит сверхъестественное существо. Я был пробуждённым кэлюме, но никогда не задумывался, что ощущали в моём присутствии жертвы из людвы, а сейчас вдруг понял. Герцог подался вперёд и, обхватив моё лицо длинными сильными пальцами, поцеловал меня. Я, честно говоря, просто не осмелился бы не ответить. Что я, на полном серьёзе буду отказывать Дьёрдю Островичи?.. Но было здесь и другое соображение... Признаться, мысли у меня спутались. Он меня просто поразил. Я никак не ожидал тех чувств, которые он вызвал во мне, - нечто вроде мистического ужаса, хотя вроде бы он не предлагал мне ничего сверхъестественного: напротив, всё было даже банально... Но я вдруг понял, что он ждёт от меня принуждения, даже жестокости, - и именно это меня смутило. Признаться, впервые в жизни я не испытывал особой склонности к доминирующей роли, хотя с людвой нередко обходился безжалостно и любил утраивать иногда целые кровавые спектакли... Но он, повелитель всех вампиров, эта легендарная, зловещая личность, которой приписывали чуть ли не божественное происхождение, - хотел, чтобы я обращался с ним, как с рабом?.. Меня это, признаться, просто напугало. Как бы он не устроил мне образцово-показательную казнь напоследок, впав после приступа самоуничижения в противоположную крайность... Я был достаточно наслышан о его репутации "рокового" любовника. В общем, не отвечать было невозможно, и на меня обрушился водопад парадоксальных ощущений: приходилось заставлять себя быть властным и самоуверенным до агрессивности без малейшего на то желания, да ещё по отношению к тому, кто на самом деле вызывал страх. Кажется, я неплохо справился со своей ролью, "как бы заставив" его удовлетворять меня, хотя исходящие от него чёрные волны тревожной и болезненной чувственности так и пронизывали меня, оставляя какое-то лихорадочное ощущение, как ожог, и сам я не почувствовал вообще ничего... Когда всё кончилось, я надеялся, что он отпустит меня, но он, похоже, только начал входить в азарт. Глаза его разгорелись уже совершенно безумным огнём, он, казалось, пришёл в хорошее настроение и снова полез в ящик стола, откуда извлёк тяжёлую плётку с, без шуток, настоящими серебряными гвоздями.
   – Как ты думаешь, зачем Альбина здесь это держит? Наверное, для секретарш?.. – поинтересовался он у меня, в то время как те самые секретарши, хихикая, втаскивали в кабинет ящик коньяка. – Надеюсь, Её Величество не рассердится на меня за небольшой бардак, который мы тут устроим… честно говоря, это её кабинет… что ж, будет меньше шляться по командировкам на тропические острова, я прав?.. – секретарши дружно согласились и прыснули вон, а я молил бога, чтобы герцог, чего доброго, не попросил меня его избить, что он, разумеется, и сделал. Пришлось взять плётку и порадоваться, что опыт в таких делах у меня имелся и я, по крайней мере, не взбешу его своей неуклюжестью. Несмотря на игривое настроение, требовательности ему было не занимать, и я ни секунды не сомневался, что, не сумей я его как следует унизить, он начнёт добиваться острых ощущений ещё более изощрёнными способами. Короче, я хлестал его плетью, пока он не потерял сознание. У меня к тому времени уже было чувство, что я схожу с ума; признаться, начав нехотя, я закончил с остервенением. Мне казалось, я уже действительно готов его убить; я не запомнил, и с чего я остановился, и с чего стал с каким-то мстительным чувством ждать, пока он сам придёт в себя, ничего не предпринимая, и с чего потом испытывал жалость и чуть ли не угрызения совести…
– Знаешь, – вернули меня к реальности его задумчивые и даже как будто благоговейные слова. – По-моему, в финансовую политику двора нужно – как бы это выразиться? – добавить огоньку, – с этими словами он стал выбрасывать все документы, хранившиеся в кабинете – королева Альбина как раз отвечала за финансы – из шкафов на пол, щедро полил их коньяком и поджёг, причитая: – О, великая стихия! Прими наши скромные дары… Нет, я прямо чувствую, как с деньгами у нас становится всё лучше и лучше!
Он ворошил горящие листы бумаги и расшвыривал их по комнате. Я без напоминаний добавил в общий костёр бумаги, которые принёс с собой и, странно, именно в этот момент почувствовал какое-то уже совершенно неуместное наслаждение. Рукава у Дьёрдя загорелись, и он бросил рубашку в огонь. Потолок стал чернеть. В тёмном стекле высокого окна мерцали прозрачно-рыжие блики. Дьёрдь сквозь языки пламени дотянулся до телефона и проговорил в трубку, всхлипывая от смеха:
– Тащите сюда дитятко.
Вскоре ко всему привычные секретарши принесли из разделочной миску с младенцем. Я чувствовал, что если возьму в рот хоть каплю крови, меня просто вырвет. Дьёрдь подцепил «дитятко» за ножку и с размаху раскроил ему череп об угол стола.
– Десять негритят пошли купаться в море… – заплетающимся языком проговорил он, потроша ребёнка. – И вот результат… – не донеся до рта кусок мяса, он снова расхохотался. По комнате летал пепел. Девушки, убедившись, что его светлости больше ничего не требуется, выскользнули вон, бросая на покрытую кровью и копотью фигуру герцога кто смеющиеся, кто восхищённые, кто любопытные, а кто и откровенно испуганные взгляды; меня здесь, казалось, никто и не заметил. Дьёрдь, похоже, тоже обо мне забыл, полностью погрузившись в процесс отрывания рук, ног, откусывания головы и вырывания внутренностей и время от времени роняя приходившие ему по случаю мысли таким тоном, словно разговаривал сам с собой: – Один из них утоп, ему сковали… Чтобы убедиться, что у человека есть сердце, надо, чтобы его кто-то вырвал. И вот результат… Считалки очень полезны для понимания сущности вещей. Надо всё считать… и за всё рассчитываться. Один из них утоп… А что? Говорят, Сатурн тоже пожирал своих детей… Пожирал, пожирал… пока не подавился. Скажи мне, Матиаш, – он внезапно поднял голову и посмотрел прямо мне в лицо. – Ты любил когда-нибудь?..
Странно, я вдруг понял, что раньше ни разу не задавал себе этот вопрос, а теперь не только задумался, но и совершенно отчётливо, достоверно осознал ответ.
– Нет, – спокойно сказал я. Дьёрдь смотрел на меня пристальным, абсолютно трезвым взглядом, в котором, казалось, отразилась мудрость не то что веков – тысячелетий, как отсвет далёких звёзд…
– Тогда, – медленно проговорил он, – ты будешь счастлив на земле.
   
   
   3.
   - Да пусть хоть провалятся со своей мёртворождённой моралью, - беспечно усмехалась Аллат, собирая что-то с тёмной ветки; даже те, кто предпочёл поселиться вдали от Пульса, не решались пробовать местную органику - то, что сами тину считали "едой", - только Аллат беззаботно грызла то "ягодки", то "орешки" и уверяла, что это "ничего, забавно". Она часто гуляла в шумной компании - некоторые отправлялись с ней из любопытства, а некоторые даже в исследовательских целях, но большинство - чтобы забыться.
   - Ой, а давайте прыгнем в это ущелье! Кто первый? Чур, не летать!.. - и бывшие небесные жители с хохотом бросались со скалы. Сорвахр с улыбкой наблюдал за ними, не забывая мысленно проверять окрестности: прогулки прогулками, а следить за людвой не мешало. О кэлюме и так уже слагали легенды, одна другой несуразнее. Правда, земное оружие ещё ни разу не причинило никому вреда, - на кэлюме нападали обычно с вилами или стреляли чем-то вроде пороховых зарядов, - но на самом деле дотошные стражи ещё на базе установили, что безупречная оболочка светимости в земных условиях деградирует, да это и чувствовалось...
   - Они такие ужасно смешные, всего боятся, - весело говорила о ловле тину Аллат. - Надо внушать им, что мы - кошмар! демоны, вампиры!.. - тут она заливалась беспечным смехом. По её примеру многие уже бросили вводить жертв в транс и скрывать свой истинный облик. Тину оказались такими забитыми и тупыми, что, в самом деле, деликатничать с ними не было ровно никакого смысла, хотя Сорвахр всё равно не мог заставить себя дотронуться хоть до одной из этих тварей, пока они находились в сознании. От их тесных, тусклых мыслишек ему становилось дурно. Для Сорвахра это было всё равно что пить помои. Аллат говорила, что так кажется только до первого глотка, что надо побороть в себе порыв отвращения и наслаждаться люмэ, и всё тормошила его, чтобы он тоже попробовал кого-нибудь убить, но он просто не мог себя преодолеть.
   Вот и сейчас компания, обнаружив в лесу что-то съедобное, весело питалась, азартно размахивая устрашающими мыслями, тем более что людва, как Сорвахр краем глаза успел заметить, сама попадала ниц при их приближении.
   - Я - дьявол! Преклони колени, ничтожество!.. - мысленно завывала Аллат, пока остальные покатывались со смеху. Сорвахр, стоя поодаль, недоверчиво смотрел на ближайшего к нему уродца - сморщенного, чёрного, как жжёный сахар, косившего по сторонам лукавым и цепким взглядом. При виде сверкающих фигур звёздных гостей в этом скукоженном сердце потекли, перебивая друг друга, вязкие струи страха, злобы, жадности и зависти. Сорвахр уговаривал себя откусить немного от этой пакости - в конце концов, долго ещё он будет из себя недотрогу строить? - повторяя про себя слова Аллат, что мерзко только до первого глотка, и даже сделал шаг вперёд - но тут вдруг существо взглянуло на него колючими, злобными глазёнками, в которых, как нож, блеснула мысль попросить у дьявола - то есть у него, Сорвахра, - вечного блаженства, - а вечное блаженство представлялось существу чем-то вроде душной деревенской бани с множеством толстых, голых баб: на какое-то мгновение весь свет заслонили рыхлые, отвисшие животы и жёсткие завитки волос - почему-то в основном тёмно-русых - натуральные блондинки - на обширных лобках. Сорвахр сам не заметил, как ему под руки попался какой-то предмет, который случайно оказался поленом, и незаметно для себя расколотил гнилую чёрную башку до того, что люмэ разбрызгалась во все стороны - он увидел, как горело в каплях отражение огненной луны. Остальные кэлюме уже давно бросили свои занятия и с изумлением наблюдали его экзерсисы: такого экзотического обращения с людвой не демонстрировала даже Аллат. Сорвахр посмотрел на свои ставшие скользкими руки и бросил полено. Ему показалось, что грязные людские мысли уничтожить невозможно - разве что перебить всех людей - что они отравляют его душу, изменяют зрение, тело, что он перестаёт быть собой и превращается в кого-то другого - в человека, может быть, - что здесь всё горит. На мгновение он даже поверил, что сейчас наконец умрёт, и всё кончится. Шатаясь, он сделал несколько шагов, упал на колени, и его начало рвать. Вместе с кровью, отягчённой земными желаниями, ушёл и огонь, и он снова почувствовал над собой тёмное небо и безмолвную луну. "Неужели мы всю жизнь будем так скитаться? А после смерти?" - мелькнула у него мысль, он сплюнул и вытер руки о траву. Мысли столпившихся вокруг сородичей доносились до него словно издалека.
   - Слушай, Аллат, а он всегда был таким? - немного смущённо поинтересовалась Дора; она с самого начала побаивалась эксцентричного мужа подруги с его безрадостным всеведением.
   - Всегда - это когда? - устало вздохнула Аллат, застыв в задумчивости над впавшим в апатию Сорвахром; её уже порядком утомили тревоги и выходки не приспособившихся к земной жизни сородичей, совершенно ей не понятные.
   - Ну, дома... - Дора помялась; всем было немного неловко вспоминать Бетельгейзе. - Он тоже был такой нервный?..
   - Его не рвало кровью, если ты это имеешь в виду, - сухо пояснила Аллат и пожала плечами.
   
   
   1.
   Он проснулся от удара серебряным клинком по лицу.
   - С добрым утром, - поприветствовал знакомый глуховатый, бесцветный голос, и в то же мгновение чьи-то руки в жёстких кожаных перчатках нацепили на его запястья серебряные наручники - щелчок, потом другой, и он оказался намертво прикован к кровати - из обжигающих колец серебра кэлюме ни за что не выбраться - но эти соображения отступили перед пронизавшей руки до локтя болью.
   - Извини, Дьёрке, но ты реально достал, - прокомментировал ситуацию другой знакомый голос, тоже женский, - обойдя кровать, неподалёку остановилась Мария Надашди, одетая, вопреки обыкновению, без лишнего щёгольства, неброско и практично, словно заявилась к бывшему любовнику сразу после долгой дороги. "Их же не было несколько лет", - вспомнил Дьёрдь, с трудом преодолевая боль, чтобы заставить свою мысль хоть как-то работать: откуда ни с того ни с сего вернулись его отставная фаворитка и брошенная дочь, и что им теперь надо?.. Впрочем, вторая участница мероприятия, по-видимому, намеревалась внести в ситуацию скорую и безжалостную ясность: она запрыгнула на кровать непосредственно в сапогах - Жанна часто носила мужской костюм, когда приходилось путешествовать - встала в ногах у Дьёрдя и, помахивая серебряной шпагой, при помощи которой его и разбудила, своим невыразительным, лишённым интонаций голосом пояснила:
   - Мы с Марикой прогулялись до Пульса на днях. И, видишь ли, расклад следующий. Мы пришли к выводу, что раса прекрасно ассимилируется на этой планете. Пройдёт всего несколько веков, и кэлюме полностью растворятся среди людей. Мы будем сыто жрать, бездумно трахаться, плодить таких же никчёмных и никому не нужных детей. Мы будем счастливы, как только может быть счастлива душа на земле, - всё это доходило до Дьёрдя сквозь густую пелену боли в руках, которые уже буквально обуглились до кости; он почувствовал вкус крови и понял, что прокусил губу. - Есть только одна маленькая проблема, и мы её решим. Единственное препятствие к распаду памяти расы - это ты. Ты упорствуешь в своём желании быть каким угодно, только не таким, как все. Мы решили тебя наказать. Казнить, если точнее. А чтобы всем сразу стало понятно, что мы твёрдо намерены установить в Чейте новый порядок, твоя смерть будет долгой и мучительной.
   
   
   1.
   Как впоследствии уверяли слуги - те, кого "две госпожи" как ни в чём не бывало вызывали по всяким мелким надобностям в течение пары недель, предшествовавших смерти легендарного вампирского патриарха - ещё в первый день тело герцога было "черно от ожогов, так что невозможно было смотреть".
   - Ромеи Жанна вернулась, - в ужасе пересказывала уборщица изумлённым королевам. - И, кажется... они о чём-то... серьёзно повздорили с герцогом... в общем, не знаю... чем там у них дело кончится...
   Через пару дней пребывания Дьёрдя в заложниках весть о новых хозяйках Чейте уже облетела всю округу. В замке появилась новая стража - никому не известные, блестяще подготовленные кэлюме, которым, впрочем, не пришлось подавлять никакого сопротивления, поскольку, во-первых, никто ничего не понял, а во-вторых, вмешиваться в дела как Дьёрдя, так и Жанны Островичи никто всё равно бы не осмелился... И всё же новость о смерти герцога стала шоком, и ещё более сильное впечатление произвели свидетельства придворных, которые видели мёртвое тело незадолго до его сожжения на солнце - в частности, тех, кто выносил останки из бывшей спальни герцога на крышу замка. Так или иначе, непосредственно после печальной церемонии все вампиры дружно присягнули на верность единственной наследнице почившего повелителя, а на следующую ночь Жанна, её ближайшая помощница Мария и все их телохранители исчезли и больше никогда не объявлялись.
   
   
   0.
   Я шёл по дороге, которую почти не было видно, потому что вдоль неё сидели и лежали толпы калек. Все эти существа были изувечены настолько, что невозможно было смотреть, я старался не думать о них, потому что боялся, что мне станет дурно и я упаду, и мне почему-то казалось, что тогда я стану таким же как они. Но отвернуться тоже было нельзя, я бы споткнулся о какие-нибудь лохмотья или о чьё-нибудь тело. И я смотрел только под ноги, но всё равно видел все эти ужасные раны, и может быть оттого что я не смотрел, они казались ещё страшнее, и мне было так тяжело идти, как будто сквозь волны боли, хотя вроде бы ничто меня не задерживало, и дорога была бесконечной, и к её концу я почти перестал чувствовать своё тело, и голова кружилась. Каждый шаг был пыткой, а держаться было абсолютно не за что, и ни вернуться, ни остановиться я не мог. Мне было стыдно перед ними за то, что я не испытываю к ним ничего, кроме отвращения, но помочь им правда было нельзя, и единственное, чего я хотел, это ничего о них не знать.
   
   
   6.
   "Сорвахр".
   "Отстань".
   "Я знаю, что тебе больно, но надо поговорить".
   "Ну, говори".
   "Я хочу, чтобы ты посмотрел на себя со стороны. Это не ты".
   "Я не могу больше жить".
   "Хватит ныть. На тебе нет этих ран. Они тебе мерещатся потому, что ты сам так пытал свои жертвы. Было?"
   "Да..."
   "Постарайся мысленно изменить это в прошлом. Залечить раны".
   "Тут уже ничего не сделаешь..."
   "Тебе надо выйти из состояния боли".
   "Я не могу..."
   "Зачем ты это делал? Зачем убивал?"
   "Потому что хотел".
   "Из ненависти? Из зависти к их жизни? Почему? Из желания стать таким, как они?"
   "Я сам хотел умереть".
   "Ты должен попросить прощения за то, что ты сделал".
   "Не простят..."
   "А всё-таки?"
   "Зачем? Если бы они вернулись, я поступил бы так же".
   "Представь себе тех, кого ты убил. Даже если не помнишь, просто представь какие-то фигуры, и пусть это будут те самые. Сколько их было? Сотни? Тысячи?"
   "Тысячи..."
   "Значит, представь тысячи. И попроси прощения за то, что убил".
   
   
   1.
   На несколько мгновений груз моего сердца показался мне необъятным. Мне действительно представились толпы безликих фигур, уходящие в темноту. Просить у них прощения было безнадёжно и бессмысленно. Но это, наверное, было единственное, чего мне хотелось, хоть и трудно было в этом признаться. Я через силу сказал одними губами:
   "Я прошу прощения за то, что я вас убил", - и в то же мгновение почувствовал, как неподъёмные оковы спали с моей души, и безликие фигуры стали вытягиваться и преображаться, и я услышал голоса, звучавшие музыкой в моих ушах:
   "Давно простили".
   
   
   5.
   ...и проснулся. Где-то на дне души темнел осадок какого-то жуткого воспоминания, и в целом я чувствовал себя странно, как будто не мог понять в точности, где и почему нахожусь, хотя вокруг привычно шевелились полупрозрачные стены альрома, переливающиеся радужным светом - потом я заметил, что внизу плывёт, отдаляясь, планета Земля, и кое-какие воспоминания прояснились. Я сел на кровати и вцепился в подушку в полной уверенности, что сейчас умру.
   "Какого чёрта, что происходит?"
   "Как самочувствие?" - осторожно поинтересовался Пульс.
   "Ужасно. Где я?"
   "Ну, где? У меня на борту", - обиделся Пульс.
   "Что мне, всё это приснилось?!"
   "Не совсем..."
   "Тогда почему ты болтаешься на орбите? Ты лежал в земле!"
   Корабль замялся.
   "Видишь ли, Хору... Я слегка починился. Теперь некоторые могут улететь вместе со мной. Ты, в том числе..."
   Я наконец начал приводить воспоминания в порядок и с тоской посмотрел сквозь стекло.
   "Некоторые - это кто?"
   "Ээ... Тебе что, всех перечислять?.."
   Тут в дверь беспечно постучали, и в комнату влилась Аллат - то есть она была совершенно не такой, какой я видел её в последний раз, да и какой раз считать последним, она не напоминала ни ту, кого я знал на Земле, ни ту, кем была на Бетельгейзе, она стала похожа на луч полуденного солнца, но в целом ничуть не изменилась.
   - Так ты жива? - удивился я. Она немного смутилась.
   - Ты меня узнал? - и подплыла ближе, неуверенно улыбаясь.
   - Ну конечно.
   
   
   7.
   Кэлюме (бурная радость).
   Чалэ (умилённо):
   - И я там был, мёд-пиво пил, по усам текло, в рот не попало.
   Сорвахр (насмешливо):
   - Ты своего не упустишь.
   Чалэ (уважительно):
   - Мощная интеграция. Всё-таки у тебя очень сильное сознание.
   Сорвахр (устало):
   - Чуть не помер.
   Аллат (воодушевлённо):
   - Я так рада, что ты меня узнал! Тебе нравится моя новая душа?
   Сорвахр (нежно):
   - Лусик, если бы я тебя не вспомнил, то влюбился бы повторно.
   Аллат (хвастливо):
   - Это я в соавторстве с местным Солнцем!
   Сорвахр и Аллат (полная идиллия).
   Ио (деликатно):
   - И жили они долго и счастливо. Но я вынуждена напомнить о том, что эксперимент ещё не завершён. Почему бы нам не вернуться к насущным вопросам? Чалэ, как ты оцениваешь пройденный вариант?
   Чалэ (сытым голосом):
   - Гениально. Масса энергии для новых свершений.
   Сорвахр (недовольно):
   - Я надеюсь, это не я должен их свершать? Я свою норму выполнил и перевыполнил.
   Ио (машинально):
   - План - закон, выполнение - долг, перевыполнение - честь.
   Сорвахр (расслабленно):
   - Не откладывай на завтра то, что можешь сделать послезавтра.
   Чалэ (вкрадчиво):
   - Но с чего ты взял, что, допустим, Аллат не хочет тоже попробовать свои силы?.. Перед расой открываются новые, почти что немыслимые перспективы...
   Аллат (с любопытством):
   - Правда?..
   Сорвахр (обеспокоенно):
   - Лусик, он шутит. Ты же знаешь этих альрома, верить им нельзя.
   Чалэ (зазывным голосом):
   - Мы сможем всё смягчить, гармонизировать... Обширные панорамы сытых, счастливых жизней... Роскошь, власть, романтические приключения...
   Аллат (воодушевлённо):
   - Как интересно!..
   Сорвахр (безнадёжно):
   - О, боже... Мы что, возвращаемся?!
   Ио (потрясённо, Чалэ):
   - Ну ты хитрец.
   Чалэ (виновато):
   - Я уверен, всё будет хорошо.
   (более твёрдо)
   Худшее мы уже прошли. Если сейчас отступим - пропустим то, ради чего спускались.
   
   
   VI. Солнечная кровь
   
   
   1.
   Замок Сележ на границе Штирии, родовое гнездо семейства Бернадотт, был в сообществе кэлюме на особом счету; некоторые даже шутили, что Бернадотты планируют оспорить когда-нибудь славу главной вампирской резиденции - Чейте, но так сложилось случайно. В своё время барон Бернадотт, законный наследник замка и будущий невольный основатель самой большой вампирской династии, пробудившись к свету и бессмертию, предпочёл привычный оседлый образ жизни, типичный скорее для людей. Вместо того, чтобы пуститься в авантюры и испытывать внезапно проснувшиеся сверхъестественные способности, мистифицируя менее удачливых и значительно более смертных соседей, барон как ни в чём не бывало продолжал заниматься благоустройством унаследованных от человеческих предков земель, а также начал подумывать о продолжении своего - теперь уже не человеческого - рода. Для этого, разумеется, требовалась женщина, достойная своего супруга, и барон, после некоторых приятных хлопот, связанных с разнообразными близкими знакомствами, таковую подыскал. Семейное гнездо разрасталось, кое-кто из детей, а потом и внуков, и правнуков последовал примеру, который всю жизнь был у них перед глазами, и в итоге сложилась целая династия рождённых кэлюме, что было довольно необычно ввиду склонности большинства вампиров в одинокому и независимому существованию. Отличался Сележ и необычной терпимостью хозяев к людве: Бернадотты предпочитали мирный быт шумной славе, избегали скандалов и соблюдали умеренность и аккуратность в плане убийств. В общем, они слыли весьма эксцентричными существами, однако среди кэлюме находились и те, кто готов был разделить их не вполне естественный образ жизни. Бернадотты обросли знакомыми, гостями, друзьями; постепенно поместье обзавелось даже кодексом неписаных правил, которые добровольно принимал каждый новый, пусть даже временный, обитатель. Традиции предписывали жителям Сележа уделять больше внимания труду, самообразованию, благотворительности; групповые оргии здесь устраивались нечасто - скорее в качестве развлечения, чем как норма жизни, а употребление крови строго дозировалось и регламентировалось: учёту подлежало и поголовье жителей окрестных деревень, и состояние их здоровья, - в общем, порядки гуманные до головокружения от голода, но отдельные кэлюме, пресытившиеся беспорядочным образом жизни, находили в самоистязании своеобразную прелесть. Таким образом, Сележ рос и процветал и, возможно, со временем действительно составил бы конкуренцию Чейте, если бы не ряд трагических происшествий, причину которых нескоро удалось выявить и которые едва не стали причиной гибели всего древнего рода потомственных бессмертных.
   
   
   1.
   Кристина принадлежала к семейству Эскабр - одной из ветвей рода Бернадотт, но до своего семнадцатилетия ни разу не бывала в Сележе. Она была рождённой кэлюме, но по меркам своей расы совсем ещё юной, когда случайно попала в замок вместе с родственницей. Умудрённая опытом дама захватила расцветающую девушку с собой в путешествие с целью расширить её кругозор, познакомить с влиятельными персонами и подыскать подходящую партию (этот последний пункт особенно интересовал Кристину). Таким образом, юная особа, блестяще воспитанная, охочая до приключений и только ожидавшая случая, чтобы оказаться в гуще событий, нашла для себя во "второй столице" вампиров идеально подходящую среду, произвела приятное впечатление в обществе и принялась ровно за то же, с чем отлично справлялась и в родном поместье, то есть весело жить, но с гораздо большим размахом. Жизнь в замке кипела, то и дело приезжали и уезжали гости - коллекционеры и участники археологических экспедиций, что объяснялось интересом хозяев к древней истории; случалось, в замке ненадолго, но с почётом принимали даже кое-кого из наиболее выдающихся смертных, что было для кэлюме совершенно необычно. Бернадотты почитали за правило участвовать в общественной жизни: разбирали прошения от населения, приглашали ремесленников и врачей, покровительствовали художникам и музыкантам, помогали отпрыскам знатных семейств получить образование в знаменитых европейских университетах. Разумеется, благодаря подобной "общительности" Бернадотты внимательно следили за ситуацией при дворе окрестных монархов и в некоторых военизированных структурах церкви, но в целом их снисходительное отношение к людве объяснялось скорее любознательностью, которую Кристина безмятежно разделяла. Если самой природой тебе даровано превосходство, глупо тратить силы только на себя; пусть за выживание борются слабые - а высшая раса должна трудиться для общества, приумножая добро и красоту; так рассуждала Кристина, что казалось ей естественным, а на самом деле выдавало в ней урождённую Бернадотт.
   Впрочем, труды на благо расы, мира и человечества рисовались девушке где-то в отдалённой перспективе, а в ближайших планах были в основном балы и иногда - выполнение поручений тёти Эллы. За свои неполные семнадцать лет Кристина ни разу не получила повода усомниться в незыблемости порядка, заведённого в её семье, когда приём штатных осведомителей из числа кэлюме и смертных посетителей, приносивших новости с подвластных земель, сменялся уроками древних языков и верховой езды, а ближе к рассвету общество перемещалось в обширные лабиринты подвальных этажей замка и переходило к увеселениям, которые, правду сказать, не очень-то вписывались в человекоподобный стиль жизни семейства, - но, короче говоря, людские предрассудки оставались в наземной части замка. Оставляя за собой свободу наслаждаться жизнью и по-своему тоже, Бернадотты тем не менее дорожили не только репутацией, но и в целом добрососедскими отношениями с людьми, поэтому новость, которую Кристина услышала как-то за ужином, насторожила её:
   - Вы слышали об этом диком случае? Девушку нашли зарезанной в собственной спальне, ну, то есть буквально выпотрошенной - там всё было в крови. А ведь она из знатной семьи; правда, произошло это в доме, где она служила фрейлиной. Странно... Это не похоже на людву.
   - Почему? Скорее всего, хозяин, вернувшись из очередного похода, по пьяни начал махать шашкой.
   - Возможно... И всё же - знатная девушка... К тому же, по слухам, это уже не первый случай.
   - А где был первый?
   - Неподалёку... Но в другой семье... И ещё, кажется, что-то похожее однажды в гостинице, но там вроде бы убили служанку... или двух...
   - Как можно делать выводы без нормального расследования? На основании сплетен?
   В этот момент Кристина, прислушивавшаяся к разговору, перехватила взгляд, брошенный на собеседников с другого конца стола - впрочем, она не поняла, был этот взгляд случайным или тема привлекла не только её внимание, однако незнакомка, которая почти сразу молча отвернулась, заинтересовала её, и Кристина даже удивилась, что не замечала её раньше. Сейчас она присмотрелась повнимательнее, благо их разделяло приличное расстояние.
   Прежде всего, эта девушка явно отличалась некрасивой внешностью, что среди кэлюме было редкостью. Выглядела она лет на шестнадцать-семнадцать, но Кристина не поручилась бы, что в данном случае облик соответствует реальному возрасту. Фигура незнакомки производила впечатление девически нескладной и худощавой, а вот в позе чувствовалась брезгливая усталость, нехарактерная для подростков. Тусклые медно-рыжие волосы, не уложенные ни в какое подобие причёски, беспорядочно падали на невыразительное лицо, хранившее сонное и заторможенное выражение, - и сама по себе неподвижность этой рассеянности вызвала у Кристины впечатление осознанно надетой маски, тем более что мало сочеталась пристальным взглядом, затаившимся на дне мутных, как бутылочное стекло, тёмно-зелёных глаз. В дополнение к остальным несуразностям, вид у девицы был довольно болезненный, что для кэлюме было совсем уже нетипично; её кожа, бронзового оттенка, производила одновременно впечатление матово-бледной, что в сочетании с довольно неряшливым одеянием - невзрачным домашним платьем, болтавшимся на худощавой фигуре, как на вешалке, и вовсе создавало образ больной, ненадолго поднявшейся с постели. Гостья скользила равнодушным взглядом вдоль присутствующих и, казалось, не проявляла никакого интереса к происходящему.
   - Кто это? - шёпотом полюбопытствовала Кристина у своего соседа - кого-то из бесчисленных кузенов, и кивнула в сторону рыжей незнакомки, которая как раз отвернулась.
   - Это Виктория Лавей, - неопределённым тоном отозвался тот и, к удивлению Кристины, больше ничего не прибавил, словно не знал, что ещё сказать.
   - Я раньше её не видела, - заметила Кристина. - Она здесь живёт?
   - Она... приехала пару месяцев назад... примерно как и ты. Но вообще-то она не из нашей семьи... даже не родственница. На самом деле это трагедия. Её родителей убили охотники. Там была какая-то жуткая история... Весь замок сгорел, было даже что-то вроде крестьянского бунта. Короче, она осталась одна. И приехала из Англии сюда.
   Кристина помолчала; ей ещё не приходилось сталкиваться с агрессией смертных, и рассказ произвёл на неё тягостное впечатление. Что должно было случиться, что дошло до "народного бунта"?..
   - Так значит, это правда, что Ватикан обучает специальные отряды для сражений с нами? - Кристина невольно вздрогнула. Сосед успокаивающе накрыл её руку своей ладонью.
   - Там просто неудачно сложились обстоятельства. Несчастный случай. Насколько мне известно, в тех областях прошла какая-то эпидемия... Плюс, неурожайный год: запасов не хватило, в деревнях начался голод... В общем, стихия. И поднялся шум. Вряд ли такое где-нибудь повторится.
   Кристина украдкой бросила ещё один взгляд на незнакомку, но та как раз поднялась из-за стола и шла к выходу; в последний раз мелькнул за спинами гостей её нескладный силуэт.
   - Она, должно быть, очень переживает?..
   - Наверное... Она ни с кем особо не общается. Хозяева, конечно, готовы предоставить ей приют на любой срок, но не похоже, чтобы она собиралась здесь задерживаться.
   - А сколько ей лет? - зачем-то уточнила Кристина.
   - Не знаю... Но думаю, она старше, чем выглядит, - это неожиданное соображение, с которым Кристина внутренне согласилась, завершило разговор, и казалось, ничто более не располагало к продолжению темы; но на протяжении следующих нескольких недель Кристине пришлось вспоминать о Виктории Лавей чаще, чем она ожидала. В тот же вечер, наблюдая за танцующими парами, она услышала ещё один обрывок фразы:
   - Необыкновенно засушливое лето. Боюсь, год будет неурожайный...
   
   
   1.
   Несколько дней спустя начались лесные пожары - настолько сильные, что всё заволокло дымом; лето в самом деле выдалось необыкновенно жаркое, и выбеленная солнцем трава едва не рассыпалась под ногами. Для кэлюме капризы погоды не имели значения, вампиры не чувствовали ни холода, ни жары, но возможные волнения среди смертных заставляли их держаться настороже.
   Кристина заметила, что тётя чем-то обеспокоена и задерживается на совещаниях, регулярно проводимых хозяевами замка, дольше обычного. Почтенная дама со вздохом призналась:
   - Я думаю, не уехать ли... пока не началось... похоже, здесь намечаются неприятности, и если мы втянемся, то придётся идти до конца, а ты ещё так неопытна... Впрочем, замок большой. Но, случись что, я боюсь, ты не сможешь постоять за себя... Сама-то я осталась бы...
   - Да что случилось-то? - удивилась Кристина. - Это из-за пожаров?
   Тётя Элла снова вздохнула.
   - Н-нет... Наверное, тебе уже можно сказать. Хотя ты не очень-то об этом распространяйся... Впрочем, скоро всё равно всем станет известно...
   - Итак?
   - Итак, тут по округе бродит убийца.
   - Я слышала об этом! - обрадовалась Кристина. - Кто-то убивает по ночам молодых знатных девушек? Так это кэлюме?..
   - О господи, да не тараторь ты... - охнула дама. - Судя по тому, что мы не можем его вычислить, - да, кэлюме... Причём очень сильный, и... какой-то странный. Понимаешь, не все, конечно, разделяют нашу философию, нашу аккуратность, скажем так, в плане использования... жертв... Но чтобы так вот демонстративно, напоказ убивать, разбрасывая, я извиняюсь, внутренние органы по комнате... это лишено всякого практического смысла, безумие какое-то. Что-то во вкусе герцога Островичи, да и тот, за пределами Чейте, всё-таки ведёт себя поосмотрительнее. Ведь ровно то же самое можно сделать где-нибудь на поле боя, среди солдат - никто бы внимания не обратил, или замаскировать под основательный допрос политического противника - сейчас масса мелких княжеств, и все воюют между собой. Но тут как будто нарочно делается всё, чтобы бросить вызов. Ясно же, что убийство благородной девушки из богатой, влиятельной семьи, прямо в доме - не в дороге где-нибудь... В общем, это очень странно. Ты знаешь, что есть кэлюме-одиночки, которые живут независимо, переезжают с места на место и не признают никаких правил. Сюда мог попасть кто-нибудь, кто просто не знает о местных порядках, и поначалу мы думали разыскать его и договориться, но сейчас складывается впечатление, что этот человек специально скрывается, зная, что его ищут, и продолжает эти свои показательные выступления именно на нашей земле. Как будто нарочно: посмотрите-ка, люди добрые, что творится вокруг замка Сележ!
   У Кристины вдохновенно распахнулись глаза: она и не мечтала о таких волнующих приключениях.
   - Ты хочешь сказать, что кто-то провоцирует Бернадоттов на конфликт?! - восхитилась она.
   - Не исключено, - мрачно заметила тётя Элла и устало прикрыла глаза. Кристина азартно задумалась.
   - Возможно, кто-то хочет отомстить?! Я слышала такие истории!.. Когда жертвы вампиров сами потом становились вампирами...
   - Ты не очень-то увлекайся фантазиями, - холодно прервала тётя Элла. - Пойми: если этот человек настроен против нас, он не станет тебе исповедоваться о своей трудной судьбе. Отрежет голову - и все дела.
   Кристина примолкла. Тётя Элла недовольно покачала головой и задумчиво откинулась в кресле.
   - Да ещё и время-то какое неудачное, - как бы про себя добавила она. - В нескольких деревнях - как раз там, где прошли пожары - началась эпидемия, что-то вроде чумы.
   
   
   1.
   Впрочем, до собственно замка неприятности пока не докатились. Порой Кристина задавала себе вопрос: не перестраховка ли все эти расследования? В крайнем случае - если дело дойдёт до открытого противостояния - у людей против кэлюме практически никаких шансов... Понятно, что Бернадоттам не хочется нарушать налаженную жизнь... Но, в конце концов, эпидемии, неурожайные годы, войны - всё это и раньше происходило регулярно, здесь нет ничего странного... Если, конечно, не считать подозрительной серии убийств, но и тут виновником мог оказаться кто-нибудь из людвы. Кэлюме, как представители "нечисти", лучше других знали, что "сверхъестественных" явлений на земле хватает и без них. Ни народное ведовство, ни тайные оккультные ордена нельзя было сбрасывать со счетов, и порой смертные "духовные искатели" устраивали происшествия похуже стихийного бедствия. При чём здесь Бернадотты?
   Но Кристина вспомнила Викторию Лавей, а вернее, рассказ кузена о её бегстве из Англии. "Там просто неудачно сложились обстоятельства... Вряд ли такое где-нибудь повторится". Кристина вдруг поняла, что в цепочке никак вроде бы не связанных между собой случайностей всё же есть странность. Ничего необычного не было во всех этих событиях по отдельности; но практически невероятным казалось то, что они совпали. Во второй раз.
   
   
   1.
   Несколько дней спустя Кристина велела слугам оседлать для неё лошадь, собираясь прогуляться и заодно, при случае, присмотреть кого-нибудь на закуску. Когда она вышла во двор замка, то увидела Викторию, выводившую из конюшни электрически-рыжего коня, злого, как оса; по-видимому, Виктория седлала его сама, по каким-то причинам не доверяя слугам, - возможно, беспокойный зверь больше никого к себе не подпускал. Кристина, принимая из рук слуги уздечку своей крепко сбитой, спокойной лошадки, разглядывала рыжего скакуна с любопытством, и ей показалось естественным заговорить.
   - Привет! - улыбнулась она. - Ты Виктория? А меня зовут Кристина!
   Девушка покосилась на неё без малейшего интереса, процедив сквозь зубы нечто вроде: "Здрасьте", - и необыкновенно стремительным для её нескладной фигуры движением вдруг буквально взлетела в седло, как птица, - Кристина даже вздрогнула.
   - Ты тоже собираешься выезжать? Хочешь, прокатимся вместе? - машинально предложила она просто по привычке держаться со всеми приветливо, и только не получив ответа, подумала, что Виктория, похоже, не приветствует появление спутницы. Впрочем, возражений тоже не поступило, и так как обе всадницы неспешным шагом выехали за ворота вместе, Кристина решила временно увязаться за своей новообретённой знакомой - ей вдруг пришло на ум, что Викторию, если получится, неплохо бы порасспросить о тех сложностях с крестьянскими волнениями, свидетельницей которых она была; наверняка ведь и ей приходило в голову, что Бернадоттам грозит оказаться в похожей ситуации. Исходя из таких далеко идущих планов, Кристина решилась побыть немножко бестактной и не заметить, что ей едва отвечают, глядя на неё, как на соринку.
   - Я люблю здесь гулять. Очень красивые места. Вот бы ещё эти лесные пожары прекратились, - элегическим тоном завела она.
   - Ага, - отозвалась её собеседница. Кристина собралась с мыслями.
   - Мы-то не чувствуем жары, а вот людям, должно быть, нелегко в таких условиях. Удивительно знойное лето, даже нетипично для нашего климата. Ты ни с чем подобным раньше не сталкивалась?
   - Не, - сообщила собеседница. Кристина подавила разочарованный вздох.
   - Я думаю, Бернадотты правильно делают, что заботятся о положении своих крестьян. В конце концов, именно люди формируют историческую и культурную среду. Я слышала, баронесса специально наняла лекаря, чтобы отправить его в охваченные эпидемией деревни... Естественно, всем хочется жить в спокойной обстановке... - эту тираду Виктория вдруг прервала таким пронзительным воплем, что Кристина чуть не свалилась с седла; однако для Виктории это был, по-видимому, привычный способ погонять своего коня: он тотчас сорвался с места, как молния, перелетел через овраг и буквально в несколько мгновений скрылся из вида. Кристина уткнулась в сомкнувшуюся за ним листву деревьев ошеломлённым взглядом, а потом пожала плечами. Что и говорить, Виктория Лавей оказалась весьма странной особой.
   Однако это был не повод отказываться от прогулки. Прослонявшись по лесу около часа и так никого и не подыскав (впрочем, она была не особо голодна и выехала больше для того, чтобы размяться), Кристина вернулась в замок через деревню. Поскольку они с Викторией выехали сразу после захода солнца (мелькать среди людей в относительно светлое время суток было полезно для репутации), а летние сумерки держались долго, сейчас над крышами домов горело, как медное зеркало, ржаво-рыжее небо, и на его фоне профили гор казались чёрными. Внезапно Кристина заметила на крутом склоне свою недавнюю, так решительно покинувшую её спутницу; на этот раз норовистый конь стоял неподвижно, как влитой, а Виктория, казалось, пристально смотрела в сторону деревни - Кристине даже почудилось, что она видит над домами алые отблески - потоки альрома - это на таком-то расстоянии!.. Впрочем, возможно, Виктория на всякий случай проверяла мысли и настроение населения - так поступали время от времени все Бернадотты, хотя в замке постоянно работали специально обученные телепаты. Кристина неспешным шагом двинулась вверх по улице, подумав, что при случае можно будет спросить об этом Викторию.
   Однако все планы вылетели у неё из головы, когда она ещё раз увидела Викторию на дороге в замок, только на этот раз девушка была уже не одна и, похоже, не тяготилась обществом: наклонившись в седле, она гладила по щеке молоденькую пышнотелую служанку и, свободной рукой сдерживая коня, что-то ей говорила довольно ласково. Кристина про себя удивилась такой смене настроений; Виктория, заметив её, отпустила крестьянку и усмехнулась. По-видимому, за время, проведённое вдали от непрошеной спутницы, ей пришла охота пообщаться, потому что без всякой инициативы со стороны Кристины она вдруг произнесла значительно больше слов, чем Кристине удалось из неё вытащить в ходе предыдущей беседы:
   - Ах, какая киса отожралась в народной массе!.. Ну, не обидно ли оставлять столько фунтов милейшей плоти на съедение трупным червям?..
   Кристина не нашлась с ответом, и в замок девушки вернулись молча.
   
   
   1.
   Вскоре стало известно, что эпидемия неизвестного заболевания перекинулась на ближайшие к замку деревни; уже умерло несколько человек, причём болезнь, похоже, поражала исключительно мужчин. Симптомы напоминали лихорадку, но всё тело при этом покрывали гнойные язвы, и в народе быстро распространился озвученный какой-то знахаркой диагноз: "гниение крови". Лекарь, которого наняла баронесса Бернадотт, пропал без вести; искали кэлюме, разбиравшегося в людских заболеваниях, но зачем такие знания вампиру? К тому же поступила новость о ещё одном странном убийстве, на этот раз - семьи крестьян; причём, как утверждали, в деревне одновременно с этим начался пожар, и лишь когда справились с огнём, догадались заглянуть в единственный молчавший на фоне всеобщей паники дом: там и обнаружили восемь тел, разорванных в клочья. В народной молве с переменным успехом сменяли друг друга слова "оборотень" и "вампир". Все сколько-нибудь опытные в сражениях обитатели замка теперь посменно выходили в рейды не только в самом поместье, но и в ближайших деревнях. Тётя Элла упавшим голосом сообщила, что, судя по донесениям, церковь тайно направила в земли Бернадоттов охотников на вампиров в связи с участившимися случаями то ли сомнамбулизма, то ли эпилепсии у девушек, о чём в инквизицию донесли местные жители, и запретила Кристине выходить из дома. Кристина без особых сожалений послушалась.
   Сопоставляя факты, она не могла отделаться от подозрения: что, если обрушившаяся на Сележ цепь "несчастливых совпадений" - не совпадения вовсе?.. Тётя Элла намекала, что по крайней мере часть беспорядков - в первую очередь, пресловутые демонстративные убийства - может быть делом рук злоумышленника, преследующего какую-то непонятную цель, помимо собственно удовлетворения инстинктов... И что если преступник - кэлюме, то он должен быть невероятно силён. Но ведь в числе "сверхъестественных" способностей расы были не только телепатия и гипноз. Среди вампиров попадались уникумы, владевшие высшими энергиями воли и сознания, недоступными для менее одарённых сородичей, - взять хотя бы герцога Островичи: не просто же так ему подчинялись все в Чейте. Людские легенды приписывали вампирам массу необычных свойств, и некоторые поверья действительно содержали отголосок правды... Кристина решила заглянуть для разнообразия в семейный архив и покопаться в биографиях предков, надеясь раздобыть сведения, которые помогли бы объяснить настоящее положение вещей. Вдруг в истории расы уже случались подобные эпизоды?.. Тем более что выходить из замка всё равно было нельзя... Кристина решила провести вечер в библиотеке - и, как только вошла туда, с удивлением убедилась, что не ей одной пришла в голову такая мысль.
   
   
   1.
   На полу, прислонившись спиной к книжному шкафу и рассеянно глядя поверх раскрытой на коленях потрёпанной книги, сидела Виктория; появление Кристины она отметила, лениво скосив на неё глаза, в остальном же осталась неподвижна, как случайно завалявшийся в углу мешок.
   - Ой, - сказала не сразу заметившая её Кристина.
   - Решила образоваться? - насмешливо отозвалась Виктория, и Кристина не без усилий поняла, что имеется в виду её стремление к образованию.
   - Да, - рассмеялась она и полезла в шкаф. От тёти Эллы она уже знала, какие именно историко-биографические сочинения стоит просмотреть в первую очередь. Вопреки обыкновению, Виктория проявила любознательность.
   - Метаморфозы, декамерон и прочие безобразия? - протянула она, и Кристина не без усилий сделала вывод, что её спрашивают об интересующих её книгах.
   - Нет... - засмеялась она уже немного принуждённо; ей отчего-то не хотелось раскрывать цели своих изысканий постороннему человеку. - Хочу покопаться в семейной хронике.
   Виктория, похоже, удовлетворилась этим ответом; Кристина уже подумала, что вопрос был задан из вежливости, как вдруг, как бы вскользь, прозвучало ещё одно замечание:
   - По-моему, тратить время на чтение имеет смысл только в том случае, если оно приносит практическую пользу.
   Кристина подняла голову от гравюр с портретами исторических личностей и улыбнулась.
   - Самая что ни на есть практическая польза: поскучать в библиотеке, пока старшие заняты расследованием всех этих жутких происшествий! Ты слышала? Местные жители открыто винят в своих несчастьях вампира! Это может быть для нас опасно. Подумать только: цепь нелепых совпадений, а дело идёт к вмешательству инквизиции! У меня просто голова пухнет, так хочется отвлечься от поднятой Бернадоттами шумихи.
   Последовала долгая пауза, в течение которой у Кристины успело сложиться впечатление, что Виктория вообще её не слушала. Внезапно та захлопнула книгу, вернула её на полку и поднялась.
   - Понятно, - обронила она со скукой и направилась к двери. - Отвлекайся, - напутствовала она Кристину с порога и исчезла.
   Некоторое время Кристина добросовестно пыталась погрузиться в историю замка Чейте, но потом поняла, что шанс решить значительно более конкретный и насущный вопрос не даст ей покоя.
   "По-моему, тратить время на чтение имеет смысл только в том случае, если оно приносит практическую пользу..." А что читала Виктория? Кристине трудно было удержаться от соблазна проникнуть немного в мысли этой необычной девушки. Осторожно перебравшись к шкафу, Кристина взглянула на книгу, оставленную Викторией, - и с разочарованием убедилась во вздорности своих умозаключений: это была всего-навсего Библия!.. Похоже, хитроумные попытки Кристины вычислить и отследить хотя бы мысли своей ровесницы - не то что загадочного убийцы, блуждающего вокруг замка - обречены на провал... Кристина машинально сняла Библию с полки, и книга сразу раскрылась на той странице, на которой её, по-видимому, раскрывали чаще всего. Один абзац был обведён чернилами: "Вот бегемот, которого Я создал, как и тебя; он ест траву, как вол; вот, его сила в чреслах его и крепость его в мускулах чрева его; поворачивает хвостом своим, как кедром; жилы же на бедрах его переплетены; ноги у него, как медные трубы; кости у него, как железные прутья; это - верх путей Божиих; только Сотворивший его может приблизить к нему меч Свой".
   Библия была на латинском, но на полях напротив этой фразы стояло несколько иероглифов - по-видимому, арамейских, и приписка: "Бехема - жен. род, ед. число: зверь. Бехемот - жен. род, множ. число: звери, скоты".
   
   
   1.
   Стало известно, что несколько подготовленных специалистов - то ли монахов-экзорцистов, то ли наёмников-охотников - действительно отправились в сторону Сележа, но кого они собираются искать - ведьм, вампиров ли - непонятно; вычислить их наверняка пока не удавалось, что опять же наводило на мысль, не прикрывает ли их кто-то из кэлюме. Некоторые вампиры, по разным соображениям - добровольно или вынужденно - шли на сделку с инквизицией и защищали охотников от телепатического сканирования - без них людве удалось бы поймать разве что ребёнка. Между прочим, подтвердилось, что случаи каких-то припадков наподобие того, что церковь называла "одержимостью дьяволом", у смертных девушек действительно имели место. В некоторых селениях молодые женщины ночью в одних рубашках бегали по улицам, потом бросались на землю и бились в судорогах, а днём впадали в оцепенение и ни на что не реагировали; паника распространялась среди суеверных крестьян со скоростью пресловутых лесных пожаров.
   - Может быть, в самом деле ведовство?.. - кусая губы, делилась предположениями тётя Элла с робко любопытствующей Кристиной. - Может, мы ищем того, кого нет?.. Хоть бы допросить кого-нибудь из охотников! Но ведь кто-то их прикрывает? Миклош Зрини, наш осведомитель из Вены, державший под контролем кардинала, вынужден был приехать сюда, потому что кроме надежды, что ему просто-напросто попадётся знакомое лицо, у нас нет ни малейшей лазейки - кто-то умудряется поддерживать контакты с инквизицией в обход всех наших людей. Полный хаос! Никогда о таком не слышала!
   - До возвышения Чейте было много сражений разных группировок кэлюме между собой! - вставила Кристина, с некоторых пор подкованная в этом вопросе.
   - Да, но сейчас-то происходящее вообще ни в какие ворота не лезет!.. Ты представляешь, что доложили телепаты, охранявшие замок днём?.. В нижней деревне около полудня началось чистое безумие. Мы не вмешивались, время уж очень неудобное, но судя по мыслям, которые удалось отследить, на деревню напали - ты не поверишь! - дикие кабаны! То есть самые настоящие вепри, стадом, выбежали из леса и принялись резать людей - ну, где ты такое видела?!
   - Не может быть! - ахнула Кристина. - Кабаны? Но они не нападают на людей! Разве что на охотников, для самозащиты!
   - О чём и речь... Семеро убитых, тридцать человек ранено или покалечено. Такого никогда не бывало! Кабаны! Стадом!.. Тоже мне, стая волков! Похоже, от жары даже звери сошли с ума...
   Слово "зверь" навеяло Кристине смутные воспоминания о вчерашних изысканиях в библиотеке... но тут дверь без стука распахнулась, и на пороге появился один из Бернадоттов - тот самый кузен, с которым Кристина когда-то болтала на балу.
   - Прошу прощения, ромеи Элла, баронесса просит вас срочно пройти в малый зал. Очень плохие новости.
   - Что случилось? - тётя Элла сразу поднялась, словно ждала чего-то подобного. Молодой человек бросил на Кристину виноватый взгляд.
   - Вам всё объяснят на месте.
   
   
   1.
   Несколько минут спустя после ухода тёти молодой человек - Стефан, Кристина наконец вспомнила его имя - вернулся уже в сопровождении караула и мягко, но настойчиво спровадил Кристину в помещение, где, как она позже догадалась, собрали всех, кто, по мнению хозяев замка, не заслуживал стопроцентного доверия. Естественно, кузен объяснил это как временную меру по обеспечению безопасности обитателей замка, и Кристине осталось только гадать, что же такое случилось, что почти всех гостей и половину слуг согнали в анфиладу комнат в подвальном этаже и две недели держали под непрерывным телепатическим сканированием, не давая люмэ. Прежде Кристина не сталкивалась с таким суровым обращением; пугающая перемена в доме, ещё недавно таком весёлом, щедром и гостеприимном! На расспросы охранники не отвечали, тётю Эллу Кристина больше не видела; впрочем, она знала, что Бернадотты не поступили бы так без крайней необходимости, и сожалела только о том, что не может быть им полезной. Несколько дней спустя после начала заключения её добровольческое рвение оказалось востребовано: в помощи нуждались самые слабые из заложников, те, кто хуже всего переносил недостаток люмэ.
   В их числе оказалась, кстати, и Виктория; в первый же день она стала впадать в забытьё и за несколько суток буквально истаяла; очевидно, неспроста у неё и на свободе-то был не особенно здоровый вид. Она не жаловалась и молча лежала на матраце в своём углу, но спартанские условия явно давались ей нелегко, так что многим стало её жалко; под конец заключения раздавались даже просьбы принести люмэ хотя бы самым слабым, но остались без ответа. В отсутствие привычных занятий или хотя бы известий с поверхности пленники развлекались догадками и кустарными планами контртеррористических операций. Ходили слухи, что был убит кто-то из смертных, прямо в замке, так же, как раньше убивали знатных девушек в поместьях по соседству; некоторые версии шли ещё дальше и живописали покушение охотников на саму баронессу Бернадотт. В первые дни заключения, когда сплетни ещё кипели вовсю, состоялся неожиданно откровенный разговор и у Кристины с Викторией. Кристина, вспомнившая о том, о чём так и не удалось расспросить Викторию во время их достопамятной прогулки, решила попытать счастья ещё раз, тем более что, по её мнению, в нынешних условиях все только и должны были думать о том, чем бы помочь поместью, как бы плохо себя ни чувствовали. Вопреки её ожиданиям, Виктория выслушала её серьёзно и даже ответила более многословно, чем обычно.
   - Скажи, Виктория, - неуверенно начала Кристина, - а что именно произошло тогда, у тебя дома? Я слышала, твоих родителей убили? - Кристина долго думала, не спросить ли прямо, нет ли, допустим, у Виктории опыта сражений против охотников, но в итоге решила изобразить сугубо личное, легкомысленное любопытство и, если Виктория откажется отвечать, сделать вид, что ни о каких параллелях с ситуацией в Сележе здесь никому и в голову не приходит.
   Виктория бросила на неё один из тех тяжёлых скучающих взглядов, после которых у любого жизнерадостно-праздного сплетника напрочь исчезала охота продолжать разговор, и так долго молчала, что не смутилась бы только очень настойчивая или очень глупая собеседница (Кристина понадеялась, что сойдёт за второй случай).
   - Почему ты спрашиваешь? - наконец раскрыла рот Виктория.
   - Извини, тебе, наверное, неприятно об этом вспоминать... - пролепетала Кристина, неловко взмахнула рукой, как бы отказываясь от продолжения темы, и слегка зарделась. Флегматичное выражение на лице Виктории держалось, как железная маска.
   - Мне неприятно об этом вспоминать, - неопределённым тоном согласилась она, глядя куда-то в сторону, - но я отвечу. Мои родители сами напросились. Ты знаешь, какую жизнь они вели? Они были полные отморозки, - Кристина втайне рассчитывала сравнить рассказ Виктории с уже известными ей слухами, но такой версии не ожидала и вытаращила на собеседницу глаза. Виктория нахмурилась, словно обсуждение прошлого вызывало у неё не столько боль, сколько стыд. - Ты представляешь себе, сколько они жрали, если убийства, совершенные ими, крестьяне приняли за эпидемию неизвестной болезни?.. Всё это рано или поздно должно было привлечь внимание охотников. Своим легкомыслием Лавеи подставили всех, кто был с ними связан... Ты знаешь, сколько кэлюме жило в нашем замке? Пятьдесят человек. А осталась в живых только я одна. И этот чудовищный разгром - целиком и полностью вина моих родителей. Их предупреждали неоднократно: хотите жить, как звери, - по крайней мере не сидите на одном и том же месте, иначе, как ни глупы люди, они вас вычислят... Казалось бы, чего проще!.. Знаешь, наверное, я должна бы жалеть о них, но я не могу вспоминать о них без отвращения... - Виктория отвернулась; Кристина была напрочь сбита с толку этой исповедью. - Когда я приехала сюда, то подумала: господи, наконец-то нормальные люди!.. - глухо добавила Виктория. - Барон и баронесса Бернадотт - вот с кого всем кэлюме следовало бы брать пример... Но, похоже, некоторые наши сородичи просто не способны думать ни о чём, кроме собственных прихотей, оргий, резни и тому подобного... - Виктория покачала головой. Кристина вздохнула.
   - Ну что ж, будем надеяться, что и в Сележ вернутся спокойные времена... - неуверенно произнесла она. - Сейчас, как видишь, и здесь не всё гладко...
   Виктория жёстко усмехнулась.
   - И не говори. Я, когда заметила, что и здесь начинается похожая заваруха, подумала: да что это, рок меня преследует, что ли?! Впрочем... - Виктория откинулась на подушку и рассеянно взглянула на Кристину, - я уверена, что мы справимся с этим... А ты как считаешь, убийца - кэлюме, один из наших?..
   Кристина растерялась. Она привыкла подразумевать под "нашими" семью Бернадотт, однако Виктория, по-видимому, имела в виду всю расу.
   - Не знаю... Может быть, это кто-то из людвы... Сумасшедший какой-то...
   Виктория поразмыслила, потом пожала плечами и отвернулась.
   
   
   1.
   Заключение кончилось так же неожиданно, как и началось; пленников без комментариев отконвоировали по комнатам, извинившись за причинённое беспокойство. Кристину уже ждала тётя Элла; в безотчётном порыве они бросились друг другу в объятия.
   - О, господи! Это правда, что вас морили голодом?..
   - Ничего... Пару недель каждый может выдержать, это не смертельно... Да что случилось-то?!
   - Ты вся прозрачная... Кристина, к сожалению, тому были веские причины, и что ещё хуже, мы до сих пор не можем с уверенностью сказать, что опасность миновала...
   Тётя Элла налила Кристине немного люмэ из своих запасов и скупо пересказала неизвестную девушке часть событий.
   - Был убит наш осведомитель, тот, который приехал от кардинала. Здесь, в доме. Это подтверждает худшие предположения. По-видимому, убийца - кто-то, кого мы хорошо знаем, он живёт в Сележе. Плюс, имеет место утечка информации, потому что о том, какую работу выполнял этот кэлюме в Вене, знали немногие... Не исключено даже - страшно сказать! - что речь идёт о хорошо спланированном заговоре, о целой группе злоумышленников, потому что как-то уже не верится в такое противоестественное количество якобы случайных совпадений... Но кто и зачем это делает - невозможно понять. Или у меня уже началась паранойя.
   Так или иначе, за прошедшие несколько дней мы вычислили и изгнали охотников. Кое-кого поймали и допросили, но по всему получается, что их направили сюда против ведьмы. Якобы какая-то ведьма уводит по ночам местных девушек на шабаш, о чём они сами, в бреду, и говорят - это те, которые по улицам бегали, голые-то. В общем, какой-то абсурд. Полный хаос, - тётя Элла недоверчиво покачала головой.
   Размышляя о её словах, Кристина вспоминала разговор с Викторией. История английской беглянки произвела на неё двойственное впечатление. Она не могла отделаться от ощущения, что Виктория не та, за кого себя выдаёт, но что именно она скрывает и, главное, зачем - это казалось совершенно необъяснимым. Кристина попыталась разобраться в своих подозрениях. Да, у девушки тяжёлый характер; да, она явно обладает незаурядным умом и твёрдой волей при кажущейся беспомощности... Бернадотты списывали её равнодушие ко всему на шок от потери близких - но то, что услышала Кристина от самой Виктории, мало свидетельствовало о сентиментальности... Однако если, отбросив попытки оправдать Викторию, перейти к предположению о её - по каким-то причинам - враждебных намерениях... неужели она одна могла устроить одновременно лесные пожары, эпидемию, массовую истерию, набег лесных свиней, серию странных убийств и вмешательство охотников?.. Всё это действительно выглядело настоящим стихийным бедствием.
   "Хотите жить, как звери, - по крайней мере не сидите на одном и том же месте", - вдруг некстати вспомнилось ей...
   "По-моему, тратить время на чтение имеет смысл только в том случае, если оно приносит практическую пользу..."
   "Бехемот - жен. род, множ. число: звери, скоты".
   Среди легенд о кэлюме упоминалось умение управлять стихиями, например, насылать туман или грозу... и командовать животными. Что, если взбесившимися кабанами кто-то управлял?
   Но зачем?.. Они нападали на крестьян, то есть на тех, за чей счёт кэлюме, в сущности, жили... Творился какой-то хаос.
   А что, если вызвать хаос и было целью их невидимого противника?
   
   
   1.
   После карантинно-карательной операции в землях Бернадоттов наступило относительное затишье; правда, покидать замок без согласования со службой безопасности пока запрещалось; люмэ доставляли в замороженном виде через сеть подземных пещер - гадость, но ничего не поделаешь. Кристина воспользовалась ситуацией по-своему и сосредоточила усилия на Стефане, который и без того чувствовал себя немного виноватым за хитроумные манёвры Бернадоттов: гвардию в Сележе наделили практически неограниченными полномочиями и перевели распорядок рейдов на окружающих территориях в режим строгой секретности. Кристину же в первую очередь интересовало не то, что может случиться, а то, что она уже пропустила. Интенсивно пококетничав во время долгой прогулки по крепостной стене, она выведала у Стефана, как именно происходило столкновение хозяев с охотниками. Оказалось, пока неблагонадёжная часть вампиров отсиживалась в подземелье, на поверхности произошло настоящее сражение, началом которого послужил пожар, вспыхнувший непосредственно в ближайшей к Сележу деревне (то есть опять не в лесу, - отметила про себя Кристина). Бернадотты инсценировали "нападение воспользовавшихся паникой вампиров", чтобы спровоцировать - будь они поблизости - охотников; те не замедлили появиться, и только чудом никого не убили. Пока Бернадотты ловили охотников, деревня успела выгореть почти полностью - ну, это и из замка было видно - жители остались без крова, многие погибли - в основном те, кто из-за пресловутой болезни крови не мог самостоятельно передвигаться.
   - А те девушки - ну, сомнамбулы-то, - усмехнулся Стефан, - оказались в самом выгодном положении, потому что носились по улицам как сумасшедшие...
   Поразмыслив, Кристина не удовлетворилась пересказом и заманила кавалера в свою комнату с коварным намерением обменять несколько поцелуев и чуть-чуть эспальдо на возможность заглянуть в его воспоминания об упомянутой ночи. Помявшись, загнанный в угол кавалер согласился; не то чтобы он был большим поклонником красоты Кристины, но... в конце концов, зачем хранить в секрете события, которые всё равно уже не изменишь?.. Тем более что злоумышленник, оставайся он по-прежнему в замке или окрестностях, должен был знать о прошедшем сражении лучше других. В общем, Кристина позволила кузену получить удовольствие в нескольких в меру щедрых потоках альрома, намекнув при этом, что он может надеяться на большее, а взамен увидела...
   
   
   2.
   ...стену чёрного дыма.
   "Бесполезно шариться по закоулкам! Надо нападать в открытую!"
   "Я изображу летучую мышь!"
   "На центральной улице!"
   "Чёрт! Они все разбежались!"
   "К колодцу давай!"
   "Откуда стреляли?!"
   "Не вижу..."
   Мимо осевшей на пыльную дорогу гигантской твари с пепельно-серыми перепончатыми крыльями пронеслась, размахивая руками и словно ничего перед собой не видя, простоволосая девушка в развевающейся белой рубашке, и в то же мгновение словно сама собой вспыхнула крыша ближайшего дома.
   "Клара, обыскать здание, быстро! Стефан, прикрой Эрику!"
   "Вот они! Останови эту повозку!"
   В этот момент на меня бросилась одна из девушек и повалила на землю; я оттолкнул её, но она уже билась в судорогах - глаза закатились, изо рта клочьями падала пена.
   "Ещё один! Стефан, ты слышишь? Ты где?!"
   Я оглянулся на охваченную огнём улицу, машинально застрелил охотника, вцепившегося в Эрику, и только потом вспомнил о приказе взять пленных...
   "Ты что делаешь?!"
   "Уберите, кто-нибудь, девок! Они фонят! По-моему, они нас видят!"
   "Это невозможно!"
   В проулке послышалась стрельба - я понял, что барон ранен - мимо меня по улице промчалось несколько селян - сверху обрушилась горящая балка - я поднялся над улицей, и открылось совершенно невероятное зрелище: со стороны леса текло стадо чёрных лесных кабанов. Они бросались людям под ноги; отвлёкшись, я чуть было не словил стрелу и заметил стайку полуголых девушек, несущихся непосредственно к баронессе. Я видел, что Клара пытается остановить их, но их мысли действительно фонили, их невозможно было поймать.
   "Обходите этих одержимых! Они нас видят!"
   "Да невозможно это!"
   "Отступать! Стефан, забери Эрику. Клара, ты видишь ещё охотников?"
   "Я вижу, что загорелось два пустых дома! С наветренной стороны!"
   
   
   2.
   ...На мгновение Кристина увидела перед собой лицо Виктории - бледное, с плотно сомкнутыми веками - всё это происходило как раз на исходе заключения в подземелье, когда ослабевшая девушка почти не приходила в себя...
   
   
   1.
   ...и вернулась к реальности. Увиденное ей не понравилось, но она постаралась не выдать своего настроения Стефану, который в данный момент был занят совершенно другими мыслями. Однако она всё же не утерпела и заметила:
   - Помнишь, ты рассказывал про Викторию Лавей?
   - Ну?..
   - Тебе не кажется, что многое повторяется? Эпидемия, разруха, народное недовольство. Охотники.
   Стефан ненадолго отвлёкся от её голой груди.
   - Совпадение.
   - А если нет?
   - Это стихия, Кристина, ею невозможно управлять... Но если даже допустить, что весь этот хаос специально подстроен, - кому могло понадобиться уничтожать таким сложным способом сначала Лавеев, а потом и Бернадоттов? Тем более что нас почти ничто не связывает...
   - Может быть, в этом направлении и нужно искать? Общий враг...
   - За всем не уследишь. Мы профилактически отслеживаем настроения людвы, но ты сама видела, что творилось в деревне... Может, кого и пропустили. Врагов у вампиров много, в том числе и тех, кто элементарно завидует богатству семьи, не подозревая о нашей диете. Проблема не в этом... Понимаешь, всё, что творится, в принципе не может быть делом рук кого-то одного. Если это подстроено, значит, против нас действует группа лиц, причём хорошо подготовленная. Потому что не может ни человек, ни даже самый сильный кэлюме, быть сразу в нескольких местах одновременно.
   "Бехема... звери, скоты" - вдруг снова вспомнилось Кристине...
   - Да, наверное, ты прав, - рассеянно согласилась она.
   
   
   1.
   А буквально на следующую ночь Кристина, прогуливаясь по крепостной стене уже одна, стала свидетельницей следующей сцены: Стефан о чём-то спорил у ворот с Викторией. Стефан вдруг взял коня Виктории под уздцы и отрицательно покачал головой, очевидно, отказываясь пропустить девушку, в ответ на что Виктория, сидевшая в седле, выхватила хлыст и ударила Стефана по лицу. Это был один из тех резких, казалось бы, совершенно нехарактерных для болезненной и вялой девушки жестов, которые вырывались иногда неизвестно откуда, как языки пламени, - даже Кристина, хотя стояла далеко, невольно отшатнулась, а Виктория тем временем прикрикнула на коня и была такова. Кристина нахмурилась. Стефан, с его мягкостью и деликатностью, чего доброго, ещё и не донесёт об этой выходке баронессе; юный наследник Бернадоттов, привыкший жить в мире и достатке, с трудом приспосабливался к суровому полувоенному положению в замке... Догонять Викторию он, конечно, не осмелился, а если бы попытался - вряд ли бы смог. Кристина решила, что сама немедленно сообщит обо всём хозяевам, а заодно поищет случая поделиться кое-какими своими подозрениями - хоть они и были в зачаточном состоянии... не предъявлять же "бегемота"?.. Но, в конце концов, любая мелочь может оказаться полезной... Например, не показалось ли баронессе, что в ночь сражения с охотниками "одержимые" девушки и, странно сказать, кабаны... и ещё более странно сказать - самовозгорающиеся здания... "действовали" как-то на удивление слаженно?.. Если точнее - как один... Впрочем, стоит ли об этом упоминать?.. Придётся объяснять, откуда ей известно о той ночи, а Стефану и так достанется за то, что пропустил Викторию... Куда это она направилась, интересно...
   Занятая такими мыслями, Кристина спускалась в покои баронессы то быстрее, то медленнее и, когда вошла, застала там Стефана, который с виноватым видом докладывал о происшествии.
   - Ромеи Виктория покинула замок. Я пытался её остановить, но она отказывается подчиняться. Она... - Стефан опустил глаза, - сказала, что не принадлежит к семье Бернадотт и не обязана... терпеть... в общем, мне не удалось её задержать, - он смущённо поклонился, давая понять, что доклад окончен. Баронесса ничем не дала понять своих чувств.
   - Куда она направилась, она не сказала?
   - О, боже, нет, конечно... Она... - Стефан снова опустил глаза - конечно, выходка Виктории его задела, хотя он не мог понять, чем вызвал подобную вспышку, - очень резко отреагировала на то, что я вмешался, и уехала без объяснений.
   Баронесса Бернадотт хранила невозмутимое молчание, но информация её, очевидно, озадачила; если отставить психологию и взглянуть на факты, поведение Виктории выглядело откровенно подозрительным.
   - Конечно, это не очень хорошо, что ромеи Виктория нарушила... - медленно начала она, как вдруг дверь распахнулась, и на пороге появилась сама виновница происшествия.
   Виктория против обыкновения выглядела взволнованной; даже лёгкий румянец заалел на щеках. Быстрым шагом она пересекла комнату и, ни слова не говоря, опустилась перед баронессой на одно колено, а потом подняла на опешившую даму сверкающий взгляд.
   - Миледи, у меня ужасные новости, - заявила она, порывисто поднимаясь. - Я нашла в лесу полуобгоревшее тело... Убит кто-то из кэлюме, хотя, кажется, не из нашего замка!..
   
   
   1.
   Виктория рассказала, что отправилась на охоту потому, что плохо переносит недостаток люмэ...
   - Стефан, я прошу прощения, что накричала на вас, - она прямо взглянула на смешавшегося юношу, - я сорвалась... - Стефан вздохнул с облегчением и даже улыбнулся; естественно, любой мужчина охотнее спишет конфликтную ситуацию на причуды женской натуры, чем на злонамеренный расчёт. Между тем Виктория вернулась к рассказу о том, как случайно заметила невдалеке от дороги некий отблеск светимости - обезглавленное тело женщины-кэлюме.
   - Я завернула останки в плащ и привезла сюда... Наверное, по одежде можно будет опознать... Послушайте, миледи, - Виктория вдруг снова решительно сверкнула взглядом, - вам не приходило в голову, что убийца и поджигатель - это одно и то же лицо?..
   Баронесса невольно вздрогнула.
   - Поджигатель?.. - осторожно переспросила она; версия о поджогах обсуждалась пока только в самом узком кругу. Виктория нетерпеливо повела плечами.
   - Неужели вы действительно верите, что пожары - случайность?.. Миледи, я не принадлежу к семейству Бернадотт, но мне небезразлично, что происходит в замке. Я благодарна за то, что вы приютили меня, и... - девушка запнулась, - я, к сожалению, на собственном опыте знаю, чем оборачивается беспечность, преступное легкомыслие... Охотники очень хитры. Миледи, неужели вы не видите, что всё происходящее - это тщательно спланированная операция церкви против нас, кэлюме?.. - от такого смелого и, нельзя было не признать, изящного вывода все присутствующие затаили дыхание. - Они хотят настроить народ против вашей семьи! Они слишком хорошо усвоили, что во всеобщем хаосе им будет проще справиться с бессмертными!..
   
   
   1.
   Кристина ушла к себе взбудораженная. Ситуация наконец начала хоть как-то проясняться. Версия Виктории объясняла многое, если не всё. Ну и глубоко же, выходит, проникла сеть церковных соглядатаев в ряды кэлюме, если против "второй столицы" ведётся чуть ли не полномасштабная война... Оставалась, правда, ещё задача: вычислить предателя, но, по крайней мере, версия целенаправленной агрессии людей превращала преследующие их дом несчастья из сверхъестественного каприза стихий в банальную провокацию. Видеть перед собой конкретного, понятного врага - что может быть лучше в трудную минуту?
   И всё же Кристина, вспоминая сцену в кабинете баронессы, как занозу, чувствовала какую-то смутившую её деталь... причём, казалось, деталь эта вовсе не относилась к теме... А, вот оно. Когда Виктория вошла в комнату, она опустилась перед баронессой на одно колено. Традиционно ромеи приветствовали друг друга поклоном, сложив ладони перед собой. А жест Виктории соответствовал традиционному приветствию сургов.
   Чепуха. Вероятно, она хотела таким образом подчеркнуть своё почтение, особенно после выходки с самовольным отъездом... Или просто поторопилась, была слишком взволнована... Виктория? Слишком взволнована?
   Кристине припомнилась их давняя прогулка... "Ах, какая киса отожралась в народной массе!.."
   Глупости. Виктория просто пошутила. И даже если бы её действительно интересовали девушки... Можно подумать, другие ромеи такие уж святоши. Кристина не была сторонницей связей между женщинами, но знала несколько таких случаев... Две её венские кузины, например, бойко играли в любовь и превесело жили вместе в столице, в самой гуще людвы, вот уже не первый год... Да и сама она... пожалуй, была немножко влюблена во всех своих наставниц по технике путешествий в альрома. Трудно бывает отделить эмоции от мысленной близости...
   И это выражение ничем не оправданного бешенства на лице у Виктории, когда она хлестнула Стефана плетью...
   Но какое отношение все эти пошлые домыслы могут иметь к расследованию?..
   Просто предполагали, что если серийный убийца - кэлюме, то надо искать сурга. Улики свидетельствовали, что преступления совершены, выражаясь формальным языком, на сексуальной почве.
   А ромеи Виктория иногда вела себя так, словно она не женщина, а мужчина. Причём, похоже, сама этого не замечала.
   
   
   1.
   Тётя Элла сказала, что убитая ромеи работала при австрийском дворе и, вероятно, только очень серьёзные причины могли заставить её срочно отправиться в Сележ; тем более зловещим выглядело её убийство именно сейчас, когда Бернадотты отчаянно нуждались в самой свежей и достоверной информации... Выходило, что неуловимый убийца не только вольготно орудует в окрестных лесах, но и прекрасно осведомлён о связях Бернадоттов в людском обществе, о мерах, которые они принимают, или даже только намерены принять... Всё это тётя Элла пояснила Кристине крайне торопливо и неохотно: информация была закрытая, но дама опасалась, что в замке с минуты на минуту снова объявят военное положение.
   - Будь предельно осторожна, Кристина... Подкрепи сейчас силы, при первой же возможности выйди на охоту, - никто не знает, как будет с люмэ в ближайшие дни... Как я жалею о том, что ты не брала уроки фехтования и стрельбы!.. Если тебя будут допрашивать - говори всё, что знаешь, и обязательно проверяй мысли всех встречающихся людей. Если заметишь что-то похожее на блок - беги не раздумывая, скорее всего, это...
   В этот момент до них донёсся отдалённый, низкий гул - такой, что от удара дрогнули стены. Тётя Элла подняла голову.
   - Ты слышала?.. Что это было?
   Удар повторился, на этот раз ближе. Кристина лихорадочно соображала, не веря своим ушам.
   - Взрывы, что ли?..
   Тётя Элла прошла из внутренних покоев в комнату, где было окно, и приоткрыла ставни.
   В ночной темноте на замок двигалось неисчислимое множество горящих факелов; как приливная волна, шумела толпа. К Сележу подходили королевские войска.
   
   
   1.
   - Так, всё, с меня хватит, - тётя Элла вытолкала Кристину из комнаты. - Немедленно уходи отсюда... Помнишь, где прачечная? Я тебе показывала! Это на самом деле запасной выход. В тумане через сток можно попасть в пещеру под замком, если течь вниз по шахте около двадцати минут... Дальше - вверх по течению подземной реки, выйдешь в австрийских горах. Уходи отсюда и возвращайся к родителям.
   - Но...
   - Лесами, в тумане возвращайся, не медли. Расскажешь им всё, что здесь видела, пусть обратятся в Чейте и едут сюда с подготовленной, хорошо вооружённой гвардией... Всё, ни слова больше. Марш.
   Кристина, не помня себя, понеслась по коридору.
   Но на полдороге к подвалам остановилась.
   А что, если её догадки верны? Сейчас есть возможность поймать преступника с поличным. А пока Бернадотты будут метаться по замку, не зная, кого подозревать... пока Кристина будет разыскивать подмогу... Виктория сбежит. Или - ещё того хуже - снова "останется единственной выжившей".
   "Нет, - решила Кристина про себя. - Глупо. Если действительно она - убийца, то она шлёпнет меня, как муху, едва только я попытаюсь спровоцировать её на открытые действия... Сказать баронессе?.. Позвать кого-нибудь на помощь?"
   В этот момент Кристина ощутила густую кроваво-алую волну и не успела подумать о том, что это такое, как из-за поворота вышла Виктория.
   Кристина впервые воочию увидела то, что часами пытались втолковать ей инструкторы, объясняя технику маскировочного гипноза, и запомнила на всю жизнь. В считаные мгновения распалась личина угловатой, заторможенной девушки-подростка. Несколько шагов, разделявшие противниц, явили перед Кристиной высокую женщину, сильную и гибкую, как клинок; ярко-алая светимость залила весь коридор, и Кристине даже стало тяжело дышать, и в этом кровавом мареве безжалостным прозрачным огнём блеснул клинок серебряной шпаги. "Отрежет голову - и все дела", - мелькнуло в памяти...
   Кристина сама не заметила, как успела увернуться, шпага просвистела прямо у неё над головой - бежать было поздно, один удар решил бы дело - и она, развернувшись к Виктории, вложила все силы в мысленный удар: "Подчинение!"
   
   
   0.
   Я была в чёрном городе. И все в нём жили ужасно бедно. Что, в общем-то, и понятно, учитывая, что краски здесь были только чёрные и бледно-серые. Как-то раз я шла мимо сырых тёмных стен, по сырой тёмной дороге, и мне пришло в голову здесь немного что-нибудь почистить. А начать проще всего было с приезжих, потому что их здесь никто не любил.
   Я завернула в ближайший кабак и стала говорить с теми, кто там выпивал. Я сказала, что надо проверить дом на окраине. Что, если мы наведём порядок среди тех, кто живёт здесь нелегально, всем станет лучше. Но не нужно обращаться за помощью к правительству, чтобы не было волокиты. А нужно просто самим пойти туда и разобраться. А чтобы не привлекать лишнего внимания, лучше пойти туда ночью.
   
   
   1.
   На выходе из альрома Викторию отбросило на несколько шагов - Кристина сама не ожидала от себя такой прыти - правда, психологически она едва выдержала контакт, а Виктория едва заметила - её светимость была огромной, а сознание - чудовищно сильным; плохо соображая, Кристина бросилась бежать в обратную сторону - вероятно, в надежде позвать кого-нибудь на помощь, но на этот раз багряные лучи сами бросились к ней и потянули назад.
   
   
   0.
   И когда я зашла на этот сырой, тёмный чердак, то поняла, что самое лучшее - это убить их всех. Там было ужасно бедно, какие-то девушки в бледно-серых платьях спали прямо на полу. Я достала нож и стала отрезать им головы. Потому что отрезать голову - это самой надёжное, иначе они подняли бы шум. А больше сделать всё равно ничего было нельзя.
   
   
   1.
   ...клинок снова блеснул прямо перед глазами, Кристина машинально отшатнулась и проскочила в случайно подвернувшуюся дверь, и бросилась через анфиладу комнат, и всё заволокло красным туманом...
   
   
   0.
   Когда я стала убивать всех подряд, мои спутники немного смутились. Им, вероятно, казалось, что это не лучший способ помочь обездоленным. Но я не только приезжих девушек собиралась избавить от мук, поэтому заранее вызвала полицию. И, когда услышала, что они едут, я обернулась к своим спутникам и успокоила их, объяснив, что всякая сволочь по-любому не заслуживает жизни. А потом сбежала через запасной ход.
   
   
   1.
   Кристина снова увидела Викторию - теперь она рубила наотмашь, очевидно, бросив попытки достать противницу через альрома, и это был не лучший расклад для не умевшей фехтовать Кристины. Она толкнула на Викторию стол, и та разнесла его в щепки, вбежав в очередную комнату, Кристина всем телом навалилась на дверь, пытаясь нащупать защёлку, и внезапно дверь загорелась, Кристина от неожиданности отпустила её, а следом задымился дубовый пол, почернела мебель... "Так это она устраивала пожары!" - мелькнуло в голове...
   
   
   0.
   ...Они были так потрясены, что не выдали меня, потому что им всё равно бы никто не поверил. У меня не было мотива, поэтому мой допрос превратился в пустую формальность. И когда полиция пришла ко мне, чтобы узнать, не слышала ли я что-нибудь о происшедшем, я сказала, что нет. И на этом бы всё кончилось, если бы я не стала от нечего делать вытирать салфеткой зеркало. Там, в этом зеркале, вдруг отразился тот бледно-серый подвал, и все эти мёртвые тела. А потом чёрные краски смешались и сложились в одну большую надпись: "Все убийства были мои".
   И меня вдруг кто-то схватил за руку.
   
   
   1.
   Кристина внезапно почувствовала, что держит шпагу в своей руке, и машинально взмахнула ею, так и не сообразив, как ей удалось отнять её у Виктории и как её вообще можно было отнять. Она хлестнула клинком раз, другой, и багряные лучи пошли на убыль. Она увидела перед собой Викторию, та стояла, прижавшись спиной к стене, и Кристина на мгновение замешкалась. Что теперь?.. Колоть, что ли?.. Куда? В сердце? - Оглушённая беспорядочным кружением по комнате, она не заметила приближение человека - а Виктория увидела охотника, вбежавшего в дверь.
   - Она из этих! - крикнула Виктория, указывая на Кристину. - Она упырь!..
   "Да она в сговоре с инквизицией, что ли?!" - успела подумать Кристина, и ещё успела обернуться - поэтому тяжёлая серебряная стрела, предназначавшаяся в сердце, попала в плечо. Кристина, охнув, осела на пол. Виктория выхватила у неё из руки шпагу и метнулась из комнаты, как молния, очевидно считая, что охотник вполне способен расправиться с ослабевшей жертвой самостоятельно, - а может, она сознательно оставляла смертным сообщникам привилегию расправиться с "нечистью"...
   Оттолкнувшись от пола здоровой рукой, Кристина без промедления ринулась в мысли охотника, чувствуя, как истекают её силы, - и прочла, среди прочего, что в церкви знали Викторию ещё со времён, когда она жила в Англии - и без шуток считали подвижницей, святой, с божьей помощью ведущей беспощадную войну против вампиров...
   Кристину хватило только на то, чтобы наспех отдать грубый приказ остановиться, и пока охотник стряхивал с себя гипноз, она попыталась доползти до окна, хотя всё равно ей не удалось бы дотянуться до ставней, и тут стена осела, и разорвался пушечный снаряд.
   
   
   1.
   На мгновение - сон это был или явь - она ощутила огромный купол красного света, простёртый над замком. Это были потоки альрома, энергия огромной силы, разъедавшая атмосферу, раскалявшая воздух до такой степени, что сам собой горел лес, дымилась и чадила земля... Эти огненные токи лились в кровь людей и животных, они вызывали бешенство, язвы, галлюцинации...
   
   
   3.
   ...и я освободилась от них. Я была среди них и над ними. Все они, души людей и животных, текли по земле, как реки, повинуясь моему взгляду...
   
   
   1.
   ...и Кристина увидела высоко в небе гигантскую сущность, которая управляла всем этим. Она была похожа на море крови. Волны жара следовали движению простёртых над землёй тяжёлых мраморно-белых рук. Как змеи, вились длинные чёрные кудри, а глаза на неподвижном, как маска, лице были как багряные реки.
   
   
   3.
   И я была над ними богиней, а они все передо мной - звери, скоты.
   
   
   1.
   Следующие сутки прошли в каком-то полузабытьи. Развалины замка медленно догорали. То Кристине казалось, что серебряный яд стрелы всё-таки добрался до сердца, и она проваливалась в темноту. То ум её прояснялся, она пыталась прислушаться и даже мысленно проверить окрестности - правда, ничего путного не получалось. По-видимому, людям тоже досталось в схватке, потому что ближе к рассвету они покинули Сележ; Кристину так и не нашли, а может, не искали. Частично обрушенная стена выглядела не слишком надёжным укрытием, и Кристина, которая с разъеденным серебром плечом уже совсем не могла двигаться, спокойно ждала, что её настигнет смертельный луч солнца, - но этого так и не произошло. День после штурма замка стал первым облачным днём за всё лето.
   В прохладных сумерках сознание снова вернулось к ней. Кристина услышала эхо мысленных голосов - кто-то из оставшихся в живых кэлюме вернулся к замку - и позвала на помощь. Последнее воспоминание - чьи-то руки в кожаных перчатках перевернули её и выдернули серебряную стрелу.
   
   
   1.
   В следующий раз Кристина очнулась на удобной каменной плите, которая оказалась постаментом для гроба в просторном склепе. Гробы с людскими останками были свалены в кучу у дальней стены, и Кристина порадовалась, что, будучи рождённой кэлюме, не различает запахов. По-видимому, это кладбищенское обиталище и заменило бывшим хозяевам "второй столицы" вампиров разорённый замок.
   Краткий отдых сделал своё дело: рана, оставленная стрелой, затягивалась, и Кристина чувствовала себя лучше; её резвости хватило даже не то, чтобы закусить крысиной кровью (назвать это люмэ можно было только с большой натяжкой). Вскоре появились остальные вампиры: барон Бернадотт нёс на руках ещё одну раненую девушку, а несколько человек из его свиты волокли полумёртвых от страха полнокровных крестьян. Пережитые невзгоды лишили обитателей Сележа былой деликатности, и вскоре трупы простолюдинов отправились в ту же кучу, что аристократические гробы, а Кристина выслушала безрадостные последние новости.
   Во время штурма погибли почти все жители замка. Баронесса была убита - судя по описанию, Викторией, которую никто из очевидцев даже не узнал. Тётя Элла пропала без вести - может, раненая, сгорела на солнце, или её увезли с собой охотники и теперь мучают где-нибудь в застенке... От людской армии, само собой, тоже ничего не осталось; замок, деревня, лес на несколько миль вокруг - всё выгорело дотла.
   Кристина с изумлением убедилась, что никто, кроме неё, до сих пор не имеет ни малейшего представления, что именно произошло и кто, собственно, стоял за нападением на замок! Собравшись с силами, Кристина приподнялась на здоровой руке, подождала, пока барон закончит рассказ, и спокойно пояснила:
   - Это была Виктория Лавей.
   - Что?! - злые и потрепанные собеседники уставились на неё так, словно она сама призналась в содеянном. Кристина, устало вздохнув, откинулась на спину и бесцветным голосом поведала свою часть истории: смутные догадки, обернувшиеся реальностью...
   - Она умела вызывать огонь силой мысли. Она вызвала эпидемию "гниения крови" у людей. Она управляла животными и девушками-сомнамбулами. Она же совершала убийства в замках знати... - "Все убийства были мои", - мелькнуло воспоминание... - Я прочла это в её мыслях, когда она напала на меня, и точно знаю. Замок Лавеев тоже сожгла она. Она уже тогда сотрудничала с церковью.
   - Но почему? - недоумевал барон. - В чём мотив?..
   Кристина помолчала.
   - Наша ошибка была в том, что мы искали какой-то особый мотив. Озлобленного кэлюме, который - как нам представлялось - рыщет где-то в лесах, как зверь... А для неё вся эта резня была естественной и нормальной. И она всё это время преспокойно жила среди нас, бровью не поводя, если приходилось убрать с дороги кого-то, кто ей мешал. Сначала осведомителя, сотрудничавшего с инквизицией, потом ромеи, которая хотела предупредить Сележ о готовящемся штурме. Это Виктория надоумила королевские войска использовать разрывные снаряды с осколками серебра... А когда мы все сидели в подземелье, и казалось, что она тяжелее других переносит недостаток люмэ, - на самом деле она чувствовала себя превосходно - настолько хорошо, что пока стража сканировала заложников, Виктория, не выходя из замка, ухитрялась устраивать природные аномалии за его стенами...И не испытывала при этом никакого дискомфорта. Она считает, что так и надо жить, что война, поджоги, убийства - это интересно.
   - И что? - недоверчиво уточнила одна из девушек. - Она ещё вернётся?
   Кристина вздохнула.
   - Нет, - поразмыслив, подытожила она. - Её целью было разорить Сележ, и она своего добилась. Теперь Виктория направляется в Чейте. Она хочет править там вместе с герцогом Островичи - или, вернее, вместо него.
   - Она рассчитывает его убить?!
   Кристина задумчиво покачала головой.
   - Нет... Она почему-то уверена, что он будет ей подчиняться.
   На этом обмен сведениями закончился, и вчерашнее блестящее общество, ныне нашедшее приют в заброшенном склепе, принялось за подсчёт убытков. По всему выходило, что надо уезжать как можно дальше, скрываться как можно надёжнее и начинать жизнь с нуля. Кристина предложила перебраться пока всем в шведский замок её родителей; на том и порешили. Воспоминание об огненной воронке, в которую затянула злосчастный Сележ Виктория, осталось у всех ожогом на сердце.
   Стефан тоже погиб. Услышав о его смерти, Кристина почувствовала неожиданно сильную боль; она с запозданием поняла, что успела привязаться к доброму, прямодушному юноше... Ей вспомнилось их последнее свидание. Эх, надо было не скупиться на ласку! Кто же знал, что счастливые мгновения не повторятся...
   Хотя, может быть, и правда, что там, после смерти, душа находит успокоение... Кристина вспомнила Библию... Но с этой ночи и во всю жизнь, каждый раз, когда она пыталась подумать о боге, ей представлялось только одно: зверь... звери, скоты...
   
   
   7.
   Най:
   - Блин, Аллат, у тебя что, совсем тормоза не работают?!
   Аллат (растерянно):
   - Да это вы по жизни тормозите...
   Селен (агрессивно):
   - Какого рожна ты меня застрелила, мы же договорились этого не делать?!
   Аллат (возмущённо):
   - А ты сам-то куда смотрел?! Я думала, ты видишь, что я в тебя стреляю! Надо было уклониться, а не стоять, как соляной столб!
   Сорвахр (одобрительно):
   - Так их, Лусик. Будут меньше тупить.
   Аллат (победно):
   - И насчёт пожаров можно было уже сто раз догадаться!
   Хатор:
   - Я одного не понимаю: к чему воевать? Что даёт вся эта кутерьма?
   Аллат (самодовольно):
   - Как - что?.. Мы проверили уровень ваших умственно-волевых способностей! Немного выше нуля он оказался только у Велиала... Как вы собираетесь возноситься с такой динамикой? На какой платформе вы собираетесь брать разгон?.. Мирно покровительствуя наукам и искусствам где-то в провинции, далеко не улетишь...
   Най:
   - Да ведь ты-то как раз и не собираешься никуда улетать!
   Чалэ:
   - Господа! Я вынужден вмешаться. Прошу внимания... Рея передаёт. "Эта сущность"... хм, что-то мне подсказывает, что имеется в виду сами знаете кто... эта сущность должна покинуть пределы атмосферы планеты за... хм... систематическое нарушение законов природы.
   Селен (строго):
   - Ты слышишь, Аллат?
   Аллат (легкомысленно):
   - А что я такого сделала? Они сами горят, как солома, и мрут, как му...
   Сорвахр (пихает Аллат в бок).
   Аллат (Сорвахру, громким шёпотом):
   - Чья бы корова мычала!..
   Чалэ (смиренно):
   - Ты создаёшь слишком сильные перепады атмосферы в поле Земли. Так с самого начала было. Рея говорит, что для сдерживания твоего импульса уже недостаточно человеческого фактора. Социум не рассчитан на такие перегрузки. Виктория захватывает в зону своего влияния души, у которых подобный контакт и близко не предусмотрен планом. Рея расценивает это как нежелательное вмешательство в эволюцию человеческой расы. Если нарушения будут продолжаться, по месту пребывания Виктории произойдёт землетрясение.
   Аллат (озадаченно):
   - Ну уж... И что теперь делать?..
   Чалэ:
   - Рея говорит, что есть два варианта. Либо "эта сущность" забирает с поверхности земли все свои проявления...
   Аллат:
   - Да у меня там всего одна душа!
   Чалэ:
   - Вот, Викторию забрать, других не выводить и оставаться в верхних слоях атмосферы вообще без движения. Либо оставить здесь одну или несколько душ, но Высшее Я убрать за пределы атмосферы, потому что от него исходит слишком сильный импульс.
   Сорвахр (недовольно):
   - То есть как это убрать? Куда? Если Аллат уйдёт, я тоже уйду. Я с ней прилетел.
   Чалэ (встревожено):
   - Хору, погоди шуметь... Никуда ты не уйдёшь, ты здесь нужен, как воздух. Без тебя эксперимент встанет, вероятность практически сто процентов, и тогда непонятно, зачем вообще мы все сюда летели? У меня есть другой вариант... Дий говорит, что готов принять "эту сущность". Он считает, что они поладят, потому что с самого начала друг другу понравились.
   Аллат (радостно):
   - То есть я переселюсь на Солнце?
   Чалэ:
   - Да. Он говорит, что ты можешь выйти из сферы притяжения Земли, и он тебя заберёт.
   (пауза)
   Рея согласна. Она просит, чтобы деятельность души, которая останется на поверхности земли, была по возможности локализована в пределах нашей расы.
   Аллат:
   - Креон?
   Креон:
   - Убирать Викторию бессмысленно. Лучше применить её по назначению. Сейчас у нас идёт хаотическая резня, а Виктория пусть устроит централизованную.
   (удовлетворённо)
   Какой-никакой, а порядок. Давайте переведём её в Чейте и сделаем королевой.
   Селен:
   - И дражайший супруг рядом.
   Хатор:
   - Он всё равно не узнает её в таком виде.
   Эва:
   - Но почувствует. Они хорошо друг на друга влияют. Они будут взаимно друг друга сдерживать.
   Селен:
   - А не получится так, что вместо одной чёрной дыры станет две? И мясорубка, в два раза больше?
   Креон (задумчиво):
   - Тогда выведем из воплощения Викторию. Но, учитывая общий фон расы, не думаю, что она вызовет явный дисбаланс. Когда влияние Аллат на неё ослабеет, будет самое то.
   Чалэ:
   - Аллат?
   Аллат (беспечно):
   - Сильное государство - без проблем.
   Эва (задумчиво):
   - Я как раз хотела сказать про государство... В каком-то смысле Аллат права. Уровень развития перерождённых душ оставляет желать. Я считаю, нужно сделать не два полюса напряжения, а три. Чтобы это было не просто перетягивание каната. Три клана. В одном - те, кто вообще ни о чём не задумывается. Сырьё, так сказать. В другом - те, кто хоть что-то ищет. И третий клан - адекватные. Естественно, между первым и вторым кланом начнётся война - для примитивных существ это единственный стимул к развитию. Конфликт можно будет даже поддерживать искусственно, чтобы держать расу в тонусе. А самых достойных соберём на подземной базе. Получится как бы предварительный отбор. Причём два недоразвитых клана будут уравновешивать друг друга.
   Ио (задумчиво):
   - Мысль интересная, но ведь придётся отыгрывать далеко назад. Обратно в Средневековье.
   Эва (миролюбиво):
   - Ну, не так уж далеко. Вот мы сейчас где были, примерно в семнадцатом веке?.. Давай отступим лет на сто. Застолбим за собой дополнительный клан и вернёмся.
   Ио (подозрительно):
   - И кто этим будет заниматься?
   Эва (добродушно):
   - На первых порах - я займусь. Кстати, всех бывших обитателей замка Сележ приглашаю поучаствовать. А потом, у нас где-то был Велиал.
   Велиал (растерянно):
   - Я?..
   
   
   1.
   Диана была дочерью одной из королев; правда, ей не исполнилось ещё и двенадцати лет, но она проявляла в учёбе большие способности и прилежание, так что ей прочили со временем успешную политическую карьеру; намекали, что девочка сможет стать достойной преемницей матери. Королева Патрисия была пробуждённой душой и слыла большим знатоком по части маскировки среди людей, а потому нередко брала на себя переговоры; свою дочь старалась обучить всему, что знала, и в воспитательных целях позволяла ей присутствовать на относительно неформальных совещаниях королев, чтобы девочка с детства привыкла мыслить в государственных масштабах. Диана с интересом вникала в заботы Чейте, и только одно её смущало: почему обязательным сопровождением к спокойной, разумной беседе дам должны служить сумасбродные выходки "дяди Дьёрдя".
   - Он страшный, - говорила девочка матери наедине, в душе считая, что если хорошие отношения с этим мужчиной - неизбежное условие карьеры, то она никогда-никогда не захочет стать королевой.
   - Он не страшный, он очень мудрый. Если ты понравишься ему, он будет предсказывать для тебя будущее, - внушала мать, и девочка украдкой вздыхала.
   Вот и сейчас дамы, в составе четырёх королев и двух их подружек, изящным цветником расположились вокруг большого круглого стола, в центре которого стояла вместительная фарфоровая супница с человеческими внутренностями, плавающими в свежей крови, а герцог Островичи лежал поодаль на кушетке, закрыв лицо руками, и разговор шёл как бы в двух параллельных плоскостях.
   - Господи, как мне плохо.
   - Ничего, Дьёрке, полежи пока тут. Я велела прислуге прибрать наконец в твоей комнате. У тебя скоро черви в кровати заведутся, ты с неё трупы неделями не убираешь.
   - Так что ты говорила про Сележ?
   - Отношения с людвой у Надашди налажены чётко, не подкопаешься. Я подумывала о том, чтобы просто подставить их и натравить на замок инквизицию, но они уже везде понатыкали своих людей. Подозреваю, этот якобы внезапный отъезд Марии готовился давно, дольше и основательнее, чем нам сперва показалось.
   - У меня такое чувство, как будто меня всю ночь резали на куски.
   - Ты считаешь, Мария всерьёз рассчитывает превратить Сележ во "вторую столицу", в новую зону влияния?
   - Я опасаюсь, нет ли у неё в планах со временем начать против Чейте войну.
   - Нет, пожалуй, даже последние несколько суток.
   - Кажется, ромеи Жанна того же мнения. С недавних пор она стала наведываться в Совет.
   - Я, главное, не понимаю мотивацию этих фанатиков. Поначалу я была уверена, что Мария всего лишь ищет единоличной власти. Но остальные-то чего хотят? Сражаться с нами за своё право голодать?
   - Я сейчас блевану.
   - Плохо то, что при таком раскладе и нам придётся воевать - за своё право есть кого хотим...
   - Может быть, есть смысл сформировать специальное ведомство, которое будет заниматься обороной именно против наших сородичей, против кэлюме? Отдельные случаи конфликтов у нас уже были, а если теперь учесть ещё и возможную угрозу со стороны самопровозглашённого "клана Надашди"... Дьёрке, а ты что обо всём этом думаешь?
   - А?
   - Мы обсуждаем возможную угрозу со стороны клана Надашди. Ты что об этом думаешь?
   Герцог впервые за весь вечер убрал руки от лица, обвёл присутствующих тем неизъяснимым взглядом, который, по-видимому, следовало считать мудрым, тогда как Диане он казался попросту невменяемым, потом поднялся и нетвёрдой походкой проследовал к окну. Диана сидела на подоконнике, вследствие чего ей довелось проследить направление упомянутого взгляда и дальше. Чёрные волны заструились над подъезжавшими к воротам экипажами, окатили сад, где в разгар ночи тоже не скучали, плеснули в окна соседнего крыла замка и успокоились над горным озером, посреди которого плавала большая, устеленная тяжёлыми коврами лодка. Диана про себя признала за герцогом не то чтобы мудрость, но умение вовремя посмотреть в нужную сторону: веселье, царившее на озере, в самом деле заслуживало внимания.
   Всего в лодке сидело семь или восемь обнажённых девушек; все они были смертными и вели себя крайне странно. Обнявшись и раскачиваясь из стороны в сторону, они тянули какую-то песню совершенно лишёнными выражения голосами. Единственная девушка-кэлюме в этой компании сидела на носу лодки, привольно откинувшись назад; её ослепительные кроваво-рыжие волосы спускались почти до самой воды. Она с усмешкой наблюдала за своими, без сомнения, будущими жертвами, помахивая, как дирижёрской палочкой, длинной серебряной шпагой. Трудно сказать, что здесь изумляло больше: более чем здоровый аппетит "музыкантши" или её способность без видимых усилий держать под гипнозом целую группу. Очевидно, идея сомнамбулического хора показалась герцогу остроумной; он рассмеялся своим холодным враждебным смехом, от которого у Дианы каждый раз мурашки бежали по спине, и указал на незнакомку королевам, как бы предлагая запомнить перспективную сотрудницу.
   - Вот это. Кто такая? - подвёл он итог совещанию.
   
   
   1.
   Ввязываться в отношения с вампирским патриархом Виктория не спешила. В принципе, никто не говорил, что для работы в Совете королев роман с Дьёрдем обязателен, но Виктория для надёжности планировала пройти и этот этап - только действовать следовало по-деловому, всё тщательно рассчитав. Виктория была наслышана о том, что Дьёрдь пользуется определённым влиянием, и ей отнюдь не улыбалось получить проблемы с карьерой только из-за того, что она вовремя не сподобилась проконтролировать капризного любовника высокопоставленных ромеи. Так что первое время она просто присматривалась к Дьёрдю, изумляясь его легкомыслию. И вокруг этого придурка столько шума?.. Но постепенно она поняла его феноменальную проницательность - следствие какой-то невероятно глубокой интуиции, с которой он играл на слабостях других... и прониклась к нему искренней симпатией. Она вдруг посмотрела на перспективу близкого знакомства с ним совершенно по-новому. Если повезёт, именно в нём она найдёт самого преданного и понимающего союзника.
   Когда они остались наедине, Виктория со всей решимостью приступила к выполнению своих, как утверждала молва, основных обязанностей, но быстро почувствовала, что сексом с ней вампирский повелитель интересуется примерно настолько же, насколько и она - сексом с ним. Так что они довольно быстро достигли взаимного согласия и бросили заниматься чепухой. Виктория со вздохом облегчения плеснула себе люмэ, а Дьёрдь обнял подушку и задремал.
   - Так это правда, что ты - изначальный? - через некоторое время нарушила молчание Виктория, не забывавшая о своей карьере. Дьёрдь помедлил и едва заметно кивнул.
   - Поэтому у тебя такая огромная светимость? Никто никогда не сможет понять твою душу.
   Поколебавшись, Дьёрдь снова кивнул, не открывая глаз.
   - Значит, никто никогда не сможет удовлетворить.
   "Да".
   Виктория задумалась. Не самый удачный расклад.
   - Лучше... - Дьёрдь внезапно открыл глаза, - лучше просто прикоснись к моей душе, - неуверенно попросил он. - У меня всё болит. Как будто везде раны... хотя их и не видно.
   Виктория поколебалась. Честно говоря, выражение тёплых душевных чувств всегда представляло для неё сложность, а ей показалось, что именно об этом говорил вампирский повелитель. Но, принявшись за дело с неохотой - просто протянув руки к его телу, чтобы настроиться - она поняла, что проблема тупо в чудовищном оттоке жизненной энергии. Его светимость была как омут, который затягивал куда-то в пустоту. И, сколько бы она ни вкладывала сил, - всё исчезало.
   - А почему у тебя светимость чёрная? - сквозь зубы поинтересовалась она, пытаясь нащупать хоть какой-то предел - но чернота уходила в бесконечность, во все стороны. - Я имею в виду: если ты такой особенный, то может, так и должно быть?
   Дьёрдь слегка пошевелился, греясь в её густом алом свете.
   - Нет. Так не должно быть.
   Виктория шарила яркими лучами по тёмным волнам, сколько могла, но в итоге сдалась.
   - Не думала, что придётся однажды это сказать... - усмехнулась она, убирая руки. - Но, кажется, я недостаточно сильна для тебя. Вряд ли этого хватит надолго.
   - Хоть на чуть-чуть, - вздохнул Дьёрдь, а потом приподнялся на локте, словно о чём-то вспомнив, и обратил на Викторию тёмный взгляд, в котором на мгновение мелькнуло серебро.
   - Ты - одна из самых сильных ромеи за всю историю расы, - спокойно сказал он. - Скоро ты станешь королевой, и твоё правление будет долгим... Никто не сравнится с тобой. Ты не будешь знать поражений... я об этом позабочусь, - задумчиво добавил он.
   - Но всё когда-нибудь кончается? - осторожно подхватила навострившаяся Виктория. Дьёрдь нахмурился и отвёл взгляд, как бы что-то разыскивая.
   - Я не вижу твоей смерти, - наконец покачал он головой. - Наверное, это ещё не решено... А как бы ты хотела умереть? - вдруг улыбнулся он.
   - Внезапно, - без колебаний решила Виктория.
   
   
   1.
   - А с другими изначальными... ты пробовал? Рада? Она тоже была изначальной?.. С ней было лучше?
   Дьёрдь отвернулся.
   - Да. С ней... мне, по крайней мере, удавалось забыть... о том, что меня здесь, скажем так, не устраивало.
   - Здесь - это в этом мире? - деловито уточнила Виктория.
   - Здесь - это на этой планете, - помедлив, пояснил Дьёрдь. Виктория сделала из поправки верные выводы.
   - Изначальные просто были представителями технически более развитой цивилизации?
   - Да, - слегка запнувшись, согласился он.
   - Я так и думала, - кивнула она и с удовлетворённым вздохом откинулась спинку кресла, как человек, только что провернувший удачную сделку. Виктория знала, что за любознательность в отношении Дьёрдя многие кэлюме заплатили жизнью, но исследовательский азарт был сильнее. Ей нужно приручить его, и она его приручит. Виктория не терпела возле себя брожения умов, будь это хоть ум самого повелителя всех вампиров. Дьёрдь окинул беспомощным взглядом стены комнаты.
   - И эта цивилизация погибла без возврата?
   - Да.
   - А остальные изначальные? Ещё кто-нибудь остался?..
   - Я не знаю...
   - Может, это ты всех убил?..
   - Н-нет... Я - только некоторых.
   - И ты уверен, что больше никого не осталось?
   Дьёрдь не ответил.
   - Слушай, а ты... извини, конечно, но... не думал о самоубийстве? Почему ты не ушёл? - со свойственной ей неумолимой логикой продолжила тему Виктория, чувствуя, что ему в глубине души хочется поделиться своими тайными сомнениями хоть с кем-нибудь. Дьёрдь усмехнулся.
   - Да я постоянно об этом думаю. Каждое утро... Веришь? Как просыпаюсь, первая мысль - об этом. Зачем я живу? Чего жду? Сколько можно?.. - Дьёрдь с отвращением покачал головой. - Если честно, я завидую тем, кто ушёл. Кто не дожил... Они не видят сейчас всего этого кошмара, во что мы превратились. И только я один не могу найти покоя. Почему? - в бессильном отчаянии проговорил он.
   - Тогда что тебя останавливает? - Виктория пожала плечами. - Покончи с собой, - возможно, такой совет в адрес новообретённого любовника звучал не особенно тактично, но она уже успела понять, что разговоры о смерти его не пугают и можно высказываться без обиняков - а Виктория сама ценила практичность и прямодушие, даже в самых "отвлечённых" вопросах.
   - Понимаешь, я боюсь, а что, если это правда, что душа после смерти возвращается куда-то к звёздам? - поколебавшись, предположил Дьёрдь. - Ну, и с чем я туда приду? Как покажусь? Ты посмотри, что я здесь творю!.. Это же... рехнуться можно! - Дьёрдь безнадёжным жестом указал за окно. - Мне за всё это в жизни не расплатиться, - едва слышно прибавил он. - В жизни не искупить. И кому, что я буду объяснять?.. - он снова в отчаянии отвернулся.
   Признаться, Виктории были чужды угрызения совести и сознание собственной вины, но его эмоциональная речь произвела на неё впечатление. Она удивлённо задумалась.
   - Послушай, но, может, там всё не так уж строго? - с сомнением возразила она; самобичевания она не то что не признавала - просто не понимала.
   - А если так? - ядовито возразил Дьёрдь. - Что я скажу: извините, я решил пожить ещё? Та смерть не считается? Ну, нет уж... Тори, пойми: мы сами предали себя и, что хуже всего, понапрасну. Ты знаешь, мне иногда кажется... что все эти новые вампиры, так называемые пробуждённые - это и есть бывшие изначальные. Только не полностью, а по частям... как будто никто из них так и не умер, они все вернулись. Я не удивлюсь, если снова начнётся бессмысленная война... она просто пойдёт по второму кругу - понимаешь? - Дьёрдь посмотрел на неё со страхом, словно ожидая, что новость о безвыходной ловушке, в которой они все оказались и сами того не замечают, ввергнет её в немедленную панику, но Виктория только буднично пожала плечами: ей не удавалось выжать из себя ни капли трагизма. Война казалась ей весьма забавным времяпровождением, и не будь её, ещё неизвестно было бы, чем заняться... Ведь рисковать жизнью - это так интересно!.. - Я просто не знаю, куда деваться, - мрачно продолжал Дьёрдь. - От самого себя. Я хочу смерти... и боюсь её, потому что как бы не пришлось отвечать, а что я отвечу?.. Пока живёшь - вроде надеешься. Вдруг земля на небесную ось налетит, рассыплется в пыль, и мы все исчезнем?.. Вот чего мне бы хотелось больше всего на свете. Исчезнуть. Не измениться, не стать прежним. А чтобы всё, нет меня, и - пустота.
   Дьёрдь в изнеможении опустил голову на руки. Виктория взглянула на него с жалостью. Она не разделяла его терзаний, но оценила глубину чувств. Возразить тут было нечего.
   - Слушай, - она усмехнулась: ей пришла в голову фантазия, которая, как ей показалось, могла бы развеять его тоскливое настроение, - а ведь если это правда, что ты говоришь... ну, что все изначальные на самом деле возродились... тогда ведь, получается, ты и Раду можешь снова встретить, нет?.. Хе-хе, - сама Виктория относилась ко всяческим "задушевным" домыслам с иронией. Дьёрдь взглянул на неё со странным сомнением, словно ему такая мысль не приходила.
   - Да, - признал он неопределённым тоном.
   - Впрочем, если ты говоришь, что перерождённые души меняются до неузнаваемости, ты, может быть, и не догадался бы, что это она сидит прямо перед тобой... - легкомысленно предположила Виктория, от нечего делать взяла свою любимую серебряную шпагу и несколько раз взмахнула ею, как бы рассекая нечто невидимое.
   Дьёрдь отвернулся к окну.
   - Знаешь, скорее всего, - глухо сказал он, - все эти перерождения и прочее - только моя фантазия... - он вдруг закашлялся и закрыл рот рукой - Виктория с изумлением увидела на его пальцах пятна крови. Раньше она даже не слышала о таком, кэлюме не знали болезней.
   - Ты что, кашляешь кровью? - поразилась она.
   - Не обращай внимания... раньше ещё хуже было, - прошелестел он, прижав платок к губам.
   - Ну ты даёшь, - выдохнула Виктория и отложила шпагу. Дьёрдь с измученным видом бросил платок.
   - А... ты... - неуверенно начал он. - Как ты считаешь, будет там что после смерти, или нет?..
   Виктория растерянно пожала плечами - она уже успела забыть о разговоре на эту тему.
   - Я, если честно, считаю, что там как раз и будет то, о чём ты говоришь, - не сочла нужным скрывать она. - Пустота. Ничего не будет. Мы все исчезнем, и привет. Без суда и следствия, - она равнодушно усмехнулась. - Поэтому здесь надо веселиться, ни в чём себя не ограничивая, а там - отбой и... тишина. Говорят же, что там всё иначе. Ну, а что значит иначе?.. Ещё и туда дрязги перетаскивать? Иначе - это и есть ничего.
   Дьёрдь не ответил. Виктория изучающе взглянула в его матово-бледное, безупречно прекрасное лицо и вдруг, повинуясь какому-то неясному порыву, задумчиво провела рукой по его лбу... Наверное, мелькнула у неё мысль, ей нравилось видеть его таким: страдающим, беззащитным, послушным. Ей даже захотелось немного утешить его.
   - Так что, сдаётся мне, ты терзаешься понапрасну, Дьёрке... - подытожила она. - Хотя... тебя ведь не так зовут?..
   Он с тайным страданием взглянул ей в лицо.
   - Сорвахр, - глухо сказал он.
   
   
   1.
   - Знаешь, если бы меня в принципе мог заинтересовать мужчина, то это был бы ты.
   Дьёрдь неслышно рассмеялся, нимало не задетый таким сомнительным комплиментом.
   - Хочешь сказать, что сейчас я тебя ни капельки не интересую? - лукаво возразил он.
   - Ну, в плане всякой там любви - вообще никак, - призналась Виктория. - А я тебя?
   Прежде ей и в голову бы не пришло интересоваться чувствами мужчины, но в случае с Дьёрдем вопрос казался не таким уж праздным.
   - Если честно, тоже нет, - вздохнул Дьёрдь, оправдав её ожидания. - Мне на земле вообще ничего не нравится...
   Виктория была довольна своими действиями. Теперь оставалось только закрепить успех. Она перебирала в уме доводы, призванные понадёжнее внушить ему мысль о её непререкаемой власти над ним, как вдруг ей пришло на ум ещё одно соображение.
   - А Пульс - это как раз и есть вещь, оставшаяся от той самой цивилизации древних? - неожиданно догадалась она. - Я ведь правильно понимаю, что это технический объект?
   Дьёрдь бросил на неё настороженный взгляд, но выдумывать отговорки было поздно.
   - Да... - неохотно признал он.
   - И как это работает? - уточнила Виктория с полнейшим профессиональным безразличием опытного дознавателя.
   - Ну... - Дьёрдь вздохнул, - это было нечто вроде записывающего устройства. Там хранится всякая информация...
   Виктория кивнула. Что-то подсказывало ей, что она удостоилась небывалой откровенности; если бы хоть часть этих сведений получила распространение, весь клан Островичи давно стоял бы на ушах...
   - Я никому не расскажу, о чём мы сейчас говорили, - твёрдо объявила она. Дьёрдь усмехнулся.
   - Да мне, в общем-то, без разницы...
   - Это сейчас тебе без разницы, - хладнокровно поправила Виктория. - А потом ты выйдешь из элегического настроения и пожалеешь о своей откровенности. Не думай, что я тебя не изучила. Я всё о тебе знаю, ваша светлость. И вот что я тебе скажу, Сорвахр, - она отстранилась и снова как бы невзначай взяла шпагу. - Можешь предаваться духовным терзаниям сколько угодно, но если ты вздумаешь мне мешать - я найду способ разделаться с тобой, будь ты хоть сам господь бог. Со мной лучше дружить. Мы поняли друг друга?.. - она без улыбки посмотрела ему в глаза, приподняв его подбородок своими сильными изящными пальцами. Дьёрдь некоторое время смотрел на неё в замешательстве; кажется, он только сейчас заметил, что его мимолётная доверчивость принесла Виктории вполне конкретные карьерные преимущества, и произошло это не случайно. Он опустил глаза.
   - Я чувствую, мы поладим, - предположил он.
   - Это в твоих интересах, - отрезала она. Дьёрдь рассмеялся. - Если будешь паинькой, я стану тебя иногда поощрять... Или ты предпочитаешь, чтобы тебя наказывали? - она перешла на шутливый тон и коварно улыбнулась.
   - Есть немного...
   - О, за этим дело не станет! Люблю унижать мужиков.
   - Потому что завидуешь?
   - Нет, конечно!
   - Ну, меня можешь смело вычеркнуть из списка предметов зависти, - вздохнул Дьёрдь. - Как видишь, моя половая принадлежность не прибавляет мне счастья.
   - Что лишний раз подтверждает, что на всякое найдётся другое, - глубокомысленно заметила Виктория.
   - Философская мысль! - шутливо похвалил её Дьёрдь. - Где ты вычитала этот потрясающе мудрый афоризм?..
   - Ты мне навеял, - рассмеялась Виктория.
   - Я, кстати, мужчина только внешне, - решил порадовать её Дьёрдь. - Все изначальные были андрогины.
   - Ну ты даёшь! - ещё раз поразилась Виктория.
   Дьёрдь, оставив реплику без ответа, взял из стоявшей на столе шкатулки щепотку измельчённых листьев какого-то растения, бросил её в стакан с водой и стал размешивать.
   - Хочешь? Это бханг, любимый напиток индийских отбросов общества. Очень сильно разрушает мозг, - любезно предложил он.
   Виктория, поколебавшись, взяла стакан.
   - Я бы сахара с корицей добавила, - откликнулась она, сделав глоток.
   - А ещё можно заворачивать эту дрянь в бумагу и курить, - поделился наблюдениями Дьёрдь.
   - Как табак? - с любопытством уточнила Виктория.
   - Конопля приятнее. Особенно если смолистая...
   - С тобой не заскучаешь! - обрадовалась Виктория, быстро прикончив напиток.
   - Правда, на меня почти не действует ни гашиш, ни опий... - меланхолично добавил Дьёрдь, откидываясь на подушки.
   - А зачем тогда ты это пьёшь?
   - Вдруг подействует?.. И потом, мне нравится ощущать себя отбросами общества...
   Виктория этого пристрастия не разделяла, но тихонько плеснула себе ещё "бханга".
   - Не беспокойся, я никому ничего не скажу, - повторила она; познания вампирского патриарха в области употребления разнообразных веществ помимо люмэ окончательно укрепили её уважение. - Никто не узнает о тебе правду. И Пульс я тоже искать не буду. Догадываешься, почему?
   Дьёрдь вздохнул, не открывая глаз.
   - Тебя всё устраивает?..
   - Да, - спокойно подтвердила Виктория. - Мне нравится, как я живу сейчас. И моё единственное желание - как следует погулять прежде, чем сдохнуть. Слишком долго я терпела все эти нудные проповеди о том, что можно, что нельзя, - холодные глаза Виктории сузились; воспоминания о безрадостной юности в замке Сележ приводили её в бешенство.
   Дьёрдь, казалось, хотел ответить, но что-то вспомнил и промолчал.
   
   
   7.
   Аллат:
   - Господа! Мы тут с Дием посовещались...
   Селен:
   - О, боже! Иногда они возвращаются, снова и снова!..
   Аллат (смутившись):
   - А что? Уж и заглянуть к вам нельзя!
   Сорвахр (ласково):
   - Лусик, милая! Как ты там?
   Аллат (радостно):
   - Ой, там так хорошо! Такой климат приятный! Что возвращает меня к первоначальной теме... Мы с Дием посовещались и решили, что я стану родоначальницей расы солярных кэлюме!
   Кэлюме:
   - Что???
   Аллат (обиженно):
   - А Жанна чья дочь, вы забыли? Или она у вас уже, как бы, сама собой родилась? Я, между прочим, родоначальница нашей земной ветви, а значит, и всех вас, уважаемые дубины! Вот вы меня критиковали, когда я собралась ребёнка рожать, а никто из вас, правду сказать, с тех пор ничего лучше не придумал!
   Сорвахр:
   - Верно, Лу. Как осуждать, они первые, а сами только нюни распускать умеют.
   Аллат (победно):
   - Вот!
   Кэлюме:
   - ...
   - !!!
   Чалэ:
   - Аллат права. Мне тут Дий тоже бубнит на ухо. Интересный проект. Открывается перспектива обеспечить круговорот душ кэлюме в природе.
   Аллат (неуверенно):
   - Да. Правда, я не столько о ваших душах думала, сколько о том, что мне там скучно сидеть без дела... Вы тут угрызаетесь, все такие занятые, а меня выслали...
   Сорвахр (нежно):
   - Лусик, нам тебя ужасно не хватает.
   Кэлюме (вздыхают).
   Аллат (более уверенно):
   - Ну так вот, я приняла решение создать новую расу. Только без наворотов, без этих вот экзистенциальных вопросов, без духовных терзаний всяких... Скажем прямо: я планирую небольшой, уютный скотный дворик. Проект нового генома уже готов. Солярные кэлюме будут создаваться на основе морских коров и свинок.
   Кэлюме:
   - А почему коров? и свинок???
   Аллат (удивлённо):
   - А почему нет? Вон, посмотрите на людей: Эрнауэре модифицировал обезьяну, и, по-моему, очень плохо получилось!
   Кэлюме:
   - Да уж, хуже трудно придумать.
   Аллат (застенчиво):
   - К тому же свинки и коровы мне как-то ближе.
   Сорвахр (твёрдо):
   - Свинки и коровы душевнее.
   Кэлюме (подозрительно):
   - И что?
   Аллат (беспечно):
   - А то, что желающие отдохнуть на Солнце между земными воплощениями могут смело заселяться в мои экспериментальные образцы...
   Кэлюме (нерешительно мнутся).
   Чалэ:
   - Дий передаёт изображение.
   Кэлюме:
   - Хм...
   - Ничего себе!
   - Живут же некоторые!
   - И это всё для одной переселённой души?.. Почему не меня выгнали с Земли!..
   Чалэ (примирительно):
   - Господа, у вас у всех будет возможность посетить...
   Кэлюме (возмущённо):
   - Мы тут надрываемся, а она там балдеет!
   Сорвахр (мечтательно):
   - Лусик, ты всегда умела отстроиться...
   Аллат (радостно):
   - Тебе нравится? Жаль, что ты не можешь переселиться ко мне...
   Сорвахр (вздыхает).
   Кэлюме (решительно):
   - Я хочу быть свинкой. Что мне, больше всех надо?
   - А поподробнее об условиях для коров можно, пожалуйста?
   - Я тоже хочу быть коровой.
   Чалэ (наставительно):
   - Господа, все успеют. Мы на Земле надолго.
   Аллат (торопливо):
   - Там для скота прекрасные условия, просто свинки более сухопутные... Подождите, я составлю список... Для тех, кто предпочитает, скажем так, медитативное состояние, лучше подойдёт морская корова... Свинки задорнее... Должна сказать, что сейчас на основе солярной органики и моего генома изготовлено, в общей сложности, только двадцать семь пробных образцов, и некоторые из них уже записаны за профессиональными тестировщиками с других звёзд.
   Кэлюме (возмущённо):
   - А почему так мало?..
   - А мы?!
   Аллат (путаясь в записях):
   - Потом проведём дополнительный набор... Поголовье скота будет увеличено... после испытательного срока... возможны модификации... Короче, предварительные списки составлены. Я вас приглашу. А пока мне надо вернуться на Дий, мы ещё не всё закончили там в плане дизайна свинарников... Дий - очаровательное светило, жаль, что мы раньше не были знакомы!.. А вы пока морально готовьтесь.
   Кэлюме (в волнении).
   Сорвахр (скрежещет зубами).
   Аллат (сочувственно):
   - Хору, лапушка, обещаю, когда всё закончится, я заберу тебя на Солнце! Для полного счастья на моём скотном дворике не хватает только тебя!..
   
   
   4.
   Я проснулась на сияющей земле, вокруг меня лились густые волны золотого огня, но он не обжигал. Небо казалось тёмным, прохладным и пустым, жар поднимался к нему. Он приятно тёк сквозь моё тело, земля гудела под ногами и переливалась рыжим и алым, как расплавленное золото. Я легко поднялась и поплыла в волнах света, сама не зная куда. Я просто парила над землёй, чувствуя огонь, разливающийся повсюду свет и небо.
   Потом я поняла, что это - поле, и что я здесь не одна. Вокруг меня в потоках света кружились и плыли многие души. Выглядели они, как и я: перламутрово-розовые фигурки, гладкие, как фарфор, излучающие тёплое сияние. Некоторые из них двигались как будто целенаправленно. Я присоединилась к ним.
   Мы текли по залитым золотым светом холмам, по просторным долинам, и наконец я увидела сияющий розовый храм, нарядный, как пряничный домик, унизанный витыми башенками. Все местные души собирались там. Я тоже устремилась внутрь.
   Я оказалась в огромном круглом зале, под высоким куполом, в полутьме. Здесь все души казались неясными тенями чайного оттенка - только огромные золотые глаза горели ярким светом. В центре храма не было пола, стоять можно было только вдоль стен; мы разместились за изящной золотой оградой. Под ногами у нас клубились прозрачные белые облака, а ниже простиралась сияющая голубая земля.
   Потом купол храма осветился алым огнём; сверху полились багряные лучи, вдоль стен заклубился красный пар, и в воздухе перед нами возникла исполинская фигура. Это была женщина, излучающая пламя. Я сразу поняла, что она - бог и наша общая мать. Её глаза сияли винно-красным огнём, чёрные как ночь кудри струились по мраморно-белым плечам, алое платье горело и раздувалось, как языки пламени. Она подняла руки, и мы увидели, как под куполом часовни появилось огромное сердце. Оно пылало и жило. Тугие сильные мышцы сокращались, внутри бежала густая алая кровь. Потом я заметила, что от этого сердца тянутся тонкие тёмные вены. Их становилось всё больше, они проступали в воздухе и тянулись к нам. В какой-то момент я поняла, что они пронизывают насквозь весь храм. Я почувствовала ток святой крови в своей груди и услышала голос. Это говорила Аллат, наша мать.
   - Вы - дети крови. Солнечная кровь. Здесь - ваше небесное сердце, сердце всей нашей расы.
   Я поняла, что великая богиня отдала своё сердце, чтобы оно билось для всех нас, и поэтому все мы здесь - одно.
   - Сердце - это центр, где дух знания сливается с морем силы. Кровь - это свет души. Точно так же Солнце является сердцем Солнечной системы, и его свет льётся ко всем его детям.
   Внезапно я поняла, что чувствую в своём сердце всю звёздную систему и сеть невидимых кровеносных сосудов, объединяющих Солнце, где мы жили, и его планеты. Я почувствовала их пульс, ток любви и жизни, льющийся к ним от Солнца, и услышала их голоса.
   - Только через чистое сердце душа может подняться в красоту вечности. Обратите свой взор на души, затерянные в темноте земной жизни. Они - это вы. Они погибают без любви и ждут вашей помощи. Я прошу вас пролить свет вашего сердца на землю. Солнечная кровь - святая кровь.
   Я увидела, как в полутьме зала разгораются яркие золотисто-алые огни. Это проснулся свет наших сердец. Мы все опустились на колени. Я чувствовала в груди мягкий, исцеляющий огонь, переполнявший всё моё существо. Атмосфера озарилась золотым светом. Я ощутила солнечные лучи, несущие сквозь пустоту космоса тепло, любовь и радость жизни и тающие в земных душах.
   
   
   7.
   Чалэ (озадаченно):
   - Мощно задвигаешь.
   Аллат (довольно):
   - Дык.
   Велиал (одобрительно):
   - Идея с общим на всю расу сердцем недурна.
   Аллат:
   - Я ваще креативная. Особенно когда выпью. Правда, Хору?
   Сорвахр (горячо):
   - Истинный бог.
   Аллат:
   - Щас ещё коровок проверим.
   
   
   4.
   Ходили слухи, что в море живут прекрасные девы, чьи песни сияют ярче звёзд в нашем тёмном небе. Мы с подругами ходили на берег, но не видели морских дев. Считалось, что они живут в глубине и лишь изредка, по ночам поднимаются на поверхность. Порой до нас доносились их голоса, и они были, как потоки нежности и очарования в сияющей толще молочно-белых вод.
   Однажды их голоса стали разливаться, как туман, и подниматься вверх. Море заволновалось. Я увидела силуэты дев, парящие в воздухе прямо над кипящими белоснежной пеной волнами. Весь небосклон озарился гармонией чарующих голосов, словно перламутрово-прозрачные радуги скрестились в чёрной высоте.
   Я была довольна тем, что увидела. Разглядеть как следует хоть одну деву мне не удалось, но рассказывали, что они необыкновенно изящны и кожа у них белая, как снег, или золотая. Должно быть, это очень красиво, и я мечтаю когда-нибудь это увидеть, вот только придётся подождать следующей ночи, а это долго.
   Я люблю гулять с подругами по солнечным полям. Некоторые у нас верят, что гигантское неподвижное облако далеко за морем - это на самом деле прекрасный воздушный замок, в котором живёт сама Аллат, и что туда даже можно попасть. Хотя по-моему те, кто говорят, что были там, просто хвастаются. Но если это правда, то я тоже хотела бы как-нибудь добраться туда.
   
   
   7.
   Аллат (удовлетворённо):
   - Ну?.. Гуляем!!
   Кэлюме:
   - Мне понравились эти солярные морские водоросли! Очень питательно!
   - Я лично целиком и полностью за то, чтобы популяция солярных свинок приумножалась и процветала... То есть, говоря прямым текстом, я не прочь влиться в эту славную популяцию! Как следует влиться! Сколько там осталось свободных мест?..
   - Я думаю, любая душа может гордиться, если в её послужном списке есть такой достойный организм, как солярная морская корова.
   - Да, изящная морская корова - это очень стильно!
   - Это тебе не на Земле под телевизор пиво лакать! Возвышенное существо.
   Дий:
   - Чалэ?
   Чалэ (деловито):
   - Отлично. Солярные кэлюме уравновесят нарушения, которые нам приходится допускать на Земле... Теперь опасность, что души кэлюме рассеются по Солнечной системе и того дальше, стремится к нулю. Все, кто плохо держится на Земле, могут отдохнуть в качестве скотинки на Солнце и вернуться с новыми силами... Аллат создала чёткий центр притяжения.
   Аллат (растроганно):
   - О, мои прекрасные свинки! О, мои дивные морские коровы!.. Плодитесь и размножайтесь, дети мои!
   Кэлюме:
   - Му-му... Хрю-хрю...
   Сорвахр (тоскливо):
   - Я тоже хочу в свинарник...
   Аллат (тоскливо):
   - Тебе нельзя, лапушка...
   (более бодро)
   И я сочувствую тебе всеми фибрами души, потому что скотный дворик получился и впрямь восхитительный! К тому же от Земли недалеко! Все, погибшие на Земле, попадут прямо ко мне! Умирайте чаще, друзья мои, берегите своё душевное здоровье!
   Кэлюме (приятное оживление).
   Сорвахр (в бессильном гневе):
   - ...!
   Чалэ (неуверенно):
   - С Земли тебе, конечно, отлучаться нельзя... но попробуй заглянуть к Аллат в сновидении.
   Сорвахр (мрачно):
   - Я так высоко не поднимусь. У меня уже вообще полное помрачение рассудка и всех способностей.
   Чалэ (помявшись):
   - Поднимешься... меня другое беспокоит...
   Сорвахр (подозрительно):
   - Ну? Выкладывай уже.
   Чалэ:
   - Как ты будешь спускаться? И будешь ли вообще? Боюсь, слишком светлые впечатления могут заставить твою душу сделать выбор в пользу развоплощения. Да и потом... даже если она, допустим, через силу вернётся в тело... считаю, что такое прозрение может окончательно нарушить твоё и без того, скажем так, нестабильное душевное равновесие. Если и показывать твоей душе Солнце, то только очень выборочно и осторожно... И всё равно, по-моему, существует риск. Такая смена психологического климата, пусть даже только в сновидении, может стать непосильным испытанием. Хору, я за тебя не поручусь, ты свою душу лучше знаешь сам.
   Сорвахр (мрачно):
   - Сидеть в помойке без просвета - вот непосильное испытание.
   Чалэ (деликатно):
   - В таком случае, ты знаешь правила. Если ты дашь клятву, что при любых условиях проследишь за возвращением души в тело, я провожу тебя в сновидении на Солнце и обратно.
   Сорвахр (помолчав):
   - Хорошо. Клянусь, что останусь жить.
   Чалэ (мягко):
   - Хору, я понимаю, как тебе тяжело.
   
   
   4.
   Однажды, когда мы собрались в храме, то необыкновенно близко увидели одну душу на Земле. Она шла через поле, и вокруг неё волновалась бледно-золотая в лунном свете рожь. И я вдруг поняла, что это - не настоящее поле, а сон. Далёкий мир поднимался к нам, и я увидела эту душу совсем рядом. Это была такая же исполинская фигура, как и Аллат, но больше ничего рассмотреть было нельзя, потому что её окутывали тени, как чёрные крылья. И я запомнила только тяжёлый запах земной крови.
   Тёмная фигура прошла мимо нас, как поток чёрных вод, но мы поняли, что она нас не видит, а нашу великую богиню видит, но не узнаёт. Сердце незнакомца было совершенно пусто. Аллат поднялась навстречу ему, протянула свои светлые, как облака, руки и сбросила с его головы тёмное покрывало. И стало видно ужасное лицо, всё в ранах, как от ударов ножом. Аллат сказала:
   - Прости меня, мой усталый ангел.
   И в этот момент золотая вспышка мелькнула в его сердце, мелькнула и сразу угасла, но все мы почувствовали его ужасную боль. Он потерял сознание. Тени стали сгущаться, тёмные волны разливались всё дальше, и они несли отчаяние, которое ничем не развеять, но Аллат обняла бесчувственное тело и сказала нам:
   - Проводите его.
   И мы потянулись вслед за ним лучами золотого тепла, чувствуя, что спускаемся всё ближе к земле. На какое-то мгновение я увидела огромный пиршественный зал, освещённый оплывшими свечами, забитый пьяными спящими гостями, заваленный трупами и залитый кровью, и странно - эта картина показалась мне знакомой... А потом всё утонуло во мгле, и остался только отблеск золотого солнца на чьём-то далёком сердце.
   
   
   1.
   Дьёрдь открыл глаза, и в первое мгновение огромный пиршественный зал, освещённый оплывшими свечами, показался ему незнакомым, - он словно очутился здесь впервые. Потом он, конечно, присмотрелся и вспомнил пьяных спящих гостей, но всё равно чувствовалось, как угасающий луч, присутствие чего-то невидимого, согревающего, словно взгляд золотистых глаз прямо в сердце. Как будто он видел чудесный сон, но не мог вспомнить.
   
   
   7.
   Чалэ:
   - Уважаемые коровы и свинки! Я бы хотел напомнить вам, что...
   Кэлюме:
   - Му-му... Хрю-хрю...
   Чалэ:
   - Что наша работа на Земле ещё не закончена!
   Сорвахр:
   - Простите, не наша, а ваша...
   Кэлюме:
   - Му-му... Хрю-хрю...
   Чалэ (возмущённо):
   - Аллат! Я требую души назад! Что такое, все разбежались!
   Кэлюме (возня и попытки сосредоточиться)
   (мечтательные вздохи)
   - Эх!.. Я был дворцовой свинкой!..
   - А как мы, бывало, мычали по ночам!..
   - Хрю...
   Чалэ (бушуя):
   - Это кто там ещё хрюкает?! Совсем стыд потеряли!..
   Сорвахр (вздыхает).
   Чалэ (сдержаннее):
   - В целом по расе: справляемся неплохо, ровно. Кланы Островичи, Надашди и Маршан взаимно уравновешивают друг друга. Считаю, есть возможность нарастить духовный потенциал.
   (ехидно)
   Было бы неплохо, если бы заслуженные коровы и свинки воспользовались уникальным шансом творчески проявить себя и внесли свежие предложения по развитию собственных душ!
   Сорвахр (злорадно):
   - Да!
   Кэлюме (пытаются думать).
   Эва:
   - У меня появилась одна идея, связанная с передачей дел клана Велиалу. Правда, несколько экстремальный вариант, но по-своему полезный. Почему бы мне, вместо того, чтобы переезжать в подземный храм, не умереть вовсе? У тебя, Ио, уже достаточно сторонников, тебя поддержат Креон и другие.
   Ио (в затруднении):
   - Но каким образом это принесёт пользу клану Надашди?
   Эва (светски):
   - Почему бы нам не устроить мне изрядную, мученическую смерть? Дело в том, что начинающему клану неплохо бы освоить самые мощные техники телепатической защиты и маскировки, иначе Островичи попросту закидают нас шапками. Давайте кто-нибудь будет меня пытать, а я в это время наработаю максимум приёмов против страха и боли и, уже отсюда, помогу по части равновесия сознания тем, кто служит в гвардии Надашди.
   Сорвахр:
   - И я каким-то удивительным образом уже догадываюсь, на кого опять свалится вся грязная работа.
   Эва (смущённо):
   - Ну, что ж делать, Хору, ты у нас главный злодей. К тому же баш на баш. Мы с Жанной честно порубили тебя в капусту на предыдущем этапе - скажешь, плохо получилось? А теперь ты меня злобно сожжёшь! Давай-давай, соберись.
   (строго)
   Если будешь пытать меня кое-как, я убью тебя в порядке самообороны!
   Сорвахр (радостно):
   - Вот уж за что бы я спасибо сказал!..
   Эва (поспешно):
   - Шутка!
   Сорвахр (решительно):
   - Вот что. Я не против устроить очередной акт спектакля под названием "безумный тиран на вампирском престоле", но, сказать по-честному, мне слегка осточертело без перерыва дерьмо лопатой выгребать, тогда как другие - не будем показывать пальцем - отжираются нетоптаными солярными водорослями. Почему бы вам - я в первую очередь обращаюсь к нашему молчаливому другу из растительного царства - не отвлечься на некоторое время от удовлетворения собственных исследовательских амбиций и не подумать обо мне? Предлагаю выделить мне жирную, увесистую ветку реальности с позитивными событиями и приятным финалом.
   Чалэ (встревожено):
   - Хору, но что я могу? Я наблюдаю...
   Сорвахр (невозмутимо):
   - Ты неубедительно делаешь вид, что не понял, но я поясню. Я тоже хочу на скотный дворик со свинками, коровами и солярной ванной. Мне надоело быть скрипкой, которой забивают гвозди. И либо ты немедленно и чётко объясняешь всем, как устроить для меня параллельную реальность без ущерба для общего плана, либо я на Земле больше пальцем не шевельну. Готов уступить венец ударника духовного труда кому-нибудь другому, правда, пока что-то не вижу желающих его принять.
   Кэлюме (заинтересованно):
   - Хе-хе!
   (к Чалэ)
   Что, взял?..
   Чалэ (посуетившись, со вздохом):
   - Ну, теоретически это можно устроить.
   (пауза)
   Практически - тоже.
   Сорвахр (холодно):
   - Раскалывайся давай.
   Чалэ (неохотно):
   - Ну, хорошо, хорошо... Вся раса отыгрывает специально для, не буду показывать пальцем, сценарий "вознесение Сорвахра на Солнце", а потом быстренько возвращаемся к нашей замечательной войне кланов.
   Сорвахр (елейно):
   - Договорились.
   
   
   VII. Тайные балы
   
   
   1.
   Я искренне считала, что репутация девушки в обществе - это и есть её честь. Что ж, должна заметить, в этом смысле моя честь по-прежнему в полном порядке, особенно если принять во внимание, что теперь меня считают умершей, так что и о репутации не приходится волноваться. Однако, пока я ещё была человеком, я считалась образцовой женой и безукоризненной светской дамой, - а всё потому, что удачно вышла замуж.
   В вопросе выбора супруга я целиком и полностью положилась на мнение родителей. Сама мысль о каких-то тайных интрижках с восторженными воздыхателями была мне отвратительна. Известно ведь, чем такие истории кончаются. Забота любой уважающей себя девушки - следить за соблюдением приличий. А чтобы кавалеры не позволяли себе вольностей, надо не подавать повода. Искренне влюблённый мужчина и сам не захочет ничего скрывать, а прямо пойдёт к родителям девушки и сделает предложение по всей форме - чего уж проще? В общем, я тщательно избегала всяких амурных приключений и, если подружки, в девичьей компании, делились кое-какими секретами - некоторые из них даже позволяли ухажёрам себя целовать, подумать только! - я слушала пикантные сплетни без малейшего волнения. Всего этого у меня будет вдосталь в законном, освящённом церковью браке - к чему торопиться? Сейчас надо думать о другом: главное сокровище, которое может принести молодая девушка в будущую семью, это безупречное имя и незапятнанная честь.
   В свет меня начали вывозить с пятнадцати лет, выдавая за семнадцатилетнюю, а когда мне и в самом деле исполнилось семнадцать, на горизонте появился достойный жених: дородный пятидесятилетний господин, граф Шаховской. Я, признаться, и не подозревала, что нравлюсь ему, - кажется, мы всего только перекинулись парой слов на каком-то званом обеде, и я даже не рассмотрела его хорошенько, - как вдруг родители сообщили мне, что он уже дважды вдовец, генерал в отставке, в родственниках и знакомых у него - чуть ли не половина Зимнего дворца, а имения насчитывают тридцать тысяч душ, - ну и, под конец, что у меня намечается перспектива стать владелицей всего этого великолепия, так как граф как раз подыскивает себе очередную жену, и я ему подхожу. Покопавшись в памяти, я попыталась припомнить нашу с ним мимолётную встречу; ничего не вышло, но вскоре у меня появился шанс освежить свои впечатления, поскольку предусмотрительные родители пригласили графа к нам на обед. Гость держался чрезвычайно любезно и, надо сказать, выглядел довольно молодо для своих лет, ему нельзя было дать больше сорока. Ростом я едва доходила ему до груди, так что он показался мне вполне достаточно видным мужчиной, чтобы в остальных вопросах положиться на мнение родителей. Вскоре мне объявили, что я выхожу замуж, а там и граф сделал предложение, которое я, естественно, приняла, покраснев, как учили (впрочем, я действительно немного волновалась). Время до свадьбы прошло незаметно, так как пришлось усиленно отдавать разнообразные визиты людям, чьё мнение имело вес в обществе, и посещать тому подобные необходимые для будущего семейного счастья мероприятия, так что я под конец даже устала, а заодно и познакомилась немного со своим женихом. Надо заметить, что если поначалу меня и одолевали наивные сомнения, то к алтарю я прибыла в полной уверенности: только такая осмотрительная и благоразумная девушка, как я, могла составить столь блестящую во всех отношениях партию. Весь высший свет Петербурга был восхищён моей удачей: незаметная наследница небогатого рода Подольских превратится в графиню Шаховскую!
   Ну, а дальше-то началось самое интересное. Признаться, первая брачная ночь меня поразила, до такой степени всё оказалось просто. Я ожидала чего-то шокирующего, необычного - недаром же подробности от меня держали в такой тайне! - но мой супруг был заботлив и ласков со мной, как с ребёнком. Он сам помог мне раздеться, а потом сказал, что ему нравится смотреть на молодых девушек, наряженных в красивое бельё. И тут же достал из сундука чулки с богатым кружевным узором в виде цветов и листьев, и ещё какие-то ленточки, прозрачные сорочки и корсеты и предложил мне всё это примерить. Прямо сейчас.
   Я, признаться, немного удивилась, но поскольку матушка и няня настойчиво наказывали мне во всём повиноваться мужу, я так и сделала - ну и, в общем, вынесла из первой брачной ночи твёрдое убеждение, что супружеские обязанности женщины в том и состоят, чтобы, облачившись в полупрозрачный наряд, принимать перед мужем откровенные позы. Под конец меня даже развеселили акробатические упражнения, которые я проделывала на брачном ложе в полном одиночестве, под одобрительные возгласы восхищённого зрителя - короче говоря, всё оказалось не так страшно и даже мило; про себя я удивлялась, отчего выполнение столь несложных обязанностей вызывает у некоторых женщин столько тревог. Муж ближе к утру рассыпался в благодарностях, заверил, что я была очаровательна, и даже поцеловал меня в щёчку.
   Таким образом, на следующий день я имела цветущий вид и по секрету заверила матушку, что всё прошло великолепно, с чем она и отбыла восвояси, предоставив меня заботам умудрённого опытом супруга.
   Ситуация несколько изменилась, когда мы уехали в загородное имение мужа. К тому времени я вполне привыкла надевать по ночам диковинные костюмы, среди которых были и прозрачные шаровары, разрезанные в самых интимных местах, и звериные маски, и корсеты из пушистых птичьих перьев экзотических расцветок, и непринуждённо демонстрировать мужу те части тела, которые обычно принято скрывать. За вполне достаточные супружеские ласки я принимала то, что муж иногда ощупывал меня, а также легонько подгонял хлыстиком, когда ему хотелось, чтобы я сменила позу. Ещё он любил смотреть, как я моюсь и вообще совершаю всякие необходимые гигиенические процедуры. В общем, я была довольна своим замужеством, потому что все вокруг считали, что я составила завидную партию, и что супруг мой - человек превосходнейших душевных качеств. Но, как выяснилось, впереди меня ждало ещё немало неожиданных открытий.
   Всё дело в том, что в загородном доме у мужа был слуга - мужчина лет на двадцать моложе графа и, насколько я поняла, в сущности - его близкий друг. Так вот, однажды ночью граф вызвал этого слугу, Платона, прямо в спальню, что меня несказанно смутило, особенно если учесть, что молодой мужчина меня беззастенчиво разглядывал. Но граф сказал, что беспокоиться тут нечего, потому что слуге этому он доверяет, как самому себе, и случись что - без колебаний доверил бы верному другу даже такое сокровище, как наша дражайшая супруга (то есть я); а потому не будет ничего предосудительного, если я позволю Платону иногда помогать мне одеваться (или раздеваться). Я, честно говоря, никогда не слышала о том, чтобы женщине помогал одеваться слуга-мужчина; но, поразмыслив здраво, пришла к выводу, что я-то сужу по своей девической жизни, а у замужних женщин, надо полагать, всё по-другому. Я всегда отличалась несвойственной девушкам моего возраста рассудительностью (и муж меня за то же хвалил). Таким образом, я привыкла раздеваться и перед Платоном тоже.
   Однако на Платона моя нагота, по-видимому, производила несколько иное впечатление, чем на графа; во всяком случае, не прошло и нескольких дней, как он бросился меня тискать и целовать так настойчиво, как муж никогда не делал. Я испугалась до полусмерти и готова была закричать на весь дом, стала грозить, что позову мужа, как вдруг вошёл граф собственной персоной и заверил меня, что сам же и попросил Платона за мной поухаживать. Отослав слугу, муж с трагическим лицом сообщил, что должен мне кое в чём признаться.
   Оказывается, он уже не так молод, как хотелось бы, а потому неспособен доставить молодой супруге то счастье, на которое она (то есть я) вправе рассчитывать. Однако он, будучи сам на верху блаженства только по факту моего присутствия рядом, не намерен, тем не менее, лишать меня радостей жизни. Следовательно, я могу со спокойной совестью и с чистосердечного благословения супруга принять ласки другого, молодого, полного сил мужчины; ну а чтобы я чувствовала себя в безопасности и под защитой любящего мужа, он сам же посидит тут рядом и будет за всем наблюдать.
   Я, признаться, засомневалась; мне, как девушке чрезвычайно осторожной, первым делом пришло на ум, не проверяет ли таким образом взыскательный супруг мою верность; а так как честным именем я дорожила превыше всего, то поспешила заверить графа, что более преданной и любящей супруги у него никогда не будет и большего удовольствия, чем он, мне никто никогда не доставлял и не доставит.
   Граф, в свою очередь, рассыпался в комплиментах в мой адрес, но с тех пор несколько переменил тактику и стал намекать, что речь-то ведь идёт не только о моём удовольствии, но и о его тоже; наконец, прямо сказал, что мечтает увидеть меня в объятиях любовника. Я и тут колебалась; меня больше всего беспокоило, как бы себя чем-нибудь не скомпрометировать. Однако Платон, со своей стороны, тоже даром времени не терял, и под воздействием его доводов я начала понимать, что не так уж граф был неправ, говоря о неполном счастье наших супружеских отношений; всё-таки, хотя наряжаться в причудливые кружева было забавно, объятия и поцелуи Платона меня взволновали; муж-то за прошедшие несколько месяцев ко мне почитай что и не прикоснулся (хлыстик, я думаю, можно не считать). В итоге вопрос решился полюбовно.
   Платон целовал меня буквально везде, и я уверилась, что уж теперь-то знаю о тайнах супружества абсолютно всё. Боже, как я была наивна! Я и не подозревала об истинных отношениях между мужчиной и женщиной, пока муж не пригласил меня на свои тайные балы.
   Оказывается, здесь, в своём загородном поместье, он устраивал для некоторых своих самых близких друзей особые вечера. На них принято было приходить в маске - чтобы атмосфера была более доверительной, непринуждённой. Зато в плане одежды... ну, это было что-то вроде маскарада. Гости изображали гарем. Я мало знала о восточных обычаях, но граф объяснил, что основное отличие гарема - чрезвычайно лёгкие костюмы, ведь в южных странах ужасно жарко. Ну, а поскольку там все - иноверцы, нехристи, то и нравы соответствующие. В гареме запросто может быть так, что у одного мужа - несколько жён, ну или у одной жены несколько мужей (что в общем-то одно и то же). То есть, короче говоря, много мужчин, много женщин, и все друг другу жёны и мужья. У нас, в цивилизованной стране, так не принято, поэтому муж и жена добродетельно живут в священном браке, а в гарем просто играют, в свободное от семейных обязанностей время.
   Я была поражена. Смысл семейных отношений открылся мне с какой-то новой, неожиданной стороны; я пришла к совершенно особому, более глубокому пониманию жизни в целом. Конечно, я охотно согласилась поучаствовать в тайных балах; я радовалась, что муж наконец-то счёл меня вполне готовой к обществу опытных светских людей, и была полна решимости доказать, что и тут меня не покинет благоразумие, которым я так гордилась.
   Однако, признаюсь, в тот вечер я поначалу прямо не знала, куда смотреть, и совершенно растерялась. Определённо, все уроки этикета оказались тут неуместны, и в душе я почувствовала благодарность к мужу за то, что он по крайней мере приучил меня изящно и непринуждённо носить соответствующего покроя одежду. Должна заметить, близких друзей у графа оказалось великое множество, и атмосфера царила более чем непринуждённая - не только благодаря "гаремным" костюмам, но и вследствие действия дыма с чрезвычайно крепким ароматом, курившегося по всем углам в специальных жаровнях - я едва вдохнула, как у меня закружилась голова. Ах, если бы я знала, что мне предстоит пережить! Ведь именно на первом балу я и рассталась, собственно говоря, с невинностью!..
   Муж куда-то скрылся, какой-то гость предложил мне вина, и, должна признаться, я не заметила, как оказалась в отдельной комнате наедине с тремя обнажёнными мужчинами; очнулась я, только когда один из них проник пальцами туда, где меня, несмотря на весь мой богатый опыт супружеской жизни, ещё никто не трогал.
   - Она совсем сухая, - сообщил один из кавалеров.
   - Придётся разогреть её розгой, - отозвался второй.
   Надо сказать, кроме кровати изрядных размеров, в этой комнате стояло ещё много всяких агрегатов, угадать назначение которых я бы не взялась; меня быстренько уложили на что-то вроде колеса, а руки и ноги пристегнули к спицам кожаными наручниками - я и слова сказать не успела. Потом один из мужчин начал стегать меня розгами по той части тела, которая, при данном положении дел, выдавалась вверх больше всего и которая, мимоходом замечу, всегда особенно интересовала моего мужа - судя по всему, он был не одинок в этом своём пристрастии. Сперва мне всё это показалось ужасно больно и грубо, но потом они ещё и смазали моё тело каким-то кремом, опять-таки уделяя особое внимание самым интимным местам - и тут я почувствовала, как жар, разливающийся по коже, становится таким волнующим и приятным... В общем, мои пожелавшие остаться неизвестными ухажёры овладели мной по очереди, и вследствие таких целенаправленных усилий с моей непростительно затянувшейся невинностью было, наконец, покончено. Впрочем, сама-то я об этом не подозревала и долгое время считала каким-то особенно экзотическим удовольствием способ, который был в действительности самым обыкновенным. Помню, некоторые мои любовники удивлялись, что я так радовалась, когда они мне предлагали то, к чему в спальне мужа я вовсе не привыкла. Ну, попробовали бы они вместо этого посидеть в анатомически противоестественных позах на нетронутом супружеском ложе, борясь с зевотой.
   После первого "тайного бала" всё встало на свои места; я твёрдо вошла в роль добродетельной супруги, сообразив наконец, в чём состоит основа счастливой семейной жизни: в большом количестве анонимных любовников! Если я с ними не знакома, то и отношений у нас, стало быть, никаких нет; мы доставляем друг другу удовольствие, но в этом нет ничего личного, а значит, всё вполне целомудренно. Ведь репутацию может разрушить непредсказуемое бушевание губительных страстей - об этом матушка твердила мне с детства - а какие страсти, если мы ровно ничего друг к другу не чувствовали?..
   Однако, должна заметить, бушевание страстей меня однажды всё-таки коснулось. Правда, это произошло без ущерба для моей репутации: я не влюбилась, нет - вот уж что действительно было бы ужасно, - по счастью, меня всего лишь изнасиловали. Ну, а поскольку такие вещи мужчины обычно предпочитают держать в тайне, моё честное имя не пострадало.
   Я, признаться, не сразу поняла тогда, что происходит, но когда наконец проснулась, то почувствовала, что это не Платон - уж тело своего единственного постоянного любовника я не спутаю ни с чьим, - и, естественно, не муж. Ночной гость действовал так грубо и быстро, буквально использовал меня; никогда раньше не встречала в мужчинах такой враждебности. Я вскрикнула, и он зажал мне рот рукой. Должна признаться, после его ухода я чувствовала себя ужасно, как избитая; муж был в отъезде, и я прорыдала всю ночь напролёт. Но что меня больше всего напугало, это лёгкость, с какой насильник проник в дом, а потом покинул его; он, выходит, знал, что я буду одна, а следовательно, состоял в сговоре с кем-то из слуг и специально шпионил за мной... Не знаю, почему, но к утру я твёрдо решила никому не говорить о происшедшем; что-то подсказывало мне, что таким образом я только навлеку на дом скандал, и дальнейшие события показали, что я была права.
   Лишь от случая к случаю, постепенно мне стала приоткрываться правда о политических противниках мужа. Для высшего света граф был не пожилым мужчиной со странностями, а богатым землевладельцем, влиятельным человеком при дворе, другом императора. И не я одна знала про "тайные балы". Слухи об этом уже ходили по Петербургу и, умело направляемые, вызывали возмущение черни. Позже я узнала, что те же самые люди, которые подослали ко мне насильника, представляли меня перед своими сторонниками узницей мужа, его будущей жертвой, уверяя, что и двух предыдущих жён он убил, так как те женщины грозили его скомпрометировать, рассказав о бесчинствах и оргиях, творящихся в доме. Всё это мне объяснил один мой новый знакомый, который, как я имела возможность убедиться, знал многое, что было недоступно другим.
   
   
   1.
   Началось с того, что он меня узнал. То есть нас представила друг другу в театре одна моя подруга, княгиня Ланская, и тут же переключилась на беседу со своим прежним спутником - очаровательным молодым путешественником из Франции; щебечущая парочка сидела ближе к краю ложи, а я - в глубине, в полутьме, и мы с моим нежданным собеседником оказались предоставлены сами себе. Я приготовилась было произнести приличествующий в таких случаях длинный ряд утомительных фраз, называемый светским разговором и отличающийся от нормального разговора тем, что каждому на десять ходов вперёд известно, что ответит собеседник, но вдруг заметила, как он пристально меня разглядывает, словно пытается вспомнить; я же, со своей стороны, не сомневалась, что никогда раньше и не слышала имени графа Михаила - или, как на французский лад назвала его моя подруга, Мишеля Юсупова.
   Однако вскоре недоразумение разрешилось: во время представления граф шёпотом пересказал мне на ухо такие подробности нашей предыдущей встречи, что не оставалось сомнений: в некотором отношении я была с ним близко и, должна заметить, восхитительно знакома... Первым моим порывом было уйти, и Юсупов позволил мне дойти до примыкающего к ложе помещения, где нам никто не мог помешать, после чего догнал меня, при помощи некоторого насилия усадил на софу и обрушил на меня поток фраз, ещё более банальных, чем светские - в общем, тех самых, которыми мужчина обычно обозначает своё желание залезть женщине под юбку: я прекрасна, он не может меня забыть и так далее. Суть его предложения сводилась к тому, что он хочет встретиться со мной наедине, "без назойливого внимания моего супруга", и (насколько я поняла смысл его излияний) получить на некоторое время в единоличное распоряжение то, чем в прошлый раз пришлось пользоваться в очередь.
   - О каком "назойливом внимании" вы говорите? - устало отмахивалась веером я, не зная, на что сначала возражать. - Моего мужа там и близко не было...
   - Да? - мой собеседник странно усмехнулся. - Вы в самом деле не подозреваете, для чего вдоль всех стен вашего, с позволения сказать, "сераля" висят эти огромные зеркала?
   - Что вы имеете в виду? - без малейшего любопытства барахталась я в его цепких объятиях; меня больше всего беспокоило, что наше чересчур долгое отсутствие могут заметить.
   - Зеркала односторонние, - процедил новоявленный бывший любовник, ловя меня за руки и за талию. - С одной стороны - участники представления, с другой - зрители, и, должен заметить, ни один спектакль прославленных театров столицы не пользуется таким шумным успехом, как "тайные балы" графа Шаховского. Ваш муж уже насолил многим влиятельным персонам, умело выбирая, кого пригласить по одну сторону зеркала, а кого - по другую... Берегитесь, Тамара. Вы не так хорошо защищены, как хотелось бы... В ваших интересах подумать о более могущественных покровителях... на тот случай, если с вашим мужем что-то случится... если вы благосклонно отнесётесь к моему скромному, хоть и не оригинальному предложению, я смогу помочь вам...
   - О господи, о какой помощи вы говорите?! - я наконец стряхнула с себя кавалера и встала, пытаясь привести в порядок причёску. - Мой муж - один из самых могущественных вельмож при дворе императора! Это его враги должны искать защиты, не я, его жена!
   - Да? - снова переспросил мой собеседник, неопределённо усмехаясь. - Я знаю, что на вас напали в вашем же доме. Я могу вам назвать имя того, кто надругался над вами.
   Тут мне стало по-настоящему страшно; некоторое время я молчала, преодолевая внутреннюю дрожь, а потом выговорила непослушными губами:
   - Раз вам всё так хорошо известно, значит, вы заодно с теми, кто это сделал, - я развернулась к двери и хотела без дальнейших пререканий выйти, но этот разговор оказался не по силам даже такому жизнелюбивому существу, как я; воспоминания о той ужасной ночи окончательно разбили меня, я прислонилась к двери и разрыдалась, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание.
   - Господи, Тамара, - растерялся мой собеседник, поднявшись следом за мной; по его голосу было понятно, что он не ожидал такой реакции и только теперь сообразил, что хватил со своими откровениями лишнего. Я почувствовала, что он осторожно обнимает меня, покрывая поцелуями мои руки. - Клянусь, я... Мне это известно совершенно случайно... - Он осторожно потянул меня обратно на софу; я всё не могла успокоиться, хотя с ужасом думала о том, как покажусь в обществе с заплаканным лицом. - Верите или нет, но... Я, в некотором смысле, умею... читать чужие мысли. Вот сейчас вы думаете: "Смеётся он надо мной, что ли? Я же не ребёнок... Вот бы раздобыть где-нибудь немного пудры... Если этот малолетний француз - любовник Алины, в чём я почти не сомневаюсь, она не заметит, что я так надолго ушла с..."
   Тут я оторвалась наконец от его груди и взглянула на него с таким изумлением, что у меня даже слёзы просохли; Юсупов рассмеялся, довольный произведённым впечатлением.
   - Ну, мне наконец удалось вас заинтересовать?
   
   
   1.
   Благодаря Мишелю я узнала много нового. Он кипел негодованием против моего мужа, уверял, что граф использует меня, и звал уехать с ним, потому что, насколько я поняла, сам был не прочь мной попользоваться. Я все эти поползновения напрочь отмела - хватит с меня одного пользователя; к тому же, подумать страшно, что станет с моей репутацией, если я уеду от мужа невесть с кем, пусть даже он намекает, что обладает какой-то сверхъестественной силой. Правда, мистические способности Мишеля были налицо, он умел читать мысли и внушать людям свою волю; тем больше причин держаться от него подальше: у авантюристов вроде него никаких понятий о приличиях. Разве может сомнительное удовольствие участия в каких-то интригах сравниться с богатством, титулом, именем, уважаемым всеми?..
   - Господи, да я только жить начала, когда замуж вышла! - взмахивала я рукой в ответ на неубедительные доводы Мишеля о "безобразном старике, известном на весь Петербург бесчестном клеветнике и сластолюбце". - Я одному удивляюсь: и чего они мне сразу-то про "тайные балы" не сказали! Всё заставляли зубрить какой-то закон божий. Сколько за это время можно было выучить любовных приёмов и поз!.. Ведь мужу пришлось обучать меня практически с нуля - и ты утверждаешь, что я не должна быть благодарна ему за терпение?! Да я только и умела, что сидеть, опустив очи долу, и лепетать о красоте и добродетели очередной царицы мод вместо того, чтобы обратить внимание на соответствующие достоинства её мужа...
   - В том-то и дело, дорогая, - увещевал меня с рвением, достойным лучшего применения, кавалер, усердно пожинающий не что иное, как плоды трудов "сластолюбца", которого так решительно осуждал. - Поверь, такие бесстыдные оргии приняты далеко не в каждом доме. Если бы они устраивались повсеместно, большинству наших дам не под силу оказалась бы конкуренция с такой очаровательной особой, как ты, моя малышка...
   - Чепуха... ясно же, что на всех меня всё равно бы не хватило...
   - Да, но каково ревнивым жёнам было бы знать, что их предпочли всего лишь постольку, поскольку тебя не хватило на всех...
   - Так что же, - я приподнялась среди подушек, озарённая новой мыслью; подумать только, в жизни общества, такой с виду привычной и понятной, мне открывались всё новые и новые грани! - Нравственность придумали завистливые женщины?.. Наверное, те, у кого недостаточно упругая грудь, или кожа в оспинах? - я озабоченно пощупала свою грудь и вздохнула с облегчением. - Тогда понятно, почему меня всё это с самого начала не особенно заботило. Я свою грудь могу показать хоть самому императору, мне стыдиться нечего! Другое дело - статус, имя. Правила приличия необходимо соблюдать!
   Мишель давился смехом, вцепившись зубами в подушку; не знаю, что его так веселило - впрочем, он в принципе был немного неуравновешенным человеком.
   Последнее наше свидание прошло довольно странно; наверное, дело в том, что я неважно себя чувствовала, потому что я отчего-то совершенно забыла, как вернулась домой. Помню только, что Мишель снова уговаривал меня бросить мужа, предупреждал, что рядом с ним мне грозит опасность; я попросила только, чтобы он назвал мне тех слуг в нашем доме, которые могли быть подкуплены, и сказала, что постараюсь постепенно удалить их от дел. Мстить кому-либо за то мерзкое надругательство, полагаясь на ничем не подтверждённое свидетельство Мишеля, я тоже отказалась; на том и расстались.
   Позже от Мишеля пришло письмо, в котором он сообщал, что уехал за границу и вряд ли вернётся, а стало быть, если мы когда и увидимся снова, то разве что случайно. Я пыталась немного поскучать, но как раз тогда мне стало совершенно не до ностальгии из-за внезапного недомогания: я, наверное, умудрилась простудиться, потому что у меня начался жар и такая резкая боль в шее, что даже голову было трудно поворачивать. Ну, а когда я наконец поправилась, тоска о Мишеле начисто выветрилась из моей души вместе с последними воспоминаниями.
   Некоторое время мы жили с мужем вполне благополучно, и я уже склонялась к выводу, что Мишель попросту запугивал меня мнимыми опасностями, пытаясь переманить в собственную постель. Однако меня ждало жуткое подтверждение худших его предсказаний: мужа неожиданно убили, и сама я избежала смерти по чистой случайности.
   
   
   1.
   Ещё когда мы выезжали от князя Щербатого, лакей передал мужу какую-то посылку; граф, очевидно, ждал этого и не удивился. По дороге он о чём-то задумался и не открыл её сразу, потом хотел открыть - но тут я отвлекла его: мы как раз выехали на Невский, где недавно открылся новый магазин, и я хотела зайти туда, раз уж пришлось по пути; муж велел кучеру остановить карету. Вечер был осенний, чёрный, окна и фонари кругом горели, я нырнула в золотистый зал магазина и рассеянно пошла вглубь; когда раздался взрыв, я и не сообразила, что случилось, но все кинулись на выход, послышались крики; наконец я тоже выбралась на улицу - и увидела ужасную картину.
   Кроме моего мужа, взрывом было убито ещё двое человек, и несколько ранено; одну из продавщиц страшно порезало осколками, когда лопнули стёкла витрины. Кучеру начисто срезало голову; ну, а от мужа не осталось вообще ничего - вся карета представляла собой сплошное кровавое месиво.
   Мишель был прав; враги графа всё-таки добрались до него. Мысль о том, что эти чудовища так же легко, как моего мужа, могли погубить и меня вместе с ним, что, не будь счастливой случайности, моё тело вот так же лежало бы сейчас, разорванное на куски, на камнях, совершенно оглушила меня. Потом я испугалась, что меня могут узнать, станут расспрашивать, - а я и понятия не имею, кто и за что мог желать смерти мужу... Мне хотелось скрыться, бежать от этого ужасного места, от людей, от нашего роскошного бесприютного дома, где никому нельзя доверять... Хотелось вернуться обратно в юность и забыть весь этот кошмар.
   Должно быть, на меня так сильно подействовало зрелище смерти, жуткой, внезапной смерти, и паника окружающих людей. Я протолкалась через толпу и побежала по каким-то тёмным переулкам. Время было позднее, бродить одной небезопасно, но я всё шла и шла куда-то и очнулась в пригороде, на берегу Невы, только когда в небе уже поднялась крупная, жёлтая, изъеденная пятнами луна.
   Я почувствовала, что замёрзла. Волосы в беспорядке падали мне на лицо, бриллиантовые гребни я где-то потеряла; возвращаться домой не хотелось, да я и не знала, где нахожусь. Я огляделась в поисках кого-то, к кому можно было бы обратиться за помощью, и увидела приближавшуюся по дороге запоздалую карету. Я ещё размышляла, как поступить, когда карета остановилась - и я сразу поняла, что лучше бы она проехала мимо.
   В карете было трое очень сильно пьяных молодых людей, которые без лишних слов стали затаскивать меня внутрь, очевидно, приняв за проститутку, а может, и не особо интересуясь моим происхождением. Я, не успев испугаться, вырвалась и побежала вдоль реки, что вызвало у джентльменов взрыв негодования.
   - Ату её! Лови! Дави гадину! - заорали нетрезвые голоса, и я услышала за спиной стук колёс. Карета перерезала мне дорогу, и в меня опять вцепилась стая потных рук. Я вырывалась, меня повалили на землю и стали бить кулаками и ногами, а потом всё-таки втащили в карету. От ужаса и безысходности я разрыдалась. В один несчастный день потерять всё! Я ни секунды не сомневалась, что со мной сделают эти подонки, и теперь некому жаловаться, не к кому пойти...
   Но, куда бы меня ни везли, дорога заняла довольно продолжительное время, и что-то успело измениться. Я как будто отключилась, не слышала скабрёзных шуточек, не вздрагивала от слюнявых поцелуев, словно оцепенела; а потом я вдруг поняла: это происходит потому, что во все прежние звуки вплелась новая нота. И она, эта нота, нарастала, становилась главной, а прочие терялись. Нота становилась красной и приказывала убить, убить, убить.
   А потом я вылилась из сломанной дверцы и потекла по мостовой, и я была уже не человеком, а красным туманом.
   
   
   1.
   Таким образом, без малейшего ущерба для своей репутации я превратилась в вампира и могла не беспокоиться больше о честном имени, а думать только об удовольствиях, ведь в обществе кэлюме каждый казался ровно тем же, чем был. Я не стала докладывать моим бывшим сородичам о своём "чудесном воскрешении из мёртвых", и меня считали погибшей вместе с мужем. А между тем я едва начала жить и, погуляв немного в окрестностях Петербурга, отправилась в Чейте, чтобы познакомиться с тамошними обычаями; местные-то "тайные балы" я выучила наизусть.
   Оказалось, что у вампиров всё примерно то же самое, что у людей; я почти совсем разницы не почувствовала, зато встретилась в Чейте со старым знакомым. Должна признать, Мишель снова узнал меня первым, хотя по случаю бессмертия моя внешность довольно сильно изменилась. Я преспокойно отдыхала на кушетке в одном из пиршественных залов и не обращала особого внимания на публику, как вдруг кто-то подошёл ко мне сзади, поцеловал руку и негромко сказал:
   - Прекрасная театралка? Снова вы? И снова на тайных балах?
   - Ох, Мишель! - я рассмеялась. Он-то со времени нашей последней встречи совсем не изменился, поскольку - как теперь стало понятно - с самого начала был вампиром: всё тот же худощавый блондин с резкими чертами лица и колкими глазами цвета талого льда. - Вот мы и встретились... случайно...
   Пользуясь свободой нравов Чейте, он без лишних разговоров навалился на меня и стал целовать так, что я едва не задохнулась.
   - Счастлив видеть тебя ещё более живой и здоровой, чем раньше, - выдохнул он мне на ухо. - Тамара, смертной ты была восхитительна, но сейчас стала просто богиней.
   "Тогда почему бы тебе не слезть с меня", - подумала я, но не стала ему намекать. Успеется; можно ведь выслушать его, раз уж он так взволнован.
   - Так ты всё-таки бросила своего мужа-подонка? - я давно уже усвоила: если мужчина называет кого-то "бесчестным подонком", значит, точно ревнует. Все эти разоблачения надо понимать в том смысле, что сам-то он на фоне своего соперника-подонка - прекрасный принц и готов оказать рыцарские услуги за самую скромную плату натурой.
   - Ох, Мишель, не напоминай. Его убили террористы.
   - Обожаю террористов... Малышка... Ты извини, но я буду в состоянии, как ты там мысленно выражаешься, "слезть с тебя" только в том случае, если мы прямо сейчас перейдём в более уединённое место, где я смогу снова на тебя забраться.
   - О боже... В прошлый раз ты был менее прямолинеен... Плёл что-то чуть ли не про честь и совесть...
   - Просто пытался произвести впечатление. Ты же знаешь, по людским понятиям мужчина обязан напустить на себя таинственность... Иначе... есть риск, что его намерения сочтут недостаточно возвышенными...
   - Ты, помнится, ещё и куснул меня напоследок, - мстительно припомнила я.
   - Ох, сладкая моя. Да ведь я потому и уехал. Чувствовал, что влюбляюсь, и всё сильнее хотел тебя... но погубить такое сокровище было бы с моей стороны преступлением. Малышка, ты способна составить счастье стольких мужчин сразу, что я мужественно поборол свою эгоистическую страсть... но бог мне свидетель, как я мечтал о том, чтобы однажды мы стали по-настоящему близки... в тебе с самого начала было что-то особенное... Так ты уже решила, куда мы пойдём?
   
   
   1.
   На свидании в более интимной обстановке я всё ему окончательно простила, и мы прекрасно провели время. Он, среди прочего, удивил меня тем, что предложил поиграть в "рабыню" - как будто я его несчастная жертва - это я-то, ромеи! - и под такое дело засунул меня в какую-то свисающую с потолка уздечку, предварительно связав руки за спиной и заткнув кляпом рот. Вообще у него обнаружилась противоестественная страсть к доминированию, и это обстоятельство стало роковым в судьбе одного человека, о котором он вовсе и не думал, зато вспомнила я. Мне пришло на ум, что когда-то Мишель обещал назвать имя моего насильника, но если раньше мне пришлось бы принять его слова на веру, то теперь я легко могла извлечь информацию прямо из его мыслей, что и сделала, пока он был занят моими "перламутровыми ножками" и "коралловыми губками". Что же до сбруи, к которой потом добавился ещё и кнут (мысленно я посоветовала ему сбрасывать излишки артистизма на ипподроме), как ни хотелось мне наказать его за все эти жуткие извращения, я всё же получила потрясающее наслаждение, ну и он, естественно, тоже.
   
   
   1.
   Короче говоря, во всём виноват фетишизм Мишеля. Я вернулась в Петербург, и мне не составило особого труда выследить того подонка, который был членом - ох уж эти мужчины с их двусмысленной терминологией: "член Государственной думы", "член Академии наук"... - так вот, членом террористической организации. Правда, в основном он трудился в качестве наёмного убийцы, но, как мне уже было известно, не брезговал и другими поручениями.
   Вопрос состоял в том, что делать дальше. Банальным покушением на жизнь я бы его не удивила, он давно уже нажил себе массу врагов, прекрасно знал об этом, и его главной мечтой было умереть быстро, не мучаясь. Мне хотелось доставить ему моральные терзания, но с моралью у него было совсем плохо, там практически нечего было терзать. Я решила действовать по наитию.
   Учитывая профессию, он весьма неохотно шёл на контакт, так что я притворилась "нужным человеком" - амбициозной дамочкой, выбившейся из той же разночинной среды, что и он, содержанкой крупного промышленника, жаждущей влезть в революционную заваруху или, как минимум, отстегнуть на это денег, вынутых из кармана богатого патрона. Такой типаж оказался доступен пониманию моего давнего знакомца, и постепенно мы даже немного сблизились. Я расспрашивала о революционерах, изображая интерес не только к социал-демократическому движению в целом, но и к отдельным его приверженцам в частности, он заученно врал и хладнокровно прикидывал, буду ли я давать больше денег, если он согласится со мной спать, и стоит ли соглашаться самому, или лучше подстелить под пресыщенную бабёнку Сашку-юнкера... или студента Погоржельского, от него всё равно толку, как от козла молока, а болтать он умеет - бабам такие нравятся...
   - Вы всегда такой замкнутый? - поспешно промурлыкала я. - Вы кажетесь мне человеком огромной внутренней силы! Терпеть не могу болтливых мужчин, - я капризно надула губки.
   "Вот вцепилась, - подумал он, кинув на меня пристальный взгляд. - Пожалуй, лучше самому, надёжнее. Только не сразу, пусть сначала денег даст", - и озвучил:
   - Боюсь, моё общество скоро покажется вам скучным. Я не мастер занимать дам. Жизнь приучила меня действовать, не тратя времени на слова.
   "Да, я знаю!" - подумала я и кокетливо рассмеялась:
   - Что вы, рядом с вами у меня такое чувство, словно мы давно знакомы!..
   Оригинальность психологии моего визави состояла в том, что, по его мнению, женщины были настолько тупы, грязны и ничтожны, что ни изнасиловав женщину, ни, наоборот, взяв у неё деньги за секс, мужчина ни в малейшей степени не ронял своего достоинства, ведь он-то оставался при этом человеком, а она - всего лишь бабой. Что ж, прибавить к неопровержимой мужской логике эффект, который обычно производила на мужчин моя фигура, и не приходится удивляться, что однажды мы оказались-таки в дешёвом гостиничном номере.
   Честно скажу, у меня не было на этот вечер никаких таких особых планов; я намеревалась закусить им и тем покончить с нашими неразрешимыми внутренними противоречиями. Но, пока суд да дело, мы приступили к ласкам, и я решила попробовать его в менее брутальном имидже, чем в прошлый раз.
   Он действительно постарался быть не слишком грубым; мысль о деньгах моего воображаемого покровителя его согревала, и он с наслаждением представлял себе, какими, должно быть, изощрёнными трудами я зарабатываю себе на жизнь. Я старалась особо не расслабляться и, когда он задремал, быстренько пристегнула его наручниками к кровати (не хватало нам ещё начать драку, когда я перейду к основной цели нашего свидания). Он, естественно, сразу проснулся.
   - Какого чёрта? Ты с ума сошла?
   Я захихикала и замурлыкала.
   - Любимый, я всего лишь хочу поиграть. Давай представим, как будто я собираюсь тебя изнасиловать.
   Он про себя поклялся меня как-нибудь избить - если не в открытую, то анонимно. Его красноречивое молчание меня устраивало, и я стала спускаться по его телу вниз, поглаживая распущенными волосами и раздумывая, куда бы куснуть. Тут-то мне и пришла в голову свежая мысль. Я потёрлась о его член грудью, потом слегка пощекотала языком, нащупала губами пульсирующую вену и с удовольствием вонзила клыки.
   
   
   7.
   Уна (со стоном):
   - Лу, ну только тебе такое могло в голову прийти...
   Аллат (простодушно):
   - А чего? А пусть не хамеет!
   Сорвахр (в тревоге):
   - Боже, я надеюсь, со мной ты не собираешься ничего подобного повторить?..
   Аллат (игриво):
   - Ангел мой, ну, чего ты так разнервничался? Обещаю, даже если я тебя укушу, то сделаю это так, что тебе будет приятно!
   Сорвахр (поразмыслив):
   - Ммм... Договорились.
   Аллат (радостно):
   - А как вам моя новая душа? Бомбочка, а?
   Уна (мрачно):
   - Да уж. Пожирательница мужчин.
   Аллат (задорно):
   - Да ладно тебе, террорист! До свадьбы заживёт!..
   Уна (сварливо):
   - До какой свадьбы? Ты меня убила!
   Аллат (удивлённо):
   - Так ты умер после того лёгонького укуса?
   Уна (мрачно):
   - В страшных мучениях.
   Аллат (поразмыслив):
   - Ну, что я могу сказать. В следующий раз будешь немножко больше думать прежде, чем лезть в спальню к малознакомой женщине, которая тебя, кстати, даже не звала!
   Уна (устало):
   - Меня товарищи по партии послали. Ничего личного.
   Аллат (удивлённо):
   - Так ведь и я всего только хотела тебя пощекотать. Без обид!
   Чалэ:
   - Если серьёзно, вариант с запредельной невинностью - то, что надо. Тамара идеально подходит для нашей цели. Она привнесёт гармонию, которую не смогла бы дать Виктория. Вместе эти души обеспечат нужный импульс. Плюс, будет ещё кое-какая поддержка от меня. Аллат, продолжай в том же направлении. Я боялся, что ты опять начнёшь жечь напалмом, но эта душа держится вполне прилично, чтобы не сказать - скромно... Мелкое членовредительство не в счёт.
   Уна (возмущённо):
   - Мелкое?!
   Сорвахр (хихикая):
   - Чалэ мыслит в масштабах расы... Или ты всерьёз полагаешь, что ты единственный член нашей многочленной организации?..
   Уна (скрипуче):
   - От души надеюсь, что наша зубастая очаровашка вскоре доберётся и до тебя!..
   Сорвахр (мечтательно):
   - Я уже договорился с Лусиком... Она обещала укусить меня приятно...
   Уна (неодобрительно):
   - Ишь, резвушка!..
   Чалэ:
   - Господа, предлагаю прекратить соревнование в пошлости и приступить к следующему этапу.
   Аллат (заученно):
   - Тамару - в Чейте, Сорвахра - на Солнце.
   Сорвахр:
   - Лусик, ну мы договорились, да?
   
   
   1.
   Знатный вельможа в расшитом золотом одеянии, бредущий по колено в воде через болото, являл собой, вероятно, довольно подозрительное зрелище, которое в непролазной лесной чаще было, по счастью, некому наблюдать. Цыганка Айша, знахарка - "лесная ведьма", как считали в народе - жила одиноко, вдали от людей, и мало кому удавалось потревожить её покой; Дьёрдь мог бы, конечно, наведаться к старой знакомой в тумане, но сначала ему хотелось пройтись, а потом он задумался и влез в трясину, так что теперь превращаться было поздно.
   Айша, смертная, была ясновидящей, как и сам Сорвахр. За последние годы она превратилась в сухощавую старуху в серебристом ореоле мягких седых волос, перевитых мелкими блестящими монетками, с осанкой, как у королевы, кожей, как потемневшая медь, и неизменной деревянной трубкой в зубах... а познакомились они, когда она была молодой, полной сил смуглянкой, уважаемой шумливым цыганским племенем за раннюю мудрость и редкий дар. Кто-то из обитателей Чейте пригласил цыганских музыкантов на очередной пир, чтобы потом ими же и закусить; присутствовали и другие смертные гости, из числа чересчур заносчивой местной знати. Дьёрдь, по обыкновению, смотрел в сторону и размышлял в основном о том, как он ужасно несчастлив, и какой ужасной смерти заслуживают по этому поводу все эти беспробудные тупицы, которые хуже, чем перестать жиреть, приняв наконец блаженный миг вечности, представить себе не могут, и с какой охотой он, бессмертный, поменялся бы с ними местами.
   Тут горючие потоки жалости к себе, которые он мысленно проливал в своём сердце, разнообразились жгучей болью в плече, вызванной, как оказалось, цыганкой. Такого не бывало, чтобы смертные видели нить, пересекавшую светимость - через плечо, сердце, сквозь всю левую половину тела и уходившую в землю. Внешние артерии были только у изначальных кэлюме, потому что служили для связи с атмосферой звезды - что-то вроде невидимой кровеносной системы, выходившей за пределы тела. Именно поэтому кэлюме не нуждались в том, чтобы высчитывать космические циклы по таблицам и календарям: они чувствовали движение светил непосредственно, а при желании могли говорить между собой без слов. Конечно, у перерождённых кэлюме сердце напоминало закрытое, человеческое; в такой непроходимой среде, как на Земле, утончённая система восприятия была бесполезна. Дьёрдь уже забыл про давно почившую артерию, как и про многие другие части звёздного тела, которые одна за другой отмирали за ненадобностью, однако выяснилось, что кое-кто мог не только видеть нить, но ещё и дотрагиваться до неё, вот так запросто - рукой. Дьёрдь подумал, что это, вероятно, случайность, но подумал он это уже после того, как грубо перехватил хрупкую смуглую кисть и злобно огрызнулся:
   - Перестань!
   Плечо жгло, как серебром; цыганка задумчиво посмотрела куда-то вверх - очевидно, на нить - и протянула на своём дремучем диалекте:
   - Да ты, ваша светлость, не человек...
   Не успел Дьёрдь и рта раскрыть (хотя он, в принципе, не собирался особо дискутировать: всё равно ведь скоро ужин), как девушка наклонилась к его уху и повелительно сказала:
   - Вели своим упырям отпустить моих людей. Тогда помогу тебе, - она ещё раз погладила его по плечу, что ощущалось крайне убедительно. Дьёрдь сбросил её руку.
   - Чем ты, тину, можешь помочь?..
   Цыганка взглянула на него, не изменившись в лице, строго, уверенно, и снова наклонилась, обняв его тонкой рукой.
   - Будешь ко мне приходить, буду тебя жалеть, - полился в ухо монотонный и приглушённый, как тихая песня, голос. - Великая печаль у тебя на сердце.
   Дьёрдь недоверчиво отстранился, но тёплые, золотисто-чёрные глаза смотрели спокойно, сочувственно - а ведь на него, повелителя вампиров, даже собственные подданные всегда смотрели со страхом. И, наверное, усталость от всеобщего преклонения, восхищения, отвращения, ненависти и прочих верноподданнических чувств заставила Дьёрдя, ни на что не надеясь, всё же во всеуслышание объявить очередной "герцогский каприз": цыган щедро наградить и отпустить на все четыре стороны. Находчивая девушка благосклонно улыбнулась и была такова.
   Дьёрдь почти сразу забыл о ней, но на следующий день цыганка сама пришла к нему, чем несказанно его удивила. Страже гостья (на чудовищном венгерском) заявила, что "его милость сами её позвали" и, похоже, не испытывала в вампирском замке никакого беспокойства. Дьёрдь порадовался, что в его комнате (так уж совпало) не слишком сильный бардак, а цыганка принялась с любопытством разглядывать курительные трубки (со смесью гашиша и опиума).
   - Давно живём? - неопределённо поинтересовалась она.
   - Дольше, чем хотелось бы, - проворчал Дьёрдь, забившись в адски неудобное кресло. - С чем пришла?
   Цыганка пожала плечами.
   - Так...
   Дьёрдь насупился. Покрутив в руках трубку, девушка вернула её на место, подошла и лёгким, массирующим движением коснулась его лба - тут-то Дьёрдю и пришлось вспомнить, что у изначальных кэлюме кости черепа вообще были мягкие, с несколькими не зараставшими отверстиями, в том числе на лбу.
   - Какого чёрта ты делаешь? - рявкнул он, вмиг почувствовав, что голову ему словно сдавил невидимый обруч.
   - Венец у тебя на голове, - полился ровный, невозмутимый голос. - Сам, что ли, не знаешь?..
   - Да ты-то откуда знаешь? - не выдержал Дьёрдь.
   - Вижу, голубь, - удивилась цыганка.
   Дьёрдь недоверчиво усмехнулся.
   - Странно, что ты это всё говори... шшшь! - он дёрнулся от очередной серии прикосновений к "невидимым частям тела".
   - Ничего, ничего, терпи, голубь, - приговаривала цыганка. - Сниму боль, сниму печаль. Приходи ко мне, как станет плохо. Вот я подую, унесёт тебя сон без сновидений, сон как смерть.
   Она правда легонько подула ему в затылок; после этой нехитрой процедуры Дьёрдь провалился в забытьё и пришёл в себя только несколько часов спустя. Он просто поверить не мог, что можно проснуться так спокойно, в такой тишине, как будто в невесомости. Обычно всякий раз, возвращаясь из мира тяжёлых грёз, он заново переживал муки одиночества и падения и чувствовал такую боль во всём теле, словно раны, нанесённые когда-то тысячам жертв, остались на нём самом. Благодаря Айше он вспомнил - впервые за бесконечные века - что значит вздохнуть свободно, заснуть спокойно.
   - Проси, чего хочешь. Я твой вечный должник, - сказал он ей, разыскав её в таборе на следующую ночь. Цыганка с задумчивой улыбкой молча качала головой.
   - То, чего нам с тобой нужно, не в нашей власти, - грустно сказала она. - В этом мы похожи.
   
   
   1.
   Для Дьёрдя годы летели незаметно, а Айша становилась всё старше. Она оставалась смертной, и однажды он увидел в будущем её гибель, точнее, казнь - её собирались сжечь как ведьму. Посовещавшись как провидец с провидицей, они решили предоставить событиям течь своим чередом - возможно, Айше не хотелось оказаться в долгу у повелителя вампиров, или были какие-то другие соображения. В итоге Дьёрдь всё-таки вытащил её из огня - хорошо, что день был пасмурный, потому что от кареты до эшафота пришлось бежать по открытому пространству: решение "всё-таки сделать по-своему" он принял в последний момент и ничего остроумнее не успел придумать. И хотя он затянул пребывание Айши на бренной земле не из эгоистических (ну, почти) соображений, она потом, случалось, в шутку упрекала его за то, что он "сам не умирает и другим не даёт". Дьёрдь справедливо возражал, что как раз она-то могла бы давно и беспрепятственно избавить мир от "вампирского патриарха", а себя - от хлопот: достаточно было бы отрезать ему голову, когда он в очередной раз заснёт мёртвым сном.
   - Невозможно, - задумчиво качала головой Айша, протягивая перед собой руку, словно касаясь чего-то невидимого. - Броня на тебе. Такая броня - не то что не ударить, а и не подойти. Ты ведь, небось, в жизни ни с кем не сражался?
   - Правда, - удивлённо припомнил Дьёрдь; по логике вещей, учитывая количество недоброжелателей - он должен был уже сто раз погибнуть.
   - Ни я и никто другой тебя никогда не убьёт, - убеждённо заявила она, убирая руку, и Дьёрдь украдкой вздохнул.
   Он выдел нечто вроде угрозы ещё несколько раз, но вроде обходилось; смерть так и угасала где-то с краю времени, с краю реальности. А потом он увидел будущее Айши отчётливо - всего на миг - и далеко, очень далеко - не на земле.
   
   
   1.
   Когда он добрался через чащу до лесной избушки, была уже глубокая ночь, но Айша не спала - ждала его.
   - Проходи, проходи, ваша светлость, - не оборачиваясь, усмехнулась она.
   - Почему ты всегда заранее знаешь, что я приду? Даже в дверь стучать неинтересно.
   - Далеко тебя видать. Ты идёшь - всё кругом горит. Далёкая звезда смотрит на тебя с неба.
   Сам Дьёрдь, признаться, вовсе не чувствовал на себе такого уж пристального внимания далёких звёзд, что лишний раз подтверждало: каждый ясновидящий ясновидит по-своему.
   - О чём печалишься на этот раз? - посмеивалась Айша, возясь у очага.
   - Очередная смерть приближается, - пожаловался Дьёрдь. - Планируешь отбыть?
   - А! Ты тоже знаешь?
   Помолчали.
   - Ухожу, голубь. Крайний срок.
   Дьёрдь молча переломил в пальцах соломинку. Что сказать? Что он давно похоронил всех, равных себе, и вот встретил её, и она его покидает? На какое-то мгновение он испытал соблазн рассказать Айше о Раде, о том, кем она была на самом деле для него, о происхождении расы и о Пульсе, замолчавшем навсегда... но глупо было упрекать Айшу в чужом падении. У людей своя жизнь, своя, будущая планета... вон уже и свои провидцы появились. Может, он, Дьёрдь, доживёт до того момента, когда человеческая раса найдёт свою вечность и свет, когда не придётся больше делить люмэ? Последний бессмертный, он увидит первого из новых людей?.. Когда? Через тысячу лет? Через десять тысяч? Неужели он никогда не умрёт?
   - Знаешь... а наши упыри... ну, как-то... присмирели, что ли. С тех пор как ты здесь. Да и я... Хорошо, что ты отговорила меня от этой дурацкой войны с Надашди. Если бы я пустил конфликт между кланами на самотёк, резня, наверное, тянулась бы веками... а сейчас... можно сказать, налаживаем культурные связи с людвой, ой, то есть с... вами... странно всё это, - Дьёрдь хотел добавить, что даже бросил привычку принимать кровавые ванны, но решил опустить эту подробность. Айша подсела к простому деревянному столу напротив него, глядя на него всё с тем же серьёзным и сочувственным выражением, которое так смущало его, - никто из смертных никогда так не смотрел на него, да и (он покопался в памяти) вообще никто.
   - Ты боишься, что без меня станет хуже? - задумчиво спросила она.
   - Да... - поколебавшись, Дьёрдь добавил: - Мне кажется, что вампиры становятся такими... кровожадными, бессмысленно жестокими... из-за меня. Ведь если подойти прагматически - можно решить дело миром... во всяком случае, менее... вызывающе. А я провоцирую их... Я - первый вампир, - о почивших изначальных Дьёрдь умолчал. - Земная жизнь мне чужда. Я никогда не смирюсь... А вот другие... - Дьёрдь устало опустил голову на руки. - Может, наша раса должна раствориться среди смертных? Может, так будет лучше, а я... мешаю? Скажи мне, что ты видишь в моём будущем, Айша! - он поднял на неё умоляющий взгляд. - Пока ещё не поздно что-нибудь... изменить... - "убить меня" - Дьёрдь этого не произнёс. Айша наверняка видела о нём многое, чего он и сам не подозревал, но, как все провидцы, не раскрывала своих знаний, а может, и не понимала их до конца... По её лицу можно было понять только, что она действительно исполнила его просьбу и всматривается в его душу - в последний раз.
   - Нет, голубь, ты не умрёшь, - подтвердила она то, что повторяла с самого начала. - Я другое вижу. Но что именно?.. Как будто море... огненное море.
   - Я что, попаду в ад?! - ужаснулся Дьёрдь; про себя он побаивался россказней людвы о боге, карающем грешников: кому, как не местным, знать законы, действующие на этой омерзительной планете?..
   - Какой ад, голубь, не смеши меня, - отмахнулась Айша. - Ты что, в церковь ходишь? Для таких, как мы с тобой, ад - это здесь. А твоё будущее... Одно могу сказать: к тебе придёт огонь, исцеляющий огонь... тогда покинешь этот мир. - Она протянула руку и коснулась его лба.
   
   
   7.
   Чалэ:
   - Из прошлого в настоящее через сон переходи. Прямо из прошлого - через сон - переходи.
   Сорвахр:
   - Блин, да в какое настоящее-то?!
   Чалэ:
   - О господи, ну в какое?! Где Виктория и Тамара пересекаются, договорились же! Быстрее, время уходит!
   
   
   1.
   - Какой ад, голубь, не смеши меня, - отмахнулась Айша. - Ты что, в церковь ходишь? Для таких, как мы с тобой, ад - это здесь. А твоё будущее... Одно могу сказать: к тебе придёт огонь, исцеляющий огонь... тогда покинешь этот мир. - Она протянула руку и коснулась его лба.
   
   
   7.
   Сорвахр (с трудом):
   - Айша не могла подойти куда-то поближе к двадцатому веку?
   Чалэ (торопливо):
   - Нет, Средние века - крайний срок для этой души, позже её здесь вообще не будет...
   Сорвахр:
   - Кровь мешает... у меня в душе сплошное месиво...
   Чалэ:
   - Переходи наугад, потом поправим. Хору, эта душа не сможет держать с тобой связь вечно.
   Сорвахр (безнадёжно):
   - Эх, ну... была не была...
   
   
   1.
   В "Лагуне" было, как всегда, не протолкнуться; впрочем, я специально приехала не слишком рано, в полвторого ночи, и сразу стала посматривать по сторонам. Правда, со мной был приятель - начинающий актёр и фотомодель (альфонс, иными словами), но я его, честно говоря, уже пробовала, и должна заметить, что мужчине даже при таких потрясающих внешних данных не помешало бы чуточку изобретательности. Он, видно, привык, что женщины сами на него бросаются, и не считает нужным особо стараться. В итоге получается, что для выходов в свет Алексом пользоваться удобнее, чем для чего бы то ни было другого, - что ж, от каждого по способностям. Короче, отношения у нас с ним самые дружеские.
   Я помахала пару раз знакомым, а потом заметила Карлу - она сидела в какой-то разношёрстной компании - и мы пересели к ним за столик. Карла бегло представила мне своих новых знакомых - я запомнила только, что мужчины имели какое-то отношение к месторождениям серебра - и тут же обрушила на меня поток новостей о том, как проходили съёмки её нового фильма где-то здесь, в Венеции. Карла - симпатичная девушка, наследница богатой фамилии и с кем только не знакома, но вот фильмы у неё дурацкие. Что за удовольствие снимать саму себя на фоне страшненьких старлёток, комнатных собачек размером с напёрсток и использованных презервативов?.. Я слушала вполуха её болтовню и присматривалась к её спутникам.
   Меня сразу заинтересовал один из них - как раз тот, кто держался немного в стороне. Сперва, поскольку Карла мне его даже не представила, у меня сложилось впечатление, что не такая уж он важная птица, - возможно, помощник одного из бизнесменов или телохранитель, - но, присмотревшись, я поняла, что это не так. Он держался так отчуждённо, словно вообще никого рядом не было, и я подумала, что он, возможно, сам не хотел, чтобы его беспокоили. В жизни не встречала мужчину такой изумительной красоты. На его безупречном лице словно смешивались лунные лучи и нежные тени, как у ангелов на надгробиях... глупое, наверное, сравнение... огромные чёрные глаза отрешённо обшаривали зал с не поддающимся объяснению холодно-печальным выражением, и я, признаться, не испытала особого восторга, когда этот взгляд остановился на мне - но тут незнакомец опустил ресницы - такие длинные, что отбрасывали тени на матово-бледные щёки - и я с лёгким чувством досады сделала вывод, что, похоже, не произвела особого впечатления. Я отвернулась и попыталась переключиться на беседу.
   Краем глаза я заметила, что Алекс целиком и полностью перешёл в распоряжение двух пожилых леди, одна из которых была наряжена в белую лису, а другая - в голубую. Я мысленно поздравила его с предстоящим финансовым успехом и зло напомнила себе, что я ведь тоже по делу сюда пришла. Я тоже была фотомоделью, далеко не начинающей, к сожалению: скоро стукнет двадцать семь, а для моей профессии это уже старость, - и не самой успешной; правда, имелся кое-какой муж, но я как раз собиралась подыскать более перспективного (и менее пьющего). Я бросила взгляд на танцпол, но надменный брюнет не шёл из головы. Я мельком услышала, как он сказал что-то одному из мужчин на незнакомом шелестящем языке - должно быть, восточноевропейском - и тот молча кивнул в ответ. Я обернулась и снова заметила, что неподвижные чёрные глаза смотрят на меня - и сквозь меня. Может, он иностранец и не понимает ни слова?..
   Потом, в какой-то момент, он протянул руку за бокалом, и всё окончательно встало на свои места. Под краем рукава на его запястье я увидела причудливый браслет из переплетённых кожаными шнурками тёмных необработанных рубинов - кому-то другому украшение могло бы показаться всего лишь экстравагантной побрякушкой, но я достаточно хорошо разбираюсь в драгоценных камнях и сразу поняла, что эта неприглядная на вид вещица стоила, как пол-Венеции. Очевидно, этот человек здесь такой же "телохранитель", как я - китайский император. Скорее всего, он принадлежал к одному из богатейших домов Европы, а судя по манерам - к аристократическому роду.
   Вот из-за этой дурацкой привычки засматриваться на недоступное вместо того, чтобы работать, я до сих пор замужем за выпивающим американским фотографом средней руки. Странно, как только я сообразила, какая пропасть отделяет меня от незнакомца, мне вдруг стало проще к нему обращаться - по крайней мере, ясно, как себя вести. Тут ловить нечего, если только он сам по каким-либо причинам (типа скуки) не выберет меня, а потому я беззастенчиво подсела к нему и решительно приступила к пустой болтовне.
   - Вы не местный, - предположила я.
   - Определённо, - отозвался он, рассеянно шаря глазами по залу.
   - Иностранец?
   - Да.
   - Часто бываете в Венеции?
   - Нет.
   У меня уже начало складываться впечатление, что он способен только на односложные ответы, когда он, словно услышав мою мысль, наконец перевёл взгляд на меня и улыбнулся.
   - Последний раз я был здесь очень давно, - пояснил он всё тем же тихим, завораживающим голосом. Я засмеялась.
   - Вы так говорите, словно вам тысячу лет.
   - Если бы я был женщиной, - возразил он с таким отрешённым видом, что трудно было понять, шутит он или говорит серьёзно, - то сказал бы, что мне столько лет, насколько я выгляжу.
   Я рассмеялась.
   - А я из Америки, - подвела итоги я. - Прилетела на съёмки. Я фотомодель. Тамара Блэр, - я протянула ему руку - кажется, мне хотелось дотронуться до него, чтобы убедиться, что он реально существует: всё это время я словно смотрела в тёмное зеркало. Он окинул мою руку задумчивым взглядом, словно прикидывая разделяющее нас расстояние, а потом всё же ответил на рукопожатие, и, надо сказать, ничего особенного не произошло.
   - Джордж, - прошелестел он.
   
   
   1.
   - Что тебе нравится? - промурлыкала я ему на ухо, когда мы поднялись ко мне в номер. Обычно я не задаю таких вопросов мужчинам, но это был особый случай. За то короткое время, которое прошло с момента нашего знакомства, я поняла, что ещё ни один мужчина не возбуждал меня так - может быть потому, что он держался как будто несколько отстранённо... Я привыкла к весьма развязным ухажёрам и бесконечным фривольным намёкам, которые мужчины почему-то считали нужным отпускать в моём присутствии, даже не испытывая ко мне ни малейшего интереса - например, мучаясь от головной боли с перепоя или засыпая на ходу после долгого перелёта. Пошлость настолько вошла в привычку, что казалась естественным фоном жизни, а в моём новом знакомом чувствовалась какая-то необычная впечатлительность и утончённость... хотя, в отличие от богемных франтов, каких я видела немало, он вовсе не силился производить впечатление "необыкновенного человека". Странно, хотя он вовсе не старался не только блистать остроумием, но и вообще поддерживать разговор, ограничиваясь неопределёнными краткими замечаниями, я почему-то сразу поняла, что он очень умён. Молчание рядом с ним было приятным, он как будто слышал мои мысли... и, более того, заставлял меня саму прислушиваться к себе. Он принимал как должное всё, что бы я ни говорила и ни делала, - может быть, из равнодушия... хотя наше знакомство разворачивалось по самому стандартному сценарию из всех возможных. Но когда я оказалась в его объятиях, я поняла, что с ним я действительно хочу быть близка. Я впервые почувствовала, что значит: "как будто мы давно знаем друг друга". Все мои предыдущие приключения показались теперь какой-то мишурой, данью моде, не более.
   Когда я ласкала его ослепительно красивое тело, у меня руки дрожали от волнения. Мне хотелось бесконечно прикасаться к этой алебастровой коже, от которой возникало покалывание в кончиках пальцев, словно брызги шампанского... Он позволял себя раздевать - и только.
   - Да мне, в общем-то, всё равно, - рассеянно заметила он в ответ на мой вопрос. Мы уже лежали в постели. Мне было так хорошо с ним, что я не придала значения этому заявлению.
   - Тебе всё равно, как заниматься сексом? - засмеялась я. - Так не бывает.
   - Ээ... ну... я имею в виду: мне больше нравится, когда женщина сама проявляет инициативу, - слегка сосредоточившись, предложил он новый, правда тоже обтекаемый вариант и посмотрел на меня с любопытством, словно немедленно ожидал всех и всяческих инициатив. Я снова рассмеялась; вообще на меня что-то напала весёлость, хотя выпила я вроде не так уж много.
   - Хочешь поиграть в госпожу и раба? - хихикнула я.
   - Типа того, - согласился он, - если только ты не будешь слишком грузить меня всякими распоряжениями.
   - Не буду, - пообещала я и в очередной раз прильнула в поцелуе к его мягким, поразительно очерченным, словно у ожившей мраморной статуи, губам.
   
   
   1.
   Хотя остаток ночи мы провели достаточно деятельно, приходилось признать, что близости между нами - за исключением сугубо технического аспекта - не прибавилось. Что ж, при такой внешности он мог себе позволить оставить эмоциональную сторону процесса целиком и полностью на партнёршу. Похоже, мне судьбой назначено встречаться с мужчинами, которые ведут себя в постели, как музейные экспонаты.
   Когда я безнадёжно устала, мой спутник наконец оживился, и причиной этому, как оказалось, стали большие фотографии, развешенные по стенам номера.
   - Ночные пейзажи... прямо как будто вампир снимал, - усмехнулся он и прошёлся вдоль стены; я вдруг сообразила, что он разглядывает снимки в абсолютной темноте.
   - Что ты там видишь?.. - от изумления я даже приподнялась на кровати; он не ответил.
   - Интересно, чьи это, - задумчиво продолжил он разговор с самим собой.
   - Не знаю...
   Падающие в окно фосфоресцирующие отблески цветных уличных фонарей причудливым узором ложились на его кожу - он и сам сошёл бы за эффектную картину из света и теней... будто услышав мою мысль, он обернулся и усмехнулся.
   - Знаешь... - он медленно направился ко мне - в полумраке не было видно его лица, - если бы вампиры в самом деле существовали... ты бы хотела встретиться с одним из них?
   Я рассмеялась; такая странная фантазия была, похоже, в его характере. Я перекатилась на бок, вытряхнула из сумочки зажигалку и закурила.
   - Честно говоря, я и так знакома с целой кучей упырей, - усмехнулась я, и мне показалось, что он взглянул на меня с лёгким удивлением - словно вопрос о вампирах не был шуткой. - Мой рекламный агент... кастинг-директор... почти что бывший муж... Кстати, тот живчик с римской студии так и не перезвонил - вот ведь враль! - пепел случайно просыпался на постель, и я раздражёнными движениями стряхнула его с простыни - мысли о работе, а вернее, о её почти что отсутствии приводили меня в мрачное расположение духа. Джордж лёг возле меня на кровать, его прохладная и гладкая, как камень, рука скользнула вдоль моего тела. Я прикрыла глаза, наслаждаясь его прикосновениями. Всё-таки если мужчин не пускать в свою жизнь дальше постели, они бывают восхитительны!
   - Тогда ты не очень удивишься, - сказал он, поглаживая мою шею, - если я скажу тебе, что я тоже кровосос?..
   Я рассмеялась; определённо, ему было свойственно экзотическое чувство юмора.
   - В таком случае... должна тебе заметить... - я хихикнула, - что у тебя, в отличие от вышеназванных, по крайней мере нет пивного брюха...
   Он рассмеялся холодным равнодушным смехом.
   - Чего нет, того нет, - согласился он, схватил меня за волосы и впился зубами мне в горло.
   
   
   3.
   Честно говоря, умирать было неприятно. Сначала. Меня даже охватило что-то вроде паники, когда я почувствовала, что душа отходит от тела. Всё застыло, дышать стало невозможно - ужасный был момент. И потом ещё, помню обиду. Всё-таки поневоле воспринимаешь убийцу как агрессора, прежде всего от неожиданности, наверное: вроде договорились об одном, а получаешь совсем другое. Вполне допускаю, что со мной был не лучший секс в его жизни, но почему-то мне казалось, что между нами установились не такие уж плохие отношения...
   Потом мои мысли как-то переключились. Я заметила, что вижу комнату как бы со стороны, причём всю её заполняли прозрачные потоки алого света, которого я не видела раньше, а сама я кружилась где-то под потолком. Я немного растерялась насчет того, что мне делать дальше, но тут меня как будто потянуло куда-то вверх, сквозь потолок, и когда я пролетела крышу, там оказался уже какой-то другой мир. Я видела как бы подвижные слои цветных туманов и, что самое странное, чувствовала, что я здесь не одна, хотя никого не было видно...
   Я мельком вспомнила своё последнее впечатление земной жизни: Дьёрдь неподвижно лежал на кровати, обнимая мой труп, комната отеля, причудливое мерцание ночных огней за окном... И вдруг поняла, что нисколько не жалею о своей жизни. Так даже лучше. Да, было весело, но не более того.
   
   
   6.
   А потом я внезапно вспомнила что-то совсем другое. Я должна была помочь Сорвахру покинуть землю, а вместо этого почему-то умерла сама.
   
   
   7.
   Чалэ (в замешательстве):
   - Что за чепуха? Почему Тамара оказалась американкой? В двадцать первом веке?.. И, главное: как она поможет тебе с вознесением, если ты её убил?!
   Аллат (примирительно):
   - К чему нервничать? Смерть - дело поправимое. Я вообще люблю умирать, это так интересно!..
   Чалэ (ворчливо):
   - Какая-то совсем уж маргинальная ветка реальности.
   Сорвахр (сердито):
   - Ты сказал: перейти как получится. Я перешёл.
   (подумав, неуверенно)
   Хотя, да... Получилось как-то странно.
   Аллат (умилённо):
   - И гламурно. Венеция - такой красивый город... Хору, лапушка, ты у меня ужасно романтичный!..
   Сорвахр (в затруднении):
   - Рад, что тебе понравилось.
   Аллат (мечтательно):
   - Смерть в Венеции... Нет, даже так: роковая любовь и смерть прекрасной венецианки!..
   Сорвахр:
   - Это ты к чему?..
   Аллат:
   - Ах, это я придумываю название для моей новой поэмы.
   (молчание)
   Сорвахр (раздражённо):
   - А в реале мы что будем делать?..
   Чалэ (решительно):
   - Придётся схалтурить, иначе я тут с вами рассудка лишусь. Подтянем друг к другу две ветки реальности. В одной была американская Тамара, а в другой будет русская. Плюс Виктория.
   Аллат (торжествующе):
   - Итого: две моих души превращаются в три!..
   Чалэ (вяло):
   - Да, перебор.
   Сорвахр (убеждённо):
   - Лусика не бывает слишком много.
   Аллат (с воодушевлением):
   - Хору, не заблудись в трёх соснах: мои свинки ждут тебя!..
   
   
   1.
   Проснувшись, он принялся привычно вспоминать об Аллат. Глупое занятие - к чему дразнить себя, но даже пустые фантазии о ней приносили утешение. Никто не мог заменить её, он даже не мог представить Аллат, занимаясь любовью с другой, реальной женщиной - уж слишком сильно чувствовалась разница. Чего бы он не отдал, чтобы вернуть её, ещё раз ощутить этот горячий, рдяный свет... Если бы Аллат была здесь, она не лежала бы в пустом гостиничном номере, сама как труп, терзаясь от отчаяния, безысходности и тошнотворного привкуса смертной крови, она созвала бы сюда столько народу, что весь этаж ходил бы ходуном, и даже те смертные, для кого эта ночь стала бы последней, умерли бы счастливыми, да просто не заметили бы, что умерли, вдыхая тёмной ночью прохладный свет звёзд... Он сам бы с радостью умер, сжимая её в объятиях, но вместо него умерла она, и он даже никого не обвинял в её смерти, ни её, ни других, настолько это было ужасно, нестерпимо. Ему хотелось думать, что она всё ещё может прийти к нему, и в своих мечтах он снова чувствовал хищные, жадные поцелуи её обжигающих губ. Часто при жизни она обнимала его, мурлыкала на ухо всякие рифмованные шуточки и комплименты, и её свет лился как река, которая омывала его сердце, убаюкивала его... Если бы Аллат была здесь, она бы доставила ему такое удовольствие, что он отключился бы до следующего вечера - ни снов, ни тревог, ни угрызений.
   Поток его бесплодных, но приятных мечтаний прервала волна, поднявшаяся с проезжей части далеко у подножия небоскрёба - ромеи Елена, одна из телохранительниц, назначенных Дьёрдю Викторией, в тумане проникла в комнату через окно и, хотя Дьёрдь не смотрел на неё, склонилась в обязательном поклоне.
   - Господин, скоро рассвет. Её Величество Виктория прислала за вами машину, - на самом деле почтительность штурмовиков Виктории была лишь данью формальностям; все они получали чёткие инструкции не церемониться с его светлостью и "прежде всего следить, чтобы он сам себе не навредил", так что в случае необходимости блюстительницы благополучия герцога доставили бы его в безопасное место даже насильно - в виде бесчувственного тела. Впрочем, Дьёрдь был благодарен Виктории; ей одной удавалось хоть немного сдерживать его сумасбродные порывы, которые - и он знал это лучше других - опустошали его самого, принося лишь кратковременное, искусственное забытьё.
   - Да, Елена. Я сейчас спущусь, - глухо сказал он в подушку, не оборачиваясь, и охранница исчезла тем же путём, как появилась. Дальше перебирать бесполезные сожаления о прошлом было слишком утомительно; сделав над собой усилие, Дьёрдь поднялся с кровати и неохотными движениями стал натягивать одежду.
   Когда он вышел в предрассветные сумерки, на душе немного прояснилось - возможно, этот час так действовал на него, потому что зарю любила Аллат. Глядя с балкона небоскрёба на Манхэттен - однообразно блестящее зеркальными стёклами сердце города - он чувствовал себя почти не на Земле. Ранним утром в хладнокровном мегаполисе краски сливались, чувства притуплялись, туман примешивался к смогу, и становилось всё равно. Дьёрдь перебрался через балконные перила и спрыгнул вниз. На дне улиц ржаво-золотым светом переливалась река электрических огней.
   
   
   1.
   Первое, что он увидел, просочившись в роскошный длинный лимузин, был солидных размеров дубовый гроб, обитый жеманными рюшечками. Девушка-водитель и сидевшая рядом с ней охранница изо всех сил хранили серьёзный вид и смотрели исключительно в окно.
   - Очень мило, - поделился впечатлениями Дьёрдь. Охранница прыснула. Водитель, трясясь, завела мотор. - Кому-то жить надоело?..
   - Её Величество Виктория, - даваясь смехом, пояснили девушки, - просила передать...
   - ...что, вроде, британские учёные...
   - ...выяснили... что сон в гробу...
   - ...очень помогает...
   - ...от депрессии...
   Тут девушки захохотали в голос.
   - На дорогу смотри, овца, - дружелюбно откликнулся на сердечную заботу Дьёрдь, перелез через гроб и сунулся в бар. - Приедем, я ей это лекарство от депрессии в задницу засуну...
   
   
   1.
   Стоило вернуться в Чейте, ему опять приснилась Аллат. Он ждал этих снов - невольных, мучительных, безумно ярких воспоминаний - и боялся их. Ждал потому, что, кажется, только они и удерживали его от самоубийства. А боялся того, что однажды именно их-то и не выдержит его сердце, не перенесёт разрыва между мечтой и действительностью, и само разорвётся. Мелькала у него и мысль: что, если Аллат и правда там, в загробном мире?.. Может, напрасно он истязает себя, упорно сохраняя постылую жизнь, а на самом-то деле - всего один шаг, и...
   Между прочим, с некоторых пор он стал чувствовать жжение в левом плече, чуть выше лопатки - как пошутил бы кто-нибудь из людей, "крылышки режутся". Только Дьёрдь был кэлюме и несколько лучше представлял себе, что, кроме крылышка, может находиться в соответствующем месте... самое странное, началось это всё с тех же снов.
   Несколько раз ему снилось, что он чувствует на плече то её мягкие, как бы массирующие прикосновения, то поцелуи, от которых - уже не во сне, а в реальности - надолго оставалось жгучее, тянущее чувство... В итоге у него так адски разболелось сердце, что онемела левая рука. Смутно вспомнилась цыганка Айша, но сейчас-то её не было рядом... Может, он попросту превращается в человека?.. И умрёт от инфаркта, как человек. Дьёрдь затруднялся определить, вызывала у него эта перспектива больше надежды или отвращения.
   Помаявшись немного от свежих неопознанных симптомов, внёсших разнообразие в слаженный хор давно знакомых невидимых ран, Дьёрдь заставил себя соскрестись с кровати и пополз в сторону Виктории, рассудив, что потерять сознание от боли одному - это хуже, чем сделать то же самое, но в компании.
   
   
   1.
   Виктория, не любившая, в отличие от него, больших залов, занимала лабиринт из комнатушек, похожих на будуары, с многочисленными углами, по которым она рассовывала, как хомяк, всякое барахло. Люди, знавшие Викторию прежде всего в качестве безжалостной главы военного ведомства, наверное, не поверили бы, что именно ей принадлежат апартаменты, обитые розовой кисеей, уставленные низенькими кушетками и этажерками с безделушками, которые Дьёрдь, кстати говоря, считал апофеозом дурновкусия, о чём как-то и сообщил Виктории, в ответ на что услышал: "А я люблю иногда жуткую пошлость!" Поразмыслив, он оценил эту жизненную позицию и сам стал с удовольствием наведываться в розово-пушистую обитель, чтобы получить бодрящую дозу жуткой пошлости.
   В настоящий момент к розовой симфонии примешивалась кровавая нота, а возле золочёного столика на изогнутых ножках стояла громоздкая железная каталка с частично распотрошённой беременной женщиной. Виктория, жуя какой-то неаккуратно вырванный внутренний орган, просматривала свежие газеты. Услышав шаги, она окинула еле переставлявшего ноги Дьёрдя беглым, но внимательным взглядом и невозмутимо вернулась к чтению.
   - Как дела? - неопределённым тоном начала она светскую беседу; по её мнению, причин для паники в мире не существовало в принципе, а для депрессии могла быть только одна причина - скука.
   Дьёрдь плюхнулся на розовый пуфик, как мешок, и тяжело облокотился на край жалобно скрипнувшего кокетливого столика.
   - Сердце болит, - поморщился он.
   - Сердце - это твоя беда, - согласилась Виктория, не поднимая глаз от газет. Она привыкла к визитам венценосного общего супруга, цель которых - если вкратце - сводилась к тому, чтобы поныть. - Анахронизм. Если бы ты не был изначальным, то забыл бы про своё сердце, как все остальные. Переродись, и оно отключится. Нет сердца - нет проблемы... - зевнув, она обернулась к каталке и стала рассеянно выковыривать недоразвившийся плод из вспоротого живота.
   - Предлагаешь мне убить себя об стену? - вяло уточнил Дьёрдь, глядя в стол.
   - Хочешь, я тебя убью? - облизав пальцы, непринуждённо предложила Виктория. - Хотя лично я предпочла бы, чтобы ты жил, - рассудительно добавила она. - Во-первых, мне выгоден свой изначальный, а во-вторых, ты мне нравишься. Но, собственно, из симпатии к тебе я и предлагаю: не совсем же я эгоистична! - весело добавила она и отодвинула каталку. - Ты будешь, или звонить, чтобы уносили? - кивнула она на труп. Дьёрдь мрачно покосился на лужи полузапёкшейся крови. Надо сказать, "диета" у него была специфическая: он не прикасался к обычным блюдам до тех пор, пока в помрачении сознания не устраивал массовую резню. Но что поделать, не придя в соответствующее расположение духа, он не мог заставить себя проглотить ни капли.
   - Нет, спасибо, - с отвращением выдавил он, и Виктория позвонила прислуге.
   - Это был ответ на какой вопрос? - деловито уточнила она.
   - На оба, - вздохнул Дьёрдь.
   - Надеешься на чудо? - усмехнулась Виктория. - Спасение, вознесение и прочая мура?
   - Типа того, - снова вздохнул Дьёрдь, отвернулся и стал смотреть в стену.
   - В таком случае, мучайся, - жизнеутверждающе подытожила Виктория и встала из-за стола. Дьёрдь, наоборот, положил голову на стол и закрыл глаза. В этот момент за дверью послышался топоток, и в комнате появилась молоденькая хорошенькая ромеи - одна из подружек на побегушках, составлявших неизменную свиту Виктории.
   - Вика... О, прошу прощения, ты не одна. Здравствуйте, ваша светлость, - Дьёрдь не нашёл в себе сил ни кивнуть, ни даже раскрыть глаза. - Вика, там Альбер приехал, и вообще народ на охоту собирается. Ты как?
   - Вот что, детка, - рассеянно заметила Виктория, натягивая бронежилет. - Я - никак. Я уезжаю по делам и вернусь поздно... хе-хе... как можно позднее... - она молча посмаковала какие-то свои мысли, связанные, очевидно, с предстоящими многотрудными делами. - А ты... Дьёрке, ты так и останешься спать на моём столе? Может, переляжешь хотя бы на кушетку? - предложила она, обернувшись на пороге и, не дожидаясь ответа, снова повернулась к девушке. - А ты проводишь меня к ангарам.
   
   
   1.
   Виктория сказала, что Дьёрдь плохо себя чувствует, а потому пусть я побуду рядом на случай, если ему что-нибудь понадобится, - то есть всё время висеть у него над душой не надо, достаточно просто заглядывать иногда с целью проверить, жив он или умер. Я, прежде убеждённая, что кэлюме не подвержены болезням, за исключением ожогов от солнца и серебра, удивилась и спросила, что с ним.
   - Нервы, - невозмутимо пояснила Виктория, быстро шагая к подземным ангарам с военными самолётами. - Если быть таким нервным, то, конечно, никакое происхождение не спасёт.
   Озадаченная, я вернулась к её покоям. Признаться, я побаивалась Дьёрдя, пусть даже сколько угодно больного. Если он спросит, какого рожна я шляюсь вокруг него туда-сюда, что я ему скажу? "Правду", - напросился незатейливый ответ, и я, чтобы разведать обстановку, заглянула в комнату.
   Оказалось, боялась я напрасно. За то время, пока я провожала Викторию, он, видимо, воспользовался советом и перелёг из-за стола на ближайшую кушетку, а в остальном - не подавал признаков жизни. Я подумала, что при таких раскладах довольно трудно определить, нуждается он в помощи или нет, но потом решила, что начну действовать, только если замечу что-нибудь явно необычное, или если он сам меня позовёт.
   Так прошёл час... Десять часов... Восемнадцать часов. Я перелистала все книги, имевшиеся у Виктории (это оказались в основном дамские эротические брошюрки), перекусила раз, другой и уже подумывала лечь спать, но к тому моменту именно беспробудный сон Дьёрдя, который я поначалу сочла вполне естественным, стал казаться необычным. Всё-таки когда человек восемнадцать часов лежит абсолютно неподвижно, как мёртвый, это способно внушить тревогу. Я решила проявить немного больше рвения, чем в начале моего дежурства, и слегка потревожить его светлость на предмет проверить, жив ли он.
   Сначала я осторожно заглянула к нему в комнату и некоторое время прислушивалась, потом негромко позвала его - без ответа - зажгла настольную лампу с тёмно-розовым абажуром, которую нащупала возле двери, и подошла к кушетке - без изменений. Он лежал как будто без сознания, я присела рядом на краешек кушетки и легонько потормошила его за плечо - никакой реакции. Единственное, что двигалось в комнате, - медленно перетекающие друг в друга слои прохладной чёрной светимости, которые сейчас, вблизи от него, я почувствовала особенно остро - и невольно поёжилась. Что теперь делать?.. Продолжать пытаться привести его в чувство? А ну как он будет очень недоволен? И оторвёт мне голову, особо не разбираясь, - говорят, такие случаи бывали. Я снова бросила на него неуверенный взгляд. Всё-таки что-то в этом человеке притягивало меня. Странно, у меня вдруг возникло ощущение, будто я - не совсем я, и вижу как бы не совсем его. Я машинально придвинулась к нему, взяла его безжизненную руку, слегка сжала неподвижные пальцы... потом осторожно поднесла к губам и поцеловала. Сама не знаю, зачем я это делала. Я чувствовала себя как будто кем-то другим. И от той, другой женщины исходила уверенность и спокойная сила. Я мягко обняла его и почувствовала под ладонью глухие удары его сердца, которое билось с усилием, словно неохотно гнало кровь, слишком густую для этого существа... Я придвинулась к нему ещё ближе и мягко коснулась губами его щеки, потом шеи и - сквозь рубашку - плеча, чуть выше сердца...
   
   
   0.
   Я была принцессой в государстве, которое состояло в основном из подземной тюрьмы. Гигантские лабиринты вытесанных в прочной породе камер тянулись вдаль и вдаль, а сверху в них вели тесные круглые шахты с ровными, как зубы в улыбке, рядами вбитых в стену стальных ступенек. В мои обязанности входило периодически спускаться в камеры и проверять, живы узники или уже нет. Наверное, может показаться, что это не совсем безопасно, но на самом деле, поскольку их там ещё и пытали, ни у кого не хватило бы сил даже подняться с пола, так что я чувствовала себя совершенно спокойно; меня, правду сказать, гораздо больше тревожило, что в своих прозрачных нарядах и лаковых туфельках я выглядела в сыром подземелье довольно нелепо (хоть и некому было смотреть). Я хочу сказать, что эта обстановка не нравилась мне, однако я не жаловалась, потому что мои неприятности ограничивались посещением тюрьмы, а в остальном я жила привольно и весело. Мне и в голову не приходило сомневаться, откуда такой порядок, с чего он заведён. Я как-то не придавала этому значения.
   Однажды я привычно спускалась в шахту. Я уже наловчилась не соскальзывать на стальных ступеньках и ни за что не цепляться своей тонкой накидкой, вот только было холодно. Узник вообще-то ещё не умер - я слышала его прерывистое тяжёлое дыхание - переносить пытку само по себе было довольно трудной работой, так что все они выглядели измождёнными, хотя не делали ровным счётом ничего, - но по правилам мне полагалось взглянуть на него - и странно, когда я посмотрела, то узнала - то есть не знаю, что сначала, я узнала его или залюбовалась его точёной фигурой, сияющей белоснежной кожей, чистой линией плеч и заломленных за спину связанных рук - даже здесь в нём чувствовалось благородство и какая-то мечтательная отрешённость, и неземная ранимость, и красота и...
   ...я поймала себя на том, что впервые так пристально разглядываю узника, и подошла и тогда, наверное, узнала - то есть мне показалось, что узнала - показалось, что мы вообще должны быть не здесь - что мы вообще не...
   
   
   1.
   Я проснулась, действительно прижимаясь к его груди - в точности как во сне. С трудом разлепив мокрые ресницы - кажется, во сне я ещё и плакала - я огляделась вокруг. В полутёмной комнате ровно светилась тёмно-розовая лампа; было тихо, как в склепе. Интересно, который час?.. А впрочем, какая разница. Я каким-то образом умудрилась улечься рядом с Дьёрдем на кушетку, хотя совершенно этого не помнила, но мои объятия, похоже, нимало его не потревожили. Он лежал со всё так же плотно сомкнутыми веками, а мои непослушные руки, успевшие залезть под его рубашку, гладили его тело. Поймав себя на этом занятии, я мысленно приказала себе немедленно выместись из комнаты, но что-то голова была уж слишком тяжёлая. Я всего только на одну минутку прилегла на его плечо, чтобы собраться с силами, и закрыла глаза...
   
   
   0.
   Я обнимала его и чувствовала, что мы понимаем друг друга без слов, что мы всегда будем вместе. Наши сердца были одно. Прикосновение его кожи покалывало в пальцах, как искры. Я развязала ему руки, и он тоже обнял меня. Я знала, что мой горячий свет доставляет ему наслаждение, без которого он не сможет жить. Судьба предназначила нас друг другу, потому что в его сердце был слишком силён шум океана. Но моя любовь утешила его, и с тех пор ничто не могло разлучить нас... Тут я вспомнила, что мы как будто всё-таки расставались. Ненадолго, правда, да и какое это имело значение, но всё-таки мне показалось, что нечто, связанное с прошлым, его тревожит. Тут моя рука, скользнув по его груди вниз, нечаянно нащупала нечто вроде кожаного пояса на шнуровке. Я сообразила, что талию его обхватывает очень широкий пояс, больше похожий на корсет, из грубой кожи и затянутый, похоже, очень сильно. Я ослабила шнуровку, расстегнула пояс и попыталась его снять. Тогда я увидела, что вся внутренняя поверхность ремней усеяна шипами - длинными, острыми, как ножи, от которых остались глубокие, сочившиеся густой чёрной кровью раны - можно сказать, всё тело под кожаным жгутом представляло собой сплошное месиво. Я так и застыла с этим поясом в руках - казалось, с такими ранами не живут.
   - Ничего, - сказал он. - Я привык.
   Тут я почувствовала, что у меня заболели руки. Пояс так и тянул их к земле, тяжёлый, как свинец. Я поняла, что если не брошу его, то мы навсегда останемся здесь.
   
   
   1.
   Я снова проснулась и даже села на кровати. Руки у меня и правда болели. Я приложила тыльную сторону ладони к щеке; мне казалось, у меня начинается что-то вроде жара. Тёмно-розовая лампа горела по-прежнему ровно, и это вернуло меня к реальности. Да так ли уж долго я спала?.. Или это был не сон?
   У меня возникло чувство, что никогда раньше не погружалась так глубоко в истинную реальность, не знала своей души. Сейчас я чувствовала силу альрома, собиравшуюся вокруг меня, отдалённо знакомую, хоть и не узнанную...
   
   
   3.
   ...потому что, какими бы глубокими ни были раны, прикосновение любви не может причинить боль. Я стала просить нашу небесную мать помочь мне остановить кровь. Я почувствовала, как светлый поток льётся на меня, сквозь меня, кости моего черепа как будто плавились, и всё тело наполнялось алыми лучами, которые исходили из моих рук. Но когда мне показалось, что раны затягиваются, я увидела ещё одну - теперь уже на плече. Я стала просить нашу звезду посылать мне больше и больше света, но раны появлялись быстрее, чем я успевала их заживлять. Я никогда прежде такого не видела. Его как будто резали невидимые ножи. Всё лицо покрывали шрамы. Он закашлялся, и кровь хлынула у него изо рта. Она лилась и лилась сплошным потоком, я думала, он задохнётся. Он лёг на пол и закрыл глаза, а по камням неслышно, скучно растекалось море крови. Я поняла, что тут уже ничего нельзя сделать. И я стала молиться о том, чтобы наша звёзда послала освобождение его душе, а также чтобы мне умереть вместе с ним.
   
   
   6.
   "Сорвахр..."
   "Можешь молчать сколько угодно, я всё равно знаю, что ты меня слышишь".
   "Ты, конечно, можешь продолжать упрямиться, как бегемот, занявший оборону в своём болоте, но почему бы тебе не сменить свой трагический имидж?"
   "О, боже! Кто заговорил! Почему бы тебе не поднять задницу с этой идиотской планеты, Чалэ?"
   "В настоящий момент это не является приоритетным направлением иссле... Ой, то есть: я хотел сказать, в настоящий момент речь не обо мне. Как насчёт того, чтобы переселиться на Солнце?"
   "Кому?"
   "Тебе".
   "Я с удовольствием вижу, что за прошедшее тысячелетие не я один выжил из ума!"
   "Как бы не так. Аллат, между прочим, уже на Солнце. Правда, она оказалась там потому, что с Земли её выгнали, но не суть. Она там собрала солидную партию коров и свинок и теперь хочет присовокупить к ним тебя".
   "Погоди... каких ещё коров? и свинок?.."
   "Аллат на досуге занялась скотоводством. Развела на Солнце роскошных коров и отменных свинок, в которых теперь заселяется каждая уважающая себя кэлюме-душа в промежутках между земными жизнями... Только тебя пока что миновала чаша сия, но мы намерены это исправить".
   "Ты предлагаешь мне воссоединиться с Аллат в качестве её свинки?"
   "Есть идея получше. Благодаря солярному скотоводству между Землёй и Солнцем налажен круговорот душ - ты что, меня не слушал? Это означает, что душа может перейти из пункта А в пункт Б. Конечно, сильно фрагментированная, ослабленная душа не способна провести такую работу осознанно. Но ты, если напряжёшься и восстановишь в себе хотя бы часть былых навыков..."
   "Опять я должен напрягаться?.."
   "Ээ... Да, но теперь перед тобой открываются, в буквальном смысле, блестящие перспективы. Хотя это и не значит, что ты можешь выходить под прямые лучи этих перспектив в физическом мире..."
   "Хитришь ты что-то".
   "Я?! Хитрю?! Не больше, чем обычно... Ты, главное, обозначь: ты согласен на переселение или нет? Тогда мы будем работать в этом направлении".
   "Ну, коровы и свинки всяко лучше людей. Согласен, конечно... Постой, ты хочешь сказать, что Лу - как бы - жива?!"
   "Аллат сейчас находится в ином, лучшем мире. А конкретно - на Солнце. И у тебя есть возможность не отходя, так сказать, от кассы в этот мир переселиться. Советую тебе воспользоваться этой светлой возможностью".
   "А... остальные?"
   "Ого! Ты и об остальных вспомнил! Прогрессируешь на глазах. Остальные выбрали другой путь, ты же знаешь: никого из чистокровных не осталось. Не твоя забота".
   "Хорошо... И что я должен делать?"
   "Вот это предметный разговор! Понимаешь, в настоящий момент единственным, по сути, препятствием к вознесению являешься ты сам. А точнее - твоя закрытость. Ты отказываешься принимать помощь, потому что боишься боли. И, надо сказать, не напрасно, порог боли у тебя уже практически превышен, дальше некуда. Собственно, отчасти поэтому мы и решились на затею с вознесением. По сути, выбор у тебя простой: или ты медленно умираешь в мучениях, или ты выздоравливаешь - тоже медленно и тоже в мучениях. Я тебя обрадовал?"
   "Я в восторге".
   "Я знал, что ты оценишь иронию ситуации... А теперь - приятная новость: на самом деле весь этот путь у тебя уже в прошлом. Я тебе сейчас напомню кое-что, и наступит уже готовый момент интеграции личности, с той только разницей, что по одной из веток реальности я соединю тебя с Дием. Понятно?"
   "Нет".
   "Да это, в общем-то, и не важно. Привет свинкам. Начинаем заканчивать".
   
   
   0.
   Мясорубка располагалась в большом торговом центре, а рядом раньше было кладбище, а потом сделали перекрёсток. Там часто происходили аварии, а в подвальный этаж магазина вела спиральная лестница. Она всё сужалась и сужалась вокруг мясорубки, а когда кончалась, надо было прыгнуть вниз, и тебя размолотит. Туда-то все и шли, как приговорённые, как будто их кто-то заставлял.
   И ближе к середине лестницы я подумал: странно, ведь за нами никто не наблюдает. Тогда почему бы мне не пойти в обратную сторону. Сначала я опасался, что на меня обидятся те, кто спускался, но они не обратили внимания. Я поднялся по лестнице и оказался в холле первого этажа.
   Он был совершенно пустой. Получалось, отсюда можно было выйти в любой момент. Я заметил, что за мной по лестнице поднялись ещё другие. И мы все бросились на выход, потому что постоянно был страх, что нас начнёт кто-то преследовать.
   А в ближайшем дворе за магазином была детская площадка. Мы сели там и стали обсуждать, что делать дальше. И сразу как-то возникла уверенность, что нас всё равно обязательно догонят и найдут. Потом стало ясно, что времени у нас только до вечера.
   Возвращаться в мясорубку не хотелось, и мы все решили покончить с собой.
   Я до вечера ходил по городу и придумывал, как бы мне умереть. Сначала я хотел спрыгнуть с высоты, но встретил там кого-то из знакомых, и решил отложить. Ближе к вечеру мне попалась аптека. Я решил купить снотворное и выпить сразу всю пачку. Я ещё боялся, что мне не продадут, потому что время истекало, и казалось, что у меня на лице написано, зачем это мне. Но никто ничего не спросил.
   Я вышел на улицу, вернулся на детскую площадку и выпил таблетки. И тут вдруг ко мне подошли все остальные. Я уже плохо различал их, потому что всё вокруг стало так сильно темнеть, но понял, что умирать они не собираются. Они сказали:
   - А мы решили бороться.
   Я сказал:
   - Я принял снотворное. Удачи вам.
   И всё стало отдаляться. И странно, у меня было такое чувство, что они меня обманули. Потому что я думал, что мы умрём вместе.
   
   
   6.
   "Ты сам принял это решение. Обрыв связи с Высшим Я. Так ты рассчитывал сохранить физическую жизнь и оказался прав. Остальные не выдержали конфликта между земной реальностью и своей истинной природой и ушли. Ты единственный, кто предугадал, что так будет. Твоя жертва дала надежду другим, и я благодарен тебе за это. Но я хочу, чтобы ты знал: ты сам выбрал безумие".
   "Чепуха. Безумие - то, что ты сейчас говоришь. Такого не может быть".
   "Ты изменился не от горя из-за смерти Аллат и не от человеческой крови. Ты отказался от своей души сознательно. Я всё слышу, у меня записана каждая мысль. Я могу доказать, но ты же понимаешь, что это не главное. Прошу тебя, поверь мне".
   "Зачем ты мне всё это говоришь? Прошлое не вернуть".
   "Ты дал клятву оставаться в живых, пока не будет найден путь спасения для всей расы. Он найден. Я освобождаю тебя от твоей клятвы. Ты можешь уйти".
   "Куда? Зачем?"
   "Если ты дашь согласие принять мою помощь, я восстановлю твою связь с истинной реальностью и абсолютным сознанием, и ты сам вспомнишь, что делать дальше".
   "Всё так просто?"
   "Это не было просто, Хору. Ты ведь знаешь. Но сейчас твой путь подходит к концу".
   "Странно. Мне даже как-то... жалко, что ли, вот так неожиданно уходить. Кажется, здесь было в каком-то смысле интересно".
   "Ты всегда сможешь вернуться. А сейчас тебя кое-кто ждёт в местах не столь отдалённых..."
   "Звучит, как всегда, необыкновенно искренне и запредельно жизнеутверждающе!"
   "Попрощайся с землей, Хору".
   
   
   1.
   - Я не пойду к нему больше! - возмущённо заявила Диана матери. - В прошлый раз, когда ты меня к нему посылала, он вообще... был очень занят. С одним другим сургом. И, по-моему, меня в принципе не слушал, хотя я, как дура, проговорила всё, что ты велела...
   - Да не волнуйся ты, он всё прекрасно слышал... Он мне потом ответил...
   - Не пойду и всё.
   - Так, а кто пролез на показ коллекционного нижнего белья? Чьи это фотографии, в каких-то немыслимых трусах, я имела счастье созерцать потом в специализированном издании?
   - А зачем ты купила этот журнал?
   - Мне подруга показала... А кто угнал из боксов Формулы-1 не до конца, кстати говоря, протестированную тачку, и потом оставил её на парковке Чейте, забыв, что в багажнике три расчленённых трупа? Дядя Дьёрдь? А ну марш отсюда быстро! Тебе уже пятнадцать лет, учись отвечать за свои поступки!..
   Под воздействием таких неопровержимых доводов Диана поплелась, мысленно, правда, продолжая спор с матерью. Самый веский аргумент нашелся уже у дверей его светлости: "Не так уж далеко, могла бы сама сходить!" Вздохнув, Диана постучала и не получив, естественно, ответа, вошла.
   В комнате было очень светло, и свет этот расходился во все стороны лучами. Сначала Диана подумала, что начался пожар, но потом поняла, что источник света лежит, собственно говоря, в постели и по некоторым признакам напоминает герцога. Поскольку мама без устали твердила, что при общении с его светлостью главное - решительно ни на что не обращать внимания - да и правда, в каком он только виде иной раз не появлялся... - Диана, после непродолжительной борьбы с собой, всё же набрала в лёгкие побольше воздуха и начала монотонным голосом:
   - Ваша светлость, королева Пэт просила передать, что если Вейерштрасс подпишет договор, его придётся постоянно контролировать. Но ходят слухи, что за чертой города будут строить запасной аэродром. И ещё есть вариант - военный аэродром, и королева Виктория...
   Существо на кровати повернуло голову и посмотрело на Диану с выражением, которое трудно было понять из-за ярких, как фары, глаз, в несколько раз превышавших по размеру человеческие, источавших ослепительное сияние - через комнату как будто полились серебряные реки, но Диана всё равно сначала обратила внимание на нечто вроде исполинской лучистой короны у существа на голове, и только потом заметила, что под ногами у неё горит пол. Тут она взвизгнула и метнулась на выход.
   
   
   1.
   - Мам, да говорю тебе: у него там всё горело, и вообще... я не уверена, что это был он.
   - Диана, ну какая же ты бестолковая. Тебя с простым поручением отправить нельзя. Повтори: что - я - тебе - говорила про Дьёрдя?
   - Что... надо собрать всё своё внимание, и... что он может применить ко мне гипноз.
   - Вот именно.
   - Но... Блин.
   - А теперь пойди убей себя об сте... ого!
   Сначала заискрился провод от ноутбука. Потом задымился ковёр, а следом по комнате заплясали длинные лучи опалово-белого и огненного цвета.
   - Вот! Вот у него точно так же было! - завопила Диана, обвиняющим жестом указывая на пол, и будто в подтверждение её слов, как бумага, вспыхнула сразу вся мебель.
   - Это что, настоящий огонь?! - не веря своим глазам, мать пощупала быстро темнеющее дерево. - Но откуда?..
   
   
   1.
   Больше герцога Островичи никто никогда не видел. Огонь потушили прозаично: с помощью огнетушителей, а откуда он взялся, так и не разобрались. Правда, дело было в крайне знойный летний полдень (вообще лето выдалось на редкость засушливое). Но, хотя вампиры нечувствительны к жаре, всё же невозможно было предположить, что температура воздуха поднялась в замке, как в печке, только из-за погоды и невнимательности хозяев. Позже кто-то наблюдательный заметил, что в комнате герцога не только всё выгорело дотла, но и оплавились каменные стены. Диана временно прославилась как почти что свидетельница почти что сошествия "вампирского патриарха" в, судя по всему, ад или что-то в этом роде.
   
   
   5.
   ...снилось солнце, а потом он очнулся в комнате, которая вся переливалась багряным и ржаво-золотым огнём, - Сорвахр почувствовал исходившее от стен тепло, хотя на земле ничего подобного не испытывал. Алая и светящаяся, как из горячей магмы, кровать плавала в мягком и густом воздухе, как капля крови в меду; за округлым и выпуклым, похожим на глаз окном спорили между собой нарядная опалово-белая земля и скучное чёрное небо, а под потолком в клубах красного пара угадывалась фигура, фарфорово-округлая и чернокудрая.
   - С добрым утром, ангел мой! - взвизгнула фигура и ринулась целоваться. Сорвахр, не без усилий отдышавшись после того, как его изрядно примяло увесистое багряное облако, опасливо покосился на знакомое фарфорово-белое лицо, украшенное парой страстных глаз не просто тёплого, а без преувеличения раскалённого винно-красного оттенка, и побледнел как смерть.
   - Ты?.. - выдохнул он и чётко подумал: "я окончательно сошёл с ума".
   - Ах, нет же, Хору, лапушка!.. - весело поправила фигура. - Просто мы с Чалэ отволокли тебя на Солнце, чтобы ты малость передохнул. Выгляни в окошко, там ты увидишь Землю и другие планеты! - радостно предложила фигура и протянула к окну фарфорово-белую руку, отбрасывавшую в густое пространство багряную тень, как тяжёлое крыло.
   Сорвахр с ужасом оглянулся на сверкающий, как пожар, интерьер, дрожащей рукой нащупал край кровати, сполз с неё и то вытягиваясь, то плющась подплыл к окну. Там, в веренице других планет, как дурной сон, висела Земля, и висела она не так уж далеко.
   - Хору, лапушка! Наконец-то мы вместе на моём скотном дворике! Я уверена, что общество моего поголовья пойдёт тебе на пользу. Какие у меня коровы, Хору! А какие свинки!.. Уверяю тебя, уж если есть в мире место, подобное моей спальне, то это мой свина... - тут поток восторженных похвал в собственный адрес прервался по техническим причинам: слушатель, очевидно ошеломлённый перспективой неумолимо надвигающихся наслаждений, молча повалился на пол без сознания.
   - Ой, - высказалась Аллат, озадаченно созерцая картину столь явно выраженного восторга. - Хору, лапушка... - она растерянно всплеснула руками. - Ты всегда принимал всё слишком близко к сердцу!
   
   
   0.
   Мне снилось, что я нахожусь в бесконечном ряду комнат, и все они без окон, и все забиты людьми, какими-то совершенно случайными существами. В каждой комнате гремит музыкальный центр, и абсолютно разные мелодии, мешающие друг другу, смешиваясь, создают невообразимую какофонию, так что уже и не разобрать, хороша та или иная песня или дурна, однако гостей это не тревожит: они орут, перекрикивая музыку, и это у них считается общением. Сверху льётся неестественно резкий свет, как в операционной, но тени от него падают такие густые, что лиц всё равно не разобрать. И от непрестанной толкотни и шума такое чувство, что меня заживо замуровали в стену.
   Я шёл мимо всего этого хлама, чувствуя, как усиливается боль, как будто от невидимых ран, и видел, что если я здесь упаду и умру, никто даже не заметит. Потом я вспомнил, что ночевать мне полагается в бывшей комнате Рады. Я нашёл закрытую дверь, и за ней оказалась единственная комната, в которой было тихо. Здесь сразу стало легче дышать. Свет не горел, но за большим окном открывалось прохладное ночное небо. На столе под окном мерцали какие-то склянки. В стороне стояла кровать, и хотя я знал, что Рада уже давно умерла, она лежала там со скрещенными на груди руками, и хотя я не видел её, но знал, что она просто спит.
   Я чувствовал такую боль в груди, что едва держался на ногах. Я подошёл к столу, чтобы хоть на что-нибудь опереться, и стал смотреть в окно. И тут Рада открыла глаза - я не видел, а просто это почувствовал - и посмотрела на меня так ласково.
   - Тебе плохо? - она перевела взгляд на стоявший передо мной стакан и сказала: - Выпей. Это огонь.
   Стакан начал светиться. В нём был огонь, стекло засияло, как расплавленное золото. Когда я прикоснулся к нему, по руке поднялась горячая волна. Я сделал глоток и ничего не почувствовал, потому что сам превратился в огонь.
   
   
   5.
   Сорвахр открыл глаза и обнаружил, что нежится в багряно-красных лучах, исходящих от сладко дремлющей на его груди Аллат. Она, услышав, что он проснулся, приподняла голову и довольно потрясла гривой пышных чёрных кудрей, как бы подразумевая, что ему давно пора прийти в себя.
   - Хору, лапушка! - воскликнула она. - Ты у меня такой ужасно ранимый и впечатлительный! Тебе надо попить валерьяночки.
   - Так это правда?.. - выдохнул Сорвахр, в ужасе вглядываясь в знакомые черты.
   - Что, ангел мой? Обещай, что больше не будешь падать в обморок!.. Дай укушу тебя за ушко.
   - Ты жива?!
   - Хору, лапушка, ну так ведь это смотря где и когда. Всё относительно в нашей неспокойной вселенной.
   - И я правда на Солнце?..
   - Если ты прислушаешься вместо того, чтобы ужасаться, то заметишь голос Дия. Он уже давно пытается тебя поприветствовать, ты мог бы и ответить.
   
   
   7.
   Дий (весело):
   - Добрый день!
   Сорвахр (заторможенно):
   - Добрый... Прошу прощения, земная привычка сначала бояться, потом думать. Так я что, вознёсся-таки?
   Дий (добродушно):
   - Не единожды проверенный метод самовозгорания!.. Добро пожаловать. Наслышан о вас... Климат у нас тут ядрёный, в случае чего - огонёк там подкрутить - обращайтесь. Чалэ передаёт привет.
   Сорвахр:
   - Я с ним потом поговорю...
   
   
   5.
   - Ничего себе! А сама-то ты что тут делаешь?
   - Ах, Хору! Я здесь живу. С Земли-то меня выгнали.
   - А... да. Что-то такое припоминаю... - с прибытием на пусть не самую крупную, но звезду память начала постепенно восстанавливаться. - А остальные?
   - А чего остальные? Живут, как получится. То вроде на людей похожи, то - натуральные свинки. Ты о них не беспокойся, тебе вредно волноваться.
   - А Чалэ?..
   - А он тебе ещё не надоел?.. - удивилась Аллат. - Он вполне способен позаботиться о себе сам... К тому же с ним Жанна. Они там всей честной компанией воду мутят, а мы посмотрим, что у них получится. Пусть попробуют, для разнообразия, обойтись без тебя, - разрубив таким образом одним точным ударом утомительный узел моральных дилемм, Аллат удовлетворённо забросила руки за голову и откинулась на подушки. Сорвахр улыбнулся.
   - Мне тебя ужасно не хватало.
   
   
   5.
   Адаптация к новым условиям проходила не без труда. В первый же день Сорвахр, чтобы понять, насколько всё плохо, попросил зеркало, скрепя сердце заглянул в него и тут же отложил.
   - Эдвард Руки-ножницы, - отрешённо подытожил он.
   - Да уж, Хору, по тебе как будто танк ездил, - грустно согласилась Аллат. Сорвахр со вздохом отвернулся и тоскливо обнял подушку.
   - Ничего, лапушка, - Аллат тихонько подобралась к нему и осторожно потискала. - Дий другой. Здесь тебе станет лучше. Я сказала Чалэ, что все лепестки с него стрясу, если тебе приснится хоть один кошмар.
   Сорвахр жалобно поёжился. Аллат легонько пощекотала его горячими лучами.
   - Честно говоря, ты даже со шрамами неплохо смотришься... - промурлыкала она ему на ухо. - Знаешь, мне вообще-то нравилось твоё земное тело... очень красивое... и не так уж плохо мы с тобой развлекались на Земле... - Сорвахр устало рассмеялся и, по-видимому, не нашёл причин придумывать ответ, которого, впрочем, никто и не ждал.
   - Я люблю тебя не в последнюю очередь за то, что ты красивый, - задушевно сообщила Аллат и принялась загибать пальцы. - Во-вторых, ты послушный, и... честно говоря, ты с самого начала был немного сумасшедшим... по-моему, ты нисколько не изменился, Хору! - сделав этот глубокомысленный вывод, Аллат подкрепила свои наблюдения основательным поцелуем. - Слушай, а что ты всё-таки думаешь о Земле? До меня новости с запозданием доходят. В её будущем... - она осеклась, заметив стремительно набежавшие в комнату тени.
   - ...я ничего не вижу! - резко возразил Сорвахр, сев на кровати. - И ничего не помню об этом.
   - Ох ты, господи... - всполошилась Аллат, обвив его руками. - У тебя, кажется, неважное настроение сегодня! Лапушка, ты всё принимаешь слишком близко к сер... - тут она снова осеклась, потому что Сорвахр закашлялся, и изо рта у него полилась кровь. - Ох, ничего себе, - ужаснулась Аллат, спрыгнула с кровати и побежала за полотенцем. - А Чалэ сказал, что вся земная кровь испарится из организма ещё при вознесении, - задумчиво разглагольствовала она, наблюдая за давящимся кровью супругом. Сорвахр молча отдышался, в изнеможении откинулся на подушки и закрыл глаза. - Ох... - сочувственно повторила Аллат и мягко обняла его за талию. - Лапушка... У тебя определённо депрессия.
   
   
   5.
   - А в местном лесочке растут прелюбопытные грибочки! - поделилась Аллат, очевидно, в продолжение размышлений на тему депрессии. - Конечно, их надо уметь правильно употреблять, но я уже научилась! Правда, неуравновешенным личностям они всё равно не рекомендуются! Короче, после того, как ты восстановишь психику, я угощу тебя солярными мухоморчиками!
   Сорвахр закашлялся.
   - Вот спасибо...
   - Пока не за что, лапушка!.. Местные говорят ещё, что встречаются тут прелестные поганки. Но я что-то пока не нашла ни одной. И то сказать: поганка - деликатес!.. Ну, а мухоморчиками я уже запаслась. И сушёные есть, и консервированные... и свеженькие, - Аллат ласково посмотрела на Сорвахра и соблазнительно улыбнулась.
   - Круто, - боязливо согласился Сорвахр и на всякий случай поплотнее завернулся в одеяло. Аллат спрыгнула с кровати крайне довольная.
   - Ну, я пойду, проведаю свинок. Толкну какую-нибудь речь о пользе сердечных нагрузок. Знаешь, у нас тут скоро ночь намечается. На Солнце редко темнеет, но, должна тебя предупредить: с наступлением темноты чрезвычайно оживляются коровы... Короче, не пугайся, если кто-нибудь из них залетит к тебе в окно.
   - Корова?.. - Сорвахр безуспешно порылся в памяти. - С рогами?..
   - Ах, нет... Солярные коровы имеют обтекаемую форму. Это морские коровы, строго говоря. В основном они обитают на глубине, а также в зарослях прибрежных водорослей, но по ночам всплывают, чтобы немного полетать... Короче, если тебя напрягает летающая по комнате корова, вон в том углу стоят специальные сачки, - Сорвахр действительно заметил стройную группу циклопических сачков, - поймай корову - это будет нетрудно, они медленно летают - и выбрось её обратно в окно.
   - А... она не... разобьётся?.. - заторможенно уточнил он.
   - Да нет же, Хору, она полетит себе как ни в чём не бывало дальше... Слушай, может, у тебя там на Земле, заодно с сердцем, ещё и мозг повредился? - вдруг встревожилась она.
   - Мозг... нет... кажется... мозг на месте.
   - Да? - с сомнением уточнила Аллат. - Ты, впрочем, не беспокойся, я тебя и без мозга люблю... Вообще порой у меня складывается впечатление что мозг мужчину только портит, - философски добавила она, но тут же вернулась к насущной теме: - Ты, главное, поменьше нервничай, отдыхай, если залетит корова - лови её сачком... Или, может, тебе сразу решётки на окнах опустить?..
   - Нет, - еле слышно засопротивлялся Сорвахр. - Хочу взглянуть на летающую корову.
   - Вот и отлично, - обрадовалась Аллат. - Тебе надо освоиться, привыкнуть, потому что я вообще-то надеюсь на твою помощь по хозяйству. Ты будешь наблюдать в полях миграцию диких свинок, мне самой некогда. Моё поголовье растёт, я одна не справляюсь.
   - Для твоего поголовья - что угодно, - выдохнул окончательно оглушённый новой реальностью Сорвахр, и Аллат убежала совершенно счастливая.
   
   
   5.
   Оказалось, что тёмное время суток на солнце - довольно редкое явление, но когда ночь всё-таки состоялась, в окно действительно влетела корова. Сорвахр не заметил, как она проникла в комнату, но огласившее ночную тишину задушевное мычание не заметить было трудно. Окончательно проснувшись после повторного вдумчивого "му", Сорвахр убедился, что под потолком медленными кругами летает солидная гостья. Некоторое время он наблюдал за ней - один раз из любопытства даже потянул за хвост, правда, ничего интересного не произошло: корова зависла, а когда он отпустил её, флегматично двинулась дальше, - однако в итоге пришлось воспользоваться советом Аллат и прибегнуть к сачку. Примерившись, он нацепил сачок прямо на подслеповатое коровье рыло, и животное неторопливо просочилось в сеть. Подтянув корову к окну, Сорвахр аккуратно вытряхнул её в естественную среду обитания и некоторое время наблюдал за плавным и в чём-то даже величественным спиралеобразным полётом представительниц местного поголовья, неторопливо реявших в сиреневых солярных сумерках, среди золотистых облаков, однако потом всё же опустил на окнах решётки, решив, что одной коровы за ночь ему вполне хватит.
   - Ко мне прилетала корова, - поделился он новостями наутро.
   - Отлично! - обрадовалась Аллат. - Вы познакомились?
   - Ээ... Кажется, я не пытался с ней познакомиться, - признался Сорвахр. - Я выбросил её в окно.
   - Тоже вариант! - одобрила Аллат.
   
   
   5.
   Наконец Сорвахр собрался с силами достаточно для того, чтобы покинуть комнату, и осмотрелся на местности. Несколькими этажами ниже располагалась просторная веранда, на которой отдыхала Аллат в обществе ряда флегматично висящих в воздухе коров и кучки прелестных повизгивающих свинок, лакала люмэ и созерцала даль. Коровы старались держаться в тени понатыканных повсюду гигантских кружевных зонтиков. Ещё один зонтик, сложенный, был в руках у прекрасной хозяйки скотного дворика; он использовался, по-видимому, преимущественно для красоты, а также - время от времени - для поддержания порядка среди непоседливых свинок.
   Сорвахр почувствовал склонность к профилактическому выходу в свет, вытек из окна и выпал в осадок на ближайшую незанятую кушетку.
   - Хору, лапушка! - всполошилась Аллат, обнаружив образовавшегося неподалёку супруга. - Ты выполз из кровати.
   Сорвахр обхватил подушку руками (с целью обрести душевное равновесие в бурном море житейских трудностей), вздохнул и сказал:
   - Ага.
   - Как это замечательно и необыкновенно!
   - Я скоро вползу в неё обратно, - не стал подавать ложных надежд Сорвахр, но Аллат уже воодушевилась новой идеей:
   - Хочешь, я подложу тебе свинку?
   - Давай, - подумав, осторожно согласился Сорвахр, и к нему на кушетку перекочевала средних размеров жизнерадостная свинка, сразу проявившая себя весьма разборчивой особой: Сорвахр был бегло, но деловито обнюхан, после чего свинка успокоилась и улеглась рядом, очевидно, признав соседа достаточно "своим". Вскоре Сорвахр и свинка засопели в унисон, а Аллат вновь устремила взор вдаль.
   - Чуден Сур при ясной погоде, - элегически изрекла она. - Редкая корова долетит до середины...
   - Где-то я это уже читал, - заметил Сорвахр, не открывая глаз. - Или нечто очень похожее.
   - Ты тоже? - оживилась Аллат. - А не помнишь, как там дальше было?
   - Не помню, - признался Сорвахр. - Попробуй своими словами.
   Аллат задумалась.
   - Своими словами, глядя на Сур, я могу сказать только, что вон тот коралловый риф мешает миграции моего поголовья, - меланхолично подытожила она.
   - А как же поэзия? - напомнил Сорвахр. - И прочая разнообразная романтика?
   - Ах, Хору! - Аллат пренебрежительно махнула округлой беломраморной рукой. - Забота о поголовье сделала меня совершенно другим человеком. Я поняла, что раньше была ужасно легкомысленна. А теперь я более.
   - Что более?
   - Это. - Аллат отвлеклась, чтобы хлопнуть зонтиком свинку, потянувшуюся к тарелке с чем-то, подозрительно похожим на изысканно приготовленные мухоморы. - Ответственная личность, - договорила она, осуществив свои властные полномочия.
   Сорвахр задумался, потом пихнул мирно дремавшую рядом свинку и поинтересовался у неё:
   - Ты ей веришь?..
   - Хру, - сонно отозвалась свинка, причмокнув, и её поджатый пятачок обозначил безоговорочный нейтралитет.
   
   
   5.
   Постепенно Сорвахр избавился от страхов и дурных предчувствий настолько, что перестал вздрагивать, когда среди ночи Аллат набрасывалась на него с предложениями типа:
   - Хору, лапушка! Можно, я укушу тебя за ухо?!
   - Только не сильно.
   - Легонечко совсем, и потом ещё я тебя поцелую.
   - Может, сразу перейдём к поцелуям? - неуверенно сопротивлялся подвергнутый разбойному нападению супруг.
   - Нет, нет, так не интересно!
   Аллат осуществляла свои злостные намерения, и на некоторое время в спальне воцарялся мир.
   - Ох, тут такое! Ты представляешь! Влад убил Викторию, и теперь кланы Островичи и Надашди, возможно, объединя... Ох, извини! Я совсем забыла, что ты не любишь об этом говорить... Вот тебе корова, Хору. Вот тебе свинка, угрызаемый мой!..
   - Тошно вспоминать... Кстати, я хотел бы комнату с окнами на другую сторону... А лучше вообще без окон.
   - Хору, лапушка! Я, конечно, охотно поселю тебя где угодно, хоть в подвале... но ты же не собираешься всю жизнь там просидеть?..
   - Я боюсь... Вдруг ещё раз что-нибудь похожее случится ... я не знаю... не переживу.
   - Думаешь, ты один страдал? Я просто видеть тебя не могла с этой цыганкой. Я надеюсь, у вас не было ничего серьёзного? - Аллат считала, что даже драматическое супружеское воссоединение за порогом смерти - не помеха законному праву собственности.
   - Лусик, милая, ты - единственная, кого я люблю и когда-либо любил, - заученно пробубнил в подушку Сорвахр, наученный соответствующим опытом ещё на Бетельгейзе.
   - Но ведь она тебе тоже нравилась? - полюбопытствовала Аллат, которой хотелось вызнать какие-нибудь технические подробности на будущее.
   - Для меня другие женщины - всё равно что бестелесный призрак, ведь у меня есть возможность сравнивать с тобой, - с готовностью отчитался Сорвахр без малейших признаков эмоции в голосе.
   Аллат сапнула. Ей хотелось поревновать поинтенсивнее, но придраться было не к чему, и пришлось вернуться к предыдущей теме.
   - Ангел мой, ты терпел весь этот ужас, потому что ты слишком добрый. Потому что Чалэ тебя попросил... Но если он к тебе ещё раз сунется, клянусь, я ему все лепестки повыдёргиваю! Да и тебе советую послать его подальше... Вот тебе ещё одна свинка, - Аллат подсунула депрессивному супругу очередную крутобокую, со всех сторон румяную солярную обитательницу, и та звучно хрюкнула, поудобнее устраиваясь среди подушек в полной уверенности, что нашла своё место в жизни. Сорвахр с несчастным видом кутался в одеяло. Он и рад был бы тоже захрюкать, но высокий интеллект не позволял. Аллат окатила его потоком горячих лучистых объятий.
   - Так вот, к чему я это всё! Возможно, скоро наша раса покинет пределы Солнечной системы!
   - Честь им и хвала...
   - Они улетают на Пульсе! Не хочешь посмотреть?..
   - Я спать хочу...
   - Ох! Хору!.. Ну разве тебе не интересно?..
   
   
   7.
   Чалэ (довольно):
   - У нас тут состоялось грандиозное массовое вознесение!
   Аллат (с любопытством):
   - Я и смотрю! Как ощущения?
   Кэлюме:
   - Спаслись по полной программе! Только вас не хватает. А чего вы не поднимаетесь на борт?
   Аллат:
   - Хору не хочет вставать.
   (громким шёпотом)
   Я подозреваю, вы все успели ему слегка поднадоесть.
   Чалэ (добродушно):
   - Ну же, Хору, не капризничай. И хватит притворяться спящим. Тут столько занимательных записей надо разобрать. Где-то что-то подправить, где-то вообще перепрожить.
   Сорвахр:
   - А не пошёл бы ты куда подальше!
   
   
   0.
   Вокруг, насколько хватало глаз, серебрилась тревожная рябь океана, а я стоял на берегу. Холодное солнце играло в холодных волнах. Ко мне плыла лодка, а в ней самая прекрасная из всех женщин, хотя я не мог вспомнить её лица. Она звала меня, и я пошёл за ней.
   Мы плыли через океан. Я закрыл глаза и слышал только плеск весла, такой же холодный, как всё здесь. А потом она сказала, что мы теперь на острове.
   
   
   0.
   Мы в самом деле уже были в пещере. Я знал, что здесь можно найти абсолютно всё. Любая вещь означала целую жизнь, а вещей было бесконечное множество. Здесь были все вещи мира. Но я не взял ни одной, а помню только её длинные тёмные кудри.
   
   
   7.
   Сорвахр (сонно):
   - Аллат, это насилие.
   Аллат (азартно сопит).
   Чалэ (удивлённо):
   - Так, Сорвахр доставлен на борт в качестве движимого имущества Аллат!
   Сорвахр (угрюмо):
   - Недвижимого.
   Чалэ (весело):
   - Так и записать?
   Аллат:
   - Запиши: муж, одна штука.
   Чалэ (уважительно):
   - И в комплекте с большой кроватью.
   Сорвахр (более бодро):
   - Какая я тебе "штука"? Я - личность, и довольно сложная!
   Аллат (тиская супруга):
   - Ах, ангел мой!.. Ты - самая сложная личность из всех, кого я когда-либо встречала! Несмотря на то, что почти всё время спишь. Сложно представить себе, какой бы личностью ты был, если бы почаще бодрствовал.
   Сорвахр (зевая):
   - Да, это было бы ужасно.
   
   
   3.
   Когда он увидел меня, то упал на пол и зарыдал, в основном от бешенства, тоски и бессилия, а ещё оттого, что все мы, по его убеждению, его предали, незаслуженно избежали наказания, и от зависти, потому что у меня светимость была не повреждена - меня всё это просто оглушило. Встретив его в реальности, не мысленно, я тоже испытал шок от того, как он изменился, хотя по земным меркам он был, наверное, даже красивым, и я знал, что многие поклонялись ему чуть ли не как божеству, но в сравнении с тем, кого я когда-то знал, каким жалким стало это существо, каким маленьким и злобным, и насквозь больным. Я думал в первые мгновения, что он попытается меня убить, и он бы, наверное, так и сделал, но ему стало дурно от ненависти и горя, и поэтому он, порыдав немного, вообще перестал обо мне думать, и осталась только безысходность, разочарование и боль. Я поначалу растерялся, тем более что и правда чувствовал себя немного виноватым, прежде всего из-за убийства Аллат, но делать нечего, надо было каяться, я подошёл к нему и попытался объяснить, что мне тоже было плохо, а та оболочка, которую он сейчас видит, не изначальная, что я покончил с собой, а потом восстановился, и что у нас появилась надежда. Он почти не слушал меня и думал о том, что мы ускользнули, умерев, а ему пришлось пройти через весь этот кошмар, но что он не отказался бы убивать нас снова и снова, и что Аллат единственная, кому он не пожелал бы сюда вернуться. Мне хотелось обнять его, как-то утешить, но малейшее прикосновение причиняло ему боль, потому что духовная часть его сил не соответствовала физической и только мешала, а светимость была изуродована до неузнаваемости. Я взял его за руку и стал говорить, что мы сможем воскресить всех и покинуть этот мир. Я видел, что ему больно, но постепенно тени рассеивались, барьеры ослабевали, и в душе я почувствовал веяние того, иного существа, потому что на самом деле ненависти и жестокости никогда не было, а было только великое смирение, и необыкновенная доверчивость и нежность.
   
   
   3.
   Спокойствие и сила, как нерушимая стена. Я понял, что всё же был эгоистичен, потому что жалел только о том, чего лишился сам, и за всё время ни разу не подумал о других, о том, как им плохо, и чем я мог бы помочь, а он думал только об этом, а о себе даже не вспоминал. Вот и сейчас он думал, что сила возрождённых изначальных даст новую жизнь всей расе, что одно только исчезновение моей гигантской тени снимет непомерный груз страха с множества душ, и мне самому стало легче от этой мысли, я жил под безумной тяжестью, а теперь понял, что страх ничего не значит. Я почувствовал, что душа вечна, что с её высоты смерть это лишь мгновение перехода
   
   
   6.
   между жизнями, и все они едины, как океан, а цветы альрома - как воронки в океане, и отдельно их не существует. Пульс всегда был внутри, а на самом деле его не было.
   
   
   VIII. Библиотека жизней
   
   
   1.
   Жанна любила непроглядные подземные воды и прогулки в лодке под прохладными сводами пещер. Людям, привыкшим к тесноте городов, а главное - нуждающимся в тепле и свете своей звезды, мрачные просторы подземного храма показались бы совершенно непригодными для жизни, однако вампирам "третьего клана", готовым посвятить досуг не развлечениям на манер людских, а духовному труду, требующему сосредоточенности и уединения, условия подземной базы подходили как нельзя лучше. Сеть тайных убежищ постепенно разрослась и превратилась в полноценные города в живописных - преимущественно рукотворных, то есть вырубленных в скале - окрестностях.
   Жанна часто приходила на одинокое чёрное озеро, обрамлённое призрачными силуэтами высоких пенных водопадов. Ей нравилось, отплыв от берега, подолгу лежать на дне укрытой мягкими коврами лодки. Иногда она звала на прогулку Марию.
   Рядом с Марией она чувствовала какой-то особый мир в сердце, как понимание без слов. Сейчас, окончательно удалившись от шумных празднеств, обычных в Чейте, она с новой остротой ощутила, как чуждо ей было времяпровождение большинства её сородичей, как её тяготило их общество. Жанна с сожалением признавалась себе, что не только не привыкла к обычной жизни, но и успехи в алхимии отнюдь не укрепили её волю настолько, чтобы с достоинством переносить мирскую суету. Напротив, малейшее сомнение и противодействие раздражало её, и Жанна сторонилась тех, кто - как она убедилась - не готов понять её замысел. Мария же была светлой и мягкой, как белый цветок, и Жанна про себя считала её душу единственной, что удалась господу богу в этом далеко не лучшем из миров.
   Вот и сейчас она рассеянно размышляла о красивой тёмной родинке у Марии на груди, и о том, случайно вообще появляются на теле родинки, или это какой-то знак, и если это не знак, то почему родинка кажется такой симпатичной? Виновница этой проблемы сидела тут же со спокойной улыбкой и, вероятно, думала о чём-то своём. Жанна повертела в руках яркий веер с узором из цветной эмали, чужой и не подходивший ни к её костюму и облику, ни вообще к атмосфере подземелья.
   - Марика, скажи мне одну жутко важную вещь.
   - Ну?
   - Как ты думаешь: я люблю тебя?
   - Иногда. Когда в романтическом настроении.
   - Лягемте ужо в койку?
   - Тривиально.
   - Мой отец был большим фанатом совместного сновидения там, на Бетельгейзе. Ну, он мог себе это позволить, он же сновидец.
   - Ты тоже сновидица.
   - Да, но мы сейчас на Земле.
   - Хочешь вывести формулу земной любви?
   - Любовь здесь - одно из самых сильных переживаний. Мне кажется, в ней скрывается импульс нашего всеобщего развития... но он так глубоко скрывается, что я что-то его пока не вижу. Людва называет любовью столько разных чудачеств... Давай съездим куда-нибудь и что-нибудь попробуем.
   - Мощная стратегия.
   - Стратегия, предусматривающая пространство для манёвра, - Жанна многозначительно подняла веер.
   - По-моему, она только его и предусматривает...
   - О боже, Марика! Тебе всё надо объяснять?! Говорю же человеческим языком: я хочу навестить семейство аббата!
   - Так ты договорилась с Терой об эксперименте? - оживилась Мария.
   - Да, - Жанна рассеянно бросила веер на дно лодки. - Нас ожидают томительные будни актёров эротического жанра. Кстати, я собираюсь временно перепрофилироваться в мальчика.
   - Что так? - удивилась Мария.
   Жанна взглянула в потолок и медленно превратилась в худощавого долговязого юношу с мягкими волнами бледно-золотых волос вдоль матово-белых, как у утопленника, щёк.
   - Для прикола, - пояснил он.
   
   
   1.
   Я, как обычно, сидела за шитьём, когда доложили о визите графини Спаур с племянником. Я даже слегка разволновалась, таим редким событием в нашем скромном аббатстве были гости; правда, в прошлый раз, когда новые соседи посетили нас впервые, чтобы познакомиться, они произвели на меня не совсем приятное впечатление, - особенно юноша. Я не привередлива, стараюсь быть доброжелательной со всеми, но виконт показался мне на удивление нелюбезным кавалером: он бесцельно вертел в руках трость, на протяжении всего разговора смотрел то в пол, то в потолок и так и не проронил ни слова с того момента, как выцедил сквозь зубы официальное приветствие. Графиня держалась, несомненно, изящнее; это была цветущая женщина лет тридцати пяти, полная, стройная, в модном наряде нежного перламутрового оттенка; на её щеках играли ямочки, тёмные глаза сияли мягким светом под резко очерченными дугами чёрных бровей, а гладко зачёсанные волосы отливали белым золотом - поразительный контраст; впрочем, и в её племяннике, хоть и не таком эффектном, как она, чувствовалась порода, какая-то не поддающаяся определению утончённость, может быть, даже неосознанная надменность... Когда они уехали, я подумала, что, возможно, причина моей необъяснимой антипатии - именно в их причудливом изяществе. Я корила себя за недостаточную светскость - ведь не так уж часто у нас бывают гости! - и дала себе слово в следующий раз быть приветливее. В конце концов, они привыкли к столичному обществу и, вероятно, всего лишь держатся, как принято в Вене; а у меня манеры провинциальные. К тому же родители дали мне понять, что семейство Спаур очень богато и хорошо принято при дворе, а стало быть, виконт - мой шанс составить блестящую партию.
   Полная таких благоразумных соображений, я вышла к гостям, и мои чистосердечные намерения сразу же разбились о мутный взгляд лягушачьих глаз виконта, который неподвижно сидел в точности напротив дверей, положив руки на резной набалдашник трости, а подбородок - на руки, и не мигая смотрел прямо на меня.
   
   
   7.
   Тера (удивлённо):
   - Это ещё что за маскарад? Жанна, это ты?
   Ио:
   - Превед.
   Тера:
   - Но когда нас представляли, ты была девочкой!
   Ио (любезно):
   - Я решила привнести в наши отношения толику гетеросексуальности.
   Тера (растерянно):
   - Да что в лоб, что по лбу... Кстати, зачем ты стащила мой веер?
   Ио (светски):
   - Он навевал мне креатив.
   Тера (вредным голосом):
   - Между прочим, в своей мужской ипостаси ты ещё больше похожа на лягушку.
   Ио (возмущённо):
   - Что?.. Сам-то ты, можно подумать, - победительница конкурса красоты! Между прочим, платья такого фасона в Вене уже десять лет как не носят!
   
   
   1.
   Я неловко ответила на приветствия - виконт вспомнил, что нужно поклониться, только после того, как графиня кинула на него пристальный взгляд, - и на бледном лице молодого человека, в другие минуты маловыразительном, вдруг отчётливо проступила мысль, что платья такого фасона в Вене уже десять лет как не носят. Я окончательно расстроилась, и остаток вечера прошёл как-то скомканно; помню только, что виконт проявил несколько больше словоохотливости, чем в прошлый раз, и с воодушевлением заявил, что уважает жаб, поскольку они ведут полуводный образ жизни. Спорить с таким веским доводом никто не решился.
   - В моём пруду много жаб, - удовлетворённо подытожил виконт после многозначительной паузы и посмотрел почему-то в мою сторону. - А будет ещё больше, - с расстановкой добавил он, после чего я на собственном опыте поняла, что значит "смятение чувств", и, признаться, это оказалось далеко не так приятно, как пишут в романах. Всю ночь мне снились какие-то демонические лягушки.
   Поначалу я не придала значения странным снам, а потом вдруг заболела - похоже, простудилась - и в бреду мне всё слышалось, будто меня кто-то зовёт. Однажды я совершенно ясно увидела себя, спящую, со стороны - а там и комнату, и сад - и напротив моего окна заметила высокую худощавую фигуру виконта - и странно, то мне казалось, что это он, то как будто серебряная река течёт с высоты... Наутро я не могла понять, сон это был или явь.
   Однако вскоре мне стало лучше, я забыла о болезненной игре воображения, и только слуги были чем-то обеспокоены. Старая кормилица по секрету сказала мне, что животные в последнее время ведут себя странно, беспокойно, что кони уже несколько раз срывались с привязи и убегали в лес, что в деревне свирепствует неизвестная болезнь, и местные жители подозревают вампира. Слухи об этих мифических существах, в самом деле, вспыхивали то там, то сям, стоило только выдаться неурожайному году, или когда на какого-то одинокого путника в лесу нападёт дикий зверь. Однако я не стала смеяться над суевериями старушки и позволила ей окропить стены спальни святой водой.
   Однажды я вдруг отчётливо увидела в комнате серебряный свет, как будто туман; я решила, что мне это снится, потому что когда присмотрелась, то увидела в кресле неподалёку от кровати фигуру графини Спаур. Почему-то особенно неправдоподобным мне показался её усыпанный бриллиантами наряд: словно она только что пришла с бала в императорском дворце и теперь с удивлением рассматривала мою скромную домашнюю обстановку. Потом я заметила возле окна угловатую фигуру виконта в небрежно, как домашняя куртка, наброшенном фраке болотного цвета и всё с той же тяжёлой тростью в руках.
   - Нет. Это не сон, - усмехнулся юноша, презрительно оскалясь. - Я пришёл, чтобы составить тебе блестящую партию.
   Внезапно я с ужасом осознала, что действительно не сплю. Графиня с благодушной улыбкой наблюдала за племянником; как и зачем, я совершенно не понимала, но эти двое проникли в дом. Не уверена, что я решилась бы закричать; от неожиданности у меня, кажется, намертво пропал голос. Однако виконт не стал дожидаться реакции; он мелькнул через всю комнату, как молния, вдавил меня в подушки и зажал рот рукой.
   В этот момент я сразу поняла, что все россказни о вампирах и нечистой силе, над которыми я раньше смеялась, - правда. Вот что не давало мне покоя с самого первого дня знакомства с соседями - они не были людьми!
   По счастью, и уроки кормилицы я вспомнила быстро. Нащупав на шее серебряный крестик, я рванула цепочку и выбросила руку вперёд, прижав распятие ко лбу вампира. С ужасным, дьявольским криком, от которого кровь стыла в жилах, монстр отпустил меня и отпрянул - распятие оставило на его лбу страшный ожог... Я вскочила с постели и бросилась к двери, краем глаза заметив, что графиня Спаур поднялась в замешательстве.
   
   
   7.
   Ио (яростно):
   - Тера, ты что, совсем тормоз?! Я же просила тебя потерять это дурацкое серебро заранее!..
   Тера:
   - Ёлки ж ты палки... Забыл...
   Эва (деловито):
   - На сколько придётся вернуться назад?
   Тера (задумчиво):
   - Усилить мечты о запретной страсти, повысить рассеянность...
   (виновато)
   Дня два-три точно понадобится.
   Ио (со стоном):
   - Это что, все сны переигрывать?.. Юная грешница, я тебя изнасилую и убью!..
   
   
   1.
   Распятие! Порождения ночи боятся распятия! Эта спасительная мысль придала мне сил. Я дрожащими пальцами потянулась к воротнику ночной сорочки и... с ужасом поняла, что цепочки нет на моей шее!.. Боже, где я могла её потерять?! Мою следующую мысль перебил свист клинка - виконт вынул из трости шпагу и несколькими взмахами превратил мою сорочку в клочья. Отстранившись, он бесстыдно меня разглядывал, а потом острый, как бритва, кончик шпаги коснулся моей шеи и, помедлив, словно в раздумье, пополз вниз, по груди к животу, время от времени оставляя цепочку кровавых капель на оцарапанной коже... Я не могла поверить, что всё происходит по-настоящему, и была близка к обмороку - не знаю, от чего больше, от страха или стыда, - едва осмеливалась дышать, но в какой-то момент от непривычных прикосновений к обнажённому телу вдруг ощутила странное, мучительное волнение... Виконт отбросил шпагу и схватил меня рукой за горло.
   - Предпочитаешь умереть невинной, или немножко согрешим?.. - бесцветно прошелестел над ухом его голос.
   Умереть?.. Эта мысль никогда раньше даже не приходила мне в голову... Мне казалось, что я буду жить вечно, а сейчас... Неужели он правда собирается меня убить?.. Слёзы брызнули у меня из глаз. Из последних сил я вцепилась в худощавое, жилистое тело вампира.
   - Пожалуйста, - дрожащим голосом прорыдала я, - не убивайте меня! Вы ведь можете забрать меня с собой... я буду вам служить... - я сама плохо понимала, что говорю. Монстр замер на мгновение, и не будь я так напугана, сказала бы, что он казался озадаченным. Потом по его бледным губам скользнула усмешка.
   - Ты согласилась бы на жизнь в позоре? - вкрадчиво произнёс он, а его тонкие, сильные пальцы больно сжали мою грудь. - Я жестокий хозяин.
   - Умоляю вас, только оставьте мне жизнь, - торопливо взмолилась я, стараясь ни о чём не думать...
   
   
   7.
   Ио (со скукой):
   - Тера, ну что ты тупишь?! Ты что, слова выучить не можешь? В этом месте ты должен, непосредственно, ценой жизни спасти свою девичью честь, а тебя всё время ведёт куда-то в сторону.
   Тера (удивлённо):
   - А зачем ты ввернула про невинность?.. Я и подыграл.
   Ио:
   - Я пыталась тебя напугать! Кто же знал, что ты согласишься?
   Тера:
   - А как я могу отказаться, если не знаю толком, о чём идёт речь?..
   Ио (недовольно):
   - Придётся переиграть. Откуда рассинхрон пошёл?
   Эва:
   - Не надо сомнительных предложений делать. Разорвала рубашку - сразу кусай. Надо педалировать ту тему, что ты - убийца. Насильник благовоспитанную барышню не пугает, а наоборот, настраивает на совершенно нерабочий лад.
   Ио (вдохновенно):
   - Точно. Попробуем усилить тему смерти. Так, на пару минут назад...
   
   
   1.
   Мою следующую мысль перебило грубое движение вампира - одним взмахом он разорвал на мне сорочку от ворота до талии и бесстыдно провёл рукой по моей груди. От непривычных прикосновений к обнажённому телу я задрожала, и в тот же момент задохнулась от жгучей боли - острые клыки чудовища впились в мою шею... Капля за каплей меня покидала жизнь, я погружалась в смертельный сон... Вампир разжал наконец свои страшные объятия, но не оставил меня, с жестоким торжеством наслаждаясь моей агонией. Сейчас, когда не было нужды притворяться, на его лице всё отчётливее проступала его истинная природа: блёклая кожа приобрела землистый оттенок, на висках вздулись тёмные вены, водянистые глаза застыли, как мутное стекло, - я видела перед собой живого мертвеца.
   - Теперь ты тоже будешь мёртвой, - прохрипел он, и его пальцы стиснули моё плечо - холодные, тонкие, безжалостные, как рука самой смерти... от всей его костлявой фигуры веяло могильным запахом сырой разрытой земли, а на дне бессмысленных глаз вдруг вспыхнула жадность. - Вечно мёртвой.
   Невыразимый ужас охватил меня: мне смутно припомнились рассказы о безобразных покойниках, бродящих в ночи, томимых страстью к чужой жизни, как проклятием. Безысходность сжала моё сердце. Неужели и мне суждено стать такой вот неприкаянной душой? Словно в ответ на мою мысль, монстр самодовольно ухмыльнулся, а лицо его покрылось трупными пятнами, как пеплом.
   - Теперь ты одна из нас, - просипел он, и склизкие бесчувственные руки стиснули меня, так что стало невозможно дышать.
   Должно быть, отвращение придало мне сил. Я не могла с ним бороться, но в душе вдруг почувствовала непривычную решимость и даже дерзость, хоть мне и внушали, что я всегда должна быть послушной.
   - Нет, - едва слышно произнесла я, пристально глядя прямо ему в глаза. - Ты можешь погубить меня, но над бессмертной душой никто не властен.
   Наверное, от слабости и потрясения в голове у меня помутилось. Потому что я снова увидела как бы потоки прозрачного света, заполняющие комнату. Они поднимались к потолку вдоль стен, и самое странное - такой же сияющий ореол окутывал склонившуюся надо мной зловещую фигуру. На мгновение мне показалось, что исчезли хищные и отталкивающие черты вампира, и осталась только серебряная река, со дна которой мерцал загадочный, сумеречный взгляд чьих-то внимательных глаз...
   
   
   7.
   Тера (довольно):
   - Вуаля! Экспресс-просветление!..
   Ио (деловито):
   - Всё-таки этот приём с остановкой дыхания неплохо помогает.
   Эва:
   - Ну наконец-то! С десятого захода...
   Тера (обиженно):
   - Почему? Это был третий вариант, я считал!
   Ио:
   - А я считаю, ситуацию по-любому надо дожать да конца. Давайте прогоним все варианты.
   Тера (капризно):
   - У меня уже голос сел и поясницу ломит...
   Эва:
   - Ну ты нахал! Мы на этом аттракционе каждый день горбатимся, а ты только начал - и сразу у тебя всё болит!..
   Тера (вяло):
   - Да ведь прошёл же сигнал...
   Ио (наставительно):
   - Учиться, учиться и учиться.
   Эва (ласково):
   - А потом работать, работать и работать...
   Тера (просветлённо):
   - А вы всё-таки монстры!
   
   
   1.
   Сейчас, когда не было нужды притворяться, на его лице всё отчётливее проступала его истинная природа: лицо потемнело, как древнее зеркало, по коже словно пробегал огонь, глаза источали ласковую тьму - я видела перед собой демона.
   - Ты будешь мне служить, - негромко произнёс он, и его голос оказался неожиданно музыкальным и манящим, как звон далёкого колокола... Я почувствовала, как острые когти чудовища царапнули меня по бедру, срывая остатки шёлковой сорочки...
   
   
   7.
   Эва (лениво):
   - Жанна, какого рожна ты снова ей под юбку полезла?
   Ио (азартно):
   - Я пытаюсь в естественных условиях получить знаменитый цвет бедра испуганной нимфы!
   Тера (польщённо):
   - По-твоему, я похож на испуганную нимфу?..
   
   
   1.
   Я уже верила, что в его власти отдать мою душу на вечное поругание.
   - Если только... - демон вдруг замер, как бы в раздумье; его жгучее дыхание опаляло мне лицо. - Если только ты не выберешь вечную молодость и вечную жизнь, - медленно проговорил он, глядя мне прямо в глаза; между его губ мелькнул гибкий раздвоенный язык, на высоких скулах блеснула золотая чешуя...
   
   
   7.
   Эва (удивлённо):
   - Это ещё что за рептилоидные мотивы?
   Ио (довольно):
   - Это я, типа, под змия закосила.
   
   
   1.
   - Стань как я, - ещё тише проговорил он, но его чарующий шёпот проникал до глубины души, и каждое слово отпечаталось, как клеймо... Внезапно я поняла, что была рождена для совсем иной, вечной жизни; что я должна разделить бессмертную радость греха со своим неземным возлюбленным, и никакое проклятие не сможет меня остановить...
   
   
   7.
   Ио:
   - Стоп, стоп, стоп. Что это за мысль была?
   Тера (удивлённо):
   - У меня была какая-то мысль?..
   Ио (в замешательстве):
   - Любопытная...
   Тера:
   - Забыл.
   Ио:
   - Ладно, проехали... А, поняла! Наша юная грешница, похоже, считает, что у мужчин есть нечто вроде щупалец.
   Тера (стыдливо):
   - А, да... Ну, что поделаешь... девичьи мечты...
   
   
   1.
   Остатки воли покинули меня. Как в дивном сне, пугающем и желанном, падший ангел простёр надо мной мрачные крылья, укрывая от пустого тленного мира... Тускло блеснул острый коготь, вспарывая кожу, и густые багряные капли потекли, как лава, по спокойно и вольно дышащей груди... Помедлив, я припала губами к ране.
   Комната словно гудела в такт с ударами его сердца. Мне показалось, что меня окутывает кровавый пар, что где-то в глубине моей души раскрываются лепестки огненного цветка... Вампир вдруг резким движением отстранил меня, ухватив за волосы, и... я как будто очнулась ото сна.
   Алый туман рассеялся, как мимолётное наваждение; мне отчего-то стало стыдно, и потом, я плохо помнила, с чего вообще началось моё ночное приключение. Выждав немного, демон укоризненно покачал головой, после чего буквально растворился в воздухе. Вместо него в моей постели деловито завозилась полупрозрачная девушка с длинными светлыми кудрями, разыскивая брошенную недавно шпагу. Графиня Спаур поднялась с места, словно закончилось интересное театральное представление, и между нею и мнимым виконтом завязался не вполне понятный разговор.
   - Бесполезняк, - сообщила девушка, возвращая шпагу в полую трость. - Шоковая терапия - не мой метод. Вот Сорвахр - мастер вынести мозг. А у меня какие-то шаблонные страшилки получаются.
   - Дьёрке не совсем здоров, - возразила графиня рассудительным тоном, раскрывая окно. Тут обе собеседницы беззастенчиво превратились в туман и заструились в ночь, не прерывая беседы.
   - Ещё одна юная грешница, и я окончательно свихнусь, - разочарованно бубнил один из голосов. - Она такое про меня подумала, что я чуть кровью не подавилась.
   - А что она подумала? - заинтересовался другой голос, и ответ затерялся в шуме тёмного сада.
   
   
   1.
   Комната, казалось, гудела, как колокол, отвечая благочестивому порыву моей души... Сияние становилось всё ярче, я чувствовала его, не открывая глаз - как прибывающую силу света, способного победить любую нечисть...
   Каково же было моё удивление, когда, оглядевшись, я обнаружила моих непрошеных гостей по-прежнему на своих местах, разглядывающими меня с дружелюбным любопытством. Разве они не должны были исчезнуть?.. А если они здесь, то почему не торопятся нападать?
   Или всё это был какой-то розыгрыш? Или бред?.. Окончательно обессиленная всеми волнениями этой ночи, я вылезла из кровати и набросила шаль - надоело сидеть в многолюдной спальне в сорочке. Видение серебристых волн слегка померкло, но не прошло, однако меня это уже не интересовало. Я чувствовала, как ни странно, только раздражение.
   Словно в ответ на мою мысль, графиня Спаур томно потянулась и откровенно зевнула, а виконт задумчиво рассудил:
   - Не пора ли нам валить отсюда?.. Скоро рассвет.
   - Я требую, чтобы вы и ваш... этот, немедленно покинули мой дом, - с некоторым запозданием заявила дрожащим голосом и я, обращаясь к графине; на виконта мне всё ещё страшно было смотреть, к тому же, кем бы он там ни был, его присутствие в моей комнате определённо было нарушением всех приличий.
   - Я ей не племянник и даже не племянница, - светским тоном возразил юноша. - Мы просто подруги. И, кстати говоря, я старше.
   - На триста семьдесят лет, - со вздохом подтвердила дама, расправляя перламутровые складки пышного платья. - Как годы-то летят!..
   Я снова сбилась.
   - Вы шутите?.. Как вы сюда попали?! - я, наконец, вспомнила о звонке, которым с самого начала следовало вызвать прислугу.
   - Гораздо более актуальным является вопрос, как нам отсюда выйти, - с самым серьёзным видом возразил виконт. - И вам, - он поднялся с моей кровати и указал на меня тростью, - придётся отправиться с нами, моя юная грешница... - тут он уже совершенно бесцеремонно ухватил меня за локоть и притянул к себе; выносить дальше его вольности было выше моих сил. Я оттолкнула его обеими руками и залепила ему пощёчину, от которой у меня самой загудела ладонь.
   - Негодяй! - крикнула я, вне себя от гнева. Он помедлил, словно раздумывая, что возразить, а потом с размаху ударил меня тростью в висок, и я свалилась на пол. В полубессознательном состоянии я почувствовала, как чьи-то руки поднимают меня и куда-то несут. Ещё я различила два голоса:
   - Это было не по-джентльменски, - мягко упрекнул один.
   - Зато за ней осталось последнее слово, - философски заметил другой, и мимо меня поплыл шум тёмного сада.
   
   
   6.
   "Самым удачным, что есть в мире, я считаю тебя. А самым удачным, что есть у тебя, - твою родинку".
   "У меня ещё одна есть. Тут, на плече".
   "Вот тебе раз. Ну, даже не знаю, что выбрать. Две гениальных родинки!"
   "Да, я - сложная натура".
   
   
   0.
   Я жила в огромном дворце из белого мрамора, сияющем огнями, но его окружала пустыня. Мгла клочьями тянулась над сырым снегом, между кривыми чёрными деревцами. Из дворца вела такая высокая лестница, что не сосчитать ступеней, и мы спускались по ней, потому что знали, что должны уйти. Хотя на мне было только лёгкое домашнее платье, я не чувствовала холода, но когда мы перешли дорогу, тянувшуюся от горизонта до горизонта, идти стало труднее. Я смутно видела силуэты всех, кто ушёл, и Марику тоже, но мы медленно вязли в снегу и рассеивались по полю. С одного края тянулась кромка чёрного леса, и надо было идти вдоль неё. Некоторые брели куда-то в сторону, другие отстали или потерялись. Когда я поняла, что не смогу больше сделать ни шагу, то упала в снег и поползла. Ледяная корка царапала грудь, я цеплялась за остатки пожухлой травы и жалела, что под снегом нет ничего более надёжного, и вдруг нащупала цепи. Ржавая сеть железных цепей покрывала всю землю. Не знаю, зачем её здесь положили, но она по крайней мере выдерживала вес тела. Я цеплялась за неё и ползла вперёд, потому что знала, что за чёрным лесом должен быть золотой город.
   
   
   6.
   "Может быть, я напрасно так пренебрежительно отношусь ко всей этой романтической чепухе... Может, надо научиться ценить поверхностные чувства? Ведь это, наверное, по-своему прекрасно, когда кому-то достаточно надеть модную шмотку, чтобы почувствовать себя новым человеком? Но я недоумеваю, неужели можно искренне радоваться, в очередной раз якобы удивляясь в очередном кабаке очередной цацке? Эти бездарные ужимки и прыжки, когда кому-то полагается чваниться, а кому-то жеманиться, а потом наоборот... чудовищно фальшиво. Так называемые простые радости жизни - пошлятина, если честно".
   
   
   0.
   Я стала кричать, что меня привезли сюда обманом и что я не считаю их своей семьёй, раз они так со мной поступают. Но им было решительно всё равно, они смотрели на меня с самодовольными усмешечками и молчали, потому что знали, что теперь я всё равно отсюда не выберусь. Я стала кричать на водителя, чтобы он отвёз меня обратно, потому что зачем же было привозить, а он сказал, что отвезёт, и совсем даже бесплатно, если только я куплю ему на рынке часы. По счастью, у меня хватило соображения сразу спросить, сколько эти часы стоят, и естественно, оказалось, что они дороже водителя вместе с его машиной, вместе взятых. Я поклялась, что всё равно здесь не останусь, развернулась и ушла.
   На улице было темно, но я примерно помнила дорогу, хотя конечно неизвестно, сколько придётся идти пешком до места, откуда я приехала на машине. Я шла по пустынной улице и чувствовала такую усталость и злость, что мне было физически больно оттого, зачем они меня сюда заманили. И вдруг я вспомнила, что забыла у них магнитофон, который привезла с собой - на машине-то он, конечно, не казался тяжёлым. Как я его теперь потащу? Но у них ни за что не оставлю. Я развернулась и побрела обратно, чувствуя, что у меня уже в глазах темнеет от всей этой бессмысленной беготни.
   И вдруг навстречу мне вышла Марика. Она была как луч белого света, хотя всё остальное терялось в темноте, и я, не знаю почему, так ей обрадовалась. Мне показалось, что теперь не нужно больше никуда спешить. Она сказала, что гуляет здесь неподалёку с подружками, и я ушла с ней. Мы сидели где-то во дворе, какая-то девушка играла на гитаре, другие то подпевали, то болтали. Я лежала в тёмной траве, влажной от вечернего тумана, и прислушивалась к звукам струн. Они таяли в глубоком ночном небе, как спокойное дыхание, и вместе с ними уходила суета, тревога и боль.
   
   
   6.
   "Что значит "личное" счастье? Собственный замкнутый мирок? Получается, если ты наберёшь себе побольше вещей, на которые зарятся другие люди, и вдобавок отгородишься от тех, кто тоже на эти вещи претендует, - это и есть счастье? С-частье. Ну и частью чего ты будешь? Частью этого хлама?
   Счастье - значит раскрыть лучшие силы души, прийти к чему-то большему, чем ты сама. Когда есть взаимопонимание не только с горсткой знакомых, играющих заученные роли, но со всей вселенной. Чувствовать себя в единстве со стихией природы и судьбы".
   
   
   0.
   Поезд шёл очень быстро, но сквозь стеклянную крышу я видела, кажется, самые просторные небеса на свете. Мы ехали через город необыкновенной красоты. Смеркалось. Потом приблизилась конечная остановка. Здание главного вокзала представляло собой гигантский фонтан. Это была ступенчатая пирамида, вдоль стен которой стекала вода. По опоясывающим основной корпус наклонным ярусам бежали тёмные пенные потоки. На самом деле вода лилась не вниз, а вверх, она поступала из-под земли. Здание стояло на месте подземного источника, вот почему все души в итоге возвращались сюда. Иногда на поверхности воды пробегали голубые молнии, иногда электрический свет вспыхивал в глубине. Поезд остановился у подножия блещущей тёмной громады. От залитых водой гладких стен веяло прохладой. Я никогда не была внутри вокзала, но Марика сказала, что можно зайти. Огненно-рыжий прямоугольник света за прозрачными стеклянными дверями ярко отделялся в недрах массивного каменного строения без окон, среди звенящей холодной капелью мглы.
   Внутри было много тепла и света, а из воды - только странный фонтан, который почти совсем не было видно. То есть он состоял из сплошного водяного купола, а что скрывалось внутри - не разобрать. Иногда только угадывались очертания как будто вальсирующей пары. Марика сказала, считается, что эта невидимая часть означает любовь.
   
   
   6.
   "Личная влюбленность - лишь часть чувства, так же как отдельный человек - лишь часть реальности. Вот представь - если ты ещё меня слушаешь - мы можем говорить о любви к земному, временному началу в человеке. Можем говорить о любви к вечному "Я". Но всё это будет неполным без любви к тем непроявленным ещё, скрытым возможностям, которые содержит вселенная в своём будущем. Здесь и сейчас - вечность - времена. Это, наверное, можно как-то назвать на альде - и получится универсальная формула любви! Круто я придумала?"
   
   
   7.
   Сорвахр:
   - Ээ... круто. Хотя вряд ли можно утверждать, что ты это придумала. Честно говоря, это общеизвестный способ межпространственной близости.
   Ио (недоверчиво):
   - Так уж и общеизвестный?
   Сорвахр:
   - Ну вот, например, ты была зачата как раз таким образом. Непорочное зачатие.
   Ио (удивлённо):
   - А моё зачатие было непорочным?
   Сорвахр (удивлённо):
   - А ты думала? Вот отчего ты такая странная уродилась.
   Ио (рассудительно):
   - Я нормальная, это все остальные какие-то странные.
   Сорвахр:
   - Так или иначе, на кой ляд тебе именно эта формула? Это не соответствует текущим задачам расы, которые сводятся к тому, чтобы побыстрее убраться отсюда и перестать действовать мне на нервы.
   Чалэ:
   - Кхм-кхм.
   Ио:
   - Ты хочешь сказать, что существуют и другие формулы наподобие, с превращением энергий?
   Сорвахр (со вздохом):
   - Это техники живописи на Бетельгейзе. Вообще всё, о чём ты говоришь, - я так картины рисовал. Это формулы изменения сознания.
   Ио:
   - Барабанная дробь, и ты сейчас скажешь, какая формула нужна, чтобы привести расу к всеобщему просветлению и благополучному отбытию с планеты.
   Сорвахр:
   - Хаозар.
   Ио (озадаченно):
   - Хм. И что будет, если я там так скажу?
   Сорвахр:
   - Попробуй и поймёшь...
   Ио:
   - Ну ты хитренький!
   Сорвахр (неохотно):
   - Да я сам точно не знаю. Я всякие формулы пробовал, особенно в первые сто лет, как Пульс упал, но без системы, от скуки больше. Сознание изначальных было слишком далеко от земных условий. А потом вообще забыл. Сейчас я предполагаю по косвенным признакам.
   Ио (скептически):
   - Воодушевляет!
   Сорвахр:
   - Помнишь, о чём Латану растекался мыслию по древу в твой первый визит сюда, к нам? Насчёт картины мира.
   Ио:
   - О точках, которые взрываются?
   Сорвахр:
   - Да. Так вот, хаозар - это и есть формула, по которой можно перейти из плоской реальности в объёмную. "Ха" - это узкое, ограниченное восприятие, это обстоятельства, которые ты не знаешь, как изменить. "О" - тот хаос энергий и возможностей, который скрывается за так называемым реальным миром. А "зар" - это твоё высшее предназначение, та цель, которую ты хочешь осуществить.
   Ио (глубокомысленно):
   - А.
   Сорвахр:
   - Можно иначе сказать. Слышала о "седьмом небе"? Как ты думаешь, что такое эти небеса, числом семь штук?
   Ио (деловито):
   - Поменьше вопросов, побольше ответов. У меня дела есть, чтобы не сказать - невпроворот.
   Сорвахр (снисходительно):
   - Семь небес - это уровни реальности с точки зрения земного сознания. Ну, ты понимаешь, их семь не в том смысле, в каком может быть семь килограмм картошки...
   Ио:
   - Или семь литров крови... понимаю...
   Сорвахр:
   - Да, или семь литров... тьфу! Чего ты меня путаешь?.. С кровью не всё так просто, но не суть... В общем, их семь. И хаозар - если рассматривать его не только как буквы, но ещё и как числа - означает подъём до пресловутого седьмого неба, которого, на первый взгляд, нет. Х-а-о-з-а-р - это шесть уровней реальности из семи. Но если произнести формулу с нужным количеством пауз между звуками, с грамотным числом, условно говоря, нулей, то шесть уровней сложатся вместе. Они объединятся, и тогда откроется седьмой, высший, который объемлет собой предыдущие шесть. Это и будет седьмое небо. Ты перейдёшь через момент большого взрыва в момент до него, в вечность. То есть, короче говоря, к нам сюда.
   Ио (подозрительно):
   - Кучеряво.
   Сорвахр (смущённо):
   - Ну, это я теоретически. Сам я эту формулу на Земле не использовал, да и на Бетельгейзе не особо применял. На крупных звёздах просто нет необходимости в такой интеграции, вообще все эти проблемы не актуальны... Так что, если вместо взрыва точек в картине мира ты получишь взрыв мозга, не обессудь.
   Ио (обиженно):
   - Иди ты знаешь куда! Мой мозг покрепче твоего будет.
   Сорвахр (примирительно):
   - Шутка.
   Ио:
   - Короче, пойду опробую твои откровения. Попозже ещё заскочу.
   Чалэ (одобрительно):
   - Заскакивай.
   
   
   1.
   В очередной раз без всякой пользы для науки покинув здание РАН, я мрачно оглядел сеть кристаллических куполов и шпилей, полностью покрывших Землю в последнее столетие... Господи, XXIV век, а мы всё ещё живём на омолаживающих инъекциях и гордимся преодолением продовольственного и жилищного кризиса! И это невзирая на мою гениальную гипотезу, которая, если только подтвердится, позволит нам без проблем путешествовать не только среди звёзд, но и во времени!
   Научный мир целенаправленно отвергал мои идеи, и я просто выходил из себя, что кстати свидетельствовало о недостаточном количестве кремниевых имплантатов и впрыскиваний в моём организме. Если честно, количество это было нулевым. Я принадлежал к вымирающему, если не вымершему, племени чудаков, которых не коснулся прогресс в области медицины: моё тело почти не было каменным. Не знаю, почему, но я инстинктивно сторонился всех этих новшеств... Хотя, признаться, намётанный глаз сведущего человека смог бы без существенной погрешности определить долю кремния в любом организме, потому что эффект от этого чудодейственного снадобья заметен невооружённым глазом. Чем меньше в человеке ценной добавки, тем он более нервный, неряшливый, нескладный... Если вы видите на улице субъекта с брюшком, или лысеющего, или сутулящегося, или хмурого, или с кругами под глазами - скорее всего, он направляется в институт красоты, чтобы своевременно сделать инъекцию. Впрочем, таких на улицах с каждым годом всё меньше, а о калеках, умственно неполноценных, беспризорниках и правонарушителях общество успело прочно забыть.
   Я вошёл в вагон метро и мрачно взглянул на своё размытое отражение в стеклянной двери: взъерошенный, худощавый, угловатый субъект в невзрачном тёмном пиджаке... Да, о таких, как я, по всей видимости, тоже скоро забудут. Вагон был забит статными, крепкими, эффектными особями, молодыми и здоровыми, с царственной осанкой и певучей пластикой, в удобных серебристо-белых костюмах из эластичного материала, похожих на модельные скафандры... Теперь у всех как на подбор чистая, без малейшего изъяна матовая кожа, ровные белые зубы, роскошные густые волосы, послушное тело, отменный иммунитет, благородные манеры и внутренний мир, залитый светом, как пески пустыни, а в целом человечество давно уже стало напоминать элегантное собрание оживших авторских кукол.
   Говорят, всё это началось, когда откопали Эрнауэре, правда, меня тогда ещё не было на свете. То ли это метеорит, то ли результат какой-то внутренней эволюции земных пород, но факт тот, что он тысячелетиями лежал в земле, а как только всплыл на поверхность, в развитии цивилизации произошёл радикальный перелом. Многие считают, что Эрнауэре на самом деле и есть Бог, о котором говорится в Ветхом Завете, а общество, в котором мы сейчас живём, - это царство праведных, а также что Эрнауэре и есть тот философский камень, который безуспешно искали средневековые алхимики, - кстати, вторая версия кажется мне более убедительной. Так или иначе, камень сразу мысленно заговорил с людьми и сообщил, что из него можно получить массу полезных элементов. За короткое время он предложил лекарство от всех болезней, остановил старение, позволил полностью взять под контроль рождаемость, а главное - совершенно изменил психологию людей. Раньше, как я слышал, невозможно было договориться о самых простых вещах, конфликты возникали непрерывно. Никто никому не доверял, все старались что-то друг у друга отнять, и в итоге всем постоянно чего-то не хватало... С появлением Эрнауэре в обществе воцарилось полное душевное равновесие. Люди просто забыли, что такое чувствовать себя униженным или чем-то обделённым, а стремление каким-то образом нарушить всеобщую гармонию и покой теперь считается признаком психического заболевания - и, кстати, я, из-за своего неосмотрительного поведения, давно уже балансирую на грани принудительного психиатрического освидетельствования. А всё из-за проклятого красного эфира!..
   Загвоздка в том, что после появления Эрнауэре людям стало не до прогресса. Было построено желанное общество повального материального изобилия, достигнут окончательный психологический комфорт, взаимопонимание и духовное единство. Естественно, под умиротворяющим надзором всеобщего вечного друга разногласия стихли, религии за ненадобностью были сданы в архив, и только Эр - мировая столица, выросшая в Антарктиде вокруг Эрнауэре, - стала непременным местом массового паломничества. Я тоже был там... Что и говорить, камень производит гипнотическое впечатление. Он в буквальном смысле похож на гору золота - образ, в былые времена тревоживший кладоискателей. Похоже, больше людям искать нечего. Один взгляд на Эрнауэре вливает в душу ощущение уверенности в своём будущем...
   Но как же всё-таки хочется порой внести небольшую сумятицу в этот безукоризненный балет белых масок!.. Может, я и вправду нездоров?..
   С детства мне не давала покоя мысль о красном эфире. Не могу понять, откуда она взялась, но я почему-то уверен, что в воздухе разлита эта горячая, живительная пульсация, нужно только уметь увидеть её... настроить своё сознание. А этого-то они и не хотят! Правильные люди кремниевой эры, у которых от вытяжки из Эрнауэре кожа сделалась похожей на мягкое стекло, и сквозь неё просвечивают кристаллизованные внутренности, а изящные тонкие кости выдерживают прямое попадание противотанкового снаряда, не испытывают более тяги к риску, экспериментам и открытиям. Им не любопытно, что там, кроме испарений Эрнауэре, может или не может витать в атмосфере. Из-за этого меня порой так и тянет разбить кому-нибудь голову - просто чтобы посмотреть, осталось там что-нибудь внутри или нет? Не удивлюсь, если современный человек, лишившись головы, вообще не почувствует никакого ущерба: как же, ведь мы связаны сердцем с Эрнауэре - особенно те, кто насквозь пропитан инъекциями - и благодатный камень прекрасно думает за всех нас!..
   Я вышел из метро на Лужнецком мосту и посмотрел сначала по сторонам, а потом в воду. Когда-то в этом районе планировался храм Тела, Души и Духа, но строительство так и не завершили. Потом здесь некоторое время располагался один из корпусов Университета. Высотка осталась только на фотографиях, потому что обучение давно никому не нужно, любая информация загружается непосредственно из Эрнауэре, главное - не забыть сделать запрос. Немногочисленные пережитки прошлого вроде меня по-прежнему что-то упорно читают и даже пишут, провоцируя окружающих на приступы сострадания, но Воробьёвы горы бесповоротно исчезли под монструозным куполом Института Красоты. Считается, что величественные здания современных муниципальных учреждений оставили далеко позади великолепие храмов прошлого, однако мне пафосный исполинский купол, видный не только из любой точки города, но даже из космоса и, для сходства с Эрнауэре, весь обитый листами золота высшей пробы, кажется нагло попирающим строения вокруг, как неумолимый рок. Все дороги ведут к нему. Может, действительно лучше впрыснуть себе в мозг немного кремния, чем продолжать бороться за эфемерный красный эфир, попусту растрачивая невозвратные годы?.. Но не всё ли равно в таком случае, что сдаться, что... тоже сдаться, только в другом направлении. Я посмотрел в блестящие воды реки. Интересно, если я сейчас прыгну, успеет ли меня выловить вездесущая служба общественного порядка?..
   Я напрасно беспокоился: служба предвосхитила мой манёвр и одарила меня доброжелательным вниманием гораздо раньше. Я почувствовал прикосновение мягких прохладных рук и оказался взят под опеку белозубой блондинкой, выше меня примерно на голову, с официальным значком на пышной груди.
   - Я вижу, вы неважно себя чувствуете, - промурлыкала она, оглушая меня волнами предупредительности. - Позвольте вам помочь.
   Я вздохнул. В наш век повального бесконтрольного гуманизма отделаться от бескорыстной помощи не так-то легко. Я решил сразу во всём признаться.
   - Я хочу улететь отсюда, - проныл я.
   - Понимаю, - мягко улыбнулась она. - В юные годы я и сама хотела утопиться. Но - посмотрите на меня! Мне сто тридцать шесть лет, у меня четверо правнуков. Я, как вы понимаете, давно могла бы с почётом выйти на пенсию, но я предпочла службу в рядах полиции, потому что считаю своим долгом нести ближним заботу и любовь. - Прекрасная пенсионерка оторвала меня от поручней и ненавязчиво повлекла вдоль моста. - Вы на правильном пути, молодой человек, - журчал над моим ухом певучий голос. - Вам надо в Институт Красоты...
   При этих словах я остановился, как вкопанный. Я почувствовал в себе силы сражаться за своё уродство и победить, даже если ради этого придётся вступить в бой с таким бесспорным олицетворением добродетели, как служба общественного порядка... Однако, по несчастливому стечению обстоятельств, полиция получила неожиданную поддержку со стороны ретроградной науки, а именно: на мост поднялся один из сотрудников РАН, не так давно слушавший мой доклад на одной из конференций. Конечно же, он сразу заметил в непосредственной близости от меня полицейский значок и не замедлил сделать правильные выводы. Его холёное лицо украсила улыбка кинозвезды, и он присоединился к блондинке, обхватив меня за свободную руку с другой стороны.
   - Послушайте, приятель, - дружелюбно промурлыкал он, - вы - человек в некотором роде одарённый, но ваш красный эфир - это явная лженаука. Практически ересь. Мы - чистые торсионщики, а вы ссылаетесь на какие-то полузабытые мифы, предания... Может, вам больше подойдёт профессия писателя-фантаста?..
   Тут у меня просто слёзы навернулись от негодования. Да что он понимает, этот хлыщ?! Я почувствовал, что меня покидают остатки толерантности.
   - Красный эфир существует, - проскрежетал я. - Я докажу...
   Мои спутники ласково улыбались мне, подталкивая к Институту Красоты, и на их лицах читалось беспредельное милосердие. Я взвыл. Вокруг нас начали собираться прохожие. Видя несчастное, неприкаянное существо, нуждающееся в утешении, современный человек просто не способен пройти мимо, тем более что досуг в обществе всеобщего процветания практически не ограничен. Затравленно оглядевшись, я увидел, что меня окружают белозубые улыбки. Это придало мне решимости. Титаническим усилием я разорвал кольцо заботливых объятий.
   - Вы все роботы! - заорал я. - Я ненавижу Эрнауэре!
   - Я думаю, мы обойдёмся без подкрепления, - передала блондинка по рации.
   - Небольшая инъекция... - нежно воззвала молодая девушка из числа заинтересованных слушателей и успокаивающе коснулась меня тонкой рукой в длинной кружевной перчатке. Тут со мной что-то произошло. Я всего лишь хотел показать, что не нуждаюсь в помощи, но получилось так, что я оторвал девушке руку. Это само по себе поразительно, учитывая, что по телу среднеарифметического человека, не брезгующего достижениями новейшей медицины, может проехать танк, не причинив ни малейшего вреда, и вдвойне странно, поскольку я вовсе не планировал вступать в конфликт с законом. Наверное, это был какой-то плохо пригнанный имплантат. Так или иначе, кремниевые сухожилия хрустнули, рука отвалилась, и все, в том числе сама девушка, с удивлением уставились на густые потоки золотистых питательных растворов, хлынувшие из порванных вен. Дама-полицейская взглянула на меня с явным неодобрением.
   - Отрывать руки не положено, - упрекнула она меня. Вообще-то, учитывая успехи кремниевого здравоохранения, вернуть на место утраченную конечность или нарастить новую будет не так сложно, но всё же я почувствовал, как волосы у меня на затылке встали дыбом. Нарушение целостности физической оболочки... это статья УК. Теперь меня точно обезвредят парой-тройкой стабилизирующих растворов... Впрочем, может, оно и к лучшему. Я наконец вольюсь в счастливые ряды благонадёжных и общественно-полезных граждан...
   Я глубоко вздохнул, готовясь принять свою судьбу, и почему-то взглянул в небо. И там, на недоступной Эрнауэре высоте, я увидел красный эфир. Он разливался сверкающим током, словно побуждая меня действовать. Я понял, что я выше всех законов. Должен быть выше.
   И я испарился и полетел.
   
   
   1.
   Я летел над городом довольно долго, не совсем понимая, куда я, собственно, делся и что произошло. Потом я наконец сообразил, что улизнул из-под карающей, но справедливой руки закона. Сам по себе этот поступок показался бы нормальным людям кощунством, ведь нарушитель, как правило, с радостью стремится в целительные объятия правосудия, понимая, что только там сможет восстановить нравственный облик. Я же, как видно, отличался от большинства не только научными убеждениями. Последние события показали, что я был совершенно аморален и...
   ...а где, собственно, моё тело?..
   Я остановился и завис. Я понял, что я и есть поток красного эфира. Он поднимался откуда-то из-под земли и рассеивался в небесах. Я присмотрелся к городу и увидел под ним гигантский светящийся цветок. Его лепестки приветно шевелились и переливались морем энергий. Мне показалось, он смотрит на меня.
   "Ты кто?" - неуверенно спросил я.
   "Я - Пульс", - с готовностью отозвался он, как будто обрадованный тем, что я спросил.
   "А я кто?" - подозрительно уточнил я. Почему-то я решил, что он знает ответ на этот вопрос. Цветок обрадовался ещё больше.
   "Ты - кэлюме, что значит: открытый свету. Это раса, обладающая сокровенным знанием. Почему бы тебе не спуститься ко мне в уютное подземелье вместо того, чтобы болтаться в небе, как цветок в проруби, мешая городскому телерадиовещанию? Тебе повезло, что погода сегодня облачная, иначе ты бы сразу понял, что не стоит выходить на улицу днём".
   Я ему как-то сразу поверил и осторожно спустился по волнам красного эфира вниз. Миновав подземные коммуникации, я спустился в пещеры. Кстати, разыскивая Пульс под землёй, я краем сознания уловил мысли моих недавних преследователей, донесённые до меня красным эфиром. "В случае испарения с места преступления нарушителя можно считать несуществующим", - рассудительно подбирала дама-полицейская доводы для отчёта по инциденту. "Так что же, это и было его доказательство существования красного эфира? - размышлял учёный-ретроград. - Но кому нужно доказательство, полученное таким способом?.." Я мысленно отмахнулся. Будем считать, что наши разногласия остались в прошлом.
   Потом я наконец вылился в нужную пещеру и кстати успел вспомнить, что так называемые космические корабли альрома - на самом деле никакие не цветы и вообще не самостоятельные объекты, а просто свёрнутое, похоже на лепестки, многомерное пространство-время. По мере приближения к нему мне открывались разные картины.
   
   
   5.
   Я увидел Бетельгейзе совсем рядом. Потом появились какие-то мелкие существа, я не сразу понял, что это части моей души, ещё когда я был человеком. Я вспомнил, что на самом деле я - Аш, хотя меня звали иначе. Мы недавно прилетели на какую-то малоизученную планету и теперь просматриваем собранные записи - в основном потому, что Ио хочет здесь задержаться: её заинтересовали местные жители, великие головоногие. Что касается остальных, чтобы не скучать, мы применяем специальную формулу, которая позволяет останавливать любое мгновение, переходим из жизни в жизнь и перезаписываем их. Это интересно, конечно, вот только формулу я забыл, да и остальное помнил смутно - реальность здесь как-то странно действовала на сознание. Поэтому я направился прямиком к Жанне, чтобы узнать формулу, а заодно обсудить, что мы собираемся делать дальше.
   Экипаж сидел преимущественно каждый в своём внутреннем мире. Сорвахр, по обыкновению, разместился в кровати и недовольно зыркал по сторонам, уверенный, что все специально мешают ему спать. Аллат возилась рядом, тиская какое-то маленькое розовое существо, состоявшее в основном из пятачка, но время от времени отвлекалась и на то, чтобы потискать супруга, и тогда взгляд провидца, решительно осуждающий всё происходящее, немного оттаивал. На капитанском мостике сидела Эва и курила марихуану, а Креон, как всегда, использовал узел связи не по назначению, переговариваясь по скайпу с кем-то из своих заместителей - на Бетельгейзе он работал патриархом одной из наиболее успешных церквей, и я мимоходом услышал разговор высокой религиозной значимости:
   - Ты знаешь, Эрнауэре в этом отношении вообще не церемонится. Вся планета - один большой приход, управление которым осуществляется при помощи впрыскивания нужных доз нравственности прямо в мозг. Почему бы и нам... - Тут Его Святейшество прервался, чтобы отогнать зависшую в непосредственной близости от него и с интересом прислушивавшуюся солярную корову, а я потёк дальше.
   Жанна сидела, почему-то в костюме XXI века - драных джинсах и майке, перед самогонным аппаратом и, завидев меня, сделала широкий приглашающий жест:
   - Люмэ?
   Я удивился: с каких это пор принято начинать разговор с предложения водопроводной воды, но потом припомнил, что на этой планете с люмэ были какие-то проблемы.
   - Не хочу, - отмахнулся я.
   - Дожили! - патетически отреагировала на моё заявление Жанна, воздев свободную руку к небу, а другой плеснула себе люмэ - по виду, весьма крепкой. - В былые времена - вспомнить страшно! - сколько из-за люмэ рвалось глоток и жил!.. Ну, бывай! - она хлопнула стаканчик и вопросительно уставилась на меня, вероятно, ожидая, что я объясню, зачем пришёл.
   Я вдруг мельком вспомнил красный эфир...
   - Это альрома, - перебила мою мысль Жанна. - Люди невосприимчивы к ней. Ты - кэлюме. Поэтому ты всю жизнь искал красный эфир. Люди никогда не поняли бы тебя. Твоё место здесь, с нами.
   Я мысленно согласился с ней и, кстати, сообразил, что раньше физический организм тину был устроен иначе: люмэ, необходимая нам для жизни, содержалась в их крови, из-за чего мы частично смешались с земной расой... Однако после того, как объявился Эрнауэре, химический состав почвы и воды изменился, люди кристаллизовались, а продовольственный вопрос решился сам собой.
   - Мы тут гоним люмэ из речной воды, - подтвердила мои воспоминания Жанна. - При необходимости можно даже прямо из речки пить, но там она всё-таки сильно разбавленная... Бери, угощайся, - ещё раз рассеянно предложила она.
   Я тяпнул.
   Тогда Жанна полезла под стол, извлекла бутылку коньяка ("Бетельгейзский, миллионлетней выдержки!") и разлила в большие металлические миски - если не ошибаюсь, для собачьего корма ("Бокалы вчера побили - годовщину падения справляли!"). Потом включила стереосистему - комнату заполнили романтичные звуки композиции "Pussy" старинной индастриэл-группы "Rammstein". Жанна торжественно воссела за стол и строго подняла указательный палец.
   - Какой первый долг любого трезвомыслящего гражданина? - поинтересовалась она и метнула в меня людоедски-многозначительный взор. Я осмелился скромно пожать плечами. - Первый долг любого трезвомыслящего гражданина - блюсти здоровье популяции! - благоговейно заявила Жанна и, отставив мизинцы, обеими руками подняла миску с коньяком. - Соблюдём? - уточнила она, бросив поверх миски суровый взгляд. Я поспешно поднял свою.
   - Соблюдём!
   - За здоровье популяции.
   - Чтоб она была здорова!..
   Хряпнули. Я отдышался.
   - Ещё по одной? - Жанна полезла за новой бутылкой.
   - Погоди-ка... Ээ... - я покопался в памяти. За всей этой суетой я чуть было не забыл о цели визита! - Раз уж мы заговорили о здоровье... Как звучит формула вечной жизни и абсолютного сознания?
   - А, это? - встрепенулась Жанна, отставила миску, сняла с шеи выпуклый камень - как мне показалось, чёрный бриллиант на платиновой цепочке - и поднесла его ко лбу.
   
   
   0.
   ...слово, которое я плохо расслышал, потому что все звуки вокруг заглушил шум океана.
   
   
   7.
   Ио (радостно):
   - Работает!.. Подходит!
   Сорвахр (свирепо):
   - Это ещё что был за футурошок? Это какой век?!
   Аш:
   - Двадцать четвёртый...
   Сорвахр:
   - Вы с ума сошли?! Я не собираюсь так долго там сидеть! Я был уверен, что ещё в 2012 году наступит конец света.
   (поразмыслив)
   Выходит, Земля на небесную ось так и не налетела... Что же эти индейцы, майя, - обсчитались, что ли?
   Чалэ (примирительно):
   - Честно говоря, обсчитались те, кто расшифровывал их календарь. Большие циклы, малые циклы... это всё надо было соизмерять с майянским представлением о многомерности времени, а учёные запутались малость, вот погрешность и набежала. Короче, там имелся в виду совсем другой год. И как раз в том, другом году действительно произошло нечто важное. К тому времени ледники с Антарктиды почти сошли, она стала обычным материком. Её взялись копать и нашли Эрнауэре. Тут-то новая эпоха возьми да наступи. Представляешь, какой сюрприз для тех, кто как раз по случаю 2012 года покончил с собой.
   Креон (глубокомысленно):
   - Да. Вот и доверяй после этого чужим расчётам... Известно: если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, - сделай это сам.
   Сорвахр (ласково):
   - Ты о самоубийстве?
   Креон (смущённо):
   - Не. Я о расшифровке.
   Сорвахр (Ио):
   - Так ты с формулой-то разобралась?
   Ио:
   - Разбираюсь...
   Латану (оживлённо):
   - Хочешь, вместе попробуем? У меня заваруха намечается. Помнишь, ты когда-то во сне видела брата и сестру близнецов?
   Ио (деловито):
   - Собираешься избавиться от "проклятия Варна"?
   Латану (небрежно):
   - Не вечно же мне проклятым ходить.
   Ио (придирчиво):
   - Помнится, там у одной - только шмотки на уме, а у другого - малолетние любовники...
   Латану (бойко):
   - Ой, какие мы взыскательные! А кто провинциальной барышне под юбку лез?
   Ио:
   - Я по работе!
   Латану:
   - Вот и я работаю не покладая рук...
   Ио:
   - Ну, хорошо... Давай поработаем вместе. Что там у тебя?..
   Латану:
   - Так ты зайди и посмотри... Я сам точно не знаю, что произошло. Одно могу сказать: если решишь вмешаться - заранее обеспечь себе серьёзную огневую и телепатическую поддержку через этот твой "третий клан", Маршан. Прямо с целым отрядом туда.
   Ио:
   - Ничего себе!
   Латану (недовольно):
   - Да просто меня там кто-то убил. Причём точно не кэлюме, но, по-моему, и не человек. И таким странным способом.
   Ио (одобрительно):
   - Любопытно... Только давай сделаем так: на место событий твои души должны прибыть уже пробуждёнными. Помнится, когда я их видела, близнецы были обычными людьми. Так вот: превращение надо провести заранее, пусть поживут хотя бы полгода-год в своей новой форме прежде, чем лезть в заваруху.
   Латану:
   - Договорились...
   Ио (доброжелательно):
   - И, Латану... Постарайся расширить, помимо кровеносных сосудов, ещё и кругозор. Боюсь, в противном случае душеспасительным идеям, даже самым завалящим, некуда будет приткнуться.
   Латану (самодовольно):
   - Плохому танцору паркет не пол.
   
   
   1.
   Я созвонилась с потенциальным покупателем, который назвался Павлом и говорил с чудовищным, если не ошибаюсь, русским акцентом. Мы договорились встретиться непосредственно в Брезове, чтобы вместе осмотреть то, что осталось от дома. Конечно, никто не дал бы высокую цену за такую развалину в такой глуши, но меня интересовало прежде всего, кто и почему в принципе обратил внимание на дом, с которым у меня связано столько пугающих воспоминаний... С тех пор, как я сама стала вампиром, меня не раз посещали подозрения: что, если трагедия моего прошлого - странная гибель родителей - тоже как-то связана с мистической стороной жизни? Не исключено, что они сами были кэлюме... И бабушка с дедушкой по материнской линии, которых я никогда не видела и о которых, несмотря на все попытки и расспросы, не удалось ничего узнать... кроме слухов о сверхъестественной силе, переходящей из поколения в поколение в нашей семье, - "проклятие Варна". По документам я принадлежала к семье моих приёмных родителей, но по крови...
   Думала я и о том, чтобы начать поиски пропавшего брата, Тео - если только он ещё жив - а возможно, бессмертен, как и я?.. - но всё никак не могла решиться... А сейчас вдруг сам собой представился случай. Возможно, здесь, на родине...
   Из размышлений меня вырвал голос таксиста: мы приехали в Брезов. Со смутным волнением я искала знакомый дом, но за прошедшие годы окраинная улочка, на которой он стоял, стала вовсе необитаемой, а сад так разросся, что деревья полностью скрыли фасад; ветхое здание казалось маленьким и безобидным в сравнении с хранившимся в моей памяти мрачным особняком...
   Я побродила под пустыми провалами окон - похоже, когда-то они были заколочены, но потом доски сорвали - в ожидании моего покупателя, но Павел запаздывал. Постояв на крыльце, я рассеянно приоткрыла дверь, заглянула в полутьму - и вздрогнула, услышав за спиной неприветливое:
   - Ты чего тут ошиваешься?
   Первое, что пришло на ум, - я привлекла внимание кого-то из местных жителей, потому что по описанию это был точно не Павел. Потом я сообразила, что окликнувший меня молодой мужчина был кэлюме, как и я, это легко читалось по ореолу светимости. И третье - он, похоже, тоже кого-то ждал, и тоже не меня, потому что, засунув руки в карманы видавшей виды куртки, поинтересовался:
   - А где Нил?
   - Я не знаю никакого Нила! - возмутилась я, и парень, смерив меня пристальным взглядом, отвернулся.
   - Ты вообще кто? - обронил он куда-то в сторону пустынной улочки. - Ну и дыра!
   - Вы как со мной разговариваете? - удивилась я и добавила более уверенно: - Я - владелица этого дома!
   - Здесь никто не живёт, - он с любопытством покосился на каменные останки.
   - Я сама здесь впервые... - растерянно брякнула я.
   Теперь, когда первое удивление прошло, я заметила ещё одну деталь, которая меня просто поразила: удивительное сходство незнакомца со... мной самой! Мы, кажется, были одинакового роста, одинаково худощавого телосложения, с матово-бледной кожей, светлыми ресницами, бровями и волосами - просто точь-в-точь! Я захлопала глазами. Парень, поймав мой вопрошающий взгляд, неприязненно отодвинулся, а потом, поразмыслив, решительно зашагал прочь.
   - Постой... - машинально крикнула я. - А ты-то что здесь делал? Я ждала покупателя... а он не пришёл... - я мимоходом вспомнила о Павле и огляделась: кроме нас двоих на заброшенном пустыре никого не было. Парень задержался как бы в раздумье, но не ответил и вскоре скрылся за деревьями. Я тоже выбежала на дорогу.
   - А кто тебя сюда позвал?.. Послушай, ведь твоё имя - Теодор, да? - наугад выпалила я, лихорадочно пытаясь разобраться. Он остановился и на этот раз оглянулся на меня явно настороженно.
   - А ты откуда знаешь?
   - Послушай, да ведь это же наш дом! - воскликнула я то, что секунду назад и сама не допускала, и вытянула руку в сторону почти скрывшихся из вида развалин, словно призывая их в свидетели. - Неужели ты меня не помнишь? Мы же брат и сестра!
   
   
   1.
   Мы задумчиво брели по просёлочной дороге, всё намереваясь заскочить в какой-нибудь дом закусить, но отвлекаясь за разговорами.
   - Понимаешь, я ни черта не помню из своего детства, - задумчиво говорил он. - Да и вообще... я даже не помню, как стал таким... говоришь, ты тоже слышала это слово? Кэлюме?.. Во дела... Понимаешь, я думал, что всё это мне только кажется. Я с четырнадцати лет на игле.
   - И до сих пор употребляешь? - недоверчиво уточнила я.
   - Конечно, - удивился он. - А как же?..
   - Но ведь теперь, когда ты вампир, ты можешь бросить химию, - пожала плечами я. Он тоже пожал плечами.
   - Да я до сих пор поверить не могу, что всё это серьёзно... Вампир... Я думал, это меня глючит всё время на одну и ту же тему.
   - Я раньше покуривала травку, в клубах, чуть-чуть, но потом перестала, - наставительно сообщила я. Похоже, я начала входить в роль умной и опытной сестры, опекающей своего невезучего легкомысленного брата, хотя в общем-то мы были ровесниками. Однако, судя по его неохотному рассказу, его судьба после нашего расставания сложилась куда драматичнее моей, - если только это был он. В любом случае, попали-то мы в эту странную историю вместе и разбираться должны вместе - так я считала. - Кэлюме - это новая жизнь, гораздо больше возможностей. Нужно с умом использовать свою силу.
   Он покосился на меня без особого пиетета, очевидно, считая ни на что не годной богатой тусовщицей.
   - С умом - это как?..
   Я собрала мозги в кучку.
   - Ну, например... сейчас... мы должны выяснить, как так получилось, что мы встретились здесь? Кто нас вызвал? То есть: не стоит ли за ними кто-нибудь ещё?.. И действительно ли ты - второй наследник этого дома?
   - И у кого ты собираешься это выяснять?
   - Позвони тому парню, ну, которого ты ждал!
   - Нет. С меня хватит.
   Я нахмурилась. И он ещё намекает, что кое-кто из нас двоих недостаточно умён! Некоторое время мы шли, слушая только ленивый писк комаров, не чуявших в кэлюме завидной добычи.
   - Послушай, а у тебя... Были какие-то видения, сны... которые могут быть связаны со всем этим? Ведь теперь, когда ты понимаешь, что не все прозрения были героиновой галлюцинацией... И вот сейчас ты в этом месте, которое, возможно, было твоим домом... Почему бы тебе не попытаться вспомнить? Почему бы нам не обменяться воспоминаниями? - осенила меня новая мысль: я, теоретически, знала о способностях кэлюме к мысленной близости. Тео помрачнел, это предложение ему явно не понравилось.
   - Я... многое видел... много картин, самых странных, которые даже объяснить не могу. Честно говоря, я и то, что знаю, предпочёл бы забыть, не то что новое вспоминать... Для меня спасением как раз и была мысль, что всё это - лишь героиновый бред. Не хватало только, чтобы он оказался правдой.
   Я поджала губы. Да, ситуация неудачная. Я просто не могла понять, как можно так пессимистично, без малейшего любопытства смотреть на вещи?..
   Тут у меня зазвонил телефон, и бодрый голос пролаял в трубку:
   - Лили? Прошу прощения, это Павел!.. Я всё ещё в аэропорту, самолёт задержался... Не получилось позвонить раньше... Наверное, нам лучше перенести встречу на завтра?..
   Я покосилась на Тео и вдруг выронила телефон. Меня как будто что-то подхватило и унесло.
   
   
   4.
   В подводном хранилище находились сотни отменных жизней. В сущности, память - это лишь машина, только устроенная более сложно и тонко, чем материальные механизмы. Она питается природной энергией и человеческой мыслью, а потому, если грамотно извлечь жизненную силу из соков растений и управлять ею при помощи электричества, можно воскресить память в клетках мёртвого тела. В этом и состоит искусство мумифицирования.
   В моей коллекции множество мумий. Множество жизней, которые будут храниться вечно.
   
   
   2.
   Эти мысли не давали мне покоя, и я решила, что лучше мне умереть, потому что я и так уже - живой мертвец. Все эти разговоры о высшей расе казались мне самообманом. Упырь - это просто ходячий труп. Я была уверена, что сгорю, когда опрокинула на себя ту лампу, и на какой-то момент мне показалось, что я правда умираю, но в действительности, кажется, загорелось только платье. Я не знала, что делать, и побежала по дому, и тут вдруг меня как будто что-то подхватило и унесло.
   
   
   4.
   Я давно уже собирал жизни не столько из научного интереса, сколько для удовольствия. О какой цели может идти речь, если время, в сущности, стоит на месте? Ты переходишь из памяти в память и, когда встречается что-то нужное, сохраняешь для себя тело. Я по всему миру собираю интересные экспонаты, а потом мумифицирую их в своей подводной лаборатории. Многоэтажный склеп с каменными ячейками для сотен мумий - моя библиотека жизней.
   
   
   2.
   И я оказалась почему-то под водой, и кто-то тянул меня наверх за волосы, но я превратилась в туман и вырвалась.
   
   
   2.
   И я оказалась почему-то под водой, и кто-то тянул меня наверх за волосы, я хотела превратиться в туман, но не успела - мне на шею накинули серебряную проволоку и выволокли по каменным ступенькам в какое-то подземелье. Ход из-под воды вёл в сумрачный каменный лабиринт, освещённый неестественным тускло-красным светом и заполненный едким дымом, а в толстых стенах, как в сотах, гнездились покрытые эмалевыми узорами саркофаги в форме разных фигур, преимущественно человеческих. Весь этот расписной некрополь так и поплыл у меня перед глазами, и я бы решила, что это предсмертный бред, если бы проволока не жгла горло нестерпимо. Я попыталась применить внушение, но
   
   
   4.
   в бассейне плавало перебинтованное тело. Внутренние органы были вынуты, обмазаны специальной питательной мазью и аккуратно разложены по керамическим сосудам, стоявшим в ряд на краю бассейна. Под водой время от времени пробегали огненно-белые электрические вспышки.
   
   
   2.
   Не помню, видела я это мысленно или по-настоящему, но только отчего-то осталась убеждена, что примерно в такое же состояние здесь намереваются привести и меня. Я очнулась на длинном каменном возвышении вроде алтаря или операционного стола и ещё успела мельком увидеть странного субъекта, который всю дорогу думал чепуху про библиотеку жизней, - массивный мужчина в респираторной маске и обтягивающем водолазном костюме, а потом он отсёк мне голову.
   
   
   7.
   Латану:
   - Вот! Вот, ты видела? Какая-то подводная лаборатория некромантических услуг!
   Ио (сосредоточенно):
   - И мужик с дыхательным аппаратом?
   Латану:
   - Да, вот кто это был?
   Ио (деловито):
   - Он тебя убил?
   Латану (вдохновенно):
   - Он меня убил в ходе попытки меня мумифицировать - ты представляешь?!
   Ио (задумчиво):
   - Самое странное, что я так и не поняла, человек это был или кто.
   Латану:
   - Дык!
   Ио:
   - Чалэ?
   Чалэ:
   - Теряюсь в сомнениях... Сигнал очень нечёткий. Извини, Латану, но твои предсмертные воспоминания никуда не годятся. Нужен какой-то более плотный контакт.
   Латану (сердито):
   - Куда уж плотнее. Отрезал мне, понимаешь, башку!
   Чалэ:
   - Ментально более плотный.
   Латану (возмущённо):
   - И ещё внутренности попытался выковырять! Совсем у чувака тормоза не работают.
   Ио (рассудительно):
   - Интересно, зачем ему вообще понадобились твои внутренности.
   Латану (подозрительно):
   - Чалэ?
   Чалэ (со вздохом):
   - Есть предположения, но лучше вам пока их не знать...
   Латану (иронически):
   - Вдохновляет! И как, при такой информационной поддержке, прикажешь выстраивать защиту в ходе этого твоего "более плотного контакта"?
   Чалэ:
   - Думаю, твоё счастье в том, что твои внутренности, будучи выковырянными, утратили свойства, которые интересовали нашего фигуранта. Так что даже в случае летального исхода вам, кэлюме, ничего не грозит по чисто техническим причинам. Кажется. Пока.
   Латану:
   - Блестящая аналитическая работа!
   Ио (озабоченно):
   - Чалэ прав. Нужно больше данных. Мы сейчас наблюдали, насколько я понимаю, попытку этого существа пробраться в твоё сознание через генетическую память. Надо полагать, спустя некоторое время оно снова проявит себя. Давайте продвигаться вперёд, то есть вниз. Я так понимаю, там имеет место ещё какой-то конфликт с людьми?
   Латану:
   - Подозреваю, что на протяжении последних двух-трёх поколений за моим "проклятием" следили охотники.
   Ио:
   - Ситуация подходящая. Попытаемся спровоцировать нападение и посмотрим, кто тобой так пристально интересуется. Толкни какую-нибудь душеспасительную речь для близнецов, и мы продолжим.
   Латану (оживлённо):
   - Кстати, как вам мои ребята, а? Ничего так, по-моему, поумнели немного, да?
   Ио (сдержанно):
   - Да. Немного.
   
   
   1.
   Подводная камера стала растворяться, удаляться, и я поняла, что видела последние минуты жизни матери. Она представилась мне так отчётливо, словно прямо сейчас была передо мной. Её лицо было молодым и спокойным. Она протягивала к нам с братом руки и улыбалась. Я почувствовала вдруг, что роднее и ближе её нет никого на свете, что она всегда была здесь, рядом, и я мысленно услышала её голос:
   "Дети мои. Ничего не бойтесь. Смерти нет. Я теперь на небесах. Вы под моей защитой. Я очень вами горжусь".
   А потом видение исчезло, и мы снова оказались на безлюдной дороге.
   
   
   1.
   Теперь я всё вспомнил. Даже странно, как я мог хоть на мгновение забыть. Мама казалась такой близкой, вечно живой. Как будто часть моей собственной души, которую я потерял когда-то, а теперь снова нашёл. От её светлого лица, ярких глаз исходило сострадание и прощение. И хотя я вспомнил своё прошлое, оно больше не вызывало во мне горечи. Я как будто со стороны заново увидел, как убили отца, как меня самого пытались схватить, а я выпрыгнул в окно, и тут из леса послышалась стрельба, я пополз куда-то и убежал; потом попал в полицию, оттуда - в приют, где меня избивали, потом ни с того ни с сего появились приёмные родители... Странно, всё это казалось теперь не особенно важным, таким далёким от истинной реальности, которая только что коснулась нас.
   Я как-то незаметно узнал всё о жизни Лили, моей сестры, и чувствовал, что она обо мне тоже всё знает; но вопреки риторике о частном пространстве это не вызывало ощущения излишней откровенности, чужого вмешательства в мою жизнь, как будто Лили тоже была частью моей души. Мы посмотрели друг на друга совершенно по-новому. Впервые в жизни я понял, что значит настоящая близость, без слов.
   Весь мир казался каким-то преображённым. Мы стояли, держась за руки, как будто одни во вселенной. Даже трудно было поверить, что вот этот незатейливый пейзаж остался прежним после того, что видели мы. Теперь нам стало понятно, что мнимая незыблемость привычного мира является лишь частью того, что мы привыкли считать потусторонним, а не наоборот.
   
   
   1.
   - Ну и что? Где зависнем? - вяло поинтересовался я, когда мы слегка подзаправились люмэ. Не ожидал, что откровения вселенского масштаба отнимают так много физических сил. Процесс поглощения пищи привёл нас в более прагматичное настроение, и перспективы казались уже не столь радужными. Если какие-то там небесные силы за нами так пристально следят, спрашивается, где они были всё время до этого?
   - Не знаю... Подозрительно как-то... - Лили хмурилась, пытаясь соображать, но получалось, как видно, не очень. - Приехали по приглашению не пойми кого, этот кто-то пропал... потом ещё застряли неизвестно где на ночь... Может, рвануть отсюда подальше, пока рассвет не наступил? Пересидеть день в каком-нибудь людном городе, в гостинице, а там разберёмся.
   - Да кому мы сдались и, главное, зачем?
   - А кто убил родителей? Скорее всего, за то, что они тоже были кэлюме. И родители родителей.
   - "Проклятие Варна"? - Навязчивая идея нашей матери. - Ты всё-таки веришь в эту чепуху?
   - Слышал об охотниках на вампиров? Что, если они следили за нашей семьёй? И теперь вычислили нас. - Получалось убедительно.
   - Тогда уж лучше сразу принять бой. А то совсем запутаемся. Что, если мы бегаем, как подорванные, от собственных фантазий?
   - На случайные совпадения история не тянет... Не забывай, наши предки уже поплатились за неосторожность. Мы следующие.
   - Если на нас действительно могут напасть, нам следовало бы поменьше мельтешить на виду... А лучше, - в порыве вдохновения добавил я, - в тумане подняться достаточно высоко, над уровнем облаков. И продолжить обсуждение мысленно.
   - Ты прав, - и мы, примерившись к расстоянию до рваных туч, поднялись над спящим посёлком. Клубясь в лунном свете между облаками, мы временно оказались вне досягаемости, если только за нами правда следили охотники.
   "И если с охотниками нет опытных кэлюме", - беззвучно дополнила Лили.
   "Ты думаешь? Зачем кэлюме сотрудничать с охотниками?"
   "Знаешь, я сейчас припоминаю некоторые хитрости, о которых слышала от разных влиятельных людей... Чтобы контролировать их, например. Убийство таких мелких сошек, как мы, для людвы - это зримый результат... Иллюзия победы. А серьёзные игроки-кэлюме остаются в безопасности, подставляя таких вот не способных толком защищаться одиночек".
   Да уж.
   "Ты слышал о том, что среди кэлюме существуют кланы - чуть ли не целые государства в государстве, которые ещё к тому же конкурируют между собой?.. Я, кажется, что-то такое видела как-то раз. Просто не торопилась в это углубляться. Гораздо проще наслаждаться свободой среди ничего не подозревающих смертных... Я даже ни разу не убивала, чтоб лишнее внимание к себе не привлекать. Всё тихо, скромно, можно сказать, по согласию: лёгкий флирт, гипноз... Думала, целую вечность проживу только для себя..."
   "Слушай, нас уже ветер куда-то в сторону отнёс. Ты Брезов-то видишь?.."
   "Ой, правда!"
   Пометавшись, мы снова зависли над полуразрушенным домом, поскольку другого ориентира на местности у нас не было.
   "А ты убивал?" - помолчав, неуверенно поинтересовалась Лили.
   "Не знаю, - признался я. - Я же говорю, был уверен, что мне это только кажется, - на самом деле, сейчас я уже начал подозревать, что некоторые из моих знакомых умерли не то чтобы от передозы. - Короче, сколько-нибудь тренированный кэлюме раздавит нас одним пальцем", - вот и весь обмен боевым опытом.
   "Может, попытаться - как это - просканировать местность? Типа, мысли подозрительные поискать?.."
   "Ну, попробуй... Только я вот что думаю: обнаружили мы, допустим, явную угрозу. Вот они - охотники, здравствуйте. Наши действия?.."
   "Может, метнуться в какой-нибудь клан? Попросить защиты?"
   "Куда, в какой? Попадём по глупости в переделку ещё похуже этой".
   Мы снова замолчали, озирая зловеще затихший незнакомый город. Я решился, поскольку более умных предложений всё равно не поступало.
   "Давай попытаемся тупо переждать этот дурацкий день. Ну, там, забаррикадируемся как-нибудь на случай, если кто нападёт. Можно запастись на всякий случай каким-нибудь серебром... пошарить у людвы в ящиках со столовыми приборами или в шкатулках... Но, в общем, надо торопиться, потому что рассвет через час. А завтра ты встретишься с этим своим предполагаемым покупателем и, может, всё прояснится".
   "Хорошо... Только, по-моему, всё-таки безопаснее найти какую-нибудь гостиницу, лучше в городе покрупнее. Понимаешь, я думаю, что если охотники - люди, а мы, в свою очередь, тоже как люди заселимся в гостиницу - вот так открыто, официально - то они поостерегутся поднимать шум. Как они потом объяснят администратору исчезновение двух постояльцев?"
   "А может, лучше залезть поглубже в пещеру? Здесь наверняка есть такие в горах. Люди просто не смогут спуститься туда, куда мы просочимся в тумане".
   "Ох, нет, только не в подземелье! - мысленно взвыла Лили. - Уж лучше охотники... Просто не представляю, как буду завтра себя чувствовать, если не высплюсь в нормальной постели. К тому же в телефоне батарейка садится - куда будет звонить мой неуловимый клиент?.."
   "Пожалуй. Наверное, ты права: толпа народу вокруг - помеха даже для кэлюме".
   "Если поторопимся - успеем даже перекусить кем-нибудь из постояльцев!.."
   
   
   1.
   Гостиничный номер выглядел сомнительно. Окно просто огромное. Правда, плотные шторы тоже присутствовали. Забившись в самый тёмный угол, мы вместо того, чтобы отдохнуть, стали трястись, как Гензель и Гретель.
   - А если будут стучать?
   - А мы не откроем. И что им тогда, дверь высаживать, что ли?
   - В крайнем случае, пока будут ломиться, попробуем взять их под мысленный контроль.
   - Или полицию вызвать. Позвонить и сказать, дескать, ломятся тут ненормальные, вампиров ищут. Пусть потом доказывают свою правоту в психушке.
   - А что, если у них тут вся полиция - на самом деле охотники?.. Оборотни в погонах.
   - Я знаю! В крайнем случае - уходить в тумане через вентиляцию!..
   Но за весь день так ничего и не произошло. За исключением того, что позвонил покупатель, и я назначила ему встречу на вечер. Очевидно, его не смутила перспектива прогулки по развалинам впотьмах, что опять же навевало определённые подозрения. Короче, он клятвенно заверил, что будет ждать "прямо у входа" ровно после заката.
   Едва мы прибыли к "проклятому" дому, неприятности начались по старой схеме: нас никто не ждал.
   - Лили, это ловушка, - побледневшими губами тихо произнес Тео, отступая подальше от дома и беспокойно оглядываясь по сторонам. - Они специально дожидались темноты...
   - Может, опять опаздывает?.. - словно в ответ на мои слова, раздались выстрелы.
   
   
   1.
   Видимо, сказался опыт уличных драк. Сам не знаю, куда как-то вывернулся в тумане. Лили упала, даже не вскрикнув. Я сперва рванул подальше от дома, а потом, не успев подумать, обратно. Не знаю, наверное, решил её спасти или что-то в этом роде. В небе я увидел какие-то красные сполохи, но не понял, что это. Потом уже сообразил, что меня там ждали. В любом случае, вернувшись под пули, я сбил всех с толку (в том числе и себя), и мне удалось как-то оттащить Лили от крыльца. Мы спрятались в доме, то есть я спрятался, а она просто лежала и паниковала, со словами "мама" и "Тео, они нас убьют". На губах у неё выступила кровавая пена, видимо, сильно её ранило, но у меня были дела поважнее, я пытался отследить людей, которые бегали вокруг дома, по мыслям, и вовремя, потому что в меня целился охотник. Я правда не разглядел, где он, но успел внушить ему: опусти оружие. И почувствовал, что между деревьями мелькают какие-то сполохи, серебряные, я вообще не понял, что это было. Прямо из воздуха материализовалась тонкая длинноволосая девушка и выстрелила несколько раз вверх, а потом буквально исчезла - не знаю показалось мне или нет. Стрельба внезапно стихла, я снова попытался мысленно прощупать окрестности, но похоже было, что многочисленные гости наших скромных развалин исчерпали свои только им ведомые противоречия и стремительно рассосались.
   Лили была без сознания. Я, плохо соображая, зачем-то потащил её обратно на улицу, она открыла глаза и срывающимся голосом заладила:
   - Я умру, Тео! Я умираю!
   Крови вокруг неё правда было много, и две раны от пуль, с разъеденными серебром, чёрными краями, выглядели жутко, но я от страха категорически рявкнул:
   - Не говори ерунды! От пуль не умирают!
   - Я не могу дышать! Я умираю!
   - Заткнись! - кажется, я наконец нашёл нужные слова. - Даже людва знает, чтобы убить нас, надо отрезать голову! - довод подействовал: она уставилась на меня расширенными от ужаса глазами. - Нам просто надо вытащить пули, - более уверенно добавил я. - Вот чем бы их подцепить... - Лили заплакала. - А может, ты сама превратишься в туман, и они выпадут?
   Она затрясла головой. Хотя я бы не поручился, что она вообще меня слушала.
   - Я н-не могу, - вдруг выдавила она, и правда: её лицо казалось совсем прозрачным, она будто таяла. Как видно, серебро действительно отнимало много сил. - Я б-боюсь. Не ос-ставляй меня, пожалуйста.
   Я слегка смягчился. До меня дошло, что иногда человеку просто нужно услышать пару добрых слов, поэтому я потискал её за плечи и сказал:
   - Лили, всё будет хорошо. Я с тобой.
   
   
   1.
   В общем, "ужасные, неизлечимые, смертельные" раны Лили затянулись ещё до рассвета. В процессе извлечения пуль она обливалась слезами и клялась, что немедленно умрёт. Да и меня, признаюсь, чуть не вырвало, но выбора-то не было, так что пришлось поизуверствовать при помощи ножа и проволоки. А вот кого мы не ждали, так это нашего покупателя, Павла, который, очевидно, руководствовался принципом "лучше поздно, чем никогда", и появился аккурат в тот момент, когда мы собирались покинуть наше "проклятое" фамильное гнездо раз и навсегда. Я даже не очень удивился, увидев высокого темноволосого сурга в тёмном плаще, а он с приятной улыбкой скользнул взглядом по нашим измочаленным персонам и сообщил, что отвезёт нас в гостиницу, где мы сможем - он выразительно взглянул на окровавленную блузку Лили - переодеться. А если у нас есть вопросы, он, Павел, с удовольствием на них ответит.
   В гостинице мы немного привели себя в порядок, и это радовало, хотя не пойми откуда взявшийся упырь, мягко говоря, не располагал к доверию. Короче, если верить его объяснениям, получилось так, что мы случайно вмешались в операцию одного из вампирских кланов - Маршан. А точнее - Павел тщательно обходил острые углы, но если в двух словах, то нас использовали в качестве приманки. Много лет назад Маршан расследовали гибель наших родителей и пришли к выводу, что за семьёй Варна следят охотники из Ватикана. Когда мы с Лили, ещё дети, остались сиротами, Маршан сделали всё, чтобы скрыть нас от церкви, разделили и отдали в обычные людские семьи. Но когда, повзрослев, мы превратились в вампиров, стало ясно, что рано или поздно нас всё равно вычислят и уничтожат. Маршан решили спровоцировать охотников и запустили слух, что объявились наследники Варна. Они подстроили нашу встречу, после чего попавший в ловушку отряд охотников был благополучно уничтожен, то есть, поправился Павел, я хотел сказать: обезврежен. И теперь мы, вновь воссоединившиеся брат и сестра, можем смело вступить в права владения этими бренными останками, то есть, я хотел сказать: домом.
   - А мы, клан Маршан, благодарны вам за посильное, хоть и невольное, содействие, - обаятельно улыбнулся Павел, и мы с Лили мрачно переглянулись.
   - Не за что, - вяло пробубнила Лили за нас двоих, и Павел, словно только того и ждал, поднялся и стал прощаться, всем видом давая понять, что считает тему наших приключений исчерпанной.
   - Просим прощения за временные неудобства, - любезно резюмировал он уже возле двери, и мы вдруг провалились под воду.
   
   
   7.
   Чалэ:
   - Креон?
   Креон:
   - Я их держу!
   Чалэ:
   - Ио?..
   
   
   4.
   Эти странные жизни куда-то исчезли. А потом из воды вышла разбойного вида девица с длинными белыми волосами, обвела лягушачьими глазами драгоценные ряды саркофагов и хищно пошевелила челюстями. "А у тебя тут есть чем поживиться", - мысленно одобрила она.
   
   
   6.
   "Ио, ты слышишь меня?"
   "Слышу".
   "Рея передаёт, что эта сущность... - Пульс замешкался, - человек, но пошедший по... нетипичному для основной массы человечества пути... эволюции. Он жил в Древнем Вавилоне, - более уверенно заговорил Пульс - видимо, информация пошла более привычная, - вас тогда ещё не было на планете..."
   "О господи, ну что мы, книг не читали? - нетерпеливо перебил Латану. - Знаем, что такое Древний Вавилон..."
   "Людские источники не всегда надёжны, - мягко возразил Пульс. - Про вампиров пробовал читать?.."
   "Продолжай", - насупился Латану.
   "Все вы наверняка читали, - насмешливо подчеркнул Пульс, - о древнеегипетской традиции мумифицирования".
   "Читали", - вяло подтвердил Креон.
   "Ну, и как вам? Ничего не смутило? Искусство медицины и бальзамирования достигло в этой цивилизации небывалых высот. Но, спрашивается: неужели жрецы действительно верили, что душа, в буквальном смысле, вернётся в это высушенное тело, из которого - к слову сказать - вынуты все внутренности?.."
   "А теперь - внимание, правильный ответ!" - подпела Ио. Пульс вздохнул с лёгкой укоризной: ему хотелось поразглагольствовать.
   "Люди, посвящённые в тайны древнеегипетского религиозного культа, владели искусством считывания генетической информации посредством подключения к энергоинформационному полю организма. Мумии создавались таким образом, чтобы в клетках сохранился максимум памяти о жизни, пройденной экс-владельцем тела. Запись на очень глубоком уровне, намного точнее всяких там летописей и мемуаров, ведь тело-то было, в буквальном смысле, непосредственным участником событий - и, кстати, совершенно беспристрастным... Короче, в мумии хранится геном. И желающие приобщиться к нему могли прийти в хранилище мумий, при помощи специальных упражнений войти в транс и подключиться к нужной информации. Они как бы получали дополнительную жизнь, понятно?"
   "Понятно, - согласилась Ио. - А при чём тут наш упырь?.. Ой, то есть... ну, я этого чудика имела в виду. Человека".
   "Ваш упырь, - хмыкнул Пульс, - трудился в Древнем Вавилоне жрецом богини подземного мира Эрешкигаль".
   "Ну и имена были у этих подземных богов".
   "Означает "Хозяйка большой земли", - любезно подсказал Пульс, - и, надо сказать, земля была действительно большая: представляешь, целая куча мёртвых клеток!"
   "Кладбище полезной информации", - кивнула Ио.
   "Вот именно. В свободное от ритуальной работы на Эрешкигаль время наш жрец увлекался бальзамированием и мумификацией. Даже смотался на стажировку в Египет. А по возвращении..."
   "...замыслил нехорошее".
   "Типа того. Дело в том, что в Египте с мумификацией было строго. Существовала особая группа посвящённых, которая следила за перерождениями своих душ. И мумия, изначально, создавалась для того, чтобы душа, вернувшись, смогла через клетки своего предыдущего тела восстановить память о прошлой жизни. Отсюда истории о возвращении души и, якобы, воскрешении мумифицированного мертвеца".
   "Ну?"
   "Практика небезвредная. Постепенно даже сами древнеегипетские жрецы поняли, что нарушают энергоинформационный баланс человечества в целом. Понимаешь, они со своим некрополем образовали нечто вроде монополии на ценную память, а менее опытные души остались за бортом, так сказать, духовной эволюции. Короче, в итоге лавочку прикрыли, а свод знаний на эту тему объявили запрещённой книгой - так называемый "Некрономикон"".
   "Ну?"
   "Однако были среди интеллектуальной элиты своего времени и те, кому энергоинформационный баланс планеты оказался по барабану. Так, например, наш друг, то есть упырь, вернувшись в свой Вавилон, не стал заморачиваться соблюдением каких-то там правил. Он создал школу мумифицирования имени себя. И стал мумифицировать всё подряд, что ему нравилось. Он назвал это "библиотекой жизней"".
   "И теперь Латану светит попасть в эту библиотеку в качестве одного из томов?"
   "Честно говоря, до этого пока ещё далеко, - признал Пульс. - Син-шум-лишир - так звали эту сущность в Древнем Вавилоне - наткнулся на кэлюме случайно. Он пока не может разобраться в неземном геноме, и вряд ли сможет, потому что ваши клетки несут информацию о Бетельгейзе, а это значительно более высокий уровень реальностиЈ чем местная звезда, не говоря уж о планете. Но, должен заметить, вам не стоит задерживаться рядом с этим некромантом. Как я уже сказал, он пошёл по необычному пути развития. Подводное хранилище, которое вы видели, реально существует в Древнем Вавилоне, это как бы остановившийся момент времени. Насколько я понял сообщение Реи, жрец заключил договор с несколькими нематериальными сущностями - то, что в человеческих легендах называется "продать душу дьяволу" - и теперь они бесчинствуют в планетарном геноме одной большой компанией. Законность данных манипуляций под вопросом, потому что, хотя они пришли по приглашению одного из людей, в целом их деятельность, похоже, вредит человечеству. Мумифицированные гены, по сути, отняты у законных владельцев. Например, если жрец мумифицирует близнецов, Латану не сможет улететь с Земли, или придётся бросить здесь две души на произвол судьбы... Короче, будьте поосторожнее. Ио, полное и безоговорочное разотождествление с вторгшимся сознанием - твой лучший выбор".
   "Поняла. Креон?"
   "Я выведу близнецов. Ты справляешься?"
   
   
   4.
   "Ты кто?" - спросил жрец тоном занятого по горло человека, которого отрывают от дел.
   "Ты - кто?" - возразила Жанна тоном недовольного начальника. Жрец оценил оттенок. Миновала продолжительная пауза.
   "Что тебе нужно?" - поинтересовался он ровным голосом бандита, на которого наехали конкуренты.
   "Чтобы ты убрал грабли от моих друзей", - брякнула Жанна тоном самого хулиганистого ребёнка в песочнице. Заворочалась ещё одна пауза.
   "Это тех, с оболочкой по типу облака?" - заметил жрец собранным тоном учёного на интересном диспуте.
   "Какая проницательность!.." - восхитилась Жанна тоном модницы в ювелирном отделе магазина. Некромант слегка растерялся и оглянулся на свои экспонаты.
   "Как ты сюда попала?" - настороженно уточнил он.
   "Секрет фирмы, - отрубила Жанна и добавила, не дожидаясь реакции: - У меня в запасе ещё много секретов. Ты, я смотрю, большой любитель полазать по чужому геному? Так вот, мой тебе совет: озаботься-ка ты лучше сохранностью своего собственного. Ты знаешь, кто за мной стоит? Я - представительница мега-империи с мега-звезды. Мы, естественно, хотели завоевать вашу планету - любим всякие-разные планеты завоёвывать - но, честно говоря, нам здесь не понравилось. А тут ещё ты, как заноза в заднице. Если ты немедленно не сгинешь, мы так шарахнем из мега-излучателя, что не придётся тебе больше коллекцию из высушенных трупиков собирать! Усвоил? - сымпровизировала Жанна, с каждым словом повышая тон, после чего выдержала театральную паузу и добавила с бесконечным презрением: - Библиотекарь".
   Последнее слово попало в цель: некромант, выслушавший речь с выражением культурного шока на лице, оскорбился.
   "Что вы знаете о моём искусстве, варвары? - возмутился он. - Моя коллекция жизней бесценна!"
   "А нам плевать, - процедила Жанна с изуверским выражением лица. - Нам все эти интеллигентские штучки - нипочём. Загрызть, порвать, выкачать ресурсы - вот что мы понимаем! И ты со своей коллекцией - следующий, - Жанна зловеще прищурилась и направила указующий перст на собеседника. Тот непроизвольно отступил и даже попытался прикрыть телом один из наиболее ценных экземпляров - гигантского мумифицированного спрута.
   "Зачем вам моя коллекция? - медовым голосом запричитал он. - Почему бы вам просто не улететь с Земли?"
   "Тогда свалил быстро из альрома! - страшным голосом прокричала Жанна. - И чтоб тебя там больше не видели".
   "Ладно, ладно, - жрец испуганно выставил перед собой ладони. - Какие вы нервные".
   Жанна заглянула ему через плечо.
   "А это я у тебя изыму", - строго подытожила она, после непродолжительной борьбы овладела экспонатом и, бросив на некромантического коллекционера испепеляющий взгляд, неспешно растворилась в воздухе.
   
   
   1.
   - Просим прощения за временные неудобства, - любезно резюмировал Павел и вышел за дверь, а мы с Лили переглянулись и уселись молча. Было такое чувство, будто закончилось в нашей жизни что-то важное, но что именно - мы не могли вспомнить.
   
   
   7.
   Ио:
   - Торжественное извлечение двух идиотов из лап жуткого земного маньяка-мумификатора прошу считать свершившимся!
   Кэлюме (бурные продолжительные аплодисменты).
   Латану:
   - Круто ты на него наехала.
   Ио (со вздохом):
   - А всё ж таки отменная у этого упыря была библиотечка!..
   Чалэ (пренебрежительно):
   - А по-моему, какой-то местечковый подход. Своровать несколько душ и гонять их по кругу... Без фантазии мужик.
   Сорвахр (многозначительно):
   - Куда уж ему до тебя.
   Чалэ (быстро, Ио):
   - А что это ты там скоммуниздила?
   Ио (сытым голосом):
   - Не скоммуниздила, а конфисковала.
   
   
   4.
   В синей толще воды колыхались тени гигантских лепестков. Жанна задумчиво скользила в глубине подводного сада, издалека наблюдая светящуюся громаду храма Великих Спрутов.
   "Ло, привет! Как жизнь?"
   "Сижу вот", - с достоинством отозвались из шахты.
   "Водоизмещаешь?" - строго уточнила Жанна.
   "Водоизмещаю помаленьку", - скромно подтвердил спрут.
   "Вы, головоногие, часом, эпизод геномчика на земле не теряли?"
   "Может, и было, - осторожно признал спрут. - А что?"
   "Да вот, нашла тут одного потерпевшего. Хочу вернуть".
   "Оу! Наш клиент. Как это он у нас пропал?"
   "Коренные жители скоммуниздили. А ещё называют нас упырями!"
   "Я не уверен, что понимаю, о ком именно ты говоришь. Какое у них водоизмещение?"
   "Они... маленькие... - Жанна поняла, что не так-то легко будет описать человека глубоководному обитателю, особенно если учесть, что - насколько она поняла - её саму Великий Спрут считал чем-то вроде светлячка. - Люди живут на суше, но плавают на поверхности океана в лодках и кораблях".
   "Хм, - скептически отозвался спрут. Потом, поразмыслив, добавил: - Мы не слишком интересуемся тем, что происходит на суше... По воде правда плавает время от времени какая-то мелкая живность... Но суть в том, что основную часть поверхности планеты составляет наш мир, Океан. И коренные земляне - мы. С момента моего, например, рождения наверху уже несколько раз происходило смещение ледников. И каждый раз после таяния льдов нарождались какие-то новые сухопутные. То, о чём ты говоришь, вот эти, как ты выразилась, "люди", здесь ненадолго", - убеждённо закончил спрут. Жанна мечтательно вздохнула.
   "Вот бы и мне, вместо глупой суеты на поверхности, заняться нормальным водоизмещением! Не найдётся ли в Океане свободного местечка?"
   "Запросто, - удивился Ло. - Вот хоть на Дие! Там как раз намечается объединение солярных морей в мировой океан. Без водоизмещения никак нельзя! Мы, головоногие, незаменимы в любом водоёме объёмом выше среднего".
   "Солнце? - заинтересовалась Жанна. - А в Океан только головоногих принимают?.."
   
   
   6.
   На подходе к Солнцу на борт просочились кроваво-красные лучи Аллат, а вместе с ней проникло и кое-что из её поголовья. Под потолком зависла группа задумчивых коров, а по каютам рассыпались обладательницы прелестных хвостиков и настойчивых рыл.
   - Ты куда? На корабль со свинками нельзя! - строго изобрёл на ходу новое правило космических полётов Креон.
   - Ах, Креончик!.. Тебе лишь бы что запретить! - весело отмахнулась запыхавшаяся Аллат. - А со мной, между прочим, не только свинки, но и сундук чулочков - знаешь, какой тяжёлый?
   - Чем устно следить за порядком, лучше бы помог донести, - поддержал её Сорвахр, втаскивая на борт огромных размеров сундук, а следом ещё один, на железных винтах, - с красками. Креон фыркнул и ничего не сказал, а на лице его отразилось: "Для кого Аллат надевает все эти чудовищные чулочки, тот пусть и таскает за ней все эти чудовищные сундуки!" Сорвахр, по-видимому, нимало не обеспокоенный таким приговором, с удовлетворённым вздохом уселся на сундук и приласкал упитанную свинку. Аллат брызнула по каютам с воплем:
   - Гусь-гусь-гусь, маленькие мои!.. Жевать мебель и экипаж нельзя! Но если очень хочется, то можно!
   - Все в сборе, - довольно подытожил Чалэ. - Отбываем?
   - Все надрывались, как проклятые, - неодобрительно заметил Креон. - И только кое-кто, просидев всю дорогу на Солнце со свинками, не сделал ни одного шага вперёд в плане нравственности.
   - Ты меня имеешь в виду? - безмятежно догадалась Аллат, копаясь в баре в поисках люмэ или чего покрепче. - Да брось, Креончик, я при желании могу просветлиться быстрее, чем кто-либо из вас успел бы об этом подумать!..
   - В плане скромности ты тоже стоишь на месте, - безрадостно заметил Креон.
   - Лусик может быть весьма добродетельна от случая к случаю, - авторитетно заметил Сорвахр из кровати, куда уже успел спрятаться, а следом оттуда же прозвучало веское "Хру!" какой-то свинки.
   - Пальцы гнёт, - беспечно усмехнулась Аллат, прикладываясь к свежеоткупоренной бутылке. - Сам-то сколько веков на орбите провисел? Спорим! Взять хоть эту запасную душу, Тамару. Я её запросто просветлю.
   - Начиная с человеческого уровня? За одну жизнь? Не осилишь, - улыбнулась Эва.
   - Чалэ, что скажешь? Я придумаю интенсивную жизненную программу, и если ты проследишь, чтобы остальные выполнили всё вовремя, я гарантирую, что никому скучно не будет!
   - Записывай, - осторожно отозвался корабль, - посмотрим...
   
   
   7.
   Чалэ:
   - Давайте распределим роли. У нас в плане полный спектр - все три клана по очереди.
   Аллат (забиячливо):
   - Кто больше всех выступал, тот пусть и поучаствует!
   Креон:
   - Я готов попробовать аналогичный сценарий. Пусть моя душа - тот страж, Павел - тоже будет пробуждённой. Я встречу Тамару в качестве монаха в подземном храме. Годится?
   Аллат (азартно):
   - Отлично! Посмотрим, кто кого на этот раз!..
   Сорвахр:
   - Гы-гы-гы...
   Эва:
   - Да уж. Креон, ты главное не свихнись, пока ещё будешь человеком. Это очень нудно. Сам застопоришься и нас задержишь.
   Креон (обиженно):
   - Почему это я застопорюсь?
   Эва:
   - У тебя благородная душа, но ты ведь ни разу не был смертным. Вы с Сорвахром и не подозреваете, что такое давиться безвкусной жратвой и задыхаться в этом их вонючем кислороде, вызывающем преждевременное старение биологических клеток.
   Креон (испуганно молчит).
   Аллат (растерянно):
   - Это почему же у них жратва безвкусная?.. Водочки накатил, грибочком закусил - хорошо!..
   (мечтательно)
   А если ещё и глотку кому-нибудь порвать...
   Сорвахр (мрачно):
   - ...то начнёшь с воем бегать по потолку, чтоб только не блевануть.
   Креон (озадаченно):
   - Чалэ?.. Всё правда так плохо?
   Ио (жизнерадостно):
   - Да ладно! Как говорят местные наёмные убийцы: глаза боятся, руки делают!
   Чалэ (деликатно):
   - Ио, но эта поговорка вовсе не о труде наёмных убийц...
   Ио (удивлённо):
   - Да?..
   Эва (с досадой):
   - Да я не к тому сказала, чтоб вы тут из пустого в порожнее начали переливать... А к тому, что после смерти Марии у меня в клане Маршан образовалась династия приличных душ. И я готова направить сколько нужно на проект Аллат, но, по-моему, было бы неплохо подстраховать и тебя, Креон. Давай одна из моих душ будет твоей женой.
   Креон (радостно):
   - О! Давай!
   (сложив два и два)
   А я, получается, буду мужем?
   Эва (терпеливо):
   - Да. Ты будешь мужчиной, а я - женщиной. А потом мы вместе насядем на Аллат.
   Аллат (оживлённо):
   - Как интересно!..
   Чалэ (деловито):
   - Хорошо. Двое - от клана Маршан. Это кроме Жанны, разумеется. От Островичи, понятно, будет Сорвахр.
   Сорвахр (вздыхает).
   Аллат:
   - Хору, лапушка! Поразвлечёмся ещё разок!
   Чалэ (сердито):
   - Аллат, я не понимаю, ты собираешься просветляться или нет?.. Только послушай себя! "Водочки накатил", "глотку порвать", "поразвлечёмся"... Это - твои намерения? Духовные идеалы?.. Мы для тебя стараемся, а ты о чём думаешь?!
   Аллат (сбившись):
   - Но это я здесь и сейчас... А когда я буду там, будет совсем другое...
   Чалэ (непреклонно):
   - Настраивайся на высокую духовность заранее! Я не собираюсь возиться с тобой целую вечность!
   Аллат (растерянно):
   - Но водочки-то накатить... Одно другому не мешает...
   Сорвахр (шепчет что-то ей на ухо).
   Аллат (расплывается в улыбке).
   Чалэ (подозрительно):
   - Что это вы там шушукаетесь?
   Сорвахр:
   - Про бессмертную любовь. Не отвлекайся.
   Чалэ (насупившись):
   - Кандидатура от клана Надашди ещё не определена. Желающие есть?
   Кэлюме:
   - А что надо-то?
   Чалэ (сверяясь с планом):
   - Собственно, обратить душу Тамары к свету.
   Сорвахр (с сомнением):
   - Может, я попробую?
   Чалэ (ядовито):
   - Тебя бы самого кто обратил!
   (со вздохом)
   Ох, намаетесь вы по этому проекту! Ох, намаетесь!.. Креон ни разу в жизни на унитазе не сидел, а туда же - хочет стать человеком! У Аллат одна закусь на уме... Тут по плану одних изнасилований знаете сколько?.. Не сосчитать!.. Все друг друга обманывают, пока не забывают, с чего начали! И какая-то адская резня в финале! Ты зачем сюда бойню между тремя кланами приписала?..
   Аллат (рассудительно):
   - А зачем плодить лишние души? Посмотрите на себя: какие-то запасные, фоновые, разовые... Неэффективное использование производственных мощностей! Если хотите лицезреть экспресс-просветление, обеспечьте интенсивную духовную работу. Маленькая, но смертоносная война приведёт нестройные ряды наших душ в полный порядок! И не забывайте улыбаться, вас будет снимать скрытая камера. К моменту общерасовой интеграции прибудут другие альрома, которых Чалэ вызовет с Бетельгейзе.
   (довольно)
   Пышно я придумала?
   Кэлюме (озадаченно):
   - Типа, отбудем в парадном кортеже?
   Аллат:
   - Ага. А Чалэ заодно похвастается перед собратьями, какой он хитренький, сколько афер успел провернуть.
   Чалэ (заливаясь краской):
   - Вовсе я не собираюсь хвастаться. Мы, альрома, лишены тщеславия. Мы принадлежим к сфере чистого сознания.
   Аллат (серьёзно):
   - Чисто конкретного?
   Чалэ:
   - Чистого... и конкретного... вообще, чего ты меня путаешь? Мы о тебе говорили.
   Ио (улыбаясь):
   - Мы говорили о кандидатуре от Надашди.
   Велиал (задумчиво):
   - Надашди - это я. У меня в активе - правящая династия клана. Одну из душ я сразу направлю к Тамаре, а в случае необходимости подтянутся и остальные.
   (самодовольно)
   Меня много.
   Чалэ (вредным голосом):
   - Должен предупредить, Аллат практически не поддаётся стороннему воздействию!
   Сорвахр:
   - Хе-хе! Зелен виноград?
   Велиал (серьёзно):
   - А я не понимаю такой постановки вопроса. Экспедиция Чалэ - наше общее дело, а не какая-то индивидуальная авантюра. Аллат - такая же участница, как все остальные. Просто нужно договориться, чтобы она соблюдала правила. Я работал с Викторией, ещё когда Аллат находилась в пределах атмосферы Реи.
   Чалэ (смягчаясь):
   - Наконец-то разумная речь. Бэл - подходящий вариант.
   (рассеянно)
   Сорвахр, подвинься!
   (сверяясь с записями)
   Династия рождённых душ... К тому же он пришёл на Землю уже после падения, значит, по крайней мере, не будет всех этих психотических метаний, которые превратились в традицию у изначальных... Аллат, ты слышишь?
   Аллат (в приятном оживлении):
   - Ага. Бэльчик, зажжём!
   Велиал (строго):
   - Не "зажжём", а сосредоточься!
   Чалэ (решительно):
   - Итак, у нас в программе ревизия основных центров притяжения расы! Сначала к Островичи, потом к Надашди, потом к Жанне... И ещё Тамара должна будет встретиться с другой ипостасью самой себя, то есть с Викторией.
   Аллат (сытым голосом):
   - Я и над самой собой без малейшего труда одержу решительную победу!..
   Ио:
   - Ну что ж, господа, у нас всех есть уникальный повод поработать на пределе своих возможностей!
   
   
   IX. Пульс
   
   
   1.
   Первая королева клана - Мария, оценив безрадостное количественное соотношение вампиров Островичи и Надашди, ввела официальное многомужество, надеясь, что там, где потерпели неудачу разум, нравственность, голос совести и прочие абстракции, положение спасёт неумолимый демографический фактор. "Учение Надашди" оперативно обогатилось концепцией прогрессивной, раскрепощённой семьи. Давно уже следовало отбросить обывательское представление о любви: дескать, мужчина и женщина соединяются всего лишь под влиянием личных симпатий, противопоставляя свой замкнутый мирок общественным нуждам. Союз, основанный не на мимолётных страстях, а прежде всего на принципах и ценностях нового, справедливого вампирского общества, будет гораздо более прочным (и плодовитым). Крепкая семья, посвящённая служению высокоморальной политике (в дополнение к разнообразным эротическим связям, которые никто не отменял) - вот лучшая сфера приложения сил. Вампир, наделённый развитым нравственным чувством, осознаёт, сколь важно для будущего воспитание нового, просвещённого поколения, не отягощённого вековыми предрассудками о якобы оздоровляющей роли кровавых ванн. Поскольку женщина вносит достаточный вклад в демографию, вынашивая и рожая детей, почётную обязанность растить их можно делегировать мужчинам. Следовательно, мужчина вполне обойдётся одной женой, тогда как женщине понадобится несколько мужей (ведь воспитание потомства - хлопотный и долгосрочный проект, а женщине нужно время, чтобы заниматься политикой). В итоге семья, понятая как социально-этический долг, приняла у Надашди довольно разветвлённую структуру даже географически, так как свободные от предрассудков супруги не обременяли себя ни общим хозяйством, ни собственно сожительством, изредка созваниваясь, чтобы радостно обменяться новостями из семейной жизни, или случайно встречаясь на официальных мероприятиях с возгласами: "Сколько лет, сколько зим!" Многомужество дало всходы в виде отменных рождённых кэлюме, которые продемонстрировали значительно более высокие ментальные способности, чем у пробуждённых вампиров, и превратилось в клановый "традиционный семейный уклад" при том, что своих мужей-Надашди у королевы Марии не было ни одного: она вообще не жаловала флирт.
   В отличие от первоосновательницы, её преемница - королева Кристина считала, что нет лучшего способа усилить своё политическое влияние, как обзавестись свеженьким, с иголочки, трудоспособным мужем, естественно, образованным, амбициозным, с положением в обществе и природными данными, не внушающими тревогу за генофонд потомства. Мужчин, не годившихся на то, чтобы выйти за них замуж, Кристина просто не рассматривала, некогда было. То есть рассматривала, конечно, в первые лет двадцать-тридцать своей жизни, а потом занялась строительством той самой прогрессивной семьи и построила весьма большую. Идеология Надашди нашла у Кристины живой отклик, словно создавалась специально для неё. Кристина искренне считала, что честно выполненный социальный долг - это и есть истинная любовь. Светлого чувства у неё набежало на четырёх мужей и дюжину отпрысков, и Кристина не собиралась на этом сворачивать свою бурную общественно-сексуальную деятельность, сохранив в свои двести семьдесят шесть лет девическую свежесть чувств, жизнерадостность и оптимизм, а также страсть в свободное от государственных дел время потанцевать на балах. Трагическая смерть одного из мужей в застенках Островичи временно омрачила её настроение, но не сломила дух; Кристина произвела в семье некоторые перестановки, посадила парочку своих дочерей в Совет (чтобы приглядывали за кланом, пока она будет в отъезде) и отправилась в путешествие, чтобы развеяться, а заодно и присмотреть достойного кандидата на замену почившему мужу (раз уж так вышло). Примерно в то время, когда ещё не закончилась так называемая "пушкинская" эпоха, но уже началась так называемая "николаевская", вампирская королева впервые посетила заснеженную Россию и осталась довольна петербургской архитектурой, после чего произвела выборочное знакомство со статями русских мужчин, которые нашла вполне удовлетворительными, если не считать "никуда не годной дисциплины". "Поддаются ли русские мужчины дрессировке?" - интересовалась бойкая красавица у более опытных в этом отношении местных дам и получала неопределённые ответы. "Те, которые попонятливее, - в общем, да", - признала наконец одна из них, и, полагаясь на её стадевяностолетний опыт, Кристина повнимательнее присмотрелась к великосветской публике, но ничего убедительного не обнаружила. "Повальная, неистребимая страсть к рисовке и мотовству, неадекватная самооценка, находящаяся в прямой зависимости от количества выпитого", - таков был предварительный диагноз. На другой чаше весов была непосредственная близость к богатствам суровой природы и загадочной культуры, что должно же было как-то запечатлеться в местном геноме? (Из всех мужских достоинств геном особенно волновал Кристину). Так и не придя к окончательному выводу, она плескалась в волнах бальных приливов и отливов, пока наконец её не вынесло на маскарад в императорском дворце, где она и встретила своего будущего четвёртого (или пятого, смотря как считать) мужа (который пока ещё об этом не знал).
   Честно говоря, князь Дмитрий Константинович был стопроцентным олицетворением того самого диагноза, который напрашивался Кристине в отношении русских мужчин вообще. В хорошем настроении - обворожительный собеседник, изобретательный любовник, знаток старинного оружия, археологических редкостей и книг, князь Воронцов в полнолуние, в межсезонье, а также во время геомагнитных бурь - в общем, в те несчастливые периоды, когда у психически неуравновешенных людей случаются обострения - впадал в чёрную меланхолию, любил выпить и проиграть в рулетку миллион-другой. Это всё выяснилось постепенно, а тогда, в новогодней феерии Зимнего дворца, увлечённые мысленным обменом любезностями представители кровососущей элиты не заметили, как протанцевали семь вальсов подряд. Кристина чувствовала, как в белом вихре русских метелей к ней возвращается весеннее настроение и в сердце расцветают подснежники.
   "Может быть, всё дело именно в несметных богатствах этой страны? - размышляла Кристина, увозя новоприобретённого поклонника с царских увеселений в своей карете и рассчитывая, с какой степенью интенсивности следует предаться с ним любви (и следует ли вообще). - Может, если на время извлечь его из этой рассеянной и давящей атмосферы, он придёт в более дееспособное состояние?"
   - Я, возможно, позволю себе некоторые отношения с тобой... но только если ты будешь сопровождать меня в путешествии, - озвучила она. Дмитрий Константинович захлопал пушистыми тёмными ресницами: он не привык простирать свои планы дальше ближайшего вечера. - А чему ты удивляешься? Я направляюсь на юг, в Персию, - пояснила Кристина. Князь неуверенно посмотрел в окно, но оттуда подсказки не поступило. - Ты поедешь со мной или нет? - в третий раз активизировалась прекрасная дама, и в её серебряном голосе послышались нетерпеливые нотки. Дмитрий Константинович почувствовал, что надо думать быстрее.
   - Да... конечно, - осторожно согласился он, и Кристина вздохнула с облегчением, как учитель, которому удалось добиться правильного ответа от безнадёжного двоечника.
   - Вот и отлично, - удовлетворённо подытожила она и откинулась на спинку сиденья, рассеянно расстёгивая серебристую шубку, - под нежным мехом разноцветными огнями блеснуло бриллиантовое колье. - И учти: мы сейчас приедем ко мне в дом, так вот, мои слуги - не для еды. Я придерживаюсь того правила, что конспирация позволяет взять от жизни гораздо больше и с большим комфортом, чем глупая резня. Я хочу оставить после себя добрую память, - приступила Кристина к прощупыванию идеологической почвы, естественно, умолчав о своей истинной роли в войне кланов. - А ты что по этому поводу думаешь? - небрежным тоном поинтересовалась она, глядя в окно на проплывающие мимо фонари и снежинки и всерьёз опасаясь, что настоящий момент как раз и будет первым случаем, когда его светлость задумается над собственными жизненными принципами.
   - Как скажешь, - с готовностью откликнулся князь, очевидно, чутко уловивший основную тенденцию предстоящего сезона, и добавил после глубокомысленной паузы: - А мне, в общем-то, всё равно.
   
   
   1.
   В приватной обстановке заграничная гостья оказалась раскрепощённой красавицей, блистательной и холодной, как зимний день, хохотушкой и большой любительницей мороженого. Всё время путешествия князь наслаждался ролью особо ценного предмета багажа, который с почестями перевозят из отеля в отель, а в ночной тиши распаковывают, чтобы полюбоваться. Он успел заметить даже, что в свободное от него время спутница бывала чем-то занята, хотя её делами не интересовался, как и вообще какими-либо делами. Однажды - где-то на исходе путешествия, в Восточной Европе - ему были представлены три ужасно похожих на Кристину надменных личности, одна мужского и две женского пола, оказавшиеся её детьми; Дмитрий Константинович с уважением отметил про себя, что меры безопасности, сопровождавшие семейную встречу, были достойны политических заговорщиков (князь, ещё в бытность свою человеком, имел некоторое отношение к работе тайной полиции).
   Момент истины наступил неожиданно. В роскошном лифте солидного (то есть только для вампиров) отеля изысканная пожилая дама обратилась к нему как бы невзначай:
   - Так это вы - будущий муж королевы Кристины?
   Дмитрий Константинович чуть не выронил часы, на которые смотрел, прикидывая, успеет ли кого-нибудь убить перед свиданием с возлюбленной, которая предпочитала вредные для здоровья замороженные полуфабрикаты, и от неожиданности спросил: "Кого?", - хотя следовало бы спросить: "Кто?"
   - Кристины Эскабр-Надашди, - ослепительно улыбнулась дама, выплывая из лифта. - Вы ведь с ней приехали?..
   Дмитрий Константинович был крайне возмущён тем, что его не поставили в известность о фактах, о которых он не только не спрашивал, но даже и не думал.
   - Мне теперь называть тебя "Ваше Величество"? - с места в карьер начал он выяснение внезапно обнаруженных отношений, в то время как обвиняемая сторона, сидя среди кружевных подушек в кокетливом корсете из лебяжьих перьев, намеревалась приступить к утренней порции мороженого.
   - Можешь называть меня "госпожой", как обычно, - милостиво разрешила она.
   - Почему ты не сказала, что ты - королева?!
   - А это имеет для тебя значение? - невозмутимо поинтересовалась Кристина, вертя в изящных пальцах изящную ложечку.
   - Как... ну... конечно! Это, как-никак, существенный факт твоей биографии... - князь слегка смешался: Кристина подловила его на слове. Теперь выходило, что он интересуется её жизнью, как будто она ему небезразлична! - К тому же получается, что ты, насколько я слышал, замужем... - Дмитрий Константинович рассчитывал уколоть любовницу упрёком, но понял, что снова попал впросак, поскольку в ответ прозвучало снисходительное:
   - Ты тоже можешь стать моим мужем, если хочешь.
   - А может, и хочу! - запальчиво возразил князь и тут же мысленно выругал себя за несдержанность: до сего момента у него и мысли не было о женитьбе. - Впрочем, разговор сейчас не о том! Почему ты меня обманывала?! - вернулся он в более безопасное русло обвинений и тут же почувствовал, что слово "обман" здесь не совсем уместно: он не интересовался, она и не докладывала. Кристина царственно сняла с верхушки мороженого ягодку клубники и отправила её в рот, после чего обратила на неосмотрительного любовника строгий взор.
   - Дмитрий. Разговор сейчас о том, как ты видишь будущее наших отношений. Напрягись, пожалуйста, и подумай, для разнообразия, прежде чем ответить.
   Князь насупился, но совету добросовестно внял, подспудно чувствуя его справедливость. Он думал целую минуту.
   - Я бы... ээ... конечно, хотел... и дальше с тобой... встречаться.
   - Если мы поженимся, ты будешь встречаться со мной, когда захочешь, - твёрдо пообещала Кристина.
   Дмитрий Константинович, которого всю дорогу преследовало ощущение смутной угрозы, понял, что его предчувствия сбываются самым ужасным образом, и слегка оробел.
   - А... сколько мужей... у тебя уже было... до этого? - неуверенно осведомился он, чтобы потянуть время, и принялся лихорадочно перебирать в памяти подозрительные слухи о бесхитростном шведском многомужестве.
   - Если считать тех, кто сейчас жив, ты четвёртым будешь, - сообщила Кристина, орудуя ложечкой.
   - А... если посчитать тех, кого нет... с нами?..
   Кристина заметила его замешательство, отвлеклась от мороженого и мягко улыбнулась.
   - Тогда ты будешь пятым. Разница, как видишь, небольшая.
   Дмитрий Константинович всё же не совсем успокоился.
   - А отчего... тот... умер?.. - с трудом выговорил он; ему раньше как-то не приходилось расспрашивать женщину о личной жизни, и он не представлял себе, до чего скользкое это занятие - на каждом слове можно оступиться и нечаянно взять на себя какие-то совершенно неожиданные обязательства.
   - Не волнуйся, он умер не в постели, - насмешливо пояснила Кристина, - я никого не перегружаю супружескими обязанностями. Он умер по естественным причинам: его убили Островичи.
   - А... - безнадёжно подытожил князь.
   - А мне сейчас русский муж будет очень кстати, - уверенно продолжила Кристина, отставила опустошённую вазочку, сунула маленькие белоснежные ножки в украшенные лебяжьим пухом туфельки и подошла к зеркалу. - Я давно планирую обзавестись резидентом в вашей стране, так что тебе, ваша светлость, представится удобный случай поработать.
   - Мне? Поработать?.. - повторил Дмитрий Константинович, как во сне. Он даже не сразу понял, что именно имеется в виду: ему представилось, что злая судьба в лице прекрасной безжалостной дамы заставит его чистить улицы от снега.
   - Да, друг мой! Поработать! Ты в первый раз слышишь это слово? Ну да не в последний! - обнадёжила его Кристина. - Мы, конечно, состряпаем с тобой приличных детишек, и они тоже будут работать, но ты же не отправишь собственных детей на совершенно неизведанную территорию?
   Тут мысль князя перескочила с ужасной перспективы стать русским резидентом Надашди на ещё более ужасную перспективу завести с Кристиной детей. Воспоминание о надменных отпрысках возлюбленной - всех, как один, высоких, темноволосых, белокожих и желтоглазых, так уязвило его, что он даже собрался с мыслями в достаточной мере, чтобы попытаться возразить.
   - Кстати, Кристина, твои дети... Они все так ужасно похожи на тебя! - упрекнул он. - Ни за что не скажешь, что они от разных отцов...
   Кристина отвлеклась от зеркала и бросила на злосчастного кандидата в мужья прохладный взгляд.
   - Ты считаешь, что дети, похожие на меня, - это какие-то не такие дети?..
   - Нет, но... - Дмитрий Константинович замялся. - Замечательные...
   - Дети, похожие на меня, - это гарантированно отменные дети! Высший сорт! - внесла ясность Кристина и рассеянно извлекла из простой дорожной шкатулки небольшую корону, в которой, как ехидные взгляды, горели крупные жёлтые топазы. - Чего ещё желать?..
   - Но... я хотел бы... чтобы в моих детях было и что-нибудь от меня...
   - Так никто и не мешает тебе принять самое деятельное участие в их воспитании, - ответила Кристина, и ехидное выражение топазов сменилось изумлённым. - Наоборот, я же сказала: ты увезёшь своих детей в Россию и сделаешь из них первоклассных шпионов... Клану Надашди необходимо укреплять свои позиции по всем направлениям, - озабоченно добавила она. - С тех пор, как в Чейте к власти пришла одна моя бывшая родственница, Виктория Лавей, Островичи совсем стыд потеряли. Эта женщина бесчувственна и груба, как лесной кабан, скажу я тебе... Обезвредить её будет непросто... В общем, я даю тебе уникальный шанс внести почётный вклад в процветание расы. - Кристина выдержала паузу. Поскольку Дмитрий Константинович не сообразил, что пора давать положительный ответ, тонкие брови дамы неодобрительно сдвинулись. - Слушай, ваша светлость, если ты будешь так медленно вникать, я подыщу себе в мужья кого-нибудь другого. Хоть ты мне и понравился, - великодушно добавила она.
   - Когда свадьба? - быстро сказал князь. Точёные черты Кристины несколько смягчились.
   - Вот это уже предметный разговор. Организацией свадьбы займись сам, мне некогда. Насчёт моего платья - уточнишь размеры у придворной портнихи. Она уже не в первый раз этим занимается и всё сделает, как надо. Список приглашённых оставляю на твоё усмотрение, ты человек светский, всё понимаешь. Не забудь передать даты и расписание мероприятий моему секретарю, чтобы для меня всё это не оказалось сюрпризом... И... - Кристина прервалась на мгновение, как бы проверяя, всё ли учтено. - Ах, да, Дмитрий!.. - отложив корону, она пересела к новоприобретённому жениху на колени, нежно завладела его рукой и проникновенно заглянула ему в глаза. - Почему бы тебе не признаться мне в любви?..
   
   
   7.
   Велиал (деловито):
   - Так, ну всё, я вывожу Влада и другие запасные души, которые будут работать с Тамарой.
   Сорвахр (в ужасе):
   - Маленькие велиалята!
   Велиал (строго):
   - Не "велиалята", а правящая династия!
   Сорвахр (в неослабевающем ужасе):
   - Куча маленьких, холодных как снег велиалят!..
   Велиал (устало):
   - Сам ты куча.
   (весело, Эве):
   - А удачно я тебе подсказал насчёт многомужества?
   (довольно)
   Очень удобный социальный институт!..
   Эва и ещё несколько кэлюме (в глубокой задумчивости).
   Аллат (одобрительно):
   - Ну ты простой как пять копеек!..
   
   
   1.
   В юности Влад был уверен, что станет безупречным разведчиком. Его готовили к этой профессии с детства, развивали память, внимание, многослойную психическую защиту от чтения мыслей и энергетических атак. На тренировках он показывал блестящие результаты и к выпускному классу возомнил, что работать в спецслужбах - вообще плёвое дело. Он мог без усилий вытерпеть голод, ранение серебром и в жизни не помнил случая, когда бы ему пришлось потерять хладнокровие - до первого визита за стены закрытой Королевской Академии, где обучались предельно политизированные кадры... Хорошо ещё, что никакого задания не было - просто знакомство с большим шумным миром, в котором предстоит работать, практически неформальное... Тогда Влад понял, что единственным, первым и последним экзаменом для него будет жизнь, которая пройдёт мимо него, которой он лишён.
   Раньше он искренне недоумевал, когда слышал о какой-то особой привязанности сургов к ромеи, и считал семью пунктом в общем плане добросовестного выполнения социальных обязательств. Но когда увидел вампиров Островичи, и особенно - их женщин, жизнь в клане Надашди показалась ему прозябанием от первой до последней секунды. Было бы наслаждением просто находиться рядом с такой возлюбленной, ловить горячие взгляды, принимать её обволакивающий алый свет... Ну и, собственно, такого рода наслаждения - то есть "просто находиться рядом", без малейшей перспективы более серьёзных отношений - его будущая профессия грозила предоставить в переизбытке. Истинную близость, доступную представителям высшей расы - эспальдо, прикосновение любви к душе, а не к телу только - разведчик не мог себе позволить, чтобы не выдать себя.
   Конечно, Влад научился сдерживать свои чувства, прежде всего потому, что отдавал себе отчёт: завяжись у него - в обход всех "невозможно" - интрижка с кем-нибудь из ромеи Островичи, отношения не продержались бы долго. Влад был принцем своего клана, а Островичи - врагами. Верность принципам была важнее любви. Влад понял и принял, что для клана придётся пожертвовать личным счастьем, и никогда никому не говорил, что если бы речь шла только о его личных интересах, он выбрал бы совсем другую жизнь.
   Зато он мог позволить себе сколько угодно смертных любовниц... Вступая в необременительные связи с безликими земными девушками, у которых можно было перехватить люмэ, а потом при помощи лёгкого гипноза вовсе стереть свидание из легкомысленной головки, Влад представлял себе роскошных самок враждебного клана, таких естественных, свободных и жадных до удовольствий... Учитывая вольные нравы Островичи, ему пришлось придумать, а потом реализовать хитроумную тактику уклонения от близкого знакомства с коллегами по резиденции клана в России, но... в итоге вышло, что при встречах с ромеи Милой - главой российского посольства, проявлявшей - не без инструкции "сверху", разумеется - особенно рьяный интерес к невзрачному (как она в глубине души считала, и Влад это отлично слышал) новичку, ему значительно труднее было скрыть своё влечение к ней, а не шпионскую деятельность, и порой - в уединении - Влад искренне смеялся над идиотизмом своего положения... Смертные девушки были хороши тем, что по крайней мере не могли прочесть его мысли, от которых Влад и сам нередко приходил в ужас.
   Правда, оставались ещё более-менее непричастные к войне кланов ромеи, и хотя определённый риск в таких отношениях был, но... жить вообще вредно, от этого умирают.
   
   
   1.
   Линда считала себя счастливо вышедшей замуж. Они с мужем вместе уже больше двадцати лет. Конечно, за это время бывало всякое... Стив иногда выпивал... Но раньше пил больше. А в сравнении с её первым мужем... Стив, по крайней мере, помог ей растить дочку, когда Дэвид исчез в неизвестном направлении. Позже удалось вытребовать алименты через суд, но сумма с официальной зарплаты всё равно получалась смехотворная... Так что Стив заменил девочке отца. А позже Линда родила Эрика, их общего со Стивом ребёнка, и это ещё больше укрепило их отношения, ведь мужчины, как правило, мечтают именно о наследнике, сыне. Правда, наследовать после Стива было особо нечего, но всё равно мальчик считается более престижным ребёнком, чем девочка... что бы там ни говорили об эмансипации, а традиционные нравственные нормы никто не отменял. Отец Линды, пока ещё жил с мамой, любил повторять, что феминистки - это всего-навсего несчастные, неудовлетворённые женщины.
   Через пять лет после рождения сына они со Стивом наконец-то поженились - Линда настояла - без лишней помпы, у них тогда были финансовые трудности: Эрик часто болел, да Линда и не настаивала на пышном торжестве, помня предыдущую свадьбу - Дэвид тогда напился, и первую брачную ночь она провела, пытаясь вызволить новоиспечённого супруга из полицейского участка. А теперь... Вполне счастливое, респектабельное семейство. Линда, конечно, подозревала, что муж изменяет ей - иногда, в командировках - а однажды они чуть было не развелись из-за молоденькой фотомодели, которая, впрочем, быстро нашла покровителя побогаче и поспешно исчезла с горизонта добропорядочной четы. Сына удалось пристроить в престижный колледж... Дочь вроде живёт с каким-то, старше её в два раза, то ли дельцом, то ли мошенником, Линда не лезла в их отношения - где уж ей советы давать - авось девочка сама как-нибудь устроит свою личную жизнь... она симпатичная, умненькая... а не устроит - так оно, может, и к лучшему. По нынешним делам, ещё неизвестно, как женщине лучше: замужем или самостоятельно. Потому что замужем - это всё равно самостоятельно, только ещё и выходки мужа терпи...
   Но Линда сейчас уже не в том возрасте, чтобы "жить для себя", - поезд ушёл. И она всегда осуждала подружек-ровесниц, заводивших молоденьких любовников едва ли не напоказ. Всё-таки ценность семьи не только в сексе... есть ещё чисто человеческие отношения... общее хозяйство... обязательства, в конце концов. И даже если муж во всех отношениях далёк от идеала, нужно хотя бы поддерживать презентабельный фасад.
   Вооружившись такими убеждениями, она привыкла твёрдо не замечать повсюду извечную картину хамского флирта мужчин с малознакомыми спутницами и хамского же пренебрежения к спутницам, знакомым слишком хорошо. Время от времени Линда сопровождала мужа на светские мероприятия (поехать по клубам с подружками так ни разу и не решилась, тем более что вообще не любила вечеринки), внушала себе, что довольна, и утешилась бы, наверное, мыслью, что нормальных мужчин не бывает в природе - если бы не та встреча...
   Учитывая разницу в возрасте, ей логичнее было бы называть его мальчиком, он выглядел на тридцать, не больше, но странно: в отличие от многих знакомых Линде мужчин, которые, даже выйдя на пенсию, продолжали вести себя как недалёкие капризные подростки - взять хоть её собственного мужа - этого молодого на вид незнакомца она смело назвала бы именно мужчиной. Она вообще не представляла себе, что такие люди бывают в реальности, он выглядел как пришелец с другой планеты - даже кожа как будто светилась, а глаза... в жизни не видела таких пронзительных глаз, они горели, как топазы. Впервые Линда позавидовала своим более бойким ровесницам, сама она даже в юности не решилась бы пофлиртовать с таким красавцем - привыкла довольствоваться мужчинами другого сорта, но теперь понимала подруг... а незнакомец сидел один, созерцал сквозь ночной дождь вывеску на противоположной стороне улицы и, судя по расслабленной позе и отрешённому выражению лица, даже никого не ждал...
   Тут на входе в зал - ресторан был крошечный, элитный, столики наперечёт - послышался шум, на который трудно было не обратить внимания: кокетливый женский смех, шелест роскошного букета, стук каблучков и оживлённая болтовня троих очень внимательных спутников изящной молодой дамы. Линда не поверила своим глазам, узнав в гостье - без сомнения! - свою бывшую однокурсницу, Виолетту! За двадцать восемь лет она нисколько не изменилась!
   - Виолетта! Это ты? - воскликнула она прежде, чем успела подумать.
   - Не может быть!
   - Вот так встреча!
   - Подумать только!
   Когда шквал бессмысленных восклицаний пошёл на убыль, получилось, что компания вновь прибывших как-то незаметно осела за их столик - деловым партнёрам Стива пришлось потесниться: муж бросил на Линду недовольный взгляд, а на очаровательную гостью - оценивающий; впрочем, Виолетта этого не заметила, так как разглядывала зал и пару раз помахала знакомым - в том числе, Линда заметила, и желтоглазому красавцу возле окна - тот в ответ вежливо склонил голову.
   - Ты совсем не изменилась, кажется, даже похорошела! - с упоением защебетала Линда; нудные деловые разговоры мужа утомили её до смерти. Виолетта в ответ залилась своим неподражаемым смехом.
   - А как ты?
   - Замужем... Сын учится. Дочка работает. Всё нормально.
   - Понятно.
   - А ты замужем?
   - Я-то?.. - Виолетта, казалось, удивилась. - Да как сказать... По большей части нет... Вот, - она почему-то с гордостью указала на одного из своих спутников. - Представляешь, Уолтер согласился поработать со мной! Разве ты не знаешь?.. Он работал с Андреа Бочелли и Кристиной Агилерой! Разве я не сказала?.. Мы будем вместе записывать мой первый альбом!.. - и Виолетта пустилась в замысловатые рассуждения о блюзе, периодически одаривая спутников лучезарной улыбкой, в то время как одинокий красавец отвлёкся от окна и созерцал рассказчицу таким взглядом, словно именно от неё зависела вся его жизнь.
   - Слушай, ты что, знакома с тем молодым человеком? - понизив голос, поинтересовалась Линда, когда удалось вклиниться между длинными пассажами с перечислением разных звёзд эстрады, их продюсеров и звукорежиссёров. - Он так на тебя смотрит!
   - О, господи, с Владиком, что ли?.. - Виолетта слегка повернула отягощённую пышными локонами и бриллиантовыми булавками головку и послала лучезарную улыбку, для разнообразия, за интересовавший Линду столик; незнакомец отвернулся и снова стал смотреть в окно. - Да мы с ним, можно сказать, друзья детства!..
   - По-моему, он хочет устроить с тобой вечер воспоминаний. Прямо сейчас, - ляпнула Линда и ужаснулась: кажется, она сама стала выражаться не лучше заядлых сплетниц! Виолетта заливисто рассмеялась, а потом серьёзно заметила:
   - Он-то, понятно, хочет, но вот у меня совершенно нет времени!.. - взглянула на изящные бриллиантовые часики и снова затянула про свой неотвратимый будущий успех на музыкальной сцене. Однако у "Владика", очевидно, имелись на вечер диаметрально противоположные планы, потому что когда будущая звезда блюза в сопровождении свиты покинула ресторан, её молчаливый поклонник целенаправленно вышел следом. Линда с любопытством понаблюдала в окно непродолжительную перепалку возле парковки, после чего Виолетта усталым жестом отправила троицу воротил шоу-бизнеса восвояси, а сама отбыла с "другом детства".
   Линда даже не позавидовала, хотя никогда в жизни, ни до, ни после, не читала в облике мужчины столько мольбы и надежды, нежности и преклонения - а ведь сама ещё в далёкой юности старательно уверила себя, что так не бывает... Она только с отвращением покосилась на свою законную половину и поняла, что ни мгновения своей никому не нужной семейной жизни не была самой собой.
   
   
   1.
   Первая половина ночи смешалась для Влада в водоворот из серых простыней в номере дешёвого отеля, рассыпанных по ним лепестков роз из распотрошённого букета Виолетты и её шёлкового, обволакивающе прохладного тела. Виолетта за полтора века с момента их последней встречи успела окончательно распрощаться с моральным кодексом клана (он знал об этом из донесений, а теперь прочёл в её мыслях, что это правда) и (что было приятно, хоть и немного грустно) превратилась из аристократически-меланхоличной девочки в надменную особу с железной волей, умеющую раздразнить мужчину и заставить пресмыкаться - а ведь когда-то обижалась до слёз из-за того, что её дразнили "дамой с фиалками" (она появилась на первом балу с этими цветами, они шли к её бархатным глазам - белое платье и тёмные цветы, а вообще она была неприметной, застенчивой...) Под утро он более-менее пришёл в себя - по крайней мере перестал машинально шептать ей дурацкие признания и комплименты, которые сам тут же забывал, и членораздельно подумал о том, что неплохо бы найти где-нибудь часы и взглянуть на них... Часы обнаружились на полу среди других вещей Виолетты, Влад понял, что вовремя вспомнил об утреннем рейсе в противоположный конец света и устало рухнул обратно в кровать.
   - Боже, ты просто принцесса ночи, - выдохнул он. - И я бы охотно побыл твоим рабом ещё, но мне нужно завтра быть в Москве.
   - Ты не мог найти гостиницу поприличнее? - возразила дама, окидывая придирчивым взглядом номер, в котором брошенные в беспорядке вещи постояльцев выглядели, как инопланетные артефакты.
   - Обожаю наркоманские притоны, - рассмеялся Влад. - Меня это заводит.
   Виолетта тоже улыбнулась, очевидно решив, что он шутит; на самом деле соответствующие вкусы выработались у Влада вследствие долгого общения с Островичи.
   - И куда подевался Влад, которого я знала? - с улыбкой заметила Виолетта. - Принц, от которого я мечтала получить предложение руки и сердца, в то время как он бросался в девчонок камнями и гонял верхом на чёрном, как смоль, коне через поля?..
   - Ты мечтала выйти за меня замуж? - рассеянно удивился Влад и закурил, небрежно бросив на ветхий зеркальный столик свою золотую зажигалку рядом с её бриллиантовыми часами.
   - Я мечтала выйти замуж за какого-нибудь принца, - поправила Виолетта. - Не обязательно за тебя, хотя ты казался мне симпатичным... и я непременно развернула бы в отношении тебя бурную военную кампанию, если бы ты не бросался камнями так метко...
   Влад рассмеялся.
   - Странно, я ничего об этом не помню... Ну, а как ты сейчас? Чем занимаешься? - Влад с неудовольствием заметил в своём сознании профессиональный интерес и безуспешно попытался его отогнать.
   - Ты же слышал, - Виолетта пожала точёными плечами. - Увлеклась шоу-бизнесом, хочу петь... Соблюдаю практически все законы... Я в общем-то согласна с той идеей, что иногда бывает даже полезно вписаться в людское общество... Хотя наша семья порвала все связи с кланом после той "реформы" в Совете.
   Влад заставил себя пропустить фразу мимо ушей. На самом деле речь шла об успешно раскрытом заговоре против королевы Кристины, но, к сожалению, в глазах рядовых кэлюме всё выглядело так, будто Её Величество самовольно отправила полкабинета в отставку и посадила на освободившиеся места своих детей. Хорошо ещё, до рядовых кэлюме не дошла правда о том, что "отправленные в отставку" чиновники были на самом деле расстреляны прямо в зале заседаний, потому что правительственную резиденцию пришлось брать штурмом.
   - А у тебя какие новости?
   - У меня?.. - Влад вздохнул. - Работаю... в Москве.
   - О, боже! В этой дыре?..
   - Там родился мой отец.
   - Что-то такое припоминаю... - Виолетта наморщила безмятежный лоб. - Он был местным князем, что-то в этом роде?..
   - Там уже давно нет князей... Одни секретари. И я тоже - секретарь... - Влад с отвращением загасил сигарету. Виолетта окатила его сочувствующим взглядом прозрачно-синих глаз, правильно истолковав затянувшееся молчание.
   - А ты не думал о том, чтобы уйти?.. - тихо спросила она. Влад отрицательно покачал головой и поспешно поднялся с кровати. Конечно, пора было собираться, но вместо того, чтобы светски попрощаться и озвучить подходящие к случаю ничего не значащие слова, он вдруг застыл перед зеркалом, в котором не отражался, и ответил сам себе на вопрос.
   - Да я постоянно об этом думаю. На протяжении последних ста пятидесяти лет... Как видишь, пока не пришёл к окончательному решению, - он устало провёл рукой по лбу. Всё-таки воздержание до добра не доводит: начинает тянуть на ненужную откровенность. - Иногда кажется - всё. Уйти... вообще уйти. Из клана. Из обоих кланов. Забуриться в какую-нибудь клоаку... сколотить секту, например... собрать толпу дураков, изобразить из себя бога - у нас ведь многие так делают... у нас... я расу в целом имею в виду. И ужраться. Вот ужраться, как свинья, хоть раз в жизни. Не потому, что я так уж крови хочу, а просто... от всей этой мерзости. Раз другие так живут, значит, и мне - можно! Я, что ли, особенный?! Мне больше всех надо?.. Вот только... я понимаю... что просто не смогу себе это простить. И рядовым кровососом жить тоже не смогу. Зная, что вокруг творится... Память никогда не уйдёт. - Влад вздохнул. - Я думаю, что Островичи, на самом деле, угоднее богу. Они, по крайней мере, не ноют. Живут, жрут и радуются. А мы... Ни два ни полтора.
   Виолетта поёжилась.
   - А может, тебе жениться? - оживилась она, нащупав более близкую себе тему. - Не обязательно же так рвать все связи... с прошлым... как ты сказал. Просто... чтоб была семья, близкие. Я, например, усыновила двоих ребятишек из людвы... Это сейчас модно... Может, мы и правда сверхлюди, а, Влад? - Виолетта беспечно улыбнулась этой приятной мысли.
   - Не смогу, - Влад не стал вдаваться в объяснения, что больше всего на свете ему нравились женщины Островичи. - Я сам не знаю, зачем живу, ну и что я скажу детям? "Здравствуйте, дети, я понятия не имею, кто я и почему, а семью создал от скуки. Добро пожаловать в реальный мир!"
   Виолетта рассмеялась.
   - По-моему, ты всё усложняешь. У них и может и не возникнуть такого вопроса, "кто ты и почему". Папа - этого достаточно.
   Влад отмахнулся.
   - У грудничков, конечно, не возникнет вопросов. А потом?.. - он посмотрел на часы, поколебался и снова закурил. - Иногда вроде кажется, что всё нормально... не хуже других. Живу, могу позволить себе что угодно - в материальном плане, я имею в виду - вроде даже пользу какую-то приношу... А порой... думаешь... Взять, что ли, да и выехать на солнце в какой-нибудь модной машине с откидным верхом... А потом думаю: вдруг я, в последний момент, пожалею, что сделал это?.. А вернуться назад уже не смогу... Ну и вот, продолжаешь жить, ждать непонятно чего... Пусть уж лучше убьют естественным путём. Иногда даже хочется, чтобы меня поскорее убили. А потом смотришь на весь этот бардак, который они устраивают... и, кажется, взял бы и передавил всех голыми руками. Короче... ерунда какая-то, - грустно резюмировал Влад и посмотрел на отражение сломанного вентилятора под потолком.
   - Да, Влад, хорошо, что я родилась не такой умной, как ты, - озадаченно протянула Виолетта. - Зато ты, говорят, осчастливливаешь смертных девушек направо и налево? - добродушно улыбнулась она, очевидно, припомнив какую-то сплетню.
   Влад помялся; если о его интересе к женщинам Островичи никто не знал, поскольку проявить этот интерес было технически невозможно, то о его романах с представительницами людвы благополучно ходили слухи.
   - Для кэлюме я - чей-то десятый муж или сто десятый любовник, - отшутился он. - А для земных девушек - прекрасный принц...
   - Влад, поверь, - рассмеялась Виолетта, - для нас ты тоже вполне достаточно прекрасный...
   - Кстати, что это была за "встреча двух давних подруг"? - вдруг нахмурился Влад, вспомнив предыдущий вечер. - Почему ты не применяешь гипноз? Ты ведь не стареешь, - упрекнул он. Виолетта растерялась: она уже и думать забыла об этом инциденте.
   - Я... и не ожидала, что Линда меня узнает. Так давно не виделись, - оправдывающимся тоном пояснила она.
   - Я понимаю, всего не предусмотришь, но в таких случаях надо применять гипноз задним числом. Затирать память. Ты не представляешь, какими неприятностями может обернуться неосторожно оброненное слово ничего не подозревающего человека, - недовольно заметил Влад, погасив сигарету; настал черёд Виолетты вздыхать. - Охотники на вампиров - не сказка, пойми это. Они действительно существуют. Могу сообщить, что их умело консультируют наши добрые друзья из соседнего клана, через Ватикан. Так умело, что за последние сто лет от рук охотников не погиб ещё ни один вампир Островичи. А Надашди и вольных - около семидесяти убитыми. Будь осторожнее. - Виолетта устало откинулась на подушки; Влад обвёл убогий интерьер внимательным взглядом в поисках, не забыл ли чего. - И вообще, лучше не дожидаться, пока тебя внезапно узнают и бросятся бурно приветствовать, вереща во весь голос от восхищения твоей молодостью и красотой. Не так трудно постоянно мониторить толпу и, чуть только встречается сомнительное направление мыслей, сразу исправлять. Это надёжнее.
   Виолетта с совершенно измученным видом завернулась в простыню.
   - Ох, ты действительно погряз в политике дальше некуда!.. - проныла она. - Как хорошо, что я всё-таки не вышла замуж за принца...
   - Да о чём ты так беспокоишься? - удивился наконец Влад и привычными движениями застегнул на белоснежных манжетах топазовые запонки - жёлтые искры ехидно сверкнули в темноте. - Я бы на тебе и не женился.
   Возмущённая таким неожиданным поворотом беседы, Виолетта даже села на кровати, изящно приоткрыв красиво очерченные розовые губы.
   - Ну ты нахал! - потрясённо выдохнула она.
   
   
   7.
   Чалэ:
   - Прошу внимания, мы подходим к моменту судьбоносного знакомства Тамары и Влада.
   Аллат (возбуждённо):
   - Ах!.. Бэльчик!..
   Велиал (хладнокровно):
   - Нет, мы не "гульнём" и не "зажжём". Мы будем делать всё в строгом соответствии с программой, которую ты сама же и написала!
   Аллат (разочарованно):
   - Ах!.. Бэльчик!..
   
   
   1.
   Дьёрдь и Виктория иногда бродили по ночному Будапешту от нечего делать, причём Дьёрдь имел обыкновение фонтанировать идиотскими идеями, а Виктория наблюдала за их реализацией с любопытством естествоиспытателя, так что под конец прогулки оба оставались довольны. Также оставалось много убитых и раненых, но в общем-то без них можно было и обойтись. Вот и сейчас высшее руководство высшей расы брело по облезлому проулку в глубоком внутреннем взаимопонимании, сосредоточенно соображая, что бы такое сотворить.
   - О, давай цветов купим, - в результате глазения по сторонам Дьёрдь обнаружил приткнувшийся на углу мрачного дома цветочный ларёк.
   - Нафиг? - деловито уточнила Виктория.
   - Да я не знаю, хочется чего-то, - пояснил Дьёрдь, и они направились к освещённым пронзительно-белым светом пластиковым вёдрам.
   - Мне, пожалуйста, ведро, - вежливо попросил Дьёрдь, кивнув на огромную охапку багровых роз на длинных ножках, и пожилая продавщица посмотрела на него с сомнением, видимо, пытаясь определить степень алкогольного или любовного опьянения. Рассеянный мужчина лет тридцати в невзрачной полуспортивной тёмной куртке и высоких ботинках на шнуровке и молчаливо застывшая поодаль высокая женщина в модном серебристом плаще, с рассыпанными по плечам кроваво-рыжими волосами, так же мало походили на романтических влюблённых, как и на кого бы то ни было ещё. - Я возложу их на могилу моих безрадостных воспоминаний, - пояснил мужчина, пока продавщица пересчитывала розы, причём по его проникновенному тону трудно было понять, шутит он или говорит серьёзно. - Воспоминания, правда, ещё не умерли, но кто знает, может быть, они поймут намёк и наконец издохнут? - тем же элегическим тоном продолжил кавалер, а дама прыснула. Продавщица назвала сумму, и поскольку предыдущий риторический вопрос остался без ответа, мужчина перешёл к более насущной теме, обернувшись к спутнице со словами: - Тори, у тебя деньги есть?
   Женщина задумчиво полезла по карманам.
   - Вечно ты ходишь без кошелька.
   - Я не имею привычки платить, - непринуждённо пояснил кавалер, и дама снова прыснула. - Но сегодня что-то настроение законопослушное... - Мужчина извлёк из кошелька дамы несколько купюр, причём сказал: - Сдачи не надо, - и потащил из "ведра" непослушную охапку мокрых, шипастых роз. Дама, хихикая, наблюдала.
   - Хочешь, возьми себе немного? - предложил он.
   - Не, они колючие, - поморщилась Виктория.
   - Ну и хрен с тобой. Тогда я всё понесу, - подытожил Дьёрдь и поудобнее перехватил охапку, откуда уже свесилось несколько цветов, грозя выпасть на асфальт. Так они прошли несколько улиц, являя собой довольно необычный вариант гуляющей пары: задумчивая женщина с засунутыми в карманы руками и довольный мужчина с огромным букетом и мечтательным выражением лица, - пока не вышли к реке.
   - О, давай взойдём на мост, и я брошу цветы в реку, - обнаружил Дьёрдь ещё один объект для приложения сил. Виктория молча повернулась и пошла вдоль набережной.
   "Взойдя на мост", Дьёрдь залез на каменную ограду - видимо, чтобы чувствовать себя ближе к природе, а Виктория посмотрела в воду и со скучающим видом отошла.
   - О, прекрасная река, - нараспев начал Дьёрдь, глядя в блестящие чёрные волны, - прими сии розы, ибо мне они не нужны, хоть и нравятся, - Виктория прыснула, а Дьёрдь стал разбрасывать розы торжественными широкими жестами, не без усилий отдирая некоторые из них от своей куртки. После чего, провожая уплывающие цветы растроганным взглядом, он обратился к ним с прочувствованной речью. - О прекрасные розы! Ваш век был коротким - как я вам завидую. Срезанные безжалостной рукой, вы были проданы за горсть грязных бумажек, чтобы кануть без возврата в тёмные воды вечного безмолвия, а также и Дуная, и не совсем понятно при таких раскладах, на кой ляд вы вообще вылупились из своих семян. Надеюсь, потусторонний банк генетической информации растительного царства примет к своему божественному сведению ваш мимолётный, но нежный аромат, который я, откровенно говоря, не почувствовал, потому что у меня отсутствуют обонятельные рецепторы. А я пойду напьюсь, и да пребудет с нами ненависть Великого Господина Ктулху! - продекламировал он, размахивая над невозмутимыми водами Дуная руками, как итальянский тенор в опере Верди, и с выражением человека, честно выполнившего нелёгкий, но почётный долг, слез с ограды. Виктория давилась смехом, хотя давно уже отвернулась и смотрела не на растаявшие в темноте цветы, а на приближавшийся к мосту с противоположной стороны прогулочный катер. Прощальной речи над цветами Дьёрдю показалось мало, он сделал над печально журчащим Дунаем рокерскую "козу" и похоронным голосом запел песню "Ohne dich" группы "Rammstein". У него был превосходно модулированный драматический баритон, способный передавать тончайшие оттенки в том числе и тех чувств, которые вовсе не предполагались в оригинале песни, так что его музыкальные экзерсисы быстро привлекли внимание отдыхающих на теплоходе, особенно если учесть, что он при этом ещё обменивался с трясущейся от смеха Викторией величавыми движениями из хорошо известного им обоим по позапрошлому веку бального танца менуэта. Некоторые зрители даже стали подпевать, и под дружный финальный вопль, прославляющий одиночество "с тобой и без тебя", Дьёрдь и Виктория отвесили друг другу старинный поклон, а с теплохода зааплодировали. Вампиры, повиснув друг на друге, расхохотались.
   - Блин, - подытожил Дьёрдь. - Ну чё? Розы утоплены, голос у меня, кажется, сел - надо меньше орать на ветру. Пойдём, что ли, ужрёмся?
   - Людва называет это: "охотиться", - авторитетно поправила Виктория, прочитавшая среди прочей коммерческой макулатуры пару вампирско-любовных романов.
   - Лишнее доказательство, что они используют только пять процентов своего мозга, - согласился Дьёрдь, спускаясь с моста.
   - Интересно, а сколько мы, кэлюме, процентов используем? - глубокомысленно заметила Виктория. Дьёрдь бросил на неё задумчивый взгляд, а потом дружески обнял за плечи и ласково пояснил:
   - Это смотря кто, Тори. Некоторые - вот я, например, - используют сто процентов. А некоторые - например, ты - приблизительно ноль.
   - Ты - сто процентов? - возмутилась Виктория. - Ну, это ты себе льстишь! И, кстати говоря, если ты считаешь себя в сто раз умнее меня, то, к твоему сведению, сто, помноженное на ноль, тоже будет ноль!
   
   
   1.
   Королева Виктория, любившая назначать встречи в неожиданных местах, поджидала Мишеля на заваленном мусором заднем дворе облезлого байкерского клуба, верхом на "харлее". В тусклом свете единственного - над дверью в здание - фонаря неприветливо поблёскивали многочисленные металлические заклёпки, а также хитрые глаза нахальных "фрейлин" - таких же отмороженных стерв. Насколько же со смертными женщинами проще! Мишель заставил себя не поморщиться, зная, впрочем, что его обычное выражение лица тоже трудно назвать приятным. Её Величество, будучи рождённой, могла не замечать ни темноту, ни вонь, а Мишеля "неформальная обстановка" раздражала, хотя он понимал, что избранное место встречи - лишь ещё одно испытание изобретательной на такие штуки королевы. Все подданные Виктории знали, что сама она, если нужно для дела, не брезгует никакими условиями - то есть абсолютно никакими, а потому Мишель молча протянул интересовавшие её документы, мысленно отмахиваясь от насмешливых, любопытных, дразнящих, презрительных, равнодушных и прочих взглядов "фрейлин", как от надоедливого комарья.
   - Что с тем? - Виктория была, как всегда, предельно кратка.
   - Владислав Евгеньевич Сухоруков, 1850 года рождения...
   - Это проверяли?
   - Была запись на человека с таким именем в церковной метрике... Её нашли ещё в советские времена, перед тем, как архив сожгли... Он или нет - неизвестно.
   - Дальше.
   - Родители - обедневшие дворяне... умерли от тифа, остался сиротой... в четырнадцать лет... воспитывался у родственника, запойного алкоголика... примерно тогда же произошло перерождение.
   - В таком юном возрасте?
   - Редкость, конечноЈ но бывает.
   - То есть он пробуждённый?
   - Утверждает, что так.
   - Это проверяли?
   - Насколько удалось заглянуть ему в память... похож.
   - "Похож". Я знаешь, на кого бываю похожа? Есть кто-нибудь, кто может сообщить о нём достоверные сведения?
   - Если вы имеете в виду женщин, то... кое-какие связи были, но... не с теми, за чью надёжность я мог бы поручиться.
   - Поздравляю!
   - Ваше Величество, он сидит на бумажной текучке. Я не могу каждому сотруднику посольства залезать в душу. Честно говоря, не понимаю, почему в качестве контрольного образца выбран именно Сухоруков. Примерно половина наших москвичей вызывает гораздо больше вопросов и вообще никак не проверена. Во время Второй Мировой войны, например, вся эта путаница с документами... и потом - орды неопознанных кэлюме, каждый из которых может оказаться рождённым Надашди.
   - Допустим... И что же он делал в эти свои четырнадцать лет? До того, как пришёл к нам?
   - Скрывался где-то... потом примкнул к социал-демократическому движению... Среди людвы был известен как четыре разных террориста. В итоге на него вышли наши люди.
   - Как он объясняет отсутствие близких отношений с ромеи клана?
   - Да чего тут понимать? - Мишель покосился на "фрейлин". - С людвой, в определённом отношении, удобнее... Это, конечно, сокращает наши возможности держать его под контролем... Согласен, есть такая проблема.
   - Вот что. Первую же смертную девушку, с которой у него возникнут достаточно длительные отношения, похитить и отвезти в закусочную. Проследите только, чтобы она не сразу умерла. А потом подробно рассказать ему об этом. И установить круглосуточную слежку. Пусть его держат под наблюдением сильные телепаты. Сам и займись.
   
   
   1.
   Совещание закончилось, но Джулия, сидевшая в основном для проформы, специально дождалась, пока остальные разбредутся по своим делам, зная привычку Мишеля уходить последним. Её манёвр был встречен недоверчивым взглядом и выражением лица "не больно ты мне и нужна". Джулия с мысленным вздохом плавно выбралась из-за стола и принялась за работу: в конце концов, она отдыхала от него несколько месяцев, теперь можно и потерпеть.
   - Как дела? - промурлыкала она, прижавшись к нему всем телом.
   - Обыкновенно.
   - Что делаешь сегодня вечером?
   - Обойдусь без тебя!
   - Поменьше пафоса, Мишель, тебя это не красит! - "Хотела бы я знать, что тебя вообще красит". - Не пытайся взять меня на голос, как этих несчастных одиночек, которых ты склоняешь на сторону сотрудничества с законом в своём подвале.
   - Ты сколько не звонила?
   - Откуда? Из Антарктики? Брось, - ей наконец удалось в буквальном смысле припереть привередливого кавалера к стенке, и дальше дело пошло на лад: под её поцелуем он несколько смягчился.
   - Ты делаешь со мной всё, что захочешь, - грустно заметил он.
   "Во всяком случае всё, что из тебя можно сделать", - подумала она, а вслух сказала:
   - Чепуха. Просто признай, что быть безжалостным главой московских ищеек тебе иногда надоедает... Я никому об этом не скажу, - она снова мягко поцеловала его, - и тебе тем более выгодно принять моё предложение, что я скоро уезжаю. - Она выскользнула из его объятий, а он бросил на неё внимательный и тоскливый взгляд.
   - Когда? - помимо воли вопрос прозвучал глухо и недовольно - с ним всегда так: не успеешь уговорить, сразу приходится оправдываться. Джулия засмеялась слегка деланным смехом.
   - Ах, боже мой, Мишель, у нас будет целая неделя! А потом я должна буду смотаться в Токио, японцы обещают нам новое оборудование. Знаешь, эти ледовые раскопки не так уж плохо продвигаются!
   Он вздохнул и красноречиво промолчал; очевидно было, что профессиональные успехи любимой женщины - последнее, что может его взволновать.
   - Ах, Мишель, да перестань! - Джулия снова перешла в наступление и повисла у него на шее. - За это время я успею тебе до смерти надоесть, и ты об этом знаешь!..
   В отговорке была доля правды. Мишеля Юсупова никак нельзя было назвать дамским угодником; он, может, и хотел бы держаться обходительнее, но надолго его не хватало. Слежка, пытки, погони - вот его стихия, а в постели - более грубого любовника было ещё поискать, так что постоянные отношения с ромеи ему не светили - слишком дурной характер. Джулия связалась с ним отчасти от скуки - для редких наездов в Москву удобнее было держать постоянного любовника, а не тратить время на флирт каждый раз с новым мужчиной - отчасти из-за негласной политики клана: держать крупных руководителей отдалённых резиденций под присмотром. Джулия не любила его, и он это знал, а сам незаметно привязался к ней потому, что она единственная готова была его терпеть. Отношения с ним напоминали изматывающую борьбу, и если бы Джулии приходилось проводить с ним больше, чем пару недель в год, она бы его, наверное, просто убила. Ей нравились ласковые, послушные мужчины, а Мишеля даже в Чейте знали как "жутко ядовитого типа, которого каждый раз приходилось приручать заново" - так Джулии охарактеризовала его одна дама, знакомая с ним ещё по царской России, и Джулия готова была подписаться под этим утверждением на основе собственного опыта.
   Впрочем, в течение вечера - после снежной пустыни Джулия не отказала себе в удовольствии проехаться по дорогим кабакам - у Мишеля хватило такта не слишком часто смотреть на часы, за что Джулия мысленно решила его вознаградить, когда они останутся наедине, и терпеливо выдержала сдобренную плётками и верёвками сексуальную акробатику без малейшего проблеска истинной близости столько, сколько он просил. Для самой Джулии секс без эспальдо просто не имел смысла, и добро бы Мишель сам получал от этого удовольствие, но похоже было, что садистская прелюдия требуется ему исключительно для того, чтобы излить избыток злобы. Когда он наконец устал издеваться над её телом, она быстренько оседлала его и в несколько минут довела до такого экстаза, что он кричал от наслаждения. Естественно, тут на него нашло сентиментальное настроение, он стал клясться, что никого в жизни так не любил - Джулия это слышала сто раз (и не только от него). Она придирчиво изучала оставленные им синяки и думала о том, где бы подзаправиться люмэ. Впрочем, нет, она лукавила, говоря себе, что совсем ничего не чувствовала - заглянуть ему в душу было не так-то просто, и оттого особенно приятно.
   
   
   2.
   Семья Юсуповых свято чтила патриархальные традиции, поэтому, хотя князь владел богатыми загородными поместьями с множеством слуг и блистательным дворцом в столице, его дети сызмальства усвоили, что ничего нельзя. Все, кроме отца, чувствовали себя дома, как в гостях, и во всём должны были отчитываться перед хозяином. Мишель с младшим братом и двумя маленькими сёстрами рос на попечении нянек и гувернёров, потом где-то в деревне, потом в юнкерской школе, а когда вдруг каким-то образом очутился в доме уже двадцатилетним молодым мужчиной, неожиданно для себя обнаружил, что отец - которого он за всю жизнь не так уж часто и видел - ему окончательно осточертел. В присутствии главы семейства только и было разговоров, что о наследстве и негодном поведении сыновей, о которых Александр Павлович, к слову сказать, не знал ровным счётом ничего, и не желал знать, и гордился этим: для исполнения родительского долга было, по его мнению, вполне достаточно "приучить молокососов знать своё место". Общение в кругу семьи сводилось примерно к следующему:
   - Ты, Мишка, рожу-то не криви. Нет чтобы уважить старика, испросить разрешения, как полагается, он - шмыг за дверь, только его и видели! Напрасно пренебрегаешь отцом, авось я тебе ещё пригожусь! Слышал я, за Сонечкой твоей больше пятидесяти тысяч не дадут: известно - племянница, не родная дочь... А там, глядишь, и самому тебе, Мишка, жить станет не на что: всё на монастыри откажу! Младший-то не лучше растёт - такой же вострый! Про девок не говорю: баб и за людей считать совестно... - по мнению Александра Павловича, именно в таком тоне следовало интересоваться жизнью подрастающего поколения. Честно говоря, покладистая, но с точки зрения Мишеля совершенно безликая молоденькая Софи, племянница князя Арсеньева, была из тех девушек, которыми Мишелю и в голову бы не пришло интересоваться, тем более что его вполне устраивали поездки в весёлый дом с такими же, как он, никому не нужными повесами, но из факта неравнодушия самой Софи к Мишелю отец почему-то счёл нужным сделать выводы, идущие значительно дальше планов сына. Несколько раз Мишель выслушал отповедь молча; потом начал чувствовать раздражение. Он и рад был бы посоветоваться о важных вопросах жизни со старшим другом, но отец на эту роль никак не подходил: со старым болваном и погоде-то заговорить было тошно; поэтому со временем Мишель обнаружил, что у него в присутствии отца как бы отключается слух, а однажды неожиданно для себя, как-то даже машинально, прервал складную речь Александра Павловича собственным замечанием:
   - А мне без разницы, - несколько пар удивлённых глаз обратились к внезапно подавшему голос отпрыску: почтенное семейство сидело за обеденным столом и, по обыкновению, все, кроме кормильца, молчали. - Лишай наследства хоть сейчас, я без твоих денег не пропаду, - не повышая голоса, продолжил Мишель. - Только перестань об этом болтать без умолку, надоел. - Мишель бросил салфетку на стол и поднялся. Уже у двери его настиг придушенный хрип Александра Павловича:
   - Ты как с отцом разговариваешь?.. Ты как с отцом?!
   Мишель спокойно обернулся.
   - Будешь меня оскорблять - ты мне не отец, - негромко, но отчётливо пояснил он. - Ври да не завирайся, старая сволочь.
   Целый день домашние ждали, чем разрешится буря, когда Мишель вернётся домой (он как ни в чём не бывало поехал то ли на службу, то ли по каким-то своим делам, по обыкновению никому не доложившись). Однако ничего особенного не произошло. Мишель вечером вёл себя непринуждённо и даже приветливее, чем обычно, Александр Павлович прятал глаза, а о наследстве в доме Юсуповых с тех пор как-то не вспоминали.
   
   
   1.
   - Так что же, отец не лишил тебя наследства? - улыбнулась Джулия. Мишель отмахнулся.
   - Какое наследство? Как революция началась, не до семейных дрязг ему стало. Всех перестреляли, всё разграбили. Да я и не жил уже с ними.
   - А та девушка?
   - Какая?..
   - Ну, невеста-то.
   - Да не была она никогда моей невестой. Ничего... Умерла. Ещё до того. До революции, в смысле.
   Джулия подождала продолжения и сделала из паузы правильные выводы.
   - Ты её убил?
   - Ну, ты уж так прямо: убил, - поморщился Мишель. - Нет, всё было романтично... Как сейчас в фильмах показывают. Наведывался к ней в качестве загадочного принца ночи, через окно. И она умерла чин чином, от заражения крови.
   - А как же духовные терзания? - засмеялась Джулия. - Признался бы, что ты - чудовищное порождение Пульса, но жаждешь быть, как все лохи, и потому предлагаешь ей руку, сердце и всё остальное! Глядишь, она бы сомлела. Быть женой упыря - это ведь невероятно сексуально!..
   - Может быть, для неё это и было бы невероятно, а для меня - скука смертная, - прозаично подытожил Мишель и позвонил в разделочную гостиницы. Джулия обрадовалась: очевидно, пока она барахталась в его мыслях, он успел почувствовать её голод, а может, и прочёл кое-какие мысли в ответ - впрочем, ей нечего было скрывать - и пока она жадно глотала угощение, чувствуя, как наливается новыми силами каждая клеточка тела, он поцеловал её в плечо и сказал:
   - Я ужасно жалею, что не могу быть тем, кого бы ты любила.
   
   
   1.
   А несколько дней спустя её обезглавленное тело нашли неподалёку от его дома, в парке, и похоже было на то, что убили её где-то в другом месте, а труп специально подбросили ему под окна. Совпадение это, охотники, чья-то месть - ему или ей? - или очередная попытка запугать главу службы безопасности клана - так и осталось неизвестным. Мишель гонял всех вампиров в округе, и подчинённых, и тех, кто вообще никогда о нём не слышал, как грешников по кругам ада, убийц искали, но не нашли.
   
   
   1.
   После того, как Мишель в очередной раз облаял отдел дознания по телефону, в кабинет вполз секретарь, и на этот раз Мишель посмотрел на него с каким-то особенным отвращением. Серенький, никогда не повышающий голоса, боязливый, сутуловатый, обожающий бумажную возню: хлебом не корми, а дай что-нибудь проверить и перепроверить. Информаторы сообщали, что с людвой Влад Сухоруков держался понаглее, но Мишелю был знаком такой типаж: со смертными - сверхсущество, а с равными себе - полное ничтожество. Именно такие и выбирали себе обычных, земных любовниц... "А сам ты?" - трезво возразил внутренний голос, и в памяти промелькнули бесчисленные жертвы вампирских оргий, а поверх с новой силой вспыхнул образ Джулии - её апельсинного цвета платье казалось кусочком весёлого лета в мрачной переговорной, хоть она и прилетела из Антарктиды - как он обрадовался, увидев её здесь, и какая она была жизнелюбивая, яркая... Джулия занималась научными исследованиями, археологией, и не производила впечатление человека, способного нажить влиятельных врагов...
   - Михаил Александрович, - прервал его мысли негромкий голос секретаря, со свойственным ему одному занудством зачитывавшего от слова до слова сугубо формальный ежедневный доклад, суть которого сводилась к тому, что ничего особенного не произошло. На лице у Сухорукова читался вопрос: "Вы нездоровы?", - который по обыкновению был заменён на более обтекаемое: - Вы меня слушаете?
   - Нет, - сквозь зубы сообщил Мишель и больше не проронил ни слова. Сухоруков воспринял это как намёк и перестал бубнить.
   - Что-нибудь случилось? - после паузы поинтересовался он голосом, означавшим, что лично ему, Владу Сухорукову, - всё равно, пусть хоть серебро с неба посыплется.
   - А то ты не знаешь, - с досадой огрызнулся Мишель; он не сомневался, что обыски вокруг его дома уже стали притчей во языцех по всей Москве.
   - Вы имеете в виду... эту ромеи, Джулию да Сильва? - ровным голосом уточнил Сухоруков, и тень мысли пробежала по его лицу. - Я уверен, что расследование дела завершится в самое ближайшее время, - заключил он и зашелестел бумагами, явно намереваясь снова начать читать в точности с того слова, на котором остановился.
   - Кому она могла помешать? Бред какой-то! - почти против воли воскликнул Мишель, обращаясь преимущественно к самому себе. В компании таких вот бумагомарателей его как будто кто-то за язык тянул. От природы неразговорчивый, привыкший быстро принимать решения, он готов был петь, плясать и с воем бегать по потолку, лишь бы не слушать бубнёж серых пиджаков. Влад Сухоруков прервал словесный поток на время, в которое вместилась вежливая пауза, и родил ещё одну бессодержательную фразу:
   - У всех кэлюме много врагов. Впрочем, не берусь строить версии. Я не был знаком с этой женщиной.
   
   
   1.
   "Не был знаком, пока не убил на днях", - текли мысли Влада, пока он гнал машину прочь от Москвы - сам не знал куда, хотелось развеяться - хоть минуту вздохнуть свободно - а потом придётся возвращаться, прерывать работу никак нельзя, его держали под наблюдением, и он это знал. С того самого дня, как похитили Тамару, на него постоянно давили, или ему казалось, так что, может быть, суета вокруг этого убийства несколько отвлечёт внимание Островичи от его скромной персоны, - но он сделал это не по расчёту, а из ненависти и мести, которые просто не мог больше выносить, и теперь тщательно вспоминал каждую подробность своего последнего разговора с Юсуповым, раздумывая, не выдал ли чем себя - потому что перед глазами у него так и стояла Тамара, голая, истерзанная - этот подонок сам же и рассказал ему, как издевался над ней, не особо заботясь скрывать свои мысли, и не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что эта сколь очаровательная, столь и внезапная откровенность с подчинённым не случайна - они опять его в чём-то подозревают, но почему?.. И та же Тамара стояла перед глазами, когда он случайно встретил на безлюдной набережной Джулию, знакомую по досье на самого же Юсупова, - нападать на неё было рискованно, хотя Влад был уверен, что круглосуточную слежку с него сняли - Тамару похитили около года назад, и её, может, уже вообще нет в живых, - а ещё где-то в уголке сознания упрямо ворочалась недобитая мысль, что глупая любовница мерзавца ни в чём, ровным счётом ни в чём не виновата, и всё же Влад не смог не отсечь ей голову, и место той, умирающей мысли заняла другая: "Это тебе за Томку, сволочь!" - и стало хоть немного, но легче.
   
   
   1.
   Дина никогда не боялась стрелять. Ей казалось, что умереть в бою - это прекрасно, и, таким образом, убивая своих врагов, она оказывает им неоценимую услугу. Однако вне штурмового отряда она даже не задумывалась о смерти. Не то чтобы избегала мыслей о ней, просто они, кажется, и не приходили. Дина мечтала научиться сочинять стихи, но хорошо получались у неё одни только эпиграммы. А ведь как, наверное, изящно было бы: выйти в кружок поклонников и озвучить не какие-то там пошлые намёки, а стихи собственного сочинения!.. Дина была убеждена, что настоящей принцессе, коей она по рождению являлась, к поэтической внешности не помешал бы поэтический дар, но, как видно, кроме кратких команд по рации ей пока нечего было сказать.
   Однажды ей приснилось, что она попала в окружение. И смерти точно не миновать. И её охватила такая паника, показалось так рано умирать, что она стала высчитывать: как бы вырваться за счёт своих людей, какие приказы отдать, чтобы её прикрыли, а сама она смогла бы сбежать. На этой мысли она проснулась, и ей потом всю жизнь было стыдно. Потому что главный-то ведь вопрос не в том, умрёшь ты или нет, - все смертны, но важно - как ты умрёшь. Отойти без суетных мыслей, в покое - пусть хоть серебро с неба сыплется - в мире со своей душой встретить вечность - вот что занимало Дину, и никогда она не была до конца в себе уверена, потому что заранее такие вещи не решишь.
   Влад, её брат, очень серьёзно относился к религии; Дина порой даже завидовала ему, сумевшему найти утешение в каких-то абстрактных идеях. Сама она считала, что есть в твоей душе бог или нет, будет ясно только в момент смерти.
   А когда её отряд и правда попал в окружение, пытаясь вызволить смертную девушку, за которую просил Влад, она вдруг успокоилась, потому что поняла каким-то безошибочным чутьём: вот и всё. И хотя телепатическая битва развернулась не на шутку - долгое время вообще ничего не было видно - её всё-таки ранило в конце концов, и она мимоходом заметила, что успела прорваться дальше, чем рассчитывала, хотя уйти им всё равно бы не удалось - против пулемётной очереди с вертолёта никакой телепат не устоит; и ещё успела подумать, что придурковатые костоломы Островичи не сообразили взять пленных - хотя кого они могли искать в провинциальном притоне - а какая была бы добыча, Дина Эскабр. Эта смешная мысль мелькнула вместе с занесённым над её головой ножом, а последняя была - что она желает мира всей земле, и больше ничего не желает.
   
   
   7.
   Аллат:
   - Так, ну вот! Я переродилась! Бэльчик, было так мило с твоей стороны отчасти за меня погибнуть! Но основная работа у нас с тобой ещё впереди! Как говорится: умереть за женщину проще, чем жить с ней!..
   Велиал:
   - Уф... Лучше скажи: как ты себя чувствуешь? Всё это было так ужасно!
   Аллат (возбуждённо):
   - Ах!.. Да! Ужасно! Я чувствую себя тошнотворно интересно и омерзительно восхитительно.
   Дора (недовольно):
   - Как я устала этого садиста, Мишеля Юсупова, играть! Между прочим, я его держу, Аллат, специально для тебя! Я требую льгот при поступлении в солярный свинарник.
   Аллат (обеспокоенно):
   - Да у меня там уже и на льготные места очередь.
   Чалэ (деликатно):
   - Господа, о свинках потом. Сейчас у нас более насущные проблемы. Надвигается масштабная перспектива разнообразного секса. Кто-то должен взять на себя мужскую часть работы.
   Сорвахр (с улыбкой):
   - Золтан, ты не хочешь сменить позицию наблюдателя на что-нибудь более полезное для общего дела? А то погиб ещё при падении Пульса, хитренький такой!
   Чалэ (проницательно):
   - И надеется, что про него все забыли!..
   Золтан (насупившись):
   - Как всем отлично известно, я испарился на Солнце, чтобы выяснить, как смерть влияет на душу в условиях Земли!
   Аллат (кокетливо):
   - Зажжём?..
   Золтан (опасливо):
   - Но мы же решили, что должен быть резерв. Я в запасе! И потом, у меня есть одна небольшая душа в клане Маршан.
   Ио (зловеще завывая):
   - Спрятавшись в подземном храме, кто угодно станет ой каким нравственным! А вот не угодно ли попробовать безудержного секса!
   Золтан (сосредоточенно сопит):
   - Безудержного секса?..
   (настороженно)
   Ну, что с вами поделать?.. Пусть будет безудержный секс.
   
   
   1.
   Ни за что бы не поверил, что можно влюбиться в женщину, увидев её за едой, но случилось именно так.
   Они возвращались с вечерней прогулки - Тамара тайком провела его на репетицию цирка: она любила в тумане пробираться под колосники и смотреть обрывки номеров, особенно огненное шоу, ¬- а на обратном пути внезапно оголодала и, примчавшись в Чейте, вытребовала себе миску рублёной человечины, в которую совсем не по-дамски полезла руками, роняя кровавые капли на элегантный кремово-белый брючный костюм (который, кстати, уже успела порядком измазать, лазая по балкам под крышей цирка).
   Внезапно Джин понял, что видит перед собой совершенно незнакомого человека, какую-то другую женщину. Не то чтобы изменилось её лицо... Но Джин впервые заметил, что её карие глаза отбрасывают вино-красный отблеск; они были как две реки цвета тёмного пламени, и эта горячая волна так и разливалась вокруг, согревая и обжигая...
   Всё дело в том, что Джин считал Тамару на удивление недалёкой, и к тому же слабой как ромеи - с чего герцог назвал её Розовым Бриллиантом Чейте, невозможно было понять... до этой минуты. Из любопытства Джин постарался уделить ей побольше внимания, и чем дольше ухаживал за ней и наблюдал, тем необычнее и привлекательнее она казалось. Она как будто вовсе не стремилась ему понравиться, хотя принимала знаки внимания с простодушным удовольствием, не старалась произвести впечатление... Он порасспрашивал о красавице и выяснил, что с ней требовалась бережность и предупредительность. Сплошная пресная романтика - его немного смутила такая перспектива: он любил сильные впечатления, азартные, жестокие любовные игры, похожие на поединок... а здесь, выходит, придётся чуть ли не нянчиться, как с ребёнком? И всё же он чувствовал, что если не пойдёт до конца, её дразнящий образ будет его тревожить. Она затягивала, обволакивая своим нежным светом, как ароматом цветка.
   Когда они наконец остались наедине, он уже ни о чём не думал. Запомнил только холодный перестук длинных жемчужных нитей, которые свешивались между её полных белых грудей до пупка, и терпкий, свежий аромат лилий в её темных кудрях - когда он расплетал её сложную причёску, осторожно извлекая длинные костяные булавки... Странно, в этот раз не было ни одной багряной волны - она оказалась такой нежной, такой нестерпимо невинной... У него было ощущение, что он купается в сливках. Она, вжавшись в пышную пуховую перину, только прерывисто вздыхала и всхлипывала от страсти; в какой-то момент он подумал, что просто не сможет остановиться. К концу их встречи он уже готов был рыдать, вымаливая передышку от её божественных ласк. Теперь он предпочёл бы, чтобы она проявила жестокость, которая заставила бы его протрезветь, но наслаждение не кончалось... Наконец она успокаивающе погладила его по плечу, взглянула на часики (которые отказалась снимать) и деловито заявила, что ей пора уходить, потому что она договорилась поездить по магазинам с подругой... но, добавила она, заметив отчаяние на его лице, если ему так хочется, они могут встретиться... нет, завтра она занята... послезавтра. Он прижал её перламутровую ручку к губам. Она нацарапала его имя в своём ежедневнике (чтоб не забыть или с кем-нибудь не перепутать) и выплыла, как луна, забрав с собой добрую половину блаженства и света. Он тоже вскоре ушёл, чувствуя, что и на мгновение не сомкнёт глаз на кровати, источающей её пряный аромат.
   
   
   1.
   Их следующее свидание прошло так же, как и предыдущее: она была беспечна и нежна, а он просто сходил с ума. Тамара была такой щедрой, как ни одна другая ромеи, но его всё навязчивее преследовало ощущение ненужности, своего ничтожества перед ней. Казалось, его можно было с равным успехом заменить на любого другого мужчину, или вообще на неодушевлённый предмет - она и не заметит. Жив он, умер - ей без разницы. Она купалась в чувственных ощущениях, которые ей дарили любовники, а какое значение её любовь имела для кого-то конкретно - ей было всё равно.
   В то же время он заметил в ней и некоторую напряжённость, скованность... Скрытая, глубоко запрятанная, но она была. Он понял это по слегка застывшим линиям её плеч, поясницы. Да и её молчаливость наводила на размышления. Может, она просто считает, что с мужчинами вообще не о чем разговаривать? Ему некстати вспомнились запуганные земные девушки. Как ни странно, она чем-то напоминала их. Может, у неё были свои причины держаться так отстранённо?
   Для начала он решил слегка размять её тело, чтобы она расслабилась. Она отреагировала с видимым удовольствием. Поглаживая мягкую, как цветы, атласную кожу, перламутровую, с нежными тенями, спину и плечи, бёдра с очаровательными ямочками, он снова почувствовал волну какого-то неутолимого желания. Вроде бы она была близко, но в то же время так далеко!..
   - Ты так хорошо делаешь массаж, - хихикнула Тамара в подушку. - Здесь все что-то умеют, одна я бесталанная...
   Он жадно приник губами к её гибкому позвоночнику, поглаживая восхитительные округлые бёдра.
   - Я бы не сказал, что ты... совсем ничего не умеешь... - глухо проговорил он, борясь с мучительным желанием облизать её с головы до ног.
   - Что ты имеешь в виду? - искренне удивилась она. Джин стал целовать её спину.
   - Нелегко мужчинам... забыть... твою нежность... - с трудом пояснил он, чувствуя, что её ослепительное тело так и плывёт у него перед глазами, словно молочная река.
   - Если тебе нравится, то зачем забывать?.. - она обернулась через плечо и плеснула на него ярким янтарным светом своих глаз.
   А и в самом деле?.. Этот вопрос застал его врасплох.
   - Не знаю... - он отстранился. Может, это он что-то неправильно понимает?.. - Странно... когда я с тобой, меня иногда вдруг охватывает тоска... - он рассеянно провёл смуглой ладонью вдоль её сияющего тела. - Как будто... я хочу вспомнить что-то... но не могу.
   Он отвернулся и поднялся с кровати. Признаться, он жалел о том, что поделился с ней своими мыслями. Похоже, кроме секса её ничего не интересовало. Да и потом, объяснение вышло довольно скомканным. Он, кажется, сам не понял, что хотел сказать. Бросив на неё настороженный взгляд из-под ресниц, он с удивлением заметил, что Тамара как будто задумалась.
   - Да... иногда... я тоже что-то такое чувствую... - словно нехотя призналась она, завернулась в простыню и тоже встала.
   От её слов он почувствовал себя ещё более неловко. Получалось - "принеси то, не знаю что".
   - Может, это Пульс?.. - она подошла к раскрытой двери на веранду и встала в звёздном проёме, сама как призрачная смесь серебра и теней. - Я имею в виду... вот эти вспышки, влияют на настроение, вот и всё?..
   Джин поколебался.
   - А ты задумывалась о том, что такое Пульс на самом деле?..
   Она помолчала, потом пожала обнажёнными плечами и отошла от двери.
   - По-моему, здесь бесполезно что-либо обсуждать... Да и зачем?.. - она мелодично рассмеялась - ему вспомнился перезвон её жемчужных бус... - Может быть, Пульс существует для наслаждения, как и все мы?.. - она снова рассмеялась - её манящий голос омывал его тело, как волна. Джин в раздражении отвернулся. Конечно, ей легко говорить. Она плавает в альрома, как рыба в воде. Иногда, поневоле подчиняясь магическому очарованию женской силы и красоты, он действительно чувствовал себя рабом - безвольной игрушкой в равнодушных руках. Женщины, плоть от плоти альрома, были стихией, которую не так-то просто умилостивить. Иногда он завидовал ромеи. Почему он не может жить так же, ни в чём не нуждаясь и ни о чём не задумываясь?.. Впрочем, она ведь тоже сказала, что ей чего-то недостаёт...
   Тамара как будто немного смутилась, уловив его настроение.
   - Ты чем-то недоволен?.. - неуверенно спросила она, боязливо поведя своими мягкими округлыми плечами. Он заглянул в её наивно распахнутые яркие глаза, в которых отражалось искреннее изумление, что мужчина может быть чем-то недоволен, получив несколько оргазмов за ночь, и заставил себя покачать головой.
   - Нет, всё в порядке.
   Да, она не понимала его, но, в конце концов, и он её - тоже.
   
   
   1.
   Их разговор всё же возымел положительный эффект; Джин стал спокойнее относиться к ней. Она стала понятнее, а вместе с тем прояснились и его чувства к ней. Если не считать секса, слишком многое их разделяло. Он вернулся к встречам с женщинами, которые были более интересны ему как личности; но всё же образ хорошенькой Тамары иногда тревожил его. Время от времени он встречался с ней, и каждый раз испытывал в её объятиях неземное блаженство... Поистине, она обладала над ним какой-то непостижимой властью; в ней было даже что-то пугающее... Вроде бы она совсем не занимала его мысли, но... ощущение её ароматной кожи, мягких рук, ласкающего взгляда невозможно было забыть. Её светлая страсть оставляла на всём существе мужчины глубокий след, печать, проникавшую в самую душу... Он чувствовал себя не в силах разорвать эту связь.
   Постепенно он понял, что за её безыскусственностью и простодушием скрывается недюжинная сила, которую она, впрочем, даже не осознавала (что было в глазах Джина её недостатком). Однажды она позвала его на "спектакль", куда, по её словам, её пригласили "знакомые". "Спектакль" оказался ночным исполнением "Мессии" Генделя в специально для этого случая восстановленном гигантском соборе Святого Сердца где-то в горах на границе Венгрии, а "знакомые"... из непринуждённого воркования Тамары Джин понял, что не ошибся, узнав в одной из присутствовавших дам не кого иного, как легендарную королеву Викторию. Королева появилась в верхней галерее собора (предназначенной, как беспечно пояснила Тамара, усаживаясь, для знати) в сопровождении стайки хорошеньких послушных девиц, которыми явно собиралась в ближайшее время закусить, с любопытством изучала публику (состоявшую в основном из людской политической элиты) и, похоже, мало интересовалась музыкальной частью мероприятия. Тамара подтвердила, что "Вика", в общем-то, не очень склонна к изящным искусствам, а идея устроить представление принадлежит "Дьёрдю" (приходилось предположить, что речь шла о герцоге Островичи), который, оказывается, любит церковную музыку (вот уж чего Джин никогда бы не подумал). В качестве исполнителей были приглашены звёзды мировой оперной сцены, и выступление транслировалось по центральному телевидению страны, так что все кэлюме были заранее предупреждены о необходимости соблюдения правил застольного этикета, а в глазах людвы инициатива вампирского патриарха выглядела венцом меценатства и благочестия. Едва окинув взглядом строгие профили колонн и чистую линию центрального купола, сиявшего, как золотая сфера в кольце тёмно-радужных витражей, Джин признал про себя, что "спектакль" достоин по своему размаху изобретательности герцога, которого он привык отождествлять со спектаклями несколько иного рода, проходившими в основном в подвалах Чейте. Тамара шепнула ему на ухо, что, собственно, Дьёрдя-то они и дожидаются, и как будто в ответ на её слова в галерею потекли чёрные волны причудливой светимости герцога, а из зала поднялись первые ноты оратории.
   Джин, признаться, не знал, куда смотреть. Вот уж не думал, что окажется в тесной компании высших иерархов клана. Галерея была широкой, удобные кресла стояли здесь в несколько рядов, и гости - человек тридцать мужчин и женщин, принадлежавших, как Джин теперь догадывался, к высшему обществу кэлюме, были почти полностью скрыты от глаз присутствующих в зале зрителей, так что вели себя совершенно непринуждённо. Королева Виктория, подробно разглядев публику, откинулась назад, вытянула длинные стройные ноги - она даже на светское мероприятие пришла в эксцентричном брючном костюме мужского покроя, не сковывающем движений, - и, казалось, задремала, укрывшись гривой ярких рыжих волос. Тамара полностью сосредоточилась на представлении, и Джин тайком любовался её мягкой, нежной талией и прелестной ручкой, упиравшейся в каменный край балюстрады; девушка была сегодня очаровательна в серебристом платье с чёрными кружевами, прекрасно оттенявшем её ландышевую кожу и пышные тёмные кудри. Джин почувствовал, что в нём снова против воли поднимается непрошеная нежность и желание ласкать это ослепительное тело, снова и снова погружаясь в упоительное забытьё... Стараясь стряхнуть с себя искушение, он отвернулся. Остальные гости - некоторые слушали, некоторые переговаривались ¬- мысленно, чтобы не создавать лишний шум. Джин осторожно оглянулся - вампирский патриарх сидел в последнем ряду, опустив голову на руку, и казался бесконечно отчуждённым от всего, что его окружало, - но Джин отлично видел тёмные волны, беспокойно шарившие по всему залу, как радар... "И как Тамара не боится находиться рядом с ним", - мелькнула невольная мысль, и это было со стороны Джина оплошностью, потому что Дьёрдь, словно услышав, поднял голову и обжёг его мрачным пламенем своих беспросветных глаз. Джин поспешно отвернулся и сосредоточился, по примеру Тамары, на музыке, от души надеясь, что этому похвальному примеру последует и Дьёрдь.
   Вскоре представление закончилось - оратория оказалась не такой уж и длинной, а может, это Джин не заметил, как пролетело время, - и публика начала расходиться. Тамара обернулась к нему с горящими от удовольствия глазами.
   - Красиво, правда? Мне ужасно нравятся такие вот потусторонне-холодные мужские голоса... Ах, жаль, что сама я петь совсем не умею!.. Вика, вставай, пора перекусить, - потормошила она свою ближайшую "знакомую".
   - Что, мы уходим?.. Господи, как долго! - проворчала Её Величество и недовольно заворочалась. Дьёрдь, слышавший эту перепалку, рассмеялся.
   - Певцы тебе не слишком мешали? - поинтересовался он у Виктории.
   - Нет, почему, я тоже музыку люблю, - оправдывающимся тоном пояснила Виктория, лениво потянулась и направилась вместе с остальной высокопоставленной толпой к выходу. - Вот я была в прошлом году на концерте "Rammstein" - очень понравилось. Но там, конечно, было больше пиротехники.
   - Всего-то ничего вниз по Дунаю, и мы практически в каком-нибудь столичном клубе, - подвёл итог беседе Дьёрдь и внезапно обернулся к Тамаре. - Малышка, ты с нами?..
   
   
   1.
   Часть вампирского общества переместилась из храма обратно в гостеприимные стены Чейте, а часть рассеялась по людским клубам, причём солидных размеров компания последовала за Дьёрдем, который вообще не любил одиночества. Джин уже немного привык к новым "знакомым" и с любопытством наблюдал за происходящим. Поначалу его отвлекла беседа с изысканной придворной дамой, как оказалось впоследствии - одной из ближайших помощниц Виктории, а затем всеобщее внимание привлёк резкий голос Дьёрдя, который, сверкая холодными чёрными глазами, говорил кому-то из ромеи - как позже выяснилось, королеве Диане:
   - Да мне плевать, что они там себе думают. Я сказал, что переговоры этих уродов должны состояться не позднее октября, - неужели так трудно этого добиться?! Ты что, не можешь подействовать на людву?! Зачем я тебя вообще держу?!
   Его собеседница - эффектная строгая дама - раздражённо вздохнула. В обществе кэлюме не принято было, чтобы сурги повышали голос на ромеи, но Дьёрдю не смели перечить - у него, похоже, был дар служить исключением, подтверждающим правило.
   - Я же объясняю, что у них полностью сменилось руководство, - резко возразила она. - Я должна их из окон повыбрасывать? Тем более что это всё равно ничего не изменит! Я попробую успеть...
   - Не "попробую", а успеешь, - зло прервал Дьёрдь. - Я не люблю повторять.
   - Хорошо, хорошо, только перестань орать! - взмолилась ромеи. - Я поняла.
   Дьёрдь устало отвернулся, в досаде покусывая костяшки пальцев. Её Величество Виктория даже ухом не повела - против неё Дьёрдь и пикнуть не смел. Все остальные постарались держаться как можно незаметнее: вспышка раздражения герцога могла быть чревата какими угодно неприятностями. Тамара, случайно оказавшаяся поблизости, посмотрела на Дьёрдя с жалостью. Она ласково обняла его сзади и сказала с нежным смешком:
   - Вы сегодня такой злой, потому что трезвый.
   Дьёрдь закатил глаза.
   - Устами младенца глаголет истина, - выдохнул он. - Эй, плесните-ка мне чего-нибудь... покрепче. А ты будешь, малышка? - он с интересом обернулся к своей перламутровой утешительнице. Тамара поколебалась; Джин знал, что она не очень-то любила алкоголь, во всех случаях жизни предпочитая люмэ, но ей, видно, не хотелось обижать герцога, поэтому она рассмеялась.
   - Если с вами, то можно. Немножко.
   Она присела на широкий подлокотник его кресла, склонившись над ним, как сияющее ласковым светом видение. Остальные уже забыли об инциденте, видимо, посчитав, что Дьёрдь временно попал в надёжные руки, а посему можно беззастенчиво вернуться к развлечениям. Виктория доедала уже вторую девушку. Джин наблюдал за своей непредсказуемой малышкой с любопытством. Как ни странно, сейчас, увидев её рядом с Дьёрдем, он, несмотря на колоссальную и очевидную дистанцию, разделявшую этих двоих, подумал, что между ними есть какое-то сходство. Дьёрдь смотрел на неё с какой-то как бы даже настороженностью, хоть и улыбался, а она, по обыкновению, была безмятежно нежна. И... да, складывалось впечатление, что ей вообще всё равно, кто перед ней: Дьёрдь Островичи или какой-то другой сург. Вампирский патриарх, будь он хоть трижды изначальный, был для неё только мужчиной.
   Дьёрдь рассмеялся, с сомнением глядя на неё.
   - За что будем пить? - неуверенно пожал плечами он. Она тоже неслышно рассмеялась, показав прелестные жемчужные зубки. Потом мягко взяла его за руку и поднесла точёные мраморно-бледные пальцы к губам.
   - За любовь... которую все верные подданные испытывают к своему прекрасному повелителю, - с неуловимой улыбкой на губах закончила она, бросив на него из-под ресниц лукавый взгляд. Дьёрдь расхохотался, причём на этот раз в его голосе явно промелькнули чувственные нотки; её безыскусственное кокетство волновало его.
   - Тебе палец в рот не клади... То есть никакой другой любви ты ко мне не испытываешь?.. - уточнил он.
   - С вами тоже шутки плохи... - с притворной скромностью потупилась Тамара. - А вы хотели бы, чтобы я испытывала к вам и другую любовь?..
   Они оба рассмеялись.
   - Хорошо... За всяческую любовь, - сдался Дьёрдь, и они наконец отдали должное вину, впрочем, не отводя глаз друг от друга и периодически давясь смехом; этот долгий молчаливый взгляд нашёл продолжение в череде жадных глубоких поцелуев, которыми они обменялись, едва отставив бокалы. Дьёрдь прижал её к себе, покрывая поцелуями её шею и плечи; она обняла его, продолжая неслышно смеяться. В этот момент она перехватила взгляд Джина и беспечно улыбнулась ему; похоже было, что к вниманию вампирского патриарха она относилась не иначе как к очередной шалости капризного ребёнка. Дьёрдь отстранился, глядя на неё как будто с сомнением.
   - Ах, извините, ваша светлость, - приглушённо сказала Тамара. - Я пришла сюда не одна, и мой спутник ждёт меня.
   Она сделала движение, чтобы встать, но Дьёрдь придержал её за талию.
   - Он давно тебя ждёт, - насмешливо сообщил он. - Как любезно с твоей стороны, что ты вспомнила о нём именно сейчас.
   - Ваша светлость, это оттого, что он как раз попался мне на глаза, - незамысловато объяснила Тамара.
   - А, тогда конечно. Очень серьёзная причина, - согласился Дьёрдь и больше её не задерживал.
   
   
   1.
   Поцелуи Дьёрдя так и горели на моей коже - всё-таки его общество всегда действовало на меня возбуждающе, я чувствовала себя словно наэлектризованной... Я вернулась к Джину, полная сил, но он, по обыкновению, казался задумчивым и как бы даже несколько отстранённым... Тогда я переместилась к Виктории и позаимствовала у неё одну из её свежих девушек. Думаю, ей вполне хватит оставшихся; людвы на танцполе было немерено, но я боялась нарваться на букет наркотиков, вообще не поддающийся идентификации... Под закуску вечер заиграл новыми красками. Мне хотелось веселиться, например, пригласить Джина потанцевать, но я вспомнила об охватившем его в последние дни мрачном настроении и поневоле задумалась. Везёт мне на каких-то замороченных сургов. Поначалу я считала, что настроение Джина никак не связано со мной - мало ли, какие-то личные проблемы - но постепенно у меня возникло подозрение, что он чем-то недоволен в наших отношениях, хотя я и не могла понять, чем, а сам он не говорил (хотя я спрашивала). Конечно, можно было не обращать внимания или вообще расстаться - в конце концов, я не люмэ, чтобы меня все любили, - но он мне нравился, так что, наверное, надо было что-то сделать... Я решила посоветоваться с более опытной ромеи и, отыскав взглядом в толпе безмятежно потягивающую коктейль Веронику, подсела к ней. Тем более что Джин был здесь, вот я его ей и покажу. Подруга была рада посплетничать, и, обменявшись с ней стереотипными фразами о сегодняшнем вечере, я приступила к делу.
   - Слушай, видишь вон того мужика со светимостью медового цвета, который смотрит сейчас в зал? Вон там, слева, - прошептала я, склонившись к её уху.
   - Вижу, - прошептала она в ответ. - Я с ним незнакома.
   - Я знакома. Это мой любовник. Слушай, тут такая проблема, - я неуверенно пожала плечами. - У тебя так не бывало, что сург, ну, вроде, недоволен вашими отношениями, хотя ты ведёшь себя, ну, просто безупречно!
   Вероника покосилась на меня чуть насмешливо, но, прежде чем ответить, поразмыслила.
   - А ты уверена, что дело в ваших отношениях? Может, проблема в чём-то другом?
   ¬- Не уверена... - расстроенно призналась я. Вероника снова бросила на меня насмешливый взгляд.
   - Готова поспорить, ты толком ничего не знаешь о его жизни? - скорее утвердительно, чем вопросительно заметила она. Я помялась.
   - Нет... А зачем?.. Мы друг другу в душу не лезем...
   Вероника с улыбкой покачала головой.
   - Я, конечно, не могу судить. Это же совершенно чужой мне человек. Но, если хочешь, могу высказать предположение. Просто зная тебя. Только не обижайся.
   - Конечно, - смутилась я. - Давай.
   - Возможно, ты его просто не удовлетворяешь.
   Я вытаращила на неё глаза.
   - Я?.. Вероника, извини... но, тут ведь... ошибиться-то невозможно! Что я, по-твоему, не замечу, получает мужчина оргазм или нет?.. Когда он сознание теряет в моей постели - это он таким образом маскирует свою неудовлетворённость, что ли?..
   Вероника прыснула от моего искреннего возмущения.
   - Тише, тише... Я не то... Вот видишь... в каком смысле ты поняла мои слова, - смеясь, заметила она. - Я не то имела в виду. Понимаешь... слышала я о тебе уже определённое мнение. Что тебя в мужчинах интересует только член. Тебе нравится удовольствие, которое доставляет любовник. А ни его чувства тебе при этом наплевать. Ты, такое впечатление, вообще не догадываешься, что у мужчины могут быть какие-то чувства, кроме собственно эротических ощущений в половом органе. Просто, видишь ли, некоторых это напрягает. Ну вот, раз ты спросила, я и предполагаю, - рассудительно закончила Вероника и погрузила ложечку в мороженое, которое как раз принёс официант. Я задумалась.
   Признаться, я раньше как-то не смотрела на проблему с этой стороны. Мне моё обращение с любовниками казалось чрезвычайно снисходительным. Я никогда не играла с ними, не выставляла условий, требований... Мне и в голову не приходило, что это может восприниматься как "наплевательство"! Да уж, всем не угодишь...
   Я в самом деле любила забавляться с сургами. Иногда мне казалось, что я всю жизнь охотно бы провела, принимая страсть этих восхитительных созданий, наблюдая, как они, один за другим, отдаются мне, растворяются во мне, исчезают во мне... Мне нравилось наблюдать за мужчиной в момент наслаждения, когда он, совершенно собой не владея, покорялся мне полностью, забывал обо всём... и потом склонялся ко мне на плечо, утомлённый, опустошённый. Некоторые мужчины даже боялись близости, зная о своей уязвимости в момент экстаза, но всё же тайной мечтой каждого из них была женщина, которой они могли бы отдаваться без оглядки, ни о чём не заботясь...
   Теперь я смотрела на Джина совершенно другими глазами. А что бы он предпочёл? Чтобы я велела ему вызвать всех своих соперников (во главе с Дьёрдем Островичи) на дуэль? Или бросить всех остальных своих любовниц и жениться на мне? Или найти мне Пульс?..
   - Ну, уж если я его не удовлетворяю, тогда не знаю, что ему вообще нужно, - подвела итог своим размышлениям я. Вероника снова покосилась на меня с добродушной усмешкой, уплетая мороженое.
   - Ты, кажется, опять думаешь не о том, - заметила она. - Просто у мужчины может иногда возникнуть ощущение, что наслаждение, которое он получает от тебя, досталось ему случайно. Кто подвернулся под раздачу, тому и повезло, типа того. Если хочешь поэкспериментировать, попробуй показать, что тебе хочется доставить удовольствие лично ему. Попробуй разобраться, что нужно от тебя именно ему, и почему... Хотя, с другой стороны, может, ты и права. Я думаю, до конца удовлетворить сургов невозможно. Мужчина всегда остаётся мужчиной, и не выйдет на прямой контакт с альрома, хоть в лепёшку расшибись. Так что им тоже не повредит поучиться соизмерять свои запросы со своими реальными возможностями, - с этими философскими словами Вероника отставила опустевшую вазочку мороженого и бодро огляделась по сторонам. - Кстати, о сургах! А где мой муж?..
   
   
   1.
   На этот раз, оставшись наедине с Джином, я попыталась проявить немного больше инициативы, чем обычно. Правда, мне казалось, что мои самые серьёзные чувства к нему и так очевидны. Выбрала же я его - наверное ведь, не просто так?.. Неужели для мужчин такого недвусмысленного знака внимания недостаточно? Что же мне, расписку им выдавать?
   Удивил меня и совет Вероники "побольше интересоваться" своим любовником. Нет, я, положим, не расспрашивала его о подробностях биографии. Хотя чего там могло быть неожиданного? Скольких он убил? Со сколькими переспал? Да я и без проверки догадываюсь, что цифры весьма внушительные. Зачем в это вникать?.. Зато я каждую проведённую с ним вместе ночь уделяла самое пристальное внимание его гладкой коже с этим пьянящим ароматом дикого мёда, его настойчивым чувственным губам... Куда уж больше-то интересоваться?
   Но, так или иначе, я постаралась проявить больше усердия, более тщательно исследовать его тело (из-за чего он, между прочим, только чаще обычного прерывал меня, умоляя то "подождать", то "перестать", то "сделать так ещё") и для порядка попристальнее заглянуть в его воспоминания, откуда я, в частности, почерпнула информацию, что ему особенно нравится тёмно-красная часть спектра (вот уж ни за что бы не подумала, потому что он каждый раз буквально таял в моих опалово-белых лучах). Остальные подробности как-то прошли мимо моего внимания, а поток алого света я ему по мере возможности обеспечила, кстати говоря, с удивлением заметив в этот момент, что рдяные краски ассоциируются у него с первой любовью - с женщиной, которую он любил, ещё когда был человеком, а она была женой его дальнего родственника (что никому не помешало). Самое интересное: я поняла, что Джин ровным счётом ничего не помнит из этой части своей жизни - ни как уехал после кончины этого своего родственника (от болезни) в южные штаты, ни как связался с шулерами, ни как его избивали несколько раз на улице до полусмерти... Как потом умерли родители, которых он не видел с детских лет, и где-то остались две несовершеннолетние сестры, о которых стал заботиться кто-то другой, а он бродил один по нищим пригородам Нового Орлеана, раздумывая о том, чтобы повеситься.
   Внезапно в его памяти вспыхнул необыкновенно яркий эпизод. Я поняла, что это первый момент, который он помнит в своей нынешней жизни. Это был момент, когда он превратился.
   
   
   2.
   Сидя в полутьме кареты рядом с совершенно незнакомой женщиной, я задавал себе вопрос: как я мог согласиться?.. Что ей вообще надо? Правда, на этот счёт вряд ли могли быть сомнения. Непринуждённо расположившись напротив, она откровенно разглядывала меня, мертвенный свет газовых фонарей, по временам проскальзывая в узкие окна, озарял её бледное лицо с незапоминающимися чертами и богатый тёмный наряд, крупные бриллианты в изящно вылепленных маленьких ушах... и глаза... мерцающие глаза под низко надвинутым тяжёлым лбом - глубоко посаженные, маленькие, неопределённого цвета и колючие, как ухмылка злого ребёнка. Её трудно было назвать красивой - в её лице проступало слишком много характера, его даже нельзя было назвать благородным... Если бы её костюм не был подобран с таким утончённым вкусом, я принял бы её за скучающую мещанку, хотя, по-видимому, это была дама высшего общества... Но ещё в ей чувствовалась какая-то сила, которая не имела ничего общего ни с гордостью аристократки, ни с наглостью куртизанки... И снова я спрашивал себя: как я вообще здесь оказался?
   Она была так удивительно настойчива, заметив меня из окна кареты на краю темной улицы. Поначалу я ответил ей очень грубо, а потом сам не заметил, как оказался внутри. Она стала задавать странные вопросы низким убаюкивающим голосом, почему-то не дожидаясь, пока я отвечу ей вслух, но как будто читала мои мысли, а мысли рождались довольно неожиданные.
   - Почему ты бродишь по улицам один? Тебе грустно? Какие женщины тебе нравятся? Ты боишься смерти? Тебя ждёт кто-нибудь?
   Внезапно она замолчала, откинулась на спинку бархатного сиденья и со скукой вздохнула. Я чувствовал себя, как будто очнулся ото сна. Выглянув в окно, я с изумлением заметил, что мы едем через самый старинный и богатый квартал города, мимо ярко освещённых изящных особняков. Женщина тоже выглянула в окно и улыбнулась.
   - Кажется, я почти приехала... Нам пора прощаться... Ах, да, ещё одно... последнее...
   Она таким грубым рывком впилась мне в горло, что я не успел и не смог бы оттолкнуть её, даже если бы заранее догадался об опасности. Я даже не вскрикнул, потому что дыхание перехватило от боли. Потом, чувствуя, что она не отпускает меня, я на миг ощутил жгучую волну возбуждения и злости, пробежавшую по венам, как тёмный огонь, а потом - страх и смертную тоску. Когда краем сознания я понял, что она собирается меня убить, то ещё раз попытался оттолкнуть её, но было поздно, руки уже не слушались меня. И в конце концов остались только глухие удары, которые я слышал, как сквозь сон. Сначала я думал, что это моё сердце, но потом понял, что звук идёт из-под земли. Пульс.
   Я почувствовал, что карета остановилась.
   - Хм, любопытно... - услышал я где-то над собой женский голос. - Никогда такого не видела. Альбер, помоги! - крикнула она, по-видимому, кучеру. - Наш пассажир сойдёт здесь.
   Послышался скрип дверцы.
   - Он что, кэлюме? - хмыкнул мужской голос, и чьи-то крепкие руки извлекли меня и усадили на обочине; я ничего перед собой не видел, а слышал всё как будто издалека.
   - Похоже, теперь да, - ответил женский голос, и последние слова утонули в грохоте кареты по мостовой.
   Я, кажется, лёг на камни, но почти совсем их не чувствовал. От земли поднимался холод. Я подумал, что умер, и вдруг на мою мысль ответил строгий голос:
   "Перестань паниковать, Юджин, я тебя умоляю. Все кэлюме способны к регенерации, даже сурги. Я тебя научу".
   На этот раз я ничего не подумал, но участливый голос вступил снова:
   "Просто тебе нужно кого-нибудь убить. Срочно. Скоро рассвет. Если не хочешь сгореть на солнце или умереть от истощения - пошевеливайся, будь ласков".
   Словно в ответ на это законное требование невдалеке послышались шаги и голоса.
   - Пьяный, что ли?
   - По-моему, это не бродяга. Может, вызвать врача?
   - Я врач. Отойдите. Эй, парень, что с тобой? Ты меня слышишь?
   Чья-то рука похлопала меня по щекам, и я, мало соображая, что делаю, как-то машинально перехватил её и вгрызся в аппетитное, сверкающее горячим блеском запястье.
   
   
   1.
   Давно перевалило за полдень, Джин благополучно спал, а я всё ещё переживала увиденное. Как ни странно, заглянув в его воспоминания, я стала лучше его понимать... Я осознала, что близость с женщиной ассоциируется у него с чем-то оскорбительным. Как ни странно, сбывшаяся первая страсть, которую он даже не помнил, и особенно - встреча с женщиной-вампиром, которая бросила его на дороге, нанесли ему глубокие раны, которые он не смог простить. По здравому размышлению, она была не виновата, что так совпало с его превращением, - это не зависело от её воли - но у него осталось впечатление, что она как бы насильно заставила его стать вампиром, а потом бросила. Хотя на самом деле ему повезло: она всё равно бросила бы его, а если бы он не переродился, просто умер бы, и всё. Да и заменять ему няньку никто её не обязывал... Большинство кэлюме прекрасно справляются с освоением новых навыков в одиночку, у всех у нас есть Пульс, и он как никто другой может найти к каждому подход, подсказать именно то, что нужно. В общем... Я лично не осуждала эту его роковую незнакомку, да и вообще не нашла в его истории ничего такого трагического. Но меня изумило другое: я поняла, что Джин, оказывается, воспринимал своё обращение в вампира как что-то противоестественное, вынужденное, как несчастье. Он считал свою принадлежность к высшей расе чуть ли не обращением в рабство! Вот как бывает... Мне-то казалось, что открыться истинному свету - самое прекрасное, что только может произойти... Но Джин, похоже, вместо того, чтобы думать об альрома, продолжал переживать какие-то мелкие житейские неурядицы со случайными женщинами, оставшимися в далёком прошлом.
   
   
   1.
   Тамара его в очередной раз поразила. Каким-то образом догадавшись о его противоречивых желаниях, она устроила ему такую ночь, в сравнении с которой даже предыдущие померкли. Он надолго вообще забыл обо всех своих тревогах, и кто он в принципе. Ему казалось, что он видит сам Пульс где-то под землёй, - а ведь Джин редко чувствовал свет живительного цветка, среди сургов, к тому же пробуждённых, такое удовольствие мало кому доступно...
   К реальности его уже под вечер вернули её дразнящие ласки - она щекотала его тело свежими губками, её распущенные тяжёлые кудри так и обжигали кожу. Заметив, что он проснулся, она вступила в диалог.
   - Я осталась у тебя даже дольше, чем планировала! - провозгласила она. - Тебе понравилось?
   - Да... - он пошевелился, пытаясь выбраться из-под непомерной для него роскоши её плоти, но это не получилось, и он смирился, прикрыв глаза. - Ты вчера... превзошла саму себя, Тамара. С чем это связано? - "С вдохновляющим присутствием Дьёрдя Островичи?" - невольно продолжил он про себя; по счастью, у неё не было привычки прислушиваться к чужим мыслям.
   - Ах, Джин, ну, мне показалось, что тебя что-то тревожит в наших отношениях, - напрямик сообщила Тамара. - Вроде ты считаешь, что я к тебе равнодушна, что-то типа того. Но ведь это же не так.
   Он вздрогнул и поначалу приготовился привычно отрицать, что его что-то не устраивает, но потом только спросил:
   - Разве?
   - Ну, конечно. Слушай, я тебе сочувствую, что так получилось с твоим превращением... я видела в твоих воспоминаниях... - искать тонкие подходы Тамара явно не умела, - насчёт той женщины... которая ранила тебя тогда и бросила, хотя могла бы помочь. Но, послушай, ведь она была уверена, что ты справишься. Что Пульс подскажет всё, что нужно. Так и произошло. А ты никогда не думал, что, по большому счёту, она открыла тебе дорогу в новый, прекрасный мир?.. Ведь ты сейчас можешь жить, ни в чём себе не отказывая. И любить самых лучших женщин, - он не видел её лица, но почувствовал, что она улыбается, рассеянно поглаживая перламутровыми пальчиками его поясницу. Он устало вздохнул.
   - Ерунда. Ромеи не нуждаются в сургах, точно так же как людские женщины не нуждаются в своих мужчинах.
   - Почему ты так думаешь? - искренне удивилась она. Джин тоже удивился.
   - А ты хочешь сказать, ромеи так уж и прожить не могут без мужчин?
   - При чём тут "прожить"? - растерялась она. - Если ты говоришь о выживании, то ведь и сурги могут обойтись без ромеи. Есть же такие гордые чудаки. Погуляют, погуляют, посидят на диете из неочищенной люмэ, и возвращаются в цивилизованное общество.
   - Вот и я о том же.
   - Так ведь это потому, что нормальному человеку недостаточно просто "выживать". Хочется ведь радоваться жизни. Для того и существует разделение на мужчин и женщин!
   Джин ощутил некоторое замешательство.
   - Да?.. Я раньше как-то не смотрел на проблему с этой стороны.
   С её точки зрения, всё объяснялось так просто! И ведь она была по-своему права. Но тогда почему у других не получалось такой же гармонии чувств? Откуда берутся все эти сомнения, взаимные обиды?
   - Очень жаль, - рассмеялась она и легонько куснула его в живот, - что ты не смотрел! Иначе давно бы понял, какое счастье на тебя свалилось! - она бегло поцеловала его в уголок рта и поднялась. Он наконец вздохнул свободно. Она принялась с очаровательной неловкостью натягивать на себя старомодное ажурное бельё, в котором выглядела ещё соблазнительнее, чем раздетой. Его, против обыкновения, не кольнуло болезненное чувство зависимости и тоски. Наоборот, мысли его приняли неожиданное направление: он вдруг вспомнил, с чего она начала разговор.
   - Странно, ни одна из женщин не видела раньше именно это воспоминание. Я и сам, признаться, старался обходить его стороной. Хотя, наверное, оно сильно на меня повлияло.
   - Правда? - изумилась Тамара. - А мне оно первым попалось. Не знаю почему.
   - А я ничего не вижу в твоём прошлом, - признался он. - Тоже странно.
   - Наверное, потому, что я и сама не очень-то люблю всю эту надуманную ностальгию, - рассеянно отозвалась Тамара. - Было и нет, чего на этом вязнуть-то?..
   Джин рассмеялся.
   - Наверное, ты права. Так лучше. Нужно уметь забывать...
   - А также вовремя вспоминать, - решительно заключила Тамара; мысли её явно приняли более практическое направление. - О еде, например. Почему бы нам не глотнуть люмэ? А то я, кажется, оголодала!..
   Заявление было серьёзное. Джин снова рассмеялся и послушно позвонил в разделочную.
   - А потом я поеду в горы, - продолжала рассуждать Тамара, крутясь перед зеркалом и расчёсывая пышные кудри рассеянными, длинными движениями. - Ты знаешь, я так люблю ночные горы! И горные озёра! Если бы я не была кэлюме, то хотела бы, наверное, стать какой-нибудь медлительной рыбой на дне глубоких вод. Волшебной щукой из проруби, как в сказке! - Тамара звонко захохотала. - А ты любишь бывать в горах? - она вдруг обернулась к нему. Он поспешно опустил глаза, в которых, наверное, всё-таки мелькнула ревность - от того, что она способна так легко о нём забыть, что она не принадлежит ему полностью... и зависть к её непринуждённости, её свободе.
   - Нет, не особенно.
   - Ах, не печалься, я тебя умоляю!.. - она верно истолковала ответ и обвила его прохладными белоснежными руками, не возвращаясь, однако, в постель. - Моих несметных поцелуев тебе в любом случае хватит на всю жизнь!..
   Он устало улыбнулся и почтительно поцеловал её ладонь, потом - более требовательно - гибкую талию.
   - Я твой раб, - тихо сказал он в белые кружева, обращаясь скорее к самому себе.
   
   
   1.
   На следующем свидании она, по-видимому, снова слегка заглянула в его светимость, потому что спросила, деловито разглядывая флакон духов (случайно забытых его предыдущей гостьей):
   - Всё ещё боишься женщин?..
   Глупо было отрицать, что он чувствовал себя униженным, забываясь в экстазе с любой пустоголовой красоткой... но теперь он не был уверен, что к недостаточно чутким женщинам подходит слово "пустоголовая". Может быть, дело в другом? Ему уже приходилось убедиться, что в их причудах тоже была своя мудрость. Прежде он так не формулировал для себя проблему, но похоже было, что "боишься" - точное слово.
   - Скажи лучше, сколько у тебя сейчас женщин, кроме меня? - рассмеялась она, брызнув духами на запястье и придирчиво принюхиваясь. - Ну же. Скольким ещё снисходительным хозяйкам ты отдаёшься?..
   Он смутился.
   - Какое это имеет значение?..
   А и в самом деле? Уж не пытался ли он убежать от одной женщины к другой? И всё же не мог отказаться от их любви.
   - Почему бы тебе не познакомить меня с кем-нибудь из них? - со смешком проворковала она, оставив мнение о запахе духов при себе. - Мы могли бы взять тебя вместе. Ты пробовал любовь двух женщин одновременно?..
   - Н-нет... - странно, ему такое даже не приходило в голову. Он считал, что и одной-то любовнице не слишком нужен.
   - О, это особое удовольствие! - возбуждённо воскликнула Тамара. - Тебе понравится, вот увидишь! Хочешь, мы попробуем?.. Я могу пригласить кого-нибудь из своих подруг... - Тамара оживлённо приподнялась, глаза её заблестели предвкушением. Мысль разнообразить их с Джином досуг явно прочно завладела её воображением. - Слушай, а давай пойдём на какую-нибудь вечеринку и познакомимся там с кем-нибудь?..
   По её вдохновенному лицу Джин понял, что спорить бесполезно; к тому же приходилось признать, что ей удалось раздразнить его любопытство... а сам, без неё, он ни за что не решился бы на нечто подобное.
   Вскоре Тамара ловко столковалась с какой-то изысканной и сдержанной по виду дамой - обладательницей светлых рысьих глаз с пронзительно-яркими зрачками и голоса с гипнотической хрипотцой - без малейшего участия Джина в сделке, и они его куда-то повели, возбуждённо обдумывая подробности почти вслух и на всякий случай обвив его за руки с двух сторон. Первое, что он увидел, войдя в просторную круглую гостиную (разительно отличавшуюся от крохотной комнатушки Тамары, похожей на старинную дамскую шкатулку), был выполненный во влажных тёмно-синих и чернильных тонах гигантский портрет полуобнажённой хозяйки.
   - Похоже на Модильяни! - невольно вырвалось у него; это была первая фраза, сказанная им в общем разговоре, хотя она, наверное, не очень сочеталась с целью вечера. Однако дама кокетливо рассмеялась.
   - Это и есть Модильяни! - довольно заявила она. - Он меня рисовал.
   - Серьёзно? - поразился Джин. Вообще-то он всю жизнь провёл в Америке, да и там было как-то не до приобщения к высокой культуре - всё больше шлялся по кабакам - но мечтал когда-нибудь заняться изучением европейского искусства.
   - У меня и другие его работы есть, - улыбнулась дама. - Если хочешь, я тебе потом покажу.
   - Вы хорошо его знали?..
   - Очень! - облизнула яркие губы дама; видимо, знакомство с художником оставило у неё самые приятные впечатления.
   - О боже, я, кажется, даже не знаю, кто это такой, - призналась Тамара и с интересом вгляделась в картину, поставив одно колено на диван. - Или знаю?.. Вроде бы мне кто-то говорил...
   - Мм... он рисовал Анну Ахматову, - пояснила хозяйка, отчего-то посчитав, что именно такая рекомендация сориентирует Тамару лучше всего, хотя кто такая Анна Ахматова, не знал уже Джин.
   - А! - сказала Тамара, словно услышала знакомое имя, и потеряла к портрету интерес.
   - А я - Марианна, - обернулась дама к Джину. - Друзья зовут меня Мия.
   - Юджин, то есть Джин.
   - Да, я знаю, Тамара говорила!
   Тамара, видимо, много чего говорила, потому что, отвлёкшись ненадолго (на звонок в разделочную), он, среди прочего, уловил следующее шушуканье:
   - Слушай, ты будь с ним побережнее, - озабоченно подсказала Тамара. - Он почему-то считает всех женщин жестокими стервами.
   В ответ хозяйка заливисто расхохоталась.
   - Но ведь я такая и есть!
   - Я серьёзно!
   - Мне как раз нравятся такие нервные, - плотоядно заключила хозяйка. - Они восприимчивее.
   - Ну, я тебя предупредила, - отмахнулась Тамара.
   Беспокойство Тамары оказалось не напрасным: хозяйка повадками напоминала изголодавшуюся хищницу, что было вдвойне странно при её светимости необычного серебристо-синего цвета. Первое время Джин чувствовал только бессильную тоску и тревогу, особенно из-за контраста между нежными ласками Тамары и умелыми пытками её дублёрши, однако потом втянулся и как-то незаметно сам перешёл к довольно агрессивной манере (чего раньше никогда не делал). На какой-то момент причудливые ощущения полностью захватили его, он как будто чувствовал переплетение требовательных рук и в то же время был где-то далеко, и странно, под воздействием холодных лучей Мии где-то на дне его сознания проснулись и потекли картины далёкого прошлого - когда он был ещё человеком. Джин не задерживал нахлынувшие воспоминания и так и не успел обдумать их прежде, чем они окончательно поблёкли, но позже почувствовал, что в эту ночь словно сбросил груз прошлого, хотя вряд ли испытал удовольствие в привычном смысле слова. Обволакивающий свет одной любовницы возносил его к высотам блаженства, в то время как другая с безжалостным искусством распаляла всё новые желания, и, проваливаясь в забытьё после их умопомрачительных ласк, он уловил чью-то довольную мысль: "Я хотела бы его оставить ненадолго, если ты не против".
   
   
   1.
   Проснувшись, он отметил, что солнце очень далеко; кругом была глубокая ночь.
   - У тебя отличная фигура, - подвела итог встрече задумчивая хозяйка. - А твоя подружка ушла. Мы не стали тебя будить. Но она была не против, если ты останешься у меня. А ты как на это смотришь?
   
   
   1.
   - Так ты американец? - с оживлением принялась за расспросы Мия, принимаясь также и за аккуратно разделанный мужской труп в глубоком фарфоровом блюде - она пояснила, что любит "по-нормальному порубленное мясо"; Джин аккуратно зачерпнул чашку люмэ. - А я тоже американка!
   - Серьёзно?.. - удивился он. - Я думал, ты европейка.
   - А вот нет! А ты в каком веке родился?..
   - Ээ... я толком не помню... Но где-то в тридцатых годах позапрошлого века я уже точно там был.
   - Правда?.. Я тоже! Я жила в Саванне... Надо же! Мы, наверное, могли ещё людьми встретиться, а вот ведь где познакомились!..
   - Да... Но ты, я так понимаю, давно уехала из Америки?..
   - Да... как только превратилась... У моих французских предков-ублюдков, которые пытались подложить меня под весьма самоуверенного мота - отпрыска одного из "уважаемых" - ими уважаемых, но не мной! - семейств, - был родовой замок во Франции, туда-то я и навострилась. Представляешь, я в тумане пересекла океан!..
   - Правда?.. - поразился Джин. Ему, как мужчине, и в голову не приходило, со сколькими неприятностями могло быть сопряжено путешествие более традиционным способом для одинокой молодой женщины.
   - Да... Вот как далеко может рвануть девушка от законного супружества... - Мия звонко расхохоталась. - На самом деле, я решилась на это, потому что была ужасно невежественна. Я не знала, что океан такой большой. Думала, что Старый Свет - это рукой подать. Типа: где старый, там и новый - какая разница?.. - Мия снова расхохоталась. Джин с улыбкой смотрел в её сияющее, волевое лицо. - Ну и, конечно, я останавливалась на попадавшихся кораблях перекусить. Зато теперь я могу похвастаться тем, что купалась в океане не с краешку там где-нибудь, а прямо посерёдке!.. Ужас, вымокла до нитки. Платье, конечно, пришлось бросить. Вылезла на другом берегу голая, как Венера из пены морской. Выкурила из нашего замка лишнюю людву - там уже давно жила совершенно чужая семья - а я изобразила полтергейст и выкупила дом, чинно-благородно... Было прикольно! Ты не представляешь, как я страстно завывала у них в подвале! - Мия бросила острую двузубую вилку и снова залилась смехом.
   - Ну ты выдумщица, - признал Джин.
   - Ой, не то слово. Чуть было не связалась с Надашди! Одно время меня очень интересовали все эти вопросы насчёт справедливости и миссии высшей расы на земле...
   Джин поразмыслил и промолчал. В отношении его самого вопросы справедливости его очень волновали, а вот насчёт людвы он как-то даже и не задумывался. И вообще он, как правило, избегал общества сородичей. Что Надашди, что Островичи - ему было фиолетово. Что один упырь может сказать другому?.. Уж лучше выпить одному.
   - Я, был период, довольно плотно общалась с людьми... - задумчиво обронила Мия. - Помогала талантливым художникам, музыкантам... В общем... А теперь работаю телепатом в штурмовой команде, - засмеялась она.
   - Да ну? - ужаснулся Джин. - Это ведь, наверное, очень опасно!
   Мия пожала плечами.
   - По-моему, самое опасное - это вообще не уметь за себя постоять.
   Джин тоже пожал плечами.
   - Может, лучше ни во что не ввязываться? - за океаном противостояние кланов ощущалось не так сильно. Всё-таки эпицентр войн, по историческим причинам, приходился на Восточную Европу.
   - Попробуй тут не ввяжись, - усмехнулась Мия. - Надашди-то не дремлют! Вот недавно случай был где-то на Черноморском побережье... Страшно подумать: в России - это ж у чёрта на рогах! Там-то чего они не поделили! Короче, на обыкновенный дом отдыха напала чуть не целая армия. Вроде, есть предположение, что кого-то они там искали. Получается, кого-то из обслуги, из людвы. Нет, ну ты представляешь себе, чтобы ты, допустим, из-за какой-то смертной расстрелял целую толпу?.. Это ж надо быть маньяком, каким-то совсем уж извращенцем!
   - Правда, трудно поверить, - недоверчиво заметил Джин. - Может, дело в другом было? Просто не разобрались.
   - Да, теперь уже не поймёшь, - безнадёжно махнула рукой Мия. - Думаешь, сама я в Чейте просто так оказалась? На меня тоже напали. Кто, и чего надо было, - честно говоря, так и не поняла. Надашди, наверное, потому что больше некому. А они меня знали, общалась я кое с кем из их среды. Ну и, видимо, перебежала кому-то дорожку и сама этого не заметила. Считала, что я сама себе хозяйка, а тут такое! Еле ноги унесла. Потом уже попалась мне информация, что в экс-моём замке сейчас какая-то людская фармацевтическая фирма, только охрана не людская. Вот и понимай, как знаешь. - Мия запила этот вывод глотком люмэ. - У Островичи, по крайней мере, всё однозначно: кто не с нами, тот против нас. Без всяких этих двусмысленных игр: хочу, но не могу, могу, но не должен, но если надо, то хочу... Слушай, а тебе нравится фиксация? - без видимой связи переключилась она на другую тему.
   - В смысле?.. - растерялся Джин.
   - О, господи, нуЈ тебя что, никогда не связывали?.. - закусив "по-нормальному порубленным мясом", хозяйка, видимо, преисполнилась сил для продолжения знакомства; она недвусмысленно пересела к Джину и просунула руку за не очень-то и застёгнутый воротник его рубашки.
   - Н-нет... - нерешительно признался Джин.
   - Это очень странно!.. - с искренним сожалением воскликнула она и тут же шутливо поймала его за руки. - У мужчин главные эрогенные зоны расположены там, где застёгиваются наручники, - она легонько куснула его в нижнюю губу, и то ли от её соблазнительного, чуть насмешливого воркования, то ли от этих дразнящих прикосновений он в самом деле почувствовал возбуждение. Да что это, правда, что ли?.. - А знаешь, как я люблю готовить десерт?.. - она вдруг отстранилась и вскочила. - В общем, пойдём в спальню, я тебе покажу.
   
   
   1.
   Выяснилось, что "приготовление десерта" было непосредственно связано с "фиксацией". Она привязала Джина к кровати каким-то необыкновенно мягким шарфом - наверное, из восточной ткани, с яркими, сиявшими в полутьме узорами - символически, в общем-то, привязала: тёплые шелковистые узлы лишь приятно сдавливали запястья, - и сначала обмазала его холодным мороженым, а потом принялась это мороженое со всяческим усердием слизывать, дополняя дразнящие движения язычка задумчивыми комментариями, так что они закончили с "десертом", давясь от смеха.
   - Обожаю сладких мужчин.
   - Осторожнее, я боюсь щекотки.
   - Так и хочется что-нибудь откусить.
   - Оставь что-нибудь на следующий раз...
   - Раздвинь немного ноги, - улегшись между его ног, она приступила к основной части "блюда". - Ужас как люблю мороженое.
   - Я чувствую...
   Раздразнив его чуть не до потери сознания, она вдруг отстранилась. Он кусал губы, стараясь сдержать невольные стоны. Она смотрела на него с любопытством.
   - Госпожа!.. - взмолился он. - Прошу тебя...
   Она слезла с кровати и подошла к тумбочке у изголовья. Он в изнеможении откинулся на подушки. Попытаться, что ли, развязать руки?.. Но этим он всё равно как бы признает своё поражение перед ней... Да уж, малышке Тамаре и в голову бы не пришло его так дрессировать. Мия извлекла из тумбочки длинный гладкий фаллоимитатор какого-то футуристического металлически-синего оттенка, с лукавой улыбкой продемонстрировала его Джину и, раскинувшись на кровати, стала неторопливыми движениями вводить его себе, не сводя с Джина раскосых рысьих глаз. Он тоже был не в силах не смотреть... она выглядела так соблазнительно!..
   - Прошу тебя, - со стоном повторил он, не произведя, впрочем, никакого впечатления на Мию, которая, откинувшись назад, занялась собой с удвоенной энергией. - Брось ты эту штуку! - в ярости взмолился он.
   - Формула подчинения, - невозмутимо потребовала она, не прерывая, впрочем, своего занятия.
   - Я твой раб, - бросил Джин; он только теперь понял, что в глубине души ненавидел, когда приходилось произносить эту фразу. - Мия, умоляю тебя... - простонал он, со страданием глядя на её длинные белоснежные ноги. Мия с усмешкой медлительно покачала головой и, извиваясь на простынях, принялась свободной рукой ласкать свою грудь - и вскоре кончила. От этого зрелища в голове у него помутилось, и он сам не заметил, как тоже кончил без единого прикосновения. В жизни не испытывал такой ярости и изнеможения, как в этот раз. Хозяйка с довольным вздохом упала на подушки.
   - Вот как я люблю готовить десерт, - с лукавым смешком заметила она, пощекотав пальцами его живот, и развязала стягивавшие его руки узлы. - Тебе, кажется, тоже понравилось?.. Хоть ты так ничего и не попробовал!.. - Она снова захохотала, откинув голову.
   - Зато я заметил, что ты очень старалась, - сердито сказал Джин, хотя глупо было отрицать, что эта необычная игра доставила ему своеобразное удовольствие.
   - Хочешь попробовать эспальдо? Хочешь, я сделаю тебе это под душем? - непринуждённо затараторила хозяйка. - Ты знаешь, я пробовала это под водой - так прикольно!
   Джин уже начал понимать, что, как дурак, напрасно потратил полтора века совершенно безрадостного существования на бессмысленные пьянки в грязных кабаках и убийства случайных прохожих, в то время как всего-то и надо было - поднять задницу и приехать в Чейте.
   - Но сначала я тебя накажу, - внезапно решила она.
   Во как! Джин покосился на неё с опаской.
   - Ну-ка, ложись на живот. Давай-давай! - нетерпеливо скомандовала она; он нерешительно повиновался. Она снова резкими движениями затянула узлы на его запястьях и извлекла из тумбочки плётку в несколько широких кожаных полос. - Я люблю иногда бить своих любовников, так что привыкай к плётке, - посоветовала она; он почувствовал, как тяжёлая рукоятка ткнулась ему в шею. - Вот что, солнце моё. Если ты, как и сам сказал, мой раб, ты должен учиться дисциплине. - Кожаные ремни мягко заскользили по его спине. - Нужно быть сдержаннее, и запомни: ты не имеешь права кончать без моего разрешения. - Эти абсурдные слова доходили до него как сквозь пелену. Он просто поверить не мог, что она на полном серьёзе собирается его избить, да ещё в связи с таким запредельным "обвинением". Он слышал о том, что в Чейте вообще довольно популярны садомазохистские утехи (по слухам, эта устойчивая мода объяснялась соответствующими пристрастиями герцога Островичи), но сам как-то не сталкивался - а точнее, избегал таких игр, считая, что в его отношениях с женщинами и так достаточно подчинения... Между тем Мия хладнокровно размахнулась плёткой и принялась его хлестать - и нельзя сказать, что это было очень уж больно, скорее... возбуждающе... Он поймал себя на мысли о том, как бы опять не кончить "без разрешения", и чуть не рассмеялся, но всё-таки дышать под обжигающими ударами было тяжело, и с его губ сорвался только невольный стон - скорее от удовольствия, чем от боли... Наконец "наказание" прекратилось, в голове у него шумело от раздиравших его противоречивых впечатлений. Она проворно отвязала его руки и принялась покрывать поцелуями его пылавшие, как в огне, плечи.
   - Мне нравится с тобой, - прошептала она ему на ухо. - Может быть, я буду наказывать тебя, только если ты сам попросишь.
   Как-то незаметно она оказалась в его объятиях, он быстро овладел ею, и они почти сразу вместе достигли вершины. У него ещё ни разу не было такого быстрого и бурного оргазма; она, казалось, тоже осталась довольна и не обратила внимания, что он снова кончил "без разрешения".
   
   
   1.
   Спустя несколько встреч он вынужден был признать, что в основном их отношения не отличались ни жестокостью, ни экстравагантностью, которыми она любила приукрашивать эротические игры. Она оказалась интересной и совершенно ненавязчивой собеседницей, да и в общем жизнерадостной и неприхотливой (если дело не касалось секса) особой, и как-то незаметно они стали проводить вместе почти всё время; Джин с неохотой думал о том, что придётся уезжать, и всё откладывал расставание.
   - Слушай, хочешь остаться жить здесь, со мной? - как-то раз неожиданно спросила она, бросая жадные взгляды на стройное смуглое тело любовника. Джин смутился; он как-то не планировал задерживаться в Чейте, а приехал потому, что приятель пригласил. Он даже не задумывался толком о жизни этого гигантского дворца. Это же была всё равно что вампирская столица мира, со своими традициями, отношениями, иерархией... В каком качестве он будет здесь обретаться?.. - Ты мог бы заступить на должность моего слуги, - предложила Мия. - Обязанности несложные, зато ты жил бы прямо тут, у меня... И мы бы чудесно проводили время... Я бы познакомила тебя со всеми моими подругами... Хочешь?.. - Она принялась ласково целовать его лицо, шею и плечи. - Ну, чего ты ломаешься, я же чувствую, что ты хочешь... Ты знаешь, я давно мечтала иметь такого красивого, горячего слугу... но как-то подходящих мужчин не попадалось... а с тобой мы, по-моему, прекрасно поладим...
   Джин запустил пальцы ей в волосы; её темнокудрая голова уже спускалась по его груди к животу, так что объективно рассуждать становилось всё труднее.
   - А если мы... ну... не подойдём друг другу?.. - неуверенно предположил Джин; опыта долгосрочных отношений с женщиной у него вообще не было.
   - Да с чего ты это взял?! - от удивления Мия даже отстранилась и плеснула на него пронзительным взглядом светло-серых глаз. - Мы друг другу отлично подходим!..
   Глядя на эту женщину, деловито склонившуюся на его грудь, как рысь над добычей, и, по-видимому, не допускавшую сомнений в своей правоте, он вдруг понял, что его одинокая американская жизнь давно уже вспоминается ему отстранённо, как бесцветный сон.
   - Хорошо, я согласен, - медленно проговорил он, словно с удивлением вслушиваясь в эти слова.
   - Вот и отлично! - обрадовалась она и бросилась ему на шею. - Я так люблю тебя!
   Он осторожно обнял её за гибкую талию.
   - Я... тоже тебя люблю... - неожиданно для себя вдруг признался он.
   
   
   7.
   Золтан (самодовольно):
   - Видели? Кто тут предрекал, что я обломаюсь на безудержном сексе? Всего каких-то двести лет - и пожалуйста, высокие чувства!
   Чалэ (рассудительно):
   - Золтан, погоди хвастаться. Жениться у твоего Джина, может, ума и хватило, но вот дальше...
   Золтан (удивлённо):
   - А разве дальше что-нибудь есть?..
   Чалэ (назидательно):
   - Духовные поиски! Осмысление пройденного пути! Развитие личности!
   Аллат (сочувственно):
   - Какой ужас...
   Золтан (с сомнением):
   - Это всё тоже я должен проходить?
   Чалэ (успокаивающе):
   - У тебя мозгов не хватит. Но я пошлю к тебе кого-нибудь продвинутого.
   (деловито)
   Пойманную волну надо запечатлеть.
   
   
   1.
   - Я уже решила, как это будет, - увлечённо докладывала мне Ребекка об очередном витке своих творческих исканий, накручивая на палец послушный локон. - Я делала наброски в залитой солнцем комнате. Ну, то есть я, конечно, стояла в тени... Представляешь?.. Я в жизни не видела солнца, я ведь никогда не была человеком! А тут вдруг такое понимание пришло... Я просто почувствовала, что надо нарисовать именно так. Хотя, наверное, кто-то скажет: странный подход для кэлюме. Но мне нужно, чтобы это была фигура в солнечных лучах. Вот он просто сидит у окна, и вся комната залита светом. Даже стены как будто растворяются... Понимаешь?.. Но я всё никак не могла найти, кого рисовать. Естественно, проще всего было бы взять натурщиком кого-то из людвы. И я смотрела, но ничего подходящего как-то не нашлось. И так несколько лет. Как вдруг: он! Представляешь, я буду рисовать одного сурга, слугу Мии Аллен. Да ты с ним, кажется, знакома.
   Я оторвалась от созерцания блюд на столе: мы сидели в небольшой обеденной зале на верхнем этаже одной из башен; была густая пасмурная ночь.
   - Не припоминаю, - протянула я. На самом деле, я вообще не припоминала, чтобы у Мии Аллен был слуга, но тут Ребекка отправила мне мысленную картинку.
   - Ах, Джин! Ну, конечно! Мы с ним одно время встречались! А я думала, он давно улетел обратно в Америку! Ну, Мия, своего не упустит! Вот и води после этого поклонников в гости к подругам! - когда мои восклицания иссякли, Ребекка кратко подытожила:
   - Да, он согласен работать. Плюс, конечно, у меня есть фотографии разных освещённых объектов, всё такое. В общем, я буду искать этот колорит, понимаешь, солнца, золотого света...
   Тут я в очередной раз перехватила взгляд Дьёрдя, который тоже присутствовал на обеде, с отвращением наблюдая происходящее вокруг, причём выражение его лица из просто мрачного постепенно превращалось остервенелое. Вообще герцог в последние дни был не в настроении, это все заметили. Связано это было, как обычно, непонятно с чем, скорее всего - ни с чем, но у меня возникло странное ощущение, что он то ли слышал, о чём мы говорили, то ли догадался. Не зная, как реагировать на его ненавидящий взгляд, я ему улыбнулась; он встал и отошёл к окну. Ребекка смерила его застывшую фигуру задумчивым взглядом.
   - И как ты его не боишься? - она неуверенно пожала плечами. - Он - единственный клинически сумасшедший кэлюме в мире!
   - Тише ты! - зашипела я. - По-моему, он слушает, о чём мы говорим!
   - О, боже! Только этого не хватало. Знаешь, я, пожалуй, пойду. Мне ещё наброски разобрать надо, - одним движением опрокинув в себя остатки люмэ, Ребекка решительно скрылась, оставив меня в гомонящей толпе практически наедине с недовольным молчанием герцога.
   Некоторое время я пыталась что-нибудь погрызть, потом решила тоже уйти, но вместо этого почему-то направилась к Дьёрдю. Впрочем, ни за что бы так не поступила, если бы не всеобщее угнетённое настроение, которое я уже не могла выносить: в конце концов, это пресмыкание перед Дьёрдем просто раздражало! Ну, нервозный повелитель вампиров, что с того? Убиваться теперь из-за этого?
   Правда, повод для беспокойства всё-таки был. Более опытные придворные кэлюме всерьёз обсуждали, как, дескать, его светлость на этот раз начнёт сходить с ума - давненько он не купался в крови, и те, кто не хотел испытывать судьбу, незаметно разъезжались из Чейте, чтобы провести недельку-другую в менее престижном месте, а то герцог мог, под настроение, начать стрелять в подданных из арбалета - справедливости ради надо сказать, что ни в кого специально он не целился. Просто игра такая была, на проверку реакции. Двери в зале запирались снаружи - на тот случай, если кто-то передумает играть. Дьёрдь брал арбалет, отворачивался и стрелял наугад. Остальные могли прятаться, где угодно и как угодно, применять какие угодно степени защиты. Хоть взмывай под потолок, хоть бросайся на пол. Можешь следить за движениями его светлости в расчёте уклониться от стрелы в самый последний момент, можешь метаться как попало в надежде, что если сам не понимаешь, где находишься, то и стрела тебя не найдёт. На первый взгляд, самым логичным было бы спрятаться и сидеть неподвижно, но по факту такие манёвры вызывали крайнее недовольство тех, кому укрытий не досталось, а неподвижную фигуру Дьёрдю проще было вычислить энергетически. Игра шла, пока не кончатся стрелы или пока Дьёрдь не устанет. Раненых он потом добивал (ни за что бы не поверила, если бы не увидела реальные воспоминания!) или, в порядке особой милости, брал на неопределённый срок в секс-рабство, причём находил отчего-то очень сексуальным избивать своих "рабов" и "рабынь" кнутом с серебряными гвоздями, заставлял их ползать по дворцу на коленях голыми - совершенно независимо от того, какие посты занимали "невольники" ранее в вампирском обществе...
   Когда я впервые услышала о такой "старой доброй традиции" в Чейте, просто понять не могла: неужели кто-то может добровольно участвовать в подобном извращении?.. Самое странное было то, что на самого Дьёрдя никто ни разу так и не попытался напасть! Почему вампиры, отлично зная о "небольших слабостях" своего властелина, не только не пытались сопротивляться, но и оставались в Чейте как ни в чём не бывало, словно специально искушая судьбу?.. Но потом я поняла, что для кэлюме, пресытившихся безнаказанностью, сумасбродный повелитель был своего рода необходимостью, - вызов, соблазнительная возможность испытать себя... а для кого-то - и расстаться с опостылевшим бессмертием?.. Быть может, и сам Дьёрдь, запросто выходя в открытую убивать собственных подданных, втайне хотел стать жертвой, чтобы сбросить бремя безрадостной власти? Так или иначе, лучше узнав своих сородичей, я - теоретически - объяснила для себя их образ жизни, но, конечно, подобные "удовольствия" были не для меня.
   Поэтому, наслушавшись историй о местных увеселениях, я слегка поддалась панике и рискнула подольститься к герцогу, который, несмотря на свою ужасную репутацию, почему-то всё же не казался мне таким уж извергом... скорее заложником того образа жизни, который предпочитали вампиры... по крайней мере известные мне. Странно, я почему-то была уверена, что он страдал в Чейте.
   Вот и сейчас он замер у окна, словно мечтал отсюда куда-нибудь исчезнуть, хотя, казалось бы, в чём проблема? Вся земля перед тобой... Я мягко обняла его и сказала:
   - Хотите, уйдём отсюда?
   - Куда мы пойдём? - усмехнулся он, словно я предлагала ему выбраться из какой-то роковой ловушки.
   - Ну... можем пойти ко мне... - брякнула я, раз у него не нашлось других предложений, и только потом подумала, что в данном случае "ко мне" - это всё равно что "к нему", замок-то чей?.. Он, видимо, подумал о том же, потому что рассмеялся, но потом неожиданно согласился, и я под заинтригованными, любопытными, сочувствующими, завидующими и испуганными взглядами вывела вампирского повелителя неизвестно зачем, неизвестно куда.
   Впрочем, мне понравилась мысль, что он теперь остался в моём полном распоряжении. Может быть, поэтому мы как-то естественно начали целоваться ещё в лифте. Мне было так приятно, как будто мы давно знаем друг друга - может быть потому, что на самом деле его никто не знал... подумать над этим мне было некогда, мы как-то незаметно перетекли в мою комнату и продолжили целоваться уже там. Только оторвавшись наконец от его губ, я сообразила, кого и зачем пригласила. Мне же совершенно нечего ему предложить...
   Я осторожно высвободилась из его объятий и нервно прошлась по комнате. Я словно увидела здесь всё другими глазами. Господи, и кто меня заставлял соглашаться на такую крошечную комнатушку?.. Впрочем, я ведь здесь почти не бываю... Дьёрдь сделал пару шагов внутрь и, особо не заморачиваясь, лёг на кровать; надо сказать, выбора у него не было, поскольку кроме кровати и большого платяного шкафа у меня имелся только пуфик перед зеркальным столиком, так что вздумай герцог дожидаться приглашения, мне пришлось бы предложить ему сесть прямо на пол. Раньше я не задумывалась над этим, но, похоже, моя комната в принципе не подразумевала двоих.
   - Хотите люмэ? - неловко предложила я. Он молча покачал головой. "Предпочитаете кровавую ванну", - чуть было не ляпнула я, но сдержалась; что-то подсказывало мне, что мой гость будет не в восторге от шуток на эту тему. Я почувствовала себя совсем уж никчёмной; честно говоря, я понятия не имела, каким образом такая бездарность, как я, сможет скрасить досуг такого взыскательного мужчины, как он, но герцог, казалось, пребывал в каких-то своих размышлениях и обращал на меня мало внимания.
   - У тебя бывает так, что снятся сны... - глухим, каким-то отдалённым голосом сказал он; наверное, моя постель навеяла ему эту тему, - такие яркие, как будто это на самом деле было...
   Я пошевелила мозгами. Нет, в интересных снах я тоже замечена не была, в чём честно призналась. Он перевернулся на живот и стал разглядывать узор на покрывале (до этого он разглядывал полог).
   - Пока была жива моя дочь, - тем же тоном сказал он, - она смотрела сны, не закрывая глаз.
   - У вас была дочь? - опешила я. Как-то трудно было представить его отцом; у меня сложилось впечатление, что у него вообще не было близких людей.
   - Там, в подвале... - по-видимому, в продолжение предыдущей фразы сказал он. - Где сейчас пыточная...
   Тему пыточной мне совсем не хотелось продолжать; я подошла поближе к кровати. Он посмотрел на меня странным взглядом: задумчивым и как будто вопросительным... Потом опустил глаза, и снова - на мгновение - мне показалось, что я вижу другое лицо, мечтательное и немного печальное, и неуловимо знакомое... Дьёрдь отвернулся.
   - Иди сюда, - усмехнулся он. - Я подвинусь.
   На кровати у меня места для двоих вполне хватало, так что я благополучно улеглась рядом с ним, а он наблюдал за мной странно-отсутствующим взглядом, приподнявшись на локте. Потом вдруг снял с шеи цепочку, на которой висел очень большой, почти совсем без оправы, тёмный камень, как мне показалось, сапфир, и, держа украшение на вытянутой руке, коснулся им моего лба. Я подумала, что это такой вариант любовной игры - всяко лучше, чем кнут с гвоздями - и закрыла глаза. Камень скользнул по моему лицу, потом по шее, задержавшись в ямке на горле, по груди... На уровне сердца Дьёрдь накрыл его ладонью, и я внезапно почувствовала тяжесть, даже боль... Я хотела открыть глаза, но поняла, что не могу пошевелиться, как будто всё тело окаменело.
   - Я покажу тебе сон, - сказал Дьёрдь и шёпотом добавил несколько слов, которые я не поняла.
   
   
   0.
   Мне снилось, как будто я хожу по кафельному дворцу и что-то ищу. То есть снаружи дворец был такой, как и полагается: каменный, изящный, с выводком островерхих башенок и стрельчатых окон, но внутри все помещения были почему-то выложены кафелем, как в ванной. В воздухе чувствовалась влага, откуда-то поднимался запах воды, но где она - невозможно было понять, комнаты мне попадались абсолютно пустые. Устав искать, я вернулась по гулким переходам назад и вышла на улицу. Дворец стоял на ровной светлой лужайке, но через дорогу была яма, и я почему-то подумала, что раз того, что я ищу, не оказалось во дворце, значит, оно непременно в яме. Я подошла к краю ямы и стала смотреть, но там тоже оказалось пусто. И только когда я отвернулась, что-то выскочило оттуда и затянуло меня вниз.
   
   
   1.
   Когда я проснулась, то сперва не могла сообразить, какое время суток, и вообще где я. Дьёрдь стоял у окна - большое, от пола до потолка стекло служило заодно выходом на веранду, а за стеклом медленно светлел горный пейзаж.
   - Опустите жалюзи! - я села на кровати, как подброшенная. - Вы что, не чувствуете, что скоро рассвет!
   - А я его и жду, - сказал он.
   Я впала в ступор. Самой поскорее сбежать или попытаться сначала увести его?.. Господи, всё-таки влипла!
   - Да что ты волнуешься, в этом крыле не бывает прямых солнечных лучей, - спокойно сказал он и обернулся. - Солнце встаёт с противоположной стороны. А потом заходит вон за ту гору. Здесь можно вообще окна не закрывать... - Он задумчиво опустил голову; его чёрный силуэт всё чётче отделялся на фоне жемчужно-серых туманов. - Я узнал эту комнату, - помолчав, сказал он. - Только раньше она была больше. Сейчас замок очень сильно перестроен. Но когда я вошёл, то вспомнил.
   На снежной вершине за его спиной разгорелся оранжевый луч. У меня так и упало сердце; солнечный свет я привыкла считать чем-то смертельно опасным, хотя видела только на картинках. Между тем Дьёрдь, похоже, всё-таки решил не оставлять меня без острых ощущений, а может, зрелище восхода за окном его возбуждало, но с жалюзи он возиться не стал, зато вернулся к кровати и начал срывать с меня одежду. По уму, он был прав, и облитые огненным светом вершины на фоне безоблачно-синего неба свидетельствовали только о том, что мне досталось северное окно, и всё же я так и обмирала. Я почти не почувствовала укусов Дьёрдя, который, как и следовало ожидать, оказался большим любителем жестоких ласк и наставил мне изрядное количество синяков - не только на шее. Впрочем, я всё же получила определённое удовольствие, хотя такого грубого секса у меня, кажется, ещё не было. Первое время я в основном боролась с искушением попросить его всё-таки опустить жалюзи, но догадывалась, что он пропустит мои слова мимо ушей, а потом как-то незаметно для себя расслабилась, под конец даже задремала, а когда снова проснулась, он уже ушёл. Я первым делом метнулась к окну, хотя всё тело ныло, как будто меня пытали. Зарево цвета рыжего золота расплывалось где-то у подножия гор, последние бледные лучи путались в тёмной листве густого леса, небо тускнело. Дьёрдь сказал правду: в эти окна солнце не заглядывало никогда.
   
   
   1.
   Немного успокоившись после герцогских милостей, я решила подлечить синяки. Для поднятия тонуса тяпнула люмэ из холодильника - показываться в расхристанном виде перед прислугой не хотелось, и попыталась сосредоточиться на альрома.
   Наверное, так совпало, что на Пульсе в это время как раз возникла вспышка. Я почувствовала его дыхание, как в первый раз, когда...
   
   
   1.
   Как будто я - другой человек, но это тоже я. И от этого мне стало спокойнее, потому что моя жизнь была долгой, долгой...
   
   
   3.
   Я только удивилась, что комната стала такой маленькой.
   
   
   1.
   Уже была глубокая ночь. Я почти не запомнила, что видела, но чувство было таким сильным. Я поняла, что до того момента и близко не подходила к настоящему погружению в альрома.
   Из какого-то иррационального побуждения, машинально я подошла к окну и опустила жалюзи. Потом вернулась и села на кровать. Мне вдруг вспомнился вчерашний вечер, потом сон...
   Да что это со мной? Это что, последствия ночи с Дьёрдем? Теперь его репутация "рокового" любовника виделась мне в несколько ином свете. Что, если жертвы "трагических обстоятельств", чью смерть связывали с его именем, попросту сошли с ума?.. Стоп, стоп, стоп. Вот Виктория: двести лет царствует, премило общается с Дьёрдем и живее всех живых...
   Тут мне на ум пришла ещё одна неожиданная мысль. Что, если он отказывался от эспальдо именно потому, что его память просто-напросто опасна?.. Ведь приписывают же ему чуть ли не божественное происхождение...
   Я почувствовала себя усталой, просто измотанной. С тех пор, как проснулась, я не сделала ровным счётом ничего, но погружение в альрома потребовало на удивление много сил. Надо было выйти из четырёх стен, углубиться в ночь, в её освежающую прохладу, будоражащий ветер с гор, словно с самих звёзд, и как следует перекусить...
   Вместо этого я рухнула на покрывало, и мне приснился странный сон.
   
   
   0.
   Я гуляла по вокзальной площади. Главной частью вокзала был водопад, настолько широкий и высокий, что если стоять на перроне, то почти не видно неба. Впрочем, перрон располагался к водопаду ближе всего, потому что все жизни текли вдоль воды. Сюда постоянно прибывало огромное количество душ. Можно было выйти на платформу или двигаться дальше. Внизу вода разливалась без краёв. Только залы ожидания частично виднелись над водной гладью, точнее даже не залы, а входы в них, потому что сами залы находились глубоко под водой, а над поверхностью поднимались выложенные узорчатыми плитами каменные площадки с помпезной лифтовой кабиной, сверкающей стеклом и металлом. Возле лифта, как правило, громоздились магазинчики и кафешки, потому что приятно вот так посидеть посреди безбрежного водного потока, поглазеть на водопад, на прибывающих с потоком, на поднимающихся из-под земли. Чем я и занималась, попивая горячий шоколад за изящным столиком у кромки воды, пока не задалась вопросом: а откуда взялся сам водопад? И тогда я по каменным дорожкам, тянувшимся над волнами, направилась к подножию водопада, где пенились тучи брызг, и странно, вблизи он не казался таким непроницаемым, и я прошла сквозь водную стену.
   Там оказалась огромная тёмная пещера, в которой почти ничего не было видно. Шум воды доносился откуда-то издалека, а за спиной почему-то всё стихло. Я пошла туда, где брезжила ещё одна водяная стена, и прошла сквозь неё тоже.
   Стало как будто светлее, и под ногами уже были не камни, а гладкий пол. Но часть стены опять оказалась водная, и я прошла туда, и попала в узкий коридор, в котором почти сразу опять оказалась водная стена, и ещё одна, и ещё... И так до тех пор, пока я не заметила за очередной зыбкой преградой чей-то неясный силуэт.
   Я совсем не ожидала встретить здесь кого-то ещё, но, как только увидела, сразу поняла, что он ждал меня. И, странно, эту, последнюю стену оказалось перейти труднее всего. Я вдруг заметила, как устала, и что платье у меня насквозь мокрое. Я бы, наверное, не нашла сил, но увидела, что он протянул мне руку, и всё-таки перешагнула. И там не было видно ничего, абсолютно ничего, я только чувствовала его руки, губы и...
   
   
   1.
   ...поняла, что всё это на самом деле происходит. Мужские поцелуи и ласки наконец разбудили меня, и прикосновение этой гладкой, как мрамор, кожи я не спутала бы ни с чем: только с Дьёрдем, возможно, из-за его закрытости, у меня было ощущение, что я обнимаю ожившую статую - таким же физически безупречным и бесчувственным казалось его тело. Впрочем, на этот раз он пренебрёг садистской прелюдией и умело довёл меня до такого экстаза, что я временно забыла о наших разногласиях: я как будто перестала быть собой в этих точёных прохладных руках... Наконец он отпустил меня. Некоторое время я просто лежала, наслаждаясь чувственными ощущениями... Но ведь нельзя же заниматься сексом, сколь угодно потрясающим, вечно?.. Натянув на грудь край покрывала, я села на кровати и бросила на Дьёрдя обвиняющий взгляд, на который он, впрочем, не отреагировал, так как лежал, закрыв глаза рукой, словно хотел отвернуться сразу от всего мира. На мгновение мне снова стало его жаль, но я собралась.
   - Получили удовольствие, ваша светлость? - поинтересовалась я. - Сначала истязаете невинную девушку с помощью солнечного пейзажа и острых зубов, а потом без приглашения лезете в постель. Не очень-то корректно с вашей стороны.
   - Я некорректный, - согласился он слегка заплетающимся языком; как видно, пока я дрыхла, вампирский повелитель даром времени не терял и успел как следует напиться. Поскольку больше от него реплик не поступило, я продолжила тему:
   - Хамло вы препорядочное, господин. И пьяница к тому же.
   - А ты пухленькая и бестолковая, - резонно возразил он.
   - Это был пример мужской логики? - фыркнула я.
   - Это был пример объективной истины, - с трудом выговаривая слова, пояснил он.
   - Ваша светлость, - решительно заявила я, почувствовав, что намёки себя исчерпали, - почему бы вам не пойти переночевать в каком-нибудь другом месте?
   Дьёрдь наконец убрал руку от лица; глаза его смеялись.
   - Ладно тебе, - сказал он более трезвым голосом. - Я вообще-то пришёл, чтобы извиниться. Ты спала. Ну, я тебя разбудил.
   Я слегка смягчилась, хотя, конечно, не следовало... но что поделать, похоже, его дьявольское обаяние действовало на всех без разбора.
   - Я всегда знала, что где-то в глубине твоей души скрывается вежливость, Хору, тебе только надо дать шанс её проя...
   - ...что?..
   
   
   2.
   Её взгляд проник ему в самое сердце - невинный тёмный взгляд, в котором на мгновение мелькнул алый отсвет - как луч, преломлённый в прозрачной глубине розового бриллианта - этот отсвет вызвал в его памяти давно забытый образ, которого никто из ныне живущих не видел, и он сам был уверен, что забыл... А вместе со старой памятью возвращалась и безумная надежда вновь встретить ту, кого любил - бесплодная мечта, к чему тешить себя иллюзиями - даже если девочка напомнила ему Аллат, двух одинаковых людей не существует...
   "А перерождение?"
   Нет, нет, если он потеряет её опять, то не переживёт.
   Но время шло, а боль не утихала: ему хотелось, чтобы она позвала его... Пусть будет хотя бы самообман.
   
   
   1.
   Я с трудом выпуталась из его жгучих мыслей. Единственное, что я поняла: он хотел, чтобы я предложила ему эспальдо. Но эта мысль едва скользнула по краешку моего сознания, потому что я чувствовала себя как-то странно. Я стала видеть себя как будто со стороны.
   
   
   3.
   Её пальцы нащупали в складках смятой простыни тонкий, как жало, серебряный кинжал, и она, азартно посмеиваясь, полоснула его по животу. Из её мыслей он давно знал, что она хочет видеть в роли жертвы не безликую массу людвы, а кого-нибудь из бессмертных... возможно, его.
   - Я хочу умереть, - в забытьи сказал он и запустил пальцы в её спутанные кудри, рассыпавшиеся вокруг чёрным плащом. - Я твой раб.
   Опустив голову, она коснулась губами кожи чуть повыше раны.
   
   
   1.
   Дьёрдь смотрел на меня с ужасом.
   - Это не можешь быть ты, - глухо сказал он. - Она была блистательна, а ты... такая простушка...
   - Я не простушка, ваша светлость, - неожиданно для самой себя вдруг резко перебила я. - Вы не знаете, что мне пришлось пережить... - Тут я застыла с открытым ртом. А действительно, что?.. Я почти ничего не помнила о своей жизни!
   
   
   3.
   Словно оковы, которые хочется носить вечно.
   
   
   1.
   Так это было или не было? - Это моё желание или его?
   
   
   2.
   И её взгляд был таким влекущим, он ласкал и пьянил, и в глубине её глаз лежал свет, я подумал что узнал её или угадал нет скорее всё же узнал.
   
   
   7.
   Чалэ:
   - Стоп, стоп! Вас куда занесло, граждане? Аллат, по этому направлению ты любишь совсем другого!
   Аллат (рассудительно):
   - Ну, увлеклась малость. Бэльчик, а ты где?
   Велиал (ошарашенно):
   - В таком виде Влад Тамару точно не узнает! Но разве в твоём проекте было что-то о возрождении Рады?
   Аллат (стыдливо):
   - Не было... Стих нашёл, бес попутал...
   Чалэ (вредным голосом):
   - Кое-кто бессовестно транжирит наше время!
   Ио (озадаченно):
   - Кстати, а куда делась Виктория?
   Чалэ (возмущённо):
   - А она просто испарилась на глазах у изумлённой публики!
   Аллат (миролюбиво):
   - Ну что ж, и такое бывает. Латану тоже испарялся.
   Чалэ (свирепо):
   - Латану испарялся не по своей воле!
   Аллат (удивлённо):
   - Да какая разница-то?
   Чалэ (деловито):
   - Безобразие. Хулиганство. По договору с Реей ты обязана была оставаться на Солнце. Предупреждаю: веди себя прилично, иначе нас всех отсюда выкинут... Впрочем, надолго тебя не хватит, это и так ясно... Мы должны срочно вернуться в момент, откуда пошёл рассинхрон.
   Аллат (простодушно):
   - А откуда он пошёл?
   Сорвахр (быстро):
   - Не знаю.
   Чалэ (медовым голосом):
   - Кое-кто должен был не с Сорвахром миловаться, а сразу уехать к Владу в Москву!
   Аллат (просветлённо):
   -А!
   Ио (вклиниваясь):
   - По-моему, вырисовывается любопытная расстановка сил в кланах. Коллективное вознесение в ускоренном режиме и мирное отбытие с планеты. Давайте попробуем этот вариант, в качестве разминки перед основным действием.
   Сорвахр (невинно):
   - Да!
   
   
   1.
   - Хору, лапушка, - сонно позвала Аллат, не открывая глаз. - Подай-ка мне глоточек люмэ, будь так добр.
   - Телефон висит на стене над кроватью. Позвони в разделочную, и тебе принесут.
   Прекрасная заказчица поразмыслила, перевернулась на другой бок и снова задремала. Потом вдруг встрепенулась.
   - А где мои свинки? Ой, подожди... А где я?!
   
   
   1.
   - О, боже, мне вспомнилось сейчас, как мы встретились на Бетельгейзе... - он не видел её лица, но о совершенно беспечном настроении Аллат можно было судить по нежному смешку: воскрешение из мёртвых явно не стало для неё серьёзной проблемой. - Помнишь, мы ночевали в каком-то доме на обрыве, а он откололся и куда-то полетел...
   Сорвахр невольно улыбнулся. В её присутствии воспоминание о далёкой звезде не отозвалось болью... напротив, Аллат всего лишь озвучила то, что он чувствовал и сам: словно они снова плывут где-то над кипящим океаном, в прозрачной глубине которого переливаются таинственные отсветы тяжёлого серебра... Воспоминание о родной стихии теперь не казалось пыткой, оно успокаивало; он словно слышал освежающий шум серебряных брызг.
   Аллат, по-видимому, тоже оживилась, потому что подняла голову, щекоча его рассыпающимися волнами длинных чёрных кудрей, и запечатлела на его губах крепкий поцелуй.
   - Реки на Солнце как молоко, - промурлыкала она ему на ухо рифмованные строки на альде, - моря на Бетельгейзе как мёд, а свет глаз Дьёрке - серебро моего сердца.
   Он рассмеялся; Аллат азартно потрясла косматой головой.
   - Как тебе удалось вернуться?
   - Ах! - пояснила она. - Ангел мой!.. Да ведь я люблю тебя ужасно, и мне так тяжело было видеть, что ты тут страдаешь.
   Сорвахр улыбнулся.
   - Узнаю твою безграничную доброту.
   - Ну да, - беззастенчиво согласилась прекрасная пришелица. - Правда, я слегка незаконно пролезла, ну да это детали... Как ты тут?
   Сорвахр вздохнул.
   - Ну да, ну да, понимаю, - затараторила Аллат, вскочила, заметила медное зеркало и принялась подбираться к нему в разных причудливых позах, пытаясь увидеть своё отражение целиком - но какой-то кусочек обильного тела нет-нет да и выпадал из зоны внимания. - Нам всем здесь нелегко пришлось... Кстати, что носят в этом сезоне? - она ринулась к вороху одежды и попыталась примерить первое, что попалось под руку. - Это штаны на ребёнка, что ли?..
   Сорвахр, с интересом наблюдавший пантомиму, прыснул в подушку.
   - Похоже, воскрешение пошло тебе на пользу. Ты прибавила пару десятков килограмм.
   - Эта блузка не застёгивается у меня на груди.
   - Возьми мою рубашку.
   - Да ну... - Аллат высвободилась из обновок. - Так пойду.
   - Соломоново решение, - одобрил Сорвахр. - А куда ты собралась?
   Аллат застыла, застигнутая коварным вопросом врасплох.
   
   
   1.
   - Я и сам не уверен, что хочу вернуться. Мне кажется, я никогда не смогу забыть весь этот кошмар, - он машинально потянулся за сигаретой, потом остановился и с отвращением покачал головой. - Как я ненавижу это мерзкое курево.
   Аллат ловко вынула сигарету из его пальцев и задумчиво закурила сама (не оставлять же?!) Насупилась, пожевала губами и выдала мысль:
   - Чепуха. - Поразмыслив, добавила: - Я улетаю, а ты - со мной.
   - А остальные? - Сорвахр недоверчиво повёл плечом, словно стряхивая постылое бремя. - Я после всего, что было, не смогу никому в глаза смотреть.
   Багряно-чёрные глаза воззрились на него с неподдельным изумлением.
   - Ты шутишь, Хору? Да они должны день и ночь целовать следы твоих ног, - решительно забычарив сигарету, Аллат пояснила свой вывод: - Хору, ты единственный сохранил память расы. Поэтому все преклоняются перед тобой, даже если не осознают истинной причины... Ангел мой, - перебравшись поближе к собеседнику (кровать слегка затрещала), Аллат подарила ему ласковый оскал; на её таранообразное чело даже набежала лёгкая грусть (насколько это было в принципе возможно). - Я вот себя обвиняю... Я должна была сразу понять, что вся эта кутерьма не для тебя, - она покаянно уронила косматую голову на пышную грудь. Сорвахр мягко провёл рукой по спутанным чёрным кудрям. Аллат почувствовала, что прощена, и немедленно оживилась:
   - Может, перекусим?..
   
   
   1.
   - Хороший сервис, - пробубнила она, уминая. - Я думала, ты без меня запустишь хозяйство.
   - Не скажу, чтобы меня прельщали местные удобства, - неохотно отозвался он.
   - А что Аш? Креон?.. По-прежнему сидят безвылазно в своих пещерах? - Аллат беззаботно рассмеялась, по-видимому, нисколько не обиженная на высоконравственных собратьев за то, что они её в своё время убили.
   - Лу, очнись, - с упрёком заметил Сорвахр. - Я - последний изначальный на земле вот уже несколько веков.
   - Ах, да?.. Так они тоже умерли?.. - она вновь беспечно расхохоталась, вытирая пунцовые губы салфеткой. - Ну что ж, все там будем!.. Ужас, моя спальня превратилась в клетушку, - добавила она, окинув взглядом скромную комнату канувшей в небытие Тамары.
   - После твоей смерти... - Сорвахр на мгновение сбился, - я велел перестроить замок... Не могу поверить, неужели ты здесь, со мной?.. Это просто чудо, - он ласково взял её пухлую изящную руку с цепкими белоснежными пальчиками. Аллат с энтузиазмом жевнула.
   - Ещё как! И неплохо бы гульнуть. Но сначала мне надо пополнить запас кружевных чулочков, - она хищно огляделась, явно собираясь обзавестись чулочками прямо сейчас.
   - Это жизненно важная задача, - мягко откликнулся Сорвахр, не выпуская её руки. - И всё же, милая, не кажется ли тебе, что сначала нам следует выйти на связь с Чалэ?
   Такая мысль прекрасной распорядительнице не приходила: багряные глаза удивлённо распахнулись.
   - Ах... ангел мой... ну, если ты так ставишь вопрос... - Аллат задумалась. - Но разве нам необходимо улетать прямо сейчас?..
   - Да, - ледяным тоном обрубил Сорвахр.
   Аллат вздохнула и покорно сложила округлые беломраморные руки, справедливо рассудив, что загрести всё ценное успеет позже.
   - А... в таком случае... что с Жанной?..
   Он поморщился и отвернулся.
   - Умерла. Убита в ходе очередной междоусобицы... Тут их много было.
   - О, нет, Дьёрке, - Аллат медленно покачала головой, и лучи цвета тёмного вина, лившиеся из её глаз, закачались в такт её движению. - Я очень хорошо вижу нашу дочь здесь, на Земле. Именно она контролирует Пульс.
   
   
   7.
   Ио:
   - Ой, Сорвахр рядом с Радой так сразу посветлел. Стал белый и пушистый.
   Сорвахр:
   - А я вообще очень светлый человек. Когда у меня настроение хорошее.
   Чалэ:
   - Итак, по этой версии центр духовной культуры и нравственного возрождения довольно неожиданно перемещается в Чейте!
   Ио (ворчливо):
   - Ещё бы, такой пиар: двое изначальных.
   Чалэ (торжественно):
   - Двое изначальных, вылечившись от шизофрении и потребительского ажиотажа, ведут расу к процветанию!
   Сорвахр (строго):
   - Попрошу без хамства!
   Аллат (удивлённо):
   - Почему это я вылечилась от потребительского ажиотажа?..
   Чалэ (нараспев):
   - Загребая мимоходом жемчуга и кружавчики, возрождённая Рада Островичи... хм... великодушно прощает вражескому шпиону покушение на её жизнь.
   Аллат (нежно):
   - Я даже вспомнила, что когда-то была в него влюблена!.. Правда, Владу я об этом не сказала, он всё равно бы не поверил!
   Велиал (вежливо):
   - Кстати, тебе очень идёт то синее платье с чёрными бриллиантами.
   Аллат (радостно):
   - Ах! Я тоже так считаю!.. Жаль, порвалось оно немного от твоей автоматной очереди!
   Велиал (деликатно):
   - Извиняй.
   Сорвахр (безмятежно):
   - Да ладно, Лу, твой гардероб и так с трудом подняли на борт.
   Аллат (нахохлившись):
   - Я взяла только самое необходимое.
   Чалэ (удовлетворённо):
   - И мы возвращаемся наконец в тот момент, откуда пошёл рассинхрон... Под благотворным влиянием Влада Тамара приобщается к очередной альтернативной точке зрения, и события стремительно движутся к развязке. Последнее желание?
   Сорвахр (с отвращением):
   - Убейте меня, кто-нибудь!
   Аллат (взволнованно):
   - Бэльчик?..
   Велиал (вальяжно):
   - Если хочешь, я тебя застрелю. Только ты меня не заметь. Очень уж мы в разных весовых категориях.
   Ио (дружелюбно):
   - Я его отвлеку. Толкну речугу про душеспасение.
   Сорвахр (снисходительно):
   - Да ты двух слов, без просторечных и сленговых выражений, связать не можешь.
   Ио (обиженно):
   - Ничего подобного. Если надо для дела, я могу очень даже возвышенно загнуть.
   Сорвахр (покладисто):
   - Ну, загни.
   
   
   1.
   Мия пришла домой непривычно притихшая и после озадаченного раздумья поделилась новостями.
   - Ты прикинь, похоже, королева Виктория убита.
   Джин чуть не выронил чашку люмэ.
   - Серьёзно?!
   - Говорят, что так...
   - Что значит "говорят"? Это не точно известно, что ли?
   - Дьёрдь так сказал.
   Джин осторожно поставил чашку на стол. Да, если хоть часть этих слухов правда - всему Чейте грозят заметные перемены в неизвестном направлении.
   - Думаешь, это он её убил?
   - Ты нашёл, у кого спросить! - усмехнулась Мия. - Всё, что говорят штурмовикам, это: пойди туда, стреляй сюда. Важные вопросы решаются наверху, задолго да того, как о нас вообще вспомнят!
   - Но всё-таки: что ты сама об этом думаешь?
   Мия нервно побарабанила пальцами по столу.
   - Я думаю, вряд ли он. Но от этого не легче. Ты прикинь, что должно было произойти, если даже для Дьёрдя её смерть стала сюрпризом?!
   Джин опустил голову на руки.
   - Блин. Дурдом. Что собираешься делать?
   - Не знаю... Ничего, наверное...
   Повисла растерянная пауза.
   - Слушай, а почему бы тебе не уволиться?
   Мия вздрогнула и захлопала глазами, как будто только что проснулась.
   - В смысле?
   - Ну, уйти из гарнизона. Сделай вид, что ты в шоке, твоя вера в светлые идеалы рухнула и надо взять тайм-аут. И уволься, пока там не спохватились и не пересчитали всех по головам.
   - Намекаешь, что будут закручивать гайки? - Мия задумалась. - А я бы скорее предположила, что начнётся полная неразбериха. Её Величество Виктория чуть ли не всю службу безопасности контролировала лично, всё про всех знала...
   - В любом случае, остаётся вопрос: надо ли тебе продолжать участвовать?
   Мия помолчала и беспомощно пожала плечами. Джин задумчиво хлебнул люмэ.
   - Что это могло быть? Кто мог убить ромеи Викторию?
   Мия снова пожала плечами.
   - Если откровенно, мне кажется, что мы ничего не знаем, - тихо сказала она. - Я, например, за годы службы только одно поняла: возможно, война с Надашди - только так, мишура, прикрытие. А настоящая жизнь идёт где-то... где мы вообще не видим. Как всё равно на другой планете.
   - Короче говоря, ты допускаешь, что тебя могут обмануть, чтобы использовать?
   Мия задумчиво погрызла костяшки пальцев. Раньше ей в голову не приходило так формулировать проблему. Но теперь...
   - Получается, что так.
   Джин, поразмыслив, мягко улыбнулся и осторожно обнял её за плечи. Мия только сейчас заметила, как напряжена была всё это время, и с благодарностью спрятала лицо у него на груди. Она вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, которую сейчас обогреет и утешит добрый друг, и с удивлением поняла, какое это - несмотря на все протесты рассудка - приятное чувство, и как давно она не испытывала ничего подобного - наверное, с самого детства, ещё когда была человеком... Казалось, она снова нежится в золотых солнечных лучах... Она даже не сразу вслушалась в его слова.
   - ...По-моему, нам лучше уехать, малыш. Быстренько подай заявление об увольнении, и через несколько дней мы будем в Америке. Там наш дом, любимая, не при дворе. Я хочу, чтобы мы вернулись туда вместе.
   - Ох, Джин, - Мия растроганно всхлипнула. - Спасибо. Что-то я расчувствовалась. А ведь ты, похоже, прав!..
   Благополучно улизнув из вампирской столицы, Мия и Джин некоторое время вели жизнь не вполне добропорядочных американцев, блуждая по местам канувшей в позапрошлый век юности, и во время последней, самой необычной вспышки на Пульсе Мия даже не особенно удивилась, узнав о существовании клана Маршан. Куда-то мчаться и во что-то вмешиваться было бессмысленно, поскольку выяснилось, что ещё во времена изначальных стражи спрятали корабль на территории России, то есть на другом конце света. Увидев в момент вспышки грандиозную картину брожения умов кэлюме, Мия принялась взволнованно обдумывать шансы Пульса на спасение.
   - Как ты думаешь, Маршан отобьют его или нет?
   - Я думаю, Чалэ с самого начала контролировал перемещение всех кэлюме, - невозмутимо возразил Джин. - Он только делал вид, что зависит от нас, а на самом деле всех дурил. Не исключено, что всё это время он был в полностью исправном состоянии... А вот скажи-ка лучше, что ты делала с этой своей подружкой и её смазливым хахалем в прошлую пятницу? Ты, если не ошибаюсь, сказала, что собираешься перекусить в людском клубе?..
   - О, боже, - Мия покраснела. - О чём ты думаешь? В такой, можно сказать, ответственный исторический момент...
   - О том, что, насколько я понял, чистокровные кэлюме - андрогины, - удовлетворённо подытожил Джин. - Стало быть, когда мы вознесёмся из мира смертных, я уже буду не мужчиной, а полноценным существом...
   - Ну так это ж клёво... Эй, погоди! А кто же тогда будет моим слугой?!
   
   
   7.
   Ио (зевая):
   - Там за хронометражем следит кто-нибудь?
   Чалэ (деловито):
   - Подаём последние реплики и снимаемся.
   
   
   1.
   - Нет... - прошипел он через силу. - Ты... всю жизнь лгала мне... предательница! - и прежде, чем я или Влад успели среагировать, поднял пистолет.
   Автоматная очередь Влада прогремела в подземелье почти одновременно с выстрелами Дьёрдя. Мы выскочили из своего укрытия: я бросилась к раненой Жанне, а Влад - к Дьёрдю, который рухнул на землю, обливаясь кровью. Я слышала, как Влад ударом ноги отбросил подальше пистолет и тихо сказал:
   - Ни с места, тварь, - явно опасаясь, что без присмотра Дьёрдь, даже раненый, способен на что угодно.
   Я подбежала к Жанне. Её духовные силы были огромны, но физическое здоровье подорвано постоянными экспериментами и постом; она, хотя получила всего две пули, тяжко страдала. Я осторожно приподняла её голову, и на бледных губах выступила кровавая пена, но огромные глаза лучились серебром.
   - Они... близко... - мучительно улыбаясь, прошептала мне Жанна. - Мы... будем... там...
   - Держись, Жанна! - беспомощно взмолилась я, чувствуя, как злые слёзы наворачиваются на глаза; я кляла себя за то, что не защитила её, хотя могла. Зачем только я помешала Владу убить Дьёрдя?!
   Словно прочтя мои мысли, Жанна снова улыбнулась и с трудом приподнялась.
   - Не... бойся... я... дождусь... помоги... ему... - она указала глазами в сторону Влада и Дьёрдя, и я так и не поняла, кого из них она имела в виду.
   Я колебалась; мне казалось, что, обнимая хрупкое тело, я хоть как-то поддерживаю её; положить Жанну на пол казалось мне кощунством. Из сомнений меня вывел голос Влада, который тихо, но отчётливо произнёс:
   - Если ещё раз попытаешься взять меня под мысленный контроль, получишь ещё одну очередь. В голову.
   Я вздрогнула, оставила Жанну и поспешила к моему любимому.
   Дьёрдь лежал неподвижно, с закрытыми глазами, но я чувствовала, что он не в обмороке, хотя ему было очень больно. Ненависть горела в нём неугасимым огнём, заставляя совершать чудеса злой воли. Судя по реплике Влада, он всё ещё оставался опасным противником. На угрозу он не ответил, но, почувствовав моё приближение, поднял на меня тяжёлый, как камень, взгляд - кажется, он только сейчас меня узнал.
   - А... ты... Розовый Бриллиант Чейте... - он говорил почти с таким же трудом, как и Жанна. - Будь ты... проклята... кабацкая... шлюха...
   Я увидела, как дрогнул автомат в руках Влада, который по-прежнему держал Дьёрдя на прицеле; быстро шагнув к своему возлюбленному, я коснулась его руки.
   - Не надо, - попросила я. - Я не хочу, чтобы ты стал таким, как он.
   Влад, помедлив, опустил оружие. Дьёрдь ещё некоторое время смотрел на нас, но, видно, у него уже не было сил говорить, потому что он вздохнул и закрыл глаза.
   
   
   7.
   Сорвахр (растроганно):
   - Блин. Душещипательно получилось.
   Аллат (взволнованно):
   - Да! Смачно!
   Велиал (задумчиво):
   - Уф.
   Ио (рассеянно):
   - Так, ну что? Отбываем?
   Чалэ (деликатно):
   - Красивая работа... Меня не забудьте.
   
   
   1.
   Внезапно я почувствовала, что небо над головой светлеет. Не увидела - мы были глубоко под землёй - а почувствовала, но это не было солнце. На какой-то момент я ощутила всю планету, весь земной шар. И в атмосфере над ним, в огненном мареве, начали распускаться гигантские ослепительно-белые цветы. С их переливающихся лепестков лились моря огня, силы и света. Всю поверхность земли залила эта захватывающая душу буря, и на мгновение я отчётливо услышала мысли своих сородичей - все до единой - но помню только три ближайших: Жанны - "Мы все спасены!", Дьёрдя - "Они все меня предали", и Влада - "Это бог"...
   Свои собственные мысли я, к сожалению, не помню. Моё тело становилось всё легче, воздушнее, растворялось, надо мной раскрывалась высота всей вселенной. Мы возносились, подобно незримому свету, преодолевающему все преграды, земля оставалась позади, казалась далёкой, нереальной... Раса полукровок - или, как нас называли на этой планете, вампиров - перестала существовать.
   
   
   7.
   Чалэ (придирчиво):
   - Ты, кстати, так толком и не умер.
   Совахр (непринуждённо):
   - Бывает. Оставшуюся часть я переведу в качестве небольшой новой души на Бетельгейзе.
   Аллат (радостно):
   - Для Тамары?!
   Сорвахр (ласково):
   - А как же?
   
   
   1.
   В подземной пещере прохладно шелестела река шампанского. Лиза сидела у берега, задумчиво наблюдая игру прозрачно-розовых подсвеченных волн, и в очередной раз гадала, откуда в Чейте столько вина. Шампанское лилось самое настоящее, хочешь - купайся, хочешь - пей. Поговаривали, что когда-то это была обычная река, и текла она совсем в другом месте, а Дьёрдь перенаправил её воды и превратил их в вино. Правда, легенда умалчивала, зачем он это сделал и, главное, как. Определённо только, что "шампанский пляж" пользовался у обитателей замка большой популярностью.
   Лора уже освободилась от громоздкого людского наряда с корсетом и кринолином и, раскинувшись на удобном пушистом ковре с огненными узорами, разглядывала публику в изящный золотой лорнет.
   - Помнишь, Мадлен рассказывала о молоденькой жене этого подлеца Шаховского, которая участвовала в оргиях? Вон она - княгиня Тамара. Мишель Юсупов, кажется, с ней знаком.
   - Мишель Юсупов? - усмехнулась Лиза. - Известный садист. Развёл в Москве целую кучу притонов. Нигде нет такого количества заведений для чокнутых сургов, как в этой русской дыре.
   - Королева Виктория это одобряет, - улыбнулась Лора. - Говорит: люблю злых мужиков.
   - Да? - удивилась Лиза и задумчиво прибавила: - А я не люблю...
   Женщины рассмеялись. Лиза тоже вооружилась лорнетом. Новообращённая русская ромеи оказалась темнокудрой особой с богатыми формами, стыдливо кутающейся в простыню. Лизе девушка показалась довольно заурядной.
   - Не сама ли она помогла почтенному супругу отбыть из мира живых?
   - Хм... Возможно. Впрочем, я не уверена... А вот, кстати, и Юсупов, - "Мишель!" - мысленно завопила через всё подземелье Лора, заметив на входе главу московских костоломов.
   "Чего?" - неохотно изобразил на лице её визави.
   "Разговор есть! Не стой столбом!" - прогримасничала дама, и кавалер лениво повлёкся сквозь полуобнажённую толпу.
   - Ну?
   - Вон. Вон, вон. Та.
   - А! И чего?
   - Ну? Вы знакомы?
   - А! Да, - лицо Мишеля, обычно хмурое, озарилось улыбкой, которая была только чуточку плотоядной. - Очень даже знаком. Очаровательная особа. Свежа и свободна, как весенний ветер.
   - Это она убила своего мужа? - вмешалась Лиза.
   - Нет... к сожалению.
   - Я слышала, она, в некотором отношении, на удивление, как бы сказать, девственна?.. - осторожно сформулировала Лора.
   - Ты имеешь в виду, в морально-психологическом плане? - удивился Мишель. - Это да. Невинна так, что дальше некуда.
   Тут очаровательная Тамара сбросила простыню и плавно соскользнула в воду. Её неторопливый заплыв с одного берега шампанской реки на другой вызвал живейший интерес всех сургов, присутствовавших в зале, и когда девушка выбралась на влажные камни, рассеянными движениями рук стряхивая с гладкого беломраморного тела золотисто-розовую пену, её встретили бурные аплодисменты. Тамара беспечно рассмеялась и помахала рукой куда-то в темноту.
   
   
   5.
   - Вот. Представляешь, как мы намучились! - воскликнула я, отлепившись от гигантского кристаллизованного лепестка альрома; мы с моим спутником специально пришли к экс-корпусу Чалэ, чтобы почитать записи. Раувен задумчиво покачал головой.
   - Да. Поразительная история. И такие интересные световые эффекты. Особенно когда началось дробление душ.
   - Эй, ты, кажется, забываешь, что говоришь о трагической странице моей биографии! - попеняла я, впрочем, весьма легкомысленно. Сама я, честно признаться, считала земные приключения довольно забавным эпизодом; но многие здесь, на Бетельгейзе, относились к бывшим вампирам чуть ли не как к героям и подвижникам, ну и я вошла в мученическую роль.
   - Что-то голос у тебя не слишком трагический, - подозрительно заметил на это Раувен.
   - А ты предпочёл бы, чтобы я убивалась? - удивилась я.
   - Нет, что ты, - смутился он, не поспев за моей логикой. - Конечно, нет.
   Он слегка меня потискал и поцеловал. Должна признаться, моду на поцелуи ввела я. Земная привычка привязалась. Хотя это, в сущности, бесполезное действие. Можно сказать, иррациональное. Зато я заметила, что оно очень хорошо влияет на моих поклонников. Позволяет держать их в подчинении. И Раувен здесь не был исключением.
   Я привела его посмотреть память Пульса, чтобы он узнал немного о моём - теперь уже очень далёком, правда - прошлом. А сам он - одна из молодых душ, и не слишком богат грузом экзотических ошибок. У него очень необычный ореол, похожий на реки расплавленной руды. Многие говорят, что при его рождении осталось слишком много первичной породы. Действительно, я в жизни не видела кэлюме такого тёмного серебряного цвета, переливчатого, но совершенно непрозрачного. Вообще-то это говорит об огромной мощи, но и о стихийности, свойственной первоэлементам из недр звезды. Так что некоторые его побаиваются, но не зря же меня всё время тянет на экстремальные варианты. А со мной он послушен, как овечка. На самом деле он очень задумчивый, даже мечтательный. И этим напоминает мне Сорвахра, хотя экс-Дьёрдь, пожалуй, единственная часть земной жизни, о которой я боюсь вспоминать... Всё никак не могу отделаться от чувства вины перед ним. Если бы только он был рядом! Иногда мне кажется, что я стала встречаться с Раувеном именно потому, что он в чём-то похож на того, другого...
   Я плюхнулась в ближайшую реку и потекла наверх, глядя на проплывающие мимо облака. Мысли мои в связи с этим приняли новое направление.
   - Слушай, а давай слетаем куда-нибудь вместе! - вдохновенно предложила я.
   - На туристической лодке не поеду, - быстро сказал Раувен, нахохлившись.
   - Чего это?.. - удивилась я, тем более что он, кажется, ещё ни разу вообще никуда не летал. Раувен смутился.
   - Не знаю... Предубеждение у меня какое-то против них. Только на круизном лайнере по заранее оговорённому маршруту, - твёрдо добавил он.
   - Да брось ты! - развеселилась я. - Со мной нигде не пропадёшь!..
   - Да?.. - он покосился на меня с сомнением. Я вспомнила о Сорвахре и прикусила язык.
   - Ну хорошо, - смирилась я. - Полетим на круизном.
   Видимо, это просмотр Пульса так на него подействовал. Да уж, люди способны ужаснуть кого угодно.
   - Зато там попадались интересные стихи, - вслух продолжила свою мысль я.
   - Где?.. - рассеянно переспросил Раувен; он не спешил окунаться в реку и плыл рядом, деловито оглядываясь по сторонам и настороженно шевеля всеми своими серебряными лучами, как ёж.
   - О, господи! Ну, там!
   Они любили друг друга так долго и нежно,
   С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!
   Но, как враги, избегали признанья и встречи,
   И были пусты и хладны их краткие речи.
   Они расстались в безмолвном и гордом страданье
   И милый образ во сне лишь порою видали.
   И смерть пришла: наступило за гробом свиданье...
   Но в мире новом друг друга они не узнали, -
   продекламировала я.
   - Мм?.. Любопытно! - признал Раувен, обратив ко мне свой тяжёлый сверкающе-тёмный взгляд. - Это какой-то местный поэт?
   - Хомо сапиенс, - подтвердила я. - А звали его, кажется, Мишель. Хотя, может быть, я его с кем-то путаю. Многое забылось...
   - Кстати, что меня удивляет, - заметил Раувен, - это как Дьёрдь, то есть Сорвахр, мог не узнать тебя. Ну, когда ты уже пробудилась. Конечно, Тамара была не совсем то же, что Рада. Но сущность-то одна.
   - Он узнал, - задумчиво сказала я, возвращаясь в памяти к давно забытым ночам. - Он узнал, хоть и не понял этого. И когда смотрел, как я пила кровь. И когда я читала стихи. И когда я разбудила его поцелуем... Он вспоминал Раду. Просто не мог понять, чем именно я похожа на неё. Всё-таки я была только частью... А вот я, глупая, совсем не узнала его и не вспомнила, - я грустно вздохнула и перевернулась в волнах, окунувшись с головой. - Я так боялась его...
   - Чепуха, - усмехнулся Раувен. - Ты никогда его по-настоящему не боялась. Ты не знаешь страха, - ласково добавил он, чуть снизился и влился в реку радом со мной. Некоторое время мы плыли молча.
   - А знаешь... Мне, иногда... кажется, что ты его немного напоминаешь.
   - Да что ты! - Раувен даже отшатнулся. - Да вообще ничего общего!..
   - Да ты ведь его не знал! - поддразнила я.
   - Ну... я же видел в Пульсе...
   - Да на Земле он уже был сам на себя не похож.
   - Я совершенно другой, - настойчиво повторил Раувен и отвернулся. Я решила не развивать эту тему. Мы подобрались к краю света.
   - А ведь как странно работает память, - задумчиво заметил он, зависнув в верхних слоях атмосферы. - Вот ты, получается, трижды забыла о своём увлечении поэзией. Сначала ты сочиняла стихи, будучи одной из изначальных. Но, переродившись человеком, забыла об этом. А став вампиром, забыла, что сочиняла стихи, будучи человеком! Но всё равно поэтические способности остались.
   - Мораль: талант не пропьёшь, - глубокомысленно заметила я, глядя в тёмную бездну космоса.
   - Ты бы ещё сказала: не пролюбишь, - иронически дополнил моё наблюдение Раувен, очевидно, по-своему истолковавший некоторые обороты земной речи.
   - В таких случаях правильнее говорить: не продолбаешь, - скромно поправила я. Да, чувство литературного стиля мне свойственно, как ни крути. Я довольно поболтала в темноте розовыми лучами.
   - И, получается, Сорвахр показывал тебе твою собственную книгу... - продолжил Раувен.
   - Я там не поняла ни слова! - засмеялась я.
   - Если честно, мне кажется, что твоё чувство поэзии - это проявление особой интуиции, - признался Раувен немного смущённо. - Поэзия - это ведь не просто слова. Это дыхание вселенной. Как бы её пульс. Ты чувствуешь незримую гармонию и единство мира. Редкое качество.
   От таких пышных похвал я даже слегка смутилась. Честно говоря, многие кэлюме - как из бывших землян, так и чистокровные - считали, что на Земле именно я втянула экипаж Пульса в колесо перерождений. И, если бы не титанические усилия таких душ, как Ио или Велиал, выволокших меня чуть ли не за уши, как бегемота из болота, мы все так и сгинули бы в этом мире смерти. Просто превратились бы постепенно в людву, и всё. И, признаться, в глубине души я была с этим мнением отчасти согласна... А Раувен всегда относился ко мне очень терпимо. И ни в чём не обвинял. Он ещё и поэтому мне нравился. В самом деле, если бы мы не прошли через земную жизнь, то и не поднялись бы обратно. У Сорвахра, кроме меня, вообще не было никакой радости в жизни... А что касается Велиала - всё, что он делал, было ради меня. Или из-за меня... Да и Жанна тоже не своими силами на Землю попала!..
   - Чувства - опасная сила, - задумчиво сказал Раувен, отвечая скорее на свою мысль. - Наверное, не каждому дано постичь их в полной мере. Есть такое выражение: "высший разум", а тебе свойственно "высшее чувство". Быть может, наша раса ещё к этому придёт.
   - Ох, фантазёр! - я закатила глаза. "Прямо как Сорвахр", - мелькнула мысль, но озвучивать её я не стала, тем более что мимо проплыл помпезный правительственный крейсер с эмблемой министерства транспорта на бортуЈ и я переключилась на разглядывание чиновничьей элиты.
   - Ой, смотри! Это же Велиал там!.. Помнишь?
   
   
   X. Первый луч летней зари
   
   
   5.
   - Я их найду! - воинственно заявил Велиал и решительно шлёпнулся в кресло для посетителей под отягощёнными обилием фресок на религиозно-нравственные темы сводами приёмной Его Святейшества. Массивная фигура патриарха Креона занимала широкими синими и серебряными лучами значительную часть просторного зала и внушала простым бессмертным, в том числе Велиалу - скромному министру транспорта - должную робость. Ещё до падения Чалэ Креон трудился в звёздной церкви на чрезвычайно руководящем посту, и земные злоключения не поколебали ни его нравственных убеждений, ни скептического отношения ко всякой "романтике". Его Святейшество знал об изысканиях Велиала, но его энтузиазма не разделял, так как интересовался исключительно повышением посещаемости прихода и сейчас как раз просматривал видеоотчёт с последней литургии. В дополнительном окне на экране монитора бесился график, наглядно демонстрирующий интенсивность благоговения верующих.
   - Зачем они тебе? Даже если предположить, что на его картинах действительно была предсказана земная жизнь, что дальше?
   - Но представляешь, каким сильным он был провидцем, если сумел отсюда такое предсказать?! А вдруг там ещё что-нибудь зашифровано?
   Креон пренебрежительно усмехнулся. Любопытствующих он привечал строго у себя в приходе и не любил, когда они уплывали на какой-то другой проект.
   - Дорогу осилит идущий, - хладнокровно подбодрил он Велиала и добавил несколько терпимее: - А пока, почему бы тебе не прийти на вечернюю проповедь? Будут обсуждаться серьёзные вопросы, типа спасения души. Кстати, - Креон заговорщически понизил голос, - сможешь потусоваться с продвинутыми верующими и, чем чёрт не шутит, услышать что-нибудь насчёт месторасположения пустых городов. У нас солидное заведение, души с самых разных небес прилетают...
   Обнадёженный Велиал кинул светлый взгляд на виртуальный график религиозного умиления, заходившийся в пляске святого Витта. Учитывая, что воскресная литургия проходила на небольшом континенте, специально отведённом под это мероприятие, чтобы скопления верующих не передавили друг друга, - цифры и впрямь набегали внушительные. Велиал глубоко вздохнул, подумав про себя, что надо будет перед проповедью пропустить стаканчик для храбрости, и преувеличенно бодро заявил:
   - Ты прав! Пора подумать о вечном! Причаститься, так сказать, высоких истин! Влиться в коллектив!
   - Да, да, - снисходительно одобрил Его Святейшество это пока ещё робкие, неубедительные порывы.
   
   
   5.
   Однако трюк сработал, и Велиал осторожно вынес с проповеди слух, в соответствии с которым набросал карту будущего путешествия. Проблема была в том, что пустой город не так-то легко найти, ведь в путеводителях он не значится. Требовалось сесть на поезд и ездить наугад в надежде, что однажды произойдёт сбой и часть монорельса исчезнет вместе с пытливым пассажиром. А вот куда именно исчезнет - выяснится постфактум.
   В итоге Велиал куда-то исчез. Пустой город, в котором он оказался, производил впечатление приличного места. На крыльце некоторых домов даже стояли бутылки элитного коньяка. Велиал прошёлся взад-вперёд по безмолвной улице и решился приступить к делу.
   Несколько часов он целеустремлённо вскрывал во всех домах подряд стены и полы, отвлекаясь только на то, чтобы хлебнуть из-под крана люмэ. Один из домов, к его удивлению, оказался не совсем пустым. Велиал приступил было к взламыванию прихожей, как вдруг заметил в одной из дальних комнат с любопытством наблюдающую за ним персону. У персоны было множество ярких белых лучей, сквозь которые, как реки, лились пронизывающие серебряные взгляды.
   - Велиал, - вдруг прошелестела персона, заметив, что Велиал, в свою очередь, заметил её.
   - Да, - удивился непрошеный гость. - Простите, я не знал, что здесь кто-то живёт.
   - Я живу не здесь, - возразила персона неопределённым тоном.
   - А разве мы знакомы?.. - спохватился Велиал.
   - Отчасти... - персона устремила задумчивый взгляд в окно. Велиал помялся.
   - А я тут дома ломаю, - объяснил он цель своего присутствия.
   - Я вижу, - кивнула персона.
   - Ну, не буду вам мешать... - он повернулся, чтобы уйти, но на пороге снова удивился: - А где мы с вами встречались?
   - Во сне... - обронила немногословная персона, и практичный Велиал почёл за лучшее прекратить дискуссию, зашедшую так далеко в область абстрактного. Про себя он решил подождать, пока дом освободится от подозрительного содержимого, и тогда уже взяться за его стены и пол как следует.
   Но, когда он, вывернув наизнанку всю центральную улицу, вернулся на место, выяснилось, что исчез не только его конкурент в борьбе за пустое пространство, но и весь необследованный дом заодно с участком земли, на котором стоял, вместе с забором и почтовым ящиком. Велиал в сердцах озвучил несколько непарламентских выражений, для надёжности вскрыл ещё несколько неубедительных боковых улочек, ничего не нашёл и отправился восвояси.
   
   
   6.
   "Дорогая Лу, на Бетельгейзе всё хорошо. Бывший экипаж Пульса ничего не помнит. Недавно заходил Велиал, в упор меня не узнал".
   "Захвати для меня какую-нибудь картину из тех, помнишь? (Мне надо спальню чем-то украсить)".
   "Старый портрет Чалэ пойдёт? (Его корпус теперь стоит у входа в институт ксенобиологии, как извечный вопрос русской интеллигенции)".
   "Давай-давай-давай. (А я думала, у неё было два извечных вопроса)".
   "Ты - поглотитель. (Какая разница, сколько вопросов, если ответов всё равно нет)".
   "Приходи ко мне во сне. (Я тебя съем)".
   
   
   5.
   - Ничего не нашёл, - разочарованно сообщил Велиал Креону, в общих чертах сбив с себя дорожную пыль. - Правда, встретил там странного типа, который потом исчез вместе с домом, где сидел.
   Его Святейшество терпеливо слушал, не отвлекаясь, однако, от сведения счётов. Надо сказать, умение работать с большими объёмами чисел считалось главным условием успешной церковной карьеры, и у Креона в этом смысле были блестящие природные данные. К тому же он всегда держал под рукой солидных размеров калькулятор, способный управиться с любыми, даже самыми сложными массивами верующих. Ходили слухи, что Его Святейшество способен вычислить любую заблудшую душу.
   - А дом ты успел осмотреть? - обронил Креон, аккуратно заполняя колонку приходских доходов длинными цифрами. Велиал рассеянно покачал головой. Креон усмехнулся. Велиал встрепенулся.
   - То есть, ты что... считаешь, что это не случайно? Ты считаешь, что это и был он?! Получается, он, на самом деле, как бы, отчасти, жив! А?!
   Креон любовно закрыл один гроссбух и бережно открыл другой.
   - Ну ты даёшь... - обронил он, обращаясь к колонке расходов. - Сорвахр и Аллат живее всех живых обретаются на Дие. - Креон с достоинством поморщился. - Насаждают там безнравственность, как только могут.
   Велиал чуть было не прихлопнул Его Святейшество гроссбухом.
   - Что ж ты раньше молчал?!
   Креон устало вздохнул и посмотрел на Велиала, как на умалишённого.
   - Да не будет он тебе ничего предсказывать. Он целыми днями спит. К тому же, - Его Святейшество скорбно возвёл глаза к небу и снова взялся за калькулятор, - у них там форменный свинарник.
   
   
   6.
   "Сорвахр!!! Почему ты не признался, что это ты?! Я недавно доподлинно выяснил, что ты жив! А ты между тем уклоняешься от участия в общественной жизни путём сокрытия актуальных предсказаний. Но я тебя изобличу!"
   "Как ты меня нашёл?"
   "Думаешь, все такие тупые? Креон уже давно следит за развитием солярной ветви нашей популяции".
   "А. Узнаю Креона - вечно он занимается всякой фигнёй!"
   "Зато ты больно умный. Где таблицы с предсказаниями? И вообще, почему ты их всё время прячешь?"
   "Да ты всё равно в них ничего не поймёшь".
   "Ты мне зубы не заговаривай. Предъяви таблицы, а там разберёмся".
   "Приезжай".
   "И приеду!.. (А правда, что у вас там есть море, и в нём плавают свинки?..)"
   "Свинки и коровы не плавают. Они - пасутся. А морей тут несколько. Но, возможно, они скоро сольются в единый океан".
   
   
   5.
   - Так, господа, у меня всего несколько минут, - деловито заявила Ио, поднимаясь на веранду и сбрасывая на свободное кресло шляпу, похожую на гигантский корабль из бумаги, крахмала и кружев. - Дайте мне грибов, и я начну погружение. Мне весь Сур надо облазить.
   - Это в мировом океане такое носят? - Аллат уважительно пощупала исполинский головной убор, другой рукой рассеянно протянув Ио вазочку с мухоморами.
   - Да, - не сморгнув глазом подтвердила юная естествоиспытательница, - самый писк моды. Зрительно увеличивает объёмы мозга.
   - Объёмы головы, ты хочешь сказать, - строго поправила её Аллат. - Мозг внутри.
   - Именно, - кивнула Ио. - В такой шляпе голова кажется в два раза больше и в десять раз умнее!
   - О боже, не слушай её, - вступил Сорвахр. - Великие головоногие в принципе не знают, что такое шляпы.
   - А ты откуда знаешь? - удивилась Ио.
   Сорвахр зевнул.
   - Вы, сновидящие, в каждой бочке затычка, - беззлобно подытожила Ио, облизывая ложку.
   - А мне понравился фасон... - Аллат пристроила шляпу себе на голову и посмотрела в зеркало, которое носила с собой даже на скотный дворик. - Много всяких ленточек и кружев!..
   - Что именно вы собираетесь делать в море? - спросил Сорвахр.
   - Зеркало маловато, - с сожалением заметила Аллат. - Шляпа в него не пролезает.
   - Устроим небольшой великий потоп, - сообщила Ио, уплетая. - Местные ждут с нетерпением.
   - А как же моё поголовье? - встревожилась Аллат, отвлекшись от зеркала.
   - Двадцать семь экспериментальных особей...
   - Но моё поголовье...
   - ...не представляют стратегически важного...
   - ...насчитывает уже гораздо больше, чем двадцать семь особей! - перекричала Аллат и полезла в блокнот с записями. - Вот... данные на последний сезон... коров - 700 штук и свинок - 2101 штука!
   Ио озадаченно сверилась со своими данными и внесла поправки.
   - Почему такой значительный перекос в пользу свинок? - ревниво уточнил Сорвахр: коровы ему нравились.
   - Ах... по массе... если взять суммарную мышечную и духовную массу, выйдет как раз поровну, - скомканно пояснила Аллат и снова повернулась к Ио. - Так что с моим поголовьем?..
   - Ничего, - успокоила её Ио. - Плодитесь и размножайтесь. Мы объединим пока только внутренние моря, - добавила она, обращаясь к Сорвахру.
   - Не пойму, зачем всё это надо? - удивился тот.
   - Создание великого солярного океана - одна из стратегически важных задач всего ближнего и дальнего космоса! - патетически воскликнула Ио, взмахнув ложкой над вазочкой.
   - А солярии об этом знают?
   - Я им скажу, - пообещала Ио. - Вот вам сейчас говорю.
   - Какие же мы солярии?
   - В наших планах вы проходите как местные, - снова успокоила его Ио, - наряду со свинками и коровами... Не писать же: суры, сууры и два пинающих балду кэлюме! - она достала из кармана карту Солнца и развернула её над столом, как парашют. - Да... точно... Сур... левый берег... Вы обозначены на карте в качестве сектора Сур - два ноля!
   - Почему это два ноля? - обиделась Аллат.
   - Над уровнем моря, - пряча улыбку, пояснил Сорвахр.
   - Да... а потоп... - Ио снова уткнулась в карту, - затопим мы пока только уровни с "минус седьмого" по "минус четвёртый".
   - И ты, я так понимаю, намерена на всё затопленное наложить щупальца? - на этот раз Аллат ухватила самую суть.
   - Все головоногие страдают гигантоманией, - успокоил её Сорвахр.
   - Почему "страдаем"? - обиделась Ио. - Мы ею наслаждаемся. Кто ж виноват, что все остальные такие мелкие. А я давно хотела себе личный океанчик!..
   - И это ты называешь "стратегически важной задачей всея вселенной"? - изумилась Аллат.
   - А что? - удивилась в ответ Ио. - Я и сама в космосе - стратегически важный объект! Думаешь, я просто так рвала жилы на Земле, пытаясь вытащить Чалэ?.. Вы мне здесь памятник должны поставить! И поставите, кстати, со временем.
   - Так тебе в качестве поощрения выдали солярный океан? - сообразил наконец Сорвахр.
   - А ты думал? - довольно подтвердила Ио. - Так что мы теперь будущие соседи!
   Сорвахр подобрал многочисленные лучи и вытаращил глаза, что служило у него признаком высокой сосредоточенности.
   - Слушай, вот я давно спросить хочу: что, в океане на Бетельгейзе тоже кто-нибудь обитает?.. - поинтересовался он и основательно полил Ио серебряными потоками испытующих взглядов. Та слегка смутилась, потом примолкла, видимо перебирая в уме своих головоногих знакомцев, наконец натянула на лицо многозначительное выражение и объявила:
   - Это стратегически важные сведения, не подлежащие разглашению!
   - А, ты не знаешь, - потерял интерес Сорвахр. Ио собралась было достойно ответить, но в этот момент безошибочно почувствовала, что край её светимости кто-то жуёт.
   - Оу! - Она наконец заметила под столом солярную сестру по крови. - Свинхен. Как мило. - Ио наклонила голову к самому полу, чтобы под наиболее удобным - с её точки зрения - углом наблюдать визитную карточку местного скотоводства - обширный подвижный пятачок, а потом - в порядке культурного обмена - дёрнула свинку за хвостик. Свинка с достоинством взвизгнула. Ио выставил ладони, подразумевая, что вопросов больше нет. - У вас тут, говорят, ещё и коровы летают? - обратилась она к предыдущим собеседникам.
   - Случается, - подтвердила польщённая Аллат. - Только время сейчас неподходящее. Они ночами летают, а следующая ночь здесь будет нескоро. Так что приезжай в гости ещё раз.
   - Обязательно, - пообещала Ио, закинула в рот последний гриб и побежала в море, забыв на веранде свою многоэтажную шляпу.
   Аллат не удержалась от соблазна и снова нацепила трофейную обновку.
   - Мне идёт? - обернулась она к Сорвахру.
   - Ужасно, - заверил её супруг.
   
   
   5.
   - Я знаю, что ему, в общем-то, больше нравится естественная красота, - мечтательно вздохнула Аллат, роясь в огромном сундуке кружевного белья и обращаясь к дремлющей на подоконнике свинке. Свинка, давно привыкшая к рассуждениям на эту тему, лежала зажмурясь и не шевелясь: такая стратегия лучше всего подходила для случаев, когда хозяйке приходила охота нарядиться. На скотном дворике Аллат испытывала острую тоску по жемчугу и кружавчикам, которую жадно утоляла в процессе подготовки ко сну. - Он даже подумал как-то раз, что не понимает, зачем мне нужны "все эти штуки". Интересно, что он имел в виду? - Аллат задумчиво застыла с руками, по локоть погружёнными в сундук драгоценностей. - Слово "штука", оно ведь такое... ну, неоднозначное. В принципе, его можно понимать по-разному, как ты считаешь? - Аллат обернулась к свинке, но та не разрешила её сомнений, и Аллат потащила из сундуков разные штуки. - Думаю, большой беды не будет, если я надену эти прелестные чулочки, - заворковала она, крутясь перед большим, в полный рост зеркалом. - Он, конечно, имел в виду не это роскошное жемчужное колье в двенадцать рядов... Как я выгляжу?..
   Свинка томно приоткрыла один глаз. Здесь следовало сказать "хру", что и было сделано. Ответ, как обычно, сошёл за выражение одобрения, после чего Аллат счастливо подытожила: "Ну, вот и отлично!" - и побежала проверять впечатление на муже, а свинка наконец перевернулась на другой бок и заснула.
   
   
   5.
   Прокравшись в соседнюю спальню, Аллат с воплем ринулась в кровать и как следует потормошила бесчувственное тело:
   - Хору, я знаю, что ты не спишь! Немедленно снизойди и посмотри на меня!!
   Серебряные глаза недовольно зыркнули из тьмы, присмотрелись и слегка потеплели. Аллат вскочила, забросила руки за голову и покрутилась из стороны в сторону.
   - Как я выгляжу? - вдохновенно повторила она свой любимый вопрос. - Тебе нравятся мои чулочки?
   - Лусик, милая, - благосклонно заструился вслед за взглядом ласковый голос. - Почему бы тебе не прилечь, не отдохнуть?..
   Сбитая с толку Аллат глубоко задумалась.
   - Я подвинусь, - поспешил добавить голос.
   Прекрасная носительница чулочков колебалась, пытаясь уловить связь между ответом и своим вопросом.
   - У тебя самые чумовые чулки и самые божественные бусы на свете, - твёрдо пояснил окончательно проснувшийся голос, - и мне даже хочется немедленно всё это расцеловать...
   - Эй, - сурово поправила прекрасная нарушительница спокойствия, забираясь в кровать, - целовать-то ты должен меня, а не бусы!..
   
   
   5.
   Ухоженные свинки мирно резвились в лучах солнца, а сладкоголосые коровы нежились в тени, когда из местного аэропорта на скотный дворик приехал вагон, а в вагоне обнаружился Велиал. Навстречу ему выбежала уверенная в себе, элегантная свинка, а следом показалась и её хозяйка, вальяжно стуча увесистым кружевным зонтиком по нагретым солнцем плитам центральной аллеи. Велиал, никогда раньше не видевший Аллат целиком, немного смутился; густой красный водопад, частично упакованный в футляр эффектного (полностью прозрачного) платья, существенно отличался от образов из его воспоминаний. Хозяйка остановилась напротив него молча; багряно-чёрные глаза глядели как будто вопросительно.
   - Ты выглядишь просто... убийственно, - нашёлся сообразительный гость.
   Радушная хозяйка удовлетворённо улыбнулась.
   - Ты тоже ничего, - обронила она и снова умолкла, очевидно, пытаясь подобрать тему, которая, по её мнению, могла бы занять высокопоставленного чиновника с крупной звезды. - Как там... поезда на Бетельгейзе?.. - поинтересовалась она светским тоном, каким спрашивают об общих знакомых.
   - Ездят, - заверил её Велиал. - Туда-сюда.
   Аллат вздохнула с элегическим выражением лица и тут же крепко хлопнула зонтиком свою питомицу: свинка, которую гость легкомысленно выпустил из виду, азартно впилась в край его светимости.
   - Чача! - возмущённо воскликнула Аллат. - Сколько раз тебе повторять: перестань жевать гостей!..
   - Ничего, от меня не убудет, - примирительно заметил Велиал, подобрав на всякий случай свои прозрачно-белые и ярко-топазовые лучи, и поспешно перешёл к делу: - А где Хору?..
   - Где?.. - тут Аллат приняла вид глубокой задумчивости. - Я, признаться, тоже задаю себе этот вопрос... уже довольно продолжительное время. И, раз уж ты поинтересовался, мы с тобой поищем его вместе. Чача, где ты в последний раз видела хозяина? - строго осведомилась Аллат, наклонившись к свинке. Та, поразмыслив, куда-то изящно поцокала. Кэлюме потянулись следом и, после запутанного путешествия, упёрлись в массивную, плотно закрытую дверь. - Так, - нахмурилась Аллат и смерила препятствие суровым взором. - То есть он что - неделю не выходил из спальни?..
   - Хру, - стыдливо призналась свинка.
   - И выгнал тебя?
   - Хру, - с прискорбием подтвердила свинка. Аллат решительно распахнула дверь и впихнула свинку внутрь, шёпотом проинструктировав: - А теперь пойди объясни ему, что ты недовольна!.. - однако сама почему-то осталась за дверью, прислушиваясь. Велиал про себя удивился такому хитроумному способу искать мужа, но промолчал и из любопытства тоже прислушался.
   Вскоре из комнаты донёсся приглушённый вопль Сорвахра:
   - Чучундра, ты меня щекочешь своим рылом! Кыш!.. Ну что ты пыхтишь у меня над ухом, в самом деле?!
   Послышалась возня, после чего из комнаты, вытаращив глаза, вылетела свинка. Следом за ней вылетела приличных размеров подушка, шмякнулась о противоположную стену, и всё стихло. Аллат сползла по стене, всхлипывая от смеха; ответом ей послужило подозрительное:
   - Ну и кто там хихикает в коридоре?.. Это ты, Аллат? Иди сюда, я буду тебя убивать.
   Аллат сунулась в дверь и тут же снова спряталась, а из комнаты вылетела ещё одна подушка. Аллат захохотала.
   - Хору, веди себя прилично, - проговорила она, пытаясь придать голосу строгость, - у нас гости. Велиал приехал.
   - А, - без особого энтузиазма заметил обитатель неприступной спальни, видимо, разочарованный тем, что придётся отложить процесс убивания Аллат. - Это, конечно, знаменательное событие, но всё же я не уверен, что обязательно было меня будить...
   - Вставай-вставай, - заметила Аллат уже серьёзнее. - Пободрствуй немного для разнообразия. Давай, мы ждём тебя на веранде. Спускайся к нам.
   Из-за двери послышался душераздирающий вздох.
   
   
   5.
   - Я и на Бетельгейзе-то почти не спал. Так только, иногда, случайно. И снов почти не видел. А ты видела сны?
   - Я видела красивые сны, только если с ним. Он брал меня в сновидение, - Аллат томно позвенела ложечкой в чашке люмэ.
   - Ну и как?
   - Да чего, круто, конечно. Можно, на самом деле, понять, почему он не особо-то любит бодрствовать.
   - А правда, - Велиал понизил голос, - что он почти не просыпается?
   - Хору? - Аллат вздохнула. - Да... Особенно после дурацкого падения Чалэ на Рею. И спит, и спит и спит. Спит упорнейшим образом. Я как-то раз попыталась его разбудить в неурочное время, и - ой! - Аллат сделала трагичную паузу. - Он был очень, очень обеспокоен, - она скорбно покачала головой: видимо, обеспокоенный Сорвахр произвёл на неё глубокое впечатление. - Пришлось утихомиривать.
   - Удалось? - сочувственно поддакнул Велиал.
   - Удалось, конечно, но свинки и коровы пережили настоящее потрясение. Они никогда в жизни не слышали, чтобы кто-то так орал, и слов таких не слышали тоже. Теперь они пытаются, мысленно, всё это повторить, но по счастью никто из них почти ничего не запомнил.
   Тут Аллат на мгновение прервалась, нашарила на полу камешек, швырнула его в окно двумя этажами выше и закричала страшным голосом:
   - Хору! Если ты сейчас же не встанешь, я натравлю на тебя стадо морских коров!..
   Из окна послышался страдальческий стон.
   - Может, пусть себе спит?.. - неуверенно предложил Велиал.
   - Если его время от времени не будить, он вообще никогда не проснётся, - отмахнулась Аллат, и Велиал благоразумно решил предоставить чужой семейной жизнь течь своим чередом. Между тем Сорвахр, похоже, всё-таки проснулся, по крайней мере достаточно для того, чтобы подойти к окну и запустить в Аллат подушкой.
   - Так, - проскрежетала она, и на беломраморное чело стремительно набежали багровые тучи. - Я чувствую, без боя он не сдастся.
   - А сколько у него там подушек? - удивился Велиал.
   - Много, - вздохнула Аллат и, собравшись с силами, метнулась в капризную комнату прямо через окно. После непродолжительной, но бурной перепалки, в ходе которой из окна вылетело ещё несколько подушек, две книги и одна стеклянная ваза, всё на некоторое время стихло, а потом на веранду выползла потрёпанная Аллат, которой, как видно, так и не удалось выцарапать мужа из объятий Морфея, однако явно получившая от схватки истинное удовольствие.
   - Не хочет вставать, подлец, - с восхищением заметила она, брякнулась за стол и в один глоток осушила чашку люмэ. - Всё-таки Хору - такой лапушка! - счастливо подытожила она и обернулась к Велиалу: - Ну, раз мой возлюбленный сегодня пренебрёг обязанностями хозяина, почему бы нам с тобой не прогуляться по скотному дворику без него?.. А он пусть страдает от ревности! - громко добавила она, обернувшись к окну.
   - Спокойной ночи, милая, - рассеянно ответило окно сонным голосом.
   
   
   5.
   На границе золотого поля и высокого тёмного леса сияло помпезное здание центрального свинарника. Над входом красовалась выполненная каллиграфическим почерком Сорвахра мозаичная надпись: "Caelum, non animum mutant, cui trans mare current" (Небо, а не душу меняют бегущие за море). Возле входа был врыт в землю крепко сбитый указатель с нацарапанным рукой Аллат комментарием: "Раздача духовной еды". (Свинки ориентировались в основном на вторую надпись).
   Присмотревшись к происходящему за великолепными витражными окнами местного духовного центра, Велиал убедился, что свинки по большей части клубились возле корыт с добротными помоями, деликатно расталкивая и аккуратно распихивая друг друга. Некоторые - очевидно, самые объевшиеся - томно дремали по углам.
   Аллат созерцала пиршество духа с чувством глубокого морального удовлетворения, ясно написанным на лице.
   - По степям солярных свинок бродят тучные стада, - растроганно сымпровизировала она. - Потому что без скотинки - ни туда и ни сюда!..
   Велиал затрясся от смеха, а прекрасная властительница скотного дворика обратила на него проникновенный взор и добавила:
   - Духовная пища - основа эффективного скотоводства!..
   
   
   5.
   Наконец состоялось вылезание Сорвахра. Он прибыл непосредственно к свинарнику, спустился с небес на землю и немедленно развил бурную обличительную деятельность.
   - Как же, помню тебя, - обратился он к Велиалу. - Ты - королева Кристина, сожительствовавшая сразу с пятью мужьями! - осудил он.
   - Уж твоих партнёров и партнёрш даже Креон не взялся бы сосчитать! - растерянно возразил Велиал. Сорвахр нравоучительно поднял палец:
   - Я по долгу. И без малейшего удовольствия. А ты - это, как его... - Он отвлёкся, чтобы почесать за ухом подбежавшую к нему свинку.
   - Ну? Как его? - заинтересовался Велиал. Сорвахр покопался в тайниках памяти и извлёк на свет слово:
   - Ветреница!..
   Велиал, восхищённый абсурдностью кляузы, не сразу придумал ответ; Аллат между тем тихонько скрылась, справедливо опасаясь, что иначе речь может дойти до неё. Сорвахр бросил на Велиала любопытный взгляд, ожидая взаимную пакость.
   - Оргии в церкви устраивал! - вменил ему Велиал.
   - Тоже мне, святоша. Если ты такой религиозный, то должен бы помнить, что церковь не одобряет многомужество.
   - Во-первых, религия и церковь - разные вещи, - важно заметил Велиал. - А во-вторых, религиозной была не та часть меня, у которой было пять мужей...
   - Ну, а я на части не делюсь. Извини.
   - Полезный навык. Рекомендую.
   - Верю. - Тут Сорвахр судорожно зевнул.
   - Слушай, почему ты всё время или зеваешь, или спишь? - возмутился Велиал уже по-настоящему.
   Сорвахр обречённо прилёг в траву, извлёк откуда-то солидных размеров бутылку и подзаправился люмэ.
   - От сна меня спасёт только прогулка, - меланхолично сообщил он. - Как насчёт того, чтобы пойти покормить диких свинок?
   
   
   5.
   Оказалось, некоторые свинки жили в таких отдалённых областях, что даже не знали о существовании свинарника. Перспектива увидеть диких особей воодушевила Велиала, и он согласился. "Прогуляться" в понимании Сорвахра означало очень быстро перелететь в область окраинных полей и лесов, рухнуть на облако и с этой выгодной позиции обозревать пейзаж.
   - Что-то я пока не вижу свинок, - лениво заметил он, окидывая рассеянным взглядом окрестности.
   - Я тоже, - признался Велиал.
   - Ну и фиг с ними. Жрать захотят - припрутся, - философски заключил солярный свинопас, совершенно успокоился и разлёгся на облаке, отставив корзинку с кормом.
   Велиал, наблюдая эти подозрительные действия, встревожился: уж не собирается ли Сорвахр немедленно и бесповоротно заснуть - и как, в этой экстремальной ситуации, доставить его тело обратно домой, ведь Аллат наверняка будет недовольна, если её, прямо скажем, не вполне адекватный супруг окажется брошен безответственным гостем на неприкаянном облаке?.. Впрочем, Велиал подозревал, что Сорвахр, в иных случаях, значительно более приспособлен к жизни, чем кажется, а потому предоставил событиям течь своим чередом. Он пошёл за облаком пешком и тоже стал обозревать пейзаж, преимущественно в поисках свинок. Вскоре ему показалось, что в высокой золотой траве на пригорке мелькнуло два-три розовых бока.
   - Свинки! - сообщил он наверх.
   - Ага, - зевнули оттуда. - Вот сейчас мы до них долетим... Или они до нас добегут...
   Велиал стал с нетерпением ждать, когда произойдёт судьбоносная встреча, и, к неудовольствию Сорвахра, она всё же произошла. Сорвахр лениво приземлился и отсыпал свинкам из корзинки каких-то кусочков. Облагодетельствованные свинки радостно засуетились. Велиал залез в траву по уши, наблюдая.
   - Какие приятные организмы! - наконец подытожил он. Свинки источали густые золотисто-розовые волны сытости и благожелательства.
   - У них сегодня событие, то было два бога, а стало целых три, - насмешливо заметил Сорвахр, рассыпая корм.
   - Ну, я - заезжий бог, - скромно возразил Велиал, - незначительный.
   - Но они-то об этом не знают... Ты, главное, следи за краями светимости, а то они не прочь иногда причаститься, - Сорвахр и сам пристально следил, чтобы его не зажевали разгорячённые свинки, которые между тем всё прибывали - их оказалось не так уж мало. - Что-то их густо понабежало, - наконец заметил с досадой Сорвахр. - Предлагаю подняться в воздух, - и они медленно полетели над полем, высматривая оставшихся без угощения свинок. Зрелище весьма обширного стада, успевшего скопиться на, казалось бы, необитаемом поле, внушило Велиалу некоторую тревогу.
   - А летать они не умеют? - с опаской уточнил он.
   - Эти, слава Аллат, не умеют. Коровы летают, и некоторые залетают очень высоко. Но они не любят яркого света и вылетают только по ночам, а ночи здесь бывают чрезвычайно редко. В основном, как сейчас: то вечер, то день, а утра и ночи почти нет.
   - У нас на Бетельгейзе и вечеров-то мало, - уважительно заметил Велиал.
   - Да, у нас ещё больше света... - рассеянно согласился Сорвахр, снова развалился на облаке и стал смотреть в небо. Очевидно, кормить свинок ему надоело.- Хочешь, сам их покорми? - неожиданно предложил он и, не успел Велиал рта раскрыть, ловко сунул ему в руки корзинку. Велиал растерялся. - Это просто. Дикие свинки понимают только два слова, - проинструктировал Сорвахр. - Если хочешь подозвать их, скажи: "гусь-гусь-гусь". После этого они привыкли получать угощение. Так что если ты с пустыми руками, лучше не раскрывай рта. А то у них будет культурный шок. Ну, попробуй, - подзадорил он.
   Велиал покорно спустился вниз и уставился на свинок.
   - Гусь, - неуверенно сказал он. - Гусь-гусь!..
   Ближайшая свинка откололась от коллектива и потрусила к нему. Её пятачок лучился благорасположением и надеждой.
   - А теперь отсыпь ей немного манны небесной, - прошипели сверху, и Велиал, собрав всю свою решимость, придирчиво отвесил свинке немного корма. Свинка восторженно закрутилась вокруг угощения, как круглый розовый волчок, а на помощь ей со всех сторон уже спешили обрадованные товарки.
   - Хру-хру-хру, - слышалось отовсюду. - Хру-хру-хру!..
   - А если хочешь отогнать их, скажи: "кыш"! - дополнил Сорвахр познания Велиала в области солярного скотоводства, и Велиал тщательно повторил про себя этот важный урок. Он разбрасывал щепотки корма, пристально следя, чтобы свинки не зажевали его самого, и вскоре наловчился своевременно выдёргивать лучи из-под не в меру нахрапистых рыл.
   - До чего знакомо выглядит эта "манна", - заметил он между делом, помяв щепотку корма в пальцах.
   - Да это щебёнка с Бетельгейзе.
   - Они это едят?!
   - Здесь, на Дие, съедобно всё, по чему мы дома ногами ходим... Дворцовые свинки воспитаннее, - продолжил Сорвахр рассказ о местной фауне. - От нашего присутствия они умнеют. Они всё понимают, что им говорят, правда, по-своему, но понимают, и носят индивидуальные клички. По виду дворцовые особи изящнее и белее. А ещё у них есть такая отличительная черта: они иногда морщат пятачок. Полевые свинки не умеют морщить пятачок, а дворцовые - умеют.
   - Чрезвычайно полезный навык, - кивнул Велиал, стараясь не улыбнуться.
   - Ты иронизируешь? - Сорвахр покосился на него с подозрением. - Мы не учили их этому. Этот навык как-то сам собой образовался.
   - Я убеждён, что именно этот навык и отличает цивилизованное существо от нецивилизованного, - твёрдо сказал Велиал. Сорвахр снова недоверчиво на него покосился, но промолчал.
   - Кыш! - внезапно свирепо крикнул он свинкам и выхватил из рук Велиала корзинку так же неожиданно, как перед этим втюхал. - Кыш! Хватит!
   - Кыш, уважаемые свинки. Расходитесь, - извиняющимся тоном поучаствовал в ликвидации столпотворения и Велиал. Свинки неохотно расступались и протягивали рыльца в надежде перехватить ещё немного манны. - Приём духовной пищи окончен, - тут он оглянулся и с запозданием увидел причину разгона: обрыв, в который сам чуть не свалился. Облако вышло в обширное пространство над морем. С берега вслед корзинке и её обладателям неслось благоговейное:
   - Хру!..
   
   
   5.
   Непроницаемая гладь цвета расплавленного золота расстилалась от горизонта до горизонта и поблёскивала кроваво-красным. Вдали громоздились тучные облака.
   - А ты знаешь, куда мы летим? - встревожено поинтересовался Велиал.
   - Выйдем аккурат к дворцу, - успокоил его Сорвахр. - Ой, смотри, коровы, - он указал на едва видневшиеся далеко внизу размытые тёмные силуэты, которые Велиал принял бы за гладкие валуны. - Это они там, на дне, объедают морскую растительность... Я, пожалуй, дальше поплыву, - и без дальнейших рассуждений Сорвахр хлопнулся с высоты в море. Густые золотые волны озарились изнутри яркими белыми лучами. Велиал на всякий случай не выпускал из виду скользивший по дну светлый силуэт, чтобы не потеряться. Потом из любопытства спустился вниз и сунул в море палец. Вода, как он и ожидал, оказалась очень горячей. Он снова забрался на облако, которое исправно летело в неизвестном направлении.
   Вскоре в небе проступили очертания дворца, куда скитальцы прибыли практически одновременно: Сорвахр царственно поднялся из волн по широкой мраморной лестнице, которая, очевидно, предназначалась специально для таких случаев, а Велиал незамысловато спрыгнул на веранду, на которой сидела с любопытством наблюдавшая за их перемещениями Аллат.
   - Ну как? - спросила она непонятно о чём непонятно у кого.
   - Вода - отпад, - простонал Сорвахр и рухнул на кушетку с очевидным намерением больше не двигаться в принципе.
   - Мы кормили диких свинок, - гордо сообщил Велиал.
   - Тяпни люмэ, - подвела итоги хозяйка, протягивая стаканчик.
   
   
   5.
   Наутро Велиал обнаружил в своей постели несколько свинок; притаившись в складках местности, они дремали, будто там и были. Щепетильный гость рассказал хозяйке о факте самоуправства.
   - Бэльчик, да ведь это ж я и подложила их, - удивилась Аллат, - чтоб тебе спалось спокойнее!
   - Ты считаешь, без них я бы нервничал? - засомневался Велиал.
   - Я знаю одно: мои свинки оказывают благотворное влияние на любой организм, - авторитетно заявила Аллат, подсаживая одну из домашних питомиц на стол, чтобы та могла добраться до тарелки. - Да ты сам, что ли, не заметил?..
   Свинка, деликатно чавкая, погрузила рыло в блюдо и повернулась к Велиалу упругим хвостиком.
   - Пожалуй, - задумчиво согласился Велиал.
   - Простота и естественность во всём, - экспромтом сформулировала Аллат девиз солярного скотоводства, с умилением созерцая представительницу своего поголовья.
   - Фру, - невнятно подтвердила свинка, жуя.
   - Чего?..
   - Хру, - поправилась свинка, высвободив пятачок из тарелки и, получив от хозяйки снисходительный кивок, погрузилась в еду с новой силой.
   
   
   5.
   Затем, к всеобщему удивлению, проснулся Сорвахр и зачем-то даже позвал умирающим голосом Велиала к себе; правда, когда Велиал пришёл, в комнате его ждала только свинка. Присмотревшись к достойной солярной обитательнице, Велиал не только разглядел наконец в подробностях облик дворцовой особи, но и, как ему показалось, узнал недавнюю знакомую, а именно: свинку, которая пыталась его обглодать, едва он ступил на солярную землю.
   Свинка была некрупная, но упитанная; на её упругий хвостик завитушкой так и просился какой-нибудь задорный бантик (впрочем, хозяева нашли в себе силы обойтись без дизайнерских излишеств). Вообще свинка производила впечатление чрезвычайно опрятного и покладистого существа, и только рыло - мягкое, свежее, нежнейшего светло-розового оттенка - было немного в пушку, впрочем, тоже легчайшем, белом и чистеньком. Маленькие глазки, расположенные в толстых складках кожи по бокам от обширного пятачка, взирали немного томно: видимо, сказывались благоприобретённые во дворце "благородные" замашки, потому что у диких свинок, насколько Велиал успел заметить, взгляд был цепким и без устали сновал по окрестностям в поисках духовной пищи. Тут маленькая свинка ещё выше подняла свою хорошенькую, как картинка, головку и слегка сморщила пятачок, чем окончательно подтвердила своё высокое происхождение. Велиал вспомнил о хороших манерах и принялся со скучающим видом разглядывать интерьер.
   Скучал он недолго. Его внимание привлёк сундук - как оказалось, незапертый - и гость с любопытством сунул туда луч, но тут свинка предупреждающе хрюкнула, Велиал уронил тяжёлую крышку, а в спальню - почему-то через окно - залез Сорвахр.
   - Ой, и ты здесь?! Ах, да, я же тебя звал! Я и забыл. Хорошо, что ты мне на глаза попался! Как дела?
   - С добрым утром, - вежливо ответил Велиал сразу на все вопросы. Свинка восторженно хрюкнула и, в отличие от Велиала, удостоилась ответа:
   - Привет, Чучундрик!..
   - Домашняя любимица? - светски осведомился гость.
   - Самый бархатистый пятачок в солярном свинарнике, - любезно отрекомендовал Сорвахр. - Вы уже познакомились? Чучундра.
   - Очень приятно, Велиал, - отозвался Велиал, обращаясь к свинке. - Она меня чуть не покусала, когда я приехал, - добавил он, обращаясь к хозяину.
   - Ты ей понравился, - довольно пояснил Сорвахр и почесал свинку за ухом. Свинка проявляла все признаки бодрости, наслаждения жизнью и в общем восторга. Сорвахр протянул её Велиалу.
   - Вот, познакомьтесь поближе.
   - В смысле? - смутился Велиал.
   - Ты что, не хочешь потискать свинку? - изумился Сорвахр. Велиал вежливо потискал. Потом вернул обратно. Успокоенный Сорвахр усадил Чучундру возле себя. - Моя Чучундра требует повышенного внимания, - озабоченно заметил он. Велиал участливо покивал. - У-ти Чучундрик мой замечательный!.. - помолчав, восторженно взвыл Сорвахр, обращаясь уже к одной только Чучундре, и сам с удовольствием потискал свинку.
   - Хру, - сыто уронила она. Сорвахр снова замолчал, растерянно хлопая круглыми и лучистыми, как фары, глазами - по-видимому, слова у него совсем кончились. Велиал понял, что торжественную часть они миновали и надо срочно перейти к делу, пока собеседник не заснул.
   - Таблицы предсказаний, - елейно напомнил он.
   - Ах, да! - обрадовался Сорвахр; он, видимо, помнил, что осталась какая-то неизрасходованная тема, но начисто забыл, какая именно. Теперь, получив своевременную подсказку, он вооружился ломиком и, усадив Чучундру в безопасное место - на кровати, обезоруживающе улыбнулся Велиалу:
   - Это надолго. Это пол придётся ломать.
   
   
   5.
   С раздирающими вздохами, призванными дать понять, что именно Велиал - виновник всего мирового зла, Сорвахр принялся вскрывать пол, то и дело отвлекаясь.
   - Чучундрик, какая хорошая погодка сегодня! На Солнце солнечно... Пойди прогуляйся. Бэл, ты не хочешь пойти прогуляться?..
   - Таблицы, - ровным голосом напоминал Велиал. Сорвахр с красноречивым молчанием вновь углублялся в подполье, но вскоре делал новую попытку смухлевать, заходя как бы невзначай, издалека.
   - Я вот порой думаю: как же мне повезло с женой! Она такая запасливая, моя Лу. Ты в курсе, что, кроме люмэ, она выписывает с Бетельгейзе коньячок?.. Ужасно забористый... Она ещё не показывала тебе погреб?
   - Таблицы, - мягко напоминал Велиал.
   - Кстати, о предсказаниях... - ворковал Сорвахр в поисках спрятанного от самого себя добра. - Самая интересная часть в них - это прогноз погоды. Ты спросишь: почему?..
   - Таблицы...
   - ...Потому что на Дие иногда случаются - что бы ты подумал? - грибные дожди! Если мне не изменяет память, этот год будет на редкость урожайным... А какие в наших лесах растут мухоморы!.. Во! - почти незаметно отложив ломик, Сорвахр демонстрировал Велиалу размер невидимого, но большого гриба. - Хочешь, Лусик научит тебя готовить мухоморную настойку?..
   - Таблицы, - терпеливо повторял Велиал, не растеряв ни капли елея в голосе. Сорвахр с убитым лицом вновь принимался за поиски. Чучундра наблюдала за мучениями хозяина с ярко выраженным сочувствием на пятачке.
   Наконец пол был перерыт, но предсказания так и не найдены. Сорвахр растерянно озирался, очевидно раздумывая, как ему спастись от Велиала, а Велиал деловито собрался, готовясь ловить Сорвахра. Вдруг забывчивый владелец таблиц озарился догадкой.
   - Я, наверно, их ещё не спрятал!..
   Велиал возвёл глаза к безмолвному потолку, а Сорвахр ринулся в сундук.
   
   
   1.
   - Мы обнаружили, откуда шла утечка. Королева Виктория была права, это Сухоруков.
   - Серьёзно?.. Информация достоверная?
   - Да, нам совершенно случайно попалась одна из его подружек - эта певичка, Виолетта - которая знала его ещё с детства. Мы её допрашиваем.
   - А он?
   - Задержан с поличным. Мишель, я сам поверить не могу. Эта гнида стучала на нас десятилетиями, а мы у себя под носом Надашди не замечали! И ведь проверяли же...
   - Где он?
   Войдя в одно из тщательно изолированных подвальных помещений, Мишель даже не узнал сразу своего бывшего неприметного подчинённого: доносчик, сообразив, что отпираться бесполезно, теперь не скрывал своего истинного облика, и по всему застенку рассыпались яркие белые лучи. С первого взгляда Юсупов понял, что перед ним - по-настоящему сильный противник, из тех упёртых, которые искренне, до фанатизма уверены в своей правоте.
   - Королева Виктория приказала соблюдать с ним осторожность, - негромко добавил помощник. - Она хочет, чтобы после допроса его доставили в Чейте.
   "Значит, рассчитаться на месте не придётся", - перевёл про себя Юсупов и взглянул на пленника. Экс-секретарь тоже заметил бывшего начальника и слегка поклонился.
   - Привет, Мишель, - зло усмехнулся он. - Всё ещё скучаешь по Джулии? Хочешь, расскажу тебе, как она умерла?
   Юсупов не ответил, как бы не расслышал, но молчал долго. Потом коротко кивнул охранницам.
   - В камеру.
   В этот момент в дверях появился ещё один дознаватель.
   - Мишель, это Влад Эскабр, - без предисловий сообщил он. - Сын королевы Кристины.
   Повисла ещё одна безразмерная пауза.
   - Ой, как интересно, - Мишель перевёл на узника непроницаемый взгляд; Влад невозмутимо пожал плечами.
   - Можешь теперь называть меня: "ваше высочество", - разрешил он. Мишель вежливо улыбнулся.
   - Я из тебя душу выну, ваше высочество.
   
   
   1.
   В Чейте пленника привезли, прикованным к железной каталке серебряными цепями, но когда частично расковали, чтобы отвести на допрос, он, несмотря на пытки и недельное голодание, стал бросаться на конвоиров, норовя плюнуть, укусить или хотя бы обругать; Юсупов поймал себя на мысли, что его бывший тихий секретарь как будто рад, что можно больше не скрывать своих чувств, и даже проникся к врагу некоторым уважением, но для проформы покрикивал:
   - Не шуми, ваше высочество, язык отрежу.
   - За своим языком научись следить, - хрипел пленник, расплёскивая вокруг топазовые лучи ненавидящих взглядов, и Мишель отстранённо думал: "А ведь он прав"... В противоположном конце коридора показалась королева Виктория в сопровождении свиты.
   - А, Мишель! Ты, как всегда, пунктуален, - весело окликнула она и гостеприимным жестом указала на одну из безликих дверей. Пленника поволокли в "помещение для допросов".
   - Сволочи, скоты! Мы вас всё равно всех перебьём! Век бы не глядел в ваши поганые сытые рожи! Подойди, подойди поближе! Я тебе откушу пустую башку!
   - Пробуждённый, значит? - задумчиво подытожила Виктория и бросила на Мишеля вопросительный взгляд. Юсупов раздражённо развёл руками.
   - Он рождённый, - признал он. Виктория со вздохом прошла в просторный подвал и окинула изучающим взглядом свою коллекцию серебряных инструментов. - Сколько он уже скован? - деловым тоном поинтересовалась она.
   - С тех пор, как задержали его в Москве, - поморщился Юсупов.
   - Позвать Дьёрдя? - негромко предложила одна из охранниц.
   - Нет, - Виктория рассеянно покачала головой. - Повесьте его пока на крюк. Как время найдётся - я с ним поговорю.
   
   
   1.
   Неделю спустя у Виктории нашлось время, пленника временно сняли с серебряного крюка и, чтобы привести в чувство, окатили парой вёдер холодной воды.
   - А! Виктория? - переключился он на новое лицо, с трудом разлепив почерневшие губы. - Сбежала к Островичи, чтобы лапать смертных девок? Ну как, здесь больше дают?
   Виктория одобрительно улыбнулась, словно упорство врага вызвало у неё любопытство.
   - Я вижу, у нас похожие интересы, - светским тоном заметила она. - Твоя Тамара сейчас с нами, ты об этом знал?
   Пленник на мгновение сбился и облизнул губы.
   - Я не помню, кто это такая, - глухо сообщил он.
   - Да ты что? - удивилась Виктория. - А ещё замуж звал! Вот и верь после этого мужчинам! Она так надеялась, а ты взял да и продал её в публичный дом, - Виктория понимающе улыбнулась. - Во всяком случае, она так считает.
   - Мне-то какое дело?
   - А вот я беспокоюсь о ней, ведь мы, можно сказать, лучшие подруги, - многозначительно возразила Виктория и весело рассмеялась. - Вот так-то, принц Влад! Было твоё, а стало моё... Разве тебя не предупреждали, как непостоянны эти смертные девушки? Особенно те, кто принимал по пять-десять клиентов за ночь! - Виктория откинула ярковолосую голову и звонко расхохоталась.
   - Совести у вас нет, - помолчав, выдохнул Влад. - Убогие вы, - и устало закрыл глаза.
   
   
   1.
   Как только с пленника сняли тяжёлую серебряную маску, по застенку немедленно полились знакомые по предыдущим допросам слова, правда, шелестевшие теперь едва слышно, в основном мысленно:
   - Презираю... Чтоб вам всем... Ни слова не ска... жу...
   Виктория с сожалением поглядела на практически обугленные останки.
   - Надо звать Дьёрдя, - снова предложила одна из охранниц; дознаватели устали возиться с упрямым пленником. Виктория жестом велела ей замолчать:
   - Выйдите все.
   Обрадованные передышкой помощники рассосались. Виктория неспешно прошлась по залу, присматриваясь к пленнику.
   - Ты. Эй, ты, - она осторожно похлопала его по щекам, пытаясь привести в сознание, потом прибегла к более действенному средству и ткнула серебряной шпагой под сердце - пленник вздрогнул от боли и с глухим стоном открыл глаза. Виктория удовлетворённо улыбнулась. Поддерживая его голову, она сунула ему между зубов горлышко бутылки с люмэ. Пленник попытался уклониться - продлевать свою жизнь, а значит, и агонию было не в его интересах, - но Виктория заставила его проглотить кровь и следила, как медленно возвращаются к обугленной фигуре прозрачные отблески прежнего облика - приятные, в общем-то, благородные черты...
   - А ты ничего, - с сожалением усмехнулась Виктория. - Симпатичный был парень. И смелый, - она подождала, пока в измученные топазовые глаза вернётся более-менее осмысленное выражение, и продолжила: - Я чувствую к тебе некую необъяснимую симпатию. Я уважаю в тебе достойного врага. Так что я не буду больше тебя пытать. Должна заметить, процветание клана Надашди, а значит, и благополучное продолжение войны - в наших общих интересах, - в ответ на лукавую улыбку Виктории Влад закрыл глаза. - Поэтому - coup de grace, - подытожила Виктория и взмахнула над головой пленника тонким серебряным клинком. - Последнее желание?
   - Чтоб вам всем сдохнуть, - через силу подтвердил Влад свою последнюю волю. Виктория искренне рассмеялась:
   - Что, даже не скажешь "спасибо"? - весело удивилась она. Влад открыл глаза и, казалось, поколебался, бросив на неё изучающий взгляд.
   - До свидания, - еле слышно выговорил он, и Виктория одним взмахом отсекла ему голову.
   
   
   5.
   Вздрогнув, Велиал открыл глаза.
   Вечерело. Аллат радостно лакомилась грибами. Сорвахр тискал свинку. Испытатель таблиц сердито насупился.
   - Что ты мне ужасы показываешь? Эта история давно уже кончилась! - он обвиняющим жестом предъявил провидцу бракованную картину. Тот придирчиво её осмотрел.
   - Странно... Что-то я не припомню... Подожди-ка, - Сорвахр сунулся в краски, после чего глаза его стремительно потемнели, а сундук захлопнулся, как гроб. - Так. Да это какие-то твои лучи влезли в кристалл! Я же предупреждал, что нельзя без спроса шариться в моём сундуке! - заорал он.
   - Я не шарился! - заорал в ответ Велиал.
   - Он шарился?! - Сорвахр свирепо обернулся к непредубеждённому лицу.
   - Хру, - тихонько призналась свинка и бросила виноватый взгляд на Велиала.
   - Я так и знал!
   - Я всего только под крышку заглянул!
   - Вот что бывает, когда кто-то лезет своими неочищенными мыслями в расходные материалы! - Сорвахр свирепо закручивал гайки. - Твоё счастье, что меня там не было - я бы тебе таких люлей навесил ... Кыш отсюда!..
   Расторопный Велиал отпрыгнул было к двери, но на пороге счёл нужным обидеться.
   - Что значит "кыш"? Я что тебе, свинка?
   - Хру-хру!.. - приветливо вставило лицо.
   - И когда только успел прокрасться?..
   - Забывай обо мне чаще!
   В качестве последнего аргумента Сорвахр метнул подушку. Велиал поймал её и великодушно вернул в кровать. Сорвахр, утомлённый перепалкой, подумал и прилёг туда же.
   - Чтоб ты знал, фантазии об отсечении головы свидетельствуют о навязчивом страхе кастрации, - зевая, диагностировал он.
   - А у самого-то у тебя с головой всё в порядке? - проявил взаимную озабоченность Велиал. Сорвахр задумчиво возвёл глаза к потолку.
   - О себе могу сообщить только, что среди земных художников нездоровой популярностью пользовались сюжеты о Юдифи с головой Олоферна и Саломее с головой Иоанна Крестителя.
   - Я им сочувствую, - кивнул Велиал.
   - Кому? - удивился Сорвахр.
   - Этим, ну... ээ... головам.
   
   
   5.
   Вопрос с таблицами повис в пустоте, а Сорвахр предложил совершить "облёт прилегающих территорий".
   - Я чувствую, там не всё гладко, - встревоженно сообщил он, и Велиалу ничего не осталось, как согласиться.
   - А зонтик зачем? - удивился он, заметив приготовления Сорвахра.
   - Дубасить свинок, - охотно пояснил свинопас со стажем. - Можно их, конечно, и ногами пинать, но так, на самом деле, удобнее.
   Сорвахр, по обыкновению, прилёг на облаке, Велиал оседлал другое, и они полетели вокруг дворца.
   - Наши свинки очень позитивные, но есть у них одна особенность: иногда они начинают бегать кругами. И бегают, и бегают и бегают, пока не свалятся. Остановиться самостоятельно не могут. Почему так происходит, до конца не понятно, но зато уже выяснили, что в данной ситуации самый лучший вариант - их отлупить. Опыт показывает, что прекратить беготню по кругу можно только так. В противном случае свинкам грозит длительное истощение... Вон, смотри, проблемное поле! - в направлении, куда указывал Сорвахр, действительно происходило нечто необычное.
   Сам Велиал подумал бы, что посреди цветущего, благоухающего поля самопроизвольно разразилась маленькая буря. Но теперь, вооружённый свежей информацией, он понял, что виной всему стайка свинок, бегавших друг за другом по кругу. Они мелькали так быстро, что почти исчезли из вида, лишь изредка в гуще смерча попадались восторженно выпученные глаза и азартно высунутые языки.
   - На, шлёпни их, - бесцеремонно вмешался Сорвахр, протянув зонтик, и очень вовремя, потому что от созерцания попавших в замкнутый круг свинок у Велиала уже начала кружиться голова.
   Начинающий свинопас осторожно спустился с небес, подкрался к свинкам и попытался прицелиться, но безуспешно, после чего зажмурился, от души размахнулся и нанёс удар, сильно опасаясь, что его всё равно затянет вместе с зонтиком в гущу событий. Послышался отчаянный визг и удаляющийся во все стороны топот копытец, а затем беззаботный смех Сорвахра.
   - Полегче! Ты чего размахнулся, как кузнец молотом?..
   Велиал испуганно открыл глаза: поле оказалось обезврежено намертво - в пределах видимости не осталось ни одной свинки. Победитель вздохнул с невольным облегчением, а Сорвахр извлёк откуда-то бутылку и глотнул коньячку.
   - В общем, у нас тут не зевай, - сказал он и зевнул. - Кстати, я придумал, что мы будем делать с таблицами.
   - И что? - осторожно поинтересовался Велиал, взбираясь на облако.
   - Потом скажу, если не забуду, - пообещал Сорвахр, обнял бутылку и задремал.
   В процессе путешествия Велиалу ещё несколько раз приходилось участвовать в разрешении проблемы свинок, и он освоил ряд несложных, но убедительных ударов зонтиком. Сорвахр посильно участвовал, то подбадривая спутника сверху воплями:
   - Так их! Знай наших! Заходи слева!.. - то снова засыпая.
   Когда в ближайшем будущем показались центральные дворцовые ворота, Велиал ненавязчиво постучал Сорвахра зонтиком по плечу и в качестве последнего аргумента отнял бутылку. Тут Сорвахр проснулся.
   - Куда бутылку потащил?..
   - Приехали, - Велиал махнул зонтиком в сторону надвигающегося пейзажа. Сорвахр неохотно выпал в осадок и повлачился через просторы своих владений. Велиал между тем аккуратно вылакал остатки коньяка и втихую утилизовал тару.
   - Свинки безобидны, - сонно рассуждал Сорвахр, между тем как беломраморные ярусы и лестницы дворца то и дело брызгали стайками тугих ярко-розовых обитательниц, - но имеют невинную привычку всё пробовать на зуб. Поэтому, если тебя щекочет чьё-то рыло, это значит, что пора принимать меры, так как следующим пунктом будет укус... Вот я, например, - Сорвахр возвёл глаза к небу, а под ногами у него тотчас появилось чьё-то внимательное рыло. - Держу как-то раз на руках дворцовую свинку - казалось бы, вышколенную, утончённую особь - так она мне чуть башку не отгрызла. Я замечтался малость, а она примерилась, пасть разинула, да как тяпнет меня за ухо!
   - А ты? - заинтересовался Велиал.
   - Выронил её от неожиданности. Она, бедная, хряпнулась об пол и убежала. Топоча при этом совсем не как свинка, а как полноценный бегемот. Или бегемоты не бегают?.. Я забыл.
   Тут навстречу им попалась грустная, отколовшаяся от коллектива свинка, одиноко бредущая куда-то.
   - Изображаешь задумчивость? - светски обратился к ней Сорвахр. Свинка несолидно чихнула. - Ой, она простудилась, - ужаснулся Сорвахр и подхватил понурую свинку на руки. Зверь поджал копытца и задремал.
   - А как ты будешь её лечить? - полюбопытствовал Велиал.
   - Лучшее средство от всех болезней - горячая солярная ванна, - убеждённо заявил Сорвахр, и Велиал понял, что никакие другие средства тут никто и не пробовал.
   Поднявшись в спальню, Сорвахр бережно уложил густо сопящую свинку на подушку.
   - Проснётся - будем купаться, - хищно сказал он. Рядом с большой ванной, полной гостеприимно булькающей лавы, в полу располагалась маленькая, и теперь Велиал понял, для кого предназначался карликовый дубль.
   Между тем Сорвахр решительно ринулся в недра кровати и на некоторое время скрылся. Велиал уже подумал, что больше они не увидятся, как вдруг из-под кровати вылезла потревоженная морская корова и не спеша поплыла в сторону выхода. Велиал проводил её озадаченным взглядом. Затем из кровати неожиданно повалили подушки, и несколько штук даже выпало, как птенцы из гнезда. Наконец, появился Сорвахр.
   - Вот, - он помахал странными полупрозрачными таблицами. - Я дам тебе незаконченные экземпляры. Ничего лучше доверить пока не могу. И в следующий раз выбрасывай, пожалуйста, бутылку в урну, не надо прятать её за вазу с цветами.
   - А ты откуда знаешь? - обиделся Велиал; он не любил, когда его ловили на недостаточно возвышенных актах. Сорвахр закатил глаза.
   - О господи, я об этом знал ещё до того, как ты об этом подумал... - с этим заявлением он заглянул в сундук, из которого первым делом грузно вывалилась ещё одна корова, но уплывать не стала и прилегла вздремнуть тут же, на месте.
   - У меня тут от моря недалеко, и коровы залетают, - непринуждённо пояснил Сорвахр и вынул ещё несколько таблиц, почти совсем без изображений. - Вот и вот.
   Велиал присвоил небогатую добычу и тут же с нею ознакомился.
   
   
   2.
   Кстати, из его воспоминаний я узнала, что обвинения в адрес моего покойного мужа - якобы он убил обеих моих предшественниц - были всё-таки преувеличением. Первую жену он, правда, убил, но не нарочно, просто избил не сильнее обычного (она отличалась истеричным характером и требовала сурового обращения). А потом уже, несколько дней спустя, она умерла, видимо от нервов. Что же до второй жены, произошёл несчастный случай: неопытная девушка во время одной из вечеринок захлебнулась спермой одного из гостей, и граф, надо заметить, был очень недоволен, так как произошло это вскоре после свадьбы, и жена ещё не успела ему надоесть. Но нет худа без добра, ведь вскоре он встретил меня и, как известно, мы с ним отлично поладили...
   
   
   2.
   Учитывая нравы Надашди, Влад вполне мог оказаться третьим, пятым или десятым мужем какой-нибудь вертихвостки и одним из отцов многодетного семейства... Правда, из семьи, где много мужей, увести какого-нибудь одного мужа, наверное, не так уж сложно. Но всё же осталось у меня ещё с времён, когда я была человеком, определённое предубеждение против мужчин, женатых не на мне.
   
   
   1.
   Окна моей комнаты выходили в сад. Лёжа на диване среди расшитых золотом подушек, я могла сквозь ряд стройных, увитых дикими розами колонн видеть мерцающую гладь бассейна. В густом, раскалённом за день воздухе медленно текли ароматы жасмина, апельсиновых деревьев, мирта и кедра. Порой мне казалось, что я живу в самом саду.
   Издалека, из освещённого павильона, доносились звуки лютни. Чуть ближе шелестел невидимый в душной тени деревьев фонтан. Ажурные тени узорных решёток падали на серебристые песчаные дорожки. Слышались неясные голоса и приглушённый смех.
   Я вдруг снова вспомнила о пленнике, которого видела сегодня на невольничьем рынке. Вероятно, прежде чем попасть в руки пиратов, он был сыном знатного вельможи. На вид ему было лет пятнадцать, не больше, но в его лице, хоть и измождённом, чувствовалось удивительное благородство. Он казался неземным существом, и... я ведь могла бы купить его!..
   Я очнулась от мечтательной полудрёмы. Теперь, вспоминая его точёные мраморно-белые плечи и холодные чёрные глаза, печальные, с немым укором скользившие поверх толпы, я жалела о том, что самая простая мысль пришла мне в голову самой последней. Не исключено, что мой брат, халиф, позволит мне поселить его здесь же, в моих покоях, ведь это всего лишь христианский пленник...
   Разволновавшись, я поднялась с места и вышла в сад. Я не заметила, как погасли почти все огни. Звуки музыки смолкли. Глубокая синева неба стала теплее и прозрачнее.
   
   
   7.
   Велиал (в ужасе):
   - Но я здесь ничего не понимаю!
   Сорвахр (довольно):
   - Не ты один!
   Велиал (нахмурившись):
   - Сорвахр, ты это, не мухлюй. Провидец ты или кто? Вот и провидь.
   Сорвахр:
   - Я провижу. Я-то тут причём?
   Велиал (наставительно):
   - И сопровождай это конкретными предписаниями: что делать?
   Сорвахр (охотно):
   - Если ты сейчас дашь мне выспаться, то окажешь таким образом неоценимую услугу... ээ... обществу.
   Велиал (собранно):
   - Редиска. Ладно, спи. Но потом я с тобой разберусь!
   Сорвахр (зевает).
   
   
   5.
   Когда Велиал вынырнул из таблиц, Сорвахр безответственно спал. Дикая свинка тоже спала, но её пятачок имел подозрительно хитрый и весёлый вид.
   
   
   5.
   Воспользовавшись недееспособным состоянием супруга, Аллат пригласила Велиала осмотреть дворец и уже углубилась было с ним в отдалённые галереи, как вдруг гулкие своды огласились тревожным мычанием. Аллат застыла, бросила на Велиала настороженный взгляд и снова прислушалась.
   - Странно, - подытожила она. - Я слышала мычание.
   - Я тоже, - растерянно признался Велиал, и тут глас вопиющей коровы отчётливо повторился, причём в нём проскользнули панические нотки.
   - Боже, Бэльчик, - охнула Аллат, - с прогулкой нам придётся повременить. Какая-то корова заблудилась во дворце и не может найти выход к морю! - по округлившимся от ужаса глазам Аллат Велиал понял, что случилось нечто непоправимое.
   - С ней всё будет в порядке? - встревожился он, спеша вслед за хозяйкой по сияющим дворцовым лабиринтам в поисках невинной жертвы архитектуры.
   - Это такой стресс! - Аллат в отчаянии всплеснула руками. - У моих коров ужасно тонкая нервная организация.
   - У Сорвахра они, кажется, без проблем ночуют под кроватью и в сундуках, - поделился наблюдениями Велиал.
   - Ах, но там-то доступ к морю всегда открыт, - с досадой возразила Аллат, заглядывая во все углы. - Хору сам ничем не лучше коровы.
   Очередное жалобное "му" возвестило им, что они близки к цели. Затерянная корова обнаружилась под лестницей. Состоящее из толстых кожных складок рыло выглядело виноватым и счастливым одновременно: корова почувствовала, что спасение близко.
   - Так, Бэльчик, нам нужен сачок и зонтик, - распорядилась Аллат тоном генерала в решительный момент сражения, а поскольку сачки и зонтики были расставлены у неё в специальных ведёрках по всему дворцу, она без промедления вооружилась и тем, и другим. - Ты возьмёшь сачок, а я зонтик.
   - А зонтик зачем? - удивился Велиал.
   - Как зачем? - удивилась Аллат и раскрыла зонтик над коровой. - Пока ты будешь тянуть её к морю, я буду защищать её от прямых солнечных лучей! Ты не представляешь, как ревностно мои коровы относятся к матовой белизне своей кожи! Если в разгар дня ей придётся выйти на улицу без зонтика, она получит ещё один стресс, бедняжка.
   Велиал с сомнением покосился на исполинскую тушу: вся она была ровного цвета мокрого асфальта.
   - А как выглядит загорелая корова? - уточнил он, послушно буксируя животное на выход. Аллат на мгновение задумалась.
   - Ты знаешь, для нашего глаза - точно так же, - призналась она. - Но они, между собой, чувствуют разницу.
   
   
   5.
   Наутро Велиал снова обнаружил вокруг себя позёвывающих и посапывающих солярных обитательниц (кажется, с прошлого раза их даже прибавилось); хуже того, его комната пополнилась коровой, которая, правда, ловко спряталась в тени под балдахином - Велиал мог бы её и не заметить, если бы специально не осмотрел свою кровать в поисках лишнего. Лишнее не замедлило обнаружиться и было выдворено в окно с помощью сачка, причём, кажется, даже не проснулось.
   Затем Велиал заглянул к Сорвахру, чтобы узнать, как продвигается ситуация с таблицами. Обитатель спальни жил интенсивной духовной жизнью.
   - Я бы хотел сочинить в честь наших свинок что-нибудь такое романтическое, - заявил он, завидев Велиала, - но придумал пока только последнюю строчку. - Сорвахр поудобнее устроился среди подушек и, воздев руку к потолку, продекламировал: - "О, моя свинка! Моя свинка!.."
   Велиал наморщил лоб; строчка показалась ему слегка знакомой.
   - Я что-то похожее читал в "Первой любви" Тургенева, - признался он. - Хотя там слова были немного другие, но смысл, кажется, тот же.
   - Это универсальный смысл. Это о любви, - наставительно сообщил Сорвахр.
   - Да?.. - удивился Велиал. - А по-моему... это, хоть и экспрессивно... но как-то несколько туманно, что ли. К такому финалу можно присочинить какое угодно начало.
   - Да в том-то и дело, что я никакого присочинить не могу, - пояснил Сорвахр, снова укладываясь на дно вместительной кровати.
   - Попроси Аллат, - предложил Велиал.
   - О, нет, она решила временно забросить поэзию и целиком посвятить себя скотоводству.
   - Тогда не знаю, чем тебе помочь, - признался Велиал. - Я тоже в поэзии не силён.
   - Ничего, - задумчиво заметил Сорвахр, рассеянно созерцая потолок, - что-нибудь придумается... Жизнь сама внесёт коррективы в поэму наших чувств!..
   - Хру! - внезапно вставил кто-то, и Велиал, растерянно оглядевшись, заметил в кровати вчерашнюю представительницу дикой части поголовья.
   - Познакомься, это Велиал! - светски представил его Сорвахр. Свинка закопошилась.
   - Она уже понимает? - удивился Велиал.
   - Конечно, - обиделся за свинку Сорвахр. Между тем существо, похоже, окончательно проснулось и окинуло Велиала цепким взглядом, впрочем, без особого интереса. Велиал, в свою очередь, внимательно всмотрелся в лицо, состоявшее в основном из исполинских размеров пятачка, и заметил маленькую, но зубастенькую пасть. Пушок вокруг рыльца у дикой особи был пожёстче, чем у дворцовой, и скорее напоминал щетинку. После обмена взглядами свинка снова свернулась в клубок: она, очевидно, не привыкла, чтобы ей мешали отдыхать.
   - Какая интересная популяция... - Велиал не удержался и пощупал свинку за гладкий бок; особь хрюкнула.
   - Осторожно, они щекотки боятся, - вставил Сорвахр. Велиал мечтательно вздохнул.
   - Так вот воплотиться солярной свинкой, и вообще ни о чём не думать... - предположил он.
   - Не успел приехать, а уже в свинки метишь? - проницательно заметил Сорвахр. Велиал смутился.
   - Ну, почему сразу в свинки... Я так... Теоретически...
   - У нас тут уже очередь из погрязших в стрессе представителей политической элиты, желающих поселиться в наших загончиках... - тут Сорвахр как-то неоднозначно покосился на Велиала; тот, в свою очередь, тоже как-то непроизвольно покосился на Сорвахра. - А что ты на меня смотришь? - удивился тот. - Я бы и сам свинкой заделался, но кто, спрашивается, будет помогать Аллат по хозяйству, если ещё и я захрюкаю?
   Велиал бросил ещё один тоскливый взгляд на тучную представительницу счастливого поголовья и снова вздохнул.
   - А большая очередь?.. - поколебавшись, уточнил он.
   
   
   5.
   - Отказываюсь понимать, как могут не нравиться мухоморы? - разглагольствовала Аллат, сидя на веранде в окружении своего поголовья и помахивая вилкой с нанизанным на неё грибом. - Иди сюда, Бэльчик, тяпни! Славные грибочки!.. Если ты ещё по каким-либо причинам не чувствуешь себя как в раю, то тяпни - и сразу почувствуешь!
   - Я уже чувствую всё, что полагается! - испуганно заверил её Велиал и подавил в себе желание спрятаться под стол.
   - Да?.. - Аллат скользнула по нему обманчиво-рассеянным изучающим взглядом, но сомнения тактично оставила при себе. - А мы с Хору тяпнем! - подытожила она и в одно мгновение опустошила приличных размеров тарелку. Сорвахр, со своей стороны, осторожно подцепил двумя пальцами мухомор и повертел его в руке, как влюблённый пастух ромашку, с умилённой улыбкой созерцая крапинки на жизнерадостно-оранжевой шляпке, после чего отложил гриб, ограничившись сугубо эстетическим удовольствием. Велиал счёл момент подходящим и сообщил Аллат о самоуправстве коровы, надеясь, что уж её-то по крайней мере хозяйка не подкладывала ему в постель.
   - Коро-оова? - глубокомысленно протянула Аллат в ответ на его жалобу. - Как это она к тебе пробралась? - философски изрекла она после паузы и глотнула люмэ. - Наверное, ты ей понравился, - подвела она итог и тем закончила выяснение ситуации.
   
   
   5.
   Вечером Велиал возвращался с кормления диких свинок, помахивая пустой корзинкой, и на подходе к дворцу обнаружил возле дороги внушительный мухомор, который как будто специально его поджидал. Поразмыслив, Велиал воровато сунул находку в корзинку. "В конце концов, Аллат сказала, что эти грибы условно съедобные, - объяснил он сам себе свой поступок. - Да и потом, всё в жизни надо попробовать, хотя бы в исследовательских целях".
   - Кхм-кхм, - смущённо начал он за столом, вертя в руках салфетку с вышитым на неё гербом свинарника (большая золотая корона и под ней - розовое рыльце). - А их, мухоморы-то, - как вообще едят? Свежими, или готовят там как-то?.. - как можно более непринуждённым тоном начал он беседу на актуальную тему.
   - Ах, Бэльчик! - радостно откликнулась Аллат. - Да как получится! А ты что, нашёл мухомор?..
   Велиал завозился, поняв, что придётся во всём признаться.
   - Вот, - он продемонстрировал пятнистого красавца.
   - Какой большой! - восхитилась Аллат.
   Заинтересованный Сорвахр придвинулся поближе.
   - Они вредные. Отдай.
   - Э, нет! - возмутился Велиал, увернулся от хищного взгляда и быстро, пока не передумал, откусил здоровенный кусок.
   - Ну как? - поинтересовалась Аллат.
   - Хм... - Велиал внимательно прислушался к своему организму; признаться, мухомор показался ему совершенно безвкусным. - Пока не умер, - осторожно отозвался он.
   - Ах, Бэльчик! - снова восхитилась Аллат. - Ну, это ты прям сразу самую суть ухватил!
   - Угощайся? - вежливо предложил Велиал.
   - Не, я с утра целую миску съела, - добродушно откликнулась Аллат и жизнерадостно икнула. Велиал поразмыслил и счёл, что тоже уже вполне достаточно ознакомился с местной кухней.
   - А ты не хочешь доесть? - с надеждой обратился он к Сорвахру.
   - Я же предупреждал, - ласково напомнил хитроумный провидец.
   Велиал возмущённо посмотрел на обкусанный мухомор, и крапинки на толстой оранжевой шляпке показались ему до ужаса вредными.
   
   
   5.
   - Я вот думаю: не заделаться ли мне солярной свинкой? - задумчиво обронил Сорвахр, в то время как стая свинок с визгом пронеслась над верандой по верхней галерее.
   - Хочешь быть свинкой - будь ею, - твёрдо провозгласила Аллат. - Двери моего свинарника всегда открыты для тебя, ангел мой! Я пропущу тебя без очереди и, уверяю, ты будешь самой почитаемой и оберегаемой особью на скотном дворике. Я лично прослежу, чтобы ты не остался голодным... Хотя ты, наверное, будешь в основном спать. Думаю, я отличу тебя от остальных свинок даже без таблиц. Печальная свинка, которая всё время спит, - это и будешь ты!..
   - Почему это я буду печальным? - возразил Сорвахр, впрочем, не очень уверенно. - Может, если я стану свинкой, то повеселею...
   - Сомневаюсь, - призналась Аллат. - Вероятнее всего, ты станешь первой и единственной грустной свинкой за всю историю популяции.
   Сорвахр вздохнул, видимо, в глубине души разделяя её подозрения.
   - В таком случае, уж лучше я останусь тем, кто я есть, - подытожил он.
   - Тоже вариант! - обрадовалась Аллат. - Без тебя мне было бы немного скучно.
   - А сама ты разве не хочешь побыть свинкой? - полюбопытствовал Велиал, который тайно перебирал в воображении соблазнительные подробности жизни скотного дворика и тихо блаженствовал. Аллат задумалась.
   - Да, но ведь я, при создании свинок, вложила в них душу - частично, по крайней мере, вложила... Я не чувствую себя отделённой от своего поголовья! - она патетически взмахнула вилкой с нанизанным грибом. - И мне приятно сознавать, что части моей души мирно пасутся сейчас где-то на берегах Сура... - нарисовав эту поэтическую картину, она забросила гриб в рот. - На самом деле, Хору, я считаю, что тебе куда полезнее было бы прожить ещё одну земную жизнь, - неожиданно внесла она предложение.
   Стая свинок пронеслась по галерее в обратную сторону с ещё более оглушительным визгом. Велиал не смог не встревожиться.
   - С ними всё в порядке?
   - Не обращай внимания, - безмятежно посоветовала Аллат, - им просто нравится носиться туда-сюда.
   - Если я ещё раз окажусь на Земле, я не стану медленно сходить с ума, - решительно отозвался Сорвахр. - Я тихо и быстро повешусь.
   - Ох, да не обязательно же рвать жилы так, как мы это делали для Чалэ! - всплеснула руками Аллат. - Можно ведь составить программу здесь, на Дие. Я для интереса провентилировала вопрос на последнем совещании коренных соляриев, так вот: некоторые земные души живут ужасно, просто ужасно сыто!.. - Аллат впилась в него самым страстным и зовущим взором, на какой только была способна, но это мало подействовало. - Ну, представь... - попыталась она зайти с другой стороны. - Я буду прекрасной султаншей в какой-нибудь экзотической стране... Во дворце, осыпанном жемчугом и лепестками роз, омытом солёными бирюзовыми волнами... А ты будешь моим рабом... И в каком-нибудь нагретом добела цветущем саду у нас будет шикарный секс...
   - Без перерыва? - скептически уточнил Сорвахр, по-видимому, намекая на недостаточное богатство чьей-то фантазии, но Аллат это не смутило.
   - Ну хорошо, ты будешь не рабом, а каким-нибудь учёным, - предложила она новый вариант. - Ты будешь сидеть в башне, считать звёзды вволю... гадать на кофейной гуще... А в перерывах между этими увлекательными занятиями ты будешь спускаться ко мне в спальню, и у нас будет шикарный секс! - похоже, мысль о шикарном сексе не давала Аллат покоя. Сорвахр вздохнул. Он уже начал понимать, что рано или поздно придётся согласиться. - Я договорюсь, чтобы у тебя в комнате была ванна любого размера, какую захочешь, - поспешно добавила Аллат. - И большая кровать, на которой...
   - Большую кровать пусть поставят к тебе, - прервал Сорвахр, чтобы сэкономить время на рассуждениях о шикарном сексе. - То есть я, само собой разумеется, тоже не против кровати, но у себя-то в спальне я собираюсь спать.
   - Соня! - упрекнула Аллат, ликуя в душе, что обсуждение будущей земной жизни благополучно свелось к частностям.
   - Спать полезно, - возразил Сорвахр. - Будь моя воля, я бы вообще не бодрствовал... - Аллат насупилась, - за исключением тех случаев, когда мы с тобой занимались бы шикарным сексом, - поспешно добавил он. Аллат посветлела.
   - Значит, решено! Я заказываю маленькое, комфортабельное воплощение на нас двоих!..
   - Только без казней, пыток и изнасилований, - уточнил Сорвахр, встревоженно заглядывая ей через плечо, в то время как Аллат принялась бодро чирикать заявку на припасённом заранее типовом бланке.
   - Конечно-конечно, - промурлыкала она, уверенно проставляя галочки, - только шикарный секс...
   Стая свинок (по-видимому, всё та же) наводнила нижнюю галерею и прогрохотала по ней так, что закачался стол.
   - А на кого ты оставишь здесь своё поголовье? - вдруг спохватился Сорвахр.
   - Как - на кого? На Креона, конечно, - без запинки отчиталась Аллат.
   - А он об этом знает?.. - обалдел Сорвахр.
   - Хору, да ведь у тебя самого в таблицах записано, что он вызовется, - удивилась Аллат. - Его хлебом не корми, дай чем-нибудь порулить. Он не захочет быть простой коровой. Я предложу ему почётные обязанности свинопаса. Он согласится. Так что всё под контролем! - Аллат ослепительно улыбнулась. - Мы сможем совершенно свободно отправиться на Землю и до одури заниматься там шикарным сексом!..
   
   
   5.
   Сорвахр отправился топить сомнения в Суре и вскоре слился с горизонтом. Следом плюхнулась Аллат и, пообретавшись немного у подножия дворца, поплыла на глубину, к коровам - проверить, как они там. Велиал попробовал воду босой ступнёй - море было достаточно хорошо для того, чтобы как следует провариться - обменялся с гулявшей по берегу свинкой вопросительным взглядом, вернулся к столу и закусил мухомором. После чего вышел на связь.
   
   
   6.
   "Коровы и свинки очаровательны. Аллат нашла себя в солярном сельском хозяйстве. Сорвахр в основном спит. Фотоотчёт позже".
   "А правду говорят, что воплощение на скотном дворике по записи?"
   "Да, очередь. Я уже записался".
   "А долго ждать?"
   "Никто не знает. Как получится".
   "Безобразие. Пусть составят расписание, в конце концов!"
   "Легко сказать. Сорвахр забывает собственные предсказания, а Аллат весь день в свинарничке".
   "Неорганизованность. Я чувствую, пора вмешаться компетентным органам, типа меня. Иначе нравственность всей нашей расы окажется под серьёзной угрозой озверения. Запиши меня пока, для отвода глаз, в очередь на ближайшую корову. Я приеду и разберусь".
   "Хорошо. Кстати, тут отличные мухоморы!"
   "О боже, Велиал! Надеюсь, хоть поганки ты не пробовал?"
   "А что, тут и поганки есть?!"
   
   
   5.
   Захлопнув ноутбук, Велиал заметил, что из темноты под столом к нему тянется рыльце. Рыльце очень заинтересовалось частью Велиала, до которой в настоящий момент могло дотянуться, то есть краем светимости. Деликатно обнюхав находку, оно, видимо, удовлетворилось результатом инспекции и вытянулось ещё сильнее с явным намерением попробовать понравившееся на зуб. В этот момент Велиал безжалостно выдернул луч прямо из разинутой пасти.
   Обладательница рыльца, очевидно, ошарашенная таким поворотом дела, вышла на свет и оказалась симпатичной, слегка голодной дикой свинкой. Её пятачок обратился в Велиалу с обиженным знаком вопроса. Велиал строго погрозил ей пальцем.
   - Вот я тебе, - сказал он.
   - Хру, - доверчиво откликнулась свинка и сделала ещё несколько шагов ему навстречу. Она явно привыкла смотреть на богов, даже очень временных, как на бесперебойный источник питания. Велиал сжалился, пошарил по карманам и протянул свинке несколько бетельгейзских камушков. Свинка, постукивая о мраморные плиты лёгкими копытцами, приблизилась, взыскательно обнюхала угощение и бодро сожрала, щекоча Велиалу ладонь бархатистым рыльцем, после чего умчалась - только копытца засверкали. Велиал с упрёком проводил взглядом завитой хвостик.
   - Надо говорить: спасибо! - крикнул он вслед удаляющемуся топоту копытец.
   
   
   5.
   Хозяева появились в том же порядке, в каком отбыли.
   Сорвахр, которому море навеяло сон, молча свалился на кушетку и погрузился глубоко в себя. Аллат выпрыгнула взъерошенная, бодренькая и готовая в неумеренных количествах потреблять разнообразные радости жизни, в частности, люмэ.
   - Коровы в порядке! - объявила она, присасываясь к бутылке.
   - Зашибись, - одобрил новость Сорвахр, не поднимая головы от подушки, чем избавил Велиала от необходимости поддерживать беседу. Велиал с любопытством наблюдал за сокращением люмэ, коньяка и ещё чего-то домашнего, похожего на мухоморную настойку, в ближайших от Аллат ёмкостях. Наконец прекрасная потребительница удовлетворённо отвалилась от стола и прояснившимся взором поглядела по сторонам.
   - Ну что? - неопределённым тоном поинтересовалась она. - Гульнём, пожалуй?
   Велиал уже начал обдумывать план спасения, но тут даже Сорвахр поднял голову.
   - Какое "гульнём"? - грозно задребезжал он - Всем давно пора спать!.. Проводи гостя в его комнату и, главное, покажи уже, как включается подогрев воды в ванне, - утомлённый такой категорической речью, Сорвахр уронил голову на подушку и затих. Аллат перевела на Велиала смеющийся взгляд и жестом пригласила следовать за ней.
   - Он считает, что главное - это подогрев ванны, - смущённо шепнула она в коридоре. - Но ты не волнуйся! Я-то знаю, что главное - это показать, где бар...
   Тут разговор прервался по техническим причинам: жизнь во дворце не стояла на месте. Заслышав стремительно надвигающийся топот, собеседники благоразумно бросились в разные стороны - и очень вовремя: из-за поворота высыпали свинки и, свесив языки на бок, вытаращив крошечные глазки и задрав кверху гигантские пятачки, пронеслись нестройными, но буйными рядами в неведомые дворцовые глубины.
   
   
   5.
   Аллат уехала "в город", "перетереть с местными шишками". К тому времени, когда она обещала вернуться, Сорвахр невозмутимо ушёл спать. Значительно позже, когда, по расчётам Велиала, давно должны были закончиться не только официальные, но и самые неофициальные мероприятия, к дворцу подъехал вагон и, вопреки всяким ожиданиям, подозрительно затих. Закрытая, неподвижная кабина простояла напротив крыльца десять минут, пятнадцать, и Велиал уже начал сомневаться, не ошиблась ли местная система доставки пассажиров адресом, как изнутри послышалось шуршание, и дверца приоткрылась.
   Сначала вылезли кружавчики. Потом показались две упитанных беломраморных руки; следом зазмеились упругие, гладкие, блестящие чёрные кудри, и наконец Аллат вывалилась целиком.
   - Уф! - подытожила она, бессмысленно и сыто таращась по сторонам. Кабина захлопнула дверцу и отбыла в обратном направлении. Аллат, пытаясь сфокусировать взгляд, прищурилась на дворец и, среди прочего, заметила Велиала. - Привет!.. - буркнула она и неуверенно помахала рукой.
   - Ты в состоянии самостоятельно передвигаться? - строго уточнил Велиал; кэлюме, чьё имя означало "свет холодного сердца", не одобрял излишеств.
   - Ах, Бэльчик! - задушевно начала Аллат и икнула. - Я в со... стоянии, но если бы ты мне по... мог, это было бы так по-дженть... менски!..
   Велиал со вздохом привёл даму в относительно вертикальное положение и только тут вспомнил, что не знает толком, в каком крыле находятся её апартаменты.
   - Куда тебя нести? - сухо осведомился он.
   - Прямо, - с трудом ворочая языком, Аллат обозначила направление широким жестом и окончательно повисла на спутнике.
   - Давай её сюда, - послышался с верхних этажей весёлый голос Сорвахра, по-видимому, давно и с интересом наблюдавшего сцену из окна. Велиал раздражённо сапнул и поволок бесчувственную ношу в семейное гнездо.
   По ходу движения Аллат периодически просыпалась и говорила что-то вроде:
   - На переговорах бы...ло ужасно ми...ло. У них там вроде какой-то рели...гиозный праздник, я не по...няла. Ну, погудели малость... не уходить же сразу, это не...вежливо, - тут Велиал сгрузил даму с плеча и прислонил к стеночке, чтобы передохнуть и оглядеться; Аллат окинула затуманенным взором перекрестье длинных коридоров и довольно замурлыкала:
   - Вы...хожу... о...дин я на доро...огу... Впрочем, я-то, по счастью, не одна, - она сфокусировала взгляд на Велиале. - Мы уже пришли?..
   - Почти, - сообщил ей откуда-то из дворцовых глубин голос супруга, и в отдалении показался Сорвахр, между тем как Аллат сползла по стеночке и мирно задремала, уронив косматую голову на руки.
   - Я вижу, переговоры прошли успешно, - ласково одобрил явление снисходительный супруг и, спустив на пол заблаговременно припасённую свинку, пояснил Велиалу: - Чучундра проводит тебя в твою комнату, - после чего с философским стоном: - Жизнь наша тяжкая!.. - сгрёб даму в охапку и куда-то унёс.
   - Сквозь ту...ман крем...нистый путь блес...тит... - послышалось удаляющееся воркование романтически настроенной Аллат.
   
   
   5.
   Велиал проснулся не от чего иного, как от усиленного сопения. Некто, густо пыхтя и даже похрюкивая, утвердился на его плече крепким копытцем и со всей тщательностью обнюхивал его ухо, а потом попытался это самое ухо ещё и жевнуть, отчего Велиал окончательно проснулся и стряхнул невидимого врага так, что тот отлетел довольно далеко. Впрочем, не настолько далеко, чтобы достичь края кровати, размеры которой можно было назвать параноидальными. В результате падения невидимый враг (это, конечно, была Чучундра) воткнулся между двух подушек (количество и разнообразие которых соответствовало размеру кровати) и теперь барахтался, пытаясь выбраться из западни. Перехватив взгляд Велиала, Чучундра радостно изобразила на пятачке что-то вроде: "Как прекрасен этот мир, не правда ли?!" - после чего завозилась с удвоенной силой. Велиал решил ликвидировать последствия своего неосторожного пробуждения и полез спасать застрявшую в складках местности свинку (для этого ему пришлось пересечь значительное расстояние и преодолеть несколько солидных подушек). Наконец он вытянул свинку, как репку. Пятачок Чучундры сиял благодарностью, а также ненавязчивым желанием перекусить.
   - Еды у меня нет, - строго пресёк Велиал дальнейшие поползновения. - Иди попроси у хозяина, - добравшись до ближайшего края кровати (Велиала наконец озарило, что лучше по ней не ползать, а просто ходить), он спустил свинку на пол и, припомнив полученные от Сорвахра уроки общения со свинками, важно добавил: - Кыш!..
   Свинка резво умчалась вон; как и следовало ожидать, за дверью её встретил заинтересованный голос Сорвахра:
   - Ну как? Ты его прищучила?
   - Хру, - разочарованно отчиталась свинка. Впрочем, смысл вопроса, как и ответа, оставался для Велиала тайной, пока разговор не подошёл к логическому завершению:
   - Я же говорил тебе, что он тоже не разрешит жевать своё ухо. Видишь ли, уши - наша частная собственность, - пояснил удаляющийся голос Сорвахра. Свинка покаянно цокала вслед за хозяином, и в благопристойном, слегка меланхоличном стуке её копытец слышалось что-то вроде: "Да, мир полон трагических несоответствий... Почему самое вкусное всегда оказывается чьим-то чужим?.."
   
   
   5.
   - Чем в очередной раз завалиться спать, лучше бы покатал гостя на лодке по морю и сам заодно развеялся.
   - Чем бродить неизвестно где, неизвестно с кем, гость лучше бы сам вздремнул.
   - Какое "вздремнул"?! Скоро ночь! Возможны массовые перелёты коров.
   - Коров?.. А ты с нами поедешь?
   - Я буду караулить на причале с сачком. Я хочу поймать серую в яблоках.
   - Разве такие бывают?..
   - Представляешь, как элегантно! - Аллат восторженно распушила многослойный кружевной шлейф, составлявший основную часть её нового, эфемерного во всех остальных отношениях, платья. Видимо, в мечтах она уже видела себя степенно прогуливающейся по набережной, в сопровождении роскошной серой в яблоках коровы.
   - Да уж, не бурёнка, - согласился Сорвахр, окончательно покорённый открывающимися перспективами.
   - Что, правда сейчас коровы летать будут?! - благоговейно уточнил Велиал, спеша за ним на причал.
   - А ты думал, ты один летать умеешь? - удивился в ответ Сорвахр.
   
   
   5.
   - А если бы я вчера не дождался Аллат, ты так и оставил бы её валяться на дороге?
   - Почему на дороге?.. Она и сама прекрасно доползла бы... если не до спальни, то до прихожей точно. В первый раз, что ли? - удивился умудрённый опытом супруг. Пропустив гостя в огромную лодку с вырезанной на носу деревянной фигурой морской коровы, Сорвахр оттолкнулся багром от причала и, видимо, решил, что на этом управление транспортным средством можно закончить, так как с видом человека, честно выполнившего свой долг, свалился в тяжёлые складки пушистых расписных ковров, покрывавших лодку от кормы до носа. Велиал уселся поближе к борту и стал смотреть в воду, где, всё ближе к поверхности, уже мелькали солидных размеров силуэты.
   - Я смотрю, ты тут неплохо освоился.
   - Ясный пончик, - патетически подтвердил Сорвахр, размахивая воздетой к небу точёной рукой и, по-видимому, получая больше удовольствия от звучания фраз, чем от их смысла. - Я обожаю поголовье моей прекрасной возлюбленной. На её свинок просто надо обращать поменьше внимания. Что касается лиц её коров - если к ним немного привыкнуть, они уже не будут так пугать. Кстати, мнение, что у них нет глаз, ошибочное. Они есть, просто глубоко запрятаны в складках кожи. Коровам не очень нужно зрение, потому что у них отменный слух. Между прочим, их мычание не обычное, а обертонное.
   - Да ну? - навострился Велиал.
   - Ага. Типа для релаксации. Правда, не каждый способен расслабиться под эти звуки, некоторые, наоборот, начинают нервничать. Но здесь, как и в любом деле, имеет большое значение тренировка. К тому же свинкам нравится.
   - Свинки - это аргумент, - согласился Велиал и чуть свалился за борт, потому что одна из воспаривших неподалёку от лодки коров оглушительно замычала.
   - Солярные морские коровы, - в тон ей певуче продолжил Сорвахр, перевернувшись на бок и поудобнее устраиваясь в коврах, - чрезвычайно благотворно влияют на нервную систему подготовленного слушателя. Их предельно устойчивая к внешним воздействиям туша является оплотом благородной неторопливости и покоя, - он зевнул, - качеств, столь ценных в нашем суетном мире... Я бы советовал тебе прилечь и основательно вздремнуть... - Велиал удивился бы, если бы Сорвахр посоветовал что-нибудь другое.
   - Ну уж нет, - он свесился с носа лодки, разглядывая коров.
   Солярное море погрузилось в сумерки. Над блестящей гладью воды, поднимаясь всё выше, медлительно кружили коровы. С гладких тёмных боков скатывались в море и лодку тяжёлые огненные капли. Небеса оглашались протяжным мычанием. Атмосфера окрасилась в фиалковый оттенок, а в высоте протянулись длинные прозрачные облака.
   - Что может быть прекраснее морской коровы, - сонно прошелестел Сорвахр растроганным тоном, в искренности которого Велиал, правда, сомневался, особенно если учесть, что оратор лежал с закрытыми глазами, - воздушной, но вместе с тем величавой, отрешённой от, - Сорвахр снова зевнул, - всяческой кутерьмы... Один вид её обтекаемой, без всяких там архитектурных излишеств, туши, её простой и цельный силуэт навевает мысль о законченности творения... Солярная морская корова - очередная дивная вершина эволюции жизненных форм!.. - с этими словами Сорвахр завернулся в ковёр и, похоже, со спокойной душой погрузился в окончательный и бесповоротный сон, а Велиал тихонько достал фотоаппарат.
   
   
   5.
   Когда коровы в массе своей вновь погрузились на дно, над морем расстелился густой золотистый туман, а на горизонте забрезжил розовый рассвет, к причалу силами Велиала, вальяжно помахивавшего веслом то с одной, то с другой стороны, пристала лодка с завёрнутым в ковёр спящим Сорвахром. Аллат заметила движение и запрыгала по прибрежным камням, размахивая сачком.
   - Ну как?..
   - Сорвахр спал, а я ловил ракурсы, - сытым голосом отчитался Велиал, отряхивая фотоаппарат от дымящихся брызг.
   - Класс! Фотки покажешь?.. А я поймала два экземпляра редкой расцветки!.. Ух ты! Это у коровы было такое лицо?
   - Это она меня увидела, - подтвердил Велиал.
   - Я надеюсь, ты снимал только коров, потому что если Хору увидит свои фотки в общем доступе, я за него не ручаюсь... Кстати, ты пробовал его разбудить?
   Велиал безнадёжно махнул рукой.
   - Ясно... Ну, привязывай лодку так. Проснётся - сам вылезет.
   
   
   5.
   На обратном пути со скотного дворика Аллат и Велиал, чья сфера общих интересов обогатилась коровами, за бурным обсуждением ракурсов и окрасов не сразу заметили возле неприступной лодки неприкаянную свинку. Приунывшая Чучундра, покинутая хозяином, который между свинкой и сном уверенно выбрал последнее, потерянно бродила вдоль причала, понурив пятачок.
   - Чача! Ты чего тут застряла?! - воскликнула Аллат, заметив свинку, и заботливо сгребла её в охапку. - Пойдём домой. Он проснётся и тоже придёт, - добавила она, перехватив тоскующий взор, который свинка бросила на безответную, как гроб, лодку.
   - Давай лучше забросим свинку в лодку, - внёс встречное предложение Велиал, любивший динамику и нестандартные решения. Аллат заколебалась.
   - Ты не знаешь, но спать близко к Сорвахру опасно. У него очень сильная светимость. Чего доброго, мы на выходе получим ясновидящую свинку!
   - Каждому ясновидящему хозяину - по ясновидящей свинке, - спонтанно сформулировал Велиал, питавший слабость к броским лозунгам.
   Потоптавшись, они вернулись к лодке и бережно перебросили Чучундру через борт. Довольная свинка зарылась пятачком в ковры, явно намереваясь докопаться до хозяина. Послышался зевок Сорвахра.
   - Чача?.. Гусь-гусь... - сонно отреагировал он, а затем из-под ковра высунулась бледная рука и почесала свинку за ухом. Чучундра мирно улеглась, спрятав в жёстких складках пятачок (остальное не поместилось). Велиал ненавязчиво достал фотоаппарат и запечатлел на плёнку прозрачный золотистый туман, горящие сквозь него расписные узоры, томную аристократическую руку и удобно устроившуюся под ней розовую свинку с хвостиком завитушкой.
   - Он утопит твою камеру в Суре, - меланхолично предположила Аллат. - Вместе с тобой.
   - А причём тут он? - удивился Велиал. - Чучундра - лицо солярного скотоводства!
   - Хру! - неожиданно подтвердили из лодки.
   
   
   7.
   Сорвахр:
   - Так ты по-прежнему таскаешь с собой камеру?! Аллат мне что-то такое про тебя рассказывала!
   Велиал:
   - А по-моему, свинка очень хорошо получилась...
   
   
   5.
   Аллат брела за Велиалом по берегу, наморщив лоб и беззвучно шевеля губами, что обычно служило у неё признаком острого мыслительного процесса.
   - Но, постой, почему именно хвостик? - наконец ухватила она деталь, вызвавшую её беспокойство. - Почему не другая какая-нибудь часть? И вообще, как может хвостик быть лицом?..
   - Ты считаешь, что не может? - серьёзно осведомился Велиал. Аллат догнала его, отняла фотоаппарат и ещё раз просмотрела последний снимок.
   - Я думаю, что в настоящий момент солярное скотоводство представлено у тебя как-то однобоко, - неуверенно подытожила она. - Объективность требует признать, что моё поголовье богато не только хвостиками, но и рылами.
   - Пожалуй, - признал Велиал.
   - Понимаешь, тебе нужно попытаться взглянуть на объект исследования с разных сторон, - Аллат растопырила пальцы, видимо, пытаясь таким образом показать, что только при помощи комплексного подхода можно ухватить суть явления. - Правда, желательно, чтобы ни с одной из этих сторон в кадре не просматривался Сорвахр, - добавила она к теоретическому совету практический.
   - Договорились, - кивнул Велиал.
   
   
   5.
   На следующий день во время обеда беспристрастная камера запечатлела счастливую Чучундру среди дымящихся тарелок с грибами, на фоне разрумянившейся Аллат, наряженной в самое прозрачное платье, какое у неё только нашлось, и шляпу, похожую на макет космического корабля.
   Сорвахр долго изучал фотографию, вертя её то боком, то вверх ногами, а потом изъявил желание повесить её у себя в спальне.
   Креон, получив фотоотчёт о состоянии солярной ветви популяции, несколько дней страдал лёгким помрачением математических способностей, после чего решительно засобирался на Дий с твёрдым намерением навести там полный духовный порядок.
   
   
   XI. Во время молнии
   
   
   6.
   "Лусик, милая! Эээ... Ты не подумай чего, это я, Ио. Слушай, мне бы надо подсобрать добровольцев. Но если я прямо скажу, что придётся поработать на строительстве подводной пирамиды, никто не согласится. Давай ты кинешь клич, а? Намекни, что угощаешь. Типа, приглашаешь бывший экипаж Чалэ гульнуть на годовщине спасения душ. Все рванут на Дий, тут-то я их и припрягу".
   "Хм. Гульнуть?!"
   
   
   5.
   Аллат разослала приглашения, сопроводив их бойкими зазывными стихами при том, что к спасению душ была совершенно равнодушна: ей просто понравилась идея разнообразить сельский досуг, и она с нетерпением ждала гостей, один за другим примеряя самые экзотические наряды. Первый же визитёр оценил её старания выше всяких похвал: Креон, с достоинством выбравшись на дворцовую площадь, степенно огляделся и одной рукой схватился за сердце, а другой - за ещё не отъехавший вагон.
   - Ах! Креончик! Вот мы и снова встретились!.. - завопила Аллат с порога и ринулась на Его Святейшество, как коршун, с явным намерением отвесить ему изрядных поцелуйчиков; однако Креон, не будь прост, выставил перед собой ладони и успел внятно рявкнуть:
   - Но-но! Без фанатизма!..
   Благодаря этому своевременному манёвру Аллат зависла на периферии личного пространства гостя и, немного потоптавшись, нашла соломоново решение: она сложила губки и послала Креону сочный воздушный поцелуй. Креон закатил глаза, а Сорвахр, маячивший в одном из верхних окон, зловредно захихикал.
   Довольная произведённым впечатлением, Аллат принялась готовиться к приезду основной массы гостей ещё более основательно, и накануне знаменательного события Сорвахр вынужден был вмешаться.
   - Лусик, милая. Ты как всегда прекрасна, - он зашёл издалека.
   - Ах, спасибо!
   - Лусик, милая. А кроме этих замечательных чулочков, у тебя в шкафу что-нибудь есть?
   - Ах, Хору! Тебе понравились мои чулочки? - обрадовалась Аллат.
   - Ужасно. И всё же, почему бы не надеть к ним что-нибудь ещё, например, платье? - осторожно предложил консервативный супруг. Аллат глубоко задумалась. - С платьем, конечно, будет уже не так интересно, - предвосхитил её возражения находчивый супруг, - но подумай вот о чём: если ты в одних чулочках выйдешь к гостям, боюсь, никто и не взглянет на твоё поголовье - все будут смотреть только на тебя.
   Аллат нахмурилась и пожевала губами.
   - Ты прав, Хору, - решительно заявила она. - Я не имею права затмевать моих коров и свинок.
   - Именно это я и хотел сказать, - подтвердил Сорвахр.
   - Придётся надеть что-нибудь вроде платья, - удручённо признала Аллат.
   - Уверен, ты с этим справишься, - серьёзно заметил Сорвахр (на самом деле у него такой уверенности не было).
   Опасения Сорвахра частично оправдались: Аллат натянула поверх роскошных выпуклостей некий наряд, но с такими разрезами повсюду, что великолепие чулочков не то чтобы скрылось от посторонних глаз. Впрочем, вопреки этому обстоятельству или благодаря ему, скотный дворик произвёл фурор.
   
   
   5.
   Аллат встречала всех возле порога, с улыбкой вручала сделанную Сорвахром схему внутренних помещений дворца (на месте отведённых гостю покоев красовался крест с надписью "Вам сюда") и поясняла для вновь прибывших:
   - Это мой муж, а это мои свинки. Коровы будут позже. Это мои свинки, а это мой муж.
   Муж и свинки тихо сидели поодаль. Муж с рассеянным видом смотрел в стену, и надо было знать Сорвахра, чтобы оценить, как старательно он борется со сном. Свинки копошились на полу, также не обращая ни на кого внимания. Самая нарядная и холёная свинка сидела на руках у хозяина и имела поистине вельможный вид. Очевидно, это была домашняя любимица. Кроме Аллат, она единственная созерцала гостей, взыскательно поджав пятачок.
   По приезде бывшие вампиры собрались в конференц-зале, в лёгком ужасе узнавая и со стыдливым весельем вспоминая друг друга. Креон пересчитал всех по головам и внёс данные в калькулятор, а потом попытался пересчитать заодно и свинок, но вскоре безнадёжно махнул рукой, бросил это дело и строго уставился на грибные закуски.
   Аллат держала речь:
   - Ужас как приятно, что мы снова собрались!.. Ээ... У нас на повестке дня несколько вопросов, но прежде всего я хотела бы сказать, что если вас будут пытаться жевать свинки, не стесняйтесь лупить их зонтиком... Хм... Зонтики, а также сачки для ловли коров, вы найдёте в специальных ведёрках для зонтиков и сачков, они тут повсюду стоят как предметы первой необходимости... Далее... У нас в планах знакомство с местными достопримечательностями, особенно рекомендую грибы... И наконец... Как видите, Ио нет с нами, но она появится, так как планирует заставить всех работать на стройке, а спасение душ - только предлог... Ну да это мелочи по сравнению с тем, что у нас есть повод как следует...
   - ...гульнуть! - дружным рёвом отозвалась аудитория, и все, кроме спящего Сорвахра, повалили на выход.
   
   
   5.
   Добравшись до своей комнаты, Креон первым делом выгрузил из чемодана вычислительные машины, бухгалтерские книги и пачки незаполненных счетов.
   - Вот что: я слышал, ты тут беспредельничаешь по части мухоморов? - строго приступил он к хозяйке.
   - Ах! Креончик! Ты хочешь мухоморчиков?.. - радушно откликнулась Аллат. Его Святейшество подавился очередной сентенцией.
   - Что... Господи, как ты могла такое подумать! Нет, конечно... но меня беспокоит нравственное состояние твоих гостей.
   Между тем Аллат, под воздействием серьёзного разговора вспомнившая, что пора выпить (и закусить), откуда-то достала бутылку и здоровенный мухомор, от которого тут же откусила огромный кусок и невнятно обеспокоилась, жуя:
   - А что не так с их нравственным состоянием?
   Креон бросил на неё укоризненный взгляд и вздохнул.
   - Мухоморы вызывают привыкание.
   - Что ж, по-моему, в привычке к мухоморчикам нет ничего плохого...
   - Их употребление надо ограничить.
   - А я-то тут при чём? Кто хочет ограничиваться, те пусть и ограничиваются...
   Креон безнадёжно вздохнул.
   - К этой проблеме всем ещё не раз придётся вернуться... - грустно подтвердил он. - Но вот ещё что. У тебя здесь бегают свинки! - упрекнул он.
   - Да! - с гордостью подтвердила Аллат. - Подложить тебе парочку?
   Его Святейшество бросил взгляд, который, наверное, испепелил бы Аллат, если б только она его заметила, а не смотрела в тарелку.
   - Меня, наоборот, интересует вопрос: как ограничить доступ свинок в моё частное пространство!
   - Ох... Креончик... - ещё не совсем пьяная Аллат грустно уронила косматую голову и скорбно помолчала, по-видимому, пытаясь ухватить какую-нибудь из разбегающихся мыслей. - Даже не знаю, что тебе посоветовать!.. - последовала ещё одна затяжная пауза. - Ну, вот, например, ты чувствуешь, что тебя жуёт свинка...
   - Хру, - с готовностью вставили откуда-то из-за двери.
   - Да... А ты, со своей стороны... отпихни её!.. - она сопроводила этот совет свободолюбивым взмахом пустой бутылки. - В крайнем случае... - Аллат наморщила круглый лоб от мыслительных усилий, - сосредоточься на нравственной проблематике.
   Креон наблюдал за прекрасной советчицей без энтузиазма. Он почувствовал, что скоро её придётся выносить вместе с мухоморами, бутылками и свинками, которых, судя по звукам, понабежало под дверь немало.
   - Я вижу, на Земле ты так ничему и не научилась.
   - Ах! Креончик!.. - встрепенулась Аллат, словно только что вспомнив о его присутствии. - Да ведь если б ты меня тогда не убил, я, может, чему-нибудь и научилась бы... кстати, чему?.. ты, по-моему, тоже всё прежний... но, так или иначе, я ведь почти всё пропустила. А не выпить ли нам по этому поводу?.. - Аллат пошарила прояснившимися глазами по столу и окрестностям.
   - Хватит, - в дверях появился Сорвахр, безошибочно уловивший, что супруге требуется поддержка - не столько нравственная, сколько сугубо физическая. - Ваше Святейшество?.. - он покосился на гостя. - Как поживают ваши ценности?
   Креон раздражённо махнул рукой.
   - Забери её отсюда, ради всего святого. Как она умудряется так быстро напиваться, ума не приложу.
   - Ля-ля-ля и жу-жу-жу, - продекламировал Сорвахр, старательно сгребая в охапку размякшую Аллат. - Я сегодня торможу!
   - Очень остроумно, - фыркнул Креон, наблюдавший за выносом тела со смесью брезгливости и любопытства. - Это из поэзии Аллат, или сам придумал?
   - Я вижу, на Земле ты так ничему и не научился!
   - Закрой дверь с той стороны, - подытожил гость. Хозяин рассеянно кивнул и оставил дверь открытой - то ли забыл, то ли притворился. В дверной проём юркнула свинка и спряталась в самой большой кипе бухгалтерских бумаг.
   
   
   5.
   Не прошло и нескольких недель после начала скромной вечеринки, как гости уже мирно дремали в складках местности, преимущественно под столами, достигнув в этом отношении полной гармонии с обожравшимися до отвала представительницами местного поголовья. Свинки блаженно повизгивали и сыто похрюкивали, коровы степенно висели под потолком, а бодренькая Аллат, напевая, меняла парадные чулочки на более строгие, для сельскохозяйственных работ, намереваясь навестить свинарничек. Деловой костюм, кроме чулочков, состоял из кружевной наколки для волос.
   - Ах! Как я выгляжу? - воскликнула Аллат, покрутившись перед зеркалом, и обернулась к затихшему, как усеянное телами павших воинов поле битвы, залу. - Ну вот, и спросить не у кого! - расстроилась она и уже готова была разочароваться в жизни, но тут в дальнем углу что-то зашуршало, и - то ли в ответ на вопрос, то ли просто так - раздалось однозначное:
   - Хру!
   
   
   5.
   В свинарнике обнаружился Сорвахр, не оставивший своей заботой рядовых свинок, пока их более удачливые сёстры лакомились объедками с дворцового праздничного стола.
   - Хору! - обрадовалась Аллат супругу. - Давно не виделись!.. Похоже, ты единственный остался в строю, не считая меня, конечно... Остальные, кажется, уже устали праздновать. Я подозреваю, они готовы перейти к делу.
   - В ближайшее время от них вряд ли стоит ожидать деловой активности, - осторожно заметил мудрый супруг. - Но в некотором сравнительно обозримом будущем - вполне возможно.
   - Ах! Хору! Какой ты у меня ужасно наблюдательный! Хотя я, правда, тоже об этом подумала! Как тебе кажется, когда они проснутся?
   - Я думаю, не стоит заглядывать так далеко, - мягко возразил Сорвахр. - Давай лучше наведём порядок среди тех коров и свинок, которые ещё не совсем обалдели. А там и сами вздремнём малость. Я по тебе немножко соскучился.
   - Ах! Хору, лапушка! - растаяла Аллат.
   
   
   5.
   Когда последствия праздника были благополучно ликвидированы, от Ио - зачинщицы торжества - всё ещё не поступало никаких известий. Гости из соображений чем бы заняться разбрелись по окрестностям в поисках приключений и грибов, а вечерами собирались во дворце, делясь впечатлениями и рецептами.
   Креон наблюдал царящие на скотном дворике вольные нравы скептически. Порой он отлавливал какую-нибудь зазевавшуюся свинку и разглядывал её со всех сторон, с досадой приговаривая:
   - Ни одной нравственной координаты, да что ты будешь делать!..
   Иногда, остановив особенно расшалившуюся особь, Его Святейшество строго ей внушал, что шуметь нехорошо, а что пятачок надо мыть. Свинка стоически высиживала положенное время на руках у наиболее занудного бога, иногда даже с любопытством его обнюхивая, но, как только её спускали на пол, неслась по своим делам тем же аллюром.
   Аллат намекала гостю, что лучший способ внушить свинке здравые понятия - это наподдать ей зонтиком, но Креон упорно (и безуспешно) полагался на силу нравственной проповеди.
   
   
   5.
   Как-то раз с утра Велиал проснулся почти трезвым. Он припомнил подробности недавней дегустации грибов и испытал нечто, походе на нравственные координаты. После чего решительно принял горячую ванну, мимоходом вынув оттуда барахтавшуюся там свинку, а следом и притаившуюся ближе ко дну корову, и начал одеваться.
   Едва он открыл шкаф, на него вывалились гигантские шляпные картонки, причём из одной коробки, вместо шляпы, выкатилась свинка и, подумав, победно хрюкнула. Велиал засомневался, не угостить ли её чем, но свинка, вскочив на ноги, восторженно умчалась.
   Велиал всерьёз задумался о своём будущем. А именно: о том, что если он немедленно не получит от Сорвахра таблицы с актуальными предсказаниями, то потом уже никогда об этом не вспомнит. Осознание своего непреложного общественного долга вдруг пришло к нему с фатальной ясностью. Он решил поискать таблицы у Сорвахра в буфете и, если понадобится, сломать стену.
   Внезапно он услышал за спиной деликатный цокот копытец. Из коридора появилась опрятная свинка и скромно присела на пороге в ожидании. Она показалась ему смутно знакомой; поколебавшись, Велиал позвал:
   - Чучундра! Это ты?..
   Свинка оживилась и приветливо пошевелила пятачком.
   - Как ты укрупнилась, - уважительно заметил Велиал. - Можно сказать, набрала вес в обществе.
   Свинка скромно потупилась; её, видимо, тоже радовали её успехи в обществе.
   - Чучундра, - Велиал многозначительно понизил голос. - А у меня к тебе серьёзный разговор.
   - Хру? - неуверенно предположила свинка.
   - Да, это касается Сорвахра. Ты знаешь, что он умеет предсказывать будущее?
   - Хру, - авторитетно заявила свинка.
   - Да, я тоже так считаю. Он - один из лучших провидцев, но почему-то всегда прячет свои картины.
   - Хру, - удручённо признала свинка.
   - Но мы-то с тобой знаем, какое они имеют важное общественное значение!
   - Хру! - решительно отмела все сомнения свинка.
   - А потому... как ты считаешь, что нам следует сделать?..
   На этом повороте беседы свинка слегка застопорилась.
   - Ну, мы ведь можем разыскать их самостоятельно, правда? - подтолкнул её мысль в нужном направлении Велиал. - Ведь, если человек что-то прячет, он, вероятно, хочет, чтобы это нашли?
   - Хру, - деликатно напомнила свинка; Велиал со смиренным видом вздохнул.
   - Да, Сорвахру случается впадать в неоправданный гнев... Но ещё чаще он впадает в беспробудный сон, ты не находишь? А проснувшись, всё забывает.
   - Хру, - проницательно подметила свинка.
   - Ну хорошо, делает вид, что забывает... Но ведь для нашего дела это без разницы?..
   - Хру, - вежливо восхитилась Чучундра; Велиал снова вздохнул, на этот раз искренне.
   - Да, ты права. Я вижу, тебя не обманешь. Я - прагматик, хитрец. Но пойми и меня: я - министр транспорта на одном из крупнейших континентов Бетельгейзе. У нас там монорельсы летят - только успевай поворачиваться. А в его таблицах есть всё. Путеводители, с учётом изменений, с пустыми городами на карте... Надо только во всём этом разобраться!.. А как я разберусь, если не получу?.. Подумай сама!..
   Свинка послушно задумалась; пятачок её выражал сочувствие.
   - Чучундра! - азартно взмолился Велиал. - Ты можешь решить мою судьбу! И в моём лице - всего министерства транспорта! Я знаю, что ты сделаешь правильный выбор!..
   - Хру, - растаяла свинка и двинулась в глубь дворца, но потом строго добавила через плечо: - Хру!
   - Конечно-конечно, - заверил её Велиал, - только на общественные нужды! Главное, попытайся вспомнить, где он их заныкал, а уж я применю всё как надо!..
   И сообщники отправились перетряхивать дворец. Комнаты в основном пустовали - гости, повинуясь неумолимому закону притяжения, сосредоточились в пиршественном зале на нижнем этаже, и только один раз Велиалу попалась индивидуалистка Эва: она восторженно волокла к себе в комнату гигантское блюдо деликатесных бледных поганок и не обратила на прохожего со свинкой никакого внимания. Порой укромные уголки дворца разражались обладательницами прелестных хвостиков и настойчивых рыл; случалось натолкнуться и на что-то типа призраков Сорвахра, но Велиал бесстрашно шёл вперёд, тем более что свинка не обращала на них никакого внимания: очевидно, она привыкла нечто подобное время от времени встречать.
   В местах, где свинка подозревала тайник, она останавливалась и била копытцем. Велиал, заблаговременно запасшийся ломиком, приступал к вскрытию; ошиблась Чучундра только пару раз. К вечеру карманы дальновидного министра транспорта оттянулись почти до земли и, ввиду этого несомненно подозрительного обстоятельства, поиски пришлось свернуть.
   - Чучундра! - с сияющими жёлтым огнём глазами провозгласил Велиал после того, как перепрятал всё выцарапанное из чужих комнат в своей комнате. - Я - твой вечный должник!.. И в моём лице - всё министерство транспорта! Вот... - он стыдливо порылся в одном из свежих тайников и, скрепя сердце, совершил кощунство: отломил небольшой кусочек таблицы и протянул Чучундре. - Возьми, моя милая, отважная спутница! Ты заслужила!.. - и он с чувством поцеловал её в мягкий простодушный пятачок.
   Свинка, увидев деликатесное угощение, сперва застыла; потом подпрыгнула на месте и завизжала; потом сделала вокруг лакомого куска благоговейный круг почёта; и наконец, осторожно протянув рыло к актуальным предсказаниям, с аппетитом их употребила. Велиал смахнул счастливую слезу:
   - Чучундрик! Гуляем!..
   
   
   5.
   Чуть позже Велиал, опасавшийся, что его начнут искать, воровато спустился в нижний зал и застал там картину всеобщей и полной безмятежности. Из тех, кто ещё мог держаться на ногах, Велиал заметил только Аллат. Покачиваясь на высоких каблуках, как эквилибрист под куполом цирка, она неуверенными движениями кружевной салфетки пыталась стереть с усыпанной жемчугом прозрачной блузки ярко-оранжевое пятно мухоморного соуса. Впрочем, даже занятая решением столь сложной проблемы, она не забывала об обязанностях хозяйки и, когда Велиал взял её за локоть, чтобы поддержать, она заметила его и приветливо помахала салфеткой, пытаясь сфокусировать взгляд.
   - А... Бэльчик... как ми... мило... А то... поговорить не с кем... все нажрались, как свиньи, - меланхолично констатировала она, обводя затуманенным взором зал. Одна из дворцовых свинок, крутившаяся у неё под ногами с целью отгрызть немного от туфли, подняла вверх пятачок и возмущённо хрюкнула. Аллат расплылась в улыбке. - Это я не про тебя, милая, - промурлыкала она и наклонилась, чтобы почесать свинку за ухом, но вместо этого случайно дёрнула за хвостик, отчего свинка с визгом умчалась прочь, а сама Аллат споткнулась и чуть было не потеряла остатки равновесия, но уцепилась за Велиала и проводила питомицу умилённым взглядом:
   - Мо... мои прелест...ные звери, - растроганно произнесла она, после чего внезапно озарилась свежим решением проблемы пятна: салфетка отправилась в урну, а за ней последовала и блузка.
   - И... чего я... гемор...роюсь... - пробормотала дама, неверными движениями высвобождая округлости из прозрачных шелков, после чего удовлетворённо развалилась на диване и вздохнула наконец полной грудью. Поразмыслив, она пришла также к выводу, что свободу её пребывания на вечеринке стесняют туфли, и сняла их (выскочившая из-под дивана свинка немедленно их уволокла, и вскоре откуда-то послышалось вдохновенное чавканье). Проследив судьбу туфель всепрощающим взглядом, Аллат прилегла на диван с явным намерением сложить голову по примеру большинства гостей, но вдруг снова оживилась.
   - Ах, Бэльчик!.. Ты-то прилечь не хочешь?.. Я подвинусь!.. - Аллат указала на единственный свободный от неё уголочек диванной подушки и поёрзала, делая вид, что освобождает место.
   - Нет, спасибо, - вежливо отозвался Велиал, - я пободрствую ещё немного.
   Аллат надула губки и зашевелилась уже по-настоящему.
   - Я тогда пойду Хору поищу, - пробормотала она, барахтаясь в объятиях дивана. - А... то... чего лежать одной... как неприкаянная... - с усилием приняв вертикальное положение, Аллат повлеклась на поиски компании.
   Настала решающая минута: в противоположном конце зала появился Сорвахр. Велиал принял как можно более беззаботный вид - но, по счастью, провидец не обращал ни на кого внимания. Недавно проснувшийся, к тому же трезвый, Сорвахр был чрезвычайно недоволен жизнью и пришёл заесть обиду на мир мухомором, и тут - к своему удовольствию - встретил весьма кондиционную Аллат, которую цепко поймал в объятия.
   - Лусик, милая, - замурлыкал он, - ты куда это собралась по такой сложной траектории?..
   - Спать, - бесхитростно пояснила нуждающаяся в поддержке супруга.
   - Самое правильное решение, - обрадовался Сорвахр, прихватил свободной рукой тарелку мухоморов и вместе со своей прекрасной половиной был таков.
   
   
   7.
   Чучундра:
   - Хру!!
   Дий:
   - Ой, свинка прорвалась в эфир.
   Чучундра:
   - Хру!!!
   Аллат (обеспокоенно):
   - О боже, Хору, я ведь предупреждала, что твоя привычка спать со свинкой чревата необратимыми последствиями...
   Сорвахр (растерянно):
   - Я не сплю со свинкой... Это она со мной спит...
   Креон (ехидно):
   - Неопровержимый довод! И что теперь делать?
   Чучундра:
   - Хру!..
   Сорвахр (озадаченно):
   - Не может быть... То есть, я имею в виду, никакой сон не даёт такого эффекта. Она, наверное, съела что-то не то...
   Велиал (усиленно молчит).
   Чучундра:
   - Хру!!!
   Аллат (благоговейно):
   - Ну, жесть...
   Креон (с нажимом):
   - Конечно, проконтролировать доступ свинки к своей постели - непосильная задача!
   Сорвахр (сердито):
   - А как я могу проконтролировать, если я сплю?!
   Велиал (решившись):
   - Привет, Чучундрик мой замечательный!..
   (ласково)
   Как дела?
   Чучундра (умиротворённо):
   - Хру.
   Дий (умилённо):
   - Гусь-гусь-гусь...
   
   
   5.
   Когда наконец поступил сигнал о начале строительства - только почему-то не от Ио, а от Дия - наименее готовы к работе оказались всё-таки хозяева: их просто не смогли найти. Велиалу, как наиболее знакомому с положением вещей на скотном дворике, после интенсивных поисков удалось обнаружить Аллат в лодке посреди моря, в тесной компании коровы (серой в яблоках).
   - Что же мне-ее... так больно и так тру-уудно... - горланила гостеприимная хозяйка на всю окрестную водную гладь, и на требование срочно найти Сорвахра отреагировала недоумением.
   - Он... это самое... усоп, - сформулировала Аллат.
   - И давно это случилось? - деловито уточнил Велиал.
   - Ммм... по общепринятым меркам - довольно давно, - признала Аллат. - Но по его собственным - недавно, буквально только что...
   - Таким образом, торжественный момент пробуждения...
   - Ещё далеко не близко... Ой! Что это я говорю?.. Ещё и близко не...
   - Ещё далеко, - участливо подсказал Велиал, сообразивший, что прекрасная свинопаска успела принять на грудь: по собственным меркам - практически ничего, а по общепринятым - весьма прилично.
   - Ах, Бэльчик!.. - растаяла Аллат. - Ты у меня такой... такой...
   - ...сякой, - снова пришёл на помощь Велиал и, подхватив утомлённую беседой даму, отгрузил её на дно лодки, к корове. - Отдохни, Лу. Обязанности хозяйки требуют больших энергетических затрат, тебе нужно восстановиться.
   - Ах! Бэльчик! - соблазнительно замурлыкала Аллат, вцепившись в участливого кавалера мёртвой хваткой. - Давай восстановимся вместе!
   - Но я-то не хозяйка, - дипломатично возразил Велиал, ловко выскользнув. - Кстати, я так и не понял: где Сорвахр?
   - Ох ты, господи, - забормотала раздражённая всеобщей непонятливостью Аллат. - Ну, где ж ему быть?.. Здесь!
   В этот момент в небе сверкнула молния
   
   
   0.
   и упала прямо в море. Золотые волны поднялись до самого неба и расступились до дна. Там был ослепительный храм, огромный, как город. Он возник вместе с молнией и остался навсегда.
   
   
   7.
   Ио:
   - Я снова с вами!!
   Креон (потрясённо):
   - Доразвивались...
   Аллат (в изумлении):
   - И это называется принять естественную форму?! Восемь ног и ни одной талии!
   Сорвахр (задумчиво):
   - Зато одна большая голова...
   Дий:
   - Объединение внутренних морей завершено.
   Кэлюме:
   - Да здравствует солярный мировой океан!..
   Океан (скромно):
   - Всем привет.
   Дий:
   - Ио, поздравляю с успешным вступлением в нестройные, но тучные ряды великих головоногих!
   Ио (задушевно):
   - Торжественно обещаю и клянусь, что буду основательно водоизмещать!..
   Кэлюме:
   - Да здравствует Великий Солярный Спрут!
   Океан:
   - Со своей стороны, предлагаю приложить всеобщие усилия к тому, чтобы избежать океанотрясений!
   Кэлюме:
   - !!!
   Аура (с любопытством):
   - Я чувствую, у вас тут нечто!
   Ио (самодовольно):
   - Само собой!..
   
   
   5.
   - Ну? Трое в лодке, не считая коровы?.. Могу сообщить, что хотя строительство подводного храма завершено, разогнать сразу всю тусовку не получится, так как Креон вынашивает планы по внедрению нравственных координат...
   Лодку раскачивало над пенными сомкнувшимися волнами. Непривычно бодрый Сорвахр заботливо вручил Аллат и Велиалу по веслу, а сам прилёг на корме, дружелюбно почесал корову приблизительно в том месте, где упитанная шея плавно переходила в ещё более упитанное брюхо, и одарил спутников выжидательным взором.
   - Вы грести-то собираетесь?..
   
   
   5.
   По возвращении с моря скитальцы застали остальной контингент в состоянии лёгкой озадаченности. Креон раздал всем аккуратно заполненные счета, чтобы общество перед отбытием на Бетельгейзе оценило хотя бы примерную сумму своих нравственных долгов. Вмиг протрезвевшие гости с изумлением созерцали стройные колонки цифр; некоторые потихоньку переговаривались на тему: не разучиться ли считать, от греха подальше, - а кое-кто пошустрее уже скармливал лишние бумаги беззаботным свинкам.
   - Но этого мало, - гремел под сводами очищенного наконец от объедков зала голос Его Святейшества, - ещё... А, Сорвахр! Тебя-то я и дожидаюсь. Я составил нравственную смёту на будущее, но надо, чтобы ты тоже её просмотрел. Проставь, где можно, знак "минус", а то база данных перегружена.
   
   
   5.
   По окончании работ, которые, к всеобщему удовольствию, прошли по большей части незаметно, кэлюме вновь собрались в конференц-зале с целью, во-первых, передохнуть от мычания потрясённых коров и визга заинтригованных свинок, а во-вторых, обсудить перспективы. Поскольку Сорвахр совершенно случайно оказался на тот момент бодрствующим, Аллат попросила выступить и его тоже. Он долго обдумывал речь и даже записал слова на листке бумаги, чтобы не забыть невзначай, какие именно проблемы солярного скотоводства волнуют его в первую очередь. Прозвучали его предложения следующим образом:
   - Я убеждён, что надо... - тут оратор зевнул, - решительно бороться против... - тут он сверился с записями, - эксплуатации свинки свинкой!.. А поскольку... - он опять сверился с записями, но, по-видимому, текст кончился, так что вывод пришлось сделать экспромтом: - никакой эксплуатации в солярном свинарнике не было и нет, я считаю вопрос закрытым!
   Аудитория разразилась радостными аплодисментами: кэлюме обожали открывать вопросы и тут же их закрывать; вопрос, открытый слишком долго, считался занудством.
   Следом выступил Креон. Едва увидев его за кафедрой, Сорвахр демонстративно заснул.
   - Я считаю, что необходимо внедрить в свинок побольше нравственных координат!.. - вальяжно провозгласил Его Святейшество и бросил в зал покровительственный взгляд, означавший, что эти самые координаты не помешали бы и кое-кому из присутствующих. - Я даже сам планирую - то есть не исключаю! - воплощение в качестве коровы или - чем чёрт не шутит! - свинки, но не для того, чтобы, там это, резвиться, - он не поскупился на ещё один выразительный взгляд, дававший понять, что ему, Креону, известны кое за кем кое-какие, ну, если не грешки, то во всяком случае - излишества, - а чтобы изучить почву, на которой семенам просвещения ещё только предстоит произрастать! - Его Святейшество подкрепил очередной суровый взор взмахом увесистого кулака. Аудитория смущённо поаплодировала. Некоторые хихикали, некоторые осознавали масштабы проблемы, а Сорвахр так и не проснулся.
   На кафедру взобрался Велиал, слегка оглушённый пафосом предыдущего оратора.
   - Я... ээ... хм... хочу выступить в защиту солярных экологических ресурсов, - обтекаемо начал он и бросил в зал извиняющийся взгляд: его прагматические нужды после грандиозного размаха "нравственных координат" показались ему простоватыми, - и заявить о недопустимости бездумного природопользования... и, в частности, мухоморопользования! - подобравшись к волнующей теме, Велиал заговорил увереннее. - Мухоморы - это... - он изо всех сил старался подобрать столь же цветистые выражения, как у Креона, - бесценные... грибы... И употреблять их надо разумно!
   - А как именно ты планируешь эту свою утопию реализовать? - забиячливо подал вдруг реплику из зала по никому не ведомой причине проснувшийся Сорвахр.
   - Я... ээ... хм... учёт. Я предлагаю вести учёт.
   - Разумных едоков?
   - Ээ... Нет. Мухоморов.
   - Короче говоря, я так понял, что ты намереваешься все мухоморы сожрать сам! - торжествующе припечатал Сорвахр, и в зале забеспокоились; некоторые принялись подсчитывать на карманных калькуляторах, возможно ли поглощение всех грибных ресурсов одним лицом. Креон взирал на паникёров с упрёком: будь его воля, он выгнал бы Сорвахра из зала, тем более что тот и сам, вероятно, предпочёл бы спать в менее шумном месте. Однако Велиал на дискуссионном поле был в своей стихии.
   - Сорвахр, ты - провокатор, - строго заявил он. - Спи давай. Тем более что сам ты всё равно грибы не употребляешь, у тебя и без них в голове смятка.
   - Я стою на страже здоровья популяции, - возразил раззадоренный сопротивлением сновидец. - Мысль о разумном природопользовании пришла ко мне значительно раньше, чем ты попробовал первый мухомор! - что и говорить, преимущество опыта было за Сорвахром; Велиал сдал некоторые наиболее радикальные позиции.
   - Хорошо, я готов разделить с тобой... ответственность... ээ, за мухоморы.
   - Я буду тебя контролировать, - снизошёл Сорвахр.
   - Без проблем! - с лёгким сердцем согласился Велиал, отлично знавший, что та часть досуга Сорвахра, которую не займёт сон, уйдёт на горячие ванны, а стало быть, контроль по большей части останется в фантазии контролёра. В свою очередь, Сорвахр, довольный тем, что получил кого-то в подчинение, сразу забыл, о чём вообще шла речь, и умиротворённо задремал.
   Аллат подвела итоги:
   - Братья и сёстры, дети великой звезды! Я ужас как рада приветствовать всех вас на своём скотном дворике, с нравственными координатами и без! Мухоморы - это прекрасно!.. Однако не пора ли нам...
   - ...гульнуть?.. - поддержала аудитория и ринулась на выход.
   
   
   5.
   С Земли доставили клюкву в сахаре - "фирменное земное" (по выражению Аллат) блюдо, и (по рекомендации Аллат) все поспешили приложиться к пробной партии. На веранде, где раздавали вазочки с десертом, произошло небольшое столпотворение, и только Сорвахр с молчаливым укором, а также и с лёгкой, неуверенной завистью взирал на разгул потребления из окна, не решаясь покинуть свою спальню. Велиал, который с момента похищения таблиц был необыкновенно услужлив, так как опасался, что провидец обнаружит пропажу и воспрепятствует вывозу, великодушно предложил доставить порцию Сорвахру прямо в постель. Сорвахр взволнованно согласился, но, когда клюква прибыла, так и нашёл в себе сил вылезти из кровати.
   - Клюква никуда не денется. Поспи ещё, - успокоил его снисходительный Велиал и поставил вазочку на пол возле кровати, а сам деликатно отошёл к окну.
   Из спальни Сорвахра открывалась богатая панорама воодушевления сородичей. Дегустация подходила к концу; кэлюме носились в произвольном порядке, хватая вазочки и гремя ложечками, а под ногами у них путались ошарашенные свинки. Над верандой завис плотный поток визга, хрюканья и светских реплик:
   - Божественно! Пикантно! Изысканный вкус! Впрочем, на любителя! Но я ещё попробую! - бросаемых встрёпанными дегустаторами друг другу на бегу.
   Велиала, оказавшегося отрезанным от праздника жизни, вдруг охватило философское настроение, и захотелось - очень некстати - пооткровенничать. О главном он заговорить не решился, но счёл возможным коснуться отвлечённого вопроса.
   - Сорвахр, а у тебя часто мысли бывают? - мечтательно поинтересовался он, созерцая даль.
   - Не, я стараюсь вообще не думать, - томно отозвались из-под груды подушек. - Зачем?..
   - А со мной случается, - стыдливо признался Велиал, спрятав нос.
   - Ну, со мной тоже всякое бывает, - демократично заметил Сорвахр, зевнув.
   - Вот, например, недавно... - элегически углубился в тему Велиал. - Сижу это, сижу... ну, совершенно ничего не делаю, и вдруг - мысль!
   - Какая? - заинтересовался Сорвахр; из кровати даже выглянули два испытующих серебряных глаза. Повисла пауза.
   - Забыл, - смутился Велиал.
   - Самое правильное решение! - обрадовался Сорвахр, довольный, что всё так хорошо кончилось, и снова улёгся.
   - А вдруг она вернётся? - неуверенно предположил Велиал, покосившись на монументальную кровать.
   - Я бы на твоём месте так далеко не заглядывал, - зевнули оттуда.
   Пробная партия клюквы в сахаре явно кончилась. Объевшиеся кэлюме завалились в складки местности, переваривая впечатления и дружелюбно тиская очарованных свинок. Очевидно, атмосфера всеобщего благодушия придала Сорвахру сил: неизвестно почему он вдруг высвободился из кровати - и завис.
   - Бэл, а зачем ты принёс мне пустую тарелку?..
   Велиал в изумлении оглянулся: действительно, вазочка успела опустеть.
   - Но она совершенно точно была полной!.. - растерялся он. Сорвахр бросил на него подозрительный взгляд, а потом серебряные глаза потемнели.
   - Чучундра! - хищно прошипел он. - Она всё это время была здесь!.. А ну иди сюда! - он выхватил из груды подушек зонтик и сунулся под кровать с явным намерением выкурить оттуда свинку при помощи самый решительных мер. - И...ди... сюда... Нахалка! Это было не тебе!..
   Чучундра, поначалу пытавшаяся притвориться, что её здесь нет, с жалобным визгом брызнула из-под кровати и спаслась на руках у Велиала.
   - Укрывательство преступницы! - заорал Сорвахр. - Вы в сговоре! - и швырнул в Велиала увесистой подушкой.
   - Ты с ума сошёл, Хору! - в ужасе заорал близкий к разоблачению Велиал. - Будь снисходителен!.. Спать надо было меньше!
   Обессиленный прозрением Сорвахр рухнул на дно кровати.
   - Это была последняя порция... - безнадёжно подытожил он. - Аппетиты Чучундры просто потрясают!
   Велиал украдкой кинул взгляд на дрожащую жертву гастрономической любознательности. Увы, её рыльце, целиком и полностью в следах преступления, свидетельствовало: в исчезновении клюквы с сахаром повинна именно она. Правда, уроки дворцового этикета не прошли даром, и утончённая свинка не выдала себя ни малейшим чавканьем.
   Велиал нашёл салфетку и заботливо протёр виноватый пятачок.
   - Уверен, нашу Чучундру ждёт большое будущее. Ей клюква с сахаром определённо полезнее, чем тебе. К тому же не факт, что тебе вообще понравилось бы это блюдо.
   - А сам-то ты пробовал? - полюбопытствовал Сорвахр.
   - Да... - обронил Велиал, стараясь говорить как можно небрежнее, - ничего особенного... - (на самом деле угощение ему понравилось).
   Сорвахр красноречиво промолчал. Уличённая Чучундра удалилась под кровать с целью предаться угрызениям, но вскоре была извлечена милостивым хозяином, который в знак прощения чмокнул её в грустный пятачок. Чучундра посветлела, взбодрилась и принялась деловито поглядывать по сторонам - не в поисках еды, разумеется... так, просто. Между тем Сорвахр озарился нечаянной мыслью и припал к окну.
   - Лу! - воззвал он к устроительнице беспорядков, мирно почивающей на лаврах. - А если я хочу сало в шоколаде?..
   - О боже, Хору, - сочувственно откликнулась прозорливая свинопаска из разморённого послеобеденной дрёмой двора. - Тебе что, не досталось клюквы?..
   
   
   5.
   Пока гости отдыхали после прощальной вечеринки, в свинарнике закипела научно-просветительская деятельность. Присев с книжкой на краешек корыта, Аллат делилась с благодарной, похрюкивающей аудиторией литературными познаниями.
   - "Нет, я не Байрон, я другой"! - категорически заявляет Михаил Юрьевич Лермонтов и тем самым безуспешно пытается откреститься от вампирской темы, ведь именно Байрон первым сообразил, что кэлюме - это не ожившие мертвяки, а утончённые, возвышенные создания... Впрочем, не исключено, что ещё раньше это дошло до его любовника Джона Полидори, который и запечатлел Байрона в образе вампира в своём одноимённом рассказе. Но речь сейчас о другом... Эй, ты! Перестань грызть стену! - Аллат прервалась и дотянулась зонтиком до расшалившейся свинки. - Свинарник изготовлен из свинкоустойчивого материала и непригоден для еды, - пояснила она остальным. В толпе крутобоких слушательниц пробежал взволнованный ропот: эта информация вызвала куда больший отклик, чем поиск отличий между Байроном и Лермонтовым, не говоря уж о Полидори. - Да, - торжествующе припечатала Аллат и снова уткнулась в книжку. - Так вот... Хотя Лермонтов целенаправленно избегал понятия "вампир", в русской литературе именно ему принадлежит наиболее яркий и запоминающийся образ упыря, которого он к тому же - и совершенно справедливо! - назвал героем своего времени... Надо сказать, в этом отношении великий поэт смотрел сквозь тьму будущих столетий, ведь именно мы, кровососы, стали для наших жертв эталоном красоты, одухотворённости и прочих добродетелей! Чем же так привлекателен образ вампира? - Аллат риторически взмахнула книжкой. - Хм! Ну, прежде всего тем, конечно, что там, где у бессмертного родинка, у смертного - однозначно бородавка... Плюс, романтический порыв к бунтарству и свободному сексу противопоставлялся косности и лицемерию мещанской морали! Про свободный секс, это я от себя, но думаю, что в тему! Подозреваю даже, что он-то и был главной целью, хотя плели они всё больше про богоборчество! Ведь у того же Лермонтова прямо сказано... - Аллат зашелестела страницами в поисках цитаты: - "Она небрежно опустила руку на моё плечо, наклонила слегка головку на бок, и мы пустились. Я не знаю талии более сладострастной и гибкой! Её свежее дыхание касалось моего лица; иногда локон, отделившийся в вихре вальса от своих товарищей, скользил по горящей щеке моей... Я сделал три тура. (Она вальсирует удивительно хорошо.) Она запыхалась, глаза её помутились, полураскрытые губки едва могли прошептать необходимое: "merci, monsieur"", - Аллат с трагическим видом опустила книгу на колени. - Да, тяжёлый случай - я имею в виду эту Мери - устать после трёх раз! Понятно, почему он на ней не женился!.. Но обратите внимание на тонкость литературного мастерства: вряд ли возможно прозрачнее намекнуть на неудовлетворённость героя жизнью - прежде всего, сексуальной. Вообще не понимаю, как цензура пропустила эту сцену. Впрочем, они, чудаки, вероятно, считали главной социальной проблемой России критику царского режима!.. А теперь всем мыть пятачки и спать! - Аллат захлопнула книжку, и обуреваемая устремлениями, духовно обогащённая аудитория засуетилась.
   
   
   5.
   Гости постепенно разъезжались; Сорвахр развлекался тем, что - в приватной обстановке - озвучивал, кто и сколько грибов вывез тайком в дорожной сумке, а Велиал, внутренне ёжась, поддакивал. Единственным, кто за время пребывания на Дие ничего не присвоил, оказался Креон; впрочем, он вынашивал надежду возглавить со временем скотный дворик, это и без Сорвахра было понятно... Тема похищенных таблиц так и не всплыла; Велиал молчал, как партизан.
   День его отъезда прошёл благополучно. Велиал отбыл на пару с Эвой, которая, не скрываясь, волокла за собой гигантский прицеп с консервированными бледными поганками.
   Уже на Бетельгейзе он с удивлением обнаружил в почтовом ящике сообщение от Аллат:
   
   
   6.
   "Бэльчик, не волнуйся за таблицы! Хору думает, что их взяла я".
   "Так ты знаешь?!"
   "Разумеется. Неужели я не заметила бы, что кто-то вскрывал по всему дворцу пол?"
   "А почему Сорвахр думает на тебя?.."
   "Да ведь я иногда беру его картины посмотреть. А чего он их всё время прячет?"
   
   
   XII. Последний сон
   
   
   6.
   "Бэльчик, милый! Я отправила Хору на Бетельгейзе. Встреть его, пожалуйста, и проследи, чтобы он не потерялся где-нибудь до моего приезда".
   "А что случилось?.."
   "Да ведь я передаю управление делами солярного скотного дворика Креону, а сама возвращаюсь домой!!"
   
   
   5.
   Велиал про себя подивился ушлости Его Святейшества; потом - какой-то частью души - посочувствовал свинкам... далее трезво рассудил, что ещё неизвестно, кто выйдет из предстоящей битвы за нравственность победителем, и засобирался на поезд.
   Аэропорт, как всегда, ужасал блеском и подавлял перспективами. В скромном небе теснились вальяжные альрома. Сорвахр приехал в сопровождении самого необходимого: в одной руке он держал неподъёмный чемодан с красками, а на сгибе другой руки, положив хозяину на плечо хорошенький пятачок, дремала завёрнутая в тёплое одеяло Чучундра.
   - Не смог расстаться с Чучундрой, - немного смущённо признал Сорвахр, предупреждая вопрос. - Вот, пришлось ей стать первой в истории солярных свинок межзвёздной путешественницей.
   Велиал обрадовался Чучундре; но ещё больше обрадовались ей те, кто никогда в жизни не видел солярных обитателей, так что, пока Сорвахр шёл через аэропорт, к нему со всех сторон тянулись разнообразные любопытствующие мысли. Он, очевидно, не подумал о том, какую сенсацию произведёт появление свинки, и был отнюдь не рад оказаться в центре всеобщего внимания в качестве её носителя. Праздношатающиеся кэлюме, не знакомые с его нелюдимым нравом, зашелестели за ним наподобие хвоста кометы и лезли к свинке разноцветными лучами, не удовлетворяясь ворчливыми комментариями владельца:
   - Это инопланетный организм... Уберите от меня грабли!.. - пока наконец Велиал не захлопнул за Сорвахром дверцу вагона и не пролаял в толпу:
   - По вопросам прибытия солярной свинки обращаться в министерство транспорта на острове Рам-3, к Велиалу! - поезд тронулся, а зрители рассосались.
   - Да, это ты хорошо придумал, - облегчённо вздохнул Сорвахр, провожая взглядом удаляющийся материк. Отсутствие практичной и бойкой Аллат он переносил тяжело и теперь лихорадочно соображал, как оградить себя от нежелательных сородичей.
   - Питомцы Аллат для меня священны! - торжественно объявил Велиал, не заостряя внимания на том факте, что министерство транспорта кое-чем обязано солярной свинопаске. - К тому же я хочу получить эксклюзивное право наблюдать за адаптацией свинки в наших условиях, - деловито ввернул он.
   - Монополист! - подумав, осудил Сорвахр.
   - Монополист - это ты, - расставил всё по своим местам Велиал. - А я - секретарь монополиста.
   - Но я не просил тебя быть моим секретарём.
   - Отлично! Я им не буду, и тебе придётся разбираться с любопытствующими...
   - Я согласен, - быстро сказал Сорвахр.
   - ...самостоятельно, - победно закончил Велиал.
   - Я согласен на секретаря, - повторил Сорвахр, в то время как Чучундра, не подозревавшая о произведённом ею переполохе, проснулась и выглянула в окно. Потом она оглядела салон поезда и, заметив Велиала, приветственно пошевелила пятачком.
   - Приветик! Она меня помнит, - приосанился Велиал. Сорвахр сердито фыркнул, и на его лице отразилось: "Такого прохвоста хрен забудешь". Велиал достал органайзер и принялся в нём черкать.
   - Кстати, ты так и не спросил, куда мы едем.
   - Да уж чего тут понимать, - вздохнул Сорвахр. - К тебе, ясный пончик. Ты своего не упустишь.
   - Я буквально только что вспомнил, что как раз собирался нарастить пару-тройку комнат в своём доме, и если туда никто не заселится, им придётся стоять пустыми! - виноватым голосом заметил Велиал. Сорвахр промолчал, и на лице его отразилось: "Кто бы мог подумать! Какое совпадение!"
   - Итак, ты берёшь на себя Чучундру, а я беру на себя наблюдение за вами обоими, - бодро заключил Велиал, расценив молчание как согласие.
   - Бедная моя, цивилизованная Чучундра! - воскликнул Сорвахр, обращаясь к свинке. - Такая воспитанная и деликатная! Могла ли ты подумать, что здесь на тебя насядут со своим наблюдением дикие, и совсем даже не деликатные кэлюме?! И на меня заодно.
   - Свинок на Бетельгейзе ещё не было, - сытым голосом заключил Велиал. - То-то наши удивятся!..
   Сорвахр опустил стекло, выставил локоть в окно и стал смотреть на проплывающие мимо обновлённые пейзажи.
   - Как у нас тут погода-то, в последнее время? - рассеянно спросил он, чтобы перевести разговор на менее болезненную тему. - Землетрясения были?
   - В институте метеорологии, в холле на первом этаже, висит график прошедших стихийных бедствий с учётом перепада скорости времени на разной высоте, а также дрейфа континентов и островов, - официальным тоном отчитался Велиал. - Тебя какой сектор интересует?
   Сорвахр закатил глаза.
   - Господи, Бэл! Какой же ты зануда!
   - Погода - отстой, - сделал выжимку Велиал. - Так понятно?
   - Гуляем!.. - оживился Сорвахр.
   
   
   6.
   "Как там моя свинка?"
   "То есть моё состояние тебя уже не волнует?"
   "А что, тебя кто-то уже успел расстроить?"
   "Да меня чуть не затоптали тут с твоей свинкой!"
   "О боже, бедняжка! Ну, так как всё-таки свинка?"
   "Бодра, жизнерадостна и полна сил для новых свершений. Вот только, боюсь, придётся как-то налаживать между Дием и Бетельгейзе транзит солярных мухоморов".
   "Она что там у тебя, голодает?!"
   "Ну, я кормлю её всяческой манной, но она, по-моему, не прочь сжевать мухомор-другой".
   "Хору, судьба моей свинки в твоих руках!! Я знаю, ты сделаешь всё, что в силах кэлюме, но всё же хочу на всякий случай напомнить, что купание в ванне, пусть даже очень горячей, - не самое важное для моего поголовья. Не забывай кормить её двадцать три раза в день, как она привыкла!"
   
   
   5.
   На Бетельгейзе не принято было создавать семью и постоянно жить вместе; такой подход к общению считался признаком либо какой-то ущербности, либо совершенно уникальной совместной миссии - в общем, чем-то из ряда вон выходящим: кэлюме вообще не различали "близких" и "чужих". Так что Велиал поначалу не слишком серьёзно отнёсся к просьбе Аллат "держать её дражайшего супруга под присмотром", однако вскоре убедился, что с ним иначе нельзя. Сновидец, извлечённый на свет божий из недр звезды, вплотную прилегающих к океану первозданного хаоса, плохо ориентировался в повседневной реальности и постоянно норовил попасть в неприятности, а ещё лучше - втянуть в них кого-нибудь другого. На счастье Велиала, Сорвахр почти всё время спал, но если всё-таки просыпался, начиналось настоящее стихийное бедствие.
   В первый же день он умудрился сломать систему водоснабжения во всём районе, забравшись в тумане в сток раковины. На вопрос, зачем он это сделал, удовлетворительного ответа дать не смог. Затем подавился, проглотив несколько запчастей от телевизора, причём то, что счёл непригодным для дегустации, выбросил в окно. В довершение предыдущих подвигов, отрезал себе руку бензопилой. Пришлось вызывать на дом хирурга, которому Сорвахр во время операции мешал, отвлекая дурацкими вопросами наподобие того, не мешают ли ему иногда его собственные руки, ноги и голова? Впрочем, хирург держался достойно, заверил, что ему руки не только не мешают, но даже бывают иногда очень кстати, а потом - неизвестно к чему - предложил отрезать пациенту язык. Сорвахр подумал и отказался, а впрочем, замолчал. Но тут и операция кончилась. На этот раз Велиалу, не без усилий, удалось вытрясти признание и выяснить, что Сорвахр занимался членовредительством потому, что "атмосфера в доме какая-то нетворческая". Велиал - и совершенно справедливо! - вменил креативному гостю в вину жуткий беспорядок в доме и хамство в адрес приглашённого специалиста, в ответ на что Сорвахр вылез в окно и ушёл спать в ближайший пустой дом, обиженный. Более того, он, уверявший, что ничего не смыслит в технике и может только телевизор сломать, раздобыл где-то компьютер с интернетом и настрочил Аллат каверзное послание, в котором, в частности, говорилось, что Велиал его "изгнал и терроризирует". Вследствие чего Велиал и Аллат возымели следующую переписку:
   
   
   6.
   "..."
   "!!!"
   
   
   5.
   Возвратившись на следующий день с работы, Велиал застал ужасающую картину. Во дворе соседнего дома за чашечкой люмэ сидели, разинув рот, разнообразные случайные прохожие, а в центре их внимания располагался Сорвахр и вдохновенно излагал такую пургу, что у Велиала волосы встали дыбом. Речь шла о Чучундре.
   - Специально на случай землетрясения, - елейным голосом запевал Сорвахр, - свинка оборудована удобным хвостиком, - он повернул Чучундру и продемонстрировал собравшимся хвостик. - Берёте свинку за хвостик, и - подвешиваете к небу, - этот остроумный манёвр он изобразил с помощью выразительной пантомимы, не прикасаясь, однако, к хвостику, поскольку отлично знал, что в противном случае свинка подняла бы визг на весь двор.
   - И что, будет висеть? - восхищённо уточнил кто-то из гостей.
   - Будет висеть сколько угодно, - ласково подтвердил Сорвахр, не сморгнув глазом.
   - Что?.. - Велиал спикировал в собрание, как коршун в голубятню, и выцарапал у Сорвахра похрюкивающий объект всеобщего внимания. - Что ты мелешь?.. Не обращайте на него внимания, это у него шутки такие, - обратился он к гостям, заинтригованным новым поворотом событий.
   - Много дел в министерстве транспорта? - безмятежно осведомился Сорвахр, глядя на Велиала с преувеличенно невинным выражением лица, из чего Велиал заключил, что свежеиспечённый монополист имеет претензии к самозваному секретарю.
   - Кыш отсюда! - проорал Велиал таким страшным голосом, что Сорвахр почёл за лучшее смыться, прихватив с собой Чучундру. - Всё, что вы слышали о солярных свинках, - враньё, - сориентировал Велиал оставшихся. - Достоверную информацию вы можете получить вот по этому адресу, - он рассовал в подвернувшиеся руки свои визитки и недвусмысленно раскрыл перед гостями калитку. - Прошу всех убраться отсюда, мне ещё соседу надо люлей навешать, - пояснил он, и ручеёк кэлюме вытек на улицу, возбуждённо гудя: на Бетельгейзе любили всякие необычные происшествия.
   Велиал отправился в дом искать Сорвахра, который, впрочем, не прятался: сидя в гостиной, он засовывал кусочки своей разломанной картины в кофемолку. Видимо, борьба с нетворческой атмосферой вышла на новый виток. Оробевшая Чучундра наблюдала, предусмотрительно спрятавшись под диван. Велиал отнял у Сорвахра кофемолку, с трудом воздерживаясь от искушения тоже применить её не по назначению, а именно - треснуть художника по голове.
   - Тебе жалко, что ли? - возмутился Сорвахр, в отсутствие Аллат явно страдавший от скуки. - Я её потом починю.
   - Что ты нёс про свинку?! - гавкнул Велиал. - Ты о Чучундре подумал?! Они же всё восприняли всерьёз!..
   - Не волнуйся, я им сказал, что брать свинку на руки опасно для тех, кто не работал скотоводом на Дие...
   Велиал взвыл.
   - Сорвахр, тебе срочно, жизненно необходим детектор лжи. Вбитый прямо в мозг.
   - Я сюда никого не звал, - невозмутимо возразил Сорвахр и, развалившись на диване, стал глубокомысленно созерцать потолок. - Им было любопытно. Я дал им богатую пищу для размышлений, которую они ещё не скоро переварят...
   - Такую пищу быстро выблевать значительно полезнее, чем долго переваривать, - без обиняков обозначил свою позицию Велиал. - Тебя что, на лишний час без присмотра оставить нельзя?..
   - Нежелательно, - признался Сорвахр и снова потянулся к кофемолке, забытой Велиалом на столе.
   - Ты хуже Чучундры, - грустно осознал Велиал, наблюдая эту душераздирающую картину.
   Между тем художник вдохновенно нажал на "старт". Агрегат загудел, озаряя комнату такой неописуемой иллюминацией, что даже Велиалу стало интересно, как именно кофемолка выйдет из строя.
   - Надо повесить на заборе табличку: "Осторожно, злой Сорвахр", - предположил он.
   - "Злой Сорвахр и злая Чучундра", - предложил свой вариант Сорвахр, заглянув под диван и почесав свинку за ухом.
   - Или Аллат приедет в самое ближайшее время, или придётся отправлять назад тебя, - продолжил невесёлые думы Велиал, меланхолически созерцая кофемолку, которая выписывала на столе фантастические зигзаги, крутясь, как юла. - Она единственная, кто успевал утомить тебя в постели достаточно для того, чтобы ты не натворил глупостей за её пределами...
   - Можно ещё: "Не влезай! Убьёт!" - мечтательно продолжил Сорвахр предыдущую тему.
   - Почему бы тебе не научиться нормально общаться?
   - А тебе?
   - Я ведь могу и перестать следить за тем, чтобы ты не исчез.
   - Это геноцид, - возразил Сорвахр, наслушавшийся - от самого же Велиала - политической лексики, не затрудняясь, правда, вникать в её смысл: ему просто нравились звучные слова.
   - Если ты не прекратишь вешать гостям лапшу на уши, тебя ждут категорические геноцид, апартеид и эмбарго, - подтвердил Велиал.
   - Ох ты, господи! - поразился Сорвахр и заглянул под диван. - Чучундра, ты слышала?.. Он экстремист.
   Между тем кофемолка подозрительно затихла. Велиал выждал немного - вопреки подозрениям Сорвахра, он экстремистом не был и желания подорваться отнюдь не имел - но всё же решился заглянуть под крышку после того, как на дисплее загорелась надпись: "Готово".
   - Ну, чего там? - приподнялся Сорвахр с дивана.
   Велиал, порывшись в кофемолке, растерянно вытряхнул её содержимое на стол.
   - Кофе... путеводитель по Бетельгейзе на следующий месяц... ручка Паркер, два напёрстка и золотые часы, - с удивлением подсчитал он.
   Сорвахр подсел к столу и некоторое время озадаченно созерцал горку вещей.
   - Странно... - подытожил он. - А два напёрстка-то откуда?
   
   
   6.
   "У меня под окнами клубится Сорвахр и требует, чтобы я пошёл протёр пыль в его доме. Как объяснить ему, что это не моя обязанность?"
   "Подскажи ему обратиться в службу быта. Он, видимо, про неё забыл".
   "Сработало! Но теперь он просит одолжить ему телефон".
   "Принеси заодно и телефонную книгу".
   "Новое осложнение. Он хочет переночевать у меня, потому что ему якобы мешает шум пылесоса. Выходит, к нему всё-таки кто-то приехал. А я думал, до уборки дело не дойдёт. Он полчаса сидел у меня на крыльце с телефонной книгой, листая её то боком, то вверх ногами".
   "Скорее всего, он пытался представить, как она выглядела бы с картинками".
   
   
   6.
   "Сорвахр переселился обратно в мой дом. Недоволен и ворчит, что пыль поднимают кэлюме. Якобы в пустых городах не бывает пыли".
   "Это правда".
   "С ума сойти!"
   
   
   6.
   "Чучундра счастлива до невозможности. Сожрала всё, что было у меня на кухне съестного, а также обглодала стол наполовину и отгрызла ножки у кресел".
   "Видимо, стол ей не очень понравился".
   "Нет, подозреваю, что она просто оставила немного на завтра".
   
   
   6.
   "Да, точно. За ночь остатки стола и кресел исчезли".
   "Как у вас там ужасно интересно!.."
   
   
   5.
   - Я в магазин пойду, - Велиал сунулся в брюзгливую спальню. - Тебе купить что-нибудь?
   Последовало долгое, мрачное молчание.
   - Валерьянки, - наконец выплюнули из недр кровати.
   - Зачем? - обалдел Велиал.
   - Ты меня нервируешь.
   - Что-то не заметно, - усомнился Велиал (если Сорвахр и нервничал, то успешно боролся с этим при помощи наикрепчайшего сна).
   - Конечно, тебе безразличны мои страдания. Ты их даже не замечаешь, - грустно констатировали в недрах кровати, зевнув. - Но я прощаю тебя. Не всем же беспокоиться о серьёзных вещах, что-то должен подумать и о ерунде типа этих дурацких монорельсов, которые всё равно исчезали, исчезают и будут исчезать...
   - Хорошо, хорошо, я куплю валерьянки, - взмолился Велиал. - Я вижу, она тебе в самом деле нужна.
   
   
   5.
   - Мухоморы? Алло! Блин, что-то связь глючит... Конечно, присылай! Когда?! То есть они уже на таможне?!
   (Велиал принёс из магазина большой хрустящий пакет: валерьянку - для Сорвахра и всё остальное - для себя самого. Позвонила Аллат, и поднялся ор).
   - Заберу... Сколько?! Ничего себе, пошлины... Нет... Это не в компетенции министерства транспорта... Не в ком-пе-тен-ции! Я говорю, это не наше дело!..
   (Сорвахр цепко выхватил валерьянку, быстро проглотил несколько капель и начал сидеть, ожидая успокаивающего действия; спустя несколько минут ожидания заскучал, его ищущий приключений взгляд натолкнулся на брошенный Велиалом на произвол судьбы пакет, и Сорвахр залез туда с головой).
   - Хору?! Нет, его бессмысленно туда посылать... А?! Нет, он не слушает...
   (Выпотрошив пакет, Сорвахр придирчиво разглядел все коробки и коробочки, но ему ничего не понравилось, и он со скукой отвернулся; воспользовавшись этим, Чучундра подкралась и осторожно сожрала горсть конфет прямо в фантиках).
   - Поганки?! Поганки для Эвы?! А, ну всё тогда! Считай, что вопрос решён. Я ей передам... Да, Эве - поганки, Чучундре - мухоморы... Нет-нет, я не перепутаю...
   (Свинка с достоинством спряталась, а Сорвахр задумчиво зевнул).
   - А мне ты можешь мухоморов прислать?! Я говорю, пришли грибов и мне тоже!..
   
   
   5.
   - Так, - Велиал сбросил вызов и обернулся к гостю. - А сейчас мы с тобой будем собирать новый стол взамен изгрызенного.
   - Почему это "мы"? - насторожился Сорвахр.
   - Потому что твоя свинка сожрала мою мебель.
   - Бэл, - нежнейшим из голосов зашелестел Сорвахр. - А я-то всегда считал тебя разумным кэлюме! Но не кажется ли тебе, что в данном случае логичнее было бы попросить Чучундру тебе помочь?..
   - Нет, - Велиал принялся решительно распаковывать коробку со свежеприобретённым столом. - Мне кажется, что ты охамел. Сейчас же возьми плоскогубцы или выметайся обратно в пустой дом.
   - Ой, что-то мне спать захотелось, - умирающим голосом застонал вдруг Сорвахр и бочком-бочком потянулся на выход. - Кажется, валерьянка подействовала!
   - Валерьянка - не снотворное, Хору. Она действует по-другому, - пояснил Велиал. - Так что возьми-ка ты...
   - Нет-нет-нет-нет, - легче летнего облачка Сорвахр снялся с места и изящными рывками понёсся в сторону спальни, оставив после себя шлейф угасающего голоса: - Всё, я сплю...
   Велиал деловито отметил про себя, что нервная система Сорвахра волшебным образом приходит в норму, стоит только упомянуть при нём необходимость каких-либо хозяйственных работ, и с чувством небольшого, но отчётливого морального удовлетворения развернул инструкцию по сборке стола.
   
   
   5.
   - Хору?.. - вечером связь наладилась, и Велиал снова созвонился с Аллат, чтобы отчитаться о наболевшем. - Вроде пока жив.
   - Ну, а сейчас-то чем он занят? - волнуясь, расспрашивала Аллат.
   - Видишь ли, я, в отличие от тебя, не умею определять, спит он или притворяется, - рассудительно возразил Велиал, заглянув в притихшую на время хозяйственных работ спальню, причём судя по громкости, с которой он сделал это бесстрастное заявление, можно было предположить, что он всё-таки подозревал Сорвахра в притворстве. - Скажем так: он лежит на кровати с закрытыми глазами.
   - Ах, Бэльчик!.. - удручённо воскликнула Аллат, по-видимому, изумлённая подобной нечуткостью в таком важном вопросе. - Ну, чего тут различать?.. Ты что, не чувствуешь, наблюдает он за тобой или нет?
   Велиал оглянулся через плечо на завозившуюся кровать и сообщил в трубку последние новости:
   - Он залез под одеяло с головой. Кажется, чем-то недоволен.
   - Он считает, что ты мог бы говорить потише, ведь если он и не спит в данный момент, это ещё не значит, что он не пытается заснуть! - бойко перевела Аллат.
   Велиал вздохнул.
   - Слушай, а когда ты приедешь? - этот вариант казался ему лучшим решением любого вопроса. - Тогда ты смогла бы взять на себя, ээ... - он снова оглянулся через плечо, - ну, свою семейную жизнь...
   - Ах, Бэльчик, я тебе, конечно, ужасно сочувствую, и постараюсь вернуться ближайшим рейсом, ведь ты подумай сам: если тебя немного утомил ангельский характер Хору, лапушки, то как мне осточертел сволочизм Креона...
   - "Сволочизм Креона"?! - загрохотал в отдалении голос Его Святейшества. - Свинок своих приструни!..
   
   
   5.
   В порядке попытки приобщить Сорвахра к общественной жизни Велиал отправил его в аэропорт узнать, когда ожидается прибытие его благоверной. Сорвахр вернулся тогда, когда Велиал его уже не ждал, подозрительно возбуждённый, оживлённый и воодушевлённый, и с готовностью отчитался:
   - Это будет в два часа дня!..
   - А какого числа, какого месяца?
   Гонец глубоко задумался.
   - Забыл, - признался он.
   - О, господи, - простонал Велиал и даже поленился хлопнуть бесполезного Сорвахра подушкой.
   - Когда нечто начнёт затеваться, я тебе предскажу, - предложил Сорвахр свой вариант отношений с календарём.
   - Ну да, если не проспишь, - безнадёжно отмахнулся Велиал, роясь в телефонной книге.
   - Сон - это первоэлемент, стихия, - философски рассудил Сорвахр, удобно устраиваясь на дне кровати, которая день ото дня всё разрасталась и грозила перейти в наступление на соседние помещения. - Жертвой сна может стать каждый.
   - Жертвой твоего сна почему-то постоянно становятся другие.
   Сорвахр возвёл глаза к потолку; возражение отчего-то показалось ему неожиданным.
   - Это диалектика? - мечтательно уточнил он.
   - Это антиномия, - сварливо отрезал Велиал, набирая номер аэропорта. Сорвахр взглянул на него с сочувствием.
   - Похоже, это даже апория, - грустно подытожил он.
   
   
   5.
   Дозвонившись до аэропорта, Велиал с удивлением выяснил, что ни одного рейса на Дий в обозримом будущем не планируется.
   На следующий день, едва переступив порог министерства, Велиал узнал, что некий кэлюме, по пути из жилого сектора в аэропорт, умудрился попасть под поезд двенадцать раз - то есть ровно столько, сколько на континенте было монорельсов - чем намертво парализовал работу транспортной сети на всём вверенном Велиалу участке.
   
   
   5.
   Растаможив мухоморы, Велиал взял подкармливание Чучундры на себя: отчасти из опасения доверять что-либо творческой натуре Сорвахра, отчасти потому, что сам не прочь был полакомиться грибами. Отношения с посапывающей и похрюкивающей частью дома частично упорядочились.
   В очередной раз произведя профилактический осмотр помещений перед тем, как уйти на работу, Велиал убедился, что ещё не всё съедено, а кое-что даже и не обгрызено, и отдал дань вежливости кровати, которая в приступе сновидческой экспансии успела снести некоторые стены.
   - С добрым утром, - заметил он из зимнего сада. Под одеялом не пошевелились.
   - Аллат звонила. Передавала, что задержится, - некоторое время спустя донёс он, проходя мимо библиотеки, с тем же успехом.
   - Сорвахр, ты спишь или умер? - на всякий случай ещё раз вступил в беседу он, уже одеваясь в прихожей.
   - У меня депрессия, - внезапно пробрюзжали из-под одеяла, причём одеяло поёжилось.
   - Понимаю, - хладнокровно отозвался Велиал. - Кстати, неделю назад ты то же самое говорил. Это всё та же?
   - Да, - неприязненно квакнули из недр. Велиал сдержанно вздохнул.
   - Тяжёлый случай... но почему бы тебе не встать, не заняться чем-нибудь полезным?..
   - Что ты подразумеваешь под полезным занятием? - проскрежетали из недр. - Ремонт монорельса, который завтра всё равно исчезнет вместе с половиной станций?.. - выдержав торжествующую паузу, чтобы дать Велиалу переварить ужасную новость, сварливый голос посоветовал: - Загляни под десятую половицу от двери, там спрятан план автокатастроф на следующие полгода.
   Велиал ринулся добывать клад.
   - Так-так... И побережье тоже?! Так... Хм... - оперативно рассовав таблицы карманам, Велиал натянул на лицо строгость: - По-прежнему скрываешь общественно-важные сведения?
   В недрах фыркнули: дескать, не привязался б ты, я бы ничего и не сказал.
   - А в других помещениях тоже что-то заныкано? - подозрительно уточнил Велиал.
   - Н-нет, - неуверенно возразили ему, из чего Велиал заключил, что в недрах сначала поразмыслили, соврать или сказать правду, а потом решили всё-таки соврать. Впрочем, Велиал удовольствовался выцарапанным, рассчитывая позже развить успех, и радушно разрешил:
   - Ну, спи дальше, - как вдруг Сорвахр вылез из кровати, озарённый шальной мыслью:
   - Нет. Я не буду спать. Я буду участвовать в общественной жизни!..
   
   
   5.
   Кровать вернулась в рамки приличий, и Велиал позвал гостей на дегустацию грибов.
   На самом видном месте, прямо напротив двери, висела большая фотография, с которой задорно смотрел здоровенный оранжевый мухомор.
   - Чистый фрейдизм, - поставил диагноз Сорвахр, поклубившись под произведением искусства.
   - Этот образ символизирует мою озабоченность солярной экологической ситуацией, - важно пояснил Велиал.
   Сорвахр впал в глубокую задумчивость, а потом признал:
   - Серьёзная проблема.
   Планировалось приобщить непосвящённых кэлюме к солярной грибной культуре. Оживлённые гости тискали Чучундру, пробовали мухоморы и любовались на визуальное решение.
   - Этот образ символизирует его озабоченность, - светским тоном пояснял Сорвахр для каждого вновь прибывшего. Однако Велиал, готовый к такому повороту событий, быстро ограничил активность провокатора:
   - Хору, ангел мой, мне тут прислали из магазина техники новый телевизор. Но, кажется, забыли приложить инструкцию. Разберись, пожалуйста, как это работает? - как бы невзначай предложил он, и Сорвахр временно отвлёкся от участия в общественной жизни.
   Вечер прошёл чинно. Все остались довольны. Сорвахр, сломав телевизор, прилёг в уголку на диване и (по его собственному выражению) "вкушал неземную сладость разнообразного сна". Чучундра притаилась под диваном и тоже вкушала, не забывая, однако, иногда вскакивать и прикладываться к тарелке с грибами, или с видом знатока обнюхивать кого-нибудь из гостей. Когда общество разъехалось, Сорвахр выгреб из-под дивана груду запчастей и на вопросительный взгляд Велиала отчитался:
   - Ты знаешь, я понял, как это работало. Но собрать всё как было уже не смогу, тем более что некоторые запчасти съела Чучундра.
   - Неужели? - изобразил удивление Велиал, обернувшись к тихонько икающей Чучундре.
   - Да, - расстроенно подтвердил Сорвахр, - за этими свинками глаз да глаз...
   - Ничего, - великодушно простил Велиал, довольный, что обошлось без жертв, и сгрёб остатки техники в мусорное ведро. - Забудь, - и Сорвахр без промедления последовал его совету.
   
   
   5.
   - Вот я ещё создам Партию Разумного Употребления Мухоморов, - упивался успехом грибов Велиал. - Мы будем лоббировать умеренный ввоз солярных грибных ресурсов...
   - С такой программой можно смело баллотироваться в президенты, - сонно одобрил Сорвахр из недр кровати.
   - А что, если получится выращивать мухоморы прямо здесь?!
   На этот зигзаг предприимчивости провидец ответил бодрым хохотом.
   - Бетельгейзские мухоморы... Ха-ха-ха-ха!..
   - Ну уж и помечтать нельзя, - обиделся Велиал. - Всё равно ведь придётся их обрабатывать, чтобы хранить подольше в наших условиях. Сушить, например.
   - Скажешь тоже, сушить, - простонал Сорвахр. - Это грибы, а не сухари! Мухомор должен быть в собственном соку!..
   - Хм, - озадаченно возразил Велиал.
   - Конечно! - мысль о практичных сушёных мухоморах, по-видимому, оскорбила Сорвахра до глубины души: возмущённые серебряные глаза даже выглянули из кровати. - Рецептов приготовления мухоморов - море! Я бы вообще советовал открыть на базе грибов ресторанный бизнес. Подключи Эву, она, в некотором смысле, ценитель... А ресторан назовёте "Духовная пища" - коротко и ясно.
   - Можно сказать, даже стильно, - уважительно поддакнул Велиал.
   - Всё многообразие блюд из мухоморов! Помню, у Аллат где-то была целая амбарная книга рецептов - попроси, она привезёт...
   Сосредоточенно сопя, Велиал составлял в органайзере список неотложных дел.
   - А здание ресторана построим в виде огромного гриба! - вдохновенно заключил он. - Рекламный слоган: "Солярный мухомор - ваш путь к полному просветлению!"
   - Мимо такого точно не пройдут, - согласился Сорвахр, умиротворённо укладываясь в кровать, а окрылённый перспективами Велиал бросил записи и кинулся звонить Эве.
   
   
   5.
   Сорвахр изъявил желание ещё раз "прогуляться до аэропорта". Велиал, скрепя сердце, разрешил. Сорвахр прихватил с собой Чучундру, "чтоб не забыть, зачем шёл". Велиал приготовился к худшему, но тут, на его спасение, разразился изрядный, зажигательный, серный бетельгейзский ливень. Инициативная группа вернулась восвояси, не успев устроить ни одной железнодорожной аварии.
   - Твою ж мать. Под дождь попали, - сердито пролаял Сорвахр, а вымокшая свинка расстроенно чихнула. - Бедная Чучундра, у неё стресс. Надо замотать её в махровое полотенце. И посадить поближе к огню, - свинка, будучи инопланетным организмом, была неустойчива к переменам звёздной погоды, в отличие от местных, выходивших - при желании - сухими из воды.
   - Может, коньячку? - неуверенно предложил Велиал, переводя взгляд с решительно орудующего полотенцем Сорвахра на взъерошенную Чучундру.
   - Давай. Если она не захочет, я выпью, - согласился Сорвахр, и умудрённый опытом Велиал, вздыхая, полез в буфет за двумя бокалами и одним блюдцем; на его лице читалось: "Да кто ж от бухла-то откажется!.." - А! Это ты правильно рассудил, - рассеянно одобрил Сорвахр, заметив приумножившуюся на столе посуду.
   Плеснули свинке коньячку. Некоторое время наблюдали за розовым, осторожно принюхивающимся пятачком. Потом послышалось чавканье. Перешли к второстепенным действующим лицам. Разлили.
   - За здоровье популяции? - Традиции, введённые Ио в бытность настоятельницей подземного храма, прочно укоренились в быту бывших вампиров.
   - За него. Пусть она будет здорова.
   Храпнули.
   - За нашу прекрасную расу и за нашу свинку!
   - За тебя, Чучундрик! Плесни ей ещё коньячку.
   - По-моему, ей уже хватит.
   - Да ладно! Немножко можно.
   - Будем!
   - Хру!
   - За погоду. Пусть ей станет лучше.
   - А заодно и нам...
   - Хру!
   - Я предлагаю выпить за свет моей жизни, ту, которой нет сейчас с нами...
   - Хру! Хру! Хру!
   - Я смотрю, вы по ней очень скучаете.
   - Естественно.
   - Ты ещё скажи: ужасно.
   - Где ты, Первый Луч Летней Зари?.. Возвращайся к нам поскорее...
   - Хру...
   - У меня, кстати, есть мухоморы на закусь.
   - Я думал, после вечеринки ничего не осталось.
   - Консервированные.
   - Тащи...
   - Хру...
   - Э, нет! А тебе хватит!
   - Хру???
   - Да они консервированные, Чучундрик. Можно сказать, симулякр... Как ты себя чувствуешь?
   - Хру! - довольная свинка изо всех сил купалась в лучах хозяйского внимания. - Пчхи-пчхи... - лукаво добавила она.
   - Ну-ну, не заливай. Я отлично вижу, что ты согрелась. Ещё по одной, и спать.
   - Хру...
   - Я тоже скоро ложусь. И пусть нам приснится наша прекрасная Лу!..
   - Я скажу даже больше. Пусть Аллат озарит нас своим присутствием, а заодно и придаст решающий импульс ресторанно-мухоморному бизнесу. За Аллат и её книгу рецептов духовной пищи!
   - Аминь...
   - Хру!
   
   
   5.
   Наивный Велиал, полагавший, что Сорвахр уже достаточно адаптировался к общественной жизни, чтобы прожить самостоятельно, позволил себе пренебречь инструкциями Аллат и уехал по делам предполагаемого расширения мухоморопользования до ресторанных масштабов. Окунувшись в изучение ресторанного бизнеса, любитель солярной грибной культуры оброс приятными знакомствами и малость подзадержался где-то, а потом ещё где-то, и из состояния полной и окончательной гармонии с миром (и грибами) его вывели только тревожные звонки Аллат. Велиал вспомнил о Сорвахре и неохотно засобирался домой.
   Очевидно, за время отсутствия Велиала с попытками Сорвахра участвовать в общественной жизни было решительно покончено. Велиал заметил это издалека, ещё по виду дома. Окна заросли, то есть их больше не было - сплошная стена, дверь открылась с трудом, после применения грубой физической силы. Внутри перегорели все лампочки, водопровод отключился и пересох. Гулкие тёмные коридоры, все как один уходившие куда-то вниз, производили впечатление более чем необитаемых.
   Нежданный хозяин дома помялся, раздумывая, где искать гостя и стоит ли его искать вообще. В этот момент во тьме послышалось лёгкое цоканье: навстречу Велиалу с независимым видом трусила Чучундра. Заметив новое лицо, она остановилась как вкопанная, энергично пошевелила пятачком и вдруг со всех ног бросилась назад - только копытца засверкали. Велиал, недолго думая, проследовал за путеводной свинкой.
   Оказалось, кровать вместе со своим обитателем успела спуститься в подвал. Задержавшись под лестницей, Велиал включил аварийное освещение; Чучундра приветствовала новый поворот событий взволнованным: "Хру!" Тёмный силуэт Сорвахра зловеще обрисовался в дверном проёме озарённой призрачным красноватым светом подземной спальни.
   - Чучундра намекнула, что к нам кто-то пришёл, ну а я догадался, что это должен быть ты, - снисходительно заметил он, почёсывая за ухом верную Чучундру.
   - Это я, - скромно подтвердил Велиал. Сорвахр зевнул.
   - Какие новости?
   - Аллат звонила мне с просьбой проверить, жив ли ты.
   Сорвахр поразмыслил.
   - Я жив.
   - А почему ты на звонки не отвечаешь? - рассердился Велиал. Сорвахр снова зевнул.
   - У меня, честно говоря, связь полетела. - Он развернулся и рассеянно побрёл обратно в обжитое подземелье. - Неделю назад.
   - Ну и какого рожна ты её до сих пор не починил?! - Велиал уверенно направился следом; он уже успел достаточно изучить Сорвахра, чтобы понять, что без домашнего насилия тут не обойдётся. Гостя он нашёл уже устроившимся в глубоком кресле в самом тёмном углу комнаты, без малейших признаков тревоги и с явным намерением как-нибудь, не обращая внимания на назойливого хозяина, вздремнуть. Пагубное влияние сна сказалось даже на жизнестойкой Чучундре, приткнувшейся под креслом с подозрительно медитативным выражением пятачка. Велиал попытался растормошить компьютер.
   - Я хотел, но... заснул, а потом проснулся и снова хотел, но забыл, - объяснил Сорвахр свои проблемы со связью и стал рассеянно наблюдать за Велиалом.
   - Электричество вроде работает...
   - Мне тут что-то головоногие снились...
   - Может, кабель надо менять?
   - Тебе придётся вернуться на Солнце.
   - Зачем?..
   - Кабель менять?
   - На Солнце.
   - Не знаю.
   Повисла многозначительная пауза. Велиал сосредоточенно орудовал отвёрткой.
   - Эти образы как-то связаны с Ио.
   - А! Блок питания сгорел!
   - Я вижу великий океан чистого серебра.
   - А я вижу, что ты тут пыль неделями не вытираешь.
   - Между прочим, её имя означало "из океана" - ты знал?
   - Ну всё, сейчас должно заработать... Погоди-ка! Ты хочешь сказать, что Жанна, как бы, отчасти, с самого начала была головоногой?!
   В этот момент компьютер зажужжал, ожил и предъявил кучу непрочитанных сообщений.
   - "Хору, считай, что я тебя уже убила..." Ээ... может, ты сам прочтёшь?..
   
   
   6.
   "Хору, считай, что я тебя уже убила. Целую неделю я пытаюсь тебе дозвониться, а ты молчишь, и мне без всякого третьего глаза ясно, что ты просто-напросто дрыхнешь, и свинка у тебя некормленая. А между тем в твоей жизни намечается событие вселенской важности: я возвращаюсь!! Советую как следует подготовиться морально и физически, потому что тебе придётся встретить меня в аэропорту: одна я свой багаж точно не довезу. Целую, обнимаю, и проснись, пожалуйста!"
   Параллельное послание было адресовано Велиалу:
   "Милый Бэльчик! Проследи, будь ласков, чтобы Хору дотянул до аэропорта хотя бы самого себя. И возьми побольше денег, мне надо будет грузчикам заплатить. Я приезжаю завтра, в два часа дня".
   Адресаты ответили по-разному.
   Сорвахр:
   "Лусик, извини, я правда малость отключился, но свинка вполне сыта".
   Велиал:
   "Слава богу!.."
   
   
   5.
   Пока Велиал пытался привести дом в чувство с помощью экстренно приглашённой команды ландшафтных дизайнеров, достойный супруг своей достойнейшей супруги обкурился бетельгейзской конопли и от избытка чувств расколотил всю имевшуюся в доме посуду. Счастливая Чучундра скакала за хозяином, подъедая осколки. Затем тонко чувствующий художник, очевидно ощутивший наконец приближение творческой атмосферы, закрылся в недавно отреставрированной комнате для гостей, и заглянувший туда через некоторое время Велиал с трудом прорвался сквозь вольготно расположившиеся в пространстве краски.
   - Ты на часы смотрел?
   - Я томлюсь ожиданием, - заплетающимся языком пояснил достойный супруг, не поднимая головы с опустошённого ящика расходных материалов и не выпуская из пальцев сигарету. Пепельница была забита окурками, которые Велиал с раздражением вытряхнул в урну, поискал глазами Чучундру и убедился, что свинка уже предприняла шаги по собственной эвакуации: чтобы не задохнуться, она вылезла через окно в подвесной ящик для цветов и теперь мирно дремала там, подмяв под себя маргаритки. Велиал открыл окно.
   - Собирайся, - скомандовал он отчасти свинке, но в основном её хозяину. - Нам ещё до аэропорта добраться надо.
   Уникальным образом протрезвев в одну секунду (Велиал подозревал, что на самом деле Сорвахр никогда не пьянел, но очень похоже притворялся потому, что был от природы слегка неадекватен), "истомлённый ожиданием" супруг разогнал краски по местам при помощи малопонятных фраз, необыкновенно похожих на многоэтажные ругательства, и процессия двинулась.
   Впереди шагал деловитый Велиал, решительно настроенный покончить со всем этим раз и навсегда. За ним брёл рассеянный Сорвахр, время от времени с любопытством поглядывая на пролетающие мимо поезда. Замыкала шествие бодрая Чучундра, взглядом знатока окидывавшая витрины модных магазинов.
   На железнодорожной станции Велиал засунул свинку, Сорвахра и прочий скарб в багажное отделение, а сам с чувством выполненного долга сел в пассажирское. Чрезвычайных происшествий не случилось, и в положенное время Аллат обрушилась на встречающих волной кружавчиков и радостных воплей.
   - Хору, лапушка! - она расцеловала супруга, одновременно окинув его цепким взором на предмет сохранности. - Бэльчик, милый!.. - она тряхнула руку приятеля, чопорно глядя в пол. - Чача, муси-пуси!!! - заверещала она напоследок и отвесила свинке полновесный поцелуй в пятачок. Свинка растаяла; остальные тоже.
   - Я, собственно, привезла только часть жемчуга и кружев, - рассудительно подытожила Аллат, тщательно проинструктировав носильщиков, оцепеневших при виде нескольких фур багажа. - Я планирую одеваться как можно скромнее... А не выпить ли нам по этому поводу?
   
   
   5.
   - Креон, по-моему, вынашивает планы внести кое-какие поправки в солярное скотоводство уже на основе собственного генома, - заплетающимся языком выдвинула гипотезу прекрасная продолжательница рода. - Он прямо об этом не сказал, но я-то чувствую, что он хочет наложить лапу на моё поголовье. Ещё бы! Поголовье-то знатное! Но, боюсь, если он вмешается, на Суре будет уже не скотный дворик, а духовная академия. Что, конечно, тоже неплохо, но, прямо скажем: не моё, - с этим словами Аллат умиротворённо приложилась к бутылке.
   - Лусик, тебя ждут новые великие свершения, - нежно заверил её Сорвахр, потискав упитанные плечи. Аллат отвалилась от стола и попыталась сфокусировать взгляд, как бы всматриваясь в открывающиеся перспективы.
   - Вполне возможно... Но сначала надо гульнуть!.. - это ответственное решение она сопроводила широким жестом, чуть не смахнув со стола бокалы.
   - Это святое, - с удовольствием подтвердил Сорвахр, заключив нуждающуюся в поддержке супругу в цепкие объятия.
   - Кстати, Бэл... с Креончиком-то... ой, то есть с Его Святейшеством... или он уже уволился?.. - короче, договориться с ним насчёт грибных поставок тебе, боюсь, будет трудно. Он и свинкам-то выдаёт мухоморы строго порционно, а уж моё-то поголовье, можно сказать, специально предназначено для того, чтобы употреблять в неограниченных количествах...
   - Хм, - глубокомысленно отозвался собеседник и сделал в органайзере пометку: проверить ресурсный потенциал.
   - Выхожу... один я... на доро-оогу! - задушевно завыла Аллат.
   - Этой больше не наливать, - вполголоса попросил Велиал официанта, отставляя бокалы.
   - Бэльчик, разве ты больше ничего не хочешь? - удивилась Аллат, как оказывается, ещё не полностью отрешившаяся от реальности.
   - Лусик, ты ж его знаешь. Ему много не надо, - ответил вместо Велиала Сорвахр. - А вот мы с тобой, я думаю, хотим домой.
   - Да?.. - ещё больше удивилась Аллат, роняя мужу на плечо отяжелевшую голову.
   - Уверен в этом, - серьёзно подтвердил Сорвахр и сгрёб супругу в охапку. - Управляющий, у вас тут предусмотрена перевозка лежачих, так сказать, пассажиров?
   - Грузовик? - уточнил практичный работник сервиса.
   - Можно и грузовик, - покладисто согласился Сорвахр.
   - Сквозь тума-аан, - замурлыкала Аллат, - кремнистый путь... блести-иит...
   
   
   5.
   Остановив грузовик возле дома, Сорвахр постучал по кузову и крикнул:
   - Приехали!
   Ответом ему была неуверенная возня, после которой всё стихло. Сорвахр обошёл машину и заглянул в кузов.
   - Ну же, Лусик, - строго потребовал он. - Вытряхивайся. - И, поскольку реакции не последовало, ухватил за первую попавшуюся выпуклость и потащил. "Лусик" вяло брыкалась.
   - Вы...хожу... о...дин я...
   - На дорогу, быстрее давай, - нетерпеливо перебил Сорвахр. Наконец встрёпанная Аллат была извлечена и развалилась на руках у супруга, как раскрытый (и пустой) мешок.
   - Хору, лапушка, - позвала она таким голосом, словно собиралась прощаться с землёй.
   - Чего? - недовольно буркнул супруг, пытающийся не уронить драгоценную ношу и при этом ещё достать из кармана ключи.
   - Спо...койной но...чи, - расплылась в блаженной улыбке Аллат и закрыла глаза.
   
   
   5.
   Дом Велиала скоропостижно располнел, поскольку ему пришлось вместить часть гардероба гостьи. В основном Аллат, правда, любезно воспользовалась государственными складами, а к Велиалу перевезла только самое необходимое: запас чулочков. Хозяин почти смирился со своей участью, однако вскоре состоялся апокалиптический переезд.
   - Хору, лапушка, - как-то утром Аллат ринулась на ни в чём не повинную кровать прямо с улицы и затрясла мужа, как грушу. Сорвахр обозначил своё присутствие в мире живых при помощи стона. - Быстро скажи мне, что ты бодр и весел, потому что я нашла наш старый дом, и мы отбываем в Юну.
   - Что?.. О, нет!
   - Да. Вставай-вставай, пять минут у тебя. Продолжишь спать там.
   Сорвахр с адскими вздохами выдрался из царства сна и пополз, как улитка, на выход. Аллат за это время успела несколько раз обежать дом по кругу, сметая всё на своём пути и запихивая в кузов грузовика. Сорвахр рухнул, как сноп, поверх прочих вещей, обессиленный долгим путешествием через всю прихожую; Аллат подхватила Чучундру, и под предводительством счастливого Велиала, готового оказать переезду всю и всяческую поддержку, процессия тронулась.
   
   
   5.
   Дом в Юне произвёл на него глубокое впечатление, не в последнюю очередь потому, что Велиал подозревал в его прелестном полу и очаровательных стенах несметные залежи актуальных предсказаний. Аллат радовалась, что памятное жилище терпеливо дождалось своих временно потерявшихся владельцев, и даже Сорвахр проснулся.
   - Хру, - с достоинством высказалась Чучундра.
   - Да, - подтвердила Аллат. (Велиал, правда, так и не понял, о чём шла речь, но собеседницы, кажется, остались друг другом довольны).
   Тут Сорвахр неосторожно шагнул с тротуара и немедленно оказался под проезжавшим мимо поездом. Скрежет смятого металла и обрыв монорельса вызвали приятное оживление на улице: обитателям Бетельгейзе редко удавалось стать свидетелями такого необычного происшествия, как автокатастрофа. Пассажиры разбившегося поезда повылетали из окон, чтобы посмотреть на кэлюме, умудряющегося попадать под поезда. Тем временем Сорвахр вылез из-под обломков прямо под недовольный взгляд скрестившего руки на груди Велиала.
   - Ну чего?.. Я случайно не заметил железную дорогу! - возразил он на молчаливый упрёк и обвинительным жестом указал на монорельс, коварно напавший на него из-за угла.
   Аллат, обрадованная внезапно собравшейся посреди улицы большой компанией, уже вела непринуждённую беседу с вынужденными задержаться пассажирами.
   - Как дела? А куда вы ехали? - кокетливо щебетала она, накручивая на палец аспидно-чёрный локон. Сорвахр, выбравшись на тротуар, окинул дело своей невнимательности взглядом мастера, довольного своей работой, и вдохновенно подытожил:
   - Я шизею, когда поезда рушатся!..
   Атмосфера становилась всё более творческой.
   - Шикарные чулочки! И пояс прелестный!
   - Ах! Спасибо!.. Мне тоже нравится.
   - А трусики к этому комплекту прилагались?
   - Ах! Да! Но я вообще стараюсь пореже их надевать... Зачем?..
   - Вы совершенно правы... Естественная красота не нуждается... ни в чём...
   - Кстати, почему бы нам не гульнуть?.. Я как раз собирался что-нибудь выпить!
   И Аллат многозначительно скрылась во вновь обретённом доме, а следом потянулся шлейф воодушевлённых поклонников. Сорвахр зевнул и взглянул на часы.
   - Кажется, сегодня я наконец высплюсь!.. - удовлетворённо заметил он.
   
   
   5.
   Когда Сорвахр, свинка, чулочки и прочие приметы кризисного времени были успешно вывезены, Велиал купил новую мебель взамен съеденной и обгрызенной, а потом задумался о будущем и поспешил протоптать дорожку к бывшему гостю. Каждый раз, наведываясь к старым знакомым с целью вытряхнуть из свободного художника общественную пользу, Велиал благословлял раздельное проживание. На верхних этажах безалаберных супругов царило полное безумие, приправленное сном и красками, на нижних гуляло всё остальное, а на входе Чучундра в ужасе грызла очередную барную стойку.
   - Актуальные предсказания, - без обиняков требовал Велиал, всем видом давая понять, что ему некогда и он здесь случайно.
   - А что мне за это будет? - уточнял вредничающий Сорвахр.
   - А что ты хочешь? - удивлялся Велиал.
   - Ничего, - хихикал Сорвахр.
   - Предсказания, - терпеливо напоминал Велиал, и в руку ему ложилась пара-тройка "пророчествиц и откровеньиц", как называла Аллат продукцию супруга.
   - Проверяйте предсказания, не отходя от кассы! - комментировал Сорвахр, любивший повторять всякие звучные фразы, не вникая в их смысл. Велиал деловито инспектировал таблицы.
   - А это к чему относится?..
   - Это тебя не касается...
   - А это что?
   - Это значит, что будет дождь!
   - Знаешь, за такими сведениями я могу и в метеорологическое бюро сходить!..
   - Это значит, что будет дождь, а метеорологическое бюро его прошляпит...
   Случалось, между производителем и потребителем духовных благ вспыхивало недопонимание.
   - Не дам! - как-то категорически заявил Сорвахр, ничем не объяснив свою безответственность.
   - Я помогаю тебе принести пользу обществу, - терпеливо напомнил Велиал.
   - Это... эксплуатация! - Сорвахр извлёк из памяти слово, показавшееся ему, по звучанию, наиболее неприличным.
   - И геноцид, - вставил Велиал, почуявший, что придётся применить хитрость. Сорвахр наморщил брови, пытаясь вспомнить значение подсказанного аргумента.
   - Нет, - неуверенно сказал он. - Геноцид - это совсем другое...
   - Неужели?
   Сорвахр насупился, поискал вокруг себя глазами и не придумал ничего лучше, как схватить с окна большую пузатую вазу и разбить её. После этого он схватил с полок ещё несколько посудин и тоже их разбил. Велиал следил за деструктивным поворотом дискуссии, хладнокровно выжидая, когда провидец устанет и сдастся.
   - Нет, вот зачем нужно выводить меня из себя?! Вот зачем?! - заорал на весь дом Сорвахр, наконец нашедший слова. На шум прибежала всполошившаяся Аллат, поймала мечущегося по комнате супруга в понимающие объятия и бросила на Велиала беспомощный взгляд.
   - Бэльчик, почему бы тебе не выместить? - намекнула она и тут же запричитала над всхлипывающим супругом: - Хору, лапушка... Ничего страшного. Небольшой приступ бешенства - с кем не бывает?..
   Сорвахр обозначил свою позицию душераздирающим воплем.
   Велиал, оценив атмосферу, тихо вымелся и стал спускаться по улице, стараясь принять как можно более непринуждённый вид, словно это не он только что вышел из дома, который в настоящий момент ходил ходуном и принимал такие причудливые формы, что прохожие оглядывались. Верный труженик муниципалитета с сожалением думал о том, что пользу обществу сегодня, похоже, получить не удастся.
   
   
   5.
   Новоселье Аллат пришли отметить многие бывшие вампиры, а также и свежеиспечённые любители солярной грибной культуры, завербованные Велиалом. Исполнительная Аллат ухнула перед лицом общества привезённый с Дия рукописный труд такого объёма, что со стола чуть было не слетела вся посуда.
   - Рецептики приготовления мухоморчиков! - нежно пояснила она.
   - Божественно! Восхитительно! Пикантно! - раздалось вокруг.
   - Хм, спасибо, - Велиал с любопытством полез в книгу, а над ним нависла Эва, жующая редкостную бледную поганку.
   - А зачем они вам, если не секрет? - беспечно поинтересовалась Аллат и строго шлёпнула зонтиком запутавшуюся у неё под ногами свинку.
   - Мы хотим открыть ресторан.
   - Ресторан?! О, боже! Хору, это ты их надоумил?.. Я так и знала, что без меня ты тут что-нибудь отчудишь!
   - А в чём прикол? - насторожился Велиал.
   - Да ведь грибы-то, при регулярном употреблении, вызывают привыкание!.. Мало у кого есть природный иммунитет. У меня, например, есть. У моих свинок - тоже. С коровами уже сложнее. А что касается простых кэлюме... Креон, как только сменил меня во главе скотного дворика, сразу пролоббировал здесь официальный запрет на мухоморы. Наверное, поставки тоже скоро перекроет. Нет, ну в качестве гостинчика, конечно, можно будет что-нибудь вывезти, но так чтобы открыто прописать грибы в меню - это вряд ли!..
   Несколько тяжёлых взглядов переместилось в сторону Сорвахра.
   - Так, - выдохнул Велиал, побледнел и сам стал похож на первостатейную поганку. - Сейчас кого-то будут убивать!
   Сорвахр старательно сделал невинное лицо.
   - Да из-за чего сыр-бор-то?.. Иммунитет нашей бессмертной расы безграничен! В вечности, разумеется, в абсолюте. Существует верное средство сделать грибы совершенно безвредными! Даже для самых простых кэлюме...
   - Уж не намекаешь ли ты, что оно тебе известно?
   Сорвахр плотоядно улыбнулся.
   - Разумеется!
   - Но ты нам его, конечно, не скажешь!
   Сорвахр обвёл собеседников сочувствующим взглядом.
   - Нет.
   - Блефует? - с надеждой обернулся Велиал к Эве.
   - Вряд ли, - неохотно признала она.
   - Ну вот... - расстроился Велиал. - Теперь придётся отложить мухоморопользование на неопределённый срок и заняться поисками противоядия! Редиска, - адресовался он к Сорвахру.
   - Главное - когда есть цель в жизни, - проникновенно объявил Сорвахр, приняв непринуждённую позу философа-мечтателя под луной. - Когда есть порыв... горение... решимость посвятить себя общему делу! Важен каждый шаг!.. Высокое служение! Уникальная возможность получить новые знания и опыт! Здесь и сейчас вы творите свою историю... а я, пожалуй, вздремну, - неожиданно заключил он и хлопнулся спать совершенно довольный.
   Обманутые мухоморопользователи онемели от масштабов проблемы. Аллат из супружеской солидарности сделала вид, что её всё это не касается, но на её наполовину восхищённом, наполовину растерянном лице было написано: "А ты, похоже, редиска, Хору!"
   
   
   5.
   Эва выслушала приговор ресторанному бизнесу, не изменившись в лице, а по окончании вечеринки обнадёжила Велиала:
   - Не волнуйся. Я знала об этих особенностях солярных грибов ещё из церковного архива. Я мобилизую свой приход на поиски противоядия.
   - Подожди... Что ты делала в церковном архиве? - сбился Велиал. - Что значит "свой приход"?..
   - Как, ты ещё не знаешь? - удивилась Эва. - Ведь это я заняла пост главы церкви после отъезда Креона.
   - То есть ты теперь тоже Его Святейшество? - ужаснулся Велиал.
   - Её Святейшество теперь - именно я, - поправила его Эва. - А Креон ещё не скоро выберется со скотного дворика... И за это время я заведу здесь такие порядки, какие ему и не снились! - хладнокровно резюмировала Эва и невозмутимо надкусила свежую бледную поганку на тонкой ножке.
   Про себя Велиал признал, что кэлюме, чьё имя означало "белая птица, поющая на белой стене", действительно обладала огромным ослепительно-белым ореолом и безусловно подходила на роль духовного авторитета, хотя, по общему мнению, конкретно с математическими способностями у неё было не очень.
   - Но с ресторанным бизнесом, похоже, придётся повременить, - поник Велиал.
   - Креон ничего не прислал бы, даже если бы мухоморы стали основным продуктом питания всея Бетельгейзе, - усмехнулась Эва.
   - И что делать?..
   - Придётся чуть-чуть сместить реальность в сторону того варианта, при котором Креон согласится.
   - Но как?..
   - А таблицы, которые ты стащил у Сорвахра на Дие, на что? - удивилась Её Святейшество.
   - Откуда ты знаешь?! - изумился Велиал; похоже, его тайная деятельность становилась всё более явной. Эва фыркнула.
   - Пока Креон страдает ерундой, держа под наблюдением свинок, я держу под наблюдением того, кого нужно.
   - Меня?.. - приосанился Велиал.
   - Сорвахра, умник!
   - Но разве он поддаётся наблюдению?..
   Эва покрутила в изящных пальцах надкусанную поганку и бросила на неё нежный взгляд.
   - Ты знаешь, если грамотно использовать природные данные... или, скажем так: дары природы, - можно многого добиться.
   
   
   7.
   Велиал (энергично):
   - Так, ну что?
   Эва (расчётливо):
   - Тебе придётся вернуться на Солнце. Попытайся хотя бы приблизиться к Креону с контрактом на мухоморопоставки.
   Велиал (вяло):
   - Эх...
   
   
   5.
   С тех пор, как Креон воцарился на скотном дворике, в бывшей спальне Аллат скопилось изрядное количество счетов. В настоящий момент возле экс-Его Святейшества лежал увесистый гроссбух, а поверх важной документации мирно дремала ничего не подозревающая, упитанная свинка.
   - Креончик, - елейным голосом вступил Велиал, - может, всё-таки договоримся насчёт мухомороперевозочек?..
   - Нет, - отрубил экс-Его Святейшество и подвёл в гроссбухе жирную черту.
   
   
   7.
   Эва:
   - В прошлое отходи!
   
   
   5.
   На скотном дворике царил относительный покой и условный порядок. Прекрасная свинопаска, свесив захмелевшую голову, дремала в кресле возле столика, уставленного пустыми бутылками. Её супруг скрывался в кровати: возможно, спал. Креон оперировал массивами данных, а затесавшаяся в комнату свинка носилась бешеными кругами и наконец дошла в своём ослеплении до того, что впилась зубами в край сутаны, которая отчего-то показалась неразборчивой свинке соблазнительной.
   Возмущённый Креон схватил нарушительницу и сунул её в мусорную корзину. Свинка немедленно принялась свирепо там возиться, и Креона охватило справедливое опасение, что свободолюбивая жертва произвола просто-напросто прогрызёт себе путь наружу. Тогда, чтобы занять свинку, хитрый Креон подбросил ей несколько отслуживших свой век бухгалтерских документов, а потом, понимая, что столь лёгкой закуски надолго не хватит, мстительно опустил в мусорную корзину одну туфлю Аллат.
   - Закусывай, милая, - ласково обратился он к неугомонной оппонентке сквозь прутья корзины и наконец спокойно уселся за сведение счётов.
   Некоторое время спустя проснулась прекрасная свинопаска. Пошарив по полу сначала босыми ногами, потом руками и, наконец, глазами, она установила пропажу туфли.
   - Странно! У меня куда-то делась туфля! - объявила она, глядя на оставшуюся часть обуви в глубоком сомнении. Лицо прекрасной свинопаски отражало жестокую внутреннюю борьбу. Осознавая, что находится в обществе нравственной элиты, она раздумывала: каким образом ей теперь соблюсти этикет? Надеть одну туфлю или ни одной?..
   - Не знаю, Аллат, - бархатным голосом вступил Креон. - Впрочем, я слышал вон там, - он как бы невзначай указал на сыто затихшую мусорную корзину, - какое-то чавканье. - Аллат бросила вслед за указующим перстом задумчивый взгляд. - Вот видишь, - немного поспешно и чуть более наставительно, чем того требовал несчастный случай, заметил Его Святейшество, - тебе не следует распускать своих свинок где попало. Ты сама же от этого страдаешь, - тут нечистый на руку счетовод перехватил изумлённый взгляд Сорвахра, который ради такого случая даже высунулся из кровати. Очевидно, от провидца не ускользнула правда, хоть он и оставил её при себе, тем более что Аллат уже беспечно бросила в мусор и вторую туфлю и, напевая, босиком пошлёпала в ванную. Сразу заскучавший Сорвахр, поразмыслив, отправился следом за ней.
   - Делаете нравственные успехи, Ваше Святейшество, - ехидно прокомментировал он, проплывая мимо оплота ценностей.
   - Ой, сгинь, - Креон отмахнулся от него бухгалтерской книгой.
   Вскоре откуда-то со стороны ванной послышалось шушуканье, а затем задорный хохот Аллат и её восхищённый вопль:
   - Я вижу, Его Святейшество делает нравственные успехи!..
   
   
   7.
   Эва:
   - Нет, нет... это не поможет...
   
   
   5.
   - Аллат, я попрошу очистить помещение, - категорически начал Его Святейшество, с лёгкой брезгливостью покосившись на повизгивающие нежелательные элементы. Аллат вскочила в неожиданном воодушевлении.
   - Ах! Креончик!.. Смотри-ка, - и прежде, чем настороженный Креон успел на всякий случай возразить, проревела на всю комнату:
   - Р-рравняйсь! Смир-ррно!..
   Свинки, только что рассыпанные по всему полу, встрепенулись и внезапно выстроились в прямую, как по нитке, линию. Затем (по команде "Марш!") синхронно развернулись в сторону двери и, стройно подняв пятачки, изящно цокая копытцами, потянулись на выход. Креон в лёгком замешательстве скрестил руки на груди; на лице его читалось: "Похоже, я недооценил их нравственный потенциал!" Его Святейшество даже выглянул за дверь, чтобы проводить одобрительным взглядом последний хвостик колонны. Выглянула и сияющая Аллат.
   - Ну как?!
   - Всегда бы так!..
   - Гусь-гусь-гусь, миленькие мои! Вольно! - и снисходительная свинопаска бросила подопечным горсточку манны.
   Строй немедленно распался, и представительницы солярного поголовья, свирепо хрюкая, полезли одна через голову другой в порыве добраться до угощения. Образовалась небольшая свалка; слегка зазвенели стёкла в окнах и чуть-чуть задрожал пол. Его Святейшество, оскорблённый в лучших чувствах, покосился на Аллат с неопределённым выражением. Та в ответ вытаращила искренние багряные глаза.
   - Ах! Креончик!.. Ну, сейчас-то что не так?! Из комнаты-то они вышли!..
   
   
   7.
   Эва:
   - Тоже мимо... Ещё...
   
   
   5.
   Пока Его Святейшество безуспешно пытался повесить на засыпающего провидца нравственные долги, в комнату всунулась запыхавшаяся Аллат.
   - Хору, лапушка, - деловито бросила она, - тут свинка не пробегала?
   Сорвахр отложил документы, которые успели ему порядком надоесть (хоть он их и не читал), и одарил свежее лицо благосклонным взглядом.
   - Лусик, милая. В данный момент в комнате скрываются три свинки, - для ускорения информационного обмена он показал супруге три пальца, на которые она посмотрела со священным ужасом. - Одна - вон там, - Сорвахр указал в угол комнаты, где действительно виднелось нечто розовое. - Вторая - тут, - следующая беглянка была извлечена из-под диванной подушки; на этот раз выражение священного ужаса появилось и на лице у Креона. - А третья... - Сорвахр под перекрёстным огнём шокированных взглядов прошествовал через комнату и вынул небольшую проказницу из хлебницы, - в буфете. Тебе какую?
   Аллат побагровела, оскалилась и с воплем бросилась по комнате, сметая свинок.
   - Ты почему убежала?! Ты почему спряталась?! Тебя кто надоумил забраться в шкаф?!
   - Хру!!! - жалобно вопили разоблачённые свинки, попавшие под тяжёлую руку высшего правосудия. Сорвахр удовлетворённо вернулся на место и с наслаждением впивал поднявшуюся суету; его всё устраивало. Креон озирался, явно ожидая нападения легионов затаившихся свинок.
   - Это всё? Их здесь больше нет? - слабым голосом уточнил он.
   - Ещё одна жуёт твою сутану, - безмятежно улыбнулся Сорвахр.
   - Что?! - Креон вскочил.
   - Креончик, Хору шутит, - упрекнула, прижимая к себе свинок, обернувшаяся на пороге Аллат. - Как же тебя всё-таки легко испугать!..
   - Хру... - полузадушено подтвердила одна из свинок.
   
   
   7.
   Эва (без энтузиазма):
   - Ну... попробуй вернуться...
   
   
   5.
   - Так как насчёт договорчика?.. - поинтересовался Велиал, деликатно тиская в руках документик.
   Креон полез в шкаф для особо важной бухгалтерской документации (оттуда, к лёгкому замешательству Велиала, вылезла раскормленная сонная свинка, которую сосредоточенный Креон даже не заметил).
   - Нет, - рассеянно обронил экс-Его Святейшество и открыл новый гроссбух на первой, чистенькой странице.
   
   
   7.
   Эва (со стоном):
   - О майн готт... Ничего не поделаешь, попробуй сместиться в будущее... Ну что за беда?..
   
   
   5.
   Последней в комнату всунула пятачок небольшая свинка. Аллат, напуганная суровыми выговорами Креона, хотела её шугануть, но Велиал предотвратил попытку дискриминации и обеспечил свинке протекцию, усадив в свободное кресло.
   - Даже свинка имеет законное право на волеизъявление! - сымпровизировал он очередную принципиальную позицию. Сорвахр покосился на него с опаской.
   - Функционер, - осудил он, причём по тону его было понятно, что он плохо помнит значение слова, но надеется, что это какое-нибудь ругательство.
   - А ты редиска, - не остался в долгу Велиал, и Сорвахр, насупившись, оставил дискуссионное поле за противником. Свинка бодро хрюкнула и принялась крутить пятачком в поисках чего пожрать.
   - Итак, я предлагаю внести в жизнь скотного дворика изменения на основе моего генома, - торжественно объявил Креон. - Кто против?
   - Хру!.. - легкомысленно выступила свинка. Остальные воздержались.
   - Большинством голосов - "за", - удовлетворённо подытожил Креон и захлопнул гроссбух.
   
   
   5.
   - А что менять-то будем?..
   - Ну, не знаю... Вроде хотели добавить нравственных координат...
   - Аллат, это же твои свинки! Ты что думаешь?
   - Да?..
   Все обернулись к Аллат. Прекрасная свинопаска нахохлилась, насупилась и основательно предалась умственному труду. На некоторое время воцарилась тишина, которую нарушало лишь густое сопение мыслительницы. Наконец круглое чело озарилось мыслью, которую, правда, трудно было назвать неожиданной:
   - Я думаю: не гульнуть ли?..
   - Это естественно, - мягко откликнулся привычный к такого рода озарениям Сорвахр. - А кроме этой идеи, ты хочешь что-нибудь предложить?
   Слегка сбитая с толку Аллат вновь погрузилась в пучину дум, откуда вскоре вынырнула без добычи и в решительном недоумении:
   - А что ещё нужно-то?..
   
   
   5.
   - Стыд... Страх... Муки совести...
   - Давайте ещё болезней каких-нибудь добавим. Побольше болезней...
   - И смерть. И полная потеря памяти.
   - Сорвахр! - неожиданно обратился Креон к молчавшему до сих пор участнику творческого процесса (пытавшемуся незаметно задремать в своём углу). - Ну, чего ты сидишь, как мадонна с младенцем? Поучаствуй в нравственной жизни!
   Сорвахр, медитативно почёсывавший за ухом перебравшуюся к нему на колени свинку, очнулся и вопросительно хлопнул глазами. Потом почувствовал, что от него не отстанут, и озвучил формулировку, показавшуюся ему самой безопасной:
   - Я ни с чем не согласен.
   - Отложи уже, наконец, свинку!
   - Ну, нет! - обиделся Сорвахр. - Чучундра здесь - самое приятное лицо!
   Все с уважением покосились на сытый розовый пятачок, а свинка просияла.
   
   
   5.
   - Нет, ну ты подумай, а! - возмутился обитатель неприступного кабинета при очередном повторном появлении контрактика. - Их в дверь, а они в окно! Долго ты собираешься ошиваться в околосолнечном пространстве?.. Я никогда не стану соучастником ресторанно-мухоморного бизнеса, тьфу, прости, господи!..
   
   
   5.
   Свинка была новейшего образца, модифицированная в соответствии с геномом Креона. Величественно выбравшись из клетки, она чинно воссела на отведённое ей место, категорически поджала пятачок и больше ни на кого не глядела.
   Аллат вытаращилась на явление в изумлении, отказываясь узнавать славную представительницу своего рода; остальные кэлюме наблюдали за воспитательными успехами Его Святейшества с испугом, а на лице Сорвахра было ясно написано: "Я бы такую к себе в постель не взял". "А она бы и не попросилась", - отразилось на торжествующем лице Креона, после чего Сорвахр и Креон со скукой друг от друга отвернулись.
   
   
   7.
   Эва (устало):
   - Уф-фффф... Ну, попробуй ещё раз... Как-нибудь, эдак, издалека...
   
   
   5.
   Креон, возмущённый всеобщей прогрессирующей безнравственностью, уединился у себя в кабинете с тарелкой грибов, калькулятором и гроссбухом.
   Велиал не стал расстраивать экс-Его Святейшество сообщением, как сильно изменилась ситуация в его приходе. Креон пришёл бы в подлинный ужас, узнав, что все его безупречные, поражающие филигранной точностью бухгалтерские отчёты с избранием Эвы на пост матриарха в полном составе дружно отправились в архив, а приход превратился в оживлённую дискуссионную площадку по вопросу легализации бледных поганок, и при церкви уже открыты первые лаборатории, ведущие исследования - как пояснял официальный пресс-релиз: "медицинских" свойств этих замечательных грибов. Велиал и сам лицезрел новейшие духовные подвижки с тревогой и лишь время от времени доставал по мухоморчику из личного, почти неприкосновенного, запаса. Книгу грибных рецептов Аллат вспоминали теперь в узком кругу несостоявшихся мухоморопользователей, как прекрасную мечту, и она постепенно обрастала легендарными подробностями.
   - Контактируешь со всякими маргинальными слоями типа Сорвахра и Аллат, и без всякой пользы для их нравственности, между прочим, - с порога осудил посетителя Креон, копаясь в неподъёмной книге расходов скотного дворика. - Почему бы Эве не пригласить их на проповедь? Иногда удаётся наставить на путь истинный даже самые безнадёжные случаи.
   - Ты шутишь, что ли? - Велиал с грустью убрал бланк несостоявшегося договора во внутренний карман пиджака. - Видал Сорвахр все эти приходы и уходы знаешь, где? А Аллат, куда бы ни пришла, обязательно устроит пьянку.
   Креон поколебался.
   - Так что же, оставить их души без нравственности?..
   - Я бы на твоём месте оставил их души в покое, - устало вздохнул Велиал и стал смотреть в окно.
   
   
   7.
   Эва (сердито):
   - Да что ты всё время вокруг Креона мнёшься? На Сорвахра выходи!
   Велиал (в отчаянии):
   - Да не могу я его достать!
   Эва:
   - Тьфу ты, дай я попробую. Дай сюда таблицы... Живопись в руках дикаря - груда кристалла!..
   
   
   5.
   - Моя свинка, - нежно отрекомендовал Сорвахр. - Чача, это Его Святейшество патриарх одной церкви. Дай копытце, - свинка томно протянула Креону копытце, которое тот опасливо пожал (поцеловать показалось ему совсем уж перебором).
   
   
   5.
   Свинка внезапно подняла голову, объявила невероятно громкое, какое-то даже категоричное "Хру!" и удовлетворённо рухнула на место.
   - Вот даже как? - удивился Сорвахр, задумчиво почесав свинку за ухом. - Чучундрик, ну ты сурова!
   
   
   5.
   Уединившись, Сорвахр вёл со свинкой неспешную, вдумчивую беседу.
   - Знаешь, что-то в тебе неуловимо напоминает мне нашу прекрасную свинопаску.
   - Хру.
   - Что бы это могло быть?..
   - Хру?
   - Добрый нрав.
   - Хру!
   - Здоровый аппетит?
   - Хру...
   - Естественная красота!
   - Хру-хру.
   - Да, в тебе всё это есть.
   - Хру.
   - Да что ты! Серьёзно?
   - Хру!!!
   - Конечно, и я тебя тоже люблю...
   
   
   7.
   Велиал (ехидно):
   - Ну? Продвинутая ты наша! Критиковала меня за Креона, а сама недалеко ушла от свинки...
   Эва (азартно):
   - Погоди ты. Это я так пытаюсь к Сорвахру с неожиданной стороны подобраться. Нас ждали с моря на кораблях, а мы с горы на лыжах!..
   
   
   5.
   Между тем солярное скотоводство продвигалось вперёд не без эксцессов. Как-то раз Сорвахр забыл убрать корзинку с манной. Поначалу свинка не поддавалась искушению; затем со снисходительным видом знатока обнюхала корзинку; а потом резво попыталась в неё залезть, отчего корзинка опрокинулась. Тут свинка, растеряв все навыки дворцового этикета, в буквальном смысле полностью погрузилась в процесс приёма пищи, забравшись в манну с ногами. Вернувшись в спальню, Сорвахр нашёл корзинку весьма оживлённой и даже похрюкивающей.
   - Чача, - с упрёком воззвал он, вытряхнув свинку, - ты лопнешь!
   Убрав корзинку, он полез в буфет за салфетками, хранившимися во дворце специально для свинок: сами хозяева всё-таки уже поднялись выше той ступени эволюции, на которой перемазываются едой. Умудрённая опытом Чучундра, очевидно, с самого начала понимавшая, что радости обладания корзинкой не продлятся долго, не стала тратить время на сопротивление и протест, а вместо этого молча облизнула пятачок, на котором ещё осталось немного манны, и принялась оперативно облизывать копытца.
   - Чача, так нельзя, - наставительно заметил Сорвахр, протирая салфеткой тугие, гладкие розовые бока. - Помимо удовлетворения естественных потребностей, существуют ещё высшие устремления духа.
   - Хру! - радостно согласилась Чучундра из салфетки. Понятно было, что она не прочь получить удовольствие и от высших устремлений духа, если б только они были так же доступны, как удовлетворение естественных потребностей.
   - Да, но ведь есть ещё радость труда, - менее уверенно возразил Сорвахр, - счастье... расти... прилагать над собой усилия на пути к совершенству.
   - Хру, - со скукой подтвердила свинка, и на её скептически поджавшемся пятачке отразилось: "Сам-то ты часто над собой усилия прилагаешь?.." Сорвахр вздохнул.
   - Я?.. Да... Хм. Чача, нам с тобой надо учиться ограничивать себя, - признал он. - Я постараюсь почаще бодрствовать, но и ты всё-таки будь поразборчивее в еде...
   - Хру, - поразмыслив, согласилась свинка, очевидно решившая, что вряд ли хозяин справится со своей частью работы, а значит, и ей не придётся выполнять свою.
   - А ещё я скажу Аллат, чтобы она поменьше пила, - вдруг вдохновенно добавил Сорвахр. - Надо же и её в чём-нибудь ограничить?..
   - Хру, - неуверенно заметила свинка; Аллат она побаивалась.
   - Хору, ты что тут, сходишь с ума?.. - раздался кстати голос упомянутой особы, и на пороге возникла Аллат в открытом летнем платье и кокетливой шляпке. - Хватит морочить голову себе и другим! Пошли прогуляемся.
   Сорвахр и Чучундра обменялись выжидательными взглядами: перед Аллат оба робели.
   - Мы с Чучундрой размышляли о пользе самоограничения, - Сорвахр зашёл издалека.
   - О, господи! А у меня в свинарнике кондиционер полетел, представляешь, - Аллат деловито залезла в буфет, извлекла пузатую бутылку и плеснула себе на два пальца коньячку. - Вот думаю, этот, что ли, починить или новый поставить?.. - она с удовольствием полюбовалась сквозь бокал на свет. - Прошлый коровы сбили...
   - Чучундра залезла в корзинку и сожрала недельный запас бетельгейзской щебёнки, - наябедничал Сорвахр.
   - Какой ужас! - охнула Аллат. - Чача, если ты ещё раз так сделаешь, я отлуплю тебя зонтиком, поняла?
   Придушенно пискнув, Чучундра бросилась в хозяйскую кровать и скрылась среди подушек - только жалобный хвостик торчал наружу. Аллат между тем безмятежно приложилась, вдохнула, вкусила и умиротворённо отставила бокал.
   - Ну, мы идём? - она взяла Сорвахра под руку, свободной рукой поправляя шляпку. - Так что ты там говорил насчёт самоограничения?..
   - Ничего, - поразмыслив, ответил Сорвахр.
   
   
   7.
   Кэлюме:
   - Вот!
   - Вот оно!..
   - Тащи!!
   
   
   5.
   - Отвяжитесь от меня со своими мухомороперевозками и подавитесь там своими грибами, - чистосердечно напутствовал ближних Креон, подмахнув договор.
   - Вот спасибо! - обрадовался Велиал, принимая документик. Экс-Его Святейшество безнадёжно отмахнулся.
   - Значит, Сорвахр всё-таки рассказал вам о противоядии?
   - Ты тоже о нём знал?! - обалдел Велиал. Креон усмехнулся.
   - Естественно. Я не всю жизнь в епархии просидел. Я, бывало... - экс-Его Святейшество не договорил, неопределённо помахал рукой у виска и снова уткнулся в бухгалтерские бумаги.
   - Погоди... Ты что, тоже провидец?!
   - Ну, объективно говоря, дар Сорвахра намного сильнее моего, - рассудительно возразил Креон, достал незаполненный бланк счёта и зачем-то перевернул его вверх ногами, а потом обратно. - Но именно поэтому, я считаю, ему следовало блюсти себя... на худой конец, избрать духовную стезю! - а не путаться неизвестно с кем...
   - Так вот почему ты священником стал?!
   Тут из-под стола выглянула крупная свинка и изрыгнула своё непреложное: "Хру!" Креон взглянул на питомицу с раздражением.
   - А тебя никто не спрашивал, - строго заметил он, но свинка - щетинистая и нахальная - успела окинуть собеседников победным взглядом прежде, чем снова спряталась под стол.
   Велиал заботливо припрятал контрактик на респектабельную мухомородобычу во внутренний карман пиджака и пожал плечами.
   - А по-моему, они друг другу подходят... неизвестно с кем...
   - У них нет будущего, - Креон рассеянно вернул пустой счёт на место. - Сорвахр никогда не привыкнет к мирской суете, а Аллат не согласится жить в пустых городах.
   
   
   7.
   Эва (поспешно):
   - Так, ну всё. Отбывай...
   
   
   5.
   Пока Велиал тихонько собирал свои пожитки, с веранды до него доносился голос Сорвахра, монотонно и без всякого выражения читавшего:
   - Тебя я вольный сын эфира возьму в надзвездные края и будешь ты царицей мира подруга первая моя... - тут чтец прервался и сладострастно зевнул.
   - Ах! Как романтично! - воспользовавшись паузой, вставила Аллат и растроганно приложилась к бутылке. Сорвахр устало опустил книгу.
   - Может, прервёмся?.. - вяло предложил он.
   - Да уж придётся, учитывая, что ты практически спишь, - жизнерадостно одобрила идею Аллат.
   - К тому же поэма в основном кончилась.
   - Да, остались почти только другие редакции.
   - Короче, пора спать, - подытожил Сорвахр и захлопнул книгу. - Мне. - Потом, поразмыслив, строго взглянул на супругу и добавил: - А тебе?
   - Ах! - оживилась Аллат, уже прикончившая бутылку и безуспешно пытавшаяся пристроить её в мусорную корзину, забитую опустошённой ранее тарой. - Хору, лапушка! Я с удовольствием вздремну с тобой за компанию, если ты не против.
   - Пойдём! - обрадовался Сорвахр. - Я тебя возьму, как сын эфира, и всё такое прочее.
   - Ах! Я и не думала, что ты запоминаешь, что читаешь.
   - Отдельные слова запоминаются, а в чём был общий смысл, почти никогда не помню, - признался Сорвахр.
   - Гусь-гусь-гусь, - умильным голосом подозвала Аллат пробегавшую мимо свинку и соблазнительно постучала пустой бутылкой о мраморный пол. Заинтригованная свинка приблизилась и тщательно обнюхала предложение, после чего легкомысленные супруги бессовестно удалились с места проведения досуга под громкий хруст разгрызаемого стекла, за которым последовал ненавязчивый шорох страниц забытой на столе книги.
   
   
   7.
   Эва:
   - А теперь назад, назад... В изначальную точку возвращайся!..
   
   
   5.
   Новый хозяин скотного дворика открыл шкаф, чтобы припрятать важную документацию за последний период.
   Навстречу ему вывалились: свинка; чулочек; и банка консервированных мухоморов, которую свинке так и не удалось вскрыть, но было видно, что она пыталась.
   
   
   5.
   - И я такая...
   - Хру! - неожиданно выступила из-под стола свинка.
   - Милая, помолчи, пожалуйста... - Аллат аккуратно отпихнула некстати вмешавшееся рыло. - И я такая: хру! ой... то есть, и я говорю: а мой какой в этом деле интерес?..
   
   
   5.
   Сорвахр с достоинством влез на ложе и величественно заснул. Свинка приткнулась рядом; чрезвычайно хитрое выражение её пятачка как бы говорило: "А я кое-что такое знаю! Но никому не скажу!"
   
   
   5.
   ...и застал дом в состоянии, близком к аварийному. Начать с того, что с двери был зачем-то сорван замок. Остальные предметы интерьера тоже пребывали в беспорядке, непонятно кем учинённом; единственное, что можно было с уверенностью утверждать: нижний край двери слегка обгрызла, конечно, свинка, а не её хозяин.
   Велиал отправился на поиски ответчика, однако Сорвахр не прятался и был вскоре обнаружен: он изящным силуэтом вырисовывался на фоне окна - единственного, что уцелело из обстановки - и, судя по благородной позе байроновского героя, предавался самым серьёзным и возвышенным размышлениям. Велиал упёр кулаки в бока.
   - Какого чёрта ты тут изображаешь сплин? Я что, пропустил мировую войну? Кто замок с двери сорвал, ты? Немедленно сними лифчик с люстры - кстати, откуда ты его взял? И где свинка? - Велиал оглянулся в поисках - как он не сомневался - соучастницы погрома.
   Сорвахр, казалось, остался доволен услышанным. Он даже повернулся к открывавшемуся из окна великолепному пейзажу спиной (а к Велиалу, соответственно, лицом) и смерил собеседника отчасти оценивающим, отчасти томным взглядом.
   - Лифчик забыла твоя вчерашняя гостья. Под диванной подушкой, - прояснил он вопрос, который показался ему наиболее важным.
   - Вызови уборщиков, и чтоб до вечера замок был на месте! Меня бесит, когда двери распахнуты. Где свинка?! - Велиал заглянул под злосчастный диван, но ничего подозрительного там не обнаружил. Сорвахр наблюдал за ним с выражением глубокого интереса.
   - Ты такой суровый, - одобрительно откликнулся он, не двинувшись с места. - Мне нравится. Давай ты будешь моим господином, а я - твоей рабыней.
   Велиал наконец обнаружил свинку - она мирно спала в ворохе снятых зачем-то с окна занавесок: счастливая, сытая, с огрызком от ножки стула в зубах. Велиал махнул рукой и окончательно переключился на зачинщика беспорядков.
   - Давай, - с готовностью согласился он, уже не удивляясь никаким зигзагам фантазии временного сожителя. - Как своей рабыне, приказываю тебе: во-первых, заткнуться, а во-вторых, пойти починить замок!
   Сорвахр рухнул от хохота в ближайшее кресло и долго не мог прийти в себя.
   - Боже, Бэл, - выговорил он наконец, вытерев смешливые слёзы. - От такого бестолкового господина, как ты, любая рабыня сбежит в два счёта, это точно. Ты что, совсем не просекаешь фишку? Вся соль рабства в том и состоит, чтобы господин костьми ложился, стараясь доставить рабыне максимум удовольствия.
   - Ну и на кой ляд такое господство? - резонно усомнился Велиал.
   - Чтобы более полно выразить свою любовь, - пояснил Сорвахр.
   - Извини, Хору, но, кажется, я ещё не настолько сильно тебя люблю.
   - И что тебе мешает начать совершенствоваться прямо сейчас?.. - вкрадчиво предложил Сорвахр.
   - Ты, - признался Велиал.
   - Не может быть, - убеждённо возразил Сорвахр. - Я - очень хорошая рабыня. А вот тебе, до хоть сколько-нибудь приличного господина, как до луны пешком.
   - О'кей, и что я, по-твоему, как настоящий господин сейчас должен делать?
   - Во-первых, угадать желания рабыни. Во-вторых, чётко их выполнить, и в-третьих, как бы насильно заставить её всё это принять!..
   - Вот уж, действительно, извращение! - возмутился Велиал и перешёл в контрнаступление: - Короче. Предупреждаю тебя без всякого рабства: если ты не починишь замок или хотя бы не заткнёшься, я выгоню тебя на улицу. Ищи там себе правильного господина. Отвёртка и шурупы в кладовке, - намекнул он напоследок и отвернулся.
   Очевидно, дискуссия привела Сорвахра в хорошее настроение, потому что он, посмеиваясь, пополз в кладовку и, давясь смехом, починил-таки замок, который с тех пор своим издевательски-невинным видом напоминал Велиалу о разнообразных рабынях каждый раз, когда приходилось открывать дверь.
   
   
   5.
   Аллат, сидя в кругу восхищённых поклонников, повествовала о своей солярной карьере.
   - Они мне, типа: свинарничек слишком быстро разрастается. Ну, а я им: о'кей, я подвинусь, но за это вы мне должны!
   - Моя справедливая Лу, - остался доволен Сорвахр.
   - А они?
   - Ну, они мне: типа, могут быть проблемы с круговоротом душ. А я им: да вы не волнуйтесь, если у кого со мной проблемы, я на тех просто плюю!
   - Моя нежнейшая Лу! - восхитился Сорвахр.
   - И они согласились?
   - Не знаю... Я им сказала свои условия, а дальше - как получится.
   - Моя Лу с кем угодно может договориться, - одобрил Сорвахр и тут.
   - Но вы так ничего и не решили?..
   - Я поступлю в любом случае по-своему, - пояснила прекрасная дипломатка.
   - Моя Лу, - только и сказал Сорвахр, и даже закусил от удовольствия мухоморчиком.
   - Кстати, как насчёт ресторана? - спохватилась вдруг Аллат, временно протрезвев. - Книгу рецептов-то я привезла!
   
   
   5.
   Пока на всём континенте кипела подготовка к открытию первого на Бетельгейзе ресторана духовной пищи, в спальне виновников торжества проистекал мирный семейный вечер. Достойный супруг листал какой-то из припасённых Аллат ещё на Земле порножурналов, вертя его то боком, то вверх ногами, в то время как достойнейшая супруга ползла по ковру по направлению от двери к кровати. Вертикализоваться ей мешало количество выпитого, но и сдаваться она не собиралась. Пыхтя и сопя, она медленно, сантиметр за сантиметром преодолевала заветное расстояние, почти не сбиваясь с курса. Сорвахр, время от времени отрываясь от картинок, одаривал супругу одобрительным взглядом и поддерживал восхищёнными репликами.
   - Какая сила воли! Какая целеустремлённость. Лусик, я верю в тебя. Ты лучше всех! Такими темпами к утру ты точно будешь на месте.
   Жертва славы, раздавленная комплиментами, бессильно хохотала, что только задерживало её на и без того нелёгком пути. Супруг, беспечно устроившись в кресле, оставался в стороне от основной линии действий и наблюдал за происходящим с интересом естествоиспытателя. Остановившись передохнуть, Аллат приподняла с ковра отяжелевшую голову и непримиримо ею потрясла.
   - Ты... злодей, - с трудом ворочая языком, выговорила она в попытке дать достойный отпор похвалам супруга. - Вот... если... бы... ты... был... джен...тль...ме...ном...
   - ...на тебе женился бы кто-нибудь другой, - участливо подхватил Сорвахр, почувствовав, что окончание фразы супруге никак не даётся. Аллат устало уронила голову обратно на пол, очевидно, рассудив, что иногда с мужчиной лучше согласиться, - а может, собираясь с силами перед новым рывком.
   - Блин, - наконец свирепо высказалась она, засопела, как паровоз и, нечеловеческим усилием поднявшись на четвереньки, пересекла во вполне приличном темпе оставшуюся половину комнаты; не остановившись на достигнутом, вползла на кровать - и рухнула без движения, на этот раз окончательно. Потрясённый Сорвахр разразился аплодисментами и даже отложил журнал.
   - Это невероятно! Нет предела человеческим возможностям, особенно когда существо охвачено благородным порывом - стремлением увековечить своё имя в народной памяти, быть может - или же, напротив, потрясено до глубины души безысходным отчаянием... - преисполненный возвышенных впечатлений Сорвахр направился к кровати, стягивая с себя рубашку. - Что двигало нашей прекрасной героиней?.. - этого мы никогда не узнаем, потому что она, кажется, уже спит, а если и бодрствует, то всё равно не способна сказать ни бэ ни мэ... Моя Лу! В знак моего безграничного почтения позволь помочь тебе раздеться, благо сама ты с этим точно не справишься... - с этими словами Сорвахр заботливо рванул платье от ворота до подола, оголив богатство беломраморной плоти. Подвергнутая помощи Аллат взвизгнула и брыкнулась.
   - Это называется помочь?! - запротестовала она почти внятно; когда речь шла об одежде, Аллат была способна на подвиги.
   - Ты ещё не спишь?! - изумился Сорвахр. - В таком случае, за тобой супружеский должок!..
   
   
   1.
   Я смотрела, как над серебристой иглой минарета восходит единственная звезда. Она была самой далёкой в нашем зыбком небе. Моя жизнь подходила к концу.
   Было так много событий, а что вспомнить? Было так много вещей, а что взять с собой?
   У меня было много возлюбленных, но теперь я возвращалась к единственному.
   
   
   5.
   Аллат как раз приятно проводила время с несколькими недавно близко с ней познакомившимся кавалерами, когда приют не вполне законных наслаждений посетил совершенно неожиданный муж.
   - Лусик, милая. Позволю себе вмешаться, потому что я обещал Эве доставить тебя на открытие ресторана хоть в гробу.
   - Ах! Хору, лапушка!.. - обрадовалась Аллат единственному и аккуратно выскользнула из-под его временного заместителя. - Счастливо оставаться, любимые!.. Продолжим в другой раз! - бросила она в слегка ошарашенную массовку с прощальным взмахом руки и вприпрыжку помчалась на выход.
   На широкой мраморной лестнице, которая вела из скромного воздушного замка её новых друзей на тихую межконтинентальную трассу, прекрасная любительница гульнуть слегка застопорилась и растерянно похлопала себя по эфемерному наряду, состоявшему преимущественно из пояса:
   - Ой, я сигареты забыла!.. Пойду куплю... Ой! И деньги забыла тоже!..
   Не дожидаясь, пока достойнейшая супруга сделает из сложившейся ситуации собственные выводы (этого можно было ждать всю жизнь), Сорвахр молча подошёл к автомату, продающему разнообразные ненужные вещи. Денег у свободного художника не бывало в принципе, но в крайних случаях он полагался на силу своего гения. Не выдержав пристального взгляда провидца, автомат подавился пачкой сигарет и бутылкой пива, плюс к тому сдал сдачи. Сорвахр хладнокровно выгреб добычу и сунул её в руки жаждущей потребительницы.
   - Ой!.. "Беломор"! Мои любимые, - довольная Аллат разглядывала приобретения, в то время как целеустремлённый супруг волок её к такси. - Пивко холодненькое!.. Хочешь?..
   - Нет, - без церемоний пригнув косматую голову, Сорвахр затолкал прекрасную потребительницу в машину. - Подвинься. В магазин одежды давай, - обратился он к водителю.
   - Зачем? - удивилась Аллат, отлепившись от бутылки.
   - Кому-то из нас неплохо бы одеться.
   Аллат принялась соображать.
   - То есть... ты что: хочешь сказать - я недостаточно хорошо одета?!
   - Ты вообще не одета, - прояснил ситуацию Сорвахр, и на этот нескромный, но безошибочный довод у прекрасной модницы возражений не нашлось.
   В магазине, произведя среди продавцов лёгкий переполох, хихикающая и шуршащая примерочная кабинка не без усилий разразилась приодетой Аллат и её усталым, но довольным спутником.
   - Сдачи не надо, - вывалил он перед кассой пригоршню бумажек и монет.
   - Конечно, деньги-то ворованные, - успокаивающе улыбнулась кассирше прекрасная посетительница и тут же завопила не своим голосом, так как неизменно внимательный супруг счёл нужным проводить даму до двери, намотав её волосы на кулак.
   - Что ты меня позоришь?! Что значит ворованные?! Деньги, честно вынутые из сломанного автомата! - дискуссия продолжилась на улице, причём собеседник безуспешно пытался дотянуться до собеседницы, длина волос которой позволяла уйти от ответа.
   - Хору, ангел мой! - визжала Аллат, возбуждённая крутыми поворотами разговора. - Тебе нельзя волноваться!.. К тому же, если ты порвёшь платье, ворованные деньги пропадут впустую!
   Разумные ли доводы сделали своё дело, или сопротивляемость супруги в целом, но возле машины утомлённый Сорвахр отложил восстановление справедливости на потом.
   - Хорошо. Я подожду, пока ты снимешь платье... Но уж тогда!..
   - Ловлю на слове! - охотно подхватила воодушевлённая перспективами Аллат, нырнула в машину и снова присосалась к бутылке.
   - Дай-ка и мне, - поколебавшись, сдался супруг и присосался тоже.
   К торжественной церемонии открытия почётные гости прибыли уже крайне весёлыми. Сорвахр рухнул на благоразумно приготовленную Эвой специально для него кровать и забылся сном. Усердная Аллат принялась раздавать автографы и советы по употреблению ассортимента. Духовная пища возымела окончательный и бесповоротный успех.
   
   
   5.
   Слегка протрезвев после победы ресторанного бизнеса над нравственными препонами, Велиал обнаружил на пороге своего дома дремлющую свинку. К хвостику её был пристроен бантик, а к бантику приколота записка, составленная с ошибками - видимо, в состоянии алкогольного опьянения - примерно следующего содержания:
   "Дорогой Бэльчик!
   Мы с Хору решили не знаю что куда-нибудь.
   Хору просит передать, что на самом деле ему всегда нравились твои фотографии.
   А я доверяю тебе на перевоспитание свою Чучундру!!!
   Целую, обнимаю,
   Я".
   
   
   5.
   Выяснилось, что дом Сорвахра и Аллат, вместе с половиной континента, откололся и куда-то улетел, хотя этого не было ни в одном из предсказаний. Части континента потом нашли рассыпанными по разным небесам, а дом так и пропал.
   
   
   5.
   - Хору, ангел мой! Ты был прав. Наш дом опять куда-то полетел. Хорошо, что я оставила Чучундру Велиалу.
   Аллат свесилась с веранды, наблюдая бушующие внизу океанские просторы. Сорвахр улыбнулся.
   - Ужас, как я устал.
   Аллат обернулась к нему и хлебнула люмэ. Влажный тяжёлый ветер перебирал её длинные, тёмными волнами овевающие фигуру кудри и, вопреки обыкновению, платье на ней было закрытое. Впрочем, как бы она ни выглядела, он всегда смотрел на неё одинаково. Никогда не было в его глазах злобы, ревности, похоти, обиды, страха, вообще всего того мелочного, бездарного, пустого, что было в глазах других. А всегда была только бесконечная нежность и ласка, и любовь,
   
   
   0.
   и я пила наслаждение и свет, и вечный покой, что излучали его бессмертные очи, а вместе с тем и всю любовь, и весь мир.
   Потом я заметила, что поезд остановился, и вышла. Передо мной было высокое, светлое строение, только очень странное. Оно напоминало ажурную стену, окружавшую многоэтажный сад. Дорожки, выточенные из белого камня, бежали между высоких, тонких колонн вверх и вниз, а на широких ровных площадках росли сосны - головокружительно стройные, с тёмно-красной корой, с пушистыми кронами, настоящие корабельные.
   Каждая такая площадка была как храм, как целый мир. В воздухе разливался аромат смолы и хвои, узловатые корни уходили прямо в камень, на гладком полу шелестели опавшие иголки. Дорожки огибали деревья со всех сторон. Гуляя между площадками, можно было спуститься ниже корней, можно было увидеть кроны у себя под ногами.
   Я смотрела на всё это сквозь изящные стрельчатые арки, сквозь петли витых переходов, и мне хотелось туда попасть. Я поняла, что это - сосновый сад, самое удивительное, что есть в мире. Я пошла вперёд, и слышала почему-то шум океана.