Герой нашего времени

Быть мудаком для самого мудака – не такая уж большая беда.  Даже если мудак  согласен с тем, что он мудак. Главное при этом не выглядеть мудаком.

   С внешностью Кириллу Петровичу повезло – выглядел он точь в точь, как артист Тихонов в роли Штирлица, за собой следил, волосы в носу выщипывал, шевелюру стриг каждую субботу, тренировал перед зеркалом взгляд мудрый и строгий и старался контролировать базар, так как с детства знал – все, что ни скажет попросту – или глупость, или гадость. ***ня, короче…

   В школе Кирилла Петровича одноклассники считали сопливым гаденышем, в компании не принимали и часто били. В институт поступить  не хватило мозгов, в армию не взяли по причине нервного расстройства и энуреза, от которого его с рождения пытались излечить родители, да  не преуспели в этом. Ссаться по ночам Кирилл Петрович  так и не разучился, поэтому с середины дня переставал пить жидкость и ставил себе будильники – звонить каждые два часа.

   Когда учился в школе, мечтал с кем-нибудь дружить. Но природная подлость и жадность не позволяли. С девочками тоже не получалось – жалко было тратить свои копейки на кино и мороженое безо всякой гарантии. А к проституткам идти боялся – брезглив был.

   В школе еще сдал на права и после десятого класса устроился в таксопарк. Сволочную и мерзкую свою мудацкую натуру проявил сразу. Таксисты уже тоже было собрались его бить, но мудрый ветеран Трофимыч надоумил: “Нахуй еще сидеть потом на старости лет из-за такого пидараса. Главное – его с линии убрать. Чтобы не мешал. Возьмите и выберите его в комсомольские начальники. У нас парк большой, пидоры эти у нас – освобожденные – сечете? Будет в кабинете сидеть, в знамя сморкаться, а в наши дела – ***.”

   Вот и выбрали молодого мудака первым комсомольским секретарем таксопарка. Правда, вскорости заебал он и таксистскую комсомольскую банду, да так, что двинули его в райком – нахуй подальше от своей малины.

   Из райкома пытался дернуться к чекистам – в Комитет. Но отсутствие высшего образования встало непреодолимым препятствием на пути. Обиделся, но стучать не перестал – наоборот зачастил, как бешеный дятел.
 
   Когда в конце восьмидесятых запахло жареным, Кирилл Петрович подсуетился, проявил инициативу и через несколько хаотичных ходов оказался на весьма выигрышной шахматной клетке – на месте директора завода.
 
   На этом месте стоило бы остановиться и отвлечься на пару строк в область филологии. Многие думают, что мудак и дурак – это одно и то же. И эти многие уже подумали: “ Нет, не мудак этот Кирилл Петрович, совсем не мудак. Мудаки так в гору не двигают”. Нет, сограждане – россияне, вы неправы. Дурак – просто глупый человек. Недалекий, неспособный, скажем, к арифметике, неспособный сделать в жизни логичный выбор. Дураком могут назвать человека доверчивого, нерасчетливого. Дурак в обычной жизни не вреден, он часто бывает добрым и нежным мужем и родителем. К дураку в народной речи нет злобы. Не случайно существует уменьшительно-ласковая форма – “дурачок” и не случайно русская пословица щедро отдает именно дураку право на счастье, которого и умным-то не хватает. Но вот чтобы нормальная женщина ласково назвала свое чадо или супруга “мудачком”  представить себе трудно. Потому что мудак – это совсем другое. Мудак – это генетический выброс, неудачная мутация, которую общество отторгает. Да беда только в том, что отторгая, оно зачем-то выталкивает мудаков наверх – в партийные начальники, в директора, академики, депутаты. Страшно иногда даже подумать, что же там творится наверху. Вот такая вот это штука – мудаки. Да…

   Завод, в котором директорствовал Кирилл Петрович, был старой развалиной, заставленной ржавым железом и заваленной мусором, по внешнему виду неотличимым от продукции, которую якобы завод выпускал. В начале девяностых завод по тихому разакционировали, выдав работягам по бумажке, на которой было напечатано, что это, мол, - акция. Потом по стандартной мудацко-комсомольской схеме на пол-годика тормознули зарплату, вывесив в заводоуправлении и цехах объявления о скупке акций. Народ сначала попытался разбираться в вопросе, требовал собраний, объявлял всякие забастовки и голодовки, писал письма президенту, но потом голодуха, пилящие дома бабы, полное отсутствие средств на водку и чуткий похуизм президента к заводским проблемам сделали свое дело – каждый тихонечко отнес свою сраную бумажку в приемную директора и обменял ее на денежный эквивалент бутылки паленого пойла.

   С внешними миноритариями поступили тоже стандартно. Послали всем по почте приглашение на общее собрание и пока письма не дошли, собрание и собрали. На собрании к тому времени для кворума было вполне достаточно присутствия директора и еще пяти-шести профсоюзных мудаков, которым было обещано дальнейшее участие в дележке. Собрание постановило сделать дополнительную эмиссию акций, вся масса которой тут же досталась директору, обещавшему за это всем присутствующим по мешку денег. Никто ничего не получил, всех Петрович нагло кинул, но к тому времени он был уже практически единоличным хозяином помойки , на которой красовалась гордая надпись, что это, мол, некий неразборчивого названия завод.

   Производство в виду своей никомуненужности, остановилось само, лишенных права голоса и речи работяг выгнали без выходного пособия, остатки продукции вместе с хламом сдали в металлолом. На заводе вместе с Петровичем остались несколько особенно трусливых холуев, каждый из которых стал аж “замдиректора”, десяток алкашей – для случая чего починить или сломать, пара баб в бухгалтерии, да директорская секретарша.
 
   И потянулись на завод арендаторы. В облупившихся и заплесневелых цехах расположились фирмы с громкими и красивыми названиями, которые в основном никогда не мытыми руками бывших черножопых соотечественников разливали из грязных цистерн питьевую воду “Монастырский источник”, штамповали из чистейшей известки таблетки “Пенталгина”, фасовали в емкости с незамерзайкой метиловый спирт, перебивали номера на двигателях найденных на улице авто и даже шили кроссовки с красивым названием “Адидас”.

   Кирилл Петрович поначалу боялся выделяться, но со временем привык к деньгам и охуел. Построил себе дом за городом, накупил всей семье автомобилей. Да, кстати, о семье…Редкий мудак уходит в мир иной, не оставив мудацкого потомства. Удивляют, конечно, женщины, зарящиеся на мудаков. Кстати, обратите внимание – в русском языке отсутствует слово “мудачка”. Морячка – есть, дурочка – есть, даже пидараской иногда могут обругать – хоть и ерунда, а звучит. А вот мудачки – нет. Так что как назвать жену мудака – я не знаю.  Пускай будет – директорша. Жена директора то есть.

   Женился Петрович еще будучи комсомольским секретарем в таксопарке. На приезжей комсомолочке из общаги. Как-то в комсовской бане попользовался, а предохраняться-то у мудаков редко получается. Особенно по пьяному делу. Ну и пришлось жениться. Сначала старшая дочка родилась, потом – младшая. Квартиру успел получить. Но годы взяли свое – деревенская комсомолка превратилась в жопастую бабищу с пробивающимися кадетскими усиками, дочки выросли дурами и стали все больше походить на маму. В основном – отсутствием мозгов, внешней отвратительностью и ****ством.

   Так что в новый загородный дом Петрович переехал уже с новой бабой – бывшей своей секретаршей. Старой семье оставил квартиру , пару “Лексусов” и купил бывшей жене парикмахерскую, которые теперь в народе именуют не иначе как “салон красоты”.

   Новая жена сразу поставила Кирилла Петровича на место. Сказала, что раз тот ссытся по ночам, то спать они будут раздельно. Кирилл Петрович пытался агитировать, демонстрировал свой фокус с будильниками, даже однажды вроде уговорил , но так устал от уговоров и неожиданного счастливого успеха, что забыл завести один из будильников и ночью крупно обоссался. Молодая больше на уговоры не поддавалась, спали в разных комнатах и Петрович тихо охуевал от строго дозированной ебли и постоянного сексуального шантажа со стороны новой супруги.

   Молодая жена быстренько устроила себя к Кириллу Петровичу на завод финансовым директором, взяла под контроль все платежи и поступления, обзавелась личным счетом в банке, квартиркой в Барселоне, парой автомобилей Порше Кайен – один в России, другой – в Испании- и парой любовников в тех же краях, что и автомобили. Петрович все это знал, но делал вид, что не знает. Решил заниматься здоровьем – благо уже перешагнул полтинник – бегал, чертыхаясь, по утрам, по четвергам вообще переодевался в форму киборга и приезжал на работу и обратно на велосипеде. Те, кто и так знали, что он мудак, просто убедились в этом в очередной раз.

   Прежняя жена Петровича неожиданно проявила недюжинные коммерческие способности, расширила сеть косметических салонов и магазинов, зажила широко и красиво. Дорогой немецкий доктор исправил ей гормональный фон, она похудела, похорошела , лишилась усов и вышла замуж за знаменитого испанского  художника.
 
   А Петрович, оставшийся один , перестал заводить будильники и напрочь проссал свою кровать. Он еще был похож на Штирлица, еще менял каждый день костюмы и галстуки от Дольче Габбана, но уже от него стало попахивать чем-то вроде плебейских духов Хьюго Босс или его собственного ссанья, что, впрочем – одно и то же. Вполне возможно, так пахнет смерть.
 
   Петрович, почуяв запах смерти, забеспокоился, нанял охрану и ездил теперь только в сопровождении их джипа. К нему никого не подпускали ближе, чем на пятьдесят метров.
 
   Однажды жена, приехав погостить из Испании, сказала Петровичу, что нашла доктора, который может излечить его от энуреза. Деньги большие, но дело того стоит. Тем более, что Петровичу дали и потрогать и поебаться – что еще надо ссущемуся мущщине в полном расцвете сил?

   Деньги Петрович перевел. Завещание оформил (операция ведь опасная).
   А через неделю он выбежал на пробежку . Темным северным утром – любил спозаранку, после последнего ссанья. Рядом ехал джип охраны.
 
   *** его знал, что какая-то ****а среди ночи прокопала канаву прямо поперек дорожки, по которой обычно бегал Петрович. А на дне этой самой канавы торчала ежом ржавая старая арматура. Обычный нормальный человек в канаву ни за что не попадет – он смотрит под ноги, ямы видит. Все под контролем. А Петрович был в полной эйфории от того, что он , наконец, перестанет ссаться, что ему достанется хоть часть его новой молодой жены. Расслабился мудак, короче, размечтался. И джип охраны не помог.

   Не будем его мучать – он умер мгновенно, насаженный на несколько стальных прутов. Мудаки умирают мгновенно.

   Ну и вопрос обиженным пенсионерам и обманутым вкладчикам -  вы что – завидуете Петровичу? Вам это надо – обожраться красной и черной икры и потом сдохнуть на дне канавы, или в ванной, удавленным собственным шарфом? Или отсидеть в тюрьме десять лет, быть за это время сто раз оттраханным в жопу, но зато – какой был сладкий миг тожества?! Стоит ли оно – это торжество, икра и лобстеры, друзья мои, того поганого конца, той мерзкой развязки, что ждет всех без исключения мудаков? Я думаю – не стоит.

   Опять вспоминаю Горбачева. Редкостный был мудак. Самоуверенный, самовлюбленный. Так и хотелось бросить кирпичем в телевизор. А потом оказалось, что все эти его понты – всего лишь бесплатное приложение к его Райке. Мужик –то никакой. Комбайн не выучил – двинули в райком. Там не пришелся – в обком. Так и в Политбюро попал. А когда жизнь, да злые немцы отобрали у него Райку… Вот только что-то он сам никак в канаву не свалится. Ну в этом может тоже мудрость есть – пускай до двухсот лет живет – мудак – и мучается.  А Петровичу, я думаю, - повезло.