Киевский торт

    Монголом его назвали, когда он сидел первый раз. Его ввели в камеру, с лязгом закрылась дверь, человек на нарах в углу, не поднимая головы, спросил:
    – Погоняло?
    – Витьком зовут.
    – Витьком? Не годится.
    Человека звали «Князь». Витек рассказал ему свою историю, и Князь, услышав, что один из прадедов Витька был то ли татарином, то ли монголом, сказал:
    – Монголом? Вот и ты будешь Монголом.

* * *
    В начале девяностых на районе их было двое – Монгол и Леха. Начали со сбора дани на рынке. Подходили к торговкам и так обыденно, без угроз говорили: «плати». Одна торговка мясом платить отказалась. Леха спокойно сгрёб рукой мясо на землю, наступил на него и сказал:
    – Завтра заплатишь за два дня, – и, не торопясь, пошел собирать деньги дальше.
    Торговки поняли, что ребята не шутят. И платили. Исключение было для кондитерского киоска. Монгол очень любил киевский торт, и дань брал тортом. Он мог сам съесть сразу два торта, но в будние дни ограничивался одним.

* * *
    Витя рос без отца. Отец-то был, но он предпочитал время проводить в тюрьме. Мать Вити, дворничиха в ЖЭКе, воспитывала сына, как могла. Жили в однокомнатной «хрущевке». Соседка по лестничной площадке, Анжела, была лет на десять старше Вити. Работала по ночам на Окружной. Когда она шла на работу, у мужиков отвисала челюсть – длинные ноги, высокие каблуки, роскошные черные густые волосы, грудь... Господи, да что там говорить ...
    Это произошло, когда Вите было четырнадцать лет. Анжела попросила его помочь передвинуть стол на кухне – делала генеральную уборку.
    – Попьем чаю, – предложила она.
    На столе стоял большой торт, похожий на клумбу с голубыми, белыми и розовыми цветами на шоколадном поле. Анжела поставила тарелку с тортом перед Витей и сказала:
    – Попробуй, это киевский торт. Очень вкусный.
    Витя откусил и сразу же ощутил во рту вкус фундука, прохладу сладких, хрустящих воздушно-ореховых коржей безе и нежного крема... Он раньше торт не ел. Жили бедно, из продуктов мать покупала лишь самое необходимое: хлеб, картошку, макароны... Когда он доел третий кусок торта, Анжела дала ему салфетку и сказала:
    – Вытри рот.
    Потом придвинула стул, обняла Витю и жадно поцеловала в губы. Витя почувствовал её руку между ног. Он напрягся.
    Анжела, расстегивая штаны, говорила:
    – Мой хороший, не бойся. Первый раз? Ничего. Будет очень приятно...
    И она все сделала так умело, что новые ощущения были необыкновенно приятны. Витя захаживал к ней. Они пили чай, ели киевский торт, а потом улетали на планету любви... Монгол уроки Анжелы запомнил на всю жизнь. Потом у него было много женщин, но такого, как с ней, не было ни с кем. В девяностых Анжела уехала в Израиль, и только киевский торт напоминал Монголу о тех головокружительных полётах...

* * *
    Начало девяностых. Смутное время. Заводы стояли. В организациях зарплату не платили. Молодые люди не могли найти работу и охотно занимались, чем придется: торговали на рынках, ездили в Польшу за товаром... Тогда-то Леха и стал собирать бригаду. На «собеседовании» каждый давал слово, что будет беспрекословно выполнять распоряжения Лехи и Монгола. Если нарушит – строгое наказание, вплоть до смерти.
    Через год основной костяк банды составлял уже семь бригад – сорок человек, а в случае шухера, можно было поднять до пятисот. Леха и Монгол держали вокзал, автостанцию, линию скоростного трамвая и все клубы восточных единоборств в городе. У каждого бригадного была машина – подержанная иномарка, а у Монгола с Лехой новые «мерседес» и БМВ.
    Киевский торт Монгол ел уже не из кондитерского киоска, а прямо из цеха фабрики им. Карла Маркса. Это был самый свежий торт. Приготовление его контролировалось лично начальником цеха. Торт был скромной платой за «крышу». Каждый день, в 11-00 к кондитерской фабрике подъезжал «мерседес». Из проходной выходил начальник цеха, Он нес большую круглую коробку с зелеными листьями каштана на крышке. Почтительно склонившись, вручал коробку водителю.

* * *
    ...Монгол набрал номер Лехи. Телефон не отвечал. С Лехой не было связи уже трое суток. Накануне он поехал на встречу с молодым, наглым и предприимчивым Хачиком, хозяином сети ресторанов «Окей». За Хачиком стояли азербайджанцы. Еще недавно они контролировали все киевские рынки, но месяц назад ОМОН вышиб их оттуда. Многих азербайджанцев выслали из страны за нарушение паспортного режима. «Азербайджанская мафия» ослабла, но Хачик, по- прежнему, вел себя нагло и уверенно.

* * *
    Группировка Монгола и Лехи была одной из самых крепких в городе, а Хачик, не посоветовавшись с ними, не согласовав, не заплатив, открыл в районе еще один ресторан. Казалось, он не понимал, кто здесь хозяин.
    Три дня назад Леха, Харя и Нос поехали к Хачику, но они не вернулись.

* * *
    Договорились о встрече с Хачиком в бассейне общества «Авангард». Бассейн держал Коха, старый друг Монгола. Коха три раза сидел, но имел крепкие связи в МВД. Говорили, что знаком с президентом. С Хачиком договорились – с каждой стороны будет по пять человек, но Коха заранее впустил в помещение бассейна вооруженных пацанов Монгола. Они сидели в душевой.
    – Здравствуй, дорогой. Редко мы встречаемся, а жаль. Всё заняты, всё деньги зарабатываем. Всех не заработаешь, да и в могилу их не возьмешь. В жизни главное не деньги, и даже не женщины. В жизни главное дружба, – Хачик, широко раскрыв руки для объятия, шел по краю бассейна к Монголу и улыбался.
    – Красиво говоришь и правильно, но что ты ответишь на мой вопрос, дорогой Хачик? – обнимая его, и похлопывая по спине, говорил Монгол, – а вопрос мой как раз о друзьях: «Где мой друг Леха? Где Харя, где Нос? Три дня назад они встречались с тобой...».
    – Поправлю тебя, друг. Мы должны были встретиться, должны были, но... но... но... – Хачик, казалось, был растерян.
    – Да, непонятная история, – Монгол посмотрел в окно судейской комнаты.
    Окно было на высоте второго уровня  – судьям сверху удобно наблюдать за пловцами. В окне появился Циклоп. Минуту назад он вошел в здание бассейна. Очень спешил – надо было успеть на встречу. Циклоп медленно проводил ладонью поперек горла.
    За час до встречи Циклоп возле рынка затолкал в свой джип Папу. Папа был правой рукой Хачика. Привез его на дачу в пригороде, привязал к стулу, вставил ему в рот голый провод, обмотал голову скотчем так, чтобы Папа не мог открыть рот и выплюнуть провод и периодически подключал этот провод к фазе в электрической розетке. Вопрос был один: «Где Леха, Харя и Нос?». Папа молчал десять минут, его большое тело дергалось, как надутая игрушка, мычал, по щекам текли слёзы, но потом рассказал, что Леха кричал на Хачика, тот вспылил и застрелил всех троих. Трупы сбросили в городской канализационный коллектор.
    Монгол увидел, что Циклоп водит ладонью поперек горла. Это был знак. Монгол потрогал правое ухо и сделал два шага назад. Тут же автоматные очереди превратили Хачика и его товарищей в пять окровавленных трупов. Двое из них упали в бассейн. Вокруг трупов была кровь, а у Хачика снесено полчерепа и по колонне, стоявшей рядом с водой, сползали его окровавленные мозги. Калаши бросили в бассейн. Монгол с бандой уехали, а Коха вызвал милицию и, изображая недоумение и растерянность, сказал, что сидел в кабинете, услышал выстрелы и вот...
    – Значит, сидели в кабинете? – майор Якунин, опытный следователь пристально смотрел в глаза Кохи, – и, конечно же, не видели, кто стрелял, на каких машинах они уехали, так?
    – Ничего не видел. Ни-че-го! – отчеканил Коха. Он понимал, что следователь спрашивает его для порядка. В милиции знали о дружбе Кохи с руководством МВД.
    Якунин допросил всех – гардеробщицу, вахтера, тренеров, которые во время бойни пили кофе в тренерской комнате – никто ничего не видел. «Боятся» – думал он. Якунин опрашивал прохожих возле бассейна. Одна молодая мамаша сказала, что видела людей, заходивших в здание бассейна и минут через пятнадцать вышедших из него. Запомнила одного, да и, то, только потому, что он был в кожаных штанах, кожаной куртке и такой же кепке.
    Так одевался Монгол. И следователь начал его искать. Однако ни Монгола, ни Циклопа, в городе не было. Вышли на Манюню, одну из любовниц Монгола. Установили наблюдение за ней. Надеялись, что она выведет на Монгола. Тщетно. Её задержали – «нашли» в сумочке наркотик, но, где прячется Монгол, она не знала.
    Якунин каждый день допрашивал Манюню, непринужденно беседовал, угощал чаем, конфетами, интересовался подробностями жизни Монгола, мелочами его быта. О криминальных делах не спрашивал. Когда она сказала, что с полдвенадцатого до двенадцати Монгола беспокоить было нельзя, Якунин спросил:
    – Почему?
    – Так он же торт в это время ел, – и она рассказала о слабости Монгола, и о том, что торт берут на фабрике каждый день и о том, что эта традиция существует уже много лет...

* * *
    В 10–50 черная «Волга» остановилась у здания автовокзала. Рядом с водителем сидел следователь Якунин и смотрел на двери проходной кондитерской фабрики им. Карла Маркса.
    В 11–00 к проходной подъехал «мерседес». Из дверей фабрики вышел мужчина. В руках он держал большую круглую коробку, которую, подойдя к автомобилю и почтительно склонившись, отдал водителю.
    – За ним, – Якунин указал водителю на «мерседес».
    По улице Горького доехали до площади Дзержинского, свернули на бульвар Дружбы народов, а затем на Столичное шоссе. Перед выездом из города «мерседес» развернулся, немного проехав, повернул на Жуков остров. Других машин на дороге не было, и Якунин приказал остановиться. Потом сказал:
    – Поезжай медленно. Нас не должны засечь.
    Водитель так и сделал. Ехали по грунтовке. Сквозь ветки деревьев показалась гладь Днепра. Возле берега стоял заброшенный пароход. По длинному трапу поднимался водитель «мерседеса». Он нес большую круглую коробку...

* * *
    – Стрелять в крайнем случае. Они нам нужны живыми. Особенно тот, в черных кожаных штанах, – говорил Якунин командиру группы захвата...

* * *
    В 11–20 в допросную ввели Монгола.
    – Ну так что, Виктор Петрович, будем говорить? – спросил Якунин.
    Монгол равнодушно посмотрел на него.
    – Петров, – крикнул следователь, повернувшись к двери.
    Дверь открылась, и в комнату вошел сержант Петров. На вытянутых руках он нес большую круглую коробку. Поставил её на стол и спросил:
    – Разрешите идти?
    – Идите, – ответил Якунин и предложил Монголу:
    – Кушайте.
    Монгол клал в рот небольшие кусочки, и неторопливо, с наслаждением, пережевывал их. Когда торт был съеден, он вытер салфеткой губы, глубоко вздохнул и сказал:
    – Курить бросил. Пять лет не пью, а вот киевский торт как попробовал в детстве, так до сих пор... – и продолжил, – он же Леху, друга моего, Харю и Носа замочил. Больше ничего не скажу. Доказывайте, если сможете доказать. А за торт спасибо.