Последний день света

                Вот и наступил он – последний день света. Самый последний день, когда еще светит солнце, живут люди, влюбляются и ссорятся, поют и плачут, женятся и расстаются, ненавидят и любят. Наступило 21 декабря 2012 года.
                С утра в нашей конторе все было совершенно не так, как обычно. Начиная с внешнего вида сотрудников. Их можно было безошибочно разделить на две категории.
                Первая - те, кто явились сегодня на работу особенно красивыми, в своих лучших нарядах, а некоторые и в обновах. Женщины были эффектными, яркими, элегантными, сексуальными, красивыми, при идеальном макияже. В общем, волшебно прекрасны и обворожительны. Мужчины были подтянуты, элегантны, галантны, предупредительны и тоже красивы.
                Вторая – все остальные, то есть мрачны, молчаливы, одеты в черное, как на похороны или поминки.
                Я сразу поняла, что первые – это безнадежные оптимисты, а вторые – отчаянные пессимисты. Впрочем, была и третья категория. Те, которых не было. Поясняю: несколько сотрудников сегодня на работу не явились. Предполагаю, что часть из них решила последние часы своего существования прогудеть на полную катушку, а другая часть рыдает в отчаянии, катаясь по полу и рвя на себе волосы, либо глушит себя ударными дозами алкоголя. То есть, третья категория – это крайние проявления первой и второй.
                В какой категории оказалась я сама? О, разумеется в первой! В первой и только там! Я решила обнародовать миру свое новое еще ни разу не надеванное платье. А когда еще? Случая-то больше не представится. Вот и явилась в контору в вечернем шелковом ярко-красном платье в пол, да еще и со шлейфом. Да, согласна, явно не по сезону, не ко случаю и вообще не в тему. А что делать? Чтобы не выбиться из образа, пришлось соорудить соответственную прическу с роскошными локонами на левое оголенное плечо, нацепить на шею жемчужное колье в три нити, золотые босоножки со шпилькой в пятнадцать сантиметров, в руках красный с золотом клатч. Так и ходила по кабинетам походкой от бедра (а как иначе в таком платье, да на пятнадцати сантиметрах шпилек?) – в высоком разрезе мелькает нога до бедра, в одной руке красно-золотой клатч, в другой – папка с документами, впереди – декольте с жемчугами, сзади – шлейф (то и дело кто-нибудь, да наступит). Вся в невидимом облаке дорогущих французских духов (полфлакона, что оставались, на себя извела, а чего оставлять добро?). Так и ходила «дыша духами и туманами».
                Думаете, все были поражены моему облику? Ха! Да ничуть. Виктор Степанов, например, явился на работу в тельняшке, моряцких брюках (или как они называются) и в бескозырке. Мы и не знали, что он служил на флоте. Секретарша Анжелика вообще пришла в коротеньком белом сарафане в черный горошек на тонюсеньких брительках. Ей бабушка из Германии прислала подарок к грядущему Новому году, типа, вот тебе внученька эта эксклюзивная красота от Дольче Габбана, вдруг в новогодние выходные надумаешь рвануть в Таиланд или куда на острова. Ну что возьмешь со старой маразматички? Какой Таиланд, если за десять дней до Нового года как раз все вместе и рванем... неизвестно куда. Вот Анжелка и вырядилась. И все ее прекрасно поняли. Как поняли почему бухгалтерша Анна Ивановна явилась в черном глухом свитере под горло и черной строгой юбке до пят, а экономист Нинель Иннокентьевна, напротив – вся сплошь в белом, даже на голове белый ситцевый платок.
                Но это, так сказать, внешняя сторона. Была и внутренняя. Начать с того, что никто особо не кинулся исполнять свои служебные обязанности. То есть, они исполнялись, но как-то механически, формально, для вида. Анна Ивановна уткнулась в экран монитора, где был открыт годовой отчет, но при этом ни разу не тронула мышку и не нажала ни одной клавиши – ее мысли были явно очень далеки от доклада. Анжелика неспешно перекладывала папки на столе – справа налево, слева направо и опять по новой. Я, как уже сказала, с деловым видом дефилировала в вечернем платье по кабинетам, держа в одной руке клатч, в другой папку, пустую папку. Одна только уборщица тетя Маша рьяно драила полы, приговаривая негромко себе под нос: «Хоть чистоту наведу напоследок. Вот даже и покойников в чистое обряжают».
                В воздухе чувствовалось напряжение. Ведь точную дату обозначили – 21.12.12, а точное время никто не указал. Мерно тикали настенные часы, отсчитывая последние секунды бытия. Тревога нагнеталась с каждой минутой. Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы не Пал Палыч Семакин. Он неожиданно появился в нашей комнате, поприветствовал всех молчаливым кивком, подошел к столу Анны Ивановны и громко и торжественно произнес: «Уважаемая Анна Ивановна! В этот день... в этот особый и знаменательный день конца света, я хочу попросить у вас прощения за то, что на корпоративе по случаю годовщины нашей фирмы имел глупость оскорбить вас, назвав вас грубым словом. Поверьте, Анна Ивановна, это не со зла. Каюсь! Каюсь и посыпаю грешную главу свою пеплом раскаяния. Простите! Простите ради бога, и ради конца света. Виноват! Был пьян, плохо соображал. Вы тогда не согласились пойти со мною танцевать, вот я и обиделся. А я вам всегда в душе симпатизировал. Потому что вы, Анна Ивановна, мой идеал женской красоты. Вы  – Афродита! Чистейшей прелести чистейший образец. Богиня моих грез и снов». - И он покаянно склонил свою лысину перед нашей бухгалтершей. Анна Ивановна в течение этой речи то бледнела, то краснела, то покрывалась пятнами. По окончании ее, она слабо улыбнулась и сказала просто: «Да чего уж там, Паша, я зла не держу. Спасибо тебе за хорошие слова». И мы все, кто присутствовал при этом, бурно зааплодировали.
                Вот тут-то и случилось то, что я называю теперь: переключить рубильник. Да, точнее не сказать. Словно Пал Палыч пришел и переключил рубильник действительности. Едва дверь за ним закрылась, как Анна Ивановна, нежно улыбнувшись и порозовев лицом, сказала: «Что-то здесь душновато», и стянула через голову черный свитер. А под ним – голубенькая приталенная блузочка с коротким рукавом, придрапированная на груди. Такая простенькая блузочка, а Анна Ивановна вдруг обернулась молоденькой симпатичной женщиной. Как если бы лягушка стянула с себя кожу лягушачью и стала милой и обыкновенной царевной.  Начальник нашего отдела вдруг сказал: «Суши весла! Какая на хрен работа, коли живем последние часы, быть может, минуты». И мы все моментально отложили свои весла – пусть сохнут. Анжелика улыбнулась: «Я чаю поставлю. Да?»
                - Да! – был единогласный ответ.
                - А я за тортом смотаюсь, – предложила я.
                - Валяй! – отреагировала общественность.
                И я пошла. Я гордо шла по улице в развевающемся ярко-красном платье, словно корабль под алыми парусами. И было на моей душе горько-счастливо, что мир этот так прекрасен и что скоро он исчезнет, уйдет в небытие со всем, что есть в нем.Я высекала золотыми каблучками золотые искры из припорошенного асфальта, и жемчужины на моей шее шептали-шелестели мне свои сокровенные тайны на своем жемчужном языке. Ах, как красиво и величаво я плыла! Как несокрушимое знамя победы над всеми в мире врагами и бедами! 
Жаль только, идти было всего ничего: вход в кафетерий – в четырех метрах от входа в наш офис.
            Явившись в контору минут через пятнадцать, едва ее узнаю: столы сдвинуты в центр комнаты. На общем столе, накрытом несколькими листами ватмана, наспех разрисованными цветными фломастерами в ромашки, фиалки и колокольчики, среди кактусов и фиалок, перенесенных с подоконников и от компьютеров на стол для его украшения, исходят паром бокалы с чаем. Все вокруг сидят такие веселые, оживленные, чему-то радостно смеются. Увидев меня, все бурно приветствуют меня и еще больше - роскошный огромный торт с шикарными масляными розами.
            Мы пьем ароматный чай, едим божественно вкусный и страшно калорийный торт. И никто из присутствующих дам и не думает подсчитывать калории или переживать по поводу последствий для своих талий. Ах, это теперь совсем-совсем не актуально!
           Мы счастливы! Мы свободны от всего на свете! Мы любим всех! И все любят нас! Ура, товарищи! Да здравствует Конец света!!!
                «И петь будем, и плясать будем, когда смерть придет, умирать будем!" – хором распеваем мы, когда дверь неожиданно распахивается и в комнату вваливается директор фирмы Апполон Матвеевич. Острослов Виктор Степанов за глаза называет его сокращенно «ПОлон Мата». В точку – Апполон Матвеевич, не считаясь ни с присутствием женщин, ни с принципами этики, может в сердцах так рубануть соленым словечком, что только держись. А так как он постоянно находится в сердцах, то и слова свои солено-пересоленые только и рубит, словно дровосек-передовик. Дядька он в принципе не плохой, но горячий и сердитый, так что мы его слегка побаиваемся. Вот и сейчас, стоило ему появиться, как все мигам замолчали и замерли.
            - Э-э-э... вот чай пьем, - промямлил наш начальник.
            - Ага. Понял. Конец света празднуете, - рявкнул Аполон Матвеевич, добавив при этом пару крепких словечек, по понятным причинам здесь не воспроизведенных. – А какого (туды-рассюды) такое событие и только чаем запивается? А?! – С этими словами он достает из-за спины бутылку дорогущего коньяка (13 тысяч рублей! – сама в супермаркете видела) и с размаху водружает ее посередине стола. – Ладно! Празднуйте. Дальше пойду! Там во всех комнатах тоже народные гуляния устроили по этому поводу. Надо поздравить и их. И вас тоже – с концом света (едрит-раскудрит)! И вот еще, - с этими словами он достает из кармана тугую пачку денег, - премия всем за хорошую работу. На кой (трам-тарарам) мне теперь эти бумажки, коли всем скоро кранты. – Он исчезает.
             «Я люблю тебя жизнь, и надеюсь, что это взаимно!» - поем мы. Бумажки под названием «денежные банкноты» валяются без внимания посередине стола.

             Как потом выяснилось, Пал Палыч, выйдя от нас, пошел со своей миссией покаяния и миротворчества по всей фирме. Оказалось, что в каждой комнате нашелся человек, перед которым Пал Палыч чувствовал какую-нибудь вину. И в последние часы в порыве очистить совесть и душу, он подходил ко всем, перед кем считал себя виноватым, и просил прощения и отпущения греха. Разумеется, все его простили. Да и как может быть иначе в такой день. И после его ухода происходило примерно то, что произошло в нашей комнате. Люди срочно братались, мирились, просили прощения и прощали, прощались, говорили друг другу комплименты, признавались и клялись в любви и даже делали предложения руки и сердца. И эти предложения принимались, если они были взаимными.
              Ах, какой это был день! Какой незабываемый, великолепный, уникальный, невозможный день! Никогда, никогда ничего подобного мы не испытывали. Мы все вдруг поняли, что смысл жизни в самой жизни и прониклись истиной слов: «Человек человеку друг, товарищ и брат!» И вспомнили, что все мы, независимо от пола, национальности, возраста, вероисповедания, все мы – родственники, родные друг другу по духу и крови, все мы дети одной планеты. И самое наиглавнейшее чувство в этом мире – это любовь. Любовь, и только она правит миром. А все эти интриги, зависть, толкание локтями и прочая суета – так мизерно-ничтожны, так неважны, что никто и не вспомнил о такой ерунде в этот день. И огромное спасибо древним майя за этот великий праздник всепоглощающей любви и необъятного счастья, что нежданно обрушился на нас.

             Что интересно, все сделанные в тот день предложения, которые были приняты, остались в силе и после не состоявшегося конца света. Все эти пары объединились, поженились, и вот уже второй год живут крепкими хорошими семьями. Ни одна из пар не рассталась, хотя сейчас, сами знаете, стремительно сходятся, еще быстрее расстаются. Я думаю, крепость союзов объясняется тем, что в тот день все признания были самыми искренними, а предложения были сделаны только по большому, настоящему чувству.  Никаких меркантильных расчетов, никаких материальных причин. Только истинная любовь!
             Единственный минус во всей этой истории – закурил программист Николай Сизов. В железной завязке человек был пять лет и вот закурил, как думал, последнюю в своей жизни сигарету. Теперь опять бросает. И это дается ему крайне тяжко: бегает по всем курящим мужикам и женщинам, стреляет, клянчит. И вот дилемма: не дать ему сигарету – обидеть человека насмерть, а дать – завтра обидится еще страшнее.


       (Опубликовано в международном интернет-альманахе "Литературная Губерния"- samaralit.ru, 19.01.14г.)