Филя

    – Ну, ты и категоричен, парень, – сказал я, когда он подбежал, мимоходом помочившись на пьяного мужика, сидящего на лавке возле нашего подъезда, – а если с тобой так? - спросил я, хотя знал, что никогда не увижу Филю пьяным.
    Его полное имя Флиппер Фиеста Фром Мирэкл Колибрис. Прапрадеды его из Америки, Норвегии и Канады, прадеды – из Швеции и Дании, деды и бабки – из Швеции, Дании и Москвы, а родители проживают в Киеве. Его деда Мэрл Гудвила – забияку и дебошира, до сих пор помнят в Стокгольме. Однажды, возле пивной старого Мартина на улице Грёз, он так отделал огромного сенбернара по кличке Бриз Хеппи Елпи, что тот, завидя Мэрл Гудвила за квартал, поворачивал обратно. И хотя Флиппер Фиеста Фром Мирэкл Колибрис унаследовал от своих предков чувство собственного достоинства, мы обращались к нему по-домашнему просто – Филя. Он не обижался, потому что полного своего имени не знал и ещё потому, что Филя – американский кокер-спаниель. Весил Филя десять килограммов, у него были длинные уши и чёрно-белый окрас.
    Бывший его хозяин милиционер, пьющий человек, часто бил Филю, и Филя к людям относился настороженно. Пьяных, кошек и милиционеров Филя не любил, и свое отношение к ним он проявлял естественно и однообразно одинаково – тихо подходил и задирал заднюю лапу...
    Филе было два года, когда он попал к нам в семью. К дому пёс привыкал долго и мучительно. Был он непослушен, тосковал, не спал ночью, скулил и бродил по квартире. Однажды нагадил на ковер и стоял рядом, опустив голову, как бы говоря: «Вот что я вам сделал и я вас не люблю, и не боюсь, и жить у вас не хочу...». Жена и дочка обращались к нему: «Филичка милый, Филичка любимый», подсовывали ему косточки, кусочки мяса и сыра, но его собачье настроение от этого не улучшалось, хвост висел как верёвка, в глазах стояли слезы. Трогать себя Филя не позволял.
    Однажды весной, когда появилось теплое солнце и таял снег, наша семья в полном составе – жена, дочка, я и собака пошли на прогулку. Мы встречали знакомых, и кто-то из нас останавливался и коротко о чём-то разговаривал с ними. И мы увидели, что Филя стал другим – он подбегал, лаял и всем своим видом показывал, что надо идти всем вместе, рядом и что нельзя отставать. И когда мы шли вместе он бегал вокруг нас, прыгал и лизал наши ладони, которые мы поднимали выше, а он касался их мордой, радостно лаял, и хвост его торчал вверх, крутился и дрожал. А когда мы гладили его – он покусывал наши пальцы, но не больно, а нежно и приятно, и заглядывал в лицо. В тот день мы поняли, что Филька стал членом нашей семьи. Филя сам определил себе место в квартире – возле входной двери, у порога, на коврике. Ночью, когда все были дома, он охранял наш покой, а днём – сторожил квартиру.
    По отношению к собакам противоположного пола Филя вел себя не по-собачьи. Становился на задние лапы, передние клал на шею подруги, лизал ей уши и нос, ходил вокруг, скулил, приседал, ложился. Снова ходил на задних лапах, затем высоко подпрыгивал и, визгнув, убегал прочь. Суки недоумевали. Чувство кобелизма у Фили отсутствовало напрочь.
    Соседский мальчуган сочинил про Филю стихи: «Ребята, Филя молодец, хотя пока и не отец, но, может быть, отцом он станет, когда смущаться перестанет».
    Как-то в конце декабря, поехал я на дачу за картошкой, которая хранилась в погребе, и взял с собой Филю. Неравнодушнный к технике, Филька особенно любил кататься на автомобиле, стоял на заднем сиденье, опираясь одной лапой на дверь. Другую лапу он вытягивал вперёд, смотрел из окна, медленно поворачивая голову из стороны в сторону. Я при этом выглядел как шофёр, который везёт важную персону.
    ...Загрузив картошку в багажник, мы отправились домой. Приближался Новый год. Никитины пели про кусачую сабаку, на полях лежал снег, а в машине было тепло. Филя стоял в своей любимой позе и свысока смотрел на проезжающие мимо машины...
    Недалеко от села Данивка нас остановил капитан ГАИ. У него были краги – кожаные перчатки с белыми обшлагами. Его лицо показалось мне знакомым.
    – Капитан областного управления... – фамилию произнёс невнятно и потребовал: – Ваши документы!
    Филя, увидев милиционера, выскочил из машины, подбежал к нему сзади и... задрал лапу. Милиционер посмотрел документы и потребовал открыть капот и багажник. Проверив номер на двигателе, он подошёл к багажнику. Филька бегал за гаишником, усердно задирал лапу, чтобы не промахнуться.
    – Накладную! – сказал капитан.
    – Какую накладную?
    – Накладную на товар. Такое количество картошки – явно не для личного пользования, а для продажи, и отъедь, чего в лужу заехал?
    Я посмотрел вокруг машины – было сухо, но милиционер стоял в лужице, которую сотворил Филька.
    – Паразит – расстроился милиционер, – сапог мне обоссал.
    Я закрыл Фильку в машине.
    – Что будем делать? – раздражённо спросил капитан, – я вынужден арестовать груз и заявить в следственные органы. Раз. Резина лысая на заднем правом колесе. Два. Штраф и запись в талоне. Ручник сейчас проверим. Три. Покажи пять предметов – трос, аптечку, огнетушитель и так далее. Четыре. Собака, опять же...
    Я его понял.
    – Возьмите картошки, – решительно предложил взятку.
    Капитан задумался, посмотрел по сторонам, вернул мне документы:
    – Ладно. Я восприимчив к нормальным человеческим отношениям. Перенеси мешок в коляску, – он посмотрел по сторонам, – только быстро, пока на дороге никого нет. Я помогу.
    Капитан показал на стоящий у обочины мотоцикл, снял крагу, положил её в багажник и помог мне перенести мешок. Когда я отьезжал, он козырнул и сказал:
    – Счастливого пути.
    – Ублюдок, - подумал я,- кретин и ублюдок. Слова-то какие знает: «восприимчив к человеческим отношениям», «счастливого пути». Сука. А Филька молодец. Очень профессионально он его обоссал.
    И тут я вспомнил где видел этого капитана. Месяц назад ехали мы вместе с нашей подругой. Татьяна – прекрасный врач и решительный человек – работала реаниматологом в госпитале. Под Козельцом поперёк дороги стояла фура. Рядом, в луже крови лежала старуха, возле которой, на коленях стоял парень – водитель фуры. Он был сам не свой, гладил старуху по руке и причитал:
    – Бабушка, не умирай, бабушка, не умирай...
Татьяна подбежала к старухе, быстро осмотрела её, вытащила изо рта язык и начала делать искусственное дыхание. Лицо старухи было серым, а тело от резких движений Татьяны вздрагивало. К месту происшествия подъехала машина ГАИ и остановилась. Рядом с водителем сидел капитан.
    – Вызывайте скорую, – крикнула им Татьяна.
    – Наше дело – зафиксировать дорожно-транспортное происшествие, – назидательно сказал капитан и потряс телефонной трубкой, – чем мы и занимаемся.
    Он так и не вышел из машины. Вот тот капитан и встретился мне сегодня...
    За окном проплывали Калита, Семиполки, Калиновка, Бровары... Редкие снежинки кружились в воздухе...
    ...Приехали домой. Филя любил возвращаться домой. Хвост его крутился как пропеллер. Все части тела вибрировали независимо одна от другой. Он выскочил из машины и бегал вокруг, радостно лая и подпрыгивая. Я открыл багажник. На картошке лежала крага – большая, тяжёлая, кожаная ментовская перчатка – капитан её забыл. Я взял её в руки, но Филя зарычал, подпрыгнул, выхватил крагу и, прижав к земле, стал тормошить, царапать и кусать, а затем задрал заднюю лапу.
    – Дурак, пошёл вон, – грубовато прикрикнул я на пса и поднял перчатку. Из неё высыпались деньги – доллары и гривни...
    Филька ощетинился, зарычал, бросился на бабло, лежащее на земле, рвал его зубами и лапами и пережёвывал. Мятые и мокрые обрывки купюр валялись вокруг него и он отбрасывал их лапами в стороны... Потом выхватил у меня крагу, стал её кусать и, прижав лапами к земле, зубами тянул вверх. Но перчатка была сделана из крепкой кожи и только кое-где Фильке удалось прокусить её...
    – Ну ты и категоричен, парень. Уж не пьян ли? – спросил я, хотя знал, что никогда не увижу Филю пьяным, и пинком ноги отбросил милицейскую перчатку далеко от машины, – идем ужинать.