Перенаселение и наказание. Часть 1. Норма жизни

Для начала определимся, что для нас является перенаселением.
Около шести миллионов лет назад одна обезьяна взяла в руки палку и ударила другую обезьяну, которая после этого захотела стать человеком. Начиная с этого момента, предки наших предков  и обезьяны разошлись по своим эволюционным дорожкам, и человечество начало путь к своим современным проблемам.
Расхождение это, конечно, не было настолько случайным, а регулировалось великим эволюционным дирижёром – климатом. Начавшийся ледниковый период загнал воду в лёд полярных шапок, в сплошь  покрытой джунглями Африке стало выпадать меньше дождей, начались засухи, площадь джунглей стала сокращаться, уступая место саваннам и пустыням. 
Биологический закон прост и неумолим – если сократилось количество пищи, значит должно сократиться и количество тех, кто эту пищу кушает. Или это лишнее количество должно найти себе другую пищу.  Приматам пришлось разделиться – счастливцы остались почивать в раю на ветках поредевших джунглей, а изгоям, будущим гоминидам, пришлось, вполне по-библейски, спуститься на неприветливую (и грешную этим) землю.
На земле первопроходцев с радостью ждало семейство крупных кошачьих. Они и раньше хорошо кушали обезьянок, если удавалось поймать их на деревьях, а уж ловить обезьянок, неуклюже ковыляющих по земле, было сплошным удовольствием. (В обще-то, так драматично начавшиеся отношения в паре люди-кошки, приведшие к парадоксу беззаветной любви большинства людей к кошкам, требует отдельного поста-разъяснения в духе какого-нибудь ru_cats и в дальнейшем такой пост обязательно появится.)
Практически, единственное, что могли противопоставить агрессивной среде новые мигранты – коллективизм. Была ещё пара-тройка полезных в новой жизни поведенческих паттернов (умений) – ловля мелких животных, поиск съедобной растительности и умение использовать камни для колки орехов. Правда, с коллективизмом у древесных обезьян было не очень, в основном, грубые иерархические структуры с доминирующим самцом. При такой системе членам стаи очень заманчиво дождаться (сделать всё возможное, не возражать) чтобы леопард быстренько съел вожака и освободил пост для следующего. Тактика простая и для саванны гибельная. Поэтому над новым коллективизмом пришлось поработать (естественному отбору, естественно).
Через пару-тройку миллионов лет мы уже имели дружное племя собирателей-падальщиков, сумевших занять свою нишу в весьма агрессивном окружении.  Обычно читателей, как и меня поначалу, коробит слово «падальщик» относимое пусть к не очень дорогим, но, всё-таки, нашим предкам. При слове «падаль» воображению представляются какие-то противные гниющие трупы умерших животных, в которых копошатся древние люди, становящиеся от этого не менее противными. На самом деле, в здоровой экологической системе, дело с гниением обстоит очень напряжённо. Белковые пищевые образования в свободном доступе (они же – трупы) как правило, не успевают сгнивать – слишком много желающих их съесть. Целая очередь, вытянувшаяся в пищевую цепочку. Здесь надо добавить, что смерть от старости это большая роскошь в животном мире и основная часть трупов представляют собой добычу плотоядных хищников, фактически свежее мясо (во всяком случае, свежее того, что мы сейчас едим).
Поначалу, робкие человеко-обезьяны добирались до такой раздачи в последнюю очередь, после всяких грифов и гиен-шакалов (про отношения человека с собаками – отдельный пост). На месте пиршества других видов их ждали только обглоданные кости. И тут маленьким, но смышлёным зверькам пригодились навыки работы камнями для колки орехов. Они начали раскалывать эти кости и открыли для себя новый ресурс – костный мозг. Ниша потребителей костного мозга оказалась свободной и дала шанс нашим предкам получить источник высококачественного белка и для строительства мозга собственного и для успешного старта к мировому господству (хотя насекомые и бактерии здесь возразят). Но пора уже оторваться от этой интересной темы и вернуться к проблемам перенаселения. Кстати, всё выше описанное вовсе не исключает того, что наши предки  копошились в гниющих трупах.
И так, пару миллионов лет назад, как отмечалось выше, в африканских степях уже имелось крепко стоящее на ногах человечество. Это были сплоченные племена численностью 25-30 человек, считающих землю на которой они жили своей территорией и имевших достаточно сложные отношения с такими же соседними племенами. В этом сообществе происходила масса интересных как физиологических, так и общественных процессов, нашедших отражение в дальнейшем поведении нашего вида: формирование эгалитарности  (гендерной и общественной), моногамии, формирование вторичных половых признаков и полового поведения, забавный феномен девственной плевы (отдельный пост – конечно же!), расширение пищевых рационов, возникновение культуры и её расширяющееся воздействие на эволюцию человека.
Но для наших целей прервём этот словесный… э-э-э… водопад и остановимся на мелькнувших цифрах. Племя в 25-30 человек, бродящее по саванне. Несколько миллионов лет такой образ жизни впечатывался в геном человека. К такому существованию человек адаптирован и полностью готов.
Кто-то, когда-то и неизвестно где подсчитал, что для существования такой группы необходима территория 50 км х 50 км = 2500 км2. Площадь колыбели человечества – Африки - 30 221 532 км2. Саванны (основное место обитания человека) занимают примерно одну треть Африки - 30 221 532 км2 / 3 = 10 073 844 км2.
10 073 844 км2. / 2 500 км2 = 4 029 племён

4 029 племён * 25 чел. = 100 725 чел.

Столько человек должно жить в саванне Африки. На самом деле ещё меньше – в саванне есть засушливые периоды, когда все пищевые цепочки кочуют за влагой. Но не будем мелочиться – возьмём площадь суши земли  - 148.939.063 км2. Откинем совсем гиблые места – горы, ледники, пустыни – возьмём для красоты 100.000.000 км2:

100.000.000 км2 / 2500 км2 = 40000 племён * 25 чел. = 1.000.000 чел.

Один миллион человек может спокойно жить на земле бродяжничеством, собирая дары природы. Это наша биологическая ёмкость среды.
Но уже в конце каменного века (для особо продвинутых – плейстоцена), ещё до зарождения сельского хозяйства нас уже было десять миллионов. Что произошло и как мы дошли до такой жизни – в следующем посте.

Послесловие к первой части.
Многие считают, что человек приходит в этот мир абсолютно пустым сосудом, который будет наполняться в течение жизни тем или иным опытом, знаниями и умениями. Но младенец даже в первые дни своей жизни что-то уже умеет делать – сосать, сжимать кулачки, улыбаться. В первые две недели он даже может висеть на своих ручках. Где-то в его организме хранятся эти умения, как записанные программы. Имя им - инстинкты.
Каждый знает, что такое полёты во сне. Есть романтическая теория, что если человек летает во сне, то он растёт. Но скажем друг другу правду – полёт во сне - это полёт только в одну сторону – вниз. Это страшное падение, в конце которого мы просыпаемся от ужаса, с трудом приходя в себя с колотящимся сердцем. Так передаёт нам привет наш далёкий предок – обезьяна, ещё жившая на деревьях. Для неё падение с дерева могло быть смертельным и инстинкт страха высоты  держал её в тонусе. Уже несколько миллионов лет прошло с тех пор как мы покинули деревья, но программка страха высоты ещё хранится где-то в глубинах мозга, чтобы в тишине ночи нашим же воплем напомнить нам о славном прошлом.