Бестолковая жизнь. часть 2. глава 12

Ева стояла в прихожей в пижаме и домашних шлепанцах с загнутыми мысками, прислонившись плечом к стене, сложив на груди руки.

- Пора поменять замок, - сказала Нина. – Опять заело!

Она с усилием вытащила ключ, захлопнула дверь. Ева молча улыбалась, но улыбка выходила какая-то невеселая. Нина принесла с собой запахи города, зимы, воли. Ева ревновала ее к этому городу, который постоянно забирает ее себе, к людям, снующим по его переплетенным улицам. Сколько там мужчин, которые спали с ней? А Ева хотела только одного: чтобы Нина вернулась и была только с ней, ее. Но Нина – волчица, и она чует охотника, сумеет обойти стороной. Знает вкус свободы; всегда знала. Правда, было время, когда Ева надеялась связать ее своей любовью. Царить в ее сердце. А что вышло на деле?

- Ева не может без Нины, - неожиданно для себя сказала она в тот день.

Они стояли тогда на балконе. Бешеное солнце сжигало город, капало золотом с африканского неба, бархатного, желто-серого, пятнистого, как брюхо крокодила – да, такого же неба, как небо над Африкой. Они пили сладкую воду с лимоном и льдом. Вот именно этим признанием Ева себя обезоружила.

Секунду всего Нина стояла в распахнутом меховом пальто, в платье, прикрывающем колени, в узких блестящих сапогах. В руке сумочка. Одна перчатка упала на пол. В волосах таял снег и серебрился бисером влаги. Единственное, дорогое, любимое существо… Еве хотелось плакать от нежности.

- Хочешь, завтра вызову слесаря? – говорит она.

- Нужно еще купить замок.

- Я куплю.

Нина принялась расстегивать сапоги. Ева пошла в комнату.

- Мне кто-нибудь звонил? – крикнула Нина.

- Да, звонил Покровский. Что-то на счет выставки. Я не поняла.

- Ах, да-да, - рассеянно сказала Нина, появившись в комнате.

- А почему он звонил сюда?

- Я поставила на мобильнике запрет вызова. В последнее время он сильно доставал меня.

- Да? И что хотел?

- Ничего, - отмахнулась Нина. Она прошла на цыпочках к дивану, уселась, закинув на спинку руки. Закрыла глаза.

- А вот я пообщалась с ним, - голос Евы зазвенел. – Ужасно болтливый старикан. Он восхищается тобой.

- Неужели?

- Представь себе. Он спит и видит, как бы затащить тебя в темный уголок.

- С чего ты взяла?

- Я знаю!

- Понятно.

- Что тебе понятно?

- Ева, не закатывай истерику, прошу тебя.

Ева отошла к окну, раздвинула пальчиками пластиковые полоски жалюзи. Молча смотрела на огни, тысячи светящихся окон. В стылом стекле четко рисовалось отражение ее лица. Она обернулась. Жалюзи со стрекотом сомкнулись.

- Ты сердишься на меня? – спрашивает Нина.

- Нет, что ты!

- Ева, ты сердишься. – Нина улыбается и протягивает руку.

- Да нет же… нет…

Ева опирается коленом о мягкий диван, склоняется над Ниной. Целует ее открытую шею, захватывает губами розовую кожу, язык оставляет влажные следы, которые, высыхая, стынут. Запах духов смешан с запахом слюны, у Евы кружится голова.

- Как прошел твой день? – спрашивает Нина.

- Скучала. Тебя не было со мной.

- Я думала о тебе.

- Я думала только о тебе, - Ева прижимается холодным носом к виску Нины, шепчет в самое ухо: - Боялась, что с тобой что-то случится, вдруг ты так и не доедешь до нашего гнездышка…

- С чего вдруг такие мысли? – Нина отклонилась в сторону, заглянула в глаза Евы. Тут же вспомнилась авария на шоссе, натянутые полицейские ленточки, дрожащие на ветру, и темные пятна на грязном асфальте.

- Не знаю… приходят в голову фантазии… разная дрянь.

- Ты, случаем, не плакала, а?

- Нет. – Ева отводит глаза.

- Ну, прости меня, детка, прости, я такая безалаберная.

Ева ложится на спину, кладет голову на колени Нины, и со вздохом закрывает глаза.

- Так чем же ты все-таки занималась? – спрашивает Нина.

- Так… немного почитала…

- Интересно, что?

Ева закидывает назад руку, шарит по низкому столику.

- Вот.

- Сол Беллоу, «Герцог». Хм, неплохо, наконец-то ты начинаешь читать что-то стоящее… «Отмеченный ненавистью за собственную гордую глупость».

- Это цитата?

- Да, - Нина кивнула. – Мне кажется, это суть книги, ее душа.

- Ненависть, - повторила Ева и закрыла лицо ладонями. – Почему она всегда рядом с любовью?

- Не знаю, детка. Так устроен мир.

Нина положила на место книгу. Любовь и ненависть – суть одно. Это мы думаем, что они где-то рядом, только потому, что не видим целостности картины.  А на самом деле, где-то в самой настоящей, чистой любви уже притаилась ненависть. Зазвонил телефон.

- Я возьму! – крикнула Ева и скатилась с колен Нины. Та успела шутливо шлепнуть ее по ягодице. Проводила взглядом немного печальным, отуманенным, зеленым, как взгляд нереиды, и таким же серым, как небо над городом.

- Я слушаю, говорите, - донесся голос Евы. – Але! Перезвоните, вас не слышно.
Ева поправила волосы. Посмотрела на окно, жалюзи скрывали огни города. Нужно снять их, нельзя жить в наглухо запертой норе. С улицы доносился глухой шум города. Комната - как корабль, плывущий в бездне бесконечной ночи… Вошла Ева.

- Кто звонил?

Ева пожала плечами и села на пол по-турецки, тасуя колоду карт:

- Ошиблись, наверное…

- Так тебе ответили или нет?

- Нет, нет и нет, - Ева замотала головой.

Нина поднялась с дивана, Ева посмотрела на нее снизу вверх, как-то странно, исподлобья, и опустила глаза. Нина присела на корточки. На лицо Евы с очень белой, болезненно-белой кожей легли еле заметные тени от ресниц, но само лицо приобрело четкий рельеф, строгую завершенность. Не осталось ничего лишнего, только свет и тень, никаких полутонов. Лицо в духе Мане. Почему я не замечала этого раньше? – подумала Нина. Как могла пропустить такой эффект? Да, свет должен падать сверху, именно сверху. Лицо Евы теперь совсем другое, в нем нет ничего  «от земли». Я стану рисовать тебя снова и снова, пока не найду совершенство форм, не набреду на идеал.

- Ты что-то сказала? – Ева приподняла голову. Качнулись тени.

- Нет-нет, милая. Я думала.

Бирюзовый сатин неба, спутанные ветви и подвижная листва преломляют свет, и женская фигура, вся в пятнах светотени, похожа на гавайскую статуэтку. Лицо нежное, губы чуть тронула улыбка, но в глазах что-то темное, мрачное, почти звериное. Фигура скованная, напряженная. В вечности нет времени, там прошлое и будущее присутствуют в настоящем. Небесный сатин, улыбка… Это может явиться ключом к чему-то. Я напишу эту женщину, и позировать мне будешь ты, милая Ева…

- Мне не нравится, как легли карты, - говорит Ева. – Вот, посмотри сюда.

- Перестань, все это ерунда. Карты врут.

- Только не сегодня. – Ева похлопала пальчиком по карте. – Этот благородный король всегда рядом с тобой. Он достаточно молод. Это темный король, очень сильная негативная энергия. Ты скоро узнаешь его, Ниночка. С ним придет зло. Да-да, какие-то большие неприятности для тебя, Нина.

- Милая, да что это с тобой? С чего это вдруг тебе вздумалось пугать меня на ночь? А мне еще нужно добраться до дома.

- Ты точно не останешься?

- Нет.

- Жаль… - Ева вдруг загрустила. – Ниночка, я не говорила тебе, но всякий раз, как я раскладываю карты, они ложатся одинаково. Я беспокоюсь за тебя.

- Все это глупости, милая, цыганские забавы. Лучше читай хорошие книги, это расширит твой мир.

- Ты, правда, так думаешь?

- Конечно.

Снова вспомнилось происшествие на шоссе, разговор со случайным знакомым, его тяжелый жирный профиль, сигарета в толстых пальцах, глаза овчарки на пассажирском сиденье. После оттепели лег снег. Нина посмотрела на часы. Гранатовым соком кровь на рубашке… Еще не развеялся дымок сигареты, а пластиковый мешок уже застегнут на молнию.  Ну нет! К черту бредовые фантазии!

- Я кое-что принесла тебе, - вспомнила Нина.

- Что же? – Ева собирала карты и широко улыбнулась. Она обожала подарки.

- Что-то, от чего ты не сможешь отказаться.

- Неужели шоколад?

- Точно.

- О! Ты просто чудо!

- Разумеется.

- Спасибо, милая! Он в сумочке, да? Можно, я возьму сама?

- Конечно.

Ева упорхнула в прихожую, оставив за собой аромат Сafe Cafe. Нина потянула носом воздух. Снова зазвонил телефон. Нина села на диван. Все-таки хорошо, что у меня есть Ева, подумала она. Прекрасно. Пусть отношения хрупки, тем дороже они кажутся. Пусть даже несовершенны. А разве есть совершенство в этом мире? Счастье имеет запах яблок. Я хочу быть счастливой. Я так стараюсь… так стараюсь… День ушел медленно, попрощавшись навсегда. Осталась Ева.

И вот она вошла в комнату. Взглянув на нее, Нина нахмурилась.

- Что с тобой, милая? Что-то случилось?

- Не знаю, - девушка пожала плечами.

- Я вижу, тебя что-то тревожит. Кто звонил?

- Снова не ответили. Просто положили трубку.

- Ну, и что? Что с того? Ева, ты слишком мнительна. Может, тебе попринимать успокоительное?

- Что это значит? – Ева надула губки, сердито зашуршала фольгой.

- Ничего. Просто совет.

- Хорошо. Я не говорила тебе, но это уже не первый раз, и все продолжается!

- Что именно? Звонки?

- А о чем, по-твоему, я говорю?!

- И давно это началось?

- Недели три назад. Всегда перед самым твоим приходом. Несколько раз звонили, когда ты была в ванной.

- Чья-то глупая шутка. Это ничего не значит, просто так совпало.

- Да уж…

Снова раздались звонки. Ева сделала страшные глаза и прыгнула на диван.

- Я сама подойду, - сказала Нина, вышла из комнаты, и Ева проводила ее мрачным взглядом.

- Але, говорите.

- Здравствуй. – Ответили не сразу; мужской ровный голос. – Очень хотелось тебя услышать.

- Кто говорит?

- Боюсь, я пока не могу ответить на этот вопрос.

- Что вам нужно?

- Многое. Или ничего. Я еще не определился.

- Знаете, я не люблю ребусы, это не мой стиль.

- Правда? А мне кажется, что такой женщине, как ты, женщине-загадке, может быть интересно исследование поведения отдельного индивидуума.

- Знаете, мне сейчас не до вас. И вот что, умник, вам лучше забыть этот номер.

- Как это ни печально, но придется разочаровать тебя. Забыть этот номер не удастся. Правда, есть один вариант…

- Какой еще вариант?

- Я позвоню тебе на мобильный, и мы продолжим нашу беседу.

- У вас есть мой личный номер?

- Конечно.

- Каким образом он оказался у вас?

- Неужели ты всерьез полагаешь, что это было трудно? Ты же умная женщина, Нина.

- Что вам нужно?

- Сущий пустяк, Ниночка. Но еще рано приподнимать завесу. Я пока подержу это в секрете, ладно?

- Знаете что, найдите-ка для себя другое развлечение. Я человек занятой и не потерплю, чтобы кто-то крал мое время.

- Типично женское поведение – угрожать, не рассчитав сил.

- Я обращусь в полицию.

- Вряд ли. Ты умная женщина, Нина, не разочаровывай меня.

Когда Нина вошла в комнату, Ева встретила ее молчаливым взглядом. Жалюзи были убраны, в окно глядела ночь, разрезанная вертикальными линиями.

- Если так пойдет и дальше, - сказала Нина, - я не доживу до утра.

- Почему!? – Глаза девушки округлились.

- Я чертовски голодна.

- Ох, - Ева взялась за сердце, рассмеялась. – Прости, милая, прости. Это все из-за нервов! Идем! Не будем думать ни о чем другом, просто поужинаем вместе.

Они сидели на кухне напротив друг друга за столом, накрытым скатертью в синюю и голубую клетку. От тарелок с овсянкой поднимался пар; немного пармезана, чуть-чуть овечьего сыра. Ева запускает пальчики в стеклянную чашку, полную сухофруктов с сахаром и кардамоном. Обряды каждого дня, завтраки, ужины гурманов. Смотришь в ее глаза и сходишь с ума от любви. Ева пьет воду из синего бокала, всякий раз стараясь поставить его в цент синей клетки. Оранжевые бумажные салфетки на контрасте. Порой, обнимая тебя, я чувствую, что ты для меня – все. Но чаще думаю – для чего, зачем мне это, ты пройдешь, как одно из видений, оставив полузатопленное воспоминание, и это станет расплатой за ту дерзость, с которой я приблизила тебя к себе.

Ева любила совместные ужины, любила разговоры в тишине, думая, что мир добр, они вместе, и так будет всегда. Нина не хочет разубеждать ее. Наверное, Ева права: жизнь может быть чудовищной или прекрасной – все зависит от того, как к ней относиться. У Евы есть странная особенность: в зависимости от настроения ее глаза изменяют цвет. В начале романа это подкупило Нину, ей нравились люди, способные удивлять. Потом она поняла, что может читать Еву как книгу. Но не все страницы ей открывались, далеко не все.

Ева много болтает, руки ее постоянно находятся в движении: убирают со лба волосы, накручивают на указательный пальчик салфетку, левая достает финик, правая бегает по окружности бокала. Ева все время отводит глаза, губы ее улыбаются. Странно, я не могу понять, что с тобой происходит, я что-то не догоняю. Ты такая, как всегда, но что-то не так. Определенно не так. Ты затаилась, чего-то ждешь. Не делай так, чтобы я стала сомневаться в тебе.

- Ева, когда у тебя женские дни?

- Ну, странно, что ты спрашиваешь меня об этом, - отвечает она, не переставая жевать. Берет красивую рифленую бутылку и наливает в бокал воды. – Я не делаю секрета из своего цикла.

- Так, значит, ты в порядке?

- Ну, конечно.

Нет, девочка, ты не открытая книга, ты – темная лошадка. Но я знаю, чего ты хочешь. И мои мысли прозрачны. Нина отодвигает тарелку, вытирает салфеткой уголки губ и, наконец, говорит:

- Пойдем в душ, милая.

- Прямо сейчас?

- Прямо сейчас, - повторяет Нина одними губами.

- А как же Алекс?

- Алекс готов ждать меня всю жизнь. Какие-то два часа для него сущий пустяк.

- Я скучала, ты даже не представляешь, Ниночка, как я скучала все эти последние дни без тебя.

- Я хочу тебя.

- Нина, - вздыхает Ева и накрывает ее руку горячими ладонями.

…Утомленная, мягкая, как тополиный пух, со спутанными локонами, лежащими на подушке, Ева смотрела сны, как кино; уходили все дальше ее корабли. Во сне красота ее изменялась. Она не была похожа на всех других женщин. Минерва, увитая змеями, с совами на плавном бреющем крыле. Если бы могло такое случиться, если бы случилось чудо, я оставила бы все, как есть. Мы бы спали, обнявшись. Просыпались вместе. Обряды каждого дня. Завтра снова будет январь, гололед, деревья в снегу. Наверное, я и правда люблю тебя, Ева.

Нина смотрит на улицу, где все еще идет снег. Стоит у окна так долго, что у нее млеет спина. Она обнимает себя за плечи и возвращается в постель, где ровно дышит Ева, где простыня льнет к ее коже, где витают Caf; Caf; и сказки венского леса.