Глава vi раздел поездка в москву

     22. ПОЕЗДКА В МОСКВУ

     В конце 1934 г. в соответствии с указанием Центра Зорге встретил разведчицу «Ингрид», которая прибыла в Японию для выполнения специального задания Берзина (внедриться в высшие круги японского общества) под видом шведской гражданки Элизабет Хансон. В дей-ствительности под этой фамилией скрывалась Айно Куусинен, которую Зорге  знал по рабо-те в Информационном отделе ИККИ. Он оказал ей содействие в ознакомлении с обстановкой и в дальнейшем по мере необходимости обеспечивал ее автономную деятельность финанси-рованием и связью с Центром.
     Вместе с тем Зорге предполагал получить скорый ответ на свое послание относительно командировки в Москву и замены радиста, отправленное  в Центр через «Абрама». Но шли месяцы и никакой реакции не было. Только в конце мая из Центра пришло указание Зорге срочно выехать в Москву самым  быстрым и безопасным путем.  В июне 1935 г. Зорге отпра-вился в  Москву по маршруту Япония - США (в Нью Йорке ему передали из Центра австрий-ский паспорт на другую фамилию и с советской визой) – Франция – Австрия – Чехословакия – Польша - Советский Союз. При этом из «Тюремных записок следует», что Зорге допустил грубое нарушение указания Центра, но не объясняет такой неразумный, опасный поступок: «Мне в принципе не разрешалось самостоятельно перевозить  в длительных поездках любые вещи, которые следовало доставлять только через курьеров. Но я  сделал фотокопии доку-ментов и благополучно довез их. Прибыв в Москву, я обобщил ранее доставленные курьерами мои донесения и сделал подробный доклад».  Такой серьезный, неразумный  проступок Зорге можно объяснить только его желанием иметь под рукой свежие материалы для составления отчета.
     Зорге прибыл в Москву 25 июля 1935 года.
     Пока Зорге был в пути в Москве развивались многие события , к которым он неожиданно оказался причастен.  Более того, возникли сложные проблемы, затронувшие его прежнюю деятельность. В этой связи такое вроде бы простое на первый взгляд событие как приезд Зорге в Москву вызывает много принципиально важных вопросов.  Начинаются они с того, что у одних авторов говорится о том, что Зорге запросил разрешение у Центра, чтобы прие-
хать в Москву и доложить о проделенной работе, обсудить имевшиеся проблемы и новые задачи. У других  - срочный вызов Зорге в Москву пытаются каким-то образов связать с только что происшедшим провалом шанхайского резидента Я. Бронина.
     Изучение материалов показывает, что оба мнения являются справедливыми. Приезд, о ко-тором просил в начале 1935 года Зорге, был необходим как ему, так и Центру. В любом слу-чае надо было определить в какой степени арест Бронина представляет  для Зорге опасность, подвести итоги первому этапу работы «Рамзая» по созданию резидентуры, развертыванию разведывательной работы, деятельности линий связи, уточнить задачи, решить ряд опера-тивных вопросов. На первый взгляд все, кажется, очень простым – приехал,  доложил, полу-чил ответы на интересующие вопросы и указания и уехал. Но все оказалось намного сложнее из-за складывавшейся обстановки в Москве и результаты этой поездки сказались впоследст-вии  на отношениях Центра и Зорге.
     Выезжая  в Центр, Зорге и не подозревал какая сложная обстановка там сложилась во вто-рой половине 1934 - первой половине 1935 гг. в связи со сменой рукводства. В Разведуправ-ление пришли люди со стороны, из НКВД и заняли руководящие должности. Одно это, хотя и подспудно, уже стало менять обстановку. Но самым главным было то, что чекисты были направлены в Разведуправление навести порядок  и они были готовы своей работой доказать Сталину, что он принял правильное решение. Но все складывалось непросто. Даже с прихо-дом Артузова и рекомендованных им сотрудников провалы продолжали иметь место, вызы-вая международные скандалы.
       Берзин, конечно, проинформировал  о проводимой операции «Рамзай» в Токио назна-ченного к нему 25 мая 1934 года заместителем Артузова, который одновременно продолжал исполнять обязанности начальника ИНО-ОГПУ-НКВД.
     После ряда провалов по линии военной разведки, особенно после скандального так назы-ваемого «совещания резидентов» в Копенгагене  Я. Берзин в конце 1934 года вынужден был написать на имя наркома обороны СССР К. Ворошилова рапорт с просьбой об отставке, ко-торая в апреле 1935 года была удовлетворена. В этой обстановке Берзин мог бы подойти формально к просьбе Зорге и предложить другие кандидатуры. Но прежде чем освободить должность Берзин отнесся с пониманием к просьбе Зорге и направил Ворошилову ходатай-ство не только о возвращении в разведку Макса и Анны Клаузен, но и направлении их для работы в Токио в резидентуре «Рамзай». Этот факт является очень важным, так как не только служит наглядным показателем того, что Берзин ценил работу, которую вел Зорге по созда-нию резидентуры, и был доволен достигнутыми результатами. Более того, Берзин взял на себя ответственность перед наркомом обороны СССР К. Ворошиловым, ходатайствуя за Макса и Анну Клаузен, опальных лиц с сомнительной репутацией о возвращении их в раз-ведку и направлении в Токио для работы в резидентуре «Рамзай». Не  исключено, что перед этим Берзин получил на них положительную «объективку» по линии НКВД. Также, зная ос-торожность Ворошилова, можно полагать, что он, чтобы не брать ответственность на себя и зная интерес  Сталина к делам в Японии, скорее всего,  доложил  ему и получил положи-тельную реакцию. Как следствие от имени наркома была направлена телеграмма в Красный Кут Максу Клаузенну с вызовом в Москву.
      С уходом Берзина в Управлениии сложилось двоевластие: с одной стороны его деятель-ностью руководил вновь назначенный комкор С. Урицкий, опирающийся на старые кадры, и с другой стороны - его заместитель Х. Артузов, который занялся реорганизацией Управле-ния. Скорее всего это делалось Артузовым из добрых побуждений с целью действительно улучшить работу советской военной разведки за границей, но, к сожалению, эти мероприя-тия кроме раздражения в высших военных кругах, включая наркома обороны К. Ворошило-ва, ничего не вызывали.   
     В главе V приведено описание общей обстановки  в советской разведке, которая в той или иной мере имела отношение к работе Зорге  Но прежде чем перейти к итогам поездки Зорге в Москву следует остановиться на нескольких моментах, помогающих понять обста-новку в 1935 году именно в Разведуправлении. Еще раз следует особо подчеркнуть, что Ар-тузов и чекисты пришли в Разведуправление с личного «благословения» Сталина и искренне намеревались навести там порядок, устранить причины провалов, передать накопленный опыт особенно с позиции контрразведки, а если говорить проще, научить военных разведчи-ков как надо по настоящему работать. Сейчас, зная о развитии дальнейших событий, можно сказать, что Артузов явно переоценил отношение к нему Сталина и повел себя неправильно как при «живом» Берзине, так и  при новом начальнике Разведывательного управления С. Урицком.
    Свою деятельность Артузов начал с реорганизации Разведывательного управления. Долж-ности ведущих отделов Управления были замещены бывшими сотрудниками ИНО, которые в первую очередь  начали со знакомства с агентурными сетями в подведомственных странах, в которых велась активная работа. Резидентура «Рамзай», только встававшая на ноги, особо-го внимания к себе не привлекала и поэтому долго не было  ответа на запрос Зорге о его по-ездке в Москву. Но в конце апреля 1935 году в г. Ханькоу арестовали китайского коммуни-ста («Ханькоу-бой», «источник № 203») , который знал ценного агента Лю Сяо, офицера в тайном отделе полиции и мог его выдать. В этой ситуации резидент «Абрам» не только до-ложил об аресте, предложил меры по локализации провала, но и, фактически, снимая с себя ответственность, подчеркнул, что арестованный был привлечен к разведывательной работе до его приезда. Тем самым он как бы перекладывал вину на Зорге и Римма.
      В Центре еще не успели разобраться с этим  сообщением, как для вновь пришедших в Разведуправление чекистов произошло крайне неприятное событие. 5 мая 1935 г. Бронин был арестован в Шанхае английской полицией в результате предательства завербованного им агента Ло Хайпонга. При этом, как следует из  книги С. Бронина «История моей мате-ри»,  основанной на воспоминаниях самой Э.И. Брониной следует, что Яков Бронин как раз-ведчик часто нарушал правила конспирации, в дополнение к  провалу агента сам наделал массу ошибок, которые привели к его аресту китайскими властями и тюремному заключе-нию. В частности при нем были обнаружены паспорта четырех  иностранцев, которые он тайно получил  в советском консульстве и совершенно неоправданно носил с собой.
     В связи с тем, что к маю Берзин из Управления уже был откомандирован, А. Артузову и начальнику отдела Ф.Я. Карину, ответственному  за работу в Китае и Японии, надо было от-читаться за провал перед руководством НКО и ЦК ВКП(б). При этом очень важно вспом-нить, что  Карин только недавно пришел в военную разведку из внешней  разведки вместе с Артузовым для искорененния недостатков, а  тут возникла сложная ситуация. С  одной сто-роны это был удачный пример для разбора упущений в работе военных разведчиков и при-нятия мер. Но Урицкий только только пришел на должность начальника Управления  и еще не владел обстановкой. Поэтому, хотя всем  было ясно, что  вновь прибывшие в Разведыва-тельное управление руководители-чекисты к этому провалу отношения не имели, отвечать за него приходилось им. Для выяснения причин провала Артузов, являвшийся на тот момент фактическим руководителем Управления, дал указание начальнику отдела Карину лично за-няться изучением всех материалов по шанхайской резидентуре с целью принятия мер для локализации провала, консервации ценной агентуры и вывода ее из под возможного удара. С арестом шанхайского резидента возникла потенциальная и в тоже время реальная опасность для Зорге и Айно Куусинен, которых  Бронин знал лично и нельзя было предугадать его по-ведение в тюрьме. В этой связи Зорге был срочно вызван в Москву. Одновременно Карин привлек к изучению агентурных дел по Шанхаю и Японии вновь прибывшего в отдел на должность начальника японского отделения М.К. Покладока.
    
     Покладок Михаил Кириллович, литовец, из крестьян. Участник первой мировой войны. В РККА с 1918, член компартии с 1920. Полковник (1935). Окончил два курса юридического факультета Киевского университета (1916), Алексеевское военное училище, Высшую воен-ную щколу связи  (1924). Прошел армейскую службу в строевых и частях связи. Закончил восточный факультет Военной академии им. М.В. Фрунзе (1929). Помощник начальника РО  штаба ОКДВА, адъюнкт академии им. Фрунзе. В распоряжении Разведуправления  штаба РККА (апрель 1930 - февраль 1933, январь 1934 - январь 1935, стажировался по обмену в японской армии). Написал книгу о японской армии. Начальник  сектора 3-го отдела (февраль 1933- январь 1934). Начальник японского отделения  2-го отдела (январь 1935 - апрель 1937)
и имел непосредственное отношение  к работе резидентуры «Рамзай».  С апреля по август  1937 г. – начальник разведотдела штаба  ОКДВА.  Владел японским, французским, немецким и польским языками.
     По книге Лурье, Кочика «ГРУ Дела и люди» репрессирован  7.08.1937,   реабилитирован 30.11.1957, но  у Колпакиди, Прохорова «Империя ГРУ», книга 2  - в октябре 1937 г. уволен из рядов РККА., но репрессиям по данным ФСБ не подвергался.   
     Из этой краткой биографической справки следует, что  М.К. Покладок явно выделялся на общем фоне командного состава РККА своим высоким общим и военным образовательным уровнем. Но быстрого роста не было, хотя  он расчитывал на это и хотел служить в строевых частях на командных должностях. Служить в разведке не хотел, но отказаться не посмел. 

     Выполняя указание начальника отдела, Покладок ознакомился с оперативным делом Зор-ге и обнаружил в нем наряду с положительными оценками результатов его работы в Китае компрометирующие материалы, в числе которых было сообщение от 10 октября 1932  года о почти провальной обстановке вокруг него, которое не подтвердилось, а также никому неиз-вестные до сих пор сведения о якобы разгульной жизни Зорге в Шанхае, когда он там был резидентом. Среди компромата на Зорге особое место  занимал «взрывоопасный» политиче-ского характера донос Бронина. Берзин проигнорировал содержание доноса и как пишет Си-роткин «…эта неустойчивость политических взглядов «Рамзая» почти не нашла отраже-ния в его характеристиках, содержащихся в многочисленных «справках» на резидентуру..». Но в глазах чекистов политическая и моральная неустойчивость  Зорге вызывали у них по-дозрительное отношение и на этой основе у Карина и у его подчиненного Покладока сложи-лось отрицательное мнение о Зорге. К этому добавилось событие – провал Бронина, которое косвенно, но касалось периода пребывания Зорге в Шанхае. Всё вместе взятое, давало опре-деленный шанс сотрудникам Центра отвести  от себя ответственность за провал Бронина.
   Зорге не знал ни о тех изменениях в руководящем составе Разведывательного управления, которые произошли, ни о расследовании причин провала Бронина и прибыл в Москву ничего не подозревая и, скорее всего, в приподнятом настроении. По работе были достигнуты поло-жительные результаты, предстояла встреча с гражданской женой Катей Максимовой, кото-рую он не видел два года, и возможность хотя бы месяц-другой отдохнуть. Но всё оказалось сложнее. Вновь пришедшие в Восточный отдел  непосредственные руководители Зорге вос-приняли его приезд, мягко говоря, недружелюбно.
     К большому сожалению, в аналитическом материале Сироткина, который напечатан в книге А. Фесюна, много купюр, сделанных архивом ГРУ. Но даже из того что имеется видно, что с благославления Артузова  в отделе активно «потрудились» над выводами и заключе-ниями по шанхайскому провалу Бронина. Карин поручил провести беседы с Зорге, в ходе которых Покладок не  столько интересовался итогами работы в Японии сколько вспоминал надуманные грехи и какие-то мифические промахи Зорге по прежней работе в Китае и на-стойчиво без убедительных обоснований попытался даже в какой-то мере увязать их с про-валом и арестом резидента Бронина, хотя с момента отъезда Зорге из Китая прошло три года. Зорге, который не чувствовал за собой никакой вины, на все намеки и обвинения дал резкий отпор и личные  отношения испортились, что не могло не отразиться  в дальнейшем на оцен-ке результатов деятельности самого Зорге и резидентуры. Вплоть до своего ухода из Управ-ления  в апреле 1937 года Покладок  относился к Зорге отрицательно.   
     В имеющейся литературе крайне мало написано о руководящей деятельности Артузова и Карина в отношении Японии. Но в тоже время есть сведения о работе 2-го (Восточного) от-дела со слов непосредственного участника тех событий. Поэтому этот раздел нельзя было бы считать полным без характеристики непосредственного руководителя Зорге в Центре – на-чальника японского отделения М.К. Покладока, которую ему дал ветеран разведки  Б. Гудзь. Его высказывания представляют большой интерес и особую ценность.
 
     Гудзь Борис Игнатьевич, родился 18.08.1902, полковой комиссар (полковник) в отставке. В 1923 г. А. Х. Артузов позвал его в ЧК. Он принимал участие в операции «Трест».  Старший
уполномоченный секретно-оперативного управления. Начальник контрразведывательного и иностранного отделения Особого отдела, полномочный представитель ОГПУ по Восточно-Сибирскому краю. За работу в Иркутске награждён именным боевым оружием. В 1934 году отозван в Москву и направлен резидентом политической разведки (ГУГБ НКВД) в Токио под  прикрытием должности 3-го секретаря полпредства СССР, где проработал до 1936 года  под фамилией матери - Гинце Борис Александрович.  Резидентура насчитывала 4-х человек: Ре-зидент, помощник (заместитель), оперативный работник и жена в качестве   шифровальщика и фотографа документов. За три года удалось приобрести трех важных агентов из числа японских сотрудников жандармского управления и особой полиции токко. Работа резиден-туры носила главным образом контрразведывательный характер, но и включала в себя зада-чи по военно-политическим вопросам. Б.Н. Гудзь проработал в Японии почти три года руко-водителем «легальной» резидентуры советской внешней разведки, особое внимание уделял изучению методов работы японских контрразведывательных органов и выработке мер про-тиводействия. В феврале 1936 году вернулся из Японии, но оказался не нужен НКВД. Встре-тил друга своей семьи А. Артузова, который взял его во 2-ой (Восточный) отдел Развед-управления, где под началом Ф. Карина он проработал 13 месяцев, курируя проведение опе-раций резидентуры Рихарда Зорге – «Рамзай», готовил письма в Токио от имени руководите-лей разведки. Конечно,  он знал оперативную обстановку в Токио лучше, чем кто-либо дру-гой из его коллег. И его советы, особенно относящиеся к работе Зорге в этом плане, были ценными. Работал в Восточном отделе  до июня 1937 гг., затем был уволен в запас. В харак-теристике Б. Гудзя в 1937 году было записано, что «Был доверенным лицом врагов народа Артузова и Карина». Ему повезло, так как его просто уволили.
     Борис Игнатьевич, которому пришлось служить  при Покладоке в японском отделении, рассказывал,  что хотя тот и  имел прямое отношение к деятельности  Зорге, но агентурную работу не понимал и не любил. и относился к тому, что было сделано до него, по меньшей мере, скептически.
     К этому можно добавить отрывок из раздела под заголовком «Последний из ЧК» книги Н. Долгополова «Гении внешней разведки», который посвящен непринужденной беседе авто-ра с Б.И. Гудзем и его рассказам, в частности, о своем непосредственном руководителе-начальнике японского отделения. По всем данным он имел в виду полковника М. К. Покла-дока. Гудзь не называет его из этических соображений так как Покладок по некоторым дан-ным был расстрелян в августе 1937 года, но отметил, что «Моим непосредственным руково-дителем был кадровый офицер, полковник который два-три года стажировался в Японии. Даже написал подробную, очень полезную   для армейских специалистов книгу о японской армии. Можно добавить, что это был образованный офицер, владеющий к тому же япон-ским, французским, немецким и польским языками. Окончил восточный факультет военной академии им. Фрунзе. Но при этом Гудзь отмечает, что Покладок не любил агентурную ра-боту и «не был он ни разведчиком, ни контрразведчиком: «На кой черт нам это нужно? У нас по японской армии все есть, мы все о ней знаем» и далее «Борис Игнатьевич, ну зачем я буду этим заниматься? Будет у нас какой-то агент, не будет. Все это мышиная возня».
     Приводится характеристика Покладока со слов Гудзя и в книге Гаврилова и Горбунова «Операция «Рамзай». Триумф и трагедия Рихарда Зорге»: «Первое знакомство произош-ло с полковником Покладоком, отделение которого курировало операцию «Рамзай». Сперва меня удивило скептическое отношение Покладока к этой линии. Потом выяснилось, что он недоооценивает военную разведку. Он – военный аналитик, побывавший в качестве стаже-ра в японской армии и написавший книгу о японской армии, хорошо изучивший японский язык. Как-то не лежало у него сердце к гражданским работникам, к узким специалистам по чистой агентуре. Таким он считал и Зорге. Считал его дилетантом и ничего полезного от него не ждал (выделено – Ю.К.)».
     Столь много внимания отношению Покладока к Зорге уделено специально. Совершенно ясно, что Покладок, как непосредственный начальник,  не только формировал атмосферу во-круг Зорге, но и, скорее всего, выражал настроениия  Артузова и Карина, которое не совпа-дало с мнением Урицкого. Более того, из аналитического материала Сироткина следует, го-воря вульгарным языком,  стремление руководителей «отмазаться» от провала Бронина, а для этого  сделали «без каких-либо убедительных обоснований» выводы и заключения, по-рочащие Зорге, о которых, к счастью, он так никогда и не узнал.
     В совершенно в противоположном духе состоялась беседа Зорге с вновь назначенным на-чальником Управления С. Урицким. Зорге доложил о проделанной работе, кото-рая получила  высокую оценку и в этой связи интерес представляет отрывок, взятый из написаннного в Центре отчета Зорге (у А. Фе-сюна на стр. 46 неправильно указано как письмо в Центр) от 3 ав-густа1935 года:
         
«Собственные связи Рамзая.
     Важнейшая связь – это близкие отношения с немецким военным атташе Отт. От него я узнаю приблизительно большинство собы-тий в немецко-японских отношениях и в военном сотрудничестве. Все чаще я получаю также от него его  материалы, которые он по-сылает в Берлин для прочтения. Я помогаю ему при шифровке его телеграмм в Берлин. Очень близкая дружба с секретарем посольст-ва Гааз, с торговым атташе и секретарем посольства Мельхером. Наряду с этим хорошие отношения с Дирксеном, которому я время от времени даю политическую информацию. Меня часто приглаша-ют в немецкое посольство и имею известную протекцию оттуда. Отношения с немецким морским атташе становятся все теснее. Через Отта я познакомился с рядом японских офицеров, говорящих по-немецки и особенно с тем крылом молодых офицеров-летчиков, которые настроены сильно национал-социалистически. Назову для примера полковника Банзая. Меня протежирует также жена пол-ковника Отт, которая часто приглашает меня на интернациональ-ные вечера военного атташе».
          Документ небольшой, но насыщен информацией, говорящей об эффективной опера-тивной работе Зорге фактически уже на начальном этапе. Но ещё есть в нем чрезвычайно важная «изюминка». Прошло чуть больше года с момента возвращения Отта из Берлина в Токио в новом звании и на новую дипломатическую должность военного атташе, как Зорге  оказался допущенным им к шифровальной работе. Это настолько необычно, что вновь за-ставляет обратить внимание читателей к такой ситуации.  Совершенно ясно, что, если бы не имелись какие-то особые причины, такой опытный, осторожный, бдительный человек как Отт никогда бы не допустил Зорге ни к секретным документам,  ни тем более к работе с шифром даже будь Зорге гением из гениев и самым ценным агентом из всех агентов. Это только подтверждает вывод в  разделе  «Процесс легализации в Германии» об исключитель-ном  положении, которое сумел себе создать Зорге.   
     Урицкий полностью поддержал дальнейшие планы Зорге по развертыванию разве-дывательной деятельности в Японии, мероприятия по дальнейшему проникно-вению в германское посольство. Одзаки и Мияги были включены в состав рези-дентуры, что в разведывательной практике является одним из важных показателей успешной работы, и им были даны оперативные псевдонимы «Отто» и «Джо» соответственно. Просьба Зорге об отзыве радиста Виндта с женой была признана обоснованной и их заменили Макс и Анна Клаузены. При этом еще раз следует особо под-черкнуть, что удовлетворение просьбы Зорге и принятие соответст-вующего решения высшей партийно-военной инстанцией о  коман-дировании в Токио Макса Клаузена вместе с Анной говорит о мно-гом вопреки мнению ряда авторов. Это решение показывает: боль-шую заинтересованность руководства страны в разведке Японии, полное доверие Зорге и удовлетворение ходом работы, а также то, что супруги Клаузен ничем не «подмочили» свою репутацию, хотя Республика немцев Поволжья была насыщена агентурой НКВД. 
     Уже после отъезда Зорге была проявлена забота о нем в личном плане. Чтобы можно бы-ло без бюрократической волокиты оказать финансовую и материальную помощь граждан-ской жене Екатерине Александровне Максимовой был официально оформлен 8 августа 1935 г. ее брак с Зорге (с его согласия, но в его отсутствие), а затем она получила по тем временам прекрасную комнату в доме  на Софийской набережной.
     Здесь следует также остановиться на том, что ряд авторов особо выделяют разрешение, якобы полученное  от Урицкого на то, чтобы Зорге  мог делиться информацией с руководящим составом немец-кого посольства, особенно с военными разведчиками. Но это дела-ется только с одной целью – опорочить Зорге, представив, его в «лучшем случае», как  человека, активно сотрудничавшего с немец-кими спецслужбами в интересах советской разведки или просто в качестве агента – полуторного, двойного и даже агента всех мыс-лимых разведок.
     На самом деле еще при разработке операции сама постановка задания Берзиным на проникновение в немецкое посольство преду-сматривала определенное сотрудничество, так как эту задачу не решишь «за красивые глаза». Более того, в материале Сироткина приведены выдержки из архива ГРУ: «войти в полное доверие со-трудников германского посольства», «считать наиболее эффек-тивным установление служебного или полуслужебного  сотруд-ничества в посольстве». Яснее не скажешь!!!
    В момент нахождения Зорге в Москве работал 7-й конгресс Коминтерна (25 июля-20 ав-густа 1935 г.), на котором он очень хотел поприсутствовать, но ему запретили  это делать в целях конспирации.
     Центр, убедившись в том, что последствия ареста Бронина не угрожают безопасности Зорге не дал ему долго засиживаться в Москве, хотя он уже пять лет не имел полноценного отдыха и два с лишним года не виделся с Катей. В книге М.Алексеева «Ваш Рамзай». Ри-хард Зорге и советская военная разведка в Китае. 1930-1933 гг.» на странице 15 есть ин-тересная нигде до этого не проходившая деталь о том, что в анкете-формуляре Зорге написа-но: «IX. Награды и поощрения в Красной Армии, объявленные в приказе по части (учрежде-нию)// награжден Народ. Комиссаром  Обороны СССР золотыми имен. часами – 1935 г.».
     16 августа 1935 г. Зорге покинул Советский Союз для возвращения в Токио и продолже-ния работы.