Терпкая молодость бессмертия

Терпкая молодость зелени травы пробивалась сквозь щели бетонных плит аэродрома, укрытого аурой датчиков слежения и непроницаемостью густого леса, в котором располагалась взлетная полоса.
В траве прогуливались мыши, пользуясь предрассветной тишиной и своим распорядком мышиного царства, живущего минимализмом сокрытия.
Самолеты стояли в капонирах как спящие пружины, поблескивая матовостью композитных крыльев и сжатые скрытой энергией упакованных молекул.
Легкая поступь надвигающегося сияния линии горизонта предрассветной свечой вдыхала чистоту ясности мысли.
Сонно порхали аэродромные мухи.
Прямо по центру взлетной полосы уснул, свернувшись калачиком, полосатый кот, не реагирующий на карнавал мышиного царства.
Сколько их здесь!
Неведомых душ, творящих во все времена идеи воплощения, слившиеся в единое существо крылатой птицей, спящей и ждущей своего Ариэля.
Сколько их здесь!
Любящих непостижимость мгновения полета сквозь миражи туманных облаков к созвездиям городов, сверкающих огнями изумрудных узоров уличных фонарей и катакомб многоэтажного слияния душ в бетонном единении впечатанных галлюцинаций массового сновидения.
Взлетная полоса тянулась к горизонту девственной чистотой, устремленной к восходящему солнцу, ждавшему поцелуя страсти любовницы, проникающей в солнечную прохладу ясностью лунного сияния и свежестью летнего рассвета завороженного торжеством академических вековых сосен, окружающих стартовую площадку лестницы в небо.
Любовница взлетела навстречу Солнцу, ждущего за горизонтом, оставив позади мышиное царство спокойного равновесия мироустройства ведущего в размножение бессмысленности, поедающей себя равномерно и неизбежно.
Мурашки побежали стройными рядами вдоль трассы истока, рождая магию крылатого сновидения непостижимого ничем, кроме мгновений поцелуев вечности.
Яркий свет притягивал лунное сияние сиреневым бликом, вспорхнувшим в рассвет.
Она летела!!!
Отбросив постулаты праведные, ведущие ступенью льда лишь только вниз - туда, где стынет холод, так ждущий свет цветов, летящих в высоте, цветущих только там, венчая ореолом весенних волн волшебных вакханалий неистовости душ презревших плоти страх, полет души бегущий по волне безумия, дающего свободу лишь тому, кому она нужна, принцесса космоса божественности совершенства непостижимого уму, копающему тоннель могил, мерилом выбирая цифру.
Она летела!!!
Цепи обрывая, висящие галактиками черных дыр зовущих в бездну плоти периметром падения, полету вопреки, она стремительно неслась подобно свету прорывающемуся сквозь тучи грозовые.
Нет, не мажор, но не минор однако, нейтральной частотой соития созвучий букетом песни летящей ласточки свободой несоизмеримой ни с чем и никому, понятен будет лишь подобному, подобное совокупив в мажорные ряды с минорным ладом, оставив в брутсферах бездонных могильной тишины пылящей и лелеющей святую суету синонимов, которым истинных имен не существует.

— Я молчу, — сказал писатель.
— А я скажу, — ответил представитель. — Вы мне морочите голову.
— Вы ошибаетесь, — молвил сквозь дым кальяна писатель. Повторил: — Вы ошибаетесь. Если считаете, что вас подставляют. Не только вас, я хотел сказать. В той же роли я. Как узнать со стороны, кто автор всего этого? Вы представляете Паркер. Так, может, вы всё это и пишете, а наблюдатель я?
— Метафизика уместна небольшими порциями, — ответил представитель. — Но когда она превращается в телефонный справочник это уже агрессивная экспансия.
— Экспансия чего?
— Как это чего? Своего образа мышления. Это всегда был единственный смысл существования интровертов, соединенных в одной душе с экстравертом. — Налил водки. Добавил: — Она как раз такая. Я нет. А вот вы похожи.
— Это не означает, что я веду запись нашего разговора. Диктофонов здесь нет.
— А файл в мониторе?
— Но это просто неизбежность, — усмехнулся писатель. — Назовите это как–то по–другому, и вам станет легче. — Улыбнулся. Сказал: — Назовите этот файл реальностью. А разве это не так?
— Вот именно что так. — Выпил одним глотком водку. — Поэтому нам нужно прояснить, что мы вообще будем дальше делать в свете постоянной стенографии процесса. Мы можем что–то решить, но в некотором смысле условно, не более. А в другом смысле — безусловно. И то, и другое, слишком подозрительно для того, чтобы параллельно быть.

фрагмент романа "мышеловка на Эвересте"