Несколько важных эпизодов жизни

    Скучное пасмурное утро заполняло спальню.  Унылый писк будильника заставил Лизу вынырнуть из тёплого уютного сна.  Она потянулась, по-кошачьи медленно и лениво. Нехотя вылезла из-под одеяла, сунула ноги в тапочки и побрела в кухню.  Навстречу ей, также лениво потягиваясь,  вышли из своих ночных убежищ коты –  Том и Джерри.

- Привет, мальчики, - сказала Лиза.  В ответ  Том  завёл заунывную песню, а Джерри потёрся о Лизины ноги бархатным ухом.
Лиза насыпала в кошачьи миски сухого корма, и коты дружно принялись за утреннюю трапезу.

Будто  вновь и вновь  прокручивая  кадры кинофильма, каждое утро она заученно выполняла  одни и те же действия: ставила чайник на газ, включала  газовую колонку, шла   в ванную, принимала душ и чистила зубы, возвращалась в кухню, доставала из подвесного шкафчика банку с кофе,  старое папино джезве, варила крепкий терпкий напиток.   Только  после чашки любимого кофе она, наконец, окончательно просыпалась, начинала собираться на работу – гладила блузку, сушила волосы феном…

 Коты, наевшись, укладывались на тёплые батареи – один в кухне, другой в спальне. Лиза, отчаянно завидуя им, натягивала  старенькую дублёнку и открывала дверь в холодный и сырой подъезд.

    Дни походили один на другой. Новый день обещал быть таким же, как вчерашний.  Лиза вышла в промозглое утро, поёживаясь, спрятала нос в воротник дублёнки, туже завязала шарф.  Навстречу ей торопливо семенили те же люди, которых она встречала вчера и позавчера,  неделю назад и месяцем раньше.  Люди, обгоняя друг друга, бодро здоровались на ходу или безразлично проходили мимо.  Лиза знала их в лицо, отмечала перемены, происходившие в их гардеробе по мере смены времён года.  Вот и сегодня она отметила, что у пышнотелой блондинки новая шубка, а высокий угловатый подросток облачился в  шапочку и шарф динамовского фан-клуба.

Лиза свернула за угол и вдруг оказалась в переулке одна.  Крупными хлопьями сыпал снег.  Она неторопливо шла по знакомому переулку, стараясь оттянуть  свой неизбежный приход на работу.  Хотелось идти по улице  не останавливаясь, медленно и бездумно,  глядя  перед собой, и чтобы конца и края не было этому пути.

   Вот уже несколько лет Лиза служила в  мэрии – готовила к подписанию  всевозможные документы, собирала визы высокого начальства, вела переписку и разбирала обращения, как правило, недовольных властью горожан. День пролетал в суете, бесконечных бегах по коридорам и кабинетам, телефонных звонках, коротких разговорах с коллегами на бегу.  Лиза ни с кем особенно не дружила – поддерживала милые, ни к чему не обязывающие отношения, слыла славной и доброй, не отказывала в помощи, но и не давала садиться себе на шею.  Начальство относилось к ней с уважением, коллеги –  с симпатией.
Нельзя сказать, чтобы Лиза очень уж любила свою работу – искренне  радовалась, когда удавалось вырваться  пораньше, но не роптала, когда до глубокой ночи приходилось клацать по клавишам, вглядываясь воспаленными глазами в монитор компьютера.

    Позади осталась неудавшаяся карьера журналиста, пыльная захламлённая редакция, стол, заваленный бумагами, стена над столом с наклеенными на неё коллажами, вырезками чужих и своих статей, грязные обои  с изречениями мудрецов и подвыпивших коллег.  Где-то в прошлой жизни остались хмельные посиделки, споры до хрипоты о политике, о смысле жизни и просто ни о чём, безумные газетные дни, ночное творчество на кухне с сигаретой и кружкой неизменно крепкого кофе.  Особенно удавались ей статьи, как называла мама, «на морально-этические темы».  Казалось,   это так просто — учить людей жизни, раскладывать по полочкам — «что такое хорошо и что такое плохо». Лиза писала легко и весело, никогда не обижала читателя,  но чуточку подшучивала над ним, а ещё над  собой и над жизнью…

    Ушла из газеты, когда заболела мама.  Какое-то время Лиза ещё пописывала, сидя на шатком стуле в больничном коридоре, тревожно поглядывая в открытую дверь палаты, где на  неуютной железной койке под капельницей лежала мама.  Сменить Лизу  приходил отец, она бежала в редакцию, наскоро набирала статьи, которые редактор принимал всё с меньшей охотой – исчезла непринуждённая лёгкость, жизнерадостное подтрунивание над всем и вся.  Писать становилось всё труднее, и когда не стало мамы – верного и не очень объективного почитателя Лизиного творчества, она  вдруг поняла, что никогда больше не возьмёт в руки перо.

   От работы в газете остались  ностальгические воспоминания, пухлая папка  аккуратно вырезанных родителями Лизиных статей, ничем неискоренимое умение  обращаться со словом и  слегка ироническое отношение к окружающей действительности.  Вдруг оказалось, что в новой работе кое-что из этого  багажа очень даже может пригодиться, во всяком случае,  лучше Лизы никто не   оформлял официальные письма, которые, как известно,  тоже состоят из правильно подобранных слов.   И пусть это были совсем другие слова, но и ими Лиза жонглировала умело.

***
…Снег уже покрыл асфальт и коричневую прелую траву в сквере.  Ёлки у мэрии стали похожи на пышнотелую блондинку в шубе.
Лиза постучала сапожками о ступеньки, стряхивая снег.   Сзади кто-то позвал её, она оглянулась, чтобы поздороваться с коллегой, успела подумать, что приятный мужской голос окликнувшего, ей не знаком.  Видно, слишком резко она обернулась, потому что, не удержавшись на скользкой, покрытой мокрым снегом  ступеньке, плюхнулась на колено, вскрикнула от боли, заохала, пытаясь подняться. 
 К ней спешил незнакомый мужчина в длинном сером пальто нараспашку.
- Лиза, это я вас звал,  –  сказал он, подавая ей руку.
- Я думала, кто-то из моих сослуживцев, – вяло ответила Лиза. 
Больше всего ей хотелось потереть ушибленное место, но присутствие незнакомца  останавливало. К тому же было неприятно оттого,  что он стал свидетелем  неловкой ситуации.
- Мне надо поговорить с вами, где это можно сделать?
- Можно у меня в кабинете.
 Лиза подумала, что не успеет до планёрки переобуться (не разуваться же на глазах у этого типа), а значит,  на планёрку придётся идти в тяжёлых зимних сапогах, которые вовсе не шли к её  юбочке и кокетливой блузке.
То ли от этих мыслей, то ли от непрекращающейся боли, настроение у Лизы окончательно испортилось.
«Откуда ты взялся на мою голову?», – думала она, поднимаясь с незнакомцем по лестнице.  Каждый шаг отдавался болью в ноге.
В уютном Лизином кабинете было тепло, тонко пахло последними хризантемами, которые стояли в вазочке на рабочем столе.  Снимая дублёнку, Лиза искоса посмотрела на незнакомца: он с интересом  разглядывал её кабинет.
- Простите, не помог вам раздеться.
Было видно, что он смущён.
- Не страшно, садитесь, пожалуйста, рассказывайте, какое у вас ко мне дело.  Только, если можно, покороче, потому что у меня планёрка через десять минут.
- Что ж, можно и покороче.  Меня зовут Валерий Петрович Кадышев. Я главный редактор журнала «Восхождение», и… я приглашаю вас на работу.
- …Но я уже работаю. И потом, насколько мне известно, журнал издаётся в столице…   Там, что,  своих журналистов мало? Извините, всё это похоже на розыгрыш.

Про себя Лиза подумала, что это похоже на сон.
- Откуда вы вообще знаете, что я была журналисткой?
- Игорь Корниенко – ваш однокурсник и мой добрый  приятель рассказывал о вас. Дело в том, что нам нужен  собственный корреспондент в провинции –  желательно женщина, молодая, энергичная, но успевшая, как бы это помягче выразиться, хлебнуть жизненного опыта.
- Откуда Корниенко знает о том, что и сколько я хлебала, если мы виделись с ним в  последний раз на выпускном вечере?
- Вероятно, у вас много общих знакомых… Игорь рассказывал о вас как о талантливой журналистке, объективной, смелой… Возможно, он читал ваши статьи…
- Ой, не смешите, я работала в газете с тиражом пять тысяч.  За пределы нашей деревни она выходила разве что в виде обёрточной бумаги. А Игорь никуда из столицы не выезжал.  Мы дружили с ним в институте, вот он и вспомнил обо мне, когда вы поделились с ним  своими провинциальными планами.  Решил помочь однокурснице. Чем заинтересовал вас наш городок?
- Город небольшой, но крупный порт,  преуспевающее пароходство, две трети жителей, так или иначе, связаны с ним.  Многонациональное население…
- Вот если бы вы были редактором женского журнала, я бы вас ещё поняла… Пишу я по-бабски, как говорили мои коллеги – «слёзы и сопли». Ну, напишу пару – тройку статеек а-ля журнал «Дамское счастье», а дальше что?
- Дальше вы сделаете сногсшибательную карьеру, и ваши бывшие коллеги с тиражом в пять тысяч умрут от зависти, – сказал Валерий Петрович, и Лиза увидела, что в глазах его заиграли искорки смеха. – Подумайте, я вас не тороплю, к тому же вам совсем необязательно  бросать любимую чиновничью работу, пишите статьи  вечерами, отправляйте электронкой. Что вам мешает? Или у вас семеро по лавкам сидят?

   Что-то кольнуло в сердце. Да, семеро по лавкам не сидят. Папа умер через полгода после мамы. Острая сердечная недостаточность.  Лёг спать и не проснулся.  Ещё через полгода Лизин муж Олег собрал чемодан и, оставив короткую записку типа  «прости-забудь»,  убыл в неизвестном направлении.
 
    С Олегом Лиза познакомилась у друзей  на вечеринке.   Он красиво ухаживал за ней весь вечер, а  когда привёл к подъезду, Лиза  пригласила его зайти на чашку кофе.  Он легко согласился, попил кофе, светски поболтал с родителями. Потом Лизе казалось, что если бы в тот вечер она не пригласила его, он утром  даже не вспомнил бы о ней.  Но, посидев на чистенькой  кухоньке, съев кусок пышного маминого пирога, послушав весёлые  папины воспоминания о молодости, Олег решил, что здесь ему будет тепло и уютно.  Он стал приходить в их дом каждый вечер, а однажды просто не ушёл – остался у них.  Спустя несколько месяцев,  они тихо, в будний день, расписались в загсе, позвав  на свадебный ужин лишь тех друзей, на вечере у которых они познакомились.  Мама приготовила  самые вкусные свои блюда, папа достал припасённое для торжественного случая очень дорогое марочное вино и настоящее французское шампанское.  Друзья подарили молодым китайскую вазу и роскошные розы.  Все  вроде бы шутили и даже смеялись, но как-то через силу.  Было видно, что папа недоволен, а мама вообще расстроена.

   Потекла спокойная семейная жизнь, вечером родители и Лиза с Олегом собирались за общим столом,  ужинали, обсуждали последние события в мире, советовались о том, что приготовить к празднику или какие заготовки сделать на зиму, потом сидели у телевизора.  Когда расходились по комнатам, Лиза оставалась в кухне писать, пробиралась в свою комнату поздно ночью.  Олег уже спал, она тихонько проскальзывала под одеяло, стараясь его не разбудить.
Как-то мама встревожено спросила Лизу: «Скажи, доченька, ты любишь его?».   От этого вопроса Лиза будто пришла в сознание после продолжительного бесчувствия, и вдруг сообразила, что уже несколько месяцев не была близка с Олегом.

   Потом  в жизни Лизы была долгая мамина болезнь, похороны, поминки, папина тоска, смена работы, привыкание к новому коллективу,  и снова похороны, поминки.
Развод с Олегом оставил Лизу равнодушной, в ней будто что-то отмерло.  После потери  родителей всё казалось ей каким-то неважным…

- Лиза, вы вспомнили что-то неприятное?
Лиза вздрогнула от неожиданности.  Валерий  с тревогой смотрел на неё.
- Так, ничего особенного.
- А давайте сделаем так: вы спокойно, не думая ни о чём, работаете, а вечером я заеду за вами,   и мы поужинаем где-нибудь и поговорим. Согласны?
- Да,  –  неожиданно для себя, согласилась Лиза. Валерий Петрович располагал к доверию.
- Тогда я не прощаюсь, –  подмигнул Кадышев и скрылся за дверью.

    Лиза присела на стул, чтобы разуться, и тут резкая боль пронзила ушибленное колено. Она  подняла юбку и ужаснулась: колено посинело и распухло.  В тот момент, когда Лиза придирчиво разглядывала свою ногу, вошла Маргарита Анатольевна, начальник её отдела.  Увидев распухшее Лизино колено,  Маргарита Анатольевна заохала, потом схватила телефонную трубку, набрала номер приёмной,  что-то коротко скомандовала секретарше мэра.  Через минуту на пороге Лизиного кабинета стоял водитель, ещё через минуту он  уже помогал  Лизе натягивать дублёнку. Маргарита Анатольевна вслед ей  крикнула, чтобы она не шутила с ушибом и обязательно сделала рентген, водитель повёл Лизу к машине.

    Дома Лиза выпила анальгин, и,  обернув ногу тёплым шарфом, легла на диван.  Коты,   то ли удивлённые её нежданным возвращением, то ли  учуявшие, что с хозяйкой не всё благополучно, слезли с горячих батарей и, зябко поёживаясь, поглядывали на любимую хозяйку.
- Ну, что, мальчики, кто из вас сегодня кормит  маму? Джерри, ты идёшь в магазин. Том, ты готовишь кушать.
Всё это Лиза произнесла как-то очень  невесело.  Она вдруг ясно осознала, как страшно одиночество, когда (буквально!)  воды некому подать.
«Что я буду делать, если у меня перелом? Полежу немного, потом вызову такси, поеду в поликлинику.  Нет,  никуда не поеду, обойдётся… А вдруг перелом? Допустим, на бутербродах я протяну, коты – на сухом корме. Но кто мне эти бутерброды принесёт, а котам корм?».
    Наталья, единственная Лизина подруга  – не приятельница, а именно подруга, которой ночью позвони – прибежит, – уехала с семьёй в Германию по приглашению родственников. Раньше Нового года она не вернётся, а обращаться за помощью к соседям, с которыми, в общем-то,  у Лизы были неплохие отношения, она  почему-то стеснялась.  Даже соли попросить  или спичек Лиза не решалась. 

    Размышляя над своей печальной участью, она не заметила, как уснула.
Проснулась она от тягучей боли, казалось, кто-то выкручивал ей колено, как выкручивают выстиранное бельё. Попытавшись встать, Лиза с ужасом поняла, что не может, боль ножом вонзилась в сустав, пронизала раскалённой спицей кость от щиколотки до бедра.  На глазах тут же выступили слёзы, в ушах зашумело.  Придерживая ногу обеими руками, Лиза придала ей удобное положение, перевела дух, и тут зазвенел телефон.  «Ждите-ждите, уже бегу!» — заворчала она, пытаясь допрыгать на одной ноге до тумбочки в коридоре.
Подобравшись к телефону, Лиза присела на банкетку, вытянула больную ногу.  Телефон замолчал. Лиза чертыхнулась, телефон снова ожил.
- Лиза,  —  услышала она встревоженный незнакомый голос. – Это Валерий Петрович.
- Простите,  я вас не узнала.  Боюсь,  ужин отменяется.
- Я всё знаю. Можно мне навестить вас?
- Но мы совсем незнакомы, — вырвалось у Лизы.
- Вы не правы, мы познакомились сегодня утром, и вы даже согласились со мной поужинать.
- Но я не смогу открыть вам дверь, я вообще встать не могу, — Лиза вдруг расплакалась, так жалко ей стало себя. От привычного  иронического отношения  к окружающей действительности не осталось и следа.
-  Запасные ключи у кого-нибудь есть?
- Есть, у соседки из 16-й квартиры.
- Позвоните ей, скажите: придёт некто Валерий Петрович, я сам открою дверь, вам и вставать не надо. Диктуйте адрес!

   Очень скоро Валерий Петрович в сопровождении  соседки Инны Макаровны ввалился  в её дверь.  У обоих в руках были пакеты с продуктами.
- Лизонька, детка, как же тебя угораздило? —  запричитала Инна Макаровна, -  всё носите каблуки, а зимой на плоском ходу надо…
- Это я виноват, — сказал Валерий Петрович, — вот пришёл загладить свою вину.
- Валерий Петрович позвал меня, я обернулась резко – и вот результат, - объяснила Лиза удивлённой соседке.

   Через несколько минут Валерий Петрович уже вежливо выпроваживал Инну Макаровну, обещая ей все заботы о Лизе взять на себя, чему та, видимо,  очень  обрадовалась, потому что вовсю благодарила его.
Проводив соседку, незваный гость присел к телефону, коротко переговорив с кем-то и оставшись довольным,  отправился в кухню, загремел там посудой, а  через некоторое время оттуда запахло очень вкусно.
Тут только Лиза поняла, что  голодна.
- Вот ужин готов, - выглянул из кухни Валерий Петрович в Лизином фартуке, но тут в дверь позвонили.
- Пришёл доктор, - объявил Валерий Петрович, - открывая дверь.
В прихожую окутанный морозным воздухом вкатился маленький толстенький человечек.  Легко скинув пальто, он покатился прямо в ванную, будто всегда знал, где она находится.
На удивление тёплыми руками он осторожно ощупал Лизину ногу, покрутил колено, и весело заявил:
- Ну-с, милочка вам крупно повезло – не перелом, а вывих и растяжение связок.  Однако полечить его надо: тепло, компрессы, «Феналгель».  На день плотную повязку… А сейчас потерпите. Он резко крутанул колено. Что-то щелкнуло, Лиза вскрикнула, из глаз брызнули слезы.
- Спасибо, доктор, — сказала она, всхлипывая, когда доктор закончил перевязку.  Хотя нога болела неимоверно, она была счастлива, что не придётся скакать с гипсом, ездить на такси на рентген и процедуры, а главное  не надо прибегать к чьей-то помощи.
- Виктор, останешься с нами поужинать? – спросил Валерий Петрович у доктора.
- От ужина вынужден отказаться.  Супруга ждёт, нервничает.  У тёщи день рождения, сами понимаете,  опаздывать нельзя – неправильно поймут, — и  он заразительно рассмеялся.

   Едва за доктором закрылась дверь, перед Лизой  с подносом возник Валерий Петрович.  Он подтянул к дивану журнальный столик, подложил под голову Лизе ещё одну диванную подушку.   На подносе уместилась бутылка шампанского, бокалы, три салатницы с чем-то весьма аппетитным.  Установив на   столике бутылку, бокалы и салатницы,  он принёс сковороду с мясом, от которой пахло так вкусно, что коты, которые всё время приготовления ужина находились рядом с поваром, сейчас переместились поближе к сковороде.
- Ну, давайте выпьем за встречу и перейдем на «ты», — провозгласил Валерий Петрович.
Лиза поморщилась. Работа в мэрии заставила её забыть о панибратстве, свойственном журналистской братии.
- Ладно, на «ты» переходить рано, тогда давайте обращаться друг к другу хотя бы  без отчества.
***
    Вечер плавно перетекал в ночь.  Лиза сидела с бокалом шампанского в руках, закутанная пледом, в ногах примостились коты.  Напротив, в кресле расположился Валерий тоже с бокалом.   Он оказался приятным собеседником.   Но делового разговора не получилось. Сначала болтали о пустяках, потом всего несколько вопросов – и вот уже Лиза рассказала ему всё о себе. Она понимала, что он журналист, больше того – настоящий профессионал, вытягивать из собеседника информацию дело его жизни, и всё же рассказывать ему  о том, как приходишь вечерами домой, а в доме никого, кроме голодных кошек, было совсем не страшно.   Он слушал не из любопытства, сочувствовал, не жалостливо кивая головой (этого Лиза боялась больше всего на свете), а, вспоминая какие-то свои переживания, что приводило к мысли: он знает, что такое одиночество, и ему знакома  боль утраты самых близких и родных людей.
— …Когда не стало родителей, я стала замечать, как много в нашем городе стариков, людей гораздо более старых, чем мама и папа.  Я думала: какая несправедливость, ведь мои тоже могли бы ещё жить, я даже злилась на них за то, что они оставили меня одну! Хотя они всегда готовили меня к тому, что их однажды не станет.  Я была единственным и очень поздним ребёнком у них…
— …Моей маме   было чуть больше шестидесяти, могла бы ещё жить и жить…  Нелепая случайность – она попала под машину, переходя улицу возле дома.    Я поклялся, что собственными руками задушу того пьяного мерзавца…  Потом на суде увидел его ревущую жену, детей, жмущихся к матери,  и мне стало страшно – водитель был в стельку пьян, я же был готов на убийство вполне осознанно,  готов был отнять у детей хоть никудышного, но отца… Сам ведь  я вырос без отца, всегда люто завидовал товарищам, у которых были оба родителя.
- Где ваш отец?
- Не знаю, как и он не знает о том, что я у него есть.
Они ещё поговорили немного, вспоминая каждый своё детство.
Было уже далеко за полночь, когда Валерий, помыв посуду, накормил котов остатками ужина, укрыл засыпающую Лизу пледом.
…Тихо скрипнула дверь – Валерий ушел, не прощаясь, чтобы не тревожить Лизу.
***
   «Какая славная девушка»,  – думал он, возвращаясь в гостиницу.  Ему давно никто не нравился так,  как вдруг понравилась Лиза.  Она совсем не похожа на его  столичных раскованных, уверенных в себе, коллег.
«Слегка растеряна, что вполне объяснимо: она не ожидала такого предложения и ещё меньше ожидала моего наглого вторжения в её дом… А какие красивые глаза – большие,  серые, печальные…»
В гостинице было холодно и неуютно.   Хотелось вернуться в тепло и уют Лизиного дома.  А ещё хотелось щекой прижаться к её щеке, держать её за руки… Нет,  заслонить её собой  от снега, от ветра, от горя, которое ещё живет в её душе, в этих серых печальных глазах.
***
     Нога  у Лизы окончательно перестала болеть через несколько  дней.  Лиза бездельничала, валялась с книжкой на диване, смотрела какой-то   сериал. От сознания того, что скоро эти каникулы кончатся, настроение безнадежно портилось. Была одна приятная мысль: впереди её ждала серьезная журналистская работа, частое общение с Валерием. За эти несколько дней её «безножия», как выразился Валерий, они очень сдружились. Валерий приходил ежедневно, приносил деликатесы, наотрез отказывался брать деньги за продукты, шутил, что это его взятка ей на случай, если она подумает отказаться от его предложения работать вместе.
Лиза принимала его ухаживания  без кокетства.  Ей нравился Валерий. Иногда она даже тайком любовалась его   высокой спортивной фигурой – широкие плечи, узкие бедра.  Сердце начинало биться чаще, когда  он одаривал её белоснежной голливудской улыбкой. И все же в отношениях их было больше дружеского – беседы и споры, и желание поделиться сокровенным…
***
     В морозном воздухе кружились сухие колючие снежинки.  Зябко кутаясь в пуховый мамин платок, Лиза стояла у окна.  За окном жил своей привычной  городской  жизнью проспект  — туда-сюда сновали автомобили и маршрутные такси, торопливо семенили прохожие. Снежная поземка скользила по тротуару и замирала у аккуратно постриженных кустов самшита.
«Кто они, эти люди? — думала Лиза. — У каждого из них своя история.  И этот морозный снежный день  — всего лишь незначительный (или очень важный?) эпизод этой истории».

   В дверь позвонили.  Лиза вздрогнула, прыгнули с подоконника коты, направились в прихожую. Эти избалованные твари встречали только своих.  Своим в последнее время они стали считать Валерия, который уже с порога начинал кормить их «Вискасом».
Валерий нетерпеливо переминался с ноги на ногу за закрытой дверью.  Он приготовил множество важных и неважных слов. Он объяснит Лизе, что ему пора возвращаться домой, что его ждет работа, а уехать без неё – Лизы – он не может, что они должны быть вместе, потому что ему (и ей — он это видит и чувствует) ни с кем и никогда не было так хорошо сидеть на её маленькой уютной кухоньке, болтать о  пустяках или говорить о чем-то очень-очень важном.  Он расскажет ей, какая у него замечательная квартира в очень престижном районе столицы, и какой славный коллектив в редакции его журнала…
Лиза открыла дверь – он сделал шаг навстречу, обнял её, она уткнулась лицом в холодную куртку — и Валерий забыл все, что собирался сказать.
Коты недовольно наблюдали за целующейся парочкой.  Они ждали угощения, но эти двое, видно, забыли обо всем на свете.
Потом, сидя на шаткой табуреточке Лизиной кухни, Валерий вспомнил все заранее заготовленные  аргументы.  Лиза сосредоточенно слушала, молчала, и вдруг уверенно и очень твердо сказала:
- Я никуда не поеду.  Работать на твой журнал буду.  Но никуда отсюда не уеду.
- Но Лиза…
- Послушай, Валера, я уже принимала необдуманные решения, и что из этого вышло? Ты кажешься мне лучшим из мужчин, просто  воплощенная в реальность мечта любой женщины, самой требовательной к противоположному полу.  Я, несмотря на всю свою разочарованность в жизни, верю тебе.  Меня ничто и никто, кроме Тома и Джерри,  здесь не держит, но я не поеду и все.
- Лиза, ты меня убиваешь…
- Нет, Валер, я даю тебе шанс.
- Какой шанс?
- Сохранить свободу.
- Какую свободу, Лиза, что ты говоришь? Я устал от этой свободы.  Я хочу нормальной семейной жизни, я хочу ребенка, наконец!
- Послушай, — вдруг строго спросила Лиза, — а если бы у меня уже был ребенок?
- Я бы любил его как своего собственного!
- И покупал бы ему дорогие игрушки? – печально улыбнулась Лиза.
- И покупал бы ему дорогие игрушки!
Они ещё  долго спорили, он убеждал Лизу согласиться на его предложение, обещал, что устроит самую шумную и веселую свадьбу, что она обязательно будет в белом платье от самого модного дизайнера.
- Какое платье,  — вздохнула Лиза, — я ведь уже была замужем…  И потом, ты даже не сказал, что любишь меня…
- Вот  — лучший образец женской логики! — расхохотался Валерий и, вдруг посерьезнев, притянул её к себе вместе с табуреткой,  а потом, легко пересадив на колени, окунул лицо в её волосы и прошептал в самое ухо:
- Да я с ума схожу по тебе и… хочу тебя так, что сейчас просто умру!
***
   Через неделю Валерий уехал. Потекла  привычная жизнь.  Серое утро в окне, крепкий кофе,  коты, рабочие дни в мэрии, похожие один на другой,  как близнецы.  А вечерами длинные разговоры по телефону с Ним  и ожидание выходных. Вечером в пятницу Валерий неизменно появлялся на пороге её дома, до полуночи они не могли наговориться, до полудня подняться с постели.
***
Новый год они встречали в Карпатах.  Маленький уютный отель в горах – снежная сказка за окном.
 
***
   Вернувшись в родной город, Лиза  с жадностью голодного тигра накинулась на работу в журнале Валерия.
Сначала было множество встреч с большими  и очень большими начальниками: пароходства, порта, судоремонтных заводов, смежных фирм, с капитанами судов.  Сухих и строгих интервью не выходило.  Почему-то Лизу подмывало спросить у очередного строгого дядьки о чем-нибудь личном – любит ли он животных, например,  когда  в последний раз отдыхал с семьей, что за славный карапуз на фотографии в центре рабочего стола. Лиза так умела расположить к себе собеседника, что очень важные начальники и ещё более важные заместители начальников вдруг расплывались в улыбках, начинали рассказывать о внуках и домашних питомцах или с видом философов нести сентиментальные глупости. Иногда жесткий  до цинизма — в работе  и общении с подчиненными — человек  вдруг раскрывался перед Лизой, и читатель с удивлением обнаруживал, что в кругу друзей и близких это талантливый хохмач, юморист и душа компании.
Получив по электронке очередной материал от Лизы, Валерий тут же звонил  ей, говорил, что ничего интереснее до сих пор не читал.  Постоянно ощущая его поддержку, Лиза искала все новые и новые темы для материалов.
***
   Лето Валерий и Лиза планировали провести вместе, поехать куда-нибудь за границу, в Египет,  например. Ничего не вышло. Валерий был занят.   Чтобы прогнать  обиду на него, Лиза и сама как в омуте, утонула в работе. В один из летних дней, по-египетски жарких, выполняя задание редакции, Лиза отправилась за город в Дом ребенка — ей предстояло взять интервью у директора Дома. Тема – приемные семьи нового образца, когда родители не усыновляют ребенка, а берут его на воспитание, сохраняя за ним  статус сироты.
    Зной отнимал силы, Лиза долго ехала маршрутным такси, затем ещё плутала по незнакомым, почти деревенским переулкам. Когда, наконец, она попала в Дом ребенка, сил на интервью у неё не было.
— Можно я на детей посмотрю? — робко спросила она у полногрудой нянечки.
— Чего на них смотреть? Не в зоопарке! Дети как дети…— равнодушно ответила нянечка, но в игровую комнату все-таки Лизу пустила.
Дети Лизе не понравились.  У одних были совершенно бессмысленные личика, у других рекой бежали слюни, наверное,  резались зубы. В комнате на большом   паласе ползали годовалые малыши, кое-кому-то давно пора было сменить памперсы.  Нянечка была не права — все это напоминало зверинец.
«Никогда не смогла бы усыновить чужого ребенка», - подумала Лиза.
И в этот момент почувствовала на себе чей-то взгляд.  В самом дальнем углу комнаты, прислонившись к стене — там, где кончался палас, прямо на полу  сидел крошечный человечек и смотрел на Лизу глазами мудрого старца.  Глаза были маленькие и колючие, а личико худенькое и какое-то острое.   На человечке была застиранная распашонка и такие же застиранные не по размеру большие трусы.  Он вдруг завалился на бок, с громким  стуком ударился головой о пол, расплакался и сразу стал похожим на ребенка.
Лиза бросилась к мальчику, подняла его.
— Где больно, маленький? Дай я тебе потру головочку, сейчас пройдет, - запричитала Лиза.
 Малыш, вдруг перестал плакать и цепкими тонкими ручками обнял Лизу за шею.
— Вас ждут Вихтар Лианидыч, - торжественно объявила нянечка, —протиснув в узкую дверь грудь Памелы Андерсон.
 Не пытаясь оторвать   от себя ребенка, Лиза так и пошла с малышом на руках в кабинет директора.
— Я вижу, Вы уже подружились с нашими воспитанниками, —улыбнулся энергичный молодой человек, директор Дома ребенка.
Лиза  села в большое удобное кресло  против массивного директорского стола, на одно колено посадила ребенка, свободной рукой достала блокнот, ручку, диктофон и … почувствовала, что малыш описался прямо на её светлые льняные брючки.
Директор подскочил, стал звать нянечку, но Лиза стянула с малыша мокрые трусики, достала носовой платок, промокнула брюки, малыша пересадила на другое – сухое пока колено.
— Давайте работать, Виктор Леонидович, – строго сказала Лиза, и включила диктофон.
Беседа длилась около часа, директор жаловался на отсутствие денег, с восторгом говорил о том, что нескольким детям найдены родители в дальнем зарубежье… Основная тема интервью как-то утонула в его многословии.  За это время малыш на руках  у Лизы не произнес ни звука. Он крутил ручками пуговицу на её блузке и выглядел вполне довольным жизнью и собой.
Потом произошло именно то, чего Лиза опасалась больше всего – малыш решил с ней больше не расставаться. Пришлось ей  сопровождать его во время обеда, укладывать спать, долго качая кроватку на колесиках. Дети рядом спокойно спали, но новый Лизин знакомый все не закрывал маленьких колючих глаз…
Домой Лиза попала глубокой ночью, её привезла на старом раздолбанном «Запорожце» «Памела Андерсон», успевшая к тому времени смениться.
- Ты вот, што, девка, возьми малого – ты, вижу, небедная, вон костюмчик на пару тыщ тянет. Да еще платить будут, за опекунство. Или свои есть?
- Нет, своих нет.
- Замужем?
- Почти.
- А, ну тогда твой может и не захотеть. На фиг ему чужой – своих родите!
- А как его зовут?
- Кого? А малого? Максим… 
Поздно ночью, сидя в одиночестве у компьютера, Лиза вдруг оторвалась  от работы и   подумала о Максимке. Почему он потянулся к ней? Почему именно к ней? Почему именно он? На эти вопросы она не могла найти ответов.  Почему она не может забыть эти колючие недетские глазки? Лиза вдруг остро осознала, что у неё с каждым из этих детдомовских детишек есть нечто общее, что не просто сближает, но роднит их – Лиза, как и они, – сирота. У сиротства нет возраста.  Каким бы взрослым, независимым ты ни был, если твои родители умерли, ты – сирота.
Утром, едва проснувшись, Лиза побежала за подарками.  Свои последние гонорары в несколько тысяч она израсходовала на одежду, игрушки, фрукты и соки для малышей. Нагрузив такси гостинцами,  отправилась в детдом.
 Её встретила старенькая седая нянечка с добрым лицом сказочницы из старых советских фильмов.
- Меня зовут Клавдия Ильинична, а тебя, милая, как? – бабушка даже разговаривала так же, как киношная сказочница.
- Я Лиза. Я привезла детям кое-что, там, в машине.  Пожалуйста, попросите кого-нибудь помочь мне.
Потом Лиза напросилась к Максимке.  Нянечка проводила её в маленькую комнату – изолятор.  Оказалось, что ночью у малыша поднялась температура. Максим сидел в   кроватке с металлическими прутьями и так же, как и вчера равнодушно смотрел в одну точку. Лизе вдруг показалось, что мордочка его ещё больше заострилась, а глазки ещё печальнее, чем вчера.
 То, что произошло дальше, абсолютно не удивило нянечку и глубоко потрясло неискушенную Лизу. Увидев Лизу, Максим протянул к ней ручки и тихонько произнес какой-то звук, похожий на «ма». Лиза растерянно глядя на Клавдию Ильиничну, спросила: «Он назвал меня… мамой?»
- Да брось ты, девонька, он и слова такого никогда не слышал, и в нормальных семьях дети в годик ещё не говорят, а тут – детдомовский. Это так, просто детский лепет.
Несколько дней подряд Лиза навещала малыша в изоляторе.  Детский врач разрешила  гулять с малышом, и Лиза выходила в уютный зеленый парк, водила малыша за ручку по песчаным дорожкам. Он больше не произнес ни одного звука, ни разу не улыбнулся, не смеялся, даже, когда Лиза  шутя  щекотала его травинкой или «подбрасывала» над головой.
И все-таки малыш узнавал её, и, как казалось Лизе, ждал её прихода. В его глазках что-то отражалось, какие-то едва различимые чувства.
Так продолжалось до конца лета. Лиза привыкла к этим посещениям, пожалуй, не меньше чем Максимка. Утром она уже ждала вечера, когда, нагрузив сумку фруктами и коробочками соков, она вызовет такси и отправится за город в Дом ребенка. И снова будут тихие прогулки по парку, и теплая ручка в руке Лизы, и какая-то незнакомая щемящая нежность в сердце к совершенно чужому, но уже очень близкому человеческому детенышу.
***
Был уж третий час ночи. Они сидели в кухне. Валерий докуривал   пачку сигарет. Лиза,  подперев ладонями щеки, устало смотрела в одну точку.
- Я решительно против этого. Пойми, Лиза, у нас будут собственные дети. Этот ребенок может оказаться психически больным, он может вырасти наркоманом, алкоголиком или вором…
- А наш с тобой ребенок не может вырасти наркоманом, алкоголиком или вором?
- Гены, Лиза, гены, ты слышала что-нибудь об этом?!
- На детях природа отдыхает, и «плохие» гены тоже отдыхают…
- … Наконец, я просто не смогу его любить!
- Вот с этого и надо было начинать. Тебе надо, чтобы твой отпрыск был похож на тебя, чтобы у него был тот же набор твоих  достоинств. А если наш ребенок будет похож на меня, и у него будут мои недостатки – ты тоже не сможешь его любить?
- Лиза, ты говоришь глупости!
- А если бы я успела родить от Олега, и к моменту нашего знакомства уже была матерью чужого для тебя ребенка, — ты и его не смог бы любить?
- Послушай, мы это уже обсуждали – твой ребенок был бы мне дорог уже потому, что это твой ребенок, пусть бы даже он был похож на этого, как его,  Олега…
- Так вот представь, что Максимка мой ребенок!
***

Они   не поссорились,  никто не хлопнул дверью, Лиза не ушла спать в другую комнату. Просто утром Валерий вынес свой окончательный вердикт.
- Если ты решила усыновить ребенка, считай – мы расстались. На твоей работе в  журнале это, конечно, не отразится.
Он стоял у входной двери с дорожной сумкой. Невозможно  красивый, невероятно любимый, такой родной и такой чужой одновременно.
- Интуиция меня, как всегда не подвела, - устало произнесла Лиза и повернулась к нему спиной.
- Какая ещё интуиция? Ничего не понимаю!
- Когда я отказалась от руки и сердца, я знала, что свобода тебе ещё обязательно пригодится…
После этих слов Валерий все-таки хлопнул дверью. 
***

       Впервые в жизни Лиза воспользовалась своей принадлежностью к миру чиновников.  «Свои»  на удивление  быстро оформили ей все необходимые справки, и уже к сентябрю документы на усыновление были готовы. Строгие работники службы по делам детей закрыли глаза даже на то, что Лиза не замужем, и Максимка будет воспитываться в неполной семье. 
- Все равно,  ему будет лучше, чем у нас, - вздохнула «Памела Андерсон», когда Лиза приехала забирать Максимку.
- Главное, у мальца будет мать! – согласилась с ней «киношная сказочница».
***
Из мэрии Лиза уволилась. Вдруг выяснилось, что работать с восьми до семнадцати она не может – не с кем   оставить малыша, а Максимка оказался не ясельным – всю осень он кашлял. В ноябре Лизу с Максимкой  даже положили в больницу с подозрением на воспаление легких. Через неделю их выписали. Вернувшись домой, Лиза обнаружила гневное послание Валерия в электронной почте. Он возмущался тем, что она не выполнила несколько заданий редакции. Естественно, гонорар она не заработала, хотя зарплату ей обещали перечислить своевременно, но при условии, что она все-таки выполнит задание и «впредь не будет подводить редакцию».  Обиженная Лиза ответила Валерию, что разрывает контракт с редакцией.

К Новому году пришлось отнести в скупку старинное бабушкино кольцо – Максимка снова болел, ему нужны были дорогие лекарства. Лиза  окончательно забыла об обновках. Теперь они  ей были не нужны – теплый свитер под удобной курткой, джинсы заменили  элегантные офисные костюмы. Зато малышу она покупала все самое лучшее, впрочем, до тех пор,  пока на карточке ещё оставались деньги.

Лиза устала, похудела, тосковала по Валерию, скучала по работе в журнале. Иногда, укладывая Максимку спать, она тихонько плакала над его кроваткой. Ей было нестерпимо жаль их обоих, никому, кроме друг друга, не нужных в этом холодном мире.  И все-таки присутствие в её жизни этого маленького теплого человечка делало её существование осмысленным.
***
…Скучное пасмурное утро заполняло спальню.  Завозился в своей кроватке и закряхтел Максимка. Лиза потянулась, нехотя вылезла из-под теплого одеяла.  Вспомнила, что в такое же скучное зимнее утро она впервые увидела Валерия, вернее, услышала. Услышала и «упала к его ногам», как любил говорить Валерий, вспоминая историю с её травмой.
- Сейчас, мой хороший, я уже иду, - промурлыкала Лиза, и Максимка потянул к ней ручки.

Розовый и теплый ото сна он выглядел вполне довольным, хотя все говорило о том, что подгузник пора менять.
- Солнышко мое, когда же ты будешь на горшок проситься?
Она легко подхватила его, и малыш заливисто рассмеялся. Теперь он часто смеялся, когда Лиза затевала с ним веселую возню, когда он плескался в ванне с кучей резиновых игрушек.
- Господи, как же я тебя люблю, засранец ты этакий!
В самый неподходящий момент раздался телефонный звонок. Лиза вздрогнула, но подойти к телефону не спешила. Она помыла Максимку, завернула его в большое полотенце, и только после этого, с ребенком на руках, подошла к телефону. Телефон на минуту смолк, и снова разразился звоном. Присев на банкетку, она сняла трубку.
- Да?
- Лиза, я так больше не могу, я просто идиот,  если ты ещё можешь меня простить, через час – полтора  я буду у тебя, - голос Валерия дрогнул и в трубке послышались   гудки.
***
 
Лиза гуляла с Максимкой на детской площадке, когда во двор въехала машина Валерия. Ещё издали она увидела, что на переднем сидении сидит огромных размеров плюшевый медведь.
Лиза подхватила малыша на руки.
- Смотри, солнышко, наш папа приехал!
Навстречу им уже спешил Валерий. Невозможно красивый, невероятно любимый, и такой родной!