Лилькины ботинки

                http://www.proza.ru/2014/01/20/1639
               
       Я просился в школу, но мама говорила, что рано, надо ещё подлечить ноги. Вообще-то, они уже почти зажили, к тому же у меня появилась обувь: мне отдали серёжкины ботинки, ставшие ему тесными. Я стал провожать Сергея в школу и встречать после, а он вычитал в «Пионерской правде» как можно сделать самодельные лыжи и занялся их изготовлением «в свободное от учёбы время» (старые его лыжи стали ему малы, он отдал их товарищу). Но, закончить к концу марта не успел: пришла весна…

       К началу апреля дров в доме почти не осталось, и все мы, «мужчины в доме» - Дедусь, Сергей и я (старый и двое малых) - отправились «на лесозаготовки». Километрах в трёх от города мы по всем правилам валили деревья: подрубали ствол, срезали его лучковой пилой, обрубали сучья и распиливали стволы на брёвна… Дедусь учил нас работать очень внимательно, чтобы случайно не придавило деревом, а также показал, как нужно добывать и пить берёзовый сок. Потом кучер больницы Водников дядя Гриша за несколько ездок на телеге перевёз дрова, брёвна к нам на двор. Подсыхали они до июля, и мы с Серёжкой потом целый месяц возились с ними. Пилить дрова я учился ещё в Витебске (и в Блокаду тоже немного «попилил»), а тут научился также и колоть и складывать «в клетки». Отдыхая, мы вдвоём влезали на крышу сарая и, сидя на ней, во весь голос орали: «Бедные дрова плачут от меня, я колю лучше всех дрова!» Мы вообще любили петь на этой крыше разные военные песни. Например, «огонёк»:
                «…и пока за туманами видеть мог паренёк,
                на окошке на девичьем всё горел огонёк…
и особенно –
                На горизонте заря догорала,
                красный алелся закат,
                а на руках у сестры умирал
                красный балтийский моряк…
       Ещё нам нравилась песня «бьётся в тесной печурке огонь…», но, ходили слухи, будто бы, она приносит несчастье тем, кто на фронте, и - на всякий случай! - мы её не пели…

       Незадолго до Первого мая мама, такая озабоченная, прибежала домой, спешно сняла с Лильки её сильно раздолбанные ботинки, заставила обуть их вместо отданных мне и ещё крепких Сережкиных и потащила меня в Горсовет. Там председатель лично распределял талоны на детскую обувь – в магазинах её не было с довоенного времени. Я в первый раз видел маму настолько непривычно жалкой.

       Со слезами на глазах она говорила:
       - Вы только посмотрите – он же ходить не может! До сих пор я ему на левую ногу меховой сапог надеваю. Сколько слёз, сколько боли мальчишка вынес! А в Блокаду? Танечке моей…
       - А вон на ногах у него нормальные, вроде бы, ботинки, крепкая обувь…
       - Крепкая!? Да Вы посмотрите на неё! Крепкая… Племянница два года таскала – вон, пальцы едва не высовываются… Крепкая… А Вы знаете, что у парня пузыри какие на ногах обмороженных до сих пор? Не зажили ноги, нет, не зажили. Ходить парень не может – покажи, сыночек!...

       Ходить я уже мог. Удивился маминым словам и неуверенно потянулся к шнуркам. Председатель спросил:
       - А у тебя есть ещё обувь?
       Я считал, что есть – сережкины ботинки, крепкие такие; зачем только заставила мама снять их. Но, не успел раскрыть рот, как мама ещё жальче, ещё горше заплакала:
       - Откуда, милый! Сапоги из рукавов, от шубы старой дедовской… Обувь… Ходил мальчишка, никогда не отказывался! И за нашатырным спиртом – пелёнки Танечке стирать… Кругом о людоедах слухи, а Танечка... Что ж, в пелёнках грязных нестиранных ей лежать? Три месяца всего от роду. Три месяца! И ходил, и приносил бутылочки эти, спирт нашатырный. Им и стирали. И он тоже полоскал… В ледяной воде полоскал… А воду-то ещё с Невы притащить надо… Обувь крепкая…

       На председателя было жалко смотреть:
       - У меня всего два талона! Да и не наши вы…
       - Теперь мы ваши! До конца войны ваши. Я в больнице работаю – водников. Знаете? Как хотите, что хотите, а обуйте мальчишку, чтоб как все был, чтобы в школу смог пойти!...

       Талон председатель всё-таки дал, но, как только мы вышли от него, я опять поразился новой перемене в маме; ровным голосом она сказала, что теперь спокойна за мои ноги. На следующий день мы получили эти ботинки. Они были тяжёлыми, жёсткими и неудобными; Дедусь сказал, что они сделаны из невыделанной свиной кожи.

       А сразу после Первого мая я, наконец-то, пошёл в первый класс. Но, учиться в школе оказалось совсем не интересно: я читал и считал, и даже писал прописи значительно лучше остальных ребят, читавших только «по складам». И получил двадцатого мая переводной табель во второй класс, в нём были только «отл»…

                http://www.proza.ru/2009/04/13/1106