Пусть почитает

Пусть Драйзера почитает или Голсуорси. Там как раз о крушении надежд помноженном на крушение финансовых империй. Пусть вообще читает чаще. В особенности о человеческих жизнях. Это полезно человеку его лет. Это полезно любому человеку, кто переступил рубеж семнадцати.
Мой дед, окончив воевать под Севастополем, пришел пешком в свою деревню, развернул холстину и вынул оттуда книгу «Овод». Дед плакал над книгой. Он прожил довольно долго. И когда застал меня разумным существом школьного возраста – вручил мне трофейного «Овода» со словами: «Нет правды. Нигде нет правды. Даже не ищи. Есть только покой и есть вера. Верь в Бога. Верь людям».
Мне тридцать. Мне трудно оценить, насколько я верю в Бога. Скорее всего я верю в то, что есть некая божественная сила, огромная, многогранная. Она в каждом из нас и мы – часть этой силы. Эта сила управляет нами. Она чувствительна к каждому нашему изменению. Я стараюсь быть хорошим человеком. Наверное поэтому мы в ладах с этой силой, которую именуют Богом. А если я оступаюсь, меня больно шлепают. И я понимаю, что нужно идти в другом направлении, как бы горько ни было оставлять то, что и так суждено оставить позади.
Я не знаю, стоит ли верить людям. Я стараюсь верить тем, кто кажется мне достойным доверия. Иногда я сажусь на камни возле моря, закрываю глаза, мысленно спрашиваю, стоит ли мне общаться с этим человеком. И мне кажется, что первый ответ – он всегда наиболее верный. Я принимаю решение и не отступаю от него. А дальше по тексту о силе. Как правило, меня не так часто шлепают.
Моя мать похожа на деда. Он был добрым. И она добрая. У них обоих – одинаковые голубые глаза. И взгляд такой теплый и добрый. Я люблю свою мать. В ней так много любви – она готова одарить ей весь мир.
Мы с матерью не похожи. Совсем. Я маленькая. Коренастая. Настырная и неуживчивая. Отстраненная и не готовая дарить много любви вовне. Но если я встречаю человека, того самого, которого могу распознать по знакам свыше, я обрушиваю на него поток, шквал, ураган вселенской преданности.
Правды действительно нет. Абсолютной правды. Есть много-много правды. Разной. А вот единой нет. Но еще есть стержень – это та правда, которую мы выбираем и следуем за ней. Нам нужно идти по пути. По тропинке, которую надо протаптывать. Или которую протоптали задолго до нас. Тропинок тоже очень много.
А еще есть очень мудрые книги. И много глупых книг. О глупых людях и о том, как в мире много бесполезных тропинок и тех, кто убивает время на то, чтобы их протоптать.
Я не верю картам – они врут. Но я вполне доверяю той силе, которая Бог.
Я люблю книги о людях, о переплетении людских жизней. О том, как они протаптывают свои дороги, оступаются, падают, поднимаются, снова идут и снова что-то протаптывают. Как они приходят или напротив отдаляются от той силы, которая Бог.
Поэтому я люблю творчество Драйзера, Моэма и Фицжеральда, Голсуорси и Голдинга. И еще много-много хороших книг. Пусть почитает о людях, которые что-то там искали. И встает.
Потому что нельзя все время быть обманутым. Нельзя постоянно обманываться в доверии и любви.
Вокруг него нет любви. Нет веры. Но он почему-то думает – что нашел истинную правду и она в нем самом. Но это не так. Потому что мир устроен так, как его устроили мы сами. В его мире – он только пытается нарисовать вокруг любовь или преданность, хотя на самом деле – он просто плывет по течению в поисках любви.
Он неспокоен и тоже неуживчив. Он потерял все. И даже веру в себя. Однако он демонстрирует обратное. Он не верит людям. Никаким. Никогда.
Пусть почитает Голдинга, «Повелителя мух». А если захочет рыдать над своими заблуждениями – Моэма «Полковнику никто не пишет». Что может быть трагичнее, чем нищий, больной полковник, с больной женой, без шанса на пенсию. Полковник, которого предало государство. Полковник, который не теряет надежду на это чертово государство, живя впроголодь. Отдавая всю жизнь служению каким-то заоблачным целям, далеким от его собственных. Благородный, постаревший, покинутый всеми. Затерявшийся в безвременье.
Пусть почитает. Слезы – это очищение. Та горечь. Что подкатывает к горлу. Очередная правда, нужная, чтобы протоптать новую тропу.
Он никогда не просил о помощи. И почти никогда не рассказывал мне свою жизнь. Я видела его в годы триумфа, когда он, гордый и властный, владел своим маленьким королевством. Я помню его смятение и отчаяние, обиду, горькую злобу, когда он все потерял. Я видела его, раздавленного и преданного всеми. И никогда. Ни одного разу он не просил у меня помощи.
И я знала, что не вправе ее предложить. Он бы ушел навсегда. И мне больше не о ком было бы заботиться, кроме слепой кошки, что сейчас спит у меня в ногах.
Он почти никогда не читал. Вообще читал мало. Но однажды он увидел у меня в руках книгу и попросил почитать. Это был дедовский «Овод». С тех  пор он звонит мне или пишет короткие письма. Он спрашивает лишь о книгах, которые я могу ему рекомендовать.
Я знаю его характер. Мы давно и прочно уживаемся в этой полумолчаливой полудружбе-полулюбви. Я никогда не пишу ему о достоинствах книг. Он никогда не говорит о своих читательских впечатлениях. Я просто односложно пишу название книги и имя автора. Все.
И так вот уже пять лет.
Мы не виделись очень давно. И мне нестерпимо хочется увидеть его. Рассказать ему так много. О многом поговорить. Но я знаю, что сила, которая Бог, едва ли захочет что-то менять. Вместо меня говорят книги.
Он читает. Я это знаю. Это тоже говорит сила, которая Бог. И я прошу у нее терпения и мудрости для себя и для него.
Моего деда нет в живых уже лет пятнадцать. Он похоронен в Симферополе. Захотел лежать с однополчанами. Так и сказал.
Иногда я прихожу к морю, сажусь на камни, закрываю глаза и прошу силу, которая Бог, поговорить с дедом. И мысленно говорю деду спасибо за книгу, которую он тогда с войны принес.
У меня большая библиотека. В юности я скупала книги стихийно. Все, что продавали на развалах и рынках – я вдруг почувствовала, что с разрушением советской системы исчезают и книги. Я старалась успеть.
Может быть, я успела.
Спасибо силе, которая Бог.