серость

- Дерьмо.
Размахнувшись я послал телефон в реку, вместе с ним послал в мрачные глубины всех с кем пытался связаться- не оставляя себе пути назад, отрезал приличный кусок пространства вариантов.
Пролетев над решеткой моста он некоторое время крутился в воздухе, предоставляя возможность все еще раз обдумать и осознать совершенное только- что. Слабенький "бульк" донесся со стороны воды.
Некоторое время я не двигался, лишь сжимал и разжимал зубы, продолжая в замедленной записи прокручивать в голове одно слово: Дерьмо... Дерьмо... Дерьмо...
Следующий своему пути поезд, спешил мимо автомата с газировкой на берегу позади меня, заглушая запись в моей голове стуком колес. Некоторое время в ушах стихал ровный глухой звук- догонял поезд, вместе с ним эхо дерьма в голове затухало- может тоже догоняло поезд?

Присыпанный сахарной крошкой октябрьского снега, лежал раскинувшись между берегами мост. Воздух был пропитан запахами соленой воды, покалывающего кожу холода, металлической конструкции моста. Немного в дали, на другой стороне, был виден город, указывающий пальцами- небоскребами в небо, насыщенный шумом, делами, заботами, серый мегаполис.

Я подошел к ограждению и уставился в воду, туда где как мне казалось минутами ранее булькнул телефон. Появилось навязчивое желание прыгнуть в этот успокаивающий своим видом поток воды, немного разукрашенный волнующейся рябью. С громким «бульк» опускаться на дно, запрокинув голову наблюдать как света с поверхности до меня доходит все меньше- плавно и тягуче падать.
В итоге- стать немым и безжизненным обитателем дна, а затем и самим дном.

Эти мысли меня рассмешили. Подобно этому и тому и прочему, которые постоянно вызывают своей «реальностью формы» приступы непонимания и абсурда. Объяснить их вполне мог бы психоаналитик(или психиатерапевт?), к которому ходила моя бывшая. Хотя, кажется мне, что это всего лишь сложная защитная реакция, игра психики. Сначала насыпаем на одну чашу весов- затем регулируя равновесие на другую и восстановим баланс- можно сыпать опять на первую и придаваться меланхолии, пессимизму, депрессии, наслаждаться оттенками грязи и серого цвета, ощущая деструктивность- затем опять на вторую, обособляя себя от мира обретать спокойствие, заполняя себя яркостью стремления разрушить серость, исключаясь из толпы, выпуская из клетки зверя- эгоистичность. Да, выдумывать красивые объяснения у меня получается не плохо, ей всегда нравилась эта черта во мне- способность выдумывать и интерпретировать приевшиеся связи, причинно следственные цепочки.

Двигаясь в направлении скопления славных открытий и выдающихся достижений человечества, я думал о серости, сером цвете.
Универсальном цвете, который можно назвать нейтральным, который очень подходит мне- не находящемуся во власти конкретных догм, течений, суждений, конфессий и групп, не определенного в какой- то круг людей, не принадлежащего постоянным циклам. Вру? подумал я улыбнувшись. Может и вру, а может и нет. С одной стороны вру, а с другой нет. Мои слова ни ложь ни правда- просто набор букв, который каждый человек увидит, а именно, интерпретирует, по разному, присвоив ему определенную цифру- номер, в соответствии с ролью, которую будет играть моя реплика в его мире. Театр, каждый строит свой собственный театр внутри, распределяя роли, сочиняя сюжет, разыгрывая сцену или кланяясь под аплодисменты.

Амлет. Омлет? точно. Омлет. Она любила готовить омлет, но готовила его на мой взгляд настолько дико, что каждый раз я ужасался вдруг увидев процесс. Говорила- это вкусно и с удовольствием уплетала у меня на глазах, постоянно и безуспешно предлагая попробовать. Как- то раз я сочинил историю, пока мы сидели с ней в темноте на кухне. "Про омлетистов", секты что поклонялись омлету, но различались во взглядах на основы. Их было три. Но одну я помню точно- серые омлетисты. По всей видимости остальными двумя были белые и черные, но я уже забыл, как и все остальные подробности.Почему-то она утвердила себя "была и буду" серой омлетисткой.Не знаю какие подробности её так привлекли. И пока я придумывая на ходу рассказывал что- то нелепое, она смеялась, смеялась, смеялась. Хотя, мне и не вспомнить что там могло быть смешного.
 
Еще на этой кухне, у неё дома, мне нравилось с ней курить, сидя на табуретках у окна, друг напротив друга, толкаясь ногами, выдыхая дым, который медленно поднимался к раскрытой форточке. Слушать и наблюдать её дурачества и размышления в слух, а по утрам в выходные, пока в квартире царствовал сон, убаюкивая её семью, я заходил и мы стараясь не шуметь пили на кухне горячий чай, иногда переходя на поцелуи.

Брр-. морщась от холода я заметил что почти перешел мост.
Надо же, думал я, э как меня затянуло. Взбодрись, Томас, бодрее! Остановившись я покрутил руками, суставами, по наклонялся в стороны, и для убедительности, приняв упор лежа, сделал 30 отжиманий. Достал сигарету и закурил, осматривая пройденный путь, наслаждаясь видом другой стороны, с маленькими домиками около берега, дороги перед ними, деревьями позади домов, что коллективно взбирались на холм который был еще дальше от меня. Оглядел еще раз железный заброшенный мост, по которому когда то ездили и шумели миллионы автомобилей. Красная краска потрескалась во многих местах, сквозь нее проступали полосы металла слегка подернутого ржавчиной.

Люблю я курить. Спокойно, в одиночестве, а когда есть куда устремить взор- мысли уже не остановить, они обретают свободу- уносятся в даль, проникают в живое и неживое, материальное и нематериальное, пытаясь разглядеть как все устроено, выстроить на основе наблюдений новую гипотезу или подтвердить старую сторонними данными, связать воедино тысячи обрывков, тысячи веревок событий и явлений- сплести ткань мироздания.

Послышались крики чаек, немного печальные как мне показалось, с оттенками обиды и тоски. Просто показалось.
Надо идти. Я потушил сигарету об ограждение моста, не найдя мусорного бака завернул хабец в платочек и сунул в карман. Не люблю мусорить.
Идти.... А куда мне теперь спешить? да собственно, куда идти то? В узилище душ, что уже слышно шумит за спиной? Или обратно, на ту сторону? В сторону холма, выше, где горизонт ничто не загораживает. Где взгляд упирается в черту- небо сливается с землей и порождает бесконечность. Эта бесконечность влечет тебя как запах цветов пчелу или сексуальная молодая кокетка мужчин. Влечет, а может, волочит за собой, как нашкодившего во дворе мальчишку домой, крепко схватив за ворот рубахи.

- Да.- произнес я неосознанно.- Чтож, рискнем!
Достав из кармана монету, ловким движением я отправил её во вращающийся полет, на встречу небу. Он довольно быстро закончился в моей крепко сжатой ладони. Я хлопнул монету на другую руку. И не снимая ладонь смотрел на неё. Внутри что- то завершало своё движение, что-то определяло своё место в спектакле моего театра, определяя и мою судьбу.
Все остановилось. Я принял решение. Открыв ладонь и взглянув на монету, усмехнувшись, убрал её в карман.

Развернулся и пошел к городу.

...