Ползущий по ковру

Жук полз по ковру, не предполагая, что секунды его жизни практически сочтены. И живёт он только до тех пор, пока ползёт по ковру.
Наблюдавший за ним, между делом, смотрящий телевизор, Кириченко, не хотел размазывать жука по ворсу. Жук дополз до края ковра и спустился с него.
Не вставая с кресла, Кириченко потянулся, взял валяющийся на ковре тапочек, и прихлопнул жука. Легонько шарканул подошвой тапка о край пепельницы. Жук упокоился среди пепла и насыщенных никотином фильтров. Почил брат наш меньший.
«Не только - «брат», но; - и разносчик инфекций, и, - возможно, - вредитель. «А может он тараканов ел? Врядли. Мелкий.»…   Насекомому, если оно одно, трудно бороться за жизнь с человеком. «А если их… - то уже …»
Кириченко смотрел кино, курил, помнил о том, что надо идти за хлебом и сигаретами.
Делать ему особенно было нечего,  а то, что он хотел – не на что.
Кириченко жил однообразной жизнью.  И ещё и боялся, что многообразная жизнь может быть хуже. Добивался он, конечно, лучшей жизни, но, в далёком от полного напряжения сил ритме. Обычный человек. И разумный. Трудности он рассматривал как относительные, и не только как свои личные ошибки, но и как неудачи обусловленные обстоятельствами. «Силу которых, можно не только попытаться поколебать или предвидеть, но и использовать. Опять же, при благоприятных обстоятельствах… И возможностях.»  Возможности, свои, художник провоцировал от случая к случаю, дальше дело не шло.
«А с вялостью надо бороться». Кириченко выключил телевизор транслирующий фильм старше его обладателя. Затушил окурок, не обращая внимания на тапочки босиком прошёл в прихожую, захватил рубашку со стула,  ключи с полки у зеркала, поддел ногами сандали, проверил деньги в кармане рубашки, и дальше; - открыл-вышел-примкнул дверь. Прошлёпав два этажа прохладной лестничной площадки, застегивая четыре пуговицы свободной, лёгкой, (на маленькую женщину как платье), сатиновой рубахи,  Кириченко вышел на улицу.   
Август, два часа дня. Жарко. Старые серые шорты и широкая  рубаха радовали тело. По уже неяркой траве художник двинул через двор к магазину, на ходу выглядывая гуляющую дочку.
- Гуляй во дворе, - строго напомнил он ей, копающеися в песке.
- Ты куда?  - моментально вскинула круглые как монетки глаза девочка, - Я с тобой!
- Не надо со мной. Гуляй во дворе.
И подумал: « а чего  - «не надо»… Жалко что ли?
- Ладно, пошли.
Софка буквально всё бросила из рук и пошла , и спросила:
- А Аню возьмём?
- Зачем? Нафига? Пусть играет…
- А она у бабушки спросит…
-    … Пошлите…
И они пошли:  Кириченко впереди и две девочки сзади.
«Ляснули сигареты» – подумал Кириченко.
С магазина шли: Кириченко с булкой хлеба и парой сигарет без фильтра в просторном кармане свободной рубашки, и две довольные девочки с маленькой, как крупный апельсин, дынькой, - «колхозницей».
Кириченко шоркал сандалями по блёклому, утоптанному грунту, девочки щебетали про то, вкусное, что они ели раньше, солнце светило во всю, по казахстански, а жук тем временем выбирался из пепельницы… 

                11. 8. 99.