Вина или обида. Часть вторая

… Постоянное сваливание вины на «режим большевиков», внутри самой Церкви, естественно возбуждают вопросы о её «сотрудничестве» с «монстрами – большевиками» поднимаемые наиболее яростно настроенными раскольниками.
И формальная логика в их критике Русского, «советского» Православия, есть, ибо как могут православные иерархи с одной стороны говорить о «тираническом» режиме Сталина, а с другой стороны, молчать о сотрудничестве с «этим» режимом.
Ведь это правда, что русская Церковь помогала народу разгромить Гитлера и его наёмников и предателей, в том числе и русских предателей во главе с генералом Власовым и этим очень не нравилась некоторым иерархам из РПЦЗ. Некоторые представители Русской Православной Церкви Зарубежной, служили молебны за победу гитлеровского оружия над «большевисткой», «антихристовой» властью, то есть над советским, российским народом! (Об этом говорил Митрополит Антоний Сурожский в своей автобиографии. Странно, что этого фрагмента, уже нет в изданных недавно в Москве Трудах Митрополита).
Как и все демагоги, эти служители «христианства», конечно не могли говорить прямо, что молятся за победу нацистов над российским народом. Вот они и изобрели миф, о «монстрах – большевиках», которому Гитлер поверил, и начал поход на Восток, в надежде, что при первых военных потерях, Советский Союз развалиться. Однако, СССР, развалился только при власти антибольшевистской, и уже через сорок с лишним лет после Великой войны, когда на смену большевикам и власти народных Советов, пришли «образованцы», и партийно – чиновная номенклатура и утвердилась атмосфера лицемерия и фарисейства, верно названная тем же протоиереем Чаплиным – «либеральным тоталитаризмом».
Странно, что сегодняшние идеологи возрождения Русского Православия,  вступают в союз с такими «либеральными образованцами», ненавидящими Россию и русский народ.
Вспоминается горькая констатация Достоевского: «Русские либералы – это лакеи западной мысли»…
Об этом феномене сегодняшней российской жизни, можно долго говорить, однако оставим это до следующего раза…
Анализируя эту общественную позицию, я невольно вспоминаю злую и непримиримую судьбу Зинаиды Гиппиус, которая писала с откровенной ненавистью о Советской власти: «… И снова в хлев он будет загнан палкой, народ не уважающий святынь». Её последователи, сегодня, ликуют – наконец-то власть вновь возвратилась к ним.
Но они хотели бы ещё и Русскую Православную Церковь очернить, за её страдания и гонения, но и за поддержку российского, советского народа. Эти «представители» раскола, не видят «бревна в своём глазу», и так и будут пенять на свой народ, «не уваживший их  буржуазных святынь», подготавливая новые религиозные потрясения, уже сегодня.
К несчастью, эти потрясения уже случились – посмотрите на зверские, немотивированные преступления и десятки тысяч убитых преступным способом, сотни тысяч детей беспризорных и бесприютных, тысячи и тысячи пропавших без вести и вглядитесь в лица молодых девушек, отказывающихся от своих новорожденных детей или выбрасывающих их на помойки…
Мне кажется, что пока Русская Православная церковь не осознает своей причастности победам и ошибкам российского, советского народа, на протяжении семидесяти лет после Революции, пока не признает, уже сегодня, преемственности той церкви, которая в лице Патриарха Тихона признала советскую власть, а потом, будучи гонимой, помогала переживать трагическую годину вражеского нашествия на нашу Родину (вспомните колонны танков, собранных на пожертвования церковных приходов и уходивших прямо с заводов на фронт), дотоле будет продолжаться это двойственное состояние самооправдания – самообвинения, подрывающее авторитет духовной власти.
В такое состояние русских людей и русскую церковь хитро потеснили идеологические провокаторы, в том числе внутри Союза, а потом и в Российской Федерации.
Они продолжают это делать и сегодня, часто по незнанию народной истории и исходя из обиды, а не из признания собственной вины, что и застилает их глаза туманом мстительности…
 Мне кажется, что надо Русской Церкви, свои  действия перед Революцией, в своем преклонении перед Кесарем, а часто и олицетворения себя с Кесарем, а не с Божиим народом, осудить и признать свою вину перед народом, как это сделал Патриарх Тихон и отторгнуть от себя, и из себя, обиду на этот народ. (Вспоминается цитата из Библии, в которой говориться, что «Без соизволения Бога, ни один волосок не упадёт с нашей головы». Невольно задаешь себе вопрос, как бы смогли случится гонения, если бы Бог их не «попустил», по тем или иным причинам).
Есть и ещё один аргумент. Ведь Святитель, партиарх Тихон, призвал Русскую православную церковь в своём послании, не противиться советской власти, правда уже в 1923 году.
Многие сегодня утверждают, что его «принудили» большевики. Но как же можно это говорить по отношению к Святому старцу, и к Главе Русского Православия на тот момент?
Утверждать такое, значит исходить из сегодняшней ущербной нравственности, которая позволяет оправдывать и отступничество и сребролюбие и раскольничество, в том числе и у духовенства. Но как эти «ревнители» православия, могут предположить, что Патриарх Тихон был на подобное двоедушие способен?
 На мой взгляд, Патриарх, размышляя и переживая случившееся в России, исходя из опыта служения в Православой Епархии, в процветающей уже тогда Америке, осознал необходимость перемен в российском обществе и признал их, потому что они отвечали во многом и учению Иисуса Христа. Вспомните слова Христа: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное» и ещё «Для грешников пришёл я в этот мир, а не для праведников. Ибо врач нужен не здоровому, а больному».
Мне кажется, что такое осуждение Патриарха Тихона, фарисеями – образованцами, исходит прежде всего из современного принципа – «сужу всех по себе». Мне кажется, что верующие православные должны отвергнуть такие мнения, исходящими из стана современных «образованцев».
Если этого не сделать сегодня, то будут вечно длится и упрёки в сотрудничестве с «антихристом», вновь и вновь будут возникать провокации, губительным образом сказавшиеся и сказывающиеся на единстве не только Русской православной Церкви, но и на единстве русского народа, и на жизнеспособности российского государства.
Это необходимо сделать, чтобы выбить из рук провокаторов орудия разделения и лжи. Чтобы сегодняшние поколения Российских людей знали правдивую историю, человеческой трагедии, произошедшей с Российским народом и государством в двадцатом веке, знали бы о подвигах и ошибках их дедов и прадедов, как со стороны «красных», так и «белых»...
Надобно также учесть, что сегодняшняя церковная жизнь, и в России и за рубежом, нуждается в этом покаянии, исходящем из чувства вины, а не только обиды. Это необходимо, чтобы с учётом прошлых ошибок, строить новую христианскую жизнь по Заветам Христа, а не по законам Кесаря, и не отделятся от народа Божия, ибо он и есть носитель истины… Я бы сказал больше – клир может ошибаться – народ никогда!
Для этого и задумывалась эта работа…

… В семидесятые  годы девятнадцатого века, в Русском Православии в очередной раз разгорелась борьба, между консерваторами, сторонниками «обратного хода», то есть возврата к официозному догматизму, с движением обновления и идеями реформирования Русского Православия…
Одним из вождей этого обновления, которое должно было привести к своеобразной реформации Православия, впоследствии, являлся русский православный философ Владимир Соловьёв…
Значительное место в борьбе этих двух течений занимали идеи Владимира Соловьёва о значении Предания, «как определения с новой точностью и вяжущей авторитетностью наследия Духа Святого и учения Евангелистов и Апостолов».
«Догматическое развитие – говорит Соловьёв, - как «залог веры», оставаясь в себе совершенно неприкосновенным и неизменяемым, всё более раскрывается и уясняется для человеческого сознания».
И добавляет: «Православие держится не одною только стариною, а вечно живым Духом Божиим»
Нечто подобное, говорил на несколько десятилетий ранее Алексей Хомяков: «Прямые и явные решения вселенской Церкви имеют для нас не одно формальное значение и не внешний только авторитет. Мы видим здесь реальное и живое проявление богоутверждённой власти, обусловленное реальным и живым действием Духа Святого… Каждый истинный член Церкви сам нравственно участвует в её решениях, доверием и любовью к великому богочеловеческому целому в его живых представителях. Без этого нравственного участия самой паствы, самого народа Божия, в догматических актах вселенской Церкви и пастыри не смогли бы проявить надлежащим образом свою духовную власть, и самый Дух Божий не нашёл бы в Церкви того сочетания любви и свободы, коими привлекают Его действия…
Развитие церковного вероучения (в связи с общим развитием Церкви) есть не теория, а факт, который нельзя серьёзно отрицать, оставаясь на исторической почве».
 Георгий Флоровский по этому поводу говорит о позиции Владимира Соловьёва: «Только историческим или «генетическим» методом и можно построить систему церковного богословия».
О методической отсталости тогдашних русских догматиков, говорит также профессор А.И. Введенский: «Догматика, идущая навстречу современным запросам, должна поэтому постоянно как бы заново создавать догматы претворяя тёмный уголь традиционных формул, в прозрачные и само светящиеся камни истин веры».
...Шестидесятые годы девятнадцатого столетия ознаменовались попытками сближения Церкви с жизнью.
На мой взгляд, основной причиной таких нравственных движений, было осознание несоответствия тогдашней официальной русской православной Церкви и Заветов Иисуса Христа.
Страна, и церковники начинали просыпаться от догматической летаргии и просвещённый класс, интеллигенция, наконец попытался сблизить Его Заветы с реальным российским бытом.
Существование двух культур, барской и народной, существование двух православий – народного и господского уже не могли больше мирно сосуществовать.
Однако, преодоление этого разрыва, этой пропасти, разные люди видели по разному...
Тот же Соловьёв, предлагал, воцерковить культуру, поставить власть Христовых Заветов над миром, над бытом, и называл это «теократией».
Второй путь был путём приспособления Церкви к светской культуре, сближение народа и господ, под водительством Церкви. Иначе говоря, в то время, идеи русской реформации начинали захватывать умы «либерального» священства и верующих…
Третий путь – это путь радикальной социальной революции по рецептам давно испробованным и принесшим «сладкие» плоды массовой культуры и просвещения на Западе. Начинают возникать революционные кружки, часто чисто либерального толка, и вызревает идея, «хождения в народ», которая также отчасти, связаны с религиозным просвещением.
Как пишет Г. Флоровский, - «Во второй половине девятнадцатого века, в духовных академиях и даже в семинариях тоже витал дух богословского Реформаторства, часто немецкого или английского образца. Нравственное богословие читали по Палмеру, Роте, Зайлеру, Штапфу…(Г. Флоровский. «Пути русского богословия»)
Стали обращать большое внимание на воспитание в пастырях «нравственных обязанностей». Это «обмирщение религиозности» было ответом на духовные и нравственные запросы тогдашнего русского просвещённого слоя, но оно           натолкнулось на сопротивление «традиционалистов», которые стремились сохранить старые отношения и тем самым защищали монархизм и сословное разделение…
 Очевидно было, уже тогда, что если Церковь не услышит «новых вызовов и запросов», то для неё уготовано трудное и даже трагическое будущее…
… Это противостояние выразилось в появлении, книги протоиерея, ректора Петербургской академии И. Янышева, которую даже академический совет Академии не одобрил, а Синод, вовсе отказался её рассматривать. Знаменательно и название его рукописи: «Состояние учения о совести, свободе и благодати в православной системе богословия и попытка к разъяснению этого учения». Это название, можно считать главной цитатой из этой рукописи, которая по сути: « есть, прежде всего, оправдание мира». (Г. Флоровский).
 Янышев писал о том, что «земные блага» – приемлемы, как среда, вне которой невозможно нравственное возрастание. Такой взгляд, на мир, не устранял монашеского аскетизма, но сводил его к воспитанию воли и характера, применяемых для благоустройства мира…
Отсутствие такой воли и характера, отмечается и в сегодняшнем русском православии!
Значительно позже, Василий Розанов, писал в предисловии к книге «В тёмных религиозных лучах»: «Пробовали и пробуют соединить христианство с социализмом: нет большей противоположности! Социализм весь в крепкой уверенности о земле. Христианство же есть полная безнадежность о всём земном. Социализм хлебен. Евангелие – бесхлебно. Социализм – день, когда все предметы имеют точные свои размеры, и точный свой вид; христианство же – ночь («Се Жених грядет в нощи-) когда предметы искажены, призрачны, невидны в реальных очертаниях и зато приобретают громадные, фантастические формы…
Пока думалось, что так как христианство есть белый простой свет благожелательности к человеку, и социализм также «белый простой свет» благодеятельности, то отчего же им и не «совпасть»? «Оба желают добра человеку»…
Но социализм хочет сытого человека, - у которого труд, и сон без сновидений.
Христианство прежде всего хочет сновидений, оно хочет плачущего человека, любящего свою печаль.
Разница - в корне вещей, и – несоизмерима»…
… В противовес,  протестантским по сути взглядам Янышева, ученики строгого монаха  - пустынника Паиссия Величковского, незадолго до того, начали строительство старческих скитов и пустынь, монашествующие «насельники» которых, привлекали толпы простого народа, ищущего утешения, но и русскую передовую интеллигенцию: писателей, философов, критиков.
Достаточно вспомнить Фёдора Достоевского с его ожиданиями пришествия «Русского инока», Владимира Соловьёва с его идеей теократии, Страхова и даже Льва Толстого. Все жаждали утешиться и укрепиться в буре жизненных страданий и невзгод, с помощью старцев найти цель и смысл человеческого существования…
Тогда же, в русской духовной жизни появилось понятие «старчества», в котором увидели антитезу официальной церкви и официозному православию! 
И Оптина пустынь, была по тем временам не единственной таким местом в России.
… Конец девятнадцатого столетия проходил под знаком возрождения старчества и Серафима Саровского, можно считать предтечей этого движения, вдохновлённого учением старца Паиссия Величковского.
Это тоже было порождено исканием духовного идеала, попытками восстановления христианской личности в обществе, во многом уже забывшем Христовы Заветы и живущем по инерции, так, как «жили наши предки»…
 Серафим Саровский говорил: «Истинная же цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа Святого Божиего».
Других целей не существует и остальное в жизни есть только средства для достижения этого. Этим самым, Серафим Саровский, сознавал он это или нет, противопоставлял совесть и добротоделание – духовности и получению благодати Духа Божия…
Я уже говорил, что на борьбу течений в Русском православии можно смотреть, как на попытки примирить и даже объединить христианство и монархию, крепостничество и Иисуса Христа и этим избегнуть драматического противостояния и возрастающего напряжения и разрыва между ними.
Часто, в России, такие самые возвышенные по форме и содержанию движения – были всего лишь желанием или попыткой, «замостить» пустоты и провалы    между «казённым» догматизмом и запросами реальной жизни, необходимостью устранения противоречий между Заветами Христа и реальной жизнью и бытом Российской монархии…
У Серафима Саровского, ввиду его особенной духовной одарённости и образа жизни, невольно умаляется эффект добрых дел и возвеличивается благодать Духа Святого. Недаром, Саровский стал «героем», которому стали поклоняться и царь и окружающие его аристократия и чиновники. 
Этот византизм и идеология старчества, несмотря на благие намерения, приводят в тупик социальную жизнь большинства, подменяя её личным, индивидуальным спасением, и таким образом противоречий не разрешает, а со временем только углубляет их…
Незадолго до Революции, смертная казнь от имени власти стала обычным явлением и в этом зримо проявились растущие неразрешимые противостояния христианских принципов и феодальной, царской единоличной власти Кесаря и над Церковью, в том числе.
Светская власть, монархия, провозглашая на словах православную веру, как спасение для русского народа, на деле вводила законы антихристианские. Показательный случай – узаконение дуэлей в русской армии…
Серафим Саровский был канонизирован при Николае Втором и при его прямом содействии, в момент открыто проявляющегося кризиса русского общества и в атмосфере надвигающейся Революции…
… Многие церковные деятели, например Игнатий Брянчанинов и Феофан Затворник (Говоров), с разных позиций, но очень трезво и скептично относились к деятельности официальных церковных властей, понимая  и чувствуя веяния времени.
Георгий Флоровский приводит строки из записок В. Палмера, о Сергиевской пустыни, где Игнатий Брянчанинов был настоятелем. Запись относится ещё к 1840 году. Палмер пересказывает разговоры, скорее всего с настоятелем, о внутреннем кризисе русского духовенства: «Россия, пожалуй, находится недалеко от взрыва в ней еретического либерализма. У нас есть хорошая внешность: мы сохраняем все обряды и символ первобытной Церкви; но всё это мёртвое тело, в нём мало жизни. Белое духовенство насильно сдерживается в лицемерном православии только боязнью народа»…
Интересен афоризм Брянчанинова, который, отчасти иллюстрирует некоторую привычную для Российского духовенства тенденцию осуждения учёности и знания: «Учёность – светильник ветхого человека»…
…Феофан Затворник перевёл на русский язык «Добротолюбие», в пяти томах, а ранее издал книгу «Путь к спасению»  в которой учение о христианской жизни старался перестроить на началах святоотеческой аскетики. В суждениях и оценках он был свободен и широк, особенно после поездки в Палестину, к Гробу Господню…
 Он рано ушёл на покой и затворился, но из «запора», внимательно следил за тенденциями в русской церкви и обществе и с опаской говорил «того и гляди, что вера испариться… Попы всюду спят… Через поколение, много через два иссякнет наше православие…»
Феофан Затворник призывал к хождению «в народ» церковных людей и говорил: «Поджигатели должны сами гореть. Горя ходить повсюду и в устной беседе зажигать сердца».
Из своего затвора он очень строго критиковал рутину священнической службы в России и ошибки переводов в богослужебных книгах: «иные службы у нас такие,что ничего не разберёшь… Наши иерархи не скучают от нелепости, потому что не слышат сидя в алтаре, … потому не знают какой мрак в книгах и это не почему другому, как по причине отжившего век перевода…
Феофан в критике не стеснялся говорить своего мнения: «Книги богослужебные по своему назначению должны быть изменяемы».
Исходя из своего опыта монашества, он говорил замечательные слова: «Один Бог да душа – вот монах»… Важно: «умное предстояние Богу в сердце» - это как молитва без слов. «Своя из сердца молитва делает ненужной молитву читательную».
Феофан, из своего одиночества очень тонко понимал сущность христианства в предстоянии души Богу, в покаянии или в молитве перед Христом: «Вся надежда тогда Спаситель и отсюда непрестанное: Господи помилуй»…
… В конце века, в народе возникло острое желание найти свой, подлинно христианский путь и противопоставить его равнодушию официальной церкви, погрязшей в компромиссах с Кесарем. Поэтому наверное, сектантство стало обычным в среде простых людей, но и в среде аристократов. Можно сказать, что когда вода в привычных и узаконенных «духовных колодцах» не утоляет жажды любви, справедливости и чистой святости., тогда её ищут в сектантстве. Об этих религиозных движениях и сектах писали в те годы многие известные русские писатели: среди них Лесков, Пришвин, Андрей Белый...
Сектантство было попыткой освободиться от давления «неправильной» официозной церкви, оправдывающей неправду угнетения и деления «овец стада Христова» на «первых» и «последних»…
Простые люди искали «правды» и не принимали неправды существующей в привычной жизни. К этому присоединялось надрывное чувство апокалиптического конца, жажда обращения в подлинную справедливую веру и перелома жизни в сторону добра и справедливости…
Секты и движения всех религиозных оттенков, наполнили страну!
Но это были верования «ночные», тайные, о которых говорили и рассказывали шёпотом. Тут был и духоборы, и баптисты, и хлысты, и «странники», и адвентисты, и штундисты, и молокане…
 Самое замечательное, что и в аристократических кругах, официальное православие не удовлетворяло многих и по сути, они не были уже православными, хотя исправно ходили на службы и даже постились. Взять хотя бы движение «пашковцев», «толстовские» коммуны и всякого рода оккультизм, который был распространён и среди особ царской фамилии…
… Высшие слои российского общества привлекли проповеди лорда Рэдстока. Это была пропаганда «духовного возрождения», пробуждения сердца, возбуждения добрых христианских чувств и апокалиптических настроений.
Русские последователи Рэдстока, основали в 1876 году «Общество поощрения духовно-нравственного чтения». В членах этого общества ходили и барон М. Корф, и граф А. Бобринский, и князь М. Дондуков – Корсаков и даже Н. Лесков. Возглавлял общество В. А. Пашков… Общество занималось филантропией, его члены, томимые жаждою доброделания, посещали тюрьмы и читали библию заключённым…
Как пишет Гергий Флоровский: «Сперва новые проповедники не отделялись от Церкви открыто. Но очень скоро начинает расти сектантская исключительность и, завязываются связи с другими сектами… Власти вмешиваются. Молитвенные собрания «пашковцев», были запрещены и главным деятелям «Общества», в 1884 году пришлось уехать из России…»
Развитие сектантских настроений, свидетельствовало о тяготении многих верующих христиан к реформированию официального православия!
 На эти же годы, приходится начало и развитие влияние идей графа Льва Толстого.
Толстой написал замечательную «Исповедь», в которой описал свой духовный кризис, трагические поиски выхода из него, поиски смысла жизни  и «преображение». Основные выводы преодоления кризиса были: «Знать Бога и жить – одно и тоже. Бог и есть жизнь. Живи отыскивая Бога и тогда не будет жизни без Бога»
Уже тогда, когда ему было двадцать четыре года, Лев Толстой писал в дневнике: « Верую в единого, непостижимого, доброго Бога, в бессмертие души и в вечное возмездие за дела наши. Не понимаю тайны Троицы и рождения Сына Божия, но уважаю и не отвергаю веру отцов моих»…
 Следующим этапом духовного становления Толстого, было развитие христовой теории «непротивления злу насилием» которое и стало основой его учения об опрощении, работе в деревне и братском общении в коммунах…
Всё его мировоззрение, было своеобразной борьбой с «неправильной» историей человечества, и жаждой Реформации в Русском Православии. Этой борьбе за внеисторического Человека, созданного по Христовым Заповедям, привела к трагедии «ухода» писателя и смерти, в самом конце его жизни…
Семейные разногласия, были только конечной причиной, этого «возвращения» к «идеалам молодости», несогласия с современностью и «несправедливой» историей мира…
По сути, это же происходило со всеми сектантами, вне зависимости от их образования и социального статуса.  Их «уход», от традиционной, но не удовлетворяющей духовные запросы веры, был протестом против несоответствия слов, делам. Смешно было бы сегодня пророчествовать, но мне кажется, однако, что на Страшном Суде, всем этим «искателям», жажда правды и вера в идеалы добра и справедливости – зачтётся!
 Хорошо сказал о «толстовстве» Митрополит Антоний Храповицкий: «Не мудрена система переделанного Евангелия, её также просто опровергнуть, как и многие другие заблуждения, но все они будут страшно заманчивы и заразительны, пока Православие будет существовать только в книгах, да в проповедях, а осуществляться лишь в деревенской глуши, да в пустынях Валаама и Афона»…